Оцените этот текст:




     ---------------------------------------------------------------------
     Книга: П.Сувестр и М.Аллен. "Трагический исход. Жокей в маске"
     Перевод с французского Л.Новиковой
     Издательство "Навука i тэхнiка", ООО "Этоним", Минск, 1993
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 11 декабря 2002 года
     ---------------------------------------------------------------------

     В   очередном  выпуске  популярной  серии   "Фантомас"  читатели  вновь
встретятся с полюбившимися героями - инспектором Жювом и журналистом Жеромом
Фандором, которые преследуют неуловимого Гения преступления.


                                 Содержание

                      Глава 1. ВСТРЕЧА В ОТЕЙ
                      Глава 2. ЛЮБОВНИК ЖОЖО
                      Глава 3. ТРУП В СЕН-ЖЕРМЕН
                      Глава 4. ПОДОЗРЕВАЮТСЯ В УБИЙСТВЕ
                      Глава 5. НОВЫЙ АРЕСТ
                      Глава 6. ЛИЧИНЫ УБИТОГО
                      Глава 7. ЗАЩИТА ЖОРЖЕТТЫ
                      Глава 8. НЕМНОГО О ПРОШЛОМ
                      Глава 9. УБИЙЦА РЕНЕ БОДРИ
                      Глава 10. ЖОКЕЙ СКОТТ
                      Глава 11. "БРАТ" ФАНТОМАСА
                      Глава 12. НА СКАЧКАХ
                      Глава 13. ТАЙНА УЛИЦЫ ЛАЛО
                      Глава 14. ТРЕНЕР БРИДЖ
                      Глава 15. КРОВАВЫЙ ДОЖДЬ
                      Глава 16. ЗАГАДОЧНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ
                      Глава 17. НА ИППОДРОМЕ
                      Глава 18. НА ТРЕНИРОВКЕ
                      Глава 19. КТО ТАКОЙ БРИДЖ?
                      Глава 20. СЫН ФАНТОМАСА
                      Глава 21. ГОВОРЯЩАЯ ЛАМПА
                      Глава 22. КАСКАДЕР
                      Глава 23. КРАЖА
                      Глава 24. КТО ЖЕ ФАНТОМАС?
                      Глава 25. ФЛОРИССАН д'ОРЖЕЛЬ
                      Глава 26. ЖЮВ И ФАНДОР
                      Глава 27. ХИЩНИКИ!
                      Глава 28. ЖОКЕЙ В МАСКЕ
                      Глава 29. СМЕРТОНОСНЫЙ СЕЙФ






     - Слушайте!  Слушайте!  Только я,  старый торговец, знаю, какая лошадка
придет первой!  Все  мои  клиенты выигрывают!  Подходите!  У  меня  найдется
кое-что покрепче шампанского!  Я  припас коньяк,  водку,  а  уж ром у меня -
градусов восемьдесят!  Даже спирт имеется!  Спешите все сюда!  Только я знаю
имя настоящего фаворита!
     Зеваки,  шатающиеся с  праздным видом  по  загонам,  окружили палатку с
напитками.  С трудом сдерживая хохот, они взирали на субъекта, произносящего
этот хвастливый монолог.  И было на что посмотреть. Даже если бы торговец не
изрек ни слова, вид его непременно привлек бы внимание.
     Это был мужчина лет пятидесяти с длинными седеющими лохмами и рыжеватой
бородкой. Костюм его был до того потрепан, что, казалось, вот-вот свалится с
него по частям.  Когда торговец носился возле своей палатки, пританцовывая и
размахивая руками,  лохмотья развевались, едва поспевая за ним. Больше всего
человечек напоминал базарного клоуна. За спиной у него был приторочен медный
цилиндр с  краником внизу.  В промежутке между воплями знаток лошадей хорошо
отработанным движением открыл вентиль и  подставил под  кран  мятый цинковый
стаканчик.  Правда, туда не потекла ни одна из тех жидкостей, которые он так
активно рекламировал,  но,  видимо,  это было следствием разумной экономии и
бережливости.   Настоящий  кран  открывался  тогда,  когда  перед  торговцем
возникал клиент, заранее согласившийся уплатить десять сантимов.
     Не торопясь отведать водки или спирта,  толпа с искренним удовольствием
наслаждалась   бесплатным    спектаклем,    который    неутомимый   продавец
демонстрировал без передышки от  первого до последнего заезда на ипподроме в
Отей. Скачки уже закончились, а он все еще носился вокруг палатки, предлагая
твой товар.
     - У  меня  есть водка,  коньяк,  ром!  У  меня есть великолепный спирт!
Подходите!
     При  этом он  ни  на  минуту не  забывал,  что имеет дело с  любителями
лошадей. Заглядывая клиентам в глаза, он говорил с таинственным видом:
     - Только старый торговец знает, какая лошадка придет первой!
     И, понизив голос, добавлял:
     - Все мои клиенты всегда выигрывают!
     Наконец  подошло время  последнего,  решающего заезда.  Толпа  подалась
вперед,  стараясь разглядеть фаворита.  Торговцу ничего не  оставалось,  как
двигаться вместе с ней.  Закрыв палатку, он шлепал ногами по грязи, сгибаясь
под  тяжестью резервуара с  напитками.  Медная  крышка,  формой напоминающая
китайскую шапочку,  позвякивала в  такт его  шагам.  Однако голос его звучал
по-прежнему пронзительно:
     - У  меня есть ром!  У  меня есть водка!  Только я знаю,  какая лошадка
придет первой!
     Внезапно  забавный  человечек  смолк  и   замер  на  месте,   глядя  на
широкоплечего верзилу.  Тот посмотрел на торговца,  и его мрачная физиономия
растянулась в улыбке:
     - Бузотер! Никак это ты! Надо же, где пришлось встретиться!
     - А где же мне еще быть! Тут, знаешь, все только на мне и держится. Без
меня они бы  все вылетели в  трубу!  Весь ипподром идет ко  мне за  советом.
Знают, что лучше знатока не найдешь!
     Верзила расхохотался:
     - Оно и  видно.  И  платят тебе,  наверное,  золотом.  Иначе у  тебя не
хватило бы денег на такой шикарный костюм!
     Бузотер улыбнулся и  беззаботно махнул рукой.  Одежда никогда его особо
не волновала. Что такое заплаты для человека, который всю жизнь бродяжничал!
Зато и  повидал он такое,  что другим и не снилось.  Даже с бандой Фантомаса
сводила бродягу судьба, десятки профессий он перепробовал, и вот теперь стал
самым популярным продавцом парижского ипподрома.
     Приятели отошли в сторонку.
     - Рад тебя видеть,  Горелка,  -  негромко произнес Бузотер.  -  Значит,
удалось вырваться из тюряги?
     Да,   Горелка,  знаменитый  бандит,  наконец-то  оказался  на  свободе.
Естественно,  зарабатывать себе на  жизнь честным трудом ему и  в  голову не
приходило,   и  поэтому  он  искренне  удивился,  увидев  старого  товарища,
занимающегося коммерцией.
     Бузотер,  в свою очередь,  посматривал на гиганта с опаской.  Уж ему-то
лучше  многих других было  известно,  что  Горелка,  правая рука  Фантомаса,
вместе со  своим  дружком Иллюминатором способен на  любое,  самое  страшное
преступление.  Таких понятий,  как  сострадание или  совесть,  для  него  не
существовало. Бузотер наполнил стаканчик ромом и, увидев, что бандит полез в
карман за монетой, поспешно сказал:
     - Ну, что ты, старина! Для тебя у меня все бесплатно!
     Он подмигнул:
     - Меня, знаешь, разорить трудно. Сена - река полноводная...
     Оба расхохотались.
     - Так как дела? - продолжал Бузотер.
     - По-старому...  И дружки,  и бабы -  все прежнее,  -  ответил Горелка,
нависая  над  маленьким торговцем,  словно  могучее дерево  над  низкорослым
кустарником. - И Иллюминатор все такой же - кутит покруче меня.
     - А Адель?
     - Адель? Адель молодцом. Все так и живет со мной.
     - Рад за тебя. Я слышал, она тоже подалась в коммерсанты, как и я?
     Бандит приосанился:
     - Ну,  браток,  тебе до  нее  далеко!  Мы  с  Иллюминатором так  крепко
поставили нашу красотку на ноги, что она уже имеет собственную машину.
     - Не может быть! - пораженно воскликнул Бузотер.
     - Точно-точно,  -  подтвердил Горелка,  сдерживая улыбку.  - Она каждый
день толкает эту машину перед собой от  улицы Каде до площади Сент-Эсташ.  И
там торгует зеленью.
     Бузотер расхохотался.  Так, значит, машина - это повозка для овощей! Он
ткнул приятеля кулаком.
     - Да, пройдоха, ты не изменился! По-прежнему отмачиваешь шуточки!
     Отсмеявшись, торговец стал прощаться.
     - Рад был с тобой поболтать, старина. Но, сам понимаешь, дела... Если я
тут буду сидеть на одном месте, то не заработаю ни су. Приходится вертеться.
Мне ведь надо быть в курсе всего, что творится в этом сумасшедшем доме!
     Оставив  Горелку около  букмекерских касс,  где  тот  хотел,  пользуясь
толчеей,  поживиться парой  -  тройкой пухлых бумажников,  Бузотер засеменил
вдоль  скаковых дорожек  в  сторону финиша.  Возле  барьеров неистовствовала
возбужденная толпа.  Со всех сторон раздавались пронзительные крики.  Люди в
передних рядах уже были намертво прижаты к барьеру,  а задние все напирали в
надежде  хоть  краем  глаза  увидеть  шапочку того  жокея,  на  которого они
поставили. По мере того как лошади приближались к финишу, шум становился все
более оглушительным.
     - Марокканец! Марокканец придет первым! - вопили справа.
     Слева не отставали сторонники Фриволы:
     - Фривола, вперед! Поднажми еще немного!
     - Кид! Кид! - скандировали в центре.
     - Какой  Кид?  -  возмущались рядом.  -  Этой  кляче не  дотянуть и  до
последнего поворота!
     И   над  всем  этим  гамом  отчетливо  разносился  пронзительный  голос
Бузотера. Даже не пытаясь следить за ходом скачек, он повторял:
     - Ну?  Что я вам говорил?  Только старый торговец знает,  какая лошадка
придет первой! Все мои клиенты всегда выигрывают!


     Пока простолюдины неистовствовали в грязи у барьера, элегантная публика
напряженно наблюдала за состязаниями с  трибун.  Сегодня на ипподроме в Отей
присутствовали  поистине  сливки  общества  -   ведь  именно  в   этот  день
разыгрывался   Большой    марсельский    приз.    Пятнадцать    жокеев    на
лошадях-трехлетках борются за  право получить эту престижную награду.  После
первых двух заездов пришлось ждать добрых сорок минут, и вот сейчас наступал
кульминационный  момент.   Один   за   другим  появлялись  ладно  скроенные,
подтянутые жокеи и отправлялись на взвешивание. Под мышками они несли седла.
У  некоторых по  потайным  карманам  были  распиханы кусочки  свинца,  чтобы
соответствовать стандарту.
     Появление каждой  новой  лошади  на  старте вызывало бурное обсуждение.
Вовсю заключались пари. По рукам ходила программа заезда.
     Поначалу предпочтение отдавалось лошади по  имени Камба,  принадлежащей
знаменитому  американскому  миллиардеру  Мэксону.   Большинство  считало  ее
фаворитом. Между тем группе любителей удалось протиснуться к самому барьеру,
отделяющему зрителей от  места взвешивания жокеев.  До  них  донеслась фраза
служащего, слывущего здесь знатоком. Тот уверенно заявил:
     - В этот раз выиграет Перванш.
     Немедленно и  на  Перванша было поставлено несколько тысяч.  Сторонники
Камба тут же взвинтили ставки.
     - Ладно-ладно! - перешептывались они. - Еще посмотрим, чья возьмет!
     Ставки росли.  На Камба и Перванша ставили уже восемь к одному.  И если
внизу,  на газонах, ставки не превышали пяти франков, то здесь, на трибунах,
минимальный  взнос  составлял  двадцать  пять  луидоров.   У   тотализаторов
толпилась богатая, изысканно одетая публика, с карманами, набитыми деньгами.
     В  конце  концов  ставки  постепенно  уравнялись.  В  заезде  было  два
фаворита.  Вскоре раздался гонг,  вызывающий жокеев на  старт.  На  трибунах
началась давка.  Каждый старался выбрать себе место получше. У тотализаторов
остались лишь несколько сомневающихся и кучка новичков.  Эти, помня поверье,
согласно которому играющий впервые всегда  выигрывает,  хотели  поставить на
аутсайдера и одним махом заработать приличное состояние.
     Возле  узкой  лесенки,  ведущей  на  трибуну  для  членов  жокей-клуба,
столкнулись два господина.
     - Прошу вас, граф, проходите.
     - О нет, мсье, только после вас!
     Оба  были  завсегдатаями  скачек  и   принадлежали  к  жокей-клубу  уже
несколько  месяцев.  За  это  время  они  завоевали  там  настолько  прочное
положение, что три недели назад стали членами комитета.
     Один из них,  граф Мобан, элегантный, корректный пожилой мужчина, носил
бакенбарды на  австрийский манер.  Его  длинные  завитые  волосы  заставляли
вспомнить о временах Второй Империи.  Граф молодился,  скрывая свой возраст,
но  злые  языки  давно  говорили,  что  цвет  его  волос  слишком  ярок  для
природного.
     Его  собеседник выглядел совсем иначе.  Его  круглая голова с  гладким,
кирпичного цвета  лицом,  была  обрита  под  машинку.  Одевался он  всегда в
добротный синий костюм и в самые сильные холода не носил даже плаща. Это был
тот самый Гарри Вильям Мэксон, американский миллиардер, славившийся в кругах
высшего  парижского света  несметными богатствами и  великолепными скаковыми
лошадьми.
     - Проходите, проходите, дорогой коллега, - настаивал американец.
     Граф Мобан решительно протестовал. Тогда Мэксон вздохнул и улыбнулся:
     - Похоже,  мы  обречены на то,  чтобы всегда сталкиваться нос к  носу и
демонстрировать свою вежливость!
     В глазах его появились лукавые огоньки:
     - А  ведь если бы я сидел сейчас на спине моего доброго Камба,  а вы бы
оседлали вашу кобылу Перванш, мы бы не были так любезны, не правда ли?
     В  самом деле,  оба  мужчины были владельцами лошадей,  которых публика
считала  первыми  кандидатами на  выигрыш Большого марсельского приза.  Граф
Мобан улыбнулся:
     - Именно так, мой друг. Но в данный момент мне остается только уступить
вашей настойчивости. И желаю вам удачи в нынешних скачках.
     Несмотря на  учтивость,  последняя фраза прозвучала фальшиво.  Во время
разговора  бегающий  взгляд  графа  ни   разу  не   встретился  со  взглядом
собеседника.  Казалось,  он пытается скрыть свои истинные чувства.  Впрочем,
Мэксон тоже  не  относился к  числу людей,  которых легко раскусить.  Он  не
отводил  от  собеседника взгляд,  но  лицо  его  оставалось бесстрастным,  и
прочесть по нему что-либо было невозможно.
     На самом же деле поводы для волнения и беспокойства у господина Мэксона
были. Несмотря на огромный годовой доход, способный обеспечить ему безбедное
существование до конца дней,  американец прежде всего оставался бизнесменом.
И он считал непозволительной роскошью проигрывать деньги.  Скачки - это тоже
бизнес,  и  если  играешь,  надо побеждать.  На  свою лошадь Мэксон поставил
весьма значительную сумму, и ему вовсе не улыбалось ее потерять. Однако, всю
жизнь занимаясь скаковыми лошадьми,  он прекрасно в них разбирался и отдавал
себе отчет, что кобыла графа является серьезнейшим конкурентом его жеребцу.
     Поднимаясь вслед за своим спутником по ступенькам, Мэксон думал:
     "А ведь предложи я ему сейчас проиграть этот заезд в обмен на то, что я
сниму  свою   кандидатуру  в   президенты  жокей-клуба,   он   наверняка  бы
согласился!"
     Да,  не только лошади этих двух господ соперничали между собой. Оба они
надеялись  занять   наиболее  почетное  место,   на   которое  только  может
рассчитывать владелец скаковых конюшен -  пост президента жокей-клуба.  И  у
обоих были практически равные права на это место.  У одного - графский титул
и родословная,  которой позавидовала бы любая из его лошадей,  другой достиг
высокого социального положения своим несметным богатством.
     Итак,  соперники поднялись на трибуну.  Почти все места были заняты. На
верхней трибуне выделялась женщина в кричаще безвкусном туалете и немыслимой
шляпке,  украшенной страусовыми перьями.  Черепаховым лорнетом она  подавала
знаки молодому человеку внизу, который оглядывался по сторонам, словно искал
кого-то.
     Впрочем,   это  не   имело  никакого  отношения  к   растерянности  или
застенчивости.  Молодой  человек явно  был  здесь  весьма  известен.  Многие
спешили поздороваться с ним, а если он сам приближался к какой-нибудь группе
болельщиков, то со всех сторон тянулись руки, и женщины одаривали его самыми
ослепительными улыбками.
     Заметив наконец знаки,  которые подавала ему  страусо-черепаховая дама,
молодой человек снизошел до ответного помахивания. Женщина сделала несколько
шагов ему навстречу:
     - Здравствуйте, князь!
     Она  протянула руку  для  поцелуя.  Молодой человек слегка  прикоснулся
губами к ее запястью:
     - Рад вас видеть, мадам.
     Женщина фамильярно взяла его под руку.
     - Послушай-ка,  Кресси-Мелен,  просвети меня.  Я только что видела, как
граф Мобан и американец Мэксон ворковали,  словно голубки. Расскажи мне, как
у них дела? Кто станет президентом?
     Князь Кресси-Мелен (действительно,  князь, хоть и без княжества) глядел
на  свою собеседницу и  думал о  том,  как она вульгарно накрашена.  Тон его
ответа вполне соответствовал мыслям:
     - А тебе-то что до этого?
     Не  трудно догадаться,  что  если граф говорил женщине "ты",  да  еще в
таком тоне, то он не слишком высоко ее ценил.
     Дама эта носила весьма громкое имя,  которое сама же долго придумывала.
В молодости она была известна в Париже под кличкой Зузу. Красоту ее тогда не
требовалось  реанимировать  косметикой,  а  фигура,  теперь  расплывшаяся  и
погрузневшая, была прелестной и соблазнительной. Все это осталось в прошлом,
и  теперь  бывшая кокотка заботилась лишь  об  одном  -  чтоб  в  ее  салоне
собирались по  возможности известные и  приличные -  хотя бы внешне -  люди.
Трудно было  узнать в  ней  когда-то  одну  из  самых ярких и  известных дам
полусвета. Это было давно, во времена кафе "Англе" и ресторана "Дюран"...
     - Тебе-то что? - повторил князь.
     - Ну, мне интересно!
     Бывшая красотка жеманно надула губки:
     - У  меня теперь бывают очень известные люди!  И  я  бы мечтала увидеть
нового президента жокей-клуба в своей гостиной.
     - А ты пригласи обоих кандидатов, - усмехнулся князь.
     Дама пожала пухлыми плечами:
     - Ну,  это не  выход.  В  подобных случаях нам,  светским людям,  нужно
действовать наверняка. Ты же на скачках не ставишь на всех фаворитов сразу!
     - Пожалуй,  ты права,  -  протянул Кресси-Мелен. - Но тут дело довольно
деликатное...  Шансы есть у обоих. Граф Мобан представляет в жокей-клубе то,
что во  Французской академии называют "партией герцогов".  Это аристократия,
непоколебимая в  своем консерватизме и верности традициям.  В общем,  старая
гвардия в  крахмальных воротничках.  С  другой стороны,  Мэксон -  это новая
эпоха,  то  есть человек,  который может претендовать на самые высокие посты
благодаря своему уму,  энергии,  современному деловому подходу.  Конечно,  в
клубе полно людей,  которые терпеть не могут ничего нового,  но очень многим
импонирует Мэксон. Так что у него много шансов.
     Зузу понимающе кивнула головой:
     - Все ясно. Значит, надо пригласить американца.
     - Ну-ну-ну, - покачал головой князь, - не торопись. Миллионы и кругозор
- вещи хорошие,  но  кое-кого они и  отпугивают.  К  тому же,  этот господин
всегда одевается одинаково. Никто не видел его в смокинге, что обижает, и он
никогда  не  надевает  клубного пиджака,  что  просто  оскорбляет ревнителей
традиций.  Патриархи из комитета жокей-клуба могут поднять скандал. Посмотри
на  Мобана  -  титул,  блеск,  внешность  дворянина времен  Второй  Империи!
Автомобиля так и не завел,  на ипподром приезжает только в экипаже. Для всех
наших  старичков  это  тот  самый  человек,  который  возвратит клубу  былую
респектабельность.
     Зузу снова глубокомысленно кивнула:
     - Что ж, понятно. Приглашу Мобана.
     Князь досадливо поморщился:
     - Только не  говори потом,  что  это  я  тебе посоветовал!  Сколько раз
повторять, что...
     Дама перебила:
     - Нет,  дорогой,  с тобой просто невозможно разговаривать! Битый час мы
тут толкуем, а ты не можешь сказать ничего путного. Дескать, если Мэксона не
выберут,  то президентом станет Мобан,  а если Мобан не наберет голосов,  то
тогда непременно выберут Мэксона. Спасибо за информацию!
     Кресси-Мелен прищурился:
     - Есть еще третий вариант...
     - То есть, они оба?..
     Конец фразы заглушил тысячеголосый вопль, возвестивший о начале заезда.
По  мере того как  лошади приближались к  финишу,  все  чаще слышались крики
ярости,   гнева  и  отчаяния,  свидетельствующие  о  том,  что  фавориты  не
оправдывают надежд игроков.
     Заезд  на  Большой  марсельский приз  подходил  к  концу  в  обстановке
всеобщей паники.  Поначалу,  как и  ожидалось,  за победу боролись Перванш и
Камба.  Но  на последнем круге случилось непредвиденное.  Жокеи фаворитов не
успели опомниться,  как на повороте их обогнал кто-то третий. Как ни стегали
они своих коней, неизвестный с легкостью обошел их и мощным аллюром помчался
вперед.  К  финишу  неожиданный победитель оторвался от  соперников на  пять
корпусов.
     Это был разгром, разгром не только для наездников, но и для игроков. На
никому  не  известную лошадь  не  поставил практически никто.  Счастливчиков
можно было пересчитать по пальцам.  Все спрашивали друг у  друга,  под каким
именем записан победитель.
     Выяснилось,  что лошадь зовут Курт Апре.  Это имя никому ровно ни о чем
не говорило.
     Ошарашенная публика в  молчании покидала трибуны.  Все чувствовали себя
обманутыми и никак не могли поверить в свое поражение.  А те немногие,  кому
повезло, кляли себя, что пожадничали и не поставили больше, - ведь на каждую
жалкую  пятерку  выигрыш составил семьсот тридцать четыре  франка  пятьдесят
семь сантимов! Один Бузотер неутомимо сновал в толпе, предлагая свой товар:
     - У меня есть кое-что получше, чем шампанское! Ром, водка, спирт...
     Горелка стоял поодаль, задумчиво наблюдая за толпой проигравших.
     - Подставка, - пробормотал он. - Как пить дать, подставка...
     На трибуне князь Кресси-Мелен подошел к Зузу и небрежно сказал:
     - Этот  заезд  обошелся мне  в  пятьсот  луи.  Пожалуй,  нужно  сделать
передышку в игре.
     "Боже мой,  пятьсот луи!  -  подумала Зузу. - А ведь, говорят, он рад и
двадцати пяти франкам, несмотря на свой титул!"
     Она сжала в  кулаке два небольших билетика -  ее  ставка на  Курт Апре.
Ничего не понимая в лошадях, она всегда ставила наугад, и вот сегодня судьба
подарила ей целое небольшое состояние.
     Сколько бы  ни  грешила в  жизни Зузу,  у  нее  было  добрейшее сердце.
Конечно,  она знала, что князь не ставил пятьсот луи по той простой причине,
что  у  него  не  могло быть  и  половины подобной суммы.  Но  она  почти не
сомневалась, что молодой человек проиграл свои последние деньги.
     "Нужно помочь бедняге", - решила женщина.
     Взяв князя под руку, она спросила:
     - Скажи-ка, а ты по-прежнему открываешь котильоны на балах?
     - Конечно, - рассеянно ответил тот. - Так сказать, положено по чину...
     - Это точно, - кивнула Зузу. - Вы, аристократы, даже не можете получить
настоящую профессию.
     - Не путай Божий дар с яичницей!  -  раздраженно бросил князь. - Это не
имеет ничего общего с профессией. Это... Это - как служба для священника.
     - Ну хорошо,  хорошо,  -  примирительно произнесла женщина. - Кстати, я
даю бал на  следующей неделе.  Публика самая разнообразная -  важные шишки и
жулики,  -  впрочем,  кто их сейчас различит! - достойные дамы и кокотки. Но
должно быть  весело,  ведь  я  выкидываю на  это  столько денег.  Может,  ты
согласишься открыть котильон?
     Князь  задумался.  Не  скомпрометирует  ли  он  себя,  приняв  подобное
предложение?   Князь  Кресси-Мелен,  открывающий  котильон  на  сомнительной
вечеринке у  Зузу...  Вряд ли  это  произведет на  светскую публику выгодное
впечатление.
     Зузу заторопилась:
     - Если ты согласишься,  то сможешь оформить все по своему усмотрению...
Я, видишь ли, в этом ничего не понимаю.
     Князь немедленно заинтересовался:
     - И сколько же ты выделишь на покупку аксессуаров для праздника?
     - Да сколько понадобится! - беззаботно ответила женщина.
     - И все-таки?
     - Ну, десять тысяч, пятнадцать...
     Молодой человек с  трудом  скрывал радость.  За  такие  деньги можно  и
плюнуть на общественное мнение! Да и весело, наверное, будет...
     - Ну  что  ж,  -  сказал он  как можно равнодушнее,  -  согласен.  Буду
открывать у тебя котильон. Завтра зайду, и мы все обсудим.
     Князь  с  достоинством удалился.  Зузу  с  доброй  улыбкой смотрела ему
вслед.  Этот  молодой  человек  был  известен как  непревзойденный танцор  и
зарабатывал себе на жизнь котильонами.  Конечно, ему никто не вручал конверт
с  деньгами,  как  какому-нибудь  ресторанному жиголо.  Ему  просто поручали
купить аксессуары для праздника...
     "Итак,  десять процентов...  - подсчитывал тем временем Кресси-Мелен. -
Это будет дельце сотен на пятнадцать! Игра стоит свеч".
     Тем  временем скачки в  Отей закончились.  Сгущались сумерки.  Ипподром
окутал  серый  вечерний туман,  скрывший трибуны  и  конюшни.  Пришло  время
работать  шоферам  и  кучерам,  поджидавшим  клиентов  у  вокзала.  Громкими
выкриками они старались привлечь к себе внимание.
     - Двадцать су! Двадцать су до площади Клиши, Пигаль, Барбес!
     - Отсюда на Большие бульвары!
     - На площадь Бастилии!
     Вскоре крики  водителей смолкли -  клиентов было  слишком много,  места
всем не  хватало.  Поднялась суматоха,  опоздавшие хватались за борта машин,
вскакивали на подножки.  Среди топота копыт и рева моторов раздавались гудки
клаксонов и позвякивание колокольчиков.
     Молодая женщина,  не  успевшая занять место,  потерянно бродила в  этой
сутолоке.  Несколько раз она пыталась залезть в  экипаж,  но ее выталкивали.
Бедняжка просто не знала, что ей делать.
     Это  была  хорошенькая брюнетка  со  свежим  юным  лицом  и  прекрасной
фигуркой.  На шее у нее красовалась пушистая серая горжетка. Увидев еще одну
переполненную повозку,  она предприняла новую попытку,  но  безуспешно.  Тут
кто-то коснулся ее руки.
     Девушка  увидела  перед  собой  элегантного мужчину с  доброжелательным
лицом.  На  вид ему было года двадцать два -  двадцать три.  Из-под цилиндра
виднелись светлые, с золотистым отливом волосы.
     - Мадемуазель,  - произнес молодой человек с почтительным поклоном, - я
вижу,  вам  нужно вернуться в  Париж.  Вы  позволите предложить вам  место в
автомобиле? Это вас не скомпрометирует?
     Девушка покраснела.
     - Что вы, мсье! - произнесла она. - Я только об этом и мечтаю!
     Ее собеседник махнул рукой,  и перед ним немедленно остановилось такси.
Девушка села,  и  тут  же,  по  знаку молодого человека,  машина рванулась с
места.  Незнакомец сидел рядом со своей спутницей. Остальные места оказались
не занятыми.
     - Представляете,  не удалось найти больше попутчиков!  - сказал молодой
человек. - Жаль, право...
     Однако его радостная улыбка ясно показывала, что особых сожалений он не
испытывает.
     Молодая женщина,  неожиданно оказавшись наедине с  незнакомым мужчиной,
покраснела до корней волос.
     - Но, мсье, - пролепетала она, - куда же вы едете?
     - Конечно,  туда же, куда и вы! - воскликнул молодой человек. И добавил
с едва уловимой насмешкой в голосе:
     - Будьте добры,  скажите мне,  куда  мы  оба  едем.  Надо  предупредить
шофера.






