инах и у некоторых дополнялась плащами местного производства. Кое-кто уже лишился штанов и ходил в юбках из звериных шкур. Однако, имелись на руках и автоматы "АК-74" с подствольными гранатометами "ГП-25", и пистолеты-пулеметы "ПП-91", и два ротных пулемета "РПК", и даже маленький миномет, а в кармашках лежали "лимонки". -- Здорово, братцы! -- заголосил я и засалютовал, когда они остановились в десяти метрах от дома. -- Неужто не узнаете? Стоявший впереди Сережа Коковцов, экс-десантник, лениво жуя и сплевывая смолу, произнес: -- Ты кукурузиной-то не маши, словно Чапаев саблей. -- я мигом спрятал початок кукурузы за спину, зачем он только в руке оказался. -- Узнаем мы тебя, Хвостов. Можешь не представляться. И этого жлоба мы знаем. -- Коковцов показал дулом на Кукина. -- Ты, неуважаемый Хвостов, а также Каменный Глаз этот сраный и Нинка-лахудра втравили нас в херовую историю. Пообещали по миллиону баксов на рыло и что в итоге? Для начала - пять трупов. Нина же теперь в Куско, блядствует у Верховного Инки. Кукин -- заколдованный, мать его. Гарик и нинкин шофер вообще незнамо куда запропастились. А ты вдруг объявляешься, весь в перьях, причем пребываешь в казенном домике. -- Давайте отрэжем ему яйца, -- предложил Хусейн, один из людей Гарика. -- Вам не пообещали миллион "зеленых" за легкую прогулку. -- заторопился я с разъяснениями. -- Никто не занимался перед вами меценатством и благотворительностью. Вам сделали доброе дело, забросили в иной мир, а дальше самим надо было деньги зарабатывать. Я пришел вслед за вами, когда понял, что понадобится моя помощь. Мы вместе с Крейном проскочили через новую точку перехода -- которую он вычислил. Через нее мы все и смоемся, максимум через два-три месяца. -- Ну и где твой Крейн? -- поинтересовался рыжий экс-морпех Витя Кузьмин. -- Потерялся куда-то. -- Не исключено, Хвостов, что мы его встретим где-нибудь в виде жреца-мудодея... Так как ты попал в казенную избу, да еще в таком стильном прикиде? Ого, да я смотрю там шикарная баба выглядывает. -- Попал на стройку, бежал, наткнулся прямо на царственный плот Уайна Капака, тот предложил мне работать на него. Ну и потом... короче, спалил я его плавсредство и улепетнул в горы вместе с Кукиным, двумя преданными мне индюшками и вот этой оказавшей содействие девушкой. Надеюсь, вы не претендуете на нее все вместе. -- Мы как-нибудь и без твоих щедрот найдем бабелей. - Гордо отозвался Коковцов, отчего Хусейн заметно огорчился и померк глазками. -- Я рад. Значит и проблем не будет, когда мы все вместе станем биться с этим гадом. -- Ни с кем мы биться не собираемся. -- Отрезал Коковцов. -- Да и ты, похоже, только с бабой в кровати сражаешься. -- Может, зайдете, проведем совещание, открытую дискуссию, под это дело чичи хлебнем. Ну, соратники. -- Совисельники, соэшафотники, -- беззлобно пошутил Кузьмин. -- Зайдем мы только для того, чтобы взять у тебя, что получше и полегче, а потом снова подадимся в горы, -- сказал Коковцов. -- Здесь мы -- как на подносе, приходи и бери нас. А ты, если хочешь, дуй с нами, мы тебя на вшивость проверим. Мне показалось, что иного выбора у меня и нет. Неделю я проскитался с командой, которую называл "казаки-разбойники", по горам по долам -- а Кукин и индюшки дожидались меня тем временем в казенном доме. Каждый день переход, чтобы никто не засек, спать приходилось в гамаках на ветках, ежесекундно предчувствуя, что на тебя свалится змея или напрыгнет ягуар. Однако со жратвой прилично, благодаря огнестрельному оружию всегда имеется жаркое из местного кабана "пекари" на второе и мясной супчик из попугая на первое. Дня через три ребята привыкли ко мне и рассказали про свои злоключения. Команда, оказывается, дошла на яхте до нужной "переходной" точки, преодолела полосу марева и высадилась на мало уютном берегу. Вскоре удалось сыскать тайники с бронетехникой - все три танка, два бронетранспортера, три БМП, а также запасы солярки. Так что и случившаяся вскоре вылазка охотников за головами не принесла никаких хлопот. Разве что голопопые ребята обделались, когда из кустов, которые они только что обстреливали луками и пращами, вдруг выкатился танк и дал очередь поверх глупых голов. Когда стемнело, механики-водители взялись за рычаги машин и колонна бронетехники двинулась в сторону горных долин Сьерры-Невады вдоль притока реки Укаяли. По мере продвижения (а переходы совершались преимущественно ночью), команда встречалась вначале с полудикими воющими оравами, потом с организованными отрядами индейских воинов, и, в конце концов, с орлиннокрылыми бойцами, которые имели не такое уж хилое вооружение. В том числе и пистолеты-пулеметы, и одноразовые гранатометы по типу небезызвестных фауст-патронов и даже ремесленно сработанные танки, апоминающие "тигры" времен второй мировой. Эти машины, впрочем, были украшены барельефами с изображением