Генри Райдер Хаггард. Всего лишь сон
-----------------------------------------------------------------------
Хаггард Г.Р. Собрание сочинений: в 12 т. Т. 1.
Калуга: изд. Библио, 656 стр. Перевод Фомичевой
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 19 ноября 2003 года
-----------------------------------------------------------------------
Следы... Следы... Следы мертвеца. Как зловеще возникают они передо
мной! Они петляют по длинному залу взад и вперед, и я следую за ними. Где
бы ни ступали эти неземные шаги, везде остается жуткий след. Я вижу как на
мраморе вырастает нечто влажное и отвратительное.
Раздавить, растоптать, растереть все это грязным башмаком! Все
напрасно. Видите, они снова проступают из черноты. Да может хоть кто-нибудь
стереть следы мертвеца.
И тянется в бесконечность тусклая вереница событий прошлого, словно
отзвук мертвой поступи, беспокойно блуждающей и оставляющей след, который
невозможно уничтожить.
Бушуй, дикий ветер-вечный голос человеческого страдания; падайте,
мертвые шаги, вечные отголоски человеческой памяти; ступайте, жуткие ноги,
ступайте в незабвенную вечность.
Не правда ли странные мысли для жениха, странные тем более, что они
витают ночью, точно зловещие облака в летнем небе. Да, да, я не ошибаюсь -
завтра венчание. Надо быть лишенным всякой фантазии простофилей, что бы не
понять для чего торжественно расставлены вдоль длинного стола подарки, и
как хороши некоторые из них. Замечательно наблюдать как устраиваются пышные
свадьбы, как подсчитывают непредвиденных или забытых друзей, нежданно вдруг
обнаружившихся и приславших небольшие подарки в знак уважения. А ведь
совсем иначе было с моей первой женитьбой, это был брак не по расчету, а
истинно по любви.
Так вот, как я уже говорил, подарки были расположены строгими рядами,
и меня переполняли приятные мысли о природной доброте человеческой натуры,
и, в особенности, о щедрости наших дальних родственников. И не мудрено
жениху с настойчивой любезностью предлагать всем гостям чай, не выпуская из
рук серебряного заварочного чайника. И сколько раз в будущем по утрам меня
будет ожидать этот самый чайник, по другую сторону от которого будет стоять
кувшин со сливками, позади самовар с кипятком, спереди, непременно,
сахарница, доверху наполненная колотым сахаром, и во главе стола будет
восседать моя вторая жена. Возможно, так будет всю жизнь.
- Мой дорогой, - скажет она, - не хочешь ли еще чашечку чая? И я,
вероятно, буду пить еще.
Но странно, какие мысли иногда приходят в голову. Иной раз помимо
воли, точно по мановению некой волшебной палочки из глубины души
поднимается и выходит нечто неведомое. Оно приходит в самые неожиданные
моменты, и человеку вдруг открываются глубинные тайники его жизни, а сердце
его содрогается, разбиваясь вдребезги, точно дерево от удара молнии. В том
мрачном свете все земные предметы кажутся далекими, а все невидимое
приближается, приобретая призрачные очертания и внушая страх, и человек не
только не осознает, что есть реальность, а что - вымысел, но и не может
различить грань, отделяющую Дух от Жизни. И вновь те же отголоски шагов и
те же призрачные следы, которые не могут быть уничтожены.
Снова эти странные мысли! И как упорно они преследуют меня! Пойду
спать, уже час ночи. На дворе - сплошной стеной дождь. Я слышу его частую
дробь по окнам и завывание ветра в ветвях высоких мокрых вязов в конце
сада. Кажется где угодно я мог бы узнать плач этих деревьев, также как
узнаешь знакомый голос друга. Что за ночь! Иногда, в октябре такие ночи
случаются в той части Англии, где мы живем. Именно в такую ночь, тому уже
три года, умерла моя первая жена. Помню, как приподнявшись с постели она
сказала:
- Ах, эти ужасные вязы, хочу, чтобы ты их спилил, Френк; они плачут
как женщина.
И я ответил, что непременно так и сделаю, но не успел, а вскоре она
умерла, бедняжка. Поэтому старые вязы по-прежнему стоят, и мне по-прежнему
нравится их музыка. Кому-то покажется странным: мое сердце было почти
разбито, я любил ее нежно, да и она любила меня всей душой - и вот теперь я
снова женюсь.
- Френк, Френк, не забывай меня! - это были последние слова моей жены.
И в самом деле я завтра женюсь, но память о ней живет в моем сердце.
Помню и то, как Анни Гатри (та, на ком я собираюсь жениться) приходила
проведать ее за день до смерти. Я знаю, что Анни всегда была неравнодушна
ко мне, и, думаю, жена догадывалась об этом. После того как жена поцеловала
Анни, попрощалась с ней, и как только за ней закрылась дверь, она сразу же
заговорила:
- Это твоя будущая жена, Френк. После моей смерти ты женишься на ней;
она милая, добрая, у нее две тысячи годовых, и она не умрет от душевной
болезни. - И с едва заметной улыбкой добавила, - Френк, дорогой, будешь ли
ты вспоминать обо мне, пока не женишься на Анни Гатри? Я обязательно буду
помнить тебя.
