Оцените этот текст:


--------------------
 Рассказы:
 Как всегда
 Путь дракона
 Истребитель нечисти
 Этюд в черных тонах
 © Copyright Кайл Иторр
 Email: itorr@iname.com; jerreth_gulf@yahoo.com
 Date: 23 Feb 1999
 Date: 16 Dec 1998
 Date:  5 May 1999
 Date: 20 May 1999
 Date:  9 Jul 1999
 Date: 20 Jul 1999
 Date: 20 Sep 1999
--------------------



--------------------
Кайл Иторр "Как Всегда"
______________________________
e-mail: jerreth_gulf@yahoo.com
        itorr@iname.com
--------------------






                             Тем, кто несет о неизвестном весть,
                             Кто обошел весь мир - почет и честь.
                             Но больше ли, чем мы, они узнали
                             О мире - о таком, каков он есть?
                                       Омар Хайам

  Как всегда.
  Когда-то я думал, что магия придаст моей размеренной жизни ост-
роту ощущений, нечто такое, чего нет в этой серой реальности.
  Я ошибался. Но узнал об этом слишком поздно.
  Вот и сейчас - очередное задание, очередная работа. В сообщении
(как всегда) расписаны все параметры, вся подноготная объекта - и
хотя бы раз что-то оригинальное проскользнуло; так нет же,  вечно
эти "Властелины Серой Геенны" или "Рожденные-в-Огне"! Фантазии  у
них никакой. Правда, хозяйка моя тоже не блещет в этом отношении,
но у нее по крайней мере достаточно здравого смысла, чтобы не ме-
шать мне действовать по своему усмотрению. И на том спасибо.
  Недавно на севере одному из моих приятелей не повезло: сели  на
хвост и выведали, где его база. Вою было - до небес! Хорошо,  эти
псы не догадались проверить, есть ли над базой крыша; а крыша бы-
ла, и крепкая... Ведь и мое "дело" явно связано с тем  скандалом.
Пусть об этом не сказано прямым текстом, но положение объекта не-
двусмысленно намекает на такую возможность. Ишь где  обустроился!
Прямо напротив штаб-квартиры Стражи, с бесплатными телохранителя-
ми, можно сказать. Но если он думает, что это хоть на йоту  поме-
шает мне, он жестоко обманывается...

  Я возвращаюсь из астрального путешествия, немного разминаюсь  и
перехожу к сборам. Дело недолгое - я не из тех, кто полагается на
хитромудрые механические приспособления, отказывающие в самый не-
подходящий момент. Пара маскировочных заклинаний, набор  основных
чар и мой личный сюрприз - все в порядке. Можно идти.
  Без излишней поспешности я спускаюсь по лестнице, каждым движе-
нием давая стороннему наблюдателю (случись тут таковой) осознать,
что его ухищрения что-то узнать столь грубым методом ни к чему не
приведут. Двери передо мной, как всегда, открываются  и  впускают
какого-то незнакомца. Я автоматически становлюсь невидимым, и  он
едва не сбивает меня с ног. Невежа. Как-нибудь займусь им  вплот-
ную.
  Вверх по улице. Как всегда в этом месте, поднимают лай  собаки,
охраняющие развалины некоего непонятного сооружения. Я  игнорирую
этих недоумков; все равно ведь не достанут, да даже если и доста-
нут - им же хуже будет. Я не особо люблю собак, но еще больше не-
навижу тупость.
  Старая каменная лестница в четыре пролета - здесь меня встреча-
ет первое сторожевое заклятье. Зная о его наличии,  я  подготовил
маскирующую оболочку, благодаря чему  оказываюсь  идентифицирован
как рядовое существо, имеющее полное право ходить в этой зоне.
  Ухмыльнувшись в усы, я увеличиваю мощность своей оболочки и без
малейших помех одолеваю вторую стену сторожевых чар.  Стоящий  на
углу Страж провожает меня рассеянным взглядом, я же не удостаиваю
его своего. Скрываться нет нужды, меня все равно не опознать.
  Такими средствами, по крайней мере.
  Третья стена заклятий куда как сложнее и изящнее. Я ощущаю  не-
вольное восхищение: неужели он сам накладывал эти чары? Возможно,
хотя и маловероятно: профессионалов в этой области мало, и я знаю
их всех. Вероятно, оплатил работу специалиста - это  допускается,
хотя и считается среди нас дурным тоном.
  Разобравшись с паролем, я прохожу сквозь этот барьер и  оконча-
тельно отрезаю себя от мира нормальных существ, встав на подобную
лезвию бритвы грань между реальным и нереальным (до чего мне  ос-
точертела эта высокопарная фраза, кто бы знал!)...

  Тишина.
  Ожидание. Долгое, но необходимое - если не покончить с объектом
первым ударом, дело значительно усложнится.
  Я - одно целое с тишиной, с тенью, с косым солнечным лучом, не-
ведомо как попавшим в эту комнату, лишенную оконных проемов. Меня
нельзя заметить, пока я не двигаюсь - а я не двигаюсь. Пока.
  Тихое шуршание. Он поверил, что возмущение Поля Сил - следствие
какой-то наружной флюктуации, и выходит, дабы восстановить систе-
му защиты. Я слышу лишь верхний слой его мыслей, но глубже копать
опасно - если его способности выше средних, ищущий зонд будет не-
сложно обнаружить, а тогда...
  Но довольно. Сейчас он покинет логово... Есть!
  Удар "лапа тигра" - и его шея издает короткий хруст  переломан-
ных позвонков. Ни следа крови. Почти идеально.
  Я проецирую в логово жертвы заранее подготовленное  заклинание,
уничтожающее все следы его (и моей) противозаконной деятельности,
параллельно избавляясь от трупа. Последнюю часть работы я  испол-
няю без особого желания, но иного выхода нет.
  Теперь долой маскировку (вернее, первый ее уровень) и можно вы-
ходить на улицу. Тревога будет поднята примерно через полторы ми-
нуты, а мне хватит и семидесяти секунд на все про все...

  Страж на перекрестке уже другой. Отлично, одной проблемой мень-
ше - не нужно избегать его внимания, ведь он видел, что входил  в
здание напротив не тот, кто из него вышел.
  Обхожу здание, сворачивая к Храму, и двигаюсь в тени его  белых
стен - это на случай, если за мной все же возникла слежка.  Излу-
чение Храма в Астрале не позволит наблюдателю проследить за мной,
а моя собственная маскировочная личина слишком слаба, чтобы прив-
лекать внимание Сил.
  Так, теперь еще раз пересечь улицу, стряхнуть остатки личины  -
Поле Сил уже сотрясают волны тревожной сирены - и прежним вальяж-
ным шагом двигаться к убежищу...
  Снова эти собаки! Чуют, гады; видеть они меня из-за забора сей-
час не могут. Нет, когда-нибудь я с ними разделаюсь!
  Вот и убежище. Последняя проверка - никого. Можно считать, дело
завершено.
  Я поднимаюсь по лестнице, сворачиваю к до мелочей знакомой две-
ри - та открывается сама, знает звук моих шагов - и кратко докла-
дываю хозяйке.
  - Следы этой крысы уничтожил? - уточняет она.
  Я киваю, не собираясь тратить энергию на слова.
  - Хорошо. Можешь отдыхать.
  Избавившись от остатков чародейского снаряжения, я запрыгиваю к
ней в кресло и сворачиваюсь пушистым клубком на коленях,  ответив
на почесывающую за ушами руку тихим мурлыканьем.
  Как всегда.

           К О Н Е Ц



     -------------------
     Кайл Иторр "Путь Дракона"
     ______________________________
     e-mail: jerreth_gulf@yahoo.com
     itorr@iname.com
     --------------------


                    (из цикла "Хроники Арканмирра")





                            Тот, кто ищет тень,
                            тень и находит.
                                     (Джиллан из Хай-Халлака)

     Годы  текли мимо  него,  не  оставляя следов, как  если бы  время  было
струйкой живого огня, а он -- слитком адаманита.
     Одиночество не  беспокоило  его.  Он  знал,  что  где-то  еще  остались
подобные ему; не один век прошел с момента  последней встречи, но он никогда
не чувствовал себя отрезанным  или покинутым.  Ибо прекрасно знал свой удел,
если не весь, то хотя бы часть его. Такова была  компенсация за  долгие годы
одиночества -- если и не вся, то часть ее.
     Он  чаще  спал, чем  бодрствовал,  поскольку сон  не  был  помехой  для
исполнения  назначенных  обязанностей,  наяву  же  давным-давно  ничего   не
происходило. Это и помешало ему  узнать точный момент появления в этом  мире
разумных существ -- иного рода, нежели он сам.
     И времени на сон у него с той поры стало куда как меньше...



     Большой белый  жеребец, без  видимых  усилий тащивший на  спине  дюжего
рыцаря (о том, что наездник принадлежал к указанному  благородному сословию,
свидетельствовал  геральдический  герб  на  подвешенном  у  левого  стремени
шестиугольном  щите, а также идентичный рисунок, отчеканенный  на нагруднике
латного  облачения), раздвинул головой ветви кустов, недовольно посмотрел на
пещеру и решительно подался назад.
     -- Стоять, отродье Гротто,  дьявол тебя задери со всеми потрохами! -- с
типично рыцарской обходительностью  проговорил всадник. --  Что это  ты себе
задумал? Хочешь, чтобы я своим ходом туда добирался, а?
     "Да,"  --  подумал  конь. В том, что подумал  он именно  так, не  могло
возникнуть никаких сомнений у всякого, заглянувшего в  этот  момент в темные
глаза жеребца. Рыцарь в глаза коню не смотрел; однако плох тот наездник, что
не может определить настроения животного, на котором сидит.
     -- Что  ж,  об  этом мы еще побеседуем,  -- заявил рыцарь, спрыгивая со
спины своего скакуна. Поскольку облачение его не отличалось  ни малым весом,
ни мягкостью или  эластичностью креплений, звук, пронесшийся по всей округе,
решительно  наводил на мысль об упавшей с пятидесятифутовой  высоты телеге с
металлическим хламом.  Жеребец,  давно  привыкший  к этому шуму, и  ухом  не
повел,  зато обычный  для  всякого места  под солнцем тихий гул разного рода
живности настороженно затих.
     Отцепив от  седла щит, рыцарь  продел левую руку в  предназначенные для
этого  ремни,  поправил висящие на поясе справа топор и чекан, затем вытащил
из седельного  вьюка небольшой арбалет, привычным движением взвел  тетиву  и
вложил короткую железную  стрелу (или  болт, как иногда  называли заряды для
арбалетов вестерлинги). Оказавшись во всеоружии, он сделал последний шаг под
прикрытием зарослей и встал перед неприятного облика пещерой.
     Конечно, по правилам полагалось  бы зычно протрубить в  рог, после чего
Верный  Спутник-герольд с  полускрытым  злорадством  оповестил  бы  засевшее
внутри мерзкое чудовище о предстоящей ему, чудовищу, скорой встрече с верным
клинком сэра Келвина, каковой клинок, вне всяких сомнений, мгновенно прервет
линию  жизни   упомянутого  чудовища,  неведомо  каким  чудом  дожившего  до
сегодняшнего утра. Однако ни герольда, ни даже оруженосца сэр Келвин не имел
(в основном -- ввиду недостаточно тугого кошелька), да и рог свой (по той же
слабо  совместимой  с  рыцарским  кодексом  причине)  заложил  в ньюлендском
ломбарде. Даже издать приличествующий  герою, выходящему  на бой  с чудищем,
боевой клич, слышный на полмили самое малое, рыцарь был  не в состоянии, так
как  накануне  несколько  перебрал  полупрозрачного  горячительного  напитка
хейвенского производства, и сейчас  рот его пересох настолько, что казалось,
достаточно как следует выдохнуть -- и  наружу будет  извергнут язык пламени,
не уступающий смертоносному дыханию Великих Драконов.
     В  общем, сэр Келвин, рыцарь Ордена  Орла (как гласила надпись  на  его
щите),  в очередной раз отступил  от кодекса и  проник под  своды пещеры без
лишних  слов. Внутри,  как того  и следовало ожидать, было темно и  сыро, но
благодаря  последней разработке  дружественной  Ордену  эксетерской  Гильдии
любой рыцарь мог  до определенных пределов  видеть в темноте -- если на нем,
разумеется,  был  соответствующим образом благословленный шлем  и  орденский
знак.  Несмотря на извечную свою  неприязнь к магам, провидцам,  жрецам и им
подобным,  сэр  Келвин  в  данную  минуту  не мог  не признать  определенной
полезности если не их самих, то их работы.
     Подземный ход  уходил  далеко вглубь скального  массива,  известного  в
Джангаре  под  именем  Возвышенности  Зур.  Рыцарь  почти  утратил  ощущение
времени, хотя усталости и не  замечал,  когда коридор привел его в небольшую
камеру, из  которой  далее вело целых  три  прохода. Центральный  был на вид
совершенно обычным, толстый слой  серой пыли  свидетельствовал о том, что за
истекшее столетие ни одно живое  существо здесь не  пробегало; левый проход,
заполненный  сиренево-пурпурным  туманом,  вызывал  у сэра  Келвина  чувство
глубочайшего отвращения;  правый же,  где вдалеке  мерцал фиолетовый огонек,
напротив, манил к себе, что могло оказаться  еще опаснее.  Минуты три рыцарь
потратил  на  весьма  непривычное  для  себя занятие -- размышление, с целью
выбора дальнейшего пути, -- а  затем решительно  плюнул через левое  плечо и
ступил в левый туннель.
     -- Ты следуешь Путем Радуги, странник, -- проговорил кто-то.
     -- Я не Странник,  -- возразил сэр Келвин, -- и  не собираюсь следовать
никакой радуге. Где ты, монстр -- покажись, или я снесу  твою башку  с плеч,
если они у тебя есть!
     -- Логика людей иногда просто восхищает меня...
     Туман пурпурно-сиреневого оттенка рассеялся, и рыцарь  оказался стоящим
в центре  огромного  зала.  Прямо  перед ним,  примерно  в полусотне  футов,
находился  некто,  весь  покрытый чешуей того  же  цвета, что  и исчезнувший
туман, с алыми шипами вдоль спинного гребня и на хвосте, с алыми же рогами и
прозрачными  синими  глазами. Сэр  Келвин  почувствовал,  как в желудке  его
образуется ледяной ком. Не ведавший ранее страха, он с трудом выдавил:
     -- ДРАКОН!!!
     -- Вне всяких сомнений. -- Ящер поднял гибкую шею и прищурился. --  А у
тебя имеются какие-либо возражения против этого?
     Рыцарь поднял арбалет и нажал на спуск. Тяжелая стрела ударила в  скалу
в дюйме от шеи вежливо уступившего ей дорогу дракона.
     -- Не  поведаешь  ли, с  чем связано сие  дружелюбное  отношение?  -- с
какой-то усталостью в голосе осведомился ящер.
     --  Чудовища не заслуживают жизни, -- объяснил сэр  Келвин,  отбрасывая
арбалет и извлекая из петли на поясе боевой топор.
     -- А что есть чудовище, человек?
     Рыцари,  отличавшиеся упорством, храбростью  и неустрашимостью в бою, в
мирной  жизни  порой   проявляли  качества,  заставлявшие  усомниться  в  их
полноценном  развитии.  В  частности,  ни  одному  из  членов  пяти  Орденов
Эйниранде не доводилось использовать  свою голову  иначе как для того, чтобы
носить на  ней шлем, ну в крайнем случае -- поглощать пищу. Сэр Келвин здесь
отнюдь не  был исключением, и отвлеченные мысли чрезвычайно редко появлялись
в его разуме.
     Однако  слова  дракона  заставили  его  замереть  с наполовину поднятым
топором и судорожно  сморщить благородное чело в попытке  ответить. Попытка,
разумеется, успехом не увенчалась.
     Дракон  с большим интересом  смотрел, как  рыцарь  молча  собирает свое
оружие,  поворачивается спиной  к недавнему противнику и уходит  прочь. Ящер
заинтересовался  настолько,  что скользнул  мыслью к  нити судьбы  уходящего
посетителя и проследил ее вплоть до завершающего момента. Полученная картина
дала  ему  еще  один  повод   подивиться  странностям   человеческого  рода:
возвратившись на родину, в Эксетер, сэр Келвин сдал свои доспехи и  оружие в
Замок Ордена,  а сам стал отшельником и до конца своей (весьма долгой) жизни
размышлял о таинствах бытия,  дни и ночи  напролет  восседая  на  прибрежном
утесе...



