Ант Скаландис. Непорочное зачатие Касьяна Пролеткина
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Ненормальная планета".
OCR & spellcheck by HarryFan, 1 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
Если кто-нибудь скажет вам, что у Марии Луизы О'Брайен во время
рождения Мигеля Сантьяго Хортеса появилось кислое молоко (а есть еще и
такие шутники, которые утверждают, что у нее было и не молоко вовсе, а
молочный коктейль, что-то вроде той ужасной смеси молока с водкой, которую
чилийцы называют кола-моно) - не верьте, никому не верьте, потому что у
Марии Луизы О'Брайен вообще не было молока. Сразу после родов она потеряла
сознание и через шесть часов умерла не приходя в себя. Вскрытие показало,
что Хортес, перепугавшись в последнюю минуту, пытался выбраться сам с
помощью абсолютера, каковой, надо отдать ему должное, применял не как
огнестрельное, а как холодное оружие, оставаясь гуманистом до последних
мгновений своей жизни. И хотя увечья, нанесенные Марии Луизе, были все-же
весьма значительны, врачи продолжали утверждать, что главной, а по
существу и единственной причиной смерти стал психошок. "Как вы думаете, -
говорили врачи - что ощущает женщина, когда из чрева ее появляется не
голенький кричащий младенец, а уменьшенный до размеров младенца капитан
дальней разведки в разорванном, залитом кровью скафандре с нашивками
контактеро первого класса, и появляется необычайно резво, помогая себе
руками и ногами, а, наконец, выскочив, палит из абсолютера в белый свет,
как в копеечку и затем почти тут же падает замертво?"
Одна из медсестер, ставшая свидетельницей этого жуткого эпизода, с
визгом вылетела в коридор, а вторая, как рассказывает доктор Збышек, не
меньше минуты смотрела на все происходящее остекленевшими глазами, после
чего грохнулась в обморок, круша своим тучным телом пузырьки с
медикаментами и прочие атрибуты операционной. Сам же доктор Збышек,
старший акушер клиники, признавался потом, что глядя на вылезающего
Хортеса, раз и навсегда зарекся пить проклятый фомальгаутский спирт (на
который в силу его дешевизны была переведена вся земная медицина), а
потом, когда луч абсолютера опалил ему волосы на левом виске, за считанные
мгновения вспомнил не только Иисуса и пречистую деву, а всех богов, каких
когда-либо знал, и даже еще двух-трех таких, которых не знал никогда. Но я
думаю, каждый снимет шляпу перед доктором Збышеком, за то что он сумел
совладать с собой и, перенеся маленького Хортеса на стерильный топчан, тут
же открыл дверь в коридор и крикнул убежавшую в страхе сестру. А когда
доктор Збышек повернулся к трем недвижно лежавшим телам, все три были уже
сопоставимы по своим размерам: капитан дальней разведки Мигель Сантьяго
Хортес распростерся на топчане во всю длину нормального взрослого
человека, а кровь из его ран стекала по пальцам свесившейся руки и ножке
топчана. И вот тогда доктор Збышек совершил сразу три нелогичных поступка:
сначала он упал на колени и возопил: "Прости мне, Господи, прегрешения
мои!", затем вскочил и выпил не разбавляя стакан фомальгаутского спирта и
наконец нажал клавишу пульта видеосвязи и набрал код комитета по контролю
за порядком.
Мигеля Хортеса не удалось спасти. Марию Луизу тоже. И вовсе не по вине
доктора Збышека. Мария Луиза действительно умерла от психошока, а Хортес
скончался от потери крови, еще будучи маленьким. Укусы на его теле стали
одной из загадок для ученых Земли. Ни одно известное им животное не могло
оставить таких следов. Причем больше всего они походили на следы зубов
человека.
Другой и, по существу, главной загадкой стал сам Мигель Хортес,
контактеро первого класса, ушедший в очередную сверхдальнюю экспедицию
около девяти месяцев назад. Последнее сообщение, которое он передал,
пришло на Землю за восемь месяцев до удивительного события, и пришло оно
из системы двойной звезды Альфа Кроля. Хортес сообщал, что садится на
четвертую планету, так как она окружена чрезвычайно интересными
хроногравитационными вихрями, а его корабль как раз оказался в сфере
действия этих вихрей. Из сообщения, как всегда, невозможно было понять,
попал Хортес в беду или просто решил изучить незнакомое явление.
