в Ницце, получил пакет с двумя фотографиями "фрау доктор": одну - времен первой мировой войны, другую - снятую в самое последнее время. Показывая фотографии жене, он сказал, что нашел этот пакет в ящике для писем примерно в три часа дня, хотя в это время обычно почту не разносили. Кроме того, на конверте не было почтового штемпеля. На фото имелись какие-то надписи, которые Ладу пытался с лупой разобрать и расшифровать. Через несколько дней он заболел. Сначала предполагали простой грипп, но болезнь не отступала. В разговорах с врачом, старым другом семьи, Ладу признался, что считает себя отравленным по приказанию "фрау доктор", и повторил это в записке, адресованной еще одному из друзей. Майора перевезли в больницу. У него оказалось какое-то серьезное инфекционное заболевание, нужна была операция, а он уже слишком ослабел, чтобы ее успешно перенести. 20 апреля Ладу умер. Его вдова передала полученные фотографии одному из знакомых, занимавшему видный пост в префектуре парижской полиции. Тот обещал отправить фотографии на исследование специалистам, но, по-видимому, в это время в парижской полиции (добавим от себя, кишевшей профашистами и фашистами) повеяло другими ветрами. После настойчивых напоминаний мадам Ладу ей лишь выслали переснятые фото "фрау доктор" с разъяснением, что оригиналы переданы в архив. Мадам Ладу пыталась издать воспоминания мужа. Эта попытка, однако, тоже встретила прохладный прием у издателей, обычно жадных до сенсаций. Один литератор, рекомендованный ей, чтобы отредактировать "Мемуары", которые не успел обработать сам майор, сначала рьяно взялся за дело, но вскоре вернул мадам Ладу переданные ему материалы. Но не все. Не хватало какого-то очень важного отчета из Голландии, посланного помощником Ладу. Литератор объяснил, что совершенно не понимает, каким образом произошла пропажа документа. Что можно сказать об этом рассказе? На основе того, что нам известно, бросаются в глаза неточности. "Фрау доктор", как мы убедимся, не возвратилась на службу в немецкую разведку, и немилость со стороны нацистских властей, очевидно, не была мнимой. Но эта немилость пришла позже, после "ночи длинных ножей" в июне 1934 г. Германская разведка поэтому вполне могла воспользоваться именем "фрау доктор", начиная свою игру с Ладу. Но были ли у нацистов для этого серьезные основания? Вряд ли речь могла здесь идти просто о мести. У немецкой разведки имелось много других объектов для мщения и помимо отставного офицера Второго бюро. Основание могло быть только в одном случае - если Ладу знал что-то важное о германских агентах, которые оставались не разоблаченными в годы первой мировой войны 'и которых гитлеровская разведка пыталась пустить снова в дело. Обстоятельства, связанные с похищением документа, наводят как будто на эту мысль. Но не было ли оно в значительной степени плодом воображения или, вернее, попыткой издателей "Мемуаров" создать побольше шума вокруг книги? Не очень правдоподобно, чтобы Ладу имел какие-то материалы, неизвестные другим руководителям Второго бюро, и чтобы немцы знали о нахождении этих документов в руках Ладу. Впрочем, во французском Втором бюро в годы, предшествовавшие второй мировой войне, происходило много подозрительных дел, и истории, казавшиеся явным вымыслом, оказывались горькой правдой. Как бы то ни было, а обстоятельства смерти майора Ладу все еще принадлежат к числу многих неразгаданных загадок секретной войны. Потерянного не вернешь Немецкая разведка всю войну прилагала отчаянные усилия, чтобы восстановить свою разведывательную организацию, которая была одним ударом разгромлена англичанами в августе 1914 г. Но добраться до военных секретов коварного Альбиона оказалось трудным делом. В первые месяцы 1915 г. английская почтовая цензура перехватила несколько писем, адресованных фирме "Диркс и Кo" в голландском городе Роттердаме. Английская контрразведка еще ранее установила, что под маской этой голландской фирмы скрывается "почтовый ящик", в задачу которого входила пересылка шпионских донесений в Германию. Внешне письма были невинного содержания, однако невидимыми чернилами в них сообщались некоторые сведения, заставлявшие предполагать, что автор их близок к овладению важными военными секретами. Письма опускались в разные почтовые ящики, так что не было возможности определить местожительство их отправителя. Английская контрразведка решила подменять письма, посылавшиеся на адрес "Диркс и Кo", снабжая немцев фальшивой информацией. Но как было обнаружить самого шпиона? В письмах он непрерывно требовал денег. Возникла надежда, что его удастся поймать, когда ему будет заплачено за собранные сведения. Однако шпион был обнаружен еще до этого времени. В очередном письме, на марке которого стоял штемпель почтового отделения города Дептфорда, сообщалось, что "Ц" уехал в Ньюкасл, и предлагалось сообщить о "201". Что означало