Понтии,  герцога
Необозримии и маркиза Дремурии, кавалера Большого  Креста  почетного  Ордена
Тыквы. Этот орден, - он блестит на его благородной груди, -  его  высочество
получил от августейшего родителя, его величества  Заграбастала  Первого,  за
отвагу,  проявленную  им  в  битве  при  Тиримбумбуме,  где  его  высочество
собственноручно сразил повелителя Дылдии и еще двести одиннадцать  великанов
из двухсот восемнадцати, составлявших лейб-гвардию  этого  князя.  Остальных
рассеяло бесстрашное понтийское войско после отчаянной  схватки,  в  которой
наши понесли большой урон.
     "Ах, что за принц! - думала Анжелика. - Как  храбр,  невозмутим  и  как
молод, - настоящий герой!"
     - Его ученость не уступает доблести, - продолжал придворный  живописец.
- Он в совершенстве знает все языки,  восхитительно  поет,  играет  на  всех
инструментах, сочиняет оперы, которые тысячу раз подряд идут на сцене нашего
королевского  театра;  однажды  он  даже  танцевал  в  балете  перед  своими
августейшими родителями и был до того хорош, что от любви к нему умерла  его
кузина, прелестная дочь повелителя Керсии.
                                                    Все принцессы и графини,
                                                    Право, лучше на картине.
     - Но отчего же он не женился на этой бедной  принцессе?  -  со  вздохом
спросила Анжелика.
     - Они состояли в очень близком  родстве,  ваше  высочество,  а  церковь
запрещает подобные браки, - сказал живописец. - К тому же августейшее сердце
нашего молодого принца уже занято.
     - Кем же? - не отставала Анжелика.
     - Я не вправе назвать имя этой принцессы, - отвечал живописец.
     - Тогда хоть  скажите,  с  какой  буквы  оно  начинается,  -  попросила
Анжелика, и сердце ее учащенно забилось.
     - Угадайте сами, ваше высочество, - предложил Лоренцо.
     - С "Я"? - спросила Анжелика.
     Художник ответил, что нет; тогда она назвала "Ю", потом "Э", потом  "Ш"
и так перебрала почти весь алфавит.
     Когда она дошла до "Г" и все не  могла  угадать,  ею  овладело  сильное
волнение; когда назвала "В" и тоже услышала "нет", взволновалась еще пуще, а
когда назвала "Б", и "Б" тоже оказалось не той буквой, она воскликнула:
     - Спускунет, милая, дайте мне свой флакон с нюхательной солью!
     А потом, уткнув личико в плечо ее сиятельства, еле слышно прошептала: -
Неужели с "А", синьор?
     - Угадали. И хотя, повинуясь приказу своего юного повелителя, я не смею
назвать вашему  высочеству  имя  той  принцессы,  которую  он  любит  нежно,
страстно, преданно, восторженно, я могу показать вам ее  портрет!  возгласил
лукавец.
     И он подвел принцессу к золоченой  раме  и  отдернул  висевший  на  ней
занавес.
     Подумать только - перед ней было зеркало!  И  Анжелика  увидела  в  нем
себя.
        Глава VII,
     в которой Перекориль ссорится с Анжеликой
     Придворный живописец его величества короля Понтии вернулся во  владения
своего монарха и привез с собою множество набросков, сделанных им в  столице
Пафлагонии (вы, конечно, знаете, мои милые, что зовется  она  Бломбодингой);
но самым прелестным из всех его рисунков  был  портрет  принцессы  Анжелики,
посмотреть на который сбежалось все понтийское дворянство.  Король  был  так
восхищен этой работой, что наградил художника Орденом Тыквы шестого  класса,
и отныне живописец стал сэром Томазо Лоренцо, кавалером Ордена Тыквы.
     В свою очередь, король  Храбус  прислал  сэру  Томазо  рыцарский  Орден
Огурца, а также чек  на  крупную  сумму  в  награду  за  то,  что  во  время
пребывания в Бломбодинге тот писал короля, королеву и цвет общества и  очень
вошел там в моду, к великой ярости всех пафлагонских живописцев, ибо  теперь
его величество частенько говаривал, указывая на портрет Обалду,  оставленный
сэром Томазо:
     - Ну кто из вас так рисует?!
     Портрет этот висел в королевской гостиной над  королевским  буфетом,  и
Анжелика, разливая чай, всегда могла любоваться им. С каждым днем он казался
ей все краше и краше, и принцесса до того  приохотилась  им  любоваться  что
нередко проливала чай на скатерть, а  родители  при  этом  подмигивали  друг
другу и, покачивая головой, говорили:
     - Дело ясное!..
                                                     Молодые - все кокетки,
                                                     И принцессы и субретки.
     Между тем бедный Перекориль по-прежнему лежал больной наверху, у себя в
спальне, хотя и глотал все противные микстуры, прописанные ему лекарем,  как
то подобает послушному мальчику, - надеюсь, и вы, мои милые, ведете себя так
же, когда заболеете и маменька зовет к вам доктора. Единственно, кто навещал
принца (помимо  его  друга  гвардейского  капитана,  который  постоянно  был
чем-нибудь занят или маршировал на плацу), - это маленькая Бетсинда, которая
прибирала его спальню и гостиную приносила  ему  овсяную  кашу  и  согревала
грелкой постель.
     Обычно  служанка  приходила  к  нему  утром  и  вечером  и   Перекориль
непременно спрашивал:
     - Бетсинда, Бетсинда, как поживает принцесса Анжелика?
     И тогда Бетсинда отвечала:
     - Спасибо, ваша милость, прекрасно.
     Перекориль вздыхал и думал, что, если б болела Анжелика, он  бы  навряд
ли чувствовал себя прекрасно. Потом Перекориль спрашивал:
     - А скажи, Бетсинда, не справлялась ли нынче обо мне принцесса?
