Артур Кларк. Да будет свет!
-----------------------------------------------------------------------
Arthur C.Clarke. Let There Be Light (1958). Пер. - А.Новиков.
"Миры Артура Кларка". "Полярис", 1998.
OCR & spellcheck by HarryFan, 26 April 2001
-----------------------------------------------------------------------
Разговор снова зашел о лучах смерти, и некий ехидный критик принялся
высмеивать обложки старых журналов фантастики, где часто изображались
разноцветные лучи, сеющие вокруг смерть и разрушение.
- Какое элементарное научное невежество! - фыркнул он. - Любое видимое
излучение безвредно. Будь это не так, люди бы не выжили. Поэтому всем
следует знать, что лучи смерти любого цвета... да хоть в шотландскую
клеточку - полная чушь. Можно даже вывести закон: если луч видимый, он не
причинит вреда.
- Интересная теория, - заметил Гарри Парвис, - однако она расходится с
фактами. Единственный луч смерти, который мне лично довелось увидеть, был
очень даже видимым.
- Правда? И какого же он был цвета?
- До этого скоро дойдет очередь - если попросите рассказать. Кстати,
раз уж мы вспомнили про очередь...
Очередь ставить всем пиво дошла до Чарли Уиллиса. Мы успели поймать его
на выходе из бара и немного попрактиковались на нем в отработке приемов
джиу-джитсу, пока все кружки снова не наполнились. Затем в "Белом олене"
наступила та странная и наполненная предвкушением тайны тишина, в которой
завсегдатаи безошибочно распознают прелюдию к очередной невероятной
истории Гарри Парвиса.
Эдгар и Мэри Бартон были неподходящими супругами, и никто из их друзей
не мог толком объяснить, почему они вообще поженились. Возможно, самое
циничное объяснение и было самым правильным: Эдгар был почти на двадцать
лет старше жены и заработал на бирже четверть миллиона, после чего
удалился от дел, будучи для такого решения необычно молодым. Он поставил
перед собой финансовую цель, упорно трудился ради ее достижения, а когда
на его банковском счету появилась желаемая цифра, мгновенно утратил все
амбиции. Отныне он намеревался вести жизнь сельского джентльмена и
посвятить оставшиеся годы своему единственному и всепоглощающему хобби -
астрономии.
Многие почему-то удивляются тому, что интерес к астрономии совместим с
деловой хваткой или даже со здравым смыслом. "Это чистейшей воды
заблуждение, - с чувством произнес Гарри, - однажды меня практически до
белья обчистил в покер профессор астрофизики из Калифорнийского
технологического института". Но в случае с Эдгаром в одном и том же
человеке уживались как проницательный ум, так и легкая непрактичность.
Заработав деньги, он потерял к ним дальнейший интерес - и не только к ним,
а практически ко всему на свете, за исключением сборки все более и более
крупных телескопов-рефлекторов.
Удалившись на покой, Эдгар купил прекрасный старинный дом в Йоркшире,
стоящий на холме в окружении поросших вереском торфяников. Местность там
была вовсе не настолько унылой, как может показаться; с холма открывался
замечательный вид, а на "бентли" можно было доехать до ближайшего городка
всего за пятнадцать минут. Но все равно смена обстановки не совсем
устраивала Мэри и ей было трудно не посочувствовать. Работать ей не
приходилось, поскольку с домашними делами управлялась прислуга, а
интеллектуальных занятий почти не имелось. Она ездила по округе на машине,
записалась во все книжные клубы, читала "Сплетника" и "Сельскую жизнь" от
корки до корки, но все равно чувствовала, что ей чего-то не хватает.
Объект своих желаний она отыскала через четыре месяца на ничем иначе не
примечательном деревенском празднике. Он был ростом шесть футов три дюйма,
бывший гвардеец, и происходил из семьи, в которой завоевание Англии
норманнами считалось недавней и неслыханной наглостью. Звали его Руперт де
Вере Куртене (опустим для краткости оставшиеся шесть его имен), и он
единогласно считался самым завидным холостяком в округе.
Миновало две полные недели, прежде чем Руперт, будучи английским
джентльменом высоких принципов, взращенным в лучших традициях
аристократии, поддался призывным взглядам Мэри. Его падение ускорил тот
факт, что семья пыталась устроить ему партию с благородной Фелисити
Фонтлерой - увы, далеко не красавицей. И действительно, та настолько
походила на лошадь, что ей было опасно приближаться к знаменитым конюшням
ее отца, когда там выгуливали и упражняли рысаков.
Скука Мэри и твердое стремление Руперта решиться наконец на отчаянный
поступок привели к неизбежному результату. Эдгар стал все реже и реже
видеть жену, находившую поразительное количество причин, требующих ее
поездок в город на неделе. Поначалу он был очень рад тому, что круг ее
знакомств столь быстро расширяется, и лишь несколько месяцев спустя до
него дошло, насколько он заблуждается.