И по поводу появления Хортеса на Земле мнения резко разделились. Причем
справедливости ради, следует сразу заметить, что не все признали сам факт
возвращения Мигеля Хортеса. Нашлись энтузиасты, и их было немало,
поддержавшие версию видного биохимика Зигмунда Факманьского, который
заявил: "Человек, рожденный Марией О'Брайен - это не Мигель Сантьяго
Хортес, а его сын". И доводы были впечатляющими. Во-первых, оказалось, что
ровно за девять месяцев до рождения Луиза прилетела к Хортесу на Луну, где
он проводил время между двумя сверхдальними, и их видели вместе в японском
каменном саду, неподалеку от космопорта, где они, как было известно,
встретились и через полтора часа расстались. Оппоненты возражали. В
японском саду, который возле космопорта, нету-де не только гостиничных
номеров, но даже элементарного кислородного бункера, где можно было бы
раздеться и одеться. На такие возражения Факманьский и его приспешники
отвечали презрительными смешками. Дескать, разве можно до такой степени
отставать от жизни. Ведь именно им, Зигмундом Факманьским, три года назад
были изобретены сверхэластичные спецскафандры для половых сношений на
планетах неземного типа с атмосферами токсичными, инертными, а также на
планетах вовсе без атмосфер с использованием приставки для глубокого
вакуума. И он, Факманьский, может указать очевидцев, которые подтвердят,
что Хортес и Мария носили именно такие скафандры, а в тот исторический
день имели при себе и вакуумные приставки.
"Ну, хорошо, - соглашались оппоненты, - предположим, все было именно
так. Но ведь зачатие в условиях вакуума невозможно!" "И снова вы
заблуждаетесь! - торжествовал Факманьский. Все скафандры моей системы,
выпущенные за последние полтора года, допускают вариант конструкции со
встроенной полупроницаемой мембраной. И я вам скажу больше: именно такая
мембрана обнаружена в скафандре родившегося маленького Хортеса".
"Простите, - спрашивали оппоненты, - а почему младенец-Хортес родился в
скафандре и даже с абсолютером?" "С абсолютером! - кричал обычно
Факманьский, цепляясь за последнее слово. - Да разве вы не знаете, что
кожух абсолютера выполняется как одно целое со скафандром, и ни один пилот
дальней разведки не имеет права ни войти, ни выйти с корабля, не имея при
себе абсолютера!" А когда вопрос конкретизировали: "Каким образом из
яйцеклетки мог развиться скафандр системы Факманьского, да еще с
абсолютером в кожухе?" Факманьский, как правило, переходил в наступление:
"А как вы можете объяснить в позиций современной физики появление
Хортеса-старшего в полости матки Марии О'Тэрайен?" Или же он выволакивал
еще какой-нибудь забытый аргумент в пользу своей версии: "Между прочим,
известно, что организм Марии Луизы был запрограммирован на рождение
мальчика, а Мигель я знал его лично (тут Факманьский едва не пускал
слезу), давно мечтал о наследнике".
В мнении оппонентов тоже была своя логика, но и абсурда в нем хватало.
Безусловное сходство (если не сказать, идентичность) трупа, в который
превратился маленький Хортес, с Хортесом настоящим являло собой главный
аргумент сторонников версии о возвращении знаменитого контактеро, но
появление его во чреве и резкое увеличение в размерах были теми слабыми
местами, которые сводили на нет убедительность доводов. Были выдвинуты три
основных гипотезы, объясняющие фантастический феномен. Первая, самая
абсурдная и, по существу, смыкающаяся с позицией Факманьского, утверждала,
что Хортес посетил во чреве Марии Луизы ее ребенка, одел на него свой
скафандр и ввел ему некий стимулятор роста, содержащий одновременно
генетическую информацию о самом Хортесе. Далее утверждалось, что Хортес и
его двойник повздорили, в результате чего папаша искусал младенца до
полусмерти, а сам отчалил в ту же звездную систему, из которой прибыл.
Вторая гипотеза предполагала подмену младенца Хортесом, который, будучи
искусан неведомыми врагами, в отчаянном стремлении спастись без каких бы
то ни было технических приспособлений удрал в надпространство, потом в
целях безопасности изменил собственный масштаб (опять-таки голыми руками)
и, вынырнув из многомерного континуума в произвольной точке, угодил
аккурат в матку Марии Луизы, а по закону сохранения массы в замкнутой
системе нерожденный младенец через надпространство выскочил в то самое
место, откуда исчез Хортес, то есть был отдан на съедение неизвестным
земной науке злобным тварям. Сторонников этой гипотезы в шутку называли
апологетами межзвездного аборта.