     И Бетсинда ему отвечала:
     - Сегодня нет, ваша милость. - Или: - Когда я ее видела она была занята
игрой на рояле. - Или: -  Она  писала  приглашения  на  бал  и  со  мной  не
разговаривала.
     Или еще как-нибудь ее оправдывала, не слишком придерживаясь истины, ибо
Бетсинда была  существом  добрым,  всячески  желала  уберечь  Перекориля  от
огорчения и даже принесла ему  с  кухни  жареного  цыпленка  и  желе  (когда
больной стал поправляться и доктор разрешил ему  эти  кушанья)  и  при  этом
сказала, что желе и хлебный  соус  собственноручно  приготовила  для  кузена
принцесса.
     Услышав это, Перекориль воспрянул духом и мгновенно почувствовал прилив
сил; он проглотил без остатка все желе, обглодал цыпленка -  грудку,  ножки,
крылышки, спинку, гузку  и  все  остальное,  -  мысленно  благодаря  душечку
Анжелику. А на другой день он почувствовал себя до того хорошо, что оделся и
сошел вниз; и тут встретил - кого бы вы думали? - Анжелику, которая как  раз
входила в гостиную. Все чехлы  со  стульев  были  сняты,  шелковые  занавеси
отдернуты, с канделябров убраны  покрышки,  со  стола  унесено  рукоделье  и
разные мелочи и вместо них разложены красивые альбомы. Голова Анжелики  была
в папильотках, - словом, по всему было видно, что ожидаются гости.
     - Боже правый! - вскричала Анжелика. - Вы здесь и в таком  платье!  Что
за вид!
     - Да,  я  сошел  вниз,  душечка  Анжелика,  и  сегодня  прекрасно  себя
чувствую, а все благодаря цыпленку и желе.
     - Какое мне дело до вашего  цыпленка  и  желе!  Ну  что  за  неуместный
разговор! - возмутилась Анжелика.
     - Так разве не вы... не  вы  их  прислали  мне,  Анжелика,  душечка?  -
проговорил Перекориль.
     - И  не  думала!  "Анжелика,  душечка"!  Нет,  Перекориль,  душечка,  -
передразнила она его,  -  я  была  занята,  я  готовила  дом  к  приему  его
высочества принца Понтии, который спешит пожаловать с визитом ко двору моего
батюшки.
     - Принца Понтии?! - ужаснулся Перекориль. - Да, да,  принца  Понтии!  -
опять передразнила его Анжелика. - Ручаюсь, вы и слыхом не слыхали  об  этой
стране. Ну сознайтесь, что не слыхали!  Даже,  верно,  не  знаете,  где  она
расположена, эта Понтия, на Красном море или на Черном.
     - Нет, знаю, на  Красном,  -  ответил  Перекориль,  и  тогда  принцесса
расхохоталась ему в лицо и сказала:
     - Вот дурачок-то! Ну как вас  пускать  в  приличное  общество?  Вы  так
невежественны! У вас только и разговору, что о собаках  да  лошадях,  вот  и
обедали бы лучше с драгунами моего отца. Ну что вы на меня  так  уставились,
сэр? Ступайте оденьтесь в  лучшее  платье,  чтобы  встретить  принца,  и  не
мешайте мне прибирать в гостиной.
     Мало кто умеет жить, Своим счастьем дорожить.
     - Ах, Анжелика, Анжелика, - промолвил Перекориль. - Не ждал  я  такого!
Вы говорили со мной иначе, когда в саду дали мне это кольцо,  а  я  дал  вам
свое, и вы подарили мне по...
     Что он хотел сказать, мы так и не  узнаем,  ибо  Анжелика  закричала  в
ярости:
     - Прочь, дерзкий  нахал!  И  вы  еще  смеете  напоминать  мне  о  своей
наглости! А что до вашего грошового колечка, так вот оно, сэр, ловите!  -  И
она вышвырнула его в окошко.
     - Но это же обручальное кольцо моей матери! - вскричал Перекориль.
     - Мне все равно, чье оно! - не унималась Анжелика. - Женитесь  на  той,
что подберет его, а я за вас не пойду! И верните мне мое.  Терпеть  не  могу
людей, которые подарят что-нибудь и хвалятся! Есть один человек тот  подарил
бы мне кое-что  получше  всех  ваших  подарков,  вместе  взятых.  Подумаешь,
колечко, да оно не стоит и пяти шиллингов!
     Ведь Анжелика не догадывалась, что  подаренное  ей  кузеном  колечко  -
волшебное, что если его носит мужчина, в него влюбляются все женщины, а если
женщина  все  мужчины.  Ее  величество,  мать  Перекориля,  отнюдь  не  была
красавицей и все же, пока носила это кольцо, вызывала у всех  восхищение;  а
супруг ее, тот был прямо как безумный во время  ее  болезни!  Когда  же  она
призвала к себе сына и  надела  кольцо  ему  на  палец,  венценосный  Сейвио
заметно охладел к жене и перенес  всю  свою  любовь  на  маленького  принца.
Остальные тоже любили его, пока он носил материнское кольцо; но  когда,  еще
совсем ребенком, он отдал его Анжелике, люди воспылали нежностью  к  ней,  а
его перестали замечать.
     - Да, - твердила Анжелика в своей глупой неблагодарности, - я знаю, кто
подарит мне кое-что получше вашего никчемного грошового колечка!
     - И  прекрасно,  сударыня!  Забирайте  и  вы  свое  кольцо!  -  крикнул
Перекориль и метнул на нее яростный взгляд, а потом вдруг словно  прозрел  и
воскликнул: - Вот так так?! Неужели это вас я любил всю  жизнь?!  Неужели  я
был так глуп, что растрачивал на вас свои  чувства?!  Ведь,  ей-богу,  вы...