это число? Кто-то высказал предположение, что это номер дома, где находится "почтовый ящик" шпиона. Запрос в Дептфорд позволил установить, что здание под номером 201 имеется только на улице Хай-стрит. В нем была расположена булочная, владельцем которой был натурализовавшийся в Англии немец Петер Ган. При обыске у него нашли в потушенной печи коробку со всеми материалами для тайнописи и конверты, схожие с теми, в которых отправлялись письма к "Диркс и Кo". Ган отказался объяснить происхождение этой коробки и заявил, что ему ничего не известно о "Ц" и "201". Не больше могла сообщить полиции и жена Гана, явно не посвященная в секреты мужа. Зато опрос соседей сразу дал важные результаты. Выяснилось, что Ган, разорившийся в 1913 г., вскоре снова открыл пекарню, хотя никому не удалось узнать, откуда он добыл деньги. Это подтверждало причастность Гана к шпионажу, впрочем, и без того уже ясную. Важнее были показания одной жившей поблизости женщины, что к Гану часто заходил высокий, хорошо одетый иностранец, кажется, по фамилии Миллер. Начались поиски по гостиницам этого иностранца. В одном из пансионатов, как выяснилось, проживал русский подданный Карл Фридрих Миллер. Хозяйка пансионата сообщила, что ее постоялец уехал в Ньюкасл. Это вполне совпадало с сообщением в письме о поездке в этот город таинственного "Ц". Ныокаслская полиция быстро нашла и арестовала Миллера, который был доставлен в Лондон. В его вещах было обнаружено неотправленное письмо к "Диркс и Кo". Миллер, вначале отрицавший свое знакомство с Ганом, вскоре во всем сознался. Этот 50-летний немец из Латвии собирал информацию через женщин, за которыми ухаживал, и мужчин, которым обещал участие в выгодных делах. Миллер был расстрелян, Ган получил семь лет каторжной тюрьмы. Однако сообщение о казни Миллера в лондонском Тауэре не появилось в английских газетах. В течение трех месяцев после расстрела шпиона английская контрразведка продолжала от его имени снабжать немцев фальшивой информацией и получать даже за это солидную плату от фирмы "Диркс и Кo". Только после того как сестра Миллера, жившая в Бельгии, узнала о смерти брата, известие об этом дошло и до немецкой разведки. Другой попыткой восполнить провал германской шпионской сети в начале войны была посылка в Англию офицера запаса Карла Лоди. Он работал гидом на пароходной линии, связывавшей Германию с атлантическими портами США, и бегло говорил по-английски. Но Лоди не был опытным разведчиком. Прибыв в Англию с американским паспортом, он стал действовать почти открыто. Первая же его телеграмма в Швецию, написанная по-немецки, возбудила подозрения, и с тех пор с него не спускали глаз во время его поездок по портовым городам и местам сосредоточения войск. После того как намерения Лоди были полностью выяснены, он был арестован в Ирландии, доставлен в Лондон и в ноябре 1915 г. казнен в Тауэре. (В первые годы войны английское правительство настаивало на проведении публичных процессов над пойманными шпионами, сообщало о смертных приговорах и приведении их в исполнение. Таким образом под предлогом сохранения "законной процедуры" оно пыталось оказать устрашающее воздействие на вражеских агентов. Однако позднее по настоянию контрразведки сведения о поимке неприятельских шпионов исчезли, чтобы можно было от их имени посылать донесения в Берлин.) Кроме Лоди несколько других, столь же слабо подготовленных или непригодных для разведывательной работы немецких агентов были без особого труда выловлены английскими властями. Часть их была завербована среди немецких эмигрантов в Южной Америке. Некто Фернандо Бушман обратился к той же фирме "Диркс и Кo" с просьбой о высылке денег по указанному им адресу. По адресу явилась полиция, и в сентябре 1915 г. шпион был осужден на смертную казнь. Другой немецкий разведчик - Роберт Розенталь был арестован в результате... ошибки датского почтового чиновника. Из Копенгагена было отправлено донесение в Берлин о том, что в Англию посылается немецкий агент под видом представителя датской торговой фирмы, продававшей газовые рожки. Датская почта отослала донесение в Лондон. Впрочем, пока письмо достигло английской контрразведки, прошло несколько недель, и о шпионе было известно лишь, что он торгует газовыми рожками. Тем не менее поймать его удалось очень быстро. Были поставлены под особый контроль списки желавших покинуть Англию, и через некоторое время Ньюкасл сообщил, что после поездки в Шотландию собирается отбыть в Копенгаген некий Роберт Розенталь, торговец газовыми рожками. Розенталь пытался все отрицать, но ему предложили написать несколько строк, и выяснилось, что его почерк полностью идентичен почерку попавшего не по адресу донесения из Копенгагена в Берлин. Начиная с 1916 г. немцы пытались вербовать себе на службу иностранных корреспондентов американских газет и посылать их с поручениями в Англию. Об этом англичане