Был поздний зимний вечер, он возвращался с работы домой, немолодой одинокий педофил шел в свою пустую квартиру, туда, где его никто не ждал. Все в его жизни было в прошлом, он ниначто уже не надеялся. Прекрасные мальчишеские рожицы, когда-то будоражащие кровь, теперь лишь вызывали глухую боль в душе, и жизнь тянулась больше по привычке.
Войдя в свой подъезд, мужчина неожиданно услышал в закутке, под лестницей, тихое всхлипывание, несомненно, плакал ребенок. "Кто тут?" - спросил он, заглядывая в темноту. Огонек зажигалки высветил два испуганных глаза на зареванной рожице. "Выходи", - сказал он твердо, беря ребенка за курточку и вытаскивая на свет. В следующую минуту у него перехватило дыхание, из под лестницы вышел ангел. Мальчик лет десяти, с вьющимися белокурыми волосами с огромными голубыми глазами на прекрасной чумазой мордашке. Именно о таком зайце мечтал он бессонными ночами, мальчик из самых прекрасных снов, мальчик которого он уже не надеялся встретить в жизни. "Кто ты, откуда? - хриплым, от волнения, голосом спросил он - Что ты тут делаешь?" И тут произошло такое, что окончательно растопило многолетний лед, сковывающий его душу, ангел заревел во весь голос и уткнулся ему в куртку. Не задавая больше вопросов, он нежно обнял ревущего малыша за хрупкие плечи и повел к своей квартире. От волнения тряслись руки, и он даже не сразу попал ключом в замочную скважину. На пороге мальчик задержался, казалось, он чего-то ждал. "Ну чтоже ты, входи", - позвал его удивленный мужчина. Ребенок перестал плакать, лицо его неожиданно осветила странная неприятная улыбка, он вошел в квартиру и захлопнул за собой дверь. Продолжая улыбаться, поглядел на, опешившего от такой смены настроения, мужчину. "Посмотри мне в глаза!" - сказал он твердым голосом, в этом приказе было столько силы, что мужчина не смог сопротивляться. Их взгляды встретились, он почувствовал, что растворяется в глазах мальчика, два дьявольских огонька, светившихся в них, лишили его и воли и сил. Последнее, что увидел несчастный, теряя сознание, то что мальчик открыл дверь. На пороге стояли еще несколько таких же ангелов, их прекрасные глаза светились жадным нетерпением. Скаля острые, хищные зубки, они вошли в квартиру и повизгивая, толкаясь бросились к распростертому на полу телу.
Когда жертва перестала биться в конвульсиях, когда из нее была выпита последняя капля крови, прекрасный, похожий на ангела мальчик вытер ладошкой окровавленный рот, довольно улыбнулся и сказал: "Как замечательно, что сушествуют эти педофилы, что бы мы, зайцы, делали без них? У кого пили бы кровь?!"
Зайцы-вампиры
В ночь полнолуния древний пещерный храм в горах Таврики звенит от веселых мальчишеских голосов. В эту ночь они могут просто побыть беззаботными детьми и отдохнуть от кровавой охоты. Потому что все они -- зайцы-вампиры.
Их всегда 12. Тысячи лет они истребляют торговцев и насильников, чья грязная похоть зажигается от чистой мальчишеской красоты.
Каждого из них привела в эту пещеру горькая судьба раба, соблазнительного товара на огромном невольничьем рынке Кафы.
Но мрак и холод их вечной жизни согревают светлые образы друзей.
Эти образы оживают в их рассказах в ночь полнолуния.
Вилли и Джулиан
Вилли соскочил с повозки, въезжавшей вслед за другими в замкнутый двор замка. Он знал, что все и так сделают без него, в конце концов, его парни давно уже научились от него всему и даже намного опередили его. Теперь он всего лишь пишет пьесы, а все остальное происходит само собой.