     Годы  текли мимо него,  не  оставляя  следов,  как  если бы время  было
простым  равнинным ручьем,  а он -- старым-престарым камнем, на  котором уже
вырос слой мха, по весу равный ему самому.
     Скука не беспокоила его. Он умел развлекаться по-своему, и для этого не
нужно было встречаться с другими, живыми  или мертвыми -- не  суть важно. Он
никогда не чувствовал грусти по утраченному обществу, потому что не нуждался
в обществе. Ибо такова была награда за службу, если и не вся, то часть ее.
     Служба  была  добровольной.  Он  мог уйти  в любой  момент, но не желал
этого.  Потому  что  хотел  узнать,  чем все-таки  завершится  Большая Игра,
именуемая смертными "жизнью". Пусть не вся Игра, но хотя бы часть ее.
     Он всегда находился меж сном и явью, потому что в грезах черпал силу, а
наяву обретал знания. И тем  не менее, он не  заметил, как  в мире появились
живые  существа, способные находиться одновременно и в  мире вещей, и в мире
иллюзий.
     С тех пор  он боялся спать. Да, боялся,  хотя  всегда считал, что ему и
подобным ему неведомо это чувство.
     А когда он все же засыпал -- часто боялся проснуться.



     Возвышенность  Зур,  располагавшаяся  на  стыке  Зурингаара,  Готланда,
Турракана,  береговой  колонии  вестерлингов  --  Ньюленда  -- и  наполовину
затопленного Ульма, города-крепости близзетов, пользовалась дурной  славой у
всех без исключения народов Арканмирра. Орки верили, что под скалами дремлет
Великое Зло, рядом с которым сам Черный Лорд Р'джак -- не более чем невинный
младенец. Готландцы считали, что весь мир сотворен из тела ледяного исполина
Имира, однако для изготовления скал Зур  была использована язва  желудка, от
которой  сей  исполин  и   подох.  Истерлинги  думали,  что   этими  скалами
Создатель-Свет  в  начале  времен  завалил  логово  имеющего облик  змея  со
множеством  щупалец Князя Тьмы. Вестерлинги полагали,  что Возвышенность Зур
есть крышка на кипящем котле Первозданного Хаоса, и из-под этой крышки порой
просачиваются создания  Извне, исконные враги  всего  живого. Близзеты же...
впрочем, кто может точно сказать, какого мнения придерживаются люди-ящерицы?
Даже Видящим Суть сие не под силу, ведь жители Близзарда и сами-то  не часто
сознают, о чем думают.
     Короче говоря, этот район нельзя было отнести к числу часто посещаемых.
Но  уж  если   путник   выбирал   дорогу,  что  проходила  вблизи  проклятой
возвышенности, можно было спокойно держать пари насчет того, что храбрец сей
либо принадлежит к разряду безумцев, именующих  себя Искателями Приключений,
либо строит из себя такового.
     Трудно  сказать,  думала  ли  восседающая  на пушистом  облачном  ковре
девушка  именно  об  этом.  По  лицу  ее можно  было  сказать  лишь  одно --
родителями  девушки были чистокровные сидхе;  а у жителей Фаэра лицо служило
для чего угодно, кроме показа скрытых в глубине разума мыслей.
     Магический   ковер  скользнул  над  верхушками   деревьев  и  беззвучно
опустился  на  выступ  скалы,  ведущий  к  сумрачной,  неприветливой пещере.
Девушка  покинула свое необычное транспортное  средство, жестом отослала его
кружить среди облаков и нырнула в темный проем.
     Проход  не  был широким, однако  ловкой и  изящной  сидхе не  составило
особого труда скользнуть меж выступов,  похожих на клыки мифических чудовищ.
Дети лесов  Фаэра  не  любили пещер, но при необходимости умели преодолевать
эту  неприязнь. Темнота подземелий  не была особой помехой для  их зрения, и
только   нежелание   слезать   со   своих   любимых   деревьев   привязывало
Перворожденных к лесам.
     Девушка  шла  довольно долго,  пока  наконец не очутилась  в камере, из
которой имелось еще  три  выхода.  Левый  проход был затянут туманом сочного
пурпурно-сиреневого  оттенка;  из среднего тянуло пылью  и паутиной  невесть
скольких лет;  в правом же проходе слабо мерцали бледно-фиолетовые  огоньки.
Не потратив на размышления и секунды, сидхе шагнула в правый коридор.
     -- Ты следуешь Путем Звезд, странник, -- молвил кто-то.
     Девушка  от неожиданности  подскочила  на  месте,  в руке  ее  возникла
скользнувшая из широкого рукава волшебная палочка.
     -- Я не из  Странников, -- проговорила она,  и странно звучал голос ее,
подобный золотому колокольчику, меж  холодных  каменных  стен.  --  И назови
себя, если хочешь продолжать разговор; если же нет  -- тебе лучше убраться к
Мордету!
     --  Это  что,  имя  Князя  Тьмы  в  вашем  языке?   --  поинтересовался
бестелесный голос. -- Как прозаично...
     -- У  меня нет настроения говорить стихами  или  цитировать баллады, --
отрезала сидхе. -- Открывай Путь, или я проложу его силой!
     -- Удивительное  дело, -- молвил незримый собеседник. -- Перворожденные
стали  говорить  в  манере  людей?  Воистину,  неисповедимы  оказались  Пути
Аркана...
     Бледное   призрачное  пламя  фиолетового  цвета   вспыхнуло  трехмерной
спиралью вокруг дочери Фаэра, на мгновение  ослепив ее.  Когда зрение  вновь
вернулось  к сидхе, она обнаружила себя на  широком карнизе; справа высилась
отвесная  скала,  слева  открывалась  отрадная для любителей  болот панорама
Северного Зурингаара, а впереди...
     Он имел  более тридцати  футов  в  длину,  от носа  до  черного кончика
хвоста; отливавшие полночной синевой крылья  были сложены вдоль спины, чешуя
же на всем  теле  переливалась всеми оттенками фиолетового перламутра. Глаза
размером с тарелку горели недобрым темно-красным огнем.
     -- En Draccu! -- выдохнула девушка и отшатнулась.
     --  Draccu  sei'  ien,  aye, -- подтвердил  дракон,  сверкнув в усмешке
ярко-белыми клыками. -- Но своего имени, пожалуй, я тебе  открывать не буду.
И твоего  не спрошу --  так  оно для нас обоих безопаснее. А то знаю  я вас,
Посвященных...
     Легенду  о том, как  некий  древний маг  подчинил дракона с помощью его
настоящего  имени,  знали  многие,  и  сидхе  не  была  исключением.  Паника
несколько улеглась;  жесткий  самоконтроль, отточенный годами обучения, взял
свое.
     Правду говорили, драконы -- самые опасные из  Стражей, ибо  обладают не
только  немалой  мощью,  но  и весьма  острым  разумом;  однако  этот барьер
все-таки можно преодолеть! А раз так...
     -- В таком случае будем считать знакомство завершенным, --  проговорила
она. -- Что я должна сделать, чтобы пройти дальше?
     -- Доказать, что достойна этого.
     -- Испытай меня.
     -- Боюсь, это излишне, --  молвил ящер. -- Характер у тебя неподходящий
для дальнейшей дороги, девочка...
     Дракон  отвел  взгляд  лишь  на мгновение, но этого  хватило. Волшебная
палочка вновь возникла в левой руке сидхе, и яркий луч белого света ударил в
скалу в доле дюйма от рефлекторно отклонившейся головы Стража.
     -- Не повторяй этой ошибки снова, -- предостерегла девушка.
     Чешуйчатая физиономия  дракона  не  была  приспособлена  для  выражения
эмоций,  и все  же  только слепой  не  прочитал бы  сейчас  на  ней крайнего
удивления.
     -- Да, Перворожденные сильно изменились, -- пробормотал ящер, нимало не
заботясь  о том, услышит ли его кто-либо. --  Хорошо, попробую поговорить  с
тобой иначе... на твоем, так сказать, языке.
     Очертания огромного  тела  расплылись в фиолетовом тумане, и через пару
секунд на скальном выступе стояла человекоподобная фигура в традиционной для
магов  накидке с надвинутым на глаза капюшоном.  Цвет  одеяния, естественно,
был темно-фиолетовым.
     --  Одолеешь --  получишь  это. --  Маг-дракон  извлек откуда-то тонкий
посох длиной в собственный семифутовый  рост. --  Проиграешь -- проваливай и
не смей больше возвращаться. Согласна?
     -- Условия поединка?
     -- Бой без правил в мире грез.
     -- Договорились.
     Сидхе со свойственным и жителям Фаэра, и большинству магов высокомерием
смотрела на противника так, словно превосходила его в росте по меньшей  мере
на  фут (хотя  ситуация  была  прямо  противоположной).  Страж прикрыл  лицо
капюшоном своего одеяния, однако почему-то это создавало впечатление, что он
изо всех сил сдерживает презрительно-ироническую усмешку.
     -- Начали, -- молвил он.
     ...Они стояли так  довольно долго,  солнце  успело скрыться за западным
горизонтом  и  подняться  над   восточным.  Наконец,  покачнувшись,  девушка
ухватилась за скалу и медленно съехала по ней. Тело ее обмякло от усталости.
     Дракон  вернул  себе истинный  облик, сделал  пару  шагов по достаточно
широкому даже для него выступу и  наклонил голову над поверженной. Глаза его
по-прежнему мерцали темно-красным пламенем, но теперь во взгляде не  было ни
раздражения, ни гнева.
     -- Я отменяю пеню, -- сказал он. -- Если надумаешь -- можешь залетать в
гости. Дальше я тебя не пропущу, но кое-чем в иных областях  могу  помочь. У
тебя неплохие задатки, девочка.
     Сидхе с трудом открыла глаза.
     -- Я  не нарушаю слова, -- отрезала она. --  Больше я сюда не приду. Но
возможно, прибудет кто-то другой, кому  я  расскажу  о  твоих слабых местах.
Готовься.
     Дракон  отступил, позволил девушке призвать  свой облачный ковер  и еще
долго  следил внутренним  взором  за удаляющимся  на  северо-запад  сгустком
белого тумана...



     Годы  текли мимо него, не  оставляя  следов,  как  если бы  время  было
медленно ползущей вниз массой серой пыли,  а он  -- лежащим поверх этой пыли
надутым и крепко завязанным бычьим пузырем.
     Он не испытывал скуки и страха перед одиночеством. Уже -- не испытывал.
Слишком много  времени он  посвятил этому  делу,  чтобы  уйти сейчас,  когда
замысел Аркана наконец  обретал не форму, а плоть. У него  и ему подобных не
было иллюзий насчет того,  какое  место  Мастер Аркан  предусмотрел в  своем
замысле  для них; однако не имелось  у него и сомнений  в  том,  что  всякое
разумное  существо сможет занять то место, которого оно  заслуживает -- если
как следует пожелает этого.  Эта уверенность не была  следствием полученного
от него некогда  согласия; скорее это было родившейся из  собственного опыта
идеей. Пусть не всей идеей, но довольно важной частью ее.
     Он давно не знал настоящего дела, однако не позволял себе расслабиться.
Потому что понимал не только преимущества, но и недостатки своего положения.
Изменить  сейчас  он не мог  ничего; тем не менее, следовало продержаться до
того  момента,  когда   такое  изменение  станет  возможным.  Пусть  не  все
изменение, пусть часть его -- но так будет, это он знал!
     Опасность  подстерегала  и во сне,  и  наяву.  Поэтому  он  никогда  не
бодрствовал полностью, чтобы враг не устроил ловушку в  мире грез, и никогда
не  засыпал как  следует, чтобы  не умереть  наяву. Несмотря на бесчисленное
множество прожитых лет, умирать он отнюдь не желал.
     По крайней мере, пока не исполнит свой долг...