подробно узнали от арестованного ими американца Джорджа Бокса Бэкона. Однако, как правило, немцам не удавалось достаточно хорошо замаскировать своих агентов. Их выдавали и адреса "почтовых ящиков" в Голландии, известные английской контрразведке, и неумение правдоподобно объяснить происхождение получаемых ими денег, а порой даже размеры переводимых им по телеграфу сумм (педантичное немецкое начальство обычно высылало одну и ту же сумму своим агентам на предварительные расходы, и получение такого хорошо известного англичанам аванса уже само по себе было серьезной уликой). Вероятно, главной причиной успеха английской контрразведки было знание адресов в нейтральных странах, по которым шпионы направляли свои донесения. Одним из не совсем обычных, хотя тоже неудачливых германских агентов был голландец Лео Паккард. Он являлся руководителем цирковой труппы карликов, разъезжавшей накануне войны по различным районам Англии. Уже тогда было замечено, что труппа, пренебрегая крупными городами, обращает особое внимание на военные гавани и места, находившиеся поблизости от военных лагерей. Частые поездки Паккарда в Голландию еще можно было объяснить профессиональными соображениями - необходимостью обновлять его своеобразную труппу. Но вряд ли владельцу бродячего цирка было необходимо встречаться с одним из заправил германского шпионажа - Штейнгауэром. А эти встречи происходили без достаточного соблюдения мер предосторожности, и одну из них имели возможность в Роттердаме наблюдать английские агенты. За несколько недель до войны цирк Паккарда давал представление в одном военном лагере. Вскоре после представления была обнаружена пропажа секретных документов. Подозрение пало на ассистентку оборотистого голландца карлицу Марию, но против нее не было явных улик. В начале войны Паккард ликвидировал свое цирковое предприятие и стал директором театра в Лондоне. А потом еще раз сменил ремесло и начал заниматься экспортом и импортом кинофильмов. При этом Паккард пытался отправить значительное количество кинопленки по одному подозрительному адресу в Голландии, однако, конечно, не получил экспортной лицензии. За Паккардом было установлено тайное наблюдение. Его заметили хвастающим большими деньгами, которые он зарабатывает, несмотря на попытки помешать его торговле с Голландией. Была перехвачена его переписка с немецким "почтовым ящиком" в Голландии. Хотя Паккард не сообщал ничего запрещенного для разглашения, в ответном письме ему рекомендовалось попытать счастья в прибрежных городах Англии. Паккард был арестован. На первом же допросе он выразил готовность предать своих немецких хозяев и отныне работать на Англию. Выудив из потока лжи, в который вылились показания Паккарда, достаточно полезные для себя сведения, английская контрразведка передала голландца судебным органам. Он был присужден к пожизненным каторжным работам, но после войны очутился на свободе и долгое время печатал статьи о своих, разумеется, вымышленных подвигах. Немцы редко направляли в Англию агентов-женщин, главным образом из-за трудностей, связанных с разработкой правдоподобных легенд, которые позволили бы им побывать в военное время на Британских островах. Однако и те немногие немецкие шпионки, которых все же удавалось забросить в Англию, оказывались неподходящими для предназначенной им роли. ...Осенью 1915 г. в Англию прибыла 40-летняя шведская подданная Ева Бурновиль. Ее предки были выходцами из Франции, чем и объяснялась ее по-французски звучавшая фамилия. Она была агентом немецкой разведки. До этого Ева Бурновиль перепробовала много профессий - была актрисой, гувернанткой в аристократических семьях, медицинской сестрой, а одно время даже секретарем посольства. Она свободно говорила на шести языках. Ева Бурновиль приехала в Англию формально для лечения. Одна знакомая шотландка рекомендовала ее своим приятелям, жившим в Хекни, на севере Лондона. Ева завязала связи с этой семьей, но своей неумеренной любознательностью возбудила подозрение. В частности, шведка донимала своих лондонских знакомых расспросами о численности и расположении орудий противовоздушной обороны, о результатах налетов "цеппелинов". Ева Бурновиль также просила помочь устроиться на работу в "шведскую" секцию почтовой цензуры, но никто не решился дать ей рекомендацию. Часто меняя гостиницы, Ева Бурновиль продолжала свои расспросы у прислуги и даже у офицеров, встреченных ею в отелях. Другой немецкий шпион, работавший английским цензором, - Зильбер (о нем речь пойдет ниже) со всякими предосторожностями довел до сведения Евы Бурновиль, что она таким путем лишь привлекает внимание английской контрразведки. Ева Бурновиль посылала свои донесения на имя некоей "госпожи Фольштрем". Английская цензура быстро распознала, что наряду с невинным "отрытым" текстом имелись строки, написанные симпатическими чернилами. Разумеется, ни одно письмо - хотя сведения, сообщаемые в них, и не представляли особой ценности - не покинуло английских берегов. После этого британская контрразведка занялась поисками адресата. В одном из писем был указан обратный адрес: Лондон, отель на Берфордской площади. В этой гостинице проживало более 30 человек. Чтобы установить, кто именно из них является немецким агентом, в отель был направлен агент контрразведки. Представившись артиллерийским офицером, он стал нашептывать постояльцам, которые вызвали его подозрение, самые невероятные истории о новом военном снаряжении. На другой день почтовая цензура задержала письмо в Копенгаген с точным пересказом одной такой истории. Контрразведчик знал, кому он сообщил эту басню. 