Ант Скаландис. История о том, как боролся с алкоголем знаменитый межзвездный путешественник Касьян Пролеткин, рассказанная им самим
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Ненормальная планета".
OCR & spellcheck by HarryFan, 1 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
Я родился двадцать девятого февраля. В мой век уже мало кто заглядывал
в церковные книги, и едва ли мальчика, появившегося на свет, скажем,
восьмого февраля нарекли бы Ксенофонтом - никто таких святых и не помнил.
Но Касьянов день помнили многие, уж больно он примечателен, уж больно
дурной славой пользуется. И родители мои, чуждые всяких предрассудков,
шутки ради назвали меня Касьяном. Я погрешил бы против истины, если б
сказал, что всю жизнь меня преследуют неудачи, но одно неудобство,
связанное с именем, я ощущаю достаточно регулярно. Вы уже поняли, конечно,
я говорю о дне рождения раз в четыре года. Предрассудков я чужд, как и мои
родители, но отмечать свой праздник в какой-то другой день - это мне
претит. И потому с самого детства я не часто праздновал годовщины своего
появления на свет, ну а когда начал ходить в сверхдальние рейсы, все
вообще перепуталось. По бортовому времени моего звездного супербота
"Кабану" я еще совсем молод, а по земному календарю скоро догоню Мафусаила
- мне уже лет, кажется, восемьсот. На планете же Уго-уго, где живут
ухорукие губоножки, мой возраст оценили в полторы тысячи земных лет, а по
ту сторону Магелланова облака вообще нет понятия возраста, и там мне
некому было рассказывать о прожитых годах. Более того, я и биологического
своего возраста давно уже не знаю, потому, что во-первых, на "Кабану"
частенько выходили из строя хронометры; во-вторых, я не раз бывал в
области чрезмерно искривленного пространства, а однажды попал в область
пространства, распрямленного полностью, а в таких областях, как известно,
время течет совсем по-другому; и наконец, в-третьих, несколько раз
радушные аборигены далеких миров, владеющие техникой омоложения, дарили
мне не вполне определенное, но весьма ощутимое количество лет.
Вот почему в очередное двадцать девятое февраля по земному календарю,
оказавшись на борту супербота и поднимая за свое здоровье бокал
альдебаранского крепкого с золотой крошкой, я не знал, сколько мне
исполняется, и отмечал условно тридцатитрехлетие, ибо к этому моменту
"Кабану" налетал тридцать три года локального времени. Я был как всегда
один на корабле, не считая мышонка Васи, в дым пьяного по случаю
праздника. До обитаемых планет было далеко, кругом чернота, и мне вдруг
стало тоскливо, охватила меня вселенская грусть, этакая, я бы сказал,
философская скорбь от сознания собственной ничтожности в огромном мире. А
длинный ряд фиолетово-синих колбас с альдебаранским крепким поблескивал
своими золотинками над пультом управления... Здесь следует заметить, что
любое альдебаранское вино необходимо хранить только в его родной упаковке
- в прозрачных от долгого вымачивания кишках зверя лю-лю-грыха, и
желательно на весу - иначе оно испортится. А так как я был большой
любитель альдебаранских вин, у меня над пультом всегда была протянута
веревка для этих экзотических сосудов.
Торжественный бокал показался мне неудобным, я достал большую кружку и,
сцеживая в нее напиток через маленькую самозарастающую дырочку, которую
проделывал иголкой щупа от биотестера, я глотал альдебаранское крепкое до
тех пор, пока экран фронтального локатора не оказался у меня где-то под
потолком, а кресло сбоку, и пока мышонок Вася не запрыгал по столу,
распевая песни дурным голосом, а рядом с ним не появилась его подружка
мышка Верочка, имевшая обыкновение возникать перед моим взором только по
большим праздникам. Подобные праздники, а устраивались они не чаще одного
раза в два-три года, я в шутку называл праздниками борьбы с алкоголем. Чем
не борьба - ведь я уничтожал его!
А когда на утро я проснулся, в иллюминаторы виднелась большая зеленая
планета, и автопилот, самовольно выведший "Кабану" на орбиту, запрашивал
командира, то есть меня, о посадке. В тоске моей, которая лишь усугубилась
пьяной ночью, мне захотелось сесть хоть куда-нибудь, остановиться,
отдохнуть. И я дал добро на посадку.
