е и инвестиционные фонды. В то же
время этот новый класс поглощает рабочих в социальном, экономическом и
культурном аспектах. Вместо того, чтобы превращаться в пролетария,
современный трудящийся вступает в средний класс работающих по найму
профессионалов, заимствуя их вкусы, образ жизни и устремления"
[38].
Отметим здесь, что термин "средний класс" обозначает слой, включающий
весьма разнородные составляющие[39], и его разнородность имеет
тенденцию скорее к нарастанию и углублению, нежели к преодолению и
устранению; это обусловлено самой природой постиндустриального типа
общества, которое отличается от индустриального отсутствием присущего тому
унифицированного характера[40]. Еще в начале 80-х Д. Белл
отмечал, что понятие среднего класса чрезвычайно аморфно, "отражая прежде
всего психологическое самоопределение значительной части американских
граждан" [41],[42]. Позже социологи стали
констатировать, что термин
[37] - Lyon D. The Information Society. Cambridge, 1996. P.
61.
[38] - Drucker P.F. Landmarks of Tomorrow. New Brunswick
(US)-London (UK), 1996. P. 98-99.
[39] - См.: Harvey D. The Condition of Postmodemity.
Cambridge (Ma.)-L., 1995. P. 347.
[40] - См.: Berger S. Discontinuity in the Politics of
Industrial Society // Berger S., Piore M.J. Dualism and Discontinuity in
Industrial Societies. Cambridge, 1980. P. 134.
[41] - Bell D. The World and the United States in 2013 //
Daedalus. Vol. 116. No 3. P. 28.
[42] - В этой связи характерен опрос общественного мнения,
проведенный в США в 1993 году и показавший, что почти одинаковое количество
американцев (44,9 и 45,3 процента соответственно) относят себя к рабочему
классу и к среднему классу (см.: Greider W. One World, Ready or Not. The
Manic Logic of Global Capitalism. N.Y., 1997. P. 382); между тем первое
понятие рассматривается как неопределенное и фактически не используется в
современной социологии, второе же считается обозначающим основную социальную
группу постиндустриального общества. Следует отметить и то, что фактически
никто не отнес себя к низшим слоям общества или высшей страте; таким
образом, современное постиндустриальное общество не столько является
относительно эгалитаристским, сколько хочет выглядеть таковым.
"средний класс" относится уже не столько к социальной группе,
выступающей в качестве стабилизирующего элемента общества, сколько к
расплывчатой страте, все более диссимилирующейся под воздействием новых
технологических изменений, усиливающих интеллектуальное, культурное и, как
следствие, экономическое расслоение этого прежде единого
класса[43]. Многие исследователи склонны видеть в устранении
этого важного элемента социальной структуры одну из опаснейших тенденций
хозяйственной жизни, все более и более заметную на протяжении последних
десятилетий[44]; с такой точкой зрения трудно не согласиться, и
на этом мы остановимся подробно ниже.
Таким образом, наиболее принципиальная социальная грань, разделяющая
граждан постэкономического общества (по крайней мере, на этапе его
формирования), пролегает где-то между двумя полярными группами, каждая из
которых вполне позиционирована уже сегодня. Между тем по мере становления
этого общества знание становится важнейшим фактором не только
технологического прогресса, но также общественной стратификации и
социального самоопределения. Пытаясь охарактеризовать роль субъективных
качеств человека в современном обществе, М.Кастельс отмечает, что "новая
власть заключена в информационных кодах и в репрезентативных образах, вокруг
которых общества организуют свои учреждения, а люди строят свою жизнь и
определяют свое поведение; эта власть сосредоточена в человеческом сознании"
[45]. Мощь подобных репрезентативных образов сегодня настолько
велика, что уже не имущественное положение или социальное происхождение
фиксирует принадлежность человека к тому или иному классу, а его
представление о собственном месте в обществе в значительной мере определяет
те ступеньки, которых он сможет достичь в социальной иерархии. Выше мы уже
обращались к формулировке П. Дракера, считающего, что современные "работники
интеллектуального труда не ощущают (курсив мой. -- В.И.), что их
эксплуатируют как класс" [46], эта идея исполнена глубокого
смысла. В той же степени, в какой справедливо подобное утверждение, верен и
тезис о том, что собственно постэкономические отношения развиваются лишь в
среде тех людей, которые ощущают себя постматериалистами и действуют как
постматериалисты. Достигнув некоторого уровня благосостояния, человек может
лишь подготовить исходные предпосылки формирования постматериалистической
мотивации и не обязательно станет постматериалистом; восприняв же
постматериали-
стическую систему ценностей и действуя в соответствии с ней, он
получает реальную возможность войти в высшую страту нового общества и
достичь высокого уровня благосостояния, даже не стремясь к этому излишне
упорным образом.