15 ноября 1915 г. немецкая шпионка была арестована. Суд приговорил ее к смертной казни, замененной пожизненной каторгой. В 1922 г. Еву Бурновиль выслали в Швецию. Еще менее ценным агентом оказалась немка Елизавета Вертгейм. Она вышла замуж за немца, натурализовавшегося в Англии, и таким образом стала британской подданной. Разведясь с мужем, Елизавета имела достаточно средств для безбедной жизни. Это была грубая болтливая особа, носившая кричаще яркие костюмы и производившая отталкивающее впечатление своей вульгарностью и нахальством. Однако именно на эту даму обратил внимание путешествовавший богатый американец Реджинальд Роланд. Необычная парочка совершала поездки по стране, тратила много денег и... посылала подозрительные письма в Голландию, которые и привлекли к Вертгейм и Роланду внимание контрразведки. Елизавета приставала к знакомым офицерам, стремясь выудить сведения военного характера. Ее вопросы были настолько навязчивыми, что Скотланд-Ярд вскоре же был уведомлен о столь настойчивом любопытстве. Елизавета Вертгейм и ее спутник были арестованы. Роланд предъявил американский паспорт, который оказался фальшивым. Призванный для экспертизы секретарь американского посольства установил, что изображенный на паспорте орел был скопирован очень неискусно: у царя пернатых были вывернуты лапы и недоставало пера в хвосте. Печать на фотографии была другого химического состава, чем тот, который употреблялся в американских учреждениях, выдававших паспорта. После недолгого запирательства Реджинальд Роланд сознался, что его действительная фамилия Георг Бреков и что он родом из Штеттина. Почему Брекова, сына фабриканта роялей и музыканта по специальности, сочли особо подходящим человеком для занятия военным и морским шпионажем, осталось тайной германской разведки. Вероятно, подкупило то обстоятельство, что Бреков с 1908 г. жил в Америке и отлично владел английским языком. Из Америки Бреков был направлен в Антверпен, откуда его после обучения в шпионской школе через Голландию перебросили в Англию. Цензурный бумеранг Всемирно известный английский писатель Сомерсет Моэм в годы первой мировой войны пополнил список представителей литературного мира, сотрудничавших с британской разведкой. В сборнике рассказов "Ашенден, или Британский агент" (1928 г.), носивших явно автобиографический характер, повествуется о том, как Ашендену, представившемуся в Швейцарии работником британской военной цензуры, удалось расставить ловушку одному англичанину, женатому на немке и ставшему агентом германской секретной службы. Ашенден ловко предложил ему свою рекомендацию для поступления на службу в английскую цензуру, немецкий агент не устоял перед соблазном - отправился через Францию в Англию и был схвачен союзной контрразведкой. Этот рассказ не был очень далек от действительности. Во время войны как раз в английскую почтовую цензуру пробрался один из немецких разведчиков, годами пересылавший много ценной информации в Берлин. В большинстве случаев английская контрразведка успешно справлялась с ловлей немецких шпионов. Но она потерпела полное поражение, когда дело коснулось наиболее опытного и опасного из них. Скотланд-Ярд всю войну даже и не подозревал о существовании этого германского разведчика, пробравшегося в британскую контрразведку, а точнее - в почтовую цензуру. История этого агента, П. Зильбера, служит любопытным примером использования шпионами контрразведывательных органов противника. Еще в детстве эмигрировавший из Германии в Южную Америку Зильбер принял участие в англо-бурской войне 1899-1902 гг. в качестве офицера английской армии и даже попал на некоторое время в Индию, а позднее перебрался в США. Сам Зильбер утверждал, что только начало мировой войны побудило его принять решение стать германским шпионом в Англии. Однако его действия обличают в нем опытного, бывалого разведчика. Чтобы не получать иностранный паспорт, в котором была бы указана его национальность, Зильбер перебрался в Канаду. Уезжая оттуда в Англию, Зильбер сохранил свою подлинную фамилию, но объявил, что родился в канадской провинции Квебек. Сделал он это с целью использовать сохранившиеся у него