Данные, сообщенные автоматом, вполне благоприятствовали выходу на
планету. Атмосфера оказалась пригодной для дыхания, а то, что в ее составе
присутствовал этиловый спирт, я отнес за счет ошибки приборов: видать,
тоже нанюхались в эту ночь альдебаранского.
Первый обход вокруг корабля не прибавил ничего нового к данным
приборов. Я находился на равнине, поросшей унылой голубой травой,
невдалеке струилась быстрая речушка, синеватые кустики росли по ее
берегам. Пойдя вдоль реки, я через пятнадцать минут наткнулся на небольшой
деревянный мостик и, поколебавшись некоторое время, как буриданов осел,
перешел на ту сторону и зашагал по наезженной колее.
От быстрого шага, да еще после вчерашнего я вспотел, начал тяжело
дышать и, в последний раз сверившись с показаниями приборов, плюнул на все
предосторожности и расстегнул скафандр от шлема до пояса. До чего же
сладкий воздух был на этой планете: свежий, ароматный, пьянящий,
наполняющий радостью бытия! Мне сразу стало так необычайно хорошо, что я
пошел вдвое быстрее, и спустя час впереди показалось селение -
беспорядочная россыпь небольших желтых домиков. И еще не дойдя до
ближайшего из них, едва не споткнулся о лежащего поперек дороги человека.
Я сразу достал медицинский пакет, присел и осмотрел пострадавшего.
Повреждений на нем не было, и я аккуратно повернул его лицом вверх. Но и с
этой стороны лежащий был как огурчик. Он пошевелил губами и что-то
буркнул. Вот тут я и учуял его дыхание.
- Э, брат, да ты никак тоже мой день рождения отмечал! Ну и
совпаденьице!
Я говорил по-русски, но это не имело значения. Я мог бы лаять
по-собачьи - он все равно ничего не слышал.
Я оставил его лежать и направился к желтым домикам. Кое-где возле них
были люди. За домиками начиналось возделанное поле с частыми проплешинами
синих сорняков, и по полю ездила довольно странная машина: что-то вроде
трактора, но как бы облепленная со всех сторон воздушными шарами. Машина
дергалась, останавливалась, петляла, даже заваливалась набок, норовя
перевернуться, но упасть шары ей не давали.
Я прошел полдеревни, но аборигены не обращали на меня никакого
внимания, даже когда я подходил совсем близко. И вскоре я вынужден был
признать, что мелькнувшая у меня догадка, какой бы дикой она не
представлялась, все же единственно верна. Вся деревня была пьяной. Вся.
Даже женщины в огородах, даже тракторист на поле, даже старухи на
лавочках, даже дети, игравшие во дворах - и те были явно навеселе.
"Неплохо же они погуляли! - подумал я. - Наверно, был крупный
национальный праздник. Как говорится, с корабля - на бал".
Наконец, я отыскал наиболее трезвую, как показалось, компанию, и
подошел к ним. Шла оживленная беседа. Мой костюм явно заинтересовал их, но
не слишком: разглядывая меня, они не переставали говорить о своем. Я
достал микролингвик, подключился к нему, настроился на биоволны аборигенов
и через пять минут владел местным наречием. Разговор шел об урожае. Мне
стало неинтересно, и я осмелился вмешаться.
- Привет, - сказал я.
- Привет, - откликнулись они.
- Я прилетел с другой планеты.
Они молчали и ждали продолжения.
- Мне надо попасть в город.
- В какой город? - спросил один из них.
- В главный город. Мне, собственно, нужно правительство Тот, кто
управляет страной, руководитель, главный человек...
- Царь, - подсказал кто-то.
- Да, мне нужен царь.
- Пошли, - решительно сказал старший в компании и, качнувшись, двинулся
к дому.
Не очень-то верилось мне, что там, в его желтом домишке, можно увидеть
царя, но я пошел.
В комнате было сумрачно, за столом кто-то сидел, уронив голову на руки.
На царя он был не очень похож. Хозяин постелил салфетку, напоминавшую лист
гигантского лопуха, извлек откуда-то большую бутыль с мутной жидкостью,
метнул на стол три стакана.
- Садись, - сказал он мне.
Я сел. Он расплескал жидкость по стаканам.
- Пей, - произнес он тоном приказа.
Я взял стакан и осторожно понюхал, стараясь, чтобы хозяин не заметил.
Пахло дешевой водкой.
Хозяин толкнул спящего:
- И ты пей, Шмур.