     Вскарабкавшись на утес,  он впервые за последние недели  позволил  себе
обернуться  назад,  в  сторону восходящего  солнца.  Линия высоких башен  из
зеленовато-серого камня,  отстоящих не более чем на полмили  одна от другой,
тянулась с  севера на юг,  насколько хватало глаз. Если посмотреть  на карту
Джангара, эта  линия точно соответствовала официальной  границе Зурингаара и
Турракана:  таким  образом  Р'джак оберегал свою  территорию  от магического
воздействия со стороны  прочих Властителей. Вообще  говоря,  меж  сторожевых
башен не могло пройти ни  одно  живое существо, не сообщив условного  пароля
(не  вслух,  конечно же, а  мысленно).  Последнее  обстоятельство  частенько
оборачивалось  против не отличавшихся хорошей памятью  и высоким интеллектом
орков-разведчиков, но  Черному Лорду было  глубоко  плевать на  ЭТИ  потери.
Пускай  даже   исчислявшиеся  тысячами.  Главное,  что  мимо  башен  не  мог
проскользнуть ни один вражеский шпион.
     Тем  не  менее,  человек  смотрел  на  смертоносные  башни  со  стороны
Зурингаара, хотя двумя днями  раньше видел их,  находясь в Турракане. Взгляд
его  был совершенно пуст,  словно под коротко стрижеными  темными волосами и
округлыми костями черепной коробки не гнездилось ни одной мысли.
     Наконец  человек кивнул и  посмотрел  туда,  где уже виднелась цель его
похода. Тонкие губы, не раздвигаясь,  растянулись в усмешке.  В  глазах этой
усмешки не отразилось.
     Возвышенность Зур ожидала нового Искателя Приключений.
     Правда, пришелец  не был похож  на такового.  При нем  не было  тяжелых
доспехов и оружия, не носил он и  положенного магам балахона или накидки, да
и посоха, жезла  или  пухлой книги  заклинаний у  человека  не  было. Только
потрепанная  туника,  когда-то  синяя,  но изрядно  с  тех пор  выгоревшая и
вылинявшая,  да  грязно-белые  широкие  шаровары,  какие обычно носят  дикие
кочевники-истерлинги, прозванные  Всадниками Ветра. Ни снаряжения,  ни  даже
обуви у пришельца не наблюдалось.
     С  одинаковой  легкостью ступая  по острой  щебенке и  мягкой,  местами
влажной почве, скользящей походкой он  двигался к Скалам Зур. Следов  за ним
почти не оставалось, а те, что оставались -- исчезли примерно через час...
     С  ловкостью опытного скалолаза он вскарабкался по почти отвесной стене
и нырнул в  темное  отверстие пещеры.  Там человек постоял несколько  минут,
переводя  дух  и привыкая к  темноте; затем двинулся дальше, вглубь  горного
массива.
     Через некоторое время  подземный  ход привел его  в  небольшой зал,  из
которого  вели  еще  три  коридора. В  правом  изредка  мелькали  фиолетовые
огоньки,  средний был  пуст и  затянут пылью и  паутиной,  левый  --  озарен
странным пурпурно-сиреневым туманом.  Пришелец уселся, скрестив ноги,  прямо
посреди зала,  закрыл глаза  и прислушался  к  своим  чувствам.  Минут через
десять он поднялся и ступил в центральный проход.  Пыль за его спиной плавно
сместилась, стирая отпечатки босых ног.
     -- Ты следуешь Путем Тени, странник, -- прозвучал голос из ниоткуда.
     -- Тень не имеет четких Путей, -- ответил человек.
     --  И  все же, чтобы приблизиться к  Тени, тебе необходимо отринуть эту
мысль.
     -- Но Тень не является моей целью.
     -- Тогда зачем ты здесь? -- поинтересовался неведомый собеседник.
     --  Приду -- расскажу, --  сообщил путник  и  продолжил свое  неспешное
движение через серое Ничто.
     Вскоре в  пустоте забрезжил  неяркий свет,  и еще через несколько шагов
человек обнаружил  себя стоящим у подножья высеченной в скале узкой винтовой
лестницы. Снова усмехнувшись одними губами, он начал подъем.
     Высокая фигура в свободных серых одеяниях загородила дорогу.
     -- Ты зашел достаточно далеко.
     -- Еще  нет, -- возразил человек и прошел сквозь призрачный образ.  Тот
при прикосновении растворился, но тут же возник на несколько ступеней выше.
     -- Чего ты ищешь, смертный?
     -- Я уже отыскал  все,  что хотел, --  бросил пришелец и  вновь развеял
призрачного охранника в ничто.
     "А достоин ли ты этого?" -- прозвучало у него в голове.
     Вместо  ответа  путник  опять  усмехнулся,  и  теперь  глаза его  также
участвовали в этом процессе.
     Лестница завершилась. Он стоял под ночным небом, и легкий ветерок дышал
резкой свежестью  лежащего  на  западе моря. За  спиной  человека неподвижно
лежала большая темная  масса, и лишь два желтых огонька размером чуть больше
блюдец светились в темноте.
     -- Ты пришел сразиться за Силу и Власть?
     --  Нет,  дракон,  -- молвил человек, по-прежнему не оборачиваясь. -- Я
пришел, чтобы дать тебе свободу.
     Слово, произнесенное на древнем языке, обратило груду камней в почти не
дававший тепла, но достаточно  яркий  костер. Пришелец повернулся  к свету и
спокойно взглянул в глаза нависавшего над костром серого дракона.
     Прошло не менее сотни ударов сердца, и наконец ящер отступил  и скрылся
в темноте.  Через несколько  минут  он вернулся  в человекоподобном  облике,
держа в руках широкий, покрытый мелкими чешуйками пояс.
     -- Ты заслужил это.
     Человек покачал головой.
     -- Оставь себе. Я не для того сюда пришел.
     -- Надень, -- сказал дракон, -- и тогда посмотрим, для чего ты на самом
деле здесь.
     Приняв дар,  человек  застегнул пояс на бедрах. В первое  мгновение  он
ничего не  почувствовал; затем  зрение  его  стало  значительно острее, слух
тоньше,  нюх  -- изощреннее;  напротив,  босые ступни перестали  чувствовать
щербинки в шероховатом камне. Захотелось лечь или хотя бы  опереться о скалу
руками, что он и  проделал, нисколько  не  удивившись тому,  что кожу теперь
заменяет плотная чешуя  серо-стального оттенка, такая  же, как  и подаренный
пояс. Треск разрываемой в  клочья немудреной  одежды и короткая, чрезвычайно
приятная  боль  возвестили  о появлении  хвоста и аккуратно  сложенных вдоль
спины крыльев.
     Еще несколько минут -- и преображение завершилось.
     Бывший  дракон,  для  которого человеческое тело отныне превратилось из
временной формы в постоянную, усмехнулся одними губами.
     --  Что ты посоветуешь начинающему новую жизнь, Крылатый Тайан из Клана
Тени? -- спросил он.
     --  Прежде всего  -- забыть о прежней, -- проворчал  родившийся дракон,
сворачиваясь в кольцо вокруг гаснущего костра...



     Время  не  было  властно над  ними,  обладающими всеми видами истинного
бессмертия.
     "Эркариан  Радужный  приветствует  тебя,  Тайан  Сумеречный!  -- прошла
сквозь толщу скалы мысль дракона,  скрытого  сиреневым пурпуром  колдовского
тумана. -- Меч "Драконов Источник" находится в целости и сохранности, и ждет
достойного преемника для своей Силы."
     "Югоро из Клана Звезды рад чести познакомиться с новым собратом,  Тайан
из  Тени,  -- сказал  второй дракон,  окруженный  фиолетовыми  огоньками  --
Указателями Пути.  -- Посох Драконьей Кости  ожидает способного  принять его
Власть."
     "Премного  благодарен, -- ответил обоим Тайан, уже начавший привыкать к
облику дракона.  Для  него, живущего  в мире со своим  Зверем мастера боевых
искусств,  переход  был  проще, нежели для обычного  человека  -- разумом он
давно  готов  был принять  Дракона  в себя.  -- Пояс Драконьей  Чешуи  нашел
обладающего должной Мудростью."
     "На что же употребишь ты эту мудрость?" -- поинтересовался Эркариан.
     "На познание себя," -- молвил Тайан и закрыл глаза.
     Югоро  что-то одобрительно просвистел  и разорвал  контакт. Радужный же
дракон исчез не прощаясь, как то у Крылатых в обычае.
     Бессмертные не нуждаются в частых прощаниях и приветствиях.



     Яргист  ждал   рассчитанного  много  столетий  назад  мгновения,  когда
солнечные лучи, обогнув выточенный ветрами столбовидный монолит, отбросят на
землю  четкую, черную тень. Ждать  оставалось  недолго,  и он  позволил себе
оглянуться на пройденный путь.
     Дело завершено успешно, еще раз сказал сам себе бывший дракон. Занявший
его место  либо  оправдает себя, либо  будет смещен и уничтожен. Третьего не
дано.
     И неважно, Силой ли владел Страж, Властью или Мудростью -- ведь Дракон,
и это известно всем Мифотворцам, воплощает в  себе  все эти понятия.  Потому
для  Яргиста  и Звезда,  и Радуга, и  даже  Тень  отныне были  лишь  пустыми
словами. Для  него, шагнувшего во Врата, скоро  откроется иная задача и иная
цель.
     В этом Путь Дракона ничем не отличается от других Путей...

      К О Н Е Ц




                 (из цикла "Хроники Арканмирра")





                                           Сколько землю топчу,
                                           ни один мертвец мне
                                         не гадил так, как живые!
                                                (Волкодав)

  Вам кажется, что Герои - это те, кто восседают на больших лоша-
дях, носят заговоренное оружие и способны в одиночку справиться с
целой армией?
  Если так, то вы правы. Герои - это именно они, кричащие о своем
невероятном героизме каждое мгновение своего сурового существова-
ния. Даже если не раскрывают рта иначе как для того, чтобы  опро-
кинуть туда кружку эля.
  Вам кажется, что Герои - это те, кто летают на  волшебных  ков-
рах, рассыпают с небес потоки смертоносного дождя и одним  корот-
ким взглядом могут прожечь дырку в скале?
  Если так, то вы правы. Герои - это именно они, своим  молчанием
говорящие больше пламенных ораторов и вдохновенных проповедников.
Даже если ни сами они, ни имена их никогда не становятся известны
людям.
  Вам кажется, что Герои - это те, кто, подобно искусным куклово-
дам, дергают за веревочки сотни марионеток, создавая хаос и сумя-
тицу в городах неприятеля, связывая его армии надежнее, чем любые
заклятья и чары?
  Если так, то вы снова правы. Герои - это именно они, гении  за-
говоров, мастера диверсий и адепты шпионажа, вечно изменяющие са-
мих себя и самим себе. Через некоторое время подобной игры чужими
лицами они уже не могут вспомнить свое собственное - и никогда не
сожалеют об этом.
  Но если вам кажется, что только благодаря Героям эта так  назы-
ваемая Игра Властителей не переросла в тотальную войну на истреб-
ление, где каждый дерется с каждым, а друзей нет и быть не может,
ибо вчерашний друг завтра может оказаться в рядах армии неприяте-
ля, - вы здорово ошибаетесь.
  И ошибаетесь вы, если думаете, что самую тяжелую работу в  этой
Игре, больше смахивающей на сумасшествие, исполняют Герои и  бли-
жайшие их помощники.
  Потому что это - заслуга таких, как я.
  Нас немного, и с каждым годом становится все меньше - ибо  бес-
смертия нам не дано, а связать свою судьбу с нашей профессией ре-
шаются единицы, причем далеко не все они годятся для этого. Мы не
зовем себя "последней надеждой мира", потому что не являемся  та-
ковой. Мы не требуем для себя почестей, так как все равно никогда
не получаем их. Мы не требуем особенных наград и богатства, ибо у
нас не бывает возможности наслаждаться ими.
  Мы просто делаем свою работу и получаем за это плату, как  при-
нято везде и повсюду, но о чем мало кто говорит открыто. Я -  го-
ворю, но не все со мной согласны, даже среди нас.
  Нас иногда зовут наемниками, но мы - не солдаты удачи, служащие
под знаменем того, кто больше платит. Нас иногда зовут  убийцами,
но мы - не члены Ночного Братства, разящие удавкой, ядом и стиле-
том и проникающие через непроницаемые колдовские щиты и неподкуп-
ную охрану. Нас иногда зовут колдунами, но мы - не те, кто кладет
свою (или чью-либо еще) жизнь на алтарь Искусства ради  получения
могущества и тайных знаний. Мы вообще не принадлежим к единой ор-
ганизации, и друг друга узнаем только по взгляду. Но впрочем, та-
кая примета достаточно надежна. Ведь ни один ветеран-наемник,  ни
один профессионал-убийца, ни один Герой или Чемпион не имеет,  не
может иметь взгляда, подобного моему. Даже сейчас, когда я совер-
шенно спокоен, немногие из вас способны вынести его без  содрога-
ния: слишком много отпечаталось в глубине этих глаз, много  тако-
го, что простому смертному видеть совсем не следовало бы.
  И не только смертному...



  Тварь, похожая на огромного таракана, бросилась вперед.  Фигура
в свободных, не стеснявших движения серых одеждах в последний миг
увернулась. Серебристая полоса меча в ее руках выщербила  хитино-
вый панцирь чудовища, однако мало похоже было, чтобы оно хотя  бы
заметило эту царапину.
  Развернувшись, тварь снова атаковала. Человек вновь  уклонился,
уперев в землю тупой конец сменившего меч длинного копья, и  нап-
равил его острие точно промеж челюстей чудища. Монстр  завертелся
на месте, пытаясь перекусить засевший в пасти серебристый металл,
а человек, оперевшись на скребущую глину суставчатую  конечность,
одним махом взлетел на спину твари - и обрушил кулак в место, где
головной панцирь соединялся со спинным.
  Резкий хруст настолько удивил двух притаившихся  на  безопасном
расстоянии наблюдателей, что они обменялись недоуменными взгляда-
ми - и пропустили тот момент, когда чудовище обратилось в  огром-
ную кучу вязкой, дурно пахнущей слизи, прикрытую пластинами трес-
нувшего хитина. Человек, несмотря на свою невероятную реакцию, не
успел спрыгнуть и провалился в это месиво почти по шею. До наблю-
дателей долетела ругань победителя, причем пожелания скатологиче-
ского характера в адрес тех, кто поручил ему эту небесами прокля-
тую работу, были далеко не самыми сильными выражениями в его  пя-
тиминутной, глубоко прочувствованной тираде.



  - Неплохо выглядишь, Серебряный.
  - Рад бы сказать то же о тебе, Красный.
  Одноглазый зло хмыкнул.
  - Сам знаю, что видок хреновый; а чувствую я себя еще хуже. Од-
нако дело того стоило!
  - Слышал, как же. Пара мантикор, вышедших из-под контроля. Кол-
дуны Рабана на себе последние волосы рвут, не могут понять, каким
чудом зверюгам удалось бежать через Портал на Светлую Сторону, не
нарушив Печати.
  - Ты все тот же, Серебряный, - покачал головой Красный.  -  Что
тебе за дело до колдунов и их забот? У нас свои дела и свои проб-
лемы. Помоги лучше встать...
  Он с кряхтеньем отбросил одеяло, спустил изувеченные ноги с ле-
жанки на пол и попробовал перенести на них хотя бы часть веса, но
нервы отозвались такой вспышкой боли, что Красный не сдержал сто-
на. Я послал ему часть своей силы; Красный скривился от презрения
к самому себе, однако принял дар и утихомирил боль.
  - Если не встану через три дня, на мне можно ставить крест, - с
обреченностью в хриплом голосе молвил он.
  - Встанешь, если не будешь лезть в пекло  впереди  собственного
папаши... сомневаюсь только, что он у тебя был.
  Одноглазый усмехнулся, и это меня  обнадежило.  Когда  рассудок
заполняет меланхолия, дело дрянь, а в его случае это вообще смер-
тельно. Но коль внутри имеется хотя бы искорка смеха, все еще мо-
жет поправиться.
  - Деньги есть? - спросил я.
  - Достанет, - кивнул он. - Мне за мантикор пять сотен  пообеща-
ли, и уплатили сполна. Тебе надо? Возьми.
  - Мне пока хватает, благодарю. К вечеру через хутор будет  про-
ходить отряд исследователей-сидхе, которыми командует Толин Зеле-
ный Лист. Слышал о таком?
  - Друид-целитель, Герой Фаэра. И что с того?
  - Думаю, у него найдется что-нибудь для твоих ран. Яд мантикоры
- далеко не шутка, ты можешь не успеть перебороть его.  Остальное
и само заживет, а вот противоядием лучше бы воспользоваться.
  Красный, подумав, проговорил:
  - Хорошо. Услуга за мной.

