ть дни свои, то пусть хотя бы туда доберется мой прах! Мэт медленно поднял голову. -- Вот оно что! Значит, если бы гроб с твоим прахом доставили в Грецию, твой призрак перестал бы тут слоняться и отправился бы следом за гробом? -- Да. И добравшись туда, я бы воссоединился с моим прахом. -- А ты... уверен, что тебе этого хочется? -- Мне нечего бояться в загробном мире, глупый юнец! -- Вероятно, тебе придется провести некоторое время в Чистилище, но между тем ты считаешь, что за жизнь совершил столько же добрых дел, сколько и злых? Что ж, тогда радуйся, что ты умер до того, как к власти пришел король Маледикто. Сквайр Спиро поежился. -- Это верно. Этот чернокнижник быстро избавился бы от любого человека, который пытался жить по рыцарскому уставу, не говоря уже о Заповедях! -- Значит, ты не боишься Бога? -- нахмурился Мэт. -- Но почему же тогда ты так испугался, когда я пропел древнее заклинание? -- Но ты же попросил Его, чтобы Он защитил вас от призраков, тупица! А если я чту Его, конечно, я должен почитать и тех, кого Он защищает! -- Спиро нахмурился, и зияющие пропасти его глазниц превратились в две небольшие пещерки. -- А ведь ты не простой менестрель, а? -- Насчет возвращения в Грецию, -- поспешил сменить тему Мэт, -- я замолвлю словечко теперешнему хозяину усадьбы, но обещать ничего не могу. Если ему комната с привидением нужна больше, чем просто спальня, он может пожелать оставить здесь твои бренные останки. -- О, если он так поступит, я буду выть и стонать денно и нощно, я не дам ему ни минуты покоя, я сделаю... -- Начнешь слоняться по всему дому? -- радостно подкинул идею Мэт. -- Сделаешь так, что тут совсем невозможно станет жить? Ты на это способен? Призрак метнул в Мэта гневный взор. -- Нет. Я прикован к этой опочивальне. Но уж тут я могу буйствовать бесконечно! -- А лучше вообще никому не надоедать, -- посоветовал Мэт. -- Какой ему тогда будет смысл тебя тут удерживать? -- Но ему тогда и не будет смысла тратить деньги и перевозить мой прах в Грецию, чтобы похоронить меня там и от меня избавиться! -- Верно, -- согласился Мэт. -- Скажи, а никакого выкупа ты ему предложить не смог бы? -- В ту пору, когда я перестал доверять моему сыну, ;-- медленно и торжественно начал призрак, -- я припрятал клад. Двести лет назад этого хватило бы, чтобы отвезти мои бедные кости в Грецию, но теперь.... -- Теперь из-за инфляции цена на золото подскочила и клад вырос до размеров приличного состояния? -- Да. И когда мой прах будет захоронен рядом с Афинами, я еще единожды, прежде чем отправлюсь в Чистилище, в последний раз посещу этот дом, чтобы сказать хозяину, где ему нужно копать. -- И тогда он сможет жить безбедно до конца своей жизни, -- довольно кивнул Мэт. -- Все в выигрыше, и все счастливы. Хорошо, сквайр Спиро. Нынче же утром я переговорю с твоим потомком. И я буду более убедительным, если мне удастся выспаться. -- Ага, я смотрю, мне тут надо подкупать не только моего потомка, -- проворчал призрак. -- Ладно, менестрель, на сегодняшнюю ночь я оставлю тебя в покое. Но если ты предашь меня, я найду способ расправиться с тобой рано или поздно! Помни: куда не могут добраться мои кости, может добраться мой дух, хотя это так тяжело и больно! -- Хочешь сказать, что сможешь следить за Паскалем, если он пойдет со мной? -- Мэт склонил голову набок. -- А эктоплазматическая наследственная связь прочнее, чем я думал! Ладно, вы, главное, сквайр Спиро, не переживайте, что обещал -- сделаю. С потомком вашим побеседую, но за него обещать ничего не буду. -- И не надо. Деньги -- вот лучшее обещание, -- проворчал призрак. -- Ладно, теперь я вас покину, но помни о своей клятве! С этими словами призрак мигнул и исчез, словно его и не было. В комнате стало тихо-тихо и очень темно. Так продолжалось с минуту, после чего вдруг сама собой загорелась погасшая свеча, Мэт увидел бледного, покрывшегося капельками испарины Паскаля. Он отер тыльной стороной руки лоб и дрожащим голосом проговорил: -- П-просто уди-вит-тельно, Мэт-тью! А в-ведь м-мой п-предок прав... т-ты не п-просто м-менест-трель и д-даже н-не п-просто рыцарь, а? --Я? -- Мэт попытался разыграть полную невинность. -- Паскаль! Если уж тебе неизвестны мои тайны, кому в Латрурии они известны? Давай-ка спать. Я бы на твоем месте взял одеяло и отправился на сеновал. Не скажу, чтобы мне так уж хотелось ложиться одному на эту кровать, но подозреваю, что, появившись с утра бодрым и выспавшимся из этой уютной спаленки, я произведу большое впечатление. От тебя же этого не требуется. Мэт оказался прав. Судя по тому, какие лица были у сквайра и всего семейства, когда он утром вышел к завтраку, впечатление он таки произвел. Мэт, крайне довольный собой, уселся за стол. Перед ним лежал большой ломоть хлеба, служивший тарелкой. Девушка-служанка положила на хлеб чего-то