Спящий встряхнулся, увидел меня, поднял руки ладонями вверх (такое
здесь, видно, было приветствие) и представился:
- Шмур Дяк.
Мне ужасно хотелось сделать анализ на примеси, но я боялся обидеть
аборигенов и только незаметно окунул в стакан токсоиндикатор.
Быстродействующих ядов в водке не оказалось, с остальными можно было
рискнуть.
- За здоровье планеты Спиртянии! - сказал хозяин.
- За здоровье царя Опрокидонта! - предложил Шмур.
Я воздержался от тоста. Питье, надо заметить, оказалось
наипротивнейшим, сильно разведенным и отдающим трудно определимой дрянью.
- Шмур, - проговорил хозяин, он уже едва ворочал языком, - отвези
человека в Алко-Галивес. Ему надо к царю.
- Сделаем, - икнув, согласился Шмур.
На краю деревни, куда меня привел Шмур, лежал огромный, величиной с дом
бесформенный кожаный мешок, во всяком случае, то, из чего он был сделан,
смахивало на старую потертую кожу. Шмур, ругаясь, полез под мешок, там
что-то щелкнуло, и мешок стал надуваться. Когда складки расправились,
прямо перед нами обнаружилась дверь на замке-молнии. Шмур расстегнул ее, и
мы вошли внутрь в переходный тамбур. Мягкий пол прогибался, а весь
надувной мешок ходил ходуном и дрожал, как кусок студня, из-за чего я
сразу упал, но не ударился. Стены тоже были мягкими. Зато следующая дверь
оказалась металлической, хотя изнутри, как и вся кабина управления, она
была выложена чем-то мягким и толстым. Управление было изумительным. Едва
мы сели в удобные кресла и я пристегнулся, Шмур нажал ногой большую
кнопку, прикрытую мягким колпачком, и потом еще одну поменьше. Ни окон, ни
экрана в кабине не было, но я почувствовал, что мы в воздухе. Ускорения не
чувствовалось.
- Как работает эта штука? - поинтересовался я.
- Черт ее знает! - пожал плечами Шмур.
Похоже было, что он действительно не знал.
Летели мы долго. За дорогу Шмур раз пять прикладывался к большой
фляжке, пристегнутой у него сбоку. Пил он через гибкую трубочку, которая
тянулась от пояса вверх и была закреплена на воротнике куртки. Каждый раз
Шмур предлагал и мне, даже не предлагал, а давал, не спрашивая. Мне не
хотелось пить эту дрянь, но когда я отказался второй раз подряд, Шмур
посмотрел на меня испуганно, и на третье предложение пришлось согласиться.
- Зачем ты все время пьешь? - спросил я.
Автомат автоматом, но я боялся, что мы не долетим, если мой пилот
напьется в дым. Ведь я даже не знал, какие кнопки нажимать при посадке.
Шмур растерялся. Вопрос явно казался ему нелепым.
- Зачем пью? - Шмур напряженно думал. - Зачем пью... А зачем ты дышишь?
- нашелся он вдруг.
"Вот те на! - подумал я. - Пилот-алкоголик".
И тут машину тряхнуло. Шмур вылетел из кресла, врезался в кнопки, и мы
стали валиться вниз. Мы ударялись обо что-то еще несколько раз,
кувыркались и болтались. Потом все выровнялось.
- Проклятье! - проворчал Шмур. - Как подлетаешь к городу, так
непременно с кем-нибудь столкнешься.
Посадка оказалась полностью автоматический, никаких кнопок для нее
нажимать было не нужно. Правда, плюхнулись мы явно на что-то, скорее всего
на еще один такой же мешок и, приземлившись, долго противно
перекатывались. В общем надувная оболочка была совсем не лишней.
- Счастливо! - сказал Шмур, распахивая передо мной дверь. - Вон царский
дворец, вон пивная. А я полетел.
Я стоял перед царским дворцом, и меня чуть-чуть мутило. Вряд ли от
болтанки - я к ней приучен.
Дворец был обычный. Дворец как дворец, ничего особенного: несуразные
масштабы, вычурная архитектура, яркие краски. Гораздо оригинальнее
смотрелись тут и там высокие здания в форме бутылок - пивные, как я понял.
Но о том, чтобы пить местную дрянь, страшно было подумать, и знакомство с
пивными я отложил на потом.