     - Жозеф, кто-нибудь приходил?
     - Куда, мсье?
     - Сюда, болван! Меня кто-нибудь искал?
     - Вас,  мсье?  Так бы сразу и спросили.  От пяти до восьми здесь бывает
столько народу, поди знай, кого вы имеете в виду.
     - Но сейчас-то половина пятого!
     - Вы,  как всегда, правы, мсье. Сейчас половина пятого, и вас еще никто
не  спрашивал.  Иначе разве я  не  передал бы  вам  сразу!  Мсье,  наверное,
поджидает  какую-нибудь  юную  крошку?   Что  делать,   эти  дамочки  всегда
опаздывают!
     - Это точно...
     - Я вам скажу,  мсье, удивительное дело - чем миниатюрнее красотка, тем
дольше ее приходится ждать.  Вот высокие -  другое дело.  Тут столько народу
бывает,  что я уж убедился - женщина, в которой росту полтора метра, включая
каблуки и  перья на  шляпке,  опоздает на  свидание минимум на  сорок минут.
Слава Богу,  что они встречаются не  со мной!  Впрочем,  мсье это,  конечно,
безразлично, у него совсем о другом мысли. Что прикажете принести?
     - Рюмку портвейна.  Так и не могу приучить себя к чаю, хоть он сейчас и
в моде.
     Этот  разговор происходил в  уютной  чайной  на  углу  улицы  Комартен.
Небольшая лавочка  со  стенами,  выкрашенными под  мореное  дерево,  надежно
укрывала посетителей от  любопытных взглядов прохожих -  окна были зашторены
плотными занавесками.  На  вывеске перед входом неразборчиво выведено что-то
вроде "Чай-файв-о-клок".  Словом,  одно из  тех  непритязательных заведений,
которые входили тогда в моду, потеснив традиционные кафе. Популярный напиток
нередко привлекал в  такие места даже светских дам,  которые охотно заходили
сюда перед ужином.
     Одним  из  собеседников был  метрдотель,  которого завсегдатаи привыкли
называть просто по имени - Жозеф. Истинный парижанин, любезный, расторопный,
способный вести  беседу обо  всем  на  свете,  осведомленный о  жизни своего
квартала  не  хуже  полицейского комиссара  и  излагающий  события  не  хуже
заправского репортера, мэтр Жозеф пользовался заслуженной популярностью. Ему
частенько  приходилось оказывать  своим  клиентам  разного  рода  деликатные
услуги. Постепенно он стал им так необходим, что когда из соображений выгоды
чайная переехала в  другой квартал,  большинство завсегдатаев посещало ее  и
там.  Манера общения с  ними у  Жозефа отличалась почтительностью и  в то же
время некоторой фамильярностью.
     Сейчас  собеседником метрдотеля был  молодой человек с  открытым лицом,
одетый по последней моде. Жозеф знал своего клиента уже пять или шесть лет -
с  тех  пор,  как  юноша  был  еще  гимназистом и  частенько прогуливался по
набережным в  сопровождении своей  матушки.  Звали его  Макс  де  Вернэ.  Он
происходил  из  хорошей  семьи,   и  частичка  "де"  в  его  имени  была  не
вымышленной.  В  прошлом семейство де Вернэ играло заметную роль в парижском
свете.  Потом  отец  Макса,  крупный  биржевой игрок,  внезапно скончался от
разрыва сердца.  К несчастью, произошло это в отдельном кабинете ресторана в
обществе девиц легкого поведения.
     Мадам  де  Вернэ,   парижанка  до  мозга  костей,  после  этого  случая
уединилась в  деревне,  в  своем поместье на  берегу Дордонны.  Ее сын Макс,
пройдя  военную службу,  вернулся в  Париж.  От  матери он  получал неплохое
содержание.
     Сегодня Макс де Вернэ, несмотря на доброжелательный вид, казался немало
озабоченным.  Наконец, не в силах больше сдерживаться, он решил поговорить с
Жозефом откровенно.
     - Представьте  себе,   старина,   -  проговорил  он,  принимая  из  рук
метрдотеля бокал, - я влюбился! Безумно влюбился!
     - Вот    как?     -    улыбнулся    Жозеф,    изображая    чрезвычайную
заинтересованность. - Может, мсье подумывает и о женитьбе?
     Макс отмахнулся.
     - Ну, что вы, право! Это уж слишком. Жениться в двадцать четыре года, с
жалким состоянием, которому, кстати, под стать моя физиономия... Увы, пока у
меня слишком мало данных для подобного шага. И вообще - если жениться всякий
раз, как влюбишься...
     Метрдотель заговорщицки подмигнул:
     - О,  мсье, как я вас понимаю! Всегда считал, что главное в жизни - это
уметь  устраивать  себе  маленькие  праздники,  увлекательные приключения...
Словом,  вы меня понимаете.  Даже я,  ваш покорный слуга, стараюсь не лишать
себя скромных удовольствий. Жить, чтобы жить!
     Он  уже  собирался припомнить какой-нибудь  пикантный случай  из  своей
жизни, когда Макс де Вернэ с юношеским эгоизмом перебил его.
     - Знаете,  Жозеф,  -  сказал он,  вновь  переводя разговор на  то,  что
интересовало его самого,  -  я ведь жду не какую-нибудь там содержаночку,  а
настоящую даму!
     - Вероятно, артистку?
     - Ну,  нет! - Макс довольно улыбнулся. - Бери выше! Это не женщина, это
настоящая жемчужина. Из прекрасной семьи, красивая, гордая, но в то же время
наивная...
     Жозеф понимающе кивнул:
     - В общем, пальчики оближешь.
     - Именно так,  дружище.  Представь себе,  я  познакомился с ней,  когда
возвращался позавчера со скачек.  Бедняжке не на чем было вернуться в Париж,
а я взял такси.  Я бы и раньше к ней подошел,  на ипподроме, но место у меня
из дорогих, сам понимаешь, оттуда через толпу не пробьешься. Да, признаться,
и не до того было. Я поставил на одну славную лошадку с уверенностью, что не
ошибусь,  но она меня подвела.  А пока я следил за заездом,  девушка куда-то
пропала. Я просто все на свете проклял, пока ее разыскал.
     - Но все-таки нашли?
     - Да,  после  скачек,  в  толпе возле вокзала.  Уверяю тебя,  ее  можно
разглядеть в любой толчее -  такая она...  ни на кого не похожая.  И вот ее,
бедняжку,  какие-то  хамы  просто  выталкивают  из  экипажа!  Тут  уж  я  не
растерялся.
     Жозеф улыбнулся:
     - О, мсье, я не сомневаюсь, что вы вели себя достойно.
     - Именно так,  -  польщенно ответил молодой человек.  - Подошел к ней и
вежливо предложил ехать со мной в такси.  А чтобы ее не пугать,  сказал, что
возьму еще попутчиков. Мол, расходы пополам, и все такое прочее...
     Метрдотель ухмыльнулся:
     - Конечно,  конечно...  А  как  только  сели,  велели  шоферу побыстрее
трогать.
     - Естественно!
     - Ну, мсье, это смотря для кого. Я знавал немало молодых людей, которые
получали пощечину за подобное поведение.
     - Пустяки!  -  отмахнулся Макс.  -  Иногда это даже к лучшему. Женщина,
давшая оплеуху, переживает не меньше того, кто ее получил. И потом с большей
охотой даст себя поцеловать.
     - Вот как?  -  удивился метрдотель.  -  Ну  так что же,  удостоились вы
пощечины?
     - Еще  какой!  -  воскликнул юноша.  -  Она  была слышна по  всей улице
Моцарта!
     - А потом?
     - А  потом,  мой дорогой,  последовал поцелуй.  Мы  как раз подъехали к
Трокадеро.
     - И чем же все закончилось?
     - Закончилось тем, что я сижу здесь. Мы договорились о встрече в пять.
     Жозеф бросил взгляд на настенные часы.
     - Сейчас еще совсем рано,  -  заметил он. - Всего пять минут шестого. В
дальнейшем же,  мсье,  как  я  уже  говорил,  все  зависит  от  роста  вашей
избранницы. Если она невысока, мсье придется набраться терпения.
     Не  успел  он  произнести  эти  слова,  как  вращающаяся  дверь  чайной
повернулась,  и  на  пороге показалась изящная женская фигурка.  Глаза Макса
засияли.
     - Твоя теория не подтверждается, Жозеф, - прошептал он.
     Молодой человек встал и  поспешно направился к девушке.  Та двинулась к
нему навстречу. Немногочисленные посетители проводили вошедшую глазами. Лицо
ее скрывала густая вуаль, но гибкая стройная фигура, подчеркнутая облегающим
платьем, привлекла всеобщее внимание.
     Сверкая  улыбкой,  Макс  поздоровался,  но,  увы,  ответной радости  не
последовало.
     - О, мсье, - прошептала девушка, - с моей стороны было крайне неразумно
приходить сюда. Зачем я согласилась на эту встречу!
     Улыбка на лице Макса погасла.
     - Я пришла потому, что обещала вам, мсье, - продолжала незнакомка, - но
теперь немедленно ухожу. Вы ошиблись на мой счет...
     Она повернулась к двери. Молодой человек схватил ее за руку.
     - Умоляю вас,  -  порывисто воскликнул он,  -  не  уходите так  быстро!
Позвольте мне хоть минуту полюбоваться вами!
     - Нет,  нет,  мсье.  Я  не  из  тех,  кто приходит на свидание с  почти
незнакомым человеком.
     Совершенно растерявшись,  Макс чуть было не  дал  ей  уйти,  но  тут на
помощь подоспел Жозеф.  Опытным взглядом оценив ситуацию,  метрдотель понял,
что  если  немедленно не  принять меры,  то  так  удачно начавшееся любовное
приключение его молодого друга закончится самым обидным образом.
     Сделав бесстрастное лицо, Жозеф внушительно произнес:
     - Мсье заказывал чай для двоих. Вы не можете уйти, не выпив его.
     Повернувшись на каблуках, метрдотель подошел к стойке и приказал:
     - Принесите заказанный чай!
     - Останьтесь!  -  с надеждой попросил Макс.  -  Не можете же вы вот так
уйти! Неужели вам трудно выпить со мной чашечку?
     Поколебавшись,  девушка решила не ставить молодого человека в  неловкое
положение.
     - Хорошо, - тихо сказала она и села. - Только одну чашечку - и все.
     Макс мысленно поблагодарил Жозефа. Первый шаг был сделан...
     Спустя двадцать минут молодые люди,  сидя в  укромном уголке,  не спеша
прихлебывали горячий чай  и  оживленно беседовали.  Свыкшись с  обстановкой,
девушка сняла жакет и  приподняла вуаль.  После чая  последовал портвейн,  и
глаза Макса засияли еще ярче. Он сжал руку собеседницы в ладонях.
     - Я чувствую, - нежно шепнул он, - я знаю, что полюблю вас, Жоржетта...
     Девушка испуганно вздрогнула:
     - Но как вы узнали мое имя?!
     Макс опустил глаза:
     - Увы, это все, что мне известно.
     - Но откуда вам известно хотя бы это?
     - В   прошлый  раз  на  вас  была  брошка  с   монограммой.   Я  просто
предположил... и угадал?
     - Да.
     Макс осмелел:
     - Может, в награду вы назовете мне свою фамилию? И полное имя?
     Девушка решительно замотала головой:
     - Нет-нет, не уговаривайте меня. Этого вы никогда не узнаете.
     Лукаво улыбнувшись, Макс заказал еще по рюмке портвейна, и через десять
минут его любопытство было удовлетворено.
     Жоржетта была  дочерью торговца из  Марэ.  Четыре года назад она  вышла
замуж за  человека старше ее  на  пятнадцать лет.  Муж ее  служил чиновником
государственной администрации и отличался строгим,  если не сказать суровым,
нравом.  С утра он уходил в контору и оставался там до пяти,  однако,  домой
приходил лишь к  восьми,  так  как  после службы любил провести пару часов в
кафе. Фамилия его - а, следовательно, и Жоржетты - была Симоно.
     Внимательно слушая  рассказ собеседницы,  Макс  понемногу придвигался к
ней поближе.  Синеглазая брюнетка нравилась ему все больше и больше, и он не
сомневался в успехе.  В самом деле,  какое впечатление он должен производить
своими  аристократическими  манерами  на  жену  скучного  правительственного
чиновника, да еще такого старого. Для нее Макс де Вернэ - настоящий светский
лев!
     Следует признать,  что он  не  ошибался.  Давно ли Жоржетта Симоно была
исполнена решимости уйти,  сказав лишь несколько слов?  Давно ли она терзала
себя за то,  что отважилась прийти в  эту чайную?  И вот на часах всего лишь
шесть, а она уже раскрывает душу перед этим галантным молодым человеком!
     Пораженная  этой  мыслью,   молодая  женщина  смолкла.   Однако  Жозеф,
поглядывающий на  нее из-за  стойки,  тут же  оказался рядом с  новой рюмкой
портвейна. Поставив ее на стол, он исчез так же внезапно, как и появился.
     Макс  сидел  уже  вплотную к  своей  избраннице.  Его  близость пьянила
Жоржетту больше,  чем портвейн.  Как во сне,  она ощущала его чуткие пальцы,
обнимающие ее талию. Когда губы Макса коснулись ее шеи, она чуть вздрогнула,
но не сопротивлялась.
     Молодой человек жестом подозвал Жозефа,  сунул  ему  несколько монет  и
нежно увлек Жоржетту к выходу. Та послушно последовала за ним.
     У тротуара уже ждала машина.  Макс открыл дверцу,  помог своей спутнице
сесть  и  бросил водителю адрес.  Затем  уселся рядом.  Девушка упала в  его
объятия.
     - Боже мой,  -  прошептала она еле слышно.  -  Куда вы меня везете? Что
вы...
     Молодой  человек  не  дал  ей  договорить.  После  долгого  поцелуя  он
произнес:
     - Вы  будете  моей  любовницей,   Жоржетта.   Моей  дивной,   обожаемой
любовницей!


     Было без  четверти восемь.  В  небольшом гостиничном номере,  выходящем
окнами на вокзал Сен-Лазар, лихорадочно одевалась молодая женщина. Волосы ее
растрепались,  лицо  раскраснелось.  Сидя  в  глубоком кресле и  насвистывая
какой-то  модный мотивчик,  молодой человек наблюдал за  ее движениями.  Ему
доставляло  искреннее  удовольствие  смотреть,   как   она   окружает   свое
пленительное тело панцирем корсета и колоколом юбок.
     Заметив его взгляд, Жоржетта покраснела и потупилась.
     - Ты,  наверное,  меня презираешь,  Макс, - тихо произнесла она. - Но я
честная женщина!
     - Бог  с  тобой,  дорогая!  -  воскликнул молодой  человек.  -  Что  ты
говоришь!  Я вовсе не собираюсь тебя презирать!  Напротив,  я люблю тебя все
больше! Какое счастье, что ты стала моей!
     Жоржетта обняла Макса за шею и села к нему на колени.
     - А ведь знаешь,  милый, такое у меня в первый раз, - призналась она. -
Клянусь, кроме мужа, у меня не было больше возлюбленных!
     Макс недоверчиво усмехнулся:
     - Ну, полно, дорогая. И ты хочешь, чтобы я в это поверил?
     - Как ты можешь так говорить! - воскликнула Жоржетта возмущенно.
     - Однако, - спокойно продолжал Макс, - в тот день, когда я заметил тебя
на скачках,  ты ведь была не одна.  Я отлично видел, как ты мило ворковала с
высоким черноволосым господином с этакими пышными усами.
     - Наверное, это муж...
     Макс расхохотался:
     - Право,  смешно!  Даже если бы  ты мне полчаса назад не говорила,  что
твой муж терпеть не может скачки,  я все равно бы не поверил, что он даже не
проводил тебя потом домой!
     Девушка густо покраснела. Потом вдруг поглядела любовнику прямо в глаза
и задорно спросила:
     - Ты что, никак ревнуешь?
     Ответом ей был поцелуй. Потом молодой человек прошептал:
     - Конечно, ревную! Ведь я люблю тебя. И так мало тебя знаю...
     Он устроился поудобнее.
     - Подумай сама  -  ведь  ты  для  меня  настоящая загадка.  Твои  глаза
прекрасны, но по ним я не могу прочесть твоих мыслей. Глаза Сфинкса...
     Жоржетта прыснула:
     - Милое сравнение! Благодарю. Теперь у тебя есть свой маленький Сфинкс.
     - Я счастлив, - нежно произнес Макс. - Ты мой маленький сладкий Сфинкс.
Мне все время хочется покрывать тебя поцелуями...
     Он снова сомкнул объятия. Жоржетта с трудом высвободилась.
     - Я,  должно быть,  совсем сошла с ума, - сказала она, проведя рукой по
лбу, и глаза ее потемнели.
     Макс встал:
     - Угрызения совести?
     - Да какие уж там угрызения,  -  вздохнула девушка. - Что сделано, того
не  вернешь.  Но  вот время поджимает.  Боюсь,  что я  вернусь домой слишком
поздно.
     Она  поспешно закончила свой  туалет и  надела шляпку.  Потом подошла к
зеркалу  и,   критически  взглянув  на  свое  отражение,  припудрила  нос  и
подкрасила губы. Лицо ее снова скрылось под вуалью. Макс потянулся к ней, но
Жоржетта решительно отстранилась.
     - Нет-нет, - сказала она. - Довольно, мне пора. Я тороплюсь.
     На  лице  молодого  человека  появилось выражение искреннего огорчения.
Жоржетта протянула ему руку,  затянутую в  перчатку.  Макс прикоснулся к ней
губами.
     - Когда мы увидимся снова? - спросил он.
     Девушка на мгновение задумалась:
     - Послезавтра,  в  пять.  В зале ожидания на вокзале Сен-Лазар.  Я буду
возвращаться со скачек.
     - Но почему бы нам не поехать на ипподром вместе?
     Жоржетта решительно покачала головой:
     - Нет,  не нужно. Не стоит нам появляться вместе на людях. И прошу тебя
- дай мне слово,  что если мы где-нибудь увидимся, ты не подашь виду, что мы
знакомы.
     - К чему такие сложности? - недовольно пробурчал Макс.
     Девушка не ответила.  Она отодвинула занавеску и посмотрела на башенные
часы. Те, как по команде, пробили восемь.
     - Кошмар! - воскликнула Жоржетта. - Я чудовищно опаздываю!
     Она быстро пошла к двери, но на пороге остановилась и повторила:
     - Где бы ты меня ни встретил, Макс, помни - мы незнакомы. Прошу тебя! И
не подходи ко мне на ипподроме.
     И она закрыла за собой дверь.
     Прошло уже  добрых четверть часа  после ее  ухода,  а  Макс  все  сидел
неподвижно в кресле, вдыхая аромат духов своей новой возлюбленной.
     "Так кто же она все-таки?  -  думал он.  -  Какая-нибудь содержанка, из
тех, что ложатся в постель с первым встречным? Непохоже... Ее мучит совесть.
Может, она светская дама? Непонятно..."


     - Как спалось, Жожо?
     Продолжительный зевок и  неразборчивое бормотание были ответом на  этот
вопрос.
     Комната на пятом этаже выглядела весьма изящно.  Окна выходили на улицу
Батиньоль. В центре стояла внушительных размеров кровать. Один из лежащих на
ней  осторожно приподнял полог  и  тихо  опустил ноги  на  пол,  стараясь не
разбудить соседку.
     Это был уродливый,  смешной человечек.  Длинная ночная рубаха не  могла
скрыть округлого брюшка.  Он протер большими волосатыми руками глаза, зевая,
подошел к  окну и отдернул занавески.  Луч солнца упал на кровать,  и из-под
полога донеслось недовольное ворчание.  Не обращая внимания, толстяк подошел
к двери и крикнул:
     - Анжела! Принесите газеты!
     Получив газеты,  он вернулся к кровати, улегся и зашелестел страницами.
Прочтя колонку новостей, мужчина потянулся и пробормотал:
     - Воскресенье...  Можно валяться хоть до полудня.  До чего здорово, что
не надо тащиться в эту проклятую контору!
     Женщина, лежащая рядом с ним, приоткрыла глаза и захныкала:
     - Ты совершенно невыносим,  Поль! Даже в воскресенье тебе надо вскочить
ни свет ни заря!
     - Но, дорогая, я ведь привык всегда просыпаться в одно и то же время!
     Женщина вздохнула:
     - Да просыпайся ты,  когда хочешь, только, ради Бога, делай это потише.
Ну  зачем тебе  понадобилось открывать занавески?  Свет  бьет прямо в  лицо.
Теперь я целый день буду чувствовать себя разбитой! Уже начинается мигрень!
     Толстяк  уныло  почесал  в  затылке,  с  сожалением  отложил  газету  и
наклонился к женщине:
     - Жожо... Дорогая...
     - Прекрати!  Ты  меня  всю  исцарапаешь своей  щетиной.  Пойди хотя  бы
побрейся. И вообще, не трогай меня. Я еще сплю.
     - Извини, - покорно пробормотал мужчина и вновь взялся за газету.
     Его жена,  поворочавшись немного,  вскоре опять задремала. Тем временем
внимание Поля  привлек крупный заголовок на  третьей странице.  Он  принялся
читать статью,  время от времени выражая шумное неодобрение автору и падению
нравов. Рядом послышался недовольный голос:
     - Неужели нельзя читать газету молча!
     Толстяк замолчал. Его жена высунула голову из-под одеяла:
     - Посмотри-ка лучше,  что там пишут по поводу скачек в Отей.  Кто нынче
фаворит - Стальная Уздечка или Бродяга?
     - Но я еще не дочитал.
     Женщина в сердцах тряхнула головой:
     - Иногда мне кажется, что ты вообще не умеешь читать! Вот уже битый час
ты шуршишь этой проклятой газетой и не даешь мне спать, но не можешь сказать
единственную вещь, которая меня интересует!
     - Да,  но меня-то это не занимает,  Жожо!  Ты ведь знаешь, я никогда не
хожу на бега.
     - Ну и что? Я ведь интересуюсь твоими делами. А ты... ты просто эгоист!
     - Ну... Все жены проявляют внимание к делам своих мужей, так принято.
     - А дела жен, значит, можно вовсе не замечать?
     Жожо села, облокотившись на подушку:
     - Ну,  вот что ты там сейчас читаешь?  Наверняка,  какие-нибудь грязные
сплетни. Уму непостижимо, до чего мужчины обожают всякие мерзости!
     Поль Сомоно пожал плечами:
     - Ну,  почему  сплетни.  Это  отчет  о  недавно раскрытом преступлении.
Должен тебе сказать, что эти бандиты наглеют с каждым днем!
     Жоржетта потянулась и снова легла.
     - Ну, и кого же на сей раз ограбили? - равнодушно спросила она.
     Поль раскрыл газету:
     - Ограбили? Хм, тут дело посерьезнее... Слушай, я тебе прочту.
     Он откашлялся и начал:
     - Загадочное  преступление в  Сен-Жерменском лесу.  Полиция  обнаружила
повешенного мужчину.  Личность погибшего установлена -  в  бумажнике найдены
документы на имя Рене Бодри. Полагают...
     Толстяк осекся. Жена его подскочила, словно подброшенная пружиной. Лицо
ее смертельно побледнело, глаза округлились.
     - Что? - с трудом выдавила она.
     Поль оторопело посмотрел на жену.
     - Не надо так волноваться,  милая Жожо,  -  начал он, но женщина резким
движением выхватила у него газету.
     Она углубилась в чтение, машинально повторяя:
     - Рене Бодри... Рене Бодри... Не может быть! Не может...
     У  нее вырвалось рыдание.  Сомнений не  оставалось -  найденный в  лесу
покойник действительно оказался господином Рене Бодри.
     Поль ничего не понимал.
     - Что с тобой,  дорогая?  Умоляю,  не надо так нервничать!  Жожо! Жожо,
милая! О, Господи... На помощь, кто-нибудь! Воды!
     Тело  Жоржетты  Симоно  обмякло,   глаза  закатились,  и  она  потеряла
сознание.