жареного. Мэт благодарно кивнул служанке и, обведя радостным взглядом все семейство, благодушно проговорил: -- Доброе утро! -- А-а-а, доброе утро! -- промялил сквайр. -- Хорошо ли... выспались? -- О, просто замечательно, спасибо! Только немножко поворочался, а потом так крепко уснул! Паскаль, с трудом сдерживая смех, старался смотреть только в тарелку с овсянкой. -- Удивительное дело... -- прошептала жена сквайра. А Панегира смотрела на Мэта с восторгом. "Хотя нет, не с восторгом, -- подумав, решил Мэт, -- со страхом". -- Что и... сны не снились? -- робко поинтересовался сквайр. -- Нет, не снились, но зато мы весьма интересно потолковали с призраком, который тут у вас обитает. -- Мэт устремил на сквайра невинный взор. -- Такой умный человек, стоит только разговориться с ним по душам. Сквайр побелел как полотно. Супруга его чуть не грохнулась в обморок, а Панегира стала явственно сползать со стула. К счастью, она покачнулась в сторону Паскаля, и тот ловко подхватил ее и усадил обратно. Девушка пробормотала слова благодарности, а Мэт подумал, так ли уж случайно она вдруг потеряла сознание? -- Вам... вам удалось поговорить с призраком? -- запинаясь, выговорил сквайр. -- И вы... вы его не... не испугались? -- Ну, как сказать, как сказать. Его всякий испугается: взял и возник из ниоткуда! -- воскликнул Мэт. -- Ноя знаю парочку древних заклинаний -- мы, менестрели, знаете, такие штучки собираем, -- и тогда он смирился. Он только хотел меня из комнаты выставить. -- И... и как же вам удалось ему отказать? -- поинтересовалась уже пришедшая в себя супруга сквайра. -- Я просто спросил его: "Почему?" -- "Почему?" И он вам ответил почему? -- Ну, он мне много всякого наговорил, -- небрежно отмахнулся Мэт. -- Но главное -- это то, что он желает вернуться в Грецию. -- Желает вернуться? -- тупо переспросил сквайр, а жена вцепилась в его руку и умоляющим голосом запричитала: -- Муж мой, немедленно! Сделай то, о чем он просит! Если есть возможность избавиться от этого ужасного призрака, нужно сделать это. -- Прежде чем платить по счету, не грех на него взглянуть, -- проворчал сквайр. -- Чей призрак-то? Старика Спиро, верно? -- Да, призрак того, кто построил этот дом, -- подтвердил Мэт. -- Поэтому он и считает, что вправе удерживать эту комнату за собой. Он не только построил этот дом, он еще и умер в нем. -- Это ведь самая шикарная комната в доме! -- ныла жена сквайра. -- Но как это он собирается вернуться на родину? -- вытаращив глаза, воскликнул сквайр. -- Он же мертвый! -- Вы правы, но он полагает, что вы могли бы выкопать его гроб и перевезти на корабле в Грецию. А он последует за своим прахом. -- Может, и стоит попробовать, -- пробормотал сквайр, вперив взор в потолок. -- Стоит? -- Жена снова впилась пальцами в руку сквайра. -- Да это не то слово -- "стоит"! Тогда мы сможем освятить эту комнату, разобрать заложенные кирпичом окна и... самим туда перебраться! -- Это влетит в копеечку, -- предостерег жену сквайр. -- Ты же хотела, чтобы мы выстроили летний домик -- тогда с ним придется подождать. Жена отвела взгляд и капризно проговорила: -- У всех добропорядочных семейств есть летние дома. -- Но у всех добропорядочных семейств есть хотя бы по одному призраку, -- напомнил жене сквайр. -- У нас их два -- и об этом я жалеть не буду. Он такой противный, такой злой, такой... страшный! -- Да, но стоит ли он твоего летнего дома, подумай! -- Все-таки стоит! -- в сердцах выкрикнула жена. -- Но все равно у нас останется достаточно денег, чтобы по-новому отделать комнату, верно? -- Уйма, -- встрял Мэт. -- Он где-то в усадьбе зарыл кучу золота -- хотел вырыть его перед тем, как тронуться в Грецию, но его, увы, убили. Сквайр заметно оживился. -- И где же это сокровище? -- Ну... я бы это так не назвал, -- счел за должное предупредить хозяина Мэт. -- Он сказал, что как только его прах будет перевезен, как он завещал, в Афины, он по пути в Чистилище еще раз навестит ваш гостеприимный дом и скажет, где зарыты деньги. -- Значит, у меня все-таки будет летний дом! -- радостно воскликнула жена сквайра. -- Я бы на это не рассчитывал, -- осадил ее Мэт. -- Значит, он сказал, что это не сокровище -- скорее всего там сумма, которой хватит на перевозку и захоронение гроба. А может быть, он и врал, чтобы вынудить нас сделать то, что взбрело в голову старику Спиро. И все-таки стоит рискнуть, -- резюмировал сквайр. -- Но уж на ремонт комнаты точно хватит, -- утешил его Мэт. -- Должно хватить, -- согласился сквайр и пристально посмотрел на Мэта. -- Но дело-то неприятное -- выкапывать гроб, который пролежал в земле уже двести годков. -- Он насквозь проеден червями, согласен, -- сказал Мэт. -- И наверняка превратился в труху. Я бы на вашем месте сделал вот что: заказал бы другой гроб, размером побольше, чем старый, а как будете копать, копайте