чуточку горбаты!
     - Негодяй! - завопила Анжелика.
     - И еще, признаться, немного косите.
     - Ах! - только и вырвалось у Анжелики.
     - Волосы у вас рыжие, лицо в оспинах, а еще... еще у вас  три  вставных
зуба и одна нога короче другой.
     - Ах вы, скотина! - завизжала Анжелика и свободной  рукой  (другой  она
вырвала у него кольцо) отвесила
     Перекорилю три пощечины и, наверно, выдрала бы ему все волосы, если  бы
он не прокричал со смехом:
     - Анжелика, не рвите мне волосы - это же больно? Ваши-то, я  вижу,  нет
нужды стричь или выдирать: их можно снять с  головы,  как  шапку.  Хо-хо-хо!
Ха-ха-ха, хихи-хи!
     Он задыхался от  смеха,  а  она  от  ярости;  и  тут  в  комнату  вошел
разнаряженный граф Шаркуньель,  первый  королевский  флигель-адъютант,  и  с
низким поклоном возгласил:
     - Ваше высочество! Их  величества  просили  вас  пожаловать  в  Розовую
тронную, где они ожидают прибытия принца Понтии.
        Глава VIII,
     повествующая о том, как Спускунет подобрала волшебное колечко, а во
     дворец пожаловал принц Обалду
                                                       Барабаны бьют в саду:
                                                       К нам явился Обалду!
     Приезд принца Обалду взбудоражил  весь  двор;  придворным  было  ведено
одеться по-праздничному; лакеи облачились в  парадные  ливреи;  лорд-канцлер
надел новый парик, гвардейцы -  новехонькие  мундиры.  Конечно,  и  старушка
Спускунет не упустила случая расфрантиться. Она шла во дворец исполнять свою
службу при августейшей чете, как вдруг увидела что-то блестящее на  каменных
плитах дворцового  двора  и  приказала  пажу,  несшему  ее  шлейф,  пойти  и
подобрать эту вещицу. Пажом у нее служил  безобразный  коротышка,  одетый  в
старую, подкороченную куртку, которая перешла к нему от  покойного  грума  и
была заметно тесна; и, однако, когда он поднял  с  земли  волшебное  колечко
(это было оно!) и понес его госпоже, он показался ей чуть ли  не  купидоном.
Он отдал ей колечко; оно было простенькое и маленькое, такое маленькое,  что
не лезло ни на один из подагрических пальцев графини, и она спрятала  его  в
карман.
     - Ах, сударыня! - вскричал паж, не сводя с нее глаз.  -  Как  вы  нынче
прекрасны!
     "И ты тоже, Джеки", - чуть было не сказала она,  да  взглянула  вниз  и
увидела, что никакой перед ней  не  красавец,  а  всего-навсего  рыжеволосый
коротышка Джеки, такой же, как давеча утром.
                                                 Если б нас короны ждали,
                                                 Нас бы с музыкой встречали.
     Как бы там ни было, а похвала всегда приятна даме, даже из  уст  самого
что ни на есть уродливого мужчины или мальчика, и Спускунет  приказала  пажу
подхватить ее шлейф и двинулась дальше в отличном расположении духа.  Стража
приветствовала ее с особым рвением. А когда она проходила через  караульную,
капитан Атаккуй сказал ей:
     - Вы сегодня ангельски хороши, дражайшая сударыня!
     Так, не скупясь на кивки и улыбки, Спускунет вошла  в  тронную  залу  и
заняла место позади своих августейших господ,  ожидавших  наследного  принца
Понтии.  У  ног  родителей  сидела  принцесса  Анжелика,  а  за  троном  его
величества стоял глядевший зверем Перекориль.
     Но  вот  появился  наследный   принц   Понтии   в   сопутствии   своего
лорд-камергера, барона Фокус-Покус; за ними следовал паж-арапчонок,  он  нес
на подушке невиданной красоты венец. Принц был в дорожном платье,  и  волосы
его были несколько неприбраны.
     - Я проделал с утра триста миль, - объявил он, - так мне  не  терпелось
узреть ее... то бишь монаршую семью и двор Пафлагонии. Я не хотел терять  ни
минуты и сразу явился пред ваши светлые очи.
     Стоявший за  троном  Перекориль  разразился  презрительным  смехом,  но
августейшие особы были так взволнованы происходящим, что  не  заметили  этой
выходки.
     - Вы милы нам в любом платье, ваше  высочество,  -  отвечал  монарх.  -
Развороль, стул его высочеству!
     - У вас в любом платье царственный вид, ваше высочество, -  с  любезной
улыбкой вставила Анжелика.
                                                     Гостя принц наш осмеял:
                                                     Он кузину ревновал.
     - Вы не видели других моих платьев! - отозвался принц. - Я бы их надел,
да этот олух форейтор забыл их захватить. Это кто  там  смеется?  А  смеялся
Перекориль.
     - Я, - отвечал он. - Вы же только что сказали, будто не  хотели  терять
времени на переодевание  -  так  вы  спешили  увидеть  принцессу.  А  теперь
оказывается, вы пришли в этом платье просто потому, что при вас нет Другого.
     - Да кто вы такой? - спросил принц Обалду вне себя от гнева.
     - Мой отец был повелителем этой страны, а я принц  и  его  единственный
наследник! - надменно отвечал Перекориль.
     - Хм! - пробурчали король и первый министр, явно встревоженные.
     Впрочем, его величество овладел собой и произнес:
     - Любезный принц Обалду, я забыл представить вашему  высочеству  своего
любезного племянника, его  высочество  принца  Перекориля!  Будьте  знакомы!
Обнимите друг друга! Подай его высочеству руку, Перекориль!
     Племянник исполнил его приказание и так стиснул  руку  бедному  Обалду,
что у того на глазах выступили слезы.
