Владимир Куковякин. Моменты одной жизни (провинциальной)
---------------------------------------------------------------
© Copyright Владимир Куковякин
Email: vladsit@log.philos.msu.ru
Date: 13 jan 99
---------------------------------------------------------------
В один прекрасный день я решил перебраться жить поближе к
университету и снять комнату где-нибудь недалеко, что бы можно
было добираться пешком. Ежедневный битком набитый транспорт не
очень вдохновляет на учебу, и вот, узнав адрес в одной из газет, я
пошел договариваться с хозяевами. Дверь мне открыла старуха, судя по
виду которой, можно было смело утверждать, что спиртные напитки
ей не чужды. Однако, несмотря на это, она была абсолютно трезвая и в
лице ее чувствовалось что-то доброе или лучше сказать благородное.
- Вы, наверное, их университета?
- Да, по поводу комнаты.
- Проходите.
Она показала мне комнату, стостоящую их старой железной
кровати, правда недавно покрашенной, тумбы, пустого шкафа и двух
стульев. В доме были выцветшие деревянные полы и повсюду было
заметно присуствие нищеты. Мы остановились с бабкой на небольшой
оплате, она выдала мне ключ, и я ушел. Что меня сразу же удивило, то,
что она даже не замолвилась о паспорте, просто спросила мое имя и
выдала ключ. Верить в наше время незнакомым людям просто глупо,
но она, вероятнее всего, просто понимала, что у нее и красть-то
нечего. Это была обычная старушечья квартира, вся увешанная
старинными фотографиями с рельефными краями и плакатами с
героями максиканских телесериалов. Кухня тоже была не в лучшем
виде, но была в ней одна деталь, которая делал ее очень
привлекательной. За окном цвел миндаль и только начинал цвести
абрикос. Когда форточка была открыта в кухне стоял приятный,
нежный и сладкий на вкус запах весны.
На следующий день я перевез к ней свом немногочисленные
вещи и, можно сказать, окончательно въехал на новое место
жительства. Бабка представила мне своего пса Кузю, который
отзывался на кличку Сиси. В шутку она называла его "граф Сиси
Кэпвелл". Ее любовь к этой дворняге была просто удивительна. Он
спал у нее на подушках и ел все самое лучшее, что было у нее на столе.
Гулять она его не водила, и все свои дела он справлял не балконе, со
стороны которого из-за этого веяло не свежим воздухом, а мочой...
Вечером бабка зашла ко мне и сообщила: "Вова, со мной живут еще
племянница с мужем и дочкой, но не волнуйся, они, наверное,
переедут к себе скоро..."
И началось... Вечный несмолкаемый плач ребенка, гульбища с
танцами и пьянки-гулянки. Моя комната была самой дальней и чтобы
выйти утром из дома я проходил через общий зал, где вповалку на полу
спали друзья и подруги племянницы с мужем. Ребенком обычно
занималась бабка, которая работала вахтершей сутки через двое в
одном из общежитий города. Ладили они все в общем-то хорошо, хотя
иногда, конечно, случались конфликты.
В один прекрасный день, когда я вернулся их дома, куда езжу
по выходным, я зашел в свою комнату и увидел печальную картину: на
полу, а главное на кровати "граф Сиси Кэпвелл" изволил навалить
несколько кучь. В комнате стояла жуткая вонь и летали мухи.
Племянница чем-то занималась на кухне и так как она сделала вид,
что не слышит моих возмущений, мне пришлось убирать все самому.
Белье я отнес в ванную, а пол вымыл тряпкой. Бабки дома не было, она
с утра ушла на работу и пожаловаться мне было некому. Зазвонил
телефон. Племянница Лена подошла и сняла трубку.
- Да, да... Нет, он сам. Я сказала уже, что не буду убирать за
собакой. Все!..
Она постучалась ко мне.
- Вова, тебя к телефону.
- Олло, Вова, это ты?
Бабка долго извинялась, ругала Лену, которая не убрала в
комнате и, наконец, сказала мне взять чистое белье из шкафа.
На следующий день, когда я вернулся из университета, бабки
дома не было, а Лена разговаривала по телефону.