Описанная ситуация может показаться воплощением растущих возможностей
человека в постэкономическом обществе. Такое впечатление ошибочно.
Постэкономическое общество открывает широкие, практически безграничные
перспективы перед теми, кто разделяет постматериалистические цели и ставит
основной своей задачей совершенствование собственной личности. Однако в
большинстве своем это доступно лишь людям, отличающимся высокой
образованностью и приверженным идеям прогресса знания. Не имея достижение
материального богатства своей целью, они тем не менее будут производить те
уникальные блага, которые окажутся залогом процветания общества, и в силу
этого им будет доступна все большая часть общественного достояния. По мере
того как наука будет становиться непосредственной производительной силой,
роль этого класса будет усиливаться. Однако совершенно очевидно, что
способность продуцировать новые знания отличает людей друг от друга гораздо
больше, чем принимающее любые масштабы вещное материальное богатство; более
того, эта способность не может быть приобретена мгновенно, она в
значительной мере заложена на генетическом уровне и не подлежит радикальной
коррекции. Таким образом, новый высший класс станет достаточно устойчивой
социальной группой, и по мере того как он будет рекрутировать наиболее
достойных представителей прочих слоев общества, потенциал этих групп будет
лишь снижаться. Обратная миграция, вполне возможная в буржуазном обществе,
где в периоды кризисов предприниматель мог легко разориться и вернуться в
состав класса мелких хозяйчиков, в данном случае исключена, ибо раз
приобретенные знания способны только совершенствоваться, а утраченными быть
практически не могут. Поэтому, на наш взгляд, сегодня существуют достаточные
основания для предположения, что формирующееся общество (во всяком случае на
начальном этапе) будет характеризоваться жестко поляризованной классовой
структурой, способной вызвать к жизни противоречия более острые, нежели те,
которыми сопровождались предшествующие ступени общественной эволюции.
[43] - См.: Lipietz A. Towards a New Economic Order.
Cambridge, 1992. P. 35.
[44] - См.: Lash S., Urry J. Economies of Signs and Space.
L.-Thousand Oaks, 1994. P. 160-161.
[45] - Castells M. The Information Age: Economy, Society and
Culture. Vol. 2: The Power of Identity. Maiden (Ma.)-0xford (UK), 1997. P.
359.
[46] - Drucker P.F. The New Realities. Oxford, 1996. P. 23.
Революция интеллектуалов
Современные развитые общества сложились как индустриальные системы к
началу нашего столетия. Наиболее передовые в то время страны --
Великобритания и США -- имели исключительно высокие показатели социального
неравенства, и основными полюсами богатства и бедности были промышленники и
финансисты, с одной стороны, и представители рабочего класса, с другой. В
течение второй половины прошлого века промышленный класс в США устойчиво
наращивал свою долю в национальном богатстве: так, в 1860 году 10 процентов
его представителей владели 40 процентами совокупного богатства страны; в
1890 году 12 процентов наиболее состоятельных американцев имели в своей
собственности уже 86 процентов национального достояния[47].
Интересен состав и общие характеристики высшего класса американского
общества первой половины XX века. Во-первых, эта социальная группа включала
в себя выходцев из различных общественных слоев (в 1900 году 13 процентов ее
представителей были иммигрантами, 25 процентов происходили из сельских
районов и около 20 процентов представляли новые промышленные регионы США --
Запад и район Великих озер[48]). Во-вторых, большая часть
миллионеров (и это положение сохранялось вплоть до конца
70-х[49]) не сами создали свое состояние, а главным образом
унаследовали его от родителей или родственников, имея своей заслугой лишь
его преумножение; данный факт безусловно свидетельствует о весьма
постепенном характере обогащения в индустриальную эпоху.
В-третьих, в это время подавляющее большинство лиц, занимавших высшие
посты в корпоративной иерархии, либо сами были
предпринимателями-собственниками, либо управляли семейными состояниями (в
совокупности эти две категории составляли до 66 процентов высшего
менеджмента) [50].
Таким образом, в начале нашего столетия потенциал снижения
имущественного неравенства в США оставался весьма значительным; он
основывался на возможности появления множества новых предпринимателей, в
частности, выходцев из провинции и из числа иммигрантов, на возвышении
класса менеджеров, распылении капитала в результате расширения круга
акционерных предприятий и, что весьма существенно, на резервах повышения
оплаты квалифицированного труда, явно недооцененного в годы расцвета
индустриального строя. Все эти возможности вполне реализовались в период,
последовавший за Великой депрессией 1929-1932 годов. Если до этого заработки
промышленных рабочих росли очень быстро ввиду появления новых трудоемких
отраслей, прибыли которых обогащали
[47] - См.: Davidson J. D., Lord William Rees-Mogg. The
Sovereign Individual. N.Y., 1997. P. 208.