Ему непременно надо было искупаться, смыть дорожную пыль и освежить мозги. Какие-то обрывки мыслей и картин мешали ему заснуть уже много ночей, но он знал, что только неожиданная встреча запустит этот клубок с горы его воображения, и он начнет тяжелеть и ускорять обороты, наматывая все новые слои из глубин сознания.
День был замечательным и необычно жарким и ясным даже для середины английского лета. Цвет неба скорее напоминал об Италии, легкие белые облачка своей чистотой приятно оттеняли синеву, а зеркало спокойной реки среди скалистых берегов чудесно отражало эту небесную глубину.
Вилли быстро шел по берегу, хотя давно уже мог окунуться. Ему всегда хорошо думалось на скором шагу, хотя некоторых его важных собеседников это попросту выводило из себя. Берег изгибался, открывая то одну то другую компанию рыбаков или купальщиков. Но они раздражали Вилли или грубыми манерами, или туповатыми лицами. На представлениях он легко заставлял себя любить всех - и глупых, и грубых, и некрасивых, но сейчас он мог выбирать.
Его внимание привлекла собака, он видел таких в Швейцарии, хотя, конечно, это не был настоящий сен-бернар, разве что на четверть. Но доброе выражение морды, яркий рисунок шерсти и мощь тела не могли не вызвать его восхищения. Ее хозяином был кто-то из двух мальчишек, лежащих на камнях.
Вилли подошел и спросил что-то о воде и о том, безопасно ли здесь прыгать. Почему-то он уверен был в расположении собаки; лаяли на него обычно только жалкие шавки, а сильным боевым собакам, вероятно, нравился его запах. Хоть и не молод он был, но мужской силы было не в меру, а животные это уважали.
С мальчишками было еще проще. Вилли привык, что все здороваются с ним первыми, ведь на ярмарках и городских праздниках он вел представления сам.
Теперь уже он не смотрел на собаку, точнее она стала лишь дополнительным украшением своего хозяина. Это был стройный мальчишка лет 14, и Вилли не мог отвести взгляда от его распухших розовато-коричневых сосков.
Волшебная сила юности, таинство пробуждения мужской мощи, невинность и чистота, жажда открытий мира и себя -- это ли, или что-то большее напомнило ему о его собственном детстве, таком далеком и таком вечно живущем в нем.
Необъяснимое его желание оставаться подростком, сохранять те же манеры (а по правде сказать, копировать движения, словечки и стиль одежды нынешних мальчишек) делали его одиноким и непонятным для людей его положения и достатка. Впрочем, он не страдал от этого.
Он болтал с обоими мальчишками, все еще не зная их имен. Достаточно было и того, что они узнали его и не скрывали своего восхищения его парнями. Работа ремесленника или крестьянина, конечно, не могла сравниваться с актерской игрой. Да и как работа в сознании мальчишки может превзойти игру? Звон шпаг и громкая веселая музыка, свет факелов и сияние фейерверка, танцы и акробатика. Его мир, его "Глобус".
Хотя Вилли, безусловно, уважал людей рутинного труда, жадных лавочников и жестоких феодалов -- в их мире он был всего лишь яркой побрякушкой, они могли потратиться на нее от скуки, но могли и пройти мимо.
Их надо было постоянно ворошить и возбуждать их удивление.
Второй мальчишка тоже что-то говорил, но Вилли с вежливой улыбкой пропускал это мимо ушей. Он отдавал себе отчет в том, что грех любить только красивое, но в его работе это только помогало, а работа для него была самым важным в жизни. Собственно, он всегда работал, даже сейчас, раздеваясь для купания.
Он уже искал для этого мальчика с гибкой тонкой талией и длинными ногами место в своей жизни, а значит - в "Глобусе". Но в их игре быть только красивым не значило ровным счетом ничего.