В провинциальном городке вроде Стокборо совершенно невозможно надолго
сохранить в секрете амурную связь, хотя это тот факт, который каждому
новому поколению приходится открывать заново, и обычно на личном горьком
опыте. Эдгар узнал правду случайно, но рано или поздно ему все равно бы ее
сказал какой-нибудь доброжелатель. Он приехал в город на собрание местного
астрономического общества - на "роллс-ройсе", поскольку жена уехала на
"бентли", - и по дороге домой его ненадолго остановила толпа, выходящая с
последнего сеанса в местном кинотеатре. В ней он заметил Мэри в
сопровождении красивого молодого человека, которого Эдгар уже где-то
видел, но имени вспомнить не смог. Эта мелочь наверняка вылетела бы у него
из головы, если бы на следующее утро Мэри не обмолвилась, что в кино
кончились билеты, и она приятно провела вечер у одной из своих подруг.
Тут даже Эдгар, полностью поглощенный исследованиями переменных звезд,
понял, что жена беспричинно лжет, и сложил два и два. Он ничем не проявил
возникшие у него слабые подозрения, переставшие быть слабыми после
местного Бала охотников. Хоть он и терпеть не мог подобные развлечения (а
бал, к несчастью, пришелся как раз на то время, когда U Ориона проходила
через минимум блеска, и теперь ему придется пропустить важные наблюдения),
но понял, что это предоставит ему возможность узнать имя спутника жены,
поскольку на бал соберется вся округа.
Отыскать Руперта и завязать с ним разговор оказалось очень легко.
Молодой человек, хотя и испытывал легкое смущение, проявил себя приятным
собеседником, и Эдгар с удивлением поймал себя на том, что испытывает к
нему симпатию. И раз уж его жена завела любовника, то в целом он одобрил
ее выбор.
Ситуация оставалась без изменений еще несколько месяцев - в основном
из-за того, что Эдгар был слишком занят шлифовкой и центровкой
пятнадцатидюймового зеркала, чтобы отвлекаться на разные пустяки. Дважды в
неделю Мэри уезжала в город якобы навестить друзей и сходить в кино и
возвращалась домой перед полуночью. Эдгар видел огни ее машины на
торфяниках за несколько миль: лучи фар меняли направление, следуя за
изгибами дороги, по которой его жена ехала, как он считал, слишком быстро.
Это тоже было одной из причин, почему они редко выезжали куда-либо вместе;
Эдгар был умелым, но осторожным водителем, и комфортабельная для него
крейсерская скорость была на десять миль в час меньше, чем у Мэри.
Примерно в трех милях от дома огни машины на несколько минут исчезали -
тут дорогу заслонял холм. Там же находилось и опасное узкое место, более
подходящее для Альп, чем для сельской Англии: дорога взбиралась на холм и
проходила по краю весьма неприятного обрыва высотой в сто футов и лишь
потом выпрямлялась в направлении дома. Когда машина проходила этот
поворот, ее фары светили прямо на дом, и немало вечеров Эдгара ослепляла
яркая вспышка, когда он сидел за окуляром телескопа. К счастью, этим
отрезком дороги по ночам очень редко пользовались, в противном случае
наблюдения стали бы практически невозможными, потому что глазам Эдгара
приходилось минут десять, а то и двадцать заново привыкать к темноте после
вспышки фар. До сих пор это было лишь мелкой помехой, но когда Мэри начала
выезжать в город четыре или пять раз в неделю, то превратилось в настоящую
диверсию. И Эдгар решил: Пора Что-то Делать.
Вы наверняка заметили, продолжил Гарри, что на протяжении всей этой
истории поведение Эдгара Бартона вряд ли можно было назвать нормальным.
Действительно, любой, кто способен столь радикально сменить стиль жизни и
из делового лондонского биржевого маклера превратиться почти что в
затворника на йоркширских торфяниках, обязан быть несколько странной
личностью по определению. Однако я не могу утверждать, что он стал более
чем эксцентричен, до той поры, когда полуночные возвращения Мэри не
превратились в серьезную помеху для его важных астрономических наблюдений.
И следует признать, что даже потом в его действиях прослеживается
определенная безумная логика.
Жену свою он разлюбил уже несколько лет назад, но отнюдь не желал,
чтобы она выставляла его дураком. А Руперт де Вере Куртене - приятный
молодой человек, и его спасение станет актом милосердия. И великолепное в
своей простоте решение проблемы пришло к Эдгару буквально в ослепительной
вспышке озарения. И под буквальным я подразумеваю буквально, потому что
план единственного известного мне идеального убийства возник у Эдгара
именно тогда, когда он моргал, ослепленный фарами машины Мэри. Странно,
как ничем не связанные факторы могут повлиять на жизнь человека; я ничего
не имею против древнейшей и благороднейшей из наук, но если бы Эдгар не
стал астрономом, он не стал бы и убийцей. Потому что его хобби обеспечило
и часть мотивов, и немалую часть средств...