Авторы и поклонники третьей версии уверяли, что никакого ребенка не
было вообще, ссылаясь на тот факт, что, как известно, ни при каких
обстоятельствах зачатие не может быть гарантировано. Попутно они честили
на все лады доводы Факманьского, выискивая всевозможные пикантные
подробности из жизни Хортеса и Марии Луизы. Не в силах объяснить, что
делал великий контактеро в течение целых девяти месяцев (беременность у
Марии Луизы, надо заметить, протекала совершенно нормально), поклонники
"бездетной" версии уповали на смещение масштабов времени. Для Хортеса-де,
с того момента, как он попал в матку и до самых родов прошло всего
каких-нибудь несколько секунд. Теоретически такой случай был возможен, но
во Вселенной такого еще никто не видел.
"Бездетники" выгодно отличались от сторонников концепции аборта тем,
что по их версии Хортес уже не выглядел этаким межпространственным
детоубийцей, а мог быть назван, в худшем случае, хулиганом.
Контактеро первого класса, знаменитый капитан звездной разведки Касьян
Пролеткин еще соблюдал траур по своему погибшему другу Мигелю Хортесу,
когда ему прислали кассету с видеозаписью дискуссии.
- Да будь они все прокляты! - крикнул Касьян, просмотрев кассету, и в
ярости рассек ее пополам кривым самурайским мечом, одним из тех, что в
изобилии висели по стенам его кабинета. - Мигель погиб, а эти кретины
упражняются в остроумии! Все! К черту! Лечу на Альфу Кроля!
А Касьян Пролеткин давно уже собирался лететь на Альфу Кроля и
разобраться во всем самолично без дураков и дилетантов, да только после
предыдущей экспедиции на планету четырех магнитных солнц у него вот уже
неделю четверилось в глазах, а поскольку этот эффект по расчетам Касьяна
должен был вот-вот пропасть, он и не торопился снаряжать свой звездный
лайнер - знаменитый на всю Вселенную, потрепанный в дальних рейсах, но все
еще могучий корабль "Кабану супербот". Слово "кабану", как утверждал
Касьян, не имело никакого отношения ни к русскому, ни к японскому слову
"кабан", ни к английскому "кэб", а восходило якобы к языкам африканским и
означало нечто очень красивое то ли на суахили, то ли на наречии пигмеев.
За считанные часы снарядил Касьян свой супербот и столь стремительно
выскочил в надпространство, что в какой-то момент ему показалось, будто в
глазах уже не четверится, а восьмерится. Выход из надпространства в
систему Альфы Кроля был столь же резким, но там, над четвертой планетой
пришлось покружиться из-за нелетной погоды. Последнее сообщение Хортеса
вполне соответствовало истине: свирепые гравитационные вихри гигантскими
жгутами гуляли по поверхности планеты, а там, где они свивались в кольца,
закипали настоящие хронобури, так что даже на высоте синхронной орбиты,
где находился "Кабану", явственно ощущалось изменение силы тяжести и
пульсирующее замедление времени. Четверение в глазах прекратилось задолго
до того, как Касьян насилу отыскал тихий островок на буйной планете и по
этакому как бы колодцу спокойствия во взбесившемся пространстве нырнул
вертикально вниз навстречу тайне, которую еще предстояло разгадать.
Только высочайшее мастерство пилота позволило Касьяну вырулить в самый
последний момент и посадить "Кабану" не на "Тореро супербот" Мигеля
Хортеса, а рядом. Пролеткин был старым звездным волком и сразу понял, что
такая точная посадка - не случайное везение, а сама неизбежность. Похоже
было, что к планете просто не существовало других подступов.
Уже через пять минут Касьян знал, что на Хортесите (так он назвал
планету) атмосфера земного типа, ускорение силы тяжести 0,9 "g",
отсутствуют опасные микроорганизмы, вредные излучения и сейсмическая
неустойчивость, температура двадцать пять по Цельсию, влажность шестьдесят
шесть процентов - в общем выходи в одних трусах и пляши качучу. Но с
качучей Касьян решил повременить: чисто внешнее впечатление настораживало.
Планета была голой, гладкой, розовой и как будто мягкой. Небольшие холмы и
бугорки напоминали шишки, болячки или прыщи. Кое-где, словно пучки волос,
торчали кустики, а в местах посадки "Тореро" и "Кабану" планета покрылась
толстым слоем черной, а по краям темно-бордовой коросты.
