ь сеткой трещин, будто была сделана из хрупкого фарфора. Цветы по обочинам дороги напоминали сложные детали каких-то машин, зубчатые колесики старинных часов и просто абстрактные головоломки, зато трава была настоящей земной травой, мягкой и шелковистой, и, сорванная, ни во что не превращалась. Ощущая непривычную тяжесть во всем теле и раздражающий глухой шум в голове, Ратибор задумчиво перетер в пальцах зеленые волокна, побродил в окрестностях черной островерхой скалы "голема" с распахнутым зевом люка и прозрачным пузырем трапа, закрывавшим люк, и влез в аппарат. Процедура пеленания и подключения к системам связи, управления и анализа заняла две минуты, после чего "голем", превращенный в плоский летательный аппарат, помчался над дорогой, скрывавшейся в дымке где-то в невообразимой дали. В следующее мгновение ландшафт под "големом" искривился, холмы вспыхнули электрическим сиянием, потрясающей силы удар обрушился на пилота неожиданно и бесшумно, словно удар лапы подкравшегося тигра, Ратибор ничего не успел понять и предпринять... Он снова лежал на склоне холма, израненный и беспомощный, и боль кругами ходила по телу, и кровь толчками вытекала из открывшихся ран, и не было сил поднять голову, чтобы оглядеться, принять более удобную позу и позвать на помощь... Следующее видение было иным и неожиданным: он лежал, связанный в каменной темнице, кругом стояли враги и раз за разом били по телу ногами в сапогах с твердыми мысами... Ратибор очнулся. "Голем" висел над дорогой, упиравшейся в город, вполне земной, с рощами и садами, комплексами зданий и старинных архитектурных сооружений, памятников старины, ставших музеями, и город этот был знаком пилоту до боли. Рославль! -- сообразил Ратибор, глотая витаминизированное желе через подсунутый Даром мундштук. -- Что это было со мной?-- спросил он мысленно -- Скачкообразное повышение мощности тета-линии пси-фона, -- ответил координатор.-- Эффективной защиты от излучения найти пока не могу. Терпи. -- А что за город впереди? И когда он появился? -- Судя по некоторым особенностям,- это ваша родина -- Рославль, хотя есть и "лишние" детали, а появился он минуту назад, сразу после пси-импульса, практически мгновенно. Конструктор демонстрирует нам возможности К-физики. -- Вряд ли эти странные метаморфозы -- демонстрация, скорее -- попытки осмыслить свое положение в "шубе" иного пространства. Возможно даже, что Конструктор в данный момент находится в бессознательном состоянии. Надо искать его нервные узлы, попытаться сообщить о себе, выдать всю привезенную информацию, и хорошо бы отыскать коллег по посольской миссии -- К-мигранта и чужанина. -- По-моему, они здесь, в городе, даю вариацию. В панораме, развернувшейся перед глазами пилота, возникли два светящихся кольца, ограничив часть изображения, понеслись навстречу, увеличиваясь, пока не заняли все поле зрения, причем пейзажи и в том и в другом кольце Ратибор мог рассматривать по очереди, не переводя глаз. В первом кольце сквозь заросли тополей и бамбука виднелся стройный контур драккара, в котором находился посол К-мигрантов, а во втором за старинной церквушкой с зеленым куполом и золотыми крестами чернела стометровая глыба роида. Но, самое странное состояло в том, что жителями города, спешащими по своим делам, были... "серые люди"! -- Бред! -- сказал Ратибор, растворяясь в очередном приступе слабости. -- Тогда мы бредим оба, -- отозвался координатор с горечью. -- Вынужден констатировать, что мои возможности адекватного отражения действительности исчерпаны, а методы анализа обстановки несовершенны. Ратибор, напрягаясь, попытался сфокусировать внимание на псевдо-Рославле, созданном не то его воображением, не то какими-то сложными движениями души Конструктора, и получил очередной удар пси-поля, потрясший организм до глубин подсознания: он полз по горячим углям и зарослям острых игл, сплошным ковром покрывающим пол, стены и потолок бесконечной узкой пещеры, и кричал от боли, когда стены сближались, а потолок опускался, сжимая тело в странных тисках акульей пасти... * * * Кто-то наклонился над ним, прохладные пальчики пробежали по затылку, снимая боль и жар, осторожно коснулись спины, рождая щекотные волны пупырчатой кожи. Ратибор заставил себя открыть глаза, повернуть голову на бок, и увидел чьи-то босые ноги, загорелые, стройные, легкие. Женщина присела, и он увидел ее лицо, лицо Насти Демидовой, строгое, красивое, тонкое, с бровями вразлет и пухлыми губами с печально опущенными уголками. -- Вставай, мастер,-- сказала Настя низким голосом, кладя ему на лоб прохладную ладонь.-- Надо идти. -- Куда? -- прошептал он, привычно ожидая боли, но боли почти не было, лишь покалывание в кончиках пальцев рук и ног, да пульсировал сосудик на виске, словно в голове тикала заведенная мина. -- Нас ждут.