инкского бога войны Париакаки, всяких жутких кошко- и змееголовых демонов. Впрочем, команда не робела, жгла эти демонические танки и даже захватывала пленных. Один из захваченных воинов орла, глотнув водки с хреном, дал показания, что его папаша прибыл из далекого мира на далекой звезде, который назывался "Третий Рейх" и что предводителем-фюрером и Верховным Инкой раньше был благой Манко Капак, Сын Солнца, чье сакральное имя Рейхсляйтер Мартин Борман. Теперь он уже божество и переселился для вечной жизни в нижний мир. А в этом, среднем, мире нынче правит преемник Манко Капака, которого зовут Уайна Капак. У него тоже есть сакральное имя -- Штурмбанфюрер Фон Рауш. Пленный еще рассказал, что технические знания простолюдинам "пурекам" пока не доверяются, но в стране имеется несколько приличных мастерских, рудников и заводиков. Однако не за горами времена, когда вся страна инков Тауантинсуйю будет преобразована силой послушания народа и крепкой волей Верховного Инки. Тогда к единству добавится мощь и инки отправятся в те далекие края, откуда прибыл когда-то Кон-Тики, а затем инка-фюрер Мартин Борман -- к звезде по имени "Третий Рейх", чтобы очистить ее от скверны. Нашей команде удалось разгромить в чистом поле неподалеку от столицы Куско войско противника, в котором отборные отряды врага, уаранку и "орлов", оснащенные танками и фауст-патронами, были поддержаны толпами ополченцев, швыряющих бутылки с "коктейлем Молотова". Однако уже тогда было замечено, что пули не всегда производят должное воздействие, "залипают", словно опасаются амулетов и заклинаний, декламируемых жрецами. То ли черт, то ли Супайпа дернул команду решиться на вторжение в город. На узких улочках бронемашины оказались под перекрестным обстрелом и были подожжены. Пять человек отдали концы и их души полетели обратно, в родной мир. Нина Леви-Чивитта, ее шофер-телохранитель, также Гарик Арутюнян и Кукин угодили в плен, а оставшиеся спустились в дренажные каналы, выбрались вместе со всяким мусором за пределы города и подались в горы. Теперь же им приходится пробавляться то охотой, то чистым разбоем, и ждать нападения спецназа Верховного Инки. Вот такая воистину херовая история. Хорошо, что у ребят имелся запас кофейного порошка и зеленого горошка в банках. Правда, и мне пришлось распрощаться с исключительными правами на засахаренные фрукты, мед и хмельную чичу, которыми снабдил в путь-дорогу заботливый Верховный Инка. Однако, в моем неприкосновенном для других запасе осталось несколько мешочков с кокой-кукой, о чем я предпочитал не сообщать, чтобы не возбуждать зависть. Ведь благодаря этим листочкам меня частенько навещала расслабляющая дама-ягуар. Кока за щекой была плюсом, а минусом являлось то, что мне никак не удавалось подначить своих недоверчивых сотоварищей на крупную вылазку, на разведку боем, пока у нас оставались хоть какие-то боеприпасы. Однако, надо было признать, что команда худо-бедно приспособилась для дикого житья. Знала, как подстеречь задумавшегося оленя, как вычислить квартиру медведя и чем можно полакомится в мире насекомых и червей. Вожаками считались Коковцов, Кузьмин и перуанец Альварес. Витя Кузьмин казался самым резким из них и его удалось бы сгоношить на что-нибудь отчаянное. Грегорио Альварес же выглядел весьма умеренным синьором. Ну, а Коковцов вообще был приспособлен только для лежания на печи. Мы бродили по склонам, которые вели прямо в протяженную долину, уже известную мне Урубамбу, где было полно жилья и жратвы, но эти лохи предпочитали ночевать на деревьях. В этом духе и продолжалось бы, кабы меня не разбил радикулит, в просторечии, люмбаго. В то утро мы удачно поохотились, подстрелили двух олешек, одного лично кокнул я, просидев в засаде около горной речушки часа с три. Нахолодил поясницу. А еще половину моей добычи дали тащить мне самому, как менее навьюченному. Однако полуразвитая мускулатура не выдержала нагрузки и передала ее на костяк. Позвонки сплющились и сдавили межпозвоночные диски, заодно и простуженные нервные окончания, те стали трезвонить в болевые центры. Все было справедливо, однако я стал выламываться из колонны и отставать. Если точнее, я пытался кое-как ковылять с помощью посоха. Но в какой-то момент понял, что безнадежно затерялся. Товарищи не заметили этого или вернее, предпочли не замечать. Оставалось только сесть на мшистый камень и сунуть за щеку несколько листиков коки. И тут снова подступило то, что не наблюдалось последние две недели горных скитаний. Две недели я был просто отпрыском цивилизации, случайно оказавшимся в диком лесу. Две недели я шастал, где попало и стрелял какую угодно дичь, не думая о демонах-хранителях и тотемных духах. Сейчас же я смог легко вспомнить, что мне сделана неслабая прививка древней шизофрении. Вначале ненадолго возникла женщина-ягуар, но выглядела она недовольной. Затем вместо