Славомир Мрожек. Прекрасный вид --------------------------------------------------------------- Представление в двух действиях Slawomir Mrozek. Piekny widok © Diogenes Verlag, Zuerich, 1999 © Леонард Бухов, перевод с польского, 1999 Тел. (095) 257.69.41 E-mail: ls.buhov@mtu-net.ru Пьеса написана в 1998 году. Публикация перевода: "Иностранная литература", 2000/1. --------------------------------------------------------------- ДЕЙСТВИЕ I. ОТПУСК Действующие лица: ОН и ОНА, оба не первой молодости. Она несколько моложе, чем он. Костюмы: Она и Он прибыли на место действия, проделав долгий путь на автомобиле, в жару, так что одеты они соответственно. Она -- в брюках и хлопчатобумажной рубашке, Он -- приблизительно так же. Сцена: Комната, которая некогда была одним из помещений монастыря, ныне -- номер в гостинице. В глубине большое супружеское ложе под балдахином, с портьерами, в данный момент раздвинутыми. Воображаемая ванная расположена за второй левой кулисой, воображаемый вход -- за второй правой. Все определения "левая сторона", "правая сторона" - с точки зрения зрителя. Рампа или авансцена представляет собой лоджию, то есть крытую террасу, которая для простоты будет называться балконом. Вид с балкона -- это вид на зрительный зал. Бывший монастырь, ныне гостиница, построен на склоне крутой скалы, и каждый, кто окажется на балконе лицом к зрительному залу, видит перед собой огромное небо, морской горизонт, море, пристань и плоские крыши городка. Таким образом, место действия мы видим как бы с точки зрения колибри (из всех птиц только колибри способна неподвижно висеть в воздухе как вертолет), заглядывающей внутрь комнаты. Видны также листва и цветы бугенвиллеи, которая вьется, подобно винограду, по стенам и покрывает обрамление сцены, то есть ее арочный свод, балюстраду, если таковая имеется, и колонны, поддерживающие по бокам арку свода. На балконе стоят низкий овальный столик и два плетеных кресла, повернутых передней стороной к зрителям. Время года -- поздняя весна. Погода солнечная и жаркая. Время -- ранний вечер. Действие: На балконе, с левой стороны, то есть на максимальном расстоянии (по диагонали комнаты) от воображаемого входа, неподвижно стоящая женщина всматривается в ландшафт, то есть в зрительный зал. Стоит она так долго, что это начинает вызывать тревогу. И только тогда за правой кулисой раздается грохот и короткий крик боли. Женщина бежит в ту сторону. Почти сталкивается с мужчиной в очень темных очках. Он несет, с заметным усилием, два чемодана. ОНА. Что случилось? ОН. Споткнулся на лестнице. ОНА. Упал? ОН. Да что ты. ОНА. Но ты ничего себе не повредил? ОН. Ничего. Ну и как тебе здесь? (Садится на ложе, снимает ботинок-мокасин и растирает себе щиколотку.) ОНА. Больно? ОН (уклончиво). Терпимо. Красиво здесь, правда? ОНА. Тогда почему ты морщишься? ОН. Я? ОНА. А кто? Кроме тебя и меня здесь никого нет, я же точно не морщусь. ОН. Не морщишься? ОНА. Разумеется, нет, у меня нет ни малейшей причины морщиться, как раз наоборот, - здесь просто чудесно!.. Так что морщишься, наверное, ты? ОН. Да, логично. Ну, тогда... должно быть, я. Но уже перестал. (Скалит зубы в диснеевской улыбке, нарочно кривляясь.) ОНА. Улыбка вампира. (Опускается перед ним на колени и трогает его стопу.) Покажи. ОН. Что показать? ОНА. Ногу. Я хочу посмотреть. ОН. Нет у меня никакой ноги. ОНА. Сними носок. ОН. Не сниму. ОНА. Тогда я сниму. ОН. Не прикасайся! ОНА. Значит, все-таки больно. ОН. Не в том дело, просто носок довольно неаппетитный. ОНА. Но я же его не съем. ОН. Негигиеничный. ОНА. Пастеризованных носок я пока что не встречала. ОН. Но этот -- особенно негигиеничный. Это уже не носок, а бактериологическое оружие. ОНА. Разреши. ОН. Ни за что! Неужели ты думаешь, что я не сумею защитить любимую женщину от пропотевшего носка? ОНА. Придется применить силу. (Стягивает носок с его правой ноги.) ОН. Подчиняюсь насилию. ОНА. Пошевели пальцами. ОН (поднимает руки и шевелит всеми десятью пальцами). Пианист готов. Где клавиатура? ОНА. Пальцами ноги! ОН. Ноги? Я же сказал -- у меня ее нет. ОНА. Пожалуйста, веди себя серьезно. ОН. Слушаюсь. (Наклоняется над ней и целует ее в кончик носа.) ОНА. И это ты называешь -- серьезно? Мужчина берет ее лицо в обе ладони и снова целует, на этот раз уже не так шутливо, и встречает с ее стороны готовность ответить на ласку. Спустя минуту женщина кладет ладонь ему на грудь и отталкивает его, деликатно, но решительно. ОНА. Серьезно, но не до такой степени. (Предостерегающе.) Сиди спокойно! ОН. Спокойно? Когда в моей