[48] - См.: Wright Mills С. The Power Elite. P. 105-106.
[49] - См.: Kuttner R. The Economic Illusion. False Choices
Between Prosperity and Social Justice. Philadelphia, 1991. P. 18.
[50] - См.: Wright Mills C. The Power Elite. P. 132.
высшие слои общества[51] (так, с 1914 по 1924 год разница
между заработной платой клерка с высшим образованием и окладом среднего
рабочего уменьшилась более чем на треть; в результате в 1924 году такой
клерк получал лишь на 40 процентов большую заработную плату[52]),
то в 40-е и 50-е годы положение изменилось. Рост высокотехнологичных
производств привел к всплеску потребности в квалифицированных кадрах: между
1953 и 1961 годами зарплаты инженерных работников удвоились, тогда как
средних рабочих выросли лишь на 20 процентов[53]. Возникающий
слой профессионалов несколько улучшил общие показатели распределения
национального дохода. Кроме того, быстро росло влияние нового
управленческого класса[54]. Если в 1900 году более половины
высших должностных лиц крупных компаний были выходцами из весьма
состоятельных семей, то к 1950 году их число сократилось до трети, а в 1976
году составило всего 5,5 процента[55]. Начиная с 60-х годов,
когда информационный сектор хозяйства значительно расширился, открывая перед
инициативными и образованными людьми новые перспективы, состав высшего
класса резко и кардинально изменился: к концу 90-х годов 80 процентов
американских миллионеров были людьми, каждый из которых сам заработал свое
состояние[56].
Таким образом, в период с начала 30-х и вплоть до 80-х годов основная
тенденция в распределении богатства среди населения США заключалась в
преодолении существовавших ранее масштабов неравенства.
Выравниванию доходов населения способствовали, с одной стороны, потери
в сфере бизнеса после кризиса 1929-1932 годов, в результате чего доля
доходов, присваиваемая высшими 5 процентами населения, сократилась до 24
процентов в 1941 году с 30 процентов в 1929-м, а также относительно
эгалитаристская политика и уменьшение интенсивности операций в финансовом
секторе в военный период. В результате к 1947 году приведенный показатель
упал с 24 до 20,9 процента (в эти же годы доля национального дохода,
приходившегося на беднейшие 40 процентов
[51] - См.: Heilbroner R., Milberg W. The Making of Economic
Society, 10th ed. Upper Saddle River (N.J.), 1998. P. 102, 103.
[52] - См.: Davis В., Wessel D. Prosperity. The Coming
Twenty-Year Boom and What It Means to You. N.Y" 1998. P. 54.
[53] - См.: Hermstein R.J., Murray Ch. The Bell Curve.
Intelligence and Class Structure in American Life. N.Y., 1996. P. 93-94.
[54] - Подробнее см.: Masuda Y. The Information Society as
Post-Industrial Society. Wash., 1981. P. 99-100.
[55] - См.: Hermstein R.J., Murray Ch. The Bell Curve. P.
58.
[56] - См.: Dent H.S., Jr. The Roaring 2000s. N.Y., 1998. P.
280.
американцев, последовательно росла -- с 12,5 до 13,6 и 16,8 процента)
[57] . Еще более серьезно снизилась доля 1 процента наиболее
богатых граждан в совокупном богатстве страны: достигавшая в 1929 году 36,3
процента, она упала в 1939 году до 30,6, а в 1949-м -- до 20,8
процента[58]. С другой стороны, важную роль сыграли и
целенаправленные усилия правительства, которое в 30-е годы, последовавшие за
Великой депрессией, а затем очень интенсивно и в 60-е пыталось решить
проблему бедности, активно наращивая социальные ассигнования. В период
пребывания у власти президентов Дж.Ф.Кеннеди и Л.Джонсона социальные расходы
неудержимо росли; демократическая администрация поставила своей целью
уничтожение бедности к 1976 году[59]. Только с 1965 по 1972 год
расходы на социальные нужды выросли с 75 до 185 млрд. долл.; если в 1960
году на эти цели направлялось 7,7 процента ВНП, то в 1965 году -- 10,5
процента[60], а в 1975-м -- 18,7 процента[61].