нее появился тот самый олень, которого я недавно кокнул, не спрося разрешения у Духа Оленей, у лесных и горных демонов. Олень выглядел ни живым не мертвым, глаза его были неподвижны, однако тело слегка дрожало, а потом изо рта стала выползать змея. Должно быть, недовольная душа животного потянулась ко мне, собираясь наказать. Ну, что тут попишешь, не глотать же седуксен. Я, ощущая жуть от нарушения всех и всяческих запретов, стал раскисать. Однако тут заработал мой позвоночник, как ось... вокруг него закружились вихри, которые крупным планом представали в виде серебристых нитей эктоплазмы. Они сплетались, стягивались, обвивались вокруг позвоночника, а в итоге я заметил возле своей лица голову очередной змеи. Моей личной змеи! Она могла выползти только из меня. Я даже ощущал, как она движется вдоль моего спинного хребта. Немного затошнило. А еще больше я растерялся, потому что не знал, радоваться ли с криками "ура", или горевать, не мог сообразить, что предпримет так называемая "моя" змея, не говоря уж о том гаде, который выползал из невинно убиенного животного. Мой аспид поступил правильно, кинулся на змею оленя и мигом заглотил ее. Я видел как перекатываются челюсти змеи-победительницы, как работают ее глотка и пищевод, как от побежденного гада остается только шевелящийся хвостик. Вот так зараза -- я выплюнул коку из-за щеки. Змеи тут же исчезли. Но послышались другие шорохи. Из-за деревьев показались воины -- с шлемами в виде клювов и черными перьями кондоров на щитах. Не какие-нибудь голопопые дикари, а настоящие бойцы. Я даже видел огромные крылья, развевающиеся за их спинами -- хотя это было явным глюком. Копья целились в меня, у них были широкие лезвия (похожие на лист шалфея), которыми приятно колоть и даже рубить мясо. Однако рядом со мной лежал автомат с пятью патронами в рожке. Поэтому я решил все-таки рискнуть, тем более, что бредово увидел на себе пятнистый мех зверя ягуара. Рывок к спусковому крючку... но метко брошенный вражеский топорик выбил из моего ладони рукоятку оружия, заодно сделав внушительную насечку на моей коже. А до ножа с зубчиками я уже не успел дотянуться, потому что на меня навалилась вражеская кодла. Какое уж после этого сопротивление, особенно если учесть радикулит. Они не прикончили меня сразу. Это было бы слишком просто. Мою тушку привязали к палке и понесли в долину. Утром следующего дня я оказался в селении, с которого не столь давно началась моя инкская биография. Там у меня отобрали все ценные вещи, включая ушное золотое кольцо, и кинули в яму, возле которой неотступно находилось четверо стражников. Время от время вниз падали и лепешки для пропитания хиреющего тела. Ночью я заледеневал, а днем распаривался до состояния желе под лучами солнца. Я понимал, чем дело пахнет, поэтому пытался выкарабкаться из ямы, цепляясь за корешки и камушки. Попытки оказывались безуспешными -- и это минус, зато благодаря им у меня прошел радикулит -- что было плюсом. Кроме того, возле ямы то и дело вертелся упитанный жрец, хорошо запомнившийся мне мужик в длинном плаще, в шапке-тиаре, украшенной двумя позолоченными змеями, с жезлом, увенчанным набалдашником в виде головы ягуара. Щеголял он в своем ухе и конфискованным у меня кольцом. Служителя культа звали Золотой Катыш. Тут, кстати, все торопились добавить к своему прозвищу какое-нибудь "золото" -- и не потому, что сознавали рыночную стоимость этого металла, а скорее уж учитывая его почетные магические свойства. Золотой Катыш готовился к празднику. Судя по несчастным голосам, в соседних ямах откармливались другие кандидаты на тот свет, и главным делом жреца было следить за их внутренним и внешним благополучием. Чем он и занимался -- усердно как замполит. -- Ягуар-Скиталец, подходит время большого торжества, а вид у тебя несносно скучный. Найди в своем сердце радость. - Упрашивал незлобного вида человек. Хотелось даже как-то помочь ему. -- Слушай, Золотой Катыш, а по какому - такому поводу я должен веселиться? Жрец, недоумевая, всплескивал руками и разводил упитанные ладоши. Ведь для него все было предельно ясно. Он, как и все местные жрецы, был параноидальным шизофреником. -- Все у нас честно и по справедливости, сам знаешь. - Увещевал Золотой Катыш. Так оно и было на самом деле, если без дураков. Только честность и справедливость являлись своеобразными. -- Говорили же тебе, Скиталец, блюди четыре закона и будешь чист перед богами. -- напомнил клерикал. -- Такие простые правила. АМА СУА -- не воруй. АМА ЛЬЮЛЬЯ -- не бездельничай. АМА КЕЛЬЯ - не лги. Чти Великого Инку, сына Солнца, который убеждает божества и светила быть благосклонными к людям. -- Помню, помню. Так почему же я должен быть доволен? Что я попаду под серп и молот Супайпы? Золотой Катыш садился на корточки и начинал терпеливо объяснять: -- Змея Яку Мама, воплощение предвечного Виракочи, душа