-- Настя просунула руку под его шею и приподняла голову.-- Поднимайся, мастер, пора выбирать друзей. Ратибор осторожно приподнялся на локтях, сел, прислушиваясь к себе,-- почти никаких болевых ощущений, только в глазах все поплыло от слабости; он сжал зубы, борясь с организмом, а когда приступ прошел и мутная пелена слепоты сползла с глаз, обнаружил, что сидит на траве совершенно голый, весь в страшных рубцах и недавно затянувшихся лиловых шрамах. Настя, одетая в струящееся нежгучее пламя, подала ему кокос. -- Одевайся, опер. Ратибор, не испытывая никакого смущения, потрогал длинный глянцево-синий шрам на груди, уловил пульсацию крови под пальцами, поднял голову. -- Когда это меня так?.. Где я? -- Он огляделся. Поляна в лесу, заросшая травой и грибами с бусинками глаз, над головой зеленое небо с белыми пушистыми облаками, воздух свеж и ароматен, стволы деревьев светятся и потрескивают, кора на них слегка шевелится, как живая, меняет рисунок... -- У нас в Рязани грибы с глазами,-- пробормотал Ратибор.-- Их едят, а они глядят... Где я, Стася? Что-то мешало ему последовать совету Анастасии, какая-то внутренняя неуверенность, неловкость, стеснение, тревожное чувство ожидания беды... и нечто похожее на шепот в голове. Ратибор прислушался и уловил слабый, как дыхание, голос: -- Очнись, очнись, опер, выходи из транса, рискуешь не выкарабкаться никогда... очнись... Тревога усилилась, внутренняя неловкость переросла в сомнение в собственной трезвости. И все время казалось, что откуда-то сквозь стенку глухоты доносится неистовый шум: грохочут барабаны и литавры, ревут трубы, визжат валторны, но он ничего этого странным образом не слышит, лишь чувствует... -- К черту! -- громко объявил Ратибор, вспоминая, кто он, и бросая кокос на траву, которая стала торопливо поедать костюм.-- Я посол, и все это мне грезится! Извини, Настя. -- Он изо всех сил ударил себя кулаком в шрам на груди и зарычал, кусая губы -- боль навалилась обжигающим водопадом кипятка и кислоты, сознание помутилось... Тампон влажной кошачьей лапой прошелся по лицу. Ратибор открыл глаза и обнаружил себя в рубке "голема". Кожа лица и рук горела, в костях застыл расплавленный свинец, мышцы тела судорожно передергивались, дезорганизованные внешним пси-излучением, в ушах стоял глухой шум, рожденный бессвязным говором сотен людей. -- Плохо дело,-- прошелестел еле слышный мысленный голос координатора. -- Мне все труднее возвращать тебя из глубин иллюзорного бытия, Конструктор постепенно растворяет в себе твое "я"... да и мое тоже, хотя бредить я и не способен. Что будем делать, опер? -- Дай картинку. -- Какой в этом смысл? Видеокамеры тоже не в состоянии отделить реально существующий ландшафт от миража. Перед глазами Ратибора вспыхнул цветной туман, в протаявшем черном окне сверкнула изумрудная капля, приблизилась, превращаясь в планету... Земля?! Пилот закрыл глаза, проглотил ком в горле, ощущая себя совершенно разбитым, но тут же открыл снова, сопротивляясь слабости и нежеланию жить вообще. Се человек, подумал он о себе в третьем лице, пока борется -- живет. В памяти всплыло: человек начинается там, где кончается удовлетворение потребностей. Кто-то засмеялся, задыхаясь. Может быть, он сам. -- Вперед, к Земле! -- Этот объект не может быть Землей,-- неуверенно возразил координатор.-- Советую не идти на посадку. -- Нас испытывают, и отказаться от испытания -- значит проиграть. -- Откуда известно, что нас испытывают? Скорее, мы попали в один из больных органов Конструктора, и все наши видения -- следствие его беспамятства, бессознательных судорог. -- Ты, наверное, прав, Дар, но и я чую в себе странную уверенность в правоте своих предсказаний. Конечно, интуиция -- символ не знания, а веры, но я себе верю. Зеленоватый пушистый шарик планеты рванулся навстречу, закрыл поле зрения, распахнулся гигантской чашей с размытыми очертаниями материков. Ратибор попытался сориентироваться, нашел Европу, Белое море, Волгу, попытался развернуть "голем" к югу и обнаружил, что его ведут -- аппарат не подчинялся воле пилота, словно в генераторах движения не осталось ни крохи энергии. Однако энергия была,-- Ратибор мгновенно считал показания датчиков, выдаваемые напрямую в мозг, и убедился в наличии половины запаса по сравнению со стартовым энергоресурсом. И команды ко всем комплексам-узлам "голема" проходили нормально, пилот удостоверился в этом с помощью тестов за считанные мгновения. Тогда он сделал разворот и дал максимальную тягу в режиме двойного ускорения. И провалился в алую пропасть забытья... Открыв глаза, понял, что "голем" летит над горной страной, пронзая клочья ослепительно белых облаков. -- Поворачивай! -- сказал сквозь зубы координатору, пытаясь унять готовый выпрыгнуть из тела желудок.-- Я сам не смогу. Поворачивай и давай аллюр три креста, кому сказал! Но ему ответил не Дар: -- Успокойся, опер.