Незадачливые путешественники терпеливо ждали. Гунмель, расстроенный, оглядывался по сторонам, искал в глазах своих собратьев хоть каплю участия - и не находил. Да и могло ли быть иначе? Ведь он самовольно привел в вертикаль чужаков! Ренкр переглянулся с троллями. Скарр едва заметно переместился так, чтобы прикрывать его левый бок, и положил ладонь на рукоять длинного, с локоть, кинжала. Хвилл пошевелил правой бровью, призывая "мальчика" не горячиться. Сам он встал справа от Ренкра, между альвом и Гунмелем. Когда горгуль удивленно поднял взгляд на старого тролля, тот ободряюще улыбнулся, мол, все будет в порядке. В этот момент по некоему тайному сигналу мастера зашевелились. Видимо, процесс ожидания завершился, начиналось... что? Горгули выстроились у стен пещеры так, чтобы посередине осталась пустая площадка. Туда вышел один из мастеров, низенький, плотный. Его коричневая шерстка кое-где белела инеем ткарнов, кое-где повыпадала вовсе. Мастер сурово посмотрел на чужаков, и, хотя ростом был намного меньше, чем они, казалось, что горгуль измеряет альва и троллей взглядом сверху вниз. Потом мастер покачал головой - оба его уха свернулись в трубочки, но это казалось сейчас не смешным, а угрожающим - и заговорил тихим голосом, от которого Ренкру вдруг стало стыдно. Нет, он не потерял уверенности в том, что поступает правильно (если вообще имел такую уверенность), - просто голос мастера одними уже интонациями вызывал желание покаяться. Видимо, это было свойственно горгулям, ведь при их образе жизни требовалось иметь подобную способность, если уж они не обладали внушительными размерами или смертоносным ядом. Поэтому Ренкр поборол желание встать на колени и поклониться седому мастеру (а ведь тянуло, Создатель! - еще как тянуло опуститься на холодный каменный пол, склонить голову: "Прости, мудрец, за дела мои неразумные!"). И, словно читая его мысли (а может быть, не читая, а диктуя эти мысли?!), мастер промолвил: - Позор! Позор тебе, Гунмель, за поступок твой, достойный порицания! И вам позор, чужаки, рвущиеся к неведомому. Не знаете, что творите, но сие не извиняет вас. Этот голос совсем не напоминал те веселые беззаботно-серьезные голоса Транда и Гунмеля, к которым привык Ренкр. Но подобное различие не смутило альва. Хвилл, стоявший справа, скептически изогнул левую бровь. - Может, перейдем на нормальный язык? - вмешался он. - Тем более что мы "знаем, что творим". Мастер укоризненно посмотрел на старого арбалетчика. Сбить горгуля с толку оказалось не так-то просто. - Знаете, что творите? - В его суровом голосе плескалась едкая ирония. - И что же? Будет очень интересно послушать. Прежде чем Ренкр успел хоть что-нибудь сказать, из толпы горгулей вышла маленькая фигурка, в которой альв с удивлением узнал Рафкри. Хотя почему с удивлением? - ведь здесь, наверное, собрались все мастера Горы. Они косились на горгулью, недовольно сопели, но ни один не попытался ее удержать. А Рафкри, оглядев всех ясным кротким взором, начала говорить: - Погоди, Сирэм. Посмотри сюда. - Она сложила ладошки лодочкой, выпуская наружу зеленоватый шарик, свое мо. Шарик выскользнул из пещеры и мгновенно вернулся, но уже не один. Вместе с ним прилетело мо Транда - вплыло и весело закружилось над головой Рафкри. Потом, словно сообразив, что горгулье не до смеха, затихло, покачиваясь в воздухе над нею. - Что это?! - прошептал Сирэм, и в его голосе, к удивлению, наверное, не только Ренкра, а и самих мастеров, прозвучала растерянность, бессильная оторопь. - Что это?! - Ты знаешь, что это, - с нажимом, чрезвычайно властным тоном произнесла Рафкри. Мастера удивленно вздохнули, но никто не произнес ни слова. . Сирэм покачал головой: - Этого не может быть! Этого просто не может быть! - Но это так! - ликующе воскликнула Рафкри, и мо Транда вспыхнуло, разгораясь, освещая лица собравшихся мягким зеленоватым светом. Сирэм пошатнулся, но не отступил, хотя было заметно, что ему очень хотелось это сделать. Не отступил, только прищурил глаза. - Хорошо, - кивнул он. - А теперь рассказывай. - Стоп! - Ренкр предостерегающе поднял правую руку. - Раз уж мы стали причиной всего этого переполоха, нам и отвечать. Сбоку сокрушенно вздохнул Хвилл: "Куда ж ты лезешь? Все так хорошо началось, еще бы чуть-чуть, и чаша сия нас бы миновала. Ах червь!" - Отвечай, - согласился Сирэм. Ренкр удовлетворенно кивнул: - Начнем. - Он опустился на ближайший камень: удобный такой, плоский, словно специально предназначенный для сидения. Рассказ занял много времени, но уже в процессе повествования альв понял, что слушатели прониклись происшедшим с ним и его спутниками. Долинщик не был уверен в том, как поступят мастера, разрешат ли они ему завершить начатое, но... Но альв не имел права позволять другим защищать