душе бушует страсть? ОНА (прикасается к большому пальцу его правой ноги). А здесь больно? ОН. Здесь? Нет. Мне больно в другом месте. Меня терзает безответное чувство. ОНА. А здесь? ОН. Тоже нет. ОНА. Ушиб, но перелома нет. (Отпускает его ногу.) ОН (подсовывает ей ногу). Еще, пожалуйста. ОНА (поднимается с колен). Я принесу твои шлепанцы. ОН. Шлепанцы? Какая проза. Позволь хотя бы помечтать. ОНА. Наденешь шлепанцы. Ты нездоров. ОН. О, да! Умираю. (Падает навзничь на кровать.) Женщина открывает один из чемоданов и выкладывает на пол разные вещи, в частности, купальный халат и косметичку. (Он -- садится на кровати.) Все из-за средиземноморского колорита. ОНА (занятая поисками вещей в чемодане). Что? ОН. Этот мой смертельный номер с чемоданами. В Средиземноморье, из-за обилия солнечного света, принято делать небольшие оконные проемы. Результат: темнота на лестницах. ОНА. Ах, вот как? Кто еще виноват? ОН (садится на край кровати). Монастырские каноны. Оконные проемы, и без того малые в светских постройках, в монастырях еще меньше. Допускаю, что причины тут идеологические. Налицо стремление изолировать монахов от внешнего мира. ОНА. Интересно, как теория. И это все? ОН. Нет. Далее, кретин-архитектор, который переделывал монастырь в гостиницу, перестарался со стилизацией, и в окнах установил витражи. Ему очень хотелось, чтобы турист почувствовал себя святым Бенедиктом, а потом сломал себе ногу. Резюмирую: на лестнице ничего не видно. Женщина находит домашние туфли, в данном случае обыкновенные сандалии -- один широкий ремень, под который всовывают стопу, -- и кладет их к его ногам. Потом снимает его носа темные очки. ОНА. А сейчас ты видишь лучше? Пауза. ОН. Поразительно. ОНА. Ну? ОН (встает и осматривается). Просто не могу поверить... ОНА. Ну, так как? ОН. Лучше, значительно лучше, спасибо, доктор. ОНА. Почему ты не снял темные очки, когда поднимался по лестнице? ОН. Не мог. ОНА. Признайся, что без меня это не пришло тебе в голову. ОН. Конечно же, пришло, но я нес два чемодана, и обе руки были заняты. ОНА. Как прикажешь тебя понимать? ОН. Что я не мог. ОНА. Потому что нес два чемодана, не так ли? ОН. Вот именно. ОНА. Ага. А если бы ты путешествовал в одиночку, то нес бы сейчас только один чемодан, рука была бы свободна, ты бы снял темные очки, не споткнулся на лестнице, не расшиб большого пальца правой ноги, не страдал бы, так что, выходит, во всем виновата я! ОН. Об этом я как-то не подумал. ОНА. Не подумал, но сказал. ОН. Я сказал? ОНА. А разве нет? ОН. Что же я такое сказал?! ОНА. Что все это из-за меня! ОН. Не припоминаю ничего подобного... ОНА. А кто сказал, что нес два чемодана? Я этого не говорила, я вообще не ношу чемоданов! Пауза. ОН. Я весьма сожалею. ОНА. И правильно делаешь. ОН. Хочешь, я отнесу их обратно? ОНА. Нет нужды. (Пауза.) Но почему, собственно, нес чемоданы ты... ОН. Потому что внизу не было никого, кто бы это сделал. ОНА. Как так -- никого, там всегда кто-нибудь есть. ОН. Но на этот раз -- никого. ОНА. Я же сама видела... ОН. Только тот старик-инвалид. А молодых и здоровых -- ни единого. ОНА. И потому ты потащил их сам? ОН. Разумеется. Надеюсь, ты не думаешь, что это мой любимый вид спорта. ОНА. Извини. ОН. Ничего страшного. Мне пришлось задержаться, потому что старик забрал у меня паспорта, а потом куда-то звонил. ОНА. Я же не знала. ОН. А когда вернулся, то потом снова ушел и еще раз звонил. ОНА. Какая досада... Знай я все это, подождала бы внизу. ОН. Откуда ты могла знать, ты же спешила подняться. ОНА. Но если бы знала, помогла бы тебе нести чемоданы. ОН. Тогда почему не подождала? ОНА. Потому что не знала. (Подходит и гладит его по голове.) Бедненький... ОН. И вовсе не бедненький, ведь мне это нравится. А когда он вернулся, то снова ушел и снова звонил. ОНА. Не надо больше об этом. Где здесь ванная? ОН. В часовне. ОНА. Я серьезно. Ты не хочешь помыться? ОН. Здесь все перестроено из монастыря, так что ванная должна быть в часовне. Архитектор потрудился на славу. ОНА. Не ворчи. Здесь правда очень красиво. Пойдем. ОН. Куда? ОНА. Пойдем, я тебе кое-что покажу. (Берет его за руку и выводит на балкон.) Разве это не прекрасно? ОН. Прекрасно. ОНА. Не ожидала ничего подобного. ОН. А я что говорил? ОНА. Небо, море, крыши городка, кипарисы... А я будто взмываю в пространстве. ОН. Полностью разделяю твои впечатления. ОНА. Словно ангел. ОН. Это уж слишком. ОНА. Просто неслыханно. ОН. Значит, мы довольны? ОНА. Я счастлива. Повернувшись друг к другу, они обнимаются. Пауза. ОНА (высвобождаясь из его объятий). Подожди... (Улыбнувшись