Касьян облачился в скафандр высшей защиты с двумя абсолютерами в
кожухах (он надевал его для первого выхода на любую, даже самую безобидную
на взгляд планету) и сошел на поверхность Хортеситы. Когда бордовая корка
под ногами кончилась, Касьян невольно дернулся, потому что его
металлопластовые подметки наступили на живое тело. Он даже отпрыгнул назад
и пригляделся к почве повнимательней. Но это была всего лишь поверхность
планеты, однородная, гладкая, безбрежная. Не могла она быть живой.
"Наваждение", - подумал Касьян и решительно зашагал к звездному лайнеру
Мигеля.
Входной люк был открыт. Похоже, Хортес ничего не боялся на этой
планете. Внутри все было цело и невредимо. Исследовать было, по существу,
нечего. Кроме бортового журнала. Раскрытый журнал лежал на пульте, и
страницы его были густо исписаны мелким корявым почерком Мигеля Сантьяго
Хортеса.
Хортес был блестящим пилотом, великолепным разведчиком и гениальным
контактеро. Именно благодаря ему специалистов по контакту с внеземными
формами жизни стали называть на испанский манер - контактеро. Таких, как
Хортес - контактеро первого класса - на всей Земле было еще только пятеро.
Но при всем при этом ученым-исследователем Хортес был никудышным. Записи
его в бортовых журналах являли собой нечто, подобное шифрованным письмам,
которые писали борцы за свободу в темные века прошлого.
Касьян вернулся в свой супербот, скинул противный скафандр и, оставшись
в одних меховых трусах, завалился на лежак. Потом заказал автомату чашку
кофе покрепче и горку своих любимых кукурузных хлопьев. Теперь можно было
приняться за сантьяговы письмена.
После записи всех необходимых сведений о планете (в этом даже Хортес
соблюдал порядок неукоснительно) посреди страницы было вы ведено жирным
красным грифелем:
"Писсяус злобный - существо класса гуманоидов перепончатокрылых, отряда
вампирообразных. Способно изменять свои размеры на три порядка величины.
Ядовитая слюна. Сильно развитые органы обоняния. Господствующий вид на
планете Обнаружен и классифицирован майором звездной разведки, контактеро
первого класса М.С.Хортесом".
Внизу была сноска: "Писсяус - слово, составленное по правилам
санскритской и латинской грамматик и означающее зверя кровожадного,
безжалостного и тупого". И в скобках помечено: "А на языке племени гудюк
(Проксима Арбузной Косточки-2) это слово означало бы "рука, играющая
миром".
Далее следовали беспорядочные записи обычным черным карандашом,
помеченные числами отнюдь не в хронологическом порядке, каковой порядок и
пытался восстановить теперь Касьян Пролеткин Умопомрачительные открытия,
как видно, сыпались на Хортеса одно за другим.
"На планете нет других животных, - гласила одна из записей. Писсяусы
пьют кровь самой планеты. Сама планета это один большой зверь".
"Писсяусы части тела планеты", - лаконично сообщалось далее.
"Нет! Писсяусы - автономные организмы", опровержение следовало тут же.
"Писсяусы не изменяют своих размеров, - кричала еще одна запись. -
Просто есть три вида писсяусов: писсяусы-комары - вампиры с ядовитой
слюной; писсяусы-ангелы - разведчики и стервятники; и писсяусы-гориллы
двух метров росту, покрытые шерстью и с маленькими крылышками, на которых
они едва ли способны подняться в воздух".
"Писсяусы-комары проникают повсюду, - писал Хортес. - Сегодня вычищал
их из складок скафандра, а вечером обнаружил между страницами
бортжурнала".
От последнего слова тянулась стрелочка к обведенному кружком засохшему
трупику писсяуса-комара, раздавленного и прилипшего к странице. Касьян
рассмотрел его в сильную лупу. Зрелище было жутковатое. Писсяус оказался
крошечным человечком с длинными когтистыми лапками, большими перепончатыми
крыльями и страшненькой вытянутой мордочкой, а изо рта у него, как язык у
повешенного, вываливалось длинное жало.
На другой странице значилась пометка: "Писсяусы-гориллы обступили
корабль. Разогнал ультразвуком".
А были и такие открытия: "Писсяусы-ангелы слетаются на запах мочи и
запах пота, чувствуя их в самых микроскопических дозах".
"Писсяусы-гориллы сбегаются на крики писсяусов-ангелов. Ангелы кружат
над "Тореро".
"Ядовитая слюна писсяусов-комаров катастрофически ускоряет процессы
выделения, что приводит к быстрому обезвоживанию организма".