его. Это - дело его, Ренкра. "Подвиг", как сказал бы Вальрон. Во рту пересохло, спина и все, что ниже, болело, потому что сидеть приходилось прямо, дабы "не потерять лицо". Он упустил множество деталей, иначе, видит Создатель, история затянулась бы на несколько дней! И все равно закончил свой рассказ лишь поздней ночью (как не преминули подсказать внутренние звезды, высыпавшие на внутреннем небе). Сирэм тяжело вздохнул: - Допустим, что все поведанное тобой правда. А при чем здесь мо Транда? Гунмель тихонько прыснул в кулак. Ренкр сдержался, хотя это стоило ему громадных усилий. Как чувствовали себя тролли, он мог только догадываться. И честно ответил: - Не знаю. Наверное, ни при чем. Рафкри досадливо взмахнула ладошкой: - Да подождите же вы! Сирэм, забудь на время о Транде, задумайся лучше над тем, что только что поведал нам Ренкр! Как быть с его рассказом? - Не пускать их, - отрезал Сирэм. - Мы же не знаем, что произойдет, когда они вложат обломок Камня в Глаз. Седой мастер презрительно фыркнул, отметая тем самым любые возражения. - Кажется, ты слушал исключительно невнимательно. - Откуда только взялся у Рафкри такой строгий голос? - Им посоветовал сделать это Ворнхольд. А он знал, что все произойдет как нужно. - Возможно, я скажу банальность. - Из толпы мастеров вышел толстенький горгуль и смущенно почесал правое ухо. - Возможно, но... гхм, кому нужно? Тут очень важно правильно учесть, так сказать, всяческие тонкости. Поэтому предлагаю обдумать все более обстоятельно и только потом решать, как быть. Ренкр встал. Он старался унять дрожь в голосе, хотя отчаянье заполняло его доверху и норовило выплеснуться в слова: - Но у нас нет времени! Каждый день приносит кому-то смерть, горяне гибнут из-за змей, а вы... - Мы не можем рисковать, - развел руками толстенький горгуль. - Увы. Чувствуя полное бессилие и неспособность продолжать спор, Ренкр опустился на камень-сиденье. Если это и не было поражением, то уж приблизило их к нему настолько, что оставался всего один шаг - до бездны. А может, и шага уже не осталось. 2 Горгули спорили всю ночь. Гул их голосов то поднимался до самого потолка пещеры, выплескиваясь в коридоры, то затихал и развеивался легкой дымкой, оседая на стенах и сталагмитах. Поначалу Ренкр внимательно слушал рассуждения мастеров, вспомнив об ужине, лишь когда Хвилл похлопал долинщика по плечу и протянул ему кусочек вяленого мяса да лепешку из хурры. Ренкр благодарно кивнул, машинально взял все это и начал жевать, не отрывая взгляда от спорщиков. Мастера, казалось, не ведали устали. То один, то другой выходил в центр пещеры и высказывал свое мнение о том, стоит ли пускать Ренкра и его спутников к вершине. Говорившего не перебивали, давали высказаться, но стоило тому замолкнуть и слиться с толпой, как на опустевшее место мгновенно выходил следующий. Ренкр пытался вычислить, сколько у него сторонников и сколько противников, но очень быстро сбился со счета. Наконец он понял, что слушать дальше просто не в состоянии. Тролли уже давным-давно расстелили на полу, в уголке пещеры, спальные шкуры и, пожелав Ренкру спокойной ночи, легли спать. Как пояснил Хвилл: "Что толку? Оттого, будем мы слушать их или нет, ничего не изменится". Теперь долинщик готов был согласиться с ним. Он тихонько встал с камня и отправился распаковывать свои спальные шкуры. Гунмель, находившийся все это время рядом с альвом, поспешил за ним и подергал за рукав, привлекая к себе внимание. - Что? - устало произнес парень. - Ты... ты не переживай, - попросил Гунмель. - Все будет хорошо. Обещаю. - Спасибо. - Он заставил себя улыбнуться, но, кажется, получилось не очень. - Я не сомневаюсь. Успокоенный, Гунмель кивнул и поспешил к кругу спорящих. А Ренкр подумал, что Вальрон тоже обещал - все будет в порядке. Это предпоследнее его "дело". Значит, удачное. Должно быть таковым. Наверное. Сон спустился и отлетел, как полупрозрачный мираж. Казалось, долинщик закрыл и тут же открыл глаза - в пещере ничего не изменилось. Горгули спорили. Тролли уже проснулись и позавтракали, теперь они тихо сидели и слушали мастеров. Ренкр с удивлением отметил, что его спутники, похоже, получают от этого некое удовольствие. Альв позавидовал тому, что тролли способны настолько отрешиться от реальности: как-никак от приговора мастеров зависело слишком многое, чтобы сам он мог позволить себе безо всякого беспокойства наблюдать происходящее. Вот он и беспокоился. Хотел было даже обойтись без завтрака, но Хвилл настоял - пришлось уделить этому время. Затем Ренкр присоединился к троллям. Несколько раз альв попытался вмешаться в разговор, но Скарр или Хвилл всякий раз его одергивали. Потом из толпы вынырнул Гунмель. Он устало улыбнулся, стараясь подбодрить чужаков. - Ну что? - спросил