  Сидхе молча выслушал просьбу, так же молча достал из своей сум-
ки небольшой пузырек из зеленого стекла и отдал мне, бросив коше-
лек с полусотней золотых Красного хозяину постоялого двора.  Тот,
совершенно ошалевший, попытался было выяснить у других сидхе, чем
же он заслужил такую великую благодарность, однако прочие  жители
лесов оказались не болтливее своего предводителя.
  Бальзам помог, и наконец проявились регенерационные способности
учителя, показавшиеся бы невероятными любому (кроме меня,  понят-
ное дело). Через три дня он не только поднялся на ноги, но и  су-
мел сам спуститься вниз, в общий зал. Правда, для ходьбы ему  еще
требовалась трость, а по лестнице Красный спускался медленно и  с
передышками - но это уже было значительным прогрессом в сравнении
с тем полутрупом, который встретил меня три дня назад.



  У нас нет богатства, несмотря на то, что плата, которую мы  бе-
рем за работу, достаточно высока - впрочем, это вы и так  знаете.
Куда уходят эти деньги? В основном - к вам же в карманы, ведь  вы
вовсе не считаете зазорным брать с нас впятеро больше, чем с  лю-
бого другого.
  О, конечно, это же почти грех - не заломить за несчастную полу-
сырую курицу и кружку выдохшегося пива двух золотых! Вы прекрасно
знаете, что за такие деньги компания из пяти человек может  гуль-
нуть на всю катушку, но ведь то - люди, а то - мы...
  Нет, мы не притворяемся людьми. Это бессмысленно, слишком прос-
то отличить нас от любого смертного: по взгляду, по походке -  да
мало ли способов!
  У нас нет имен.
  Вернее, мы не пользуемся именами - ибо при рождении нас, как  и
всех вас, награждали именем какого-нибудь славного предка, дабы у
младенца был дух-покровитель в том, другом мире. Мы называем себя
по цветам - Красный, Лазурный, Серебряный. И свершая обряд Посвя-
щения, о котором я говорить не стану, мы отрекаемся от всего, что
имели раньше - от имени, от родни, от состояния.
  У нас нет ни имущества, ни семей - ничего, что связывало бы нас
с кем-либо помимо себе подобных. У каждого из нас есть только до-
рожный мешок со сменой одежды, ларцом с инструментами и снадобья-
ми целителя, да с парой-тройкой памятных мелочей. И еще одна шту-
ковина, общая для каждого, но в то же время - индивидуальная. Это
наше вошедшее во все сказания "волшебное оружие", kroz (что озна-
чает сие название, уже не знает, наверное, никто из  нас).  Трех-
фунтовый кусок металла, имеющий собственный цвет (повторяющий на-
ше прозвище), принимающий форму по нашему слову и неразрывно свя-
занный с нашей душой; так что если какой-то вконец спятивший  вор
решится украсть оружие любого из нас - ему ой как не повезет...



  - Посвященные, иной раз называемые магами, - наставительно мол-
вил человек в сером, - используют в своих целях Единую Силу, раз-
деленную на Шесть Домов. Дом Мудрости, именуемый в старых  источ-
никах Домом Знаний, доступен всем в равной мере, однако пользу от
применения сих знаний получает лишь обладающий незаурядными  ана-
литическими способностями; Дом Природы требует от Посвященных не-
укоснительного соблюдения одного правила: относиться осторожно  и
бережно к неодушевленным живым существам, сиречь к неразумным жи-
вотным и растениям; Дом Колдовства, носящий также имя Дома Высшей
Магии, принимает в свои ряды только носителей Дара, без  которого
все тайны этого Дома будут пустым звуком; Дома Света и Тьмы,  по-
забывшие о том, что некогда были ближайшими союзниками и  олицет-
воряли мировой Закон и Порядок, все свои силы направили на униже-
ние соперника, коль уж не в состоянии уничтожить друг друга физи-
чески, и предъявляют соответствующие требования к желающим разде-
лить Их могущество; и лишь Дом Хаоса не ставит никаких  специаль-
ных препон и условий тем, кто желает приобщиться к секретам самой
древней из Сил...
  - Я... знаю это, - прохрипел собеседник.
  Человек в сером, словно не слыша, продолжил лекцию:
  - Вселенная полна энергии. Дом Колдовства принимает в себя силу
Эфира и Космоса, Дом Мудрости обращается к Звездам и Светилам,  у
Природы везде есть источники могущества, скрытые уже в самом фак-
те существования живых существ в любом месте во Вселенной. Свет и
Тьма пользуются двумя сторонами единой Силы Порядка и Закона, ми-
рового воплощения Судьбы и единого для всех Кодекса. Но Хаос чер-
пает свою мощь из-за Грани, где все законы, все правила - не  су-
ществуют и никогда не существовали...
  - Зачем ты... говоришь МНЕ.. о этом?
  Слабый голос был, однако, не настолько слаб, чтобы находившийся
в полушаге от его источника человек не услышал его. Но тон самоз-
ваного лектора ничуть не изменился.
  - Пользующиеся Силой Хаоса нарушают установленное во  Вселенной
равновесие, выпуская в мир излишки мощи. Мощь эта, исполнив  тре-
бование Посвященного, не возвращается обратно, как то  происходит
с Силой любого другого Дома. Таким образом, в мире возникают нес-
компенсированные сгустки блуждающей энергии Хаоса, и  находящееся
в непосредственной близости от средоточий этой энергии имеют  не-
малые шансы подвергнуться Изменению. Простой дождевой червяк ста-
новится Червем Шаи, речной рак - Тварью Марракса, безобидная мно-
гоножка обращается в Чудище Игерна, и все такое прочее...
  Человек в сером опустил бесстрастный взор на посиневшую  физио-
номию своего вынужденного собеседника, закутанного в обрывки чер-
ной мантии. Металлическая удавка, стягивающая горло  чернокнижни-
ка, внезапно исчезла, оставив кровавый след, а в руке человека  в
сером появился длинный меч, блеснувший чистым серебром.
  Чернокнижник, растирая горло обеими руками, прохрипел:
  - Но чего ты хочешь... от меня?
  - Ничего, - молвил тот. - Раз ты знал о последствиях - ничего.
  Послушный меч коротко свистнул в воздухе, и голова чернокнижни-
ка покатилась по земле, оставляя за собой кровавый след.



  - Сколько нас осталось?
  Красный, помолчав секунд десять, проговорил:
  - Последний, Сиреневый, пришел к нам три года назад. С тех  пор
пали двое, Белый и Бронзовая... Значит, двадцать семь.
  - Я ничего не слышал о Синем уже лет пятнадцать, - с  некоторым
сомнением заметил я.
  - Синий жив, - усмехнулся Красный, - он временно в отставке.
  Я непонимающе посмотрел на него.
  - Это как понимать?
  - Вот так и понимай. Отошел от дел. Временно. Знаешь, что такое
отпуск? А, Серебряный - или твари уже последние мозги вышибли?
  - Знать-то знаю, но какое отношение ЭТО имеет к нам? Мы ведь не
на постоянной работе...
  - Как раз МЫ - на постоянной, - с нажимом сказал одноглазый,  и
я вынужден был согласиться: пока не перевелась нечисть, мы не мо-
жем, не имеем права уйти на покой. - Отдых ему нужен,  понимаешь?
Старику ведь уже за сто двадцать перевалило, считай; старше  один
только Черный будет.
  - Да, давно хотел спросить: почему любой из нас может исчезнуть
и быть заменен, но Черный всегда был и есть?
  Красный вздохнул.
  - Вообще-то это не для сопляков вроде тебя...
  - Это я сопляк? - возмутился я. - Да я покрепче тебя буду, даже
когда ты полностью поправишься!
  - Тебе сколько, сорок? Вот я и говорю - сопляк. Мне за шестьде-
сят, и я только-только начинаю кое-что понимать. А ты хочешь  вот
так сразу все, наскоком, из грязи да в князи?
  - Почему нет? Сам сказал, старикам часто нужен отдых, и  основ-
ную работу делают "сопляки".
  - Вот и работай себе. А не задавай вопросы, ответы  на  которые
тебе не нужны. - Единственный глаз Красного сузился. - Не застав-
ляй меня повторять это дважды.
  Я пожал плечами.
  - Не можешь - не говори, я не настаиваю. Но учти, чем  тщатель-
нее от меня что-то скрывают, тем больше у меня поводов  приняться
за разгадку тайны. В этом отношении я еще человек.
  Красный хмыкнул.
  - Ну так уж и быть, подброшу я тебе пару фактов. Ты мог бы  уз-
нать их и сам, проведя пару-тройку часиков в приличной библиотеке
- в Эксетере или Авалоне, например.
  Я хотел было напомнить, что не умею читать, но учитель уже сло-
жил пальцы хорошо известным мне манером.
  - Смотри сюда... - прошептал он.
  Светло-карий глаз Красного внезапно стал черным колодцем,  втя-
нувшим меня в бездну чертовски далекого прошлого...

  Их было семеро.
  Облаченные в одинаковую, строгого покроя черную форму, наводив-
шую почему-то на мысль о невероятно долгих и тяжелых войнах,  они
стояли полукругом перед взорванным Порталом. Порталом, за которым
остался, отныне и навсегда недосягаемый, прежний их мир.  Переме-
щение оставило заметные следы на ткани рассудка, стерев  значите-
льную часть воспоминаний о предыдущей жизни.
  С небес спустилась узкая призрачная лестница, по которой  легко
сбежал средних лет человек (или по крайней мере, некто на челове-
ка похожий) в серебристом кольчужном облачении. Оружия при нем не
было видно; вместо шлема или кольчужного наголовника  его  голову
прикрывал странный капюшон из тускло-серебристой ткани.
  Семеро повернулись в его сторону, и высокий человек - предводи-
тель крошечного отряда - выступил навстречу.
  - Меня называют Серебряным Ветром, - молвил пришелец с небес на
языке, который все семеро без труда поняли, хотя это  наречие  не
было родным для них, - и я с превеликим удовольствием приветствую
беглецов из мира вечных сражений. У вас есть три пути  на  выбор:
или прожить остаток своих дней жизнью простых смертных в этом ми-
ре, или немедленно покинуть его, или же - взяться за одну работу,
которая как раз по вашим способностям.
  - И что за работа? - поинтересовался человек. - Как это  часте-
нько говорят в подобных случаях, "сущий пустяк"?
  Серебряный Ветер покачал головой.
  - Я не стану обманывать. Дело непростое и ответственное. И хотя
награда будет немалой, вы все равно не сможете воспользоваться ею
как следует.
  - Конкретнее, пожалуйста. Говорить ни о чем и я умею.
  - Титул Истребителя Нечисти для тебя что-нибудь значит?
  - Нет.
  - Скоро будет.



  Почему-то иной раз нас пытаются втянуть в вооруженные конфликты
между Властителями, отождествляя нас с наемниками. Да, мы работа-
ем за плату; однако наш клинок никогда не обращается  против  ра-
зумного существа!
  Поправка: наш клинок никогда не обращается против разумного су-
щества, существование которого не создает препятствий существова-
нию прочих разумных существ. Потому что есть такие, которые обла-
дают разумом, но считают людей (а также сидхе, орков,  половинчи-
ков и прочих жителей Арканмирра) лишь пищей. Вампиры, например, и
им подобные. С такими у нас нет и не может быть мира.
  Вы часто подразделяете мир на "своих" и "чужих". Для  последней
категории у вас имеются дополнительная классификация: слова "нед-
руг" и "неприятель" обозначают чужака из иного человеческого пле-
мени; под "нежитью" подразумевается все множество существ,  нахо-
дящихся по ту сторону Жизни; "нелюдью" называют тех, кто сходен с
человеком обликом, но мыслит иначе, непонятно; и наконец,  термин
"нечисть" приберегается для тех, кто имеет прямую связь с  Нечис-
той Силой, сиречь с порождениями Нижнего Мира, также  называемого
адом или Преисподней.
  Честно говоря, нас можно было бы назвать и Истребителями  Нежи-
ти, так как в нашей... так сказать, практике случаи с беспокойны-
ми мертвяками и им подобными довольно часты. Однако фокус в  том,
что пока существует Жизнь, существует и Не-жизнь, воплощающаяся в
нежити. Истребить то, что составляет часть бытия, просто нереаль-
но - а мы ставим себе лишь реальные цели.
  Ага, я слышу, как кто-то говорит, что Нижний Мир также является
частью бытия! Очень хорошее замечание. И столь же верное, сколь и
неправильное.
  Безусловно, Нижний Мир является частью бытия. Но почему он дол-
жен быть частью именно ВАШЕГО бытия? Только потому, что кто-то из
жрецов, претендующих на посредничество с Богами, наплел вам сорок
бочек арестантов о посмертной участи каждого из вас, что  правед-
ники отделятся от грешников, и кто-то попадет к небесную  Обитель
Богов, кто-то получит второй шанс и вновь родится в этом мире,  а
кто-то навек канет в геенну огненную?
  Да, это действительно так.
  Для тех, кто в это верит - это так.
  Но не для нас. Мы живем в последний раз, и наша смерть -  окон-
чательна.
  Нет, не нужно жалости: для нас это понятие лишено смысла.



  Костер горел очень долго, пламя словно не желало пожирать обез-
главленное тело, возлежавшее среди щедро политых маслом дров. Од-
нако единственному зрителю некуда было спешить, и он ждал, задум-
чиво опираясь подбородком на раздвоенное навершье  металлического
дорожного посоха.
  Наконец, когда на кострище осталось лишь несколько красных уго-
льков, человек в сером подошел вплотную, тщательно перемешал кон-
цом посоха остатки костра, положил сверху какой-то сверток и  до-
бавил новых дров, после чего отошел на несколько шагов и  щелчком
пальцев высек искру. Теперь костер был странного зеленоватого от-
тенка, почти не дававший тепла и прогоревший невероятно быстро.
  Удовлетворенно кивнув, человек тщательно смел всю золу и  пепел
в мешок, залил очищенное кострище водой, а крепко затянутый мешок
с размаху закинул в расположенную невдалеке реку, привязав к гор-
ловине увесистый булыжник. Разумеется, вскоре на воде и следа  не
осталось.
  Человек в сером немного помолчал, затем подобрал с земли дорож-
ную сумку и, насвистывая, пустился в путь...