бумаги о службе в английской армии. В них была указана фамилия Зильбера, но нигде не упоминалась его национальность. Помимо этих документов Зильберу очень помогли фотографии, на которых он был снят в кругу английских офицеров одного из гарнизонов в Индии. Именно они помогли преодолеть известные подозрения, которые вызвал приехавший в Англию без паспорта канадец. В Лондоне Зильбер сразу же предложил свои услуги военной цензуре. Опять в ход пошли документы и фотографии. Сыграло свою роль и то обстоятельство, что он работал в органах военной цензуры еще в годы англо-бурской войны. Зильбера приняли на работу и предложили заполнить весьма длинные анкеты. Несколько недель прошло в напряженном ожидании. Достаточно было английской контрразведке навести справки в Канаде или в тех местах, где Зильбер проходил службу в английской армии, и обман был бы раскрыт. Обычно чиновники Скотланд-Ярда тщательно проверяли сведения, сообщавшиеся в анкетах. Но на этот раз хваленая английская секретная служба дала осечку. Зильбера вызвали в Солсбери-хауз - огромное здание, где временно размещалась военная цензура. Полковник, принимавший его на работу, долгое время служил в англо-индийской армии. Нашлись общие знакомые, и последние признаки недоверия отпали. Правда, английская контрразведка не окончательно прекратила проверку. Через несколько месяцев после поступления Зильбера на службу рядом с его квартирой поселилась молодая женщина, довольно ловко завязавшая с ним знакомство. Но шпион уже был настороже. Она вскоре исчезла без предупреждения, а Зильбер нашел свои вещи тщательно просмотренными. Конечно, в них ничего подозрительного не было обнаружено. Вероятно, у английской контрразведки не было никаких серьезных оснований подозревать Зильбера. Настораживала только его немецкая фамилия, она не раз побуждала чиновников военной цензуры устраивать ему под видом дружеских разговоров скрытые экзамены. Но разведчик научился выходить сухим из воды. Зильберу удавалось извлекать массу полезных сведений из проходившей через его руки переписки. Но не меньшее значение имело для немецкой разведки то, что Зильбер в качестве цензора получил возможность сообщать те адреса в нейтральных странах, которые привлекали внимание англичан. После этого Берлин мог менять "провалившиеся" адреса на новые, затрудняя выявление немецкой агентуры в Англии. Зильбер разработал довольно простую систему доставки своих донесений в Германию. Сняв три квартиры в Лондоне, он посылал туда письма в конвертах с прозрачным окошком для адреса. В них обычно содержались вырезки из газет, а марки были достаточной стоимости для пересылки письма за границу. Таким образом Зильбер приобретал необходимый ему почтовый штемпель на марки с определенной датой. На работе он вкладывал в конверт свое очередное донесение, писал нейтральный адрес и ставил штамп контролера - письмо теперь ничем с виду не отличалось от других прошедших военную цензуру. Вскоре Зильбер получил повышение и был командирован в созданный в Ливерпуле отдел военной цензуры, который должен был проверять всю переписку с Северной и Южной Америкой. В Ливерпуле Зильбер занял независимое положение и поэтому мог еще более широко снабжать информацией германскую разведку. Ему уже в Лондоне не хватало времени на переписывание интересных сведений, и он стал прибегать к фотографированию важных документов на микропленку. Любопытно, что Зильбер пересылал немецкой разведке в числе других материалов также донесения... американской шпионки в Англии. Это была ирландка, имевшая большие связи в английских чиновничьих кругах. Цензура давно обратила внимание на письма "Молли" (как она подписывала свои корреспонденции), снимала с них копии, но не трогала их автора. Вероятно, англичане не считали опасной утечку подобной информации в США. Конечно, позиция английской контрразведки сразу же изменилась бы, если бы она знала, что копии с донесений "Молли" аккуратно доставлялись и в Берлин. Работа в Ливерпуле имела для Зильбера одно существенное неудобство: она отрезала его от связи с европейскими нейтральными государствами, поскольку корреспонденция шла через Лондон. Поэтому шпион довольно часто ездил в столицу, заходил по-прежнему в здание военной цензуры и во время дружеских разговоров ловко подсовывал свои конверты в груду писем, уже пропущенных цензорами. Другой способ пересылки информации, использованный Зильбером, был основан на том, что цензура лишь бегло просматривала или вообще оставляла без просмотра поток траурных извещений - английская армия несла большие потери на Западном фронте. Техника дела была простой. На фотографической бумаге размером с почтовую открытку Зильбер печатал, но не проявлял шпионские донесения. Потом на этой же бумаге писалось извещение о смерти кого-либо, обычно вымышленного. Бумага тщательно запечатывалась в толстый конверт с траурным ободком и