Виллоне и о Данте. Заметила, что у Виллона тема женщины сплетается с темой смерти. У Данте этого нет. Говорили о Кольридже. Сказала: "Понимаю, что его Байрон и Шелли могли ненавидеть. Его любят люди, которые теперь стали ходить в кинематограф, от сытости - любители бифштекса". 28.02 или 1.03.1926 Мандельштам в разговоре с Пуниным просил зайти АА и его в Москве к Пастернаку. 2.03.1926 Пунин думал, что поезд идет в 9. 30, потому что, когда я сказал АА (в Мраморном дворце), что поезд идет в 9. 15, АА удивилась, забеспокоилась и попросила обязательно известить Пунина, что я и сделал. Когда снова приехал и дома уже был Шилейко, АА в разговоре спросила: "Как ваши дела?". Я не понял, что АА говорит о Пунине, и ответил удивленно. Уходя, я задержался в передней, АА подошла ко мне. Понизив голос, расспросила о Пунине. Я ответил. Шилейко, по-видимому, не поставлен в известность о том, что АА едет в Москву с Пуниным. АА при мне говорила Пунину о том, что Шилейко, заботясь о ее поездке, рассуждал так: здесь ее в вагон усадит Лукницкий, в Москве - встретит кто-то, а в поезде - недолго, всего одна ночь. Х а р а к т е р. АА скрыла свой отъезд в Москву от всех, кроме самых близких ей людей. Сделала это для того, чтоб в Москве о ее приезде не узнали и не стали бы ее мучить приглашениями выступать и прочим. В Москве об ее приезде не должны знать. Я спросил ее в вагоне, увидит ли она А. Н. Тихонова, Эфроса, еще кого-то... "Нет, не увижу... - и, улыбнувшись: - Разве на улице встречу!" Необычайно добра. В. К. Шилейко. Шилейко ушел из дому в час, а вернулся в 3 1/2 дня. (АА была дома.) Просил АА передать какие-то письма в Москве, давал разные поручения. Когда АА собиралась в путь, спрашивала меня о разных мелочах (о лекарствах, которые я ей заказывал, и т. д.), Шилейко острил: он не жалеет, что не видел падения Трои и тому подобных вещей, потому что видит сборы АА в Москву. Перед самым уходом я пошел нанимать извозчика. Спросил АА: "Погулять с Тапом?". Шилейко услышал: "Да, да, обязательно, пожалуйста". АА, побоявшись опоздать на вокзал, просила меня сначала нанять извозчика, а потом уже гулять с Тапом. Извозчика я нанял и вернулся назад. Мне расхотелось идти с Тапом, да и ехать пора уже было. АА взмолилась робко: "Володя, можно с е г о д н я не гулять Тапу?" - голос был робкий, и "Володя" милостиво ответил, что хорошо, сегодня уж он сам погуляет с Тапом. Прощаясь с ним, АА поцеловала его в лоб, а он поцеловал ей руку. АА оставляла ему пять рублей, чтоб он купил ей дрова. Он не соглашался, говоря, что после Москвы АА даст ему. Сказала: "Но ведь это все равно не хватит тебе?" - "Да". АА помолчала секунду. "Ну тогда я тебе десять оставлю...". От десяти В. К. уже не отказывался, но заметил: "Ты дай их Мане". - "Володя, как же я Мане дам? ведь я не увижу ее!" - "Хорошо, ты дай их мне, а я сам передам Мане!" (В. К. никогда никаких поручений Мане сам не дает - всегда через АА. Он считает, что Маня не его прислуга, а АА). У В. К. Шилейко есть сослуживец. Зовут его Лев. Ему 24 года. Как-то он явился к Шилейко. Тот принял его очень ласково ("Как бывает с ним, когда человек не очень ему надоел и когда он приходит первый раз. Это не мешает ему через неделю выпроводить этого человека совсем!" - АА). Молодой человек скоро явился снова. Застал АА. Очаровался ею. (Это было третьего февраля, в день ангела АА.) Узнал, что она именинница, и в следующий раз принес ей цветы. Потом стал приходить и приносить цветы и говорить комплименты. Пришел раз в отсутствие АА. "Воображаю, как на него смотрел Вольдемар! А он уже чуть ли не распоряжаться там стал!" Недавно АА звонила мне по телефону и сказала, что есть "мальчик", которому 24 года, которого зовут Лев и который представляется, что влюблен в нее. И принес ей цветы, задним числом - в качестве подарка к ее именинам. А скоро будут его именины и нужно его чем-нибудь отдарить. Спросила меня, что подарить ему. Я посоветовал книгу с надписью и сказал, что куплю ей. Пошел в магазин, купил "Четки" (причем АА настояла, чтобы я купил на ее деньги), контрафакционное издание. АА передала их Шилейке, и тот передаст их по назначению. Этот Лев хотел провожать АА на вокзал сегодня. АА скрыла от него свой отъезд, и поэтому он не явился. Данько. В вагоне я спросил АА, знают ли Данько об ее отъезде. Ответила, что, вероятно, знают. Из этого "вероятно" заключаю, что АА сама Данько не говорила. В. С. Срезневская. Незадолго перед отъездом АА заходила к Срезневским. Срезневские звали ее к себе на 12 марта. 12.03.1926 Я заходил к Шилейко, и он меня спрашивал, не знаю ли я, когда приедет АА? АА не писала ему из Москвы. 