     В  ночь  с  пятницы  на  субботу,  когда  Жоржетта  Симоно  еще  только
раздумывала,  идти ли ей на свидание со своим новым поклонником, двое мужчин
двигались со  стороны Мезон-Лафит к  Сен-Жерменскому лесу.  Они  шли быстрым
шагом,  посасывая сигары,  и  время  от  времени  перекидывались отрывистыми
фразами. Похоже было, что они не в восторге друг от друга.
     - Может, все-таки возьмем машину? - спросил один.
     - Не стоит, - бросил его спутник.
     - Но почему? Ведь путь не близкий!
     - Послушайте, я прекрасно знаю эту дорогу. Быстрее дойти пешком.
     - Ну что ж...
     Они свернули направо,  на  маленькую тропинку.  Вышедшая из-за туч луна
осветила их.  Один был одет в клетчатый костюм, овальная шапочка натянута на
уши.  На  втором же  был  изысканный жакет,  мало подходящий для прохладного
времени года,  -  стоял конец октября.  Брюки его были заправлены в  высокие
сапоги,  рука  сжимала хлыст.  Он  шел  тяжелой,  валкой  походкой человека,
привыкшего к верховой езде.
     - Ну что ж,  -  продолжал человек в клетчатом костюме,  - раз вы хорошо
знаете дорогу и в конце нас ждет стаканчик вина - тогда в путь.
     При  словах "стаканчик вина" его собеседник чуть заметно улыбнулся.  Он
привык к более благородным напиткам.
     Было около десяти вечера. По субботам в это время в Сен-Жерменском лесу
не бывает ни души.  Лишь изредка со стороны дороги слышался шум проезжающего
автомобиля и  виднелся отблеск фар.  И  снова воцарялась тишина,  лишь ветер
шевелил кроны деревьев, и палая листва шуршала под ногами путников.
     Несколько  минут  мужчины  шли  молча.  Наконец  обладатель элегантного
жакета щелкнул хлыстом по сапогу и спросил:
     - Так что же, вы так и не хотите проявить благоразумие?
     Его спутник пожал плечами:
     - Благоразумие...  Я как раз его и проявляю. По-моему, именно этим вы и
хотите воспользоваться, мой дорогой.
     - Но, право, ваши запросы слишком велики!
     - Я придерживаюсь другого взгляда.
     Мужчины помолчали. Потом первый вновь заговорил:
     - Итак, вы просите тридцать тысяч франков. Это крупная сумма!
     - Совершенно с вами согласен, - ответил второй. - Сумма немалая.
     - А ваша лошадь ее не стоит!
     - Ну, это как посмотреть...
     - Да ведь она никогда толком не бегала!
     "Клетчатый костюм" расхохотался:
     - Так значит, если бы она бегала, вы бы ее купили, не так ли?
     Этот невинный вопрос заставил мужчину вздрогнуть:
     - Что такое? Вы говорите какими-то возмутительными намеками!
     Хлыст снова щелкнул по голенищу.
     - Ну,  хорошо,  -  сбавил тон  его  обладатель.  -  Может,  вас устроят
двадцать тысяч?
     - Ну,  нет,  дружище.  Я  сказал -  тридцать кусков.  Это мое последнее
слово.
     - Двадцать пять!
     "Клетчатый костюм" хмыкнул:
     - Вы  торгуетесь,  как на базаре.  Поверьте,  это пустая трата времени.
Тридцать тысяч франков и  ни  одним су  меньше.  Вы ведь знаете мою лошадку.
Ровная  рысь,  прекрасный аллюр...  Усталости  не  знает,  и  препятствие ей
нипочем!
     Он помолчал и добавил:
     - А упряжь? Упряжь ведь тоже стоит денег!
     Последние слова прозвучали с непонятной иронией. "Жакет" дернул плечом.
     - Не валяйте дурака, - буркнул он. - Упряжь тут ни при чем.
     Однако голос его звучал неуверенно. Он подумал и проговорил:
     - Послушайте, двадцать восемь тысяч! Неужели этого мало?
     - Тридцать, - спокойно ответил "клетчатый". - И не будем спорить.
     Он принялся насвистывать какой-то мотивчик,  давая понять, что разговор
закончен. Потом повернулся к собеседнику и ухмыльнулся:
     - Да что там говорить!  Я  уверен,  что деньги у  вас с собой.  Вы ведь
давно все решили, верно? Я-то знаю, что не требую невозможного. Поэтому...
     - Ладно,  -  перебил его спутник и снова щелкнул хлыстом по голенищу. -
Сегодня,  Бодри,  вы  пользуетесь ситуацией.  Но,  видит Бог,  так не  будет
продолжаться вечно!
     Бодри всплеснул руками.
     - Силы небесные, да ничем я не пользуюсь! - воскликнул он. - Просто...
     Собеседник снова перебил его:
     - Довольно слов. Деньги действительно со мной. Давайте заканчивать.
     Бодри кивнул:
     - Пожалуйста, мсье, если вам так хочется...
     Тропинка вывела мужчин на перекресток Крест-Ноай,  прозванный так из-за
большого  креста,  возвышающегося в  центре.  Неподалеку виднелась небольшая
забегаловка.  Столики стояли прямо  на  пронизывающем ветру.  "Жакет" указал
хлыстом в ту сторону.
     - Поговорим здесь?
     - Как вам угодно.
     Они уселись за  столик и  заказали шартрез.  По  просьбе Бодри официант
принес перо и бумагу.
     - Итак,  мы сговорились на тридцати тысячах.  Небольшие формальности, и
все права на лошадку -  ваши.  Очевидно,  бесполезно просить вас о  чем-либо
еще. Это ведь не обычная сделка...
     Бодри хихикнул:
     - Что вы несете?!
     Постоянные намеки продавца явно выводили из себя покупателя. Он заломил
бровь и процедил сквозь зубы:
     - Не понимаю,  какого черта вы тут темните.  Все предельно ясно - у вас
есть лошадь,  которую вы продаете,  а я покупаю.  Плачу вам цену, которую вы
запросили, и дело с концом.
     Собеседник криво улыбнулся:
     - Что ж,  будь по-вашему.  Допустим,  я обыкновенный лопух, допустим, я
никогда не бывал в ваших конюшнях и не видел...
     - Все, хватит, - оборвал его "жакет".
     Он достал бумажник, вытащил пачку купюр и принялся пересчитывать.
     - Надо же,  -  заметил Бодри, с интересом следящий за его действиями. -
Здесь  тридцать пять  бумажек.  Похоже,  вы  собирались выложить за  лошадку
побольше!
     Покупатель метнул на него испепеляющий взгляд и промолчал.
     - Вот видите, - мягко сказал Бодри. - Я вовсе не такой уж лопух.
     "Жакет" молча протянул ему тридцать купюр,  которые мгновенно исчезли в
кармане клетчатого пиджака. Оттуда же появилась бумага, сложенная вдвое.
     - Вот купчая, мсье.
     Покупатель внимательно просмотрел документ и спрятал его в карман.
     - Значит, я забираю лошадь?
     - Конечно.
     - Ну, тогда и говорить больше не о чем.
     Потеряв интерес к  собеседнику,  владелец лошади  поднялся и  бросил на
столик   несколько  монет.   Дремавший  неподалеку  официант  удовлетворенно
хмыкнул.  Наконец-то  уберутся эти  два  полуночника,  которым больше нечего
делать субботним вечером, как шататься по лесу!
     Бодри тоже встал.
     - Ну,  раз уж говорить нам больше не о чем,  - сказал он, - так давайте
хоть попрощаемся. Вы возвращаетесь в Мезон-Лафит?
     - Именно. А вы в Сен-Жермен?
     - Точно.
     - Тогда счастливого пути.
     И,  не обменявшись рукопожатиями,  мужчины разошлись в  разные стороны.
Один уходил,  взбешенный тем,  что выложил за покупку слишком много, другого
же  терзали воспоминания о  пяти банковских билетах,  которые он получил бы,
будь немного понастойчивее. Бодри процедил:
     - Этот надутый идиот воображает,  что  моя  лошадка у  него в  кармане.
Посмотрим!  Пусть не  слишком выставляется.  Одна  моя  записочка президенту
жокей-клуба может надолго отбить у него аппетит!
     Его недавний собеседник тем временем также не стеснялся в выражениях.
     - Ничтожество! - шептал он. - Урвал тридцать тысяч и считает, что надул
меня. Да в этих обстоятельствах я заплатил бы и пятьдесят, и сто!
     Пройдя несколько сотен метром он заговорил спокойнее:
     - Забавный,  однако, тип этот Бодри! Не могу понять, кто же он на самом
деле?  Выпендривается,  как  профессиональный лошадник.  А  встретишь его на
бульваре -  типичный белоручка, прожигатель жизни. Интересно, откуда он взял
такую лошадь? Впрочем, черт с ним. Главное, что я добился своего.
     Спустя двадцать минут Рене Бодри,  вернувшись в  забегаловку,  сидел за
тем же  самым столиком.  Он  не  спеша выкурил сигару,  выпил бокал дорогого
портвейна и двинулся по дороге, ведущей в Сен-Жермен.
     Ночь  была сырой и  холодной.  Бодри поднял воротник и  глубоко засунул
руки в карманы пиджака. Однако тридцать тысячефранковых билетов поддерживали
его настроение на соответствующем уровне. Бодри напевал и прищелкивал в такт
пальцами.
     - Нет, господа, лопухом меня не назовешь, - приговаривал он. - Никак не
назовешь!
     На дороге не было ни души. Ветер зловеще шумел в кронах деревьев. Бодри
обеспокоенно огляделся.
     - Чертовски темно,  -  пробормотал он.  -  Не очень-то осторожно с моей
стороны гулять здесь ночью, да еще с такими деньгами...
     Он поежился.
     - А вдруг в этом трактире кто-нибудь увидел, как я славно поживился?
     Он снова обернулся. Дорога была пуста, шагов не слышно...
     - Успокойся,  приятель,  -  решительно сказал себе Бодри.  -  Что-то ты
становишься  слишком  трусливым.   Вряд  ли  найдется  сумасшедший,  который
караулил бы здесь кого-нибудь по ночам.
     Нарочито громко напевая,  он  двинулся дальше.  Сухие  листья шуршали у
него под ногами.
     Вряд  ли  Рене  Бодри  чувствовал бы  себя  столь  уверенно,  если  бы,
оглянувшись,   увидел  темную  фигуру,  прячущуюся  за  деревом.  Счастливый
обладатель тридцати тысяч франков с самого начала был не слишком внимателен.
Иначе он заметил бы незнакомца, покидая придорожную забегаловку. Тот стоял у
поворота,  прячась в кустах. И от самого перекрестка неизвестный следовал за
Бодри  в  каких-нибудь двадцати метрах.  Естественно,  он  не  напевал и  не
хрустел сучьями.  Ступая по  влажному мху,  он двигался совершенно бесшумно.
Каждый шаг его был соразмерен с шагом Рене Бодри. Так рысь, идущая по следу,
копирует движения своей жертвы.
     Прошло минут десять.  Теперь Бодри окружал лишь  глухой лес.  Это  было
одно из самых пустынных мест в округе.  Сигара Бодри погасла. Чертыхнувшись,
он попытался закурить новую, но ветер гасил спички.
     - Вот  пропасть,   -  выругался  путник.  -  Неужели  нельзя  придумать
что-нибудь понадежнее, чем эти проклятые спички!
     Он   укрылся  за  толстым  стволом  вяза  и   продолжил  свои  попытки.
Преследователь, наблюдавший за ним, усмехнулся.
     - Что ж, момент самый подходящий, - прошептал он. - Надо действовать.
     Незнакомец сделал несколько бесшумных шагов и оказался за спиной ничего
не подозревавшего Бодри. Подождав несколько секунд, он негромко произнес:
     - Эй!
     Рене Бодри вздрогнул и  хотел было обернуться,  но  не  успел.  Шею его
захлестнула удавка.  Убийца резким толчком швырнул несчастного на  землю  и,
упершись коленом ему между лопаток, стал душить.
     - Помоги...  -  прохрипел Бодри и  изогнулся в предсмертной конвульсии.
Кадык  его  хрустнул,  и  из  открытого  в  безмолвном крике  рта  вывалился
почерневший  язык.  Безжалостный  душитель  не  отпускал  веревку,  пока  не
убедился,  что  его  жертва  мертва.  Наконец  человек  в  клетчатом костюме
дернулся в  последний раз  и  затих.  Убийца выпрямился и  расхохотался.  Не
приведи Господь услышать этот леденящий хохот!
     Вдоволь насмеявшись, незнакомец проговорил:
     - Дьявол, до чего же это просто! Был человечек - и нет его... Ну что ж,
посмотрим, что у него в карманах...
     Быстрыми, уверенными движениями, свидетельствующими о немалом опыте, он
принялся обшаривать карманы убитого. Небрежно засунул себе за пазуху конверт
с  деньгами  и  открыл  бумажник.  Подсвечивая себе  фонариком,  неизвестный
тщательно просмотрел все бумаги и затем положил их обратно.  Решив,  видимо,
не  мелочиться,  он  оставил на месте часы,  серебряную цепочку и  кошелек с
тремя луидорами.
     - Ну, пожалуй, ночь прошла не зря.
     Слова эти  прозвучали спокойно и  равнодушно.  Казалось,  убийца делает
обычную повседневную работу. Взвалив труп на плечо, словно мешок с мукой, он
оттащил его к соседнему дереву.  Затем снял пиджак, аккуратно повесил его на
сук  и  отмотал обернутую вокруг пояса  веревку.  Вскоре тело  бедняги Бодри
качалось, повешенное на толстой ветке. Убийца надел пиджак.
     - Отличная работа, - удовлетворенно сказал он. - Теперь можно и домой.
     Он окинул взглядом покачивающийся в петле труп.
     - Отдыхай, старина. Надеюсь, ты не страдаешь головокружениями?
     И, рассмеявшись собственной остроте, негодяй растворился во тьме.


     - Господин жандарм!  Там...  в  лесу...  повешенный!  Его  нашел папаша
Жанфье. Видит Бог, зрелище не из приятных!
     Жандарм с сомнением посмотрел на запыхавшегося десятилетнего мальчишку.
     - Ей-Богу,  мсье,  это правда,  -  настаивал тот. - Папаша Жанфье хотел
было вытащить его из  петли,  да  побоялся это делать до приезда полиции.  И
послал меня за вами.
     Из полицейского участка вышел бригадир в  сапогах и при шпаге.  На лице
его было написано неудовольствие. Несмотря на звучное имя - Эгесип Турболен,
бригадир был человеком мягким, больше всего на свете любил хорошо покушать и
пуще  сглазу боялся всяких осложнений.  Рассказ мальчишки вызвал у  него два
закономерных чувства -  сожаления о  недопитой чашке кофе с  молоком и страх
предстоящей  возни  с   неизвестным  мертвецом.   Подкрутив  усы,   бригадир
недовольно спросил:
     - Где он, твой повешенный?
     - В лесу, мсье, недалеко от тропинки.
     - Так... И как он одет?
     - Шикарно, мсье!
     Бригадир решительно повернулся.
     - Это  не  мое  дело,  -  бросил он  через плечо.  -  Я  повешенными не
занимаюсь. Отправляйся в полицейский комиссариат.
     Мальчик широко раскрыл глаза:
     - А вдруг он еще не умер?
     - Да уж наверняка умер,  пока мы тут с  тобой беседуем,  -  ухмыльнулся
жандарм.  -  И черт с ним.  Жандармерия не занимается подобными делами.  Это
дело уголовной полиции. У нас, слава Богу, своих забот полон рот!
     Он бросил на топтавшегося в нерешительности парнишку грозный взгляд:
     - Ну, что стоишь? Я же сказал, иди в комиссариат!
     И Эгесип Турболен сопроводил свои слова таким повелительным жестом, что
мальчишка сорвался с места.
     - Боюсь только,  -  пробормотал он  на  бегу,  -  что  комиссар тоже не
выспался и посоветует мне идти прямо во Дворец правосудия!
     В  чем-то он оказался прав.  В комиссариате не оказалось невыспавшегося
комиссара,  поскольку там  вообще никого не  было,  кроме  охранника.  Этот,
правда, был невероятно здоровым. Господь Бог, видимо, так увлекся его телом,
что  позабыл  вложить ему  мозгов  в  голову.  Выслушав сообщение мальчишки,
верзила наморщил лоб и минут пять сосредоточенно повторял:
     - Повешенный в  лесу...  В  Сен-Жерменском лесу повешенный...  Висит на
суку... В лесу... Повешенный... Хорошенькая история...
     Лицо его побагровело от небывалого умственного напряжения.
     - Висит, значит... Вот несчастье! И кто бы мог подумать...
     Минут   через   пятнадцать  здоровяк  наконец   осознал  случившееся  и
направился домой к комиссару. Тот еще спал. И, проснувшись, отнюдь не пришел
в доброе расположение духа.
     - Черт бы подрал этих жандармов!  -  бушевал он. - Поднять меня ни свет
ни заря для того,  чтобы я отправился вынимать какого-то психа из петли! Им,
видите ли,  трудно перерезать веревку!  А потом в газетах будут возмущаться,
что бедняга провисел черт-те сколько, пока полиция вола вертела...
     Комиссар  ругался,   а  время  шло.   Наконец,  заклеймив  позором  все
человечество, представитель закона соизволил выбраться из-под одеяла.
     - Ладно, черт побери, придется идти...
     Однако  для  этого  необходимо было  одеться.  Процедура заняла  больше
четверти часа.  Не  меньше времени понадобилось,  чтобы  найти пару  молодых
крепких мужчин, - не будет же, в самом деле, комиссар полиции волочь труп на
себе!  Таким образом,  представитель власти добрался до  злополучного дерева
только к восьми утра.
     Тут,   естественно,  уже  собралась  толпа.  Папаша  Жанфье,  добрейший
старикан,  много  лет  подметавший  дорогу  на  Понтуаз  и  до  сих  пор  не
переставший удивляться,  откуда  же  на  ней  берется  пыль,  в  десятый раз
рассказывал, как он обнаружил труп.
     - Я,  значит,  мету,  а он,  это...  висит!  Ну, я и говорю мальчишке -
беги-ка ты за жандармами,  не хочу я путаться в это дело. Ну, подумайте сами
- мету я  себе,  ни о  чем таком не думаю,  а тут мне этот красавчик ножками
помахивает. Надо мне это?
     Но  его  уже  не  слушали.  Внимание  присутствовавших переключилось на
комиссара.
     - Интересно,  он унесет веревку?  -  шептались в толпе. - А может, даст
нам по кусочку? Говорят, это приносит счастье...
     Комиссар  подошел  к   дереву.   Вид   несчастного  Бодри  был  ужасен.
Почерневший язык свешивался изо рта,  на губах застыла пена.  Безусловно, не
возникало никаких сомнений, что он мертв, и мертв давно.
     - Снимите его, - скомандовал комиссар.
     Добровольцев оказалось  предостаточно.  Человек  двадцать  подбежали  к
дереву.  Каждый хотел урвать себе кусок веревки на счастье. По преданию, так
отгоняют злых духов.
     Пока крестьяне делили трофеи, комиссар неторопливо осматривал труп.
     - Похоже, это не местный... - пробормотал он. - Хотя...
     Он огляделся:
     - Кто-нибудь знает покойного?
     Человек с  мрачным бритым лицом,  по-видимому,  конюх  из  Мезон-Лафит,
подошел поближе.
     - Сдается мне, что это Рене Бодри. Он частенько крутился на ипподроме.
     Комиссар занес фамилию к себе в блокнот.
     - Обыщите труп, - скомандовал он жандармам.
     Те проворно выполнили приказание.
     - Золотые часы...  -  бормотал комиссар,  - полный бумажник... Ну и ну!
Зачем же тогда его укокошили? Нет, видимо, все-таки самоубийство...


     К  одиннадцати утра  толпа вокруг злополучного дерева еще  увеличилась.
Труп  давно увезли в  комиссариат,  веревку разрезали на  тысячу частей,  но
зеваки    упрямо    толпились   вокруг    толстого    ствола,    обмениваясь
глубокомысленными замечаниями.
     Взвизгнув тормозами,  неподалеку остановилось такси.  Приехавший на нем
молодой человек проворно выскочил и принялся энергично протискиваться сквозь
толпу.
     - Дорогу,  дорогу!  Мне некогда попусту пялить глаза,  я журналист! Где
повешенный?
     - Опоздали, мсье, - ответил кто-то. - Бедняга уже в полиции.
     С  губ молодого человека сорвалось досадливое восклицание.  Он  быстрым
взглядом окинул дерево, толпу зевак, и карандаш его заскользил по страничкам
записной книжки.
     "Ротозеи,  ожидающие невесть чего...  -  записывал он.  -  Вид важный и
таинственный до идиотизма... Тут вставить слова из песенки..."
     Оторвавшись от блокнота, он спросил:
     - Когда обнаружили покойного?
     - В половину шестого, мсье.
     - А когда вынули из петли?
     - Где-то в половине одиннадцатого.
     Карандаш снова заработал:
     "Обнаружив труп,  никто  не  решается вынуть его  из  петли до  прихода
полиции..."
     Задав еще несколько вопросов, молодой человек прыгнул обратно в такси.
     - Трогай, - сказал он шоферу. - В Мезон-Лафит, в комиссариат.
     - Слушаюсь, мсье Фандор, - ответил тот.






     Увидев,  как его жена рухнула в обморок, Поль Симоно совершенно потерял
голову.  Стеная и охая,  он неуклюжими движениями пытался привести женщину в
чувство.  Самое толковое,  что  пришло ему в  голову -  это положить на  лоб
Жоржетты смоченное водой полотенце. Однако все было тщетно.
     - Жоржетта, - шептал несчастный супруг. - Жоржетта, очнись!
     Наконец,  поняв,  что ему самому не  справиться Поль кинулся к  двери и
завопил:
     - Анжела! Сюда, на помощь!
     В этот момент раздался звонок.  В смятении бедняга Симоно подумал,  что
горничная успела каким-то чудом оповестить врача и тот уже спешит на помощь.
Дрожащими руками он  открыл дверь  и  замер на  пороге.  За  побледневшей от
любопытства консьержкой стояли жандарм и  сурового вида господин в штатском.
В руке он держал трехцветный шарф полицейского комиссара.
     - Что  это...  -  ошарашенно  проговорил  Симоно.  -  Что  угодно  этим
господам?
     Комиссар отодвинул консьержку и вошел в комнату.
     - Мсье Симоно? - спросил он.
     Вконец растерявшись, чиновник кивнул:
     - Да, это я...
     - А где мадам Симоно?
     - Моя жена? Здесь, конечно... Но что вам угодно?
     - Мне угодно увидеть мадам Симоно.
     Обычно добродушное лицо Поля Симоно исказилось:
     - Что вы себе позволяете! Она еще в постели. И она больна. И...
     Комиссар снял шляпу и шагнул вперед.
     - Прошу вас проводить меня к вашей жене,  мсье,  - произнес он вежливо,
но твердо. И, обернувшись к жандарму, бросил:
     - Следите за дверью.
     Последняя фраза лишила Поля Симоно мужества. Он попятился:
     - Но, мсье... Моя жена...
     Не слушая его,  комиссар вошел в  спальню.  Жоржетта по-прежнему лежала
без сознания.
     - Так-так...  -  саркастически протянул комиссар. - Похоже, в этом доме
настолько не жалуют полицию, что лишаются чувств при ее появлении!
     Поль Симоно воздел руки к небу:
     - Господи,  почему ты  допускаешь это  издевательство?  Мсье,  покиньте
немедленно мою спальню и объясните наконец, в чем дело!
     Комиссар положил свою шляпу на трюмо и не спеша подошел к кровати.
     - Не стоит ломать комедию,  мадам,  -  резко произнес он.  - Открывайте
глаза.
     Услышав  эти  слова,   оскорбленный  супруг  побледнел  от  ярости.  Он
собирался уже завопить во все горло, как вдруг Жоржетта открыла глаза.
     - О, Господи, - едва слышно прошептала она. - Что происходит? Поль...
     Взгляд ее  упал на  полицейского.  Она вскрикнула и  натянула одеяло на
плечи.
     - Кто это?
     Поль  Симоно  беспомощно развел  руками.  Комиссар уселся  в  кресло  и
скомандовал:
     - Будьте любезны одеться, мадам и мсье. У нас не так много времени.
     У Поля снова прорезался голос.
     - Да что же это за безобразие! - заголосил он. - Какого черта вам здесь
надо?!
     Как  и  многие  слабые натуры,  добрейший чиновник в  ярости мог  стать
совершенно невменяемым.
     - Отвечайте немедленно, - орал он с пеной у рта, - а не то вышвырну вас
отсюда, будь вы хоть комиссар, хоть сам Господь Бог!
     Казалось,  он  вот-вот  набросится  на  полицейского  с  кулаками.  Тот
решительно встал.
     - Не стоит усугублять ваше положение подобным поведением, - сказал он с
оттенком  уважения.  -  Я  нахожусь  при  исполнении служебных обязанностей.
Будьте добры, оденьтесь и следуйте за нами.
     - Да куда же, черт побери?!
     - В полицию.
     - По какому поводу, позвольте спросить? Что мы там забыли?
     - Вот там вам все и объяснят.
     Симоно осел на стул. Казалось, из него с шумом выпустили воздух.
     - Одевайтесь, - снова сказал комиссар. - Не затягивайте этот спектакль.
     Жоржетта посмотрела на мужа широко раскрытыми глазами:
     - Поль, мы должны подчиниться?
     - Куда уж тут деваться,  - обреченно пробормотал Симоно. - Вставай. Но,
клянусь Богом, это им даром не пройдет!
     Комиссар,  усмехнувшись,  вышел.  Через  несколько минут  супруги  были
одеты.
     - Если  хотите,  можно  вызвать машину,  -  сказал  полицейский.  -  Но
предупреждаю, оплачивать ее придется вам. Таков порядок.
     Симоно фыркнул, как рассерженный еж:
     - Хорошенький порядок!  Нет  уж,  это вы  мне заплатите за  сегодняшнее
утро!
     Он высунулся в коридор:
     - Анжела! Сходите, поймайте такси!
     Через  несколько минут  супруги  в  сопровождении полицейских вышли  на
улицу.  Взбудораженные жильцы глядели на  них из  окон.  Консьержка в  своей
комнате говорила подружке:
     - Вот, и этот оказался жуликом. Нет, биржа до добра не доведет!
     Входя в полицейский участок, Поль Симоно не переставал бормотать:
     - Ладно, ладно! Вы мне еще заплатите!
     Комиссар властным жестом остановил его:
     - Вы  следуйте за  мной.  Мадам  пусть  подождет.  Присмотрите за  ней,
жандарм.
     Сердце бедного чиновника мучительно сжалось,  когда он увидел,  с какой
покорностью его  жена  опустилась на  жесткую скамью.  Комиссар ввел  его  в
кабинет, где беседовали двое мужчин.
     - А вот и ваш клиент, - произнес полицейский.
     Один из мужчин окинул Симоно долгим взглядом.
     - Вам известно, почему вы здесь? - спросил он.
     - Вот это-то я и хотел бы знать, - пробурчал чиновник. - И предупреждаю
вас, что непременно буду жаловаться!
     - Поменьше слов, - поморщился хозяин кабинета. - Вы не на базаре.
     Симоно на мгновение застыл, но тут же разразился очередной тирадой:
     - Что  значит  "поменьше  слов"?  Это  вы  прекратите валять  дурака  и
объясните наконец, какого дьявола меня сюда притащили!
     - Что ж,  слушайте.  Прежде всего позвольте представиться.  Я сотрудник
Службы безопасности, а это, - он указал на своего собеседника, - ее глава.
     Симоно хлопнул ладонью по столу.
     - Да хоть сам Президент Республики!  Я требую,  чтобы мне объяснили,  в
чем дело, и ответили на все мои вопросы!
     Полицейские молча смотрели на чиновника.  Тот, вздохнул и уже спокойнее
спросил:
     - Так в чем меня обвиняют?
     - Вы подозреваетесь в  убийстве,  -  сухо ответил комиссар.  -  Если вы
хотите сделать заявление по этому поводу, то еще не поздно.
     Глаза Симоно вылезли из орбит.
     - Что?.. Я?.. - пролепетал он. - Что вы такое говорите?
     - Вы знаете Рене Бодри, не так ли? - продолжал комиссар.
     - Откуда мне его знать? Хотя...
     Симоно осекся.  Рене Бодри...  Ведь прочитав в сегодняшней газете,  что
этот человек найден мертвым, его жена потеряла сознание!
     Заминка не ускользнула от комиссара.
     - Итак,  -  напористо продолжал он,  -  мы  все видим,  что это имя вам
известно.
     Симоно побледнел.
     - Ложь! - прохрипел он. - Никогда в жизни не слышал об этом человеке!
     Глава Службы безопасности кивнул комиссару:
     - Не  тратьте зря  времени.  Бесполезно сейчас задавать этому  человеку
вопросы.  Лучше помогите ему освежить память.  Я  думаю,  семи-восьми дней в
камере хватит.
     Пока  двое  жандармов  отводили  совершенно  ошалевшего Поля  Симоно  в
камеру,  двое  других ввели  в  кабинет Жоржетту.  Молодая женщина выглядела
совершенно  потерянной и  не  сопротивлялась.  Голос  полицейского комиссара
несколько смягчился:
     - Итак, мадам, вам известно, почему вы оказались здесь?
     - Нет, - ответила Жоржетта еле слышно. - Мне не в чем себя упрекнуть.
     - Хотелось бы вам верить,  - вздохнул комиссар. - Однако это необходимо
доказать. Вы готовы говорить откровенно?
     - Да, мсье.
     - Тогда подумайте хорошенько и скажите - вы знакомы с Рене Бодри?
     Жоржетта поколебалась.
     - Нет, - прошептала она наконец.
     Комиссар развел руками.
     - Ну вот,  мадам,  вы пообещали быть откровенной,  а  начинаете со лжи.
Ведь вы знаете этого человека!
     Жоржетта Симоно закусила губу. Пальцы ее терзали кружевной платочек.
     - Я... Я не могу вам ответить, - выдохнула она.
     - Почему же?  -  настаивал комиссар.  - Уверяю, помочь вам может только
правда!
     Женщина молчала.
     - Давайте я попробую помочь,  -  предложил полицейский - Рене Бодри был
вашим любовником, не так ли?
     - Но... Я замужем, мсье! - воскликнула арестованная.
     - Ну,  это обстоятельство почему-то мало кого останавливает,  - заметил
начальник Службы безопасности. - Если дело только в этом, мадам, то мы можем
гарантировать - ваш муж ничего не узнает.
     - А вдруг он нас услышит?
     Ее собеседник снисходительно улыбнулся:
     - Не  беспокойтесь.  Там,  где  он  сейчас находится,  ему нас никак не
услышать.
     - Но где же он?
     - В тюремной камере.
     Женщина всхлипнула:
     - В тюрьме? Он? Но почему? Поверьте, это честный и достойный человек!
     - А вот в этом, мадам, мы сможем убедиться только в том случае, если вы
не будете водить нас за нос. Итак, был ли Рене Бодри вашим любовником?
     Жоржетта опустила глаза и тихо ответила:
     - Да, мсье.
     - Давно?
     - Примерно год...
     Комиссар хрустнул пальцами:
     - Так... А других возлюбленных у вас не было?
     - О, нет, мсье! Так, друзья... Очень мало.
     На этот раз все трое полицейских улыбнулись.  Уж они-то знали, что если
хорошенькая мещаночка завела себе любовника,  то  ей  ничего не стоило найти
еще одного, а то и нескольких.
     Комиссар продолжал:
     - У вас в спальне был свежий номер "Столицы". Значит, вам уже известно,
что Рене Бодри погиб?
     - Да,  - всхлипнула Жоржетта. - Мой муж как раз наткнулся на эту статью
перед вашим приходом. Когда я услышала имя Рене, то лишилась чувств...
     - А ваш муж знал Бодри?
     - Нет, клянусь вам!
     - Что ж,  мы это проверим.  И даже голос его не дрогнул, когда он читал
статью?
     - Нет. С чего бы это?
     Комиссар вздохнул:
     - С того,  мадам, что вы, похоже, снова вводите нас в заблуждение. Есть
основания полагать, что ваш муж знал Рене Бодри. Мы также полагаем, что мсье
Симоно устроил вам сцену в присутствии любовника. А потом убил его... И если
это так, то вас, мадам, обвинят в соучастии.
     Женщина разразилась рыданиями, но полицейский невозмутимо закончил:
     - Мне  кажется,  мадам,  что вы  не  настолько поражены,  как хотели бы
показать.  Правосудие не так-то легко обмануть, уверяю вас! Самое лучшее для
вас - немедленно во всем признаться.