Подобные процессы развивались и в других постиндустриальных странах, а
социальная политика их правительств также преследовала аналогичные задачи. В
результате период с начала века и вплоть до середины 70-х годов был отмечен
устойчивой тенденцией к сокращению разрыва между богатыми и бедными. Так, в
Великобритании доля 1 процента самых состоятельных семей в общем богатстве
снизилась с более чем 60 процентов до 29, а доля 10 процентов -- с 90 до 65;
в Швеции соответствующие показатели составили 49 и 26 процентов, 90 и 63
процента[62]. Аналогичные данные приводит и Р.Хейльбронер,
отмечающий, что "в нашем столетии прослеживается тенденция к постепенному
переходу к более равномерному распределению доходов и богатства: например,
доля суммарного чистого дохода 5 процентов наиболее состоятельных семей
Америки упала с одной трети в 1929 году до одной шестой в начале 80-х;
концентрация богатства тоже снижалась, хотя и не столь резко, с конца XIX
века до 70-х годов" [63]. В результате к 1976 году 1 процент
наиболее состоятельных американцев владел 17,6 процента национального
богатства, что сос-
[57] - См.: Thurow L.C. The Zero-Sum Society. Distribution
and the Possibilities for Economic Change. L., 1981. P. 199.
[58] - См.: Elliott L., Atkinson D. The Age of Insecurity.
L., 1998. P. 244.
[59] - См.: Davis В., Wessel D. Prosperity. P. 71.
[60] - См.: Katz M.B. In the Shadow of the Poorhouse. A
Social History of Welfare in America. N.Y., 1996. P. 266-267.
[61] - См.: Pierson Ch. Beyond the Welfare State? The New
Political Economy of Welfare. Cambridge, 1995. P. 128.
[62] - См.: Pakulski J., Waters M. The Death of Class. P.
78.
[63] - Heilbroner R. Visions of the Future. The Distant
Past, Yesterday, Today, Tomorrow. N.Y.-Oxford, 1995. P. 88.
тавляло самый низкий показатель со времени провозглашения независимости
США[64]. Однако к середине 70-х годов данный процесс замедлился,
а затем, в период экономического кризиса 1978-1981 годов, и вовсе
остановился. С начала 80-х стала набирать силу однозначно выраженная
противоположная тенденция. В следующей главе мы подробно остановимся на
масштабах проблемы и рассмотрим различные ее аспекты; сейчас же обратим
внимание на тот фактор, который кажется нам наиболее принципиальным.
К середине 70-х годов сложилась ситуация, когда, во-первых,
технологические основы производства стали определять постоянно возрастающую
потребность в квалифицированной рабочей силе, во-вторых, распространились
новые компьютерные и коммуникационные технологии и, в-третьих,
информационный сектор стал значимой частью народного хозяйства каждой из
постиндустриальных стран. В этих условиях экономия на найме
квалифицированных специалистов стала недопустимо опасной, и их заработки
начали быстро расти. Период с 1973/74 до 1986/87 годов можно назвать первым
этапом данного процесса, когда его природа и масштабы могли быть в целом
вполне удовлетворительно объяснены действием на рынке труда традиционных
законов спроса и предложения.
Главным фактором растущей дифференциации доходов на этом этапе явилось
общее изменение структуры применяемой рабочей силы и возникновение новой
разделенности внутри трудящихся классов.
В качестве обособленной социальной группы стали выделять работников
интеллектуального труда. Сам термин knowledge-workers, как уже отмечалось,
был предложен в 60-е годы, однако с тех пор понятийный аппарат
социологической теории многократно уточнялся и совершенствовался. Существуют
три варианта классификации отдельных категорий работников внутри этой
социальной группы. Первый из них, наиболее традиционный, состоит в
различении активных и пассивных интеллектуальных работников
(knowledge-producing workers и knowledge-using workers) [65].
Согласно второму, она подразделяется на собственно творческих личностей
(knowledge-workers), технический персонал (data workers) и лиц,
осуществляющих первичную переработку полученной информации (information
workers) [66]. Третий вариант осно-
[64] - См.: Linstone H.A., Mitroff I.I. The Challenge of the
21st Century. Albany, 1994. P. 228.
[65] - См.: Machiup F. Knowledge Production and Occupational
Stmcture // Cor-tada J.W. (Ed.) Rise of the Knowledge Worker. Boston
(Ma.)-0xford, 1998. P. 74.
[66] - См.: Baumol W.J., Blackman S.A.B., Wolff E.N. Is the
United States Becoming an Information Economy? // Cortada J.W. (Ed.) Rise of
the Knowledge Worker. P. 164.
вывается на более глобальном противопоставлении интеллектуальных
работников (knowledge-workers) работникам потребительского сектора и сферы
массового производства в целом (consumption-workers) [67].