всей жизни, поднимается из преисподней и уходит в небо. Она состоит из темного и светлого. Каждое ее свойство -- это божество, которому нужно поклоняться. Иначе, конец порядку и начало смуте. Супайпа ничем не хуже других. Просто в его обязанности входит устранение всего старого и бесполезного, чтобы на очистившемся месте могли появиться новые жизни. -- Надеюсь, что я бесполезный. И что же, с этим шайтаном никаких трудностей? -- с надеждой спросил я. -- Ну как же без них. Когда Супайпа -- да защитит нас благое Солнце -- перестает ведать меру и дает началу беспорядку, мы просим его отступиться и приносим ему обильные жертвы. Именно для того, чтобы не дать чрезмерности превратится в зло... Но ты не думай о Супайпе, ты нужен светлым богам. Они ведь не довольствуются, как Владыка Преисподней, естественной жатвой. Им подавай заклание молодого, цветущего и сильного, им подавай свежую кровь. -- Ага, я понял, чему радоваться. Тому, что самые светлые божества нахлебаются моей кровушки, а простой народ накрутит из меня котлет. -- Тепло нашей крови нужно светлым божествам, чтобы им хорошо жилось в трех мирах, тогда и милость нам будет оказана. Ну, теперь все понял, несмышленыш? -- Как же, разве не поймешь тут у вас. -- Что мне оставалось еще ответить. -- Если понял, тогда не обижайся, когда мы принесем тебя в в день осеннего равноденствия отцу нашему Солнцу, умоляя не наказывать нас своей недостаточностью или чрезмерностью. -- Они меня принесут в подарок, чтобы сиятельная особа могла восстановить свои киснущие силы. Ну, а мне что-нибудь положено в этом мире?! -- возопил я в сердцах. -- Пойми, на самом деле тебя нет, -- Золотый Катыш застрекотал быстрее, потому что близилось время обеда. -- Ты состоишь из частей, дарованных тебе щедрыми богами. И даже твой ум-разум, который возражает мне, сделан Виракочей с таким расчетом, чтобы тебе казалось, что ты существуешь сам по себе... Твоя разумная душа вернется к предвечному Конирая Виракоче, владыке мира. Змея Яку Мама, воплощение Виракочи, унесет ее на небо звезд, пройдя через двенадцать небес, желтое, белое, черное, небо Луны-Килья, и так далее. Душа твоей крови, ее огнь и влага, уйдут к тому, кто дал ее тебе, к громовому Париакаке... -- У Париакаки -- губа не дура. -- Он, владелец Копья Света, Небесного Луча и Млечного Пути, возьмет душу крови к себе и разделит со своей сестрой Чаупиньямки, Теплотой Плодородия. А твоего жизненного двойника, телесную душу, звезда Часка отведет в преисподнюю, в Супайпа Уасин. -- Часка, Венера, припоминаю это слово, и эти буфера, и эту попку... -- Сладкая Часка проведет твоего жизненного двойника через воды Титикаки в дом Супайпы, между сдвигающихся гор, мимо яростных и огромных змей и крокодилов, через пустыни, в которых непрестанно дуют ледяные ветры, несущие обсидиановые лезвия, к сердцу земли, к престолу Нижнего Владыки, богу с головой кондора. И через год твой жизненный двойник отдаст свою силу прорастающим семенам новой жизни. -- Хорошо, что в самом последнем походе у меня будет приятная компания... И вот наступил праздничный день. Толпы народа из разных селений долины двинулись по дороге, ведущей к главному храму Урубамбы. Впереди чинно шествовали идеологические работники, жрецы. Атун уильяк, святой отец всей долины в белом плаще и плюмаже из страусиных перьев, важного мужчину поддерживали двое служек; среднее звено, настоятели храмов, среди которых был и Золотой Катыш; плюс стая дьяков-уакаримачиков, заклинатели дождя, лекари, колдунишки; плюс толпы айяртапуков, мелкотравчатые ясновидцы, прорицатели, гадатели, изготовители амулетов, ублаготворители земельных духов-чаркакамайоков и домашних демонов-уискамайоков. За ними тащились песнопевцы, прилежно исполнявшие гимны-уалья под мелодии флейт, сделанных из берцовых человечьих костей, и ритм барабанов-уарачику, обтянутых людской кожей, соответственно выкаблучивались и танцоры со своими магическими плясками. Далее в процессии участвовало начальство в виде десятников, сотников, темников -- уну камайоков, все были приодетые по форме и различались, в первую очередь, по перьям на плюмажах. Солидно вышагивали уполномоченные комиссары Верховного Инки -- тикуй-рикуки с золотыми пластинами маскапайча на лбах. Далее семенили пуреки -- радостные трудящиеся, довольные гарантированной похлебкой и набедренной повязкой. Они тащили на головах корзины с початками маиса, клубнями картофеля и прочими плодами стеблей, веток и корней, а также кувшины с пивом и чичей. В общем, шла праздничная демонстрация по типу недавних наших, тут вам партийные, хозяйственные, государственные руководители, тут вам наглядно представлены всевышние законы природы и общества. Тут и мы, приносимые в жертву. Я двигался в окружении бравых воинов вместе со своими товарищами по торжественному закланию. Многие из них относились к разряду "сладкие