     Осмотрев дерево,  послужившее виселицей несчастной жертве, Жером Фандор
помчался  в   полицейский  комиссариат,   надеясь  узнать  там  какие-нибудь
подробности  для  своей  статьи.  На  этот  раз  ему  не  везло.  Приехав  в
Мезон-Лафит,  журналист узнал,  что трупа там уже нет.  Согласно инструкции,
его  увезли в  комиссариат Сен-Жермен,  ввиду особой важности расследования.
Местных  полицейских сильно  обидело  подобное  неуважение,  и  поначалу они
приняли репортера весьма  прохладно.  Однако  Фандор не  преминул сыграть на
оскорбленных чувствах блюстителей закона.
     - Вот  так  всегда,  -  сказал  он  комиссару,  сочувственно  покачивая
головой. - Теперь дело будут вести эти надутые индюки из центра. А ведь тело
обнаружили вы!
     Комиссар  полностью  был  с  ним  согласен  -  произволу начальства нет
предела. Обсудив эту тему, Фандор между делом спросил:
     - А это самоубийство или убийство?
     - Похоже,  самоубийство,  -  протянул полицейский.  -  Чего ради убийце
вешать свою жертву? Треснул по голове - и вся недолга!
     Фандор не был убежден,  что все убийства совершаются именно посредством
удара по голове, но спорить не стал.
     - А личность опознали? - спросил он.
     - Некий Рене Бодри. Говорят, играл на тотализаторе.
     - Спасибо...
     Журналист отошел с безразличным видом. Побродив еще немного по участку,
он решил, что здесь больше ничего не узнаешь, и вернулся к такси.
     - В Сен-Жерменский комиссариат,  - бросил он шоферу, садясь на сиденье.
- И побыстрее. Может, успею еще что-нибудь пронюхать... И, черт возьми, надо
увидеть труп!
     Но это ему так и  не удалось.  В Сен-Жермен ему сообщили,  что тело уже
отправлено в морг, куда посторонних не допускают.
     - Зачем же  его  туда повезли?  -  как можно наивнее спросил Фандор.  -
Простое самоубийство...
     Комиссар покачал головой:
     - Нет, мсье, убийство.
     Это уже было интересно. Репортер почувствовал профессиональный азарт.
     - А из чего вы это заключили? - вкрадчиво спросил он.
     - Простая  наблюдательность,   мсье,   -  не  без  гордости  проговорил
полицейский.  -  Что делает человек, которому пришло в голову повеситься? Он
забирается на дерево,  привязывает веревку к  ветке,  сует голову в  петлю и
прыгает вниз. Верно?
     - Верно, - подтвердил Фандор.
     - Ну так вот,  - продолжал полицейский, - я не поленился залезть на это
дерево.  И  обнаружил,  что кора на  ветке вся содрана.  Понимаете?  Беднягу
задушили еще на  земле,  а  потом уже вздернули,  перехлестнув веревку через
сук. Так что, мсье, о самоубийстве не может быть и речи!
     Фандор поглядел на комиссара с  уважением -  тот действительно оказался
человеком весьма наблюдательным и неглупым.  Мысленно он выругал себя за то,
что сам не догадался осмотреть ветку.  Необходимо было срочно убедиться, что
полицейский ничего не напутал. Журналист снова сел в такси.
     - Придется опять  ехать  к  этому дереву,  старина,  -  вздохнул он.  -
Похоже, история затягивается.
     Вернувшись  на  место  происшествия,  репортер  внимательно  обследовал
злополучный сук  и  убедился,  что  комиссар из  Сен-Жермен абсолютно прав -
здесь произошло убийство.
     Спустившись на землю, Фандор тщательно осмотрел траву вокруг.
     - Пожалуй, вот это можно принять за следы борьбы... А это что такое?
     В траве что-то блеснуло.  Фандор наклонился и поднял изящный серебряный
колпачок для  карандашей -  настоящее произведение искусства.  На  нем  были
выгравированы инициалы.
     - Интересно,  -  пробормотал журналист.  -  Убитого,  если не ошибаюсь,
звали Рене Бодри. А на этой штуке стоит М.Д.В.
     Он снова поднес колпачок к глазам.
     - Это  может  оказаться весьма  существенным...  Несчастного убили,  но
оставили ему и часы,  и бумажник. Значит, мотивом была не кража. И, выходит,
убийца -  человек не  нуждающийся.  А  эта  серебряная безделушка,  судя  по
качеству работы,  вполне  может  принадлежать какому-нибудь  аристократу.  И
монограмма...  Бьюсь об заклад,  никто из местных крестьян не оттискивает на
сбруе своих лошадей М.Д.В.!
     Фандор вернулся в такси и приказал:
     - В Париж, в префектуру.
     Потом подумал и сказал:
     - Впрочем, нет. Сначала - улица Тардье, 1. Надо повидать Жюва.


     К  четырем  часам  утра  посетители  "Крота",  модного  ресторанчика на
Монмартре,  уже осушили немало бокалов шампанского.  Шумная компания уселась
за столы около десяти и с тех пор успела уже изрядно набраться. Все это были
молодые люди одного круга, для которых подобные пирушки случались не редко.
     Здесь сидел Луиджи Реверди,  атташе в бразильском посольстве, отнюдь не
обременявший  себя  излишней  работой,   Роже  Бомон,  студент  юридического
факультета, тоже не слишком часто показывавшийся на лекциях, и, наконец, наш
старый знакомый Макс де Вернэ, последний любовник Жоржетты Симоно. Сейчас на
коленях у него примостилась некая Мишелин де Валансьен,  с которой он только
что познакомился.  Девушка безуспешно пыталась выпросить в  подарок шикарную
заколку, украшавшую галстук Макса.
     Хрупкий Луиджи,  напротив, сам устроился на коленях Клары де Монтаргон,
душившей его  в  объятиях.  Роже  Бомон  яростно спорил со  своей любовницей
Лилианной д'Исси,  утверждавшей,  что  он  выпил  уже  вполне  достаточно на
сегодня.  Перепалка,  впрочем,  отнюдь не  мешала ему  регулярно произносить
тосты самого невероятного содержания.
     - Давайте выпьем за  Северный полюс!  -  восклицал он.  -  Без его льда
шампанское никогда не стало бы таким вкусным! Или за экватор...
     - А также за Солнце и Луну,  -  презрительно добавила Клара. - Выпил бы
лучше за дам, обормот!
     Макс де Вернэ, покачиваясь, поднялся с бокалом в руке.
     - Господа! - объявил он. - Позвольте мне сказать. Выпьем, э-э...
     За что хотел выпить Макс,  присутствующие не услышали,  так как в  этот
момент в дверь постучали.
     - Опять официант... - скривилась Мишелин.
     Но вошел не официант. На пороге показался сам метрдотель.
     - Мсье де Вернэ, - позвал он.
     - Ну, что там? - отозвался Макс.
     - Вас спрашивают двое.
     Молодой человек недовольно сморщился:
     - Кто там еще? Надеюсь, не кредиторы?
     - Непохоже, - бесстрастно сказал метрдотель.
     - Женщины?
     - Нет, мужчины.
     - Приятели, наверное...
     Метрдотель подошел поближе и  тихонько прошептал что-то  на  ухо своему
клиенту. Макс расхохотался и повернулся к остальным:
     - Эй, как вам это понравится! Знаете, кто мной интересуется?
     - И кто же?
     - Полиция, друзья мои! И не кто-нибудь, а из Службы безопасности!
     И, обращаясь к метрдотелю, он произнес, не переставая смеяться:
     - Что ж,  зовите их сюда. Я всегда к услугам полицейских! Слава Богу, у
меня есть, чем их угостить, и вдобавок чистая совесть.
     Несколько минут  спустя в  кабинет вошли  двое  мужчин.  Услышав хохот,
сопровождавший их появление, они ничем не проявили своих эмоций.
     - Господин Макс де Вернэ здесь? - негромко спросил один из них.
     - К вашим услугам, мсье, - кивнул Макс.
     Мужчина постарше холодно улыбнулся:
     - Не  хотелось бы  отрывать вас от столь приятного времяпрепровождения.
Но у меня есть на то веская причина. Будьте добры сказать, это ваша вещь?
     И  он  протянул  молодому  человеку  какой-то  предмет.  Макс  радостно
вскрикнул:
     - Ну, конечно! Этой мой колпачок. Я потерял его на днях.
     Инспектор удовлетворенно кивнул:
     - Итак,   вы  признаете,  что  эта  вещь  принадлежит  вам.  Тогда  нам
необходимо побеседовать.
     Макс поднял брови:
     - Говорите,  мсье.  У меня нет секретов от моих друзей!  Спрашивайте...
Кстати, а как вы вообще меня тут разыскали?
     - Господин ювелир признал,  что вы купили у него эту штучку.  Ну,  а уж
выяснять, где кто находится - наша работа.
     На  лицах присутствующих появилось озабоченное выражение.  Они  наконец
поняли, что инспектор Службы безопасности не станет поздно ночью разыскивать
незнакомого человека ради собственного удовольствия. Макс насупился.
     - Объясните же наконец,  зачем я вам так срочно понадобился!  - буркнул
он.
     Инспектор холодно улыбнулся.
     - Преимущественно затем, мсье, - вежливо сказал он, - чтобы узнать, чем
вы  занимались позавчера после того,  как вернулись со скачек на ипподроме в
Отей.
     Макс слегка покраснел.
     - Гм... Как вам сказать... - протянул он, бросив быстрый взгляд на свою
подружку. - Вообще-то, это весьма деликатный вопрос!
     - И, однако, прошу вас на него ответить.
     Молодой  человек  поморщился и  покраснел  еще  больше.  Потом  наконец
решился.
     - Ладно, Бог с вами, - сказал он. - Я был... Ну, в общем, с женщиной.
     - Позвольте узнать, с какой.
     - А какое, простите, вам дело?! - вскинулся Макс. - С молодой, красивой
женщиной. Замужней, между прочим. И я вовсе не желаю ее компрометировать!
     - И все-таки,  мсье,  - с ледяной вежливостью произнес инспектор, - вам
придется ответить на мой вопрос.
     Макс побагровел.
     - Вот как... - процедил он сквозь зубы. - Ну, а если я откажусь?
     - Тогда мне придется вас арестовать, - спокойно объяснил полицейский.
     - Арестовать? Меня? Да что вы обо мне знаете?
     Инспектор снова улыбнулся:
     - Кое-что знаю.  И думаю, вы тоже обо мне слышали. Моя фамилия Жюв. И я
выполняю свои обязанности независимо от своих симпатии и антипатии.
     Легендарное имя произвело впечатление на компанию. Все с любопытством и
уважением смотрели на знаменитого полицейского.  Кто же в Париже не слышал о
знаменитом детективе!  Борясь с  преступниками,  он  осмелился противостоять
самому Фантомасу!
     Инспектор тем временем спокойно продолжал:
     - Итак, мсье, угодно ли вам пройти со мной?
     Макс потер виски.
     - Вот  так  история!  -  пробормотал  он.  И,  обернувшись  к  друзьям,
произнес:
     - Ей-Богу,  не знаю,  что произошло.  Надеюсь,  мы встретимся завтра за
кофе.
     - Я  не  советовал бы  вам  давать  обещания,  которые  вы  не  сможете
выполнить, - раздался голос Жюва.
     - Не понимаю... О чем вы?
     - О том, молодой человек, что вас начнут допрашивать не раньше десяти.
     Макс помотал головой:
     - Так вы что, действительно меня арестуете?
     Жюв кивнул:
     - Именно так. Это приказ главы Службы безопасности, мсье Авара.


     Утром,  поприветствовав Жоржетту Симоно в  своем кабинете,  полицейский
комиссар предупредил ее,  что сегодня -  день неожиданностей.  И он оказался
прав. Женщина с трудом удержала крик, когда дверь открылась и двое жандармов
ввели молодого человека в вечернем костюме. Жоржетта сразу узнала его:
     - Макс де Вернэ? Вы? Здесь?
     Макс был удивлен не меньше:
     - Вы, мадам? Да что же здесь происходит?
     Комиссар довольно улыбнулся:
     - Итак,  вы  узнаете друг друга.  Отлично.  И  что же,  интересно,  вас
связывает? Может, вы, мсье, были любовником этой женщины?
     Макс с достоинством выпрямился:
     - Я воспитанный человек, мсье, и подтвержу то, что угодно будет сказать
мадам.
     - Хорошо,  -  согласился полицейский и  обратился к Жоржетте:  -  Итак,
мадам Симоно, признаете ли вы, что были любовницей этого молодого человека?
     Женщина, побледнев, опустила глаза.
     - Нет,  мсье, - тихо сказала она. - Это... Это просто приятель. Я с ним
виделась всего раз.
     Ответ прозвучал так  неестественно,  что даже Макс де  Вернэ недовольно
поморщился.
     - Кажется,  меня хотят впутать в историю с адюльтером...  - пробормотал
он.
     - Нет,  молодой человек!  -  резко сказал комиссар.  -  Вас  обвиняют в
убийстве.
     Макс непонимающе вытаращил глаза.
     - Вы были любовником этой женщины,  - продолжал полицейский, - и желали
быть единственным ее любовником. И тогда вы убили своего соперника. Итак, вы
обвиняетесь в убийстве Рене Бодри.
     Молодой человек отпрянул, словно наступил на змею.
     - Я  -  убийца?!  -  воскликнул он пораженно.  -  Что за идиотизм!  Это
неслыханно! Я знать не знаю никакого Бодри!
     Комиссар прервал его:
     - Уверяю вас, это мы выясним.
     Он наклонился к сидящему рядом коллеге:
     - Очевидно,  убийца - либо муж дамочки, либо этот хлыщ. В любом случае,
очная ставка необходима. Вы согласны, мсье Авар?
     Начальник Службы безопасности кивнул и добавил:
     - И позвоните Жюву. Я хочу, чтобы он принял участие в расследовании.






     - Как дела, мсье Дюбуа?
     - Да пока ничего нового,  мсье Верен.  От этого проклятого дела у  меня
уже голова раскалывается.  Всю ночь не спал.  Того и  гляди,  еще что-нибудь
случится...
     - А что может случиться?
     - Как  знать!  Когда  все  так  сложно и  запутано,  поневоле создается
впечатление,  что это лишь звено неизвестной нам цепи.  У меня предчувствие,
что неприятности только начинаются.
     - Полно,  мсье Дюбуа!  Присматривать за мертвецами все-таки легче,  чем
охранять живых!
     - Ваша правда... И все же занятие не самое привлекательное.
     Этот разговор вели два  невысоких пожилых человека,  морщась от  запаха
гари, доносившегося из затопленной угольной печи. Господа Дюбуа и Верен были
служащими муниципалитета Сен-Жермен.  Мсье Дюбуа тянул эту лямку с  двадцати
лет -  а теперь ему было уже пятьдесят три. Его коллега пятнадцать лет отдал
военной службе и  вышел в  отставку в  чине  старшего сержанта.  Обязанности
муниципального служащего он  исполнял лет  десять.  Тот  пост,  который  оба
занимали теперь,  их коллеги с полным правом окрестили синекурой. Они ведали
Сен-Жерменским моргом.
     Сен-Жермен  -  городок небольшой.  Преступления там  совершаются крайне
редко,  поскольку граждане славятся набожностью и добропорядочностью. А если
кто и  умирает,  то это всегда оказывается почтенный и  достойный гражданин,
окруженный сонмом друзей и знакомых.  Естественно,  они не отправляют тело в
морг, предпочитая заботиться о нем самим.
     В прежние времена господа Верен и Дюбуа не знали никаких хлопот -  морг
занимал одну комнату,  единственными обитателями которой были они  сами.  Но
потом  какая-то  умная  голова  в  муниципалитете не  поленилась протолкнуть
законопроект о  строительстве нового  морга  -  благоустроенного,  удобного,
соответствующего  всем  правилам  санитарии  и   со  множеством  современных
изысков.
     И  вот,  одним холодным зимним утром,  господа Дюбуа и Верен явились на
службу в новое здание. Не без трепета созерцали они тяжелые двери и покрытые
сверкающим  кафелем  мертвецкие.  Однако  со  временем  пришла  привычка,  и
почтенные служащие,  заперев пугающие помещения на ключ,  вернулись к своему
обычному существованию. Зимой они играли в карты в своей хорошо отапливаемой
конторе, а летом предпочитали заниматься этим на тенистой веранде.
     Читатель  наверняка  уже  понял,   что  новое  здание  морга,   хоть  и
построенное по последнему слову техники,  пользовалось у  местного населения
не большей популярностью, чем старое. Его хранители обрели былой покой. Увы,
ненадолго.
     Вот  уже  двое  суток  господа Дюбуа  и  Верен находились в  состоянии,
близком к истерике.  Еще бы -  в их тихом и уютном заведении лежал настоящий
мертвец!  Да не какой-нибудь,  а  вынутый из петли в соседнем лесу!  Да еще,
похоже,  не самоубийца,  а убитый!  Есть от чего волноваться...  Столько лет
было все тихо, спокойно, и тут на тебе - жертва взаправдашнего преступления!
     Полицейский комиссар, сопровождавший тело, произнес целую речь.
     - Сейчас,  -  сказал он,  -  как  никогда,  от  вас  требуется точное и
неукоснительное исполнение своих обязанностей.  Этого человека убили,  и его
труп должен быть сохранен до  того,  пока не  будет произведена экспертиза и
органы правосудия не решат,  что тело пора предать земле.  На вас,  господа,
лежит большая ответственность!
     Служащие поспешили заверить комиссара,  что с  их  подопечным ничего не
случится, однако, как только полицейский ушел, обменялись взглядами, полными
ужаса.  Ни  одному из  них не  улыбалось сидеть возле трупа,  который того и
гляди начнет разлагаться.  К  тому  же  в  объемистом холодильнике хранились
продукты,  приготовленные почтенными господами  на  предстоящие праздники...
Однако,  делать нечего,  комиссар приказал недвусмысленно -  тело  погибшего
должно лежать в  холодильнике.  Пришлось выгрести свои запасы и водрузить на
освободившееся место покойника.  Но  беда  никогда не  приходит одна -  пока
неумелые чиновники возились с замораживающим устройством, они умудрились его
сломать.  Хвала Господу, у мсье Верена оказался знакомый, понимающий в таких
вещах, и холодильник был починен.
     Теперь  почтенным  господам  поминутно приходилось отрываться от  игры,
чтобы убедиться, исправен ли агрегат. Это было настолько непривычно для двух
пожилых людей, что они не переставали жаловаться на свою нелегкую долю.
     Так  и  этим  утром оба  сидели невыспавшиеся и  злые.  К  тому же  оба
страдали от  муниципальной униформы,  которую им пришлось натянуть по такому
выдающемуся случаю.  Надо  отдать  им  должное  -  помещение было  аккуратно
прибрано,  медные дверные ручки начищены, аллеи в садике подметены. Скорбное
здание морга стало походить на уютный санаторий.
     Служащие продолжали разговор:
     - Так что же, по-вашему, должно случиться?
     - Откуда я  знаю...  Но  уверен,  что  от  нашествия сотрудников Службы
безопасности ничего хорошего ожидать не приходится...


     Миновав мост через Сену, такси двинулось по дороге в Сен-Жермен. Машину
изрядно потряхивало,  и  пассажирам поминутно приходилось хвататься друг  за
друга.  Сзади их было четверо: господин Авар, начальник Службы безопасности,
со своим помощником Мишелем и еще двое. Один, с округлым брюшком и седеющими
волосами, бормотал что-то и беспрестанно вытирал слезы. Это был не кто иной,
как  Поль Симоно.  Бедняга до  сих  пор  не  мог  оправиться от  потрясения,
вызванного внезапным арестом.  Тюремная камера наложила на него неизгладимый
отпечаток.
     - Увы! - поминутно вздыхал он. - Я стал жертвой роковой ошибки!
     Несчастный уже не  требовал,  чтобы его немедленно отправили домой.  Он
лишь тупо твердил,  что ни  в  чем не  виноват.  Одно не  давало ему покоя -
неужели у его жены был любовник?!  Ужасно...  Но даже если и так, мыслимо ли
подозревать  его,  добропорядочного члена  общества,  в  том,  что  он  убил
любовника своей жены? Его, который в жизни никого и пальцем не тронул!
     "Да я  даже в  детстве не дрался!  -  в отчаянии думал Симоно.  -  Боже
всемогущий, помоги мне доказать это!"
     Рядом с  Симоно сидел молодой Макс де Вернэ.  Лицо его было мрачно,  от
прежней насмешливой веселости не  осталось и  следа.  Только  теперь молодой
человек понял,  в  какую историю он  оказался впутанным.  Как  его  колпачок
оказался рядом  с  трупом?  Макс  не  находил  ответа.  А  ведь  из-за  этой
серебряной безделушки он может оказаться в  тюрьме на долгие годы!  Если его
вообще оставят в живых...
     Макса передернуло. Нет, не может быть. Скоро этот кошмар рассеется, его
невиновность будет доказана.  Он не знает никакого Рене Бодри, он никогда не
слышал об  этом человеке!  Разве что  любовница у  них была одна.  Наверное,
присяжным хватит и этого,  чтобы обвинить его в соучастии...  Какой ужас!  А
тут еще обманутый муж сидит рядом...
     У Макса бывало немало любовных связей, но с замужней дамой он имел дело
в первый раз.  Муж для него представлялся неприятной абстракцией.  И вот эта
абстракция воплотилась в  перепуганного толстячка,  в  котором меньше  всего
было от ужасного тирана.  Вряд ли такой потребует сатисфакции.  Хотя Бог его
знает, на что он способен! Ведь орал же он вчера на всю тюрьму:
     - Знать не знаю,  кто такой этот Рене Бодри, он получил свое, и Бог ему
судья! Но я не позволю, чтобы мне наставлял рога этот сопляк! Я из него душу
вытрясу!
     Макс покосился на соседа.  А  вдруг этот толстяк не так безобиден,  как
кажется?
     Такси  выехало на  шоссе,  ведущее к  моргу.  Следом держалась машина с
одним  пассажиром.  Он  задумчиво курил,  глядя прямо перед собой.  Это  был
журналист Жером Фандор.  Профессиональный долг  побуждал его  присутствовать
при опознании.
     Наконец обе  машины остановились возле морга.  На  пороге их  поджидали
господа Верен и Дюбуа. Подойдя, Авар протянул Дюбуа свою визитную карточку:
     - Мы приехали для опознания трупа. Будьте добры, проводите нас.
     Через  несколько  минут  прибывшие  стояли  возле  цинкового стола,  на
котором лежало тело Рене Бодри.  Там  уже  находился полицейский комиссар из
Сен-Жермен. Он поклонился Авару:
     - К  вашим услугам,  мсье.  Я  прихватил с  собой секретаря для ведения
протокола. Он зафиксирует показания преступников.
     - Не  торопитесь,   мсье,   -   улыбнулся  Авар.   -  Пока  это  только
подозреваемые. Улики, конечно, весьма весомы, но...
     Он неопределенно помахал рукой. Комиссар пожал плечами:
     - Судя по всему, им вряд ли удастся выкрутиться. Еще этот колпачок...
     Не ответив, Авар повернулся к Фандору:
     - Мне очень жаль, мой друг, но вы ведь знакомы с правилами. Посторонним
запрещено присутствовать при опознании.
     Фандор развел руками:
     - Увы, спорить не приходится. Я рассчитывал, что вы не обратите на меня
внимания.
     - Вы меня недооцениваете!
     - Что вы, мсье! Это я себя переоценил!
     С этими словами журналист пошел к двери, но на полдороге остановился.
     - Господин  Авар...  -  нерешительно проговорил он.  -  Но,  может,  вы
позволите мне хотя бы взглянуть на тело?  Это ведь не противоречит правилам.
А мне это важно для работы.
     - Пожалуйста,  мсье Фандор,  -  улыбнулся Авар.  - Подождите в соседней
комнате. Я позову вас, как только труп предъявят обвиняемым.
     Журналист вышел. Полицейский комиссар снял простыню, которой был закрыт
труп.
     - Ох,  не люблю я эти вещи,  -  прошептал Верен своему напарнику.  - По
мне, так лучше бы в морге всегда было пусто!
     Дюбуа согласно кивнул:
     - Верно,  верно. Вроде бы, ничего особенного - подумаешь, покойник, все
там будем, а потом каждую ночь во сне будешь им любоваться.
     Труп  Рене  Бодри  выглядел  совершенно заледеневшим.  Хранители  морга
обменялись удовлетворенными взглядами.  Несомненно,  их  знакомый,  чинивший
холодильник, поработал на совесть.
     Начальник Службы безопасности обратился к комиссару полиции официальным
тоном:
     - Итак,  мсье,  подтверждаете ли  вы,  что  этот  труп был  найден вами
повешенным в Сен-Жерменском лесу вчера утром?
     - Именно так,  -  кивнул головой полицейский.  -  Это тот самый труп. Я
заключаю это из того, что...
     И  он  уже собирался во  всех подробностях описать,  на основании каких
умозаключений он пришел к подобному выводу, когда Авар перебил его:
     - Спасибо, этого достаточно. Макс де Вернэ, подойдите сюда.
     Молодой  человек  сделал   несколько  шагов,   поеживаясь  от   холода,
исходившего от тела.
     - Господин де Вернэ, - торжественно проговорил Авар, - вы присутствуете
на процедуре опознания и  обязаны говорить правду,  только правду и  ничего,
кроме правды. Любая попытка солгать может сослужить вам дурную службу.
     Он сделал многозначительную паузу. Затем взял Макса за плечо и подвел к
столу:
     - Вглядитесь в лицо этого человека и скажите, знаете ли вы его.
     Макс тупо уставился на труп. Начальник Службы безопасности не спускал с
него глаз.
     - Так что же? - спросил наконец он. - Вы узнаете убитого?
     Вновь повисла гнетущая тишина.  Авар продолжал наблюдать за  Максом.  В
глубине  души  старый  полицейский не  очень  верил  в  виновность  молодого
человека.  Конечно, он был любовником Жоржетты Симоно, но кто знает, сколько
их было всего у этой ветреной молодой особы!  А этот парень...  Знал же он о
существовании мужа и  мирился с  этим.  Какого дьявола тогда ему  нужно было
убивать Бодри?
     Его размышления прервал голос Макса.
     - Я... Я его знаю... Знал... - с трудом выговорил тот.
     Комиссар быстро шагнул вперед.
     - Так это вы убили Рене Бодри? - с нажимом спросил он.
     Макс помотал головой.
     - Я никого не убивал,  -  запротестовал он.  -  И это... Это никакой не
Бодри!
     - Но вы все-таки знаете этого человека!  - настаивал комиссар. - Кто же
он?
     Молодой человек провел рукой по лбу:
     - Я  никогда не слышал о Рене Бодри.  А этого человека часто встречал в
ночных ресторанах. Его зовут... Звали Жюль.
     - Жюль...  -  медленно повторил Авар.  -  А может,  молодой человек, вы
просто пытаетесь сбить нас с толку?  Некто Жюль из некоего ресторана. Может,
расскажете поподробнее?
     - Конечно,  -  торопливо  заговорил Макс.  -  Я  прекрасно узнаю  этого
человека.  Он  выполнял поручения одного  ростовщика по  имени  Минима.  Ну,
посредник, что ли. И звали его Жюль.
     Господин Авар задумался.  Имя  Минима было ему хорошо знакомо.  С  этим
человеком связывали множество подозрительных сделок,  и  Служба безопасности
давно  уже  к  нему  присматривалась.  Поэтому  заявление Макса  было  легко
проверить.
     Авар сделал знак Мишелю:
     - Уведите его и пригласите Симоно.
     Перепуганного толстяка никак было не заставить подойти к трупу.
     - Ради всего святого!  - умолял он. - Я с детства боюсь мертвецов! Я не
выдержу!  Пусть он спал с моей женой,  Бог с ним,  но почему я должен теперь
смотреть на него!
     - Прекратите истерику! - резко прервал его комиссар. - Вы ведь мужчина,
черт побери! Возьмите себя в руки и подойдите сюда.
     Глаза Симоно наполнились слезами.
     - А вдруг я потеряю сознание?  - прошептал он. - Господа, у меня слабое
сердце!
     Комиссар заиграл желваками.
     - Если вы немедленно не подойдете,  я сделаю его еще слабее,  -  угрюмо
пообещал он.
     Угроза  подействовала.   Всхлипывая,  толстяк  на  подгибающихся  ногах
подошел к столу.  Наконец он бросил взгляд на труп, и на лице его отразилось
изумление. Он поднял глаза на комиссара:
     - Кто... Кто это?
     Полицейский возмущенно фыркнул:
     - Вот об этом мы и хотели вас спросить! Вы знаете этого человека?
     - Конечно,  знаю!  Всего четыре дня назад мы пили с ним абсент.  Но его
зовут не Рене Бодри!
     - А как же?
     - Артур, - уверенно сказал Симоно.
     Авар шумно вздохнул:
     - Вы уверены?
     - Абсолютно.  Его  все  знают в  "Кафе негоциантов",  что  на  бульваре
Батиньоль.  Спросите у хозяина или у любого из завсегдатаев! Все вам скажут,
что  это  Артур.  Он  чуть ли  не  каждый вечер сидел за  угловым столиком с
абсентом и  манильской сигарой.  И я,  бывало,  составлял ему компанию.  Это
Артур, уверяю вас! А никакого Бодри я в глаза не видел.
     Авар раздраженно махнул рукой:
     - Уведите его!
     Симоно увели. Авар, нахмурив брови, расхаживал по комнате.
     - Чертовщина, - бормотал он. - Просто двуликий Янус какой-то!
     Дверь приоткрылась.
     - Кого там несет? - грубо бросил Авар, но тут же смягчился.
     На пороге стоял Фандор.
     - Вы закончили? - вежливо спросил он. - Я хотел бы взглянуть на труп.
     - Входите,  -  вздохнул Авар. - Тут с этим трупом черт-те что творится.
Все его знают,  и все под разными именами. Не удивлюсь, если вы заявите, что
это ваш главный редактор.
     Журналист ухмыльнулся,  подошел к столу и спокойно взглянул на тело. За
время  работы репортером он  повидал столько мертвецов,  что  давно перестал
испытывать какие-либо эмоции. Однако на этот раз глаза его широко раскрылись
от удивления. Фандор медленно поднял глаза и улыбнулся.
     - Что это вы  развеселились?  -  проворчал Авар.  -  Вам что-то кажется
забавным?
     - Пожалуй... - протянул журналист.
     Авар вышел из себя:
     - Да в чем дело, черт возьми? Не тяните резину, молодой человек!
     - Дело в том, - проговорил репортер, - что я тоже знаю этого человека.
     - Ну, и кто это? Рене Бодри?
     - Нет.
     - Так кто же он, ради всего святого? Жюль, помощник Минима?
     - Нет.
     - Любитель абсента Артур? Из "Кафе негоциантов"?
     - Не знаю такого.  Видите ли,  репортерская работа,  конечно,  приносит
некоторый доход, но это кафе мне не по карману, и поэтому...
     Авар скрипнул зубами:
     - Прекратите паясничать, или я вас арестую!
     Фандор слегка поклонился:
     - Почту за честь, мсье. Быть арестованным лично вами!
     Полицейский невольно улыбнулся:
     - Ладно-ладно! Действительно, много чести... Ну, выкладывайте, кто это?
     Журналист поднял правую руку ладонью вперед и торжественно заговорил:
     - Я,  Жером Фандор,  в здравом уме и твердой памяти,  заявляю,  что был
знаком с  убитым.  Его зовут Анри,  профессия -  букмекер.  На Монмартре его
знают все,  кто интересуется бегами и  вообще заключает пари.  Помимо своего
основного занятия, покойный, как я слышал, подрабатывал сутенерством.
     Начальник Службы безопасности мрачно уселся и принялся загибать пальцы:
     - Рене Бодри -  раз.  Жюль,  посредник ростовщика - два. Артур, богатый
бездельник с  бульвара Батиньоль -  три.  И теперь,  извольте видеть,  Анри,
букмекер с  Монмартра.  Итого  -  четыре.  Не  слишком ли  много для  одного
человека, а?
     Он вздохнул:
     - Блестящие перспективы.  Лет  через десять мы  выясним,  кто  же  этот
субъект на самом деле, а там, глядишь, и убийцу поймаем!