Ренкр. Горгуль развел руками: - Пока ничего. Решаем. Он извинился и, вернувшись к сородичам, принялся кому-то что-то тихонько втолковывать. Споры продолжались до полудня. Наконец на пустое пространство в центре пещеры выбрался Сирэм и несколько картинно воздел вверх руки. Негромкий говор затих. - Мы обсудили все возможные варианты, - произнес Сирэм. Помолчал, обведя собравшихся усталым взглядом, еле заметно пожал плечами, показывая, что он-то, конечно, с этим всем не согласен, но что поделаешь. - Большинство из нас считает, что необходимо допустить чужаков к Глазу. Я так не считаю. Но подчиняюсь мнению большинства. Он поклонился - не слишком низко, но достаточно, чтобы все поняли: Сирэм не станет противопоставлять себя остальным. - Поскольку Гунмель впустил чужаков в вертикаль, на нем лежит ответственность за их дальнейшую судьбу. Ему и вести их к Глазу. Но... - Старый горгуль запнулся - видимо, то, что он собирался сказать, было нелегко произнести. Однако же пересилил себя. - Но я хотел бы пойти с вами, - добавил Сирэм. Скарр недовольно кашлянул, но промолчал, лишь взглянул на Ренкра - как решит альв, так и будет. Ренкр развел руками: - Иди. Не было никаких причин отказывать мастеру. Долинщик решил, что рано или поздно Сирэм сам расскажет, почему захотел присоединиться к их маленькому отряду. Опешивший горгуль отрывисто кивнул. Мастера начали понемногу расходиться. В пещере остались только Ренкр с троллями, Гунмель, Рафкри и Сирэм. Последний тяжело вздохнул и опустился на пол. Бессонная ночь утомила старого мастера, а принятое всеми решение - это было заметно - угнетало его. Рафкри, сопровождаемая двумя светящимися шариками, подошла к Ренкру и положила ладошку ему на колено. - Ты молодец, все делал правильно, - сказала маленькая горгулья. - Я не была уверена, что мы сумеем убедить моих соотечественников, но твой рассказ склонил многих на нашу сторону. - Неужели мастера решали все, руководствуясь лишь чувствами? - искренне удивился Ренкр. - Ведь речь шла о серьезном деле! Как же так? - Ты недоволен? - засмеялась Рафкри. - Поистине, ты удивительное существо! Все вышло так, как ты хотел, а теперь ты недоволен! Не переживай. Просто в твоей истории имелось несколько убедительных деталей. Так что дело не в чувствах...- не совсем в них,- смущенно призналась она. - И потом, ты же уверен, что все будет в порядке? - Я? - переспросил Ренкр. - Я ни в чем не уверен - увы! Жизнь этому не способствует. - Да, - эхом отозвался дотоле молчавший Сирэм. - Жизнь не способствует. Это точно.- Он поднял голову и встретился с удивленными взглядами.- "Почему?" - тихо сказал старый мастер. - Всех вас интересует, почему я хочу идти к Глазу.- Сирэм рассмеялся так, словно не доверял самому себе и это его смешило.- Не знаю, - признался он. - Видит Создатель, не знаю. Наверное, для этого и хочу - чтобы узнать. - Нда, - протянул Хвилл. - Если мы будем разговоры разговаривать, никто ничего не узнает. Не отправиться ли нам к вершине... или к Глазу, или как вы это там называете? - Верно, - кивнул Гунмель. - Пора. Ренкр внимательно посмотрел на Сирэма - все-таки тот целую ночь не спал. Сможет ли он идти весь день? Потом решил, что пока горгуль не жалуется, а там поглядим. Да и спешить нужно было. Сирэм действительно держался молодцом. После того случая в пещере, когда мастер поддался усталости, ничто в его поведении больше не говорило о ней. И все же днем Ренкр настоял на том, чтобы устроить привал. Сирэм попротестовал, но только для вида. Сам же, думая, что Ренкр не заметит, взглянул на него с благодарностью. Чтобы продлить время отдыха (ну и из любопытства, конечно), долинщик спросил у Гунмеля, что это за Глаз такой и при чем тут вершина. - Глаз, - повторил тот, скатывая и раскатывая поочередно правое и левое ухо. - Странно. Я думал, что Транд рассказал тебе... - Нет, - покачал головой Ренкр. - А должен был? - Ну, если... - Гунмель осекся под ледяным взглядом Сирэма. - Так вот, о Глазе. Глаз - это... Глаз. - Позволь, я расскажу, - вмешался Сирэм. - У каждой горы есть свой Глаз. Иначе и быть не может. Гора без Глаза - как горгуль без ушей. Глаз находится на самой вершине, по сути, это выход вертикали наружу. И если взлететь высоко-высоко, действительно можно увидеть каменное око, оно смотрит в небеса, не мигая и не закрываясь. И... я боюсь, что может произойти непоправимое, если Эллин-Олл-Охр ослепнет. Хотя, с другой стороны, - как ты закроешь этим маленьким обломком Камня вход в вертикаль? - не представляю! - Я тоже, - признался растерявшийся Ренкр. - Но - закрою. - Откуда такая уверенность? - ворчливо поинтересовался Сирэм. Альв улыбнулся: - Уверенность? Помнится, полдня назад я говорил о прямо противоположном. Так что лучше не спрашивай, потому что я отвечу так же. Жизнь способствует. - Ты прав, - кивнул Сирэм. - Создатель! Ты на самом деле прав! - Увы, - бросил альв. Разговор распался, как распадается на отдельные куски проржавевшая до самого нутра цепь. Только последнее звено, несколько раз стукнувшись об пол, породило эхо - "увы-увы-увы". 