  - Они были беглецами, Серебряный. Лишенными всего и сохранивши-
ми лишь часть себя. А стали - избранниками Высших Домов. Лишенны-
ми всего, даже права жить нормальной жизнью.
  - Но мы ведь - не беглецы!
  - Так ли это? - возразил Красный. - Да ты себя-то вспомни,  ка-
ким был, когда приполз ко мне.
  И я вспомнил...
  - Мы нисколько не отличаемся от них, - наконец сказал  учитель.
- Ни на грош. И их имена - Бласко, Блэк, Шварц, Дабх, Кара, Нуаре
и Черняк - обозначали на языках того мира, да и на некоторых  на-
ших, только одно - черный цвет. И семь kroz'ов, что дал им Сереб-
ряный Ветер, были черными. А потом...

  "...А потом была ночь, и ледяной северо-западный ветер сдирал с
их лиц кожу, и пылало во тьме гнездо Железных Птиц, сожженное Ис-
требителями. И последний из Железных Всадников, выплевывая крова-
вые капли последних мгновений своей жизни вместе со словами, про-
клял их именем Того, Кого более не поминают. И северное побережье
Шира стало ареной ночной битвы, битвы, в которой пощады не просят
и не дают, в которой не бывает победителей и проигравших - а есть
только мертвецы и последний, оставшийся в живых. И слилась в  его
клинке мощь оружия убитых сородичей, павших на землях чужого мира
в чужой для них войне.
  И тогда тот, кого потом назовут Черным, сел на последнюю из Же-
лезных Птиц; и подчинилась она рожденному в ином мире, и взлетела
столь высоко, что даже эфирные тропинки Властителей не  достигают
тех мест. И ступила его нога, закованная в металл доспехов Желез-
ного Всадника - металл, который не был металлом, - на  призрачную
дорогу, которой пользуются одни только Высшие. И прошел Черный по
ней, сокрушив Стражей Врат молниями из копья Железного  Всадника,
так похожего на полузабытое оружие, которым он пользовался в том,
ином мире; и черный металл окровавленного клинка разрубил  Дверь,
помеченную знаком Креста; Дверь в цитадель, где обитал называвший
себя Серебряным Ветром..."



  Многие воины дают своим мечам, палицам, лукам, копьям и секирам
собственные имена, веря, что этим они наделяют оружие  способнос-
тью приходить на помощь попавшему в беду хозяину, удачей мифичес-
ких фейри, необоримой силой каменного гиганта,  даром  отыскивать
щели в броне врага и тому подобным. Но оружие, если только это не
искусственно заключенный в металл дух или демон, никогда не может
заменить воина. Или одолеть его без помощи другого воина.
  Мы не даем оружию имени - напротив, мы сами берем ЕГО имя в тот
день, когда в день Посвящения ладонь прошедшего сквозь огонь, во-
ду и медные трубы касается холодного металла kroz'а, не  имеющего
хозяина. Да, kroz - это не оружие. Это часть нас.
  Или мы - часть его.
  Никогда kroz не проливает крови разумного существа. Никогда.  И
лишь Нечисть поражает он, разя наповал и не давая пощады.
  Нечисть - это то, что порождено Нижним Миром. И то, что связано
с ним теснее, чем то дозволено.
  Кем дозволено? Правильный вопрос. Есть такая книга...  впрочем,
это больше чем просто книга. Это точное изложение законов сущест-
вования мироздания, и называется оно Кодексом. Этот Кодекс только
Властители и Странники знают. Да еще мы.
  Вы тоже живете по этому Кодексу, пусть и не знаете об этом.
  Потому что это Знание, как и многое другое из того, что записа-
но в Кодексе, не для вас. И не для нас. Нам дозволено владеть не-
которыми Знаниями, увеличивающимися со временем, но не  использо-
вать их.
  Да, снова "дозволено". На сей раз - Высшими.
  Нет, Они не Боги, хотя в чем-то превосходят Богов. И не смерт-
ные, хотя в чем-то подобны вам или нам. Они - Иные. Недаром  дру-
гие Их посланцы в этот мир, Странники, носят это прозвище. Стран-
ные они, непохожие на нас и вас. Таковы же и их покровители.
  Их - не наши.
  Мы - Высшим не подчиняемся. Мы - сами по себе, и наше бремя ни-
какие Высшие не облегчат и не увеличат.



  Человек в сером шел весь день, не ускоряя и не замедляя шага. С
появлением на востоке первой звезды из Голубой Короны, он остано-
вился у обочины дороги, достал из сумки свернутую накидку из теп-
лой ткани, завернулся в нее и мгновенно уснул. Воткнутый в  землю
металлический посох настороженно покачивался, словно охраняя  его
сон.
  Спящий открыл глаза за час до рассвета, свернул покрывало, изв-
лек из сумки флягу и нечто похожее на бурый камень в оболочке  из
хорошо выскобленного рыбьего пузыря. На вкус дорожный рацион (это
он и был, как с первого взгляда сказал бы всякий  путешественник)
напоминал кусок старого кожаного ремня, да и по твердости ему ма-
ло уступал, но человек, методично работая крепкими зубами, отгры-
зал от "камня" куски до тех пор, пока не съел рацион целиком. По-
завчерашняя, чуть солоноватая вода из фляги смыла отвратный вкус,
а сорванное минувшим вечером недозревшее яблоко придало  утренней
трапезе вполне закономерное завершение.
  Человек быстро завершил утренние сборы, легко поднялся на  ноги
и в прежнем размеренном темпе продолжил свой путь.
  Ночью на серебристом металле посоха проступили руны Общего Язы-
ка, но читать путник не умел, а потому просто проигнорировал пос-
лание. Все равно вблизи мог находиться лишь один из тех, кто  мог
отправить сообщение, а он и без того направлялся к обычному месту
их встречи...



  - Это миф, Красный, - твердо молвил я, пытаясь сбросить  очаро-
вание слов полутысячелетней давности.
  - Миф, - кивнул учитель. - А знаешь ли ты, что это такое - миф?
  - История, которой не было и не могло быть.
  - Почти так. История, которой не было и не могло быть. Но кото-
рая очень хотела - быть.
  То ли в глазах у меня начало темнеть, то ли...
  Одноглазый медленно поднялся, положил руку на тяжелый крестооб-
разный кусок красного металла - и в воздухе сверкнула сабля с ши-
роким лезвием, называемая истерлингами "скимитар". По лезвию  тя-
нулась цепочка черных рун.
  - Вынь свой kroz и обрати его в меч, - приказал Красный.
  Я подчинился. Конечно, на моем клинке тоже оказалось сообщение;
но я, в отличие от учителя, при всем желании не мог его прочесть.
  - Он здесь, - тихим, каким-то неживым голосом проговорил  Крас-
ный. - Я ведь предупреждал тебя...
  - Кто "он"? - удивленно спросил я.
  Ответить учитель не успел, даже если и хотел. Запертая на  зад-
вижку дверь содрогнулась и слетела с петель, а в проеме нарисова-
лась черная фигура огромного роста и соответствующего сложения.
  - Вы обсуждали запретное, - не тратя впустую времени,  пророко-
тал гигант, и острия черного трезубца нацелились на нас.
  - Я тоже рад тебя видеть, Черный, - заметил Красный. -  Отойди,
Серебряный, - и он с усилием поднялся на ноги.
  Kroz гибкой лентой хлестнул учителя по плечу, покрыв грудь, жи-
вот и пах кроваво-красной чешуей доспеха. Черный хмыкнул и  обра-
тил свой kroz в короткий, массивный топор.
  - Оружие - против Нечисти, - вполголоса произнес я.
  - Юноша, Нечисть - это вовсе не Слуги Нечистого, - наставитель-
но сказал Черный. - Нечисть - это Лишенные Чистоты, сиречь  Прес-
тупившие Закон. "Чистота", она ведь сродни "чести" - да ты и  сам
это знаешь, охотник за чернокнижниками.
  - Знаю, - кивнул я и направил узкий серебристый клинок kroz'а в
грудь Черного. - Уж это-то я знаю, Отринувший Честь.

  "...И тогда увидел Черный стоящего спиной к нему  небожителя  в
серебряной броне, Избравшего его и его сородичей - и обрекшего их
на смерть. И ударил, как бил уже не раз - в спину, не заботясь  о
законах воинской чести.
  Но черный клинок отскочил от доспехов небожителя, и тогда  ска-
зал Серебряный Ветер: не буду я считать поступок твой  трусостью,
если ты немедленно покинешь это место.
  И смех Черного, полный горечи и безумия, был ему ответом. Вновь
взлетел черный меч, и скрестился с клинком небожителя. Не был бой
тот коротким, и иные небожители, также при оружии, вскоре  собра-
лись вокруг них. И снова прозвучал злой смех Черного,  решившего,
что пришел его смертный час.
  Но молчали недвижно стоявшие небожители, и оружие их оставалось
в ножнах. И под взглядами их, хладными и бесстрастными,  Серебря-
ный Ветер молвил: понятно мне горе твое, и не буду таить я  обид,
если ты покинешь эту обитель.
  И снова Черный, смеясь в лицо небожителям, пошел в атаку. И на-
конец достиг желанной цели, и острие его клинка окрасилось кровью
из горла врага. Однако и Серебряный Ветер, пронзив доспех  Желез-
ного Всадника, смертельно ранил его. И рухнули оба наземь, на пол
небесной обители, и кровь их смешивалась в единой, медленно  уве-
личивавшейся лужице.
  И сказал один из зрителей: он заслужил жизнь.
  И сказал другой: он заслужил больше, чем жизнь.
  И тогда заговорил старший из небожителей, чьи глаза были глаза-
ми мудрого старца, а виски покрывала седина, но лик светился бод-
ростью пятнадцатилетнего юноши. Сказал он: чего желаешь ты, смер-
тный, заслуживший внимание Высших?
  И прошептал Черный холодеющими устами, из которых истекали пос-
ледние жизненные силы: свободы самому выбирать свой путь.
  Тогда подался назад Серебряный Ветер, извлекая свой меч из тела
Черного, а его клинок - из своего тела. И поднял он руку, и  зак-
рылись раны, оставив лишь легкие рубцы.
  Иди, промолвил старший из небожителей. Ты свободен. И более  не
возвращайся.
  Но возразил Черный: это - не свобода. Это - свобода жить  рабом
или умереть. Ибо вечная война без надежды на победу и без возмож-
ности заключить мир - что это, как не рабство? И что, как не раб-
ство, есть запрет на решение всех споров в Круге Мечей?
  Это - жизнь, изрек Серебряный Ветер. Это не рабство, это жизнь,
какой знаете ее вы, люди.
  И воскликнул тогда Черный: так пусть же кровь братьев моих сама
рассудит нас!
  И окровавленный меч его черной молнией метнулся к голове Сереб-
ряного Ветра, одним ударом рассекая серебристый капюшон, под  ко-
торым была лишь пустота.
  Удар молнии, павшей со сводов небесной обители, отбросил Черно-
го назад, но сознания не лишил.
  И сказал старший из небожителей: вы смешали свою кровь в битве,
и отныне те, кто пройдет ритуал кровного братства с тобою, станут
также и нашими кровными братьями. А братьев в рабство не берут.
  Но братьями и не помыкают как бессловесными  рабами,  прохрипел
Черный, чувствуя, как внутри него разгорается странное пламя, хо-
лодное подобно вековому льду.
  Ты - не раб, с нажимом молвил предводитель небожителей. Ты  де-
лаешь то, что способен делать, то, что нужно делать, то, без чего
твоя жизнь утратит всякий смысл.
  А есть ли у меня выбор, вопросил Черный, поднимаясь на ноги.
  Скорбное молчание было ему ответом. Потом раздался голос Сереб-
ряного Ветра: у всякого смертного есть выбор, и если желаешь этой
свободы - отрекись от своей силы. Ибо если ты думаешь, что  право
выбирать имеют все - ты ничего не знаешь о Высших.
  Черный снова рассмеялся, но теперь горечи в его смехе не  было.
Что ж, молвил он, тогда я готов принять это знание.
  Хорошо, ответил ему Серебряный Ветер. Но за это ты расплатишься
тем, что получил в битве со мной и наследием Железных  Всадников.
Кроме того, тебя, отступающего от воинского правила и  бьющего  в
спину, мы будем называть Отринувшим Честь. А учеников и  последо-
вателей твоих прочие смертные станут бояться и втайне презирать.
  Это выше тебя, осуждающе молвил старший из небожителей.
  Но не выше всех нас, возразил Серебряный Ветер.
  И сказал Черный: я согласен.
  И в этот самый момент леденящее пламя, дарующее Избраннику бес-
смертие, достигло его головы и лишило сознания.

  Когда Черный покинул Цитадель Креста, она растаяла за его  спи-
ной, подобно облачному миражу феи Морганы..."



  Вы не вправе судить нас и судить о нас. Никто не вправе - кроме
нас самих.
  Ведь никто из вас и вам подобных не проходил  через  испытание,
какое нам приходится выдерживать с жуткой регулярностью, не  реже
четырех раз в месяц.
  Нет, я говорю не о сражениях с тварями, их как раз побеждали  и
будут побеждать многие. Мы хоть и профессионалы, но в этом  отно-
шении - не единственные.
  Я говорю о сражениях с самым страшным Зверем из всех существую-
щих, Зверем, которому нипочем клыки демонов Бездны и когти ночных
кошмаров. Со Зверем, который почти не трогает животных, но нещад-
но уничтожает разумных существ. Со Зверем, который не может  быть
убит окончательно и всегда возвращается.
  Нет, это не оборотень. Хотя Зверь и умеет менять облик, принад-
лежность его к этому роду Нежити можно отвергнуть. К тому же, но-
сящих метку Вэре [англ. were - оборотень] очень легко распознать,
если знать, как и куда смотреть; Зверя же нельзя заметить до  са-
мого последнего момента. Впрочем, "нельзя заметить" сказано слиш-
ком сильно. Мы знаем, ОТКУДА приходит упомянутый Зверь; нам прос-
то не дано предугадать, КОГДА Он это сделает в очередной раз...
  О, можете не утруждать себя излишней суетой. Вам все  равно  не
удастся удрать от Зверя, коли Он пожелает полакомиться вашей  пе-
ченью. На это не способен ни один смертный, будь он даже  чемпио-
ном Джангара по бегу на короткие, средние и длинные дистанции.
  Но вы угадали правильно. Зверь этот - внутри каждого из нас.
  Ну вот, разбежались. Глупцы.
  Ведь совершенно тот же Зверь сидит в душе у каждого из них...