Он мог бы сам изготовить нужное ему зеркало - к тому времени он стал в
этом деле настоящим экспертом, - но в данном случае астрономическая
точность не требовалась и проще было приобрести подержанный рефлектор от
прожектора в одном из магазинчиков на Лейчестер-сквер, где распродавали
пользованное армейское имущество. Диаметром рефлектор был около трех
футов, а установить его на подставку и разместить в его фокусе мощную
дуговую лампу было делом нескольких часов работы. Нацелить луч в нужную
точку также не составило труда, и никто не обратил на действия Эдгара ни
малейшего внимания, потому что и жена, и прислуга давно уже воспринимали
его эксперименты как само собой разумеющееся.
Ясной темной ночью он провел последнее краткое испытание и стал ждать
возвращения Мэри. Разумеется, он не стал терять время зря и продолжил
рутинные наблюдения за группой избранных звезд. К полуночи Мэри все еще не
вернулась, но Эдгар не возражал, потому что замерял чудесную серию
звездных магнитуд, прекрасно укладывающихся на его экспериментальные
кривые. Все шло прекрасно, хотя он так и не задумался, почему Мэри столь
непривычно опаздывает.
Наконец он заметил мелькающие на горизонте фары машины и неохотно
прервал наблюдения. Когда машина скрылась за холмом, он уже стоял
наготове, держа руку на выключателе. Он все рассчитал безупречно: едва
машина выехала из-за поворота и осветила Эдгара фарами, он повернул
выключатель.
Встреча ночью с другой машиной может стать достаточно неприятной, даже
если вы к ней готовы и едете по прямой дороге. Но если вы выезжаете из-за
поворота на узкой дороге, зная, что встречных машин нет, а в глаза вам
внезапно бьет луч в пятьдесят раз ярче любой фары... что ж, результат
окажется более чем неприятным.
Именно на это Эдгар и рассчитывал. Он почти немедленно выключил луч, но
фары машины показали ему все, что он хотел увидеть. Они свернули к обрыву
и по дуге понеслись вниз, все быстрее и быстрее, пока не исчезли у
подножия холма. Несколько секунд там виднелось красное свечение, но взрыв
был почти не слышен - и очень хорошо, потому что Эдгару не хотелось
тревожить слуг.
Он разобрал прожектор и вернулся к телескопу, потому что не завершил
наблюдения. Затем, удовлетворенный хорошей ночной работой, отправился
спать.
Спал он крепко, но недолго, потому что примерно час спустя зазвонил
телефон. Несомненно, кто-то обнаружил обломки, но Эдгар куда охотнее
подождал бы с этой новостью до утра, ибо для астронома каждый час сна
бесценен. Он несколько раздраженно снял трубку и лишь через несколько
секунд сообразил, что с ним разговаривает жена. Она звонила из
Куртене-плейса и желала узнать, что случилось с Рупертом.
Как выяснилось, влюбленная парочка решила сделать тайное явным, и
Руперт (изрядно подкрепившись для храбрости) согласился повести себя как
полагается мужчине и сообщить эту новость Эдгару. Сразу после этого он
должен был позвонить Мэри и сказать ей, как воспринял ее муж. Она со все
нарастающим нетерпением и тревогой прождала, сколько смогла, но в конце
концов не выдержала и позвонила сама.
Не стоит и говорить, что и без того несколько расшатанная нервная
система Эдгара испытала самый настоящий шок. Поговорив с мужем несколько
минут, Мэри поняла, что тот безнадежно свихнулся, - как говорится, "не
вписался в поворот". И лишь утром она обнаружила, что вписаться в поворот,
к своему несчастью, не сумел и Руперт.
На мой взгляд Мэри, по большому счету, удачно вышла из этой переделки.
Руперт был не очень-то умен и никогда не стал бы ей достойной парой. Когда
психиатры обследовали Эдгара и подтвердили печальный диагноз, Мэри
получила доверенность на управление его имуществом и быстро переехала в
Дартмут, где купила прелестную квартирку неподалеку от Королевского
морского колледжа, и теперь ей редко приходится самой сидеть за рулем
нового "бентли".
Но все это так, к слову. И пока некоторые скептики не спросили меня,
откуда я все это узнал, скажу сам, что мне эту историю рассказал дилер,
купивший телескопы Эдгара, когда того поместили в лечебницу. Печально, но
факт - его признанию никто не поверил и все решили, что Руперт был
попросту слишком пьян и ехал слишком быстро по опасной дороге. Возможно,
это правда, но я предпочитаю считать иначе. В конце концов, разбиться по
пьяной лавочке - слишком плебейская кончина. Зато погибнуть от луча смерти
- вот судьба, достойная де Вере Куртене! Надеюсь, никто не станет
отрицать, что Эдгар воспользовался именно _им_? То был луч, и он убил
человека. Как же еще его назвать?
Last-modified: Thu, 26 Apr 2001 20:14:36 GMT