который он держал под мышкой, скрипнул о кирпичи. Брукса медленно, как-то даже нежно, передвинула маленькие ладони вдоль жерди, вытянула руки на всю длину, сильно ухватилась за жердь и нажала снова. Уже почти метр окровавленного дерева торчал у нее из спины. Глаза были широко раскрыты, голова откинута назад. Вздохи стали чаще, ритмичнее, переходя в стон. Геральт встал, но, зачарованный тем, что видит, по-прежнему не мог ни на что решиться. И тут услышал слова, гудящие внутри черепа, словно под сводом холодного и мокрого подвала. Мой. Или ничей. Люблю тебя. Люблю. Снова страшный, прерывистый, захлебывающийся кровью вздох. Брукса рванулась, передвинулась вдоль жерди, протянула руки. Нивеллен отчаянно зарычал, не отпуская жерди, пытаясь отодвинуть бруксу как можно дальше. Напрасно. Она еще больше переместилась вперед, схватила его за голову. Он пронзительно взвыл, замотал косматой головой. Брукса подтянулась еще ближе, наклонила голову к горлу Нивеллена. Клыки сверкнули ослепительной белизной. Геральт прыгнул. Прыгнул, как высвобожденная пружина. Каждое движение, каждый шаг, которые следовало теперь сделать, были его натурой, были заучены, неотвратимы, автоматичны и смертельно верны. Три быстрых шага. Третий, как сотни подобных шагов до того, кончился на левой ноге могучим, решительным движением. Поворот туловища, резкий, с размаху удар. Он увидел ее глаза. Ничто уже не могло измениться. Услышал ее голос. Впустую. Он крикнул, чтоб заглушить слово, которое она повторяла. Напрасно. Он рубанул. Рубанул уверенно, как сотни раз до того, серединой лезвия, и тут же, не сбавляя ритма, сделал четвертый шаг и полуоборот. Клинок, в конце полуоборота уже освободившийся, двинулся следом за ним, сверкая, увлекая за собой шлейф красных капель. Волосы цвета воронова крыла заволновались, развеваясь, плыли в воздухе, плыли, плыли, плыли... Голова упала на гравий. Чудовищ все меньше? А я? Кто такой я? Кто кричит? Птицы? Женщина в кожухе и голубом платье? Роза из Назаира? Как тихо! Как пусто. Какая пустота. Во мне. Нивеллен, свернувшись клубком, сотрясаемый спазмами и дрожью, лежал у стены дома в крапиве, обхватив голову руками. - Встань, - сказал ведьмак. Молодой, красивый, крепко сложенный мужчина с белой кожей, лежавший у стены, поднял голову, осмотрелся невидящим взглядом. Протер глаза пальцами. Взглянул на свои руки. Ощупал лицо. Тихо застонал, сунул палец в рот, долго водил им по деснам. Снова схватился за лицо и снова застонал, коснувшись четырех кровоточащих вспухших полос на щеках. Охнул, потом засмеялся. - Геральт! Как это? Как это... Геральт! - Встань, Нивеллен. Встань и иди. У меня во вьюках лекарства, они нужны нам обоим. - Я уже... не... Нет? Геральт? Как это? Ведьмак помог ему встать, стараясь не глядеть на маленькие, белые, словно прозрачные руки, стиснутые на жерди, торчащей между маленькими грудками, облепленными мокрой красной тканью. Нивеллен застонал снова. - Вереена... - Не смотри. Идем. Они пересекли двор, прошли мимо куста голубых роз, поддерживая друг друга. Нивеллен не переставал ощупывать лицо свободной рукой. - Невероятно, Геральт. Через столько лет! Неужели это возможно? - В каждой сказке есть крупица истины, - тихо сказал ведьмак. - Любовь и кровь. В них могучая сила. Маги и ученые не первый год ломают себе над этим головы, но поняли только одно... - Что, Геральт, что? - Любовь должна быть истинной. ____________________________________________________________________________ ГЛАС РАССУДКА III - Я - Фальвик, граф Мойон. А это рыцарь Тайлес из Дорндаля. Геральт небрежно поклонился, глядя на рыцарей. Оба были в латах и карминовых плащах со знаком Белой Розы на левом плече. Это его немного удивило: в округе, как он знал, не было ни одной командории этого ордена. Нэннеке, казалось, свободно и беззаботно улыбнулась, заметив его удивление. - Благородные господа, - сказала она вскользь, удобнее устраиваясь на своем похожем на трон кресле, - пребывают на службе у владельца здешних земель, дюка Эреварда. - Князя, - подчеркнуто поправил Тайлес, младший из рыцарей, вперившись в жрицу взглядом ясных голубых глаз, в которых стояла неприязнь. - Князя Эреварда. - Не будем вдаваться в детали, - усмехнулась Нэннеке. - В мои времена князьями именовали только тех, у кого в жилах текла королевская кровь, сегодня, похоже, это уже не имеет значения. Итак, этих господ я тебе представила, теперь объясню цель визита рыцарей Белой Розы в мою скромную обитель. Тебе следует знать, Геральт, что Капитул пытается получить от Эреварда земельные наделы для ордена, поэтому многие рыцари Розы поступили на службу к князю. А много здешних, как, например, Тайлес, присягнули ему и приняли красный плащ, который, кстати, ему так к лицу. - Такая честь, - ведьмак поклонился, так же небрежно, как и раньше. - Не думаю, - холодно проговорила