3 Следующие несколько дней Ренкр разговаривал крайне мало. Настроение, воцарившееся в вертикали, этому "не способствовало". Встречавшиеся им на пути мастера выглядели притихшими и печальными, невозможно было поверить в то, что они - родственники Транда, всегда такого веселого и легкого в общении, такого непосредственного. Гунмель тоже постепенно переменился, теперь он был молчалив и сосредоточен. Поначалу Ренкр решил, что дело в Сирэме, что тот своим присутствием гнетет провожатого, но - нет. Дело было совсем в другом. И когда альв понял это, ему снова вспомнился позабытый за последнее время колодец из былых сновидений. Колодец безмолвно стоял за спиной и ждал. Не смеялся, не потешался, не пытался поглотить Ренкра - просто ждал. Колодец знал, что его черед еще наступит. Уже скоро. Впервые это ощущение чьего-то ожидания за спиной пришло, когда Ренкр догадался: причина перемен в настроении Гунмеля - да и всех мастеров Санбалура - он сам. Да, горгули позволили альву завершить начатое, но как знать, возможно, они чувствовали, что предопределенность все равно возьмет свое. Вернее, не свое, а чье-то - Создатель ведает чье! И хотя мастера не могли /не смели!/ препятствовать, они знали: если только Глаз закроется, это приведет к страшным переменам в жизни Горы. Вертикаль будет заперта сверху. Возможно, им придется покинуть Эллин-Олл-Охр. Возможно, не им одним. Долинщик даже не стал заговаривать об этом с Гунмелем или Сирэмом, чтобы убедиться в своих предположениях. Уже по одному тому, как горгули, враждовавшие раньше между собой, держались теперь вместе и все чаще вели долгие разговоры, можно было понять: их объединила общая беда. А тролли и альв оказались вне этого маленького общества, состоявшего из двух собеседников; они, альв и тролли, были чужими, непричастными, мало того - именно они принесли эту напасть с собой. Нет, они не желали зла - они нагрянули, словно стихийное бедствие. А кто станет говорить со стихийным бедствием? Хвилл и Скарр тоже начали сторониться Ренкра. Теперь, после прошедших событий, продемонстрировавших им его необычайную связь с тем, что именуется судьбой, тролли ощущали... не боязнь, нет. Это было примерно то же, что чувствовали горгули, - нельзя вести себя запанибрата со стихией. В лучшем случае растреплет волосы, плеснет в лицо соленой едкой водой, пошатнет - и ты потеряешь равновесие; в худшем... Это одиночество, внезапно навалившееся сверкающей плитой /"Герой Ренкр. Второй ткарн после Драконьей Подати"/, к его собственному удивлению, не мешало ему. И потом, в эти дни долинщик как раз и стремился к одиночеству. Происходящее с трудом умещалось в сознании, колыхалось, готовое перелиться через край, словно жидкость в сосуде, и требовалось время, чтобы эта таинственная жидкость успокоилась и застыла. Теперь, шагая по темному рукаву вертикали, Ренкр впервые сформулировал мысль, которая давно уже лежала в уголке сознания, свернувшись в холодный клубок, и следила за ним (сознанием? Ренкром?) немигающим взглядом. А сейчас зашевелилась, разворачиваясь, шурша остроконечными чешуйками. Зашипела: "Ты один! Все они - другие, вернее, ты другой. Тебе говорилось об этом так или иначе, но ты не желал понимать, закрывал глаза и уши. Зря. Может, все было бы по-другому. А может - нет. Но это не меняет того, что ты - другой. Кто-то предпочитает называть тебя героем, хотя у тебя нет ничего общего с героями былых времен. Кто-то назовет тебя как-то иначе. Это неважно. Важно то, что ты отличен от них всех. И сколько бы ты ни пытался стать похожим на окружающих, это будет лишь притворство, лишь подобие. У тебя свой путь". Страшное было это шипение, страшное, как правда. Оно и было правдой. Осознание этого изменило что-то в душе Ренкра. Там воцарилось неживое спокойствие камня. Теперь Ренкр был уверен в том, что их восхождение закончится так, как нужно. И пусть колодец ждет за спиной - долинщик тоже ждал. Он поднимался все выше и выше - и с каждым шагом, с каждым днем менялся. Одиночество откалывало маленькие кусочки Ренкра прежнего, и там, под паутиной трещин, проступал Ренкр новый - настоящий. Тот самый, которого желали видеть нынешние времена. Тот самый, который уже не сомневался в своих возможностях. Тот самый, который стал тенью судьбы, послушный ее малейшим побуждениям, безвольный... Безвольный ли? 4 Изнутри выход, именуемый Глазом, выглядел обычно: горизонтальный коридор поначалу шел немного вверх, потом обрывался, а снаружи хладно