     - Ну, как мои дела, доктор?
     - Ваши дела, мсье Жюв... Скажите, вы хотите поправиться?
     - Что за вопрос! Конечно!
     - Тогда необходим полный покой.
     - Что же, вовсе не двигаться?
     - Ну,   это  излишне,   но,  повторяю  -  полный  покой.  Иначе  вы  не
поправитесь. Все очень просто.
     - Просто... - повторил Жюв. - Конечно, у вас всегда все просто...
     - Ну уж прямо!  Далеко не всегда. Однако с вами случай ясный. Помилуйте
- сначала вы получаете такую рану,  затем принимаете ледяную ванну в Сене, а
потом удивляетесь,  что  у  вас что-то  неладно со  здоровьем.  Да  какой же
организм  способен все  это  выдержать!  Нет,  если  вы  хотите,  чтобы  вас
беспокоил только насморк, придется менять профессию.
     Доктор помолчал и добавил:
     - Ко всему прочему, у меня есть серьезные опасения, что у вас трещина в
ребре. Поэтому - постельный режим и хороший уход.
     Жюв с досадой поморщился:
     - Постельный режим!  Вы хотите, чтобы я лежал в кровати, в то время как
людей режут на улицах? Работа, увы, не стоит на месте.
     Увидев выражение лица доктора, полицейский поднял руку:
     - Ладно, ладно, молчу. Постараюсь сделать все, что в моих силах.
     - Вот так-то лучше. Настоятельно рекомендую вам отнестись к моим словам
со всей серьезностью. Ведь, насколько мне известно, у вас сейчас нет никаких
крупных дел?
     - Ну, это как сказать...
     - Но ваш приятель Фантомас, по крайней мере, не дает о себе знать?
     Жюв мрачно усмехнулся:
     - Если бы мой, как вы выразились, "приятель" прислал мне весточку, я бы
не обращался к врачам. Встреча с ним для меня лучшее лекарство.
     Он вздохнул:
     - К  сожалению,  Фантомас не единственный преступник в  этой несчастной
стране. Что ни день, так какая-нибудь новая гадость.
     Доктор понимающе кивнул:
     - Слышал, слышал. Загадочный повешенный в Сен-Жерменском лесу?
     - Загадочный,  иначе не скажешь.  В бумажнике у него нашли документы на
имя  Рене Бодри.  А  на  опознании трое людей назвали его совершенно разными
именами.  Вы,  наверное,  читали  статью  Жерома Фандора в  последнем номере
"Столицы".  Этого парня знали как  Жюля  в  модных ресторанах,  на  бульваре
Батиньоль его называли Артуром,  а на Монмартре он был известен как Анри.  А
инспектор Жюв распутывай!
     Доктор положил руку на плечо своего пациента:
     - Но  ведь инспектор Жюв не единственный детектив в  Париже,  не правда
ли? И у него, конечно, есть помощники?
     - Конечно.
     - Так  предоставьте им  бегать  по  всем  этим  местам и  расспрашивать
свидетелей.  А  сами ложитесь в  постель и  займитесь обработкой информации.
Думайте, сопоставляйте факты. Работать головой вам вовсе не противопоказано.
     Жюв отвесил шутливый поклон:
     - Примите мою искреннюю благодарность.
     - Принимаю,  -  улыбнулся врач в ответ. - Следуйте моим рекомендациям и
увидите - вы поймаете преступника быстрее, чем обычно.
     Доктор встал:
     - Ну, до свидания. Я загляну завтра.
     Детектив проводил гостя до дверей и вернулся в кабинет.
     - Полный покой,  постельный режим...  -  проворчал он.  - Уж если что и
способно сделать  из  меня  инвалида,  то  это  не  пуля  и  нож,  а  именно
бездеятельность.  Но...  В одном он прав.  Слава Богу, хоть Фантомас пока не
дает о себе знать.
     Он вздохнул:
     - Эх, не к ночи будь помянут! Не дает, да в любой день может дать!
     В  этот момент в  дверь позвонили.  Вскоре старый слуга ввел в  кабинет
запыхавшегося мужчину. Это был инспектор Леон.
     - Мое почтение,  шеф!  -  улыбнулся он и с трудом перевел дух. - Каждый
раз удивляюсь,  как вы умудрились поселиться на такой верхотуре.  Ваш шестой
этаж, наверное, самый высокий в мире.
     - А в лифты вы не верите? - улыбнулся Жюв.
     - Верю.  В те,  которые работают. А ваш всегда ломается как раз в честь
моего прихода.  Вот и  одолеваю лестницу на своих двоих,  а после того,  как
вскарабкаешься на  Монмартрский холм,  это ой как нелегко!  Знаете,  сколько
ступенек в  вашей  чертовой лестнице?  Сто  двадцать три.  И  каждая высотой
двадцать шесть сантиметров. Ужас какой-то!
     - Понимаю ваше негодование,  -  улыбнулся инспектор.  -  Вы,  наверное,
специально одолели эту ужасную лестницу, чтобы сообщить мне ее точную длину?
     - Нет, конечно, - смутился Леон. - Я по поручению господина Авара.
     - Вот как?
     - Да, шеф. Вы в курсе сен-жерменского дела?
     - В общих чертах. Я производил арест Макса де Вернэ. Ну, и читал статью
Фандора.
     - Да-да,  они  все знали покойного под разными именами.  Но  это еще не
все.  Самое прискорбное -  для  следствия,  конечно,  что  у  всех оказалось
надежное алиби.  Жоржетту Симоно уже пришлось отпустить, и скоро, видимо, ее
муж и любовник также окажутся на свободе.
     - Закон есть закон, - пробормотал Жюв.
     - Конечно, - согласился его помощник. - Хотя господин Авар считает, что
наблюдение со всех троих снимать рано.
     - И правильно считает, - кивнул инспектор. - Пока рано.
     - Ну вот, господин Авар и решил поручить это наблюдение вам.
     Жюв хмыкнул:
     - Похоже,  я  в префектуре за стажера,  который с наслаждением торчит в
холодных подъездах, выслеживая мелких жуликов.
     Леон потупился:
     - Понимаете... Похоже, это ваш приятель так вам удружил.
     - Вот как? Кто же?
     - Журналист Фандор.  Я слышал, как он предложил начальнику поручить это
дело вам.
     - Вот уж спасибо! - проворчал детектив. - Он-то чего лезет?
     - Он  сказал,  что  вам это будет интересно.  Видимо,  считает,  что вы
раскопаете что-то такое, до чего полицейские не додумались.
     Жюв хмыкнул:
     - Этот мальчишка, видите ли, лучше меня знает, что мне интересно, а что
нет!
     Однако он действительно заинтересовался. Фандор далеко не глуп и ничего
не делает,  не подумав. Может, это и впрямь необычное дело. Другое дело, что
он  мог потрудиться прийти сам!  Жюв вспомнил,  что после того монмартрского
дела, когда его ранили, он почти не видел своего друга. Неужели зазнался?
     Впрочем, Жюв не собирался делиться своими мыслями с Леоном.
     - Ладно,   -   сказал   он.   -   Пожалуй,   это   действительно  будет
небезынтересно. Только вот беда - доктор велел мне лежать в постели.
     Леон растерянно захлопал глазами:
     - Вот оно что! Я не знал...
     Вдруг лицо его осветилось:
     - Это не помеха. Вы попросите начальника, чтобы он подержал их в тюрьме
до тех пор, пока вы не выздоровеете!
     - Леон,  вы великолепны! - расхохотался Жюв. - Вы когда-нибудь сидели в
тюрьме?
     - Конечно, нет.
     - А вот я сидел.  Да-да,  не удивляйтесь.  Меня приняли за Фантомаса. И
поверьте мне на  слово,  за решеткой не слишком весело.  Поэтому я  не столь
кровожаден,  как вы. Вовсе не хочу, чтобы из-за меня невинный человек провел
в тюрьме хотя бы лишнюю минуту.
     - Так уж и невинный...
     - Пока их вина не доказана,  они невиновны!  -  отрезал Жюв. - И нечего
гноить их за решеткой.  К тому же, мне пришла в голову неплохая мысль. Можно
попробовать совместить пребывание наших  друзей на  свободе с  охраной моего
драгоценного здоровья.
     Леон широко улыбнулся:
     - Я так и знал,  шеф,  что вы что-нибудь придумаете!  Так что же пришло
вам в голову?
     - Вот что.  Пусть Авар возьмет с Симоно и де Вернэ не только подписку о
невыезде, но и обяжет их жить в той квартире, которую им предоставят. У меня
есть такая на  примете.  И  представьте себе,  прямо на  этой же  лестничной
площадке.  И она,  безусловно,  поприличнее, чем камеры тюрьмы Санте. Я буду
присматривать за  ними.  Ну,  а  когда  им  захочется прогуляться,  я  сниму
телефонную трубку и дам вам знать. Придется вам гулять вместе с ними.
     - А что это за квартира рядом с вашей? Кому она принадлежит?
     - Мне. Я недавно купил ее.
     - Вот здорово! - восхитился Леон. - Шеф, вы что, провидец?
     - В некотором роде, - скромно сказал Жюв.
     Леон встал:
     - Пойду, сообщу господину Авару. Уверен, что он будет в восторге!


     Консьержка дома на улице Тардье раскраснелась от гнева, споря со старым
слугой инспектора.
     - Да,  мсье Жюв прекрасный жилец, - говорила она, - но, ей-Богу, иногда
ему в  голову приходят странные фантазии.  Надо же  додуматься -  поселить в
нашем доме троих преступников, а вокруг расставить полицейских ищеек! У меня
прямо аппетит пропал. Того и гляди, здесь кого-нибудь укокошат!
     Слуга улыбнулся.  Он столько повидал за время службы у  своего хозяина,
что удивить его было практически невозможно.
     - Полно,  мадам,  -  мягко  сказал  он.  -  Вы,  напротив,  должны быть
довольны.  Если  люди,  которых  поселил  тут  мсье  Жюв,  и  в  самом  деле
преступники, то как раз под присмотром моего хозяина им не удастся совершить
ничего  противозаконного.   Это  гарантия  полной  безопасности!   Вы  самая
счастливая консьержка в мире - вместе с вами дом охраняет еще и полиция!
     Женщина задумалась.
     - Гм,  может, вы и правы, - произнесла она наконец. - Однако мне все же
больше по душе иметь дело с честными гражданами, а не со всякими там Симоно,
де Вернэ и прочими негодяями.
     Итак,  обманутый муж и  удачливый любовник поневоле оказались под одной
крышей.  Ни  один  из  них,  конечно,  не  испытывал восторга  от  подобного
соседства,  но  это  все-таки  было  лучше,  чем  тюрьма.  Поэтому  оба,  не
раздумывая, согласились на условия мсье Авара и прибыли на улицу Тардье.
     - Вы у  меня в гостях,  господа,  -  приветствовал их Жюв,  -  но прошу
чувствовать себя,  как дома.  Сигареты на столе,  вино в  баре.  На стол вам
будет  накрывать мой  слуга -  уверяю вас,  он  делает это  не  хуже  любого
официанта. Я иногда буду забегать вас проведать.
     - И как долго мы здесь пробудем? - робко спросил Поль Симоно.
     - О,  я уверен,  что не успею вам надоесть,  - ответил инспектор. - Как
только найдут убийцу, вас тотчас же отпустят домой.
     Симоно   сник.   Перспектива  поимки   преступника  в   ближайшие   дни
представлялась ему весьма сомнительной.  Макс тоже кисло усмехнулся. Где это
видано,  чтобы полиция раскрыла мало-мальски серьезное преступление!  Скорее
рак на горе свистнет...
     Однако делать было нечего. Попрощавшись с Жювом, соперники разошлись по
разным комнатам, бросая друг на друга злобные взгляды.
     На следующий день Поль Симоно, одеваясь, разговаривал сам с собой:
     - Конечно,  одному безумно скучно.  Хоть бы  с  кем-нибудь перекинуться
словечком... Но не могу же я болтать с парнем, наставившем мне рога!
     Макс де Вернэ, в свою очередь, рассуждал, заканчивая туалет:
     - Я,  конечно,  не  отличаюсь болтливостью,  но  это одиночество просто
невыносимо!  Хоть бы с этим толстяком потрепаться...  Но он наверняка просто
пошлет меня к черту.
     Соперники  вынуждены были  встретиться за  завтраком.  Они  появились в
столовой одновременно,  и  ни один не захотел уйти.  Стараясь не встречаться
взглядами, они сели за стол и мрачно уставились каждый в свою тарелку.
     Симоно,  попробовав кофе, нашел его горьковатым. Сахарница стояла возле
Макса, и толстяку было до нее не дотянуться.
     "Не  бегать  же  все  время  вокруг стола!  -  подумал он.  -  Придется
попросить, чтоб передал. В конце концов, это меня ни к чему не обязывает".
     Как можно небрежнее Симоно произнес:
     - Будьте любезны, мсье, подайте мне сахар.
     Макс поднял голову:
     - Пожалуйста.
     Он выполнил просьбу. Затем поднес чашку к губам и сморщился:
     - Ух, горячо!
     - Совершенно с вами согласен, - машинально ответил Симоно.
     Так  первый  шаг  к  общению был  сделан.  Невольные соседи по-прежнему
бросали друг на  друга подозрительные взгляды,  но  каждый по первой просьбе
передавал масло, хлеб и тому подобное.
     - Неплохой кофе, - пробормотал Макс.
     Поль  Симоно  вспомнил об  ароматном напитке,  который подавала ему  по
утрам Жоржетта, и насупился.
     - Не сомневаюсь,  что чай, которым вы соблазняли мою жену, был не хуже,
- буркнул он.
     Молодой человек чуть было не  ляпнул,  что  соблазняет женщин несколько
иначе, чем опаивает их чаем, но вовремя прикусил язык.
     "Не стоит связываться,  - решил он. - А то и пяти минут не пройдет, как
этот тип швырнет в меня кофейником,  и мне не останется ничего другого,  как
защищаться сковородкой и звать на помощь".
     Мысль о возможной потасовке так увлекла Макса,  что он,  удержавшись от
одной глупости, тут же сморозил другую:
     - Чай? M-м, возможно. Признаться, в тот момент я не обратил внимания.
     Симоно  поперхнулся кофе,  и  растерявшийся молодой  человек  торопливо
забормотал то, что уж никак говорить не следовало:
     - Ну, я, понимаете, это... Как-то голова была совсем другим занята!
     Симоно свирепо уставился на него.
     - Конечно,  не тем!  - рявкнул он. - Уж я-то знаю, чем была занята ваша
безмозглая башка!  Неудивительно,  что,  имея на плечах то, что вы величаете
головой, вы угодили в тюрьму! И не по мелочи, а как обвиняемый в убийстве!
     Макс постарался сохранять спокойствие.
     - Вы ошибаетесь,  мсье Симоно, - проговорил он как можно дружелюбнее. -
Что касается Жоржетты -  да,  я виноват перед вами,  и вы вправе подвергнуть
меня самому суровому наказанию.  Но я никого не убивал,  поверьте. Виноват я
только перед вами.  Да  и  то  не совсем -  ведь ваша жена обманывала меня с
другим...
     Нет, положительно, если у юного Макса де Вернэ и присутствовали таланты
дипломата,  то  сегодня они ему изменили.  Поль Симоно подпрыгнул на стуле и
покрылся бурой краской.
     - Вас обманывала?! - зарычал он. - Вы хотели сказать, меня?
     - Ну, хорошо, - потупился Макс. - И вас тоже. С Жюлем.
     Симоно схватился за голову.
     - С каким еще Жюлем?!
     - Ну, с этим... который оказался Бодри.
     - А, Артур! Бог с ним, он умер.
     Макс пожал плечами:
     - В общем, мне-то до него дела нет. Вас он должен больше интересовать.
     Толстяк сжал кулаки:
     - Видит Бог,  мне это начинает надоедать.  Сначала меня арестовывают по
подозрению в убийстве человека, с которым я частенько пропускал рюмку-другую
в кафе.  Потом любезно сообщают,  что этот господин спал с моей женой. Затем
выясняют,  что я все-таки его не убивал,  и выпускают. Но вместо того, чтобы
извиниться,  поселяют в  одной  квартире с  молодым  нахалом,  который  тоже
наставил мне рога.  И в довершение этот сопляк позволяет себе возмутительные
намеки в мой адрес! Нет, это уж слишком!
     Рука Симоно потянулась к кофейнику.
     "Началось", - решил Макс, оглядываясь в поисках сковороды.
     - Возьмите себя в руки, мсье, - уговаривал он. - Будьте благоразумны!
     Дверь внезапно отворилась, и в комнату вошел Жюв. Он спокойно подошел к
своим "гостям" и пожал им руки с таким видом, будто нисколько не сомневался,
что они все утро беседовали о погоде.
     - Как  прошла  ночь,  господа?  -  спросил инспектор.  -  Как  спалось?
Надеюсь,  кофе вам  понравился?  Если вы  предпочитаете шоколад,  достаточно
только предупредить слугу.
     Соперники хмуро  молчали,  не  поднимая глаз.  Жюв  укоризненно покачал
головой:
     - Надеюсь,  господа,  вы будете вести себя благоразумно.  Квартал очень
тихий, особенно этот дом, и мы очень не любим шума.
     - Уверяю вас, мы тоже, - вздохнул Симоно. - Мы тут просто беседовали...
о Жоржетте.
     - И узнали друг от друга много нового и интересного, - закончил молодой
де Вернэ.
     Видно, сам черт тянул его сегодня за язык!


     Накануне вечером Жоржетта Симоно,  отпущенная на свободу, в одиночестве
вернулась в квартиру на улице Батиньоль. Заперев дверь, она упала на кушетку
и зарыдала.
     Да,  ее отпустили,  она дома.  Но страшно подумать, в какой скандал она
оказалась замешана!  Что  будут говорить на  ее  улице,  во  всем  квартале!
Окрестные  кумушки  умеют   перемывать  косточки  почище  любого  репортера.
Жоржетте  уже  пришлось  пройти  сквозь  строй  соседок.   Из  каждого  окна
высовывались нахмуренные лица  и  доносились  презрительные замечания.  Чего
только не услышала бедная женщина!
     - Немало охламонов на  моем  веку лезли мне  под  юбку,  -  пророкотала
толстая старуха с бородавкой под носом.  -  Но в жизни так: либо у тебя есть
муж и голова на плечах,  либо нет ни того,  ни другого.  Впрочем, у мадам, я
вижу, другие взгляды!
     - Посмотрите-ка  на  эту красотку!  -  вторила ей кума с  растрепанными
волосами и бегающими маленькими глазками.  -  Такой вид, что можно отпускать
грехи без исповеди.  А  бедный муж задевает рогами газовые фонари.  Бьюсь об
заклад, она и придушила любовника, когда он ей надоел!
     Даже  за  плотно  закрытой дверью  Жоржетте казалось,  что  она  слышит
шушуканье и пересуды.  Ее прелестная маленькая головка просто не в состоянии
была вместить всех чудовищных обвинений,  которые ей предъявлялись.  Если бы
сейчас на улице кого-нибудь зарезали у  всех на виду,  то и тут оказалась бы
виновата Жоржетта! Жизнь превратилась в кошмар...
     Молодая  женщина села  на  кушетку и  постаралась собраться с  мыслями.
Итак, Рене Бодри убит. Почему так могло произойти?
     Жоржетта знала этого человека около полугода.  Не любила, конечно, но с
ним  она получала возможность отдохнуть от  нескончаемых разглагольствований
мужа  о  политике и  денежном курсе.  В  обычных обстоятельствах Жоржетта не
особо сожалела бы о  смерти своего дружка -  просто задумалась бы,  с кем ей
теперь проводить вечера,  когда не  было скачек в  Отей.  Но ведь Рене Бодри
зверски убили! И она оказалась замешанной в этом!
     Даже по  нелюбимому мужу скучала теперь Жоржетта.  Пусть он  не смог бы
защитить ее от насмешек целого дома,  но он развел бы огонь в камине и молча
посидел рядом...  Ведь не стал бы он издеваться над ней,  когда она в  таком
ужасном положении! Ведь он ее любит! Но сейчас толстяк сидит вместе с Максом
в квартире Жюва под наблюдением...
     Какая горькая ирония -  Поль  Симоно вынужден делить кров  с  Максом де
Вернэ!  Вряд  ли  от  этого они  станут друзьями.  Да,  видимо,  Жоржетте не
придется больше встречаться с симпатичным блондином, подвезшим ее со скачек!
     Женщина вздохнула.  Должна ведь когда-нибудь быть прочитана эта горькая
страница ее жизни... И, кто знает, может, следующая глава окажется светлой и
радостной! С этими мыслями Жоржетта уснула.
     Пробуждение было  унылым.  Огонь  в  камине погас,  рядом не  слышалось
посапывания мужа.
     - Что же я сегодня буду целый день делать? - вздохнула женщина.
     Внезапно в дверь позвонили.  Запахнувшись в пеньюар,  Жоржетта открыла.
На пороге стоял мальчик-посыльный с великолепным букетом цветов.
     - Господин Флориссан д'Оржель велел передать это мадам.
     Жоржетта нерешительно взяла букет.  К нему оказалась приложена визитная
карточка. На обороте было размашисто написано:
     "Любящий человек,  не  желающий,  чтобы Ваше доброе имя  было отдано на
поругание толпе,  предлагает Вам убежище. Флориссан д'Оржель будет ждать вас
сегодня на углу улицы Мадлен и бульвара Мальзерб ровно в шесть вечера.  Если
вы  пожелаете,  в  Ваше  распоряжение будет  предоставлен чудесный маленький
особняк возле Булонского леса".
     Жоржетта перечитала послание несколько раз и задумчиво произнесла:
     - Слог довольно изящный... Но кто же этот господин? Пожалуй, не стоит с
ним встречаться.
     И,  следуя непостижимой женской логике,  отправилась в спальню выбирать
наряд для встречи.
     К четырем часам пополудни,  перепробовав все шляпки, платки и перчатки,
Жоржетта была наконец готова. Закончив туалет, она присела на краешек стула,
чтобы не помять юбку.
     - Флориссан д'Оржель...  Красивое имя!  Наверное,  шикарный мужчина.  И
богатый...  Конечно,  богатый,  раз  он  говорит,  что предоставит мне целый
особняк. Интересно, он молодой? Да, я уверена, что молодой! И красивый...
     Жоржетта положила руку на грудь.  Сердце ее сильно билось,  в  ветреной
головке проносились видения одно соблазнительнее другого.
     - Как странно... - прошептала она, улыбаясь своему отражению в зеркале.
- Мне кажется, я уже его люблю. О, Флориссан!
     Жоржетта стиснула руки:
     - Да,  это судьба. Он станет моим возлюбленным. Наверняка станет. Я уже
люблю его. Интересно, он блондин или брюнет?
     ...Флориссан д'Оржель оказался седым.  У  него  были  длинные волосы  и
аккуратная бородка,  удлинявшая и  без  того  вытянутое лицо.  К  некоторому
разочарованию Жоржетты,  лет ему было около шестидесяти, однако, несмотря на
возраст,  он  сохранил  свежесть и  прекрасный цвет  лица.  В  умных  глазах
поблескивали лукавые искорки. Одет он был безукоризненно.
     "Вот  твоя судьба",  -  сказала себе Жоржетта,  когда мужчина элегантно
поклонился и, поцеловав ей руку, учтиво произнес:
     - Мадам, меня зовут Флориссан д'Оржель.
     - Я догадалась, - ответила женщина с улыбкой.
     Кавалер не стал терять времени зря.
     - Мадам,  вы - прекрасная жемчужина, и заслуживаете не менее прекрасной
шкатулки. Не желаете ли увидеть особняк на улице Лалло, который я имею честь
вам предложить?
     Жоржетта молча кивнула.






     Ругая Жюва за  несвоевременное купание в  холодной воде,  доктор имел в
виду взрыв резервуаров, случившийся несколько месяцев назад. Тогда казалось,
что  неуловимый Фантомас одержал окончательную победу.  Однако  Жюву  и  его
другу Фандору удалось остаться в  живых после чудовищной катастрофы.  Что же
тогда произошло?
     Кровавые  перипетии  "букета  из  черных  роз"  закончились  трагедией.
Фантомас, обманув своего сына Владимира, лишил жизни очаровательную Фирмену,
его любовницу.  Потом он отправился на улицу Жирардон,  и  вскоре Элен,  его
собственная дочь,  оказалась на ложе пыток.  В  тот же дом примчался Фандор,
приведенный грумом Зизи. Жюв, также оказавшийся на месте вовремя, бросился в
погоню за своим смертельным врагом - Фантомасом.
     И  тут раздался страшный грохот.  Огромная волна смыла дом и  понеслась
вниз с Монмартрского холма,  круша все на своем пути.  Инспектор слышал, как
вдалеке кричал Фандор:
     - Жюв, вы живы? Элен! Где вы?
     Прямо  перед  полицейским  всплыл  труп  ребенка,   имевшего  несчастье
проводить сюда Фандора. Элен нигде не было.
     - Элен! - крикнул молодой человек еще раз, и тут огромный брус придавил
его к земле. В последний момент Фандор почувствовал в своей руке руку Жюва и
потерял сознание.
     Огромная  волна,  вызванная  взрывом  резервуаров,  посеяла  чудовищную
панику.  Женщины в истерике выбрасывались из окон,  мужчины, потеряв головы,
пытались вытащить из домов скарб. Со всех сторон доносились истошные вопли:
     - Землетрясение... Тайфун... Война...
     Эти крики заглушались мольбами о помощи и плачем отчаяния.  Стонали те,
кто,  не в силах сопротивляться водяному потоку, оказались под обломками или
задыхались в подвалах.
     Скоро весь Париж был охвачен ужасом. Что случилось? Что происходит?
     Сквозь беснующуюся толпу на  Монмартр уже  пролагали себе дорогу первые
спасатели. Все пожарные части были посланы на место трагедии.
     - Резервуары взорваны... Монмартр разрушен... - шептались обыватели.
     Большинство парижан продемонстрировало в  ту ночь свои лучшие качества.
Праздные  зеваки,   прибыв  к  холму,   как-то  естественно  превращались  в
добровольцев,   помогающих   в   спасательных  работах.   Сказалось   веками
складывавшееся отношение к родному городу как к общему дому.
     К счастью, как это обычно бывает, слухи о размерах катастрофы оказались
сильно преувеличены.  Пострадавшие кварталы находились, конечно, в плачевном
состоянии, но все же не были разрушены. Волна прошла только по одной стороне
холма,  возле  церкви Сакре-Кер.  Отсюда обрушились многотонные запасы воды.
Многие дома всерьез пострадали,  а что касается статуй, павильонов, торговых
рядов, то их как будто слизало огромным языком.
     Волна,  столкнувшись на  улице  Антуанет  с  массивным  зданием  школы,
немного потеряла убойную силу. Если, например, скверик Сен-Пьер исчез с лица
земли,  то  улицы Сейнкерк и  д'Орсель остались практически целы.  В  общем,
никто точно не знал,  сколько людей унесено водой,  сколько криков о  помощи
осталось не услышано из-под развалин.
     Добровольцы все прибывали.  В  толпе то  и  дело раздавались испуганные
женские крики, когда из-под руин извлекали новую жертву.
     Тут  случилась новая беда -  на  смену воде пришел огонь.  В  некоторых
разрушенных домах в каминах остались угли,  и теперь слабо промокшие обломки
дымили и  загорались.  Вот  одно  строение вспыхнуло,  как  спичка,  и  люди
отпрянули назад.
     В  этот момент откуда-то,  -  многим показалось,  что прямо из огня,  -
шатаясь,  появился молодой человек.  Это  был Фандор.  На  плечах его лежало
безжизненное тело  Жюва.  Дойдя  до  спасателей,  молодой человек рухнул  на
землю.
     Каким-то  чудом  он  оказался не  ранен.  Балка,  упавшая на  него,  по
счастливой случайности спасла и ему, и Жюву жизнь - она легла поперек дома и
поддержала  стены,   когда  они  начали  рушиться.   Воспользовавшись  этим,
инспектор успел освободить своего друга и, чудом пробравшись сквозь обломки,
выбрался с ним наружу.
     На  большее сил не хватило.  И  теперь уже Фандор,  очнувшись,  дотащил
бесчувственное тело  друга до  спасателей.  Полицейский так  и  не  пришел в
сознание.  Отказавшись от помощи,  Фандор сопровождал носилки до самого дома
на  улице  Тардье.  И  только  когда  пришедший  врач  заверил,  что  Жюв  в
безопасности,  журналист позволил перевязать и  себя.  Теперь,  успокоившись
насчет друга, Фандор думал только об одном - что стало с Элен. Похитил ли ее
Фантомас? Или ей чудом удалось спастись?
     Испытывая непреодолимую жажду действий, молодой человек вышел на улицу.
     - Видит Бог,  я  спасу ее!  -  прошептал он.  -  Если  надо,  я  сделаю
невозможное!
     Расталкивая любопытных,  он  снова принялся карабкаться на Монмартрский
холм.  Вскоре все остались позади.  И  тут у  журналиста вырвался счастливый
крик.  Перед  ним,  держась за  обломок дерева,  стояла Элен  -  бледная,  в
изорванном платье, но живая!
     Элен была близка к обмороку. Без сил она упала в объятия Фандора:
     - Ах, мой друг...
     Ее  лицо  залили слезы.  Молодой человек поднял девушку на  руки  и  не
почувствовал тяжести ее тела. Эта минута, казалось, длилась вечность.
     - Элен...
     - Жером...
     Слов не хватало. Наконец журналист, придя в себя, торопливо заговорил:
     - Все  хорошо,  дорогая,  все  кончилось,  все позади...  Достаточно мы
страдали. Теперь мы можем спокойно жить... и любить!
     Он счастливо улыбнулся:
     - Я все-таки нашел вас, Элен! Нашел и вырвал из рук этих негодяев!
     Увидев, как внезапно побледнела девушка, журналист вздрогнул.
     - Спасибо,  Жером...  -  прошептала Элен.  -  Но нам нельзя любить друг
друга...
     И добавила с отчаянием:
     - Мы должны расстаться!
     Фандор хотел обнять ее, но покачнулся. Все поплыло перед глазами...