-- Голос звучный и знакомый.-- Все идет нормально, никто тебя не тронет,, только не дергайся и не пори горячку. -- Кто говорит? Смешок, тоже знакомый. -- Не узнал? -- Грехов! Снова смешок. -- Порядок, оклемался. "Голем", ведомый неизвестной силой, сделал пируэт и мягко приземлился на зеленом газоне рядом с красивым двухэтажным коттеджем, выстроенным в стиле "русский храм". На пороге открытой двери, выходящей на резное крыльцо, стоял человек в черном костюме, но Грехов это или нет, Ратибор сразу не разглядел -- слезились глаза. -- Вылезай, здесь ни радиации, ни прочей грязи. -- Голос проникал прямо в мозг, и от него, казалось, резонировали кости черепа. -- Не трусь, опер, у тебя накопилось много вопросов, и я на них уполномочен ответить. Ратибор позвал координатора, ответа не услышал, да и голос мешал, и плывущий в ушах звон; выпростался из кресла, отдыхая после каждого движения. Сделал два глотка витаминного концентрата, набрался сил и вылез из аппарата на траву, сообразив тем не менее натянуть пленочный скафандр -- автоматически, не думая об этом. Человек махнул с крыльца рукой, хмыкнул. -- Профессионал остается профессионалом, даже когда болен. Заходи в дом. Ратибор огляделся. Вокруг дома раскинулся пышный цветущий сад: яблони, вишни, гигантская морковь, помидорное дерево, банановые пальмы, тополя, араукарии, орех, просто какие-то пушистые жерди, камни на многеходульных корнях, похожие издали на пауков, -- все было покрыто ослепительно белыми цветами величиной с голову человека, причем многие цветы дышали и складывали лепестки, словно бабочки, готовые улететь. Небо над головой было лимонно-желтого цвета с серыми трещинами, складывающимися в рисунок такыра. Глаза продолжали слезиться, и Ратибор перестал напрягать зрение. Ощущение опасности притупилось, захотелось принять душ, переодеться, лечь на диван и -- максимум блаженства!-- чтобы Настя сделала массаж... -- Насти здесь нет,-- заметил человек. -- Жаль,-- вздохнул Ратибор.-- Как поется в старинной песне: всю-то я вселенную проехал, нигде милой не нашел. Накатило вдруг странное ощущение раздвоенности, вернее, растроенности, Ратибор осознал себя в трех местах одновременно: стоял возле дома Грехова, сидел в пилотской гондоле "голема" по горло в шубе физио-компенсации и лежал израненный на холме лицом вниз... Ратибор мотнул головой -- отпустило. Как оказался в доме -- не помнил. Он сидел в старинном деревянном кресле с резными подлокотниками, которое стояло на выскобленном до медвяного блеска светлом деревянном полу. Напротив в таком же кресле черной глыбой сидел кто-то очень знакомый и смотрел на гостя исподлобья, шевеля косматыми бровями. Железовский?! Ратибор вытер глаза ладонью, мимолетно удивившись, что он без скафандра, разлепил веки и увидел знакомую физиономию Габриэля Грехова с ироничным прищуром глаз. -- У меня что-то со зрением,-- пробормотал Ратибор, Попытался разглядеть комнату, однако не смог: стены ее терялись в струящемся полумраке, словно размытая акварель, и в этой размытости смутно угадывались какие-то щиты, светящиеся алым квадратные окна, ниши со звездным узором внутри, картины с непонятными композициями цветных пятен и застывшие тени, странные живые и неживые одновременно. -- Это пройдет,-- сказал Грехов, на секунду превращаясь в Железовского в тот момент, когда Ратибор на него не смотрел. -- Что это -- импрессионизм? -- кивнул Ратибор на картины. ---- Это старинные иконы, изображающие Христа. Берестов наконец разглядел одну из картин: прибитый к кресту человек в набедренной повязке распростерт .над мрачной равниной с цепью озер... -- Коллекционирование икон -- ваше хобби? -- Не как факт религиозных устремлений, а скорее, как тяга души к отражению реальности, ведь Христос тоже был одинок. Ратибор с усилием разобрался в смысле сказанного, соображать, думать было исключительно тяжело, к тому же мучительно хотелось спать. -- Вы хотите сказать, что вы тоже одиноки? Грехов-Железовский кивнул. -- И я тоже, но это не суть важно, в данном случае речь не обо мне. -- О ком же? -- О Конструкторе. Ратибор вспомнил вдруг, что он посол, встрепенулся, но волна безразличия снова захлестнула сознание топя в своей пучине чей-то настойчивый тревожный зов. Грехов что-то спрашивал, Ратибор что-то отвечал, погружаясь в сладостное забытье. Лишь временами накатывало знакомое ощущение многократного раздвоения личности. Самое интересное было в том, что и с закрытыми глазами Ратибор видел собеседника, который изредка превращался то в Железовского, то в К-мигранта Батиевского. -- К-мигранта! -- прогрохотало в голове, отдаваясь эхом под сводами черепа.-- К-мигранта, мигранта, гранта, анта... -- А где мои спутники? -- спросил Ратибор, выдираясь из дремы.