кости", миски-тульу, то есть лентяев. Одни попали в лентяи, потому что дрыхли по утрам, вместо того, чтобы торопиться в поле. Другие стали "сладкими костями", потому что экономили силы, придумывая всякие ухищрения на замену сохе и мотыге -- типа плуга, запряженного верблюдицей-ламой. Не помогло лентяям наказание в виде битья камнем и лечение в виде тонкого вскрытия черепа, оттого решено было вычеркнуть их из списка живущих. Были в нашем числе и нарушители запретов, ходившие по женской тропе, и те, кто встречался с девушками без разрешения начальства -- лучше бы эти распутники любили лам. Были и те, кто забыл принести благодарственную жертву какому-нибудь чаркакамайоку, и те, что пытались унести с государственного поля (владений Солнца) в личный котел пару початков кукурузы. Кстати, во время праздничных гуляний я заметил, что стал воспринимать произношение кечуанских слов. Значит, благодаря демону-попугаю, я все-таки выучился инкской фене, стал двуязычным. Жаль, что поздновато, когда меня вот-вот должны разобрать по частям многочисленные божества и духи. Основная церемония должна была проходить не внутри пирамиды-зиккурата, а на ее верхушке, в четырехугольном открытом храме. К нему тащиться по ступеням пришлось минут с двадцать. На пьедестале торжественно стоял трехликий истукан Инти, с двухглавой змеей на макушке, по углам расположились демоны, хранители сторон света. Пониже главного изваяния находился алтарь, на этот раз из яшмы, в виде распластанного ягуара. Золотой Катыш был тут как тут, медитировал на образе Отца-Солнце, хлебнув айя-уакаки. Впрочем, впередсмотрящим являлся атун уильяк, каждое слово которого подхватывал хор. И меня не обидели, в числе других "закладываемых" обнесли чашей с напитком из дурман-травы, знаменитой Datura inoxia. И странное дело. Как отхлебнул я отвара из чаши (похожей на обезглавленный труп), так вскоре и заработала моя голова на местный манер. Я увидел Инти-Солнце живым существом. Нет, не сам истукан. Тот, кого я углядел, имел огромные умопомрачительные размеры. Ноги были горами, тело -- маревом и дымкой над вершинами, а голова -- самим солнечным диском. В руках жреца-палача, чья физиономия была скрыта позолоченной кошачьей маской, сверкнул широкий нож-секач, этим инструментом была вскрыта грудная клетка первой жертвы. Специалист помог себе руками, раздвигая кости еще живого человека. Вот жрец ухватил сердце и дернул его, лопнувшие сосуды брызнули красным. Дымящийся орган был направлен на исследование гадателю, жертва же осела возле алтаря -- и после непродолжительного трепыхания застыла. А кровь-то текла не вниз по ступеням, а вверх, к истукану! Кровь превращалась в пучок золотистых нитей, в змейку, которая обвивала идола и, оторвавшись от него, взмывала к небу. Рубиновые глаза изваяния залучились теплым ласковым светом. Я видел тех, кто подходил полизать и похлебать к красному ручейку. Собакоголовые демоны, духи с клыками ягуара, стайка мелких духов, похожих на птиц, вот подвалил кто-то большой, совсем без головы, пойло уходило в дыру на его груди. Следом приблизилась особа с женским телом, но змеиной головой, та шипела, но не забывала елозить раздвоенным языком в кровавой гуще. Меж тем работа спорилась, каждый был при деле. Жрец-палач уже обработал три жертвы, обследованные гадателем сердца смирно лежали в корзине, свитой из золотой проволоки, тела крючьями оттаскивались в сторонку, где начиналась их разделка. Я оценил очередь к жертвеннику. Еще троих обработают, а затем я. В запасе десять минут, не больше. Мне будет очень говняно, но все-таки успею понаблюдать как в руках опытных людей я превращаюсь в мясопродукты и энергопродукты, и даже ознакомлюсь face-to-face со своим сердцем. Я буду идеальной стандартной жертвой, свидетельством хорошо отлаженной работы жертвоприносительной машины. А после негеройской кончины придется еще полюбоваться, как меня потрошат подземные и небесные чудища. Или же ничего этого не будет и сразу атеистический черный ящик поглотит меня? Что лучше, чтобы я лично предпочел? Впрочем, могу добавить в "плюс", что сгину я не где-нибудь в питерской подворотне из-за выстрела в упор, ни в чистом, то есть грязном поле, разорванным кавказской миной, не на больничной койке с градусником в попе. Я погибну в таинственной неизведанной реальности. Почти как космонавт. Но почему-то это меня не радует сейчас. Я, может быть, хотел бы откинуть коньки именно в той обычной реальности, но, чтобы после меня всплакнули жена-вдова и дети-сироты. Впрочем, даже в той обычной реальности я был бы лишен такого удовольствия. Бывшая жена употребляет мое имя только в сочетании с названиями некоторых некрасивых животных, а родное дите кличет папой совершенно другого человека, который ну ни капельки не похож на меня. Он больше на кабана смахивает. От дурман-напитка, или же от переживаний, что