жрица. - Они приехали не для того, чтобы оказать тебе честь. А совсем даже наоборот. Они требуют, чтобы ты как можно скорее убрался отсюда. Говоря кратко и по сути, они намерены тебя выгнать. Ты считаешь это честью? Я - нет. Я считаю это оскорблением. - Думается, благородные рыцари трудились напрасно, - пожал плечами Геральт, - Я не собираюсь здесь поселяться. Уеду сам, к тому же вскоре, и нет нужды меня торопить и... подталкивать. - Вскоре? Немедленно! - буркнул Тайлес. - Сей же момент! Князь приказывает... - На территории этого храма приказываю я, - прервала Нэннеке холодным, властным тоном. - Я обычно стремлюсь к тому, чтобы мои распоряжения не вступали в чрезмерное противоречие с политикой Эреварда. Если, конечно, его политика достаточно логична и понятна. В данном конкретном случае она иррациональна, поэтому я не собираюсь воспринимать ее серьезнее, нежели она того заслуживает. Геральт из Ривии мой гость, господа. Его пребывание в моем храме мне приятно. Поэтому Геральт из Ривии останется в моем храме до тех пор, пока ему этого хочется. - Ты имеешь наглость противиться князю, женщина? - крикнул Тайлес, откидывая на руку плащ и демонстрируя во всей красе рифленый, украшенный латунью нагрудник. - Ты осмеливаешься подрывать авторитет власти? - Тише, тише, - сказала Нэннеке и прищурилась. - Сбавь тон. Следи за тем, что говоришь и с кем говоришь. - Я знаю, с кем говорю! - шагнул вперед рыцарь. Фальвик, тот, что постарше, крепко схватил его за локоть и стиснул так, что скрипнула железная перчатка. Тайлес яростно рванулся. - А говорю я то, что выражает волю князя, хозяина здешних владений! Знай, женщина, у ворот нас ожидают двенадцать солдат... Нэннеке сунула руку в висящий на поясе мешочек и вынула небольшую фарфоровую баночку. - Поверь мне, я не знаю, - спокойно сказала она, - что будет, если я разобью эту баночку у твоих ног, Тайлес. Возможно, у тебя разорвутся легкие. Не исключено, что ты покроешься шерстью. А может, и то и другое разом, кто знает? Пожалуй, только милостивая Мелитэле. - Ты смеешь угрожать мне чарами, жрица? Да наши солдаты... - Ваши солдаты, стоит хоть одному из них коснуться жрицы Мелитэле, будут висеть на акациях вдоль дороги до самого города, причем еще раньше, чем солнце коснется горизонта. Они отлично знают это. Да и ты тоже, Тайлес, так что перестань хамить. Я принимала тебя, сопляк, прости, Господи, обкаканный, и мне жаль твоей матери, но не искушай судьбу. Не заставляй меня учить тебя хорошим манерам! - Ну, ладно, ладно, - вставил ведьмак, которому все это уж надоело. - Похоже, моя скромная персона может стать причиной серьезного конфликта, а я не вижу повода потворствовать этому. Милсдарь Фальвик, вы кажетесь мне более уравновешенным, чем ваш спутник, которого, как я вижу, заносит по молодости. Послушайте, милсдарь, я обещаю вскоре покинуть здешние места. Через два-три дня. Заявляю также, что не собирался и не собираюсь впредь здесь работать, выполнять заказы и принимать поручения. Я тут не в качестве ведьмака, а просто как частное лицо. Граф Фальвик глянул ему в глаза, и Геральт сразу понял свой промах. В глазах рыцаря Белой Розы таилась чистая, невозмутимая и ничем не замутненная ненависть. Ведьмаку стало ясно, что выбрасывает и изгоняет его вовсе не дюк Эревард, а Фальвик и ему подобные. Рыцарь повернулся к Нэннеке, уважительно поклонился и начал речь. Говорил он спокойно и почтительно. Говорил он логично. Но Геральт знал, что Фальвик лжет как сивый мерин. - Почтенная Нэннеке, прошу простить меня, но князь Эревард, мой сеньор, не желает видеть в своих владениях ведьмака Геральта из Ривии. Неважно, охотится ли Геральт из Ривии на чудовищ или полагает себя частным лицом. Князь знает, что Геральт из Ривии частным лицом не бывает. Ведьмак притягивает неприятности, как магнит железные опилки. Чародеи возмущаются и шлют петиции, друиды в открытую грозятся... - Не вижу оснований заставлять Геральта из Ривии страдать от разнузданности здешних чародеев и друидов, - прервала жрица. - С каких это пор Эреварда стало интересовать мнение тех и других? - Довольно болтать, - поднял голову Фальвик. - Или я выражаюсь недостаточно ясно, почтенная Нэннеке? Тогда скажу так ясно, что яснее некуда: ни князь Эревард, ни Капитул ордена не намерены ни дня терпеть в Элландере ведьмака Геральта из Ривии, известного как Мясник из Блавикена. - Здесь не Элландер, - вскочила с кресла жрица. - Здесь храм Мелитэле! А я, Нэннеке, главная жрица Мелитэле, не желаю больше ни минуты терпеть вас на территории храма, господа! - Милсдарь Фальвик, - тихо произнес ведьмак, - послушайтесь гласа рассудка. Я не хочу осложнений, да и вам, мне думается, они ни к чему. Я покину здешние места самое большее через три дня. Нет, Нэннеке, прошу тебя, помолчи. Мне все равно уже пора в путь. Три дня, граф. Большего я не прошу. - И правильно делаешь, что не просишь, - сказала жрица, прежде чем Фальвик успел ответить. - Вы слышали, парни? Ведьмак останется здесь на три дня, ибо таково его желание. А я, жрица Великой Мелитэле, буду принимать его у себя эти три дня, ибо таково мое желание. Передайте это вашему Эреварду. Нет, не Эреварду. Его супружнице, благородной Эрмелле, и добавьте, что если она хочет, чтобы не прерывались поставки афродизий из моей аптеки, то пусть успокоит своего дюка. Пусть сдерживает его капризы и фанаберии, которые все больше начинают смахивать на кретинизм. - Довольно! - тонко крикнул Тайлес, и голос перешел у него в фальцет. - Не желаю слушать, как какая-то шарлатанка оскорбляет моего сеньора и его супругу! Не прощу такого неуважения! Отныне здесь будет править орден Белой Розы. Конец вашим рассадникам тьмы и предрассудков. А я, рыцарь Белой Розы... - Слушай, ты, молокосос, - прервал Геральт, скверно ухмыльнувшись. - Сдержи свой дурной язычишко. Ты разговариваешь с женщиной, которую должно уважать. Тем более рыцарю Белой Розы. Правда, чтобы стать таковым, последнее время достаточно внести в скарбницу Капитула тысячу новиградских крон, потому-то орден и стал скопищем отпрысков ростовщиков и портняжек, но какая-то порядочность в вас, надеюсь, еще сохранилась? Или я ошибаюсь? Тайлес побледнел и потянулся за мечом. - Фальвик, - сказал Геральт, не переставая усмехаться, - если он вытянет меч, я отберу и отстегаю сопляка по заднице. А потом вышибу им двери. Тайлес дрожащей рукой вытащил из-за пояса железную перчатку и со звоном кинул на пол к ногам ведьмака. - Я смою оскорбление ордена твоей кровью, выродок! - взвизгнул он. - Вызываю тебя на поединок! Выходи во двор! - У тебя что-то упало, сынок, - спокойно произнесла Нэннеке. - Подними, пожалуйста, здесь сорить не положено, здесь - храм. Фальвик, уведи отсюда своего придурка, иначе это кончится несчастьем. Ты знаешь, что надо передать Эреварду. Впрочем, я напишу ему личное письмо: вы не вызываете у меня доверия. Убирайтесь отсюда. Найдете выход сами, надеюсь? Фальвик, удерживая разъяренного Тайлеса железной хваткой, поклонился, звякнув латами. Потом посмотрел в глаза ведьмаку. Ведьмак не улыбался. Фальвик перекинул через плечо карминовый плащ. - Это был не последний наш визит, почтенная Нэннеке, - сказал он. - Мы вернемся. - Именно этого я опасалась, - холодно ответила жрица, - К несчастью. ____________________________________________________________________________ МЕНЬШЕЕ ЗЛО  1 Первыми, как обычно, на него обратили внимание кошки и дети. Полосатый котяра, дремавший на нагретой солнцем поленнице, приподнял круглую голову, прижал уши, фыркнул и юркнул в крапиву. Трехгодовалый Драгомир, сын рыбака Тригли, прилагавший на пороге хаты все усилия к тому, чтобы еще больше испачкать и без того грязную рубашонку, раскричался, уставившись полными слез глазами на проезжавшего мимо верхового. Ведьмак ехал медленно, не пытаясь опередить воз с сеном, занимавший всю ширину улицы. За ведьмаком, вытянув шею и то и дело сильно натягивая веревку, трусил привязанный к луке седла навьюченный осел. Кроме обычного груза, длинноухий трудяга тащил на спине большую штуковину, обернутую попоной. Серо-белый бок осла покрывали черные полоски запекшейся крови. Наконец воз свернул в боковую улочку, ведущую к амбарам и пристани, от которой веяло бризом и несло смолой и воловьей мочой. Геральт поторопил лошадь. Он оставил без внимания приглушенный крик торговки овощами, уставившейся на костлявую, когтистую лапу, свисающую из-под попоны и подпрыгивающую в такт шагам осла. Не оглянулся и на растущую кучку возбужденных людей, следовавших за ним. Перед домом войта, как обычно, было полно телег. Геральт соскочил с кобылы, поправил меч на спине, перекинул узду через деревянную коновязь. Толпа, следовавшая за ним, образовала вокруг осла полукольцо. Вопли войта были слышны уже от самого входа в дом. - Нельзя, говорю! Нельзя, мать твою! По-людски не понимаешь, паршивец? Геральт вошел. Перед войтом, низеньким и толстым, покрасневшим от злости, стоял кмет, держа за шею вырывающегося гусака. - А тебе чего... О Господи! Это ты, Геральт? Уж не ослеп ли я? - И снова обращаясь к просителю, крикнул: - Забирай это, хамло! Оглох, что ли? - Сказали, - бормотал крестьянин, косясь на гуся, - вот, дескать, надыть чегой-то дать, уважаемый, потому как иначе-то... - Кто сказал? - рявкнул войт. - Кто? Это что же, выходит, я взятки беру? Не позволю, сказано тебе! Вон, сказано тебе! Привет, Геральт. - Привет, Кальдемейн. Войт, пожимая руку ведьмаку, хлопнул его по плечу свободной рукой. - Ты туг не бывал, почитай, года два? А? Что ж ты нигде не усидишь-то? Откуда занесло? А, хрен с ним, не все равно откуда! Эй, кто-нибудь, тащите сюда пива! Садись, Геральт, садись. У нас тут, понимаешь, черт-те что творится, потому как завтра ярмарка. Ну что там у тебя, выкладывай! - Потом. Давай выйдем. Толпа была уже раза в три побольше, но свободное пространство вокруг осла не уменьшилось. Геральт отвернул попону. Толпа ахнула и попятилась. Кальдемейн широко раскрыл рот. - Господи, Геральт? Это что такое? - Кикимора. Не будет ли за нее какой-нибудь награды, милсдарь войт? Кальдемейн переступил с ноги на ногу, глядя на паучье, обтянутое черной высохшей кожей тело, на остекленевший глаз с вертикальным зрачком, на иглоподобные клыки в окровавленной пасти. - Где... Откуда... - На плотине, верстах в четырех от поселка. На болотах. Там, Кальдемейн, кажется, гибли люди. Дети. - Угу, отлично. Но никто... Кто бы мог подумать... Эй, людишки, по домам, за работу! Тут вам не балаган! Закрой ее, Геральт. Мухи слетаются. В комнате войт молча схватил кувшин пива и выпил до дна, не отрываясь. Тяжко вздохнул, потянул носом. - Награды не будет, - угрюмо сказал он. - Никто и не думал, что такая... такой... сидит на соленых болотах. Факт, несколько человек пропало в тамошних местах, но... Мало кто лазил по тем трясинам. А ты-то как там очутился? Почему не ехал большаком? - На большаках не заработаешь, Кальдемейн. - Я забыл. - Войт, надув щеки, сдержал отрыжку. - А ведь какая была тихая округа! Даже домовые - и те редко отливали бабам в крынки с молоком. И вот, поди ж ты, под самым боком какая-то дрянь. Выходит, надо тебя благодарить. Потому как заплатить - не заплачу. Фондов нету. На награды-то. - Скверно. Немного наличных мне б не помешали, чтобы перезимовать, - ведьмак отхлебнул из кружки, смахнул с губ пену. - Отправляюсь в Испаден, да не знаю, успею ли до снега. Могу застрять в каком-нибудь городишке вдоль Лугонского тракта. - Надолго к нам, в Блавикен? - Нет. Нельзя засиживаться. Зима подпирает. - Где остановишься? Может, у меня? На мансарде есть свободная комната. На кой тебе к трактирщикам переться? Обдерут как липку, разбойники. Поболтаем, расскажешь, что в мире слыхать. - Охотно. А как на это твоя Либуше? Последний раз, я заметил, она не очень-то меня жалует. - В моем доме бабы ни гугу. Но так, между нами, постарайся не делать при ней того, что недавно выкинул за ужином. - Ты имеешь в виду, когда я запустил вилкой в крысу? - Нет. Я имею в виду, что ты в нее попал, хотя было темно. - Я думал, будет забавно. - Оно и было. Только не делай этого при Либуше. Слушай, а эта... как там ее... Куки... - Кикимора. - Она тебе для чего-то нужна? - Интересно, для чего бы? Если награды не будет, можешь выкинуть ее на помойку. - А знаешь, это мысль. Эй, Карэлька, Борг, Носикамень! Есть там кто? Вошел городской стражник с алебардой на плече, с грохотом задев острием о притолоку. - Носикамень, - сказал Кальдемейн, - прихвати кого-нибудь в помощь, забери от хаты осла вместе с той дрянью, что покрыта попоной, отведи за хлевы и утопи в навозной яме. Усек? - Угу... Слушаюсь... Только, милсдарь войт... - Чего еще? - Может, прежде чем утопить... - Ну? - Показать ее мэтру Ириону? А вдруг ему куда-нито сгодится? Кальдемейн хлопнул ладонью по столу. - А ты не дурак, Носикамень. Слушай, Геральт, может, наш городской колдун отвалит тебе чего за эту падаль? Рыбаки приносят разных чудовищ, восьминогов там, крабаллонов, каракатов, на этом многие заработали. А ну, пошли в башню. - Разбогатели? Собственного колдуна завели? Навсегда или временно? - Навсегда. Мэтр Ирион. Уже год как в Блавикене. Сильный маг, Геральт, сразу видно. - Не думаю, чтобы ваш сильный маг заплатил за кикимору, - поморщился Геральт. - Насколько мне известно, она на эликсиры не годится. Думаю, Ирион только отчитает меня. Мы, ведьмаки, не очень-то дружим с волшебниками. - Никогда не слышал, чтобы мэтр Ирион кого-нибудь обругал. Заплатит ли, не обещаю, но попытка не пытка. На болотах таких куки... это, кикимор, может быть, много. И что тогда? Пусть колдун осмотрит ее и в случае чего наведет на топи какие-нибудь чары или чего там еще. Ведьмак ненадолго задумался. - Ну что ж, один-ноль в твою пользу, Кальдемейн. Рискнем. Где моя шапка?  2 Башня, сложенная из гладко отесанных гранитных блоков, увенчанная каменными зубцами, выглядела вполне представительно, возвышаясь над побитыми крышами домов и полуразвалившимися кровлями халуп. - Вижу, подновил, - сказал Геральт. - Волшебством или вас на работы согнал? - В основном чарами. - Какой он, этот ваш Ирион? - Вполне нормальный. Людям помогает. Но отшельник, молчун. Почти не вылазит из башни. На дверях, украшенных розеттой и инкрустированных светлым деревом, висела огромная колотушка в форме плоской пучеглазой рыбьей головы, державшей в зубастой пасти латунное кольцо. Кальдемейн, видать, знакомый с действием механизма, подошел, откашлялся и проговорил: - Приветствует войт Кальдемейн, явившийся к мэтру Ириону по делу. С ним приветствует также ведьмак Геральт из Ривии, также явившийся по делу. Долгое время ничего не происходило, наконец рыбья голова, пошевелив зубастыми челюстями, выпустила облако пара. - Мэтр Ирион не принимает. Уходите, добрые... - Я не добрый человек, - громко прервал Геральт. - Я ведьмак. А вон там, на осле, лежит кикимора, которую я убил недалеко от городка. Любой волшебник-резидент обязан заботиться о безопасности района. Мэтру Ириону ни к чему оказывать мне честь беседой, и он не обязан меня принимать, ежели такова его воля. Но кикимору пусть осмотрит и сделает соответствующие выводы. Носикамень, раскрой кикимору и свали ее здесь, у самых дверей. - Геральт, - тихо сказал войт. - Ты-то уедешь, а мне тут придется... - Пошли, Кальдемейн. Носикамень, вынь палец из носа и делай что велят. - Сейчас, - проговорила колотушка совсем другим голосом. - Геральт, это верно ты? Ведьмак тихо выругался. - Ну, зануда! Да, верно я. Ну и что с того, что это верно я? - Подойди ближе к двери, - произнесла колотушка, испуская облачко пара. - Один. Я тебя впущу. - А как с кикиморой? - Черт с ней. Я хочу поговорить с тобой, Геральт. Только с тобой. Извините, войт. - Да чего уж там, мэтр Ирион, - махнул рукой Кальдемейн. - Бывай, Геральт. Увидимся позже. Носикамень! Уродину в жижу! - Слушаюсь! Ведьмак подошел к инкрустированной двери, она слегка приоткрылась, ровно настолько, чтобы он мог протиснуться, и тут же захлопнулась, оставив его в полной темноте. - Эгей! - крикнул он, не скрывая раздражения. - Готово, - ответил удивительно знакомый голос... Впечатление было настолько неожиданным, что ведьмак покачнулся и вытянул руки в поисках опоры. Опоры не было. Сад цвел белым и розовым, воздух был напоен ароматом дождя. Небо пересекала многоцветная радуга, связывая кроны деревьев с далекой голубоватой цепью гор. Домик посреди сада, маленький и скромный, утопал в мальвах. Геральт глянул под нога и увидел, что стоит по колено в тимьяне. - Ну, иди же, Геральт, - прозвучал голос. - Я у дома. Он вошел в сад. Слева заметил движение, оглянулся. Светловолосая девушка, совершенно нагая, шла вдоль кустов, неся корзинку, полную яблок. Ведьмак торжественно поклялся самому себе больше ничему не удивляться. - Наконец-то. Приветствую тебя, ведьмак. - Стрегобор! - удивился решивший не удивляться Геральт. Ведьмаку встречались в жизни разбойники с внешностью городских советников, советники, похожие на вымаливающих подаяние старцев, блудницы, смотревшиеся принцессами, принцессы, выглядевшие как стельные коровы, и короли с манерами разбойников. Стрегобор же всегда выглядел так, как по всем канонам и представлениям должен выглядеть чародей. Он был высок, худ, согбен, у него были буйные кустистые брови и длинный крючковатый нос. Вдобавок он носил черный, ниспадающий до земли балахон с широченными рукавами, а в руке держал длиннющий посох с хрустальным шариком на конце. Ни один из знакомых Геральту чародеев не выглядел так, как Стрегобор. И - что самое удивительное - Стрегобор действительно был чародеем. Они присели на терраске, окруженной мальвами, расположившись в плетеных ивовых креслах у столика со столешницей из белого мрамора. Нагая блондинка с корзиной яблок подошла, улыбнулась и снова направилась в сад, покачивая бедрами. - Тоже иллюзия? - спросил Геральт, любуясь колышущимися прелестями. - Тоже. Как и все здесь. Но, дорогой мой, это иллюзия высшего класса. Цветы пахнут, яблоки можешь отведать, пчела может тебя ужалить, а ее, - чародей указал на блондинку, - ты можешь... - Возможно, позднее... - И верно. Что поделываешь здесь, Геральт? По-прежнему трудишься, за деньги истребляя представителей вымирающих видов? Что получил за кикимору? Наверное - ничего, иначе б не пришел сюда. Подумать только, есть люди, не верящие в Предназначение. Разве что знал обо мне. Знал? - Не знал. Уж если я где не ожидал тебя встретить, так именно здесь. Если мне память не изменяет, раньше ты жил в Ковире, в такой же башне. - Многое изменилось с тех пор. - Хотя бы твое имя. Теперь ты вроде бы зовешься мэтром Ирионом? - Так звали строителя этой башни, он скончался лет двадцать назад. Я решил, что его надо как-то почтить, ну и занял его обитель. Я тут сижу за резидента. Большинство горожан живут дарами моря, а, как тебе известно, моя специальность - кроме иллюзий, разумеется, - это погода. Порой шторм пригашу, порой вызову, то западным ветром пригоню ближе к берегу косяк мерлангов или угрей. Жить можно. То есть, - добавил он грустно, - можно бы жить. - Почему "можно бы"? И зачем ты сменил имя? - У Предназначения масса обличий. Мое прекрасно снаружи и отвратительно внутри. Оно протянуло ко мне свои окровавленные когти... - Ты ничуть не изменился, Стрегобор, - поморщился Геральт. - Плетешь ерунду и при этом строишь умные и многозначительные мины. Не можешь говорить нормально? - Могу, - вздохнул чернокнижник. - Если это доставит тебе удовольствие, могу. Я забрался сюда, сбежав от жуткого существа, которое собралось меня прикончить. Бегство ничего не дало, оно меня нашло. По всей вероятности, попытается убить завтра, в крайнем случае - послезавтра. - Та-а-ак, - бесстрастно протянул ведьмак. - Теперь понимаю. - Что-то мне сдается, моя возможная смерть не очень-то тебя волнует. - Стрегобор, - сказал Геральт. - Таков мир. Путешествуя, видишь многое. Двое бьются из-за межи посреди поля, которое завтра истопчут кони дружин двух здешних графов, жаждущих уничтожить друг друга. Вдоль дорог на деревьях болтаются висельники, в лесах разбойники перерезают глотки купцам. В городах то и дело натыкаешься на трупы в сточных канавах. В дворцах тычут друг друга стилетами, а на пиршествах то и дело кто-нибудь валится под стол, синий от отравы. Я привык. Так чего же ради меня должна волновать грозящая кому-то смерть, к тому же грозящая не мне, а тебе? - К тому же грозящая мне, - усмехнувшись, повторил Стрегобор. - А я-то считал тебя другом. Надеялся на твою помощь. - Наша последняя встреча, - сказал Геральт, - имела место при дворе короля Иди в Ковире. Я пришел получить плату за уничтожение амфисбены, которая терроризировала всю округу. Тогда ты и твой собрат Завист наперебой обзывали меня шарлатаном, бездумной машиной для убийств и, если мне память не изменяет, трупоедом. В результате Иди не только не заплатил мне ни шелонга, но еще велел за двенадцать часов убраться из Ковира, а поскольку клепсидра у него была испорчена, я едва-едва успел. А теперь ты говоришь, что рассчитываешь на мою помощь. Говоришь, что тебя преследует чудовище. Чего ты боишься, Стрегобор? Если оно на тебя нападет, скажи ему, что обожаешь чудовищ, оберегаешь их и следишь за тем, чтобы ни один трупоедский ведьмак не нарушил их покоя. Ну а уж если и после этого чудовище выпотрошит тебя и сожрет, значит, оно чудовищно неблагодарное чудовище. Колдун, отвернувшись, молчал. Геральт рассмеялся. - Не надувайся как жаба, маг. Говори, что тебе угрожает. Посмотрим, что можно сделать. - Ты слышал о Проклятии Черного Солнца? - А как же. Слышал. Только под названием Мании Сумасшедшего Эльтибальда. Так звали мага, который устроил бузу, в результате которой перебили или заточили в башни несколько десятков высокородных девиц. Даже королевских кровей. Якобы они были одержимы дьяволом, прокляты, порчены Черным Солнцем, как на вашем напыщенном жаргоне вы окрестили обыкновеннейшее солнечное затмение. - Эльтибальд, который вовсе не был сумасшедшим, расшифровал надписи на менгирах дауков, на надгробных плитах в некрополях вожгоров, проанализировал легенды и мифы детолаков. Никаких сомнений быть не могло. Черное Солнце должно было предвещать скорое возвращение Лилиты, почитаемой на Востоке под именем Нийями, и гибель человечества. Дорогу для Лилиты должны были проложить "шестьдесят дев в златых коронах, кои кровью заполнят русла рек". - Бред, - сказал ведьмак. - И вдобавок нерифмованный. Все приличные предсказания бывают в стихах. Всем известно, что имел в виду Эльтибальд и Совет Чародеев. Вы воспользовались бредом сумасшедшего, чтобы укрепить свою власть, разрушить союзы, не допустить родственных связей, устроить неразбериху в династиях - словом, как следует подергать за веревочки, подвязанные к марионеткам в коронах. А ты мне мозги пудришь какими-то предсказаниями, которых постыдился бы даже кривой старик на ярмарке. - Можно скептически относиться к теории Эльтибальда, к интерпретациям предсказателей. Но нельзя отрицать того факта, что у девушек, родившихся после затмения, наблюдаются чудовищные мутации. - Почему же нельзя? Я слышал нечто диаметрально противоположное. - Я присутствовал при вскрытии одной из них, - сказал волшебник. - Геральт, то, что мы обнаружили внутри черепа и спинного мозга, невозможно было однозначно определить. Какая-то красная губка. Внутренние органы смещены, перемешаны, некоторых вообще нет. Все покрыто подвижными жгутиками, сине-розовыми лоскутиками. Сердце с шестью камерами. Две практически атрофированы, но тем не менее. Что ты на это скажешь? - Я видел людей, у которых вместо рук орлиные когти, людей с волчьими клыками. Людей с дополнительными суставами, дополнительными органами и дополнительными чувствами. Все это были результаты вашей возни с магией. - Говоришь, видел различные мутации? - поднял голову чернокнижник. - А скольких из них ты угробил за деньги в соответствии со своим ведьмачьим призванием? А? Потому как можно иметь волчьи клыки и ограничиться тем, что их показываешь девкам в хлеву, а можно иметь волчью натуру и нападать на детей. Именно так было с рожденными после затмения девочками, у которых обнаружились необъяснимая склонность к жестокости, агрессивность, бурные вспышки гнева и чрезмерный темперамент. - У любой бабы при желании можно отыскать подобное, - усмехнулся Геральт. - Что ты плетешь? Выпытываешь, сколько мутантов я убил, а почему тебя не интересует, скольких я расколдовал, освободил от сглаза? Я, ведьмак, которого вы презираете. А что сделали вы, могущественные чернокнижники? - Применили высшую магию. Нашу и священническую в различных храмах. Все испытания окончились смертью девушек. - Это плохо говорит о вас, а не о девушках. Итак, первые трупы. Насколько я понимаю, вскрывали только их? - Не только. Не смотри на меня так, сам прекрасно знаешь, что были и еще трупы. Сначала решили было ликвидировать всех. Но потом передумали... Тех же, которых все-таки... убирали, вскрывали. Одну подвергли вивисекции. - И вы, сукины дети, еще осмеливаетесь критиковать ведьмаков? Эх, Стрегобор, Стрегобор, придет день, люди поумнеют и возьмутся за вас. - Не думаю, чтобы это случилось очень скоро, - кисло заметил чародей. - Не забывай, мы действовали, защищая людей. Мутантки залили бы кровью целые страны. - Так утверждаете вы, колдуны, задрав носы выше своего нимба непогрешимости. Коли уж об этом зашла речь, ты, вероятно, не станешь утверждать, что якобы, охотясь на так называемых мутантов, вы ни разу не ошиблись? - Ладно, - сказал Стрегобор после долгого молчания. - Буду откровенен, хотя в собственных интересах и не следовало бы. Ошиблись, и к тому же не раз. Разделить их по группам оказалось весьма трудным делом. Поэтому мы перестали их... убивать, а стали изолировать. - Ну да, ваши знаменитые башни, - фыркнул ведьмак. - Да, наши башни. Однако это была очередная ошибка. Мы недооценили их, и многие сбежали. Среди принцев, особенно тех, что помоложе, которым нечего было делать, а еще меньше - терять, распространилась какая-то идиотская мода освобождать заключенных красоток. К счастью, большинство свернуло себе шеи. - Насколько мне известно, заточенные в башнях девушки быстро умирали. Поговаривают, не без вашей помощи. - Наглая ложь. Однако действительно они быстро погружались в апатию, отказывались от пищи... Что интересно, незадолго до смерти у них прорезывался дар ясновидения. Очередное доказательство мутации. - Что ни доказательство, то все менее убедительное. Может, есть и другие? - Есть. К примеру, Сильвена, хозяйка в Нароке, к которой нам не удалось даже приблизиться, так быстро она взяла власть в свои руки. Сейчас там творятся жуткие вещи. Фиалка, дочь Эвермира, сбежала из башни, воспользовавшись шнурком, сплетенным из косичек, и давно терроризирует Северный Вельгад. Бернику из Тальгара освободил дурень-принц. Его же и ослепили, и теперь он сидит в яме, а самый заметный элемент пейзажа в Тальгаре - шибеница. Есть и еще примеры. - Именно что есть, - сказал ведьмак. - В Ямурлаке, например, правит старичок Абрад, у него золотуха, ни одного зуба, родился он, почитай, лет за сто до затмения, а не уснет, ежели кого-нибудь не обезглавят в его присутствии. Вырезал всех родственников и перебил половину страны в состоянии, как это говорится, невменяемости. Заметны и следы чрезмерного темперамента, в юности у него, кажется, прозвище было Абрад Юбкодрал. Эх, Стрегобор, славно было бы, если б жестокость владык можно было объяснить мутацией или заклятиями... - Послушай, Геральт... - И не подумаю. Ты не убедишь меня в своей правоте и тем более в том, что Эльтибальд не был сумасшедшим разбойником. Вернемся к чудовищу, которое тебе якобы угрожает. Я выслушал тебя и должен сказать: рассказанная тобою история мне не нравится. Но я дослушаю ее до конца. - Не перебивая ехидными замечаниями? - Обещать не могу. - Ну что ж, - Стрегобор засунул руки в рукава балахона, - тем больше это займет времени. Итак, история началась в Крейдене, маленьком северном княжестве. Женой Фредефалька, княжившего в Крейдене, была Аридея, умная, образованная женщина. В роду у нее было множество последователей искусства чернокнижников, и, вероятно, по наследству ей достался довольно редкий и могущественный артефакт. Зеркало Нехалены. Как известно, Зеркалами Нехалены в основном пользовались пророки и ясновидцы, потому что они безошибочно, хоть и путано, предсказывали будущее. Аридея довольно часто обращалась к Зеркалу... - С обычным, как я думаю, вопросом, - прервал Геральт, - "Кто на свете всех милее?" Насколько мне известно, Зеркала Нехалены подразделяются на льстивые и разбитые. - Ошибаешься. Аридею больше интересовала судьба страны. А отвечая на ее вопросы, Зеркало предсказало мучительную смерть ее самой и множества ее подданных от руки либо по вине дочери Фредефалька от первого брака. Аридея постаралась, чтобы известие это дошло до Совета, а Совет послал в Крейден меня. Думаю, не надо добавлять, что дочурка Фредефалька родилась вскоре после затмения. Я некоторое время наблюдал за девчонкой. И пока наблюдал, она успела замучить канарейку, двух щенков