подписывалась каким-либо уменьшительным именем, подчеркивавшим доверительный, личный характер письма (допустим, Полли). После этого пакет, а также небольшое письмо, в котором просили подготовить "Полли" к трагическому известию, запечатывались еще в один конверт большого формата. Цензор обычно вскрывал большой конверт, но не трогал внутреннего. Однако даже если у цензора возникли бы подозрения и он распечатал бы внутренний пакет, фотобумага была бы засвечена и тем самым уничтожены все следы шпионского донесения. Помимо многих важных донесений политического характера Зильберу удавалось передавать массу чисто военных сведений: о формировании воинских частей, передвижении войск. Он переслал строго секретное новое издание справочника Ллойда, который был чрезвычайно необходим немецким подводным лодкам. Немецкий шпион сумел известить Берлин о постройке англичанами судов-ловушек (замаскированных под торговые суда военных кораблей). После вступления в войну США затруднения в пересылке информации в Германию резко возросли. Зильбер попытался отправлять письма с курьерами, которых присылала немецкая разведка, но почти все они попали в руки англичан. Одним из удачных случаев была передача еще в 1915 г. корреспонденции с одной немкой, интернированной в начале войны в Англии и высланной позднее в Германию. На пограничной станции немецкий офицер потребовал от нее сообщить, не везет ли она каких-либо секретных известий. Немка получила строгую инструкцию передать сведения только в разведывательное бюро в Берлине. Она ответила отрицательно. Это спасло Зильбера, так как допрашивавший женщину офицер был в действительности английским шпионом. Как ни ценна была сама по себе информация Зильбера, он никак не мог - да и не ставил себе такой задачи - помешать работе английской цензуры. А между тем ей, как это установил и Зильбер, удалось в годы войны не только собрать чрезвычайно важные материалы, использованные для экономического давления на нейтральные страны и стягивания петли блокады вокруг Германии, но и решить ряд других задач, в том числе и борьбы с немецким шпионажем. Здесь Зильбер мог отводить только некоторые из ударов. К тому же его информация нередко запаздывала из-за медленной доставки в Берлин и от этого теряла значительную часть своей ценности. Из осторожности Зильбер покупал пленку и фотобумагу в разных магазинах. Чтобы усыпить недоверие хозяек квартир, он сознательно оставлял на столе билеты в театры и на концерты, пытаясь таким образом объяснить свои частые отлучки по вечерам. Один сосед все же его заподозрил, но, когда он сообщил о своих сомнениях в полицию, его вежливо выпроводили за дверь. Несколько раз Зильберу казалось, что он раскрыт, но это неизменно было ложной тревогой. Когда разведчик считал, что его вызывают к начальству для разоблачения и ареста, ему сообщали об очередном повышении в должности. Самое сложное было избегнуть регистрации, проводившейся в связи с введением воинской повинности. При регистрации требовалась метрика, а Зильбер не мог ни представить таковую, ни получить копию со своей мнимой родины - Канады. Обстановка стала настолько серьезной, что шпион несколько раз хотел покинуть Англию, но это оказалось еще более трудным делом. Тем не менее он сумел постоянно оттягивать представление документов и благополучно проработать в военной цензуре вплоть до конца войны. Как уже упоминалось, в самом начале войны британской контрразведке, возглавлявшейся В. Келлом, удалось ликвидировать немногочисленную и плохо законспирированную германскую шпионскую сеть. Последующие попытки засылать агентов в Англию также, как правило, не приводили к успеху и постепенно совсем сошли на нет. Однако если удавалось вылавливать реальных неприятельских лазутчиков, то, естественно, подобных успехов не удавалось достигнуть в отношении тысяч шпионов, являвшихся плодом фантазии романистов и ультрапатриотов. В годы войны известный нам Уильям Леке и другие продолжали раздувать пламя шпиономании. Газета "Тайме", например, осенью 1914 г. писала: "Немцы, видимо, превратились в расу шпионов". Нередко "охота за шпионами" приобретала гротескную форму. Так, депутат английского парламента Н. Пембертон Биллинг объявил, что немцы на протяжении 20 лет готовили мощное оружие шантажа - была составлена "черная книга", содержащая сведения о 47 тыс. гомосексуалистов, лиц, подверженных различным извращениям, причем многие из них, как указывалось, занимали и продолжают занимать высшие государственные посты. Одна из походя упомянутых Пембертоном Биллингом жриц порока, балерина М. Аллен, и режиссер ее спектаклей Д. Гейн возбудили против него дело о клевете. Суд состоялся в мае 1918 г. Вызванная по просьбе ответчика свидетельница, некая миссис Вильерс Стюарт (через несколько месяцев она была осуждена за двоемужие), пояснила, что, как ей доподлинно известно, в "черную книгу" внесены бывший