---------------------------------------------------------------
© Copyright Ольга Лебедева
Email: slebedev@gol.ru
WWW: http://www.chat.ru/~lebedeva/
Date: 1 Feb 1999
---------------------------------------------------------------
В том, что я родилась крысой, нет никакой трагедии. "В каждой твари
есть дыхание Господа". Так говорил мой учитель. Гораздо хуже то, что я
родилась умной крысой. В той четко очерченной жизни, которую ведут мои
соплеменники, для меня нет ничего интересного и непредсказуемого. Поэтому с
самых первых недель своего существования я старалась вырваться из подвала в
поисках свежих впечатлений, чем изрядно пугала родителей. Ко мне вообще
всегда было особое внимание. Дело в том, что я родилась белой. Совершенно
белой, ослепительно, "кипельно", как говорил мой учитель. Все в нашей
колонии были грязно-серые, а я родилась белой. Это сразу же было отмечено
вожаками как признак избранности, и моя мать тряслась всякий раз, когда я
отправлялась на свои прогулки по дому. Она не учитывала, что ее Бэла - так
меня назвали - очень умная и осторожная. Однажды перед домом в течение суток
валялся труп одного из старейших крысов, раздавленного автомобилем. Увидев
задранную кверху безжизненную морду с высунутым языком и развороченный живот
с торчащими кишками, мать потом так и не смогла отделаться от навязчивых
воспоминаний и боязни, что нечто подобное может случиться с кем-нибудь из ее
близких. И на первом месте в списке кандидатов всегда стояла я.
Как только я оторвалась от мамкиной груди, я стала ходить на беседы к
своему учителю - старому крысу по кличке Гей. Он рассказывал мне о мире, в
котором мы живем, о людях, ставших главными на земле, о нашем антагонизме с
человеческой цивилизацией и вместе с тем - нашей зависимости от нее. Его
рассказы, как я теперь понимаю, были достаточно скудны, потому что,
вырвавшись из подвала, я увидела столько интересного, нового и загадочного,
что уроки Гея кажутся мне жалкими конспектами подлинной жизни на земле. И
все же я ему благодарна за все. Гей был по-своему мудр и независим, в
отличие от многих других крысов, примитивных, как бы запрограммированных на
еду, сон, соитие и смерть.
Подвал, в котором расположена наша колония, принадлежит большому, не
очень старому дому. Когда я еще только начинала свои путешествия по его
этажам, меня тянуло бессознательное любопытство. Только потом, позже, я
поняла, что самое интересное и важное изо всех занятий в жизни - изучение
людей. Потому что, как бы вам сказать?.. Конечно, многие из них мало чем
отличаются от крыс. Так же бессмысленно проводят свои дни и так же
бессмысленно их заканчивают... Но среди людей встречаются такие типы, на
изучение которых не жаль положить весь свой разум и время, отпущенное Богом.
У нас, конечно, такого нет. Жаль, что крысы не владеют письменной культурой.
Я могла бы оставить многочисленные записки о человеческих характерах и
отношениях между людьми. Дом был поделен на небольшие ячейки - квартиры. В
каждой такой квартире был свой особый запах, свои звуки и предметы, своя
атмосфера. Наблюдая иногда по целым дням жизнь квартир из вентиляционного
окошечка, я узнавала много нового, слушала разговоры людей между собой, их
ругань или любовь, читала вместе с ними газеты и книги, смотрела телевизор.
Передо мною открылся целый огромный театр, в котором происходят драмы
вперемежку с фарсами, подлость оборачивается добром, а благие намерения -
катастрофой.
Были квартиры, где я особенно долго пребывала. Одна из них находилась
на втором этаже. Там жила семья: мать, отец, двое детей и огромная собака.
Через некоторое время появился третий ребенок и черепаха. Если бы не
интересные книжки, которые были у них, и не замечательные пластинки с
музыкой, я б давно сбежала оттуда, потому что такой безалаберной жизни ни у
кого в доме больше нет. Собака, поначалу пугавшая меня своими размерами,
оказалась безобидной и бестолковой, как и ее хозяева. Когда хозяйка слушала
Первый концерт Рахманинова, собака начинала так душераздирающе выть, что
заглушала музыку. Когда люди уходили из дому, эта здоровая тварь забиралась
на родительскую постель, клала голову на подушку и спала целый день,
сотрясая стены храпом. А я в это время сидела с черепахой, которая угощала
меня своей едой. Обычно мы с ней во время трапезы обсуждали проблему
неравномерности времени как категории мироздания. Потом приходили все
остальные, и начинался бардак. Я уходила к себе.
Другой квартирой, где я любила подолгу сидеть, была 63-я. Она
располагалась на одиннадцатом этаже. Там была замечательная атмосфера. После
своих посещений этого дома я как будто здоровела и свежела. В этой квартире
жила семья, состоящая из мамы, папы и дочери. Кроме них были маленькая
собака, попугай и рыбки. Животные поначалу боялись меня, а потом привыкли,
когда поняли, что мне, кроме чтения книг, ничего не надо. В этой семье я,
пожалуй, жила дольше всего. Сытно, спокойно, интересно, только хозяин все
время жаловался на что-то. Причем у меня было четкое ощущение, что свои
жалобы он адресует куда-то в воздух, потому что ответов ему не было нужно.