От площади дворец отделялся обширным сквером с оградой и воротами, и у
самых ворот по эту сторону виднелся вход в подвал, живо напомнивший мне
земной общественный туалет. Аналогию дополнила невзрачная вывеска с одной
единственной буквой. Мои познания в спиртянском позволили мне
интерпретировать ее однозначно. Заведение было очень кстати, и я сбежал по
лестнице вниз. Навстречу поднимались не только мужчины, но и женщины, и не
успел я еще обдумать как следует это наблюдение, как в нос ударил резкий
запах смеси этанола и перегара. Внизу в полумраке тянулся длинный ряд
кабинок. В них входили, из них выходили, в них стояли спиртяне. Я зашел в
свободную. Там было два крана разных цветов и сток на полу. И
металлическая кружка на длинной цепочке. Из первого крана текла водка, из
второго - вода - для ополаскивания, как я понял. Спиртяне пили быстро, -
по-деловому и уступали место следующим. Я пить не стал. Я вылетел наверх,
потрясенный своей ошибкой и впечатлением от мрачного подвала.
Теперь оставалось выяснить, что же находится в домах-бутылках.
Любопытство так и распирало меня, я даже про дворец забыл и, выбрав самую
большую и красивую из ближайших бутылок, направился к ней. Маленькая
дверца внизу тоже имела форму бутылки. Едва я вошел, сомнений не осталось.
Правда, у входа стояла большая чаша с множеством кружек по краям, и
входящие зачерпывали и пили все ту же резко пахнущую жидкость, но здесь
это выглядело совсем иначе. Перед питьем и после него каждый поднимал руки
и очерчивал в воздухе контур бутылки, а затем уже проходил вглубь
помещения. Я повторил общий жест, но пить и здесь не стал. В самом центре
здания имелось возвышение в форме перевернутого стакана, а на нем уже дном
вниз размещался стакан поменьше, в половину человеческого роста, где и
стоял человек в малахитово-зеленой одежде. Как я узнал потом, это был
дринк - спиртянский священнослужитель. А вокруг стояли, лежали, сидели, а
по большей части, висели прихожане. Висели они на канатах и веревочных
лестницах, закрепленных под самым горлышком храма. Канаты были спутаны и
переплетены, как старая паутина, кое-где напоминая гамаки.
Дринк, стоя в своем стакане, размахивал зеленой бутылкой на веревке и
сиплым голосом пропойцы выкрикивал нараспев фразы на незнакомом мне языке.
Прихожане подхватывали нестройным хором, как пьяные гости на второй день
свадьбы. И я уже потянулся было за микролингвиком, когда пение
прекратилось и началась проповедь. На нормальном спиртянском языке. Начало
ее я прослушал из-за того, что кто-то вдруг потянул меня за рукав: "А
ну-ка выйдем!" Я нетерпеливо отмахнулся от пьяного нахала. Он напирал.
Наконец, ему двинули в ухо, и он, запутавшись в веревках, грохнулся в
толпу. Я вновь получил возможность слушать.
- ...Я повелел тогда господь: "Да будет фонтан!" И был фонтан. Великий
фонтан до небес, - вещал из своего стакана дринк. - И бил фонтан тот
девять дней и девять ночей, не прекращаясь, и сделалось озеро, коему
берегов не видно было, но не слилось оно с океаном, а замерло в пятистах
руках от края Острова, и возблагодарили островитяне господа своего за
снизошедшую на них благодать, и омыли они грехи свои в озере том, и дарило
озеро то радость людям, и пили островитяне воду озера того, и дарила вода
его радость людям.
И нарекли его люди красивым именем Алко. И снарядили люди корабль и
отправились в путь по озеру Алко. И за то стали называть их алконавтами.
И ужасные бури поднимались на озере Алко, и в волнах его тонул человек
быстрее и легче, нежели тонут в волнах океана. Но не ведали страха
отважные алконавты и плыли вперед, и чем ближе была середина озера, тем
слаще делались воды его. А когда достигли они середины, посетили их
видения божественные, и возвратились алконавты на твердь сухую,
преисполненные счастья до конца дней своих.
Но правил в те времена планетой жестокий тиран Нивод-ном-Глазу. И
повелел царь Нивод перекрыть к озеру доступ и стеречь его денно и нощно,
так чтобы даже птица пролететь не могла над волною.
Но господь наш всемилостив, братья мои! - с воодушевлением продолжал
дринк. - И послал он на Спиртянию нашу сына своего. И сделал так, чтобы
стал он охранником озера. И звали его, братья мои, Бормо Туха.