Характерно, что новый класс интеллектуальных работников не только
занимает особое место в структуре общественного производства, но и
обнаруживает признаки исключительно быстрой количественной экспансии. Первые
оценки его численности, данные Ф.Махлупом по состоянию на 1958 год,
определяли долю knowledge-workers в общей структуре занятости США в 31
процент[68]. Согласно более поздним данным, она выросла до 42,1
процента в начале 60-х и 53,3 процента в 1980 году[69]. Период
развертывания первого системного кризиса индустриального типа хозяйства
сопровождался повышением численности интеллектуальных работников до 50
процентов всего трудоспособного населения США[70]. Показатели
последних лет воистину поражают воображение: по некоторым оценкам, доля
knowledge-workers достигает 70 процентов совокупной рабочей силы. Широко
признано, что в 60-е годы около 70 процентов прироста занятости
обеспечивалось созданием рабочих мест именно для этой категории работников;
в 70-е годы данный показатель достиг 84 процентов[71], а сегодня
представители этой категории обеспечивают фактически весь нетто-прирост
занятости в постиндустриальных странах.
Появление knowledge-workers на рынке труда радикально изменило
сложившиеся на нем отношения. Поскольку они фактически владеют своим знанием
как необходимым ресурсом производства[72] и являются носителями
уникальных качеств и способностей, они меньше конкурируют друг другом,
нежели представители традиционного пролетариата, предлагающие на рынке
вполне ординарную рабочую силу. Между тем автоматизация массового
производства и унификация сферы услуг привели к избытку индустриальных
работников, что стало предпосылкой резкого усиления имущественной
стратификации в 70-е годы.
[67] - См.: Galbraith James К. Created Unequal. The Crisis
in American Pay. N.Y., 1998. P. 92-94.
[68] - См.: Cortada J. W. Introducing the Knowledge Worker
// Cortada J.W. (Ed.) Rise of the Knowledge Worker. P. XVI.
[69] - См.: Rubin M.R., Huber M.T. Knowledge Production and
Occupational Stmcture // Cortada J.W. (Ed.) Rise of the Knowledge Worker. P.
95.
[70] - См.: Porat M.U. The Information Economy: Definition
and Measurement // Cortada J.W. (Ed.) Rise of the Knowledge Worker. P. 117.
[71] - См.: Cortada J. W. Where Did Knowledge Workers Come
From? // Cortada J.W. (Ed.) Rise of the Knowledge Worker. P. 15.
[72] - См.: Drucker P.F. Management Challenges for the 21st
Century. N.Y., 1999. P. 18, 20.
Развернувшийся в это время процесс Ч.Винслоу и У.Брэмер называют
"существенным расслоением по признаку образования". "За период с 1968 по
1977 год, -- пишут они, -- в Соединенных Штатах реальный доход рабочих (с
учетом инфляции) вырос на 20 процентов, и это увеличение не зависело от
уровня их образованности. Люди с незаконченным средним образованием повысили
свой доход на 20 процентов, выпускники колледжей -- на 21 процент. Но за
последующие десять лет разница в уровне образования стала решающим фактором.
С 1978 по 1987 год доходы в целом выросли на 17 процентов, однако заработная
плата работников со средним образованием фактически упала на 4 процента, а
доход выпускников колледжей повысился на 48 процентов. Число рабочих мест,
не требующих высокой квалификации, резко сокращается, и тенденция эта
сохранится (курсив мой. -- В.И.) в будущем" [73]. В эти годы
Соединенные Штаты стали приобретать облик мировой сверхдержавы,
специализирующейся на производстве наиболее высокотехнологичных благ. В 1971
году был изобретен первый персональный компьютер; в 1980 году их совокупный
парк в США составил 78 тыс. штук, в 1983 году -- 1 млн., а в 1985-м -- 5
млн. [74] Возникли отрасли, специализировавшиеся на изготовлении
такой продукции на экспорт; в то же время рос импорт относительно дешевых
потребительских товаров. Как подсчитал в своей работе М. Линд, с 1979 по
1985 год доходы выпускников колледжей выросли на 8 процентов, а людей со
школьным образованием упали на 20 процентов; при этом развитие американской
внешней торговли имело совершенно различное воздействие на заработки тех и
других: с 1972 по 1985 год оно способствовало повышению суммарных доходов
высокообразованных работников на 33 млрд. долл. и снижению доходов средних
рабочих на 46 млрд. долл. [75]
Исследователи, анализирующие проблемы возрастания неравенства в 80-е
годы, часто обращают внимание на фактор образования, однако, как будет
показано далее, он не всегда рассматривается ими как доминирующий. Известно,
что в течение этого десятилетия "почасовая заработная плата (с учетом
инфляции) для имеющих высшее образование мужчин увеличилась на 13 процентов,
а для имеющих незаконченное высшее образование снизилась на 8 процентов. Для
мужчин со средним образованием почасовая ставка сократилась на 13 процентов,
а те, кто не окончил даже сред-
[73] - Winslow Ch.D., Bramer W.L. FutureWork. Putting
Knowledge to Work in the Knowledge Economy. N.Y., 1994. P. 230.