дышало снежное небо. Здесь, в вертикали, все еще было более или менее тепло, но, стоило Ренкру оказаться снаружи, под этим ставшим неожиданно близким и объемным небом, мороз с гиканьем хлопнул альва по спине: "Привет, старина!" Ренкра мгновенно пробрало до косточек, он вздрогнул, поплотнее запахивая куртку чеша, латаную-перелатаную, ту еще, которая была с ним у других гор и в других странах - но под этим же самым небом. Гунмель и Сирэм нервно подергивали нижними кончиками ушей, с ожиданием глядя на Ренкра. Он повернулся и встретил еще два точно таких же взгляда - Хвилл со Скарром тоже предоставляли ему право действовать. Сама собой рука долинщика потянулась к веревочке на шее, чтобы вытащить кровавый амулет. После чудесного излечения Монна обломок Камня, висевший на груди альва, больше никогда не нагревался (даже от тепла Ренкрова тела), неизменно сохраняя одну и ту же температуру - температуру кусочка льда. Это было неприятно и непривычно, но почему-то Ренкр не сомневался, что необходимо носить обломок Камня под сорочкой. Вот и сейчас он холодным комком прильнул к груди и не хотел вылезать наружу - цеплялся краями за одежду, царапал кожу. Теперь настал час завершить эту долгую историю, и долинщик тянул и тянул за веревочку; камень не поддавался, альв сердито дернул за нее - и порвал. Холодный обломок комком снега скользнул под рубашкой и замер у живота. Пришлось расстегиваться и доставать его. Ветер ледяными щупальцами погладил обнаженную кожу, и Ренкр поспешил застегнуться. Но было поздно - пронизавший насквозь все тело холод не уходил. Пальцы мгновенно задеревенели - альв сжимал обломок Камня изо всех сил, боясь ненароком уронить. И готовясь к главному. Наверное, что-то такое отразилось в его взгляде, потому что горгули и тролли уже отступали назад по заледеневшему склону, где, присыпанные небесной белизной, торчали почерневшие обломки камней. А Глаз - Глаз внезапно вздрогнул, словно в его каменное отверстие попала соринка. Земля выскользнула из-под ног Ренкра, и он начал заваливаться на спину, заранее предощущая острые клыки скальной породы, на которые ему надлежало упасть. Небо, словно осознав исключительность момента, замерло чудовищной, неохватной картиной - и через все это гигантское полотно пролегала незаметная дотоле полоса, перечеркивая изображение и вонзаясь смертельным дротиком в Глаз. Ренкр еще успел удивиться, что до сих пор, поднимаясь по вертикали, не видел этой полосы черного света, хотя, конечно, при том количестве ответвлений и отростков, мимо которых они проходили, свет наверняка мог свернуть в один из них и скользнуть к котловану змей; вернее, от него - к небесам. Но это было уже не важно. Ренкр падал. На камни. И уже не встанет. Не закончит начатого. Вальрон ошибал... Что-то толкнуло его в бок и смягчило удар. Альв, скосив глаза, посмотрел на влажный резец камня. Еще чуть-чуть, и этот зуб разорвал бы ему щеку. Или пробил затылок. И точно так же, как течет сейчас по камню чья-то кровь, текла бы его собственная. "Чья-то кровь?!" На то, чтобы вскочить с промерзлой земли и увидеть лежавшего на камнях Хвилла, ушло два мига. Ренкру казалось - две вечности. Он хотел было кинуться к троллю, зажать руками рану, перевязать, спасти, но Глаз продолжал смыкаться - вытягивающееся в узкую щель отверстие, - и Сирэм неожиданным повелительным жестом указал туда: "Ступай!" На сомнения ушло еще несколько секунд, и темная кишка черного света вздулась нажравшейся пиявкой, а Глаз продолжал сжиматься. Помертвевшие пальцы не чувствовали обломка Камня. Взгляд. Да его там и нет! Ренкр лихорадочно огляделся, заметил в снегу алый отблеск и упал на колени, разгребая белую россыпь. Наконец он достал обломок и шагнул к Глазу, ступая по содрогающимся камням, словно по растревоженной трясине. Пиявка, застывшая между вершиной Эллин-Олл-Охра и небом, начала извиваться - и расти, расти, расти... Все это происходило в абсолютной тишине. Ренкр не слышал ни звука, даже когда падал, даже когда разгребал руками снег и вынимал из узкой ложбинки алый обломок Камня. И только теперь сквозь ватную пелену тишины пробился крик Гунмеля: "Бросай!" Глаз почти закрылся. Невозможно поверить, что не так давно именно из него они выбрались наружу. Ренкру показалось даже, что Камень не пролезет в эту узкую щель. Он опустился - нет, рухнул на колени, наклонился к сощурившемуся в злобной агонии Глазу и, не обращая внимания ни на толстую кишку-пиявку, ни на боль в коленях, втиснул обломок в щель. Что-то вздрогнуло в самом нутре Горы, волна судорог пробежала по ней, и Ренкр, не удержавшись, снова упал. Тонко вскрикнул Гунмель, захрипел Хвилл. Посыпались вниз камни - они выпадали из своих гнезд, словно гнилые, расшатанные зубы. Звуки, как будто бы скрывавшиеся до того