В этом месте проповеди все прихожане испустили сдавленный вопль:
"Бормо! Туха!" Потом воздели руки к горлышку храма, очертили ими бутылку и
пали ниц или же повисли безвольно на канатах.
- Вы меня уважаете? - вопросил дринк, свесившись через край стакана.
- Уважаем! Уважаем! - одобрительно загудела паства.
И тогда дринк продолжал:
- Было так. Под покровом ночи покинул Туха божественный Остров, на
утлом катере, груженном ящиками. И были в ящиках тех бутылки с водою озера
Алко. И добрался Туха до суши, и скинул одежду охранника, и волнам предал
богомерзкие эти покровы, и отправился в рубище по городам и весям на
тряской машине с прицепом, и звенели в прицепе божественным звоном бутылки
- сосуды священные со священной жидкостью Алко.
И где бы не шел сын божий пророк Бормо Туха, всюду рассказывал людям о
божественном Острове, о божественном озере, о напитке божественном Алко. И
припадали люди к бутылкам его, и исцеляли люди несчастья свои и беды.
Но предали Бормо Туху, и схватил его царь жестокий и обрек на смертную
казнь, а для казни той сделал бутылку, огромную, словно дерево, и заставил
пророка Туху на спине его многострадальной огромную ту бутылку поднимать
на гору Бухану. А на горе солдаты швырнули Туху в бутылку, и пролежал сын
божий на дне ее, прежде чем умер, питаясь одной лишь только божественной
жидкостью Алко, девять дней и ночей. И стала ненужной стража, и ушли
солдаты тирана, и пришли под покровом ночи сподвижники Бормо Тухи,
извлекли из бутылки тело, возложили на ветви древа у подножья горы Бухану.
А когда вернулись на утро, то уже не нашли они тела, только рубище было в
листве, ибо вознесся Туха в беспредельный таинственный космос, ибо
вернулся сын божий, долг, исполнив к отцу своему. И вот с тех пор на
планете...
Мне так и не удалось узнать, чем кончилась эта трогательная история.
Сзади меня взяли за локти. Я оглянулся и увидел двоих в одинаковых
салатного цвета комбинезонах и при оружии. Сопротивляться было глупо, и мы
пошли сквозь толпу из храма. Позади семенил доносчик - тот самый нахал и
тараторил:
- Я его еще в пивной заприметил. Он ничего не пьет! Это ниводист!
Меня бросили в открытый сзади фургон, облепленный надувными шарами,
закрыли его и фургон тронулся. Я остался один. Но ненадолго. Я видел через
окошко, как хватали моих будущих попутчиков. Сначала было неясно, за что
их брали. Первые два после меня были угрюмы, неразговорчивы и на взгляд
совершенно трезвы, когда же в фургон бросили третьего, все стало понятно.
Я видел, как ему сунули под нос трубку с индикатором, после чего
задержанный вопил, что трубка неисправна, а его заталкивали в машину и
отвечали в том смысле, что у него голова, должно быть, неисправна. И уже
сидя на полу в тряском фургоне, который то и дело наезжал на встречные
машины и пешеходов, задержанный все еще продолжал ворчать.
- Нет, ну это ж надо! Я же верноподданный Аб Сент. Сегодня три раза
прикладывался. Или два? Ну, а если даже и два? Что ж я теперь
ублюдок-ниводист? Мне просто некогда было! Ну, вот вы, скажите, -
обратился он ко мне, - может человек с утра выпить и весь день оставаться
верноподданным?
- То есть пьяным?
- Ну да.
- Разумеется, может. Если выпить как следует.
- Вот! - обрадовался верноподданный Аб Сент. - Так за что же они меня?
- Помолчи, придурок, надоел! - вдруг подал голос один из угрюмых. - У
тебя демагогия одна, а у них индикатор.
Шумный Аб утих, и дальше всю дорогу мы ехали молча.
Из фургона нас вывели во двор большого желтого здания со множеством
окон, под конвоем спустили в подвал и там, в тесной клетке, пол которой
был устлан обрывками бумаги, оставили до утра. Впрочем, спустя минут
десять один из пьяных надзирателей швырнул в клетку большую кипу книг и
журналов, и верноподданный Аб принялся с остервенением рвать их,
разбрасывая по всей клетке. Двое угрюмых не мешали ему, но сами относились
к такому занятию с явным презрением. Надзиратель смотрел на нас сквозь
прутья. Когда он ушел, я, наконец, осмелился заговорить с угрюмыми.