пошире, чтобы новый гроб встал рядом со старым. Так будет легче погрузить старый в новый. -- Гроб внутри гроба? Стоит подумать, -- задумчиво пробормотал сквайр. -- Вот и подумайте, а я вас покину. -- Мэт дожевал последний кусочек и встал. -- Вы уж меня извините, что я убегаю сразу после угощения, но мне надо спешить ко двору короля. Я слыхал, он щедро одаривает музыкантов. -- Правда? -- равнодушно проговорил сквайр, а у Панегиры глаза так и загорелись. -- Ну конечно, папочка! У него при дворе всегда играет музыка! Ты же не думаешь, что его придворные танцуют под собственное пение, верно? -- О, прошу вас, барышня... -- Мэт брезгливо поежился. -- Любители -- их и дома-то слушать тошно. И Мэт направился к двери, между тем как жена сквайра, по всей видимости, решала, стоит ей обидеться на гостя или нет. Они быстро, размашисто шагали по дороге. Мэт старался идти побыстрее, надеясь, что быстрая ходьба прогонит тоску Паскаля. -- Выше нос, сын сквайра! Хотя бы она не сказала тебе, что не любит! -- Не сказала, -- уныло согласился Паскаль. -- Но и что любит, тоже не сказала. -- Ох уж эти романы... -- вздохнул Мэт. -- Знаешь, у меня с моей девушкой тоже так было. -- Правда? -- воскликнул Паскаль, и глаза его загорелись надеждой. -- И как ты поступил? Что сделал? -- Все, что мог, -- заверил спутника Мэт. -- Не скрывал, что готов на все ради нее, и только этим и занимался. -- И что произошло? -- В конце концов она призналась, что любит меня. -- А ты? -- А я женился на ней после долгого ожидания. Так что старайся не отступать от цели: никогда не знаешь, как все обернется. Хотя... Панегира... у Мэта сложилось такое впечатление, что он, пожалуй, знал, чем все может обернуться на этот раз. Но по крайней мере попытка завоевания возлюбленной могла придать Паскалю интерес к жизни. Между тем молодой человек продолжал хмуриться. -- Если ты женат на женщине, которую любишь, что же ты бродишь по дорогам так далеко от дома? -- А как ты думаешь, кто меня послал в дорогу? -- огрызнулся Мэт. -- Да, она любит меня, но это не значит, что я должен непрерывно мельтешить у нее перед глазами и болтаться под ногами. Слушай, а как ты думаешь, куда идут все эти люди? Паскаль оторвал взгляд от земли, глянул вперед и увидел большую толпу, показавшуюся из-за поворота дороги. -- Понятия не имею. И почему их так много? -- Я думал, ты знаешь. Ну ладно, пойдем спросим. Они вскоре нагнали весело распевающих юношей и девушек. Те на ходу передавали друг дружке бутылку вина. А если кто-то из парней останавливался и допивал капельки вина с девичьих губ, то никто не возражал. Даже несколько пар постарше, медленно идущие впереди, -- они лишь изредка оборачивались, но помалкивали. Мэт оставил Паскаля среди молодых, а сам нагнал ближайшую пару. Он обратил внимание, что они держались за руки, однако обручальных колец у них не было, даже простеньких медных колечек, которые носят крестьяне. -- Бла... -- вырвалось у Мэта. -- Он хотел было сказать: "Благослови вас Господь", -- но поймал себя на полуслове и вместо этого сказал: -- Здравствуйте, добрые люди. Куда путь держите? -- Как куда? В столицу, ясное дело, -- ответил мужчина. -- В королевский город Венарру! -- Чего нам сидеть да скучать по своим городкам? -- присоединилась к разговору женщина. -- Дома только скука да работа с утра до вечера. Мы идем в Венарру! Там всем за работу платят золотом, и все время веселье! Мэт полагал, что в городе их ждет жестокое разочарование, однако сказать об этом прямо не мог. Еще он заметил, что женщина употребила множественное число. Значит, вся эта публика была из разных городков, а это при здешнем уровне цивилизации означало, что прежде они скорее всего никогда не виделись. Что же это? Счастливый конец давней любовной истории? Или повесть об обоюдной супружеской измене? Мэт решил на всякий случай держаться подальше от этой пары -- на тот случай, если откуда-нибудь пожалует рассерженный муж с ножом, не говоря уже о взбешенной жене. -- Видимо, эта толпа переростков тоже в Венарру направляется? -- Ой, да пусть веселятся, пусть радуются жизни, покуда могут! -- воскликнула женщина, а мужчина согласился с ней: -- Пусть побалуются всласть, пока не осели на одном месте. Мэт по собственному опыту знал, сколько можно вот так "баловаться", но не в средневековом же обществе! -- Такое чувство, будто вы сами что-то такое пережили. По лицу мужчины пробежала тень, а женщина сказала: -- Кто же из нас не пережил? -- Она протянула Мэту руку. -- Вот" смотри. Видишь, сколько морщин, ранок, царапин. Поверь мне, они меня нисколько не радуют. Но любая женщина, у которой есть семья, покажет тебе такие же руки. Если только, конечно, -- горько добавила она, -- женщина не настолько богата, чтобы иметь прислугу, чтобы та ради нее гробила свои руки! Мэт понял, что перед ним бывшая