- Конечно, ты представляешь, так и сказала - что б духу вашего
здесь не было... Да! Это благодарность такая. Мы ее кормим, а в ответ
вот вам. Да она пса своего больше всех на свете любит, я его отравлю
когда-нибудь, это точно... Я ей готовлю, а она все это Кузу отдает. И
еще гонит меня теперь. Куда мне с ребенком, с Сережкой тлько жить
начали по-новой. На нашей квартире ведь опять начнется... Здесь он
как-то стесняется, все-таки людей разных полно. Сидит дома...
Она понизила голос.
- У квартиранта я должна дерьмо собачье убирать... Да я
терпеть не могу этого пса, я ей всегда говорила... Пусть он сам
убирает, его комната... Да, нет, конечно, я никуда не уйду. Пусть сама
с Кузей уходит, мы ее кормим...
Вечером у Кузи непонятно от чего случился полный упадок
сил. Он лежал на балконе, не в силах подняться, тяжело дышал и
пускал из носа кровавые пузыри. У бабки была настоящая истерика.
Она металась по всей квартире и орала, что если Кузька умрет, она
всех поубивает. Обзвонив все ветеринарные клиники и не добившись
ничего путного, она начала бегать по соседям в надежде на какой-
нибудь совет. Никто ничего не знал и она, прижав к себе собаку, весь
вечер проплакала с ней не балконе. Утром, когда я уходил, она тихо
мне сказала: "Не сегодня - завтра я прогоню Ленку, хватит! Моя
квартира, я и хозяйка."
Вернувшись с лекций, я застал ее на кухне у окна. Дома
больше никого не было.
- Не хотят мои уходить, Вова. Не хотят. Тебе чай поставить?
Она поставила чайник на огонь, который горел у нее
постоянно: она экономила спички.
- Не знаю что и делать. Лена мне заявила: "Я отсюда не уйду,
это мой дом!" Ты представляешь? "Не уйду, - говорит, - если хочешь,
сама уходи." Я их приняла в трудную минуту, они с Сережкой в ссоре
были, комнату им выделила, убираю, за детем смотрю, слово поперек
не скажу... Правда, кормят они меня, но ведь из-за этого унижаться
приходиться... Ой, тяжело, Вова, тяжело.
Бабка перевела дух.
- Ребрышки свинные вот, мясо срезала, пожарила, а косточки с
собой на дежурство взяла. Целый день сидеть, так хоть понюхаю,
погрызу что-то там, чтоб живот не болел. И что ты думаешь? Звонит
Ленка ко мне на работу: "Нина, где ребрышки? Здесь мясо жареное, я
ж бульон хотела варить." Вот так вот! Ничего мне самой трогать
нельза. Кузька мой вообще отощал, а ведь это ребенок мой. Как у Лены
Викуська, так у меня Кузьма. Уже восемь лет со снеой, маленький
мой, болеет вот сейчас. Знаешь что, Вова, не дай бог с ним что-то
случиться, запру квартиру или сдам и к мужу в Москву уеду. Уеду, ей-
богу, потому что ничто меня здесь не держит, кроме Кузьки. Я и так
уеду, додусь вом пока ты скажешь: "Так мол и так, Нина Ивановна, до
свиданья..." Сразу тогда и уеду. А квартиру сдам...
Вот Ленка паршивица. У нее палец в тот день болел, так я им
все их вещи выстирала. Весь день стирала, гору целую, а вечером на
рботу ушла. И как раз перед уходом Кузька у тебя в комнате
написькал-намисьнал, ну так он же глупый... Я и говорю: "Леночка,
убери, пожалуйста, я опаздываю." "Хорошо", - отвечает. А я ей потом
звоню, спрашиваю: "Убрала?" А она трубку кладет. Ой, тяжело,
Вовочка, тяжело. Поэтому вот и пью. А что еще остается? Это мне хоть
чуть-чуть сли добавляет. Хоть чуть-чуть забываешь обо всем: о жизни,
о ценах на все... Да... Вот такая у меня радость одна.
Она грустно взглянула на меня.
- Забываю о мамочке, благодаря этому. Она ведь три года
пролежала без движения, вон в той комнате. Инсульт, Вовочка. Три
года пролежала. А у меня такие родители хорошие были! А вот
фотография висит: это вот Мамочка, это Папочка, это я, а это братик
мой Василий: папа Леночкин. Ай Вова...
