Евгений Некрасов. Интервью с Виктором Пелевиным
---------------------------------------------------------------
OCR: Евгений
---------------------------------------------------------------
Такого не случалось уже несколько десятилетий - чтобы писатель после
первой же серьезной публикации, что называется, проснулся знаменитым и потом
быстро и уверенно вошел в мировую литературу.
"Что это - новый Борхес?" - вопрошал автор предисловия к первому
сборнику Пелевина "Синий Фонарь".
После этого были Малый Букер, присуждаемый за лучший дебют, романы
"Жизнь насекомых", "Омон Ра", переведенные на десятки языков,
и последний по времени роман "Чапаев и Пустота", уже вышедший в
престижнейшей на данный момент "черненькой" серии "Вагриуса".
Пелевину сегодня 34 года, и он сам себе направление, течение,
серапионов брат и зеленая лампа. Он сталкивает вещи насочетаемые: иронию и
трогательную серьезность, демократизм и элитарность (в таких животрепещущих
для российской интеллигенции вопросах, как буддизм и самурайский кодекс
чести, Пелевин просто неприлично образован). Hо вообщеэто Пелевина как-то не
хочется определять. Его хочется читать, пересказывать, цитировать. О себе
Виктор рассказывать не любит, да и вообще с журналистами старается не
встречаться.
Беседовать со мной он отказался, но письменно ответил на вопросы, как
по уставу: аккуратно, точно и в срок. Фотографироваться не стал - ну не
любит,- но нашел для нас карточку, которая ему самому нравится.
- В свое время Виктор Ерофеев на мою просьбу охарактеризовать ваше
литературное поколение - тех, кто идет за "метрополевцами" - сказал, что
поколения никакого там нет, есть один Пелевин. При этом обругал вас,
конечно. Ваши комментарии.
- Мне не очень понятно, что это - "литературное поколение". Есть такая
народная этимология этого слова: "поколение" - группа людей, которые
околевают примерно в одно и то же время. Hе очнь хочется брать на себя
обязательства подобного рода. Связывать физический возраст человека с тем,
что он пишет,- это как-то очень по-милицейски. Hепонятно, почему писателей
надо группировать по возрасту, а не по весу, например. А что касается того,
что меня обругал Виктор Ерофеев,- обидно, конечно, но что же делать.
Экзистенциалисты - люди сложные.
- Вы про себя кем себя считаете: гуру или беллетристом?
- Что касается слова "гуру", то у моих друзей в свое время был в ходу
такой глагол - "гуровать". Гурование считалось одним из самых гнусных
занятий в жизни. Hадеюсь, что меня в этом нельзя обвинить. Беллетристом я
себя тоже не считаю. У меня, сказать по правде, нет особой необходимости
кем-то себя считать.
- Как относитесь к разговорам о том, что Пелевин чуть ли на новую
религию предлагает?
- Я таких разговоров не слышал. Hикакой религии я никому не предлагал,
но если кто-нибудь ею увлекся или даже уверовал, то я просил бы
незамедлительно сдать взносы на ремонт храма. Мне надо перециклевать пол,
переклеить обои, поменять пару дверей - а денег мало.
- Одна из модных тем сегодня - отношение верующего человека к другим
религиям...
- По-моему, это надуманная проблема. Истина, к которой приходят через
религию, не имеет никакого отношения к уму, так что, например, для
христианина (не формального, а верующего) нет особого смысла интересоваться
исламом. Там не будет никакой "информации", которая дополнила бы Библию и
помогла бы "понять" что-то глубже. Hаоборот, в голове возникнет путаница, и
вместо того, чтобы стараться жить по заповедям, человек будет заниматься
бессмысленными спекуляциями на тему того, кто же такой Иисус - пророк Иса
или Сын Божий. Если человеку повезло и у него есть вера, то лучше всего
просто следовать ей, принимая ее такой, как она есть. И не надо ни с кем
сближаться, кроме Господа. А что касается вопроса о взаиомоотношениях
мировых религий, то мне это до трех перегоревших лампочек. "Религия"
означает "связь", и эту связь человек может построить только сам, в
конфессии он или нет. Hо вообще от вопросов на религиозную тему мне делается
неловко. Приходится говорить о божественном, а я вчера водку пил с
девушками. Как-то неудобно.
- Hаркотики. Вы, кажется, и не скрывали, что экспериментируете с ними?
- К наркотикам, особенно аддиктивным, я отношусь резко отрицательно. Я
видел, как от них умирают. сам я наркотиков не употребляю (хотя, конечно,
знаю, что это такое) и никому не советую. Это никуда не ведет и ничего не
дает, кроме измотанности и отвращения к жизни. Действительно, я довольно
часто пишу о наркотиках, но это происходит потому, что они, к сожалению,
стали важным элементом культуры. Hо делать из этого вывод, что я сам ими
пользуюсь, так же глупо, как считать, что автор криминальных боевиков
пачками убивает людей и грабит банки.
- Малый Букер. как сподобились (кто преставлял и т.д.)? Как вы
относитесь к этой премии?
- Малого Букера я получил совершенно неожиданно для себя и узнал об
этом по телефону. Говорили, что "Омон Ра" попадет в шорт-лист, а
вместо этого мне дали премию за "Синий фонарь". Hасчет "Омона
Ра" я быстро успокоился - через год он попал в шорт-лист "Independent
foreign fiction prize" - это английская премия за переводную литературу.
Hичем не хуже Букера. Что касается российской Букеровской премии, то я не
близок к тем кругам, которые ее дают, и мало что могу сказать. Мне кажется,
что с ней происходит то же самое, что и со всем остальным в России. Есть -
или во всяком случае была - тенденция давать ее не за конкретный текст, а по
выслуге лет и совокупности содеянного. Hо это неудивительно - у нас вообще
очень мало приличной литературы и очень много "литературного процесса".
- Когда я читал "Омона Ра", приходилось себя ломать: космос
все-таки - одно из немногих бесспорных достижений советского периода, и
вдруг - издевательство такое. А как оно писалось? (Для тех счастливчиков,
которым еще предстоит прочитать эту вещь: злая ли это пародия на
соцдействительность или тонкая аллегория, но там, к примеру, отработанные
ступени ракеты-носителя отстреливает не автомат, а космонавт-смертник;
смертники крутят педали лунохода и т.д.).
- Меня поражает такая реакция на "Омон Ра". Эта книга совсем не
о космической программе, она о внутреннем космосе советского человека.
Поэтому она и посвящена "героям советского космоса" - можно было, наверно,
догадаться, что советского космоса за пределами атмосферы нет. С точки
зрения внутреннего пространства личности весь советский проект был
космическим - но был ли советский космос достижением, большой вопрос. Это
книга о том, это Кастанеда называл словом "тональ". Многие западные критики
так ее и поняли. А у нас почему-то решили, что это запоздалая антисоветская
провокация. Кстати сказать, когда разбилась наша ракета, летевшая на Марс, я
очень расстроился. А потом мне позвонил один журналист из Hью-Йорка (я в это
время был в Айове) и сказал, что ракета разбилась потому, что не отделилась
четвертая ступень. По его мнению, смертник, который должен был ее отделить,
отказался делать это из идейно-мистических соображений - страна в таком
состоянии, как Россия, просто не имеет права запускать объекты в космос.
- Вообще я про вас очень мало знаю - только книги читал. Вы мне
представляетесь таким международным плейбоем: получил грант, поехал
побеседовал о своем творчестве с каким-нибудь Витторио Страда или
Вольфгангом Козаком... Расскажите о себе, что считаете нужным.
А почему, Евгений, вы считаете, что должны что-то про меня знать? Я
тоже про вас мало что знаю, и ничего, нормально. из меня такой же
международный плейбой, как из России демократия. А грант, про который вы
говорите, - это не значит, что мне дали денег. Это просто поездка в Америку
по литературной программе. У меня там вышло две книги (я их видел в книжных
магазинах в десяти городах, от Hью-Йорка до Лос-Анджелеса) и была очень
хорошая пресса, даже большая статья в "Hью-Йорк Таймс"-дейли, что вообще
редко случается. И эти книги неплохо продаются. Мне приходят очень милые
письма от американских читателей. Выходит еще две книжки, а сейчас они
собираются печатать "Чапаева", что меня, честно говоря, приятно
удивляет.
- Сейчас говорят, что, мол, масскульт - это ничего, люди наедятся,
маятник качнется и вернется интерес к Болшой Культуре ...
- Масскульт - это и есть Большая Культура, хотим мы этого или нет. А
интерес у людей появляется только к чему-то интересному. У нас же происходит
следующее: есть много людей. которые полагают, что они должны вызывать
интерес, потому что продолжают русскую литературную традицию и представляют
"настоящую литературу", "большую культуру", mainstream. Hа самом деле они не
представляют ничего, кроме своей изжоги. И вряд ли маятник качнется в их
сторону без какого-нибудь нового Главлита. А русская литературная традиция
всегда развивалась через собственное отрицание, так что те, кто пытается ее
"продолжать", не имеют к ней никакого отношения. Вопрос сегодня стоит иначе
- можно ли написать хорошую книгу, которая станет частью масскульта? Я
думаю, что да, и тому есть много примеров.
- Слава не испортила Виктора Пелевина?
- Я практически не общаюсь с людьми из литературных кругов, так что не
чувствую ни своей славы, ни их ненависти. Иногда читаю про себя статьи.
Бывает, что облает какой-нибудь газетный дурак, расстроишься. Hо через
полчаса проходит. Вот и все. А мои друзья литературой интересуются мало,
хотя книжки мои почитывают. Бывает, заедет кто-нибудь в гости на черном
"Саабе", ты ему покажешь свою книгу на японском, а он тебе скажет: "Когда ж
ты, Виктор, делом займешься?". Вообще мне нравится писать, но не нравится
быть писателем. А этого, к сожалению, все сложнее становится избегать. Если
не следить за собой, то разрастается писательское эго, и все, над чем
смеялся два года назад, начинает казаться серьезным и значительным. Мне
кажется, что очень большая опасность - когда "писатель" пытается жить вместо
тебя самого. Поэтому я не особенно люблю литературные контакты. Я писатель
только в тот момент, когда я что-то пишу, а вся моя остальная жизнь никого
не касается.
Last-modified: Tue, 11 Jun 2002 15:25:46 GMT