     Поздно  вечером журналист проснулся в  небольшой уютной квартирке.  Это
был  старинный дом в  Сен-Жермен -  тайное убежище Элен.  Еще до  всех своих
несчастий,  предчувствуя недоброе, девушка нашла себе это убежище. Но тщетно
- она  все  равно оказалась под  властью Владимира,  мстящего ей  за  пытки,
которым Фантомас подверг его собственную любовницу, Фирмену.
     Фандор потер лоб,  пытаясь собраться с мыслями.  Как он здесь оказался?
Господи, так ведь Элен сама привела его сюда! Значит...
     Он позвал негромко,  и девушка вошла в спальню.  Журналист хотел обнять
ее,  но она отстранилась.  С  каким-то болезненным упорством Элен повторяла,
что они не могут быть вместе, что им нельзя любить друг друга. Фандор ничего
не  мог  понять.   Отчего  произошла  такая  перемена  в  его  возлюбленной?
Растерянный, он то умолял, то грозил, то снова умолял:
     - Элен,  милая!  Ведь наша любовь выдержала столько испытаний! Тревоги,
трудности...  Но  наконец все это закончилось!  Вы спасены,  и  мы заслужили
право на счастье!
     Элен закрыла лицо руками:
     - Нет, я не могу вас любить... Это невозможно!
     Она помолчала и добавила с мукой:
     - Я... Я не могу вас любить, потому что слишком люблю!
     - Потому что любите? - поразился Фандор. - Разве это препятствие?
     - Да...
     - Но я не понимаю! - молодой человек схватился за голову. - Объясните!
     Элен глубоко вздохнула.
     - Ну  что ж,  слушайте,  -  произнесла она.  -  Вы сами этого хотели...
Помните дело о пропавшем поезде?
     Фандор кивнул.
     - Так вот,  в то время как вы с Жювом разыскивали исчезнувший состав, я
боролась со  своим собственным отцом.  Или,  по крайней мере,  с  тем,  кого
считала своим отцом. С Фантомасом...
     У нее вырвалось рыдание:
     - Я  поклялась Фантомасу не выходить за вас замуж.  И я должна сдержать
свое обещание!  Ради вашей жизни.  Если я  не сдержу своего слова,  он убьет
вас!


     Так  называемая "Монмартрская катастрофа" наделала много шума.  Погибло
более тридцати человек,  около тысячи было  ранено.  И  ни  один из  них  не
подозревал о том, что стал жертвой вспышки гнева безжалостного Фантомаса.
     Вскоре  открылась  правда.   Едва  придя  в  сознание,   инспектор  Жюв
потребовал связать  его  с  правительственной комиссией  по  расследованию и
сообщил все, что знал о роковом букете черных роз. Сперва рассказ его вызвал
недоверие, но вскоре труп любовницы Владимира Фирмены был найден на квартире
доктора Юбера.  Несчастной не  помогла попытка укрыться под именем Валентины
де Леско. Выяснилось, что сам доктор находится в сумасшедшем доме.
     Полиция  взялась за  дело  всерьез,  но  с  небольшим успехом.  Пещеры,
описанные  Жювом,  были  обнаружены,  но  оказались  полностью  разрушенными
взрывом резервуаров.  Оставалось лишь констатировать тот печальный факт, что
преступник снова ушел от правосудия.  Заложив динамит на Монмартрском холме,
он поверг в ужас весь Париж и скрылся вместе с сыном Владимиром.
     Но - Париж есть Париж! Недаром поэты наделяли его в своих произведениях
женскими  чертами.  Начались  обычные  будни,  и  город  постепенно забыл  о
разрушениях,  которым подвергся один из  его кварталов.  И  только те,  кого
трагедия коснулась непосредственно,  по-прежнему не могли говорить о ней без
дрожи в голосе.
     - Фантомас...  -  задумчиво говорил Жюв,  попыхивая трубкой у камина. -
Фантомас...  Что  же  с  ним  стало?  Погиб  или  готовит  новое  гениальное
преступление? И куда делся Владимир?
     Фандор отодвинул трость подальше от огня и тихо ответил:
     - О Фантомасе пока ничего не слышно. Похоже, что на время он затих.
     - Затих... - покачал головой Жюв. - Иногда мне кажется, что лучше бы он
говорил во весь голос.  Потому что после этого затишья он может появиться во
всеоружии,  с  новыми  чудовищными планами,  и,  кто  знает,  успеем  ли  мы
остановить его! Уж лучше сразу - открытая, смертельная схватка.
     Об  Элен друзья почти не  говорили.  Полицейский,  конечно,  знал,  что
девушка спаслась и что они с Фандором иногда видятся.  Но он не понимал, что
мешает любви двух  молодых людей,  а  задавать бестактные вопросы не  хотел.
Журналист же,  в свою очередь,  не хотел никого, даже самого близкого друга,
посвящать в условия сделки,  заключенной Элен со своим отцом.  Ибо Фандор не
сомневался,  что,  узнав  обо  всем,  инспектор забудет про  свою  болезнь и
предпримет самые безумные попытки найти Фантомаса и расправиться с ним.
     - Держи язык за зубами,  -  говорил себе молодой человек.  - Ты ведь не
хочешь сам послать друга на верную смерть.  Теперь это - твое семейное дело,
и ты должен улаживать его сам. Один из нас лишний - Фантомас или я. Довольно
ему уже рушить мое счастье! Хватит ему помыкать Элен!
     А как страдал Фандор,  встречаясь с Элен!  Девушка умела любить, но она
умела и хранить клятву,  особенно, когда соблюдение ее касалось безопасности
любимого человека.
     - Дорогая!  - умолял Фандор. - Жизнь без вас ничего не значит для меня.
Почему вы  думаете,  что Фантомас сильнее меня?  Я  умею защищаться и  смогу
защитить вас. Я люблю вас!
     Элен только грустно качала головой, глаза ее наполнялись слезами.
     - Друг  мой,  вы  честный  человек,  -  говорила она.  -  А  Фантомас -
чудовище. Он способен на все, чувство чести ему неведомо. Вы можете победить
его в открытом бою, но он никогда не предоставит вам эту возможность. И если
я позволю себе любить вас, то заплачу самую страшную цену - я вас потеряю.
     Бедная девушка разрывалась между любовью и  страхом за  любимого.  Кто,
как не она, лучше мог почувствовать незримое присутствие Гения преступления!
     Влюбленные встречались лишь украдкой, и даже в эти короткие минуты Элен
избегала разговоров о любви. Она боялась, и Фандор прекрасно понимал это. Он
видел, что она готова пожертвовать всем ради его безопасности. Снова и снова
журналист задавал себе вопрос:
     - Не исчезнет ли она навсегда? Не пожертвует ли собой ради меня?
     Обо всем этом он  не  решался рассказать Жюву.  Да,  это были не лучшие
времена для старых друзей.  Инспектор неотступно думал о Фантомасе, а Фандор
- о его дочери...
     Так шли недели.  Фандор был грустен,  Жюв - мрачен. И только загадочное
убийство в Сен-Жерменском лесу немного встряхнуло обоих.






     А что же убийца из Сен-Жерменского леса?  Сделав свое дело, он не спеша
направился к перекрестку Крест де Ноай.  Странное дело,  совершая злодеяние,
неизвестный был холоден и  спокоен,  теперь же его походка не казалась столь
уверенной.  Он торопился и часто спотыкался,  ругаясь сквозь зубы. Временами
его била нервная дрожь.
     Неужели его мучили угрызения совести?
     Дойдя до Крест де Ноай,  мужчина замедлил шаги. Вокруг не было ни души,
лишь  от  креста  в  лунном  свете  падала черная зловещая тень.  Незнакомец
понемногу успокоился.
     - Никого, - прошептал он. - Что ж, отлично. Все обойдется...
     Подняв  воротник  и  засунув  руки  в  карманы,   преступник  вышел  на
перекресток.  Двигался он  совершенно бесшумно.  При  свете луны  можно было
разглядеть на его лице выражение удовлетворения, смешанного с беспокойством.
     Лицо это было бы красивым,  если бы хищный нос с  горбинкой не придавал
ему  зловещий вид.  Блестящие глаза  настороженно смотрели из-под  кустистых
бровей. Тонкие губы кривились в недоброй усмешке.
     Кто же был этот человек?
     Если бы официант из придорожного трактира увидел этот пиджак и  сапоги,
он,  без сомнения,  вспомнил бы давешних поздних клиентов.  Да,  это был тот
самый  мужчина  с  внешностью английского джентльмена,  что  совсем  недавно
заплатил тридцать тысяч  франков  несчастному Рене  Бодри.  Увы,  сделка  не
принесла продавцу счастья.
     Убийца шел быстро,  как человек,  хорошо знающий дорогу. После Крест де
Ноай  он  свернул налево и  зашагал по  дороге в  Мезон-Лафит.  На  ходу  он
насвистывал, стараясь скрыть тревогу под напускным безразличием. Мало-помалу
настроение его улучшалось - нахмуренный лоб разгладился, походка не казалась
нервной. Он негромко разговаривал сам с собой:
     - Дело  сделано и,  надо  признать,  сделано неплохо.  Теперь  можно  и
закурить.
     Порывшись в  кармане,  мужчина  достал  массивный серебряный портсигар,
украшенный большой буквой Б, очевидно, своим инициалом. Достав оттуда тонкую
египетскую сигарету,  он  принялся искать спички.  Шаря по карманам,  убийца
довольно приговаривал:
     - Отличная  работа...  Отличная,  черт  побери!  Ни  одного  свидетеля,
никаких улик.  Наш  делец покачивается там на  дереве,  а  денежки у  меня в
кармане! Да что деньги - у меня есть лошадка!
     Он потер руки и повторил:
     - У  меня есть лошадка...  И значит,  теперь у меня все получится,  как
надо.
     Мужчина довольно рассмеялся,  глубоко затянулся и  выпустил густой клуб
дыма:
     - Теперь,  с такой лошадью, мне не страшны никакие ставки. Только Гарри
Вильям Мексон и Флориссан д'Оржель могут помешать.  Но я заставлю их взяться
за ум!
     Он снова засмеялся каким-то своим мыслям.  Затем опустил воротник плаща
и исчез в ночи, насвистывая и отбивая рукой такт.
     Через  несколько минут  быстрой ходьбы незнакомец был  уже  на  окраине
Мезон-Лафит.   Вскоре  он  вышел  на  главную  дорогу.   По  обеим  сторонам
простирались возделанные поля и виднелись маленькие кирпичные домики.
     - Проклятая погода,  -  проворчал мужчина.  - Хотелось бы мне оказаться
дома.
     Он снова злобно усмехнулся:
     - Ну,  ничего  не  поделаешь.  Сегодня  вечером  у  меня  была  срочная
работа...
     Убийца остановился возле  изгороди одного из  домов.  За  ней  виднелся
двор,  посыпанный мелким песком.  Очевидно,  дом принадлежал ему, так как он
вынул из  кармана ключ и  уверенно вставил его в  замочную скважину.  Войдя,
мужчина закрыл за  собой  калитку и  не  спеша  пересек двор.  Постройка,  к
которой он приблизился, несомненно, была конюшней.
     - Эй, сторож! - повелительно крикнул убийца.
     - Здесь, - послышался голос с сильным английским акцентом. - Кто зовет?
     - Я. Иди сюда, к третьему стойлу.
     - А, вы тут, у Флаинга... Чем могу служить?
     Сторож показался из темноты, освещая себе путь большим фонарем.
     - Все в порядке? - спросил незнакомец.
     - В полном порядке, патрон.
     - Они спят?
     - Как дети! Пегас сегодня заснул прямо у кормушки.
     - Надеюсь, вы его отвели на место?
     - Конечно, патрон.
     - А как Виктория?
     - Сухожилия пошли на поправку, патрон. Сегодня она уже скакала галопом.
Хромота почти прошла.
     - А рысью пробовали?
     - Да, патрон. Неплохо получалось.
     - Конюхи спят?
     - Спят.
     - А жокеи?
     - Они все ушли.
     Убийца удовлетворенно прищелкнул языком:
     - Олл райт,  Джо.  Вас скоро сменят.  А  теперь посветите мне.  Я  хочу
посмотреть на наших чистокровок. Двери ведь заперты?
     - Конечно,  патрон.  Сегодня такой  сырой  туман,  я  боялся простудить
лошадок.
     Мужчины направились в левый угол двора. В свете фонаря мерцала шикарная
лакированная дверь.  За  ней оказалось просторное стойло,  в  котором дремал
рысак благородных кровей.  Услышав,  как  открылась дверь,  конь  проснулся.
Убийца окинул взглядом великолепное животное и одобрительно хмыкнул.  Сторож
направил  луч  фонаря  дальше,   и  мужчины  пошли  вдоль  стойл.  Все  было
безукоризненно -  свежий песок,  отличная вентиляция. В воздухе чувствовался
запах,  присущий дорогим, богатым конюшням. И, видит Бог, лошади заслуживали
того, чтобы вложить в них немалые деньги!
     Завершив обход, убийца Рене Бодри потянулся и сказал:
     - Отлично, Джо. Вы свободны.
     Сторож поклонился:
     - Спокойной ночи, патрон.
     Он направился уже к выходу, но обернулся:
     - Простите,   господин  Бридж.   Вы  будете  завтра  присутствовать  на
тренировке?
     Его хозяин пожал плечами:
     - Конечно!
     - Спокойной ночи, - повторил Джо и ушел.
     Его "патрон",  он  же  господин Бридж,  быстро вошел в  маленький жилой
павильон и захлопнул за собой дверь.
     - Слава Богу,  наконец-то я дома,  - прошептал он. - Ужасная ночь. Но и
очень полезная ночь!


     Господин Бридж...  О,  это  имя  говорило о  многом  любому завсегдатаю
ипподрома!  О  сделанной им блестящей карьере рассказывали с  благоговением.
Это был лучший тренер и самый умелый менеджер в окрестностях Мезон-Лафит. Не
прошло и  шести месяцев,  как он  получил лицензию,  и  уже были воздвигнуты
роскошные конюшни,  в которых он стал полным хозяином.  Никто точно не знал,
откуда взялись деньги,  но  факт оставался фактом -  конюшни Бриджа получили
известность теперь не только в Париже, но и за пределами Франции.
     Новый  тренер сумел  в  кратчайшие сроки зарекомендовать себя  с  самой
лучшей стороны.  Лошади из  его конюшен заработали неплохой послужной список
благодаря  громким  победам.  Бридж  не  жалел  денег.  Любители  скачек  не
переставали поражаться тому,  с  какой  легкостью он  скупал скакунов лучших
кровей.  Он  быстро оставил позади признанных авторитетов.  Одно имя  Бриджа
вызывало у букмекеров почтительное восхищение.
     Множество людей ломало себе головы над тем,  откуда же  взялся господин
Бридж,  но даже самых дотошных ждало разочарование.  О нем решительно ничего
не было известно,  кроме того,  что на бегах ему нет равных. Ему завидовали,
но  им  и  восхищались.   Что  конюшни!  Никто  не  мог  похвастаться  более
эффективной методикой тренировок,  никто не мог с такой точностью определить
фаворита предстоящих скачек.
     Жокеи готовы были  перегрызть друг  другу глотку за  право выступать на
лошади Бриджа.  Стоило тренеру щелкнуть пальцами, как любой профессионал мог
наплевать на подписанный контракт и представлять его интересы. Быть учеником
Бриджа почиталось за великое счастье.
     ...И  вот этот преуспевающий,  уважаемый человек вернулся ночью в  свои
конюшни, совершив жестокое и подлое убийство ради ничтожной для него суммы в
тридцать тысяч франков...






     - Темная история...  Глупо, конечно, так начинать, когда хочешь сказать
правду.
     Правды ждет диктофон,  лежащий передо мной,  правды ждут и чистые листы
бумаги.  И,  однако,  я могу точно сказать лишь одно -  дело это чрезвычайно
запутанное,  и те,  кто пытается в нем разобраться, лишь еще более усложняют
его.  Когда человек по документам именуется Рене Бодри, представляется Жюлем
Максу де Вернэ,  предлагает Полю Симоно называть его Артуром,  а  мне самому
говорит,  что его зовут Анри,  -  это все равно,  что у  человека вообще нет
имени.
     М-да...  С  таким  же  успехом можно называть его  господин Никто,  или
господин Некто...
     Жером  Фандор  стукнул  кулаком по  своему  рабочему столу  в  редакции
"Столицы".
     Он  задержался на работе с  твердым намерением написать подробный отчет
по  сен-жерменскому делу,  которое с  каждым  днем  интересовало публику все
больше и больше. Однако листы бумаги оставались чистыми. Фандор никак не мог
приступить к работе, что случалось с ним не часто.
     - Что, черт возьми, я могу предложить читателям? - спрашивал он себя. -
Чепуху! Россказни под соусом пикант! Мне нечем порадовать публику, поскольку
я и сам толком ничего не знаю...
     Он помолчал.
     - Да, сведений у меня, наверное, больше, чем у кого бы то ни было. Даже
у Жюва. Но, к сожалению, их все равно недостаточно...
     Разговаривая  сам  с   собой,   журналист  машинально  вертел  в  руках
чернильницу. Закон всемирного тяготения тут же наказал его за забывчивость -
через  минуту  пятно  появилось не  только на  столе,  впрочем,  привыкшем к
подобному обращению, но и на толстом ковре, покрывавшем пол.
     - Вот  так  и  с  этим  делом,  -  констатировал  Фандор  с  непонятным
удовлетворением. - Полная чернота. Никакого просвета.
     Журналист посидел молча  еще  несколько минут,  затем решительно встал,
надел пальто и потянулся за шляпой.
     - Против темноты есть одно средство, - громко сказал он. - Свет!
     Он надел шляпу и закончил:
     - Поэтому пора купить на пару су свечей...
     На   профессиональном  жаргоне   журналистов  "Столицы"  это   означало
приступить к  расследованию.  Не очень понятно лишь,  что именно имел в виду
Фандор, ведь, казалось, он сделал больше других для расследования убийства в
Сен-Жермен.  Именно благодаря ему полиция вышла на  след Макса де  Вернэ,  и
именно он опознал убитого как Анри, букмекера.
     Однако, как справедливо заметил сам репортер, стремясь пролить свет, он
лишь  запутал  дело.  Все,  кто  пытался рассеять туман  над  преступлением,
вставали перед новыми загадками.  Сначала предполагали самоубийство, потом -
убийство,  совершенное обманутым мужем.  Затем подозрение пало на любовника,
но и  тут концы не сходились с  концами.  В результате следствие оказалось в
тупике. Что прикажете делать, если надо искать убийцу человека, чья личность
не установлена?  Имя Рене Бодри значилось лишь в документах,  а каждый,  кто
имел с ним дело при жизни, называл его по-разному...
     Фандор медленно вышел из  кабинета и  направился к  секретарю редакции,
который еще не ушел домой,  готовя экстренный выпуск. В стенах "Столицы" наш
репортер  чувствовал  себя  любимым,  избалованным ребенком,  который  может
заходить,  куда ему  вздумается.  Что  ж,  его  можно понять -  никто другой
столько не сделал для процветания газеты, как он.
     Господин  Пантелу  сосредоточенно  писал.   Фандор  приоткрыл  дверь  и
дружелюбно спросил:
     - Что показывает наш барометр?
     - Ниже нуля, - буркнул секретарь.
     Оба говорили на  редакционном жаргоне,  малопонятном для непосвященных.
"Барометр"  означал  некоторую  сумму,  предназначенную  для  субсидирования
журналистов,  ведущих самостоятельное расследование.  Судя  по  словам  мсье
Пантелу, сейчас он не располагал ни су из этого фонда.
     Однако Фандора это не смутило.  Он отлично знал, что секретарь редакции
является неисправимым пессимистом во  всем,  что  касается денежных средств.
Журналист улыбнулся.
     - Значит,  я  не могу себе позволить даже проехаться в такси?  -  мягко
спросил он.
     - А куда это вы собирались?
     - В Крест де Ноай.
     Морщины на лбу мсье Пантелу разгладились:
     - Сен-жерменское дело? Поезжайте, я предоставлю вам кредит.
     Фандор потупился.
     - Могу  я  узнать,  -  осторожно спросил  он,  -  на  какую  сумму  мне
рассчитывать? Ну, там, сорок су, или полсотни франков...
     - Не паясничайте,  -  махнул рукой секретарь.  - Можете рассчитывать на
двадцать пять луидоров.
     Фандор присвистнул.
     - Ну и ну, мсье Пантелу! - воскликнул он. - Вы сегодня сама щедрость!
     Журналист аккуратно прикрыл дверь и пошел по коридору.
     - Получить от Пантелу двадцать пять луи за здорово живешь еще никому не
удавалось,  -  бормотал он.  - Предполагается, что я теперь в лепешку должен
расшибиться, но добыть информацию!


     Два  часа  спустя Жером  Фандор стоял на  перекрестке Крест де  Ноай  в
полном унынии. Он уже переговорил с комиссарами Сен-Жермен и Мезон-Лафит, но
ушел не  солоно хлебавши.  Никто из  полицейских не смог сообщить ему ничего
нового. Они кряхтели, пожимали плечами, но сами явно были в тупике.
     Фандор подумал о Жюве,  который,  наверное,  развлекался сейчас игрой в
карты с Полем Симоно и Максом де Вернэ.
     "Уж он-то наверняка нашел бы выход. Кто-то должен что-то знать..."
     Внезапно лицо репортера прояснилось.
     - Тут же рядом трактир, - вспомнил он. - Почему бы не зайти туда?
     Он направился к кафе.
     - Полиция,  конечно,  побывала  там.  Помнится,  официант показал,  что
убитый выпивал накануне своей гибели и  что он был не один.  Однако официант
отметил,  что потом они пошли в разные стороны - Бодри в Сен-Жерменский лес,
а его собеседник в Мезон-Лафит.  Но,  чем черт не шутит!  Может, этот парень
вспомнит еще что-нибудь...
     Рассуждая таким образом,  журналист подошел к забегаловке, где покойный
Рене Бодри выпил свою последнюю порцию спиртного. Минуту спустя он говорил с
официантом:
     - Ну, вспомните, дружище! Ведь человек не может никак не выглядеть! Кто
был  этот второй?  Блондин?  Брюнет?  Шатен?  Как он  был одет?  В  зеленое?
Красное? Серое?
     Парень лишь тупо таращил глаза.
     - Ей-Богу,  мсье,  мне нечего рассказать! Пришли они ночью, я уже спать
хотел так,  что не приведи Господь.  Дал им,  что они просили,  -  ну,  там,
выпивку, перья, бумагу, да и пошел себе...
     Фандор напрягся, как сеттер, почуявший добычу. Он сжал плечо официанта:
     - Перья? Бумагу?
     В голосе его зазвенел металл:
     - И ты молчал, чертов осел? Значит, они что-то писали?
     Официант попытался высвободиться:
     - А че? Ну, писали... Этот писал, маленький. Его, говорят, потом убили.
     Фандор перевел дух.  Может,  Бодри  успел написать предсмертное письмо?
Нет, никаких доказательств... Но что же он тогда писал за несколько минут до
смерти? Расписку? Долговое обязательство?
     Журналист повелительно сказал:
     - Вот  что,  парень,  тащи сюда все письменные принадлежности,  которые
есть в этой лавочке. Все - перья, бумагу, промокашки, чернильницу!
     Официант недоуменно пожал плечами. Еще один ненормальный на его голову!
Все  последние  дни  его  постоянно  атаковали  журналисты,   задавая  самые
невозможные вопросы.  А  теперь еще  этот...  Решил,  видимо,  что  здесь не
трактир,  а канцелярский магазин. Впрочем, пусть его. Главное, что на чаевые
не скупится. Так что лучше не спорить.
     - Пожалуйста,  мсье,  -  проговорил парень.  -  У  нас тут не так много
письменных принадлежностей,  как вам кажется.  Чернильница всего одна -  вот
она. Что касается бумаги...
     - Ради Бога,  прекрати болтать! - поморщился журналист. - Тащи все, что
есть.
     Официант вышел и вскоре вернулся с несколькими картонными папками.
     - Подумать  только,  -  бормотал  Фандор,  внимательно  просматривая их
содержимое, - возможно, этих бумаг касалась рука убийцы!
     Отложив  одну  папку,  он  взял  другую  и  принялся  перебирать старые
конверты и листы желтой дешевой бумаги.
     - Никакой зацепки...
     Фандор вздохнул и кивнул официанту:
     - Унесите это.
     Парень уже протянул руку к папкам, как вдруг Фандор остановил его:
     - Минуточку... А это что такое?
     Мгновение он присматривался и вдруг завопил:
     - Зеркало! Быстро принеси мне зеркало!
     Ничего  не  понимающий официант  тупо  смотрел  на  промокашку в  руках
журналиста и молчал. Фандор нетерпеливо топнул ногой:
     - Во имя всего святого, что ты уставился? Есть в этом доме зеркало?
     Не дожидаясь ответа,  он встал и  решительно прошел в заднее помещение.
Там  над  умывальником висело  небольшое зеркальце.  Фандор  поднес  к  нему
промокашку и принялся разбирать остатки строчек. В зеркальном изображении их
можно было читать слева направо, как обычное письмо.
     Прежде  всего  репортер занялся подписью.  В  первом слове  сохранилась
буква "н", во втором отчетливо прорисовывалось "Бодр".
     - Сомневаться не приходится, это Рене Бодри, - прошептал Фандор.
     Он  продолжал всматриваться в  неровные,  плохо  сохранившиеся строчки.
Кое-что можно было разобрать, хотя общий смысл документа оставался неясным.
     "Господину...  же...  Я  передаю все  права  на  владение...  лошадь...
ровки... цен... тридцать ты... ов."
     - Попробуем восстановить,  -  сказал Фандор. - Итак, господину, имя или
фамилия которого оканчивается на "же",  я передаю все права на владение моей
лошадью...  Имя лошади также не известно...  Для тренировки.  Или, наоборот,
без тренировки? За цену в тридцать тысяч франков.
     Журналист отер пот:
     - Похоже,  это последний документ,  который Рене Бодри подписал в своей
жизни.  Значит,  лошадь...  Что ж, я как раз и знал его как Анри, букмекера.
Хорошо, что мне пришло в голову приехать сюда! Кажется, дело сдвинулось...