- Что он делает? - спросил я для начала про Аба.
- "Если ты недостаточно пьян, - процитировал один из угрюмых, - искупи
свою вину уничтожением печатных изданий". Свод законов царя Опрокидонта.
Часть третья. Пункт девяносто восьмой. А после ему всыпят девять ударов
плеткой, может быть восемнадцать - за то, что много кричал - и выкинут
отсюда.
- А нас? - спросил я.
- С нами будет сложнее... - начал он и запнулся.
Я понял, что его резануло слово "нас".
- Ты собственно кто? - угрюмый пристально и слегка испуганно смотрел
куда-то на мою шею.
- Касьян Пролеткин, - представился я.
- Странное имя, - заметил он и отрекомендовался сам: - Лик Кер.
- Вер Мут, - назвал себя второй. - Ты, наверное, из подземных пещер?
- Не совсем оттуда, - уклончиво ответил я, не собираясь пока
раскрываться, - я издалека.
- То-то я и смотрю, ты даже не тухианин, на тебе бутылки нательной нет.
Вот почему Лик так смотрел на меня! У каждого из них шею украшала
маленькая прозрачная бутылочка на короткой цепочке. Внутри на дне лежал
скрюченный человечек. Это было каноническое изображение замученного Бормо.
Я уже видел такое, только огромное, в нише храма.
Аб Сент продолжал измельчать печатные издания и нас совершенно не
слушал, но Лик и Вер на всякий случай отодвинулись в угол и зашептали:
- Что вы думаете о спасении планеты?
- О спасении планеты? - я растерялся. - Погодите, ребята. Давайте
договоримся: я пребываю в полном неведении. Ну, представьте, что я с
другой планеты. Поэтому говорите вы, а я слушаю, пытаюсь понять и думаю,
как помочь. Уверяю вас, я полностью на стороне трезвых.
Лик и Вер переглянулись, критически осмотрели меня, снова переглянулись
и начали свой рассказ.
Недопивший верноподданный Аб устало уснул на результатах своей работы,
а мы проговорили всю ночь.
Вот что рассказали мне Лик и Вер
Тому назад около тысячи оборотов планеты вокруг светила на Спиртянию
явились пришельцы. Спиртяне находились тогда на весьма убогом
экономическом и научном уровне (примерно, как Земля в XVIII веке), а
пришельцы представляли этакую галактическую Армию Спасения,
благотворительную организацию, проповедовавшую всеобщее материальное
благоденствие, и от щедрот своих подарили спиртянам секрет антигравитации
в виде летательных аппаратов с примитивнейшим управлением: секрет
внутриядерной энергии в виде автомобилей, не требующих заправки; секрет
радиосвязи в виде миниатюрных приемников-передатчиков; секрет безотходного
производства чего угодно из любого сырья в виде огромных заводов - все это
были "черные ящики"; и, наконец, секрет бессмертия, который тут же
прибрали к рукам сильные мира сего, сокрыв его от народа Спиртянии.
Нужно ли говорить, что избавленные от необходимости добывать хлеб в
поте лица своего люди начала превращаться в скотов, на два века планета
погрузилась в хаос безделья, гульбы и пьянства. А потом к власти пришел
жестокий, но мудрый политик - царь - Нивод-ном-Глазу. Нивод ввел сухой
закон и трудовую повинность под страхом смерти. За годы правления Нивода
население Спиртянии уменьшилось почти на треть за счет массовых репрессий
и повальных смертей от абстинентного синдрома. Но на планете был
восстановлен порядок, и именно Ниводом была создана отчаянная по смелости
организация ученых - Группа изучения техники и технологии пришельцев.
Единичные попытки проникнуть в инопланетные тайны предпринимались и
раньше, но только Группа изучения подошла действительно близко к решению
многих проблем. Нивод-ном-Глазу, его ближайшие соратники и вся Группа
изучения были бессмертными, то есть нестареющими, от остальных секрет
бессмертия пока тщательно скрывался. Но планета была уже на пороге новой
жизни, на пороге осмысленной технологии и всеобщего бессмертия, когда на
сто шестьдесят четвертом году правления Нивода произошло стихийное
бедствие на Острове. Небывалой мощности водно-спиртовой гейзер затопил
большую часть колоссальной территории Острова и погубил девяносто
процентов его населения. Мудрый царь сразу понял, чем это грозит
Спиртянии, и поспешил изолировать Остров от мира. Но шила в мешке не
утаишь. Офицер царской охраны, тайный алкоголик Бормо Туха удрал с
Острова, увезя с собой изрядное количество жидкости Алко, которую
продавал, шатаясь по деревням континента, без формы, в одном нижнем белье.