За этим текстом тянулись длинные цепочки сложных химических реакций, а
вся пересохшая страница покоробилась и пестрела разводами, она явно была в
свое время подмочена.
"Ничего не боюсь! - заявила последняя исписанная страница бортжурнала.
- Создал противоядие".
Поиски противоядия, предпринятые Касьяном сразу после изучения
бортжурнала, успеха не имели, зато уже по дороге из "Тореро" в "Кабану"
Пролеткин подвергся нападению писсяусов-комаров. Напрягая зрение, он
видел, как те стучат крылышками и лапками в прозрачный фотолит лицевой
части скафандра. В переходном бункере Касьян провел тщательную
дезинфекцию, переоделся и улегся на свой любимый лежак отдыхать. Каково же
было его удивление, когда у себя на руке он обнаружил полудохлого, но еще
шевелящегося писсяуса-комара, который неуклюже тыкался наугад своим
хоботком. И Касьян так умилился, глядя на этого злобного и упорного в
своей злобе комарика, что даже помог ему укусить себя, после чего комарик
очень по-человечески рухнул ничком, уткнув мордочку в сложенные лапки и
распластав перепонки крыльев. Касьян стряхнул писсяуса ногтем на пол и тут
же ощутил неудержимое желание посетить бортовой санузел. "Вот оно как,
оказывается!" - вслух произнес Касьян Пролеткин (его прошиб пот) и,
шарахнув ногой в дверь, вылетел в кольцевой коридор корабля.
Утром следующего дня Касьяну довелось наблюдать через иллюминаторы
"Кабану" леденящую душу картину. Огромная туча комариков, покружив над
телом планеты, налипла на нее черным, перекатывающимся волнами пятном, и
вдруг из середины тучи ударил фонтан зеленоватой жидкости, писсяусы-комары
брызнули во все стороны, спасаясь от падающих струй, а фонтан вскоре утих,
и над большой круглой лужей появилась стая писсяусов-ангелов - маленьких
крылатых человечков ростом с новорожденного младенца. Ангелы пикировали к
луже, порхали над ней, так что поверхность лужи подвергалась рябью, но не
садились, а вновь взлетали и кричали противными голосами. И тогда
отовсюду, делая гигантские скачки на своих мохнатых лапах, сбежались
писсяусы-гориллы. Писсяусы-гориллы с торжествующим ревом кинулись в лужу
и, начиная от того места, где был фонтан, принялись хватать зубами и
лапами и отрывать целые клочья от тела планеты, и зеленая лужа окрасилась
кровью, то есть какой-то красной жидкостью, очень похожей на кровь, и
рваные куски плоти летели во все стороны. Из лужи, теперь уже не зеленой,
потекли красные ручьи, и вновь прибывшие писсяусы-гориллы припадали к этим
ручьям, а писсяусы-ангелы хватали на лету вырывавшиеся из лап горилл
ошметки и тоже пили из алых ручьев, растекавшихся звездой по телу
Хортеситы. Неожиданно меж двух ручьев открылся черный провал. Две
оказавшиеся рядом гориллы сорвались в него, а остальные, визжа от ужаса,
бросились врассыпную. Провал был черным, как пустота Вселенной, и, если бы
не упавшие в него писсяусы-гориллы, Касьян мог бы принять образовавшуюся
дыру просто за пятно мрака, настолько плоским казался этот вход в ничто.
Черный провал втянул в себя все следы жуткого пиршества и медленно
закрылся. А писсяусов уже и след простыл, и безмятежно-розовое гладкое
тело планеты вновь простиралось до самого горизонта в томительном
однообразии, словно ничего и не происходило.
Пролеткин призадумался. Хортесита задала ему задачку не из легких. На
машинный мозг надеяться не приходилось: слишком мало информации, слишком
она беспорядочна. Кумекать надо было собственным серым веществом. Касьян
вновь сделал себе кофе, сотворил блюдо кукурузных хлопьев и принялся
кумекать.
"Мигель слов на ветер не бросал, - думал Касьян, - и если есть запись о
противоядии, значит противоядие было. Меж тем Мигель искусан насмерть
писсяусами-гориллами. Значит... Значит, все очень просто: Мигель случайно
оказался рядом во время мрачного пиршества писсяусов и либо брызги
планетных выделений попали на его скафандр, либо майор Хортес подвернулся
под горячую лапу волосатого аборигена. Ну а потом - черный провал, и, надо
думать, это ни что иное, как выход в надпространство. Ну а потом... Касьян
не знал, что было потом. И значит...