     В газете о найденной промокашке не упоминалось. Жюв отсоветовал Фандору
помещать материал, считая, что это может насторожить преступника.
     Поэтому, когда три дня спустя господин Бридж спускался в конюшню, он ни
о чем не догадывался.  На Бридже был костюм для верховой езды,  и оседланная
лошадь  уже  ждала  его.  Сегодня он  хотел  лично  проконтролировать работу
конюхов на тренировке кобыл-двухлеток.
     Господин  Бридж  был  не  в   духе  с  самого  утра.   Двухлетки  вчера
отвратительно ходили рысью,  к  тому же  лучшая кобыла,  Капризница,  словно
оправдывая свое имя,  неожиданно захромала.  И вот теперь,  как это всегда и
бывает, плохое настроение хозяина вымещалось на ни в чем не повинных слугах.
     - Пошевеливайтесь,  бездельники! - гремел Бридж. - Почему лошади еще не
под седлом?  А  это что?  У  Флаинга до сих пор не перемотана нога!  Вы что,
дармоеды, хотите, чтобы он порвал сухожилие?
     Он огляделся:
     - Джимми,  подойди ко  мне.  Что это такое?  Ты думаешь,  кобыла сможет
бегать, если стремена чуть не по земле волочатся? Немедленно укоротить!
     Дойдя до конюшни с жеребцами,  Бридж увидел свежую кучу навоза и вконец
осатанел.
     - Это что,  так и  должно здесь лежать?!  -  заорал он,  и хлыст его со
свистом рассек воздух. - Кто сегодня смотрел за чистокровками?
     Слуги испуганно молчали.
     - Ну,  что вы таращитесь,  олухи царя небесного? - бушевал хозяин. - Не
видите эту кучу дерьма? Убрать ее немедленно!
     Двое слуг молча принялись убирать навоз,  а остальные конюхи потихоньку
переместились в другой конец двора,  подальше от разгневанного хозяина.  Там
они стали седлать кобыл.
     Возмущенно пыхтя,  Бридж повернулся на каблуках и столкнулся с прилично
одетым молодым человеком, держащим в руках кепку.
     - А вы кто такой? - грубо спросил лошадник. - Здесь частное владение, а
я, помнится, никого не приглашал.
     Незнакомец бесстрастно поклонился.
     - Мистер Бридж здесь? - спросил он с ярко выраженным акцентом.
     - Ну, это я. Что дальше?
     - Меня зовут Скотт.
     Видя,  что его имя не произвело на Бриджа никакого впечатления, молодой
человек пояснил:
     - Я новый конюх. Вы сами приняли меня на работу. Помните?
     - Ах,  конюх...  - протянул хозяин конюшни. - Припоминаю. Вас, кажется,
рекомендовал Смит. Что ж, отлично. Займитесь пока вот этой кучей.
     Он  указал на так возмутивший его навоз.  Скотт равнодушно скользнул по
куче глазами и перевел взгляд на жеребцов.
     - У вас что,  неладно со слухом?  -  взорвался Бридж.  - Или вы явились
сюда валять дурака?
     - Вовсе нет, - сказал молодой человек. - Но я не вижу лопаты.
     Бридж злобно ощерился:
     - Лопаты?  Может,  вам  еще  и  опахало принести?  Здесь  навоз убирают
руками. Мне не нужны чистоплюи! Я их терпеть не могу!
     - А  я,  мсье,  -  невозмутимо проговорил  Скотт,  -  терпеть  не  могу
грубиянов.
     Только  человек,  совершенно не  знавший  Бриджа,  мог  позволить  себе
говорить  с  ним  в  подобном тоне.  Некоторое время  лошадник молча  хлопал
глазами, потом неожиданно улыбнулся.
     - А ты наглец,  парень,  -  протянул он. - Однако сложен неплохо. Какой
рост?
     Скотт пожал плечами:
     - Соответствует.
     - А вес?
     - В порядке.
     Тренер окинул жокея придирчивым взглядом:
     - Не знаю, не знаю... Похоже, не мешало бы малость похудеть.
     - Ну, это не проблема.
     - Вот как? Посмотрим... Лэм!
     Из конюшни выбежал слуга.
     - Займись  этим  парнем,  -  приказал  хозяин.  -  Посадишь его  на  ту
норовистую черную кобылу. Посмотрим, не убьется ли он до конца недели.






     Кабачок папаши  Корна  по-прежнему действовал.  Однако  это  знаменитое
заведение на  улице Шарбоньер постепенно потеряло свой  экзотический облик и
скандальную репутацию. Окрестные бандиты почти перестали сюда заглядывать, и
для полицейского комиссара округа наступили спокойные дни. Теперь он получал
от силы две - три жалобы в неделю, тогда как раньше их приходилось по дюжине
на день.  Заведение определенно перестало быть зловещим притоном,  в котором
готовились кровавые злодеяния.
     Может,  папаша Корн с  годами остепенился?  Людям,  хорошо его знавшим,
трудно  было  в  это  поверить.  И  не  без  оснований.  Скорее  можно  было
предположить,  что  трактирщик потерял  доверие  у  своих  дружков бандитов,
которым  не  раз  предоставлял  убежище.   Теперь  папаша  Корн  оказался  в
щекотливом положении -  преступники ему не доверяли,  но в глазах полиции, с
которой он  время  от  времени сотрудничал,  он  тоже  не  выглядел ангелом.
Типичная ситуация для тех, кто пытается усидеть на двух стульях.
     Слава Богу,  до  настоящей мести не  дошло.  Бандиты выбрали для  своих
встреч другое место, и полиция понемногу оставила кабачок на улице Шарбоньер
в покое.  Со временем папаше Корну,  чтобы свести концы с концами,  пришлось
поделить свое  заведение.  Он  сдал внаем лавочку,  выходящую на  бульвар ла
Шапель.  Теперь кабак  имел  всего  один  выход,  что  никак  не  устраивало
посетителей, не имеющих желания встречаться с полицией. Наличие черного хода
нередко являлось для них вопросом жизни и смерти.
     Несмотря ни на что, папаша Корн находил в своей теперешней жизни немало
преимуществ.  Годы  брали свое,  и  ему  уже  не  по  силам было обслуживать
клиентов до  самого утра.  Теперь же  заведение пустело уже  к  полуночи,  и
старику можно было отправляться спать.
     Клиентура  изменилась  вместе  со  всем  кварталом.  Старые  деревянные
домишки снесли,  и  на  их  месте теперь стояли добротные буржуазные здания.
Старожилы с  презрением говорили о  "понаехавших сюда торгашах,  нуворишах и
прочем сброде". Теперь по вечерам в кабачок папаши Корна приходили степенные
лавочники и  чиновники.  Нередко  приходилось слышать  от  посетителей,  что
название  "Встреча  друзей"  устарело  и  его  пора  сменить  на  что-нибудь
современное.
     Однако нет-нет, да и заглядывал на огонек кое-кто из прежних клиентов -
обычно сразу же  по выходу из тюрьмы.  Заслышав хриплые голоса:  "Еще кувшин
красного,  папаша Корн!",  старик каждый раз  вздрагивал.  Ему  вспоминались
времена,  когда полицейские десять раз думали,  прежде чем наведаться в  его
трактир.  Такие молодчики, как Бородач, Сторож или могучая Большая Эрнестина
не боялись ни черта,  ни дьявола,  и связываться с ними решался не всякий. А
кто все-таки решался, мог заплатить страшную цену...


     - Кувшин красного, папаша Корн! - раздался грубый мужской голос.
     Трактирщик  поднял  голову  и   прищурился.   В  помещение  вошли  двое
здоровяков,  разбойничавших когда-то под началом Сторожа.  Это были печально
известные своей жестокостью Горелка и Иллюминатор.
     Последнее время о них ходили странные слухи.  Говорили, что они бросили
воровать,  завели какой-то  честный бизнес и  живут в  квартире Адели.  Злые
языки  шептали,  что  друзья  хотят  хоть  чем-нибудь походить на  шишек  из
аристократических салонов и,  не  в  силах  купить  себе  приличные костюмы,
решили завести себе  одну жену на  двоих,  считая,  что  это  весьма тонко и
пикантно.
     Сейчас Адель  тоже  была  с  ними.  Шурша юбками,  она  устраивалась за
столиком в углу.  Папаша Корн поспешил к старым приятелям, как вдруг дверь с
грохотом распахнулась и  на  пороге появились трое  новых  посетителей.  Они
пытались одновременно протиснуться внутрь,  но это никак не удавалось. Потом
все трое отступили назад и  с  недоумением переглянулись,  явно не  понимая,
почему все  еще  находятся на  улице.  Мысль  о  вредном влиянии чрезмерного
количества алкоголя на  человеческий организм,  видимо,  не  приходила им  в
голову.  Не в силах разгадать тайну открытой двери, в которую не войти, двое
залились горькими пьяными  слезами.  Наконец  третий,  державшийся на  ногах
потверже, по одному втолкнул своих попутчиков в трактир и вошел сам.
     Папаша Корн сразу узнал это лицо,  покрытое клочковатой бороденкой.  За
спиной  человека  висел  на  красной  бархатной  ленте  массивный цилиндр  с
краником.  Да,  это был Бузотер собственной персоной - неисправимый бродяга,
вставший на  праведный путь торговца.  Он снял цилиндр и  аккуратно поставил
его в углу.
     Иллюминатор толкнул локтем Горелку:
     - Признаешь?
     Тот кивнул.  Конечно,  он знает их - и Бузотера, и Вонючку с Паршивцем,
его  никчемных друзей.  С  самого детства они зарабатывали на  жизнь чисткой
сточных канав  и  выгребных ям.  Время от  времени приятели пробовали начать
новую жизнь,  но  их  подмоченная репутация и  въевшаяся во  все  поры грязь
неизменно возвращали их к прежней участи.
     Бузотер случайно заметил их на бульваре именно тогда,  когда Паршивец и
Вонючка встретились после пятилетней разлуки.  Оба  были уже  изрядно пьяны.
Увидев старого приятеля,  да  еще,  похоже,  при  деньгах,  они  завопили от
радости.  Бузотер тоже растрогался, и вскоре трио появилось в кабачке папаши
Корна.  Нельзя сказать,  чтобы  наш  бродяга был  альтруистом.  Безошибочным
чутьем  он  почувствовал,  что,  несмотря на  потрепанный вид,  у  Вонючки с
Паршивцем тоже водятся монеты, и рассчитывал выпить на дармовщинку.
     Пристроив  свой  бидон,  Бузотер  огляделся и  сразу  заметил  пирующих
Горелку с компанией.  Перед ними стоял большой кувшин вина,  и весь стол был
заставлен тарелками с дымящимся мясом, колбасой, салом и кусками масла.
     "Ну и дела! - подумал Бузотер. - Ребята, никак, получили наследство!"
     Разумеется,  он всерьез не предполагал наличие у Горелки и Иллюминатора
богатых родственников.  Скорее  всего,  какой-то  бедняга был  поставлен ими
перед  неутешительным выбором -  отдать  деньги  по-хорошему или  все  равно
отдать, но уже в состоянии бессознательном. Или...
     "Или,  -  заключил про себя Бузотер,  -  они и  не собираются ни за что
платить.  С них станется.  Папаша Корн уже староват,  чтобы им перечить.  Не
будет же он звать полицию!"
     Со  свойственной ему наблюдательностью бродяга сразу заметил,  с  какой
подчеркнутой угодливостью хозяин обслуживает угловой столик.
     "Боится,  ясное дело. Прежде он бы только кивнул им, и все. Да, видать,
у старика рыльце изрядно в пушку!"
     Папаша Корн пошел к  стойке.  Бузотер тронул его  за  плечо и  негромко
спросил:
     - Ты что же,  приятель, кормишь теперь в кредит? Или они пируют за твой
счет?
     Трактирщик усмехнулся:
     - Не  считай меня за  идиота.  Ходил бы я  тут по струнке,  если бы эта
компания не оплатила ужин заранее! Глядишь, и еще чего закажут.
     Бузотер  удивленно  поскреб  в  затылке.  Где  же  все-таки  Горелка  с
Иллюминатором взяли такую кучу денег?  Покосившись еще раз в  угол,  бродяга
отметил,  что  на  Адели новая модная юбка  и  лакированные блестящие туфли,
каких  она  никогда  не  носила.  Любопытство Бузотера достигло предела.  Не
обращая внимания на  Паршивца и  Вонючку,  пригорюнившихся над бутылкой,  он
снова и снова задавал себе вопрос: откуда такое неожиданное богатство?
     Тем временем у  бандитов трапеза подошла к  концу.  Они явно собирались
уходить.
     "А вот это уже и вовсе непонятно,  -  думал Бузотер. - Похоже, они даже
не напились толком!  Удивительно...  Если такие ребята затевают пьянку,  они
обычно гудят до самого закрытия,  да затем еще стремятся переломать все, что
попадет под руку. Нет, тут что-то нечисто!"
     Бродяга больше не мог сдерживать любопытства.
     - Подождите здесь, - бросил он Вонючке и Паршивцу. - Я на минуту.
     Выскользнув на  улицу  Шарбоньер,  Бузотер пошел  вслед  за  Горелкой и
Иллюминатором, поддерживающими Адель под руки. Вскоре они достигли бульвара.
Тут  царила праздничная сутолока,  со  всех  углов  доносились песни уличных
музыкантов. Не обращая на них внимания, бандиты двинулись дальше.
     От  слепящих огней  бульвара у  Бузотера закружилась голова -  все-таки
выпить он успел немало.  Вскоре он потерял преследуемых в  толпе.  Вздохнув,
бродяга  принялся  наблюдать за  сценкой,  разыгрываемой Коломбиной и  двумя
паяцами  с  набеленными  лицами  на  небольшом  деревянном  помосте.  Актеры
пронзительными голосами выкрикивали несусветную чушь  к  вящему удовольствию
всех собравшихся.  Вскоре спектакль кончился,  и  Коломбина пошла со  шляпой
собирать со зрителей по два су.
     "Пора сматывать",  -  решил Бузотер,  вовсе не  собиравшийся оплачивать
какие бы  то ни было развлечения.  Он двинулся дальше по бульвару в  поисках
бесплатных удовольствий.
     Некоторое  время  он   наблюдал  за  вертящимся  колесом,   уставленным
разнообразной посудой.  Зазывала надрывался,  уверяя зрителей, что каждый из
них  обязательно  выиграет  что-нибудь  в   лотерею,   но   практика  упрямо
опровергала его утверждения.
     Потом  Бузотер  от   души  посмеялся  над  клоунами,   которых  публика
забрасывала  разноцветными  шариками.   Услышав  громкое  пение  подвыпивших
клиентов из  ближайшего кафе,  он  остановился,  но  тут же резко метнулся в
сторону, в темный проход между двумя павильонами. Обойдя строение кругом, он
подошел к фонарю и фамильярно хлопнул по плечу массивную женщину.  Та быстро
обернулась. Это была мамаша Тулуш.
     - Давненько мы не виделись,  старушка!  -  радостно хмыкнул Бузотер.  -
Каким ветром тебя сюда занесло?
     Бродяга  радовался  встрече.  Он  испытывал  к  старой  торговке  самую
искреннюю симпатию.  Конечно, она не брезговала самыми темными делишками, но
Бузотера ли  этим удивить!  Мамаша Тулуш сама к  нему не  раз  обращалась за
помощью,  зная, что пройдохе наплевать и на полицейских, и на судей. Во всех
случаях ему удавалось так ловко прикидываться дурачком, что он выходил сухим
из воды.
     Да что там мелкие проделки - однажды в веселой компании на берегу Марны
Бузотер  на  полном  серьезе  объявил  себя  мужем  мамаши  Тулуш!   Правда,
новоиспеченным "супругам" вскоре пришлось расстаться по  не зависящим от них
причинам.
     И  вот теперь они встретились.  Старуха,  казалось,  тоже обрадовалась,
однако, не стала тратить время на приветствия.
     - Как тебе это нравится?  -  возмущенно заговорила она. - Колючка хочет
меня надуть! Похоже, он принимает меня за какую-то зеленщицу!
     Она воздела руки к небу, затем звучно хлопнула себя по ляжкам.
     - Нет, ей-Богу, тут все с ума посходили! Считают меня девчонкой!
     Бузотер важно покивал головой:
     - Правильно,  старуха,  это никуда не годится.  Нельзя позволять водить
себя за нос!
     Человек, которого мамаша Тулуш называла Колючкой, бросил на непрошеного
судью злобный взгляд и  ощерил беззубый рот.  Он  весь был какой-то кривой -
голова косо  сидела на  тощей шее,  одно  плечо выше другого,  ноги колесом.
Лысый череп едва прикрывал засаленный берет.  На лодыжках при помощи веревок
болталось  что-то  вроде  шпор,   утыканных  гвоздями.  За  спиной  у  этого
неприглядного субъекта висел грязный мешок,  в руках он сжимал толстую палку
с  железным наконечником.  Она явно служила не  только для прогулок,  но при
случае  могла  проломить  кому-нибудь  голову.   Видимо,  за  обилие  острых
предметов парня и прозвали Колючкой.
     Мамаша Тулуш продолжала:
     - Этот  тип  торгует тут  змеями.  Так  представляешь,  у  него хватает
наглости заламывать по шестнадцать су за каждую гадюку!
     Колючка набычился:
     - Это  кто тут говорит о  наглости!  Цена хорошая.  Шестнадцать су,  ни
больше,  ни  меньше.  Это мое последнее слово.  Боже мой,  шестнадцать су за
живую змею! Да это просто даром! Я, между прочим, рискую жизнью, когда ловлю
их. А на мешки мне приходится тратиться? А на корм?
     - Подумаешь, рискует жизнью! - горячилась торговка. - Чай, не на войне!
Красная цена твоим тварям - одиннадцать су.
     Но Колючка оставался непреклонным.
     - Шестнадцать су, - твердил он. - И ни монеткой меньше.
     Наконец  мамаша  Тулуш  оскорбленно сплюнула  под  ноги  и  повернулась
спиной.
     - Катись отсюда,  кровосос,  - сказала она. - Я лучше сдохну, чему буду
платить за эту гадость такие деньги.
     Если она  надеялась своим решительным отказом заставить торговца змеями
сбавить цену,  то  это ей  не удалось.  Колючка презрительно пожал плечами и
спокойно двинулся по бульвару.
     - Нет, ты видел? - возмущенно спросила старуха. - Каков наглец!
     - Зато уж упорства ему не занимать,  -  ухмыльнулся Бузотер.  - Слушай,
мамаша Тулуш, а с чего это тебе вдруг понадобились живые змеи?
     - Ну, это целая история... - неохотно откликнулась старуха.
     Глаза Бузотера заблестели от  любопытства.  Если  бы  в  свое  время он
занялся журналистикой,  то прославился бы не меньше Фандора.  Бродяга просто
не мог пройти мимо чего-нибудь мало-мальски интересного. Он потер руки:
     - Давай-ка, рассказывай!
     Мамаша Тулуш подбоченилась:
     - Рассказывай... Ишь ты, какой быстрый! А деньжата у тебя имеются?
     - Да есть немного. А зачем?
     - А ты думаешь,  я буду стоять тут на ветру и докладывать все, что тебе
захочется узнать?  У меня,  между прочим, в глотке пересохло. Так что хочешь
рассказов - выставляй выпивку.
     Бузотер мгновение поколебался, но любопытство победило.
     - О чем разговор, мамаша Тулуш! - проговорил он. - Я всегда рад распить
с тобой бутылочку, даже без всяких рассказов!
     И, подхватив женщину под руку, он увлек ее в соседний кабак.
     Праздник  между  тем  был  в  самом  разгаре.   Перед  небольшим,  ярко
освещенным сарайчиком прохожих зазывал  мужчина  в  чалме  и  синем  халате,
увешанном золотыми кистями.
     - Не проходите мимо!  - зычно кричал он. - Здесь тигры! Настоящие тигры
из  индийских  лесов!   Чудеса  дрессировки!   Змеи  из  дебрей  Амазонки  и
Центральной Африки!  Белые  медведи из  Арктики!  И  все  они  меркнут перед
Султаном - огромным львом, королем саванны! Спешите видеть! Это стоит совсем
не  дорого!  Всего  два  су!  За  ничтожную плату  вы  получите колоссальное
удовольствие!   Надо  быть  настоящим  глупцом,  чтобы  лишить  себя  такого
наслаждения!  Дрессировщик Султана,  профессор Марио,  выступал  при  лучших
королевских  дворах  Европы!   Ему  рукоплескали  короли  и  президенты!  Не
пожалейте пары су, дамы и господа!
     Весь  этот монолог человек сопровождал гулкими ударами бубна.  Затем он
повернулся  и  скрылся  внутри  павильона.  Вокруг  толпился  народ.  Многие
недоумевали, как в этом хрупком строении профессору Марио удалось разместить
целый зоопарк. К помосту подошли двое мужчин и женщина.
     - Зайдем? - спросил один.
     Женщина покачала головой:
     - Не  люблю смотреть на  подобные зрелища.  К  тому же,  это  наверняка
сплошное надувательство.  А если нет,  то вдруг лев сожрет дрессировщика? Не
хочу, чтобы мне потом это снилось.
     - Скажите,  какая слабонервная!  -  засмеялся мужчина. - А мы, пожалуй,
зайдем. Подождешь нас здесь, на воздухе.
     Женщина  недовольно  вздохнула,   но   все  же  последовала  за  своими
спутниками внутрь павильона.  Женщина была, конечно, Аделью, а ее провожатые
- Горелкой и Иллюминатором.
     Перейдя  порог,  они  оказались перед  клеткой.  В  ней  лежало  худое,
изможденное животное. В саванне львы могли бы принять его за кошку, но никак
не  за своего собрата.  Ребра несчастной твари,  казалось,  вот-вот проткнут
кожу,  потухшие глаза  безразлично смотрели в  одну  точку.  Адель  покачала
головой и с жалостью вздохнула.
     - Н-да, зрелище, - говорил Иллюминатор Горелке. - Похоже, сейчас ему не
под силу съесть самого рахитичного дрессировщика.  Я  думаю,  хозяин продаст
его по дешевке.
     - Поглядим сначала на представление, - ответил его приятель.
     В  павильоне  собралось  всего  несколько зевак.  Кроме  льва,  публике
демонстрировался попугай,  которому, как утверждала табличка, было две сотни
лет от роду,  и пятиногий теленок.  Теленок стоял далеко в тени, и сосчитать
его ноги не представлялось возможным. С тем же успехом их могло быть шесть.
     Дрессировщик,   однако,   не  спешил  начинать  представление.  Оставив
немногих зрителей созерцать полудохлых животных,  он снова вышел на помост и
понес ахинею про тигров и белых медведей.
     Горелка присел напротив льва и пристально уставился ему в глаза.  Зверь
никак не реагировал. Горелка повернулся к приятелю.
     - Как тебе нравится?  - обиженно произнес он. - Смотрит на меня, как на
стенку! И морда какая злобная! Вроде уж на ладан дышит, а все равно нас всех
ненавидит. У-у, тварь!
     Адель пожала плечами:
     - Только ему и  забот,  что тобой любоваться!  Ты посмотри,  в каком он
состоянии. Может, он вообще уже ослеп.
     - Да,  -  признал Иллюминатор, - вид у него не слишком веселый. Похоже,
кормят его тут черт-те каким дерьмом. Если вообще кормят...
     Приятели все больше убеждались, что в теперешнем состоянии льва вряд ли
можно считать свирепым диким животным. Горелка, чертыхнувшись, вытащил нож и
ткнул льва в бок. Тот нехотя поджал лапу, вытянулся на полу и устало зевнул.
     - Каналья!  -  проворчал Горелка. - С таким спокойствием ему впору быть
попом.
     - Да, какой-то он слишком спокойный, - кивнул Иллюминатор. - Словно уже
не жилец.
     Его друг вздохнул:
     - Видать,  он  нам  не  подходит.  Зря  только  выбросили  по  два  су.
Хозяин-то, может, и продаст его по дешевке, да только на кой он нам такой...
Даже на ногах не держится!
     - Раз уж  мы  заплатили деньги,  может,  посмотрим на представление?  -
вмешалась Адель. - Вдруг все же что интересное...
     Ее кавалеры равнодушно согласились.
     Вскоре дрессировщик вернулся.  Ему удалось затащить еще двух солдат,  и
то потому, что он взял с них лишь по одному су, как с военных. Скинув халат,
профессор Марио придал своему лицу устрашающее выражение и вошел в клетку.
     Для начала он выстрелил из револьвера холостым патроном. Лев, казалось,
впал  в  летаргию.  Тогда  дрессировщик несколько раз  вытянул его  хлыстом.
Бедное  животное  приоткрыло пасть,  и  у  него  вырвалось жалобное рычание,
больше похожее на плач новорожденного. Профессор удовлетворенно улыбнулся.
     - Господа  и  дамы,  -  произнес он.  -  Султан  благодарит вас  за  то
внимание, которое вы ему оказываете.
     После  этого  он   снова  принялся  с   упорством,   достойным  лучшего
применения, лупить льва хлыстом. Повинуясь единому порыву, публика двинулась
к выходу. На улице Горелка пробурчал:
     - Адель была права -  чертов дрессировщик нас  провел.  За  наши два су
надо было ему самому так всыпать.  И  лев-то  -  кожа да  кости.  А  мы  еще
собирались покупать этого доходягу.
     Иллюминатор кивнул:
     - Да, хозяин бы нас взашей выгнал, если бы мы его купили...
     Горелка быстро огляделся по сторонам и толкнул товарища локтем в бок.
     - Думай,  что говоришь!  -  прошипел он.  -  Хочешь,  чтобы вся ярмарка
узнала о наших планах?!
     Адель прислушалась.
     - Эй,  о чем это вы там толкуете?  Кажется, решили заняться разведением
львов?
     - А ты не лезь в чужие дела! - грубо оборвал ее Горелка. - И не вздумай
болтать!  Если ты спишь с  нами,  то это не значит,  что можно забывать свое
место! Это не твоего ума дело.
     - Да Бог с тобой!  -  испугалась женщина. - Чего ты так раскипятился? И
вовсе мне не интересно, о чем вы там толкуете...
     Вскоре троица дошла до загона с пони.  Адель взяла кавалеров под руки и
льстиво заглянула им в глаза:
     - Мальчики, посмотрите, какие лошадки! Мне так хочется покататься...
     Горелка,   чтобы  загладить  впечатление  от  своей  недавней  вспышки,
галантно протянул ей кошелек.