Туха был казнен страшной показательной казнью, но весть об озере Алко
облетела планету. Начались крупные волнения. На подступах к Острову шли
настоящие морские бои. Возникла и с невероятной быстротой распространилась
новая религия - тухианство. Пьяные вакханалии вспыхнули с удвоенной силой.
В правящей верхушке планеты наметился раскол. И на сто шестьдесят девятом
году своего правления Нивод-ном-Глазу был убит бывшими соратниками -
тройкой заговорщиков: Вино Опрокидонтом, Само Гоном и Джинном Водкой.
Опрокидонт занял престол. Гон стал начальником царской охраны, а Водка
принял сан верховного дринка великой тухианской церкви. Эта троица и ввела
Свод законов царя Опрокидонта, обязывающий всех спиртян быть постоянно
пьяными. И был построен длиннейший трансокеанский Трубопровод "Озеро Алко
- континент" и создана широкая сеть пивных. Разумеется, спиртяне теперь
долго не живут, зато живут счастливо, ни о чем не задумываясь, у них все
есть и всегда хорошее настроение. Группу изучения Опрокидонт истребил.
Говорят, отдельные члены ее уцелели и скрываются в подземных пещерах. Лик
и Вер мало знают об Организации сопротивления из подземных пещер. Сами они
представляют тайное общество трезвых мыслителей и поддерживают контакт с
террористической группой ниводистов города Алко-Наливес. А от подземников
получают только литературу, которую пытаются распространять. Подземники
боятся каких бы то ни было контактов, и трезвые мыслители не могут
объединить с ними свои усилия в создании общей теории переворота, а у
ниводистов нет позитивной программы - они готовы только крушить и убивать.
Меж тем совершенно ясны две основные задачи: химически обезвредить озеро
Алко и найти радикальное средство лечения от алкоголизма, ибо неустанная
борьба всех тайных групп с существующим режимом на протяжении веков
разбивается о полное равнодушие ко всему миллиардов алкоголиков.
Должен признать, картина, нарисованная Ликом и Вером, потрясла меня, и
некоторое время я пребывал в растерянности, близкой к панике. Но потом
успокоился, взвесил возможности и засыпал ребят вопросами. План
всепланетного переворота рождался на глазах, и все мы были в восторге.
Утром нас повели на допрос. За длинным столом под портретами
Опрокидонта, Гона и Водки сидели пьяные следователи в зеленой форме, а
слева за маленьким столиком присутствовал абсолютно трезвый особо
уполномоченный, весь в черном. Стену над ним украшал цикл канонических
изображений: "Бормо Туха перегружает бутылки с катера на берег", "Бормо
Туха исцеляет страждущих", "Откровение Бормо Тухи: истина - в вине!",
"Несение бутыли", "Извлечение из бутылки", "Поднесения "и "Вознесение".
Допрос начали с нашего верноподданного Аба. Разговор вышел коротким, но
неожиданным по содержанию. Особист заметил, что у задержанного в нательной
бутылке Туха не закреплен на дне, а свободно перемещается, что было
отличительным признаком секты "бессмертников", утверждавших, будто пророк
Туха не умирал в бутылке на горе Бухану и был извлечен из нее живым.
Сектантство считалось злом, и несчастного Аба тут же заковали в кандалы,
хоть он и кричал, что Туха у него отклеился случайно.
А когда его увели, особист выложил перед собой на столик все предметы,
изъятые у меня при обыске накануне, и пьяные следователи принялись за
меня. Я плел какую-то чушь, они запутались, и в конце концов я предложил
объяснить им назначение загадочных предметов. Как я понял, назначение
абсолютера особисту объяснять было не надо, так как он вполне грамотно
держал это оружие в руке, когда я подходил к столику. Но среди прочих
вещей была запасная анестезирующая обойма к абсолютеру, и я сразу решил,
что это мой лучший шанс. Я задержал дыхание и резко ударил ребром ладони
по обойме. Анестезирующая смесь-брызнула во все стороны. Особист пытался
стрелять, но он не знал, как снимается предохранитель, а своего оружия
достать уже не успел. Пьяные следователи в панике повалили друг друга на
пол, и мы втроем без труда обезвредили их.