Весь вечер просидел Касьян перед иллюминатором, играя в шашки со своим
дрессированным мышонком Васей, слушая музыку и поедая на пару с Васей
продукты из корабельных запасов. Но Хортесита оставалась спокойной,
никаких происшествий, и только редкие комарики стукались порой в толстый
сапфировый иллюминатор. Касьян любил отделывать свои апартаменты под
старину, и все иллюминаторы супербота были выполнены из лейко-сапфира, а
не из модного ныне фотолита.
Ночью Пролеткин прозондировал пространство над "Кабану" и обнаружил,
что пути наверх нет. Капитан Пролеткин был в ловушке. Ждать, пока вновь
откроется безопасный туннель на орбиту - дело неблагодарное, а рваться
напролом через хронобурю - себе дороже. При хортеситской интенсивности
гравитационных вихрей ни один компьютер не мог бы гарантировать
корректировку курса, а выскакивать наугад в произвольную точку на оси
времени Касьян считал ниже своего достоинства. Зондирование пространства
лишний раз убедило его в правильности собственной идеи, и спать он лег со
спокойной душой.
Наутро Касьян вновь подсел к окну в полной готовности к выходу наружу.
Мысль об исследовании ближайших окрестностей он оставил сразу после укуса
маленького писсяуса (эксперименты над собственным организмом не входили в
планы знаменитого контактеро), и потому предполагавшийся выход на
поверхность должен был стать последним.
Касьяну повезло. Не прошло и часа, как полетели с багровых небес
Хортеситы тучи маленьких злобных зверьков и давешний спектакль развернулся
во всей своей красе. Касьян проверил все системы жизнеобеспечения
скафандра, подхватил рюкзачок с провизией и приборами, бросил туда три
борт-журнала: свой, Мигеля и один пустой, посадил в карманы мышонка Васю,
тихо сказал: "Прости-прощай, "Кабану", и вышел под открытое небо.
Очередная расправа происходила на этот раз еще ближе к кораблю, и яркие
красные ручейки затекали на бордово-черную лепешку под суперботом и
собирались лужицами вокруг его опор.
Писсяусы как будто бы совсем не обращали внимания на Касьяна, а он
стоял, широко расставив ноги, с абсолютерами в обеих руках и ждал
дальнейшего развития событий.
И ему снова повезло. Черный провал в надмирные сферы разверзся как раз
в двух шагах от того места, где он стоял, и Касьян успел подстрелить трех
лохматых гигантов, которые, не сделай он этого, могли бы свалиться в
бездну раньше него. Из колодца, в который прыгнул Касьян, не было видно
красного неба Хортеситы, и не потому, что края его уже сомкнулись, -
просто, пересекая плоскость черноты, падающий попадал в небытие. Чутьем
старого галактического волка Касьян почуял чудовищное искривление
пространства - порядка миллионов риманов. А когда катаклизм завершился, и
капитан Пролеткин ощутил на своем теле направленную силу гравитации, а под
ногами нечто достаточно твердое, он решился, наконец, разорвать
первозданный мрак небытия светом мощной лампы своего любимого фонаря на
внутриядерных батарейках, переделанного им в свое время из габаритной фары
межпланетного танкера, и обнаружил себя внутри не совсем правильного
эллипсоида, образованного тонкой полупрозрачной пленкой, оказавшейся на
поверку необычайно прочной и упругой, за которой во всех направлениях
маячило нечто неопределенно-красное, влажное и дышащее. Пытаться разорвать
пленку лучом абсолютера было бы не только нетактично по отношению к
пожравшей Пролеткина планете, но и просто опасно, тогда как в маленьком,
услужливо предоставленном ему эллипсоиде было достаточно уютно. И
проанализировав свои ощущения, Касьян лег на пол (сила тяжести четко
разграничивала пол и потолок в его новом доме), подложил под голову
рюкзачок, вытащив из него все твердые предметы, засек время по хронометру
и загасил фонарь. Касьян умел погружать себя в сон усилием воли, поэтому
никогда точно не знал, ощутил ли уже желание спать, или еще нет. Но когда
через двенадцать часов он проснулся, то с поразительной ясностью осознал,
что не хочет не только есть, но даже пить. Еще через двенадцать часов у
него так и не появилось желания ни есть, ни пить, ни спать - ничего! А еще
через двадцать четыре часа, просидев почти все это время в темноте и
размышляя, он понял, что больше у него не будет никаких плотских желаний
отныне и присно, и вовеки веков. А за стенками эллипсоида едва уловимо
шевелилась непонятная жизнь, и было почему-то такое чувство, что эллипсоид
растет, хотя на глаз он совершенно не изменялся, и Касьян знал почему:
потому что он растет вместе с эллипсоидом. Как это можно было чувствовать,
Касьян объяснить не мог. Касьян многого не мог объяснить в своем
теперешнем положении, но в главном его гипотеза подтверждалась: он
находился в центре эмбриона, псевдоэмбриона, как он назвал его, и
отделенный от всего мира прозрачной стенкой загадочного эллипсоида, Касьян
оказался вне времени, то есть в его организме приостановились все
процессы, кроме высшей нервной деятельности. Сердце, впрочем, билось, как
всегда, и дыхание было, но потребление кислорода упало почти до нуля,
приборы показывали, что Касьян выдыхает практически тот же состав
атмосферы, который вдыхает. А снаружи, судя по всему, жизнь текла в своем
обычном темпе.