13.03.1926 Наппельбаум. Мне звонил Фроман и спросил, правда ли, что Ахматова в Москве. Оказывается, Лев Наппельбаум видел ее - издали. Я спросил АА об этом. АА вскользь заметила: "Да, кажется, они в одном поезде ехали со мной". Пунин мне сказал сегодня, что АА очаровала всех в Москве и была такой веселой, такой оживленной там, что порой даже смущала его. АА возразила Пунину, что она просто решила, уезжая в Москву, что ни одной жалобы в Москве от нее не услышат, что ни одной жалобы не будет, - и что это решение привела в исполнение. Поэтому и казалась такой. Я спросил АА, читала ли она где-нибудь стихи; оказалось, нигде и никому (кроме выжатого из нее старого стихотворения у Чулковых). "А Вам читали?" - спросил я АА, и она яростно взглянув на меня, сказала: "Я бы такой мерзости не допустила" (если кто-либо и захотел ей читать). АА в Москве читала изданную там переписку Блока и в разговоре несколько раз по разным поводам цитировала эти письма. По многочисленным рассказам о Москве приезжающих оттуда АА составила мнение, что там в литературных кругах не прекращается пьянство. Съездив в Москву сама, она переменила мнение: нигде никто не пьянствовал. "При мне, по крайней мере", - добавила АА. Дневник. Я знал, что АА приедет сегодня, и пошел на Николаевский вокзал встречать. Приехали скорым поездом - в одиннадцать часов утра (поезд опоздал на 20 минут). Встретил. АА увидела меня первая и окликнула. Я взглянул, и увидел ее и Пунина. Пунин тащил два больших чемодана, а АА свою деревянную сумку и большой пакет с вещами Пунина. Я взял у нее вещи. Пошли к выходу. АА "счастливым озорным" смехом смеялась, увидев меня на вокзале, как будто уличила меня в чем-то. Вышли вместе. Пунин просил сначала отправить его на извозчике, потому что у него тяжелые вещи. Нанимал извозчика, пока я нанимал другого (а на вокзале нанимать трудно: извозчики ругаются между собой и наперерыв рвут пассажира). АА стояла, растерянными глазами наблюдая... Поехали; оба извозчика ехали рядом до Аничкова моста... Там Пунин махнул рукой. "Данья", - ответила АА, и мы разъехались. Ехали до угла Садовой и свернули по Садовой. АА рассказывала о Москве, но я не расспрашивал и больше старался рассказать о том, что сделал я (по работе) за это время. Приехали в Мраморный дворец, я поднялся. АА здоровалась с Шилейко. Я взял у АА деньги, поехал покупать провизию и за фотографиями. Привез все... Ушел домой (АА обещала вечером звонить). Вечером по звонку Пунина пришел в Шереметевский дом, принес материалы по работе, показывал. АА сидела в кабинете за столом. Пунин был на диване. Вели общий оживленный разговор. Потом пили чай. А. Е. Пуниной не было дома, но около двенадцати она пришла. После чаю (было уже двадцать минут первого ночи) АА пошла в Мраморный дворец, и я с нею - провожать ее... Шли до Садовой, потом мимо Инженерного замка и через Марсово поле. Говорили о Москве - АА рассказывала - и о многом другом... Из Москвы АА вернулась очень оживленной и значительно более бодрой, чем была, когда уезжала. Поездка на нее хорошо подействовала - освежила, развлекла... В Москву АА ехала с твердым намерением никому не показываться и сохранить свое инкогнито. И два первых дня сидела в комнате, никуда не выходя, и Пунин даже жалел ее: "Приехал человек в Москву - и сидит запершись!". Но о присутствии АА узнал сосед по комнате и сказал К. Липскерову (а Липскеров не то в том же доме живет, не то, узнав, пришел к АА). Тогда АА резонно решила, что раз знает о ее приезде Липскеров, то узнают и все остальные все равно. "И, - смеется АА, - чтоб не подумали, что я приехала только для свиданий с Липскеровым, я показалась..." И с этого времени АА была окружена людьми во все дни пребывания в Москве. АА очень трогательно и тепло отзывается о москвичах: о том, какими заботами, теплотой, дружественностью, любовью они ее окружили в Москве. Как они были рады, как обижались на первоначальное ее желание сохранить свое инкогнито. Шли в Мраморный дворец через Марсово поле. АА спросила меня об Оцуп... Я ответил, что, по-моему, блудная ночь с ней невозможна (я бы не решился!), ответила: "Кажется, с ней - невозможно...". Эфрос. АА виделась с Эфросом в Москве. Говорила с ним между прочим о сборнике "К Синей Звезде". АА с улыбкой отмечает, что "Синяя Звезда" Эфросу не нравится и что он считает плохой книжкой. Эфрос и Чулков провожали АА на вокзал, когда она уезжала из Москвы. М. Шкапская. Ехали на извозчике с вокзала. АА спросила, знаю ли я, что застрелившийся инженер Бас был любовником Шкапской? Я сказал - да. АА узнала об этом в Москве. Асеев. АА Асеева в Москве не видела и сожалела об этом. Шенгели. В Москве АА была у Шенгели. Прошла через строй девиц (общежитие, через которое необходимо пройти, чтоб попасть к Шенгели). Была у Шенгели с Пуниным. Шенгели был очень обрадован и польщен ее визитом. Говорили о поэзии, о трудностях... Шенгели рассказывал ей о том, чем он занимается сейчас, говорил, что газетная работа - самоубийство, что стихов писать нельзя, что он хочет бежать, бежать куда глаза глядят - от литературы. Шенгели показался АА очень и очень нездоровым и отчаивающимся, и она говорила о нем с сочувствием и с какой-то жалостливостью. А. Н. Тихонов. АА рассказывала, что в Москве виделась с А. Н. Тихоновым и что Тихонов хвалил сборник "К Синей Звезде", но говорил, что издать его, вероятно, не удастся. Еда. В Москве АА очень хорошо питалась - "Пунин откармливал" ее... А здесь - вернулась с вокзала, в Мраморном дворце решительно ничего, ни крохи не было. Я купил 1/2 фунта масла, 1/2 фунта сыра, фунт сахарного песку, 1/8 чая, белый хлеб... Обедала в Шереметевском доме. Материальное положение. Прошу у Пунина в долг 20 копеек; он дал, но сказал, что у него в кармане всего 50 копеек осталось. АА, приехав с вокзала в Шереметевский дом, имела в кармане 5 рублей - из них 2,50 я истратил на еду для нее. Замечания о природе и о погоде. Говорила о Москве - о том, что там уже весна и очень хорошо. Я, встретив АА на вокзале, сказал, что фотографии, которые я снимал, вышли удачно... АА сразу заинтересовалась: "Покажите...". Узнав, что у меня их нет, просила принести... Когда я принес их в Мраморный дворец, АА разглядывала. Понравились те, где она в постели... А вечером, в Шереметевском доме, просила меня отдать их отретушировать... Яков Израилевич Рыбаков. АА завтра будет у Рыбаковых. Ездила в Москву с Пуниным. В Москве Пунин днем уходил по делам, АА оставалась одна и ходила к знакомым и в музеи. Приехали сюда вместе. С вокзала Пунин поехал один домой (с АА поехал в Мраморный дворец я). Вечером Пунин был дома. АА читала вслух рецензию Анненского о Гумилеве. Пунин сидел на диване. Прервав чтение, АА заговорила об Анненском. Пунин уловил какое-то тонкое замечание ее об Анненском ("о специалисте по придушенным семейным несчастьям"). Пунин встал, подошел к столу, стал спиной к АА и на бумаге написал несколько слов - записал эту ее фразу. АА взглянула на него... Увидела бумагу... И с недоуменной укоризной взглянула на Пунина, хотела отобрать у него бумагу; но не отдал, сказав: "Ничего... читайте, читайте...". АА секунду помолчала, но не найдя слов для возражений, покорно и недовольно стала читать дальше. По пути домой (со мною) АА заговорила об этом... И сказала, что была поражена. "Что вы все со мной делаете!" Подъезжая с АА на извозчике в Мраморный дворец (ехали с вокзала), я сказал ей, что Шилейко, наверное, не приготовил ни чая - и вообще никак не подготовился к ее приезду. АА ответила, что, конечно, так, что и Мани, вероятно, нет... Маня оказалась дома, но по части Шилейко мы оказались правы: ничего, чая вообще в доме даже не было, так что я поехал сейчас же за булками, сыром, маслом и т. д. ... Г. Чулков. АА рассказывала, что была у Чулковых в Москве (была 11 марта). Видела у них А. И., и говорит о ней, что она очень хорошо выглядит, очень молода, покруглела, поправилась. С Чулковым говорила между прочим об Альтмане, который был вместе с В. Ивановым на Кавказе (теперь). Вячеслав Иванов много ему рассказывал. Альтман (это не художник - другой) сказал В. Иванову, что он все записал... В. Иванов очень рассердился и сказал, что запрещает ему печатать их. Альтман ответил, что если он переживет В. Иванова, он все равно их напечатает. В. Иванов ответил, что в таком случае он в своем завещании повторит это запрещение. Но и это не подействовало на Альтмана, и он сказал, что все равно напечатает. АА передала мне этот разговор как пример недостойного человека и заметила, что у Альтмана все искажено и поэтому его записи все равно цены не имеют. Что он искажал намеренно - есть такие люди, способные на это; второй пример этому - Г. Иванов. Говорила с Чулковым и о Гумилеве, и о работе, и обо мне. Чулков напомнил АА, что свою статью о "Колчане" он не напечатал, потому что она ему запретила. На мой вопрос: "Почему Вы запретили?" - АА ответила, что считала статью плохо написанной. Чулков говорил АА обо мне и дал совет: "Передайте вашему молодому человеку, что работать по копиям нельзя, работать необходимо по подлинникам". АА передала мне это, сказала, что, в принципе, Чулков прав, но это правило никак нельзя (просто обстоятельства не благоприятствуют этому) применить к моей работе по Гумилеву. Чулков и Эфрос провожали АА на вокзал, когда она уезжала из Москвы. А. Блок. АА рассказывала, что читала в Москве только что изданные письма Блока, из которых видно, что Блок был под большим влиянием (биографически) Мережковских, и это подтверждает мысли АА, что враждебное отношение Блока к Гумилеву вышло из дома Мережковских. Чулковы не выпускали АА от себя (в Москве), пока она не прочтет им стихотворение. И до такой степени были настойчивы, что АА пришлось прочесть одно. Прочла "с отвращением и гримасами" старое стихотворение, по книге. Кардовская. АА была у Кардовских в Москве. У них было много народу. Смотрела портрет Гумилева, говорила обо мне и просила Кардовскую позволить мне его сфотографировать, когда я буду в Москве. Смотрела ее альбом. Выписала оттуда стихотворение Николая Степановича, а другое - то, которое принадлежит Николаю Степановичу, но вписано в альбом Анной Андреевной, не посмотрела даже: "Стыдно было...". Записала первые строчки стихотворений Анненского и Комаровского, вписанных ими в альбом. Я спросил, не узнавала ли она о воспоминаниях Кардовской о Гумилеве. АА ответила, что Кардовская ничего, абсолютно ничего не помнит - дат и т. п. Но что обещала вспомнить и рассказать мне или Горнунгу (АА направила Горнунга к Кардовской). Пастернак. С Пастернаком АА виделась в Москве несколько раз; он приходил к ней и подолгу сидел у нее. Очень много говорили о поэзии, о том, как трудно - невозможно - писать стихи теперь. Пастернак очень жаловался ей... Я спроси: "Читал ли он Вам стихи?". АА горячо ответила: "Я никогда такой мерзости не допустила бы!" - и рассмеялась. С Пастернаком АА говорила много о Гумилеве и, между прочим, и обо мне. Пастернак просил АА передать мне его извинения за то, что он не поблагодарил меня письменно за присланные мной ему сообщения о Есенине. АА привезла сюда поэму Пастернака. Пастернак долго смотрел на профиль АА и сказал ей: "Как вы похожи на сфинкса!". По этому поводу АА рассказала ему о фотографии, где она - в позе сфинкса, и обещала прислать ее ему. Пастернак очень заботливо, очень хорошо отнесся к АА в Москве, и АА тронута его отношением (как тронута и отношением всех других москвичей к ней). Горнунг. АА в Москве сказала кому-то о Горнунге. И Горнунг пришел к ней. Она по моим описаниям узнала его сразу и спросила его, когда он вошел: "Вы - Горнунг?". Горнунг сидел у нее очень долго. АА пыталась что-то ему рассказывать, говорила о Гумилеве, обо мне, о работе... Показывала ему свою фотографию (переснимок Пунина с наппельбаумовской). Он смотрел на фотографию и сказал: "Какая вы молодая здесь!". АА говорит о Горнунге так: "Он очень хороший, очень наивный, очень несведущий и... несчастный. И очень, очень милый!..". Мнение прежнее о Горнунге осталось: он не умен. Я спросил: "Он просил у вас автографа?" - Нет, не просил. - Видите, какой молодец! - сказал я на это. Горнунг был у АА в Москве два раза. Просил ее передать мне письмо. АА привезла мне его письмо. К. Вагинов. Я подарил АА книгу К. Вагинова. Ей понравился внешний вид книжки. Заметила, что он напоминает журнал "Старые годы". Взяла читать - унесла в Мраморный дворец. 1921. К. Чуковский. Статья "Ахматова и Маяковский". Журнал "Дом искусств" No 1, П. 1921, стр. 23. 3 февраля. Зачислена переводчицей, работает на дому во "Всемирной литературе" (трудкнижка). 6 ноября. Написана статья Г. Струве о "Подорожнике" (Напечатана в "Русской мысли", София, кн. 10-12, стр. 349 - 353). November - статья о русских поэтах Halinа Izdebska. В журнале "L'esprit nouveau" No 11-12, page 1232. 24 ноября. Лариса Рейснер послала письмо АА из Кабула. Писала, что узнала из газет о смерти Блока, что только АА хочется написать об этом, только с ней говорить. Называет Блока колонной, упавшей около другой колонны - АА... Очень много восхваляет АА. О Гумилеве - нет, но несомненно Лариса, не упоминая его, имела его в виду. Посылает посылку. Письмо это АА получила уже в январе 1922 г. Ей принес его Колбасьев. М. М. Тумповская. АА рассказывала, что в Москве к ней приходила Тумповская (кажется, два раза была). Говорила ей что-то "непотребное", проникнутое теософией. АА говорит, что Тумповская и умная, и тонкая, и хорошая, но то, что она тронута теософией, очень мешает впечатлению от нее. Говорила с Тумповской и о Гумилеве и решила, что от Тумповской - благодаря ее "тронутости" - ничего путного и толком не добиться. С. Парнок. АА виделась с Парнок в Москве. Говорила мне, что теперь ей понятно, почему Горнунг и другие так высоко ставят Б. Лившица, что ставят его даже впереди О. Мандельштама и, во всяком случае, всегда - рядом: С. Парнок - один из инициаторов нового издательства ("Узел"?), в котором принимает участие и Лившиц. С. Парнок по каким-то причинам смертельно ненавидит О. Мандельштама и, чтобы унизить его, ставит Лившица выше. А такие люди, как Горнунг, не зная этой подноготной, не могут разобраться в стихах сами и принимают чужие суждения - в данном случае, суждения С. Парнок - на веру. АА очень просила меня сохранить этот ее рассказ в тайне. 14.031926 Шли через Марсово поле. Все эти дни сухая метель... Снегу на Марсовом поле необычайно много... АА обращает мое внимание на это. А вчера ночью, возвращаясь в Мраморный дворец, остановилась на Марсовом полое, внимательно и долго смотрела на снежные сугробы и сказала о том, что вот "бедное Марсово поле всю зиму выдерживало, а теперь - не выдержало и глубоко покрылось снегом...". Сегодня шли по Фонтанке. Белый, белый, рябой снег... За разрушенным домом (по другую сторону Фонтанки, против Шереметевского дома) - заходящее солнце... АА обратила мое внимание на него и заговорила о том, какое оно - какое освещение: совсем похоже, как будто сегодня поздняя осень и выпал первый снег. Были бледные, розовые, немощные лучи. - А Вы любите осень? - Люблю, когда она приходит после лета, а не после зимы, как сегодня. АА с Пуниным поехала из Шереметевского дома к Рыбаковым (часов в шесть) на блины. Были у него приблизительно до 8 1/2. И от него поехали в Шереметевский дом. АА говорила мне, что просила Кардовскую предоставить мне возможность сфотографировать портрет Николая Степановича, если бы я приехал в Москву. О Пастернаке говорила с большой теплотой. Между прочим, в Москве, когда у АА были Пастернак, Зенкевич и Тумповская, они говорили о халтуре, а затем и о происхождении самого слова "халтура". (Один раз Пастернак был у АА вместе с Зенкевичем, Пунина тогда не было.) Шли из мраморного дворца в Шереметевский дом в пять часов. АА еще не обедала, была голодна. 1916. АА была в "Привале комедиантов" (единственный раз, когда она там была). Было много народу. В передней, уходя, АА увидела Ларису Рейснер и попрощалась с ней; та, чрезвычайно растроганная, со слезами на глазах, взволнованная, подошла к АА и стала ей говорить, что она никак не думала, что АА ее заметит и, тем более, заговорит с ней...Она имела в виду Николая Степановича и поэтому была поражена. "А я не знала", - АА. Сентябрь 1916. АА виделась с Недоброво в Бахчисарае - в последний раз. Весна. АА болеет. Живет у Срезневских (?). 9 июля. АА приехала в Севастополь (и живет на даче Шмидта?). Декабрь. Определить дату приезда АА из Крыма в Петербург; когда АА приехала в Москву, там узнала о смерти Распутина. Это известие было как слух. Приехала в Петербург - и здесь слух подтвердился. У Николая Степановича была тайно от АА комната - в меблированной гостинице "Ира". АА, однако, эту тайну знала, но хранила ее свято и не показывала вида, что знает. Однажды Николай Степанович попрощался с нею (она жила у Срезневских) и сказал, что идет домой. "Где ты живешь?" - "Я тебе не скажу". АА после ухода Николая Степановича подождала - с расчетом, чтобы он дошел до дома, - взяла телефонную трубку, нашла номер "Иры", позвонила: "Дома Гумилев?" - "Да, он только что прошел к себе". Николай Степанович подошел к телефону... АА заговорила с ним о каком-то деле. Николай Степанович ответил. Был очень недоволен - и никогда не поднимал разговора ни о том, как АА узнала его адрес, ни об "Ире" вообще. 1916. АА не говела, потому что была больна. Под вечер АА с Пуниным были у Рыбаковых на блинах. АА попросила Пунина за столом показать Рыбакову фотографии, снятые мной (я их дал вчера АА и вчера же Пунин забрал их у нее - себе). Пунин взъерошился: "Не покажу..." - "Почему?" - "Они неприличны!". Создав неловкость, Пунин потом решил показать. Рыбаков смотрел сластолюбиво и сказал приблизительно так: "Да, Анна Андреевна на все способна". Еще углубил этим неловкость. Потом Пунин выговаривал АА: "Вы думаете, мне приятно, что Лукницкий видит вас в таком виде!". А история глупая - фотографии абсолютно приличны: АА снята в постели. Что в этом неприличного? С этим согласна и АА, да, в глубине, и сам Пунин. Вчера, уходя из Шереметевского дома, АА обещала Пунину прийти сегодня в три часа. Сегодня в четыре часа Пунин звонил мне - АА не пришла - и просил съездить к ней узнать, придет она или нет. Я поехал и встретил ее в дверях - выходящей из квартиры. Вчера вечером (может быть, сегодня утром) АА читала Владимиру Казимировичу рецензию Анненского о Гумилеве. Он совершенно согласен с нашим общим мнением. АА хотела вечером идти домой. Пунин ее не пускал... Потом она встала с дивана, пошла через коридор в другую комнату, поговорила, по-видимому, с Пуниным. Пунин уговорил ее не идти в Мраморный дворец, и она осталась. АА рассказывала, что в Москве ее водил показывать antiques Щербаков. Здоровье. От АА сильно пахнет эфиром. Она ежедневно принимает (вспрыскивает?) камфору и эфир. Только этим лекарством держится. Только благодаря ему в Москве все время была такой веселой и бодрой. Сегодня сказала, что, не приняв это лекарство, она не может встать с постели: сердцебиение и слабость мешают. В Москве была очень бодрой, оживленной и веселой: говорит, что в Москве легче дышать - московский воздух действует благотворно. Вечером после Рыбаковых (и после блинов - "а ужасная вещь - блины!") АА очень хотела спать... Вышла в холодный коридор. Вернулась дрожа, встала у печки... Потом легла. У нее сильный озноб. Я спрашиваю: "Простудились?" - "Деточка, у меня одиннадцать лет озноб - неужели же все я простужаюсь!" Сказала, что весной прошлого года болела, вероятно, потому, что была отвратительная зима (зима была мокрая и теплая). А квартира ее в Мраморном дворце - ни при чем (я ставил причиной болезни ее квартиру, разговаривая с ней). Вчера и сегодня АА очень хороша со мной. Разговоры наши легки и свободны. АА спорила со мной и доказывала, что я что-то не так сделал (какую-то мелочь) в "Трудах и днях". Я весело спорил... А АА решила, что я должен обидеться... И сказала, что она "слишком уж бранится". А потом, когда вошел Пунин, АА шутливо спросила его: "Правда, я с Лукницким очень бранюсь?". Мы рассмеялись, а я заявил ей, что если она браниться не будет, то я очень огорчусь. Приехавшая из Москвы любовница Шенгели - Р. Я. Рабинович - говорила со мной по телефону и рассказывала о Шенгели и о визите к нему АА (о котором она знает со слов Г. А. Шенгели). Говорит, что девицы, через строй которых прошла АА, так были поражены, увидев ее идущей к Шенгели, что после ее визита круто переменили свое отношение к нему - из скептического и несколько недоброжелательного оно стало восторженным и почтительным. Говорила, что с приходом АА к Шенгели произошел полный переполох, ибо все переполошились почтительностью и почтением к ней. Даже жена Шенгели, которая всегда заставляет мужа носить воду для чая, сама побежала за водой на этот раз... Рассказ этот забавен, но характерен. Когда говорили о том, что без камфоры АА не может встать с постели... - Куда же Вы годитесь? - На Конное, конечно! "Стерва" (О. А.) - в шутку. Отношение к себе. Подходили к Шереметевскому дому. АА вытащила из "мифки" открытку от Щербакова к В. К. Шилейко и прочла из нее отзыв о ней: Щербаков пишет о том, что ему громадное удовольствие доставило сопровождать АА (по музею) и показывать ей antiques, потому что АА показала превосходные знания и делала необычайно тонкие замечания, многими из которых он воспользуется для своей работы. Показала эту открытку с лукавством и сказала, что несет ее показать Пунину, который ее "старой дурой" называет. 14 марта 1926 зашел в четыре; вышли - в Шереметевский дом. Проводил АА до Шереметевского дома. А вечером, в 9 1/2, по звонку Пунина пришел в Шереметевский дом с материалами - читать АА "Труды и дни" за 1917 год. Она только что вернулась от Рыбаковых, где была с Пуниным на блинах. Очень устала (потому что не отдыхала сегодня) и лежала на диване... Да и "ужасная вещь - блины"; ее одолевала сонливость. Все же я читал, АА слушала и поправляла. Потом понемногу оживилась и остальную часть вечера была уже прежней - веселой, хорошей. Я ушел в первом часу. АА сказала мне сегодня: "По сравнению с прошлой зимой плохо работаем мы с вами". - Потому что я плохо работаю, - ответил я. АА возразила: "Нет, вы много работаете... Потому что я бездомная..." Я: "А я хотел похлопотать о комнате для вас - вы отказались!" АА: "Не надо доводить разговор до крайнего предела!" Я умолк. Мелочи такие запоминаются на всю жизнь: например, Городецкий: "Что думает державный он...". Это не прощается. О Дмитриеве: "И такой человек хочет писать о Гумилеве". Название стихотворения в сборник. 1923. Б. Эйхенбаум. "Анна Ахматова, Опыт анализа". П., 1923. 23 ноября. Явлена трудкнижка в 63-е отделение милиции, записана в д. No 3 по Казанской ул. 15.03.1926 Стояли на углу Симеоновской и Литейного, ждали трамвая - АА об руку с Л. Н. Замятиной. Л. Н. поскользнулась и упала, увлекая за собой АА. АА удержалась на ногах. Я бы не записывал это, если б не заметил, как после АА украдкой прижимала руку к сердцу, прянувшему от неожиданности. АА, Л. Н. и я. В карманах у меня две бутылки вина для Сутугиной - одна от Замятиной другая - от АА (АА купила ее по дороге к Замятиной). На углу Симеоновской и Литейного сели в трамвай (долго ждали его) и поехали к Десятой Рождественской. От остановки пешком прошли до дому. Я поднялся по лестнице до квартиры, передал вино и цветы, которые нес в руках, попрощался и поехал домой. Сейчас же позвонил В. А. Сутугиной, поздравил ее. В одиннадцать часов мне позвонил Пунин, сказал, что АА забыла мне передать письмо для Шилейки о том, что она не придет в Мраморный дворец. Я позвонил АА к Сутугиной и затем пошел за письмом к Пунину и доставил его Шилейке. АА решила от Сутугиной вернуться в Шереметевский дом и там ночевать. Шилейко не был предупрежден, и поэтому АА написала ему письмо и просила ему передать, что я и сделал. АА купила цветы и вино (вино - 2 рубля 60 копеек) в подарок для В. Сутугиной. Пунин по поручению АА позвонил мне в 7 1/2: "Хотите видеть АА? У нее есть двадцать минут - потом она уходит к Замятиным... Если хотите - приходите...". В трамвае не протолкнуться. Впереди стоит АА, за ней я, за мной Л. Н. Замятина. В руках у меня горшок с цветами. Слева от меня встает дама, освобождается место. Я предлагаю: "Анна Андреевна, садитесь!". И вдруг, совершенно неожиданно неизвестно на что рассердившись, АА нервно выкрикивает: "Садитесь вы!.. Павел Николаевич!.. Потому что Вы с цветами... Это очень глупо!" - уже совсем громко, увидев, что я не сажусь. Я и Л. Н. немного смутились. АА быстро продвинулась вперед и стала у выхода - далеко от нас. Л. Н.: "Ну тогда я сяду". Ни ей, ни мне не была понятна причина такого неожиданного отпора... Доехав до своей остановки и выйдя из трамвая, мы продолжали разговор самым обычным порядком... Это второй случай за все наше знакомство, когда АА восстала на меня. Инна Эразмовна Горенко. АА сказала мне, что получила письмо от Инны Эразмовны, в котором та сообщает об отъезде своем месяца через два к брату АА, к Виктору Горенко, на Сахалин. АА говорит, что тогда ей не придется посылать деньги, и она сможет думать о том, чтоб устраиваться самой в смысле комнаты. В. А. Сутугина. В начале девятого вечера АА и Л. Н. Замятина поехали к В. А. Сутугиной, которая празднует сегодня день своего рождения. Я провожал их. Должен был пойти и Евгений Иванович Замятин, но остался дома. АА купила в подарок Сутугиной цветы и бутылку вина (вино от своего имени, а цветы - от имени Шилейко, который в действительности и не помнит даже о В. А. Сутугиной и не знает, конечно, о дне ее рождения). У Сутугиной был Лозинский и другие. АА сегодня говорила мне (когда я шел с ней к Замятиным), что Сутугина не слишком любит ее из-за своей подруги Тамары, которая была женой Артура Лурье. Пришла АА к Сутугиной в начале десятого, а с последним трамваем уехала. 16.03.1926 В двенадцать часов дня АА пришла к Срезневским (и была у них, вероятно, около часа). Вчера, узнав, что на Моховой сдается комната, я предложил АА осмотреть комнату для нее. АА сказала, что сейчас ей придется отказаться от своей комнаты и что смотреть ее она не станет. Сегодня утром я, тем не менее, комнату осмотрел и зашел в Шереметевский дом, чтобы сказать об условиях. АА была уже в пальто и собиралась идти к Срезневским. Я проводил ее; говорил о комнате, но разговор был бесполезным: условия неподходящие - слишком дорого. Я предлагал АА обрести свою комнату и узнал о комнате. АА очень хотела бы иметь свою комнату, но думать об этом не приходится, потому что она считается "гражданкой свободной профессии", а с таких дерут за квартплощадь безбожно много. Кроме того, получая 60 рублей и посылая большую часть из них матери и сыну, АА вообще не в состоянии была бы оплачивать и недорогую комнату. АА записи эти разбирала и испещрила их поправками, зачеркиваниями и другими отметками. А сегодня я отметил отдельно все записи, которые могут пригодиться для работы. Долго мы возились с этим разбором, но наконец все сделали. АА оставила мне несколько листков, которые я перепишу в чистом виде и верну ей для уничтожения. А потом, выпив чаю, АА стала демонстрировать мне новые свои открытия. Вчера она прочла Виллона снова. И вчера она, как-то вдруг осенившись, "поняла" Виллона (ибо одно дело знать поэта, а другое - понимать его до конца, уловить глубинный с м ы с л его творчества). И так "поняв" Виллона, АА еще больше возвысила его в своем мнении. Очень его и ценит, и любит, и лучшим французским поэтом его считает. До вчерашнего дня АА смутно чувствовала его влияние на Гумилева, знала, что оно есть, но не знала, в чем именно оно выражается. Вчера она уловила это. И вот что именно: у Виллона есть строки, где он перечисляет женские имена и говорит об их смерти... Эти строки несомненно повлияли на стихотворение Гумилева: "Священные плывут и тают ночи...", в котором есть такое же перечисление имен (И. Эмери, Ахматова, Карсавина), и Гумилев говорит о смерти. Но уже не об их смерти, а о своей собственной. (И этот прием перенесения чего-либо относящегося у влияющего поэта к третьему лицу на себя в своих стихах - известен за Гумилевым.) Кстати. В тех же строках Виллона есть и "сиренный голос" - "voix de sirne". Другой пример - в "Отравленной тунике", где в последнем акте царь Требизондский, решаясь прыгнуть со строящейся Св. Софии, говорит: "...Что умереть не страшно, / Раз умерли Геракл и Юлий Цезарь, / Раз умерли Мария и Христос...". (Не лишним будет сказать, что у АА нет экземпляра "Отравленной туники", что читала она ее раза два-три, не больше; я ей давал книгу весной 25 года, и с тех пор АА ее не читала. Эти строки АА нашла в своей памяти, читая Виллона.) Аналогичные строки АА нашла у Верлена, где он также перечисляет имена (между прочим, и Алкивиада, которого по недостатку культурности именует... в женском, а не в мужском поле). Эти строки и следующие за ними - о смерти, о "Бог знает какой проступающей испарине", о "желчи, проливающейся на сердце", - АА находит совершенно исключительными по силе выражения. Я не решаюсь приводить и другие примеры в Виллоне - из опасения напутать. Показав мне все по Виллону, АА взяла "Огненный столп" и спросила меня, к какому из стихотворений Гумилева ближе всего "Заблудившийся трамвай"? Я не нашел, что ответить, и АА ответила за меня: "К "Памяти". На днях (15 февраля) я приносил АА в Шереметевский дом и показывал ей вариант "Заблудившегося трамвая", полученный мной от П. А. Оцуп. АА о д и н р а з прочла его, и я его унес домой. А вчера АА, вспоминая этот вариант, сделала следующие заключения о близости "Заблудившегося трамвая" и "Памяти". Оба эти стихотворения касаются биографии Гумилева, больше того - Гумилев описывает в них свою биографию. В "Памяти" это делается с соблюдением времени и пространства: Гумилев - "самый первый" и "второй" и, наконец, третий - "Я - угрюмый и упрямый зодчий..." и т. д. И понятно, что это стихотворение должно было быть написано раньше "Заблудившегося трамвая". В последнем Гумилев опять описывает - и опять совершенно так же - свою биографию. Но чтобы не было повторения и к тому же увлеченный разработкой приема "сдвижения планов", Гумилев строит это стихотворение иначе. Он делает попытку, неудачную, с точки зрения АА, но от этого нисколько не менее благородную - как всякая такая попытка - отрешиться от пространства и времени, преодолеть их, сделать "несколько снимков на одну пластинку", как говорит Оцуп в своей статье, - говорит, несомненно, со слов самого Гумилева о стихотворении. ...А вот и третий. Я шел с АА к Срезневским и говорил ей о комнате, которую я осматривал для нее. Комната оказалась слишком дорогой, да и всякая комната слишком дорога для нее, потому что ее социальное положение - "литератор", то есть почти то же, что "свободная профессия". Я стал жаловаться: "Почему это все люди живут прилично, у всех есть своя комната, хоть самая плохая - но своя, а у вас и этого нет...". АА внезапно остановилась, взглянула на меня негодующе, наполовину сняла с руки перчатку и тихо, но решительно сказала: "Мы с вами тысячу раз об этом говорили, и тысячу раз я вас просила не заговаривать об этом... Идите домой и не провожайте меня. Каждый человек живет так, как он может!". Я смотрел на нее нерешительно: "Не буду, не буду говорить об этом!". АА смягчилась. Пошли дальше. Несколько секунд молчали. Я заговорил на другую тему... АА поняла, и сразу стала приветливой, как всегда. Всю дорогу говорили. Прощаясь у дома Срезневских, АА ласково и горячо сказала: "Не сердитесь на меня, Павлик!" - стала шутить и, улыбнувшись приветливо, скрылась за дверью. За Анной Андреевной ко мне зашел Пунин. Мы выпили с ним бутылку вина, поболтали о разных разностях. Пунин очень высоко ставит талант АА в ее работе, хотя сегодня и спорил о методе, которым она пользуется. Не знаю, что именно он говорил, но АА доказала ему правильность метода, и он сдался. Часов в одиннадцать гости мои ушли, и я погряз в размышлениях о новых сообщениях АА. Последние дни в связи с переменой погоды (оттепель) АА опять чувствует себя плохо. Вчера лежала весь день. 1917. 11 сентября. "Милой Шурочке в знак дружбы и любви Анна Ахматова. Слепнево, 11 сентября 1917", - надпись на "Белой стае" ("Гиперборей", 1917) А. С. Сверчковой. 3 апреля к АА приходил Анреп (3 февраля 17?). 1917. На собраниях II Цеха АА была всего два, самое большее - три раза... 1920. 20 мая. Заключен договор "Petropolis'a" (в лице Гр. Л. Лозинского) и А. А. Ахматовой (а по доверию - В. Шилейко) об издании "Подорожника". Гонорар - 120 000 рублей. 19 июня. Выдана трудовая книжка No 17/6650. Гражданский отдел, первый городской район. 1 июня. Зачислена (фиктивно) делопроизводителем факультетской библиотеки в Петроградский агрономический институт (Фонтанка, 6). 27 октября. Начала служить в библиотеке Петроградского агрономического института. 29 июня. Явлена трудкнижка: Фонтанка, 34. 19 июня. Отметка о регистрации по всеобщей трудовой повинности. Сентябрь. У АА была Лариса Рейснер. Говорили о Гумилеве. Л. Рейснер очень восставала против него. Июнь. Чуковский рекомендовал АА обратиться к Познеру, когда ей надо было (был приказ для всех) достать трудовую книжку. Познер служил у Когана. Отсюда "Петроград" и год рождения. 19.03.1926 АА с "торжеством" рассказала мне: она сказала В. К. Шилейко, что была бы вполне удовлетворена, если б знала английский язык настолько, чтобы могла читать по-английски так же, как она читает по-итальянски Данте: "А по-итальянски я ведь сама выучилась читать - меня никто не учил!". Шилейко с тягучим пафосом ответил ей: "Да если б собаку учили столько, сколько учили тебя, она давно была бы директором цирка!". Тут надо заметить, что такая фраза Шилейкой сказана была из "зловредства". Итальянскому языку АА действительно училась без чьей-либо помощи, а Шилейки в то время не было даже в Петербурге. Письмо Инне Эразмовне частично уже написано. Сегодня АА говорила мне, что будет вписывать в него сообщенные мною сведения о цене билетов во Владивосток и т. д. Говоря о воспоминаниях В. К. Шилейко о