[74] - См.: Galbraith James К. Created Unequal. P. 34-35.
[75] - См.: Lind М. The Next American Nation. The New
Nationalism and the Fourth American Revolution. N.Y., 1995. P. 201
нюю школу, потеряли 18 процентов заработка" [76]. Отмечается
также, что "в 1979 году недавние выпускники высших учебных заведений
получали на 23 процента больше, чем окончившие среднюю школу... В 1989 году
подобная "надбавка" выросла до 43 процентов. Для лиц мужского пола более
старшего возраста она также увеличилась -- с 42 процентов в 1979 году до 65
процентов в 1989 году. Для женщин эта разница оказалась еще существеннее:
среди более молодых она увеличилась с 32 до 54 процентов, а среди женщин
постарше -- с 36 до 70 процентов" [77]. Основной удар пришелся по
тем группам трудящихся, которые составляют в рабочей силе США традиционные
меньшинства, и в первую очередь по афроамериканцам. После того впечатляющего
улучшения их материального положения, которое имело место в 60-е и первой
половине 70-х годов, это было особенно болезненно. Если в 1973 году разрыв в
оплате белого и чернокожего выпускников колледжа снизился до минимального
значения в 3,7 процента, то в 1989 году он возрос до 15,5 процента;
соответствующие данные для выпускников школ составили 10,3 и 16,7
процента[78]. Этот процесс развивался на фоне возрастающего
безразличия афроамериканцев к получению высшего образования: так, отношение
доли афроамериканцев, поступивших в колледж, к соответствующей доле
представителей белой расы увеличилось с 58 процентов в 1965 году до 79 в
1990-м; при этом, однако, такое же отношение для закончивших колледж
студентов оставалось практически неизменным, составляя 52-55
процентов[79]. Между тем в условиях, когда на протяжении всего
периода 1973-1997 годов заработная плата американцев, не получивших высшего
образования, стабильно снижалась (с 12,5 до 10,9 долл. в час в ценах 1997
года[80]), фактор низкой образованности представителей
национальных меньшинств стал одной из основных причин их катастрофического
материального положения. Согласно официальной статистике Министерства труда
США, к началу 90-х годов более половины афроамериканцев и лиц
латиноамериканского происхождения, не имевших высшего образования, получали
доход, не позволявший обеспечить существование семьи из четырех человек на
уровне, превышающем черту бедности[81].
[76] - Fischer C.S., HoutM., Jankowski M.S., Lucas S.R.,
Swidler A., Voss K. Inequality by Design. Cracking the Bell Curve Myth.
Princeton (NJ), 1996. P. 116.
[77] - Danyger S., Gottschalk P. America Unequal.
N.Y.-Cambridge (Ma.), 1995. P. 116-117.
[78] - См.: Madrick J. The End of Affluence. The Causes and
Consequences of America's Economic Dilemma. N.Y., 1995. P. 135.
[79] - См.: Thernstrom S., Themstrom A. America in Black and
White. One Nation, Indivisible. N.Y, 1997. P. 391.
[80] - См.: Mishel L, Bernstein J., Schmitt J. The State of
Working America 1998-99. Ithaca(N.Y.)-L., 1999. P. 156.
[81] - См.: Danyger S., Gottschalk P. America Unequal. P.
86.
Основным фактором расслоения по уровню доходов традиционно считается
изменение спроса и предложения на рынке высококвалифицированных кадров, в
значительной степени вызванное сокращением количества выпускников колледжей
в 80-е годы и резким повышением спроса со стороны наукоемких отраслей
промышленности[82]. Отмечаются также рост иностранной конкуренции
и некоторые другие факторы. Между тем в последнее время появляются и иные
точки зрения, согласно которым растущая бедность низкоквалифицированных
работников в США 70-х -80-х годов практически не связана с интеграцией
страны в мировое хозяйство (фактор глобализации экономических процессов
обусловливает в США не более одной пятой количественного нарастания
имущественного неравенства[83]); напротив, указывается, что
"наиболее серьезной проблемой, с которой сталкиваются малооплачиваемые
работники в Соединенных Штатах, является не конкуренция со стороны
иностранцев, а несоответствие между все более высокими требованиями,
предъявляемыми работодателями к персоналу, и уровнем квалификации, с которым
молодежь выходит на рынок труда" [84].