И капитан Пролеткин вычислил, что срок его заключения равен, таким
образом, девяти месяцам. Подобно Сервантесу, он решил не терять времени. У
великого контактеро было о чем поведать миру, и за долгие месяцы
заключения пустой бортжурнал от корки до корки покрылся ровным убористым
почерком. Так родились знаменитые "Внутриутробные записки капитана
звездной разведки Касьяна Пролеткина".
А пока Касьян писал, время от времени гася свет и укладываясь спать,
хотя спать ему совершенно не хотелось, он не уставал физически, просто
боялся сойти с ума от девяти месяцев непрерывной литературной работы - так
вот, пока он писал, эмбриональные процессы шли полным ходом. Эллипсоид
перестал быть эллипсоидом, прозрачная пленка вокруг Касьяна причудливо
изменяла свои очертания в полном соответствии с картинками из учебника
биологии, пройдя путь от хвостатого головастика до обезьяноподобного
существа. На соответствующем этапе возникла пуповина, и по ней побежала
кровь, и Касьян увидел, что прозрачные стенки его каземата двухслойны и
что, растекаясь между слоями, кровь медленно растворяется в пустоте. Шли
месяцы, и за пять дней до рассчитанного Пролеткиным срока, когда он, еще
не завершив последнего рассказа, уже начал писать на обложке бортжурнала,
ибо чистых страниц больше не было, литературную деятельность пришлось
прервать: начались родовые схватки. Псевдоэмбрион трясло и бросало, и
твердые предметы, извлеченные Касьяном из рюкзака, сыпались в беспорядке
со всех сторон и понаставили ему шишек и синяков, так как впервые это
началось во время сна. И пришлось собрать все эти вещи, рюкзак закинуть за
плечи и в томительном ожидании, нарушаемом головокружительными падениями,
сидеть и смотреть по ту сторону прозрачной силовой пленки. Касьян уже
понял, что это не вещество, а просто силовое поле, идеально изолирующее
его от организма, в который он помещен. И через пленку поля он увидел, как
схлынула окружавшая эмбрион жидкость и устремилась в темный узкий туннель,
и стенки поля стали сжиматься, теряя форму младенца, а вход в туннель
расширился, и Касьяна увлекло в него, и тогда поле исчезло, и Касьян
задохнулся и зажмурился от внезапно навалившихся запахов, звуков и
ощущений и, помогая себе руками и ногами, рванулся наружу.
Роженица кричала, а Касьян выскочил мокрый, радостный, отфыркиваясь,
сбросил рюкзак, выхватил из кожухов свое космическое оружие и салютовал в
потолок. Медсестры попадали в обморок, врач метнулся к склянке с
фомальгаутским спиртом, а роженица приподнялась на локтях и увидев
Касьяна, деловито отряхивающего скафандр, сразу перестала кричать,
улыбнулась и проговорила:
- Ой, какой хорошенький!
- Здравствуй, мама! - сказал Касьян.
Мама была совсем молодой - лет семнадцать, не больше.
- Здравствуй, сынок, - ответила она.
Сестры лежали на полу не двигаясь, врач, уже глотнувший спирта,
обалдело смотрел на происходящее и тоже не решался пошевелиться.
- Как вас зовут, мама? - спросил Касьян.
- Пролеткина Мария Ивановна, - солидно ответила юная роженица.
- Что?! - заорал Касьян, и в этот момент мир вокруг него стал
стремительно уменьшаться. Черпая энергию из надпространства, капитан
звездной разведки вместе со своим рюкзаком вырос до нормальных размеров,
лихо спрыгнул с постели и вопросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
- Да вы знаете, кто я такой?!