  Человек в серой одежде шел сквозь ночную грозу. Дождя, как  это
часто бывало летом, почти не было, но грома, молний и сырого вет-
ра хватило бы на полдюжины обычных бурь.
  Человек знал, что это буйство стихий вскоре прекратится. Но по-
ка не было никакой возможности смирить яростные лиловые  разряды,
упорно стремящиеся поразить выкованный из не ржавеющего с  годами
металла Шип, с незапамятных времен торчащий подобно рогу единоро-
га на юге Ржавых Равнин. И даже появись такая возможность, он  не
стал бы взваливать на свои плечи бремя Владыки Бурь и  утихомири-
вать грозу.
  Он не оглядывался назад, туда, где одиноко высился Шип и  нечто
почти бесформенное, в предсмертных муках извивавшееся на металли-
ческом острие, у основания которого был выдавлен знак Креста.  Он
не слышал криков - не потому, что их не было, а потому, что  слы-
шать не желал.
  Казнить "на колу" придумали, насколько он знал, турраканцы; че-
ловек в сером не очень уважал этот народ, но кое-какие  приемчики
у племен юго-восточных пустынь перенять, несомненно, стоило.
  Молния невероятной мощи расколола небо, оставив на  иссиня-чер-
ном фоне огненную руну. Умеющий читать понял бы это как приказ  -
"ВЕРНИСЬ!" - но ночному путнику не было доступно это искусство, и
он все так же размеренно шагал на север. Последовавший через нес-
колько мгновений громовой раскат потряс все мироздание, но  чело-
век в сером проигнорировал гнев небес, продолжая свой путь.



  Я помню свое обещание, учитель. И не нарушу слова.
  Черный свое получил; интересно, сколько времени ему  потребует-
ся, чтобы освободиться от пронзающего его плоть Шипа?  Бессмертие
бессмертием, но боль Черный чувствует не хуже меня... а ведь пос-
тоянно испытывая такие муки, запросто можно вскоре сойти с ума.
  Правда, последнее ему не грозит. Черный давно утратил рассудок,
еще в тот день, когда сразил шестерых своих сородичей, с которыми
прибыл из иного мира. Зато, кажется, я наконец достал его Зверя и
уничтожил то, что составляло темную часть души Черного.
  А что бы сделал ты, Красный, случись тебе одолеть  бессмертного
безумца-Истребителя, сразившего твоего ученика?
  Наверное, теперь я частенько буду задавать себе подобные вопро-
сы. По крайней мере, пока у меня не появится свой ученик, и я  не
вручу ему kroz цвета свежепролитой крови, мертвым грузом  лежащий
сейчас в моем мешке.
  Но это будет не скоро.
  Если вообще будет.
  Мы - Истребители Нечисти. Но когда считающие себя знатоками го-
ворят, что "нечисть" суть порождения Нижнего Мира, дети "нечисто-
го", они ой как ошибаются...
  Нечисть - это и те, кто не способен обрести внутренней чистоты,
отбросить груз дурных поступков, иногда называемых "грехами". Не-
чисть - это клятвопреступники, осквернители могил, многие профес-
сиональные убийцы и другие, позволившие Зверю вырваться наружу.
  Нечисть - это мы, ибо наш Зверь не может долго сидеть внутри. И
мы позволяем ему выйти, напуская на тех, кого сами называем  "не-
чистью", хотя прекрасно знаем лицемерие своих деяний. И как почти
за всякое лицемерие, именно за это нам и платят.
  И лишь раз в своей жизни Истребитель Нечисти становится достоин
своего титула. Когда выходит с голыми руками против Зверя, воору-
женного kroz'ом. И побеждает он или проигрывает, этот бой  кладет
конец его карьере, да и жизни.
  Да, учитель, я помню твое любимое изречение. Это - стоит того.
  Ты слышишь, Зверь? Да слышит, конечно, куда ж он денется... Так
вот, когда придет час - я выдержу твой удар и нанесу свой. Я  мо-
гу, я имею право говорить так, ибо в равном бою одержал верх  над
Зверем Черного.
  Попадалась мне как-то старая легенда, что когда каждый из смер-
тных управится со своим Зверем, придет тот сказочный день,  когда
Истребители Нечисти станут заниматься только выползнями из Преис-
подней и сопредельных краев...
  Да, я прекрасно понимаю, что это - легенда. И я не Мастер  Сна,
чтобы претворять легенды в реальность.
  И не хочу быть таким. Мой удел - настоящее, ибо ни прошлого, ни
будущего у меня нет.

  Я шел сквозь ночь и грозу, и ад не следовал за мной.
  Ад был во мне.

      К О Н Е Ц






                           Он кидает свои поэмы на ближайший мир,
                                  и, куда бы они не упали,
                            они запечатлеваются на самом твердом
                                из имеющихся там материалов.
                                       Роджер Желязны
                                  "Создания Света и Тьмы"

  Он попросил не завязывать ему глаза, и магистрат, как ни стран-
но, пошел навстречу осужденному на смерть. Разумеется, руки  были
крепко привязаны к столбу, а рот заткнут плотным кляпом -  однако
это уже не имело значения.
  Он был готов к смерти и не боялся последних мук.  Единственное,
чего он еще хотел - увидеть своими глазами хотя бы начало того, к
чему приведет гибель последнего из Одаренных.
  Начало конца.
  Это, кстати, было еще одной из причин, по которым он не воспре-
пятствовал действиям "охотников за колдунами", схватившим его де-
вять дней назад. Он предчувствовал в будущем великую боль  мироз-
дания, и эту боль никак не могла бы вызвать его смерть. Лишь одно
событие было достаточно трагическим, чтобы породить подобные чув-
ства у Вселенной; и как бы его ни называли люди -  Апокалипсисом,
Светопреставлением, Днем Гнева или Черным Рассветом, - обозначало
это только одно.
  Конец.
  Два палача, тщившиеся спрятать за капюшонами своих бесформенных
одеяний охвативший их страх, бочком подбирались к сложенной  вок-
руг его столба груде дров. Магистрат не пожалел средств: мало то-
го, что поленья были исключительно из дуба, ольхи, ясеня и  осины
(препятствовавших, как считалось, проникновению и распространению
черной магии) - они вдобавок были щедро политы лучшим  лавандовым
маслом, освященным самим Иерархом. Во всей вероятности,  с  целью
побыстрее изгнать дух сожженного колдуна с места казни.
  Он уже не испытывал холодного презрения к окружавшим его смерт-
ным, как то было когда-то; на презрение не было ни сил, ни време-
ни. Кроме того, к чему презирать тех, кто действует в меру своего
недалекого разумения? Распознать обман не в их силах, а чтобы ос-
вободиться от сковывающих их сознание пут, необходимо как минимум
сперва осознать наличие оных...

  Палачи остановились за две дюжины шагов до костра и, не  сгова-
риваясь, запустили горящими факелами в кучу дров, словно метая во
врага свои последние дротики. Дерево занялось мгновенно,  сладкий
дым тут же пополз к его ноздрям.
  Против обыкновения, пламя не встало палящим барьером,  разделив
смертника и зрителей. Оно подбиралось неторопливо, окружая его  с
боков и сзади, тогда как спереди огненные языки лишь лизали подол
его черного балахона, не сорванного усердствующими  инквизиторами
(усердствовали они, впрочем, ровным счетом две секунды, пока трое
помощников Дознавателя не испустили дух - и он, щадя их усилия  и
свое время, не признался во всем, что ему инкриминировалось)...
  Огонь добрался до рук и ласково коснулся стягивающих их  коноп-
ляных веревок. Стряхнув пепел, он некоторое время растирал  зане-
мевшие пальцы, почти жалея о том, что не имеет возможности немно-
го развлечься паникой, начавшейся в толпе, а потом вытащил из рта
изрядно надоевший кляп.
  Пора: пламя уже начало пожирать книги, найденные в его доме.
  Столько сил было затрачено на поиски скрытого в них знания... и
все зря. Знание не приносит облегчения. Оно вообще может оказать-
ся бесполезным или гибельным.
  И часто оказывается.
  Он щелкнул пальцами - и тонкая записная книжка в черной обложке
сама раскрылась навстречу огню, обращая в прах его последнее тво-
рение...

        Черные карты безмолвно кружатся
        В черном пасьянсе Судьбы.
        Черною кровью скрепляется братство
        Черной, бесплодной борьбы.
        В каменном зеркале черных видений
        Черный маячит удел
        Тех, кто при поиске нужных решений
        Вышел за Черный Предел.

  Время остановилось.
  Спираль памяти, никогда не принадлежащая ни ему, ни его  много-
численным предшественникам, взвилась разъяренной коброй, разорвав
черный мешок контроля и самообладания, в котором находилась  сто-
лько одиноких лет...



  Первое посвящение.
  Иногда именуемое Инициацией - впрочем, в основном теми, кто же-
лает блеснуть своей эрудицией за отсутствием подлинных знаний.
  Начало Пути, который индивидуален для всякого Посвященного,  но
в то же время - един. Первый шаг и первая кровь...

        Черное пламя над черной горою
        Черною пастью висит.
        Черная речь чернотой небо кроет.
        Черная птица кричит...
        В черных одеждах и с черною книгой
        В черных от боли руках -
        Черные знаки безжалостно выжгут
        Титул его: черный маг.

  Он никогда не произносил этих рифм вслух, лишь мысленно. Запись
в книжке была сделана его личным шифром, разгадать который, веро-
ятно, не сумел бы даже его учитель, знавший его (тогдашнего)  как
облупленного.
  Эти стихи не были заклятьем.
  И тем не менее, они обладали странной силой, которую он  чувст-
вовал еще тогда, но не понимал до конца даже теперь...



  Первый Страж.
  Первое серьезное препятствие на Пути, первое настоящее  испыта-
ние обретенных в долгих годах обучения знаний на практике. Первые
успехи и разочарования.
  И первый шаг к пониманию того, что конец Пути - это конец само-
го себя.

        Черный дворец в центре черной равнины
        С черным провалом ворот.
        Черным мостом над Рекой Черных Джиннов
        Плавают семь черных нот.
        Черная флейта забытого бога
        Плачет о Черном Кольце.
        Черный Отряд за похищенным гробом
        Следует в черном венце.

  Когда он слагал эти рифмы, он видел себя Создателем, всемогущим
существом, способным одним движением бровей создать Вселенную  из
горсти праха или совершить обратное действие. Когда он записал их
в свою книжку, стихи показались ему несколько претенциозными, из-
девательскими и высосанными из пальца. Но, когда книжка через не-
которое время сама раскрылась на этой странице, чувство  Всемогу-
щества вернулось - и он понял, что сила кроется не только в точно
подобранных словах-символах, расставленных в проверенном временем
порядке...



  Первое поражение.
  Первая проверка способности трезво оценить неблагоприятную  си-
туацию и вовремя покинуть игру. Первая потеря и первая  серьезная
утрата. Первая зарубка на душе.

        В черном котле кипит черное зелье
        Черных, ушедших эпох.
        Скоро твое завершится веселье,
        Будь ты хорош или плох -
        Черная смерть не имеет привычки
        Черную метку давать;
        Все для ее черных стрел безразлично,
        Ей не дано выбирать.

  Эти стихи, против обыкновения, он неоднократно читал вслух -  и
вердикт критиков был: "это слишком просто, чтобы быть гениальным,
и слишком запутанно, чтобы считаться поэзией". Как ни странно,  в
чем-то он был здесь согласен с теми, кого обычно презирал.
  Но эти рифмы представляли из себя нечто большее,  чем  экспери-
мент в области стихотворчества. Он только не знал, что именно.
  Даже сейчас, когда пламя его погребального костра глотало стро-
ки, описывающие единственные достойные воспоминания мгновения его
черной жизни.



  Первая жертва.
  Первое сознательное отречение от силы и власти ради  достижения
высшей цели. Первое осознание могущества отказа, слова "нет".

        Черной тропою по черной пустыне
        Следует черная тень,
        Черной земле принеся в жертву Имя,
        Чтоб не настал черный день;
        Черное слово и черное дело
        Будут забыты, когда
        Заревом черным над Черным Пределом
        Черная вспыхнет звезда.

  Нет, сам он никогда не шел на подобное. Но чувствовал, что  при
определенных обстоятельствах нечто подобное могло бы произойти  и
с ним - как произошло с героем одной полузабытой легенды.
  Эти стихи он записал не обычными и не "несмываемыми" чернилами,
какие иногда изготовляли алхимики. Сей состав он раздобыл у цвер-
гов, помешанных на драгоценных камнях; и в самом деле, одни толь-
ко цверги могли додуматься делать чернила "для особо важных запи-
сей" из размолотых в пыль алмазов и сапфиров, растворенных в  ки-
пящем ихоре...
  И теперь, когда пламя пожирало поблескивающие черные строки, он
впервые начал понимать, зачем вообще написал их...



  Первый Барьер.
  Первое понимание того, что существует нечто такое, чего  нельзя
преступать. Первое подозрение о наличии неких Высших Сил, для ко-
торых все обитатели земного мира - не более чем глина. Из которой
при случае можно вылепить нужные фигурки.

        На алтаре в черном храме дымится
        Дюжина черных свечей.
        Хмуро насуплены черные лица
        Черных жрецов-Миражей.
        Черным отчаяньем полнится сердце,
        Черные меркнут глаза
        И из котла с черной солью и перцем
        Черная каплет слеза...

  Да, люди - глина в руках Высших Сил.
  Однако сия глина обладает способностью принимать форму и без Их
содействия. Что это значит? Прежде всего - то, что человеку дале-
ко не обязательно принимать поставленные Ими условия.
  Однако для этого нужно как минимум осознать свои способности. И
научиться пользоваться ими.
  Что доступно, как он давно знал, лишь одному из многих тысяч. И
эти стихи он написал именно после того, как впервые понял это.



  Первый выход в Навь.
  Первое прикосновение щупалец Нереального Мира к разуму.  Первые
попытки разобраться в вечно изменяющейся кутерьме мира возможного
прошлого и нереализованного настоящего. Первое осознание истинной
природы сна и иллюзий. Первые старания познать методы работы Мас-
теров Сна и Владык Грез.

        Тянутся черные нити порока
        Сквозь черный бархат души,
        Ставя отметину черного срока
        Тем, кому выпало жить.
        Черные когти пустынных кошмаров
        В клочья рвут щит черных рун,
        Черной отравой гнилых мемуаров
        Вымарав ткань черных дум.

  Он знал достоинства и недостатки Нереального Мира лучше многих.
И выбрал реальность, хотя иногда и сомневался в правильности сво-
его решения.
  Эти строки были написаны в минуты сомнений. Он не показывал  их
никому и раскрывал эту страницу книги своей жизни не очень часто.
Лишь тогда, когда видения прошлого становились совсем черными.



  Первая попытка Творения.
  Первый вкус силы космического масштаба, первая радость  удавше-
гося эксперимента - и первая горечь, пришедшая вскоре после пони-
мания полной его бесполезности. Первый обет отшельничества и пер-
вый возврат к жизни после нескольких недель размышлений.