В конце 80-х годов в области расширения неравенства доходов возникла
новая ситуация. Рост спроса на квалифицированные кадры практически во всех
отраслях привел к тому, что профессиональная структура занятости перестала
быть основой для различий в заработной плате. Доходы средних представителей
группы "белых воротничков" впервые сравнялись с заработками "синих
воротничков", а затем стали им сильно уступать. Эта тенденция проявилась не
только в сфере массовых услуг, но и в четвертичном секторе. К концу 1997
года заработная плата среднего промышленного рабочего (13,62 долл. в час)
превысила доходы служащих в банковском бизнесе, страховании и сфере
риэлтерских операций (13,46 долл. в час) [85]. Напротив, носители
уникальных знаний и опыта в любой сфере общественного производства стали
получать доходы, несоизмеримые со средней оплатой персонала в той или иной
отрасли.
На этом этапе роль информационных работников в структуре общественного
производства стала обеспечивать дополнительные доходы фактически вне
зависимости от уровня спроса на высоко-
[82] - См.: Danuger S., Gottschalk P. America Unequal. P.
117.
[83] - См.: Taylor K.B. The Quest for Universal Capitalism
in the United States // Halal W.E., Taylor K.B. (Eds.) Twenty-First Century
Economics. Perspectives of Socioeconomics for a Changing World. N.Y., 1999.
P. 358.
[84] - Burtiess G., Lawrence R.Z., Litan R.E., Shapiro R.J.
Globaphobia. Confronting Fears about Open Trade. Wash., 1998. P. 8.
[85] - См.: Luttwak E. Turbo-Capitalism. Winners and Losers
in the Global Economy. L" 1998. P. 47.
квалифицированные кадры, получившие широкие возможности альтернативной
занятости. В новых условиях "некоторые весьма успешные компании начинались с
инвестиций всего в несколько долларов" [86]; именно к этому
периоду относится возникновение большинства столь известных сегодня
компьютерных корпораций. Соответственно и потребности в рабочей силе стали
выражаться не столько в количественных, сколько в качественных показателях.
Если в 1967 году в штате "Дженерал моторе" состояло 870 тыс. человек, то
самая высокооцениваемая корпорация сегодняшнего дня, "Майкрософт", имеет
персонал, не превышающий 20 тыс. человек; рыночная же оценка ее такова, что
удельная стоимость компании в расчете на одного занятого (включая
вспомогательный персонал) составляет около 15 млн. долл. Современная
ситуация уникальна также тем, что персонал двадцати наиболее быстрорастущих
высокотехнологичных компаний, включающих в себя таких лидеров бизнеса, как
"Майкрософт", "Интел", "Оракл", "Новелл", "Сан Майкросистемз", "Эппл",
"Сиско", "America-on-Line", и им подобных, капитализация которых составляет
более 1 триллиона долл., не превышал в 1995 году 128 тыс. человек, будучи
равным числу занятых в компании "Кодак" и оказываясь в шесть раз меньшим,
нежели в корпорации "Дженерал моторе" [87]. Кроме того, "сегодня
25 миллионов американцев работают в компаниях, состоящих лишь из одного
человека, ... если эта тенденция продолжится в течение еще двух десятков
лет, то в будущем каждый станет самостоятельной хозяйственной единицей,
работающей на самое себя, и наша страна превратится в государство
независимых индивидуальных работников" [88]. В такой ситуации
квалифицированный специалист или участник социальной группы, все чаще
рассматривающейся как "класс профессионалов", становится собственником того
интеллектуального капитала, который выше был назван нами основой нового типа
собственности, адекватного постэкономической эпохе, и получает новую степень
свободы. Однако вхождение в этот класс требует уже не просто диплома
колледжа, а высочайшей квалификации и богатого опыта. Именно представители
этой группы, которая начала формироваться в нынешнем ее виде с середины
80-х, и стали главными действующими лицами "революции интеллектуалов". Сам
же период после 1986/87 годов может быть назван вторым этапом
рассматриваемого революционного процесса.
[86] - Davidson J.D., Lord William Rees-Mogg. The Great
Reckoning. Protect Yourself in the Coming Depression. N.Y., 1993. P. 85.
[87] - См.: Luttwak E. Turbo-Capitalism. P. 79-80.
[88] - Kelly К. New Rules for the New Economy. Ten Radical
Strategies for a Connected World. N.Y, 1998. P. 102.
Революция интеллектуалов стала развиваться на основе нового качества
современного образования и нового отношения к нему среди американских
граждан, некоммерческих организаций и промышленных компаний. Как отмечал
Н.Гингрич, "обучение рассматривается [сегодня] как процесс, продолжающийся
всю жизнь. В различные ее периоды и на разных уровнях мастерства людям
необходимо будет изучать разные вещи, и общество в целом предоставляет все
возможности для продолжения образования" [89]. В результате
инвестиции в подготовку квалифицированных кадров растут и становятся весьма
высокодоходными. Роль данного явления в экономической жизни Запада столь
значительна, что целесообразно рассмотреть его более подробно.