     Тем временем Развороль принес для высокого гостя кресло и водрузил  его
на  возвышении,  где  разместились  король,  королева  и  принц.  Но  кресло
поставили у самого края, и едва Обалду сел в него, как опрокинулся вместе  с
ним и кубарем покатился по полу, оглашая зал бычьим  ревом.  Но  еще  громче
звенел голос Перекориля: он хохотал во все горло; когда же Обалду  встал  на
ноги, смеялся уже весь двор; и хотя при его появлении никто не заметил в нем
ничего смешного, сейчас, когда он поднялся с пола, он казался таким глупым и
некрасивым, что люди не в силах были удержаться от смеха. В комнату, как все
помнили, он вошел с розой в руке, а падая, обронил ее.
     - Где моя роза?! Роза! - вопил Обалду.
     Камергер кинулся поднимать цветок и подал его принцу,  который  засунул
его за вырез жилета. Тут  всех  охватило  сомнение:  чему  они,  собственно,
смеялись? Ничего-то в нем нет смешного! Чуточку толстоват, приземист, рыж, а
в общем, для принца не так уж плох.
     И вот все уселись и повели беседу: августейшие  особы  друг  с  другом,
приезжие сановники - с местными; Перекориль же за троном увлеченно болтал со
Спускунет. Он так нежно на нее поглядывал, что сердце ее затрепетало.
     - Ах, милый  принц,  -  сказала  она,  -  как  могли  вы  столь  дерзко
разговаривать в присутствии их величеств! Право, я едва не упала в обморок!
     - Я бы поймал вас  в  объятья,  -  заявил  Перекориль,  бросая  на  нее
восхищенный взгляд.
     - Отчего вы так  жестоки  с  нашим  гостем,  милый  принц?  -  спросила
Спускунет.
     - Я его ненавижу, - отвечал Перекориль.
     - Вы ревнуете, вы ведь все еще любите бедную  Анжелику!  -  воскликнула
Спускунет, поднося к глазам носовой платок.
     - Любил, но больше не люблю! - вскричал принц. - Я  ее  презираю!  Будь
она наследницей двадцати тысяч тронов, я бы все равно презирал ее и  смеялся
над ней. Но к чему говорить о тронах! Я  своего  лишился.  Я  слишком  слаб,
чтобы воевать за него, я одинок, у меня нет друзей.
     - Ах, не говорите этого, ваше высочество! - сказала Спускунет.
     - К тому же, - продолжал он, - мне так хорошо здесь за троном, что я не
променял бы своего места ни на какой трон на свете!
     - О чем это вы там болтаете? - осведомилась королева, женщина не  злая,
хотя и  не  слишком  обремененная  мудростью.  -  Пора  одеваться  к  обеду.
Перекориль, проводи  принца  Обалду  в  отведенную  ему  комнату.  Если  ваш
гардероб еще не прибыл, ваше высочество, мы будем счастливы видеть вас  и  в
этом платье.
                                                        Все сидели за столом
                                                        И поссорились потом.
     Но когда принц Обалду поднялся к себе в спальню, его багаж  был  там  и
уже распакован; а затем явился парикмахер и,  к  полному  его  удовольствию,
подстриг  его  и  завил;  когда  же  колокольчик  пригласил  всех  к  столу,
августейшим хозяевам  пришлось  дожидаться  гостя  всего  лишь  каких-нибудь
полчаса, и тем временем король, не любивший никого ждать, стал мрачнее тучи.
     Что же касается Перекориля, то  он  пока  что  не  отходил  от  графини
Спускунет, стоял рядом с ней в оконной нише и говорил ей разные комплименты.
     Наконец дворецкий возвестил появление наследника Понтии, и все  высокое
общество направилось в обеденную залу. То  было  весьма  избранное  общество
только король с королевой, принцесса (ее вел к столу  Обалду),  два  принца,
графиня Спускунет,  первый  министр  Развороль  и  камергер  его  высочества
Фокус-Покус, Разумеется, обед им подали такой  -  прямо  пальчики  оближешь!
Пусть мои милые маленькие читатели вспомнят каждый свое  любимое  кушанье  и
представят себе его на королевском столе {Здесь можно затеять веселую  игру,
ко время которой каждый из детей назовет свое любимое кушанье.}.
     Принцесса весь обед без умолку болтала с понтийским принцем, а  тот  ел
без меры и удержу и лишь однажды оторвался  от  тарелки,  когда  Перекориль,
разрезавший гуся, пустил ему в лицо густую струю начинки с  луковым  соусом.
Виновник только рассмеялся при виде того, как Обалду вытирает лицо и манишку
надушенным носовым платком. Он и не  подумал  перед  ним  извиниться.  Когда
гость взглядывал на него, он отворачивался. А когда тот  сказал:  "Позвольте
мне выпить с вами, принц!" - Перекориль не удостоил его ответом. Его слух  и
зрение  приковала  к  себе  графиня  Спускунет,  которая,  разумеется,  была
польщена вниманием Перекориля, - вот ведь тщеславная старуха! Когда принц не
говорил ей комплиментов,  он  издевался  над  Обалду,  да  так  громко,  что
Спускунет всякий раз ударяла его веером и говорила:
     - Ах вы, насмешник! Ведь он услышит!
     - Ну и пусть, - отвечал Перекориль еще громче.
     По счастью, король с королевой ничего не  слыхали,  ибо  королева  была
туга на ухо, а супруг ее с такой жадностью накидывался на каждое  кушанье  и
при этом  так  чавкал,  что  уже  ничего  другого  не  слышал.  Откушав,  их
величества отправились подремать в кресле.