        Черной секирой врубается море
        В черное тело земли.
        Волны нависли над черной страною
        Зубьями черной пилы.
        Черные копья утесов и башен
        В черную бездну глядят:
        Прокляты все, кто забыл день вчерашний,
        Тот же, кто помнил - распят.

  Он всегда помнил о том, что ждет считающих события прошлого ни-
кому не нужной ерундой. И всегда жалел, что не может прочесть эти
строки тем, кто заблуждается сам и сбивает с пути других.
  Но теперь, кажется, долгое ожидание оправдывалось - скопившаяся
за годы мощь обретала форму...



  Первое Изменение.
  Первое понимание того, что слова "изменение" и  "измена"  имеют
нечто общее. Первый страх уйти, не завершив начатого дела.

        Черный корабль промеж черных бурунов
        Черный свершает свой путь.
        Черная буря над морем угрюмым
        Тщится заставить свернуть
        Тех, кто ушел от своих черных замков
        В черный огонь дальних Сфер...
        Стелются черным покровом останки
        Тех, кто ушел за Барьер.

  Он не хотел уходить. Никому в здравом уме не захотелось бы, вне
зависимости от того, достигнута ли Цель Жизни или нет.
  Но он понимал: иногда для достижения этой самой цели необходимо
пожертвовать не кем-то другим, а самим собой. И в этих рифмах за-
ставил себя признать сей печальный факт.



  Первый выход на Арену.
  Первый вкус крови врага. Первые огни, зажженные в крови востор-
женными воплями зрителей. Первое понимание слова "слава" - и пер-
вое отрицание этого Пути к Вершине. Первый (и последний) уважите-
льный взгляд, брошенный Истребителем Нечисти.

        Черные крики разят, словно копья
        Жителей Черных Лесов,
        Черным покровом смыкается Слово
        В черных расщелинах снов.
        Черная тварь превращается в пепел,
        Черный расплавлен престол:
        Черное лезвие в бликах рассвета
        Высится черным крестом.

  Меч ли, посох ли - какая разница? Всякий выбирает свое  оружие;
и если доведется сражаться не на жизнь, а на смерть, в ход пойдет
даже столь мирный инструмент как обычная столовая ложка.
  Важно не орудие, а рука, которая его держит.
  Важно не Слово, а губы, произносящие его.
  Но этого он, написавший эти строки, тогда еще не ведал.
  Как и сейчас.



  Первое наказание.
  Первое осознание собственной ничтожности, запоздалое  понимание
того, что Высшие Силы не напрасно носят свое имя. Первая  депрес-
сия и первая попытка уйти в себя, однако и там нет покоя.

        Черною коркой морских испражнений
        Черный покрылся песок.
        Черные волны страны сновидений
        Черный рождают урок:
        Есть на палитре лишь черные краски,
        Коль тьма покрыла весь свет -
        Даже Спаситель придет в черной маске,
        Чтобы исполнить Завет...

  Эта ступень всегда надолго задерживает Посвященных, и здесь  он
не стал исключением. Даже зная все, что ждало его на этом Испыта-
нии, он оказался не готов к тому, что полученное в прежних битвах
могущество предаст его и исчезнет в самый ответственный момент.
  И лишь умение скрывать свои чувства и эмоции в неровных  строч-
ках черных рун помогло ему перейти этот барьер.
  Зато теперь он был неуязвим для костра, ибо огонь стал для него
примерно тем же, чем он - тогда - был для Высших Сил.



  Первая сделка.
  Первое понимание власти, даруемой деньгами - такими, какими они
должны быть, а не жалкими кусочками золота и серебра. Первое сло-
во чести, которое пришлось нарушить - потому что таковы были пра-
вила игры. Первое использование в деле небольшой, но важной  раз-
ницы между "ложью" и "дезинформацией".

        Черной печатью вгрызаются руны
        В черное древо мечты
        И растворяются в черном безумьи
        Те, чьи стремленья чисты.
        Черная музыка черной вуалью
        Падает в черный овраг,
        Черные души с собой увлекая
        Тех, кем владел Черный Враг...

  О нет, этот этап Пути не застал его врасплох. Он готовился дол-
го и, несмотря на обычные происки Врага, обыграл Его на первых же
ходах. Искусство победило Опыт, который у него со временем  также
появился - и вот тогда его имя загремело в Черных Мирах.
  Эти стихи он, в то время наивно полагавший себя тайным  власти-
телем Вселенной, набросал от нечего делать. Однако теперь ему ка-
залось, что он тогда понял даже больше, чем хотел...



  Первый приказ.
  Первая группа искателей приключений, выступившая против именуе-
мого Властелином Тьмы. Первая война с целым миром, первое  проти-
востояние с Богами, вдруг обнаружившими, что смертный обрел слиш-
ком большую мощь...

        Черные хлопья сгоревших тетрадей
        В черную падают пыль.
        Черные толпы меж черных распятий
        Сказкою делают быль.
        Черное знамя над черной твердыней -
        Черный Властитель внутри;
        Но лишено Его черное Имя
        Черной окраски зари!

  Он помнил эти короткие дни очень хорошо. Он оставил Черный Трон
сам, не дожидаясь, пока на смену фанатикам и авантюристам  придут
профессионалы, мастера своего дела - наподобие тех же  Истребите-
лей Нечисти, только специализирующиеся на властолюбивых чародеях.
В последний день, уже приняв решение, он приказал вырезать  копию
этого стихотворения на стальной пластине - и повесил ее в главном
зале, в качестве подарка следующему хозяину Черного Трона.
  Теперь, когда языки костра пожирали предпоследнюю страницу кни-
ги, он думал о том, что тогда не допустил ошибки. И значит, право
вернуться в Черный Чертог было за ним.
  Криво усмехнувшись, он прошептал завершающую часть формулы.



  Время остановилось и пошло вспять.
  Мир рассыпался на мельчайшие частицы, а затем собрался вновь  -
но уже иначе; теперь в нем появились и другие цвета, хотя черного
отнюдь не стало меньше.
  Мир стал иным - но никто этого не заметил.
  Включая и того, кто нес ответственность за это.

      К О Н Е Ц



--------------------
Кайл Иторр. История одного боя.
===============================
e-mail: itorr@iname.com
        jerreth_gulf@yahoo.com
--------------------






                              Распоряжаться собственной смертью -
                              есть ли для человека удел желаннее?
                             Каждая жизнь чревата смертью, каждый
                             свет - тенью. Довольствуйся тем, что
                              стоишь в луче света, и не заботься
                                   о том, куда упадет тень.
                                          Мэри Стюарт
                                         "Полые Холмы"

  Хорошая штука - арбалет. С двухсот шагов рыцаря с лошади смета-
ет. У южан, правда, помощнее чуть ли не вдвое, да их "козья нога"
перезаряжается с минуту - из нашего четыре-пять стрел за это вре-
мя выпустить можно. Мы и выпускаем.
  Eins!
  Зубчатая рейка легко взводит мощную тетиву.
  Zwo!
  Короткая толстая стрела-болт перемещается из колчана в  прорезь
ложа.
  Drei!
  Приклад упирается в правое плечо, голова чуть наклоняется впра-
во, левый глаз сам собою прищуривается.
  Feuer!
  Палец нажимает на спусковой крючок, и гудящая смерть с железным
наконечником устремляется к цели...

  Враг прошел через горы за Шварцвальдом. Раньше бы узнать;  там,
в теснинах, одной лавиной можно сотню положить - да не узнали.  А
теперь - пока гонец баронский до герцога доберется, пока тот свою
армию направит, так враг наш городок четыре раза взять успеет. Их
много, но это полбеды. Нас не хватит для обороны, вот что  плохо.
Оружия-то вдосталь, людей мало. И лат приличных почти нет...
  Эй! Клянусь распятием, да это ж Готфрид Железнобокий от  барона
выходит! Вот уж не знал, что старый черт здесь обретается. Немало
наемных отрядов он за собою водил, и не то чтобы всегда оставался
победителем - но выжить умел всегда, а это больше, чем дано  мно-
гим полководцам.
  Трубят - общий сбор! Смерть и преисподняя, ну почему именно се-
годня меня на эту небом проклятую стену назначили! Опять все про-
пущу... Ага. Вон смена спешит, однорукий Хайнц. Спасибо, старина,
этого я тебе не забуду...
  Та-ак... так-так... ну Железнобокий, ну орел лысый!  Если  план
сработает, мы спасены - а нет, так терять уже нечего...

  Двенадцать десятков, чуть не весь гарнизон, да дюжина баронских
дружинников. Ну, эти при полном параде, как и сам барон с  оруже-
носцем... а, черт с ними. Железнобокий тоже тут - в седле уже си-
деть не может, ревматизм; на повозке пристроился, шмотки наши ох-
раняет, как сам сказал - будто нужно кому наше шмотье! Ежу понят-
но, что у старика до сих пор зуд в одном месте, без драки ему  не
жизнь. Пускай, старый конь борозды не испортит.
  А вот и Шварцвальд. Хорошо древний лес разросся, не то что кон-
ному - пешему не пробраться. Знаем, пробовали... даже без чертов-
щины (а она там, говорят, водится) чужак в Черном Лесу  сгинет  в
два счета. Дорога через него идет, но мало кто туда  отваживается
забираться. А ведь хорошая, еще имперских времен - на границе ле-
са чуть не в тридцать шагов шириной, и прямая почти на милю. Прав
Железнобокий, хорошее место.
  Капралы, как водится, орут. Да слышу, слышу, тут все и без  вас
понятно. На дороге в три шеренги, два десятка наверх, а дружинни-
ки приманкой поработают, коней разомнут. Ну, небеса им в помощь -
им, да и нам, мы встретим врага не намного позже...

  Худых лошадей в баронских конюшнях не водилось. Опережая  аван-
гард врага сотни на две шагов, дружинники галопом мчатся обратно.
Мечи и кольчуги окровавлены, двух лошадей нет, а одно седло  пус-
тует - но свое дело они сделали. Теперь наш черед.
  Как только последний из дружинников проскальзывает  в  сомкнув-
шийся за ними проход, арбалеты первой шеренги без приказа взлета-
ют к плечу. Каждый целится в того врага, что прямо против него.
  Feuer! Смертоносный ливень бьет по вражеской коннице -  но  нет
времени смотреть. Выстрелив, надо тут же припасть на колено и по-
даться чуть влево и вперед, давая возможность прицелиться  второй
шеренге, затем взвести арбалет (на счет "Eins"); вставая и отсту-
пая на полшага назад при команде "Zwo", вложить болт  (выстрелив-
шая вторая шеренга как раз опускается на колено, чтобы дать  при-
целиться третьей); сделать полшага вправо, прицелиться на  "Drei"
(пока вторая шеренга перезаряжает оружие, а третья стреляет) - и,
при возгласе "Feuer!", выпустить свистящую смерть.
  Тридцать стрел-болтов в колчане. Тридцать раз меняются  местами
ощетинившийся арбалетами шеренги.
  Восемь дюжин стрелков на дороге, за вычетом капралов,  подающих
команды. Засевшие на деревьях арбалетчики бьют без  приказа,  как
придется, но от этого не менее точно; и все же,  именно  железная
дисциплина решает дело.
  Врагов почти две тысячи, и в цель попадает - как знает  всякий,
кто участвовал в сражениях, а не судил о войне по состязаниям  на
заднем дворе, - лишь около трети всех выстрелов, если не  меньше.
Мы и половины их не положили - однако победа за нами, потому  что
враг в беспорядке отступает, а мы тут же меняем пустые колчаны на
полные. Захотят вернуться - милости просим, у нас тут все  накры-
то. Впрочем, они не захотят...

  Возвращаемся с победой, но без песен. Битва для старика  Желез-
нобокого оказалась последней. Сердце не выдержало, или еще что  в
том же духе - кто знает? Похороним мы его как героя, в один голос
поклялись все. Барон говорит, что заупокойную оплатит сам, однако
мы не согласны и тут же пускаем шапку по кругу - правда, по спра-
ведливости взяв его в долю.
  Дурное место, этот Шварцвальд. Против обыкновения, трофеев пос-
ле боя мы не брали - только подобрали свои стрелы, какие  поближе
валялись, отволокли трупы врагов в чащу и забрали тела своих. Хо-
телось бы мне посмотреть на мародера, что осмелиться потом  пойти
в Черный Лес! Место приметное, отыскать несложно - и все же  вряд
ли такой найдется. Охотников рисковать жизнью и душой хватает, но
тут ведь не риск, а чистое самоубийство...
  Когда-то, говорят... нет! Не буду вспоминать забытых легенд за-
бытого мира! Наш мир - здесь, и наша сила - в наших руках!
  Я поглаживаю ладонью шершавое, теплое дерево ложи арбалета.
  Да, это - наш мир. И иного лично мне и даром не надо...

      К О Н Е Ц



--------------------
Кайл Иторр "Последний Шаг"
______________________________
e-mail: jerreth_gulf@yahoo.com
        itorr@iname.com
--------------------






                              В мире нет безопасности. Нет конца.
                              Слово можно услышать лишь в тишине.
                                 Звезды видны только во тьме.
                              Танец всегда танцуют над пустотой,
                                          над бездной.
                                        Урсула К. ЛеГуин
                                      "Самый дальний берег"

  Первый свой шаг помнит каждый. Не то, каким этот шаг был на са-
мом деле - но то, каким этот шаг ЧУВСТВОВАЛСЯ.
  А чувство это - у всех одинаково.
  Триумф. Победа. Подвиг.
  "Я свершил то, чего никогда еще не бывало!" - не словами,  чув-
ствами говорит сделавший первый шаг.
  И кому какое дело, что до него - сотни, тысячи, мириады ступили
на эту ступень и пошли дальше? Он - первый, для него этот  шаг  -
граница, за которой - terra incognita, tabula rasa, Бездна,  Вра-
та...
  А за первым шагом - следует второй, и третий, и девятый; и  чем
дальше, тем привычнее становится переступать со ступеньки на сту-
пеньку, поднимаясь по лестнице жизни. И каждый последующий шаг  -
не чудо уже, не подвиг, а нечто вроде привычки...
  Это - проклятье Идущих по Пути.
  Все мы знаем об этом проклятьи; учителя сообщали о нем, как и о
других опасностях Пути. Но если те опасности встречались у многих
и многих, то проклятье падает лишь на подобравшихся к Вершине.
  Что есть Вершина? Стоящим у начала Пути сие неведомо, прошедшим
несколько дальше известны только весьма смутные слухи, а  достиг-
шие высот Искусства - мастера-чародеи, Адепты и иже с ними - ста-
рательно увиливают от ответа на этот вопрос. Говорят, что Вершина
- окончание Пути, но ведь это противоречит самой сути Пути,  веч-
ного и бесконечного. Говорят, что Вершина - некий предел для Сле-
дующих Пути, преступив который, они теряют возможность  вернуться
обратно; но это тоже неправда, ибо движения в обратном  направле-
нии на Пути нет вовсе. А еще говорят, что Вершина - своя у каждо-
го, что встав на Вершину, Идущий по Пути сможет узреть не  только
то, чем он был, но и то, чем он может стать; однако это  объясне-
ние правдоподобно не более первых двух, потому что на Пути нет ни
известного прошлого, ни предопределенного будущего.
  Но есть еще один ответ, в который Следующие Пути не верят.
  Стараются ли не верить, боятся ли поверить - безразлично.
  Вершина - это ступень, перейдя которую, Идущий по Пути переста-
ет быть тем, кем был. Во всех смыслах этого слова...
  И теперь, находясь на этой ступени, я знаю: мне, рожденному че-
ловеком, дальше хода нет.
  Человеком.