Джулиан с готовностью взлетел над водой ласточкой, почти без брызг вошел в нее и сразу вынырнул. Джесси бросилась за ним, и вот уже они оба быстро плывут к берегу, мелкие капли воды бриллиантами сверкают на их одинаково длинных ресницах. Вилли теперь не видя сосков Джулиана, наконец-то замечает какие у него удивительные, цвета крепкого чая, глаза, и как чудесно улеглись его мокрые волосы. Такая форма головы, безусловно, признак знатного древнего рода.
Джулиан, действительно, мелко и смешно дрожал. Джесси, отряхиваясь, подняла целое великолепное облако сверкающих капелек, а потом подбежала к сидящему с высоко поднятыми коленями хозяину и лизнула его сжавшуюся от холода, но достаточно взрослую уже, мошонку. Джулиан засмущался, резко сдвинул коленки и отогнал собаку.
Второй мальчишка все это время почти не прекращая говорил что-то о том, что и он хотел бы фехтовать, и что у него уже получалось. У него были белесые волосы, брови и ресницы, светлые, чуть косящие глаза, сложение в общем неплохое и даже вполне длинные ноги (Вилли своими был очень недоволен), но тело какое-то бесформенное, полноватое. Зато он и не мерз, видимо, никогда.
Джулиан продолжал трястись, и колени его то открывали, то закрывали ушедший далеко "в себя" хоботок.
Вилли сам подошел и легко уложил мальчишку на свой плащ. Среди камней не было таких, чтобы можно было вытянуться во весь рост, так что в конце концов Вилли сел, вытянув ноги между двух камней, а Джулиана уложил перед собой поперек. Его большие ладони с очень мясистым основанием больших пальцев (признак чувственной силы) растирали и гладили мокрую спину, покрытую "гусиной кожей".
После разогрева, Вилли стал "прокалывать" по обе стороны от хребта указательными пальцами, надавливая на них для тяжести еще и средними. Этому он научился в Чайна-тауне.
Джулиан молчал - вначале просто от зубного стука, а потом затих уже по другому, ровно и медленно дыша. Незнакомые чувства обволакивали его вместе с волнами тепла и непонятной энергией льющейся из сильных рук Вилли. Он уже ничего вокруг не видел и не слышал, кроме слов этого мужчины, который казался ему всего лишь мгновения назад столь же далеким и недосягаемым, как звезды.
Никогда еще в своей жизни он не слышал таких интересных слов, а ведь это были не сказки и не выдумки из ярких дешевых книжек, и не мальчишеское вранье, которым они с друзьями развлекали себя. Каждодневная жизнь этого человека была наполнена приключениями, а его друзья были так ловки и так ярко одеты. Как бы хотел он хотя бы только смотреть на эту жизнь чуточку поближе, чем это дозволялось публике.
Вилли, выравнивая тело мальчика, все-таки прикоснулся на мгновение к столь желанным для него соскам. "Как у 12-летней девочки", - пронеслось у него в голове. "Девочке из аристократического рода, девочке живой и чувственной... Ну не в Англии, конечно, откуда здесь такие? Пожалуй, Италия... Джули.. Джулия... Джульетта. Пусть будет Джульетта Капулетти."
Вилли глубоко воткнул пальцы примерно посередине каждой поджарой половинки ягодиц Джулиана.
Ладони затем пошли поочередно к центру, ко впадине персика, как бы разогревая этот вожделенный плод. Но холода давно уже не было. Плод созрел и таял в ожидании укуса.
Впрочем, надо было уже прекращать с этим слишком уже близким знакомством двух тел, да еще и на глазах у второго мальчишки, который и так уже явно страдал от своей ненужности.
Джулиан первый раз посмотрел Вилли прямо в глаза. Но Вилли быстро отвел взгляд и стал торопливо одеваться.
Вилли все-таки не удержался и погладил его соски.
* * *
6 января 2000 года
19.57
А надо ли писать продолжение?
Ваше мнение Вы можете написать на
mazaj@inbox.ru или пообщаться по мной на форуме.
Last-modified: Thu, 27 Jan 2000 06:04:09 GMT