По ее лицу поползли слезы.
- Я два года уже не могу памятник поставить мамочке. Деньги
такие заломили, что вот мне делать? Когда бабушка умерла, мама
сразу же ей памятник поставила, а я... Неблагодарная... Денег нет, а
мамочка лежит и думает, что же это? Одна могилка без памятника.
Ограду даже не могу поставить... Вот поэтому и пью. Когда мамочка
еще лежала, болела, я не работу побегу, а ее с Кузькой оставлю. Она
рукой еле шевельнет, он сразу тут как тут. Руку лизнет, типа здесь я,
сторожу. На балкон у меня выходить научился. А соседи внизу раньше
еще, несколько лет назад, просили присварить козырек к моему
балкону, чтобы тень им была. Я согласилась, а потом они ко мне
прибежали, говорят, что Кузька там писькает-миськает, и карниз
ржавеет. Так я знаешь, Вовочка, как разбушевалась. "А ну, - кричу, -
где этот карниз, сейчас я его разломаю." Молоток взяла, руками
махаю. Они вроде и успокоились... А потом как-то раз Кузька в кухне
наделал, и у соседей потолок промок. Оно, видимо, много лет
скапливалось все, а он последнюю каплю добавил, оно и протекло.
Скандал тоже был, кошмар. Теперь я этоу соседку и не вижу. Моя
знакомая с первого этажа говорит, что эта соседка меня боится
страшно. Предсавляешь? А чего меня бояться? Мне вот только бы
памятник...
Она снова заплакала.
- Мамочке. А мне потом самой и даром ничего не нужно... Да
и некому мне ставить памятник будет... Поэтому Кузька мне и дорог.
Память!... Ой, Вовочка, чти свою мать, почитай родителей, и тебя
любить будут. Человеку добро сделать, у него и рука не поднимется на
что-то плохое. Люди - они ведь беззащитные все, и каждый втайне
ждет, что его успокоят, скажут, что любят. Даже самые сильные без
любви все равно ничего сделать не смогут! Иногда, конечно, бывает
всякое. Как тогда с ножом...
Она взгланула на меня.
- Я тебе не рассказывала? К Лене подружка поднималась, а на
лестнице полумертвая собака бродячая лежала. Ну вот одному соседу
это не понравилось, он и попытался ее выгнать. Так запинал ее
ногами, что она и пошевелиться не могла. Подружка и говорит: "Что
же вы делаете такое?" А сосед ее обматерил просто. Лена же, как
узнала, позвонила этому соседу по телефону. Он трубку бросил. И
слышу я вдруг звонок в дверь. Заходит этот сосед в трусах и с
кухонным ножом, и, что самое интересное, за ним жена бежит. Не
останавливать, а так, посмотреть, как он всех поубивает. Он кричит
что-то, а она сзади: "Да-да, да-да." Поддакивает все. Ну и вообщем, мы
все начали кричать, из комнаты выскочил Сережка, Ленкин муж, и
Виталик, друг его. Один его за руку схватил, а Сергей, пьяный был,
прямо на лезвие ножа взял. С руки кровь льет, ужас. А жена соседова
сразу же вокруг заплясала: "Ой, не бейте его, не бейте." А я кричу:
"Убивайте его, ребята, решайте его." Так и били они его на
лестничной пощадке. А на последок дали так, что он покатился вниз
по ступенька. Потом весь подъезд в крови был.
Бабка перевела дух.
- Но ничего, милицию никто не вызвал. А я ведь раньше им из
Москвы столько апельсинов привозила, когда у нес в городе ни черта
не было. У меня там муж в Москве... А соседка это, забавный случай
был, получила от сына по почте две банки икры: красную и черную (у
нее сын на Камчатке служил). Все нормально, ничего неразбилось,
они и пишет сыну письмо, что, мол, все в порядке, икра дошла, правда
одна банка испортилась, почернела вся, пришлось сразу ее в
мусоропровод и выкинуть чтоб не отравиться. Я когда это узнала,
Вова, как рассмеялась, объяснила ей все: она и рванула к
мусоропроводу. Но нет, ничего уже не нашли...