премьер-министр Г. Асквит, его супруга, лорд Холдейн и даже верховный судья лорд Дарлинг, который вел процесс, не говоря уж о главном адвокате истицы Хьюме Уильямсе. Пембертон Биллинг был оправдан присяжными и встречен как герой восторженной толпой, собравшейся у здания суда... "Сигары" и код Одной из главных задач, которые пыталось решить германское командование, было прекращение снабжения армий Антанты из нейтральных - до весны 1917 г. - Соединенных Штатов Америки. Использовались все возможные методы - от газетной кампании против нарушения нейтралитета (американская пресса быстро ответила контркампанией, объявляя поставки вполне законной торговлей) и до предложения разрешить США неограниченный ввоз продовольствия в Бельгию в обмен на прекращение продажи снаряжения Антанте. Но американские "филантропы", громко стенавшие по поводу германских жестокостей в Бельгии, сразу же забили отбой, когда им стали навязывать сделку, подрывавшую прибыли военных монополий. Подводные лодки также не могли в это время воспрепятствовать потоку военных поставок. Оставалось одно средство - диверсии в американских портах. В Берлине надеялись, что при широко поставленной диверсионной "работе" можно будет если не прекратить, то чрезвычайно затруднить переправку через океан американского вооружения. В марте 1915 г. на норвежский пароход, отправлявшийся из Осло в Нью-Йорк, сел пассажир, по паспорту значившийся швейцарцем Эмилем Гаше. Под этим именем скрывался германский морской офицер Франц Ринтелен, которому и была поручена "деликатная" миссия в США. Фамилия Гаше была выбрана не случайно. Это была девичья фамилия одной швейцарки, вышедшей замуж за немецкого офицера. Она сообщила Ринтелену все необходимые сведения о своей семье, чтобы он мог с успехом сыграть свою роль. Действительно, швейцарский коммерсант не вызвал никаких подозрений у английских офицеров, производивших осмотр нейтральных судов, и благополучно прибыл в Нью-Йорк. Ринтелен привез с собой особо секретный шифр, который передал германскому военному атташе фон Папену (впоследствии германскому канцлеру и гитлеровскому дипломату-разведчику) и морскому атташе Бой-Эду. Ринтелену было нетрудно пустить корни в Нью-Йорке. Ему оказали прямое содействие судовладельцы и промышленники - выходцы из Германии. В его распоряжении было также значительное число моряков германского торгового флота, которых война застала в США и которые были отрезаны английской блокадой от Германии. С помощью некоего Макса Вейзера Ринтелен быстро основал торговый дом "Э. В. Гиббонс и Кo". Под прикрытием вывески этой экспортно-импортной конторы он и начал действовать. Немец-химик доктор Шеле предложил его вниманию свое новое изобретение. Это была свинцовая трубка с медным диском посередине. Обе части трубки, разделенные диском, наполнялись пикриновой и серной кислотами, которые при соединении воспламенялись. Регулируя толщину медного диска - только после того как он разъедался кислотами, происходило воспламенение, - можно было заранее рассчитать момент начала пожара. С помощью знакомых моряков Ринтелен стал закладывать "сигары" из свинца в корабли, перевозившие военное снаряжение. "Сигары", сгорая, не оставляли следов, и долгое время трудно было определить причины участившихся пожаров на американских грузовых судах, шедших в Европу. Ринтелен уведомил своих начальников, что, по сведениям его американской агентуры, англичане раскрыли немецкий код. Однако в Берлине не вняли этому предупреждению и продолжали использовать прежний шифр. Английские контрразведчики могли теперь без труда читать все немецкие телеграммы. Наиболее драматичным эпизодом, связанным с этим, была расшифровка телеграммы германского министра иностранных дел Циммермана немецкому посланнику в Мексике. В ней ему предписывалось обратиться к мексиканскому президенту с предложением вступить на стороне Германии в войну против США и побудить Японию изменить Антанте, перейдя на сторону держав Тройственного союза. Трудно представить себе более абсурдное предложение в конкретной обстановке тех лет. Еще более нелепым было посылать подобное предложение телеграфом, пусть в зашифрованном виде. Американский президент Вильсон и его правительство первоначально даже не поверили в подлинность телеграммы, которую им переслал из Лондона американский посол У. X. Пейдж. Телеграмма, однако, шла через Вашингтон: немецкий посол в США Бернсторф протелеграфировал ее текст посланнику в Мексике фон Экхардту. На почте в Вашингтоне сохранилась копия этого документа. Английские дешифровалыцики в присутствии американского посла прочли текст, пересланный в Лондон из Вашингтона. К тому же английская разведка вскоре расшифровала и передала американскому правительству ряд других инструкций из Берлина, развивавших и уточнявших депешу министра. Сомнений больше быть не могло! Конечно, не телеграмма в Мексику