Еще в 50-е и 60-е годы образование позволяло не только сделать хорошую
карьеру, но и обеспечить себе большие доходы. Как отмечал П.Дракер, обучение
в колледже, затраты на которое в этот период редко превышали 20 тыс. долл.,
"дает возможность дополнительно заработать 200 тыс. долл. в течение тридцати
лет после окончания учебного заведения, и не существует другой формы
вложения капитала, способной окупить себя в десятикратном размере, принося в
среднем 30 процентов годового дохода на протяжении тридцати лет"
[90]. Соответственно, если в 1940 году в США менее 15 процентов
выпускников школ в возрасте от 18 до 21 года поступали в колледжи и другие
высшие учебные заведения, то к середине 70-х этот показатель вырос почти до
50 процентов[91] . Между тем в 70-е и 80-е годы ситуация
изменилась весьма кардинальным образом. Затраты на получение образования,
необходимого для работы в высокотехнологичном производстве, сегодня в пять
раз превосходят все прочие расходы -- на питание, жилье, одежду и так далее,
-- осуществляемые до достижения будущим работником совершеннолетия. Более
того, эти затраты, составляющие не менее 100 тыс. долл., превосходят даже
среднюю стоимость производственных мощностей, на которых будущему
специалисту предстоит трудиться (около 80 тыс. долл.) [92].
Однако впечатляют и результаты обучения. Уже по оценкам 1992 года, работник
с дипломом колледжа мог заработать на протяжении всей своей карьеры на 600
тыс. долл. больше, чем специалист, получивший лишь среднее образование, а
разница ожидаемых доходов обладателя докторской степени и выпускника
колледжа достигала
[89] - Gingrich N. То Renew America. N.Y., 1995. Р. 157.
[90] - Drucker P.F. Landmarks of Tomorrow. P. 127-128, 128.
[91] - См.: Bell D. Sociological Journeys. Essays 1960-1980.
P. 153.
[92] - См.: Thurow L. Head to Head. The Coming Economic
Battle Among Japan, Europe and America. N.Y., 1993. P. 206.
1,6 млн. долл. [93] В результате разрыва ожидаемых доходов
выпускников школы и колледжа до более чем полутора раз[94] доля
молодых людей, поступающих в колледж непосредственно после окончания школы,
достигла в 1993 году 62 процентов[95]. Некоммерческие
организации, промышленные компании и государство стали уделять все большее
внимание подготовке кадров. Около 60 процентов расходов, направляемых на
социальные и образовательные цели, осуществлялось при этом через посредство
разного рода некоммерческих организаций[96]. Среди компаний,
выделявших на образовательные цели максимум средств, первое место
принадлежало, разумеется, высокотехнологичным корпорациям. В 1975 году был
создан университет компании "Интел" (Intel University) -- первое высшее
учебное заведение, целиком финансируемое промышленной
корпорацией[97]; сегодня их число в США превышает 30. Университет
компании "Моторола", основанный в 1981 году, имеет годовой бюджет в 120 млн.
долл., не считая тех 100 млн. долл., которые компания непосредственно тратит
на подготовку собственных кадров, получая при этом в течение трех лет доход
в 30 долл. на каждый доллар, вложенный в повышение квалификации
работников[98]. В "3Com", одной из ведущих компаний по обработке
данных, обнаруживающей темпы роста от 50 до 75 процентов в год, "примерно
половина сотрудников являются "кочующими", т.е. работающими одновременно в
других местах" [99]. Государство предоставляет студентам и лицам,
постоянно повышающим свою квалификацию, все новые и новые льготы. Так, в
послании президента Б.Клинтона о положении страны в 1997 году было
предложено ассигнование на нужды американских студентов 51 млрд. долл.
только в виде прямых грантов или сокращения налогов[100]. Таким
образом, в последнее десятилетие инвестиции в образование стали выгодным и
престижным способом вложения средств. И именно в конце 80-х и начале 90-х
годов стали наблюдаться явления, которые можно считать началом революции
интеллектуалов как таковой.
[93] - См.: Bronfenbrenner U., McClelland P., Wethington E.,
Moen Ph., CeciS.J., et al. The State of Americans. This Generation and the
Next. N.Y., 1996. P. 205-206.
[94] - См.: Thurow L.C. Economic Community and Social
Investment // Hesselbein F., Goldsmith M., Beckhard R., Schubert R.F. (Eds.)
The Community of the Future. San Francisco, 1998. P. 21.
[95] - См.: Mandel M.J. The High-Risk Society. P. 43
[96] - См.: Katz M.B. In the Shadow of the Poorhouse. P.
313.
[97] - См.: Yu A. Creating the Digital Future.