     Тут-то Перекориль и начал шутить шутки над принцем Обалду: он  потчевал
его портвейном, хересом, мадерой, шампанским, марсалой, вишневкой и пивом, и
все это Обалду пил стаканами. Однако, угощая гостя, Перекориль вынужден  был
и сам прикладываться к бутылке и, как ни грустно признаться, хватил лишнего,
так что, когда молодые люди  вернулись  к  дамам,  они  вели  себя  шумно  и
неучтиво и мололи всякий вздор; сейчас вы узнаете, мои милые, как дорого  им
стоила их опрометчивость!
     Обалду вошел в комнату, уселся у фортепьяно, на котором аккомпанировала
себе Анжелика, и стал фальшиво подпевать ей; он опрокинул кофе,  принесенный
лакеем,  не  к  месту  смеялся,  говорил  глупости  и,  наконец,   уснул   и
оглушительно захрапел. Ну что за свинья! Однако и теперь, когда  он  валялся
на   розовом   атласном   диване,   он    по-прежнему    казался    Анжелике
восхитительнейшим из смертных. Разумеется, это волшебная роза принца  Обалду
поразила Анжелику слепотой; впрочем, Анжелика не  первая  на  свете  приняла
дурня за божество!
     Перекориль, конечно, сел  рядом  со  Спускунет,  чье  морщинистое  лицо
пленяло  его  все  сильней  и  сильней.  Он  осыпал  ее  самыми   неистовыми
комплиментами. Подобный ангел еще не ступал по земле!.. Что?  Старше  его?..
А, пустяки!.. Он бы охотно на ней женился... Да-да,  на  ней  и  ни  на  ком
другом...
                                                  То привычка, брат, плохая:
                                                  Ставить подпись, не читая.
     Выйти за наследного принца! То-то ведь удача! И хитрая  бестия  тут  же
достала лист бумаги и написала на нем:
     "Сим подтверждаю, что я, Перекориль, единственный сын короля Пафлагонии
Сейвио, обязуюсь взять в жены прелестную и добродетельную Барбару Гризельду,
графиню Спускунет, вдову усопшего Дженкинса Спускунета, эсквайра".
     - Что вы там пишете, прелестная Спусси? -  осведомился  Перекориль;  он
сидел развалясь на софе возле письменного стола.
     - Всего лишь приказ вам на подпись, милый принц, о выдаче одеял и  угля
для бедняков - на дворе-то мороз! Видите, их величества уже спят, но  вашего
милостивого распоряжения будет достаточно.
     И вот Перекориль, который, как прекрасно знала Спускунет, был добрейшей
души человек, мигом подписал эту бумагу; а  когда  она  попала  в  карман  к
графине, вы и представить себе не в силах,  до  чего  та  возгордилась.  Она
сейчас не уступила бы дорогу даже королеве, - ведь она  будет  женой  самого
что ни на  есть  законного  властителя  Пафлагонии!  Она  теперь  не  станет
разговаривать с Разворолем, - экая скотина, отнял корону у ее милого жениха!
А когда подали свечи  и  графиня  Спускунет  помогла  раздеться  королеве  и
принцессе, она удалилась к себе, взяла лист бумаги и,  в  предвкушении  того
дня, когда станет королевой, принялась выводить:  "Гризельда  Пафлагонская",
"Барбара Regina", "Гризельда Барбара Паф. Reg." и бог  ее  знает  какие  еще
подписи.
        Глава IX,
     в которой Бетсинда подает грелку
                                                     А Бетсинда наша где?
                                                     Чует сердце: быть беде!
     Когда маленькая Бетсинда вошла к Спускунет, чтобы закрутить ей волосы в
папильотки, та была в столь добром расположении духа, что, как  ни  странно,
принялась ее хвалить.
     - Ты мило причесала меня нынче, Бетсинда, - сказала она. - Я, помнится,
обещала тебе  что-нибудь  подарить.  Вот  тебе  пять  ши...  нет,  вот  тебе
хорошенькое колечко, я его нашла... я его когда-то носила. -  И  она  отдала
Бетсинде найденное ею во дворе кольцо. Девушке оно пришлось как раз впору.
     - Ну в точности то, что носила принцесса, - сказала она.
     - Какой вздор! - ответила графиня. - Оно у меня  сто  лет.  Подоткни-ка
мне получше одеяло. А теперь, поскольку ночь  очень  холодная  (за  окном  и
впрямь валил снег), можешь пойти к милому Перекорилю и, как положено  доброй
служанке, согреть грелкой его постель. Потом можешь  распороть  мое  зеленое
шелковое платье, подновить к утру мой чепец, заштопать дыру на моем шелковом
чулке и тогда уже идти спать, Бетсинда. Да смотри не  забудь  подать  мне  в
пять утра чашку чая!
     - Пожалуй, сударыня, надо бы согреть грелкой постели обоих  принцев,  -
заметила Бетсинда. Но в ответ она только услышала:
     - Хр-р... пуф-пуф! Рр-р... брр... паф! - Спускунет спала мертвым сном.
     Надо вам сказать, что опочивальня ее  сиятельства  находилась  рядом  с
королевской, а по соседству от родителей  спала  принцесса.  И  вот  душечка
Бетсинда пошла за углем на кухню и набила им королевскую грелку.
     Она  и  всегда-то  была  доброй,  веселой,  обходительной  и  пригожей,
девицей, а в тот вечер была в ней, должно быть,  особая  прелесть,  ибо  все
женщины в людской принялись всячески бранить ее и шпынять. Ключница  назвала
ее спесивой нахалкой; старшая служанка спросила, как ей не стыдно  ходить  в
бантах да локонах - срам, и только! А кухарка (во дворце держали и повара  и
кухарку) сказала своей помощнице, что никак она в толк не возьмет - ну  чего
в ней особого, в этой кукле! Зато мужчины, все  до  одного  -  кучер,  лакей
Джон, паж Побегуль и Мусью, камердинер понтийского принца, - как увидели ее,
так вскочили с места и закричали:
     - Лопни мои глаза!                |   Что за
     - О, господи!                     |   красотка
     - О, небеса!                      |   эта
     - О, ciel! {О, небо! (франц.).}   |   Бетсинда!