А муж мне из Москвы столько всего привозил, да и я сама
ездила и никогда, никогда про соседей не забывала. Мы с мужем так
интересно поженились. Тайно, никому не сказав. И вот однажды ко
мне с работы девченки прибегают и давай маме моей рассказывать как
мне премию давали: "Великолепной работнице Нине Фадеевой..."
Мама как закричит: "Какой еще Фадеевой?" "Да, нет, - говорю, -
мамочка, Щербиной, Щербиной, ты ослышалась." И девченкам
подмигиваю. Потом, конечно, пришлось все рассказать. Ой, Вовочка...
Трудно было жить. У нас в то время босоножки очень модные были:
одни за шесть рублей, другие за восемь. Внешне похожи, но у тех, что
подороже, корона на подошве нарисована: это значит, что прокладки
кожаные. Так я брала дешевые, муж, он у меня художник-декоратор,
рисовал специальной краской корону и я их на улице за восемь рублей
и толкала. Такой вот зароботок был одно время...
Она немного помолчала и продолжила.
- Я в солодости певицей хотела стать. Музыку люблю ужасно.
Раньше у меня проигрыватель работал. Сейчас сломался. Провод
почернел весь, мне его Васька и обрезал. Взорвешься, говорит. У меня
знаешь любимый певец какой? С таким голосом громким, как его...
Луи Армстронг. Ох, молодость.
Она задумалась.
- Так что, Вова, чувствую, надо мне Сережкус Леной
рассорить. Только так я их выгоню. Мне так хочется пожить спокойно
на старости лет, так хочется. На земле всего две вещи есть, которые
меня радуют: Кузьку мой и викочка. Такая девочка, умница. Нет, ты
знаешь, таких умных детей я еще в своей жизни не видела. Правда. Два
годика, а она уже так болтает. Лена сит, а Викуська мне до часу ночи
колыбельные поет: "Баба мой - да, мама мой - да, деда мой, папа, да, а-
да..." Музыкальная, о-о-о! Когда тебя дома нет, она все в твою комнату
бежит. "Ги-га," - кричит. Гитара то есть. "Нет, - говорю, - Вика. Вовы
нет, сломаем гитару, потом не расплатимся вовек." Помнишь, как мы
вечером к тебе пришли? Поиграть? В первый день? Как она ручку
сверху грифа держит, а ты ей поправляешь? Ой, Вовочка, ты это и
забыл уже, а для меня это самые светлые воспоминания в жизни...
Ну что, чайник закипел давно уже... Отдыхай, а то я тебя
утомила, наверное. Но Ленку я все равно выгоню. А то на шее у меня
висят. Ведь висят же? Это потому, что я слова лишнего не скажу:
пользуются добротой... У родителей Лены жить не могут, не ладят с
ними, у Середкиных тоже. А у меня пожалуйста... Что ты будешь
делать! Ну ладно. Отдыхай, Вовочка...
Через два дня я уехал домой на выходные, мне три часа на
автобусе добираться. Отдохнув, я вернулся в университет и придя
домой после лекций застал бабку на кухне. По радио передавали
какую-то оперу. Тонким красивым голосом пела женщина и изредка
ей вторил мужской бас.
- Вовочка, ты посмотри в окно. Красота, правда? Вот женский
голос - это миндаль. А мужской - это абрикос. Так вот и поют. "Я уже
цвету, какая я красивая", - поет минадаль. "А я только начинаю,
подожиди", - вторит ей абрикос. Ты вслушайся в музыку. Да? Красиво
же? Миндаль белыми крупными цветами цветет, а абрикос розовыми
мелкими. Это такая красота каждую весну... Так вот они и поют.
Выросли вместе, всегда рядом, две любящие друг друга души.
Соревнуются, кто красивее... Да, Вовочка, Кузька мой выздоровел,
представляешь? Я его горячим кагором три дня отпаивала и все как
рукой сняло. Жив мой мальчик, солнышко мое, Кузька... Сиси...
"Нина, ну где ты там", - раздался из комнаты голос Лены.
- Что, Леночка? Ой, боже, пол же надо вымыть в комнате...
Вот память-то... Иду, иду! Ну отдыхай, Вовочка.
Я ушел в свою комнату.
Last-modified: Sun, 11 Apr 1999 06:55:17 GMT