Однажды я решила подшутить над ним и на очередной риторический вопрос типа
"Когда это кончится?" или "Зачем я живу?" осторожно ответила ему из
вентиляции: "Юрий Рзаич, не гневи Бога." К моему изумлению, он внял моему
ответу. У нас завязался диалог, который потом повторялся вновь и вновь. Юрий
Рзаич вел со мною беседы, думая, что разговаривает с собою. Диалоги
получались интереснейшие, и может быть, в дальнейшем я их подробнее опишу, а
теперь я хочу рассказать о главном происшествии моей жизни.
Я заметила, что жители обеих квартир - той, что на втором этаже,
которую я мысленно называла "Бардак", и той, на одиннадцатом, которую я
окрестила "Тихая пристань", часто собираются в третьей квартире,
расположенной по соседству с "Пристанью". Там я еще не бывала. Когда я
впервые пришла туда, то ошибочно подумала, что в ней живут мать с дочерью и
двумя котами - белым и черным. Тогда я не знала, что есть хозяин этого дома,
часто куда-то уезжающий. Познакомившись с котами и пересмотрев все, что
стояло на полках, я отправилась дальше по дому и отсутствовала, наверное,
несколько месяцев. Настало лето. Как-то прекрасным теплым днем я пробегала
по лоджиям, перепрыгивая с перил на перила. Настроение у меня было радостное
и прямо какое-то воздушное. Я почти ощущала себя птицей. Прыгнув в очередной
раз с двенадцатого этажа на одиннадцатый, я вдруг остановилась, как
вкопанная. На лоджии за столом сидел Большой человек с бородой и что-то
делал. Рядом стоял магнитофон, из которого лились песни. В руках у Большого
человека мелькало что-то небесно-голубое. Я сидела на задних лапках,
скрестив передние, в застывшей позе и, не отрываясь глядела на него. Пела
музыка, голубые камешки в его руках сыпали нежные лучики, свежий теплый
ветерок овевал наши фигуры, и ко мне пришла... Любовь.
С того дня я проводила все свое время, сидя на этом балконе и
безотрывно глядя на своего кумира. Все его песни я уже знала наизусть, а
украшения из бирюзы, которые он делал, мысленно примеривала на свою белую
шкурку. Чувство, охватившее маленькую крысячью душу, было столь велико и
необычно, что порою мне казалось: я - человек, и ничто человеческое мне не
чуждо. Я буквально купалась в этой своей любви, не замечая вокруг никого и
ничего. Возвращаясь по вечерам в подвал, я не слышала шума канализации - это
были звуки восхитительных далеких водопадов, живописно украшающих скалистые
горы. Я не видела копошащейся массы своих соплеменников - это были поля с
васильками, ромашками и лютиками. Я не думала о смерти, что непременно
настигнет меня в одной из зловонных канав - смерти не было и не могло быть,
потому что есть только вечная любовь. Так пролетело лето.
В начале осени старейшины колонии решили выдать меня замуж. В мужья мне
определили Серого Ха-ха, молодого, жирного, проводящего всю свою жизнь на
помойке и отъевшегося, как кабан. Они постановили, что лучшей партии для
меня и быть не может. Моего согласия никто не спрашивал. Свадьбу назначили
на один из дней, когда в мусоропроводе ожидался большой приход арбузных
корок, а уборщица должна быть выходной. До срока оставался один день. И одна
ночь.
... В уснувшем доме почти не было звуков, кроме гудения
электропроводки, тиканья часов и храпа. Я поднималась очень медленно по
черной лестнице, отсчитывая ступени, как минуты. Вот и одиннадцатый этаж. Я
спрыгнула на пол, и проснулась черная кошка, зашипев на меня спросонья.
Когда она узнала меня, повернулась на другой бок и продолжила сон. Я подошла
к кровати, на которой спал Большой человек. На его груди свернулся белый
кот. Я тихонечко куснула его за лапку, он проснулся и непонимающе посмотрел
на меня. "Пусти" - только и сказала я ему. Белый кот спрыгнул и ушел к
черной кошке, а я забралась на грудь к своему любимому и легла. Это была
наша первая и последняя ночь. Где-то далеко лаяли собаки, прошли последние
электрички, тяжело вздохнул трубами очаковский завод, заскрежетал тормозами
запоздалый автомобиль. Осенняя ночь засасывала в себя подобно огромной
черной дыре все звуки и жесты дневной суеты... Большой человек мирно дышал,
убаюкивая меня. Один раз он вдруг проснулся, слегка приоткрыл глаза, но тут
же закрыл их снова, ласково пробормотав: "Мявсон", и положил на меня свою
ладонь.
Я не заметила, как стало светать. Ко мне подошла черная кошка и коротко
сказала: "Пора". Я кинула последний взгляд на самого любимого мною человека
и спрыгнула на пол. Черная кошка смотрела с сочувствием и жалостью, потому
что знала все, что я сделаю дальше. Я прикоснулась к ней хвостом в знак
благодарности и вышла на балкон. Свежесть раннего осеннего утра обманчиво
манила началом жизни. "Главное - не думать" - сказала я самой себе и залезла
на перила...
Сколько раз я воображала себя птицей, но никогда не достигала такого
восторга, как теперь. Мне показалось, что у меня выросли крылья, и я даже не
почувствовала удара о землю. Поэтому до сих пор я улетаю. Все дальше и
дальше.
Last-modified: Sun, 16 May 1999 08:28:59 GMT