И теперь время, предвиденное ею настало, и Бог-свидетель, я вспоминал
о ней, бедняжке. Ах! Те мертвые шаги, которые будут преследовать меня всю
жизнь, те женские следы по мраморному полу, которые никогда не исчезнут!
Большинство из нас рано или поздно видят и слышат их, я же отчетливо вижу и
слышу их сегодня ночью. Бедная моя покойница-жена, найдутся ли на земле
такие двери, через которые можно было бы пройти и умудриться взглянуть на
меня сегодня? Надеюсь, что нет. Поистине смерть должна быть адом для
покойника, если он может увидеть, почувствовать и убедиться в измене своих
любимых... Но пойду лягу и попытаюсь отдохнуть хоть немного. Эта свадьба
утомляет меня, ведь я не так молод и силен как раньше. Скорее бы уж все
закончилось или не начиналось бы вовсе.
Что бы это могло быть? Не ветер, потому что ветер никогда не издавал
здесь таких звуков, но и не дождь, дождь к этому времени прекратился на
минуту, и не лай собаки - у меня ее нет. Что-то очень похожее на женский
плач, но откуда женщине быть на улице в такую ночь и в такой час. И вот
опять раздается этот жуткий звук, от которого кровь стынет в жилах, да еще
такой знакомый. Это женский голос, разносящийся вокруг дома. Вот сейчас
кто-то стоит у окна, стучит в него... и... Великий боже! Она зовет меня!
- Френк! Френк! Френк!
И прежде чем мне удается добраться до окна, чтобы дернуть и открыть
его, она уже стучит и зовет из другого. Снова слабо доносящийся страшный
вопль: "Френк! Френк!" Сейчас я слышу его у входной двери, и, почти сойдя с
ума от жуткого страха, сбегаю вниз в темный длинный зал и распахиваю дверь.
Здесь - ничего, кроме дикого воя ветра и капель дождя с крыльца. Но все же
мне слышны причитания, раздающиеся то вокруг дома, то дальше в кустарнике.
Закрываю дверь и прислушиваюсь. Вот она пробралась через маленький дворик к
черному ходу. Кто бы там ни был, но дорогу вокруг дома это существо знало
хорошо. Я опять иду через зал, через вращающуюся дверь, через комнату
прислуги, спускаюсь вниз на несколько ступенек в кухню, где не погасли еще
остатки огня в камине, распространяя едва уловимые тепло и свет в сплошном
мраке. Сейчас это существо стучит своим сжатым кулаком по тяжелому дереву и
странно, стук такой тихий, а отдается в пустой кухне так гулко.
Меня колотило, я стоял, чувствуя дрожь во всем теле, но не осмеливался
открыть дверь. Никакими словами невозможно выразить состояние совершенного
отчаяния, охватившего меня. Я ощутил себя единственным живым существом во
всем мире.
- Френк! Френк! - надрывался тот же знакомый голос. - Открой дверь, я
очень замерзла. У меня так мало времени.
Сердце мое застыло, и только руки вынуждены были повиноваться.
Медленно-медленно я поднял засов и открыл дверь, и мгновенно сильный поток
воздуха выбил ее у меня из рук и широко распахнул. Черные облака немного
рассеялись над головой, и показался клочок синего вымытого дождем неба, на
котором судорожно мерцали одна-две звезды. С минуту я мог видеть только
этот кусочек неба, но постепенно разобрал привычные очертания больших,
неистово раскачивающихся вязов, а за ними четкую линию плит садовой стены.
Затем кружащийся лист резко ударил меня по лицу и взгляд мой непроизвольно
остановился на чем-то таком, что я не смог сразу определить: нечто
маленькое, черное и мокрое.
- Что это? - хрипло вырвалось у меня. - Почему-то показалось, что это
не могло быть человеком, и я не мог спросить: "Кто это?"
- Ты не узнаешь меня? - запричитал голос и в нем определенно
почудилось что-то знакомое. - Я не могу войти и показаться, у меня нет
времени. Ты так долго не открывал дверь, Френк, и я так продрогла, ужасно
продрогла! Посмотри восходит луна и ты можешь разглядеть меня. Представляю,
как страстно ты хочешь увидеть меня, впрочем, так же, как и я.
И пока это привидение говорило, или скорее причитало, лунный диск
пробился сквозь влажный воздух и повис в нем. Передо мной предстала
низенькая сморщенная фигура, оказавшаяся очень маленькой женщиной. Одета
она была во все черное и поверх головы черное покрывало, наподобие
свадебной фаты, полностью окутывало ее. И с каждой складки этой фаты и
платья падали тяжелые капли воды.
В левой руке она держала небольшую корзинку, и в лунном свете ее рука,
такая маленькая и худая, высвечивалась белым пятном. На безымянном пальце я
заметил красную полоску - след от обручального кольца. Правая же рука была
направлена ко мне так, будто молила о чем-то.