выплескивали в мою кровь морфины-эндорфины, пейзаж перед глазами немного заволокся туманом и стал отдаляться от меня. Отдалялся я не только от пейзажа, но и от свого тела, и от своих переживаний. Еще немного и я бы взмыл, полетел, а затем бы рухнул в черный колодец без дна и стен. Как никак, моя очередь к алтарю подходила через одного. И может в самый последний всплеск интереса к миру, я заметил кое-что на фоне сияющего лика киллера-Солнца. Темное пятнышко. И урчание мотора уловил ухом. Неужели аэроплан? Отрешенность и отстранность сразу как вентилятором сдуло. Хоть руки были связаны, но жрецу-палачу, потянувшемуся за мной, я хорошо впаял. Ногой, облаченной в кроссовку, прямо в промежность. Затем в челюсть. Меня бы быстро угомонили, если бы не таинственный фактор. Навстречу летел не аэроплан, а дельтоплан, но это уже что-то. В цепь воинов кондора, окружавших пирамиду, слетела сверху автоматная очередь, затем посыпались гранаты. Не слишком аккуратно посыпались, не только на воинов и руководителей, но и на простых пуреков. Однако, я не мог отказать себе в радости. На радостях я поддал еще какому-то воину, который собирался приголубить меня обухом топора. Где-то неподалеку свалилась граната и унесла с лестницы пять черноперых бойцов. Я, воспользовавшись шухером, перерезал веревки на руках об обсидиановое лезвие топора. Но тут выяснилось, что понаделав шума, дельтоплан усвистал прочь. Может, оттого, что инкские воины дружно направили свои луки в небо? Неужели это все? Да нет, не все и даже не конец. С крыш ближайших домов ударили очереди. Я сразу узнал гавканье "АК-74" и "РПК". Толпа с поросячьими визгами бросилась врассыпную. Молодцы мои ребята, хорошо подобрались. Но надо их как-то поддержать. Я, подхватив жертвенный нож, бросился резать веревки на других связанных-увязанных. -- Давайте, братва, увеличим свои степени свободы. -- кинул я зажигательный клич. Однако, граждане, спасенные от заклания, не торопились увеличить свои степени свободы. Они таращились на меня, явно не врубаясь -- почто нарушаю я установленный порядок вещей. -- Вы теперь вольные птицы, господа. Вас никто не растерзает, весь ваш организм до последнего элемента и винтика принадлежит вам лично и никому больше. Однако, покамест пропаганда не давала желаемого результата. В то же время я наблюдал за нашими десантниками-диверсантниками, они приближались перебежками, от стены к стене. Но и среди инкских воинов вдруг появилось несколько человек, оснащенных пистолетами-пулеметами. Впрочем, со стороны нашей команды заработал миномет. Я, пользуясь моментом, хотел выколупнуть колдовские рубиновые глаза истукана, чтобы компенсировать утрату ценных вещей, но он стал утопать в каменном полу, а потом и вовсе поплыл вниз, словно кабина лифта. Похоже, в пирамиду была встроена механика, пусть и примитивная, но работающая. Одновременно, я с неудовольствием видел как демонические крылышки подхватывают стрелы инкских воинов и, набирая ускорение, несут их в сторону моей родной команды. Я хотел было сигануть вниз по ступеням пирамидной лестницы, но тут сообразил, что не зря опустился истукан. Сейчас из открывшейся дыры полезут инкские элитные бойцы и тогда у них под обстрелом окажутся все окрестности. Я подбежал к краю шахты и сразу заметил подъемник, движущийся уже к вершине. На нем толпился вооруженный люд. Для начала я подхватил бесполезное тело жреца и отправил в шахту, снизу ответили пальбой. Что еще можно бросить, не считая самого себя? Вовремя попался на глаза светильник с раскаленными угольями. Горячая оказалась штука, едва донес, но, слетев в шахту, она вызвала там очень бурную реакцию. А потом я встал на краю площадки и стал семафорить своим, показывая, куда надо положить мину. Со второй попытки мои друзья-товарищи попали в дыру. Меня же швырнуло взрывной волной по ступеням вниз. Внизу меня, изрядно ушибленного, встретили инкские воины с копьями. Они подступали ко мне вместе с десятником, который, шипя, указывал на меня гневным перстом. -- Святотатец, он нарушил волю богов, он нарушил мудрый порядок вещей. -- Ну и что? Как видите, ничего особенного не случилось. Пора духов поставить на диету, пусть вкушают только духовную пищу -- книги, газеты, картины. А мы принадлежим сами себе. Если вам угодно, то поклоняйтесь Господу, тому, который требует только одного -- хорошего поведения. Я заметил, что по примеру святых отцов миссионеров начал проповедь монотеизма. Некоторые индюшки призадумались, другие решили на деле опровергнуть тезис, что со мной "ничего особенного не случилось". Их копья с "шалфейными" наконечниками, нацелились на меня, одно острие хотело уже кольнуть, но я, увернувшись, уцепился за древко. Осталось крутануть им и срезать противника с ног. В качестве десерта на меня замахнулся товарищ с палицей, я сумел поймать его за запястье и попытался дать коленкой в пах. Однако мы рухнули и стали кататься и бороться на земле. Тут подключился чей-то автомат и заклевал всех окруживших меня воинов кондора, и задумавшихся, и тупых. А потом чья-то мощная рука сразила индейца, с которым я отчаянно боролся, -- ударом по затылку. Та же рука подняла меня за шкирку. Это был безусловно улыбающийся Кукин с "калашниковым". -- Эх, черт, Колька, хоть и Каменный Глаз, хоть и отключенный, но толк от тебя все же есть.