ему, покидает балкон. Поднимает с пола купальный халат и косметичку и выходит в ванную.) Мужчина ждет на балконе. Закуривает сигарету. В какой-то момент, поднося сигарету к губам, видит что-то, чего не замечал ранее. Концентрирует внимание на том, что увидел, забыв о сигарете. Вдруг бросает сигарету на пол, притаптывает ее ногой, выходит с балкона, подбегает к чемодану, который еще не распакован, открывает его и достает бинокль. Возвращается на балкон, подносит бинокль к глазам, наводит на резкость, смотрит в бинокль. ОНА (в ванной). Нет горячей воды! Мужчина продолжает смотреть в бинокль. (Она выходит из ванной; голова, обернута полотенцем.) Нет горячей воды. Мужчина кладет бинокль на столик, уходит с балкона, садится на кровать и надевает сандалии. ОН. А холодная? ОНА. Никакой нет. ОН. Дирекция стремится создать соответствующее настроение. Ведь монахи никогда не мылись. ОНА. Мне не до шуток. Как я теперь вымою голову? ОН. Возможно, это временное ограничение в связи с засухой. ОНА. Значит, я должна ждать пока пойдет дождь? ОН. Или пока опять включат воду. Вряд ли это затянется надолго. ОНА. У меня в волосах полно пыли. ОН (встает). Ясно. Надо было закрыть окно в машине, когда я тебя об этом просил. ОНА. Надо было починить кондиционер, когда я тебя об этом просила. ОН. Это требовало от меня сверхъестественных способностей. Я не умею одновременно вести машину и чинить кондиционер. ОНА. Можно было поехать другой дорогой. ОН. Другой дороги нет. ОНА. Конечно, нет - если нет желания поискать. ОН. Дорога была тяжелая, согласен. Но не мог же я предвидеть танки. ОНА. Но ведь они не стреляли! Ты мог их обогнать! ОН. Военные не любят, когда их обгоняют. Особенно на поворотах. ОНА. А я не люблю, когда у меня полно пыли в волосах!.. Что же мне теперь делать? ОН. Подумаем. Сначала... (Берет ее за руку.) Сядем. (Подводит ее к кровати.) Вот так. (Садятся рядом.) А затем... Проанализируем. Пауза. ОНА. Все? ОН. Дай сосредоточиться. (Обнимает ее одной рукой.) Это мыслительный процесс. Пауза. ОНА. Уже проанализировал? ОН. Да! (Падает навзничь, увлекая ее за собой.) ОНА. И ты это называешь -- мыслительный процесс! ОН. Да, это был мыслительный процесс! ОНА. Но мы собирались просто посидеть! ОН. Изменение программы, сокращенный вариант! (Оборачивается к ней, обнимает ее обеими руками, она обнимает его.) Такое впечатление, что на этот раз дело может зайти дальше. ОНА (замирая). Я вспомнила! ОН. Что? ОНА. Dry Shampoo! ОН. Что, что? ОНА. Шампунь в порошке, без применения воды. ОН. Чтоб его черти взяли. ОНА. У меня должно было еще немного остаться... (Срывается с кровати и подбегает к открытому чемодану. Присев на корточки, перерывает его содержимое.) ОН (поднимается и садится на краю кровати). Бывают в жизни человека такие минуты ... ОНА. Если только я не оставила его в Триесте... ОН. Где бы ни остался, пусть там и остается. ОНА. Ах, ну почему ты такой противный. ОН. А мне все равно. (Упершись локтями в колени, прячет лицо в ладонях.) ОНА. Вот он! (Вынимает из чемодана шампунь и направляется в сторону ванной. Проходя мимо мужчины, останавливается.) О чем ты задумался? ОН. О самоубийстве. ОНА (понимая, что это шутка, но все-таки встревоженно). Не преувеличивай. ОН. Ладно. (Отнимает ладони от лица.) Я просто придумываю метод. ОНА. Какой еще метод... ОН. Метод, который позволит мне пригласить мою спутницу на ужин... ОНА. Прекрасно! ОН. Но не возбуждая подозрений относительно моих сексуальных намерений. ОНА. О, это будет нелегко. ОН. Именно поэтому я раздумываю над методом. Может, тебе какой-нибудь известен? ОНА. Нет такого метода. ОН. Вот и я не знаю. И потому -- рискну. Я тебя приглашаю. ОНА. Приглашение принято! (Садится рядом с ним на край кровати.) Куда пойдем? ОН. Выбор невелик. А если честно, выбора вообще нет. Есть только один ресторан. При гостинице, что упрощает проблему, поскольку гостиница здесь одна. ОНА. Опять эта гостиница. А романтичная прогулка при свете луны... ОН. Знаю. По берегу, к тихой рыбацкой пристани. И тоже тихий, рыбацкий трактир, от легкого бриза слегка колышутся скатерти в местную, бело-красную клетку, местное вино в почти местных стаканах... ОНА. Вот, вот. ОН (встает). Ничего этого нет. Есть только бар с лампами дневного света и телевизором, по которому показывают футбольный матч, а на площади трое подростков в бейсболках гоняют по кругу на мотоцикле без глушителя. ОНА. Не надо нервничать. ОН. Все трое на одном, ведь страна-то бедная. А рыбаки отсутствуют, поскольку все они работают на фабрике полистирола, ее сточные воды отравляют море и рыбу и потому они не могут вернуться к рыбной ловле. А раз так, все они работают на фабрике, сточные воды которой... И так без конца. ОНА. Ты утрируешь. ОН. Слегка. Но если бы и не утрировал, мы все равно не можем пойти в бар, так как со вчерашнего дня он закрыт. ОНА. Откуда ты знаешь? ОН. От старика-портье. Предвидя твои пожелания, я собрал подробную информацию. Бар на пристани закрыт. ОНА. Но почему? ОН. Не спрашивал. Мне хватило того, что он закрыт. ОНА. И ты почувствовал облегчение. ОН. Признаюсь, что да, но клянусь, что говорю правду. Ради тебя я был бы готов на все, но не стану скрывать, что почувствовал облегчение. ОНА. Жаль. ОН. Жаль, что мне стало легче? ОНА. Нет, что закрыто. ОН. Какая разница! ОНА. Ты знаешь, как мне нравятся экзотические ресторанчики. ОН. А я не люблю пьяных матросов. Но тут я не виноват, не я закрыл бар. ОНА. А ты не мог бы его открыть? ОН. У меня есть для тебя другое предложение, не менее романтичное. Вот, послушай. (Садится на кровать рядом с ней.) Легкий бриз колышет огоньки свечей в канделябрах. На белоснежной скатерти коралловый лангуст... то есть не прямо на скатерти, а на блюде, но косвенно на белоснежной скатерти. Отражение свечей в серебряном ведерке, где хрустит лед и стынет шампанское, придает жемчужный оттенок лебединой шее и округлым плечам... Кстати, ты захватила платье без бретелек? ОНА. Захватила, но неплохо бы погладить. ОН. ...Итак... придает жемчужный оттенок округлым плечам красивой женщины... ОНА. Почему округлым, разве я поправилась? ОН. Не упрощай. Придает жемчужный оттенок округлым плечам красивой женщины и не столь красивого, правда, но, тем не менее, весьма привлекательного мужчины. ОНА. Как, и у тебя округлые плечи? ОН. Не прерывай, ты разрушаешь образ... Подчеркивает благородные морщины его изборожденного отметинами страданий лица, опирающегося на мускулистый торс. ОНА. Без шеи? ОН. С шеей. К тому же весь его облик исполнен таинственной силы, а взгляд, прикованный к Красавице, выражает восхищение, верность и преданность. Что скажешь? ОНА. Это означает, что мы не пойдем на прогулку? ОН. Пойдем, но только по вертикали. Ресторан внизу, в трапезной. ОНА. И ты называешь это прогулкой? ОН. Даже неплохой -- шесть этажей по винтовой лестнице. ОНА. По этой лестнице? ОН. Я отнесу тебя вниз и внесу в ресторан на руках. ОНА. Большое спасибо! Стук в дверь. Меня нет! (Вскакивает на кровать и задергивает портьеру.) Мужчина выходит за кулису, чтобы открыть воображаемую входную дверь. Пауза. Женщина высовывает голову из-за портьеры, прислушиваясь. Пауза. Мужчина входит, неся корзину, прикрытую полотняной салфеткой в бело-красную клетку (шахматную). Кто это был? ОН. Старик-портье. ОНА. Чего хотел? ОН. Принес сообщение и корзину. ОНА. Какое сообщение? ОН. Сообщение, что по причинам, как он выразился, независимым, ресторан внизу будет закрыт. ОНА (спрыгивает с кровати, оставляя портьеру задернутой). А что за корзина? ОН. С продуктами. Чтобы клиенты не остались голодными, дирекция приносит извинения и шлет аварийный запас питания. ОНА. Очень мило с его стороны. ОН. Правда? Не хватает только канделябров, оркестра и легкого бриза с моря. Зато есть свечи. ОНА. Свечи? А зачем? ОН. На случай, если выключат электричество. ОНА. Почему должны выключить свет? ОН. Этого он не сказал. Зато предупредил, чтобы свечи экономили, так как неизвестно, когда он сумеет доставить новые. Женщина берет корзину, идет на балкон и ставит корзину на столик. Достает из нее бутылку. Шампанское? ОНА. Сам посмотри. (Подает ему бутылку.) ОН (оглядывая бутылку). Здешнее, местное, колоритное вино. Точно такое, как ты желала. (Отдает ей бутылку, Она ставит ее на столик и продолжает опорожнять корзину.) ОНА. Салями... ОН. Тоже местная. ОНА. И хлеб. ОН. Вернее, лепешки. Традиционные балканские. Еще что? ОНА (заглядывая в корзину). Только два бокала, штопор и нож. ОН. И больше ничего? ОНА. Это все. ОН. Так я и думал. ОНА. Я хочу есть. ОН. Потерпи, это предназначено на ужин! ОНА. Но мы не обедали. ОН. Монахи ели только раз в день. ОНА. Знаешь что? Давай устроим пир так, как ты хотел. ОН. Без канделябров? ОНА. ...Без бриза, без оркестра, но зато в вечерних туалетах. ОН. Вечерних? В пять пополудни? ОНА. Да. Я надену то платье без бретелек. ОН. По правде, или только обещаешь? ОНА. По правде. Вот только утюга нет. ОН. Ерунда! То, что для меня важнее всего, не нуждается в утюжке. Прекрасная идея! ОНА. Пойду переоденусь. ОН. А я тем временем накрою на стол! Она -- уходит в ванную, захватив по дороге чемодан, тот, что уже наполовину распакован. Он -- дождавшись пока она уйдет, отодвигает портьеру и открывает кровать под балдахином. Снимает с кровати покрывало, проверяет простыни, поправляет подушки. Снова задвигает портьеру. Затем переносит с балкона столик и оба кресла. Расстилает на столике салфетку, ставит на нее бутылку и два бокала, кладет салями и лепешку. Берет со стола бинокль. Входит Она, в черном облегающем платье без бретелек. Впрочем, это зависит от физических данных актрисы. Так же хороша может быть блузка с широким вырезом и юбка-клеш, затянутая в талии. ОН (не сводя с нее глаз, очарованный, машинально кладет бинокль на столик). Наконец-то! ОНА. Тебе нравится? (Демонстрирует ему себя, как манекенщица на показе мод.) ОН. Нравится? Не то слово. Я... я просто... Слов не нахожу. ОНА. Аж так? ОН. Женщина в брюках, это тоска пустыни, а женщина в платье - океан. ОНА. О! ОН. Закончился штиль и первый, легкий порыв ветра шевелит паруса. Замершее судно оживает, паруса радостно наполняются ветром, и корабль вновь, рассекая волны, устремляется к новым горизонтам. ОНА. А когда видишь женщину в брюках, ощущаешь себя верблюдом. ОН. Нет. Тогда ощущаешь себя кораблем без мачты. ОНА. Тебе это не грозит. ОН. Агой! (Издав матросский возглас, он отдает честь. Затем отвешивает ей глубокий поклон и церемониальным жестом приглашает к столу.) ОНА. А почему здесь, в уголке... ОН. На балконе может быть прохладно. ОНА Прохладно? В такую жару? ОН. Вот именно. Жара -- штука предательская. ОНА. У тебя какая-то странная мания. Сначала не разрешаешь открывать окна в машине, а потом запираешь меня в монастыре. Почему мы не можем посидеть на свежем воздухе? ОН. Здесь тоже свежий воздух. ОНА. А вид? Где вид? ОН. Там... На балконе. ОНА. Так в чем же дело? ОН. На балконе мы будем не одни, нас может кто-нибудь увидеть. ОНА. Кто? Чайки? Жаворонки? Луна? ОН. Может прилететь вертолет. ОНА. Ты невропат. Мужчина переносит столик обратно на балкон. Возвращается за креслами и ставит их между столиком и зрительным залом, повернув спинками к залу. ОНА. Спиной к пейзажу? ОН. Все равно скоро стемнеет. ОНА. Что с тобой? ОН. О чем ты? ОНА. Ты считаешь, что ведешь себя нормально? Мужчина ставит кресла по противоположным сторонам столика, на этот раз повернув их передом к зрительному залу, но только на три четверти. Потом берет со стола бинокль. Не убирай, оставь. ОН. Что? ОНА. Да бинокль этот! ОН. Ах, этот... Он мешает. ОНА. Но я тоже хочу посмотреть! ОН. После ужина. ОНА. Когда стемнеет, да? ОН. Он неисправен. (Выходит с балкона и запирает бинокль в чемодане.) ОНА. Ты иногда бываешь очень странный. ОН. Принимаю это за комплимент. (Открывает бутылку.) Женщина разламывает лепешку и нарезает салями. ОНА. Принесу салфетки. (Уходит в ванную.) Пользуясь ее отсутствием, мужчина переставляет кресла так, что теперь они повернуты сиденьями к столику, то есть -- в полный профиль относительно зрительного зала. Затем наполняет оба бокала, садится и ждет. Женщина возвращается из ванной с коробкой косметических бумажных салфеток. Мужчина берет оба бокала и встает. ОН (с напускной торжественностью). За здоровье матушки настоятельницы! (Протягивает к ней руку с бокалом.) ОНА. Ах, прекрати. ОН (ставит оба бокала обратно на столик). Я только хотел поднять настроение. ОНА (разворачивает салфетки). Ну и как, удалось? ОН. Не слишком. Из-за недостатка взаимопонимания. ОНА. Думаешь, это остроумно? Ты становишься скучным. ОН. Да, признаю, острота не удалась. Теряю форму. ОНА. Что-нибудь случилось? ОН. Насколько мне известно, пока ничего. ОНА. Плохо себя чувствуешь? ОН. Нет, но немного устал. Десять часов за рулем. ОНА. Только из-за этого? ОН. Разумеется. Женщина внимательно смотрит на него. Не веришь? ОНА. Чему не верю? ОН. Не знаю. Так спрашиваю, на всякий случай. Женщина встает, подходит к нему, берет его за подбородок и притягивает его голову к себе. ОНА. Посмотри мне в глаза. Он выполняет ее желание. Совсем красные. ОН. Это от пыли. Женщина берет коробку с косметическими салфетками, вынимает одну, подходит к мужчине, вытирает ему лоб и осторожно, как тампоном, осушает кожу вокруг глаз. ОНА. Зато теперь можно отдохнуть. ОН. О, да! ОНА (отходит от него и отбрасывает салфетку). Мы уже никуда не спешим. Здесь идеальное место для отдыха. ОН. Пожалуй, только немного высоковато. ОНА (лицом к залу). Но зато какой вид, какая тишина... (Вдруг обеспокоенно.) А почему так тихо? ОН. Тихо? ОНА. Да, не слышно никаких голосов. ОН. Это естественно. Маленький городок, жара... ОНА. Ни единой живой души. ОН. На юге все спят после обеда. ОНА. Так долго? ОН. Наверное, заспались. ОНА. А дети? ОН. Дети тоже люди. ОНА. Всегда столько детей, играют во дворах, на улицах, а сейчас -- ни одного. ОН. Возможно, уехали в летние лагеря. К чему обращать внимание, давай наслаждаться тишиной. Ведь мы тоже на отдыхе. ОНА. Ты прав. (Садится.) Пауза. ОН. Хорошо бы соли. ОНА. Соль повышает холестерин. ОН. Все равно пригодилась бы. ОНА. Для чего, для салями? ОН. Нет, но пусть будет хоть какой-то признак цивилизации. ОНА. Вечно ты недоволен. А если уж зашла речь о цивилизации, то цивилизация началась с хлеба и вина. Так что возвращаемся к истокам. ОН. Но я бы предпочел что-нибудь менее допотопное. ОНА. Что может быть лучше простого, деревенского хлеба, ОН. Лангусты. ОНА. Наслаждайся минутой. В том, что мы едим и пьем, есть нечто библейское, античное... ОН. О, да! Греция, Рим... Албания... ОНА. Неужели ты совсем не настроен на античность? ОН. Нет, зато сожалею, что не говорю по-албански. ОНА. Отчего же? ОН. Мог бы подскочить в Албанию и попросить соль. Тут рядом. ОНА. Постмодернистская ирония. Неужели не надоело? ОН. Чрезвычайно. Пауза. ОНА. Солнце... Я сыта по горло тучами, дождем, холодом... Как ты думаешь, у нас опять дождливо? ОН. Скорей всего. Когда мы выезжали, шел дождь. ОНА. Как мне осточертела наша северная мрачность. Хочу остаться здесь навсегда. ОН. В этой гостинице без лифта? ОНА. Мы бы могли бы купить дом. ОН. Я не тороплюсь на пенсию. ОНА. Но подумать об этом можно уже сейчас. ОН. Время терпит. ОНА. Время проходит быстро. Почему бы нам уже сейчас что-нибудь не приискать. Коли уж мы здесь... ОН. Проходит, почему бы, коли уж мы... ОНА. Значит, решено! Переселяемся! ОН. Немного повременим. Пока викинг возвращается на родину. ОНА. А может, викинг вернется, а его жена останется. ОН. Викинг охотно выпил бы еще. ОНА. А жена викинга закурила бы. Мужчина подает ей сигарету, щелкает зажигалкой. Наполняет оба бокала, свой выпивает и тоже закуривает. Оба удобно устраиваются в креслах. Пауза. ОНА. Какая тишина... (Пауза.) ...и это небо... ОН. И твое океаническое платье. ОНА. У тебя навязчивая идея. ОН. Что делать, я раб чувств. Но к свободе не стремлюсь. Хочу служить на галерах, прикованный к веслу. ОНА. У тебя сегодня ярко выраженные маринистские ассоциации. ОН. Не только. ОНА (кладет ногу на ногу). Я даже не хочу знать, какие. ОН. Словами этого не выразить. ОНА. Жаль. (Гасит сигарету.) ОН. Без иллюстрации не получится. ОНА (вытягивается в кресле, сплетя руки на затылке). Иллюстрации могут быть интересны. ОН (гасит сигарету). А вернее... без демонстрации. (Становится позади ее кресла, кладет руки ей на плечи.) Пауза, заполненная соответствующими действиями, по усмотрению и желанию актеров. ОНА (замирает, прерывая действие). Там кто-то есть... ОН. Где? ОНА. На крыше. ОН. Тебе показалось. ОНА. Да нет же, я его ясно вижу. ОН. Где?! ОНА. Между антенной и белой простыней на веревке, стоит, опустившись на одно колено, перед балюстрадой. Пауза. ОН. Я ничего не вижу. ОНА. Где бинокль... Мужчина приносит бинокль. Женщина берет его и подносит к глазам. Смотрит. Не двигается. (Отдает ему бинокль.) Он -- смотрит в бинокль. Пауза. Видишь его? Пауза. ОН. В самом деле. ОНА. Что он делает? ОН. Ничего. ОНА. Смотрит? ОН. Не в нашу сторону. Пауза. (Опуская бинокль.) Нам нечего волноваться. ОНА. Но кто это? ОН. Снайпер. ОНА. Кто? ОН. Специально обученный стрелок для выполнения особых заданий. Вооружен винтовкой с оптическим прицелом. Охотится из засады. ОНА. ...И ты говоришь: нечего волноваться? ОН. Конечно же, нет. Он не на нас охотится. ОНА. А на кого? ОН. На кого-то, кто пройдет по улице с другой стороны дома, потому он и притаился. (Смотрит в бинокль.) Это же ясно, он стоит к нам спиной. (Опускает бинокль.) Мы его не интересуем. ОНА. А кто? ОН. Не знаю, но он наверняка знает. ОНА. Что будем делать? ОН. Ничего, не будем вмешиваться. (Кладет бинокль на столик.) ОНА. Но ведь он кого-нибудь убьет! ОН. Несомненно. ОНА. И ты говоришь это так спокойно? ОН. А как мне говорить? На то он и снайпер. ОНА. Нужно его предостеречь. ОН. Кого? Снайпера? Он прекрасно знает, чем рискует. ОНА. Не его, а того, кто будет проходить. ОН. А откуда нам знать, кто будет проходить. Это может быть кто угодно. ОНА. Как это, кто угодно... ОН. ...Мусульманин, католик, православный, молодой, старый, грек, турок, славянин или полукровка. Это гражданская война. ОНА. Какая война... ОН. Я тоже не знаю точно, какая. Никто не знает. Когда мы выезжали, нас никто не предостерегал. Война начинается неизвестно когда и как. Они сами не знают. ОНА. Война... А как же наш отпуск? Мужчина не отвечает. Уезжаем отсюда! ОН. Пока что ничего не происходит. Мы можем переночевать и выехать на рассвете. ОНА. Ты хочешь здесь ночевать? ОН. Да. ОНА. А этот -- на крыше? ОН. Кровать стоит вне зоны обстрела. Скорее уж здесь, на балконе может быть небезопасно. (Пауза.) Можем сразу же лечь в кровать. Пауза. Что скажешь? (Пауза.) ОНА (приближается к нему, останавливается). Я подумаю. (Улыбается и протягивает к нему руку.) Он приближается к ней. Выстрел, многократно повторенный горным эхом. Он останавливается. ОН. Слишком поздно. ДЕЙСТВИЕ II. ГОСТИ АВРААМА Действующие лица: НИК и МЭРИ-ЛУ, оба не первой молодости. Сцена: комната, которая некогда была одной из комнат дворца, ныне - музея. Задняя стена, параллельная авансцене, правая и левая кулисы. Воображаемый вход в комнату находится за левой кулисой, то есть с правой стороны, если смотреть из зрительного зала. Поэтому все определения "левая сторона", "правая сторона" - с точки зрения зрителя. Авансцена представляет собой лоджию, то есть крытую террасу, которая для простоты будет называться балконом. Вид с балкона -- это вид на зрительный зал. Бывший дворец построен на склоне крутой скалы, и каждый, кто окажется на балконе, видит перед собой огромное небо, морской горизонт, море, пристань и плоские крыши городка. Таким образом, место действия мы видим как бы с точки зрения колибри (из всех птиц только колибри способна неподвижно висеть в воздухе как вертолет), заглядывающей внутрь комнаты. Видны также листва и цветы бугенвиллеи, которая вьется, подобно винограду, по стенам и покрывает обрамление сцены, то есть ее арочный свод, балюстраду, если таковая имеется, и колонны, поддерживающие по бокам арку свода. В глубине комнаты, у задней, параллельной авансцене, стены, стоит боком к стене узкая кровать с коваными узорчатыми решетками в изголовье и изножье. Мотивы узоров -- средиземноморские (листья аканта, розетки, меандры, монеты, спирали). Кровать покрыта дешевым одеялом, на нем несвежая подушка. На одеяле, в майке и трусах, спит мужчина средних лет с проседью в длинных, нечесаных волосах, с многодневной щетиной. У изголовья, рядом с початой бутылкой красного вина, лежит на полу синяя фуражка с галуном по околышу и лакированным козырьком. Такие фуражки носят сторожа, охранники автостоянок, посыльные и прочие подобные сотрудники, функции которых неопределенны - и вообще лица, в той или иной степени официальные либо желающие таковыми казаться. Под кроватью -- пара кроссовок. На авансцене, с левой стороны, стоит стул, обращенный к зрителям, то есть к пейзажу. На стуле лежит клетчатая рубашка чрезмерно яркой расцветки и линялые джинсы. Второй стул стоит посередине между авансценой и задней стеной. Время года -- поздняя весна, время -- середина дня, погода -- солнечная. Средиземноморская жара. Действие: снизу, то есть с первого этажа -- комната находится на самом верхнем этаже, -- слышен звонок, напоминающий звон колокольчика прислужника в церкви или председателя собрания. Мужчина просыпается, вскакивает с кровати, торопливо надевает фуражку и подбегает к стулу. Начинает надевать брюки, но, натянув одну штанину, смотрит на часы, а потом, уже не спеша, снимает брюки, бросает их обратно на стул, подходит к кровати, снимает фуражку, кладет ее на пол рядом с бутылкой вина, ложится и засыпает. Снова звучит звонок, теперь более нетерпеливый. Мужчина поворачивается на левый бок, лицом к стене, намереваясь спать дальше. Звонят в третий раз, уже с бешенством. Мужчина накрывает голову подушкой. Долгая пауза. С правой стороны входит женщина. Она очень красива, правда, уже отцветающей красотой. Хорошо одета: рю Сент-Оноре, Пятая авеню, Гуччи и Феррагамба. Соломенная шляпа, блузка с длинными рукавами и кружевными манжетами, на шее -- миниатюрный фотоаппарат новейшей модели. В руке у нее небольшой колокольчик с деревянной ручкой. Ошеломленная видом спящего, она на мгновение останавливается, потом решительно подходит к кровати и очень энергично звонит прямо над его головой. Мужчина срывается с кровати, садится, видит даму и, оценив ситуацию, хватает край свисающего до пола одеяла и набрасывает его на нижнюю часть своего тела, прикрывая ее. ОНА. Где "Гости Авраама"? Он не отвечает, все еще стараясь осознать происходящее. Я, кажется, ясно спрашиваю! Он указывает на авансцену, где на стуле лежат его рубашка и брюки. Повторить еще раз? Он опять указывает в направлении стула - тем же жестом протянутой руки и вытянутого указательного пальца, но еще более выразительно. (Столь же выразительно.) Где "Гости Авраама"? ОН. Там... Она идет в указанном направлении и останавливается перед стулом. ОНА. Я вижу только чьи-то брюки. ОН. Мои. ОНА. Это меня не интересует. (Отходит от стула.) ОН. Но без брюк я не могу ответить на ваш вопрос. ОНА. Почему? ОН. Потому что без брюк я не могу выполнять служебные обязанности. ОНА. Вы и так их не выполняете, хоть и обязаны. ОН. В брюках смогу. ОНА. Я звоню уже четверть часа! ОН. Да уж не меньше. А зачем вы звоните? ОНА. Как это -- зачем? Я звоню потому, что внизу висит объявление: "В отсутствие смотрителя просьба звонить". ОН. Знаю. Сам его написал. ОНА. На трех языках. ОН. Разумеется. Сюда приходят только иностранцы. ОНА. Так это вы -- смотритель? ОН. Я. ОНА. Почему же вы не пришли, когда я звонила? ОН. Не вижу связи. ОНА. Внизу объявление: "В отсутствие смотрителя..." ОН. "...Просьба звонить". Но это вовсе не означает, что смотритель придет. ОНА. Зачем же тогда звонить? ОН. Потому что он мог бы прийти. ОНА. Вы шутите? ОН. Отчасти, но не в том смысле, как вы думаете. Вы туристка. А пожили бы здесь чуть подольше, перестали бы удивляться. ОНА. А вы местный? ОН. Нет. Пауза. ОНА. Мне сразу так показалось. Вы говорите без акцента. ОН. Разумеется. (Протягивает ей руку, как бы представляясь.) Билл Клинтон, Соединенные Штаты. ОНА (не принимая протянутой руки, немного обескураженно). Хай! ОН (вместо рукопожатия дружески покачивает ладонью и изображает широкую, "пластиковую" улыбку). Хай! ОНА (отходит, садится на стул, с правой стороны сцены и ставит колокольчик на пол). В таком случае... что ты здесь делаешь? ОН. Я же сказал. Работаю смотрителем. ОНА. Здесь? ОН. Здесь очень красиво, прошу взглянуть, какой вид! (Указывает на зрительный зал, то есть на пейзаж.) ОНА. И давно ты здесь? ОН. Десять лет, может, больше, а может, меньше. Смотря с кем разговариваю. ОНА. А если со мной? ОН. Останемся при десяти. ОНА. Десять лет здесь?! ОН. Боже упаси! Не здесь, в Европе. Раньше я был в Хельсинки, Амстердаме, Роттердаме, Гааге и Копенгагене. Ну и еще там и сям. ОНА. Как смотритель? ОН. По-разному. Покурить не найдется? ОНА. Весьма сожалею, я не курю. ОН. Я не про сигареты. ОНА. Тоже нету. ОН. Жаль. У меня как раз кончились запасы. ОНА. Сочувствую. ОН. Ничего страшного. Добро пожаловать в Народни Збрско! ОНА. Что это означает? ОН. Вроде бы что-то балканское. (Наклоняется за бутылкой.) А как насчет выпить? ОНА. Спасибо, я не пью. ОН. И правильно делаешь. А мне позволишь? (Не дожидаясь ответа, отпивает глоток из бутылки.) Для начала, Мэри-Лу, тебе следует знать, что... ОНА. Я не Мэри-Лу. ОН. Ничего, я тоже не Билл Клинтон. ОНА. А как тебя зовут? ОН. Уже забыл. Я поменял столько имен, что все они перепутались. Но для меня ты смахиваешь на Мэри-Лу. Можно я буду тебя так называть? ОНА (усмехаясь). Только при условии, что тебя я буду называть Ник. ОН. Как угодно. Так вот, Мэри-Лу, тебе следует знать, что после полудня здесь не работают. МЭРИ-ЛУ. А когда же? НИК. Поначалу я тоже задавал себе этот вопрос, но со временем перестал. Во всяком случае -- уж точно не после полудня. После полудня здесь спят. МЭРИ-ЛУ. Никогда бы не подумала. НИК. И это очень хорошая традиция, советую ее соблюдать. Сколько ты здесь пробудешь? МЭРИ-ЛУ. Только до вечера. НИК. В таком случае можешь не соблюдать. А вот мне приходится. Впрочем, без особых усилий. Музей -- на первом этаже, а моя частная квартира здесь, наверху. Пять этажей сверху вниз и снизу вверх -- это немало, особенно пополудни. Ник утомился. А ты с корабля? (Указывает на авансцену, то есть на зрительный зал.) МЭРИ-ЛУ. Да. НИК. Сразу видно. Туристы с корабля -- лучшие клиенты, не то, что эти... с рюкзаками. Когда приходит корабль, все Народни Збрско радуется. Ты одна? МЭРИ-ЛУ. То есть? НИК. Без сопровождения? МЭРИ-ЛУ. В каком смысле? НИК. Да ни в каком особом! Просто спрашиваю, пришла ли ты в музей одна. МЭРИ-ЛУ. Одна. НИК. Странно. МЭРИ-ЛУ. Почему странно? НИК. Туристы никогда не ходят поодиночке, особенно те, с корабля. Всегда - минимум вдвоем, тем более -- в музей. МЭРИ-ЛУ. Так получилось. НИК. Да, разве что так получилось. Понятно. У меня тоже всегда что-нибудь да получается. Ты не поверишь, до какой степени. МЭРИ-ЛУ. А этот музей большой? НИК. Был - перед войной. МЭРИ-ЛУ. Перед какой войной? НИК. Последней. МЭРИ-ЛУ. А я читала в путеводителе, что музей большой. НИК. Путеводитель тоже довоенный. Сохранились только "Гости Авраама". МЭРИ-ЛУ. Мне достаточно. НИК. Что ж, тогда пошли смотреть. (На