мгновения за плотной невидимой дверью, вырвались наружу и нещадным водопадом обрушились на Ренкра. Он лежал скорчившись, щекой прижавшись к обломку Камня, и не желал двигаться. Он хотел заснуть - навсегда. Ничто в этот момент не могло заставить его пошевелиться; в диком мировороте, кружившемся вокруг, он один был недвижим. Но вот он уже не на холодном склоне, не под ледяным небом - он совсем в другом месте. Как и почему? Здесь было тепло и темно, как в пещере где-то глубоко-глубоко под землей. Тела он не ощущал - да и было ли тело? Только кто-то тихонько нашептывал на ухо: "Все правильно. Ты сделал все так, как должно". "Но почему?" - спросил альв. Он не мог не спросить, хотя не надеялся, что получит ответ. "Потому что Глаз, продолжай он закрываться, разрушился бы. И вход в вертикаль открылся бы, и темный свет получил бы возможность беспрепятственно проникать на небеса". "Но почему Глаз начал закрываться?" "Присутствие обломка Камня подействовало". "Как?" "Не знаю. Знаю только, что теперь связь оборвалась. А котлован обрушил свой свод на тех змей, что были в нем. Остальные со временем вымрут". "Отлично. Значит, конец всему". "Нет. Ты должен встать и идти дальше. Ступай!" "Я не хочу". "Ты должен. Ступай!" И - словно ему дали пинка под зад - Ренкр вылетел (вылетел? - может быть...) наружу... внутрь своего тела. Камнепад продолжался. По коже змеились влажные струйки крови, которая текла из ссадин. Кто-то дергал за рукав, за шиворот сыпалась каменная крошка вперемешку со снегом. Ренкр разодрал слипшиеся веки и попытался приподняться, окутанный, словно спальными шкурами, острой и нудной болью, исходившей от тысячи ссадин и кроподтеков, что покрывали его тело. И неудивительно - его ноги были придавлены несколькими увесистыми камнями - слава Создателю, что, как оказалось, не перебило костей. Скарр, рывком подняв его, привел в вертикальное положение, спросил: - Идти можешь? Ренкр кивнул, хотя совсем не был в этом уверен. Гунмель и Сирэм, помятые, вывалянные в снегу, суетились около лежавшего на боку Хвилла. Тролль тяжело дышал и пытался зажать руками рану на горле. Но это уже не могло его спасти. Ренкр даже удивился, что тот прожил так долго, и лишь потом, с запозданием, понял: на самом-то деле прошло не так уж много времени. Земля под ними все дрожала и съезжала вниз, камни шевелились и намеревались поглотить, подмять под себя странных чужаков - и следовало бежать. Хотя - куда бежать? Везде одно и то же. Горгули, видимо, были другого мнения. Стоило только Ренкру со Скарром приблизиться, Сирэм вскочил и спросил, повелительно и громко: - Сможем донести? Спрашивал он, скорее всего, у Гунмеля, и речь шла о Хвилле. Но куда нести? Куда?! Сирэм знал. Или считал, что знает. Сейчас это мало что значило. Тем более что Хвилл отрицательно махнул рукой: - Нет! Вы же видите!.. Зачем тогда? Ступайте, мальчики, ступайте! Я всем доволен... Скарр покачал головой, не желая соглашаться, но мастера были явно согласны с Хвиллом и ждали, когда можно будет отправиться к этой самой спасительной цели. А Ренкр... Ренкр понимал Хвилла, как никто сейчас. И завидовал ему. - Идем! - потянул за рукав Сирэм. - Потом будет поздно! Скарр уже шагал за Гунмелем, механически переставляя ноги и растерянно оглядываясь на лежавшего Хвилла. Тот встретился взглядом с альвом и кивнул: "Все понимаю. Ступай, мальчик, ступай". Глаза тролля погасли, как задутый ветром ночной костер. Ренкр поклонился мертвому телу и последовал за своими спутниками. Гора дрожала и не желала стоять на месте. Уже спускаясь по непостоянной, коварной тропе, забитой обломками горной породы, Ренкр обернулся. В небе, смятом в складки-облака, таяла хрупкой сосулькой пиявка-кишка и смотрело Око, самое настоящее, не каменное, а живое - и всего одно. Потом Око исчезло - вместе с воспоминаниями о темном и теплом месте, где с альвом говорил голос /обладателя Ока/ невесть кого. Жизнь опять взялась за свое, и нужно было думать о нынешних бедах, а не о прошедших. А почва уходила из-под ног, и... безразделье ...почва уходила из-под ног, и многоэтажки подмигивали блестящими огнями. И было чертовски плохо. Человек с бледным узким лицом зашатался и ухватился рукой за фонарный столб, весь покрытый обрывками старых объявлений, словно клочьями полинявшей кожи. Какая-то толстая женщина, потрясая яркими кульками с надписью "Marlboro" ("Минздрав предупреждает..."), шарахнулась в сторону. Он презрительно скривил губы, хотя было совсем не смешно. Было больно, и все внутри ворочалось огромным любопытным ежом, тыкаясь носом и скородя иголками по кишкам. Дойти до дома. Там... Там можно будет что-нибудь придумать. Дойти до дома. Дойти! Облезлый пес настороженно покосился на него, лениво приподнял край губы, но рычать не стал. Эта