-- Стал нахваливать я, едва отдышался. -- Да он нас, собственно, и втравил в эту историю. -- Ко мне подходил оснащенный ручным пулеметом Кузьмин. -- Коковцов как всегда не доверял, был против, не хотел подставляться. Но потом Кукин молча нарисовал план местности и пути безопасного подхода к главному храму долины. А еще приписал на бумажке, что наш отряд расположился в уязвимом месте, и здесь нас орлиная гвардия скоро накроет. И вправду, только мы снялись со стойбища, как туда гранаты посыпались и пули... Короче, уломался Коковцов, а с помощью Альвареса сотворили мы этот самый дельтоплан -- перуанец-то как никак бывший планерист-любитель. С двух сторон от процессионной дороги на обочине лежали простые пуреки и руководители. В основном не мертвые, а живые, хотя некоторые из них действительно были трупами. Часть народа уже удрала на приличное расстояние, виднелись только мелькающие коричневые пятки. Наши "казаки-разбойники" расхаживали по дороге, кто с пулеметом, кто с автоматом. С удивлением я заметил среди них десятка два практически голозадых дикарей. -- А это еще кто? -- Союзники. Мы дали им пару раз стрельнуть из "громобоя" и они стали наши. -- отозвался Коковцов. -- Ну, что пора отходить? -- Куда отходить, зачем? Я прошелся вдоль дороги и нашел "епископа" долины - атун уильяка. -- Будешь работать с нами? Тогда останешься атун уильяком, что само по себе и неплохо. Человек потерял свой плюмаж, но сохранил плащ из голубиных перьев. -- Как это работать? Эти ходячие трупы говорят о какой-то работе! Да скоро огненный дождь упадет на ваши безумные головы и превратит их в обугленные головешки. Вас на пути в Супайпа Уасин будут терзать ядовитые скорпионы-великаны и размачивать едкой слюной огромные пауки. Вы будете корячится в когтях подземного ягуара... В итоге, атун уильяк, прервав пропаганду насилия, ухватился за мое горло со стандартными обвинениями в святотатстве. Тут пропела спасительная стрела, пущенная одним из союзников, и "епископ", испортив оперение, рухнул на дорогу ничком. Отдышавшись и расправив горло, я огляделся по сторонам. Ага, вот залег и Золотой Катыш. Я подошел и протянул ему руку. Он вначале делал вид, что мы незнакомы, но я все равно потащил его вверх по ступеням пирамиды. На высоте метров двадцать мы присели. -- Катыш, видишь людей долины, распластавшихся внизу? Ты можешь стать их атун уильяком. Тебе даже не придется держать ответ за то золотое кольцо стоимостью в двести баксов, которое ты у меня спер. -- Что от меня требуется, господин? -- От тебя ничего. Ты просто должен слушаться нас. После небольшой паузы, наполненной наморщиванием лба, жрец отозвался. -- Я согласен, если кто-то из вас назовется Сыном Солнца. Этот малый был вполне понятливым и действовал адекватно ситуации. -- Допустим, Золотой Катыш, кто-то из нас назовется Сыном Солнца. С чего ты взял, что он будет истинно Сыном Солнца? Опытный идеолог, конечно же, не растерялся. -- Если Господин-Солнце не испелил вас своими жгучими руками и не спустил на вас своего огненного ягуара, когда вы дерзко прервали жертвоприношение, значит, он потворствует или даже помогает вам. -- Ты можешь проводить какие угодно ритуалы, достопочтенный, однако мы потребуем от тебя прекратить заклание людей. -- Это бессмысленно! -- закричал жрец, досадуя уже на мою непонятливость. -- Ведь тогда прекратится кругооборот жизни в природе. Если к богам не будет возвращаться то, что они дали нам, мир замрет, окоченеет, и никто никогда не сможет оживить его. На нас опуститься Солнце Ночи и мы станем бледными призраками. -- Хорошо описано, Катыш. Но попробуй обойтись кровью лам и каких-нибудь кроликов. Я, прекратив приватный разговор, обратился к распростертым внизу инкам. - Меня должны были принести в жертву Господину-Солнце, но он был против. Как видите, я жив, здоров и улыбаюсь. Похоже, что я его внебрачный сын. Но не это главное. Отныне боги занимаются своими делами, а вы своими. Вы им больше не нужны, вы им пофиг, все что есть у вас, члены, косточки, жизненные соки, мысли, знания, теперь только ваши. Есть Единый, который все сотворил. Вы на свой лад представляете его и зовете Конирая Виракоча. Так вот, он дает добро, чтобы вам пользоваться всеми благами и удобствами этого мира, не боясь неудовлетворенных духов. Он своим небесным декретом запретил поить богов вашей кровью. Это называется Сухой Закон. Из-за Сухого Закона вовсе не остановится