и ручкой гребня выколоть глаз служанке. Я проделал несколько тестов при помощи заклинаний, большинство их подтвердило, что девчонка была мутантом. Я доложил об этом Аридее, потому что Фредефальк души в доченьке не чаял. Аридея, как я сказал, была женщиной неглупой... - Ясно, - снова прервал Геральт, - и надо думать, не шибко любила падчерицу. Предпочитала, чтобы трон наследовали ее собственные дети. О дальнейшем можно догадаться. Похоже, там не оказалось никого, кто мог бы свернуть дочурке шею. Да попутно и тебе в придачу. Стрегобор вздохнул, воздел очи горе, то есть к небу, на котором по-прежнему многоцветно и красочно переливалась радуга. - Я стоял за то, чтобы ее только изолировать, но княгиня решила иначе. Наняла егеря-бандита и отослала с ним малышку в лес. Позже мы нашли его в зарослях. Он лежал без штанов, так что ход событий восстановить было нетрудно. Она воткнула ему шпильку в мозг через ухо, вероятно, когда его внимание было поглощено совершенно иным. - Если ты думаешь, что мне его жаль, - буркнул Геральт, - то ошибаешься. - Мы устроили облаву, - продолжал Стрегобор, - но девчонка как сквозь землю провалилась. А мне пришлось срочно ретироваться из Крейдена, потому что Фредефальк начал что-то подозревать. Лишь спустя четыре года я получил известие от Аридеи. Она выследила девку, та жила в Махакаме с семью гномами зараз, которых убедила, что гораздо выгоднее обирать купцов на дорогах, чем зарабатывать антракоз в шахтах. Ее всюду называли Сорокопуткой, потому что пойманных она любила живьем насаживать на острые колья. Аридея несколько раз нанимала убийц, но ни один не вернулся. А потом уж трудно было найти желающих, слух о девке прошел повсюду. Мечом научилась работать так, что мало какой мужик мог с ней сравняться. Меня снова вызвали, я тайком явился в Крейден и тут узнал, что Аридею отравили. Все считали, что это работа самого Фредефалька, который высмотрел себе наложницу помоложе и поядренее, но я думаю, без Ренфри тут не обошлось. - Ренфри? - Так звали Сорокопутку. Я утверждаю, что Аридею отравила она. Князь Фредефальк вскоре погиб при странных обстоятельствах на охоте, а старший сын Аридеи пропал без вести. Конечно, и это тоже была работа девчонки. Я говорю "девчонка", а ей к тому времени стукнуло уже семнадцать. И она неплохо подросла. - К тому времени, - продолжал колдун после недолгого молчания, - она и ее гномы уже нагнали страху на весь Махакам. Но однажды они по какому-то поводу повздорили, не знаю, то ли из-за дележа добычи, то ли из-за очередности ночи на неделе, важно, что в ход пошли ножи. Семерка гномов не пережила поножовщины. Вышла сухой из воды только Сорокопутка. Она одна. Но тогда я уже был в Махакаме. Мы встретились нос к носу, она мгновенно узнала меня и тут же сообразила, какова была моя роль тогда в Крейдене. Уверяю тебя, Геральт, я едва успел выговорить заклинание, а руки тряслись у меня страшно, когда эта дикая кошка кинулась на меня, размахивая мечом. Я заточил ее в изящную глыбу горного хрусталя, шесть локтей на девять. Когда она погрузилась в летаргию, я кинул глыбу в гномовскую шахту и завалил ствол. - Халтурная работа, - прокомментировал Геральт. - Легко расколдовать. Нельзя было, что ли, превратить в пепел? Ведь у вас столько исключительно милых заклинаний. - Не у меня. Не моя специальность. Но ты прав, я схалтурил. Отыскался какой-то идиот королевич, истратил уйму денег на контрзаклинание, расколдовал ее и с триумфом привез к себе домой, в какое-то замызганное королевство на востоке. Его отец, старый разбойник, оказался умнее. Отстегал сыночка, а Сорокопутку решил выпытать о сокровищах, которые та награбила вместе с гномами и хитроумно упрятала. Ошибка папеньки состояла в том, что когда ее нагую распластали на лавке у палача, у того в помощниках ходил старший сын короля. Как-то так получилось, что наутро тот же старший сын, к этому часу уже осиротевший и лишившийся родни, восседал на троне, а Сорокопутка заняла место первой фаворитки. - Стало быть, не уродина. - Дело вкуса. Долго ей в фаворитках ходить не довелось. До первого дворцового, громко говоря, переворота, потому как дворец тот больше походил на коровник. Вскоре оказалось, что она не забыла обо мне. В Ковире организовала на меня три покушения из-за угла. Я решил не рисковать и переждать в Понтаре. Она снова нашла меня. Тогда я сбежал в Ангрен, но она и тут меня прищучила. Не знаю, как это у нее получается, следы я заметал хорошо. Наверно, свойство ее мутации. - А что ж ты снова-то ее в хрусталь не заключил? Угрызения совести? - Нет. Таковых не было. Однако оказалось, что она приобрела иммунитет против магии. - Невозможно! - Возможно. Достаточно заполучить соответствующий артефакт или обзавестись аурой. Это опять же могло быть следствием ее прогрессирующей мутации. Я сбежал из Ангрена и спрятался здес