горничная и мать семейства. -- Это верно, милая дама, однако что бы все мы делали, не заботься о нас наши матери? -- Значит, вас должно быть меньше, -- ответила милая дама. -- Чтобы женщинам по столько лет не ишачить. Нет уж, если мужьям так нужны дети, пусть сами с ними и нянчатся! Пусть тетешкаются с малявками, которых они зовут своими сокровищами. Придут домой затемно -- посмотрю, как они с ними тетешкаться будут. Пинков надают -- вот это точно. А женщинам -- свободу! Мэт знал, что не всем женщинам по душе материнство, но чем чаще он выслушивал подобные гневные, обличительные речи, тем сильнее убеждался, что таких женщин становилось все больше. То есть так было в его родном мире. Для этого же мира подобная идея была в принципе нова. -- Значит, вы так и сделали, а? -- спросил он у женщины с вымученной ухмылкой. -- Бросили мужа и оставили ему детей? -- Да, так я и сделала, -- ответила женщина и горделиво вздернула подбородок. -- Раз они ему так нужны, что он меня то и дело брюхатит, вот пусть сам о них и заботится. А я поищу веселья да приключений, попирую да повеселюсь! -- И вы тоже? -- спросил Мэт у мужчины. В конце концов вывод напрашивался сам собой. Крестьянин пожал плечами: -- А моя жена только и делала, что орала на меня день и ночь. Все распоряжалась мной и детишками. А под конец гаркнула, что ей бы лучше было одной -- вот так за все хорошее, что я для нее сделал. Женщина нахмурила брови и немного отстранилась от мужчины. -- Ты не говорил, что она хотела, чтобы ты ушел! -- Словами не говорила. Но она так глядела на меня, у нее был такой голос и такая ненависть в глазах -- нет, она хотела, чтобы я ушел. -- Так, значит, ты думаешь, что ты должен был командовать женой? -- Женой -- это верно, -- ухмыльнулся крестьянин и крепко обнял свою подружку за талию. -- Женой, но не женщиной, которая идет со мною вместе веселиться и развлекаться. Мы же с тобой можем порадовать друг дружку, а? Нет, командовать не будем ни ты, ни я. Мы же просто попутчики, пока не надоедим друг дружке. Мужчина притянул женщину к себе, и они поцеловались, однако чувствовалось, что женщина целуется не так страстно, как раньше. Мэт подумал, что, видимо, этого вопроса они коснулись впервые. Мэта нагнал Паскаль. Глаза его сияли, рот разъехался от уха до уха. -- Они все ушли от родителей, -- сообщил он. -- Бросили пахоту и кухонную работу, чтобы разбогатеть и повеселиться в королевской столице Венарре, друг Мэтью! -- Послушать тебя -- так они правильно поступают! -- искоса глянув на Паскаля, проворчал Мэт. -- Ну, разбогатеть-то они, может, не разбогатеют, зато повеселятся -- это уж точно! Ты уж прости меня, друг Мэтью, но мне очень нравится их компания! И Паскаль вернулся к весело распевающей толпе. Мэт оглянулся и увидел, что его спутник уже вовсю флиртует с молоденькой девицей. Нет, конечно, это отвлекало его от мрачных мыслей о кузине Панегире, но зато мало говорило в пользу его верности. Да, она обошлась с ним не слишком-то любезно -- только что откровенно не отшила. Однако такой способ отшить влюбленного куда более жесток, потому что молодой человек остается привязанным к девушке. А можно не сомневаться: Панегира из тех девиц, которые ценят себя по количеству парней, которых держат, как собачек, на поводках. И конечно, все эти парни ужасно жалели ее за то, что она должна связать свою жизнь с пожилым мужчиной. Так что Паскаль в какой-то мере отыгрывался, а Мэт искренне надеялся, что хуже ему от этого не станет. С другой стороны, толпа молодежи представляла собой вполне надежное прикрытие для Паскаля, да и Мэт не слишком-то бросался в глаза, шагая рядом с искателями приключений среднего возраста. Да, конечно, он был помоложе, ему не исполнилось и тридцати, а остальным тут явно было или ближе к сорока, или чуток за сорок. Хотя если учесть, что на дворе стояли средние века, то шагающим рядом с Мэтом мужчинам и женщинам могло быть и тридцать или чуть больше. Порой крестьяне тут выглядели настоящими стариками в тридцать пять. Вот и выходило, что Мэт попадал как раз посерединке между двумя группами и несколько выделялся, но ведь он был менестрелем в конце концов, и для него было вполне естественно присоединиться к веселой толпе. Однако Мэта эта миграция на юг здорово смущала. Деревенская молодежь просто не знала законов большого города, а ни у кого из старших не было обручальных колец. Мэт подозревал, что все они скорее всего просто сбиты с толку, как та пара, с которой он поговорил. Все, потому что впереди на дороге виднелось еще несколько молодежных компаний, весело хохотавших и передававших друг другу бурдюки с вином, и несколько групп поменьше, состоявших из людей постарше, болтавших, размахивавших руками и флиртовавших так же откровенно, как и их юные соотечественники. Неужели половина деревенского населения тронулась в Венарру? А чем занималась остальная половина, брошенная дома? Ну, кроме того, что эти люди нянчились с детьми -- если нянчились? Чем эти люди занимались, вскоре выяснилось: когда компания, к которой присоединились наши друзья, остановилась перекусить в придорожном трактире. -- У нас там битком! -- извинялся перепуганный хозяин, стоя в дверном проеме и отмахиваясь от новых клиентов. -- Ежели купите чего, это мы вам с радостью продадим: мяса там, сыра, хлеба, пива, -- а сесть негде, уж вы мне поверьте! Прошло несколько минут, и хозяину со служанкой пришлось изрядно попотеть, принимая заказы "на вынос", но когда кто-то из тех, что были постарше, сунулись было помочь, в дверях трактира показалась пожилая женщина и гневно обвинила их: -- Мразь! Подонки! У вас, видать, сердца из камня! Вы побросали ваших жен и детей на съедение волкам, да? Пожертвовали ими ради собственной похоти? Стыд вам и позор! Взрослые путники удивленно таращили глаза. Потом вперед вышла одна дородная матрона и расхохоталась: -- Я жену не бросила, уж ты мне поверь! И вся толпа облегченно рассмеялась за ней следом. Женщина в дверях покраснела: -- Зато ты бросила детей! Хорошеньких малышек, что сосали твою грудь, ты бросила их, чтобы они получали тычки и пинки от их папаши! Ты бросила мужа, чтобы он один заботился об их пропитании, и ему теперь надо и за землей ухаживать, и пытаться как-то нянчиться с детьми! Что теперь ждет их всех, как не несчастья? -- Для мужа-то моего несчастье было бы, коли бы я с ним осталась, -- отрубила неверная жена. -- Не сомневаюсь, он уже нашел себе бабу -- вот пусть она и нянчится с детьми! -- Не лезь в чужие дела! -- выкрикнула другая женщина, и вся толпа огласилась выкриками и оскорблениями. Вся красная, дрожа от гнева, женщина ретировалась в трактир. Мэт вложил монетку в руку Паскаля. -- Купи два маленьких мясных пирога и кувшин пива, ладно? Хочу пробраться внутрь и дослушать до конца. -- Нет, я тогда пойду с тобой! -- заупрямился Паскаль. -- Уймись. -- Не уймусь. Мэт с сомнением поглядел на Паскаля. -- Ну ладно, может, сумеешь мне подыграть. Ладно, давай рискнем. Хозяин встал и загородил им дорогу. -- Там полно народу, я же сказал! Не пущу! -- Что, даже менестреля не пустишь? -- прищурился Мэт, выхватил из-за спины лютню и извлек из нее благозвучный аккорд. Глаза у трактирщика загорелись, но он пробурчал: -- Сидеть негде. --А я и так всегда стоя пою. -- Я тебе платить не стану. -- Да ладно! Мой напарник пустит шляпу по кругу, -- сказал Мэт и кивнул в сторону Паскаля, который тут же стащил с головы шляпу. Трактирщик смерил их обоих взглядом с ног до головы, видимо, счел неопасными и кивнул: -- Ладно, проходите. Мэт вошел. Паскаль следом за ним. Заметив это, несколько путников тоже рванулись было к двери, но хозяин тут же загородил проем. -- Я только менестреля пустил, чтобы он развлек посетителей! Толпа поворчала, повозмущалась, однако рисковать и пробиваться внутрь больше никто не стал. В зале царил полумрак. Та женщина, что выходила побраниться на порог, все еще не остыла: -- Нахалы, изменщики! Обманщицы! Подонки! Повесить бы их всех, и дело с концом! -- Они за это поплатятся, -- стал утешать ее сидевший напротив нее мужчина. -- Вернутся и будут на коленях ползать, Клотильда, будут умолять, чтобы мы пустили их обратно. Поднаберутся ума, намучаются и вернутся все до единого. И моя Мод вернется, и твой Корин. -- Я его назад не пущу, только разве что если ползком приползет! Чтобы я его вот так взяла и пустила, когда он ушел, даже не попрощавшись с нами! -- Мы должны простить их, -- пробормотал мужчина. -- Нам, тем, кто остался здесь, нужно терпеть. -- Так уж и терпеть? -- Клотильда уставилась на него, и горечь в ее взгляде вдруг превратилась в любовный жар. Мужчина выпучил глаза и смутился. -- Мы же... ты же замужем, Клотильда, а я женат! -- И что, твою Мод это остановило? А мой Корин, что, вспомнил про свое обручальное кольцо? Нет, и звать его больше "моим" не желаю! -- Клотильда в гневе сорвала с пальца кольцо. -- Если они нам не верны, то мы-то с какой стати должны им верность хранить? Этот аргумент подействовал на собеседника Клотильды очень убедительно, и Мэт видел, какая внутренняя борьба .происходит у того в душе: Его можно было понять: Клотильда была еще женщина хоть куда, и вполне можно представить, какова она была лет двадцать назад. Наверняка этот мужчина сгорал от любви к ней еще молоденьким парнишкой. Потом она вышла замуж за другого, а он мучился, а потом и сам женился. А что ему оставалось? Может быть, именно поэтому Мод и ушла от него? -- Если они не считают себя связанными с нами, то и нам нечего считать себя связанными с ними! -- бушевала Клотильда. Она схватила руку мужчины двумя руками, устремила на него горящий взор. -- О, мы отомстим им! Что в этом будет такого уж ужасного, Добло? -- Да, что такого ужасного? -- хриплым голосом проговорил мужчина. Дрожащей рукой он сжал руки Клотильды и встал. Встала и она, и они вместе отправились к ведущей наверх лестнице. Тут внимание Мэта привлекли звуки, доносившиеся сверху. Вот тут-то он и понял, чем занимались в Латрурии те, кто остался дома. Паскаль оглядывался по сторонам и хмурился. -- Тут вроде нет никого моего возраста. -- Нет, -- подтвердил Мэт. -- Все, кто помоложе, там, они присоединяются к толпам, идущим на юг. Сними-ка шляпу и будь готов пустить ее по кругу, Паскаль. Сейчас я их повеселю на славу. Над словами они задумаются, когда я уже уйду. Но тогда уж точно задумаются -- это он знал наверняка. Через час, когда они вышли из трактира, их попутчики уже доедали дорожный завтрак. Паскаль встряхнул холщовую торбу, приобретенную у трактирщика, и ахнул: -- Чтобы люди так повеселились, если можно так выразиться, да еще после этого так расщедрились! А где это ты вызнал такую песню... насчет того, как один мужчина был рабом своей похоти и как он лгал, когда не мог устоять против искушения, ну и еще про то, как луна освещала улицу над какими-то там доками? -- Я ее узнал от двух ребят -- их зовут Брехт[6] и Вайль[7]. Лично я с ними незнаком, но мне очень нравятся их песенки. -- И ты думаешь, что тутошний народ действительно задумается над смыслом песенок, когда ты уйдешь? --Ода,-- заверил товарища Мэт. -- Наверняка. Может быть, даже очень скоро, и тогда не произойдет беды. Брехт их так задумал, эти песенки. -- Честно говоря, в душе Мэт сомневался, что первоначальный замысел великого драматурга был именно таков. -- Скажи, а латрурийцы всегда отличались таким распутством? -- Не сказал бы, судя по тому, какие они были на встрече нашего семейства прошлым летом, -- ответил Паскаль. -- Старики вспоминали, как гнули спину от рассвета до заката, а потом еще дома горбатились до ночи. -- Да, тут мало сил останется на разврат, -- согласился Мэт. -- Теперь же, когда подати снижены и помещик не отнимает всех бычков, можно прокормиться, и работая по восемь -- десять часов в день. -- Верно, у них появилось время вспомнить про танцы и песни, -- согласился Паскаль. -- Ох, бедняги. Ну и жизнь же у них была так долго! -- Бедняги, это верно, -- не стал спорить Мэт, всеми силами стараясь уверить себя, что все происходящее здесь связано лишь с тем, что народ просто приспосабливался, привыкал к появившемуся времени. Теперь, когда у всех завелись приличные дома, хорошая одежда, у людей появилась неудовлетворенность, им захотелось чего-то большего, но чего -- они сами не знали, вот и боролись со скукой путем любовных интрижек. -- Вот что меня удивляет, -- задумчиво проговорил Мэт, -- никого из них, похоже, не волнует, что их могут застукать мужья и жены. -- Как они их застукают, -- возразил Паскаль, -- если они сейчас за несколько миль отсюда? Что-то в тоне, каким это было сказано, не понравилось Мэту. Он резко глянул на молодого человека и заметил, что тот вожделенно уставился в одну точку. -- Уж не подумываешь ли ты завести интрижку с Панегирой? -- Если я не отговорю ее от замужества, если она все же выйдет за этого старого дурака, то почему бы и нет? Не захочет же она спать с ним! Можно было бы, конечно, выставить все так, будто я ее украл, но не думаю, что ей такое понравится. -- Паскаль, -- осторожно проговорил Мэт, -- это может быть очень опасно. -- Да что тут такого-то? -- изумился Паскаль. -- Если все остальные не гнушаются изменами, так чего же нам стесняться? Что ж, всегда отрадно найти тех, кто поступает так же, как ты, и тем самым доказать свою правоту. Однако Мэт все-таки попробовал поспорить: -- Но ведь неверные мужья вернутся, как только поймут, что в столице не разбогатеешь, а когда они вернутся, непременно найдутся соседи, имеющие зуб на его жену, и все ему расскажут. -- Да брось ты! -- воскликнул Паскаль. -- Зачем тогда так рисковать! -- А затем, что опасность быть застигнутыми придает самой скучной жизни оттенок приключения, особенно когда ты думаешь, что тебе никогда не вырваться из такой жизни, потому что это тебя бросили, оставили одного или одну с детьми. Ты же слышал, что говорила Клотильда? Она хочет отомстить своему мужу. А какая же это будет месть, если он вернется и не узнает, чем она занималась в его отсутствие? А как ты думаешь, что случится, когда муж об этом узнает? А они об этом узнали в следующем трактире. ГЛАВА 11 Мэт и Паскаль опять вошли внутрь, чтобы поразвлекать посетителей, а их спутники остались снаружи, довольствуясь обслуживанием "на вынос". Мэт как раз заканчивал распевать "Есть в городе нашем таверна", как в трактир вломился некий Грозный Муж. -- Где он? -- взревел Грозный Муж. -- Где эта мразь Симнель? Где этот грязный вор, который похитил мою жену? В дальнем конце зала из-за стола в страхе вскочила парочка. Мужчина вцепился в задвижку на окне и принялся судорожно ее дергать, а женщина загородила дорогу Г.М. -- Ах, похитил, послушайте, что он говорит! Не похитил, а подобрал ту, что ты бросил, вот это больше на правду похоже! Вернулся, значит, нашлялся и думаешь, я теперь снова буду твоя, да, Перкин? -- Да, моя! -- У Перкина явно было не то настроение, чтобы нежничать с женой. -- И я тебе это докажу -- вот поколочу тебя как следует, и ты вспомнишь про это, Форла! Что, думаешь, этот вонючий трус защитит тебя? Перкин отодвинул жену в сторону могучей лапищей и бросился к окну, в котором только что исчез соблазнитель Форлы. Перкин выругался и бросился к двери. Его жена, похоже, не собиралась вмешиваться, да и не смогла бы, судя по тому, что лежала на полу не двигаясь. К ней сбежались женщины и принялись наперебой твердить ей, что ей ни в коем случае нельзя вставать. Паскаль посмотрел вслед исчезнувшему в дверях Перкину. -- Он, похоже, того мужичка убить замыслил! -- Да, есть мужчины, которые просто свихнуты на почве ревности, -- подтвердил Мэт. -- В конце концов только честь у них и осталась. -- Что касается его, он не на шутку изумился -- никто из других неверных мужей и не подумал остановить Перкина. -- Слушай, пойдем отсюда. Хочу увидеть, чем это кончится. Паскаль зыркнул на него так, словно Мэт сбрендил, но, как только он шагнул к двери, Паскаль пошел за ним. Завернув за угол трактира, Мэт отдал Паскалю лютню и проверил, хорошо ли вынимается из ножен кинжал. А вон и Перкин -- мчится за своим соперником. Вот он нагнал убегавшего и подставил ему подножку, которая сделала бы честь полузащитнику национальной футбольной лиги. Симнель, впрочем, тут же вскочил на ноги, с перепугу заехал своему преследователю по физиономии и, к собственному удивлению, попал в цель. Перкин взвыл от злобы и изо всех сил ударил Синеля между лопаток -- тот успел уже набрать скорость. Симнель захромал. Перкин, пользуясь этим, быстро нагнал его и заработал кулаками, как какими-нибудь паровыми молотами. Бедняга Симнель защищался как мог, но большая часть ударов достигала цели. Однако он начал огрызаться, и вот его ответный удар угодил Перкину в нижнюю челюсть. Перкин отшатнулся и упал на колени. Симнель довольно крякнул и пошел в атаку, отвешивая Перкину удар за ударом. От одного из ударов голова Перкина сильно запрокинулась вбок, но затем он пригнулся, ушел от следующего удара, и в руке его блеснул нож. -- А вот это уже лишнее, -- пробормотал Мэт, кинулся к дерущимся, схватил Перкина за руку и отобрал нож. -- Давайте-ка без ножичков. -- А тебе какое дело? -- проревел чей-то голос у него за спиной, грубая ручища схватила Мэта за плечо, развернула, и... он только и успел увидеть направленный прямо ему в лоб кулак. Мэт опустился на колени, и на несколько мгновений его окутал мрак, озаренный яркими искорками. Отряхнувшись и поднявшись на ноги, он обрел зрение как раз вовремя, для того чтобы увидеть: напавший на него вытаскивает из-за голени нож. Лезвие целило Мэту под ребра. Мэт увернулся, и его обидчик промахнулся. Мэт прыгнул на него, пытаясь ухватить за рукоятку ножа, однако нападавший его опередил: он отдернул руку, снова замахнулся и швырнул нож в Мэта. Мэт успел отпрыгнуть. Нож пролетел мимо, а Мэт выхватил из ножен кинжал. Толпа взволнованно взревела, но он постарался не слушать крики, отключиться и сосредоточиться только на своем противнике. Заметив, что взгляд того скользнул к земле -- к тому месту, где лежал его нож, Мэт, не раздумывая, врезал ему хорошенько по локтю. Незнакомец взвыл от боли, пригнулся и, быстро подняв нож, настолько резво бросился на Мэта, что тот покачнулся. Ему, правда, удалось вывернуться, и нож только поцарапал ему бок. Мэт слышал, как с треском разорвалась ткань камзола, почувствовал жгучую боль и вдруг понял, что мужчина не шутит. Он не просто пытался уравнять силы в забавном поединке из-за женщины -- нет, он собирался убить Мэта! Но что он ему такого сделал? Они же совершенно незнакомы! Мэт прогнал эту мысль. Теперь имело значение только одно --остаться в живых. Неужели деревенщина, мастер поножовщины способен одолеть настоящего рыцаря? Способен. Это Мэт понял почти сразу же. Мастерство мужчины не знало предела -- похоже, он был настоящим профи. Что же он делал здесь, в придорожном трактире около небольшого городка? Мэт решил оставить эти размышления на потом. Сейчас надо было отпрыгнуть в сторону от безжалостного лезвия, заставить противника сделать выпад и промахнуться, и еще раз, и еще... Наконец нападавший размахнулся слишком сильно, не рассчитал и, промахнувшись, потерял равновесие -- совсем ненадолго, на миг, но Мэт ждал этого -- он успел подцепить руку с ножом своей рукой, согнутой в локте, и рванул противника вниз. Мужчина завопил от неожиданной боли: пальцы, потерявшие чувствительность, выронили нож. Толпа радостно взревела, но Мэт развернулся, приставил кончик своего кинжала к горлу мужчины и прорычал: -- Кто заплатил тебе, чтобы ты убил меня? -- Никто! -- прохрипел незнакомец. -- Чего платить -- ты влез в драку, в чужое дело ввя... -- Мужчина не договорил. Лицо его свело судорогой: это Мэт нажал на нервное сплетение. -- Нет, не надо! Тот, что заплатил мне, он... И тут его глаза закатились, и он мешком повалился на землю. Толпа радостно вскричала, и с полдесятка мужчин тут же подбежали к Мэту и подняли его на плечи. Мэт с трудом сдерживался. Он заставил себя сбросить внезапно нахлынувшее оцепенение. Когда его внесли в трактир и, усадив за стол, подсунули полную до краев кружку с пивом, он вымучил улыбку, немного отхлебнул, благодарно кивнул в ответ на расточавшиеся ему похвалы, после чего завел застольную песню. Еще несколько минут -- и мужчины уже размахивали высоченными кружками в такт музыке и подпевали в припевах, давая время Мэту помучиться угрызениями совести. Почему? Что ж, крестьянин, вбежавший в трактир, ответил на этот вопрос лучше Мэта. -- Он убит! В зале наступила мертвая тишина. Мэт окаменел. А потом Форла дрожащим голосом спросила: -- Кто? -- Симнель! -- вскричал крестьянин, а Форла зарыдала: -- О любимый мой! Как поздно я встретила тебя и как рано потеряла! -- Замолчи, женщина! -- рявкнул ее муж, возникший в дверном проеме. Физиономия у него была вся в фингалах, из ссадины на скуле текла кровь. Он шагнул к жене, зловеще оскалив зубы. Увидев его, Форла закричала. Но тут в дверях появился новый персонаж: седовласый мужчина в бархатной мантии с меховым воротником и с медальоном на золотой цепочке. Седина и острые черты лица придавали его облику суровость. Он указал на Перкина и прокричал: -- Взять его! С десяток мужчин, издавая радостные крики, бросились выполнять его приказ. -- Что это за мужик? -- шепотом спросил Мэт у Паскаля. -- Надо думать, местный шериф, судя по виду, -- ответил Паскаль. -- Наверное, кто-то, кому неохота было пялиться на кровь, пошел и донес ему. Шериф направился к самому длинному столу в зале и торжественно уселся за него. -- Объявляю начало суда. Кто будет присяжными? Захотели многие, замахали поднятыми руками, закричали. -- Ты, ты, ты... -- начал отбирать шериф и отбирал, пока не насчитал двенадцать честных и добропорядочных людей. Ну что ж, хотя бы двенадцать. Уже кое-что. Краешком глаза Мэт заметил Форлу: женщина крадучись добралась до двери и выскользнула на улицу. Может быть, шериф не знал еще, как окончится суд, но она-то знала. Правда, с другой стороны, шериф, похоже, принял решение до начала суда -- судя по тому, как он повел заседание. -- Перкин, муж Форлы, -- выкрикнул он, тыкая пальцем в рогоносца. -- Ты обвиняешься в убийстве Симнеля, жителя твоей деревни. -- Он мне рога наставил! -- вскричал Перкин. -- Он спал с моей женой! -- Значит, ты признаешься в том, что убил его? -- А у меня на то полное право имелось. -- Ты его убил? Да или нет? -- Да! -- выкрикнул Перкин. -- Как убил бы всякого, кто посмел бы ее хоть рукой тронуть! Что, я не прав? -- Прав он или нет? -- обратил шериф вопрос к присяжным. Те склонились друг к другу, быстро пошептались и обернулись к судье. Самый высокорослый из присяжных ответил: -- Он был прав, что убил Симнеля. Тут, знаете ли, супружеская имена. -- Убийство произошло по справедливости! -- изрек судья-шериф и хлопнул ладонью по столу. -- Освободить его. Мужчины, державшие Перкина, отступили. Рогоносец огляделся, растер затекшие руки. Поначалу вид у него был растерянный, но вот глаза его полыхнули мстительным огнем. -- Где она? Где моя неверная жена? Где Форла? Зал затих. Потом мужчины принялись перешептываться, а женщины обмениваться беспокойными взглядами. -- Где она? -- ревел Перкин. -- Не думают же они, что он и ее имеет право убить! -- возмутился Мэт. -- Наверное, не думают, -- отозвался Паскаль. -- Но если он ее поколотит как следует, возражать не будут и не вступятся. -- Где она? -- вопил Перкин, обращаясь к женщинам. -- Вы-то знаете небось? Ну-ка, отвечайте! Женщины в страхе вжимали головы в плечи, однако самая полная из них заносчиво ответила: -- Знать-то куда она убежала, мы не знаем, но что убежала -- это точно, и дура бы была, если бы не убежала! Перкин зарычал и поднял руку, но шериф протестующе выкрикнул: -- Нет! Это не твоя жена, и ты не смеешь поднимать на нее руку! Перкин исподлобья зыркнул на шерифа, развернулся и скрылся в темноте, вопя: -- Форла! Где ты, Форла! Лучше выходи сама, потому что я тебя все равно найду! -- Пошли, -- торопливо проговорил Мэт и потянул Паскаля к двери. Но полная женщина загородила им дорогу, взяла Мэта за руку и успокаивающим голосом проговорила: -- Не бойся за Форлу, менестрель. Ты хороший человек. Я знаю, ты хочешь спа