  Что вам до имени моего, читающие эти страницы? Что вам до того,
кем я был, кем должен был быть и кем быть хотел? Что вам до того,
остановлюсь ли я здесь или сделаю последний шаг?
  Впрочем, я - не остановлюсь.
  В самом начале Пути я жадно вбирал в себя знания и мощь,  стре-
мясь не подниматься по лестнице, а бежать по ней, лететь,  переп-
рыгивая через ступени, минуя "лишние" участки. Потом я, так  ска-
зать, повзрослел, и продвигался размеренно, не стремясь  схватить
лишнего и не пропуская ничего из того, что могло бы  пригодиться.
А когда я миновал и этот этап жизни... тогда движение и сам  Путь
превратились в то, чем никогда не должны были стать.
  В простую привычку.
  Пораженный проклятьем Вершины, я шел только потому, что не умел
делать ничего другого.
  О Следующих Пути иногда говорят, что им недоступны чувства, что
они хладны и лишены страстей, а правит ими - лишь разум. Это суе-
верие - но суеверие обоснованное.
  Идущим по Пути, как и прочим живущим, ведомы и чувства, и  эмо-
ции, и страсти. Однако над страстями, над чувствами и эмоциями  у
них действительно стоит разум. Горький опыт уже  первых  ступеней
Пути заставляет их - впрочем, почему "их"? нас! - взвешивать  все
стороны, все последствия любого поступка, прежде чем принять  ре-
шение.
  Мы не жалеем об этом. В конце концов, подобная  ответственность
за свои поступки - всего лишь малая часть нашего груза. О котором
мы также не сожалеем. Пожалуй, сожаление - то чувство, которого у
нас нет.

  Я смотрю назад - и вижу тонкую ленту пройденного Пути, нависшую
над Бездной.
  Я смотрю вперед - и вижу Бездну, без малейших признаков опоры.
  Я смотрю себе под ноги...
  Нет, не смотрю; ибо знаю, что увижу. ЭТО - я видел не раз.
  Обычно перед тем, как сделать следующий шаг, я выжидал момента,
когда эмоции полностью успокоятся, когда разум  окажется  подобен
гладкой поверхности воды в чаше. Сейчас я понимаю, что выжидать -
незачем.
  Потому что воды в чаше разума - ровным счетом на  один  глоток,
который мне необходим для того, чтобы сделать шаг. Остальное...
  Вот именно. Поэтому моя Вершина - здесь.
  "Все дороги с вершины ведут вниз", говорили мудрецы. Идущим  по
Пути, однако, не раз приходилось на своей шкуре убеждаться, что у
мудрости прошлого имеются свои пределы, Путь же таковых не знает.
  Что ж, мудрецы, сейчас я увижу, ошибались ли вы в этом случае.
  Конечно, это увижу лишь я. Но кого это еще волнует?

  Я запрокидываю голову и делаю глоток. Последние капли воды ухо-
дят в бездонную толщу песка пройденного Пути.
  Шаг.
  Музыка Сфер вливается в уши тончайшей струйкой.

     Стены растут из пыли, из праха неначатых дел.
     Стенам великого мира - великий творить удел.
     Стенам великого мира - помнить великий предел...
     Стены растут из пыли. Из крови. Из мертвых тел.

     Дивные барельефы, штрихи тончайших резцов...
     Вихри огня и гнева прошли в стороне от дворцов.
     Вихри огня и гнева прошли - и сверкают вновь
     Дивные барельефы... Только на плитах - кровь.

     Вечный покой гробницы шумом негоже смущать.
     Многое в ней таится того, что живым - не взять.
     Многое в ней хранится того, что нельзя понять...
     Вечный покой гробницы Древних скрывает рать.

     Стены растут из пыли, из серых, как Вечность, плит.
     Тенью забытой были сказка нас внутрь манит.
     Тенью забытой были гробница в ночи стоит...
     Стены растут из пыли. И тянут к себе, как магнит...

  Серый туман.
  Ничто.

      К О Н Е Ц



--------------------
Кайл Иторр "Черный Менестрель"
===============================
e-mail: jerreth_gulf@yahoo.com
    	itorr@iname.com
--------------------






                                           Баллады пишут не для
                                          того, чтобы им верили.
                                            Их пишут для того,
                                          чтобы волновать сердца.
                                             Анджей Сапковский
                                          "Немного жертвенности"

  Постоялый двор - каких двенадцать на дюжину в любом краю, подле
любой дороги.
  Посетители - также совершенно обычные: парочка не то  неудачни-
ков-авантюристов (предпочитающих зваться искателями приключений),
не то простых разбойников; три лесника, регулярно останавливающи-
еся тут, чтобы пропустить кружку-другую; странствующий монах  или
кто-то в том же роде - пожилой, благообразный, в бесформенном бу-
ром балахоне и веревочных  сандалиях;  не  отличающаяся  красотой
смуглая женщина средних лет, тесно прижимающая к груди тощую пес-
трую кошку, давно смирившуюся с превратностями судьбы и  приучив-
шуюся спать в любой ситуации. И еще один. Заметить его, и то надо
очень постараться - устроился в самом темном углу, потягивает се-
бе яблочный сидр да занюхивает его хлебом с сыром и пучком  увяд-
шей петрушки...
  - Подбрось дровишек, темно тут! - требует один из лесников.
  Служанка - пухленькая, не слишком поворотливая, с густыми  тем-
ными волосами - послушно выполняет желание гостя. Языки пламени в
очаге становятся из красных - рыжими, в зале действительно немно-
го светлеет.
  Человек в углу встает, одергивая черный плащ; под одеждой у не-
го при этом движении что-то прорисовывается, но что -  самострел,
меч, футляр для свитков - не разобрать. Искатели приключений, пе-
реглянувшись, синхронно отодвигаются по скамейке,  отполированной
множеством седалищ; так, чтобы в случае чего мгновенно  вскочить,
а там - либо в драку, либо в окно, смотря по обстоятельствам.
  Правая рука человека скользит под плащ. Авантюристы  напрягают-
ся. Кошка, открыв желто-оранжевые глаза, выгибает спину и  шипит.
Ее хозяйка, поспешно отодвинув миску с рыбной похлебкой,  тянется
за своей сумкой, висящей рядом на вбитом в стену колышке.
  Из-под черного плаща медленно, заставляя дыхание зрителей зами-
рать от их же собственных недобрых предчувствий, выползает оваль-
ный, почти плоский короб, также окрашенный в черный цвет;  тонкие
металлические нити струн становятся видны лишь тогда, когда чело-
век осторожно проводит по ним узкой ладонью.
  - Менестрель! - с облегчением выдыхает один из авантюристов.  -
Сбацай чего-нибудь эдакое, а? Сколько недель музыки не слышал...
  - "Девчонку с Холма"! - восклицает один из лесников.
  - Нет, лучше "Солнечная Долина", - возражает другой.
  Менестрель словно не слышит их, неторопливо водя кончиками  па-
льцев по струнам своего странного инструмента, что-то  настраивая
и подкручивая. С каждым разом аккорды становятся все резче и  от-
рывистее, и наконец на лице человека в черном  возникает  подобие
усмешки. Он придвигает к себе грубо сколоченный табурет, усажива-
ется лицом к огню, некоторое время смотрит в мечущиеся языки пла-
мени - а затем заговаривает под мерный перебор струн:
  - В Загорье, у племени, которого больше нет, имелось одно  ска-
зание. Сказание о человеке, который пожертвовал собою, чтобы  вы-
вести остальных из темноты, сказание о Данко, человеке с  пламен-
ным сердцем. Изергиль, старая ведьма, ты никогда бы не  позволила
ни мне, ни кому-либо другому рассказать эту историю ТАК - но тебя
здесь нет, ведь верно?
  Ритм музыки меняется, как и низкий, гортанный голос менестреля.
Он теперь как будто беседует сам с собой, периодически ударяя  по
струнам - и эти рваные аккорды, что ни один знаток  или  ценитель
изящных искусств не осмелился бы назвать музыкой, как ни странно,
в точности дополняют собой нужные слова...

     Возглас души: "А можно ль?"
     Разума глас: "Нельзя."
     "Хочешь ли знать?" - "Я должен.
     Это - моя стезя." -
     "Ты пожалеешь об этом." -
     "Скорее всего. И все ж,
     Есть участь похуже смерти,
     Которой с рожденья ждешь..."
          Лед под босыми ногами
          Тает. Ночь. Снегопад.
          Несущему в сердце пламя
          Смотреть тяжело назад.
          Там - лишь те, кто остался,
          Кто, сомневаясь, ждет, -
          В холоде смертного царства,
          Вмерзшие в черный лед.

  Хотя на дворе - лишь ранняя осень, и днем солнце еще шпарит во-
всю, и нет ни сильного ветра, ни дождя, и несколько минут назад в
комнате было почти что жарко - однако, по напряженным спинам слу-
шателей пробегает холод зимней ночи. Пламя кажется ТЕМ  пламенем,
а черные от сажи и копоти камни, из которых сложен  нехитрый  ка-
мин, похожи на осколки льда. ТОГО льда.

     "Знаешь ли путь, ведущий?" -
     "Знаю." - "И каково
     Быть тем, кому бог и случай
     В огонь обратили кровь?" -
     "Непросто." - "А как быть с теми,
     Кого за собою ведешь?" -
     "Я знаю, сзади - лишь тени." -
     "Но знаешь ли, что найдешь?"
          Снегом колючим ветер
          В кровь раздирает тела.
          Мир стал чертогом смерти.
          Холод. Безмолвье. Мгла.
          Нет ни тепла, ни света,
          И кажется вечным бег,
          И память ушедшего лета
          Собою скрывает снег.

  Черная ширма туч загораживает выщербленный диск луны. Тоскливый
волчий вой где-то далеко за окном. Все вздрагивают от этого  зву-
ка, доносящегося, кажется, из иного мира.
  Менестрель невидящим взором смотрит в пламя, а его язык и паль-
цы словно живут собственной жизнью.
  Той жизнью, которая способна в случае надобности остановить да-
же смерть...

     "Сможешь ли путь осилить
     Ты до конца?" - "Смогу." -
     "Хватит ли веры, силы
     У остальных?" - "Помогу."
     "А выстоишь? Уж не проще ль
     Расчистить дорогу огнем?" -
     "Разумней - да. Но не проще,
     Ведь пламя - в сердце моем."
          Слезы бессилья и боли
          Падают, оледенев.
          Остатки надежды и воли
          Смерзаются в мрачный гнев.
          Лишь малая часть ушедших
          Идет сквозь ночной мороз,
          И полны безмолвные речи
          Слепящим холодом слез.

  Молчание почти осязаемо; люди боятся даже дышать - ибо музыка и
резкий, холодный ритм слов вызывают в памяти образы того, что ни-
когда и никому из них испытывать не доводилось. Сердца  бьются  в
такт музыке; руки и ноги каменеют.
  Спокоен только менестрель - но это спокойствие сродни неподвиж-
ности канатоходца, замершего над пропастью и готовящегося сделать
следующий шаг...

     "Сможешь ли ты жить дальше,
     Зная, что столько смертей
     Легли за тобою, отважный
     Искатель минувших дней?" -
     "Не для себя иду я;
     Я - мог бы жить и там.
     Те, кто пройдут - забудут,
     Но - выживут." - "А ты сам?"
          Боль. Безнадежность. Рядом -
          И мочи уж нет терпеть,
          И тени поймали разум
          В свою ледяную сеть.
          Ногти впиваются в тело,
          И краток сомнений укол -
          Сердце в руках загорелось,
          Прогнав предсмертную боль.

  Короткий треск поленьев в камине, вырвавшаяся из пламени  тучка
золотистых искр - и у кого повернется язык назвать это совпадени-
ем?..
  Ветер за прочными стенами постоялого двора заводит свою зауныв-
ную, дикую песню, и (еще одно совпадение?) ритм ее странно  похо-
дит на музыку черного менестреля. Тот вновь усмехается, если  то-
лько эту смесь презрения, неверия и самоиронии можно назвать  ус-
мешкой, и продолжает свой рассказ...

     - Глядите! Да, путь ужасен,
     Но больше дороги нет!
     Да, крут он, нелегок, опасен,
     Но вот путеводный свет!
     Глядите же, люди мрака,
     Желающие огня:
     Не ждите иного знака,
     Он здесь, в руках у меня!
          Кровью горящее сердце
          Ночной разгоняет туман.
          Щиплет глаза, как перец,
          Поднявшийся ураган.
          Ватные, движутся ноги,
          И слабость приходит вновь;
          Капля за каплей, дорогу
          Во тьме отмечает кровь.

  В глазах начинает двоится; дым очага клубящимся маревом пробуж-
дает ТУ, другую память - уходящую в прошлое не на годы даже, а на
тысячелетия. Зал гостиницы становится призрачным, а надвигающаяся
с севера черная стена ледника Великой Ночи - реальной.
  Почти реальной.
  Потому что создавшая картины былого музыка одновременно не поз-
воляет позабыть об ЭТОЙ действительности...

     "Подвиг твой - притчею будет." -
     "Дела мне нет до того." -
     "Имя твое станут люди
     Превозносить сверх всего..." -
     "Не верю. Людская природа -
     Ценить только то, чего нет.
     И это позволит их роду
     Во тьме зажечь собственный свет!"
          Он, мертвый, ведет живущих
          Туда, где горит огонь,
          Где нету нужды в ведущих,
          Где жизнь - в любой из сторон;
          Туда, где Закон, не грезы,
          И ночью правит, и днем...
          А что на глазах его - слезы,
          Так знает о том только он...

  Плавным, перетекающим движением скользящего в траве аспида чер-
ный менестрель поднимается; пальцы его еще пробегают по  струнам,
однако мелодия становится тише, слов же и вовсе нет.
  Наваждение медленно проходит; а когда оно исчезает окончательно
- с ним исчезает и менестрель.
  И лишь через несколько минут хозяин постоялого двора  вспомина-
ет, что этот певун так и не расплатился за ужин...



Last-modified: Mon, 20 Sep 1999 06:55:03 GMT

Оцените этот текст: