Оцените этот текст:



---------------------------------------------------------------
     © Copyright Виктор Иванович Леденев
     Email: ew1af(а)mail.ru
     Date: 27 Dec 2003
     изд. "Харвест", серия АСТ "Новый русский детектив", тир.40000
---------------------------------------------------------------



      Все события, описанные в этой повести основаны на реальных фактах,
еще мало известных широкой публике даже  сегодня. Изменены имена действующих
лиц и некоторых  населенных пунктов. Всякая схожесть героев  повести с
реальными людьми является почти случайной.
     (Автор)





     Я проснулся  от мата, точнее от удивления.  Мало  того, что исполнитель
монолога  был довольно визглив,  но, прежде  всего,  был полным дилетантом в
области  лексикона.  Ни  один  сапер, а тем более подрывник-диверсант не мог
быть так  примитивен и визглив одновременно. Сапер  ругает бомбу или ракету,
которую  разряжает,  степенно,  уважительно и, главное, весьма разнообразно.
Те, кто допускали многочисленные  повторы или пытались  кричать, а тем более
визжать при этом важном процессе, увы, уже не имели возможности исправиться.
В джунглях во  время стычки с  такими же идиотами,  как мы  сами,  диверсант
ругался  азартно и выразительно, даже по  рации. Ни один спец из  их сраного
ЦРУ не понял бы смысла ни единого  сообщения, зато  мы все секли и потому, а
бывало, что только поэтому мы  были  живы и  могли совершенствоваться в этой
отрасли великого и могучего русского языка.
     Вот такие мысли пришли мне в голову, точнее чугунную гирю,  которая еще
вчера (точно  помню) была моей головой.  Открывать глаза и отрывать эту гирю
от  подушки   очень  не  хотелось,  но  любопытство  сгубило   даже   кошку.
Противомоскитная  сетка  над  кроватью была  наполовину поднята,  и я увидел
натурального Джеймса Бонда, как  его  представляли наши инструкторы, которые
на специальных просмотрах видели фильмы о нем, а потом пересказывали нам  их
содержание, делая главный упор на жутком вражеском нутре этого супермена. Не
знаю, как  выглядел Бонд на  экране, но этот  был  в классической тенниске и
хлопчатобумажных китайских брюках цвета хека  серебристого из  наших  родных
гастрономов. От  натуги  он раскраснелся, и внушительного вида  кулаки  были
сжаты до побеления. Видать рассердился  сильно. По виду он тянул на  полкана
из Москвы,  так как наш Командир робко  (если  это слово  вообще можно  было
применить к  Командиру)  стоял  у  него за  спиной  и  дико  вращал глазами,
приказывая мне не открывать рот и молчать, как тот самый хек серебристый.
     Вообще-то я смекалистый,  и потому молча и очень стремительно вскочил с
койки и  встал  перед  полканом как  лист  перед травой.  Мало того,  я даже
попытался отдать четкое воинское приветствие. К сожалению, на мне не было не
только  какого-либо головного  убора,  но  даже  трусов  (жарковато  в  этой
стране), то  полкан взял  еще  на  полтона выше и  орал  уже  что-то  совсем
несусветное.  Командир  и  проснувшиеся  ребята  с  интересом  наблюдали  за
бесплатным  спектаклем,  и  я  старался,   как  мог  перед  публикой.  Якобы
сконфузившись, я резко, по-американски, отбросил ладонь от головы и  зацепил
ею противомоскитную сетку, которая свалилась на меня и полкана - у Командира
реакция что надо и он отскочил в сторону. Завывания старшего по  званию были
совершенно заглушены громовым хохотом наших парней, а уж они-то ржать  умели
как,  впрочем, и  многое другое, о чем  этот московский инспектор только мог
подозревать.
     Наконец, расправившись с  сеткой, он приказал явиться к Командиру через
час,  но не в таком  ненормальном виде.  При этом  почему-то ткнул пальцем в
сторону самого низа моего живота. Что он нашел там ненормального, я не понял
-  все  мои знакомые девушки как  раз единогласно утверждали, что где-где, а
тут  у меня все было абсолютно нормальным и надежным. Но не станешь  спорить
со старшим  по званию, да и свидетельниц вызвать было  бы трудновато, далеко
все-таки. А здешние ни бельмеса  не  смыслили по-русски и смогли бы выразить
свой восторг  лишь  закатыванием  миндальных глаз и  нечленораздельными  для
нормального европейского уха восклицаниями.
     Когда  они  уже  выходили из комнаты,  Командир повернулся  и  каким-то
жестким казенным голосом четко произнес: "Ровно через час - ко мне".  Ох, не
понравился мне этот его тон... Ясно, что не за вчерашнюю пьянку пойдет речь,
а о последнем  рейде, когда мы закопали Славку за двести километров отсюда в
этих проклятых джунглях,  Дениса  с его простреленной рукой вообще отправили
домой, а я отвалялся неделю с разбитой головой (благо она у  меня крепкая) в
местном госпитале. Ох, не нравилось мне все это...
     Нацепив для порядка на себя шорты и майку, я  побрел  в радиорубку, как
мы обычно называли совершенно  недоступное для  большинства ребят  помещение
радиостанции.   Автоматически  набрав   секретный  код   замка,   я  так  же
автоматически отстучал телеграфом по кнопке звукового сигнала еще  один код.
Замок негромко  клацнул, и я вошел в  знакомую до мелочей комнату. Приемники
все работали  одновременно и только такой слух, как у моего напарника Кольки
мог  одновременно слышать  все и, если  нужно  врубать запись  какого-нибудь
интересного  диалога  между  пилотом и  диспетчером где-нибудь в  Дананге. А
Колька занимался любимым  делом - что-то  паял.  Страсть  к рационализации у
него  было  неистребима, где-нибудь  в  конструкторском бюро, а не здесь,  в
вонючих джунглях, ему бы  цены  не  было. Но  там сидели другие люди, Колька
доводил до ума их хитроумные электронные разработки без всякого специального
образования,  кроме радиотехникума.  Проклятые  цэрэушники,  если б  знали о
Кольке, специальную группу захвата  не пожалели бы для него, но гении обычно
прозябают в неизвестности и Колька не был исключением.
     Легонько хлопнув его по плечу  в знак  приветствия, я  получил столь же
лаконичный ответ в виде кивка головой - руки его были заняты паяльником. Я с
удовольствием  вдохнул   знакомый  запах   разогретой   канифоли   и  открыл
холодильник - предмет нашей гордости  и зависти всех остальных ребят. Мы его
использовали  не только по  прямому назначению,  но и как  кондиционер  -  в
сорокоградусную жару, да еще когда наша суперсовременная электроника  в виде
сотен  радиоламп добавляла в тесной  комнатушке пару-тройку лишних градусов.
При круглосуточном дежурстве засунуть голову во  чрево нашего спасителя хоть
на несколько минут, было просто  спасением  от примитивного теплового удара,
перед которым пасуют все, даже, наверно легендарный Джеймс Бонд.
     Но  у  меня   там  хранилось  еще  одно  лекарство  от  головной  боли,
радикальное, как  гильотина - запотевшая глиняная бутылка гнуснейшей в  мире
рисовой водки. На заморские  деликатесы в виде "Столичной"  или "Московской"
наших скудных финансов не хватало. Обходились и рисовой.
     Я поставил бутылку среди груды  радиодеталей  перед Колькой и сказал со
всем великодушием, которое мог себе позволить в этот тяжкий момент.
     - Бери. Закрывай  свою богадельню,  Кулибин,  и  выпей  за  мое  и свое
здоровье, чтоб оно нам еще понадобилось.
     Колька  обрадовано и недоуменно поднял глаза от своего очередного радио
шедевра.
     - Это ж твоя!
     Он был  прав, по нашим неписаным законам никто не  мог претендовать без
специального  приглашения  на выпивку группы, вернувшейся  с задания.  Водка
была наша и ничья больше.
     - Было наше, стало ваше. Нельзя мне сегодня, Командир зовет.
     Я  уже убедился,  что  Колька  умеет  виртуозно  стучать не  только  на
телеграфном ключе, и добавил: - Пойду получать втык за вчерашнюю прогулку.
     Колька, работая под наивняка, закинул наживку.
     - А может снова рапорт писать о последнем рейде?
     Наживка не сработала.
     - А что я еще могу написать. Я из госпиталя-то сбежал, потому  что меня
там  не лечили, а заставляли  писать эти рапорты. "Чего же боле,  что я  еще
могу сказать, теперь, конечно в вашей воле..."
     Это я продемонстрировал свою глубочайшую эрудицию и  высокий интеллект,
а  заодно постарался показать, что мне все это уже осточертело и  никак меня
не волнует. Вид целенькой бутылки перевел мысли Кольки  в нужное русло и он,
быстренько  распихав  детали  по  коробочкам  и ящикам,  выдернул из розетки
паяльник и вопросительно посмотрел на меня, крепко сжимая горлышко бутылки.
     - Так я пошел?
     - Иди, иди, и помни, что у тебя есть такой верный друг.
     В этот момент я казался себе настоящим  добрым  самаритянином и чуть не
прослезился от собственного благородства - вот так, за здорово живешь отдать
целехонькую бутылку водки! Чтобы не разрыдаться  от жалости  к самому себе я
быстренько  подтолкнул  осчастливленного  Кольку  к  двери  и с  облегчением
захлопнул ее за ним. У меня оставалось уже только двадцать четыре минуты.
     Торопливо  открыв  железный  ящик,  громко именуемый сейфом,  я  быстро
нашел, что  мне надо. Вообще-то в  этом  сейфе по  инструкции хранились  мои
личные коды,  но, пользуясь тем,  что  доступ  к нему мог  быть у  кого-либо
только  в том  печальном случае, если  меня подстрелят, взорвут или прирежут
шикарным ножичком, который так обожают  иметь при себе  американские зеленые
береты. А до тех  пор в ящике хранилось, кроме кодовых таблиц много полезных
вещей,  среди которых небольшое, со спичечный коробок  приспособление, очень
полезное в некоторых случаях, а такой случай как раз и был.
     Я не ошибся. Это действительно был полкан или немного пониже, но явно с
чрезвычайными полномочиями, так как восседал за  командирским столом, а  сам
Командир сидел  на  единственной  табуретке в его  "кабинете" -  малюсенькой
комнатке с железным  шкафом,  столом и кроватью с  противомоскитной  сеткой,
свисающей до пола.  Командир  кивнул в сторону  кровати и  я, откинув сетку,
присел  на  краешек,  всем  видом выражая искреннее  раскаяние и  готовность
понести любое наказание. Полкан начал издалека.
     -- Что  это вы  себе позволяете? Не  успел я приехать, а уже весь Ханой
знает, что советские специалисты, приехавшие  помогать дружественной  стране
тракторами  и другой сельхозтехникой, ведут  себя,  как  последние бандиты и
хулиганы. Мало  того,  что вы  напились до скотского состояния, что себя  не
помните,  так  еще и  воровством  занялись - отобрали  у  бедного  вьетнамца
ананасы! И избили его!
     Тут  полкан был  не прав.  Я  обладал не всегда  приятной  особенностью
помнить все  до  мельчайших деталей,  даже если был пьян, по  его словам, до
скотского состояния. Во-вторых, мы ничего не воровали, мы честно отдали тому
вьетнамцу  все оставшиеся у  нас донги. Правда, он лепетал что-то по своему,
видимо, ему показалось мало, но мы-то  тут причем -  отдали все, что было. И
никто его не избивал, просто Серый его немного толкнул в грудь ладонью (даже
не кулаком). И опять-таки причем тут мы - просто у Серого ладонь величиной с
совковую лопату. Вьетнамец элементарно отлетел в сторону. И уж совершенно мы
не виноваты, что при этом  он  врезался в каменную стену дома. Здесь  уж все
претензии  к строителям  славного  города  Ханоя  -  стены здесь  крепкие  и
твердые.  А  когда мы  увидели,  что  вьетнамец  больше  не возражает, мы  и
прикатили тележку с ананасами и угостили  ребят, многие из которых вообще их
в жизни не пробовали, вот и съели все до единого.
     Примерно   так   выглядели   мои   объяснения   по  поводу   вчерашнего
происшествия,  как  я  скромно  охарактеризовал  все  случившееся.  К  чести
полкана, он выслушал  весь  этот  бред, не перебивая. Я  понял, что вся  эта
галиматья с выпивкой ему до лампочки, он пришел по мою душу совсем по другой
причине. И он меня не разочаровал.
     - Ладно, оставим пока в стороне эту вашу хулиганскую выходку и вернемся
немного назад, к вашему удивительному спасению из плена.
     Так  вопрос о  нашем  последнем неудачном  рейде пока никто не  ставил:
Славку  застрелили  почти в  самом начале  -  нас застали врасплох и в этом,
конечно,  мы  сами виноваты,  меня треснули  по башке  прикладом  и вырубили
начисто. Но ведь против нас работали не мальчики из мафии, а южные рейнджеры
с двумя американскими инструкторами.  Это  не  в  кошки-мышки играть  против
таких ребят. Правда, одному я все-таки успел сломать руку, а Славка  другого
смастерил ножом, а  еще одному  голову отвернул в другую сторону, но ведь их
было двенадцать, а нас двое. И, в конце-то концов, я успел переключить рацию
на  аварийный  сигнал, и  остальные ребята  меня вытащили  из того дерьма, в
котором я  сидел по уши. Да и сам  я воспользовался славкиным  "стечкиным" и
сполна  рассчитался кое с  кем,  особенно  с  теми двумя  янки. До сих  пор,
наверно там и лежат их косточки - зверье быстро  работает.  И  вот тебе на -
плен! Какой же это  плен, если я  наверно полчаса был в отключке, потом меня
использовали  как  боксерскую  грушу для отработки  наиболее  чувствительных
ударов, а когда подоспели Миша, Роман и Денис со своими "калашами" (плюс мой
"стечкин") тут все и  стало ясно,  в чью пользу счет. У  нас один труп, один
тяжело раненый (Денису чуть не напрочь оторвало руку) и я - полуживой  после
всех  этих  боксерско-каратистских упражнений, но все-таки ходячий.  И рация
была цела  и  "вертушка"  (храни  тебя Бог, Вася)  подоспела,  и  мы  успели
дотащить Дениса  живого... Все это  полкан  знал,  как азбуку - мы  исписали
полтонны бумаги, подробно описывая каждую секунду того боя. И вот тебе новый
поворот  -  мне  собираются шить  пребывание в  плену,  который я,  дескать,
предпочел, вместо того, чтобы с шиком и криком "За Родину" застрелиться. Мне
стало совсем грустно. Это вам не пьянка и не драка с вьетнамцем...
     Полкан опять-таки внимательно  меня выслушал, не перебивая и не задавая
вопросов (все писал на  пленку, после будет выискивать несовпадения  или еще
что-нибудь) потом  вдруг стал мирным,  даже добрым  и, достав из  нагрудного
кармана  пачку московской  "Явы", предложил  закурить. Я вежливо  отказался,
присовокупив, что  предпочитаю  свой любимый  "кэмел". И тут,  как  на грех,
когда  я  собирался лихо достать  своего  "верблюда",  пачка  зацепилась,  и
сигареты  посыпались  по полу.  Пока я на карачках лихорадочно  их  собирал,
полкан даже вежливо отвернулся,  о чем-то заговорив с Командиром. Наконец, я
встал  с   четверенек  и,  чтобы  хоть  как-то  реабилитироваться  за   свою
оплошность,  лихо  прикурил,   смачно  щелкнув  трофейным  "Зиппо".   Полкан
укоризненно покачал головой и переменил тему разговора.
     - Стыдно, Мочалов, напиваться  до такого состояния, что даже сейчас  не
можете  разобрать, с кем  вы разговариваете в данный момент, не понимаете, с
кем можно балаганить, как вы сейчас, а с кем нет.
     Тут уж и меня повело.
     -  Никак  нет, товарищ полковник. Вам около 45-46  лет, рост  176,  вес
около  84,  в  Комитете  примерно  4-5  лет,  пришли  из  МВД.  Имеете  опыт
милицейской оперативной работы, у вас повреждены сухожилия на левой руке, во
время  краткосрочной подготовки совершили  один или два прыжка с парашютом -
последний неудачно, с переломом голени и вы служите в  инспекционном отделе.
В последнее время пробыли не менее двух месяцев в Западной Европе, работая в
посольстве.  В  Юго-Восточной  Азии впервые, по  образованию,  скорее  всего
историк или  юрист,  учились  заочно.  У  вас  есть  где-то сильная рука  и,
возможно, скоро станете генералом.
     На полкана  тяжело было смотреть,  зато Командир сиял от  удовольствия.
Наконец полкан обрел способность снова дышать.
     - Откуда это все вам известно?
     - Из наблюдений, товарищ полковник. Бродя по свету, я не закрываю глаз.
     -  Это  он  О.Генри  цитирует,  -  счел  нужным  просветить  полковника
Командир.
     -  О.Генри,  он,  что  из Интелленжент  сервис, ирландец?  Я  осмелился
вмешаться в этот литературный диспут.
     - Никак нет, американец. Из ЦРУ.
     - Так вот как вы повышаете свое образование...
     Полкан  начал подозрительно  багроветь и  Командир еле  заметным кивком
указал мне на дверь.
     Мне трудно  было  удержаться  рвануть  бегом  в  родимую радиорубку, но
заставил себя неторопливо покурить с ребятами, аккуратно потушил сигарету и,
деловито  взглянув на часы, пошел к своей комнате.  О Кольке можно было,  не
беспокоится,  ребята  мимоходом сообщили, что  он что-то уж  больно  веселый
отправился  погулять на  берег речки  и прихватил своего закадычного дружка.
При  этом намекнули,  что  в руках  у  него был объемистый  сверток. Так что
Колька  часа   на  три-четыре  нейтрализован.  Приемники  в  рубке  привычно
бормотали,  шипели,  наигрывали   музычку  и  просто  болтали.  Я  подсел  к
"укавешнику" и привычно нашел нужную частоту. Качество передачи  было просто
отличным. Полкан говорил жестко и громко.
     -  ...и  вы  не  сможете  доказать,  что  он  не  вступил  в  контакт с
американской разведкой во время его так называемого плена?
     Командир тоже не выглядел овечкой.
     -  Не  говорите  глупостей,  Лев Сергеевич.  Ведь он  был  частично без
сознания,  потом  -  бой  и  Павел  лично  разнес вдребезги  как  раз  обоих
американцев.
     Да, ну  и рожи  были  у  них,  когда они увидели у меня в руках славкин
"стечкин". Силенок у меня оставалось маловато, и я страшно боялся промазать,
но с  двух рук  я  не промазал.  Первая же очередь превратила их  тупые  или
нет(?) головы в кровавые фонтаны. Потом уже перевел ствол и на вьетнамцев...
     - А вы не думаете, что он это сделал умышленно, так как понимал, что  в
случае захвата в плен  этих цэрэушников  другими членами  группы,  они могли
заговорить и выдать его?
     - Мои ребята в плен никого не берут, и  раненых не добивают. Они просто
умеют смываться быстро и без лишнего шума.
     - Но ведь такое могло случиться?
     - Случиться может все, но то, в чем  вы подозреваете Павла, полная чушь
и причина  этого  -  ваша  полная некомпетентность  в специфике нашей работы
здесь.
     (Во, дает Командир! Сказануть такое москвичу...)
     -  Все-таки я  считаю, что  Мочалова нужно отправить  в Москву  и пусть
разбираются  с ним там, там умеют это делать. Если он завербован - расскажет
все.
     (Ага,  как же!  Там расскажешь даже то, о  чем  и слыхом  не слыхивал и
видом не видывал. Не идиоты, знаем, как это делается.)
     -  Категорически   возражаю.  Мочалов  один  из  лучших  моих  людей  -
прекрасный радист  и подрывник, а  потом  знаете ли вы,  Лев Сергеевич,  его
кликуху здесь у ребят?
     - Вы говорите, как какой-то уголовник, а не профессиональный разведчик,
"кликуха"...
     -  А я и не  профессиональный разведчик,  я - диверсант и сапер. Именно
потому я здесь и делаю всю вашу грязную работу.
     -  Интересно,  инженер-капитан  второго  ранга,  что  вы   нашу  работу
называете грязной,  очень интересно, что охота за военными  новинками нашего
потенциального противника вам кажется грязной.
     - Не передергивайте карты,  полковник.  В  КГБ  и ГРУ  есть специальные
отделы, прекрасные спецы, которых вы годами готовите для этой работы, а сюда
послали ребят,  которые и в  армии-то не числятся, и потому вы и пальцем  не
пошевелите, если с  ними что-то случается - это, мол, не  мы, не наши люди и
мы знать  ничего не знаем!  Сами боитесь  запачкать руки,  и  мы  делаем все
вместо вас. Вот это я и называю грязью.
     -  Интересная точка  зрения  для  кадрового военного,  думаю,  ее будет
интересно узнать и в Москве.
     - Не  пугайте полковник,  здесь  нам  и  своего страха хватает,  мы  не
супермены какие-то, а обычные люди в необычных условиях. И ни к кому из моих
ребят я не имею претензий - бывает, они ошибаются, но то,  что вы сказали  о
Мочалове, это же верная смерть для него. Вы же  знаете, сами, виновен он или
нет,  а  я  знаю,  что  нет, живым  вы его из своего ведомства не выпустите.
Какой-нибудь  несчастный  случай,  сердечный  приступ,  внезапный  грипп  со
смертельным  исходом...  А  вот  вы оскорбились  словом  "кликуха",  а  зря.
Мочалова прозвали "ликтором".
     - Это что, из греко-римской мифологии?
     (Точно, он исторический заканчивал, раз такие слова знает.)
     -  Нет,  все  гораздо  менее  заумно  -  это  просто  сокращение  слова
ликвидатор, он гений  в этом деле.  У него  в башке  есть специальный отдел,
который выдает  такие планы по  ликвидации  объектов, что у вашего заклятого
врага ЦРУ мозгов не хватает,  чтобы додуматься до такого. Так что Мочалова я
вам не отдам.
     - Тогда я вынужден  буду обратиться в Москву, и вы получите официальный
приказ, это вам же дороже обойдется, идем на вашу  радиостанцию и свяжемся с
Москвой.
     (Ого, дело пахнет керосином...)
     - К радиостанции я вас подпустить не могу, и передавать ваши запросы не
имею  права.  Здесь  у нас свои  законы. Выходите  на вашего  координатора и
ведите  связь через него. Кстати, а почему бы вам ни  поискать этого  вашего
"соловья" среди ваших людей?
     Ведь о точном месте ребят в том  рейде знал только он,  ребята поменяли
место  эвакуации всего за два  часа перед инцидентом, даже нам они не успели
сообщить, а их там уже ждали... Подумайте об этом.
     -  Как вы  смеете сомневаться  в наших людях.  Вы  просто  зарываетесь!
Координатор - многократно проверенный человек, потомственный, можно сказать,
разведчик. Знаете, кто его отец?
     - Не  знаю и знать не хочу, а  на  вас,  видимо, слишком действует  эта
фамилия, если вы начали болтать лишнее даже в беседе со мной.
     (Браво, Командир, отличный удар в челюсть. Полковник сразу сник)
     - Я же знаю,  с кем говорю, это  между нами, чтобы доказать абсурдность
ваших  подозрений  об утечке  информации о  ваших  последних рейдах из наших
источников.
     (Так, я, кажется, не захватил кусочек важного  разговора. Дело тут  уже
пахнет  не  керосином,  а хорошенькой бомбой  килотонн  на двадцать и Москва
срочно ищет козла отпущения. Догадываюсь, кто этот козел. Это я.)
     - А откуда у вашего Мочалова такая точная информация обо мне? Вы что ли
ему рассказали?
     - Бог  с  вами,  Лев Сергеевич, он же вам  все объяснил  - элементарная
наблюдательность.
     - Но он же меня видел всего несколько минут. Да еще с похмелья.
     -  Ему хватило,  а  остальное - результат элементарной  дедукции, как у
Шерлока Холмса.  (Слава  Богу,  про  Холмса  полкан слыхал,  и  Командиру не
пришлось объяснять, что Шерлок не работает на ЦРУ)
     - Короче говоря, ваш Мочалов мне весьма подозрителен. Все его рапорты и
остальное поведение требуют серьезной проверки.
     - Вот и проверяйте по своим каналам, здесь  у вас людей, как сельдей  в
бочке, ищите да обрящете.
     -  Хорошо, мы будем  искать,  но до  получения  приказа из  Москвы, а я
думаю,  дня через  два его  получу,  Мочалов должен быть  под  наблюдением -
никаких   отпусков  в  Ханой,  никаких   прогулок  за  территорией  объекта.
Отстранить от участия в будущей операции "Сайгон".
     (Ну,  молодцы, даже  название успели придумать.  Очень  оригинальное  и
жутко закодированное - ни за что не догадаешься, о чем речь!)
     -  Это невозможно, весь план разработан им и он единственный из  ребят,
кто побывал там и знает обстановку лично, а не по рассказам и  планам. Он же
ликвидатор - ему все равно, каков объект:  крыса или  железнодорожный мост и
он сделает  все так, что ни у крысы, ни  у моста не  будет ни единого  шанса
уцелеть.
     - Вот меня и  пугает,  как  здорово он  у  вас  работает,  а в  Сайгоне
пепельницы в отелях ворует, прямо, как в Москве. Сувениров  ему, видите  ли,
захотелось. А если б его прищучил какой-нибудь элементарный полицейский?
     - Вы  плохо  изучили его  рапорт, товарищ  полковник.  Как раз он нашел
единственно правильное решение в той ситуации. Он  ушел от весьма неприятной
встречи  с американской военной полицией, а местная полиция  не представляла
угрозы...
     - Это он вам так доложил, а вы всему верите.
     -  Данные не  только  из его  рапорта,  но  по  объективным  сведениям,
полученных по трем независимым друг от друга каналам. Между прочим,  один из
них - ваш.
     (Я знал, что нас трижды перепроверяют, но ведь я был там только с одним
вьетнамцем из их штаба диверсионных операций, откуда же еще каналы? На этого
полкана видно кто-то сильно давит, вот он и мечет икру.)
     Коридор  у  нас  был  гулкий  (бывшая  средняя  ихняя  школа),  а  наша
радиорубка в самом его конце, так что  у меня, было, навалом времени,  чтобы
переключить  диапазон в приемнике,  вырубить  магнитофон  и заменить пленку.
Колька,  кажется,  был  на взводе,  так как последнюю цифру кодового сигнала
отстучал неуверенно.
     Точно,  его  слегка пошатывало, и, конечно, несло  рисовой  сивухой  на
десять метров в округе.
     - Привет бродягам эфира, - начал, было,  он, но  покачнулся и схватился
за маг, намертво прикрученный к стене.
     - Ого, тепленький... ты, кажется, кого-то унюхал и зафиксировал. Ну-ка,
что там за новенькие секреты у проклятых империалистов.
     Рука его  неожиданно точным  и  совершенно  трезвым движением повернула
ручку прослушивания  записи. Из  динамика  раздал ровный  шум  чистой ленты.
Колькино разочарование было великовато даже для  пьяного, и  он уставился на
меня, не мигая своими серенькими глазками.
     --  На   дурку  нарвался,  пустышку  записал,  вот  и  стер,  чтобы  не
позориться. Но тебя-то не проведешь, я вижу.
     Он ухмыльнулся.
     --  Эт-то  точно,  нас, королей эфира, не  проведешь. Ладно,  я  иду  в
табакерку, ты меня не видел, я тебя не слышал, Пока.
     Он ушел, а я еще пяток минут приводил нервы в  порядок. Версия, которую
я  выдал Кольке, была абсолютно правдоподобна - американцы часто запускали в
эфир магнитофонную запись  большой  активности где-нибудь  на одной из своих
авиабаз и пока мы радостно  писали  километры  пленки  "ценной"  информации,
где-то в  другом месте  проходила настоящая подготовка очередного налета или
еще какой-нибудь пакости. Не сразу, но мы научились распознавать эту "липу",
правда,  для  этого иногда требовалось всего полчаса,  а иногда  можно  было
купиться часа на два. Такие "оплошности" мы старались не выносить за пределы
нашего  маленького коллектива,  и ничего  особенного в расспросах Кольки  не
было, но уж как-то сразу он обратил внимание на теплый магнитофон. Блестящая
советская  электроника,  базирующаяся  на радиолампах еще пятидесятых годов,
увы,  выдала  меня.  Ничего  вроде  бы  необычного,  но  для  пьяного  такая
наблюдательность... А-а-а, нервы все это, случайность, не более.
     "Табакеркой" у  нас  называлась  кладовка, где мы хранили  наши  запасы
сигарет. После того,  как кончилась  завезенная  заранее  "Прима"  какой  то
расторопный чиновник снабдил нас целым грузовиком  "Кэмела", как-то попавшем
в руки вьетнамцев. Мы  этому обрадовались вдвойне -  и сигареты не в  пример
"Приме",  да  и в наших же интересах была такая замена.  Что, скажем, должен
думать офицер ихней  сраной контрразведки, обнаружив, например, километрах в
двадцати от Сайгона окурок "Примы"? Ничего хорошего, а вот окурок "Кэмела" -
и ему и ежу понятно. Все довольны и счастливы.
     Я перегнал запись на старенький трофейный "Сони", потом подумал и убрал
из записи последние слова Командира. Его  подставлять не стоило. Стандартную
ленту я начисто размагнитил и  теперь сам Господь не смог бы узнать, что  на
ней было до этого.  Теперь оставалось подумать, как спрятать этот  динамит и
решить, для чего он вообще нужен. Спрятать было просто - я разобрал кассету,
разорвал и крепко помял часть чистой пленки, она приобрела вид нуждающейся в
ремонте, и потому вряд ли кто-то мог случайно всунуть ее в маг и прослушать.
Но  это  была временная мера, если начнут искать круто -  найдут. Но все это
дело весьма туманного будущего и я отправился досыпать.
     Сон был  тяжелым из-за  дикой духоты и совершенно  расстроенной нервной
системы  - это же надо столько свалиться на мою бедную  голову в  один день.
Зато полкан думал по другому и решил устроить для  нас маленький  праздник -
собрал  нас в  большой  комнате, бывшей когда-то школьным актовым  залом,  и
закатил нам  часовую речугу о том, какие мы  тут молодцы-храбрецы,  как нами
гордится Родина  и Партия, как  важно для  нас  узнать все пакостные секреты
этих противных  янки и их гнусных приспешников,  а потому  Родина  и Вьетнам
награждает  некоторых  из  нас  высокими   правительственными  наградами.  К
величайшему  моему удивлению мне  досталось аж  две: "За  боевые  заслуги" и
какой-то там орден  вьетнамский не  то сломанного,  не  то  найденного меча.
Выяснить  точнее  не  удалось,  так  как награды, пояснил полкан, будут  нам
вручены после  возвращения в Союз. Но все равно было  чертовски приятно, как
будто  эти  железки  уже позвякивали у нас  на  груди. Среди  ребят началось
негласное обсуждение, где и как обмыть такое событие,  тем более  что полкан
продолжил свою  речугу,  а мне  как на грех, именно  в тот момент, когда  он
распинался о  высочайшей  бдительности,  ибо  вражеская  разведка  и  прочая
агентура не  дремлет,  захотелось сбегать  до  ветру, о чем  я благодушно  и
спросил  разрешения. Полкан на  мгновение заткнулся,  ребята тоже (чтобы  не
ржать),  а  я спокойно выскользнул  за дверь.  У меня  от силы, было,  минут
семь-восемь. Замок  в  комнате Командира не представлял никакого затруднения
даже для зачуханого домушника,  и он поддался моей самодельной отмычке через
минуту, еще полминуты  у  меня ушло, чтобы забрать из-под кровати  Командира
мою  радио  закладку,  которую  я  там "забыл", когда рассыпал  свой любимый
"Кэмел ",  еще пара минут  мне  потребовались  для  визита в туалет. От этих
переживаний желудок и мочевой пузырь тоже расстроились  и требовали  свое. В
клозете  меня  и  застал  в  "позе  орла"  Серега,  которого  полкан  послал
проверить, не провалился ли я часом  в "очко"  (унитазов вьетнамцы почему-то
не  любили).  Такая забота  меня просто  растрогала,  и  я  покорно поплелся
обратно в зал дослушивать полкана, который даже не взглянул на меня, когда я
скромненько пристроился неподалеку от двери...



     Не  мог  заснуть перед заданием,  хоть  тресни,  лупал глазами,  считал
слонов,  жирафов,  тараканов -  не  помогло. Где  вы,  великие  психологи  и
психиатры,  которые гарантировали, что научили нас  спать в  любых условиях.
Может в  другой  раз  я,  и уснул бы хоть  ненадолго, но  последние  события
здорово на меня подействовали. Не  каждый  день по твою душу приезжают аж из
Москвы, да еще с такими подарочками.
     Я взглянул на светящийся циферблат "командирских" - 2 часа, до рассвета
с  ума можно сойти. Ребята  сопели во  все дырки и мой  тихий уход в коридор
никого  не потревожил. Закурить  я не решался, чтобы  не вызвать  нездоровых
ассоциаций и ноги автоматически повели меня к родимой радиорубке  - посижу с
Колькой, пошарю по "кефиру"...
     Бетонные  ступени  лестницы  приятно  холодили  босые  пятки, и  я  шел
нарочито медленно,  продлевая удовольствие и потому совершенно  бесшумно. Но
на последнем этаже пол был  обычный, деревянный и те (я сразу засек, что шли
двое)  шли тоже  почти  бесшумно,  если  бы  не  едва слышное  поскрипывание
рассохшихся досок. Кажется,  не мне одному не спиться... Желание тащиться  в
радиорубку у меня сразу пропало.
     Только  я услышал знакомый звук  набора шифра  и тихое клацанье запора.
Свет  от  дежурной синей  лампочки  на секунду  сделал  черноту  в  коридоре
призрачной и исчез. Раз люди с  такими предосторожностями заходят туда, куда
им  не положено,  значит не  стоит их  уведомлять,  что я их видел -  меньше
знаешь,  крепче  спишь. Только вот со сном  загвоздка, теперь мне уже совсем
расхотелось  спать.  Я присел на ступеньки  лестницы,  ведущей на  чердак, и
почувствовал запах  сигареты - пролетом выше кто-то недавно курил.  Стараясь
ступать еще тише, стал подниматься вверх по  ступеням,  прижимаясь  спиной к
стене. Огонек окурка описал дугу и рассыпался искрами на верхней площадке. Я
пригнулся и правильно  сделал  -  кто-то бросился на меня  сверху и, судя по
завихрениям воздуха, здоровенный кулак скользнул по мой макушке и врезался в
стену. Поняв,  что  промахнулся, неизвестный издал понятное в  таких случаях
хрюканье от боли, не стал повторять попытку  и промчался по лестнице вниз  и
остановился на этаже, где располагалась радиостанция и замер, ожидая меня.
     Мне спешить  было некуда и  вовсе не  хотелось, чтобы второй раз он  не
промазал.  И  что все так хочется врезать мне именно по голове?  Она и так у
меня  не  очень,  а если  стучать  по  ней регулярно,  так  ва-ааще! Пока  я
лихорадочно  соображал, на этаже вспыхнул свет, и мой противник рванул вниз,
не дожидаясь меня. Свет потух  через  пару секунд так же  неожиданно,  как и
включился. Времени у меня было в обрез.  Я сделал тот же  маневр и, стараясь
все-таки двигаться  осторожно,  почти  бегом рванул  к своей комнате и снова
забрался  под  противомоскитную  сетку на родной коечке.  Все  эти чудеса  в
решете меня  начали  тревожить  всерьез  -  жили  себе  спокойно,  лазили  к
"южакам", таскали, что плохо или хорошо лежит, и горя себе не знали, так нет
же, какие-то тайны Мадридского двора начались...
     Куда девался  мой таинственный  соперник, непонятно - я  был  на  жилом
этаже  двумя-тремя секундами позже его, а ни одна дверь  не скрипнула. Стало
быть,  он  рванул ниже? А там  что?  Кладовки,  подсобки,  кухня, столовка и
прочая дребедень. До утра  он там сидеть не будет. Стало быть, успел  раньше
меня  залечь в свою  кровать,  но в  какую  и зачем  ему надо было сидеть  в
темноте?  Ждал  меня?  Это  вряд  ли, кто  мог  знать,  что  меня потянет  в
путешествие  по   этажам   этой   ночью?  Чепуха   какая-то   бессмысленная.
Случайность? Может, может...
     Ребята от сопения перешли к  сольному храпу, причем никто из троих моих
соседей  по комнате не прерывал  другого, Едва один заканчивал, начинал свое
соло другой - прямо по законам джаза. Молодцы, если б вы еще и на чем-нибудь
умели играть кроме, дребезжащей гитары,  вам бы в  мире цены не было с таким
чувством ритма.
     И  все же  джаз-храп не помешал мне услышать шаги в  коридоре  - подвел
рассохшийся пол. И  опять  шел  не  один человек,  потом они остановились, и
теперь уже я  четко  услышал, что  по жилому коридору продолжил путь  только
один. Другой  (или другие) исчез, испарился,  улетучился! Скрипнула дверь  -
этот  одинокий  прохожий нашел  свою  комнату,  а  куда  девался другой?  По
лестнице можно идти бесшумно даже  в сапогах,  но куда - вниз или вверх? Все
эти рассуждения  сильно утомили мою  пострадавшую совсем недавно  голову,  и
меня потянуло в сон.
     Я отключился мгновенно,  едва успев зафиксировать  время  - на все  мои
путешествия у меня ушло всего 24 минуты...
     Спал  я недолго и проснулся внезапно, как будто что-то  разбудило меня,
но вокруг  была чистая прозрачная тишина,  Мои кореша спали перед рассветом,
как младенцы -  тихо и мирно. У меня же сна  снова не было ни в одном глазу,
но на  сей раз у меня  не было желания прятаться.  Наоборот, используя  свою
привычку рано вставать, я поднялся, не особенно заботясь о тишине (разве что
чуть-чуть, в  рамках приличия) и вышел  на  улицу. Часы показывали ровненько
четыре - прекрасное время для пробежки и небольшой разминки. Такая уж у меня
привычка. Я спокойно дважды обежал здание школы, боковым зрением стараясь не
упускать из виду окна жилого этажа. Рыбка клюнула - чье-то лицо на мгновение
промелькнуло в  третьем слева  окне. Кто-то еще  страдал бессонницей, только
вот кто: третье слева  окно  было в так называемой комнате отдыха, и там мог
быть  кто угодно. Но  кое-какой  улов все-таки был  и я, не испытывая больше
судьбу тем же  темпом двинул по знакомой тропке к безымянной речушке - нашем
любимом месте для негласной выпивки или просто раздумий. Вода была теплая, и
хоть немного остудила потное тело. Речушка была воробью по колено, и  вместо
плавания  просто  приходилось лежать  в воде,  уцепившись за ветки.  Я уже с
удовольствием  подумал,  как приятно будет  бежать назад  в мокрой  одежде и
увидел  ногу. Солнце еще  пряталось в густой  дымке  тумана почти над  самым
горизонтом, но  голая ступня и  в  этом свете выделялась на фоне зелени, как
попугай на Северном полюсе. Бредя по колено в воде, я осторожно подошел.
     Из воды на берег выходить мне почему-то не очень хотелось - земля здесь
всегда влажная и следы на ней... Просто мечта криминалиста.
     На берегу лежал  Толян. Толька. Анатолий  Григорьев. Рядом на аккуратно
расстеленном куске  брезента лежали  масленка, пара запасных  обойм, россыпь
патронов,  промасленные тряпочки  и початая  бутылка  со  стаканом.  И  все.
Человек пришел  немного расслабиться (несмотря на все запреты  не пить перед
рейдом)  и  почистить оружие. Картинка  мирная  и  в наших  условиях  просто
идиллическая. Все было нормально, если  бы не  кроваво-черная дыра в  горле,
чуть  пониже  подбородка, куда  вошла  пуля  из  "стечкина",  который  Толян
продолжал сжимать в левой руке. Выходного  отверстия с  моего места  не было
вино,  но разбросанные  чуть не на  полметра  вокруг  кровь и  мозги  давали
понять, что помощь не нужна...
     Машинально взглянул на часы - 4.55. Еще тридцать пять минут до подъема.
А еще через час и пять минут - выезд на воздушную базу.
     Я побежал  прямо по воде, чтобы выскочить на разминочную тропу  хотя бы
метрах  в  трехстах от места последней выпивки  Толяна. Лицо,  мелькнувшее в
окне, вполне за это время могло вооружиться и биноклем.  Дно было скользким,
и  я  изрядно  запыхался.  Кеды  были в  вонючей грязи, и пока я их отмыл до
приемлемого вида,  у меня оставалось  ровно двадцать минут на обратные почти
полтора километра. Почти  уверенный, что  за  мной внимательно наблюдают,  я
делал  все,  что положено  в  таких  случаях  -  временами  ускорялся, резко
разворачивался  и  бежал назад, несколько раз,  а два качал маятник", короче
занимался  самым обычным для  нас делом без всяких  признаков паники, спешки
или тревоги. Все, как обычно, разве что только один или два моих друга могли
знать, как  я не любил все это проделывать на тренировках,  и  удивились  бы
моему усердию.
     У здания я  был  без  трех минут подъем.  Мой вспотевший вид  никого не
удивил - просто решил человек размяться,  его недавно  трахнули  по головке,
вот  у  него  и  проснулась  любовь  к  физическим  упражнениям.  В  душе  я
внимательно посматривал на ребят,  ничего особенного не  заметил,  как и то,
что в этот день  никто  на дальнюю пробежку к речке не решился -  времени на
сборы дали маловато, а  отсутствие никто и не заметил в  идиотской атмосфере
сборов, это был не его черед идти на смерть. Был бы. Если б уже не наступил.
Но  докладывать мне об  этом не  хотелось, нутром  чуял, что  попал в  такую
заваруху, что в джунглях, под пулями буду в большей безопасности, чем здесь.
Игра пошла нешуточная, а я даже не знал правил. Так что сиди и помалкивай.
     Ел обычную  китайскую тушенку механически  и боялся смотреть  часто  на
часы  -  хотя  самым  заветным желанием  было  убраться  отсюда  подальше  и
поскорее.  Полкан  тоже завтракал с нами. Он все больше пугал меня  -  после
того разговора он то  появлялся на базе, то уезжал, беседовал с командиром и
ни разу не попытался даже заговорить  со мной. Командир тоже общался со мной
по поводу задания - не больше того и помалкивал обо всем остальном.
     По традиции остающиеся  на  базе  переволокли  нашу  амуницию  в крытый
грузовик, и  вся  группа  ровно  минуту  постояла  молча  -  каждый  пытался
вспомнить, не забыл ли что, а остающиеся просто на всякий случай прощались с
нами. Может кто-то и не вернется...
     Чей-то голос крикнул: "Эта война..."
     Рев ребят закончил фразу: "Не наша!"
     Тот же голос продолжил: "Но мы... победим" - закончили мы.
     Двадцать семь кулаков  врезались в ладони,  которые тут  же  скользнули
вниз, образуя самый оскорбительный  для всех мужиков в мире  жест. Полковник
дико смотрел на всю эту процедуру, но промолчал и уставился на, словно хотел
что-то ему сказать, но только вяло махнул рукой.
     Ребята вмиг вспрыгнули в борт вертолета МИ-6  и уже оттуда мы кокетливо
сделали ручкой остающимся. Пилот Вася (никто не знал, как его зовут на самом
деле,  да и  не интересовался) рявкнул "Добро пожаловать,  крысы"  и  врубил
двигатели, после чего  всякий разговор превратился  в пытку. В Ми-6 дрожало,
вибрировало и тряслось  все, что только могло это  делать. Зубы стучали, как
кастаньеты, если кто-то пытался приоткрыть рот. Да и говорить было не о чем,
все  сидели  и пытались задремать в этом  вибрирующем  спальном вагоне. Вася
отлично знал маршрут, где нас надо высадить и улетать, чтобы снова прилететь
и  забрать то, что от  нас останется. Он был пилот божьей милостью и если бы
он  летал  не  на этой  летающей мишени Ми-6, он бы сделал  карьеру в  любой
стране мира, где есть вертолеты.  Он был отлично проинструктирован и никогда
не задавал лишних вопросов. Это нас устраивало, его тоже - мы были квиты.
     По-своему мы его даже  любили - он всегда ждал нас там, где  надо, даже
если его толстопузый был изрешечен пулями  и напоминал  дуршлаг. Вася всегда
прикидывался этаким дурачком, которому все равно кого или что надо везти. Но
мы видели слеза на его глазах, которые он безуспешно пытался сдержать, когда
мы однажды грузили два трупа, которые были нашими  товарищами  и которые еще
пару дней назад обменивались с ним шуточками.




     Когда  "вертушка"   идет   по   рельефу   местности,  слабонервным   не
рекомендуется заглядывать  в  иллюминатор,  а  если  учесть,  что  местность
горная, тем  более.  Каждая  скала,  кажется, летит точненько на тебя, а  до
стенок ущелья  можно  дотронутся  рукой.  Неизгладимое  впечатление, гораздо
интереснее, чем в Диснейленде (хотя я там ни  разу не был). Я отвернулся  от
иллюминатора  и закрыл глаза - было о чем поразмыслить. Главное, что я понял
-  где-то  там,  наверху,  готовится  грандиозная   операция  по  внедрению,
возможно, этого нашего Координатора, которого мы и в глаза не видели, только
выслушивали его задания. Как отвлекающий маневр - наша  группа и, частности,
я. Значит, я не должен вернуться.  Тогда и волки сыты и овцы целы. Я виноват
в провалах операций, но меня уже нет, значит  и свалить меня можно  все, что
угодно.  И операцию задумали смертельную. Это же надо было придумать такое -
украсть  из-под носа американцев целехонькую  "Кобру" с последними новинками
вооружения и системами наведения. И группа отправилась нестандартная  - семь
человек  плюс  пилот,  на  случай  если  американские пилоты  заартачатся  и
вздумают  разыгрывать из себя героев. А  для нас  этот пилот лишняя обуза  и
головная боль - ничего, кроме  пилотирования его обожаемого вертолета делать
в джунглях не умел. Значит, нам придется рисковать лишний раз,  чтобы пилота
не  подстрелили, он  нужен был не  только живым,  но и полностью невредимым.
Сделать  это было  для  нас  непросто и Сашка,  в этот  раз старшой  группы,
показал пилоту увесистый кулак и  произнес, четко  выделяя слова: "Слушаться
каждого и  выполнять не  раздумывая.  Иначе  в лучшем  случае тебя убьют,  а
раненые  нам  самим  не нужны". Может Сашка,  и перегнул палку, но по  опыту
знаю, это лучше, чем пытаться подробно объяснять, что, как и что почем.
     Вася:  он  весь светился добродушием и заботой. Просто слуга царю, отец
солдатам.
     И  Командир чуть было не выдавил из  меня  скупую мужскую  слезу  -  он
подошел  ко мне, обнял  меня и трижды  расцеловал в обе щеки.  Как у меня не
выпали  глаза на пол  от удивления, не  знаю,  но сдержался и  в  ответ тоже
лобызнул  в его чеховскую бородку.  Было от чего распустить нюни - наверняка
он просто прощался со мной...
     В  вертолете  я  заметил штабель  ящиков,  тщательно  прикрытых  старым
куполом парашюта, другие же ящики со  всеми нашими  причиндалами лежали безо
всякой упаковки.
     Затем мои мысли перенеслись к мертвому Толяну на берегу у речки. За что
его   прихлопнули?  Что   его  убили,  и   пытались  сымитировать  случайное
самоубийство, у  меня  не было никаких сомнений.  Дело в том, что Толян  был
левшой, но в детстве и дома и в школе учили действовать только правой рукой.
Он  ел и  писал правой рукой, однако  во всем  остальном левая  была  у него
главная.  Так вот, Толян держал "стечкина" в левой руке, а ершик - в правой.
Человек, хладнокровно застреливший Толяна, был не из наших - мы хорошо знали
эту особенность Толяна и первое время даже подшучивали над ним... Стрелял не
наш и Толян тоже не застрелился случайно.
     Возможно,  ответ содержится  в еще одном  сложенном  вчетверо конверте,
который я обнаружил в куртке после горячих объятий Командира. Но вокруг было
слишком  много лишних глаз и приходилось  ждать удобного  случая.  Я понимал
Командира -  спасти меня  от  высшего командования  он не  мог, даже если бы
вызвал  на дуэль  (это  в  его духе) самого Генерального секретаря  КПСС. Он
слишком  хорошо знал  всю  подноготную системы -  попади я  в Союз  живым  и
невредимым, даже с  иконостасом, как у  самого Генерального секретаря, ничто
меня не спасет. Тотальная  подозрительность  и абсолютная  уверенность,  что
грехи  есть у  всех, обрекали меня  на то,  что мне оставались два  наиболее
вероятных выхода: или я признаюсь  во  всех  возможных прегрешениях, включая
то,  что  я  являюсь  заместителем  директора  ЦРУ  по компьютерно-фекальным
коммуникациям с марсианами или я бесследно исчезаю. Третьего выхода не было,
или я его просто не видел.
     Ясно,  что задание было  безысходным, но  шанс всегда есть и может этот
шанс, и  казался  Командиру спасением для меня? Может  быть. Командир всегда
был  романтиком и,  несмотря на  профессию,  порядочным человеком. Хотя вряд
ли...  И  он не  верил.  Оставалось одно - геройски погибнуть при исполнении
задания и спасти хоть свое имя.




     Костерчик мы развели в  неглубокой яме, бывшей воронке заросшей травой,
обнаружить нас можно было только с воздуха. Да и  опасаться особенно  некого
было. Для американцев, конечно камбоджийская граница  и существовали, а лишь
как линия на карте, но они старались не держать здесь крупные гарнизоны  или
базы.  Так, по  мелочам, на всякий случай, именно такой случай они  подарили
нам.
     Ми-6 мы разукрасили так, что его мама родная не узнала бы - ради такого
случая скрутили несколько бананов и посадили их вокруг вертолета,  все,  что
можно  было  принять за  какой либо механизм, украсился  гирляндами лиан,  а
лопасти  просто  обмотали ими.  Теперь  в течение двух дней его  можно  было
обнаружить, только  случайно наткнувшись на  него.  С  воздуха тоже. Но  дня
через  два дня срубленные бананы будут жухнуть,  и  желтеть и вот тогда  наш
"мишка"  будет заметен даже с  беспилотных самолетов-разведчиков,  как лимон
среди снега. Но мы надеялись вернуться за два дня: так что, оставив Кольку в
помощь  Васе -  без  привычки в джунглях одному очень  не по  себе, а пилоты
народ воздушный, где уж им ночевки в джунглях в одиночку.
     Сашка  засек вьетнамцев первым, опередив их командира, секунд  на пять,
еще через полсекунды в его руке оказалась ярко-голубая косынка, своеобразный
пароль.  Стволы  с  обеих  сторон медленно опустились,  и  мы отправились  к
вьетнамской  временной  базе.   Обнаружить  вход  в  нее  можно  разве  что,
провалившись в отверстие  диаметром сантиметров пятьдесят.  Мы втиснулись  в
кромешную  тьму  подземелья. Тогда один из вьетнамцев  закрыл  вход крышкой,
наверху которой, как ни в чем, ни бывало, росла самая обыкновенная трава.
     В  сырой подземной пещере величиной  чуть больше коммунальной кухни  на
корточках сидели  вьетнамцы - как выяснилось, они  уже  четверо суток сидели
здесь,  не высовывая носа. Это  были  профессионалы  своего дела  - Ханой не
пожалел для  нас лучших рейнджеров из пресловутой  Первой спец  бригады.  Мы
были  наслышаны  об  их  операциях  и  искренне   радовались,  что  придется
действовать  действительно  с  профессионалами, а не вчерашними крестьянами,
только  недавно  получившими автоматы. У  этих  ребят было  даже собственное
прозвище - "летучие  мыши". Их  способности  уходить от преследования  после
операции  стали просто легендарным,  только вот  запах, царивший  в  пещере,
вызывал рвоту - пахло мочой и экскрементами. Вальку вытошнило, чуть ли не на
самого  командира, и  валькина блевотина добавила новые нюансы  к  имеющимся
запахам.
     Сашка с главным вьетнамцем при свете фонарика что-то горячо  обсуждали.
Вьетнамец прилично шпарил по-русски - даром, что  ли учился в нашем училище,
а то  и  в академии.  Мы  мужественно привыкали к  запахам  и  с  удивлением
обнаружили,  что  и к этому можно  привыкнуть. Затем и  мы присоединились  к
Сашке. У вьетнамцев разведка была поставлена отлично: на карте были нанесены
все  постоянные  и  передвижные огневые  точки, количество  и тип оружия  на
каждой,   точное  число   охраны,  полный   список  состава   базы,  включая
американцев-пилотов  и  техников.   Был   точный  график  смены  караула   и
контрольных проверок. Был даже подробный план  казармы, где все свободные от
полетов и вахты пилоты  отдыхали, Короче,  было  все,  что  мог бы  пожелать
командир  группы,  желающий  эту  базу  уничтожить. Но  задачка  у нас  была
посложнее  -  нам  нужен  был  не  обгоревший  остов вертолета,  а полностью
целехонький со всеми его ракетами, пулеметами и радарами.
     Сигнальная  система  вокруг  базы  была электронной,  хотя и  не  очень
сложной,  вроде  той,  что применяют  наши "погранцы" на границах "железного
занавеса". Словом  тронь  или разорви контакт в  каком-нибудь месте - взвоет
сирена, пульт  укажет с  точностью  до  метра, где  это произошло.  В общем,
детский сад, но  это  и  понятно  -  база  являлась  резервной и постоянного
участия ни в каких действиях не принимала - нечто вроде скорой помощи, когда
рядом нет настоящего врача. Но  система не  давала возможности проникнуть на
базу незаметно, пульт  управления наверняка в здании,  а до  него  надо  еще
добраться...
     Оставалось одно  - отвлекающий маневр  и  его должны были  вьетнамцы. И
принять бой со  всей охраной базы, так что шансов  уцелеть у них практически
не было. У нас  же  их не было совсем.  Они  погибнут  за свое  правое  дело
Ленина, Сталина и Хо-Ши-Мина, а вот нам гибнуть за их правое дело вовсе и не
хотелось, но у  нас был  приказ  и все. На  этом  все сомнения  и  дискуссии
убирались прочь.
     В системе огневой защиты база  была одна  малюсенькая оплошность, и  мы
хотели ее использовать. Две из сторожевых вышек находились по разные стороны
небольшого  холма и  вполне могли помочь  друг  другу  огнем,  однако третья
отстояла от  этих двух метров  на  200, и этот самый холмик создавал мертвую
зону для ее пулеметов. Тут нам и придется  прорываться на  территорию  база,
пока вьетнамцы будут имитировать нападение в другом конце аэродрома.
     Короче,  план  не отличался ничем оригинальным и был прост, как грабли.
Единственная трудность состояла в том, чтобы  убедить вьетнамцев не бить  по
вертолетам. Они были весьма удивлены - налет на базу, а вертолеты беречь? Не
знаю, что уж там им растолковывал их командир, но, судя по всему, убедил их.
Потом наступила наша очередь, обсудить  дела наши  невеселы. От линии защиты
до казармы  было примерно 100 метров и  столько же от казармы до вертолетов.
Одна из "Хью Кобр"  оказалась ближайшей, затем два "Хока" и еще две "Кобры".
Стометровку я  бегал  за 13 секунд.  Не  мировой  рекорд, но для  прицельной
стрельбы не очень удачная мишень.




     Согласно писателю Ефремову - час Быка, наилучшее время для плохих  дел.
Ну а  наше дело назвать хорошим можно было только  с большой натяжкой  и  то
только с точки зрения марксизма-ленинизма. Пока мы по очереди протискивались
через  дыру,  именуемую входом в убежище,  было уже светловато. В ход быстро
пошли  тюбики  с  краской  и  скоро  мы  стали  похожи  на  племя  команчей,
выступивших на тропу войны, а вьетнамцы после недельной отсидки в своей норе
были достаточно  грязными и без  маскировки.  Рюкзаки мы оставили  в  кустах
возле убежищ и быстро разобрали портативные рации - единственная связь между
группами, быстренько проверили на прием и вырубили до самых крайних случаев.
     Сашка  поднял  вверх обе руки с  растопыренными  пальцами: "Идем  все".
Разговаривать  и  обсуждать  что-либо  времени   уже  не   было.  Оставалось
действовать. Вьетнамцы  скоро свернули в  сторону, на  их  лицах нельзя было
увидеть и  намека, что идут они почти  наверняка  без надежды вернуться - их
задача продержаться, как можно  дольше, прежде чем  их успеют ухлопать. Наши
жизни  тоже были сейчас в их  руках,  оставалось  надеяться  только  на этих
маленьких солдат с "калашами" и гранатометами.
     Мы,   проклиная  всякую  грязь   на  свете,  подползли  к  самой  линии
ограждения. Вот она - тронь и через полминуты ты  уже будешь не человеком, а
трупом. Наконец  ударили  гранатометы.  Одна  мина  абсолютно точно  накрыла
ближнюю  от нас точку, вторая попала в основание,  но точка не повалилась, а
продолжала  косо  стоять и ответила  длинной  очередью  из  М-60. Но работал
только один пулемет и не в нашу сторону.  Ждать, пока вьетнамцы окончательно
заткнут ему глотку,  было нечего и  в  мы вчетвером, пригибаясь за маленьким
пригорком, рванули к охранной линии. Удар ножа и... ничего, вьетнамцы успели
ее повредить, а  эта  система  дважды  не срабатывала.  Пилоту  мы  оставили
автомат и приказали не  высовываться и в бой не ввязываться, появиться, если
только сами  не вызовем его по  рации. Итак, у  нас  осталось два "калаша" и
"драгунка" с  оптикой  для прикрытия. Ничего, жить можно. Справа, со стороны
вьетнамцев  пальба  разгорелась   нешуточная,  видимо   подоспели  мобильные
патрули. Мы выжидали, чтобы как можно патрулей ввязались в эту драку. Палили
все,  даже с дальних концов аэродрома  без  всякого успеха  -  палили, чтобы
спрятать  страх. Утробно  ухнул  еще раз  гранатомет, и вторая ближняя точка
превратилась в  кучу  горящих обломков. Теперь у вьетнамцев  была еще  более
сложная задача - укрепиться  на месте бывших огневых и прикрывать наш бросок
к  казармам. Удивительно было то,  что из казармы  никто не выскочил,  чтобы
ввязаться  в  эту  заваруху. Или  пилоты  слишком ценили свою  жизнь,  чтобы
подвергать  ее опасностям, не имеющим  отношения  к их профессии, или решили
забаррикадироваться и превратить казарму в опорный огневой пункт.
     Ждать было больше нечего, справа бой был в самом разгаре и на нас никто
не обратил  внимания. Ни одной  очереди в нашу сторону не последовало, то ли
их сбила с панталыку  наша американская форма, то ли  они решили, что пилоты
тоже решили поупражняться в стрельбе, но до казармы мы добрались безо всяких
приключений. Еще ранее  было условленно, что минимум два  пилота должны быть
живыми и без единой  серьезной царапины - фонарь  под глазом  или  свернутая
челюсть  в эти ограничения не входили. Из казармы  никто не  высовывался,  и
оттуда  не было ни  одного выстрела, хотя бы  для острастки. Сашка опробовал
дверь плечом - заперта надежно. Он махнул  мне рукой. Как ни удивительно, но
нас пока не обнаружили и лишь изредка шальные пули взвизгивали  над головой.
Но такое везение не могло быть долгим...
     Я быстро  прикрепил кусок пластиковой  взрывчатки С5  в  районе  замка,
воткнул детонатор и оставил минимальный кусок шнура - времени не было. Взрыв
прогремел  не  слишком  громко  на  фоне  пальбы,  и  дверь  была   раскрыта
нараспашку. Заходите, пожалуйста, дорогие гости.
     Но распахнутая  дверь,  окутанная пылью и дымом,  привлекла внимание со
сторожевой вышки. Пулеметчик прекратил  бессмысленную стрельбу по вьетнамцам
и целиком  переключился на нас, хотя  расстояние было  далековато для точной
стрельбы, но и парень за пулеметом  знал свое дело. Первая очередь хлестнула
по  земле  метрах  в  десяти,  и  это  не радовало, вторая прошла чуть  выше
(пулеметчик выбирал прицел). Следующая, по логике должна была накрыть нас, и
выбор был один - врываться в  казарму, где тоже  могла нас встретить очередь
из  М-16. И она грохнула довольно точно  - Женьке разнесло голову,  и брызги
крови и мозгов ударили мне  в  лицо.  А второй выстрел янки сделать  уже  не
успел  - около моего уха громыхнула Валеркина "драгунка", а  он очень  редко
промахивался, и на этот раз тоже.
     В комнате  больше никого не  было, кроме  убитого  янки, но была дверь,
явно из листового  дюраля.  Славка сделал  через  нее несколько  выстрелов и
повесил на ручку гранату.  На  несколько  секунд  нам пришлось выскочить  из
комнаты  прямо  под пулеметные  очереди, но солдат  видимо не  ожидал  такой
наглости и взрыв разворотил дверь прежде, чем он успел полить нас свинцом.
     Да, пилоты было явно не из храбрецов, особенно в ближнем бою - это ведь
совсем не то,  чтобы поливать деревни и жечь их ракетами с высоты и быть при
этом почти в полной безопасности.  А  здесь стояли реальные люди с серьезным
оружием и с не  менее серьезными  планами. К  чести  американцев, они  сразу
поняли, что убивать сразу их не станут. Лишь один попытался что-либо сделать
-  он  медленно  потянулся  к кольту, но  пуля,  просвистевшая в  нескольких
миллиметрах  от  его  уха,  быстро  заставила  его  забыть  свои  ковбойские
привычки.
     Сашка  дал  мне знак,  и  я  вступил  в  игру. Перейдя с  матерного  на
английский,  я  как  можно грубо скомандовал: "Пилоты "Кобр" первые и вторые
налево, пилоты "Хоков" направо, техникам сидеть на месте. Не разговаривать и
даже не дышать".
     Таких  послушных  ребят я давно не видел - они рассортировались быстро,
как горох в  руках  опытного повара. Но один меня удивил. Он уселся на пол в
стороне от всех трех групп.
     - Это твое спальное  место или ты не умеешь водить даже  автомобиль?  -
пытался иронизировать я.
     - Нет, я  не  служу  в  армии  США,  я  вольнонаемный  инструктор  этих
молокососов, мне все равно, на чем летать, вот я, и не знаю, к какому берегу
мне пристать.
     Ребята  с  интересом прислушивались к нашему диалогу,  и  мне  пришлось
объяснить:  "Токарь-многостаночник, летает  на всем, что может летать. Пусть
посидит  отдельно. Он  мой.  Ребята  недоуменно переглянулись,  а Сашка  еле
заметно кивнул.  Старшим по  званию  здесь был майор, он даже успел нацепить
форму, тогда как на остальных были только отдельные принадлежности армейской
амуниции  - у  кого куртка,  у  кого штаны,  а  большинство  были  просто  в
спортивных костюмах. Ну не война, а отдых на курорте!
     - Джипы есть, - спросил я майора.
     - С той стороны навес. Там два джипа, оба с пулеметами.
     - Всем одеться по полной форме, как  для полетов. Все оружие сбрасывать
в тот угол. При малейшей попытке схитрить - стреляю.
     - Майор, все машины заправлены?
     - Под завязку на всякий случай,
     - Вот сейчас такой случай и наступил.
     Инструктор, сидевший на  полу передернул  плечами. Мне это понравилось.
Сашка выступил вперед и с жутким акцентом спросил по-английски:
     "Нам  нужны  два  пилота  для  "Кобры".  Если  доберемся  благополучно,
гарантирую жизнь, правда, в  плену. Но, думаю, это  все- таки лучше, если мы
перестреляем  вас здесь, как  стаю связанных  куриц, так  что  выбирайте. Но
прежде - все оружие, что может быть припрятано -  бросить в угол. Все делать
левой рукой. Некоторые с неохотой и досадой подаставали "кольты" и "беретты"
из карманов брюк и курток и с сожалением швырнули в угол.
     - Так, ножи тоже, - не отставал Сашка.
     Несколько стандартных армейских тесаков последовали за пистолетами.
     - Теперь займемся добровольцами, кто первый?
     Майор заколебался - неудобно перед младшими по званию, но  его опередил
здоровенный  детина  с  лейтенантскими  отличиями  на форме  и  внушительной
планкой наград. Майор шагнул следом.
     Сашка  довольно  оглядел  добровольцев и приказал всем  остальным  быть
паиньками и проследовать в нечто вроде кладовки. Все довольно послушно вошли
в кладовку,  Сашка  запер ее  снаружи, а Дима подпер ручку прикладом М-16  -
винтовка крепкая, просто так не сломаешь.
     Я проделал одну  несложную, но весьма необходимую операцию - пройдя  по
узкому  коридору,  я   без  труда  обнаружил  радиостанцию.  Сердце  у  меня
обливалось  кровью,  когда я  превращал эти электронные  шедевры  "Кенвуда",
"Сони" и прочих знаменитых фирм в груду бесполезного металла и пластмассы.
     Инструктору, продолжавшему сидеть на полу и  с  интересом наблюдать  за
всем происходящим, знаком я приказал оставаться  на месте. Нас осталось трое
на трое - Женька остался лежать возле входа с кашей вместо головы.
     - Другой выход к джипам есть?
     Майор кивнул  куда-то в сторону. Отлично, теперь надо попасть в джипы и
прорываться к вертолетам. Я  осторожно  приоткрыл дверь  -  стрельба была  в
полном разгаре, со  стороны ближайшей  вышки мы  были защищены казармой, вот
только как мы выскочим на  открытое пространство, тут  мы и станем мишенями.
Решили брать оба джипа  и  рассадить  пилотов "Кобр"  в  разные, мало ли что
случится на этих двухстах метрах. Инструкторы уже были под защитой фюзеляжей
вертолетов.  Они теперь  могли достать нас только  из подствольников,  но их
явно удерживало нежелание расстреливать собственные вертолеты.
     Пока  Сашка  с Валеркой запихивали  в  ближайшую "Хью  Кобру" майора  и
амбала,  я кивком  показал  моему  инструктору  на  соседний "Хок". К  моему
удивлению он спокойно и даже деловито полез в машину. Мне же предстояло одно
маленькое,  но  очень  важное дельце - прикрепить ко всем оставшимся машинам
маленькие  магнитные мины с временной задержкой. С двумя обошлось как нельзя
лучше, но третий вертолет стоял в сторонке, и стоило мне едва высунутся, как
пара  довольно  точных  очередей  (земля  попала  в  лицо!)  заставили  меня
отказаться  от своих планов. С земли швырять гранату  не очень-то  удобно, и
она не долетела  метров  десять. Уверен,  кроме дырок в бортах ничего  этому
"Хоку" не сделала. Пришлось ползком добираться к своему родимому вертолету и
ползком  взбираться в его открытое чрево. Мой инструктор времени не  терял и
как только  я оказался на  борту, дыша, как  рыба,  выброшенная из  воды, он
запустил  двигатель  и  теперь ждал команды  - покладистый парень, ничего не
скажешь.  "Кобра"  тоже свистела  винтами,  и я дал им знак взлетать.  Как и
положено  вертолету такого  класса  "Хью  Кобра"  прокатилась  по  площадке,
величаво  оторвалась  от  земли  и  вдруг неожиданно быстро начала  набирать
высоту,  при этом  умудряясь  уворачиваться от  пулеметных  трасс  с  земли.
Понятно, американцам тоже хотелось выжить...
     Инструктор хотел,  было  стартовать следом,  но я  знаком  показал  ему
оставаться на  месте  - надо было  забрать  ребят,  которые прикрывали  нас.
Увидев  что "Кобра" благополучно  взлетела, а  "Хок"  готов к взлету, ребята
рванули, что есть сил к вертолету. Но этот тип на вышке, как будто ждал их и
на открытом пространстве одной очередью уложил  двоих. Пилот, судя по  тому,
как он засучил ногами, он был  не жилец  на этом  свете,  Леху  тоже уложили
наповал - вокруг головы растекалась кровавая лужа. Олег попытался ползти, но
эта сволочь, как  на стрельбище всадила в него,  как в  учебную мишень,  еще
одну очередь. Садизм пулеметчика  спас Генку.  Он едва  успел  ухватиться за
боковые  поручни  и встать ногами на посадочную лыжу, как пилот  резко пошел
над самой землей в сторону уничтоженных нами накануне вышек. Через несколько
секунд мы  вышли  из  зоны  огня. Пилот  поднялся  выше,  по локатору  засек
опередившую нас "Кобру" и взял курс на нее.
     "Хок",  быстро догнал тяжелую "Кобру" и  вскоре  мы  пристроились к ней
немного выше и левее, как сторожевой пес возле хозяина, примерно в километре
позади нее.
     - Шеф, за нами эскорт, неожиданно сказал Энди  и ткнул  большим пальцем
назад.  Я  высунулся, насколько  мог, и  увидел  черную точку. Она,  похоже,
двигалась тем же курсом, что и мы.
     Чертов "Хок", который  я не  добил,  идиот несчастный! Теперь  получите
пилюлю! Мало тебе драки  на земле,  так  получай ее  еще и в воздухе. Что я,
Покрышкин, что ли?
     Энди  включил  внутреннюю  связь и неожиданно  сказал:  "Там была такая
суматоха,  что,  возможно,  никто и  не  заметил,  что  ты  в вертолете,  он
наверняка считает, что я один преследую "Кобру". Попробуем помочь ему".
     - Фокс Танго, я Фокс Дельта, преследую "Кобру". Это ты, Том?
     - Фокс Дельта, я Фокс Танго, а это ты, Энди. Как твои дружки на борту?
     -  Спят, как  младенцы и без доктора вряд  ли когда-нибудь проснутся, а
доктора у меня на борту нет.
     -  Роджер, Энди,  вдвоем  мы  этих  сукиных  сынов  посадим задом в  их
собственное дерьмо.
     - О-кей, Том, держись триста футов ниже и левее  меня. Никакой стрельбы
без команды.
     - Роджер, Фокс Дельта, выполняю.
     Вряд ли частоты уоки-токи и вертолетного приемника совпадали, но у него
мог быть сканер... Приходилось рисковать.
     - Сашка,  видишь горушку  справа?  Заворачивай за нее, спускайся на сто
метров ниже  и  жди.  Я  пройду  первым  -  что бы я  ни делал,  не  пытайся
вмешаться. Американец пройдет ниже, примерно  на твоей высоте.  Лупи по нему
из  пулеметов и пушек, авось повезет, но главное, отвлеки его хоть на десять
секунд. И ни в коем случае не дай себя сбить.
     Ракеты для тебя табу,  даже  и не  думай притронуться к ним.  Если меня
собьют, как хочешь,  но уходи к "мишке". Все, связь  кончаю, сейчас начнется
веселье.
     "Кобра"  сверкнула на прощанье хвостовым винтом  и смылась за скалы. Мы
последовали за  ней,  и  тут я впервые узнал,  что такое  падать на летающем
аппарате тяжелее воздуха, Наш "Хок" провалился вниз,  как в яму, точнехонько
на самые острые  камни,  которые я  когда-либо видел. Я  знал,  конечно, что
существует так называемый высший пилотаж на вертолетах, но лучше бы я только
знал о  нем  только теоретически, а не испытывал на  себе. Желудок почему-то
оказался у меня в горле, а мозги просто потекли из ушей.
     Том на несколько секунд потерял нас из вида и остановил своего мустанга
на  полном скаку,  разворачиваясь вокруг  оси и  выискивая,  куда  мы  могли
провалиться. Здесь в игру вступила "Кобра" - она открыла огонь из всего, что
могло стрелять, включая НУРСы, класса воздух-земля. Такой неожиданный  выпад
застал ковбоя врасплох, тем более, я  заметил, одна из трасс точно угодила в
фюзеляж,   правда   без   видимого   вреда.  Надо  отдать   должное,   Томми
сориентировался почти  мгновенно - его "Хок"  неумолимо  разворачивался всей
своей огневой мощью на "Кобру", несмотря на встречную стрельбу.
     Ему-то ракет  жалеть не  надо  было,  и стоит ему  захватить  в  прицел
"Кобру", тут ей и придет бесславный конец, как и всей нашей авантюре.
     Но  в деле еще оставался Энди. После сумасшедшего пикирования  на скалы
он стал выводить машину  из пике и послал ее вверх почти вертикально. Мне не
доводилось, не только  видеть, но  и слышать о подобных маневрах вертолетов,
но это было!
     В  результате я неожиданно увидел  брюхо  "ковбойского Хока"  абсолютно
точно в перекрестье прицела и не поскупился на боеприпасы - всадил все, пока
"Хок" не превратился в огненный шар с вкраплением крупных и мелких обломков,
среди  которых  находилось  тело   незадачливого  Тома.  Мы  вынуждены  были
прорваться  через  этот  шар -  времени  для  маневра  не было,  и  вертолет
вздрогнул - во что-то мы все-таки вмазались. Энди кивнул мне - посмотри, - и
я  полез  в хвостовой  отсек. Картина  была веселенькая -  здоровенный кусок
лопасти пробил фюзеляж, но не повредил ничего существенного, хотя сделал нас
похожими  на кита  касатку,  так  как большая  часть  чужой  лопасти торчала
наружу.  Но серьезных повреждений не было,  и  с этим  украшением мы  вполне
могли дотянуть до "мишки".
     - Сашка, вы в порядке? И как там янки?
     -  Порядок  полный, янки  хотят  жить и ведут себя  паиньками, никакого
героизма не наблюдается. А что это у вас там торчит из фюзеляжа?
     - Маскируемся под кита. Вперед, Саша.
     "Кобра" набрала  высоту и пошла прямым курсом по рельефу - у Сашки была
отличная карта. С легким отставанием мы последовали за ними.




     Добрались мы до базы с опозданием,  выбились из графика часа на четыре.
Надо  было  спешить.  Ребята  помянули  не  вернувшихся  символическими  ста
граммами и принялись  за работу - надо было  выгрузить ящики из Ми-6. Работа
была не из легких, ящики были довольно длинные и  увесистые. Я тоже вертелся
под  ногами,  помогая,  а  порой  мешая,  пока  меня  не отправили  восвояси
отдохнуть в родном "мишке", как недавно контуженного, что я  с удовольствием
и сделал. Но отдыхать мне не пришлось  - нашлась  как раз подходящая работа.
Убедившись, что  ничего не упустил,  я с  удовольствием растянулся  на куске
брезента.
     Не  успел  я  закрыть  глаза,  чтоб хоть  немного подремать - когда еще
удастся, меня тронул за плечо Колька.
     - Слушай, Сашка сказал, что твоя уоки-токи что-то барахлит, возьми мою,
а  мне  она не  понадобится в  полете,  у  меня переноска есть. А к  этой  я
дополнительный аккумулятор поставил.
     Действительно, к  рации плотным слоем  изоленты был прикручен  еще один
аккумулятор, теперь  я  мог  не  так  уж и экономить питание,  да и мощность
несколько возросла.
     Спорить  мне не  хотелось, я  отстегнул свою рацию от  пояса и протянул
Кольке.  Колькину  положил  рядом,  потом   пристегну,  не  хотелось  терять
последние минуты для отдыха. Скоро суматоха  разгрузки  затихла, все уселись
покурить,  даже  американцы,  за исключением Энди,  который  успел  вытащить
обломок лопасти и пытался заделать дыру в фюзеляже "Хока" листами дюрали.
     -  Ну что, "крысы" потопали  домой,  - первым  поднялся  пилот Вася.  -
Времени в обрез, как раз до темноты успеем добраться до  моей базы. А там вы
уже почти дома. По машинам.
     Все дружно встали и недоуменно уставились на меня. В каждой руке у меня
было по "стечкину" и стволы были направлены на моих друзей.
     -  Стойте,  где стоите,  и  не  делайте  глупостей.  За  автоматами  не
бросайтесь  - они  без магазинов,  к пистолетам рук не тянуть,  а  тихонько,
левой ручкой по одному бросить их мне под ноги, ясно?
     Колька  рванул пистолет из-за пояса, но я был готов к  такому  повороту
событий и спокойно прострелил ему руку чуть повыше кисти. Он  взвыл  и зажал
рану  рукой. Упавший  пистолет  Сашка  ногой  отшвырнул  ко  мне,  остальные
спокойно бросили свои пушки, и даже Вася брезгливо бросил свой "макаров".
     -  Все,  ребята,  нам  больше  не  по  пути.  Передайте  вашему сраному
полковнику  и Командиру,  что мне больше не хочется  подставлять свою голову
под пули за их идеалы.
     Если  они  им так  дороги, пусть лезут в  это  пекло  сами.  Полковнику
отдельно передайте, чтобы он не забыл поцеловать себя в задницу.
     Особо теплые пожелания родной партии и любимому правительству. А теперь
сбросьте мой рюкзак и моток репшнура, а сами по машинам, как сказал Вася.
     Да, кстати, не особенно жалейте  Кольку -  он на всех вас стучит аж  на
самый  верх, так что не знаю, на кого свалят весь этот бардак.  И еще, перед
отлетом  я  нашел  Толяна,  знаете,  на нашем  месте  у  речки.  Его  кто-то
пристрелил, видимо он услышал или  увидел, совсем ему не положенное. А  если
следы не все успели  уничтожить, то поищите  след колькиных кедов -  у  него
особые, сам покупал. А может, он одолжил свои  кеды полкану  из  Москвы, кто
знает. Только я больше в ваши игры не играю.
     Пока, ребята, и не  советую за  меня заступаться - этот полкан зверь  и
проглотит  каждого за одно слово  в мою пользу.  Привет Командиру.  Вам пора
двигать.
     Ребята  хмуро  рассаживались  по  вертолетам  -   Сашка   и  Валерка  с
американцами, а в "мишке" остались  пилот Вася,  хныкающий от боли Колька  и
еще  не  пришедший в  себя  от  сумасшедших  маневров  Генка. Видно, что они
бесились от злости и явно были обескуражены ситуацией  - нечасто боевой друг
переходит на сторону врага. Такое советский человек сделать не может!
     Меня  же  волновала  другая  проблема  -  как быстро они  сумеют  найти
спрятанные в старом инструментальном ящике рожки для "калашей".
     Генка,  едва  отошедший  от  сумасшедшей  гонки  на  вертолетах,  вдруг
взорвался  таким приступом патриотизма и верности идеалам, что просто изумил
меня. Он всегда был  тихим,  неназойливым и  как-то даже  незаметным, а  тут
вдруг... Я оказался агентом ЦРУ, НАТО и даже Моссада. Кроме того, я был ярым
антикоммунистом (это уже горячо) и диссидентом  (это  точно), по которому не
только тюрьма,  но и виселица плачет (тут  он  перегнул -  в  СССР, как и  в
Германии при Гитлере обожают стрелять в затылок).
     Но  Сашка,  (этот  умница  Сашка)  приказал  Генке заткнуться (все-таки
что-то заподозрил) и махнул рукой начинать посадку. Вертолеты: сначала Ми-6,
а затем и  "Кобра" медленно оторвались  от  земли и отправились восвояси. Ни
одного выстрела с бортов не  было.  Я  сел на траву примятую  вертолетами  и
задумался, и  было о  чем. В том скомканном конверте от Командира лежали две
бумажки. Одна  из них - официальное подтверждение, что операция "Сайгон"  не
может  быть  отменена  никакими  другими  приказами  и  следует  намеченному
графику.  Вторая, личная  записка  Командира, была адресована мне  и  никому
больше.  О  том, что это может быть какая-то  липа, не  могло  быть  и речи,
Командир назвал меня моей студенческой кликухой, которая даже не значилось в
официальном досье. Вот эта записка, слово в слово: "Операцию  надо завершить
успешно,  верю,  что сделать это  можешь  только  ты. Но знай, независимо от
результата они  из тебя собираются  сделать отбивную,  прав ты или  виноват.
Помочь тебе не смогу,  прости, Джазист. Думай и решай. Я неторопливо, достал
свой "Зиппо" и сжег обе записки, тщательно растерев пепел пальцами. Вот тебе
и шарада: налево пойдешь -  голову  потеряешь, направо пойдешь - без  головы
останешься, выбор  весьма невелик. Энди подсел ко мне, но рта не  раскрывал,
видимо боялся нарваться на грубость. А что  я ему мог  сказать - вроде бы он
мой пленный, но находимся мы  в нейтральной вроде бы Камбодже,  пистолет я у
него не забрал, так кто у кого в плену?
     Что же с  ним  делать дальше? Просто  хладнокровно пристрелить я не мог
хотя бы  из благодарности  за  спасение  от того бешеного ковбоя.  Оставлять
здесь нельзя - тут моя база и здесь меня должны встретить те, кому я так был
нужен в Сайгоне, кроме того,  эти встречающие при одном виде  американца тут
же нажмут на спусковые крючки...
     Можно, конечно,  дать  ему убраться ко всем чертям со своим "Хоком", но
была у меня после всего, что произошло со мной в последние дни, одна смутная
идея, в которой все-таки минимальный шанс выжить у меня оставался. Но  уж от
слишком многих  факторов  (я  не говорю  о тех "бяках", что ждали  меня  при
выполнении операции) и  в  этих  смутных  планах вертолет  с  таким классным
пилотом весьма пригодился бы, когда придется уносить ноги. Оставалось одно -
поговорить с Энди.
     Сделав наиболее серьезное лицо из всех у меня имеющихся, я откашлялся и
начал лепить длинную лапшу,  искусно и  аккуратно навешивая  ее  на довольно
оттопыренные уши Энди. Наконец я выдохся и пустил в ход главный аргумент.
     - Тебе знакомо такое имя - полковник Дао Тхай?
     - Кто же  в Сайгоне  не знает этого  мясника. О нем такое рассказывают,
что поверить трудно.
     -  Если бы я рассказал тебе, что он делает со своими  жертвами на самом
деле, ты бы сам пошел и пристрелил эту помесь гориллы с гиеной.
     - Да, не отказался бы всадить пару пуль в его жирное брюхо.
     - А вот тут ты ошибаешься -  он  маленького росточка, худощавый,  ездит
только в армейском бронетранспортере с такой охраной, что с твоим пистолетом
к  нему приблизиться метров на сто  безнаказанно невозможно. И  все-таки его
надо убрать, слишком много крови он пролил и еще прольет. К твоему сведению,
не менее  семи американцев, якобы пропавших  без вести, свели счеты с жизнью
именно в ведомстве полковника.  И  поверь, смерть их  не была легкой. Я тебе
это  говорю,  головой отвечая за  свои  слова.  Я хочу,  чтобы ты  помог мне
размазать этого гада, как кусок говна на мостовой. Не хочешь помочь - у тебя
в  руках пистолет, а рядом вертолет. Один выстрел и ты через два часа будешь
пить виски с  соотечественниками.  Только  эта сволочь будет  ходить по этой
земле, и будет  считаться  лучшим  другом твоей обожаемой Америки. Знаешь, я
плохой агитатор, и прямо скажу - в Сайгоне ты мне на фиг не нужен, там я все
сам сделаю, а вот помочь мне уйти - ты можешь.
     Эндрю  сидел  молча,  только  вертел  в  руках  один   из  "стечкиных",
оставленных ребятами. Я повернулся к нему  спиной и пошел к вертолету, после
всей  этой  суматохи  жутко  хотелось  хоть часок вздремнуть. Честно скажу -
между лопатками было холодно, и тек пот, но я постарался не  ускорять шаг  и
небрежно растянулся во  весь рост и закрыл глаза. Уже через несколько секунд
я  намного расслабился, если он не выстрелил в спину, то  в спящего человека
стрелять  не  станет.  Это  была  моя маленькая  победа.  Попытка  подремать
растянулась почти на полтора часа.
     В сгущавшихся сумерках я начал сортировать и ящики, сгруженные с  Ми-6.
Они  были двух видов: четыре куба  весом примерно килограммов по  пятьдесят,
шесть  плоских  и  длинных -  килограммов  по тридцать.  Плюс два рюкзака со
всякой   всячиной  вроде  дистанционных   взрывателей,  километров  отличной
шведской лески (мечты рыбака) и  многое еще чего - наклейки на  ящики из-под
бананов и  ананасов, сделанные  на тончайших листах алюминия, топоры, пилы и
еще черт знает что - авось и пригодится. Энди смотрел на меня, как на факира
в цирке, но от вопросов воздерживался: он тоже хорошо усвоил правило, меньше
знаешь, крепче  спишь. Уже  стемнело,  когда я  закончил инвентаризацию, и я
полез  в вертолет, чтобы не засек мой фонарик  какой-нибудь  ретивый красный
кхмер, которых тут было пруд пруди, и  действовали они в  основном по ночам.
Из  кармана  жилета  я  достал гранату,  к  которой  медной  проволокой была
прикручена карта. Таких карт  на свете было всего две. У кого была вторая, я
не знал, и знать не хотел. С помощью Энди (он с готовностью профессионала не
отказался помочь) мы определили наше точное расположение. Мне  повезло  - мы
находились почти в центре  круга точек, где надо  было оставить  груз. Кто и
когда  заберет его  оттуда  -  меня не касалось.  Но  доставить  придется на
собственном горбу! С этой радостной мыслью я и заснул.
     Внутренние часы сработали четко, и  проснулся я, как огурчик,  примерно
за час до рассвета. Я приладил лямки к одному из кубов и, кряхтя, взвалил на
плечи.  Энди  с  интересом  следил  за   моими  манипуляциями,  потом  начал
взгромождать второй кубик себе на спину.
     Что  ж, две точки находились примерно в одной стороне, и с помощью Энди
я  сэкономил  бы  кучу  времени,  которого-то было  в  обрез.  Он,  наконец,
взгромоздил ящик  с множеством чертыханий  и  прочих неприличных слов, а так
как в английском нет  ни  одного  мало-мальски  длинного ругательства, то мы
довольно скоро двинулись в путь.
     Дорогой  или  тропинкой  это  можно  было назвать только из симпатии  к
Камбодже, но, тем не менее, всего за каких-нибудь часа два-три мы обнаружили
условные  знаки на деревьях и надежно  припрятали  ящики.  Возвращение  было
просто удовольствием без этих угловатых  сундуков, правда портила настроение
мысль  об  еще  одном  таком  грузовом  рейде.  А  пока  что  мы  перекусили
стандартным десантным рационами и немного полежали на травке, думая каждый о
своем. Две другие точки  находились в разных  направлениях, и я раздумывал о
риске  доверить Энди  часть  карты  с  нужной точкой.  Наконец лень победила
здравый смысл и я, разорвав  карту, вручил нужный обрывок Энди. С удивлением
я заметил  его благодарный взгляд,  но он был  настолько мимолетен,  что уже
через несколько минут я  считал, что мне  просто померещилось. Мы разошлись,
на сей раз в разные стороны, и меня всю дорогу мучили сомнения, правильно ли
я  поступил.  Как  ни  странно,  это бесконечные размышления  о  собственной
глупости или гениальности здорово  облегчили  мне путь, и я  не заметил, как
оказался на точке. Так, знак на месте, яма приготовлена, оставалось опустить
ящик и хорошенько прикрыть листьями и  лианами. Сюда  же я сбросил  и ящик с
дополнительным оборудованием  - этот тайник Энди доверить я не мог. Без него
вся моя  гениальная затея  превратится в пшик и весьма  слабенький, если  не
считать,  что погибнут  люди.  Много людей.  На  моей  совести  и  так  было
достаточно  смертей, порой  случайных и  ненужных, так  что  мне не хотелось
вешать на себя еще и эту неудачу. Тем более, план был полностью мой и никто,
кроме меня  и  Командира  не знал  его целиком.  Остальные  участники  могли
погибнуть, так и не узнав, за что. Но это было единственным шансом на  успех
- информация  с Юга на Север  и наоборот просачивалась, несмотря на все меры
безопасности. Идеология идеологией, но воевал-то один и тот же народ...
     Теперь  настала  пора подготовиться к тому, как уносить  ноги. Уйти  из
кольца,  которым   будет  наглухо  перекрыт  Сайгон  уже  через  час   после
праздничного фейерверка, само по себе было задачей практически невыполнимой.
Но, допустим, что такая невероятная история все-таки произошла (на этот счет
имелись  разработанные варианты)  и  я  должен  был включить свою  рацию для
наведения Ми-6 на нас, чтобы  другой вертолет  (не Васин, ему не  полагалось
знать) почти за  пятьдесят  километров от Сайгона мог  меня  забрать (или не
забрать,  если я  погибну  смертью  храбрых) в  очень  опасной  близости  от
настоящих вертолетных американских баз, где сидели не паршивые резервисты, а
настоящие асы и уйти от них на этой телеге Ми-6 было невозможно. Кроме того,
времени на уход  из Сайгона  было  маловато и мое поспешное  бегство целиком
зависело  от  сайгонских друзей. Оставалось  верить в  удачу  и надежду, что
никто раньше не продаст. И для них и для меня важно было  скрыть мое участие
в этой операции, зачем, правда, я не знаю -  красные советские уши все равно
были видны даже  зеленому  цэрэушнику.  А  там  сидели ребята  крутые, их на
мякине не проведешь. Но  приказ приказом, его надо  выполнить, но при этом я
все-таки  очень хотел  остаться живым.  Это были два  очень веских аргумента
(особенно  последний),  чтобы  я   с  особой   тщательностью  позаботился  о
благопристойном  улепетывании   с  места  преступления  против   суверенного
государства под названием Южный Вьетнам.
     Но все  это  я  отложил на  утро, слишком  мы устали, перетаскивая  эти
"гробы". Энди лежал рядом и тихо спросил: "Почему ты не убил меня, ведь ты и
сам бы справился с вертолетом. И удрать  ты можешь тоже без меня, я для тебя
просто обуза и ты уберешь  меня, когда тебе это будет необходимо. Или просто
брошу тебя и пойду к своим, а?
     - Пойти ты можешь, и потом долго будешь рассказывать многим ведомствам,
в  том  числе и преемнику этого  чертова ублюдка,  как ты  превратил  своего
коллегу в крошево обломков...
     - Но стрелял ты!
     -  А вот  это ты и будешь им доказывать. Во-вторых,  ты сам согласился,
что полковник Дао  Тхой  подонок, которому  места нет на земле, и даже помог
мне перетаскивать эти ящики. У нас это называется помощью противнику.
     - У нас тоже. Жалко тебя стало...
     - Это у пчелки жалко,  а  у тебя своя  голова на плечах.  Чего  ты сюда
приперся из своей Алабамы?
     - Не из  Алабамы,  а Калифорнии.  Денег подзаработать, я же не  служу в
американской армии, а работаю по контракту. Двести баксов за обычный  вылет,
тысяча - в районе боевых действий. Бабки неплохие, месяца через три контракт
кончится и можно домой и не с пустым карманом. Это вы, коммунисты, воюете за
какие-то там идеи, а мне баксы важнее любых идей...
     - А если бы я или северяне тебя пристрелили, нужны бы были твои баксы?
     Энди в темноте пожал  плечами: "За риск и платят.  А семьи  у меня нет.
Даже в наследство мои деньги никому бы не достались".
     - Ну, вот  и дорисковался: южаки тебя возьмут -  из тюряги не вылезешь,
северяне просто прихлопнут на месте, так что оставайся со мной. Мне  цыганка
нагадала, что я везучий, авось, вместе и выберемся.
     - Знаешь, Паша, хотя догадываюсь, что это не твое настоящее имя, думаю,
ты знаешь, что у нас был такой замечательный писатель О.Генри...
     - Ха-ха, он мне говорит про О.Генри! Да я его чуть не наизусть знаю.
     - Тогда  ты легче поймешь меня. У него есть рассказ "Дороги, которые мы
выбираем", так вот в нем герой  сказал  одну  гениальную  фразу: "Дело  не в
дороге, а в том, что внутри нас заставляет  выбрать ту  или иную дорогу".  И
сейчас я стою на развилке и решаю, какую из дорог мне выбрать.
     Ты  прав,  меня  затаскают  по  всяким  отделам  - от  ЦРУ  до  военной
контрразведки и  их вьетнамских друзей, которые с  радостью  выполняют самую
грязную работу, потому что наши чистенькие мальчики не выносят вида крови.
     Но даже не это меня пугает - в  конце  концов, в моей стране я все-таки
смогу  найти возможность  защитить  себя,  надеюсь,  во всяком  случае.  Это
маленький, но шанс. Как я понял, у тебя шансов нет. Если ты  чудом вырвешься
из  Сайгона,  за  тобой  никто не  прилетит, это раз, во-вторых,  тебя могут
просто убить твои же помощники, когда ты им не будешь нужен.
     - Вот тут, Энди, ты совершенно прав. Браво!  Дай-ка  мне мою уоки-токи,
что мне так  любезно оставили мои друзья.  Так,  вот  я  ее поставлю  на эту
развилку, я думаю, что с 50 метров ты не промахнешься...
     Энди с интересом наблюдал за моими манипуляциями.
     -  Дополнительный  аккумулятор, как  же.  Просто трогательная забота  о
ближнем! Так,  теперь приляжем за это дерево, зрелище, я  полагаю, будет  не
только поучительное, но и опасное.
     Я сунул в руки Энди "стечкин" с глушителем (для большего эффекта).
     - Проверим, чему тебя учили в твоей хваленой американской армии. Цель -
радиостанция, дистанция примерно 50  метров  или сколько-то  там ярдов, тебе
лучше знать. Попасть с первого выстрела, а то спишу в рядовые.
     - Паша, но ведь это твой единственный шанс на спасение, это же маяк!
     - Разговорчики, Энди! Огонь!
     Энди явно боялся промазать и уложил пистолет на ствол дерева для упора,
прицелился и выстрелил. Я мгновенно засунул его голову за  ствол дерева, ибо
эффект превзошел все мои ожидания. Мои дружки не  поскупились на взрывчатку.
Скорее  всего  и  радиостанция  и  "аккумулятор"  были  под  завязку  забиты
пластиковой  взрывчаткой,  а  металлические  корпуса  рации  и  аккумулятора
создали эффект мины.
     Полдерева от развилки, как  топором  обрубило,  а среди соседних прошел
ураган "Тереза".
     - Это  на  тот случай,  если я выберусь из Сайгона живым,  - пояснил  я
Энди,  а то вдруг он что-то не понял. -  Если бы  я включил этот маяк, то не
дай  тебе Бог  находиться  было  рядом  со мной. Эта  штука могла Белый  Дом
разнести вдребезги,  так что они работали  наверняка. Посмотрим, что  дальше
будет - это у них такие заготовки на будущее, а сейчас я им нужен  в Сайгоне
и до окончания операции, они будут беречь меня даже от простуды.
     - Плохой ты коммунист, видимо,  Паша, если тебя так запросто отдают  на
растерзание, а я, видно,  не  стопроцентный американец  из журнала "Тайм". Я
приехал заколотить деньжат,  в условиях контракта было специально оговорено,
что я никакого участия в боевых  действиях не принимаю. Однако мне пришлось,
и бомбить деревни и расстреливать вьетконговцев  на дорогах... Я закрывал на
это глаза  и  глушил совесть виски  - издержки профессии. Но  сыт  я этим по
горло, а выхода никакого у меня не было. Ваш налет сделал для меня главное -
дал эту самую свободу: хочу - возвращаюсь к своим, хочу -  порываю контракт,
и пусть он катятся к чертовой матери, неустойку я им заплачу, все-таки успел
кое-что заработать, да и дома в банке у меня есть про запас...
     Хочу  - иду  с  тобой до конца:  скорее всего твоего, извини, а  хочу и
вообще улетаю без  тебя подальше  от этих мест, в какую-нибудь глушь и ловлю
рыбку до конца  своих дней... Спасибо, Паша,  ты открыл мне снова  дорогу  в
мир, и теперь я думаю,  что внутри меня заставит  выбрать дорогу?  И знаешь,
Паша,  это  что-то  непостижимое толкает меня остаться с тобой до конца.  До
любого. О-кей?
     - Не берусь судить тебя за выбор, он твой и только, но - спасибо.
     - О-кей, Паша. Пойду с тобой, а там видно будет.
     - Вот и договорились. А теперь спать, завтра денек будет еще тот...
     Денек и вправду  оказался нелегким. Я распаковал  длинные ящики  -  там
попарно аккуратно были  уложены самые мощные  в мире гранатометы РГ-7.  Мины
осколочные - кумулятивные мне ни к чему - танки пока по джунглям  не бродят.
Энди с удивлением и неподдельным интересом наблюдал за моими приготовлениями
для  улучшения  качества  этого блестящего  оружия. Прежде всего,  надо было
переделать системы спуска. Мне не надо было  прицеливаться, вводить поправки
к прицелу, брать упреждение и прочее, что необходимо при обычной стрельбе из
этой сверхмощной базуки.
     Скотчем мы  склеили  разорванную  карту  и  начали  обсуждать  наиболее
безопасный,  а  главное   самый  быстрый   путь  отхода.   Захватив  по  три
гранатомета,   мы   отправились   по  вероятному  пути  отступления.  Пройдя
километров пять, решили, что хватит. Пока Энди репшнуром накрепко привязывал
трубы гранатометов  к достаточно  толстым  деревьям,  я  искусно  маскировал
зеленую, под цвет травы, миллиметровую японскую леску, На нее  кита вытащить
можно, не то чтобы заставить сработать мой примитивный спуск на гранатомете.
Все гениальное  просто,  скромно  объяснил я Энди:  берется  кусок  зеленого
бамбука, привязывается  серединой  к трубе, и под  оба  конца подкладываются
деревянные бабашки: одна просто для  упругости,  другая как раз над  кнопкой
пуска. Привязывается леска, маскируется и всякий, кто имел неосторожность за
нее  задеть, получал  хорошенькую мину со множеством  осколков. Этот  способ
явно   не  был   рассчитан  на  точное   поражение  цели,   он  имел  скорее
психологическое значение  -  дескать,  нас  тут много,  у нас гранатометы  и
прочие игрушки, так  что подумайте, прежде чем соваться сюда. Такая  тактика
давала нам главное преимущество  - время, чтобы оторваться от погони хоть на
полчаса...
     Два гранатомета  мы  установили почти  рядом,  чтобы  создать видимость
многочисленности  отряда прикрытия, другие довольно хаотично, но на наиболее
вероятных путях преследования.
     Еще одним рейдом мы прикрыли совсем уже ближние подступы к  вертолету -
не более полукилометра.
     Итого двенадцать штук. Если сработает  хоть половина, уже  неплохо. Три
штуки и небольшой запас мин я оставил в вертолете - береженого бог бережет.
     Усталые, как гончие собаки  после  охоты на зайцев, мы прилегли в  тени
вертолета и  блаженно вытянули гудящие  ноги. Мне надо  было бы соснуть пару
часов,  но  ничего не  получалось.  Энди  повернулся на  живот и  неожиданно
спросил:
     "Может, я  покажусь тебе идиотом, но возьми меня  с  собой в  Сайгон. Я
внутренним чутьем  уловил его искренность, но вынужден был ответить коротким
-  нет.  Я не мог рассказать, что  только один человек,  занятый  в операции
знает  меня  в лицо, а  я  его.  Появление  постороннего  могло  сорвать всю
операцию - мне попросту бы  не  поверили и сочли  за провокатора и  мой труп
утром обнаружили бы в какой-нибудь  сточной канаве. Вместе с Энди. Я не  мог
рассказать ему, что существует  реальная угроза,  что его, встретит случайно
один  из его знакомых, да и  мало ли каких еще  непредвиденных  случайностей
могла  принести  спонтанная  акция  с  появлением Энди  в  Сайгоне. Энди без
разъяснений принял мой ответ, как должное и мне даже стало жаль его.
     -  Энди,  ты  и  так  принимаешь  участие  в  операции  и без тебя  она
невозможна, просто у каждого своя задача.
     Он  обиженно засопел и затих. Жара  спадала, нот духота  по-прежнему не
давала нормально  дышать.  Через  час  мне  надо  было  идти.  Я  распаковал
последний рюкзак.  Энди усмехнулся: "Я  все время с интересом наблюдаю,  что
ты, великий иллюзионист, вытащишь из цилиндра на этот раз?"
     - Смотри и любуйся, смертельный номер программы!
     После этого  я достал  "тайжер  страйпс",  классическую  форму  зеленых
беретов  США,  не  новенькую,  а уже  ношеную  и  достаточно  пропотевшую  и
выгоревшую  на плечах.  На  куртке красовались  нашивки  медалей  "Пурпурное
сердце", "За храбрость" и знаки отличного стрелка и за прыжки с парашютом. Я
был  скромен  и  никаких цацек  себе больше  не присвоил.  Далее  из рюкзака
появился, пресловутый зеленый берет, пояс со стандартным армейским "кольтом"
и нормальные  армейские  бутсы.  По  мелочам  стоило  прибавить  стандартное
армейское белье,  часы "Сейку" в водонепроницаемом  корпусе  и универсальный
десантный нож. В отдельном  запечатанном пакете лежали документы:  армейская
книжка на имя Виктора Алексейчука (эмигранта во втором поколении, для снятия
подозрения по поводу моего акцента),  выписка из  госпиталя, что я еще  могу
находиться  на отдыхе  две недели,  после чего  отправляться  в свою любимую
Америку,  водительская лицензия  штата Нью-Йорк и прочие  бумажки  -  письма
любимых  девушек, несколько порнографических  открыток, пара  презервативов.
Словом  все,  что и  положено  иметь бравому зеленому  берету  в  этой богом
забытой стране.
     Энди   с   уважением   наблюдал   за   моим   перевоплощением   в   его
соотечественника и даже улыбнулся, когда я продемонстрировал ему пару лучших
в  мире (так  было  указано  на  упаковке) презервативов. В  глубине души  я
надеялся  (чисто интуитивно) что Энди все-таки не изменит решения, но вечный
червячок сомнения все-таки точил душу.
     Когда я изложил ему свою версию его участия в операции, у  него отвисла
челюсть и только с помощью моего легкого тычка приняла нормальное положение.
Он просто отказался  поверить  в возможность такого варианта, и потому могли
знать только мы двое - все равно в это никто бы не поверил.
     Я  быстро переоделся, посоветовал Энди состряпать маленький  костер  из
моей старой экипировки, навернул глушитель  на верного "стечкина" и подвесил
его между лопаток в пяти сантиметрах от воротника куртки. Осталось всего два
часа до моей встречи  с проводником, пройти предстояло немало. Да и на месте
следовало быть пораньше (вдруг мой сайгонский друг приведет целую  делегацию
для  моей торжественной встречи.  Пожав,  друг другу руки  (вот уж  не думал
когда-либо  о  таком),  мы  не обмолвились ни  одним словом  напутствия  или
прощания.
     Все  уже было сказано, а  произойдет оно  или нет, один Христос или там
Будда знает.
     На  этот раз я шел осторожно, обходя  наиболее густые заросли - неловко
как-то зеленому берету только что из госпиталя шататься по Сайгону в  рваной
форме,  сержанты  из  военной  полиции  страсть  как  этого   не  любят.  На
условленное место  я пришел  примерно за полчаса до срока и облюбовал чудное
место в развилке дерева, откуда открывался прекрасный вид на подходы с  трех
сторон  метров на триста, с четвертой стороной дело обстояло хуже, но вполне
приемлемо для первого выстрела.
     Нужный  человек  тоже пришел  раньше  назначенного  срока,  внимательно
обшарил взглядом близлежащие кусты и деревья. Место, как я уже говорил, было
чудное  -  спрятаться неподалеку  кому-нибудь  из любопытных было  бы весьма
затруднительно. Мой визави, похоже, тоже остался доволен  местом  и уселся в
расселину  среди   камней,  почти  слившись  с  окружающим   ландшафтом.  Он
расположился  почти  подо  мной,  и я  с  гордостью  отметил  качество  моей
маскировки. Еще и  еще  раз я  внимательно  изучил каждый  дециметр  кустов,
особенно с той стороны, откуда пришел вьетнамец.
     Есть! На крошечную долю секунды в самой гуще зарослей блеснул маленький
зайчик. За моим приятелем следили. Не знаю, кто и зачем, было ли это связано
с предстоящей операцией - неважно. Важно было то, что место, выбранное мною,
оказывалось  теперь  открытой  ареной  цирка,  где  мне  вовсе  не  хотелось
выступить   в   роли   рыжего  клоуна.  Громким   шепотом  (хотя   даже  для
фокусированного  микрофона расстояние  от  ближайших  зарослей далековато) я
свирепо произнес по-русски, так  как по  договоренности  должен  был  прийти
вьетнамец с  хорошим  знанием русского языка:  "Сиди и не шевелись. Медленно
подними голову и взгляни вверх на большое дерево".
     Он все понял, для начала  повертел  головой  в  разные  стороны,  потом
лениво задрал ее вверх. Картина ему не понравилась - над его головой, метрах
в десяти, правее  и  выше сидел на большом  суку я и в левой руке у меня был
пистолет с глушителем и в правой тоже. Он  был профессионал,  чтобы  надолго
задержать на мне свой взгляд и равнодушно отвернул голову в другую сторону.
     - Ты шел один?
     -  Нет,  меня  прикрывали два  человека, они должны были  повернуть три
километра назад и подойти к точке с разных сторон, не обнаруживая себя.
     - У твоих приятелей был бинокль?
     - Нет. Кроме оружия - ничего.
     - Похоже, кто-то еще  интересуется  нами. Посиди еще полминуты,  сделай
вид, что встреча не состоялась  и медленно возвращайся. Без меня, их  будешь
интересовать только ты. Но там может быть не один.
     - Это правильно, там есть место, где одному не пройти.
     - Тогда вперед, за меня не беспокойся, я буду рядом.
     Вьетнамец  встал  и  неторопливо отправился в обратную  дорогу.  Теперь
передо  мной стала шарада, ребус -  как слезть с моего замечательного дерева
незамеченным. Я решил ее самым простым путем - спрыгнул с закрытой от кустов
стороны.  Наверняка  наблюдатель  переключил   свое  внимание  на  вьетнамца
(хорошо, если так) и  мой маневр оказался  незамеченным.  Гадать на кофейной
гуще было бесполезно, и  я попер вправо,  к ближайшим зарослям, чтобы первым
успеть  к началу представления.  Изредка,  прорываясь сквозь особенно густые
заросли, я мысленно хвалил создателей одежды для зеленых беретов - порой она
намертво зацеплялась за куст, но ни разу я не услышал подозрительного треска
рвущейся ткани.
     Весь в поту, царапинах, не говоря уже тысячах колючек, сидевших во всех
частях моего тела, я выбрался на  еле заметную тропку, по  которой, я понял,
прошли  как минимум  двое.  Тигра камышовых  зарослях  услышишь  раньше, чем
вьетнамца,  который  не  хочет, чтобы  его  услышали.  Я не столько  слухом,
сколько  зрением уловил скользящую  тень -  это  двигался  "мой"  вьетнамец.
Второй  шел  явно  небрежно,  более  шумно, более  нагло,  как  привыкший  к
безнаказанности злодей - пусть меня бояться!  Выстрел  я произвел  точно  по
инструкции  -  пистолет держал обеими руками,  совместил прицел с  целью  (в
данном случае - месте  чуть повыше  уха) и  плавно  надавил  спуск.  Шипящий
хлопок  спугнул  птичку,  которая распевала  где-то  неподалеку. Зато  сзади
раздался звук, как будто паровоз сошел с рельсов. Я еще успел оглянуться, но
только  для того,  чтобы увидеть,  как на  меня валится в прыжке здоровенная
туша  другого  весьма солидной  комплекции вьетнамца.  Я лишь  слегка  успел
дернуться в сторону, и это спасло мне жизнь - здоровенный кинжал  вонзился в
землю рядом с моей шеей. Начало мне  не понравилось, так как второй рукой он
успел так  смазать мне по  морде, что  небо  показалось  мне самой маленькой
овчинкой в  мире. Я очень крепко выругался, и насколько  хватило сил, скорее
инстинктивно, чем сознательно, взмахнул все еще зажатым в руке пистолетом.
     Длинный глушитель мешал использовать пистолет по прямому назначению, но
в качестве увесистой  дубинки он сработал отлично - туша свалилась с меня, и
мы оба попытались встать на ноги. Я уже почти стоял и приподнимал ствол, как
снова раздался  шипящий звук выстрела с глушителем. Амбал рухнул без единого
звука.  "Мой"  вьетнамец тоже знал,  куда  стрелять.  Я пошарил в  небольшом
рюкзачке  убитого,  там  был  сильный бинокль,  пачек  вьетнамских  сигарет,
армейский полевой рацион и все. Потом мы взялись за второго - у него находка
была  поважнее - карта охранной зоны Сайгона и пунктиром проложен путь моего
проводника.  У пояса была  рация,  помощнее наших. Я  включил ее на прием  -
тишина,   попробовал  переключить  на  передачу  -   загорелась  контрольная
лампочка,  сигнализируя  о  почти   полной  разрядке  аккумуляторов.  Стоило
призадуматься,  когда  он  успел  посадить  батареи  -  передавая  на   пути
промежуточные ориентиры или в конце, когда весь путь был ему уже известен?
     Я угостил  вьетнамца  "Кэмелом",  пожал руку. Все его приметы мне  были
хорошо  известны,  я  их  изучил  еще  сидя  на  дереве,  он  же  придирчиво
всматривался в шрамы на моем лице, в цвет глаз и, чтобы помочь ему, я задрал
куртку и показал шрам на  левом боку. Он, видимо,  и без этих  доказательств
уже поверил мне, но теперь окончательно успокоился.
     - Я - Павел.
     - Я - Тханг.
     Он  был  такой же Тханг,  как я Паша, но  это  сейчас не имело никакого
значения.  Он  достал  свою  уоки-токи  и  произнес  одно коротенькое слово,
которое  я  не сумел бы даже воспроизвести  -  нечто среднее между мяуканьем
голодной сиамской кошки и открываемым шампанским.
     - Подождем, - Тханг  явно не  страдал  многословием. Чего-чего, а ждать
здесь,   во  Вьетнаме,  я  научился,   потому  полностью   переключился   на
продумывание каждого хода операции. О чем думал Тханг, не смог бы определить
лучший психиатр  мира - он просто застыл и не двинулся, пока в кустах совсем
неподалеку не  послышался  голос  какой-то пташки.  Как он  их  различал  по
голосам,  для  меня   оставалось   загадкой  -  потревоженные   было  легкой
перестрелкой  в лесу,  они снова  завели свои  трели. Чем эта  отличалась от
остальных -  ума  не  приложу,  но Тханг ответил  чем-то подобным, и на свет
божий  из зарослей показались два  пугала  - вьетнамцы почти с головы до ног
закамуфлированные  настоящей травой. Мимо такого пройдешь, и даже  захочется
присесть на такой милый кустик зелененькой травки.
     -  Они  останутся здесь прикрывать  вертолет  и  пилота. Это  несколько
меняло мои первоначальные планы - надо было самому отвести  этих неожиданных
телохранителей, а то Энди задумает провести битву при Чаттануге  и кто в ней
победит,  сказать трудно. Чертыхаясь, я снова побрел к вертолету и еще раз с
гордостью оценил маскировку - вьетнамцы чуть ни  носами воткнулись в могучие
заросли лиан, бамбука  и  еще черт-те чего, названия  которому я не  знал, а
ботанической энциклопедии у  меня, как на грех,  под рукой  не  было.  Я был
польщен, когда вьетнамцы со всех сторон обошли наше произведение искусства и
восторженно цокали языками. Дополнительные цоканья у них вызвали два  ручных
пулемета,  несколько  автоматов с запасом патронов и парочка гранатометов  с
ящиком мин. Они даже благоговейно застыли  внутри вертолета, увидев  все эти
несметные  сокровища. Я  же,  как  заправский Али-Баба,  небрежно  кивнул  -
пользуйтесь  моей  добротой, а  на  душе скребли кошки - что я здесь  увижу,
когда вернусь. Если вернусь...
     На прощание я повторил последний вариант для Энди.




     Тханг посмотрел на часы и махнул рукой в знак прощания с остающимися. Я
взвалил свой рюкзак, сумку полегче поручил Тхангу и повторил его жест рукой,
Говорить ничего  не хотелось, тем более слышать  банальные слова напутствия,
пожелания  удачи и т.д. Удача лежала  в наших рюкзаках  и хранилась в  наших
головах, больше у нас ничего не было.
     По сравнению с Тхангом я шел шумно, как и  полагается русскому медведю,
все попытки стараться идти с таким  грузом бесшумно требовали таких  усилий,
что  я  выдыхался  буквально  через  полчаса  и снова  начинал  топать,  как
нормальный буйвол.
     Тханг  морщился,   но  со  свойственным  восточному  человеку   тактом,
помалкивал,  тем более что мы шли  по достаточно спокойной  местности. Разве
что случайный патруль или неожиданно появившийся вертолет могли  нас засечь.
Но вертолет слышно издалека, а патрули  ездят по дорогам, хотя бы и разбитым
вдрызг.  Вот впереди дело было поставлено образцово  - колючая  проволока  с
сигнализацией, посты, связанные  телефоном,  минные  поля  и прочие игрушки,
мешающие порядочному человеку попасть  в легендарный город шикарных потаскух
и контрабандного товара.
     Ночь была лунной, но густые облака прикрывали ее предательский свет и в
разрывах облаков мы просто лежали, уткнувшись мордой в грязь.
     Как  только  наплывала  новая гряда облаков  мы,  со  всей поспешностью
устремлялись вперед.  Хорошо хоть Сайгон  расположен не  в горах,  а  то мне
больно было думать о себе...
     Вдруг  джунгли закончились.  Только  что я продирался сквозь  стену  из
листьев, как ничего не стало.  Пусто. Предательская луна вновь вынырнула  из
облаков, и у меня по коже  пополз холод - у  меня  что-то все-таки с головой
произошло, удар прикладом по макушке  у кого хочешь, может  отбить некоторую
часть умственных способностей. То, что  я  увидел в лунном свете, просто  не
могло  существовать  на  свете. Может на Марсе или на Сириусе такое  увидишь
каждый день, но здесь...
     Это была картина Дали в натуре.  Фантастически изогнутые стволы мертвых
деревьев, все еще объятые толстыми и голыми, как огромные змеи лианами, и ни
одного  листочка...  Казалось, деревья тянут к  небу руки с  мольбой и немым
вопросом - кто и  зачем это сделал. Привычная мягкость травы под ногами тоже
исчезла,  вместо  нее было что-то похожее на золу - это было то,  что создал
Бог и  назвал травой и  листьями. Теперь он  превратились  в  нечто, которое
никогда  не сгниет, не даст жизнь ничему другому, никому  не даст приюта или
пищи. Я хотел потрогать одно  из деревьев, но  Тханг резко  ударил  меня  по
руке. Пока я недоуменно в темноте пытался сообразить  что-либо, Тханг достал
из своего рюкзачка две широкие полосы ткани и одну из них протянул мне.
     - Оранж, -  наконец  раскрыл рот Тханг,  хотя  я тоже успел сообразить.
Янки  хотели  создать  абсолютную зону  безопасности и  впервые  попробовали
здесь, а потом и везде, где бы  им  хотелось. Так, что это пустынное место -
ни янки, ни наши сюда не заходят. А вот мы пойдем, это самый короткий  путь,
а времени на обход у нас нет. Я к вам шел этим путем.
     Пока Тханг объяснял все это, он сложил вдвое полосу ткани, помочился на
нее и  наглухо  завязал  на лице от  подбородка до самых  глаз.  Меня слегка
передернуло  от  такого  противогаза, но  безропотно повторил  его действия.
Путешествие по этому лесу было попросту каким-то  бредом безнадежного психа.
Не знаю, как бы все это было днем, но при луне все это казалось невозможным,
не существующим на  этом свете.  Такого не  могло быть, потому  что быть  не
могло вообще.  Но  оно  было,  и мы брели  среди  шизофренических  деревьев,
стараясь  не  загребать эту  бывшую жизнь ногами...  К счастью полоса работы
"оранжа"  была не  широкой,  и  я с  наслаждением услышал шелест  травы  под
подошвами  своих  бутсов  и  с  еще  большим  наслаждением  сорвал  пахнущую
собственной  мочой тряпку. Тханг сделал то  же  самое,  но  перед  тем,  как
забросить тряпки в кусты,  показал мне мою собственную. Напротив рта и носа,
которыми  я с трудом глотал  воздух  через эту  сортирную  тряпку, были  два
черных пятна, ясно различимых даже  ночью. Как только я подумал, что все это
могло  быть   в  моих  прекрасных  легких  (ну,  может  слегка  подпорченных
никотином), мне стало не по себе.
     Тханг поднял руку, мы оба рухнули на землю - впереди была первая линия:
колючка  с  примитивной сигнализацией  и навешанными там  и  сям  гранатами.
Кто-то приготовил нам проход, проволока примерно на полметра была приподнята
над землей. С моим рюкзачищем мне было явно не просунуться, пришлось снять и
толкать  его перед собой. Сопя от напряжения, я все-таки протиснулся и ничем
не  зацепился. В почти полной темноте я  увидел ухмылку Тханга,  или мне это
просто показалось...
     Первую полосу мы прошли. Впереди  было минное  поле - его не обойдешь и
ночью в темноте  не  проложишь тропку. Тханг ткнул пальцем  влево и  шепотом
пояснил -  поле не широкое,  но  нашпиговано  итальянскими  противопехотными
минами типа 69 под завязку. Есть только один путь, через болото. Там мины не
ставили, во-первых, не было точек опоры, во-вторых, два солдата захлебнулись
в болоте,  и начальство решило,  что само болото  лучше  любых  мин прикроет
дорогу к Сайгону.
     Мне особенно понравилась  история  о двух потонувших беднягах, и я стал
сомневаться - не проще  ли прорываться с боем, все-таки хоть  маленький шанс
будет.  Но  Тханг  уверенно  шел по самой границе  минной зоны,  пока  мы не
добрались до озера средних размеров (так, во всяком случае, мне показалось в
темноте  и со страху). Тханг выудил из  воды палку  и  начал  что-то искать,
опасаясь ступить даже на кромку воды. Наконец он издал довольное восклицание
и вытащил  на берег веревочную петлю. Вешаться он, кажется, не собирался, да
и дерева подходящего рядом не было, но Тханг был явно доволен: "Очень быстро
нашли, время сэкономим". Как  сэкономить время  с помощью веревочной  петли,
мне было  до  сих  пор неясно  и, слава Богу.  Ибо,  когда  я узнал, что мне
предстоит сделать, я сел на землю, чтобы ноги сами не подкосились от страха.
Секрет переправы был прост, как колумбово яйцо. С  двух сторон болота  (вода
только скрывала  страшную трясину) каким-то  образом  (каким,  моя  фантазия
оказывалась бессильной) глубоко, в твердой земле были вбиты(!) два столба, к
ним под водой прикреплены блоки и протянута через все это озеро-болото петля
из тонкого стального троса. Мне  предстояло  прицепиться к  тросу, а  Тханг,
перебирая петлю руками, переправит меня на тот берег,  потом мой  рюкзак,  а
потом я сам перетащу его. Все просто и дьявольски  изобретательно, как и все
на Востоке. Тханг протянул мне специальную удавку - она намертво крепилась и
к  тросу и  к руке,  чтобы в порыве слабости не выпустить ее из  рук - тогда
жалкая смерть в смрадном болоте...
     Помянув Господа, всех святых и  нечистых одним скопом, я закрепил петлю
на правой  руке и пополз в болото, входить в него  было смертельно опасно  -
оно засасывало  с бешеной скоростью  и сил одного человека  может  оказаться
маловато, чтобы вытащить жертву из убийственных объятий грязной  жижи. Тханг
достал брезентовые рукавицы и решительно взялся за трос. Я почувствовал, что
меня  потащило в трясину. Такого со мной  еще  не было, приходилось бывать в
разных  неприятных  переделках,  но  одна  мысль,  что такой тоненький  трос
оборвется или с Тхангом что-нибудь случится, сковывала меня ледяным холодом.
     Но трос двигался равномерно и я постепенно  приспособился к тому, чтобы
моя физиономия большей  частью оказывалась над водой. Путешествию, казалось,
не  будет конца, как  вдруг я стукнулся  головой о  что-то твердое - это был
противоположный столб. Памятуя о наставлениях  Тханга,  я пополз  по  жиже к
берегу на  животе.  Наконец я  почувствовал  под  коленями  более  или менее
твердую почву и продолжил  путь на четвереньках. Страшно хотелось курить, но
для этого не было ни возможностей, ни сил.
     Отдышавшись,  я дважды дернул за  трос, почувствовал  ответные рывки  и
потянул. Если раньше я считал, что болтаться на тросе неприятное занятие, то
сейчас  понял - тащить было не легче, тем более  свой рюкзак, набитый всякой
тяжелой  всячиной.  Вдобавок  человеческое тело  в  воде  не тонет, в  чем я
убедился, перетаскивая Тханга. Минут десять мы  оба лежали  на траве,  чтобы
хоть  как-нибудь  привести  в  нормальное  состояние  наши  измученные  этой
переправой тела. А потом пришло чувство удовлетворения - мы все-таки прошли!
     Тханг посветил  на  карту  игольчатым фонарикам и  указал  направление.
Насколько  я успел  заметить,  мы направлялись к деревне. Здесь  мой  опыт и
знания были ни к чему, и я полностью положился на своего проводника. В конце
концов,  это  была его часть  работы -  доставить меня  невредимым в Сайгон.
Тханг  знаком  приказал мне  лечь и условным стуком  подал весть  о  себе  в
ближайший к дороге дом. Дверь тихо скрипнула, и Тханг опять же жестом позвал
меня  в  дом.  Обычная  крестьянская  хижина из ветвей  и соломы. Внутри еле
светился  маленький  светильник  и  даже  в  его  свете  я  увидел,  во  что
превратились  мои  "тайжер  страйпс"!  Все тигровые  полосы  слились  в одно
грязное  пятно,  хотя  дырок   я  не  заметил.  Ниоткуда  возникшая  девушка
по-английски  предложила мне раздеться. Я  стянул брюки  и  куртку,  но  она
показала и на  то немногое,  что на мне  осталось. Тханг повелительно кивнул
головой, и я предстал перед очаровательной девушкой в чем мать родила.
     Она усмехнулась,  и через  минуту я услышал  характерные звуки  стирки.
Тханг бросил мне нечто вроде  домотканого пледа и счел  нужным пояснить, что
такой грязный "зеленый берет",  возвращающийся от своей шлюхи, может вызвать
лишние вопросы на контрольном посту. Упоминание о контрольном посте повергло
меня в  ступор, мне казалось, что  и дальше мы будем  пробираться нехожеными
тропами  -  во мне  вдруг  проснулся  дух  дикой природы,  даже  болото  мне
показалось детскими играми по сравнению со встречей с рейнджерами на КПП.
     Тханг казался совершенно спокойным, достал аккуратно сложенный пропуск,
доказывающий, что я, "зеленый берет" находящийся в отпуске по случаю ранения
с последующей отправкой в Штаты для более полного излечения от ножевой раны,
проследовал на джипе  "Ларедо" через контрольный пункт,  находящийся  в двух
километрах  от этого (ближайшего),  в  соседнюю деревушку с  местной  хорошо
известной в  местных краях и Сайгоне  шлюхой  Фай,  по  прозвищу Кошелек,  с
шофером-сутенером  по имени  Тханг  в  22 часа  местного  времени  и  обязан
вернуться через любой КПП не позже, чем через сутки.
     На бумаге стояли внушительные печати и замысловатые подписи.
     - И что все это значит?
     -  Ничего,  вчера ты приехал с  Фай  (он кивнул  в  сторону девушки)  и
сегодня  после отличного траханья  и выпивки возвращаешься домой, залечивать
свои раны.
     - Но КПП другой?
     - Это  неважно, здесь  указан любой пункт в этой зоне, а если им так уж
захочется  проверить, то  с  тем  пунктом неувязка:  почему-то через полчаса
прервется телефонная  связь,  здесь так  часто  бывает.  Кроме  того сегодня
никого  из  американцев  на  пункте  не  будет,  их  временно  похитили  две
очаровательные шлюшки на пару часов.
     - А я что, действительно проезжал через тот пункт?
     - Ты - нет, а вот Фай с американцем абсолютно точно.
     - И где же он?
     - Его никто никогда не найдет, так что, какая разница, где он
     Теперь из-за ширмы слышалось интенсивное шипение - Фай сушила и гладила
мою форму допотопным утюгом.
     - А как хоть называется деревня?
     -  А вот это  тебе знать не обязательно  - пьяный рейнджер, если помнит
имя  своей подружки -  гений,  так  что не строй  из  себя  университетского
умника.



     Наконец Фай вынесла мои вещи, и я под ее  улыбкой натягивал их на себя,
Тханг работал  над  моими документами: слегка  помял, потом потер  некоторые
страницы  солдатской  книжки,   поставил   пару  пятен  на  других  бумагах,
наполовину вымочил  одну  из них в воде,  а пропуск просто измял, как старый
трамвайный билет и все  это рассовал по моим  карманам, причем старался так,
чтобы я  кроме солдатской книжки  и удостоверений на награды, не знал даже в
каком из карманов куртки они лежат. Работал  профессионал,  и  было  приятно
видеть отличную работу.
     "Стечкина" я подвесил  за  спину, на прежнее  место, кольт успокоился в
кобуре.  Стандартный тесак я тоже пристроил на виду, а  свой любимый длинный
стилет скотчем  прикрепил к внутренней  стороне  лодыжки. Тем временем Тханг
подогнал к  хижине потрепанный "Ларедо". Машина что надо - и  по  бездорожью
проползет и на шоссе  даст фору многим. Для удирания лучше машины и не надо.
Я попытался сесть за руль, но Тханг указал мне место позади, рядом с Фай, на
которой кроме легкого шелкового  платьица ничегошеньки больше не было,  если
не считать сережек  и  красных туфелек.  Даже  после того, что  мне пришлось
вынести,  тащась по  болотам за Тхангом, брюки у  меня начали  подозрительно
оттопыриваться. Фай  заметила это и прильнула ко мне своим грациозным телом.
Тханг достал бутылку скотча  и приказал понемногу  выпить и немного  пролить
виски на мою отглаженную форму.
     После  поворота  показался первый шлагбаум. Тханг остановился и пошел к
солдатам,  лениво  посиживавшим  в  тенечке. Обнимая  Фай  и  грубо,  как  и
полагается  фронтовому герою,  хватал ее за  разные прелестные  места, краем
глаза успел заметить, что  пулеметчик на вышке никак  не  реагирует на  наши
забавы,  а  пристально всматривается  в  нас  сквозь  прорезь  прицела.  Это
нервировало, но паниковать было  рановато. Одна из сложнейших задач операции
-  безупречный  проход  в  Сайгон   без  всякого  шума,  трупов   и   прочей
бестолковщины, какая  бывает  при небрежной подготовке. Тханг  возвращался с
легкой улыбкой на лице в сопровождении двоих южаков с М-16 наперевес. Но вид
у них был вовсе не устрашающий. Я сделал вид, что еле  выполз из кабины, Фай
заливалась  хохотом,  глядя на мои неуклюжие  движения, пока  я не  предстал
перед  двумя южаками в полной амуниции, с цацками на груди и  возвышаясь над
ними примерно на полметра.
     - Ну что, наши дорогие союзники. Вам показать свои документы?
     Пжалуй-й-ста,-  я  начал  шарить  по  карманам,  доставая все подряд  и
небрежно всовывая им в руки.
     - Полный порядок, особенно вон та девка! Высший класс!  Я теперь к вам,
пока меня  отсюда не  выпрут  домой, каждый  день  ездить буду.  Или  заберу
девчонку с собой, поедешь, а? Будешь звездой Бродвея.
     Болтая  всякую  чушь,  боковым   зрением   я   наблюдал  за  действиями
патрульных. Тханг стоял с непроницаемым лицом - он только водитель, а кого и
куда возить, ему все равно и по этой дороге он проезжал не менее четырех раз
в день. Патрульному что-то не  понравилось в моем временном пропуске в зону,
и он пошел к телефону - Тханг оказался провидцем, телефон не работал. Второй
патрульный,   которому   явно   надоело   стоять   на   солнцепеке,   что-то
примирительное сказал коллеге  и тот  махнул рукой,  чтобы  открыли стальные
шлагбаумы.
     Уже из машины я оглянулся назад и  увидел, что  пулеметчик проводил нас
стволом своего пулемета. Можно было вздохнуть с облегчением, но пытка еще не
кончилась - весьма возможной могла быть встреча с военным  патрулем, а у них
в машинах рации, связанные  с главным сайгонским компьютером  и, боюсь,  моя
фамилия там не значилась. Но  обошлось без сюрпризов.  Мы  въехали  в  самый
бедный и суматошный район Сайгона. Американцы сюда обычно не совались, разве
что для облавы  и то главную работу  выполняли  вьетнамские  полицейские,  а
американцы  руководили,  не заходя в вонючие  подворотни  и  закоулки. Здесь
можно  было спрятаться от  любой  облавы, если только не угодить в мышеловку
случайно или  по глупости. Здесь и была  на два  дня  моя  база. Несмотря на
усталость, я  чувствовал  себя на  подъеме, правда я  знал, что этот  подъем
закончится  часа через два,  а работать мне предстояло минимум сутки. Фай на
прощанье  так  поцеловала  меня и  прижалась  телом,  что  я дал  себе слово
заглянуть к ней хоть на часок, если сумею, конечно.




     Я  не стал ждать  проявлений усталости и достал  пробирку с первитином,
пять таблеток для начала, думаю достаточно. Через десять  минут мозги у меня
были  свеженькие,  как снег  в Гималаях  и я приступил  к работе. В  комнате
никого не было, помощники мне не были и нужны, зато подходы  к моему убежищу
прикрывали, я думаю не менее трех радиусов. Причем, я уверен, никто из них и
понятия  не  имел, что и зачем он прикрывает.  Я  стал важной персоной. Этот
район только  назывался так  громко - район, скорее беспорядочное  скопление
всего,  чего угодно  и  что  можно  было  приспособить  для  ночлега и  хоть
какого-то  жилья.  Ни  американцы,   ни  вьетнамские  полицейские  сюда   не
заглядывали,  разве  что  во время какой-нибудь  уж  очень большой  и важной
облавы. У меня были основания подозревать, что если бы кто-то из них узнал о
моем пребывании здесь  - облава была  бы самая, что ни на  есть грандиозная.
Но, судя  по обычным уличным скандалам,  крикам детей и гнусным  запахам  от
перегорелого масла, никакой облавой пока не пахло.
     Кубические ящики  аккуратно были поставлены в углу. Я с трудом подтащил
один  поближе к столу, включил очень яркую настольную лампу  (Тханг заверил,
что  светомаскировка будет полной.)  В ящиках плотно  переложенные поролоном
лежали обыкновенные ПТУРСы - противотанковые управляемые реактивные снаряды.
     Только вот начинка во всех было разная - кумулятивная, как обычно, но и
по особому заказу - осколочная. Такой уж я кровожадный - мне не только танки
подавай, но и тех, кто из них успеет выскочить.
     Кроме  снарядов в каждом ящике находился специальный комплект для особо
любознательных диверсантов -  множество стальных и алюминиевых листов, труб,
болтов и даже инструменты. В моем распоряжении была всего ночь. План родился
у меня в голове, когда я в первый  раз побывал в Сайгоне. Он был не особенно
сложен,  главное, чтобы все  сработало безотказно и во время...  Мне удалось
найти одно слабое место в охране полковника - меняя ежедневно  маршруты,  он
все же  никак не мог миновать одного перекрестка, почти в центре города, где
было  полно   полицейских   и   переодетых  агентов,   который   внимательно
контролировали каждый  квартал, без  особых проверок  здесь могли появляться
традиционные  торговцы овощами, бананами,  ананасами и  прочей зеленью.  Они
составляли неотъемлемую  часть пейзажа и  все  полицейские,  за  исключением
новичков, давно  знали каждого торговца в лицо и не утруждали себя проверкой
их самих и их тележек  с фруктами.  На этом и  основывался мой план.  Четыре
тележки стояли  во дворе  лачуги, и  мне предстояло за  ночь сделать из  них
нечто  вроде  овощных  танков.  Дело,  в  общем-то,  было  несложное, я  уже
потренировался в сборке пусковых установок для ПТУРСов, по существу это были
упрощенные  до предела системы  типа  древних "катюш" или более  современных
"градов" - короткие  трубы с прорезями для стабилизаторов. Сложность  была в
системе запуска,  снаряды должны вылетать  с  определенными интервалами и из
разных мест, так уж  придумал свою  систему охрану этот  полковник. Часам  к
трем ночи все четыре установки были собраны и закреплены в  тележках, только
нижние части боковых стенок в  тележках были сделаны  из  тонкого алюминия и
могли быть выдернуты одним движением.  Я, было,  думал стрелять прямо сквозь
эти перегородки, но потом решил  не рисковать  - даже малейшая зацепка могла
искривить  траекторию полета снаряда, а это...  Нет,  осечки быть не должно,
через пару  часов эти тележки  должны стоять  на своих  местах, и развернуты
так, как это нужно было  мне. Я даже сделал там соответствующие малозаметные
отметки. Продавцы при появлении кортежа на одной из  трех  улиц, по  которым
полковник мог подъехать к  перекрестку, должны были сдвинуть полосы алюминия
и исчезнуть  с места  покушения, чтобы потом их вовсе переправили из Сайгона
или спрятали сверхнадежно. У  меня, правда, было смутное  подозрение, что их
все-таки найдут, но в виде трупов в реке под названием Меконг... Но это было
не мое дело.
     Вся тонкость состояла в тщательной установке  дистанционных детонаторов
запуска, ведь ПТУРСы использовались совсем в ином качестве. На всякий случай
я  еще  раз проверил  контактные  группы, промаркировал  по группам снарядов
последовательность пусков.  Ошибка  могла  привести к непоправимой  ошибке и
провалу всего замысла. Еще одна проверка - все  диоды зажглись точно по моей
команде, и  теперь можно было присоединять детонаторы и укладывать хвостатую
смерть в уютные  направляющие. Потом  с  величайшей  осторожностью пакеты со
снарядами  легли  на  днища фруктовых  тележек. Высота - 90  сантиметров,  с
учетом  допустимых  погрешностей  полета   -   это  оптимальная  высота  для
эффективного поражения механизированной цели типа БТР.
     До  рассвета оставалось  менее часа,  когда послышался условный посвист
рядом  с  моей  лачугой.  Я  положил пистолет в трех сантиметрах от  руки  и
ответил. Вошел Тханг.  Все. Все,  что я  мог  сделать, я  сделал. Теперь все
зависело от людей, которых я никогда не увижу, не узнаю  их имен,  и которые
возможно не все вернутся после операции или  исчезнут надолго... Я  и  Тханг
вышли, за тележками придут позже, встретиться мы не имели права.
     Тханг повел меня на чердак, единственный в радиусе 500 метров, откуда я
мог наблюдать и управлять  развитием  событий. Кроме грязного пакета, внутри
которого  лежал  тщательно  упакованный дистанционный взрыватель,  на всякий
случай, у меня в руках была стандартная сумка с небольшим запасом гранат (ну
почему  у  меня  так  много всяких  случаев, что  приходиться  таскать такие
игрушки!) и  мощный  бинокль с дальномером. Мне  предстояло сидеть долго, не
двигаясь и, главное, без курева. Ждать.




     Полковник традиционно проезжал между 9 и 10. К этому времени, укрывшись
подальше от слухового окна, чтобы не бликануть линзами бинокля, отметил, что
все  четыре тележки, заваленные всяческими экзотическими на мой русский вкус
фруктами,  заняли  нужные  позиции. Времени у  меня было  достаточно,  чтобы
рассчитать все  возможные варианты обстрела. Скорость снаряда -  0,5 секунды
на сто метров, 0,9 на 200 и 1,3 на 300.
     Дальномером я определил все возможные  варианты  для первых  выстрелов,
главное было секунд на двадцать приостановить кортеж. Все зависело, на какой
из  улиц появится  полковничий  бронетранспортер и  с какой  точки  начинать
стрельбу наверняка,  а дальше я их добью, как разбегающихся тараканов. Чтобы
не дай Бог, не перепутать, я  даже вспомнил  студенческие времена и составил
шпаргалку. Теперь оставалось только  надеяться  на  безотказность аппаратуры
управления...  Проскочили два  подозрительных  автомобили  - они крутанулись
вокруг соседних кварталов и вновь возвратились на одну и ту же улицу. Теперь
на 90 процентов следовало ожидать полковника отсюда. Если так - неплохо. БТР
подставит борт под ближайшую тележку.
     Издалека донесся короткий вой сирены - началось! Крышки на тележках уже
должны быть открыты, и это был самый уязвимый момент операции.  Какой-нибудь
чересчур  бдительный  агент  или полицейский мог  заметить эту  странность и
все...
     Мои худшие  опасения  подтверждались,  один  из мирно  гуляющих  хорошо
одетых вьетнамцев решительно направился к одной из тележек (слава Богу, не к
той, что по  моим расчетам должна начать!)  и резко схватив стоявшую рядом с
тележкой девушку за руку, что-то начал ей говорить, тыкая пальцем в тележку.
Черт  побери, все службы безопасности  на свете,  что  б  вам всем гореть  в
преисподней!  А я и не подумал, что одной из продавщиц могла быть девушка, и
надо же было ей задержаться...
     Но времени, следить за этой драматической сценой у меня больше не было.
Колонна двигалась не очень быстро, на мой взгляд, не более 60 км. Я прильнул
к дальномеру, не думая больше, заметит кто-нибудь блики или нет. 100, 70, 30
метров до поворота. Первой проскочит патрульный джип с пулеметом на  турели,
десять  метров  за  ним  - бронетранспортер.  Секунда  до  начала  поворота,
полсекунды для  снаряда. Я нажал кнопку и  сразу же вторую! Предосторожность
оказалась правильной - оба снаряда врубились в БТР. Один из них  в  переднюю
часть, второй -  точнехонько в середину,  где  и любил восседать  полковник.
Вообще-то ПТУРС рассчитан на танк, так что, после попаданий, от легкого БТРа
осталось довольно мало. Джипы кортежа сгрудились вокруг железных обломков, и
я не мог отказать  себе в удовольствии сначала лупануть по ним кумулятивными
снарядами,  а закончить двумя осколочными  (два все-таки отказали).  Снаряды
разворотили несколько джипов, один снаряд врезался в стену дома, пробил ее и
взорвался где-то внутри. Еще один влетел в витрину большого магазина. Что он
там натворил,  думать не хотелось... Взрывы хорошенько врезали мне  по  ушам
даже  на  таком расстоянии.  Вся  площадь  была завалена  телами мертвых или
раненых людей. Здесь были  и солдаты охраны, и агенты, и случайные прохожие,
и  покупатели  магазинов,  на  свою  беду  оказавшиеся не  вовремя  на  этом
перекрестке смерти. Расстояние было слишком велико, и я не слышал их стонов,
криков и  проклятий.  Только  в бинокль  видел  перекошенные  от  боли лица,
раскрытые от крика рты и огромные лужи крови:  быстро  темнеющие под палящим
солнцем...
     В тот момент я сам себе не признался бы что я "хомо сапиенс". Не должен
"хомо сапиенс" творить такое с себе подобными и я это, к несчастью, понимал.
     Последний раз я выглянул в слуховое окошко, взглянуть на дело рук своих
и успел  заметить  маленького оборванного вьетнамца, который  улепетывал  со
всех ног, но при  этом прижимал к груди черный кейс или  портфель. Он  успел
юркнуть в какую-то  подворотню, прежде чем я  успел сообразить, что же такое
ценное и кто так смело мог тащить в этой кровавой каше. Но свои  собственные
дела заставили забыть и о вьетнамце и о его кейсе.  Пора было думать о своей
шкуре.
     Рукояткой пистолета я быстро превратил дистанционное управление в груду
электронного лома, завернул вместе с биноклем в заранее заготовленное тряпье
и закопал  в слой грязи, пыли и птичьего помета, покрывавший настил чердака.
Тщательно  осмотрел себя - не  осталось ли  пыли  или грязи на  моей  боевой
форме, расстегнул несколько лишних пуговиц, морда была достаточно небритой и
помятой  после всех моих прогулок, так что я вполне мог сойти за американца,
возвращающегося  от очередной шлюхи после  солидной выпивки.  Теперь я опять
попадал в полную зависимость от Тханга. Надо было как-то выбираться  отсюда,
и  наверняка все входы и выходы из Сайгона перекрыты. Сидеть здесь несколько
недель,  как крыса в  норе, мне вовсе  не улыбалось. Во-первых, у меня  были
свои соображения по поводу дальнейшего развития событий, а главное, я совсем
уж не был уверен, что  тот же  Тханг или кто-то другой не пристрелят меня  в
затылок, стоит только мне повернуться к ним спиной. Свое дело мавр  сделал и
о нем просто  можно просто  позабыть, а здесь я исчезну настолько бесследно,
что  меня  смогут не  найти и в день Страшного суда.  Но  об  этом  подумаем
чуть-чуть позже.




     Когда  я,  наконец,  услышал  знакомый  сигнал,  то  промолчал.  Сигнал
повторился, а на меня  снова напала  немота. Я стоял за дверью и ждал. Тханг
успел  сделать два  шага,  как я, зажав  ему рот,  вдернул вглубь  подъезда.
Свободной рукой я быстро похлопал по его одежке и без труда обнаружил вполне
исправную "беретту" с полнехонькой обоймой. На память мне  пришли его слова,
что  он  никогда  не  носит  оружие:  все равно оно  его  не  спасет, только
неотразимая улика. Я не стал, конечно, вспоминать ему  эти  слова, наоборот,
страшно смутился  и признался, что  нервы подвели, и  попросту обознался. Не
знаю,  поверил ли он моей байке, но принял свой обычный непроницаемый вид  и
никак не отреагировал, что я "забыл" вернуть ему "беретту".
     Тханг был в форме сержанта южновьетнамской армии (а может, он  и был им
на самом деле?), но в данный момент меня это мало  интересовало. Со  времени
покушения прошло десять  минут и полиция, хотя и  слеталась со всех  сторон,
как  воронье, еще не успела  оцепить достаточно  большую  территорию  вокруг
перекрестка.  На  нас особенно никто не обращал внимания, а мы  с достаточно
озабоченным видом двигались  как  бы по спирали, удаляясь от опасного места.
Еще  минут  через  пять  Тханг  остановил  разбитое  корыто,  которое  здесь
называлось  такси,  и  сказал что-то так  быстро и  грозно,  что  водитель с
испугом оглянулся на  меня и рванул со  скоростью аж сорок километров в час.
Неплохо,  гораздо быстрее, чем пешком. Но наслаждаться мастерством водителя,
а это действительны  был  блестящий слалом среди  рикш, пешеходов, повозок и
других  машин, которые использовали только  одно правило уличного движения -
если впереди есть хоть один метр свободного пространства, занимай его. Тханг
так же резко остановил шофера возле небольшого бара, где не было расовых или
кастовых  предрассудков - вьетнамцы  и  американцы  были  на  равных, только
американцев  больше занимали  девушки, а коренные жители тихо потягивали чай
или рисовую  водку в своих компаниях.  Мы уселись  на плетеные  кресла перед
кафе и Тханг так же повелительно и твердо, как и  положено бравому сержанту,
да  еще в обществе настоящего "зеленого берета" заказал виски со льдом.  Да,
мне  эта  порция  выпивки  после  всего, что  сделал  всего  полчаса  назад,
оказалась  спасением.  Решительным жестом  я  заставил дважды повторить  это
лекарство и  почувствовал, как из меня уходит дрожащее  напряжение последних
часов.  Я   был  благодарен  Тхангу  за  эту  остановку,  и  мы  неторопливо
отправились далее пешком, как два закадычных боевых друга.
     Разговора о возможном моем  отходе  из города мы пока не  вели, пока не
приблизились к еще более знаменитому  кварталу номер  11,  куда даже полиция
печально знаменитого сайгонского полицмейстера Тхиеу не рисковала появляться
без  поддержки бронетехники. Здесь мы  нырнули в лабиринт грязных закоулков,
невыносимой грязи и запахов, впрочем, порой весьма аппетитных - сказывалось,
что  ел  я  почти два дня  назад. Все это время еду  мне  заменял  первитин,
прекрасный  стимулятор, испытанный  еще в Третьем рейхе и успешно  служивший
нам. Но действие его кончалось, добавлять не хотелось (еще придется попозже)
и приходил на смену зверский аппетит. Виски только раззадорил мой желудок, и
я  ткнул пальцем  в первую, попавшую в  поле  моего  зрения харчевню.  Тханг
покачал головой и  показал в другую сторону. Пробравшись через кучу мусорных
ящиков, протиснувшись  по закоулку, где не смог  проехать даже велосипедист,
мы  неожиданно оказались на узенькой, но довольно чистой улочке и на ней (О,
Боже!)  было маленькое кафе. Хозяйка  встретила  нас без  единого  вопроса и
провела в задние помещения, в комнату, где стоял стол, уставленный едой...
     Сыто икая, я колупался в зубах спичкой  и тщетно пытался вспомнить, что
я съел. Из чего это было приготовлено, мне знать не хотелось, но вкусно было
до экстаза. Мысли тяжеловато ворочались  в  моей  голове,  однако хронометр,
постоянно  тикающий у меня где-то  в  районе  желудка,  подсказал,  что пора
приниматься  и  за  работу.  Работа  была до  боли  знакомая - уносить ноги.
Единственной  ее особенностью  являлось то, что оценить  ее по  достоинству,
можно только в случае успеха... Теперь стоило поинтересоваться у Тханга, как
он собирается  вытаскивать  меня отсюда.  Как бы хорошо не были  сделаны мои
документы, все  равно  не избежать длительных проверок.  Длительных и  более
тщательных, а  тут вдруг,  к примеру, выяснится,  что в  госпитале  "зеленый
берет"  Виктор  Алексейчук  никогда  не лежал, а еще  один  запрос дотошного
контрразведчика принесет ответ,  что таковой  и вовсе не значится  в списках
армии США, а уж  тем более в таких элитных войсках. Вся моя липа была хороша
на  кратковременные,  рутинные проверки  без  особого  внимания на меня, как
личность. До поры до времени моей личностью был не я, а эта самая липа. Этот
закон  действует везде,  где существуют хотя  бы зачатки бюрократии.  Сейчас
могут  искать  меня и только  меня.  У  меня хорошо  запечатлелась  в памяти
девушка,  которую  агент  охраны  при первом  же выстреле  бросил на землю и
прикрылся ею, как  щитом. А  когда  "сработала" и ее тележка, его подозрения
перешли в уверенность, а если девушка осталась жива в той мясорубке и что-то
знала  больше,  чей ей полагалось знать? Уповать  на  такую  же  беспечность
солдат на  дорогах,  как это  было вчера, было  бы  величайшей глупостью  на
свете. Тут уж и красотка Фай не поможет.
     Тханг, как оказалось  (к моему большому изумлению), не  имел  запасного
плана выхода из города. Главный  аргумент - нет  другого надежного места для
прохода  через минные поля. Аргумент серьезный,  я слишком хорошо знал  мины
типа 69,  чтобы наугад ночью пытаться  живым преодолеть это пространство. По
словам Тханга только через то болото  (у меня мурашки забегали) он обязуется
меня вывести  из  ближней охранной зоны  вокруг Сайгона, а  там я должен был
действовать  по  разработанному  плану (ха-ха,  план!). Я включаю маяк, и за
мной прилетает  целая эскадрилья вертолетов,  а на земле  будет  ждать,  как
минимум, пехотная дивизия? Вопрос, конечно, интересный, но я внимал  Тхангу,
как  оракулу в их главной пагоде, с надеждой и верой глядя в его черные, как
переспелые вишни, глаза.
     По его гениальному  плану выходило,  что  мы на  том же старом "Ларедо"
отправимся  в  родную  деревню  Фай  и   солдаты,  хорошо  зная   ее,  опять
благосклонно  посмотрят  на  сексуальные  шалости героя  войны. Все,  как по
писаному. Только несколько  вопросов  у  меня  вертелись в голове,  но я  не
торопился их задавать. Первое: телефонная связь с соседним постом  уже давно
налажена  (это  наверняка),  пост  усилен  военной полицией США, а  в  книге
регистрации стоит фамилия, которая  нигде не значится (разве что однофамилец
какой-нибудь), так что мое появление на этом или даже соседнем посту вызовет
у  присутствующих  большой  и  неподдельный  успех.  А  я  по натуре человек
избегающий шумихи, особенно в виде стрельбы. Но  все это я держал про себя и
уверенно кивал в ответ на грандиозные и совершенно безопасные планы Тханга.
     Наконец он изложил  все детали плана, я с наслаждением выкурил сигарету
-  что это за курение на ходу, под дождем или старательно пряча ее огонек  в
рукаве,  а в  ближайшее  время  только такие способы  курения  мне  и  будут
доступны.
     Хозяйка  вывела  нас  на  другую  улицу, и мы  прямиком  отправились  к
развалюхе,  где скрывался "Ларедо". Тханг  вывел его,  слегка обмел каким-то
веником  труху с  кузова  -  экипаж подан.  Я взглянул на  часы, теперь  все
зависело  от того, как точно  я  уложусь в  свой  график. Тханг  повернул  в
очередную   грязную   улочку,   остановился   и  коротко  просигналил.   Фай
выскользнула из узенькой двери,  как яркая  змейка и скользнула  в  джип.  Я
снова ощутил ее прекрасное тело и получил великолепный поцелуй. Эх,  было бы
время... Но время  пошло,  и остановить  его могла  только  моя  или  другая
смерть. Мы выехали из  одиннадцатого квартала, я  тронул  Тханга, приказывая
остановиться. Он удивился, но скользнул к тротуару и встал. Я открыл дверцу,
с  наслаждением  поцеловал  Фай  и  вытолкнул   ее  из  машины.   Не  успела
захлопнуться дверца, я показал Тхангу - вперед.  Он невозмутимо  подчинился,
хотя  в зеркале  я успел  заметить  его мимолетную растерянность. Эге, и  на
Востоке  иногда  не  умеют  сдержать  свои  эмоции.  У   европейцев  это  не
получается,  зато  можно  использовать  пресловутую  европейскую  тупость  и
многословие. Где  прятать  листик?  В  лесу. Где  прятать  правду? В большом
количестве правды. Разбирайтесь, которая из них единственная.
     Снова  главным советчиком и  контролером были  для меня теперь  часы. И
минуты. Но, прежде всего мне нужно было везение. Остальное я все мог сделать
сам, но везение мне могли только подарить. Кто? Бог  или дьявол? И мне в тот
момент было все равно, кто. Мы уже покинули знаменитый квартал, но далеко от
него  не удалялись, мне нужно  было кое-что найти, а лучшего  места было  не
найти. Тханг послушно выполнял мои  указания, куда  ехать и не подавал виду,
что недоволен тем, что я не посвящаю его в свои планы, и то, что я внес свои
коррективы  в его  гениальный план,  он уже  не сомневался. Едва мы медленно
вывернули на очередную улочку, я схватил его за плечо - я  нашел, что искал.
Метрах в пятидесяти стоял армейский джип "Ларедо" с пулеметом на турели, так
что второй солдат мог вести стрельбу на ходу почти во  всех направлениях. Не
знаю почему, но шепотом я приказал Тхангу припарковаться метрах в пятнадцати
позади военного джипа. Махнем, не глядя...
     Свой  служебный кольт  я  сунул  под  задницу  Тхангу,  оставил  кобуру
открытой и  совершенно  "пьяный"  почти вывалился  из  "джипа".  Моя  ругань
настолько привлекла капрала и солдата  в  армейском джипе, хотя уверен,  они
засекли нас гораздо раньше. Оба были вьетнамцы. Уже полегче,  они не посмеют
сразу  катить  бочку на  "зеленого  берета",  пусть  и вдребезги  пьяного. Я
остановился  метрах  в трех от их  джипа,  начал хлопать  себя по  карманам,
достал мятую  пачку  "кэмела"  и с  еще  большим  остервенением начал искать
зажигалку. Солдат  и капрал с  восточной усмешкой следили за идиотом-янки. А
на меня  вдруг  напал  приступ пляски святого Витта. У  здоровых  людей  это
случается (особенно в таких экзотических странах), когда  какая-нибудь тварь
залезает вам под рубашку. Я извивался, шарил руками  и за пазухой, залазил в
штаны, и пытался  добраться  рукой до задницы  через плечо.  Именно во время
этого циркового маневра, который буквально загипнотизировал вьетнамцев,  моя
рука плотно обхватила рубчатую рукоятку  "стечкина".  После  двух хлопков во
лбах обоих  вьетнамцев появились две  аккуратные  дырочки  диаметром  девять
миллиметров. Спотыкаясь,  как пьяный, я подошел к джипу, вытащил оба трупа и
изо всех  сил, держа  их руками за талии, потащил  к нашему  "Ларедо". Слава
Будде, у Тханга хватило ума подъехать поближе - дистанция для меня была явно
великовата. Погрузив обоих на заднее  сиденье (стекла там были затемненными)
я мог рассчитывать, что,  по  меньшей мере, час  их  никто не обнаружит. Это
если повезет... Найденной под сиденьем тряпкой я стер капли крови с панели и
стекла джипа, сбросил куртку, на которую тоже попала кровь, пока я их волок,
и остался в майке. "Стечкина" спрятать было некуда. Пришлось  сесть на него,
"беретту" с сожалением отдал  Тхангу, который успел сбегать к нашему старому
"Ларедо", притащить какой-то мешок и сунуть его под сиденье.
     Кольт  теперь  я  сунул  в кобуру,  где  ему и  полагалось  быть.  Часы
неумолимо отсчитывали жизнь  или смерть. Пистолеты  я  рассовывал  просто по
привычке  иметь оружие под рукой.  Но главным  действующим  лицом в  будущей
пьесе  должен  был  стать  отличный американский  пулемет  М-60. Я  проверил
магазинный короб - он был полон, на всякий случай проверил положение патрона
в затворе  и  удовлетворенно  крякнул  -  лишь  бы не  попался  какой-нибудь
дефектный, хотя это и маловероятно.
     Но  тут уж  опять,  как  повезет... Гранаты я  тоже уложил  в  пределах
досягаемости  руки и,  наконец,  закурил.  Теперь все  решали неожиданность,
реакция противника и слово человека, который вовсе не был моим другом.
     Мы катили не особенно  торопясь, как и положено патрульным, по знакомой
дороге  к  контрольному  посту.  Я  ждал  последнего перед  постом поворота,
закрытого  кустами от патрульного с пулеметом  на вышке.  Мне же  надо  было
следить  за небом, мой шанс был только там. Снова  часы, до срока оставалось
три минуты. Они  тянулись очень  медленно, и я так же  медленно и  отчетливо
давал   последние   наставления  Тхангу.   Он   ничем   не   показал  своего
разочарования, что я не принял его план, а  предпочел собственный, он слушал
и согласно кивал. У него выбора не было, в случае неудачи и его шансы выжить
были  меньше  нуля.  Поэтому  я  не  особенно  опасался  каких-либо от  него
неожиданностей до окончания очередной передряги, а дальше, как повезет...
     Одна, две минуты позже срока.  Нервы натянуты,  они звенят от малейшего
дуновения  судьбы.  И  вот оно,  решающее мгновение, теперь все  надо делать
самим и надеяться на  судьбу. Черная точка  в небе низко  над  землей быстро
вырастала и, сделав боевой разворот, "Хок" открыл шквальный  огонь  по  КПП.
Растерянность патрульных прошла очень быстро и с вышки уже тянется  трасса к
вертолету,  делающему  новый  заход. Пора, наш  выход. Тханг  с  визгом  шин
вылетает из-за  поворота, и вот уже я всаживаю с каких-то семидесяти  метров
очередь  в пулеметчика на вышке, и  он  замолкает. Продолжается стрельба  из
довольно  крепенького  бетонного  домика  по  вертолету,  но  Энди  явно  не
торопится подставить  себя  под трассы,  хотя  пока  это  только  М-16.  Но,
очухавшись, они  вспомнят и про гранатометы. Треск очередей внутри блокгауза
и рев пулеметов Энди  сделали  наше приближение неожиданным. Жестом, показав
Тхангу на  пулемет,  я схватил "стечкина",  рассовал гранаты  по карманам и,
прихватив  одну  в  правую  руку, на  бегу  зубами выдернул чеку.  Окна были
довольно высоко и снабжены решетками, но я осторожно приподнялся на цыпочки,
просунул руку между прутьев и осторожно разжал пальцы. Взрыв в почти наглухо
закрытом   помещении   производит   жуткое   действие.   Стрельба  мгновенно
прекратилась. Осторожно обходя  дом, я приготовил еще одну гранату под левую
руку и переложил "стечкин" в правую. Когда я выглянул из-за угла на сторону,
где был главный  вход, понял, что все кончено. Вряд ли кто-либо мог остаться
в живых внутри пакгауза, одного просто вышвырнуло вместе с дверью метров  на
пять  от  дома.  Но  мне  вовсе  не  улыбалось  получить  пулю  в  спину  от
какого-нибудь умирающего за родину героя. Поэтому я бросил еще одну гранату,
предварительно прижавшись  спиной  к  стене  в сторонке от  окон и  двери. Я
оказался прав, перед самым  взрывом, кто-то внутри отчаянно закричал. Второй
взрыв  решил все  вопросы.  Я вручную  приподнял шлагбаум, второй Энди своей
бандурой  срезал почти  под  корень,  и  мы  рванули  к "Хоку", зависшему  в
полутора метрах над  дорогой. Джип еще  катился  по дороге (Тханг не вырубил
передачу), а мы уже блаженно растянулись на железном днище кабины.




     Как оказалось, поспать мы  все  оказались горазды. Главное было сказано
без слов:  я вернулся, Энди сдержал наше тайное собственное соглашение, а по
нашему  виду он сделал  совершенно  правильное  предположение,  что  задание
выполнено. Думать  о  том,  что будет завтра, послезавтра  и  всю оставшуюся
жизнь было еще  рано, надо было еще отойти от недавнего  страшного прошлого.
Сон  - наилучший лекарь и  выспавшись,  мы смотрели на  мир  несколько иными
глазами, чем вчера. Появился зуд задавать вопросы, но даже во время завтрака
никто не начал  перекрестных допросов.  Выкурив сигарету, я ждал, кто начнет
первым. Если бы было с кем заключить пари, я бы поставил на Тханга. Точно, я
бы выиграл кучу денег!  Непроницаемый  вьетнамец резко спросил, обращаясь  к
Энди  по-русски.  С таким же успехом он мог бы спрашивать его и на суахили -
кроме английского и нескольких по-вьетнамски он ничего другого не понимал.
     - Янки, где мои товарищи, почему они не с тобой?
     Я точно перевел, Энди пожал плечами и сказал Тхангу.
     - Тебе ведь лучше знать, что с ними могло случиться.  Ты ведь сам отдал
им приказ уничтожить вертолет и меня.
     Все это не особенно удивило меня, мне больше были интересны технические
аспекты битвы за вертолет.
     - Они отобрали у меня твой пистолет, потом  потребовали, чтобы я  вывел
из  строя вертолет, но  чтобы со стороны  это не было заметно, а меня хотели
застрелить  прямо  в кресле  пилота.  Это  должна быть твоя работа,  так они
запланировали. У них  было два автомата против  одного мирного  вертолетного
извозчика. Они  считали  меня  каким-то мало живущим  безоружным  изотопом и
потому, пока я возился в вертолете, якобы разламывая его на составные, я все
же  помнил,  куда  ты  бросил  пистолеты, так  что  ребята  даже  не  успели
удивиться.  Стрелок я  неважный,  но  с  такого расстояния и  из  двух таких
замечательных пистолетов...
     Я не  понимаю,  что  за игра здесь  идет, но  чутьем ощущаю, что весьма
крупная и я в нее вляпался по самые уши.
     Мне  пришлось  переводить  все  это  Тхангу  и  незаметно  подтаскивать
пистолет  к бедру, пока он не лег привычно в  ладонь. Тханг мрачнел с каждым
моим словом  и  пока Энди  еще сокрушался, что влип  в такую  историю,  рука
Тханга рванулась  к  "беретте". Энди отшатнулся, увидев в  полуметре от себя
черный  и  глубокий  глазок пистолетного дула, инстинктивно закрылся от пули
руками. Раздался щелчок, и Тханг с недоумением взглянув на один из  лучших в
мире пистолетов, попытался выстрелить еще раз. Меня это не удивило, я еще не
видел  ни одного пистолета, который  мог стрелять без патронов. Я вытащил их
из обоймы еще в  кафе,  когда Тханг излагал  мне свой  иезуитский план. Рука
Тханга потянулась к  ножу, но, увидев  спокойно  лежащий  у меня на  коленях
"стечкин"  он  снова  принял  свой  обычный  непроницаемый вид, презрительно
отбросив в сторону "беретту".
     Наступил мой  черед задать пару вопросов своему напарнику и проводнику.
При  всем  том,  что  случилось,  я хотел понять  этого  человека: почему он
рисковал вместе со мной, когда его могли несколько раз попросту ухлопать или
прицельно  или  случайно,  его могли схватить полицейские  и  замучили бы  в
тюрьме... И  помогая  мне, при  этом  хотел убить меня,  строил мне ловушку,
отдал приказ  убрать летчика,  который был нашей  спасительной соломинкой...
Все это вместе не укладывалось у меня в связную картину. Понять большую игру
в верхах моего начальства я тоже не мог, не хватало информации, да  мне уже,
сказать по правде, было на  все это наплевать - меня там уже списали. Но они
сидели далеко,  планировали  свои  великие  операции  в тиши кабинетов,  без
взрывов, выстрелов в  упор, крови на  лицах и  развороченных животов. Оттуда
операция  кажется  математической  задачей,  только  вот  нам, пешкам в этой
большой игре и приходится  выполнять  всю  грязную работу. Но это речь о тех
Высших чинах, а что двигало этим человеком, такой же пешкой, но  предававшем
людей,  которые еще несколько часов назад  вместе сражались на одной стороне
баррикады  и одинаково  рисковали  головой.  Самое  печальное то,  что я был
уверен, что никаких ответов на свои вопросы не  получу. Может, покойный ныне
полковник и мог бы выбить из Тханга какие-то сведения (и  то вряд ли),  но я
не гестаповец, не энкэведешник, так что на ответы мне рассчитывать нечего. А
что с ним делать, придется решать мне...
     -  Ответь  мне,  Тханг,  на  пару  вопросов.  Не  захочешь, твое  дело,
заставлять тебя не  стану.  Хоть я и воюю в твоей стране, но действовать как
вы, не могу.  Если приходится убивать,  то я это делаю в бою или спасая свою
шкуру. Звучит не очень патриотично, дядюшка Хо  вряд ли похвалил меня, но он
же меня  и наградил вашим орденом. Значит, и из правил бывают исключения. Но
я не о теории, а самой что ни на есть практике. Ты имел столько возможностей
избавиться от меня, что меня уже вовсе не должно существовать на этом свете.
Но ты ждал.  Понимаю, без меня операцию вам было не  провести, это  тоже ежу
понятно. Но зачем ты меня хотел сдать американцам? Зачем  вся  эта комедия с
Фай? Почему ты приказал убить Энди и только повредить  вертолет, а не просто
сжечь его? Наконец, почему ты не сделал попытки  убить  нас с  Энди,  ведь у
тебя еще и "лилипут" привязан к ноге? Он, конечно, не для настоящего боя, но
дырки в  наших головах мог сделать вполне даже настоящие. И последний вопрос
-  на  чьей стороне  ты воюешь? О нас с Энди говорить не  приходится,  мы по
разные стороны траншеи, просто судьба так пошутила с нами и мы вместе. А вот
где ты? Прости, что задал сразу столько вопросов, но хоть на часть из них ты
можешь ответить?
     Тханг молчал, но я чувствовал, что он все-таки  заговорит, и  терпеливо
ждал. Энди  ни черта не понял  из  моего монолога, но почувствовал сложность
ситуации и тоже помалкивал.
     - Я  больше не хочу воевать. Ни  с кем, ни за чье дело. Вы,  европейцы,
никогда не можете определить наш возраст. Так вот - мне уже 58, мальчишкой я
воевал с французами  под Дьен Бьен Фу.  Мы сражались за свою независимость и
победили.  Потом  началась  другая  война:   с   одной  стороны  пришли  вы,
американцы, с  другой - Советы и  Китай. Один мой старый друг  дал мне книги
Ленина,  Мао,  Хо Ши Мина.  Я  прочитал и поверил, можно  и на  нашей  земле
устроить  если не рай,  то что-то  похожее.  А получилось все наоборот: брат
пошел на брата,  сын на отца...  И все  говорят,  что  воюют за  демократию.
Только я видел, что  и  в той части страны и в другой пытают и убивают  тех,
кто думает, не как они сами, одинаково...
     К  полковнику  у меня особый счет был, я  не считал его  человеком,  не
место таким на земле, да и на небе,  думаю, для него тоже места не найдется.
Потому  и помог тебе, а дальше ты мне не нужен, ты чужак, и ты, янки, чужак.
Вам обоим нет  места  здесь, но  сами  вы не  уйдете,  вы тоже не  вожди:  а
солдаты. А если солдат не уходит сам, его надо убить. Хотя ты, русский, меня
перехитрил, да и ты, янки,  не  промах. Твой  вертолет  я оставил  на старом
месте и не хотел его взрывать, чтобы запутать свой отход. Но еще в Сайгоне я
узнал, что  за ловушки  вы там устроили -  южаки от злости  рубашки  на себе
грызли, а когда прибыли - вертолета - то и нету...
     За пистолет  я схватился  - моих товарищей ты убил, янки, хотя и винить
тебя  не могу  -  ты  свою  жизнь  защищал,  они  - свою.  И ты прав  насчет
"лилипута",  вот он,  - Тханг  задрал штанину. Только решил не  использовать
его. Мне теперь все равно - ни к тем, ни к другим пути у меня больше нет. Не
поверят мне ни те, ни другие,  так какая  ж  мне разница: гнить в  "тигровой
клетке" в Сайгоне или Ханое?
     Ответ  Тханга озадачил, хотя я  и не надеялся, что он вообще что-нибудь
скажет.  Но  он сказал  и  озадачил  нас,  когда  я  перевел  все  Энди.  Он
внимательно посмотрел на вьетнамца и задумался. Теперь молчали все, и было о
чем. Не можем же мы сидеть здесь и ждать, когда эта война кончиться?
     Тханг  первым нарушил  молчание:  "Отсюда  надо  быстрее  уходить,  нас
наверняка  засекли с  воздуха  и  теперь  надо ждать  гостей  вот  на  таких
игрушках, - и он похлопал по обшивке вертолета.
     - Энди, сколько у тебя еще горючего?
     - Не  очень, мы  уходили с базы, баки были  уже не полные, а  потом,  я
сколько сжег при нашей битве при Чаттануге.
     - Короче, далеко нам не смыться. Давай свою карту.
     Карта была достаточно  подробной, но  на  севере  заканчивалась  весьма
далеко от таиландской границы. Не  сговариваясь, мы одновременно подумали  о
Таиланде, как месте, где можно хоть временно отсидеться. Но до Таиланда было
много-много миль  (или  километров - кому что роднее) и добраться туда через
джунгли, кишащие воюющими  все со всеми и друг против друга северных и южных
вьетнамцев,  племен  народности тхеа, и для  которых  война  была нормальным
образом  жизни,  а  вооружены  они были наисовременнейшим  оружием,  которое
выменивали  у американцев за  наркотики. Я  уже не  говорю  обо всех  других
племенах горячо любивших свои плантации мака, как самого надежного источника
получения всевозможных благ  цивилизации. И, наконец,  не упоминаю о  бандах
бывших гоминдановцев, которых Мао изгнал из Китая, но не  объяснил, где жить
и  на что существовать.  Бывшие солдаты образовали  свои  собственные районы
обитания и жили по своим собственным законам.  Ни с  одной  из этих компаний
мне,  ни  за  какие коврижки  не  хотелось бы  повстречаться в  джунглях. Но
невидимками  мы не были и только  в  своих бренных телах надеялись попасть в
благословенную страну  Таиланд. Для нас  в тот  момент это было таинственное
Эльдорадо конкистадоров  Кортеса. Но туда еще надо было попасть. Я ненадолго
задумался и  поразился, как мало  надо  времени и  много событий,  чтобы три
человека,  таких разных  и  по национальности  и  по  принадлежности  разным
социальным системам образовали единую команду. Причем каждому было ясно, что
выжить  мы  можем только  вместе. Все прочее было  забыто  или оставлено  на
будущее.  Прямо,  как  в  голливудском  фильме,  который  по  идеологическим
соображениям стал доступен и нам, советским зрителям. У нас в прокате он шел
под  названием  "Скованные  одной  цепью".  Мы были  скованы  необходимостью
выжить, и это было покрепче любой цепи.
     Карту  мы изучали вдоль  и поперек, причем  я  совершенно запутался при
переводах  и Тхангу  втолковывал  нечто  по-английски  (он слабенько  усекал
наиболее важное), а Энди я  шпарил по-русски  и  замолкал, только увидев его
остолбенение. Но так или  иначе грандиозный план созрел.  Он исходил из трех
предпосылок: горючего в вертолете  хватит ненадолго, раз, пешком по джунглям
мы не пройдем и пятой части пути, как  будем трупами, два, и в третьих,  нам
оставался  только водный  путь - Меконг.  Как  мы  раздобудем  себе средство
передвижения,  никто из нас не знал,  зато каждый понимал, что даже на утлой
джонке можно передвигаться быстрее, чем пешком через джунгли. Меконг тоже не
подарок и на нем  и  на его берегах сидят тоже не  ангелы,  но это был шанс.
Голосовать не пришлось. Стартовать, решили завтра пораньше, а пока проверить
свою огневую мощь. Энди уже  тщательно обследовал вертолет и  обнаружил: что
его  прежние  хозяева  были  люди  запасливые  -  в  аккуратных  контейнерах
серебристо поблескивали четыре  ракеты "Сайдвиндер". Каждая могла разнести в
щепки самолет типа "Фантом" или МИГ21. При  начинающемся дожде мы аккуратно,
хотя и без нужной сноровки (не наша все-таки специальность) установили их на
направляющие  и  соединили блоки  управления.  Неуправляемых  ракет оказался
такой  запас, что мы набили ими  все четыре  контейнера,  и  еще осталось. К
"Вулкану"  припасов  оказалось  немного  -  сгоряча  я  всадил  их  в  брюхо
ковбоя-вертолетчика. Утешало то, что  не зря. Курсовой  многоствольный  тоже
был снабжен под завязку, и для бортового  кое-что имелось. Кроме того, у нас
были  два "калаша"  с  шестью  рожками, три  "стечкина" с  запасом патронов,
"беретта" с  одной  обоймой и  гроза уличных  грабителей  - "лиллипут". Все,
расчет   окончен.  С   таким  арсеналом  мы   вполне  могли  объявить  войну
какой-нибудь  Намибии,  но, увы,  наши  противники были  вооружены ничуть не
хуже, а самое обидное - их  самих было гораздо больше. Дождь все усиливался,
хотя  в вертолете мы не страдали от него, капли с  такой силой барабанили по
дюрали корпуса, что приходилось почти кричать, если собеседник не был рядом.
К нам совершенно незаметно могла подойти целая танковая колонна, а не только
взвод рейнджеров. Дежурить при таком  ливне тоже было бессмысленно - часовой
мог только увидеть вспышку выстрела или автоматной очереди,  а дальнейшее  -
молчание, как сказал Гамлет.
     Так  что после  непродолжительной  дискуссии  все растянулись на  днище
вертолета и решили  положиться  на судьбу и лень рейнджеров, которым тоже не
светило  искать нас  в кромешной темноте,  помня  о ловушках, которых мы  не
поленились для них приготовить. Уже засыпая,  я вспомнил, что у нас есть еще
и гранатометы. Это совсем успокоило меня, и я провалился в сон.




     Дождь к  утру  поредел,  и  вяло  моросил скорее по обязанности, чем  с
азартом.  Мы  благополучно провели ночь и с рассветом тщательно  рассовывали
все,  что могло  мешать,  по  закоулкам  корпуса  вертолета.  Энди  запустил
двигатели, "Хок"  легко приподнялся над деревьями и  пока Энди пробовал свои
штучки,  я увидел компанию прибывшую для  нашей торжественной  встречи  (или
прощания). Как мы и предполагали, рейнджеры тоже не любили тропические дожди
и решили наступать при более благоприятной погоде. Времени для переговоров у
нас не было, поэтому я послал им длинную очередь из бортового пулемета, пока
Энди разворачивался на нужный курс, и наше прощание так и закончилось.
     Монотонность полета  несколько  скрашивала  бутылка  виски,  которую  я
случайно обнаружил в  нише,  где дисциплинированные  механики хранят  всякие
нужные  мелочи.  Мелочь  в виде  бутылки  оказалась  весьма кстати  (в  этом
проклятом "Хоке"  никакого  отопления). Сделав  изрядный  глоток, я  передал
бутылку Энди, который бросил вертолет  на милость божью и вцепился  руками в
бутылку, а ртом в горлышко. Пришлось  отбирать силой, причем "Хок"  при этом
вел  себя  так, словно  тоже отхлебнул их  бутылки. Наконец,  справедливость
восторжествовала, вертолет принял нормальное положение,  а я предложил виски
Тхангу.  Он  отрицательно  покачал головой.  Я  снова  запрокинул  бутылку и
обнаружил  жалкие остатки  на  донышке. Ну, Энди, вот это  школа.  Уверен, в
России бы ты не пропал.
     Тханг  с самого утра  был  молчалив, словно вчера выложил годовую норму
разговоров, хотя безукоризненно принимал  участие во все делах по подготовке
вертолета и был настроен весьма серьезно  - проверял магазины  в  "калашах",
осмотрел мины  для гранатометов,  уложил их  в  удобном  месте  и не обращал
внимания  на наши  с  Энди  выкрутасы с бутылкой -  белые,  мол,  что  с них
возьмешь...
     До границы, сообщил Энди, оставалось миль пять, не больше, но и горючее
было на пределе.  Перетянуть бы  через границу, хотя  это понятие было здесь
чисто условным, морально  как-то легче. Мы  перевалили через небольшой холм,
как вдруг Энди буквально пошел по верхушкам деревьев.
     - Правее по  курсу два "фантома" или  Ф-111. Думаю, они меня не  успели
засечь. Надо срочно садиться, но куда?
     Бросая вертолет то влево, то вправо Энди выискивал  достаточную  поляну
или  хотя  бы  скальный  выход  породы.  Я  и  Тханг  тоже  разули  глаза  и
всматривались в зеленое море  джунглей,  молясь в душе об удаче. То, что эти
самолеты искали  нас,  сомнений  не  было - после  того, что мы  натворили в
Сайгоне, мы стали весьма популярными личностями.




     Вдруг  Тханг  схватил  меня  за  плечо  и  показал  влево  -  в  зелени
промелькнуло  что-то желтое.  Захватив  лыжами  верхушку  особенно  высокого
дерева, Энди круто  заложил влево. Через несколько секунд мы увидели дорогу.
На  карту  смотреть было некогда, но, скорее  всего это была  стратегическая
дорога  номер восемь. Все вместе  это называлось  -  из огня,  да  в полымя.
Дорога активно использовалась, и появление на  ней  колонны грузовиков  было
более чем вероятным.  Но наверху нас ждали "Фантомы" и там шансов  у нас  не
было  одного  на миллион.  Энди уже принял решение и, пролетев немного вдоль
дороги,   нашел  самое  широкое  место   и  без  зависания,  как  заправский
истребитель, пропахал лыжами полотно дороги, скользкое от дождя, а то бы это
была наша последняя в жизни посадка. Опять оставалось ждать.
     Энди  оказался  прав, самолеты не  успели нас  засечь и мы слышали  рев
моторов  значительно правее.  Была  опасность,  что они рейдируют  район  по
квадратам,  но при  их скорости и  квадраты  у  них были соответствующие. Мы
закурили,  унимая дрожь  после  смертельной опасности,  как  Тханг  (вот  уж
зрение!)  показал вниз и  влево.  Батюшки! Против  нас  двигалась  настоящая
воинская часть, с перепугу мне показалось не менее батальона. Оправившись от
первого шока, выяснилось, что вовсе не батальон, а в лучшем случае усиленная
рота.  Но  усилена  она  была здорово:  кроме джипов  и легких грузовиков  с
солдатами,  колонну  замыкали два  бронетранспортера, причем  один  из них с
легкой пушкой вместо пулемета, а возглавлял колонну, черт меня подери, танк!
Настоящий старый добрый "Паттон" с пушкой длиной в телеграфный столб. Дорога
шла петлей, и колонна находилась как раз в начале петли. В другом конце этой
петли  находились мы. И хотя  колонна двигалась медленно, с соблюдением всех
мер  предосторожностей  на случай  засады,  а "Паттон" нервно  крутил  своей
башней, было ясно, что не позднее, чем через сорок минут они нас обнаружат и
из двух пушек  сделают из нас обыкновенный мясной фарш, с примесью  останков
вертолета.  Несколько секунд мы стояли  как  мумии и  беспомощно глядели  на
вытягивающуюся из-за поворота колонну. Взлететь бы мы  не успели - нас сбили
бы  первыми выстрелами, пока  мы  бы беспомощно пытались  вырваться из  этой
теснины.  Так,  удрать мы не могли, но ведь  и погибать без единого выстрела
было как-то неудобно. Мне пришла в голову  сумасшедшая мысль, и я бросился к
вертолету  за  дальномером.  Сразу  стала  ясно,  что  дистанция  в  полтора
километра великовата  для наших автоматов и даже  пулеметов, разве  что  для
психологического  эффекта... Но для  "Сайдвиндера"  и ракет А-10  это вполне
даже нормальная дистанция. Энди, кажется, начал понимать, к чему я клоню, но
сразу  же заявил, что  "Хок"  стоит не  под тем  углом и  по  азимуту  и  по
вертикали.
     - Спокойно, Энди, мы тебе обеспечим и азимут и вертикаль.
     Я  схватил мачете и  бросил его Тхангу с приказом за пять минут срубить
дерево  не  менее  десяти сантиметров толщины  по  всей  длине (можно и чуть
потолще), длиной не менее  четырех-пяти метров и с развилкой на конце. Тханг
посмотрел на меня,  как на  полного придурка, но рванул к ближайшим деревьям
быстрее лани. Я же  достал из своего бесценного  рюкзака два мотка репшнура,
связал их и перебросил через моторную раму у самого основания стабилизатора.
Энди  тоже  не  терял   времени  даром  -  щелкая  всяческими  тумблерами  и
переключателями:  он   проверял  боеготовность  ракет.  Такое   ему,  видимо
приходилось делать не впервые, он быстро оценил возможности замысла  и ловко
делал все необходимое.
     Тханг уже волок дерево, названия которого я наверняка  и не слышал,  но
оно почти  идеально подходило для наших целей. Приказав пока  бросить бревно
на дорогу я сунул ему в  руки один конец репшнура  и заорал Энди: "Командуй,
шеф!" Энди  высунул правую руку, и я изо всех  сил потянул за шнур. Вертолет
сначала нехотя, а потом довольно  шустро  начал разворачиваться  влево. Энди
выбросил  левую руку и  настал черед Тханга. Наконец  Энди  остался  доволен
маневром - с поправками на такую медленную цель "Сайдвиндер" справится одной
левой.  Теперь  задача  была  посложнее  -  опустить  нос  вертолета,  чтобы
захватить цель,  уж  больно он  задрал нос  при такой посадке. Мы подставили
бревно под хвост и начали  с  Тхангом медленно двигать нижний  конец вперед.
Наконец Энди  и  тут  удовлетворенно взмахнул  рукой - шабаш,  ребята. Опять
началось  ожидание,  колонна  двигалась  с  максимальной  предосторожностью,
готовая отразить  нападение из любой засады. Наш вертолет  они  или  еще  не
заметили, либо  сочли это суперхитростью  высшего начальства и не знали  что
предпринять. Наверняка они уже запросили по радио об этом чуде на дороге, но
вряд  ли ответ придет вовремя - до расчетной точки колонне осталось примерно
метров пятьдесят. Последний  БТР, тот, который с  пушкой тоже  будет  в зоне
досягаемости нашего огня. Ждать осталось несколько секунд.
     Два  левых  "Сайдвиндера"  с ревом  сошли  с направляющих  и  на  месте
"Паттона"  сначала  полыхнули две ослепительное вспышки от  взрывов ранет, а
немного  погодя   показалось  дымное  пламя  горящего  танкового   горючего.
Телеграфный  столб на башне уныло  склонился вниз.  Пока никто в колонне  не
понял, что  происходит,  мы  с  Тхангом трудились,  как  пчелки  доворачивая
вертолет  к  концу колонны. Бревно  пришлось  временно  отбросить и  вертеть
вертолетом шнурами. Энди заорал: "Стоп" и мы схватились за бревно, как Ленин
на субботнике. Пока  мы его  устанавливали под хвост нашего  ястреба, БТР не
дремал - из его  коротенькой, но толстой пушки вырвался дымок,  и через пару
секунд у  нас  над головами прошла весьма опасная  железяка, которая нанесла
ущерб окружающей среде  всего метрах в пятидесяти  от нас  и  немного  выше.
Ждать, когда наводчик  исправит  свою ошибку,  времени у  нас  не было. Энди
рискнул - абсолютного захвата цели у него еще не  было, и  он понадеялся  на
конструкторов этой  ракеты,  авось успеет захватить  даже на таком  коротком
отрезке.  Мы  замерли,  но  конструкторы  оказались  на высоте,  даже  нашим
непрофессиональным зрением мы  заметили, как ракета  слегка довернула,  и на
месте только что стреляющего БТРа вспыхнул костер...
     Тратить  последний  "Сайдвиндер"  Эдди  не  стал,  а  снова начал  нашу
беспощадную эксплуатацию - мы снова поволокли этот чертов  "Хок"  в обратную
сторону и снова  бревном устанавливали нужную Энди вертикаль. Хотя цель была
теперь неподвижной: впереди горел "Паттон", сзади безуспешно пока второй БТР
пытался  столкнуть  с  дороги горящий,  у  нас  была  сложная задача - точно
установить  прицел для неуправляемых ракет  в центр колонны, в сгрудившиеся,
как стадо, грузовики, между  которыми беспорядочно суетились  малюсенькие на
таком расстоянии фигурки.  Когда  Энди в  очередной раз  махнул рукой,  мы с
Тхангом мокрые и грязные до костей просто повалились  под брюхом вертолета и
даже  не  отреагировали на противный вой уходящих ракет и не стали наблюдать
за  попаданиями.  Энди  деловито  расстрелял  все,  что  мы  насовали  ему в
контейнеры (благо запас еще был) и довольный вылез из кабины. Улыбка слетела
с его лица, когда он увидел нас.  Занятый  своим  делом, он не  подумал, что
такое двоим ослабевшим людям перетаскивать  такую махину,  как его обожаемый
"Хок". Наши улыбки  вернули ему его  хорошее  настроение, и мы и он  сделали
хорошую работу  -  мы вписали новую  страницу  в историю войн: наземный  бой
вертолета   с  механизированной  колонной.  Звучало   неплохо,  но   немного
фантастично.  Все равно правдивый отчет о беспримерном сражении ляжет в одну
из секретных папок,  а  газеты сообщат  о  дерзком  и  вероломном  нападении
вьетконговцев на мирную колонну, перевозившую рис  для голодающих беженцев с
Севера.
     Но  пока  нам  на  газетные  заголовки было наплевать, надо  было снова
уносить ноги, драпать,  смываться, линять  - как  ни называй, но  оставаться
здесь даже несколько лишних минут могли  нам дорого  обойтись. Те  "Фантомы"
наверняка уже  получили сообщение о  новой великой битве и мчались к нам. Мы
еще раз поднатужились, вытащили хвостовой винт  из веток  ближайшего дерева,
куда мы  его  сгоряча засунули,  и Энди в  своей манере едва  поднявшись над
дорогой, рванул вперед. Началась гонка: что произойдет раньше - мы достигнем
границы  и сядем, у нас  кончится  горючее  или  нас  поймают "Фантомы". Все
произошло почти  одновременно. Мотор  начал чихать, но Энди увидел крошечную
поляну,  куда  можно  было  сесть  почти  невредимыми,  а  пилоты  самолетов
совершили спасительную для нас ошибку, потеряв десять минут на облет горящей
колонны  и  выслушивая бредни  о  вертолете,  который  с  земли устроил  это
побоище. Летчики вообще не очень-то верили в тяжкость боев на земле - сверху
видна цель, и  ее надо  поразить. Сколько  при этом прольется крови,  их  не
интересовало,  тем  более  что  сверху  кровь  не   видна.  Главное  -  цель
уничтожена.  Вот  ежели нет,  то  позор  и  стыд! Здесь  же  они  из чистого
любопытства оглядели дело наших рук и рванули за нами следом.
     А  мы просто падали,  мотор еще  пытался кашлять,  но  нас  дотянуть до
спасительной  поляны  не  мог.  Энди  постарался  сделать  минимальным  угол
снижения, и мы все-таки,  срубив  несколько макушек деревьев,  плюхнулись на
заветную  полянку, проскочили  ее,  развернулись  и, врубившись в  громадный
ствол мангра,  стали  неподвижно,  как  статуя  Свободы. Не  хватало  только
факела.
     Тханг  опять  среагировал первым. Он  подхватил  оба автомата,  сумку с
магазинами и,  выпрыгнув  из  вертолета, понесся  к  противоположной стороне
поляны.  Мы оказались тупее, но тоже  опомнились от непривычной посадки -  я
схватил ящик  с  минами,  а Энди прихватил  гранатометы.  На большее нас  не
хватило, первый  "фантом"  проскочил было мимо, но вертолет  заметить успел,
потому второй самолет успел всадить в наш  славный "Хок"  две ракеты. Сверху
для пилотов не было понятно, достаточно ли удачной была посадка, но разбитый
вертолет говорил о  том, что  посадка  была  аварийной. Две  ракеты  сделали
аварию абсолютной реальностью,  вертолет горел, но взрыва баков не произошло
-  горючего  для  фейерверка   не  хватило.  Вид  горящей  машины,   видимо,
удовлетворил пилотов, а что касаемо  людей с этого вертолета, то это было не
их дело. Свое они сделали - этот строптивый "Хок" горит, как обычные дрова в
печке.
     Теперь  мы  безлошадные тоскливо  смотрели на догорающий  вертолет. Все
похватали  оружие,  а  я  --  целый  мешок   с   банками   тушенки.   Как  у
небезызвестного  Никиты  Пряхина  у  меня  болела  душа,   что  такое  добро
пропадает... Горели  интенсивно кабина и  хвост  -  в  середине гореть  было
особенно  нечему, голое железо!  Огонь подбирался к задней части фюзеляжа, и
вот-вот  могли рваться наши запасы  ракет А-10. Вход  и выход в  центральной
части  кабины свободный, них джип протолкнуть можно, если  постараться. Надо
было  рискнуть,  жратва  дело  серьезное. Я  стащил с  Энди куртку,  обмотал
голову,  оставив  дырки  для глаз  и  начал спринтерский забег.  Запрыгнув в
кабину, я осмотрелся  - задняя часть уже полыхала ярким пламенем, зато мешок
с тушенкой лежал  буквально под ногами, от  удара его выбросили из угла, где
мы его скромно пристроили. Брезент был советский, пуленепробиваемый и только
слегка дымился среди этого  огненного ада. Не знаю,  как  пришло решение, но
выпрыгнул  я  с  противоположной стороны,  крепко сжимая  довольно увесистый
мешок  с  тушенкой.  У  нас  не  было  времени  рассмотреть  подробно  место
приземления, и  как оказалось в  десяти метрах от  вертолета,  был  довольно
глубокий обрыв, куда я, полуслепой от  ядовитого дыма  и  огня, стремительно
свалился. При этом я не выпускал  из рук сумку с тушенкой, и  она при каждом
моем кувырке больно ударяла меня по разным частям тела. Наконец  я зацепился
за какой-то  ужасно колючий  куст и замер,  мысленно  проводя инвентаризацию
конечностей. И вот в это самое время ухнуло, так ухнуло! Даже из своей ямы я
увидел  столб пламени и разлетающиеся стрелы - уцелевшие ракеты пошли искать
несуществующие цели, а ухнули все наши боеприпасы. От  вертолета не осталось
ничего, только выгоревшее и еще кое-  где тлеющее пятно. Обломки разлетелись
в радиусе от 50 до  100 метров.  Боезапаса  у нас  еще оставалось многовато.
Чертова яма спасла меня от неминуемой гибели - взрывная волна прошла выше, а
обломки  перелетели  через  мою  грешную  голову.  Обдумывая,  как  это  все
происходило я потихоньку пробирался среди горящей  травы и наконец, с мешком
тушенки  в  руке,  вышел  на  поляну.  Художник  Иванов  выбрал  для  своего
знаменитого полотна  "Явление Христа народу"  не тех натурщиков. Эти двое  -
американец и вьетнамец могли сэкономить ему кучу  денег  - на их  лицах было
написано все, что только может изобразить человеческое лицо: от испуга перед
чудом и радостью мальчишки, впервые попавшего в  цирк.  Пламя закрыло от них
мой цирковой номер скатывания вниз без страховки, и они совершенно правильно
решили, что меня уже нет, и вряд ли они найдут что-нибудь, чтобы похоронить.
Чтобы доказать подлинность своего  существования я загремел банками тушенки.
Стадия столбняка сменилась индейским кличем Энди и улыбкой Тханга.




     Кто-то  выкопал  это убежище, и теперь оно второй день  наше.  Судя  по
всему, хозяева  вряд ли собираются  сюда возвращаться. Сделали какое-то свое
дело,  и  ушли  надолго,  а  может  и  навсегда.  Спасенная  тушенка здорово
подбодрила  всех. У меня еще оставалась целенькая пробирка первитина, но это
уж на крайний случай. Мы, наконец, наелись, как могли, устроились  и немного
поспали, не заботясь  о  безопасности, только какой-нибудь мировой катаклизм
мог вытащить  из этого убежища. Слишком много всякого произошло за последние
дни, и наши организмы объявили  забастовку и вырубились без нашего согласия.
У отдохнувшего человека, как и  у  загнанного в  безвыходное положение мысли
работают четко и без  сбоев.  У  отдохнувшего даже  есть  преимущество  - он
может, не  торопясь выбрать вариант (не уверен,  что самый лучший). И  здесь
Тханг  преподнес нам сюрприз из  сюрпризов, до этого момента мы действовали,
как  автоматы,  исходя  из текущей бурной  обстановки. Сейчас бы  потихоньку
блаженствовали, стараясь  не  думать о ближайшем будущем. И  Тханг, наконец,
открыл нам маленький секрет  - он не  спеша  снял куртку, потом  брюки,  под
которыми  у  него оказались  явно  пуленепробиваемые  трусы -  толстые,  как
бронежилет. Я  уж  было, собрался  пошутить об особой заботе  Тханга о своих
яйцах, как он дернул молнию, и гигантские трусы  свалились на  земляной  пол
убежища. Под трусами был трех ярусный парусиновый пояс, похожий на патронташ
для  обойм, но мои познания в мафиозных  делах  оказались скудными. Энди уже
догадался, в чем дело и с неподдельным интересом следил за спектаклем. Тханг
расстегнул пояс  и  бросил  его  на  колени  Энди, полагая,  что  тот  лучше
разбирается в  таких вещах. Он был  прав, Энди достал нож  и вспорол одно их
отделений пояса. Там плотной пачкой лежали деньги. Мало мне знакомые зеленые
деньги  и  на  каждой  купюре  значилось  -  сто  долларов.  Энди  застыл от
изумления, а я,  как последний идиот, в уме  пытался  представить, много это
денег или  мало.  Конец моим подсчетам  положил  Тханг,  лаконично  заметив:
"Двести тысяч". Глаза мои, наверняка подползли к кромке волос от этой суммы.
Я только читал или слышал по телевизору, а тут вдруг, в грязной норе, увидел
их  воочию. Энди аккуратно вложил пачку в карманчик на поясе и деловито (вот
они, капиталисты) спокойно  спросил: "Откуда?" Тханг взял пояс, положил  его
рядом и так же спокойно начал рассказ. Он тоже был лаконичен и точен (в этом
я не сомневался).
     - В одной из машин, сопровождавших  полковника  везли  эти деньги.  Они
лежали  в   специальном   кейсе-сейфе.  Взрывом  кейс  отбросило  метров  на
пятьдесят, и  один проходимец быстро сообразил, что в нем лежат  не любовные
записки полковника. При всеобщей суматохе он прихватил кейс...
     Я перебил его.
     - Точно, я успел увидеть его, перед уходом.
     Тханг кивнул головой и продолжил рассказ.
     - Этот тип почти избежал  облавы,  но  выскочил на  улицу бегом,  и это
показалось патрульным подозрительным.  Этот пройдоха  все-таки успел  сунуть
кейс в мусорный ящик в подворотне  и снова нагло вышел на улицу. Полицейские
только этого и ждали. Они его почти перерезали пополам очередью из пулемета,
но  кейсом  не заинтересовались,  а  сорвались  и рванули к  перекрестку.  Я
наблюдал  эту картинку  из  подъезда, когда шел на  встречу  с тобой,  но по
дороге  кейс перепрятал - мало ли кто  мог еще видеть.  В  кафе  я ненадолго
покинул тебя, мои ребята к тому времени взломали  кейс и переложили деньги в
этот пояс. Рассказывать все  было некогда,  но вот  теперь посмотрите на эти
наши вполне законные деньги.
     - То, что ты забрал эти деньги поочередно у двух подонков еще не делают
деньги  совершенно  законными.  Может  по  какому-нибудь  договору ты обязан
отдать эти деньги вьетконгу, - спросил этот законник Энди.
     - Может  и существует  какое-то правило, что я обязан отдать  северянам
эти деньги,  чтобы они накупили еще оружия и новую инвалидную  коляску марки
"Кадиллак" для дядюшки Хо, но  я больше никому  не служу  и это наш законный
военный трофей. Кто против?
     Не  было  даже  воздержавшихся.  Такая  куча  денег! И  где,  в  гнилой
землянке,  в сотнях километров от мира, где уважают и человека  и  деньги...
Парадокс! Но Тханг думал по другому.
     - Мы можем  купить или  нанять  джонку, это совсем  не дорого, накупить
товаров и отправиться торговать вверх по Меконгу.
     -  Идея отличная, но как  ты объяснишь любовь к  торговле ананасами или
туалетной водой у меня или у него? - я ткнул пальцем в Энди.
     - Мы можем прятать вас при проверке.
     - Мы?  Ты что,  собираешься нанимать команду, и через день  о нас будут
знать все, у кого еще сохранился слух?
     -  Если нанимать  джонку, то  естественно  на ней  будет шкипер  и  его
помощник, если покупать, то это может вызвать больше  слухов и  нам придется
справляться самим, а это нелегко, пойдем ведь вверх...
     - Я  не  вижу  другого выхода, - вмешался Энди. - Но  нам нужно оружие,
настоящее оружие. Два автомата и пистолеты нам не подмога.
     - И какое же оружие вы предпочитаете, сэр? "Сайдвиндер" или "Вулкан"? -
Энди был бесстрастен. - Думаю, крупнокалиберный пулемет или 30-миллиметровую
автоматическую пушку, два  М-60 и солидное количество боеприпасов.  Да, чуть
не забыл - пару гранатометов и хороший запас мин. Этого должно хватить.
     Мы с Тхангом остолбенело смотрели на него, это было просто  невероятное
превращение.  Вместо  рядового  волонтера-вертолетчика   перед   нами  сидел
настоящий  бизнесмен.  С  ручкой  и клочком бумаги  он  производил  какие-то
подсчеты, черкал, перечеркивал  и, наконец, провозгласил: "В стране, которая
наводнена оружием любых типов, купить его не трудно. Раньше мы этого сделать
не  могли, теперь  можем. Есть  рынок  товара,  есть продавцы  и покупатели,
значит дело только в деталях: как и где именно.
     Вновь была раскрыта карта - по счастью  мы  попадали  на самый  крайний
уголочек, и в трех километрах от нас была деревушка, а любое селение на воде
без  лодок,  джонок,  катеров  или яхт  (это, смотря где) просто невозможно.
Тханг  поутру  должен  отправиться  туда  и  рассказать   про   двух  бедных
американцев, которые, плавая  по Меконгу (такие неумехи) умудрились  утопить
свою маленькую джонку и теперь сидят на берегу, кормятся консервами и кормят
москитов. Если бы не он, Тханг, с детства  неравнодушный к несчастьям людей,
желает выручить этих недотеп и нанять или купить (у янки всегда есть деньги)
небольшую джонку,  чтобы бедные путешественники не погибли здесь  бесславной
смертью.   Снабдив   Тханга  такой  слезливой  легендой,  мы   не   особенно
рассчитывали  на  скорый  успех,  переговоры   могли  затянуться,  и  решили
скоротать время сном - хронический недосып давал о  себе знать, а надо  было
быть в отличной форме.
     Проснулись  мы  от диких  криков на реке, причем звали именно нас. Взяв
автоматы, мы ползком  подобрались к прибрежным зарослям. Осторожно выглянув,
я увидел весьма симпатичную небольшую джонку,  на носу которой стоял Тханг и
орал во все горло. Рядом стоял молодой таец и  улыбался до ушей. Мы вышли на
берег и, пряча за спиной автоматы (чтобы не пугать этого молодого человека),
ведь мы пока не знали, что с  ним мы будем дальше, и сколько он знает о нас.
На нас давно не было  никакой формы  - из брюк получились отличные  шорты, а
стандартные  американские  майки  были  весьма  распространены. Тханг что-то
скомандовал молодому  человеку,  и  джонка  медленно  стала  приближаться  к
берегу. Ого, у этого линкора есть еще и двигатель.  Нос джонки мягко ткнулся
в берег и Тханг жестом пригласил нас на судно, при этом пристально  глядя на
меня.  Я понял,  что он не  хочет показывать  этому  молодому  тайцу,  что я
русский. Видимо,  еще не  все  вопросы  разрешены  окончательно.  Я нарочито
громко  и развязно начал  болтать  с Энди  о  достоинствах  джонки. Автоматы
скрывать больше не  имело  смысла - люди в джунглях часто  не  расстаются  с
оружием. А "калаш" здесь так же популярен, как и М-16.
     Тханг  отвел  меня  на  кормы под  маленький  тростниковый навес и тихо
сообщил,  что  совершилось  невероятное  -  он  встретил  в  деревне  своего
племянника,  в прошлом  году  дезертировавшего  из южновьетнамской  армии  и
промышляющего теперь контрабандой и перевозкой наркотиков. Парень никакой из
борющихся  сторон не  признает,  кроме доходной  для себя.  Если ему  хорошо
заплатить, вполне возможно не станет стрелять в спину, а если продаст, то не
сразу и только за очень хорошие деньги. Он пока не знает, что ты русский, со
временем он признает тебя и поможет нам добраться до Таиланда. Решай.
     - Пусть остается, после отплытия я сам  с ним поговорю. Он может помочь
с оружием?
     - Здесь он может достать все и при этом, не упоминая наших имен. Полный
набор, о котором говорил Энди, получим сегодня ночью в укромном месте. Товар
еще надо доставить и  парень  сделал заказ якобы для племени  Тхео. Продавцы
просили плату наркотиками, но согласились и на зеленые. Хорошо  быть богатым
человеком, а?
     - Неплохо, но стоит ли торчать на виду всей деревни?
     -  Как раз это неплохо,  я  рассказал им вашу грустную историю и теперь
вся деревня жалеет и  сочувствует вам. Если нагрянет патрульный катер, а они
обычно не обращают внимания на это богом забытое  место, им наплетут столько
небылиц, сколько им  позволит фантазия.  Эта деревня  считается местом самых
отъявленных врунов и фантазеров в округе.
     Здесь ловят самых больших рыб,  выращивают самый опийный мак, чаще всех
в  мире  имеют  женщину  за  одну  ночь...  Короче,  здесь правда  настолько
перемешивается с враньем и фантазией, что нужен Шерлок Холмс, чтобы отобрать
правду из горы лжи. Для нас просто  находка. А покупка оружия здесь такой же
обычный бизнес, как торговля сигаретами в Сайгоне.
     Пока не  стемнело, мы с Энди  наводили порядок  на нашем судне, таскали
корзины, ящики  и прочую ерунду. Тханг и  парень (выяснилось, что зовут  его
Нго) отправились на маленькой лодке за провизией и к вечеру вернулись весьма
в плачевном состоянии: Нго  почти  не  стоял на  ногах,  а  Тханг,  как  мне
показалось, больше притворялся, все равно  перегрузка  провизии  с  лодки на
джонку превратилась в спектакль, который с берега  наблюдала добрая половина
деревни и покатывалась  с хохоту. Мы  погрузили: пять клеток с  курами,  три
корзины бананов, пару ящиков ананасов, корзины мерзко пахнущей зелени, мешки
с  кормом  для  кур  и,   наконец,  белую  козу,  которая  никак  не  хотела
перепрыгивать на джонку, и  мы долго  выуживали ее из воды. Наконец все было
погружено  и распихано по всем углам  джонки. Принимая участие  во всей этой
неразберихе, я  почувствовал нечто общее  между  собой и Тхангом. Я бы  тоже
разыграл такую комедию - люди, способные устроить такой  балаган, не пытаясь
скрыть что-либо из приготовлений, вряд ли серьезные личности, которые, кроме
как впросак, никуда попасть не могут. Такое впечатление отвлечет внимание от
нас, по меньшей мере, на несколько дней. А это уже большой срок...
     Отплыли мы почти в сумерках и долго махали руками гостеприимным жителям
деревни. Едва мы скрылись за поворотом,  Тханг достал с самого днища толстые
тисовые  доски   -  надо  было  сделать   опорные  площадки   под   пушку  и
крупнокалиберный  пулемет.  В  одной   из  корзин  под   бананами  оказались
необходимые  инструменты.  Одну  площадку соорудили на носу,  а вторую - под
навесом на корме. Уже стемнело, когда мы закончили работу. Нго просигналил в
сторону  берега  и тотчас же в ответ мигнул  ответ. Джонка вошла в маленькую
бухту  с  деревянной  эстакадой  и  причалила к  ней.  На  эстакаде  темнела
человеческая  фигура.  Нго  и человек  на  эстакаде  обменялись  несколькими
фразами, и послышался скрип досок под  колесами повозок, нагруженных оружием
и  боеприпасами.  Довольно  быстро  мы  все  переправили  на  борт,  а  Нго,
подсвечивая фонариком,  расплачивался с  человеком на  берегу.  Все остались
довольными сделкой, и мы так же бесшумно задним  ходом вышли из  неизвестной
бухты.   Мне  понравилась   работа   двигателя,  выхлоп  был  под   водой  и
двухцилиндровый  дизель работал почти  бесшумно, во всяком случае,  на малых
оборотах. Джонка величаво развернулась и отправилась по извилистому Меконгу,
где можно было встретить друзей, а еще больше - врагов.




     Почти  двое  суток  плавание напоминало туристский  круиз. На  реке  мы
встречали,  такие же джонки, напоминающие  плавающие птице-овощные рынки. Мы
тоже не чурались торговли - закупили горы фруктов и зелени. Торговать  ею мы
не собирались, но кипы зелени  отлично маскировали  некоторые  предметы,  не
предназначенные  для  чужих  глаз. В общем-то,  нам пока  везло,  ни  одного
военного  катера или  проверки  с береговых  постов. Пока. Но  чем дальше мы
продвигались   на   Север,   вероятность   встреч    с   американскими   или
южновьетнамскими катерами,  охотившимися  за  поставками оружия  через Лаос,
которые вьетконг успешно использовал этот путь не раз, возрастала.
     Ближе к Сайгону оружие тайно переправлялось на  берег и тайными тропами
бесследно  исчезало в  джунглях,  чтобы вскоре  заявить о себе при очередной
дерзкой  диверсии  или  засаде.  Потому  джонки   и  катера  с  оружием  или
наркотиками американцы  пытались перехватить на реке, где было весьма трудно
удрать от скоростных и отлично вооруженных  американских катеров и точно так
же трудно скрыться  даже  ночью  -  приборы  ночного видения  любые  попытки
спрятаться в прибрежных зарослях обрекали на провал. Начинался самый опасный
участок плавания. Нас теперь было четверо, и кто был этот четвертый на самом
деле, пока было непонятно. Проверить наверняка можно было только  в бою,  но
ведь как раз тогда ошибка  могла дорого  стоить.  После всего, что мы успели
натворить в  Сайгоне  и  его  окрестностях, вряд  ли о  нас  не  знал  самый
последний  матрос  на  самом  захудалом  местном  катере.  Американцы  любят
назначать награды, и было бы любопытно узнать, во сколько же нас оценили? Но
думаю, достаточно, чтобы нашлось немало желающих получить эти денежки...
     Береговые  посты нас тревожили мало - только раз или  два нас заставили
подойти к берегу и  предъявить  какие-то  документы (нечто вроде лицензии на
право  плавать  и  торговать в  этом районе). К моему удивлению Тханг и  Нго
насовали начальнику  поста такое количество бумажек  с печатями и подписями,
что  у меня не укладывалось в голове, где и когда они успели запастись таким
количеством "липы". Еще  более я удивился, узнав, что бумаги все  настоящие.
Все было весьма  просто  - за хорошие деньги  любой чиновник в любой  стране
выдаст любую бумагу. Деньги у Тханга были  и пока  шли  переговоры о покупке
джонки, одни чиновники очень оперативно оформляли сделку, а другие  стряпали
для нас документы на все случаи жизни. Таким образом, мы были самыми, что ни
на есть законными владельцами джонки и не менее законными торговцами.
     Все это срабатывало неотразимо на  постах (мы  с Энди в такое  время не
высовывались  наружу),  а на  борт джонки  патрульные не  заглядывали - пара
бутылок контрабандного виски надежно задерживали  их на берегу.  Иногда наши
"торговцы" возвращались в  весьма плачевном состоянии и  долго отсыпались...
Но это просто издержки профессии и с этим приходилось мириться. Мы же с Энди
предпочитали  для  таких  мероприятий   тенек  под   навесом,   только   вот
холодильника у нас не было и  все пойло было теплым  и противным. Опять же -
издержки профессии.
     На случай  встречи с катерами  у нас были разработаны  (как  в Генштабе
каком-нибудь)  несколько  вариантов  -  от  мирных  переговоров,  до  самого
настоящего морского  сражения,  с абордажем, как  при  Гангуте каком-нибудь.
Пока ни один из вариантов на практике проверен не был, хотя и  отрабатывался
в деталях.
     Но  это пока,  кажется,  закончилось. Из-за  очередного  поворота,  как
призрак  появился  катер.  Кораблик  был  старый,  деревянный,  с  небольшой
скоростью  и  всего  с двумя пулеметами на борту. Наверняка  и  команда была
небольшая - командир, механик, пара пулеметчиков и три-четыре патрульных. Мы
никак не отреагировали на появление катера - они были здесь привычной частью
природы. В бинокль осторожно я осмотрел участок реки позади  нас - километра
на три  чисто. Нго  со своим  феноменальным зрением доложил  Тхангу,  что до
ближайшего  поворота тоже  не  менее трех  километров  и  там  тоже никакого
движения не  наблюдается. Единственной опасностью  мог быть патрульный пост,
укрытый зеленью джунглей, но приходилось рисковать.
     План на  такой  случай был  разработан детально  и,  если не  случиться
ничего  экстраординарного,  должен  сработать.  В  мегафон  командир  катера
приказал  остановиться  и  ждать. Носовой  пулеметчик водил стволом,  словно
хотел захватить всю  джонку в один выстрел. Мы покорно повиновались, Тханг и
Нго низко кланялись и  командиру катера и двум патрульным, спрыгнувшим к нам
для обыска. В  кучу  бананов, прикрывавшую пушку один из них  ткнул штыком и
надо же (!) попал на какое-то чертово железо. Глаза у него округлились, и он
вопросительно  уставился  на  командира,  внимательно  наблюдавшим  за  всем
происходящим.  Момент  был критический -  еще  через секунду мы  Энди  будем
обнаружены  и попадем  в прицелы.  Не выходя из-под навеса, я  дважды  нажал
спуск "стечкина". Двое патрульных с дырками в  головах еще  не успели осесть
на  дно  джонки,  как Энди  прямо  через тростник  дал всего одну очередь из
крупнокалиберного. Двенадцати  миллиметровые пули снесли с носа пулеметчика,
превратили  в кровавые ошметья командира и  рулевого  в  деревянной  рубке и
дальше на  своем пути  почти  перерубили кормового пулеметчика,  который, не
видя общей картины, так  и умер,  ничего не успев понять. Тханг приказал Нго
запустить двигатель, и едва джонка отошла на пять метров от катера, отличным
баскетбольным крюком вбросил небольшую связку гранат в открытый кормовой люк
моторного  отсека. Внезапно с катера  прогремела автоматная  очередь,  видно
последний  из уцелевших патрульных, наконец, решился принять участие  в бою,
но  взрыв гранат  с добавками горючего  и  всяческих  боеприпасов  на  борту
прервал  эту  очередь.  Вместо  катера  теперь  на  спокойной  воде  Меконга
расползалось горящее  пятно, и  плавали деревянные  останки корпуса  бывшего
южновьетнамского катера.  Эхо  взрыва быстро погасилось  стеной  джунглей  и
снова  все вокруг  стало мирным и спокойным. Пятно уже  выгорело  и оставило
лишь радужные красивые узоры на воде.
     Мы с Энди хлопнули друг друга по рукам, вымученно улыбнулись Тхангу (он
не признавал  таких выражений эмоций) и с наслаждением закурили. После столь
славной  морской битвы мы  имели  полное  право собой гордиться  -  пока  мы
побеждали на суше, воде  и в  воздухе. Пока мы  наслаждались сигаретами,  не
заметили,  что  джонка  идет каким-то  странным  виляющим  курсом  прямо  на
противоположный берег.  Нго сидел  у  штурвала и, закрыв лицо  руками,  весь
дрожал от  головы до  пяток. Тханг подскочил к нему первым и что-то спросил.
Нго поднял лицо, оно было страшным. Лицевые  мускулы  затвердели  в каком-то
жутком подобии улыбки, а по щекам текли самые настоящие детские слезы. Тханг
что-то тихо  и ласково  говорил ему  быстро  и поглаживал  по жестким черным
волосам. Внезапно Нго  вскочил на ноги  и,  показывая на  нас, что-то гневно
произнес (плохо не знать языков...). Тханг  заговорил резко  и повелительно,
Нго  утихомирился  и  только  искоса бросал на нас нелестные  взгляды. Тханг
выправил  курс, врубил  самый малый  ход, направил джонку по самой  середине
реки и подсел к нам. Нго по-прежнему держался в стороне.
     Тханг  виновато   улыбнулся,  словно  хотел   извиниться   за   шалость
малолетнего сына.
     - Он  совсем  ребенок и не успел послужить  в армии, как  удрал оттуда.
Здесь на реке  ему приходилось  участвовать в нескольких перестрелках, когда
одни и другие палят  исключительно чтобы попугать друг друга и доказать свою
смелость. Сегодня он увидел  работу профессионалов... Он увидел лицо войны и
назвал  вас хладнокровными  убийцами,  а  не солдатами.  Солдат  должен,  он
считает, честно  сражаться  в бою без всяких там уловок и  коварства и пусть
победит сильнейший.  Он еще делит мир на только хороших или плохих парней. В
деревнях, где есть дизельные генераторы,  многие любят смотреть американские
фильмы, вот они и пытаются подогнать жизнь под эти стандарты, а когда что-то
делается не по голливудским правилам  игры, этого они  не понимают. Ему ведь
только шестнадцать и такое увидеть...
     Мы  с  Энди  слушали,  я  переводил,  и  молчали. Проповедники  из  нас
хреновые, а объяснить  мальчишке  всю мерзость этой войны, всего этого мира,
мы бы просто не сумели, будь один из нас Моисеем на горе Синайской...
     Нго немного  успокоился,  слезы просохли,  и  он стал  кричать на  нас,
размахивал руками, показывая назад, где еще полчаса назад плыл себе кораблик
с пятью людьми, что-то пытался объяснить, доказать, поспорить... Мы с Энди с
интересом  наблюдали  за  всем  этим,  но не понимали ни слова,  Тханг  тоже
молчал, ожидая конца этого горячего выступления мальчишки.
     Наконец парень  выдохся и  Тханг  невозмутимо, без  единой эмоции начал
переводить, а я делал то же самое для Энди.
     - Нго говорит - это были такие же люди, как мы, и  может быть, мы могли
с ними договориться, дать взятку или, на худой конец, напасть,  связать их и
пусть себе плывут, но живые.  Он  сказал, что один из  патрульных был из его
деревни, и никто даже не узнает как он погиб. Вы сражаетесь, как машины, для
вас все равно кого  убить: москита  или человека. Он уже жалеет, что пошел с
нами и выйдет на берег, как только мы повстречаем подходящую деревушку...
     Вы, русские, вообще звери,  вы  даже своих людей  держите  в  тюрьмах и
расстреливаете миллионами, он читал это в газете. А американцам нужен только
героин, чтобы зарабатывать миллионы и угнетать негров...
     Тханг замолчал, а Нго  вопросительно смотрел на  нас: поняли мы его или
нет.  Мы поняли, и я обдумывал,  что ответить этому истинному сыну джунглей,
где он узнал и  услышал обрывки сведений о наших великих странах и судил нас
строго, но несправедливо.
     Я  начал медленно, стараясь не допустить  ни малейшей  ошибки,  могущей
оскорбить юношу, что и в  СССР и в США  не  все так просто и примитивно, как
показывают в кино и пишут в газетах. В  больших странах и жизнь многограннее
и сложнее. Больше людей, больше проблем. Вовсе не на всех улицах США бандиты
гоняются друг  за другом  с пулеметами и занимаются  только тем, что торгуют
героином. У нас тоже не  все в порядке, было и такое, что  людей  без суда и
следствия  сажали в лагеря и расстреливали тысячами. Было. Не  скажу, что мы
живем лучше  других, но люди так  же, как и везде,  смеются,  плачут, любят,
рожают детей...
     А в твоей стране разве не идет война между людьми, вся вина заключается
в  том,  что  одни  думают так,  а  другие  иначе? Разве американцы  не жгут
напалмом этих самых несогласных или не бомбят северных шариковыми бомбами за
то,  что у них другой строй?  И  чем  же  виноваты мы, которые втроем решили
больше  не воевать  ни на чьей стороне, разве он сам не предпочитает вольную
контрабанду, прячась и от одних и от других?
     Да  мы  убили одного из подонков,  чье имя  со страхом  произносили  не
только во Вьетнаме, но и в  Камбодже, которая независима вроде  бы, но разве
по Меконгу не  рыщут американские катера и не летают американские вертолеты?
И что здесь особенного, если  и мы решили уйти от этой войны через Камбоджу,
кстати, в которой красные кхмеры тоже  не любят всех,  не покорившихся им, и
приносят смерть целым деревням?
     Война  есть война, и мы не могли надеяться, что патрульные отпустят нас
с миром. Ты видел того пулеметчика, которому не терпелось надавить на спуск?
И он так бы  и сделал, если бы  офицер обнаружил что-то кроме бананов. Чтобы
победить, надо опередить противника, иначе...
     Короче, я  выбрал  для защиты  проверенную  тактику - задать  противной
стороне еще больше вопросов, на которые, к стати мы и сами не смогли бы дать
вразумительного  ответа. Но  на неискушенного в спорах мальчишку, моя речь в
переводе Тхагнга,  кажется, произвела впечатление.  Он то и дело посматривал
на нас исподлобья, но каждый раз его взгляд становился светлее.
     - Кроме того, -  решил добавить я,  ты теперь прошел боевое крещение  и
выдержал испытание с честью, а я слышал, в  твоем племени  не  очень уважают
трусов и  ценят настоящих воинов.  Так что  из пассажира и  торговца ты стал
настоящим бойцом группы особого назначения. Настолько особого, что мы и сами
не знали в чем его особенность.
     Последние  мои   слова  явно   произвели  на  Нго  самое  благоприятное
впечатление, он даже как-то подрос за пару секунд, и на  его лице  появилась
робкая улыбка. Внезапно я понял, что его такая вспышка произошла еще и из-за
того, что он, не успел  даже принять участие в бою и побоялся, что его сочли
трусом... Для его народа такое было несмываемым пятном на всю  жизнь. Теперь
он почти пришел в себя и снова стал у примитивного штурвала нашего крейсера.
     Теперь  у нас  был  все в полном  пиратском  комплекте, включая бунт на
корабле. Мы попробовали, было шутить, но шутки быстро истощились  - мы ждали
неизбежного.  Когда появятся американцы.  Может,  они  уже поджидают  нас за
ближайшим поворотом  и  прекрасно  знают, что произошло  с этим  вьетнамским
катером. Не  исключено,  что  все  это  мог  наблюдать  пост  на  берегу,  а
радиоволны вещь довольно быстрая... Но другого пути все равно не  было, и мы
продолжали плавание, до предела увеличив скорость нашего рейдера.




     Они появились неожиданно (точно, они стояли за ближайшим зигзагом  реки
и ждали), вопрос лишь в том ждали они именно нас или сидели в засаде вообще,
по  привычке. Катер  неторопливо  направился  наперерез нашему курсу,  чтобы
сразу показать, что всякая попытка уклониться от встречи будет иметь для нас
плохие последствия.  Мы оказались парнями понятливыми  и резко сбавили  ход.
Поравнявшись,  катер отработал винтами враздрай  и  бортом пришвартовался  к
джонке. Носовая  пушка  была  зачехлена, и лишь кормовой  пулемет  угрожающе
посматривал на  наше суденышко. В джонку спрыгнули лейтенант и два солдата с
М-16. Кормовой  отсек мы  завалили кроме тростника еще и пальмовыми листьями
(так часто делают для сохранения фруктов, не любящих сильного солнца).
     Американцы действовали профессионально: один из них стал почти вплотную
к кормовой  надстройке,  где  за  хлипким заслоном  из тростника  и  листьев
прятался я со "стечкиным" и ножом.  Он держал  на прицеле Энди и Нго. Второй
стоял  одной  ногой на  катере,  другой  -  на джонке  и  контролировал  всю
обстановку.  Пулеметчик  просто  держал  нас  на  прицеле   и  при  малейшем
необдуманном телодвижении  мог  смести с  нашей джонки все, включая  нас. Но
ошибку он все-таки допустил - ствол был развернут к носовой части, которая у
нас гордо  именовалась капитанской  каютой, и где  хранились все  документы.
Офицер  начал было их просматривать, но,  видимо слабое знание  языка мешало
ему  (говорила  кошка собаке  - учи  иностранные  языки!) и  второй  солдат,
закинув винтовку за плечо, пошел  помогать  командиру.  Теперь оба  (если не
было еще одного,  спрятавшегося где-нибудь на катере) патрульных с интересом
наблюдали за спектаклем,  который разыгрывал  Тханг -  он бил себя  в грудь,
рвал  на груди  грязную майку, пытался выдрать жесткие, как проволока волосы
на голове, зачем-то  снимал сандалии и совал их  в  нос  офицеру, отчего тот
брезгливо отворачивался. Потом Тханг внезапно замолчал, широким жестом обвел
"каюту" - ищите. Офицер, совсем еще молодой  парень лет двадцати пяти, начал
обыск  ящичков,  корзин  и  прочих  закоулков.  Нго медленно,  сантиметр  за
сантиметром приближался ко второму полицейскому. Я знал, что у Нго есть нож,
а  буквально в полуметре под бухтой каната  лежал "калаш".  "Мой" солдатик с
любопытством ожидал результатов обыска  (фрукты  и зелень  их,  почему то не
интересовали.  Может  быть  только  пока?)  в  каюте. Вдруг лейтенант  издал
радостный  клич и  извлек  на  свет  божий  плотно  запечатанный  прозрачный
полиэтиленовый  мешок с  серо-зеленой массой,  напоминающей пластилин. Самый
неискушенный  наблюдатель  понял  бы,  что  это   опий-сырец  для  одной  из
многочисленный подпольных фабрик для производства героина. Стоил такой мешок
около  10 тысяч баксов, потом эти деньги увеличатся в десятки раз,  но здесь
его  цена была такая. Судя по  реакции Тханга, он слухом не слыхивал и видом
не видывал этой  гадости. На его джонке! Позор, да  и  только.  Возможно, от
старого  владельца  лодки  остался?  От  всех  причитаний  Тханга  лейтенант
отмахнулся,  как от москита и продолжил  поиски - появились еще два таких же
пакета. Бурное веселье охватило  американцев - они потешались  и  издевались
над  бедным  Тхангом, который  теперь причитал, что опиум  не его, он только
перевозчик и хозяин отрежет ему сначала уши, а потом голову.
     Смеялся  даже  "мой"  солдат. Пулеметчик даже убрал  руку со  спуска  и
облокотился на пулемет, чтобы не упустить ни единого мгновения этой комедии.
Лучшего случая  могло  больше  не  представиться. Пистолет пускать в  ход не
решился - даже легкий  хлопок могли услышать, и потому я решил не рисковать.
Как можно  осторожнее я раздвинул  тростник и листья, но все-таки  их шелест
заставил  солдата обернуться. Я ударил ножом в единственно необходимое место
- ямочку под горлом. Гортань надо резать, при колющем ударе нож может слегка
отклониться  и  человек  успеет  вскрикнуть.  Теперь  же  нож  проткнул  все
дыхательные пути и перегородил их широким лезвием.  Чтобы не заливать кровью
дно  джонки, я оставил нож, там, куда его и  всадил и  быстро втянул солдата
под  навес.   Как  ни  молниеносно  я  старался   провести  эту   акцию  шум
потревоженных  листьев, куда  я втаскивал патрульного, который еще был жив к
стати (ненадолго, правда), потревожил и  пулеметчика и  второго патрульного.
Пулеметчик  едва успел схватиться за спуск, как выстрел  "стечкина"  оборвал
его  дальнейшие  хлопоты. Хлопок глушителя послужил сигналом  для  Нго  - он
сунул  руку  под  канат  и  в руках его  оказался  АК-47.  Короткая  очередь
отбросила  патрульного к борту  джонки. Все  три пули попали в грудь,  и  на
губах солдата показалась кровавая пена. Этот тоже был не жилец...
     Я был прав в  предположениях  -  еще  один солдат прикрывал присутствие
проверяющей группы, но это заметил и Нго. Патрульный лежал плашмя на палубе,
укрывшись за  рубкой, и успел  сделать только два выстрела, как длинная,  на
весь магазин, очередь Нго навсегда оставила солдата у стены рубки.
     Настала  очередь  лейтенанта, который оказался не храбрецом и с  ужасом
наблюдая, как за  десять секунд  от его  группы остались одни  воспоминания,
медленно  поднял руки и сложил их  на затылке.  Тханг сначала уложил упавшие
пакеты  с  опиумом на место  и  только после этого  достал  кольт  из кобуры
офицера.  Во всех  его действиях  чувствовалось глубокое презрение  к людям,
которые, как оказалось, не умеют воевать, хотя хвастают об этом на весь мир.
     Нго  и я перепрыгнули на борт катера - там могли быть еще люди, и  один
смелый человек  за  несколько секунд мог превратить нашу временную победу  в
сокрушительное поражение.  С двух  сторон мы  осторожно  обошли  рубку - там
стоял,  предварительно подняв  руки,  и уложив свою  М-16 на палубу наводчик
носового  орудия, которому  не  довелось  принять участие  в  абордаже.  Нго
нагнулся за винтовкой,  как  солдат, который прятал  в сложенных  на затылке
руках  нож,  бросился на  него. К счастью  он  чуть-чуть промахнулся,  и нож
вонзился  вьетнамцу  повыше  лопатки, почти в плечо. Зато глубоко, силенки у
этого парня было  с  избытком. Они катались по палубе, причем от  удара  Нго
выронил  автомат, и потому оба пытались схватить валявшееся оружие. Пистолет
я употребил, как  молот для быка - добротно сделанной  рукояткой  я  от души
врубил  американцу  по голове,  когда она на  насколько мгновений  оказалась
сверху.  Нго  не  смог  без моей  помощи  выбраться  из-под туши американца,
которого я, кажется,  выключил навсегда ("стечкин" пистолет  тяжелый и очень
прочный), и бегло осмотрел рану - пока они валялись по палубе, нож оставался
в ране и теперь разворотил плечо Нго весьма неприятно. Я оставил нож в ране,
чтобы избежать кровотечения, уложил тайца на живот и  приступил к дальнейшей
инспекции катера. Кто знает, что еще может произойти. Вход  в моторный отсек
был  закрыт, но жалюзи для охлаждения  и  вентиляции были приоткрыты как раз
настолько, чтобы туда пролезла рука с гранатой. Я подсунул  М-16 под решетку
для упора и осторожно подполз к отверстию.
     - Эй, парень, ты там один?
     В ответ прозвучала короткая очередь. Я достал гранату Ф-1, во всем мире
известную, как "лимонка" и прокричал: "Сейчас я просуну руку вот в эту дырку
с гранатой без  чеки.  Даже если вы  мне отстрелите руку, граната  все равно
свалится к вам, как подарок  от  Санта Клауса.  Выбора  у  вас нет  - хотите
помереть, как крысы на утопающем корыте  - пожалуйста. Не хотите, открывайте
люк и выбрасывайте все оружие, даже перочинные ножички. Даю десять секунд на
размышление - у меня рука слабая, я эту гранату долго не удержу, так  что со
временем у вас туговато... Жизнь гарантирую."
     Чей-то голос глухо донесся из отсека: "Мы согласны, отойдите от люка на
три метра. Зачем им три метра, я не понял - я и с  трех метров могу  попасть
гранатой в лунку для гольфа, но послушно отошел. Из люка показалась на  долю
секунды, как  и  положено мотористу, измазанная физиономия и скрылась. Потом
на палубу полетели М-16, "калашников", два кольта и один  нож. Потом вылетел
и складной туристский нож. Похоже все.
     - Выходить  спокойно  -  сначала руки,  а потом все  остальное. Без рук
выходить из  отсека было, видимо, трудно, потому механики  (их все-таки было
двое) вылезали медленно и  неуклюже.  Энди уже успел стать рядом с надежными
кусками веревки и прочно укрепил руки мотористов за спиной. Вроде все были в
сборе, и  я поспешил к Нго,  который находился на грани  потери  сознания. Я
поднял  его  на  руки  и перетащил на  джонку.  Уложив  на импровизированный
операционный стол,  я стал  перебирать все  медикаменты, что у  нас имелось,
потом  вдруг  вспомнил,  что и  у американцев что-то должно быть и  побольше
нашего. Энди оставил мирно сидящих мотористов на палубе, заглянул в рубку  и
вылетел оттуда с большой сумкой с красным крестом.
     Да,   американцы   были   оснащены   получше:   антибиотики,    шприцы,
обезболивающие,  средства от шока и даже транквилизаторы. Я уж не говорю  об
всяких  антисептиках  и  горах  перевязочного  материала. Теперь можно  было
начинать. Энди отошел в сторонку, а Тханг стал медбратом. Сначала вкатил Нго
вокруг раны несколько уколов новокаина - достать нож из  человеческого  тела
дело  не простое и  могло быть  очень  болезненным. На всякий  случай  я еще
вкатил ему  наш тюбик  "антишока" из своей  личной аптечки и  обеими  руками
взялся  за  нож.  Тханг придерживал  тело. Разрезанные  острым ножом мышцы и
особенно  кости, мертвой хваткой  зажимают лезвие, и вытащил его я с большим
усилием, стараясь еще больше не расширить рану.
     Теперь  кровь, ранее  закупоренная  ножом,  хлынула  ручьем.  Я  был  в
растерянности  -  как  остановить   эту  реку   крови,  чтобы  хоть  увидеть
серьезность  повреждений  тканей. Но  Тханг опередил меня.  Он  схватил пару
здоровых  тампонов  из  американских запасов, окунул их  в  широкую банку  с
антисептиками (из тех же запасов) и просто заткнул ими рану. Свободной рукой
он ткнул в моток лейкопластыря, мы приклеили многократно  тампоны  к  телу и
после этого плотно  забинтовали.  Я еще вкатил  дозу  антибиотиков, а  Тханг
достал один  из пакетов с опиумом, отщипнул кусочек и всунул в рот Нго. Тот,
было, попытался вытолкнуть кусочек изо  рта, видимо ему трудно было глотать,
но Тханг сжал ему челюсти и Нго вынужден был проглотить.
     - Теперь он будет спать,  и видеть красивых женщин во сне.  Ему  больше
всего нужен  покой. Все ваши  лекарства  хорошие  штуки, но сейчас ему нужен
только сон.
     Какая-то вековая убежденность прозвучала в его  словах,  и я промолчал,
только склонил  голову  в знак  согласия. Уложив Нго  в  тень на  корме,  мы
приступили к осмотру трофейного корабля.
     Вообще мы вели самый настоящий пиратский образ жизни, и где-нибудь в 16
веке  нам бы  цены не было! Катер был - загляденье:  два  четырехцилиндровых
двигателя "Дэвидсон",  автоматическая пушка и 12-мм пулемет, несколько базук
и М-16 с подствольными  гранатометами. До Вьентяна, по настоящему достаточно
крупного центра в Лаосе, оставалось не более ста миль...




     Больше  чем  полдня  мы торчали  в  оказавшемся  узком притоке Меконга,
облепленные москитами от  ушей до пяток и занимались переоборудованием наших
судов. Мачту  джонки  мы  срубили,  чтобы она не демаскировала  нас, катер и
джонку завалили охапками свежего тростника  и трудились, как пчелки. Пленные
механики оказались покладистыми парнями и  когда поняли, что  мы ни с кем не
воюем, не торгуем ни оружием, ни наркотиками, а просто хотим удрать подальше
от  этой  войны, согласились помогать нам. Из-под груды бананов  мы извлекли
скорострелку, чем немало удивили лейтенанта, и установили рядом со штатной и
умелыми руками Тханга и  Энди спарили их и зачехлили так, что только опытный
глаз  мог  это  определить.  Пулемет  же   установили  прямо  в  рубке.  Это
значительно  сократило ее  площадь, но мы люди скромные,  нам особенно места
много не надо, хватило  бы места рулевому. Зато  пулемет не  торчал наружу и
мог  открывать  только  фланговый огонь, да  и  то только  не всегда - нашей
команды без  Нго не хватало  для  всего  нашего  арсенала. Между  прочим Нго
проспал почти сутки  и выглядел, словно и не вчера здоровенный  американский
амбал засадил ему тесак чуть  ли не под лопатку. Он даже рвался помогать, но
мы очень ласково уговорили его, что при следующем нытье мы просто набьем ему
морду,  привяжем  к  доскам, заменяющим кровать и  будем кормить  с  ложечки
банановым  джемом  со свиной тушенкой.  Видимо  действие  наркотика  еще  не
закончилось, потому что Нго воспринял угрозу очень серьезно и  снова заснул,
чем очень облегчил нашу жизнь.
     Мы с  Энди взялись допрашивать лейтенанта, у  которого была простенькая
фамилия Эванс,  а  папа  был известным  адвокатом  в  Сан-Франциско.  Беседа
получилась душевная. Напуганный присутствием на борту русского  из наверняка
известной, но неуловимой диверсионной группы головорезов по прозвищу "крысы"
- я  его  сразу  просветил  насчет этого,  чтобы  не  ерепенился.  Он  и  не
ерепенился, опасливо глядя на меня, когда я задавал ему вопросы.
     - Когда был последний радиоконтакт перед нашей встречей?
     - Минут за двадцать. Мы сообщили на базу, что видим джонку, проверим ее
и продолжим путь вниз по реке еще миль  на пятьдесят  до временной  базы для
заправки.
     Мы переглянулись.
     - Так ваша база в пятидесяти милях ниже?
     - Примерно так.
     - А как это мы прошли мимо базы и ни они, ни мы не видели друг друга?
     - База тайная и расположена в канале, вырытом от Меконга на пару миль в
джунгли.
     - Вы должны были доложить о результатах проверки джонки?
     - Обычно, если ничего не находили, то ничего и не сообщали.
     - Когда вас ждут на базе и когда вы должны возвращаться назад?
     - На  базе мы должны  были быть через часа два после встречи с вами, но
нас  могли  и  не ждать так  скоро  - обычно ребята  заскакивают тут в  одну
деревню  к своим  подружкам. Мы давно здесь  плаваем, у  ребят есть, то есть
были, кое-какие привязанности и деловые интересы.
     - В сообщаете о такого рода задержках?
     -  Нет,  такого официально не заявишь, обычно ссылаемся на  неполадки с
двигателями.
     - Вверх по течению есть еще ваши катера?
     - Только один. У них вчера полетел один из дизелей, они возились с ним,
и теперь  идут позади  нас, но очень медленно -  поломка серьезная. А может,
решили отсидеться до приезда ремонтников и пьют где-нибудь...
     Карты реки  мы  забрали  и у лейтенанта в планшете и  в  рубке, так что
маршрут  теоретически  мы  знали.  Оставалась сущая ерунда -  сделать это на
практике. Беспокоил  этот отставший катер. Пересидеть его в здешних зарослях
возможно, но вдруг они решили погулять, тогда надо ждать как минимум еще два
линкора - один с ремонтниками,  другой на замену потерпевшему. Кто их  знает
там, на базе, может они такие служивые  молодцы, что  минуты зря  не теряют.
Грубая прикидка по времени была ясна: если катера с  базы  вышли утром, то у
нас  есть  фора  миль  на двадцать. Потерпевший катер  может пройти мимо нас
примерно через  час,  если  команда  не  пьет  в тени мангровых  деревьев  и
закусывает бананами.  Оставался открытым вопрос с пленными. Убить безоружных
мы не могли, но оставить им  джонку с мотором  - значило, что из  ближайшего
поста  скоро  уйдет  радиограмма  с  информацией,  и   нас  будут  ждать  не
какие-нибудь  случайные  катера,  а   самые   настоящие   "Тандерболты"  или
"Тандерчифы"  (а  то  и "Фантом" пошлют  - такая нам  будет оказана  честь!)
которые, чтобы  действовать наверняка, накроют нас  напалмом. Топить джонку,
значит  обречь на  медленную смерть пленных. Лучше  уж  пристрелить...  Энди
нашел выход. Покопавшись в инструментальном отсеке катера, он довольно скоро
появился с солидной кувалдой в руках. Его могучие  плечи заработали  не хуже
дизеля  и  вскоре   от  прекрасного  мотора   на  джонке  остались   большие
покореженные куски металла.
     Если  это  и  мог кто-то  починить, то его фамилия должна быть Кулибин.
Теперь  у  американцев получили прекрасную возможность  поработать  руками -
либо поставить укороченную  мачту  и выбираться с парусом, если смогут, либо
древнейшим способом - сделать из досок весла и... Пришлось собрать небольшое
собрание.  Трупы  мы вынуждены, при такой жаре, на  нашей  маленькой лодочке
отвезти через камыши подальше (как  смогли пробиться сквозь сплошные заросли
всякой речной флоры)  и,  привязав  камни из  балласта  джонки, и опустить в
воду. Пленных было трое. Я постарался проникновенно и доходчиво доказать им,
что вели  они  себя,  как настоящие  герои и сражались  до конца,  но только
варварские  методы  войны  и  русский  бесчеловечный  головорез  не дали  им
одержать  заслуженную  победу.  Если  они  хотят,  мы можем  им даже  выдать
соответствующий  документ,  чтобы  облегчить их положение на  многочисленных
служебных  расследованиях,  связанными  с потерей большей  части  команды  и
катера,  принадлежащего армии  США.  Это  все-таки имущество,  состоящие  на
соответствующем  балансе  и  его  надо  как-то  списывать.  Эту  юридическую
казуистику я узнал от  лейтенанта, который  более всего сокрушался не поводу
смерти своих людей,  а именно по поводу захвата катера. Лейтенант смотрел на
меня с нескрываемой надеждой, зато механики никак  не могли врубиться, что я
плету: какие  документы,  какие  расследования -  они  честно  сражались, но
проиграли,  не всегда же побеждать и вопрос стоит гораздо  важнее, останутся
они жить или их на этой же лодочке отвезут подальше и бросят в воду. Поэтому
механики с  нескрываемым презрением смотрели на своего командира и с испугом
на меня. Я успокоил их - безоружных мы не убиваем, пленных не пытаем, только
подробно  расспрашиваем  - хочешь  отвечать, отвечай, не хочешь, то рискуешь
схлопотать по  роже,  но  не более того. Мы не  какие-то  там  гэбешники или
представители северной контрразведки, мы  просто  удираем от  войны. Правда,
если нам мешают,  мы не  церемонимся  в выборе средств,  как вы  сами  могли
убедиться.  Так  что мы оставляем  им  джонку со срубленной мачтой, разбитым
дизелем и горой фруктов. Мясо, конечно лучше, но есть  куры и  коза, которых
можно использовать можете использовать  по прямому назначению. Найти выход -
это теперь их проблема. Все разрушения на джонке - простая предосторожность,
чтобы весь Меконг  не очень  скоро узнали наших  подвигах,  так  как мы люди
очень  скромные  и не  любим  шумихи  вокруг нас.  Услышав  такое,  механики
повеселели  -  они  надеялись на  свои  умелые  руки и не  видели  особенных
трудностей, чтобы  невредимыми выбраться отсюда.  Лейтенант сидел мрачный  и
его  мучил  позор  поражения.  Механикам это  было до лампочки, они  встали,
протянули нам руки и сказали, что мы настоящие парни, и они желают нам удачи
-  добраться  туда,  куда мы  желаем. Лейтенант остался  на месте, и  я  был
уверен,  что  его  подчиненные  после  нашего  ухода получат  идеологическую
взбучку, вроде, как от  нашего замполита. Лейтенант очень походил  на такого
типа...
     Все вопросы были теперь окончательно решены. Между тем Нго почувствовал
себя  хуже  -  он терял  порой сознание,  бредил.  Я  вкатил ему еще  порцию
антибиотиков,  снотворного  и  он  на время  затих. Но  меня  волновало  его
состояние. Мы не хирурги и что нож этого амбала повредил в могучем теле Нго,
мы не знали.  Да  если  бы и знали, что могли сделать? Операцию?  Оставалось
надеяться на американские лекарства и живучесть Нго.
     Катер  медленно пробивался  через  заросли к  чистой  воде.  Надо  было
выскочить весьма осмотрительно, а вдруг нас уже ждет 6-й флот, специально по
воздуху переброшенный  на Меконг  для нашей торжественной встречи? У  самого
края зарослей  Энди забрался  на  крышу рубки и внимательно в мощный бинокль
(трофей) оглядел реку с одного видимого края до другого. Если нас кто-нибудь
не ждет в засаде за ближайшим поворотом, то можно считать все в порядке.
     Энди спустился и полез в  моторный отсек. Он все-таки пилот, к машинам,
пусть  даже  нелетающим, имеет  прямое  отношение,  и  потому  мы отдали ему
почетное место корабельного механика. Впрочем, если  не случалось неполадок,
то двигатели имели дистанционное управление  из рубки. Энди  нужен был внизу
только в плохих  случаях. Наша дружная команда поредела - никакие лекарства,
похоже, не помогали бедному  парню, у него поднялся  жар,  и мы могли только
укладывать  мокрые полотенца  на  его  покрытый  потом  лоб. Было смертельно
обидно и  стыдно за невозможность помочь  мальчишке. Но нас  ждала дорога  к
свободе, и Энди врубил  двигатели на  всю катушку. Да, это не  наша  родимая
джонка  (жалко  ее все-таки было бросать...), настоящий гоночный катер, если
останемся живы, заявим его на участие в Багамской гонке. Правда, впереди был
еще один такой же чемпион, хотя  по слухам и на одной  ноге, но Джон Сильвер
тоже был одноногим!