Обо всем, что случилось дальше, можно рассказать очень коротко.
Моих карманных технических средств вполне хватило на то, чтобы
выбраться из тюрьмы, угнать летательный аппарат-антиграв и вернуться в ту
деревню, откуда начал я свое путешествие. Мой славный супербот "Кабану"
стоял на том же месте как ни в чем не бывало, и даже не знаю, понадобился
ли ему защитный энергетический колпак, автоматически возникающий всякий
раз, когда я покидаю корабль, и отключаемый звуком моего голоса. В
бортовой лаборатории "Кабану" я легко синтезировал сильнейший катализатор
окисления этанола в уксусную кислоту, а также антиалкоголин - вещество,
подавляющее потребность организма в спирте. Одновременно Лик и Вер
оповестили по радио все группы тайного общества на планете о готовящейся
акции. На улицы всех городов Спиртянии выходили люди и кричали: "Не пейте
воду Алко! Вода Алко отравлена!" Их хватали, тащили в тюрьмы, но дело было
сделано.
А пока я летел к Острову на сверхскоростной космической шлюпке
"Птенчик", Вер и Лик вернулись в Алко-Наливес и на одном из заводов", где
у них были свои люди, приступили к массовому производству антиалкоголина и
разослали агентов с его образцами во все города планеты.
Над озером Алко "Птенчика" обстреляли из зенитных орудий. Опрокидонт
тоже охранял Алко, он понимал, что озеро можно отравить. (Любопытная
деталь: технический прогресс на Спиртянии остановился на телегах, паровой
машине и кремневых ружьях, но за тысячелетие застоя кто-то все же изобрел
зенитки и автоматы - автоматами были вооружены охранники в тюрьме.)
"Птенчик" с успехом отразил удары зениток и выплюнул в озеро контейнер с
катализатором. Гениальность моей идеи заключалась в том, что синтетический
катализатор был лишь затравкой, а образующаяся кислота сама становилась
катализатором (не стану объяснять, каким образом - это скучно), так что за
несколько часов все содержимое озера превратилось в уксус, разбавленный до
безобидной концентрации.
Дальнейшее уже не зависело от меня. Конечно, было заманчиво остаться на
Спиртянии и посмотреть, как она станет эволюционировать. Но я понимал, что
все произойдет не так быстро, как хотелось бы, а моя душа - душа
космического бродяги рвалась к новым звездам, к новым галактикам, к новым
неизвестным мирам.
Я покидал планету через пару дней, добрав необходимую информацию. Вер и
Лик прилетели попрощаться со мной. Они рассказали, что царский дворец
разрушен, а бессмертная троица разорвана на куски толпой разъяренных
алкоголиков. Ребята из Группы изучения, которая, оказывается, продолжала
упорно работать под землей, сумели подать антиалкоголин в систему
алкотрубопровода, но это получилось не сразу, и миллионы страждущих успели
побуянить. Были снесены почти все церкви, бутылки с Бормо Тухой выносили
на улицы и крошили об мостовые и углы зданий. С автомобилей начали снимать
защитные пузыри. Это было, пожалуй, несколько преждевременно, но уж очень
хотелось спиртянам поскорее стать снова нормальными людьми.
И вот опять я в космосе. Вновь кругом бархатная чернота пространства в
мелких дырочках далеких звезд, через которые так и тянет реликтовым
холодом, от которого накатывает тоска. И взгляд скользит по длинному ряду
фиолетово-синих колбас с альдебаранским крепким. Я встаю, иду в
лабораторию, набираю в шприц катализатор и впрыскиваю его поочередно в
каждый альдебаранский сосуд. И не пытаюсь пробовать, что получилось. Я
вообще не знаю, для чего это сделал. Просто неконтролируемое движение
души. Я снимаю веревку и погружаю все колбасы в мусорный контейнер.
Мышонок Вася грустно смотрит на меня, сидя на кнопке акселератора. Я
вывожу контейнер в космос и наблюдаю за ним в иллюминатор. Контейнер
раскрывается. Происходит взрыв. То, что совсем недавно было альдебаранским
крепким с золотой крошкой, висит теперь в пространстве большим грязным
облаком, и я знаю, что скоро оно полностью рассеется от столкновений с
космической пылью.
Last-modified: Thu, 14 Sep 2000 18:16:42 GMT