И как только я все это увидел, ужас, казалось, так и схватил меня за
горло, словно он был живым существом, потому что, насколько знаком был
голос, настолько оказался знакомым и облик, хотя церковный погост забрал
его давным-давно. Я онемел и не мог даже пошевелиться.
- О, неужели ты все еще не узнаешь меня? - взмолился голос. - Я пришла
так издалека, чтобы увидеть тебя, но я не могу задерживаться. Смотри,
смотри. - И своей тонкой рукой она начала судорожно срывать с себя черную
фату, закутывающую ее. Наконец она упала, и, как во сне, я увидел то, что
подсознательно ожидал увидеть: бледное лицо и светло-русые волосы моей
жены. Не в состоянии ни говорить, ни двигаться, я только с изумлением
смотрел на нее. Совершенно точно это была она, такою я видел ее в последний
раз; смертельно бледная с багровыми кругами вокруг глаз, до подбородка
накрытая покрывалом, с той лишь разницей, что сейчас глаза ее были широко
раскрыты, взгляд устремлен на меня, а выбившуюся прядь мягких светлых волос
развевал ветер.
- Теперь ты узнал меня, Френк? Мне было очень нелегко добраться
повидать тебя и так холодно! Но завтра ты женишься, Френк, а я обещала,
очень давно, вспомнить о тебе, когда ты надумаешь жениться, где бы я ни
была, и я сдержала свое обещание, я пришла "оттуда" и принесла тебе
подарок. Очень горько умирать такой молодой! А ведь я была так молода,
чтобы умереть и покинуть тебя, но вынуждена была умереть. Возьми это,
возьми скорее, я не могу оставаться дольше. И если я не могла дать тебе
свою жизнь, Френк, то я принесла тебе свою смерть - возьми ее!
- И как только привидение всунуло корзинку мне в руку, снова пошел
дождь, оттеняя лунный свет.
- Я должна идти, я должна идти, - доносился все тот же знакомый голос
в плаче отчаяния. - Почему ты долго не открывал дверь? Я хотела поговорить
с тобой перед твоей свадьбой с Анни, а теперь я уже никогда больше не увижу
тебя. Никогда! Никогда! Я навсегда потеряла тебя! Навсегда! Навсегда!
Как только затихли последние причитания, вихрем налетел ветер, с таким
натиском и силой, как будто это были тысячи ветров, и швырнул меня в дом, с
треском захлопнув за мной дверь. Шатаясь, я добрел до кухни и поставил на
стол корзинку. Как раз в этот момент упали несколько тлеющих угольков и
слабое пламя тускло осветило тарелки в кухонном шкафу и даже оловянный
подсвечник и спичечный коробок рядом с ним. Чтобы окончательно не сойти с
ума от темноты и страха, я, схватил спички, зажег одну и поднес к свече.
Вскоре она разгорелась, и я огляделся. Все было как обычно, все так, как
оставила прислуга, над камином мерно отстукивали часы. Когда я посмотрел на
них, пробило два, и в этой гнетущей обстановке их бой подействовал на меня
успокаивающе.
Затем я взглянул на корзинку, ловко сплетенную из белых прутьев с
черными ободками и с пестрой черно-белой ручкой. Я хорошо знал эту корзинку
и другой подобной мне не доводилось видеть. Я купил ее на Мадейре много лет
назад в подарок жене. И потом, в конце концов, ее смыло штормом с борта
корабля в Ирландском проливе. Помню, в корзинке было много газет и
библиотечных книг, за которые мне пришлось платить. А в свое время я очень
часто видел эту самую корзинку вот на этом кухонном столе, потому как
дорогая моя жена часто собирала в нее цветы, и коротко срезанные розы из
нашего сада всегда были на кухне. Обычно, собрав цветы, она входила на
кухню, ставила корзинку на стол, вот сюда, где она стоит сейчас, и давала
распоряжения к обеду. Все это мгновенно всплыло в моей памяти, пока я чуть
живой стоял со свечой в руке, с меркнущим рассудком. Мне показалось, что я
заснул и стал жертвой ночного кошмара и что проснувшись, все происшедшее
окажется дурным сновидением. Но, нарушив тишину, по кухонному шкафу
побежала и спрыгнула на пол мышь.
Что же было в корзинке? Я боялся заглянуть в нее и лишь остатки
внутренней силы подтолкнули меня сделать это. Я придвинулся к столу и с
минуту стоял, прислушиваясь к биению сердца. Затем я все таки протянул руку
и приоткрыл крышку. На память пришли слова: "Я не могу дать тебе свою
жизнь, поэтому я принесла тебе свою смерть". Что она имела ввиду, и что
вообще все это могло означать? Я должен знать, иначе я сойду с ума. Что бы
там ни было, вот оно здесь, лежит, завернутое в полотно.
О! Боже! Помоги мне!
Это был маленький бесцветный человеческий череп!
Сон! В конце концов всего лишь кошмарный сон, но какой сон! А завтра я
женюсь.
Смогу ли я жениться завтра?
Last-modified: Wed, 19 Nov 2003 21:16:39 GMT