- Знаю, - ответил врач, уже пришедший в себя. - Вы - контактеро первого
класса Касьян Пролеткин. Но эта девочка не ваша мать. Просто случайное
совпадение.
- Славу богу, - выдохнул Касьян.
Хотя роженица была совсем не похожа на его мать, в какой-то момент
Пролеткин действительно испугался, что заброшен в прошлое.
- Простите, а в каком смысле Мария Ивановна девочка? - Спросил Касьян,
удивленный таким обращением к женщине в родильном доме.
- В самом прямом, - сказал врач. - Она девственница.
Касьян оглянулся на свою юную мать и, увидев, как она вопреки всякой
логике стыдливо отвернулась, прикрываясь руками, ощутил такой прилив
нежности, что даже врач не мог не заметить, каким неотрывным влюбленным
взглядом смотрит знаменитый звездный капитан на свою новую маму -
очаровательную Машу Пролеткину.
- Царь Эдип вам кланялся, - с сарказмом проговорил врач.
Из интервью, взятого у контактеро первого класса Касьяна Пролеткина
специальным корреспондентом международного еженедельника "Зеркало мира".
Корр. Как вы объясняете причины гибели Мигеля Хортеса?
К.П. Хортес, безусловно, был искусан писсяусами и попал в эмбрион в
сильно травмированном состоянии. У Хортеса не было с собой фонаря и не
было предварительной информации. Он в принципе не способен был понять, что
с ним происходит. Умереть он не мог, так как все процессы в организме
приостановились, и значит в течение девяти месяцев он испытывал поистине
адские муки. Я преклоняюсь перед мужеством и мудростью моего друга,
который, проведя девять месяцев во мраке и боли, не стал стрелять ни в
себя, ни в окружающую тьму. Но когда начались родовые схватки, он,
безусловно, стрелял. Может быть, от страха может быть, от усилившейся
боли, может, еще от чего-то. А силовое поле настолько смягчило выстрелы,
что патологоанатомы приняли их следы за травмы, нанесенные тупым
предметом. И наконец, когда поле пропало, возобновившиеся в организме
Хортеса процессы незамедлительно привели к летальному исходу.
Корр. Ваша вторая мама стала вашей женой. Как отнеслась к этому ваша
первая мама?
К.П. Весьма положительно. Моя первая мама давно мечтала видеть меня
женатым, и теперь обе мамы замечательно ладят между собой.
Корр. А не мешает ли вам в вашей супружеской жизни Эдипов комплекс?
К.П. Я свободен от каких бы то ни было комплексов вообще. И мы с Машей
очень любим друг друга. Скоро у нас будет сын. Он будет мне одновременно и
братом.
Корр. Теперь во все полеты вы будете брать с собой жену?
К.П. Думаю, что теперь полетов станет несколько меньше, но, безусловно,
мы с женой не собираемся разлучаться надолго.
Корр. А на чем вы думаете лететь?
К.П. Пока действительно не на чем. Но точная копия моего утраченного
корабля "Кабану супербот" уже строится. А вообще-то я мечтаю вернуть себе
тот, подлинный корабль, хотя сейчас еще не знаю, как это сделать. Если мы
научимся программировать хортеситские штучки, может быть, мой корабль
родит какая-нибудь слониха.
Корр. Скоро ли увидят свет ваши записки?
К.П. Отдельные главы из них уже публиковались в "Галактическом
вестнике" и даже в вашем еженедельнике. Полностью мои "Внутриутробные
записки" должны выйти в этом году в издательстве "Гипернуль".
Корр. Ваше отношение к гипотезе отца Лаврентия.
К.П. Предположение достопочтенного отца. Лаврентия о том, что Христос
был межпространственным путешественником и родившая его дева Мария,
подобно моей жене, действительно была девой, представляется мне очень
интересным и близким к истине. Ведь и правда, мессия мог быть ребенком
представителей высшей цивилизации, попавших в беду на Хортесите. Но от
мистических рассуждении отца Лаврентия, что якобы только женщина по имени
Мария способна зачать непорочно, мне бы хотелось решительно отмежеваться.
Три случая за всю историю человечества, - это еще не статистика, уверяю
вас. Более того, я готов повторить свой полет на Альфу Кроля-4, дабы
обрести третью маму, и - хотите поспорим? - ее будут звать не Мария.
Last-modified: Thu, 14 Sep 2000 18:16:40 GMT