     - Руки прочь! Ваши дерзости неуместны, сброд вы  этакий!  -  восклицает
Бетсинда и уходит прочь со своей грелкой.
     Поднимаясь  по  лестнице,  она  слышала,  как  принцы  гоняют  шары   в
бильярдной, и сперва согрела  постель  Перекориля,  а  потом  направилась  в
спальню гостя.
     Едва она покончила со своим делом, как в комнату  вошел  Обалду  и  при
виде ее завопил:
     - О! А! У! Ах,  какая  красо-о-у-тка!  Ангел!  Розанчик!  Бутончик!  Ну
позволь мне быть твоим обал... душечкой!.. Убежим, убежим в пустыню! В жизни
я не видел газели, чьи темно-синие очи так радовали бы мой  взор.  О  богиня
красоты, не отринь мое чистое сердце! Оно преданней того, что бьется в груди
солдата!  Будь  моей  подругой,  повелительницей  Понтии!  Мой   король-отец
согласится на наш брак. А что до этой рыжеволосой Анжелики, так мне  на  нее
теперь наплевать!
                                                   Если час лихой придет,
                                                   Жарче угля ревность жжет.
     - Отойдите, ваше высочество, и, прошу вас, ложитесь спать!  -  говорила
Бетсинда, не выпуская из рук грелки.
     Но Обалду не унимался.
     - Нет, никогда! - кричал он.  -  До  той  поры,  пока  не  стану  мужем
прелестной скромницы, что во дворце здесь служит! Глаза твои сражают наповал
- понтийский принц к ногам твоим упал.
     И он продолжал в том же духе и был так нелеп и  смешон,  что  Бетсинда,
большая шутница, не удержалась и ткнула его грелкой, отчего он,  разумеется,
завопил уже совсем другим голосом: " О-о-о!!!"
     Он поднял такой шум, что его услыхал Перекориль и выскочил из  соседней
комнаты узнать, в чем дело. Едва он увидел,  что  происходит,  как  в  гневе
кинулся на Обалду и с такой силой подбросил его ногой, что  тот  подлетел  к
потолку; он проделывал это до тех пор, пока  у  гостя  не  растрепались  все
кудри.
     Бедняжка Бетсинда не знала, плакать ей или  смеяться.  Гостю,  наверно,
приходилось туго, и все же на него нельзя было  смотреть  без  смеха.  Когда
Перекориль перестал его подбрасывать и он отошел в угол, потирая бока,  что,
по-вашему, сделал его противник? Упал на колени перед служанкой, схватил  ее
за руку и стал просить ее не отвергать его чувств и немедля  выйти  за  него
замуж. Представляете, каково было Бетсинде, которая боготворила Перекориля с
тех самых пор, как впервые малюткой увидала его в дворцовом саду!
     - О божественная Бетсинда! - говорит принц. - Как мог я пятнадцать  лет
жить с тобой бок о бок и не замечать  твоей  красоты!  Ну  какая  женщина  в
Европе, в Азии, в Африке, в Америке и даже в Австралии, если б она была  уже
открыта, посмеет с тобой сравниться? Анжелика? Фи! Спускунет? Фу!  Королева?
Ха-ха! Ты моя королева, моя Анжелика, ведь ты и есть настоящий ангел.
     - Что вы, принц, я всего лишь бедная служанка, - отвечает  девушка,  но
лицо ее сияет от счастья.
     - Разве не ты  ходила  за  мной,  когда  я  был  болен  и  лежал  всеми
покинутый? - продолжает Перекориль. - Разве не эта  нежная  ручка  оправляла
мои подушки, приносила мне жареного цыпленка и желе?
     - Что правда, то правда, милый принц, - соглашается Бетсинда. - А  еще,
ваше высочество, коли уж на то пошло, я пришила вашему  высочеству  пуговицы
на сорочке, - сообщает бесхитростная девушка.
                                                    Не спастись от Купидона
                                                    Даже тем, на ком корона.
     Когда бедный Обалду, до  смерти  влюбленный  в  служанку,  услышал  это
признание и увидел, сколь недвусмысленные взгляды бросает она на Перекориля,
он зарыдал навзрыд, стал рвать на себе волосы и рвал их до  тех  пор,  пока,
точно паклей, не усыпал ими всю комнату.
     Бетсинда давно уже бросила грелку на пол, а когда  увидела,  что  между
принцами вот-вот вспыхнет новая, еще  более  ожесточенная  ссора,  почла  за
лучшее убежать из комнаты.
     - Ну чего ты ревешь, губошлеп несчастный, и дерешь на себе патлы там, в
углу! Ты мне еще ответишь за то, что обидел Бетсинду. Да как ты  смел  стать
на колени перед пафлагонской принцессой и целовать ей руку!
     - Никакая она не пафлагонская принцесса! - вопит Обалду.  -  Она  будет
понтийской принцессой! Ни на ком другом я не женюсь!
     - Ты жених моей кузины! - рычит Перекориль.
     - Опостылела мне твоя кузина, - заявляет Обалду.
     - Ты мне ответишь за эту обиду! - выкрикивает в бешенстве Перекориль.
     - Я тебя укокошу!
     - Я проткну тебя насквозь!
     - Перережу тебе глотку!
     - Вышибу тебе мозги!
     - Оторву башку!
     - Пришлю на заре секундантов!
     - Пристрелю тебя пополудни!