картина заставила человека снова пошатнуться, он яростно посмотрел на блохастую тварь, и та в ответ раскрыла пасть и смачно зевнула. Потом безразлично отвернулась. Дойти! Добраться до дома! Что же произошло? Что происходит? Что вообще могло произойти? Вечерело, сумрак опускался на город грязной тряпкой. Стало тяжелее дышать; человек неистово помотал головой, чтобы избавиться от гнетущего удушливого ощущения, словно на голову накинули полиэтиленовый мешок. Ощущение не прошло, стало еще хуже. Человек резко выдохнул и снова вдохнул, с шумом втягивая в себя воздух, приобретший странный привкус железа. Шедший мимо мужичок с помятым окурком в желтых зубах понимающе покосился на него, покачал головой и пошел своей дорогой. Диво ли, пьянчужка какой-то. Понимаем-с, но что поделать. Что же произошло?! Боги, как больно! Впрочем, боги не помогут. Потому что ты сам - Бог. /Был Богом./ И помочь себе можешь лишь сам. Если это вообще возмож... О боги, как больно дышать! Земля качается и норовит выскользнуть из-под ног, ровно прижатая палкой склизкая гадина. И сгибаются под дыханием вечности многоэтажки, как древние старцы-пилигримы - или как камни Стоунхенджа. Кривляются ерниками-шутами деревья, размахивают угловатыми ветвями и швыряют в лицо внезапно потяжелевшие до веса булыжников листья. Осень. "Не об этом сейчас нужно думать! Думать нужно о доме - дойти! Дойти! ДОЙТИ!" Он не заметил, как вошел во двор. Здесь мир, вроде бы прекративший свои дурные выходки, снова закачался, и человек вынужден был ухватиться за стойку качелей. Качели испуганно скрипнули и задергались, силясь удрать. В окне первого этажа вспыхнул свет, чье-то любопытное лицо приклеилось к стеклу. Он повернулся, и лицо мгновенно спряталось, свет погас. Уже недалеко. Еще чуть-чуть. Подъезд. Лифт. "Боги, ну почему именно сегодня лифт не работает?!" Лестница. Дрожащие, дребезжащие поручни; с одного слетает деревянная пластина и раскатистым громом разрывает тишину скрученного колодца лестничных пролетов. Этот гром впивается толстыми пальцами в голову восходящего и сжимает ее. Он стонет, хватает руками воздух, а потом медленно оседает на ступени. И дальше уже ползет вверх, подволакивая правую ногу, так не вовремя отказавшуюся повиноваться. Здесь, в этом кишечнике дома, окончательно темнеет, и неожиданно, с запозданием, загораются лампы над дверьми. Свет наотмашь бьет по лицу, но он же помогает увидеть, что квартира уже совсем рядом. Подползти к двери оказалось не так сложно. Он зашарил рукой по карману, и мгновенно похолодело в груди, когда не нашел в нем ключа. "Потерялся?! Ключ потерялся?! Как теперь? Что теперь?" Человек судорожно задергал пальцами, но ключа найти так и не смог. Крик сам собой вырвался из ноющей груди, завис дамокловым мечом, а потом рухнул, отсекая последние ниточки, связывавшие его с реальностью. безразделье В больнице было серо; пахло хлоркой, лекарствами и старыми бинтами. Человек приподнял голову и оглянулся. Здесь, в палате, стояло шесть коек: две пустовали, на остальных чернели чьи-то фигуры. Поздний вечер холодным чаем плескался в комнате и переливался за венчики окон. Из-под двустворчатой деревянной двери с отломанной ручкой торчал сплюснутый клочок света от люминесцентных ламп. Человек пошевелил руками и ногами - они повиновались ему, хотя и плохо. Все, что произошло с ним, всплыло откуда-то изнутри и злорадно улыбнулось: "Вспомнил? Вспомнил!" Человек тихонько застонал от бессилия. Ему сейчас было необходимо оказаться дома - дома, а не здесь, в этой гигантской морилке! Он приподнялся, опираясь на локоть, с отвращением провожая взглядом разбегающихся тараканов. Нет, еще слишком рано уходить, слишком он слаб - не дойдет. Ладно, подождем. Человек откинулся на подушку и впился глазами в растрескавшийся потолок, в люминесцентные светильники без плафонов. Он будет терпелив. Он дождется. 5 ...А земля уходила из-под ног, и Ренкру приходилось балансировать на камнях, внимательно глядя, куда он ставит ноги. Потому что один раз еле вытащили, когда он неосторожно попал ступней в расщелину и застрял. Хвала Создателю, Скарр вовремя сообразил, что происходит, и поторопился прийти на помощь - иначе бы катившийся сверху камень накрыл Ренкра. Горгули маленькими помятыми комочками прыгали впереди и лишь изредка поглядывали назад: как там великорослые чужаки, успевают ли? Тролль и альв успевали, но силы у них были на исходе. Внезапно Сирэм исчез. Долинщику показалось, что мастер свалился в трещину, как недавно он сам. Но когда подбежали, оказалось, что Сирэм отыскал еще один вход в вертикаль. Или... куда? Гунмель протиснулся в отверстие, наполовину присыпанное каменной крошкой, обернулся и махнул им рукой: - Давайте за мной. Скарр, а потом и Ренкр опустились на четвереньки