определила решение Вильсона объявить войну Германии, как это утверждают многие буржуазные историки и дипломаты. К участию в первой мировой войне американский империализм влекли его собственные широкие захватнические планы. Однако для оправдания в глазах общественного мнения вступления США в войну неловкость Циммермана сыграла немалую роль. Существовали (помимо явно вымышленных) три версии того, каким образом английская разведка добыла германский дипломатический код. Немцы утверждали, что этот код передал англичанам молодой австрийский радиоинженер Александр Сцек. Он имел доступ в помещение для радиопередач в Брюсселе. Из этого помещения, находившегося в доме немецкого генерал-губернатора, отправлялись правительственные радиограммы немецким дипломатам за границей. Мать Сцека была англичанкой. По немецкой версии, Сцек, которому была обещана крупная сумма денег, бежал в Англию с шифром. Все следы Сцека были потеряны. После войны его отец пытался производить розыски, но английская разведка категорически отказалась сообщить какие-либо сведения, могущие пролить свет на судьбу Сцека. Возможно, его "убрали" с целью гарантировать сохранение тайны: слишком многое зависело от того, чтобы к немцам не проникло ни малейшей вести, которая заставила бы их заподозрить истину {Английский разведчик Г. Ландау утверждал, что Сцек был схвачен немцами на голландской границе и расстрелян как дезертир. Сопровождавший его английский агент добрался до Голландии с копией кода, которую снял Сцек.}. У. Черчилль в книге "Мировой кризис" излагает официальную британскую версию. Согласно ей, книги шифров были извлечены русскими водолазами, обследовавшими германский крейсер "Магдебург", который 25 августа 1914 г. потерпел крушение в Балтийском море. Наткнувшись на подводные камни, крейсер под обстрелом русских кораблей не сумел сняться с мели и был затоплен своей командой. Книги шифров лежали за пазухой у одного погибшего немецкого унтер-офицера, тщетно пытавшегося спастись во время катастрофы. Русское командование приняло все меры, чтобы немцы не узнали о ценной добыче, извлеченной из моря. Водолазам, обследовавшим "Магдебург", был объявлен выговор за нерадивую работу. О том, что шифры оказались в руках русских, не догадались даже капитан "Магдебурга" и часть команды, взятые в плен. Получив сообщение об этом от русского морского атташе, британское адмиралтейство немедленно послало за шифрами в Архангельск военный корабль. В октябре они были доставлены в Лондон. Правда, код являлся лишь одним из средств, использовавшихся для сохранения тайны радиопередач. Тем не менее английским экспертам в начале ноября 1914 г. уже удалось добиться расшифровки радиограмм, посылавшихся германским правительством и военным командованием. Наконец, английский разведчик Э. Вудхолл сообщает третью версию, утверждая, что был лично знаком с лицом, доставшим код. Это был солдат французского Иностранного легиона, которого Вудхолл условно называет Смитом. В конце 1915 г. Смит, который свободно владел французским, немецким и фламандским языками, перешел на работу в разведку. Его послали в бельгийскую столицу с заданием добыть немецкий шифр. Спустившись с парашютом около Брюсселя, Смит в одежде бельгийского крестьянина сумел благополучно пробраться в город и связаться с несколькими бельгийцами, готовыми оказать ему помощь. Особо важную роль сыграла бельгийская девушка Ивонна. Она работала в кафе, которое часто посещал влюбленный в нее немецкий унтер-офицер. Немец работал на радиостанции оператором. Ивонна убедила своего поклонника, что она и ее брат (т. е. Смит) - большие любители тогда еще малораспространенного радио. Унтер-офицер охотно согласился учить их радиоделу и, отвечая на заранее подготовленные Смитом вопросы, бессознательно выдал все главные элементы кода. После уроков Смит в течение нескольких недель тщательно записывал полученные сведения. Потом разведчик переоделся в немецкую форму, которую достали его бельгийские друзья, и благополучно пересек линию фронта. Сразу же после его ухода немцы ворвались в кафе, где служила Ивонна. Оказывается, немецкая контрразведка давно уже следила за подозрительными визитами молодого радиста. Однако Ивонна, сообразив, что немец не разъяснил (да и не мог разъяснить) смысла их радиоуроков, призналась лишь в том, что укрывала Смита, которого выдала за немецкого дезертира. Ивонну приговорили к длительному тюремному заключению, а ее подругу, также активно помогавшую Смиту, - на более короткий срок. Эти версии не обязательно противоречат друг другу, поскольку шифр мог быть одновременно получен различными путями {Еще один немецкий код нашли на дирижабле, потерпевшем аварию после налета на Англию. "Цеппелин" был окончательно сбит над французской территорией. Находившиеся неподалеку от места падения американские офицеры успели растащить драгоценные книги, их с трудом удал