     - Мы еще встретимся! - кричит Перекориль и трясет кулаком  перед  носом
Обалду; схватив грелку, он  облобызал  ее,  -  ведь  она  побывала  в  руках
Бетсинды, - и кинулся вниз по лестнице. И что же предстало  его  глазам?  На
нижней площадке  стоял  король  и  говорил  Бетсинде  разные  нежности.  Его
величество уверял, что услышал шум и почувствовал запах  гари  и  вот  вышел
посмотреть, что случилось.
     - Верно, принцы курят табак, сэр, - говорит Бетсинда.
     - О, прелестная служаночка, - заводит король ту же песню, -  выкинь  из
головы всех принцев! Обрати взор  свой  на  почтенного  самодержца,  который
некогда был недурен собою.
     - Ах, сэр, что скажет ее величество! - восклицает Бетсинда.
     - Ее величество!.. - Король разражается смехом. - Да  мы  ее  вздернем.
Или я не властитель Пафлагонии? Разве нет у меня веревок, топоров, палачей и
плах? Разве под стенами замка не бежит речка? Пли у нас  недостанет  мешков,
чтобы зашивать в них жен? Скажи мне  только:  "Я  твоя",  -  в  мешок  зашью
супругу я, - тебя достойна роль сия!
     Когда Перекориль услышал эти злодейские речи, он  забыл  о  почтении  к
королю, поднял грелку и приплюснул ею дядюшку к полу, как оладью; затем юный
принц со всех ног кинулся прочь, за ним с воплями побежала Бетсинда,  и  тут
выскочили из своих спален принцесса,  королева  и  Спускунет.  Представляете
себе, что с ними сталось, когда они увидели на полу самого Храбуса  -  мужа,
отца и повелителя!
        Глава X,
     повествующая о том, как Храбус не на шутку разгневался
     Едва угли стали припекать, король очнулся и вскочил на ноги.
     - Позвать ко мне капитана гвардии! - завопил он, топая в  ярости  своей
королевской ногой.
     О, злосчастное зрелище! Нос его величества был совсем на сторону -  так
угостил его Перекориль. От ярости король скрежетал зубами.
                                                       Храбус злобою кипит.
                                                       У графини хитрый вид!
     - Капитан, - сказал он и вынул из кармана шлафрока приказ  о  казни,  -
добрейший Атаккуй, схватите принца! Он сейчас  в  своей  спальне  на  втором
этаже. Две минуты назад он кощунственной рукой стукнул по священному ночному
колпаку своего монарха и ударом  грелки  поверг  меня  на  пол.  Спешите  же
казнить злодея, иначе вас не пожалею! - И он  подобрал  полы  шлафрока  и  в
сопутствии жены и дочери удалился в свои покои.
     Капитан Атаккуй был в отчаянии: он очень любил Перекориля.
     - Бедный, бедный Перекориль! -  сказал  он,  и  слезы  потекли  по  его
мужественному лицу и закапали на усы. - О мой благородный повелитель,  ужели
эта рука должна повести тебя на плаху?!
                                                 Критик знай хулит нас всех:
                                                 Мышкам слезы - кошке смех.
     - Что за вздор, Атаккуй!  -  произнес  рядом  женский  голос.  То  была
Спускунет, которая, накинув пеньюар, тоже вышла на шум. - Король  велел  вам
повесить принца. Ну и вешайте на здоровье!
     - Я что-то не пойму вас, - говорит ей Атаккуй: он не отличался  большим
умом.
     - Ах, простота! Он же не сказал, какого из двух, - поясняет Спускунет.
     - И точно, не сказал, - отозвался капитан.  -  Так  хватайте  Обалду  и
казните! Услышав  это,  Атаккуй  заплясал  от  радости.  -  Долг  солдата  -
повиноваться! - сказал он. - А голова принца Обалду меня вполне  устраивает;
и, когда настало  утро,  он  первым  делом  пошел  арестовывать  принца.  Он
постучал к нему в дверь.
     - Кто там? - спрашивает  Обалду.  -  А,  капитан  Атаккуй!  Пожалуйста,
входите, милейший. Рад вас видеть. Я вас ждал.
     - Неужели? - удивляется капитан. - В этом деле меня будет  представлять
мой лорд-камергер Фокус-Покус, - сообщает ему принц.
     - Прошу прощения, ваше высочество, только уж тут вас никто не  заменит,
поэтому незачем зря будить барона.
     Казалось, и тут принц Обалду ни капельки не встревожился.
     - Вы,  разумеется,  явились  по  делу  принца  Перекориля,  капитан,  -
замечает он.
     - Так точно, - ответствует Атаккуй, - по делу нашего принца.
     - И что же выбрали - пистолеты  или  шпаги,  капитан?  -  осведомляется
Обалду. - Я прекрасно владею и тем и другим и достойно  встречу  Перекориля,
или я не наследник Понтии Обалду!
     - Вы заблуждаетесь, ваше высочество, - говорит капитан.  -  У  нас  для
этого пользуются топором.
     - Ах, вот как? То-то  будет  жаркая  схватка!  -  восклицает  принц.  -
Позвать сюда нашего лорд-камергера: он будет моим секундантом; и я льщу себя
надеждой, что не  пройдет  и  десяти  минут,  как  голова  юного  Перекориля
расстанется с его дерзким телом. Я жажду его крови! Крови!.. - вскричал  он,
уподобившись дикарю-людоеду.
                                              Бедный гость наш, сколько бед!
                                              И ловка же Спускунет!
     - Прошу прощения, сэр, по согласно этому приказу  я  должен  арестовать
вас и передать... э... э... в руки палача.
     - Ты что, рехнулся, приятель?! Остановитесь, говорю вам!..  А!  О!..  -
только и успел выкрикнуть несчастный принц, ибо гвардейцы  Атаккуя  схватили
его, завязали ему рот носовым платком и потащили на место казни.