     До  желанного Вьентьяна оставались считанные мили, и потому желание еще
раз  с  кем-то воевать  сильно  поубавилось,  чувство близкой безопасности и
сыграло с нами  нехорошую шутку. Едва  мы прошли очередной поворот,  по  нам
неожиданно врубила  скорострелка, а через грохот ее выстрелов слышался и рев
пулемета.  Ничего  не скажешь, рейдеры  поганые,  проворонили укрывшийся под
навесом из деревьев катер. Видимо какой-то пост все-таки наблюдал за нами, и
скоро  можно  было  ждать  подкрепления  с   другой  стороны   реки.  Логика
подсказывала - с  этим  ублюдком  надо расправляться  как  можно быстрее.  Я
заложил крутейший разворот почти на пятке  и Тханг ответил длинной очередью.
Надо было выманить их от берега. Сквозь рев моторов докричаться до Энди было
невозможно, а связи между  моторным отсеком и рубкой,  увы, не было. Тогда я
резко сбросил газ почти  до минимума, и из  люка мгновенно показалась голова
пилота.  Я заорал ему, рискуя навсегда  остаться без  голоса: "Сделай  дым!"
Дымовая шашка тут не годилась, слишком уж явная провокация. Энди сообразил и
через двадцать секунд  из моторного  отсека  повалил  сине-черный  дым (явно
какое-то тряпье  с соляркой). Я чуть-чуть добавил обороты и начал уходить из
зоны  огня,  так  чтобы они  не могли использовать  обе свои пулялки. Точно,
скорострелка замолчала, у нее не стало зоны обстрела. А Тханг поливал  их из
кормового  пулемета  и  мешал  противнику, спокойно прицелится для  решающей
очереди -  свистящие рядом пули диаметром в 12.3 миллиметра плохо отражаются
на спокойствии у кого угодно...
     Наконец они  купились, и оторвались от  берега,  чтобы на  своем  одном
движке (храбрые ребята, ничего  не скажешь) попытаться  догнать нас на нашем
черепашьем  ходу,  развернуться  к  нам  бортом  и  расстрелять наш  славный
кораблик сбоку, используя  все, что  у  них стреляло. Я дал знак Тхангу и он
перестал лупить длинными очередями - пусть думают,  что  мы начали экономить
боеприпасы. Передние скорострелки мы зачехлили так,  что один человек вполне
мог сдернуть чехол за пару  секунд,  а потом  справиться  сразу с обеими. Но
зачехленная пушка  (кто же знал,  что их  там две) и ни малейшей попытки  ее
использования (видимо, неисправна?), совершенно расхрабрили наших визави. Их
катер, несмотря  на усилия рулевого, описывал циркуляцию -  у  этих  катеров
раздельные  приводы  на  винты  от  каждого  двигателя.  Я  потихоньку  тоже
прибавлял  газку, чтобы выманить их на середину  реки  и не  дать  им, потом
возможность  снова  прижаться  к  берегу.  Я  старался  сохранить  дистанцию
примерно   в  пятьсот  метров,  чтобы  не  дать  возможности  для  абсолютно
прицельной стрельбы.
     Когда они пустились за нами в погоню, снова завякала их скорострелка  и
я ощутил пару попаданий, к счастью, на первый взгляд, несерьезных. Посмотрим
позже,  если  доживем.  Циркуляция  их катера  заметно  возросла  -  механик
увеличил до предела обороты и не мог выдерживать курс  только рулем.  Теперь
они  были метрах  в трехстах  позади и левее  - до берега им не удрать. Энди
смотрел на меня неотрывно,  и я подмигнул ему, одновременно увеличив ход  до
полного. Энди пулей вылетел из люка и бросился к нашему "секретному оружию".
     Две секунды  и на солнце заблестели  два  ствола  рядом с целым складом
боеприпасов. Что было сил, я заорал: "Держитесь!" (нет, в Большом мне больше
не  петь) заложил такой  вираж,  что катер  чуть не  опрокинулся.  Теперь мы
летели  навстречу друг другу. У летчиков это называется лобовая атака.  Энди
врубил  оба своих  самопала, и только стреляные  гильзы  зазвенели по  всему
полубаку. Янки явно не  ожидали такого подлого поворота событий и попытались
сделать  разворот,  чтобы включить в дело и  кормовой пулемет. Теперь  жизнь
каждого на обоих катерах была вручена лично Господу Богу.  Я  поставил катер
на  параллельный курс, и  по моим расчетам мы должны были пройти в 50 или 70
метрах  от противника.  Пули  грохотали  по обшивке,  корпусу, но,  судя  по
стрельбе пока все  были живы.  Расчет был один - успеть потопить или поджечь
их за  те  считанные секунды, когда  мы  на полном  ходу  будем  расходиться
бортами.  Закрепив  штурвал, я упер плечевые дуги  пулемета, припрятанного в
рубке, и включился игру. Наша огневая мощь явно превосходила  противника, но
корабли весьма живучие  средства передвижения и, хотя я видел, как от катера
противника  летели  обломки  и прочая дрянь, он  двигался и стрелял. Наконец
замолкла носовая пушка, наводчик присел возле нее, как будто отдохнуть после
тяжелой  работы.  Энди  перенес  весь огонь  на  корму,  примерно  на уровне
ватерлинии - там были  баки  с горючим. Я оглянулся назад,  как там  Тханг и
обомлел  -  на  палубе,  положив  М-60 на низенький  фальшборт,  лежал Нго и
методично  вколачивал  очередь  за  очередью,  целясь явно в  узенькую дверь
рубки,  откуда тоже  высверкивали  вспышки выстрелов. Неожиданно выстрелы из
рубки прекратились и  из нее медленно, подгибая колени, выпал на палубу один
из членов команды, наверно рулевой...
     Нго  удовлетворенно улыбнулся, хотя эта улыбка на белом  застывшем лице
явно умирающего человека  выглядела жуткой. Тем временем  Энди - таки всадил
им точную очередь из своей двустволки  и над катером вспыхнул  жирный костер
солярки. Я бросил пулемет  и срочно развернул свой  кораблик от  обреченного
судна.  Выстрелы  с  нашего  катера   прекратились   без  команды.  Добивать
побежденных мы не умели. Если сумеют живые доплыть до  берега, их счастье, а
для нас бой кончился. Я сбросил обороты, закрепил штурвал и бросился к Нго.
     Он уже был мертв с той же улыбкой на лице. Традиция погребения нам была
уже, к сожалению, хорошо известна и мы опустили Нго в его любимый Меконг...
     Энди получил царапину, а Тханг, ни на  минуту не выходивший из боя, был
целехонек, как стеклянный шарик на новогодней елке. Снова нас осталось трое,
и  надо  было  решать,  что  и  как  делать дальше.  Появление  в  порту  на
продырявленном и явно  пиратски захваченном американском катере вполне могло
вызвать  массу  глупых  и  неуместных   вопросов  у  местных   чиновников  и
блюстителей порядка. Война, хоть и затронула этот уголок земли, но не велась
так  явно и  безжалостно,  как на юге.  Скорее всего, здесь еще  действовали
кое-какие  законы. Посовещавшись,  мы решили понадежнее  припрятать катер  в
зарослях, и он послужит нам с  Энди и домом и крепостью - нас тут так просто
не возьмешь. Но это экстремальный случай.
     Основной же план заключался  в  том, что Тханг,  правда  неизвестно под
каким видом, учитывая плачевное состояние  его  гардероба, идет  в  город и:
во-первых,  выясняет, не ходят ли  по  городу  мерзкие  слухи, что  какие-то
бандиты  пиратствуют  на  Меконге и власти усиленно ищут их,  чтобы передать
своим американским  друзьям. Второе,  купить  для нас с Энди одежду, ибо то,
что было на нас, вызвало бы самые серьезные  вопросы  у любого полицейского.
Третье.  Постараться  выяснить, есть ли где-либо поблизости частный аэродром
или частная авиакомпания, скажем для  посильной  помощи  контрабандистам или
торговцев наркотиками. Все.
     Тханг  только покачал  головой, сделать  это  в  чужом  городе... Самое
разумное, на его взгляд прикинуться  нищим беженцем  от войны, у которого не
осталось  ни  семьи, ни кола, ни двора. Между прочим,  все  было именно так.
Денег он взял минимум для покупки одежды  и оплаты некоторых сведений. Нищий
вьетнамец с кучей "зеленых" в кармане рваных шортов, эт-то что-то...




     Ожидание  всегда  противно  и  мы коротали время  игрой в  "очко".  Как
выяснилось, Энди вообще был  пай-мальчиком и  в жизни не  слыхивал про такую
игру. Правда, он быстро научился, но я забыл ему сообщить, что моим учителем
в  эту игру  был  один  "зек" (заключенный по-ихнему)  и играть со  мной все
равно, что было  просто время от времени передавать мне  разные суммы. Но во
мне проснулась совесть (с чего бы это вдруг) и я рассказал Энди  о некоторых
приемах, которые никогда  не дадут ему  возможности  выиграть. Энди  сначала
разгорячился, что-то кричал о шулерстве, но  я вернул ему все проигранные им
деньги и объяснил, что это была всего  лишь шутка, для коротания времени. Он
остыл и стал просить меня обучить этим самым приемам.
     Время шло, Тханг ушел на рассвете, а сейчас уже дело шло к вечеру и мы,
не показывая, друг другу вида ,изрядно нервничали.  Условный сигнал раздался
уже в темноте.  Мы проделали в  груде тростника  что-то наподобие  крысиного
лаза,  и Тханг  вполз,  таща за собой спортивную сумку. При  свете аварийной
лампочки мы не  могли  его  узнать - он был выбрит  (для вьетнамца, конечно)
подстрижен,  на нем  были  коричневые брюки,  цветастая  рубашка навыпуск  и
добротные сандалии. Короче, как  мы поняли, именно это  сейчас и  модно этом
сезоне.  Не  говоря ни слова, он вынул  из  сумки  две  пары джинсов, легкие
туфли, майки (явно  сделанные  подпольно по образцу американских), несколько
рубашек, бейсбольные кепки и даже  небольшой кейс. Мы были потрясены. Если и
сведения,  которые  он  раздобыл,  будут  столь обильными,  то  ЦРУ или  КГБ
потеряли прекрасного специалиста.
     Точно,  потеряли. Тханг  с обычной неторопливостью сообщил, что о нашем
героическом рейде здесь очень  хорошо известно и на нас даже делались ставки
в подпольных букмекерских конторах. Властям  на нас  начхать, лишь  бы мы не
натворили  ничего  похожего,  о  чем   уже  рассказывали  на  улицах  всякие
проходимцы. Здесь есть,  аж три авиакомпании: одна государственная (развозит
крестьян и  их свиней по деревням) и две частных. Одна - нечто  вроде  клуба
летчиков-любителей,  другая  занимается  частным  извозом  без определенного
направления  деятельности.  Мы  с  Энди  переглянулись - это нам  подходило.
Кстати,  аэродром  этой компании находился за городом,  и туда вела довольно
приличная  для этих мест  дорога, по которой часто ездят грузовики, видимо с
грузами.
     Аэродром обнесен  оградой и  есть  даже  охрана,  но  несерьезная  - от
любопытных глаз.  Но,  черт побери, у  нас  глаза  самые  любопытные в  этом
городишке. Надо  было проверить бдительность  этих стражей  и выяснить  типы
самолетов. Хочешь, не хочешь, а идти надо  было Энди. Прикрою его я, а Тханг
будет в стороне и будет чем-то вроде корректировщика огня.
     Я  не выдержал и  спросил Тханга, как  он заполучил всю эту информацию.
Все  оказалось до удивления просто  - он  прихватил с  собой  часть  опиума,
поболтался  по улицам, заприметил нескольких молодцов, прикинулся валенком и
предложил им товар. Они, конечно, раскусили в нем простофилю, а не агента по
борьбе  с  наркотиками,  купили  весь запас, при  этом крупно надув  его при
расчете,  и таким образом  подружились  и  отправились ближайший  бар обмыть
сделку. Тханг  осторожно  намекнул, что у него  есть богатые друзья, которые
хотели  бы  часть  товара продать  здесь, а остальной доставить в  Бангкок -
такая уж у них договоренность с тамошними торговцами. А этот опиум он украл,
чтобы заработать себе хотя бы на одежку. Над ним посмеялись и посоветовали в
такой  одежке  долго не расхаживать  по  городу - у местных полицейских есть
мерзкая привычка  хватать оборванцев и заставлять их  чистить  улицы.  Тханг
посмеялся за компанию и, поблагодарив за добрый  совет, пошел покупать  себе
одежду,  оставив своих  новых друзей  обмывать  удачную сделку с деревенским
простофилей.  Тханг  приобрел одежду  у мелких уличных торговцев,  не рискуя
входить в приличные лавки и магазины.
     Теперь мы  точно знали, что нам предстоит сделать. После дискуссии Энди
убедил  нас,  что  надо  идти  не  в  эту  подозрительную авиакомпанию, а  в
добропорядочный  летный  клуб.  Во-первых,  в  той компании  нас обязательно
попытаются, как  новичков,  убрать  вместе  с  товаром, во-вторых, даже  при
условии слабой охраны не стоит  грубо нарушать  местные законы и наводить на
себя еще и лаосскую полицию. Доводы были убедительными, и мы решили раненько
по утру оставить свое гнездышко и прогуляться по городу.




     В  южных городах  жизнь начинается рано, утихает  в середине  дня из-за
жары и  потом  продолжается  до утра.  Два небрежно,  как  и положено  янки,
джентльмены  не  спеша  двигались  по  улице,  с   любопытством  разглядывая
всяческие  восточные диковинки  и шумно (как и положено янки)  обсуждали все
это и  громогласно хохотали собственным шуточкам. Местные жители поглядывали
на нас со скрытой усмешкой. Говорил, в основном Энди,  я больше поддакивал и
вовремя хохотал.  Мой славянский акцент  мог  услышать (один шанс из тысячи)
или еще один янки, которых мы изредка встречали, или шибко грамотный местный
житель. Янки были явно  туристами - в основном пенсионеры, путешествующие по
льготным путевкам. Тханг шел впереди нас шагов за двадцать,  почему-то тащил
с собой гитару в  жестком  футляре и пока никаких  знаков не подавал. Летный
клуб выглядел, как здоровенный сарай с башенкой управления полетами наверху,
а я еще  заметил антенну  для довольно  мощной  радиостанции, кроме  обычных
антенн  для местной связи и прочих летных дел.  Немного в  стороне крутилась
антенна обзорного локатора. Короче, не глядя на сараистый вид, клуб выглядел
вполне респектабельным. На небольшом, но ухоженном аэродромчике  стояли  три
"Сессны", спарка "Спитфайер" времен  царя  Гороха и два  биплана неизвестной
мне  марки.  Энди  едва  заметно  кивнул  в сторону  "Сессны" и мы  небрежно
отправились к той части сарая, где просматривалась какая-то вывеска. Тханг с
независимым видом прошел мимо ворот и неторопливо отправился дальше.
     Приветливый тип в непонятной униформе со значком этого  клуба на рукаве
вскочил  нам  навстречу. Энди  принял вид богатого,  но скучающего  искателя
развлечений.
     - Здесь кто-нибудь говорит по-английски?
     - Канесна,  сэр, осенно мгого говорить. Сто сэр  зелает -  прогулка над
город, путесествие  к  самым красивым  дефоцкам  или просто  тренировка  для
мускул?
     Лаосец действительно говорил много, но достаточно понятно.
     -  Я хочу зафрахтовать самолет без пилота, я сам  пилот, на неделю, это
вы можете?
     - Канесна  сэр, но без насего  пилота никак не  можно. Вдруг вы  плохая
летцик и кто будет платить за поломанная самолет?
     - Я и буду платить, ты что не понял?
     - Моя  понял, а  если  господин,  о,  Боже,  умрет  вместе  с  самолет?
Страховая  компания  не будет платить  -  без наш летчик летают только цлены
клуба.
     - Так в чем дело, примите меня в члены и дело с концом.
     - Эта совсема не просто, нузно стобы вас рекомендовала два цлена клуба,
и вы прошли экзамен.
     - Я пилот-профессионал высшей категории, вот моя лицензия.
     - Осень хоросо, я вам верю, но лицензия американская, а нузна наса.
     Энди грозно надвинулся на коротышку.
     -  Ты  хочешь сказать, что  американцы летают хуже ваших  засранцев?  -
лаосец уменьшился до размеров чернильного прибора, но стоял на своем.
     Тогда Энди сменил тактику.
     -  Ладно,  как-нибудь  договоримся, а теперь  покажи,  что, кроме  того
хлама, что я уже видел, у тебя имеется.
     Лаосец  открыл заднюю дверь, и мы очутились  в ангаре, где умещалось не
менее десятка самолетов. Лаосец поспешил разъяснить: "Эта лицные самолеты, и
не можем держать их на поле - много плахая люди, воруют прямо из самолета.
     В ангаре  были  в основном  те же самые  "Сессны"  и  парочка самолетов
постарше.  Некоторые явно  находились  в ремонте,  немногочисленные механики
лениво  копались  в  этом доисторическом мусоре.  Двери  к вышке  управления
полетами,  скользнув  взглядом  вдоль всех  стен  ангара,  я  не  обнаружил.
Оставалось предположить,  что вход  с летного поля. Это было бы  неплохо, на
аэродроме, вряд ли будет многолюдно, в такую жару, не очень-то приятно  было
здесь находиться, разве что по делу...
     Энди  после  посещения  ангара,  видимо,  принял  решение.  Он   достал
небрежным  жестом  из  заднего  кармана  джинсов  пачку сотенных, чем поверг
лаосца в транс и деловито  спросил: "Хорошо, я согласен на ваши условия. Мне
нужна вот та  "Сессна". Этот самолетик я тоже  заприметил - он стоял носом к
взлетной  полосе и находился  от нее метрах в  ста, да, в  конце-то  концов,
разгон можно было начинать прямо со стоянки.
     Лаосец вышел из транса.
     - Прокат такой цудесный, самолет - тысяца доллар в сутки (это он загнул
при  виде  пачки денег, какую он  и в руках-то  никогда не держал), плата за
пилот - 100 доллар за день, страховка  - десять тысяц  доллар. Вернем назад,
если все будет хоросо.
     Нет,  парень  совсем  рехнулся  - такие  цены  в  Майями Бич  сочли  бы
сумасшедшими, но Энди глазом не моргнул.
     - Итак,  семь за аренду, семьсот за пилота, десять кусков за страховку,
минус  пять  процентов за расчет  наличными, то  есть  без налогов...  Итого
получаем - семнадцать  тысяч  без  восьмиста семидесяти пяти долларов.  Пять
процентов я не беру, а  отдаю  пятьсот за  полный бак  горючего.  Нас трое и
самолет нужен...
     Энди взглянул на меня. Я уложил один палец поверх кармана джинсов.
     - Через один час, не позже. Премия за скорость - еще тысяча лично тебе.
     Клерк  достал  кипу различных бумаг, и  я  понял, что Энди будет тянуть
время  с  оформлением сколько  сможет. Он будет придираться каждой цифре или
букве. Он даст мне время...
     Я фамильярно похлопал его по плечу.
     - Пока ты тут копаешься, подышу свежим воздухом.
     Выйдя из  конторы,  я  не  увидел ни  одной живой  души на  поле  - все
попрятались  от адской  жары. Краем  глаза успел  заметить Тханга,  который,
видимо, облюбовал  это  место для прогулок (хотя кто в  здравом  уме  станет
гулять  в  такую жару?).  Моя  же  цель  была лестница  в  башню управления.
Диспетчеров было двое, и  они вопросительно уставились на меня. Я постарался
изобразить самую глупую и обаятельную  улыбку одновременно и стал объяснять,
что  всю жизнь летал на пассажирских  самолетах, но  ни  разу не видел,  как
умные люди управляются с таким сложным делом как взлет и посадка. Мой взгляд
восхищенно смотрел на немногочисленные  приборы, пока наконец не остановился
на обзорном экране.
     -  И  вот здесь  вы видите каждую  букашку  на сотни  миль, фантастика!
Старший, увидев  мой неподдельный  восторг  перед  их  примитивной техникой,
решил немного  просветить меня. Причем  он говорил по-английски  прекрасно -
сказывался большой опыт  общения с экипажами  самолетов  изо всех стран мира
(ведь не всю же жизнь он сидел на этом зачуханном аэродроме).
     - Далеко не всякую букашку можно увидеть на этом экране,  а вот самолет
- пожалуйста.  Вот этот, -  он ткнул пальцем в крохотное зеленое  пятнышко -
рейсовый "Боинг" из  Калькутты, эта  точка - тоже рейсовый  ДС-8 из Рангуна,
эта  группа  -   американцы,  судя   по  скорости  "Фантомы"...  Вот  так  и
определяемся.
     - А мелкие, вроде ваших вы тоже точно так же определяете?
     Старший объяснил мне, как недоразвитому ребенку.
     -  Конечно, у  каждого  из  наших  есть свой  позывной  и мы без  труда
разберем, кто наш, а кто нет. Видите ли, для чужих наш аэродром платный и мы
стараемся  осторожно  выяснить, есть  у  него  деньги  на  оплату стоянки  и
обслуживания или нет.
     Он  хитро  улыбнулся и  добавил: "Конечно,  это не  касается  аварийных
случаев".
     Я  тем  временем  похаживал  по   комнате,   цокал   языком  при   виде
какого-нибудь вшивого  осциллографа и  как бы  мимоходом заглянул в соседнюю
комнату. Кроме обычной аппаратуры для связи внутри аэродрома и станций связи
с бортами там  стояла еще и армейская американская станция, именуемая обычно
"Дрозд".  Зачем такая станция на захудалом  аэродроме, ума  не  приложу.  Но
мощность  у  нее  отличная  и  отсюда  можно  спокойно  беседовать  хоть   с
президентом США. Напоследок я стал  между креслами обоих операторов, полез в
карман  и достал  пачку  сигарет.  Они  оба  замахали  руками,  как ветряные
мельницы. Смущенно улыбаясь, снова полез  в карман уложить непотребный здесь
предмет на место. Они уже не обращали на меня  внимания и сосредоточились на
новой  точке, которая вползла на экран. Коль на  меня не  обращали  должного
внимания и дали  понять своим  занятым  видом, я  тоже решил  заняться своим
делом.  Из-за  пояса джинсов  я  вытащил  короткий кусок железного прутка  с
надетым  на  него  куском  топливного  шланга  и поочередно  отправил  обоих
хранителей неба  в  долгий сон.  Потом я занялся аппаратурой -  выдрал какие
смог  провода  (некоторые при этом жутко искрили)  и теперь у  меня появился
материал  для  прочного  припеленания  бедняг  к  их  креслам, а чтобы  они,
очнувшись, не начали орать благим матом, воткнул им их же  носовые  платки в
рот,  и  для  верности  закрепил их трофейным  американским  лейкопластырем.
Убивать я их  не хотел и потому  внимательно послушал  - ни один не  страдал
насморком, так что часа через два будут в полном порядке.
     Радиоаппаратуру  для  связи  внутри  аэродрома   я  не   тронул,  пусть
переговариваются между собой сколько хотят. С аппаратурой связи с самолетами
было сложнее,  пришлось откручивать болты, вынимать блоки  и не  очень грубо
калечить их, а потом ставить на место и снова аккуратно завернуть все болты.
     С "Дроздом" я  отлично знал, что  делать - быстро вывернул  болты блока
опорных кварцев, в ящике стола обнаружил бокорезы и методично пообкусывал по
одному  контакту от  каждого  кварца.  Потом я вставил их  на место, конечно
перепутав порядок. Кварцы заключены в специальные миниатюрные контейнеры,  и
установлены  плотненько  один  к  одному  и  при  беглом  осмотре   выглядят
совершенно  целенькими.  Теперь  им работы  на отыскание  повреждения внутри
внешне вполне исправной станции хватит надолго.  Я знаю психологию радиста -
если  бы  я  разнес  передатчик  вдребезги,  он  с  тоской  взглянул  бы  на
поврежденный агрегат и стремглав побежал бы искать другой, исправный. Вполне
возможно,  что  нашел - или  в полиции  или в армии. И то,  и  другое ничего
хорошего нам бы не принесло. Но  непонятная неисправность в исправной (вроде
бы)  станции заденет  их профессиональную гордость, и  они потеряют часа два
или три на ненужную работу. А время нам было нужно больше сна и еды.
     Прогулочным  шагом,  едва сдерживая желание побежать,  я  отправился  к
одному  из  самолетов,  критически  покачал головой  и  так  же  неторопливо
отправился  к конторе.  Я понимал,  как нервничает сейчас Энди,  но  не  мог
вызывать подозрения своими спринтерскими достоинствами.  Вдруг  какой-нибудь
любитель сорокоградусной  жары  загорает  у  стенки  ангара...  Нервничал  я
напрасно.
     Энди  и  клерк стали закадычными  друзьями,  между  ними стояла бутылка
совершенно непонятного пойла, а Энди  рассказывал анекдоты, которые придумал
еще  Ной  для  развлечения своих  чистых  и  нечистых.  Клерк  хохотал,  как
заведенный - выпивка, возможность заработать  и  знакомство с таким  богачом
сделали его льстивым и послушным, как марионетка. Я вошел со скучающим видом
и вяло  произнес, что  Энди  всегда выигрывает  пари  - именно  та  "Сессна"
наилучшим  образом  нам  подходит  и таким образом я  проиграл.  При  этом я
вытащил  из нагрудного кармана (надо же отличаться  от Энди, хотя бы манерой
хранить  деньги)  отсчитал  две тысячи и бросил их на стол перед Энди. Клерк
был похож на  кролика,  заглядывающего в глаза удаву.  Энди  небрежно  сунул
деньги  в  джинсы, а пару сотенных  подвинул  клерку: "Это вы подсказали мне
этот самолет и теперь это ваша доля". Куда там  фокуснику, какому-нибудь Кио
-  деньги  просто  испарились со  стола, словно секунду назад  не я  их туда
положил. Высший класс!
     Энди небрежно послал  клерка проверить,  как идет подготовка самолета и
не пьян ли  пилот - ему  вовсе не хотелось погибать из-за какого-то алкаша в
джунглях накануне грандиознейшей сделки.  Клерк явно считал нас наркобоссами
из Америки и спешил выполнить любое наше  слово.  Прохаживаясь по комнате, я
машинально  поднял  трубку  телефона.  Пробежав  рукой  по  кабелю,  нащупал
полуразрез. Энди тоже не терял времени. На какое-то  время этот клуб отрезан
от  остального мира.  Мы  почти  одновременно  взглянули  на часы.  До срока
оставалось девять минут. Мы вышли из конторы, бензозаправщик уже отъезжал от
"Сессны", возле которой крутился человек, видимо пилот, а  клерк бегом бежал
нам навстречу. Еще на ходу он кричал, что все  в порядке - и часа не прошло,
как уже все сделано (уж  очень ему хотелось получить тысячу зеленых). Энди с
надменным и снисходительным  видом вытащил  вожделенную  тысячу и вручил  ее
вспотевшему клерку.
     - "Спасибо, дружище, я тебя не забуду".
     Мы направились к  самолету,  я  оглянулся  и  сделал приглашающий  жест
Тхангу, но он почему-то отрицательно помахал рукой.  Почти шепотом я поведал
об этом Энди, он оглянулся и ткнул пальцем  назад. Где-то вдалеке заливались
полицейские  или военные сирены. Тханг махнул рукой, словно прощаясь с нами.
Мы,  не сговариваясь, повернули назад  к  воротам, но Тханг  вновь энергично
показал на самолет. Как признался  потом Энди, в тот момент  он  ощущал себя
предателем. Я чувствовал себя не лучше...
     Местный пилот уже прогрел  моторы и был готов к  взлету.  Клерк остался
метрах в пятидесяти от  самолета  и,  придерживая свою пижонскую  соломенную
шляпу, махал рукой  так, словно провожал  горячо любимого папашу-миллионера.
"Сессна"  имеет  небольшую  перегородку  между кабиной  и маленьким салоном,
иллюминаторы которого по  какой-то идиотской  традиции прикрыты занавесками.
Клерк  не  увидел сцены, мастерски разыгранной нами. Энди  заявил, что он  в
прошлом  тоже пилот  и  не прочь лететь  в  кабине, после чего  бесцеремонно
уселся в кресло второго пилота.
     Тот начал было, что-то лепетать на  ужасной смеси уж  не знаю  скольких
языков, но было ясно, что ему это  не нравится. Пришлось  в этот  интересный
диспут  вмешаться мне  -  металлический прут с резиновой  оболочкой  оборвал
интереснейший диалог.  Я осторожно  выволок бессознательное  тело  пилота  и
аккуратно уложил на ковер салона, оставив место для посадки Тханга...
     И тут мы  услышали хорошо  знакомую очередь из М-60. Так вот что  тащил
Тханг чехле от гитары... Я  выглянул из открытой  дверцы салона: Полицейский
автомобиль стоял поперек дороги и дымил, хотя открытого пламени еще не было,
но скоро будет.  Автомобиль перегородил дорогу армейским  джипам (по моему с
американцами)  и представлял  естественную защиту  Тхангу, который залег  за
низеньким  парапетом и чуть ли  не  полностью  торчал  над  ним.  Американцы
действовали  с методичностью профессионалов,  слух о нас прошел по всей этой
стране великой...
     Они  с двух  сторон начали обходить уже горящую машину, и только густой
дым  мешал  им  действовать  наверняка.  Тханг  понял это и  стал  отходить,
огрызаясь на  каждый выстрел короткой  очередью. Но  лента даже  в  М-60  не
бесконечна...  Энди  пошел  на  невозможное  - вне полосы, прямо по полю  он
потащил  "Сессну" поближе  к  ограде,  которую  можно  было  окрестить  лишь
символической.  Тханг  понял  маневр  Энди и,  отстреливаясь  из  пистолета,
рванулся зигзагами к самолету.
     Вплотную к  ограде Энди подойти не  мог,  земля  была весьма изрытой  и
неровной  -  мы могли все  вместе  застрять там  навсегда. Тхангу оставалось
бежать не больше  пятидесяти метров,  как в  дело  вмешался  клерк, который,
наконец, сообразил, что происходит не совсем то, о чем он думал. Он бросился
навстречу Тхангу и попытался остановить его, вцепившись в рубашку. Сегодня я
могу  только  гадать - пожалел ли Тханг  пулю  для этого несчастного дурака,
надеясь проскочить без помех, или  у него уже не осталось ни одного патрона.
Секундной  задержки  хватило  морскому  пехотинцу  всадить  в обоих  длинную
очередь. Одна из пуль попала Тхангу в голову, и я  не смог уловить даже  его
последний взгляд...
     Энди в кабине не видел всех перепитий и заботился об одном - не угодить
в  особенно  глубокую рытвину и ни на секунду  не останавливался.  Когда  он
увидел мое лицо, то  все понял. Я подтащил пилота к дверце салона  и сбросил
вниз -  кажется  удачно, шею он  себе  не сломал,  а шишка  на голове  скоро
пройдет.
     Энди аккуратно, чтобы избежать любой  случайности  вырулил на  дорожку.
Выглянув  в  иллюминатор,  я  увидел  джип,  несущийся  по  полю  в  надежде
перегородить  полосу. Я  еще я увидел Тханга, который так и остался лежать в
объятьях  этого  придурковатого  клерка. Как часто  глупость  одних приносит
смерть многим...
     Это была моя последняя мысль  на  земле, через секунду  колеса "Сессны"
оторвались  от  этой  земли и  самолетик  понес  нас в  благословенный город
Бангкок, для нас бывший в тот момент эквивалентом рая...




     Не  знаю,  как Энди, но  я  пил не просыхая  вторую  неделю  и сегодня,
кажется,  понял, что хватит - ни душа, ни  тело больше такого издевательства
над  собой  не  выдержат.  Я,  конечно,  умел  выпить  и  довольно много, но
превращаться в алкаша я все равно  не смог бы. Сидел у меня внутри маленький
предохранитель и сегодня он мне тихонько шепнул - стоп!
     Я сидел у  стойки и потягивал холодненькую  кока-колу,  ожидая Энди. Он
вошел в  этот  вульгарный  бар,  словно  герцог Эдинбургский  решил посетить
лондонский общественный туалет. Не буду упоминать о его костюме,  тут  нужен
профессионал. Он подошел к стойке, потрепал меня  по затылку (он все понимал
без  слов, этот  чертов  американец)  и  тоже  заказал  кока-колу. Отхлебнув
приличный  глоток и подставив  лицо под ближайший  вентилятор, он заговорил,
даже не поворачивая лица.
     - Вижу, ты закончил с этой  глупостью, и надо решать, что будем  делать
дальше. С  документами я все решил  -  никакой липы, все абсолютно законно и
теперь пора подумать о бизнесе. Деньги у нас есть и выбор за нами.
     Энди достал из своего ослепительного костюма  довольно грязный сверток,
и, не разворачивая, показал мне.
     - Тханг  предчувствовал смерть, он  сам мне сказал об  этом. У  них это
бывает часто, и передал эти деньги мне на нас  двоих. Так что общих денег  у
нас может хватит на солидное дело...
     - Энди, ты у нас бизнесмен и теперь мой боевой друг, хоть и встретились
мы, как враги. Ты  - американец,  и  как бы  наша  советская  пропаганда  не
поливала ваш  загнивающий  капитализм, я знаю,  что ты  родился и  живешь  в
свободной  стране.  Слышал я  и о ваших мошенниках и маньяках,  видел, какую
подлую  войну   вы  здесь   ведете...   Я  прочел  много  книг  американских
писателей...
     Ты все это лучше меня знаешь - что хорошо в твоей стране, а что плохо и
это уже  ваши трудности  и  проблемы, я не политик или философ, чтобы давать
оценки твоей великой стране.
     Моя страна - тоже великая и мы тоже великий народ. Я  тебе говорил, что
не  философ и не могу  объяснить, что с моей страной произошло. Знаю только,
что за все годы, начиная с 1917 мы будем стыдиться  и должны покаяться перед
всем миром.  Но я не верю, что в моей стране возможны перемены еще лет сто и
я  их не увижу. Но наиболее постыдная наша политика  - "железный занавес". С
моим  отцом, он  был географ,  я облазил  СССР от  Камчатки  до  Бреста. Это
здорово, такого не увидишь нигде больше. Но я хотел увидеть и другие страны,
прочитать  других  писателей,  увидеть  другие  фильмы...  Но   занавес  был
действительно   железным,   и  через   него  могли   проходить  только  наши
партайгеноссе и их прихлебатели.
     Еще  мальчишкой  я увидел фильм Жака  Ива  Кусто "В мире  безмолвия"  и
написал ему письмо  - возьмите меня к себе, я согласен сутками драить палубу
и гальюны, но  только  возьмите  меня в море,  где  растут  кораллы, водятся
диковинные рыбы и жуткие акулы.  Я  наивно полагал,  что  мое  письмо  уйдет
дальше служебного ящика местного КГБ, и ждал ответа.
     В  кино  я  видел далекие и  таинственные острова и страны и каждый раз
понимал,  что ни я, ни мои дети или внуки этого  не смогут увидеть  никогда.
Какое страшное слово - никогда... Я мечтал  даже  не о море, а  об Океане, с
большой буквы.  Когда я читал Стивенсона,  Конрада или  Сабатини, я попросту
завидовал их героям, а когда я вновь и вновь перечитывал Хемингуэя - исходил
завистью - почему этот человек может  плавать так, как он хочет, а я не могу
в Черном море  подальше  от берега отплыть в  утлой  лодчонке, чтобы меня не
задержали пограничники...
     Может убеждение,  что я никогда не  смогу плавать  вместе  с  Кусто или
Хейердалом и сделали такой навязчивой мою мечту о Великом Могучем Океане...
     Знаешь что, бизнесом мы займемся, но немного позже. Положим пока деньги
в банк, пусть полежат, а мы просто побездельничаем.
     Энди улыбнулся  своей голивудской  улыбкой,  бросил на стойку деньги и,
полуобняв  меня  за плечи,  повел к  выходу.  Здесь нас ждала шикарная тачка
"Кадиллак-лимо".  Внутри было  просторней, чем  в  нашей  хрущевской  кухне,
работал кондиционер, телевизор, холодильник. Энди  открыл его  и  показал на
бутылку  "Столичной",  я покачал  головой и  взял  банку "Колы".  Энди снова
улыбнулся и налил себе на палец виски.
     - Ты что, купил этот тепловоз?
     -  Зачем  он мне нужен? Просто необходим для престижа, надо же заткнуть
пасть тем, кто,  быть  может,  и  хочет  вспомнить  о  нас,  а  на человека,
разъезжающего в  такой тачке,  меньше  обращают внимания.  В Бангкоке  много
богатых людей - вокруг море опиума...
     Наконец лимузин неслышно притормозил, и шофер быстренько открыл двери.
     На мое одеяние он бросил мимолетный взгляд, и я уловил недоумение - как
у такого богатого человека могут быть  друзья в линялых джинсах и  не  менее
линялой рубашке. Но в обязанности шофера не входит обсуждение  пассажиров, и
он изобразил самую обаятельную улыбку.
     Мы шли  по причалу мимо самых разных  яхт  и катеров - от любительских,
прогулочных,  рыболовных  до  суперяхт  величиной с  эсминец.  Наконец  Энди
остановился.
     Двухмачтовая шхуна, казалось, томилась в узком проливе причала. Тиковый
корпус не  был испоганен краской и лаково отражал солнечные блики от  легких
волн.  Она покачивалась  так медленно и величаво,  словно  делала  одолжение
морю.  Паруса   были  свернуты,  все  медяшки  отливали  золотом.  На   носу
красовалась золотая надпись "Меконг"...
     Энди снова обнял меня за плечи.
     - Наверно за это  короткое время мы стали  думать одинаково, мы  теперь
ближе  любых  близнецов. Это  мой  подарок,  это  твоя  яхта...  И  если  не
возражаешь, могу  предложить себя в качестве  боцмана, матроса, повара,  как
прикажете, хозяин.
     Говорить в этот момент я не мог. Может слова благодарности или излияния
в любви и вечной дружбе придут позже, а пока я уткнулся лицом в его шикарный
костюм и больше всего боялся, как бы он не увидел в этот момент мои глаза...


     Виктор ЛЕДЕНЕВ.

Last-modified: Sat, 23 Apr 2005 15:35:21 GMT

Оцените этот текст: