остоянии здоровья: склероз сосудов 1-й степени, астматические явления. Практически здоров. (На учете в спецполиклинике КГБ.) ВОСХОЖДЕНИЕ ВАСИЛИЯ ГОРДЕЕВИЧА Все, чего добился в жизни генерал-майор Сироткин, было результатом его собственных деловых качеств и способностей. Если он чего-то не одолел, в этом ему помешали люди и обстоятельства. Василий Гордеевич не любил вспоминать свое детство и тем более молодость. Там, в детстве и молодости, он был незначительным, ничем не отличался от других. А уже давно он привык, что к нему относятся с особым уважением даже тогда, когда он не в генеральской форме. Он привык говорить медленно, весомо. И то, что он говорил, сразу принималось как приказания. В минуты откровенности с подчиненными на работе генерал-майор Сироткин говорил, что все, чего он достиг, он достиг благодаря своей идейной убежденности, вере в правоту дела, которому он служит. Однако взгляды его, хотя сам он считал их незыблемыми как гранит, в течение жизни совершенствовались. В молодости люди делились для него на пролетариат, то есть хороших, и буржуазию -- врагов. Сам он был хорошим. Идейный идеализм его юности сменился идейной практичностью, то есть использованием идейности для движения по службе. Добившись положения, Сироткин стал невольно делить человечество иначе: на своих (работников органов) и чужих. Убеждения (коммунист -- не коммунист) уже не играли такой роли. Сегодня ты коммунист, а завтра -- изменник родины. А вот если работник органов, то это уж навсегда. Предателей родины клеймят позором и, если они возвращаются, дают им десять лет. Предателей органов сами органы уничтожают без суда и следствия, разыскивая их в любой стране. Преданность родине Сироткин считал своей главной опорой в жизни, но практически подразумевал под этим преданность органам. Заняв ступеньку в среднем звене руководящего аппарата в то время, когда власть органов была несколько ограничена, Василий Гордеевич был этим удовлетворен. Его дело -- выполнять свою функцию в общем пространстве руководства государством. Он даже говорил, что органы теперь нужны для защиты наших завоеваний от оголтелых сталинистов, добровольных доносчиков, требующих сажать всех, кто им не нравится. Но и в дальнейшем партия совершала ошибку за ошибкой в управлении страной, и ошибки могли исправить только такие люди, как Василий Гордеевич, приди они к власти. Однако по ряду причин это было невозможно. Тогда коллеги Сироткина заговорили о единении партии и органов, имея в виду, что после единения они окажутся сильнее. Что касается взглядов, то, поскольку теория помогает практике, задача убеждений -- помогать человеку в осуществлении его планов. Василий Гордеевич продолжал ждать свое время, хотя шансов, он понимал, оставалось все меньше. За границей Сироткин не был ни разу. Еще в должности начальника отдела его пощемливало это обстоятельство, и он размышлял о переводе в другое управление, в разведку. Препятствием оказались иностранные языки. Дважды принимался он их изучать на специальных курсах, где дело поставлено прочно, по-чекистски, и каждый раз безнадежно отставал от остальных. Фразы произносил столь ужасно, что строгие преподаватели из бывших резидентов иронизировали, и Василию Гордеевичу приходилось уходить, чтобы не подорвать своего авторитета. Некоторые могут подумать, что Сироткина бросили на внутренние дела из-за неспособности к внешним. Но это неправда. Языков не знает большинство руководителей аппарата разведки. Просто здесь, в борьбе против проникновения буржуазной идеологии, Василий Гордеевич имел солидный опыт. После войны по его инициативе в крупных городах страны монтировались вывезенные из фашистской Германии глушилки иностранного радио. Впоследствии производство подобной аппаратуры было освоено и у нас. Василий Гордеевич не предчувствовал, что над ним самим нависает туча. Он пострадал при странных обстоятельствах, не ясных ему самому. -- Где Петров? Я пришел его арестовать. -- А он недавно ушел арестовывать вас! Такие шутки были тогда в ходу. Местопребывание Сироткина не изменилось. Он лишь не вернулся домой. Его опустили в лифте на шесть этажей вниз, в тюрьму. Его не били, не пытали, не допрашивали. Он оставался своим. "Меня ненадолго законсервировали", -- после шутил он. Он сидел в привилегированных условиях, читал книги. Нельзя сказать, что после реабилитации он вышел из Лубянки. Когда первыми реабилитировали работников органов, Василий Гордеевич только сел в лифт и поднялся на шесть этажей вверх. Оттуда он позвонил домой. Сироткин не знал, что жена письменно отказалась от него, потому что она, имея чин капитана, тоже работала в органах. Поступок Алевтины Петровны он понял как разумный и даже необходимый: у нее на руках оставалась Надя. Отказавшись, как положено, жена была отчислена из органов, но устроилась на работу и ждала возвращения мужа. Когда Василий Гордеевич позвонил домой и к телефону подошла Надя, он сразу понял, что это дочь. Дома Алевтина Петровна отреклась от своего отречения, и они стали жить дальше. Месяц Надя называла отца дядей, а потом привыкла. Родилась дочь поздно, когда Василию Гордеевичу подходило к сорока. А когда она выросла, он остался без жены. Отцом он стал заботливым, хотя времени у него было немного. Он слишком много вложил в нее, а теперь у нее появляется своя жизнь, ему неведомая и потому представляющаяся сплошь неверной. Пытаясь предостеречь дочь, он, сам того не замечая, становился придирчивым. Он уверял себя, что это -- желание делать ей добро, и не мог остановиться. Видимо, смерть жены оказала на него влияние. К подчиненным, наоборот, с возрастом он стал мягче относиться, реже наказывал за невыполнение приказа. Сентиментальность не распространялась, разумеется, на людей других убеждений. Но они ведь и не были в каком-то смысле людьми. Много лет Василий Гордеевич руководил отделами Службы политической безопасности и поднялся до заместителя начальника, когда в 69-м, в связи с опасностью брожения, наподобие чехословацкого, было создано специализированное Главное управление (5-е), и генералу Сироткину поручили осуществление функций части бывших отделов Службы ПБ. Дела, поступавшие в новое управление, проходили по инстанциям через районные, областные и республиканские органы. Центральный аппарат отбирал самые интересные, имеющие важное значение, а остальные возвращал на доследование. Наиболее трудные объекты, связанные с заграницей и представляющие существенную опасность для государства, генерал-майор Сироткин передавал на исполнение начальнику отдела Широнину, человеку хотя и недалекому, но методичному и аккуратному. Товарищи из отдела Широнина обеспечивали слежку, подслушивание, выявляли посещаемые объектами адреса, интересы, связи, круг родных и знакомых, словом, накрывали объект колпаком. Широнину не хватало оборудования, кадров. Такие объекты, как Солженицын, требовали больше сил, чем возникающие время от времени антисоветские организации, быстрый арест членов которых позволял перебрасывать освободившихся сотрудников на следующую операцию. Широнин не раз вносил предложение изолировать Солженицына от общества. Сироткин докладывал выше, Кегельбанову. Но в Политбюро, которое вело двойную игру с Западом, это застревало. Все же трудности и особые условия работы 5-го управления наверху учитывали и подбрасывали дополнительные средства. Дела в новом управлении протекали вовсе не так хорошо, как было написано в отчетах, представляемых Председателю Госкомитета. И хуже всего -- отделе по борьбе с Самиздатом, возглавляемом Юданичевым. Сложность состояла в том, что Самиздат, несмотря на изъятия и специальные указания по выявлению лиц, его распространяющих, создавался. С этим предстояло покончить. Система профилактических мероприятий, препятствующих появлению какой бы то ни было информации, минуя Главлит, была тщательно разработана, согласована с партийными и административными органами. По предложению Сироткина, был проведен через Верховный Совет закон, карающий за процесс писания значительно строже, чем, скажем, за незаконное хранение огнестрельного оружия. Самиздат сопротивлялся, уплывал из рук, а Василий Гордеевич и без этого ждал неприятностей. В Министерстве обороны шло массовое комиссование офицеров, и Сироткин опасался, что омоложение коснется органов безопасности. Это было бы несправедливо -- опытные чекистские кадры заменять на зеленых юнцов. Он был абсолютно уверен, что еще очень много может сделать. Без его опыта не обойтись. Он взялся за диссертацию, отдельные части которой подготавливались во вверенном ему управлении. Осуществление мыслей Василия Гордеевича уже в ближайшее время дало бы значительный эффект в охране социалистического лагеря от проникновения тлетворных влияний Запада, а также утечки нежелательной информации за пределы страны. К книгам Сироткин с детства относился с почтением, считая их источником знания. Любил он читать не только служебные инструкции, но и добытые сотрудниками клеветнические произведения Самиздата. Он частенько заходил в Книжную лавку писателей на Кузнецком мосту и покупал из-под прилавка старых русских поэтов, листая их по вечерам. Заинтересовался он также некоторыми литературоведческими и филологическими работами по стилистике. Василия Гордеевича удивил абстрактный, беспартийный характер этих исследований. С его точки зрения, современная стилистика могла бы стать более точной наукой о способах определения авторов анонимных произведений, то есть наукой, помогающей партии вести борьбу за ленинскую партийность литературы. Между тем все работы по стилистике ограничивались рассуждениями о стиле классиков. У Сироткина возник замысел создать в управлении специальную группу филологов-стилистов, которая могла бы разработать четкие критерии оценки индивидуального стиля. Тогда, сколько бы автор ни пытался скрыться под чужой фамилией или печатать на незарегистрированной машинке, он мог быть обнаружен так же, как по отпечаткам пальцев. На филологическом факультете МГУ уже занималась специальная группа студентов, набранных из армии, которые по окончании университета направятся на работу в органы. Были у Василия Гордеевича и такие мысли, которые по своей значимости выходили далеко за рамки вверенного ему управления. Партия поручила органам заботу об идейной чистоте рядов трудящихся, а партийная печать действовала подчас вразнобой с органами. Когда нужно припугнуть -- писала о развитии демократии. Когда целесообразно хвалить за единомыслие, рассуждала о разных течениях в партийной литературе. А главное, печать много пишет о мудрости партии и не повышает в народе авторитета органов, без которых партия -- ничто. Вместо уважения воспитывается страх. Хвалят разведчиков, действующих в других странах, хвалят пограничников, а самая трудная забота сотрудников органов -- работа среди своих, требующая такта, мужества и своеобразного артистизма. Эта почетная миссия остается безвестной. Сама программа КПСС по строительству нового общества быстрее осуществлялась бы, если бы средства информации: печать, радио, телевидение, кино -- были переданы органам. Ведь именно Владимир Ильич писал, что газета -- "самая первоначальная и самая насущная отрасль нашей военной деятельности". Эту цитатку генерал-майор Сироткин приберегал до поры, до времени. Организованный и умеренный человек, он и отдыхал организованно, как положено в его должности и в его организации. Отдых согласовывался заранее. В пятницу вечером четыре, а иногда шесть машин, не считая охраны, отправлялись в охотхозяйство, где к их прибытию уже готовились егери, прислуга топила финскую баню, а продукты завозили из Москвы с утра. Состав компании менялся -- так было принято. Но чаще это были начальники управлений и их замы. Сироткин знал охотничье дело. А что до охотничьего оружия, тут он был непревзойденным специалистом. Ружей у него в коллекции, в специальном шкафу, было больше двух десятков. Плохие не держал, дарил коллегам. Он вообще любил дарить -- книги, сувениры, дорогую посуду. Еще жена-покойница на него за это сердилась. Себе он оставлял лучшие ружья, с именной гравировкой. На охоту брал двустволку с оптическим прицелом, подаренную ему за отличную работу к 25-летию Октябрьской революции Лаврентием Павловичем Берией. В связи с последующими обстоятельствами имя дарителя пришлось стравить царской водкой, а остальная надпись, ставшая началом сироткинской карьеры, осталась. Ружье это не подводило. Стрелять без промаха, да еще на пересеченной местности, да еще в полутьме туманного утра, Сироткин научился в молодости, когда его призвали в армию, в войска НКВД. Он служил конвоиром на Севере, а потом был определен в поисковую группу. Группа ловила беглых зеков, стрелять приходилось в тяжелых условиях и бить наповал. А иногда, в соответствии с приказом, ранить в ноги или, как воспитательное наказание, в нижнюю часть живота или спины, чтобы неизбежная смерть была долгой и мучительной. Таких актировали как мертвых и оставляли в лесу еще живых на съедение волкам. В группах этих работал Василий Гордеевич пять лет, стал начальником поисковой группы, начальником лагеря, работал в областных аппаратах органов. Словом, выскочкой, какие сейчас иногда появляются благодаря протекции, он никогда не был. Опозорился он только теперь, совсем недавно, в марте 69-го. С вечера в охотхозяйстве был приготовлен ужин и затоплен камин. Выпили по маленькой, слушали органную музыку Баха. Заместитель Сироткина полковник Широнин был большим любителем Баха. Погода стояла весенняя, сырая. Велели егерю запустить в комнату собак. Собаки жили в сарае, плохо ухоженные, пахло от них псиной. Посовещавшись, руководители решили дать указание ввести в охотхозяйстве должность псаря. И разошлись по своим комнатам, памятуя, что завтра вставать до зари. Лось, для них предназначавшийся, уже был отловлен, безуспешно грыз и бодал изгородь. Утром они надели японские спортивные куртки, натянули резиновые сапоги, сверху покрылись зелеными плащами с капюшонами, повесили ружья стволами в землю, чтобы не сырели, и двинулись в лес. Егери без ружей (поскольку егерям в таких хозяйствах носить оружие запрещено), выпустив лося и положив для него соль в специальном месте, разбрелись по лесу, чтобы криком мешать зверю уйти в нежелательном направлении. Сперва еще было спрошено, не привязать ли лося на веревку, чтобы сподручнее стрелять, но высокие гости это предложение отвергли. Стрелять со специальной вышки тоже отказались, чтобы все было по-настоящему. Ночью на слякоть лег молодой снежок, и ранний утренний ветер гнал снежную пыль по-над кустами, мешая вглядываться в даль. Лося они увидели, когда рассвело. Стали по нему палить, ранили, а он резвый оказался, кровоточил и полз вперед по просеке. А патроны, как назло, кончились, последний остался у Василия Гордеевича. -- Ну, вот, -- говорят ему. -- Выдался тебе час подтвердить свое охотничье мастерство. Без суеты выстрелил генерал-майор Сироткин, а когда попал, все высказали ему свое восхищение. Но подойдя к лосю, увидели, что тот опять жив и, хоть двинуться не может, не подпускает егеря, чтобы дать прирезать себя ножом. Перебил лосю Сироткин позвоночник, поближе к крупу, корячится зверь по земле, а добить нечем, и зверя жаль. Срочно послали егеря за патронами. Василий Гордеевич про себя переживал плохой выстрел, решил, что стареет. Товарищи его успокоили: поземка крутила, увлажняла глаза, влага исказила точность прицела. Лось притих от потери крови, смотрел на гостей отсутствующим взглядом. И только когда, зарядив ружья, они снова приблизились, он стал метаться, хотя ему же было бы выгоднее, чтобы прекратились страдания. В упор, однако, стремительно перебирающего передними ногами лося они добили в четыре ружья. Зная, что самое вкусное у лосей -- печень, велели егерю вырезать ее горячую, чтобы вкусить дело рук своих. Остальную часть туши оставили. Ее потом егеря увезли на лошади. Сироткин пожалел, что не поехала с ним на охоту Надя. Василию Гордеевичу было бы приятно, что с ним дочь, и для других было бы женское общество. Но Надежда наотрез отказалась. 57. СТЕНОГРАММА СОВЕЩАНИЯ ШТАМП: СС БЕЗ ВЫНОСА ИЗ КАБИНЕТА ПЯТОЕ ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ КГБ, 25 АПРЕЛЯ 1969 ГОДА Повестка дня: 1. Указания ЦК КПСС и задачи органов безопасности в свете подготовки к столетию со дня рождения Ленина. 2. О дополнительных мероприятиях по борьбе с распространением информации, порочащей советский общественный и государственный строй. 3. Итоги коммунистического субботника по Управлению. Присутствуют: генерал-майор т. Сироткин (председатель), зам. заведующего отделом административных органов ЦК КПСС т. Шаптала, замминистра юстиции СССР т. Плюхов, зам. Генерального прокурора СССР т. Васинский, полковник т. Соколов, полковник т. Широнин, полковник т. Юданичев, подполковник т. Коляднец. СИРОТКИН: Все в сборе? Разрешите начать, товарищи... В эти дни наша партия, весь советский народ и все прогрессивное человечество живут одним помыслом: достойно встретить наступающую через год сотую годовщину великого основоположника первого в мире социалистического государства Владимира Ильича Ленина. (Сличение текстов показывает, что утром, готовясь к совещанию, В.Г.Сироткин изучил передовую статью в газете "Трудовая правда" и теперь повторял ее. В гононарной разметке этого номера для бухгалтерии редакции на передовой синим карандашом поперек текста обозначен автор Я.М.Раппопорт и сумма 35 рублей. -- Примечание автора.) Вдохновитель и создатель органов госбезопасности, Ленин повседневно уделял огромное внимание их укреплению, и история подтвердила прозорливость и мудрость гениального вождя. В Постановлении ЦК КПСС о подготовке к столетию Ленина говорится (зачитывает цитату). Здесь намечена новая задача органов вообще и, в частности, 5-го управления. Долг коммунистов, всех чекистов управления приложить усилия к тому, чтобы задача была выполнена полностью. У нас намечен список мероприятий, назначены ответственные. Часть операций проводится совместно с другими управлениями и ведомствами, как постановила Коллегия Госкомитета. С мероприятиями вас ознакомит полковник Соколов. СОКОЛОВ (встает, зачитывает). СИРОТКИН: Если вопросов и дополнений нет, товарищи, я думаю, мы можем перейти к обсуждению второго пункта повестки дня. Слово имеет начальник отдела полковник Широнин. ШИРОНИН: В функции нашего отдела, определенные руководством Госкомитета, входит... СИРОТКИН (прерывает): Функции отдела присутствующим известны. Познакомьте товарищей с конкретными ошибками, допущенными чехословацкими органами безопасности до введения в Чехословакию войск стран Варшавского договора, и нашими мероприятиями. ШИРОНИН: Вас понял, Василий Гордеевич. Анализ развития событий в Чехословакии показал, что малейшее послабление диктатуры пролетариата, малейшее отступление от ленинских норм внутрипартийной демократии чревато опасными последствиями. Мы, можно сказать, предвидели развитие событий в Чехословакии. Как только стало известно, что в среде реакционной части чешской интеллигенции начались разговоры о коммунизме с "человеческим лицом", нам было ясно, что под этой маской выступают идеологические диверсанты Запада. Наши товарищи в Праге получили указание вести соответствующую контрпропаганду. Но к их голосам не прислушались. Когда в чешской печати появились материалы, которые до этого ходили по рукам... ПЛЮХОВ: Вы имеете в виду антисоветские высказывания? ШИРОНИН: Совершенно верно, Евгений Викентьевич! А также призывы к "свободе слова". Наше управление по указанию тов. Кегельбанова напрямую связалось с соответствующим управлением в Праге, но меры там принимать не спешили, ссылаясь на демократизацию в свете ленинских норм. Мы знали, что о каждом нашем посещении Праги докладывалось Дубчеку. В частности, во время одной из поездок в июле прошлого года, за месяц до того, как генерал армии Штеменко получил приказ о переброске войск на территорию Чехословакии, Дубчек, узнав о том, что полковник Соколов находится в Праге, пожелал с ним встретиться и уверял его, что для беспокойства оснований нет. А в газетах уже широко шли статьи националистического толка о том, что угроза для национального суверенитета идет якобы не с Запада, а с Востока. ШАПТАЛА: Мы тоже читаем газеты, товарищ Широнин... (Смех.) ШИРОНИН: Короче говоря, мы представили руководству Госкомитета обстоятельный доклад. Он обсуждался в ЦК КПСС, и тов. Кегельбанов отдал распоряжение нашему управлению разработать систему мероприятий, которая позволила бы точно регистрировать отклонения в среде интеллигенции, а также тенденции недовольства среди несознательной части рабочего класса. ВАСИНСКИЙ: А крестьянство? СИРОТКИН: В основном идейно-политическая сознательность крестьянства не вызывает беспокойства. Отдельные отклонения выравниваются областными и краевыми управлениями Госкомитета местными усилиями, и пока что мы имеем указание их данные не обобщать. ШАПТАЛА: Надеюсь, собравшихся ознакомят с мероприятиями? СИРОТКИН: Несомненно, Игнат Данилович. Для этого и проводится совещание. Нужно самокритично сказать, что отделы службы ПБ, у которых мы приняли дела, изрядно подзапустили работу, результатом чего явились бесконтрольные отклонения в науке, литературе и искусстве. Дело дошло до того, что авторы анонимных книг и даже писатели, недовольные нашей идеологией, так развязали языки, будто наших органов не существует. Эти задачи бывшему десятому отделу Службы ПБ не хватило сил решать. ШИРОНИН: Теперь решим, Василий Гордеевич! СИРОТКИН: До аплодисментов нам еще далеко. В частности, предстоит выяснить, какие психические отклонения толкают людей на антиобщественную деятельность. ШИРОНИН: Наш отдел мобилизовал усилия и перестроил работу с учетом ошибок органов безопасности Чехословакии. Увеличился штат в ряде подразделений, количество и качество информации, собираемой среди населения. Этому способствовало освоение современной техники, которую Госкомитет приобрел во Франции и Японии. Аппаратура размещена на объектах Министерства связи и охватывает практически все отрасли народного хозяйства, науки и культуры, а также, по согласованию, объекты Министерства обороны. Мы полагаем... ШАПТАЛА (перебивает): Что конкретно делается по Самиздату? СИРОТКИН: Слово имеет начальник отдела по борьбе с информацией, порочащей наш строй, полковник Юданичев. ЮДАНИЧЕВ: Поток Самиздата, хотя и не опасен сегодня, но имеет тенденцию бесконтрольно развиваться. Тщательное изучение информации, предоставленной соответствующими отделами службы ЦБ, а также нашими сотрудниками, помогло составить достаточно точную картину распространителей взглядов, отличных от принятых и даже полностью противоречащих им. ВАСИНСКИЙ: Каковы размеры этого явления на сегодня? ЮДАНИЧЕВ: Данные пока что приблизительные... Нами зарегистрировано около ста восьмидесяти авторов порочных, заведомо ложных и клеветнических измышлений. Полагаем, -- в действительности их число вдвое-втрое больше. Сюда мы не включаем, хотя и держим на контроле, авторов сочинений, которые не являются прямо порочащими наш строй, но по разным причинам не могут быть опубликованы, читаются в рукописях и в таком виде переданы нам из редакций и издательств. Отдельно учитываем распространителей, их на учете по стране в целом около двенадцати тысяч. Число же читателей, которое установить еще сложнее, колеблется в пределах от пятидесяти тысяч до двухсот тысяч. СИРОТКИН (перебивает): Последние цифры пока завышены нами сознательно, товарищи. Завышены примерно вдвое. ШАПТАЛА: Это правильно. СИРОТКИН: Мы тоже так считаем. Я хотел бы подчеркнуть, что мы прежде всего учитываем вопрос о политической опасности средств массовой информации -- газет, радио, телевидения, как того потребовали от нас после Пражских событий руководители Партии и Правительства. ЮДАНИЧЕВ: Разрешите доложить о проведенных мероприятиях. Благодаря внесению упорядочения в Уголовный кодекс РСФСР и других республик ликвидирован перехлест 56-го и последующих годов об отмене уголовного наказания за антисоветские высказывания. Проведена большая работа по регистрации всех типов множительных аппаратов, и прежде всего пишущих машинок, а также контролю за ними. Затраченные силы и средства позволили изъять соответствующих лиц, и поток Самиздата резко сократился. По последним подсчетам, на восемьдесят процентов. Совместно с органами таможни и погранвойск была разработана система мероприятий, препятствующих провозу каких бы то ни было рукописей, фотопленок или записей на магнитофонной ленте за границу и ввоз литературы из-за границы. Для предупреждения проникновения отрывков и текстов Самиздата в открытую печать даны соответствующие указания Главлиту. Следующий этап -- выявление авторов нелегальных произведений и группировка их по величине социально-политической опасности. Списки уточнены и представлены вам и руководству Госкомитета для решения вопроса о мерах по проверке их психического здоровья и изоляции наиболее активных авторов с целью трудового перевоспитания. ГОЛОС: Вопрос назрел! ЮДАНИЧЕВ: А сейчас разрешите показать фотографии. Включите, пожалуйста, экран. (Комментирует кадры.) Это небезызвестный Солженицын за работой по изготовлению своих сочинений. Его самого, шрифт его машинки, его машинисток, знают практически все оперативные сотрудники отдела. Это Солженицын на вокзале передает своим друзьям рукопись, которая отправится в Ленинград. Все содержимое портфеля Солженицына нами сфотографировано, его квартира и посещаемые им объекты прослушиваются. Лица, имевшие с ним контакт в разных городах, также взяты на учет. Размах деятельности этого самиздатчика таков, что он посетил квартиру одного из кандидатов в члены ЦК КПСС. ШАПТАЛА: Это кого же? ШИРОНИН: Редактора "Трудовой правды" Макарцева. ЮДАНИЧЕВ: Профилактическую работу с Солженицыным затрудняют его связи с представителями дипломатического корпуса, и окончательного решения по его вопросу руководством не выработано... Империалистическая же пропаганда делает на Солженицына большую ставку. А это -- Амальрик, автор переправленной на Запад рукописи "Просуществует ли Советский Союз до 1984 года"... СИРОТКИН (перебивает): Все товарищи читали. Кто доложит о новых выявленных нарушителях уголовного кодекса? КОЛЯДНЕЦ: Разрешите мне, Василий Гордеевич? СИРОТКИН: Прошу! Замначальника нового отдела подполковник Коляднец. КОЛЯДНЕЦ: В последнее время ликвидировано несколько крупных очагов Самиздата. В некоторых из них имелось по нескольку сот рукописей антисоветского содержания. Практически мы можем доложить, что сейчас нет такого сочинения, которое не было бы известно органам. Часто мы имеем информацию о замыслах определенных лиц написать порочный материал. ШАПТАЛА: Нельзя ли знать, что сочиняют такого рода писатели дома? Ну, устройство, которое передавало бы вам текст пишущей машинки? Я не инженер... СИРОТКИН: Технически это пока, к сожалению, затруднительно осуществить, Игнат Данилович! ВАСИНСКИЙ: Надо дать задание разработать. КОЛЯДНЕЦ: Владельцы Самиздата, как правило, -- ранее отбывшие заключение, и молодежь, чаще студенты. МВД по нашим указаниям их арестовывало, мы допрашивали, устраивали очные ставки, а затем выпускали, и это давало возможность выявить десятки их клиентов. В частности, в одной из квартир (Показывает слайд.) была обнаружена объемистая рукопись, анализирующая не только ошибки периода культа личности, но критикующая всю историю нашего государства, якобы неисправимые пороки нашего народа. Такого рода обобщения более вредны, чем солженицынские, но это мое личное мнение. ШАПТАЛА: Автора нашли? ШИРОНИН: Непростой орешек оказался, Игнат Данилович, но обнаружили. СИРОТКИН (помощнику): Принесите дело. Да, и рукопись -- на случай, если товарищи захотят ознакомиться, мы для вас размножили. КОЛЯДНЕЦ: Чтобы запутать следы, автор укрылся под фамилией французского маркиза Кюстина, выдав сочинение за историческое. По инициативе Василия Гордеевича мы организовали филологическую экспертизу, поймали, как говорится, с поличным. Как раз в струе новых указаний -- идеологический фронт! Фамилия Ивлев, по образованию историк, член КПСС, работник газеты "Трудовая правда". Вот он! (Показывает кадры.) На работе... Дома... С женой... С друзьями... Аморальная, надо сказать, личность... СИРОТКИН (перебивает): С этим ясно! ШАПТАЛА: Русский? КОЛЯДНЕЦ: Так точно! ВАСИНСКИЙ: Если нет профилактики, распояшутся еще больше! Им сколько демократии ни давай, все мало! Враг пробирается под самое сердце партии -- в печать. СИРОТКИН: Между прочим, в свое время были товарищи, которые упрекали органы за работу по профилактике Солженицына -- а теперь... Мы подняли дело -- оказалось, Ивлев этот был с ним связан. Как говорится, яблочко от яблони... ЮДАНИЧЕВ: Позвольте шутку, Василий Гордеевич! На допросе один довольно известный писатель уверял нас, что "Хроника текущих событий" -- листок, нами теперь почти выявленный, -- якобы наша работа! Сведения о репрессиях, преследованиях распространяются быстро и запугивают чересчур активных, хотя действенных мер мы еще не предприняли. ШАПТАЛА: Вы хотите сказать, полковник, что органы должны заняться выпуском Самиздата? (Смех.) ЮДАНИЧЕВ: А почему бы и нет? И делать Самиздат такой, как нужно партии, государству, органам. И самим выявлять при этом граждан, слабых в идейном отношении. Но мы солдаты. Это -- как прикажет руководство, Игнат Данилович! ШАПТАЛА: Одна из новых задач органов -- сглаживать противоречия в нашем обществе, а не обострять. Что конкретно делается по этому вопросу? ШИРОНИН: Конкретно? Управление предлагает методы перевоспитания. Разрешите зачитать список лиц, отобранных для превентивной изоляции в местах лишения свободы. В список 5-е управление включило самых активных и, значит, самых социально опасных с тем, чтобы своевременно не допустить просачивания сведений о них за рубеж. (Зачитывает список.) ШАПТАЛА: Это все придется еще согласовывать. ШИРОНИН: Хорошо бы только побыстрей, Игнат Данилович. СИРОТКИН: Да, тут промедление опасно. Проект решения мы подработаем и, если Егор Андронович дадут команду, сразу начнем. Правда, товарищу Кегельбанову на нас жалуются... ШАПТАЛА (улыбаясь): Кто же? СИРОТКИН: Товарищи, которые работают "наружу". Они считают, что мы недостаточно понимаем международную ситуацию и мешаем им, поскольку каждое наше действенное мероприятие вызывает отрицательную реакцию за границей. Но ведь если подходить с таких позиций, и они нам мешают. За границей работать легче, чем внутри. И средств отпускается больше. Мы не жалуемся. Просто, видимо, разумнее работать в контакте... ШИРОНИН: Как на охоте: сообща на зверя навалиться и одолеть. ЮДАНИЧЕВ: Тут главное не промахнуться, Василий Гордеевич.(Воспоминания об охоте сокращены в стенограмме генерал-майором Сироткиным В.Г. -- Прим. стенографистки.) СИРОТКИН: Итак, товарищи, если вы нас в этом вопросе поддерживаете, будем просить санкции руководства. Тогда тов. Васинскому придется побеспокоиться о соблюдении соцзаконности. ВАСИНСКИЙ: Постараемся. Очень затягивать не будем... ШАПТАЛА: Вопросик, Василий Гордеевич. Есть данные о том, что среди инакомыслящих имеется значительный процент лиц еврейской национальности. Может быть, целесообразно войти с ходатайством о выделении у вас соответствующего отдела? СИРОТКИН: Вопрос, как говорится, висит в воздухе. У данной национальности есть и ряд других отрицательных особенностей, которые беспокоят наше управление. Мы об этом уже советовались и получили "добро". Как только штатное расписание будет утрясено, начнем подбирать кадры. Позвольте теперь перейти к последнему пункту повестки дня -- итогам ленинского коммунистического субботника. Слово имеет полковник Юданичев. ЮДАНИЧЕВ: Коллектив нашего Управления хорошо потрудился, выполняя приказ руководства Госкомитета о субботнике. По предварительным итогам, на первом месте идет служба наружного наблюдения. Обыски и аресты в день субботника также проводились бесплатно, что сэкономило государству 32,7 тысячи рублей. Службы Управления, включая аппарат, работая безвозмездно в честь субботника, принесли государству экономию, которая в реальных рублях составила 298,1 тысячи рублей. А главное -- в том, что ленинский субботник в целом по стране прошел организованно, без срывов и эксцессов, есть немалая заслуга органов, и наш коллектив вправе этим гордиться. Вмешательства спецвойск не потребовалось, хотя все дивизии находились в состоянии готовности No 1. Можно сказать, что и опекаемые нами инакомыслящие граждане вели себя в рамках. Согласно данным радиоперехвата, никто из них не сумел в этот день передать на Запад клеветнических сведений по поводу субботника. Коллектив 5-го управления готов к выполнению новых заданий Партии и Правительства. СИРОТКИН благодарит всех участников совещания и объявляет повестку дня исчерпанной. Отпечатано в двух экземплярах: 1-й -- Председателю КГБ тов. Кегельбанову Е.А., 2-й -- в архив 5-го Главного управления. Стенографировала и обработала стенограмму ст. лейтенант Н.Матюкова (подпись). 58. ПРИЕМ У ПРЕДСЕДАТЕЛЯ Биография члена Политбюро, Председателя Комитета государственной безопасности Совета Министров СССР Егора Андроновича Кегельбанова в своей открытой части настолько широко известна из партийно-политической литературы, что ее повторение неуместно. Никаких падений, кривых и парабол в открытой части его биографии не было и не могло быть. Она пряма, как полет пули, и чиста, как родник ленинских идей. Что касается закрытой части, то она настолько засекречена, что мы не уверены, имеет ли он сам к ней допуск, учитывая имеющийся на ней гриф: СС ОВ ОП (Совершенно секретно Особой важности Отдельная папка). Сироткин мягко пересек по диагонали приемную перед кабинетом Егора Андроновича и молча пожал руку референту Шамаеву. Тот привстал, на мгновение оторвавшись от бумаг. -- Скоро должен быть... -- Я подожду... Своих подчиненных Сироткин никогда не заставлял ждать. Он не стал садиться, а подошел к окну, рассеянно оглядывая колесо площади Дзержинского, замысловато расчерченное по весне свежими пунктирами белой краски. Поток машин с проспекта Маркса загибался вокруг памятника и растекался струйками по улицам. Так простоял Василий Гордеевич с полчаса, внешне не выказывая никаких чувств и опасаясь отлучиться, поскольку тогда мог пропустить шанс войти первым. В приемную заходили еще два начальника управлений, интересовались, когда будет Сам. Они пожали руку Сироткину, перебросились парой фраз о погоде и вышли. Но вот регулировщики вокруг памятника стали энергично отгонять жезлами автомобили к тротуару, освобождая середину площади, и Сироткин понял, что ждать ему осталось недолго. Промчалась черная "Волга" с мигающими желтыми огнями, за ней еще две. "Остановитесь! Прижмитесь к тротуару!" Стараются! -- усмехнулся про себя Василий Гордеевич. Доказывают шефу, что зарплату им платят не зря. А к Лубянке уже катил черный пятитонный ЗИЛ-114, весь из танковой брони с пуленепробиваемыми стеклами. И сзади еще "Волга" с мальчиками в пуленепробиваемых жилетах. Сироткин губ не покривил, не вздохнул. Так и должно быть. Председатели приходят и уходят, а мы остаемся. Сегодня Егор Андронович есть, завтра сгинет, как все без исключения его предшественники: Ягода, Ежов, Берия, Серов, Семичастный, как железный Шурик. Нынешний долго держится, а все равно сгорит. Они меняются, а мы работаем. Командовать-то все умеют, а органам нужны думающие руководители с пониманием перспектив. Беда всех наших председателей в том, что им не хватает подлинной интеллигентности. Огорчает невозможность провести в жизнь достижения науки, усовершенствовать работу ведомства в целом. Взять, скажем, консерватизм управления, работающего "наружу". Что за нелепая обособленность! Какие у них цели? Инакомыслие, с которым мы боремся вот уже несколько лет, идет с Запада. Только с Запада! Страдает основа наших основ -- идеология. А управление по-прежнему твердит о промышленной разведке, о покупке на Западе нашими людьми фирм и банков. Да лучше бы органам специально готовить туда философов, писателей, журналистов, издателей, заполнить нашими людьми всю, не только коммунистическую, прессу, радио, телевидение, чтобы все больше свободной литературы на Западе выходило такой, как нам надо. Вот тогда и наступит истинное мирное сосуществование. А такие люди, как Кегельбанов, этого не понимают, говорят, что это очень дорого, а эффективность не очевидна. В действительности же авантюризм -- тратить деньги на вооружение, на средства физического уничтожения, когда врага надо уничтожить духовно. И я расходую силы на мышиную возню для того, чтобы угодить руководству. Шамаев заглянул в кабинет и вскоре вышел. Значит, председатель уже поднялся на своем лифте и через потайную дверь появился в кабинете. -- Егор Андронович просит вас немного обождать. Сироткин забарабанил пальцами по лежащей на подоконнике папочке. Вскоре, однако, загудел зуммер. -- Теперь можно. -- Здравия желаю! -- Сироткин по-военному вытянулся у двери. -- Заходи, товарищ Сироткин, -- приветливо произнес Кегельбанов, безымянным пальцем тронув переносье золотых очков. Он стоял в углу кабинета, возле телевизора, в ярком свете солнца из окна, расправляя в вазе красные гвоздики. Егор Андронович вытер платком руки и сел за стол. -- Извини, что заставил ждать. Докладывай, товарищ Сироткин, внимательно слушаю. Василий Гордеевич вынул из папочки стенограмму и, нагнувшись, положил перед Кегельбановым, а сам устроился в кресле сбоку, оказавшись ниже, так что ему приходилось смотреть на председателя снизу вверх. -- Весна? -- Кегельбанов мотнул головой в сторону окон, и глаза за очками весело сощурились. -- Так точно, весна, -- сдержанно пошутил Сироткин. Кегельбанов вздохнул и стал просматривать текст. В одном месте он, не отрывая глаз от строки, похлопал ладонью по столу, нащупывая карандаш, взял его и поставил на полях жирную красную галочку. Вытянув шею, Сироткин понял, какое место стенограммы привлекло внимание Егора Андроновича, и, вытащив, уже держал наготове другую бумажку, чтобы по окончании чтения положить на стол. Но Кегельбанов не стал читать до конца, спросил: -- А это? -- Список тоже готов, -- доложил Сироткин. -- Большая работа проведена, как было приказано. Прочитав список, Кегельбанов посмотрел на букет красных гвоздик в дальнем углу комнаты. -- Все это так... -- протянул он, думая о разговоре, который состоялся полчаса назад с человеком, предпочитающим оставаться в тени. -- Значит, считаешь, что у нас полное единство? -- Это в каком смысле? -- осторожно уточнил Василий Гордеевич, угадывая логический подвох, но еще не поняв какой. -- Я имею в виду диалектическое единство, -- глаза Кегельбанова смотрели на него, как ему показалось, с насмешкой. -- С одной стороны,