и поползли - настолько узким был этот ход. Но лучше такой, чем... Снаружи снова загрохотали камни, что-то с треском ударило, внутри стало темно. Долинщик оглянулся. Сзади, там, где раньше серело скорчившееся в агонии небо, сейчас светлел только тоненький овал, опоясывающий камень, который заткнул вход в тоннель. В общем-то, чего-то подобного и следовало ожидать. И теперь оставалось надеяться, что мастера выведут их отсюда. Сирэм на случившееся отреагировал спокойно. - Ничего, выйдем, - успокоил он. И добавил тихо: - Если ничего не изменилось. Ползти по этой норе оказалось не так-то просто, особенно мешали недостаток воздуха и страх, что они, может, навсегда заперты в этом подгорном ходе. Иногда Ренкру казалось, что они ползут по кругу - и будут делать это вечно. Тогда он прижимался ободранной щекой к камню и вспоминал Вальрона. "Это твое предпоследнее дело". Значит, появится и последнее, значит... Свой дорожный мешок он потерял еще во время дикой скачки по камням - в отличие от Скарра, который волок за собой полупустую полотняную тушку. Мастера утверждали, что еды в ней должно хватить до тех пор, пока они не попадут в вертикаль. При упоминании о вертикали горгули мрачнели, особенно Сирэм. Он лучше своего молодого спутника знал, что сотрясения Горы не могли на сказаться на ее жизни. Спустя примерно сутки ход стал расширяться, а скоро все четверо оказались в вертик... Нет, это не было, не могло быть вертикалью! На месте чистых и гладких коридоров - завалы из камней, провалившиеся стены, то там, то здесь - группки фосфоресцирующих насекомых, жалкие, сиротливо жмущиеся друг к другу. Каким-то образом они выбрались из своих "отростков" и теперь не знали, что делать, чем питаться и как жить дальше. Спутники Ренкра хотели было навести порядок, но быстро осознали бессмысленность любых попыток и лишь горестно взмахнули ушами. А Сирэм озабоченно покачал головой: - Если и червята выбрались... Они спустились чуть ниже и обнаружили, что мастера занимаются именно отловом и водворением на место детенышей каменных червей. В отростке, отведенном специально для этого, уже скопилось много червят, они слепо тыкались головами в стенки и невидимый барьер на выходе, извивались и даже попискивали, чего Ренкр от них совсем не ожидал. Несколько мастеров замерли у стен и напряженно следили за тем, что происходит в коридоре. Их шарики-мо, обступив со всех сторон еще одного червенка, загоняли его в отросток. Детеныш норовил выскользнуть, но стоило ему направиться не туда, как шарики моментально срывались с места и ударялись о его нос; при этом мо вспыхивали и свод коридора наполнялся мечущимися туда-сюда тенями. Мастера, как могло показаться на первый взгляд, стояли бездеятельно, лишь наблюдая за происходящим. Но присмотревшись, Ренкр заметил, как напряженно подрагивали нижние кончики их ушей, как выступили и медленно стекают, оставляя мягкие дорожки в шерсти, капли пота. Четверка путников замерла, стараясь не шевелиться, чтобы не отвлекать горгулей. Лишь когда червенок оказался в отростке, Сирэм шагнул к своим собратьям, скорбно качая головой. Они опустили глаза. - Все настолько плохо? - прошептал мастер. - Гора умирает, - ответил тот самый толстячок, которого Ренкр запомнил еще по спору горгулей, пускать ли его наверх, к Глазу. Остальные молча кивнули. - Песнь? - едва слышно произнес Сирэм. - Песнь, - подтвердил толстячок. Ренкру стало страшно - так было сказано это слово. Мо потускнели и опустились к полу, словно им стало невыносимо тяжело летать. Скарр растерянно посмотрел на мастеров, потом подошел тихонько к альву: - Неужели они говорят о той самой Песне? - О какой? - Ты не знаешь? Потом расскажу. Часть мастеров развернулась и ушла, остальные обступили чужаков и Гунмеля с Сирэмом. - Вам удалось, - утвердительно сказал толстячок. - Удалось, - прошептал Гунмель. - Только теперь я не уверен, стоило ли... - Уверен, - промолвил толстячок. - Стоило. Просто тебе - как и нам всем - слишком сложно смириться с мыслью, что необходимо было пожертвовать Горой, дабы спасти мир. - Да, - выдохнул Гунмель. - "Дабы спасти мир!" О, спасители мира, радуйтесь! И пойте Песнь. И я тоже... спою... ИНТЕРЛЮДИЯ 1 Горы, как и всякие живые существа, рождаются и умирают. Точно так же, как и у других живых существ, смерть горы вызывает у окружающих скорбь. Только зачастую скорбь эта во много раз сильнее, чем при гибели любого другого живого существа. Так или иначе, смерть горы ощущают все ее обитатели - кто-то просыпается ночью в холодном поту, у кого-то перевернется все внутри, и он не сможет несколько дней поедать камни; некоторые на пару суток перестанут светиться. Мастера в этом случае поют Песнь. Эта Песнь - целый ритуал, длящийся до тех пор, пока каждый горгуль не изол