Солнце, скорее уж наоборот, и каждую ночь будут исправно карабкаться на свои небеса и Мать-Луна, и Дева-Венера и сестры-звезды. А тот, небезызвестный начальник, который называл себя Сыном Солнца, который запрещал или разрешал вам дышать, уходить, приходить, какать, чихать, сношаться, который заставлял вас наполнять хранилища вдоль дорог, строить какие-то дурацкие дамбы, кормить его баб в Доме Избранниц и всю эту стаю тикуй-рикуков, он больше не имеет власти над вами. Теперь воля наступает. Каждый может сидеть сиднем на одном месте или же отчалить на заработки, может выращивать хоть маис, хоть орехи, или же, вместо этого, тачать сандалии, может ссыпать свой урожай в общие хранилища или же продать на базаре, может жениться на ком угодно под любым забором... Я спустился на несколько ступенек вниз и снова обратился к народу, который как обычно безмолствовал, не врубившись в новые идеи: -- Вопросы есть? У кого есть вопрос, может встать и задать. Спустя минуту тягостного ожидания, поднялся какой-то селянин скромного вида. -- Вы, новый повелитель, за ленивых, за "сладкие кости" воюете? -- Опять слышу стереотип, пардон, устойчивое суждение. Нельзя всю жизнь ходить по одной колее, которая ведет вас в разделочный цех. Пора, товарищи индейцы, искать свежие пути. Нельзя лишь тупо и однообразно трудиться, это и дятел умеет, весь день-деньской носом долбит; надо думать и соображать. Каждый должен самостоятельно найти свое дело, то самое, с которым он лучше справится и на котором больше заработает, пусть это будет совершенно новое и необычное дело. Каждый обязан знать свою меру, сколько ему работать, сколько отдыхать и сколько сидеть на горшке, сколько оставить себе и сколько продать на сторону. Надо, господа, смотреть не только под ноги, но еще и по сторонам, и даже вверх. Я оглянулся и увидел склоненные головы индейчиков и недоумевающие лица соратников. Кажется, переборщил со своей агитацией. -- Ты не слишком на политику налегай, тем более, они и не поймут, чурки ведь, -- притормозил меня Кузьмин. -- Короче, кто сейчас запишется в наше войско, тот освободится от всех повинностей. Желающих прошу встать. -- Ну, наконец-то дело сказал, -- выдохнул кто-то из наших внизу, кажется, Коковцов. -- Ребята, вы извините, что он такой трепач несносный. Поднялось до полусотни желающих вступить в войско. Это из десятитысячной-то толпы. В другом селении мы набрали еще сотню "отчаянных". В следующем селении мы вывели из строя каждого третьего и никто не отказался. Тем более, и Золотой Катыш везде напускал тумана, что, дескать, я имею прямое отношение к Солнцу, если уж не сын, так внучатый племянник. В других населенных пунктах выводили каждого второго и даже первого. И опять никто не возражал и не сопротивлялся. К концу недели у нас было минимум пятитысячное войско. К сожалению, я быстро убедился, что большинству моих воинов лучше бы в стаде баранами работать -- впрочем, в стране инков даже бараны не водились. А к концу недели стало меркнуть солнце, подернувши пеленой свой светлый лик. Казалось тот самый умопомрачительный великан, которого я наблюдал с верхушки пирамиды, наклонился к нам своим недовольной физиономией. Грозовые облака около соседних вершин изобразили собой морду зловредного беса, однако дождь так и не пролился. Вдобавок, стало трясти почву, как будто кто-то, ворочаясь, просыпался в сердце гор. Впрочем, я нередко говорил соратникам, чихаю-де на все, что угрозливо нарисует нам природа. За такую открыто проявленную храбрость на военном совете меня избрали главой стремительно растущего войска. "Пусть покомандует, -- согласился Коковцов, -- посмотрим, надолго ли его хватит." Кстати, Кузьмин стал начальником штаба, а Коковцов -- замом по тылу. Кроме того, было принято решение спешно покинуть долину и потихоньку спускаться с гор. Так начался героический переход Суворова через Альпы, вернее Хвостова через Анды. Кстати, особой поклажи мы на себе не тащили, надеясь на общественные хранилища, носильщиков у нас было завались, также как и проводников. И лам, верблюдов местных, хватало -- поскольку мы забирали их везде, где ни попадя, не стесняясь. Ведь все стада были имуществом Солнца, то есть общегосударственными. Узкими скалистыми тропами мы преодолели перевал Уилькабамба, несмотря на пару каменных и несколько селевых лавин. И, наконец, оставили позади насупившийся лик Господина-Солнце. В центральных областях страны инков солнышко светило с прежней силой. Тут мы и занялись мы крепостью Мойок-Марка, которая запирала путь к инкской столице. Решено было показать врагу, что такое лихой ночной рейд. Обстреляли мы крепостные стены из пулеметов, а то, что за ними, из миномета. Наши лучники тоже хорошо поработали, утыкав стрелами и превратив в ежиков немало вражеских солдат. Правда, воспользоваться лестницами для штурма крепости не получилось -- из-за глубоких