     Как раз в это время король беседовал с Разворолем и, увидев, что стража
кого-то ведет, захватил понюшку табака и сказал:
     - С Перекорилем покончено. Идемте завтракать. Капитан  гвардии  передал
пленника шерифу вместе со смертным приговором, гласившим:
     "Препровожденного - обезглавить.
                       Храбус XXIV".
     - Это ошибка! - вопит Обалду, который, очевидно, все никак  не  поймет,
что с ним происходит.
     - Да чего уж там, - говорит шериф. - Эй, Джек Кетч, берись-ка за дело!
     И бедного Обалду поволокли  на  эшафот,  где  у  плахи  стоял  палач  с
огромным топором в руках - он был всегда наготове.
     А теперь нам пора возвратиться к Перекорилю и Бетсинде.
        Глава XV,
     как Спускунет разлучила Бетсинду и Перекориля
     Спускунет, которая была свидетельницей королевских злоключений и знала,
что принцу грозит беда, поднялась ни свет ни заря и стала думать о  спасении
своего милого суженого, как эта глупая  старуха  теперь  называла  его.  Она
нашла Перекориля в саду; он  бродил  по  дорожкам,  сочиняя  стихи  в  честь
Бетсинды (правда, дальше "пень" и "весь день" дело не шло), и совсем позабыл
про вчерашнее - знал только, что краше Бетсинды никого нет на свете.
     - Ну, милый Перекориль, - говорит Спускунет.  -  Ну,  милая  Спусси,  -
говорит принц, только сегодня уже в шутку.
     - Я все ломаю себе  голову,  дорогой,  как  тебе  выпутаться  из  беды.
Придется тебе на время бежать в чужие края.
     - Про какую беду, про какое бегство вы толкуете? Никуда я не поеду  без
своей ненаглядной, ваше сиятельство, - возражает Перекориль.
     - Она  отправится  с  тобой,  милый  принц,  -  говорит  Спускунет  еще
вкрадчивей. - Но сперва мы  должны  взять  драгоценности  наших  августейших
родителей и нынешних короля с королевой. Вот тебе ключ, дружочек; это все по
праву твое, понимаешь, ведь ты законный монарх Пафлагонии,  а  твоя  будущая
жена - ее законная владычица.
                                          Собралася Спусси замуж,
                                          "Принца, - молвит, - не отдам уж!"
     - Быть ли ей королевой? - сомневается юноша.
     -  Быть!  Забрав драгоценности, иди в спальню Развороля; там у него под
кроватью  ты  найдешь  мешки,  а в них - деньги: двести семнадцать миллионов
девятьсот восемьдесят семь тысяч четыреста тридцать девять фунтов тринадцать
шиллингов  и шесть с половиной пенсов, и все это - твое, он украл эти деньги
у твоего венценосного родителя в час его смерти. И тогда мы сбежим.
     - Кто это "мы"? - переспрашивает Перекориль.
     -  Ты и твоя нареченная - твоя возлюбленная Спусси! - сообщает графиня,
бросая на него томный взгляд.
     - Как, ты - моя невеста?! - изумляется  Перекориль.  -  Да  ведь  ты  -
старая карга!
     -  Ах,  негодяй!  -  визжит  графиня.  -  Ведь  ты  же  дал  письменное
обязательство жениться на мне!
     - Прочь от меня, старая гусыня! Я люблю Бетсинду и никого больше!  -  И
он кинулся от нее со всех ног - такой страх его обуял.
     - Ха-ха-ха! - знай заливается графиня. - Обещанного не воротишь,  -  на
то в Пафлагонии и законы! А что до этой супостатки, бесовки, гарпии, ведьмы,
гордячки, ехидны, змеи подколодной Бетсинды, так принц-милатешка не скоро ее
сыщет. Он все глаза проглядит, прежде чем найдет ее, будь я не я.  Ведь  ему
невдомек, что его Бетсинда...
     Так что же Бетсинда?.. А вот послушайте. Бедняжка встала  в  то  зимнее
утро в пять часов, чтобы подать чай своей привередливой госпоже,  однако  та
на сей раз встретила ее не улыбкой, а бранью. С  полдюжины  оплеух  отвесила
Спускунет служанке,  пока  одевалась;  но  бедная  малютка  так  привыкла  к
подобному обращению, что ничего худого не заподозрила.
     - А теперь, когда государыня  дважды  позвонит  в  колокольчик,  ступай
побыстрее к ней! - говорит графиня.
                                                     Коли женщина озлится,
                                                     То лютует, как тигрица.
     И вот, когда в покоях королевы дважды прозвонил  колокольчик,  Бетсинда
явилась к ее величеству и присела перед ней в милом реверансе.  Все  три  ее
госпожи были уже здесь: королева, принцесса и графиня Спускунет. Едва они ее
увидели, как начали:
     - Мерзавка! - кричит королева.
     - Змея! - подхватывает принцесса.
     - Тварь! - выкрикивает Спускунет.
     - С глаз моих долой! - вопит королева.
     - Убирайся прочь! - кричит принцесса.
     - Вон отсюда! - заключает Спускунет.
     Ах,  сколько  бед  обрушилось в то утро на голову Бетсинды, и все из-за
прошлой   ночи,   когда  она  пришла  с  этой  злосчастной  грелкой!  Король
предложил  ей руку и сердце, и, конечно, его августейшая супруга воспылала к
пей  ревностью; в нее влюбился Обалду, и, конечно, Анжелика пришла в ярость;
ее полюбил Перекориль, и Спускунет готова была ее растерзать!
     - Отдай          | что          | кричали
     чепец,           | я            | все три
     платье,          | тебе         | в один
     нижнюю юбку,     | подарила!    | голос.
     И они стали рвать с бедняжки одежду.
     - Как ты посмела     | короля!             | кричали
     заманивать           | принца Обалду!