-- Меня посылали с роидом и К-мигрантом. Где они? Грехов неопределенно махнул рукой. -- Где-то там, в запределье. -- Мне надо к ним... с ними... я как-никак посол. -- Ратибор внезапно вспомнил, с какой целью и к кому был направлен, послом, голова прояснилась, вернулась острота зрения, а с ней и способность оценивать обстановку. Сквозь гулы и свисты, рожденные фоном связи, донеслись чьи-то тягучие слова: -- Надо... бороться... -- Гул, свист, хрипы, дребезжание, и снова.-- На-до... бо-ро-ться... Человек напротив шевельнулся. Грехов или нет? -- А ты сильней, чем я думал, опер-- В голосе человека прозвучало уважение.-- Маэстро Железовский не ошибся в тебе. -- К черту разглагольствования! Я уже понял, что вы не Грехов. К-мигрант? Один из "серых"? Впрочем, неважно, главное, что вы представляете Конструктора. Итак, я прибыл по назначению и нахожусь, очевидно, внутри него. Где остальные послы? Человек напротив, похожий на Грехова, улыбнулся. -- Насчет роида сведений не имею, он -- не тот, за кого вы, люди, его принимаете, точнее, он -- не разумное существо, а область иного пространства со своими законами и константами, закапсулированная гравитацией, ну, а внутри него обитают и разумные существа. Что касается К-мигранта,-- Грехов слегка нахмурился, прислушиваясь к чему-то,-- он давно соединил свое "я" с "я" Конструктора, растворился в нем. -- И теперь Конструктор знает, что мы хотели его... -- Боюсь, что так. -- Грехов развел руками.-- Хотя вряд ли можно прогнозировать его дальнейшее поведение, ведь Конструктор -- на самом деле бесконечно сложный объект, на много порядков сложнее известных вам информационно-физических систем. И контактирует с вами в настоящий момент не он, а... м-м, вторичный контур, так сказать, матрицированное отражение твоей психики в одной из мириад интеллектуальных ячеек, а сам Конструктор сейчас слишком занят, да и травмирован изрядно... Снова наплыв ощущения, что он лежит на холме, лишил Ратибора воли к сопротивлению с продолжавшейся пси-атакой на мозг. Очнулся он от укола и долго приходил в себя, то теряя собеседника из поля зрения, то видя на его месте чуткого монстра, полудракона-получеловека,-- разыгралось воображение. -- Но если Конструктор без сознания,-- начал Берестов через силу,-- то как же он сможет разобраться в ситуации, выйдя в нашем пространстве? Через полгода он наткнется на Солнце... не прими мы меры... -- Он уже вышел,-- грохочущим гулким голосом проговорил Грехов, превращаясь в глыбу чужанина. -- Ваши меры -- на вашей совести. -- Но мы не беремся за оружие, если нам не угрожают, -- слабо возразил Ратибор. -- А в данном случае под угрозой существование цивилизации! -- Просто вы не нашли другого выхода. -- Какого? -- Ищите. -- Грехов исчез с ударом грома, потрясшего все тело пилота. Ратибор осознал себя лежащим в защитном коконе "голема" и услышал тонкий-тонкий всхлип координатора: -- Выплыл! -- Где мы?-- вяло поинтересовался Ратибор. -- Все там же -- внутри Конструктора. На всех диапазонах -- белый шум, на вызовы не отвечает никто, в том числе и сам Конструктор. -- Я выходил из машины? -- Нет. -- Значит, встреча с проконсулом была наваждением. -- Скорее, наведенной пси-передачей, мне удалось замерить ее основные параметры. -- Не ошибаешься? Если дело обстоит так, то нас заметили и пытались войти в контакт. Но кто,? Сам Конструктор? Часть его интеллекта, ведающая связями с "пришельцами", или та часть, которая борется с загрязнением организма? Ведь мы для него по сути -- микробы, попавшие в тело. -- По-моему, ни то, ни другое. В первом случае представитель Конструктора был слишком человечен, а во втором -- если бы с нами пытались бороться, как с микробами, то для такого существа, как Конструктор, уничтожить нас -- раз плюнуть. -- Тогда с нами пытались связаться другие послы: либо чужанин, либо К-мигрант... хотя лже-Грехов сказал мне, что К-мигрант "растворился" в Конструкторе. На несколько секунд Ратибор потерял способность видеть и слышать, волна слабости прокатилась по телу, превратив его в слой ваты. Нить рассуждений потерялась в шуме расстроенных чувств. -- Что будем делать?-- напомнил координатор. -- Попробуем прорваться наружу, если здесь нас никто не хочет встречать, как послов. Я посплю, а ты выходи на режим "кенгуру" и держи направление, не сворачивай. Встретишь препятствие, разбудишь. -- Сон в данной ситуации опасен, -- встревоженно предупредил Дар.-- Мои арсеналы по реабилитации и поддержанию тонуса не бесконечны. -- Но и мои силы не беспредельны. Вперед, дружище! "Голем" начал разгон, обходя неожиданно появляющиеся на пути препятствия: он шел не в пустом пространстве, а в среде с переменной структурой, и не мог развить скорость более ста километров в секунду. Ратибор спал, и ему снилось, что он на Земле, а Грехов с лицом свирепым и диким принимает у него экзамен по интрасенсорному восприятию. -- Закрой глаза,-- приказывал Грехов. Берестов послушно закрывал. -- Что видишь? И Ратибор перечислял, что видит, восторгаясь и ужасаясь одновременно: он видел сквозь веки, в инфракрасном и ультрафиолетовом диапазонах, чувствовал броуновское движение молекул, слышал, как течет кровь по мельчайшим сосудам и ощущал звуки собственных работающих мышц!.. Очнулся от .того, что по венам левой руки потекла горячая струя. -- По-моему, я слышу чей-то вызов,-- доложил координатор. -- Что значит чей-то? -- Сигналы очень слабые, иногда пропадают, не дешифруются, но резко отличаются от фоновых. -- Как долго я пребывал в нирване? -- Час сорок две. -- Поворачивай. -- Уже иду по пеленгу, но скорость набрать не могу, мы не в открытом космосе. Здесь полно странных шатающихся объектов и болидных потоков -- иной термин подобрать трудно, и бездна всякого рода полей, создающих интерференционную картину, причем устойчивую, типа стоячей волны. Ратибор промолчал. Они находились в организме колоссального разумного существа со сверхсложной структурой, и этим все было сказано. Комплексное действие короткого сна, лекарственных препаратов аптечки и волнового массажа наконец сказалось, и пилот почувствовал себя гораздо лучше, хотя изредка появлялись блуждающие по телу боли, перехватывающие дыхание, и нечеткие галлюцинации, повторяющие знакомые картины: он лежит на холме или сидит в деревянном кресле напротив псевдо-Гре-хова. Прошел час, другой, по расчетам координатора они преодолели около полумиллиона километров по сложному зигзагу -- источник сигналов, отличных по информационному насыщению от фонового излучения, маневрировал, в широких пределах изменяя скорость. В диапазоне видимой части спектра почти ничего не было видно, кроме хороводов блуждающих огней, скоплений звезд-искр и туманных пятен, а локация в радиодиапазоне давала странную картину: "голем" прокладывал путь словно в мякоти арбуза, насыщенной "семечками" уплотнений. Точных характеристик этих уплотнений гравизондаж дать не мог, но было ясно, что столкновение с одним из "семечек" чревато непредсказуемыми последствиями, поэтому Ратибор вынужден был еще уменьшить скорость аппарата, понимая, что шансы догнать источник сигналов становятся равными нулю. Однако судьбе угодно было распорядиться шансами иначе -- после особенно головоломного изменения траектории источник остановился. Спустя еще час "голем" подобрался к одному из уплотнений -- масконов, по терминологии координатора, возле которого продолжал ритмично "дышать" низкочастотным радиоизлучением загадочный объект. Координатор в темпе пулеметной очереди перебрал диапазоны видения локаторов и остановился на мягком рентгене, в котором наконец удалось разглядеть, что же собой представляют "семечки" уплотнений. Ратибор изумленно причмокнул: перед ним в облаке серебристого тумана висела уменьшенная копия омеги Гиппарха, тех самых останков звезды, по которой прошелся луч Большого Выстрела,-- те же колоссальные кружева "мха", та же пенная структура в глубине сфероида и плоские диски на тонких ножках, уходящих в неведомую толщу верхнего слоя объекта, словно листья кувшинок на длинных стеблях. -- Диаметр сфероида -- около пяти тысяч километров,-- сообщил координатор, имевший полную информацию о стародавнем походе Берестова на омегу Гиппарха.-- Ощущаю внутри него высокую концентрацию энергии, подходить ближе опасно. -- Сам вижу. Попробуй отстроиться от тумана, плохо видно. -- Это не туман, какой-то квантово-полевой эффект, пространство вокруг сфероида "мерцает", "пенится", -- А где тот приятель, сигналы которого мы запеленговали? -- По-видимому, вот он, даю вариацию. Тонкая световая нить очертила часть поля зрения слева, как ее ощущал Ратибор, переместилась в центр, изображение в ней стало расти, укрупняться, уходя краями за световую, нить, один из "листьев кувшинок" заполнил собой все поле зрения, и Ратибор увидел на его серо-мраморном фоне полупрозрачный шар. Впрочем, не полупрозрачный, а скорее зеркальный... или все-таки?.. Через несколько секунд стало ясно, что шар постоянно меняет плотность, то становясь прозрачным, то металлически твердым, то рыхлым и белым, как вата, и делает это в такт дыханию радиошума. -- Это не К-мигрант,-- сказал Дар,-- и не чужанин. Могу предположить, что, судя по описаниям, это... -- "Серый призрак!" -- прошептал Ратибор, ощущая головокружение.-- Грехов встречался с ним... с таким же, как этот, не узнать его невозможно. А ну крутани программу контакта на всех волнах и последи за обстановкой, идем к нему. "Голем" рванулся сквозь туман неизвестных физических реакций к сфероиду с мохообразным ландшафтом, в четверть часа преодолел стокилометровую толщу атмосферы с упругим сопротивлением среды и вышел .точно над зонтичной структурой с шаром "серого призрака", не обращавшего никакого внимания на земной аппарат с включенными передатчиками. "Серый призрак" был невелик -- шар диаметром в две сотни метров, но у Ратибора возникло такое чувство, что он видит перед собой разверзающую бездну, еще миг -- и она его поглотит, засосет!.. -- Пси-поле с широким спектром, -- отреагировал координатор.-- Эта штука излучает пси-поле, как целый город! Какая-то черная тень упала на "голем", Ратибор невольно поднял голову, но никого не увидел, лишь через несколько мгновений понял, что внутри него сработало чувство опасности. -- Держись, уходим!-- предупредил Дар, начиная вираж возвращения до того, как пилот понял, в чем дело. -- Резко возрос волновой фон. Говорил же, что объект опасен... Ландшафт под аппаратом заколебался, .вспух и расплылся дымом. Ратибор успел заметить, как "серый призрак" растянулся в ленту серебристого сияния, направляясь в "голему", после чего пилот и потерял сознание от тяжелого удара, причем, не внешнего, а, как показалось, внутреннего, превратившего тело в надутый воздухом шар... Человек был виден, как сквозь струящееся марево -- размытый нечеткий силуэт в ореоле свечения. Потом он перестал дрожать и расплываться, и Ратибор криво улыбнулся. -- Опять вы? Бред! -- Ни то, ни другое,-- невозмутимо ответил Грехов. Ратибор отметил для себя, но. не придал значения, что когда собеседник говорит, лицо его выступает четко и рельефно, зато другие части тела становятся зыбкими и расплывчатыми. -- Кто же вы? Еще один посол? -- Берестов невольно рассмеялся, заметив, что не слышит собственного смеха. -- В какой-то мере посол. -- Собеседник никак не реагировал на смех, оставаясь вежливым и корректным. -- Хотя то, что вы видите -- фантом, фигура для беседы. У меня мало времени, спрашивайте. Ратибор вдруг вспомнил предыдущую ситуацию, и в сознании включился колокол тревоги, -- Вы "серый призрак"! Что случилось?! Мне показалось, что я налетел на скалу... или она на меня упала... до сих пор тело рыхлое! -- Вы слишком близко подошли к "нервному узлу" Конструктора, да еще в момент передачи "массивного нервного импульса". Я успел в последний момент. -- Что значит "массивного импульса"? -- Конструктор принадлежит к разумным системам с нулевой информационной энтропией, а эволюция подобных систем определяется уже не электромагнитными взаимодействиями, а гравитационными и даже совершенно экзотическими "суперструнными". Поэтому информпотоки внутри Конструктора энергетически мощны, "массивны", как говорят ваши ученые. -- И масконы, то есть нервные узлы, перераспределяют эти потоки? -- Вы неплохо схватываете суть даже в сумеречном состоянии. -- Да, признаюсь, чувствую я себя скверно... однако это не главное, я, кажется, нашел способ выполнить свою миссию посла. Помогите мне... или посоветуйте, как избежать энергоудара вблизи маскона, я попытаюсь передать в узел всю записанную специально для Конструктора информацию. Может быть, он сможет воспринять хотя бы часть ее, это очень важно... -- Я в курсе ваших проблем. Конструктор же давно впитал все, что вы хотели сообщить, я имею в виду вас и К-мигранта, так что можете считать свою задачу выполненной. Единственное, на что я не могу дать ответ,-- как и когда прореагирует Конструктор на эту информацию. Вы даже не представляете, насколько вы, люди, правы, назвав его бесконечно сложным объектом! Возвращайтесь. ---- Как? -- хотел опросить Ратибор, но голос сел. "Грехов" внимательно вгляделся в него, хотя Берестов так и не разобрался -- видит ли собеседника по видеоканалу рубки или изображение передается ему прямо в мозг, минуя глаза. -- Пожалуй, для вас это действительно проблема. И честно говоря, вы меня приятно удивили: далеко не каждый человек способен работать за пределами человеческой выносливости, по крайней мере я знаю всего одного такого индивида -- Габриэля Грехова. -- И я его знаю. Но вы ошибаетесь, многие мои товарищи способны работать в запределье, выполняя свой долг. Извините, но мне почему-то кажется, будто мы о вами уже встречались недавно... разговаривали... -- Вы говорили не со мной, а очевидно с одним из своих пси-отражений в одной из интеллект-ячеек Конструктора... собратьев которого вы совершенно напрасно назвали Звездными Конструкторами: они не создавали ни звезд, ни галактик, они сделали только одну вещь -- четырехмерный континуум, рассчитав эволюцию нашего галактического домена с точностью до нейтринного порога. Но и они всего предвидеть не смогли, в том числе и появления человека на заурядной пылинке материи под названием Земля. До встречи, опер. -- Погодите!-- не сразу отреагировал Ратибор, с усилием переваривая услышанное.-- Чего они не предвидели? Но было уже поздно. Дорога к дому Железовский проснулся от предчувствия, что он не один в комнате. Полежал с закрытыми глазами, чувствуя пространство квартиры, как свою кожу, но никого не увидел и не услышал. Подумал: нервы? Или проспал чей-то пси-вызов? Встал, сделал несколько глотков травяного настоя, снова обнял всеми девятью органами чувств комнату и весь дом. Никого... Попробовал послать пси-импульс Забаве, но вспомнил, что она не на Земле, лишь когда не получил ответного нервного толчка. Собрался лечь снова, и в этот момент приглушенно зазвонил дверной автомат. Сердце сделало сбой -- еще мгновение назад за дверью никого не было! Аристарх бросил взгляд на квадрат черного стекла в стене -- зеленые звезды, все в порядке, свои. Во всяком случае, не К-мигрант. Скомандовал мысленно двери открыться. В прихожую вошел Грехов, одетый в необычный серый, с зеркальными блестками комбинезон, остановился в проеме двери и гостиную, разглядывая хозяина, стоявшего в одних плавках. Железовский шевельнулся, и мышцы тела ожили на мгновение, подчеркнув чудовищный мускульный рельеф комиссара. -- Проходите,-- пригласил Аристарх. -- Извините, что разбудил.-- Грехов шагнул вперед, протягивая руку.-- Рад видеть вас живым и здоровым. Ладони их встретились, напряглись, причем рука проконсула полностью утонула в громадной длани комиссара. С минуту оба сжимали ладони и пытались прочитать мысли друг друга, однако пси-блок у обоих был непроницаем. -- А с виду вы довольно субтильны,-- проворчал Железовский, отпуская руку гостя, посмотрел на свой ладонь, -- Я жму пятьсот с лишним, это больше, чем может выдержать кокосовый орех. -- Знаю. -- Грехов быстро оглядел спартанское убранство комнаты, остановил взгляд на полупроницаемой двери в спальню. -- Так и думал, что не страхуетесь. -- Какой смысл? Конструктор уже вылез в наш континуум из своего БВ, и о его судьбе К-мигранты могут не беспокоиться. Я им не страшен. -- Ошибаетесь; комиссар. Конструктор продолжает идти в прежнем направлении, а это значит, что система безопасности вынуждена будет снова заниматься проблемой его остановки, что в свою очередь означает новую вспышку активности К-мигрантов. Мне ли вам напоминать, что они проповедники имморализма, и какие последствия из этого вытекают? Помолчали, стоя друг против друга совершенно неподвижно. Потом Железовский надел халат, сел, жестом указал на кресло. -- Аристарх, вам уже почти сто. -- Грехов, поколебавшись, сел тоже.-- Не пора ли сменить амплуа? Железовский ответил спустя несколько минут. -- Пора. Но у меня нет преемника... в настоящее время. Был... один. -- Берестов? -- Как вы считаете, он вернется? Теперь надолго замолчал Грехов. -- У него есть шанс... если он выдержит пси-давление Конструктора. Я не все вижу в будущем, некоторые детали размыты вероятностными процессами, поэтому иногда приходится перестраховываться. С вами тоже," -- Что имеется в виду? -- Уходите из отдела. Передавайте дела кому-то из лучших кобр сектора или комиссару-один и уходите. -- Не могу. Не имею права. Доводить дело до конца придется мне, и вы это хорошо знаете. Был бы Берестов, я бы еще подумал. -- Тогда хотя бы будьте осторожнее в следующие три дня, просчитывайте каждый свой шаг, а лучше подстрахуйте себя по императиву "ланспасад". Железовский молча, не мигая, смотрел на Грехова. Тот кивнул. -- Вы поняли. -- Благодарю за предупреждение, но я редко расслабляюсь. Один вопрос; почему мне надо быть осторожным именно в ближайшие три дня? Гость вытянул вперед руку ладонью вверх, ладонь налилась розовым свечением, которое вдруг стало собираться в капли, падающие вниз, как настоящая кровь. Пахнуло озоном. Грехов перевернул ладонь, свечение погасло. Проконсул легко и гибко встал, словно перелился из положения "сидя" в положение "стоя". -- Потому что по представлениям К-мигрантов вы олицетворяете реализующую решения человечества силу... что не так уж и далеко от истины. Вы опасны, и подлежите нейтрализации в первую очередь. А резервы К-мигрантов изучены мало. Это все, что я хотел сказать. Прощайте.-- Вышел. -- Спасибо,-- низко, почти в инфразвуке, сказал Железовский ему вслед.-- Посидел немного, потом выключил свет в гостиной и вытянул руку вперед жестом Грехова -- кончики пальцев засветились изнутри; свет был мягким, розово-фиолетовым, и пульсировал в такт работе сердца... * * * Прогноз эфаналитиков, выданный после включения системы МАВР, оправдался почти на сто процентов по всем боковым ветвям "дерева прогноза" и по главному "стволу"! Конструктор не ответил ни на один запрос, вызов и запуск доброй сотни программ связи с ним, никак не отреагировал на волновое и аппаратное зондирование, а потом на движение способом "кенгуру", с каждым прыжком преодолевая около двух световых лет. Двигался он в том же направлении, что и раньше -- к Солнечной системе, и перед Советом безопасности снова встала во всей остроте проблема его остановки. -- Видимо, послы все-таки погибли при запуске чужанского генератора,-- со вздохом проговорил председатель ВКС Хакан Рооб в беседе с Баренцем и Железовским, прибыв на спейсер погранслужбы "Перун". -- В противном случае Берестов нашел бы способ известить нас о результате. -- Не уверен,-- качнул седой головой Баренц.-- Конструктор -- дитя не нашего континуума, он пресапиенс, родичи его жили в эпоху, когда не было ни галактик, ни звезд, ни космического пространства, и законы, по которым он живет, это не наши физические законы К-физики, мы только приступили к их изучению. Вряд ли Берестову удастся пробиться наружу, к нам, из глубин Конструктора, если он... туда попал. И еще мы не знаем, с какой целью запустили своего посла чужане... плюс разрешили запустить К-мигранта. -- Как бы то ни было, предстоит решать, что делать, причем очень скоро. -- Все уже решено,-- прогудел Железовский, одетый в кокос, превращавший его в металлическую статую атлета.-- Нет смысла еще раз устраивать дискуссию на эту тему, альтернативы все равно нет. Т-конус готов к новому пуску, и если Конструктор не свернет с дороги... -- Да,-- кивнул Баренц, подождав продолжения. -- По-видимому, это единственное правильное решение, жестокое, чудовищное, но верное. И кто знает, может быть Конструктору и не повредит нестандартный бросок по "струне", может, он уцелеет. -- Забава Боянова требует включения "экстремума",-- сказал Хакан Рооб, морща пергамент лица.-- СЭКОН принял решение подготовить общественное мнение на тот случай, если Т-конус не справится с Конструктором. -- Тогда экстра-мобилизация станет реальностью, -- Вы не представляете, о чем говорите,-- проговорил Железовский тяжело.-- Включение "экстремума" потребует разрушения базы цивилизации! Допустим, мы уйдем из Системы, успеем переселиться, уж не знаю, какой ценой, ну а если Конструктор остановится сам?! То есть не столкнется с Солнцем, минет его? Что тогда? Откуда мы знаем, что ему нужно, почему он так упорно целит в Солнце? И знаете, что меня смущает больше всего? -- Что он, возможно, травмирован, находится "без сознания", так сказать, поэтому и не отвечает на сигналы, --- И это тоже, но в первую очередь меня смущает поведение Габриэля Грехова. Он знает, что будет, и уверен, что Т-конус не понадобится... да и экстра-мобилизация тоже. -- Да, Грехов персона таинственная, -- улыбнулся одними губами Хакан Рооб. -- Ходят слухи, что он. тоже преследует свои цели, каким-то образом связанные с Конструктором, и я не удивлюсь, если это окажется правдой. Вот бы вашему отделу проверить. -- Отдел безопасности не занимается слухами,-- угрюмо пробасил комиссар-два.-- В действиях Грехова нет компромата. Что касается организации дальнейшей работы, то у меня нет вопросов, равно как и сомнений: если Конструктор не остановится, Т-конус должен быть включен. Секунда нон датур. В каюте отдыха, где они разговаривали, вспыхнул виом, из которого выглянул встревоженный Шадрин. -- Аристарх, зайдите в отсек двадцать три, есть новости. -- Извините. -- Железовский кивнул и исчез, словно превратился в бесплотную тень, дверь пропустила его беззвучно. Баренц и Рооб переглянулись. -- Ему тяжело,-- сказал председатель ВС, -- но держится великолепно, даже завидки берут. Кто в секторе может его заменить в случае... э-э? -- Он готовил Берестова. Другой такой кандидатуры нет, хотя пара способных ребят найдется. Да и в наземном секторе у Юнусова есть надежные парни, и в погранслужбе. -- Все их надо готовить, все-таки специфика работы в космосекторе иная, а мы с тобой уже не потянем. Как говорит старая пословица: беда и время щадят только бога. Ну, что...-- Рооб не договорил, в каюту заглянула Боянова, тонкая и стройная в своем неизменном белом комбинезоне. Она торопилась. -- Простите, патриархи, у вас тут был Аристарх, куда он ушел? -- В отсек двадцать три, -- ответил Баренц.-- Не хочешь...-- Последнее слово повисло в воздухе, Боянова исчезла, как и Железовский до нее. Баренц пожал плечами, собираясь продолжить разговор, но перед ними возник вдруг тот, о ком они говорили -- проконсул Габриэль Грехов собственной персоной. -- Где он?! -- Если Аристарх, то в двадцать третьем, а если... погодите!-- Баренц взмахнул рукой, словно пытаясь удержать гостя, но тот уже пропал.-- Что случилось? Ответом был резкий двухтональный вопль сирены тревоги, ворвавшийся в каюту физически плотным пузырем. Двадцать третий отсек, располагавшийся рядом с отсеком метро, представлял собой походную мастерскую по срочному ремонту недублированного оборудования, в состав которой наряду с компьютером входил еще и бокс ручной подгонки с полным набором инструмента. На памяти Железовского еще ни разу этот отсек на спейсерах не был использован ни пограничниками, ни научными экспедициями, вполне хватало того потенциала, которым изначально обладали машины для преодоления пространства, несмотря на возникающие иногда аварийные ситуации и -непредвиденные обстоятельства. Мастерская на "Перуне" также