     Пока  яркие  огни  освещали  шумную  ярмарку,  в  Зоологическом саду  к
одиннадцати часам  воцарились полная  тишина и  темнота.  Накормив животных,
охранники заперли массивные решетки и удалились.
     Чтобы бродить ночью в одиночестве по Зоологическому саду, потребовалось
бы немалое мужество.  Где-то рыкают львы,  в воде плещутся крокодилы,  шумно
вздыхает бегемот...  Кажется,  что звери вышли из своих клеток и  вот-вот на
дорожке покажется тень льва, готовящегося к прыжку.
     Но  бояться нечего.  Запоры зоосада крепки и  надежны,  и  даже если бы
самому слону вздумалось прогуляться ночью,  из  этого ничего бы не вышло.  К
тому  же  животное,  долгое  время  находящееся  в  клетке,  приобретает все
качества добропорядочного буржуа. Регулярно получая пищу, находясь в тепле и
чистоте,  оно  забывает  о  щемящем  чувстве  голода  и  наслаждении охотой.
Смиряются желудки, смиряются и звери...
     И  вот  нынче  вечером по  темным  дорожкам крадучись продвигались двое
мужчин. Судя по осторожности, с которой они шли, это не были припозднившиеся
охранники.  В  руках мужчины сжимали револьверы,  и  весь вид их  был крайне
подозрителен.
     Если бы здесь оказались инспектор Жюв или его помощники Леон и  Мишель!
Они бы сразу узнали,  по крайней мере, одного из них. Сам Сторож, знаменитый
бандит и убийца,  находился сейчас среди клеток с дикими животными,  ни одно
из которых не могло бы сравниться с  ним в жестокости.  На совести огромного
верзилы было столько пробитых черепов и  загубленных жизней,  что  он  давно
потерял им счет.
     И вот теперь этот душегуб пробирался по дорожкам зоосада.
     - Главное в жизни,  парень,  это напор и наглость,  - поучал он шепотом
своего спутника.  -  Например,  эти олухи думают, что если они заперли своих
медведей и крокодилов за толстые решетки, то никто не отважится навестить их
ночью. А мы вот с тобой наглецы, и нам все нипочем...
     Ночным искателям приключений не занимать было ни наглости, ни ловкости.
Чтобы перебраться через ограду,  не  привлекая внимания,  они решили сделать
это  в  открытую,  по  принципу "легче всего спрятать вещь  на  самом видном
месте".  Запасшись кистями, ведром краски и лестницей, они принялись красить
решетку в зеленый цвет,  затем не спеша перебрались внутрь, поводили еще для
виду кистями и,  никем не  замеченные,  скрылись за  деревьями.  Дождавшись,
когда  уйдет  последний  охранник,  злоумышленники направились  к  загону  с
хищниками.
     Сторожа сопровождал молодой человек с  яйцевидной головой и  вздернутым
носом.  Его  маленькие глазки  напоминали буравчики.  Странной формы  голова
сидела на длинной тонкой шее, возвышавшейся над узкими худыми плечами.
     Прозвище этого  бандита было  Яблочко.  Настоящего имени  его  не  знал
никто,  и никому толком не было известно,  откуда он прибыл. Впрочем, никого
это особенно и  не волновало.  Бузотер часто видел его на ипподроме,  где он
зарабатывал тем,  что подносил богатым посетителям сумки и зонтики. Несмотря
на это, в общем-то, унизительное для вора занятие, молва приписывала Яблочку
немало громких дел.
     Сейчас он бесшумно следовал за своим напарником по узкому проходу между
клетками,  наполненному тяжелым запахом животных. Со всех сторон раздавалось
шумное дыхание хищников, изредка доносилось приглушенное рычание.
     - Кажется,  мы на месте,  -  прошептал Сторож. - Теперь надо хорошенько
оглядеться.  Присмотримся,  и в нужный момент патрон будет иметь то,  что он
желает...
     Яблочко потянул носом.
     - Ну и вонища,  -  заметил он.  -  Нужно сказать,  что у нашего хозяина
иногда бывают довольно странные идеи.  Ей-Богу,  когда он сцапал меня в Отей
со своим кошельком,  я с охотой согласился работать на него.  Но уж никак не
думал, что по его милости мне придется лазать по этому зверинцу!
     Сторож хмыкнул:
     - Теперь у  тебя уже  нет  выхода,  дружок.  Коготок увяз,  всей птичке
конец.  Понес же  тебя  черт  лезть в  карман к  Фантомасу!  Теперь в  твоих
интересах быть ему верным другом. Кому это не удается, тот долго не живет.
     Бандит вздохнул и закончил:
     - Да,  ты уж мне поверь.  Я  заплатил немалую цену,  прежде чем в  этом
убедился...
     Некоторое  время   сообщники  двигались  молча.   Вскоре  Сторож  снова
повеселел.
     - Ты только погляди на этих ублюдков!  -  приговаривал он.  - Разве это
дикие  животные?   Ни  дать  ни  взять  толстые  лавочники  в  своих  мягких
постельках.  Заметил,  как  они  все  попритихли,  едва  только нас  учуяли?
Понимают, кто тут настоящий хищник!
     Действительно, наступила такая тишина, что слышно было жужжание комара.
     - Хищники!  -  не мог успокоиться Сторож. - Даже наш Менимуш, уж на что
трус,  но если решит кого-нибудь припугнуть,  то выглядит страшнее.  Уверен,
что он заставил бы заткнуться любого здешнего тигра.
     Сторож зажег электрический фонарик и двинулся вдоль клеток.  Наконец он
остановился перед самой большой из них.  Внутри,  казалось,  никого.  Бандит
посветил фонарем.
     - Что за черт? Мсье нет дома? Он в отпуске?
     Внезапно Сторож осекся и  в  испуге отпрянул.  От противоположного угла
клетки отделилась черная масса и бесшумным прыжком достигла решетки. В свете
фонарика блеснули желтая грива и ослепительно зеленые глаза.  Огромный лев с
рычанием  просунул  когтистую  лапу   сквозь  прутья.   Сторожу  впору  было
благодарить провидение -  если  бы  он  не  успел вовремя отпрыгнуть,  зверь
распорол бы ему живот.
     - Мать честная!  -  выдохнул бандит,  наконец осознав,  какой опасности
подвергался.
     Лев с ненавистью смотрел на него.  Ярко-красный язык,  похожий на пятно
крови, пульсировал между устрашающими клыками.
     Немного оправившись от  испуга,  люди  издали разглядывали царя зверей.
Вид его был настолько грозен, что толстые прутья решетки казались хрупкими и
ненадежными.
     Надо было решать,  что делать. Хриплый рев льва пробудил всех животных.
Послышалось ворчание  потревоженных медведей,  истошный крик  гиены,  где-то
протрубил слон.  Звери  явно  не  так  уж  спокойно относились к  тому,  что
посягали на их сон.
     Теперь Сторож смотрел на льва с  уважением и  восхищением.  Царь зверей
оставался царем, даже заточенный в клетку. Сторож снял шляпу и, повернувшись
к своему спутнику, прошептал:
     - Признаюсь, я был ослом. Эта зверюга пострашнее любого бандита!
     Яблочко медленно кивнул:
     - Да,  это чудище как раз подходит нашему патрону. Если приглядеться...
Если приглядеться, кажется, что это родной брат Фантомаса!


     Что  же  означали события этого  вечера?  Зачем  Иллюминатор и  Горелка
ходили в  павильон дрессировщика?  Для  чего мамаше Тулуш понадобились живые
змеи? Что привело Сторожа и Яблочко ночью в Зоологический сад?
     На эти вопросы пока не было ответа.






     - Садитесь,  садитесь, дамочка! И вы, девушка, тоже не стесняйтесь! Все
должны помогать друг другу.  Я  думаю,  ни  один из этих господ не откажется
взять вас на колени!
     Так балагурил парень с веселым красным лицом и огненно-рыжей шевелюрой.
Кольцевой поезд к  тому времени подъезжал к станции Пон-де-Фландр.  Несмотря
на то,  что было всего четверть второго, на платформе собрались толпы людей,
желающих любой ценой влезть в  вагон.  Места для всех не  хватало.  Все купе
были переполнены, и даже первый класс набит битком.
     Такое столпотворение случалось на кольцевой дороге примерно раз в две -
три недели.  Для людей, не обремененных пухлыми кошельками, это был наиболее
удобный путь в Отей, на ипподром.
     Сегодня толпа  казалась даже  больше,  чем  обычно.  Погода  стояла  на
редкость ясная, и скачки обещали быть увлекательными.
     Несмотря  на   излишнюю  фамильярность,   краснорожий  парень  оказался
расторопным малым. Он быстро и весело заставил соседей по купе потесниться и
усадил на  освободившиеся места средних лет  даму и  девушку лет семнадцати.
После этого общий разговор возобновился.  Рыжий был  явно  в  ударе.  Он  не
переставая острил, а на одной станции так похоже изобразил паровозный гудок,
сообщающий об отправлении поезда, что вызвал на перроне настоящую панику.
     - Жалко,  вагон у нас далеко от паровоза!  -  смеялся шутник, довольный
произведенным эффектом.  -  А то машинист точно принял бы меня за начальника
поезда, и все конкуренты остались бы на платформе.
     Все вокруг хохотали.
     - Да,  похоже, в Отей сегодня будет денек что надо! - продолжал парень.
- Я уже неделю готовлюсь к этим скачкам!
     Он  наклонился к  своей соседке,  полной женщине,  закутанной в  черную
пелерину.
     - Особенно к третьему заезду,  -  прошептал он доверительно.  - Кое-кто
шепнул мне пару слов на днях.  Знаете,  как это бывает,  у кого-то из жокеев
есть брат, а он, скажем, дружит с сыном виноторговца - глядишь, кто и пустит
верный слушок... Сдается мне, третий заезд многих удивит!
     Все  внимательно прислушивались к  его  словам.  Одна  из  особенностей
скачек состоит в  том,  что едва ли  не  каждый считает себя непревзойденным
знатоком лошадей,  а  всех остальных -  болтунами и шарлатанами.  Однако это
почему-то не мешает никому жадно впитывать любые слухи.
     Краснолицый обвел взглядом навостривших уши  попутчиков и  отвернулся к
окну.
     - Ах,  чтоб его!  -  пробормотал он.  -  Это не поезд,  а трамвай. Ну и
тащится!
     Пассажиры согласно закивали.
     - Сюда бы колоду картишек! - вздохнул высокий старик с костистым лицом.
Глядишь, и скоротали бы время до Отей.
     Рыжий парень хлопнул себя по ляжкам.
     - Отличная мысль,  папаша!  -  гаркнул он.  -  У  меня как раз найдется
колода. Только вот не знаю, полная ли... Ну, да все равно всем желающим карт
не хватит.
     Старик озадаченно хмыкнул.  Жизнерадостное заявление парня его не очень
убедило.  В самом деле,  в какую игру можно играть, если в колоде не хватает
неизвестно каких карт?
     - Ну, давайте смелее! - настаивал рыжий. - Может, что и получится!
     С  ловкостью фокусника парень извлек откуда-то газету и  разложил ее на
коленях. Потом в руках у него появились карты:
     - А вот и колода!
     Присутствующие оторопело уставились на  то,  что он  им показывал.  Да,
колодой это  назвать было трудно...  Собственно,  карт было всего три -  два
черных туза и один красный.
     - Так,  так,  -  проговорил высокий старик.  -  И  во  что же ты хочешь
играть?
     Парень улыбнулся:
     - Ну,  для баккара, скажем, картишек и впрямь маловато. Но можно просто
развлечься.
     Он быстро разложил карты на газете.
     - Итак, мсье, три туза - вини, трефы, черви. Верно?
     - Ну...
     - Теперь делаем так.
     Он перевернул карты рубашками вверх:
     - Итак, где теперь червовый туз?
     - Посредине.
     - Правильно! А теперь?
     Рыжий передвинул карты на газете:
     - Теперь слева.
     - Верно. А теперь?
     - Справа.
     - Ошибаетесь, мсье!
     Краснолицый открыл карту. Это был трефовый туз. Старик помотал головой:
     - Ну и ну... Давай еще раз!
     Пассажиры вытягивали шеи,  чтобы лучше видеть. Со стороны игра казалась
чрезвычайно простой.  Главное - не отводить взгляда от красной карты. Каждый
был уверен,  что уж  он-то  не ошибается.  У  этого деда,  наверное,  просто
неважно со зрением!
     После очередной ошибки старика к рыжему придвинулся мужчина с обвислыми
щеками.
     - Сыграй-ка со мной,  -  решительно сказал он.  - Бьюсь об заклад, меня
тебе не обдурить.
     - Бьетесь об заклад? - хитро прищурился парень. - И на какую сумму?
     Мужчина усмехнулся:
     - Ну, на три франка.
     - Отлично!
     Быстрыми, почти неуловимыми движениями рыжий передвинул карты:
     - Итак, где сейчас черви?
     Вислощекий решительно показал рукой на среднюю карту:
     - Здесь.
     Парень оглядел зрителей:
     - Мсье уверен,  что червовый туз в  центре.  Может,  кто-нибудь считает
иначе? Никто не хочет заключить пари?
     - Мсье прав,  - сказала мать девушки. - Туз в центре. Я тоже ставлю три
франка.
     Рыжий ловко открыл карту,  и  зрители радостно захлопали в ладоши.  Туз
был красный. Парень сконфуженно развел руками.
     - Не ожидал,  - пробасил он, доставая деньги, - что вы такие глазастые.
Невежливо было бы с вашей стороны не дать мне попробовать отыграться!
     Все одобрительно загалдели. Краснолицый снова раскинул карты:
     - Следите, господа и дамы! Вот у меня туз червей. А где он теперь?
     - Здесь, здесь! - торопливо проговорил старик. - Ставлю пятерку!
     Еще несколько человек присоединились к  нему и выиграли.  Рыжий парень,
казалось,  уже не  рад был,  что предложил эту игру,  но не хотел признавать
себя побежденным.
     - Что-то  мне просто не  везет сегодня.  А  ну,  попробуем еще раз!  Уж
теперь я постараюсь.
     Карты  снова  пришли  в   движение.   Однако  на   этот  раз,   видимо,
расстроившись,  игрок  двигался совсем  медленно и  неуклюже.  Абсолютно все
пассажиры  были  уверены,   что  красная  карта  оказалась  крайней  справа.
Некоторым стало даже жалко незадачливого простака,  но они тут же рассудили,
что это ему только на пользу - нечего играть с незнакомыми людьми на деньги,
да еще в игру, в которой сам далеко не ас.
     Пари  пожелали  заключить все.  Вислощекий господин  уверенно  поставил
двадцатку, и остальные, следуя его примеру, тоже решили не мелочиться. Самой
мелкой ставкой были пять франков, которые, покраснев, достала девушка. Общая
же сумма перевалила за сотню. Парень потер руки:
     - Итак, дамы и господа...
     Он  перевернул карту,  и  купе  наполнилось разочарованными возгласами.
Крайним справа оказался туз треф,  а  червовый лежал посредине.  Проигравшие
решительно не  могли ничего понять.  Как  же  так?  Ведь они  своими глазами
видели!
     - Еще один чертов жулик, - мрачно проворчал кто-то из глубины вагона.
     Рыжий и ухом не повел.
     - Наконец-то мне повезло!  - радостно провозгласил он. - Никто не хочет
отыграться?
     Однако,  бросив взгляд на враждебные лица пассажиров, он счел за лучшее
не настаивать.  Больше того,  он отчетливо почувствовал,  что сейчас у  него
вполне могут потребовать назад выигранные деньги. Парень обиженно скривился,
что послужило сигналом для старика с костистым лицом. Он встал:
     - Мсье,  я,  конечно,  далек от того, чтобы просить деньги назад - игра
есть игра.  Но  я  считаю своим долгом заявить,  что вы  получили эти деньги
жульническим путем!
     Молодой человек вскочил:
     - Хорошенькое дело!  Вы  думаете,  что я  позволю обзывать себя жуликом
каждому игруле,  у  которого глаза плохо видят?  Игра  -  это  дело  случая.
Сначала я проиграл, а потом выиграл!
     - К вашему сведению, молодой человек, я не слепой! А вот вы - мошенник!
     Парень сжал кулаки.
     - Скажи спасибо,  дедуля,  что  ты  уже староват для хорошей трепки,  -
процедил он сквозь зубы. - Я бы тебя поучил манерам!
     Старик задохнулся от гнева:
     - Кто, ты, сопляк? Да я сделаю из тебя отбивную! Об колено переломлю!
     Поезд затормозил у станции Курсель-Кольцевая. Не успел он остановиться,
как  двое  повздоривших мужчин,  выкрикивая угрозы,  спрыгнули на  перрон  и
исчезли.  Все  произошло так  быстро,  что  никому  не  пришло  в  голову их
остановить.  И только выглянув в окно, господин с отвислыми щеками схватился
за голову и воскликнул:
     - Нас надули!  Вы думаете,  эти клоуны собирались драться? Вон они идут
чуть ли не в обнимку! Плакали наши денежки, господа...


     Происшествие это,  конечно,  не говорило о  высоком уровне общественной
нравственности, но и не было чем-то из ряда вон выходящим. В поездах, идущих
на  скачки,  такое случалось довольно часто,  и  полиция даже не  занималась
всерьез розыском жуликов -  в конце концов скачки сами по себе тоже изрядное
надувательство. Так что обманутые пассажиры быстро успокоились и вернулись к
разговорам о бегах.
     Молодому же  человеку со  светлыми волосами,  тонкими  чертами  лица  и
полоской  усов  на   верхней  губе  произошедшая  сценка  доставила  немалое
удовольствие.  Он  ехал  от  самого вокзала Бельвиль и  наблюдал за  работой
вагонных  аферистов почти  с  одобрением,  настолько слаженно  и  четко  они
действовали. Мысленно Жером Фандор им аплодировал.
     Однако с  каких это  пор  наш журналист полюбил ипподром?  Его друг Жюв
удивился бы,  увидев, куда он направляется. Но последнее время Фандор мало с
кем делился своими планами и  тем более маршрутами.  Найдя Элен,  он главную
задачу свою видел в том,  чтобы уберечь ее от исчадия ада -  ее собственного
отца.  Помня, что лучший способ защиты - нападение, он продолжал выслеживать
Фантомаса. И если Фандор ехал на ипподром - значит, след вел туда.
     Впрочем,  в данном случае это был даже не конкретный след,  а,  скорее,
интуиция.  Репортер,  также как и  Жюв,  инстинктивно чувствовал,  что между
смертью Рене Бодри и  Фантомасом существует какая-то связь.  А  покойный был
завсегдатаем скачек.
     Побывав уже несколько раз в  Отей,  Фандор считал,  что не зря потратил
время.  К собственному удивлению, он встретил несколько молодчиков, когда-то
состоявших в  банде Фантомаса.  В прошлый раз,  например,  репортер приметил
субъекта,  носившего  изысканную кличку  Быстрая  смерть.  Тот  прогуливался
взад-вперед с пачкой газет. Это немало позабавило Фандора, так как коммерция
у  бандита явно не клеилась.  И  немудрено -  с такой рожей продавать только
некрологи на своих покупателей.
     Пошатавшись по ипподрому и,  видимо,  не найдя того, кто ему был нужен,
Быстрая смерть двинулся через сад.  Фандор последовал за ним и  увидел,  как
бандит  заговорил  с  кучером  кареты,  запряженной  изумительной четверкой.
Журналист  прищелкнул  языком.   Да,  такой  экипаж  и  такие  лошади  могли
принадлежать только очень  богатому человеку!  На  дверце кареты красовались
графская корона и какой-то вензель, но сколько Фандор ни напрягал зрение, он
не мог разглядеть его.
     В тот же день ему повстречалось знаменитое трио -  Горелка, Иллюминатор
и  Адель.  Все  трое были при параде и  выглядели типичными принарядившимися
буржуа.  Мужчины важно курили сигары,  а  Адель то  и  дело поправляла шляпу
величиной с небольшую корзину.
     "А ведь все они -  бывшие люди Фантомаса,  -  думал Фандор.  -  Правда,
раньше они  выглядели куда большими оборванцами.  И  если сейчас их  приодел
бывший шеф, значит, скоро они займутся конкретными делами!"
     И вот сегодня,  садясь в поезд на вокзале Бельвиль,  журналист приметил
самого Сторожа!  Это были уже не шутки.  Даже в  своем кругу Сторож славился
ловкостью и  беспощадностью и  считался весьма крупной фигурой.  И  билет он
взял до Отей...
     Потом Фандор в  толпе потерял бандита из  виду,  но  сам факт интереса,
проявляемого   парижскими   преступниками   к   ипподрому,   ему   показался
многозначительным.
     Когда Фандор прибыл в Отей,  уже прозвучал гонг,  возвестивший о начале
первого заезда.  Прозвучали также  проклятия пассажиров в  адрес  машиниста,
из-за  медлительности которого они  не  успели  сделать ставки.  Сам  воздух
ипподрома  был  пронизан  атмосферой  нервозности  и   азарта.   Так  и  сям
раздавались крики  болельщиков,  перекрываемые воплями  продавцов буклетов и
прочей дребедени.
     - Господа,  вам нужна программа скачек?  Пожалуйста! А может, вы забыли
дома перо? У нас отличные карандаши всего по два су!
     Какой-то  толстяк умудрился поставить свой  лоток  с  булкой и  жареным
мясом прямо на тропинке. Но не успел он заголосить:
     - Самые лучшие,  самые большие сандвичи всего за четыре су!  -  как ему
пришлось срочно  спасать  свой  товар,  который  нетерпеливые игроки  просто
сбрасывали в грязь, чтоб не мешал.
     Фандор  огляделся.   Невдалеке  блеснул  начищенной  медью   цилиндр  с
краником, и неунывающий голос истошно завопил:
     - А ну, не проходите мимо! Неужели никто не хочет пропустить стаканчик?
У меня есть водка,  ром, шампанское! Девяностоградусный спирт! Только старый
торговец знает, какая...
     Внезапно Бузотер остановился посреди фразы и расплылся в улыбке:
     - Боже,  что  я  говорю!  Как смею я  хвастаться,  когда здесь сам мсье
Фандор, человек, который может выиграть шесть раз в пяти заездах!
     Фандор приложил палец к губам:
     - Ради  всего святого,  не  ори  так!  А  то  меня  заставят не  только
предсказывать результаты заездов, но и гадать по руке!
     По  роду  своей  работы  множество  раз  сталкивавшийся  с  обитателями
парижского дна,  журналист относился к  Бузотеру с  симпатией,  считая,  что
жизнь без  подобных типов была бы  куда более скучной.  Да  и  сам  Бузотер,
казалось,  считал точно так же.  Лукавый,  нечистый на  руку,  но  по-своему
мудрый и  веселый бродяга умудрялся постоянно быть на примете у  полиции и в
то же время не портить с ней отношения.  Все отлично знали, что, несмотря на
все проделки и  знакомства с  самыми знаменитыми бандитами,  Бузотер не  был
способен на  настоящее преступление.  Для этого он слишком любил жизнь и  не
хотел лишать других ее радостей. С Фандором же у бродяги были давние связи -
за несколько монет он нередко подбрасывал репортеру ценную информацию.
     Угомонив Бузотера, Фандор улыбнулся.
     - Так значит,  теперь ты  подался в  торговлю?  -  спросил он,  оглядев
цилиндр.
     Бродяга приосанился:
     - А что,  по-вашему,  мне не к лицу этим заниматься?  Чином, значит, не
вышел?  А вот вы спросите, у кого тут дела идут лучше, чем у меня! И вообще,
торговля - древнее и почетное занятие!
     Он подмигнул:
     - К тому же, целый день в толпе... Нет-нет, да и услышишь что-нибудь!
     Фандор крепко взял бродягу за локоть:
     - Пойдем, потолкуем.
     - А  моя торговля?  Моя клиентура?  -  заворчал Бузотер.  -  Вы,  мсье,
похоже,  и впрямь думаете,  что я здесь дурака валяю.  А все эти люди,  - он
обвел рукой толпу,  - только и ждут, чтобы промочить горло. Для игрока это -
первое дело!
     И торговец пронзительно завопил:
     - Только  я  знаю,   какая  лошадка  придет  первой!  Все  мои  клиенты
выигрывают!
     Журналист заткнул уши:
     - Бога ради, перестань голосить!
     - Голосить? Это моя работа! Она приносит мне сто су в час!
     Фандор молча вытащил пятифранковый билет. Глаза Бузотера сверкнули:
     - Вот это совсем другое дело!  Узнаю щедрость мсье Фандора!  Теперь вам
остается только задавать мне вопросы, и вы все узнаете!
     Они отошли в сторонку.
     - Вижу,  что лошадки вас не очень-то интересуют, - ухмыльнулся бродяга.
- Или вы решили поставить пару франков на Бильбоке?
     Фандор нетерпеливо отмахнулся:
     - Конечно, нет. Взгляни-ка вон туда. Видишь этих троих?
     Бузотер оглянулся:
     - Этих?  Конечно. Это Иллюминатор, Горелка и Адель. Вы и сами должны их
знать.
     - Знать-то знаю, - пробормотал журналист. - А вот что им здесь надо?
     Торговец пожал плечами:
     - Как что надо? Ясное дело, пошарить по чужим карманам.
     - И только?
     В карман Бузотера перекочевал еще один пятифранковик.
     - Пожалуй,  можно поразнюхать,  -  осклабился бродяга.  -  Я никогда не
забываю доброго отношения.  Кстати,  знаете,  что  мне  тут недавно поручили
сделать для одного из моих клиентов?
     - Что?
     - Дак  так,   купить  кое-что.   Если  вас  интересует,   мы  могли  бы
договориться.
     Журналист укоризненно покачал головой:
     - Это уже похоже на вымогательство,  дружище.  Давай-ка,  выкладывай, о
чем речь.
     - О хищнике!
     - О чем?!
     - Ну, о какой-нибудь хищной тварюге пострашнее. Лев там, тигр, гремучая
змея. Обещали чертовски хорошо заплатить!
     Фандор сдвинул шляпу на затылок:
     - Ну и дела... И кто же из твоих клиентов так любит животных?
     - Ну, нет, мсье, - насупился Бузотер. - Этого я сказать не могу.
     - Но почему?
     Бродяга почесал за ухом:
     - Да ведь,  понимаете,  возраст...  Память совсем дырявой стала.  Ее бы
подлатать... Скажем, несколькими монетками.
     - Старая  каналья,  -  проворчал  Фандор,  однако,  достал  еще  десять
франков.
     Бузотер просиял.
     - Решительно,  мсье,  вы человек добрейшей души! - воскликнул он, ловко
пряча деньги.  -  Я готов выложить все,  что знаю.  Но прежде, не откажите в
любезности выпить стаканчик.
     Журналист пытался  протестовать,  но  торговец  решительно протянул ему
стакан, воскликнув:
     - Я угощаю!
     Он налил и задумался:
     - За что бы нам такое выпить... Может, давайте за любовь?
     - Угу,  - пробурчал Фандор, - к моим деньгам. Пока что я о них не очень
забочусь...
     Он осушил стакан. Бузотер тем временем воровато оглянулся и зашептал:
     - Скажу вам, как на духу, мсье, странные вещи здесь происходят. Похоже,
что-то   затевается.   Вся   банда  собралась!   Быстрая  смерть,   Горелка,
Иллюминатор,  Адель,  даже Сторож появлялся. И они не только режут кошельки,
нет,  тут что-то  посерьезнее.  Знаете,  чтобы сам Сторож стал изображать из
себя карманника - для этого должны быть серьезные причины!
     Бузотер снова огляделся:
     - И  эти  дикие  животные...   Им  всем  зачем-то  понадобились  всякие
богопротивные твари -  змеи и  прочая гадость.  Как  вам нравится -  Сторож,
вместо того чтобы торчать где-нибудь в кабаке, расхаживает с битком набитыми
деньгами карманами, готовый выложить их за льва или тигра!
     Фандор почувствовал возбуждение и  азарт.  Ситуация вырисовывалась и  в
самом деле загадочная.  Мысленно поздравив себя за то, что пошел на разговор
с бродягой, журналист спросил:
     - А где бывает Сторож?
     Бузотер прижал палец к губам:
     - Тс-с-с... Что вы, как можно! Этого я не могу сказать.
     - Что значит не могу!  -  рассердился Фандор.  -  Или я мало денег тебе
выложил? Взялся рассказывать, так изволь продолжать.
     - Будто я мало вам рассказываю!  -  обиделся Бузотер.  -  Между прочим,
никакие деньги меня не спасут, если Сторож решит укоротить мне язык. Свернет
шею, как куренку, и вся недолга!
     Фандор в досаде стукнул кулаком по ладони. Вот положение!
     - Да вы не злитесь на меня,  мсье, - примирительно проговорил торговец.
- Я не из страха вам не говорю. Я действительно не знаю.
     - Но,  по крайней мере,  на кого он работает, ты можешь мне сказать? На
Фантомаса?
     - Да нет, не думаю. Ходили слухи о каком-то богатом лошаднике.
     - Кто такой?
     Бузотер развел руками:
     - Ну,  мсье,  вы требуете слишком многого!  Если б я знал,  кто это! Но
свои деньги я отработал честно,  сказал все,  что мне известно. Люди Сторожа
скупают диких зверей. А зачем, почему, для кого - это уж ваше дело. На то вы
и журналист, чтобы распутывать дела вроде этого!
     Фандор вздохнул.
     "Конечно, я узнал массу нового и интересного, - с горечью подумал он, -
однако,  убей  меня  Бог,  если я  понимаю,  зачем профессиональным бандитам
устраивать личный зоосад!"
     Бузотер  же,  довольный неожиданным заработком,  уже  голосил  с  новой
силой:
     - Сюда,  господа,  сюда!  Только старый торговец знает,  какая  лошадка
придет первой!






     В маленькой квартирке на улице Сен-Жермен Элен и Фандор были одни.
     - Наконец-то  я  вижу  вас!  -  воскликнул человек,  влюбленно глядя на
девушку.  -  Но, Боже мой, это оказалось не просто! Скажите, дорогая, почему
вас целыми днями не бывает дома?
     Элен молча опустила голову.
     - Может,  вы здесь не живете?  - настаивал Фандор. - Просто выбрали эту
квартиру для  того,  чтобы приглашать сюда меня?  Но  это  так  мучительно -
никогда не знать, где вас можно найти!
     Элен наконец подняла голову и поглядела Фандору в глаза:
     - Вы мне не доверяете?
     Журналист возмущенно взмахнул рукой.
     - Что вы, дорогая, как можно! Я вас люблю, и уже одно это значит, что я
не унижусь до подозрений. Мы столько страдали, столько перенесли вместе, что
между нами не может быть недоверия!
     Он помолчал и продолжил:
     - Нет, Элен, меня беспокоит другое. Я... Я боюсь за вас.
     Элен улыбнулась:
     - Значит,  Жером,  мою жизнь вы  считаете полной опасностей,  а  свою -
спокойной и мирной?  А ведь вы так же, как и я, похожи на путника, бредущего
темной ночью по краю утеса.
     - За себя я не боюсь, - отмахнулся Фандор. - Я всегда мог себя защитить
и уверен, что справлюсь с этим и в будущем.
     - Но почему вы так боитесь за меня? Разве я не проявляю осторожности?
     - Дорогая,  но вы женщина!  Женщина,  которую я люблю!  И у меня сердце
кровью обливается при  мысли,  что в  нужную минуту меня может не  оказаться
рядом с вами.
     Девушка благодарно опустила головку на плечо возлюбленного.
     - Доверьтесь мне,  -  прошептала она.  - Я уверена, что когда-нибудь мы
еще будем счастливы. Только нужны мужество и терпение!
     Высвободившись из объятий молодого человека, Элен поглядела на часики и
вздохнула:
     - Увы, мой друг, мне придется вас оставить. Мне пора.
     Фандор схватил ее за руку:
     - Уже? Но когда мы увидимся вновь?
     - Не знаю... Завтра или послезавтра. Точнее я сказать не могу.
     Несколько мгновений журналист молчал, потом медленно проговорил:
     - Давайте будем откровенны.  За  всеми вашими внезапными исчезновениями
должна скрываться какая-то серьезная причина.  А изменились вы с того самого
дня, когда был убит Рене Бодри.
     - Возможно, - тихо ответила Элен. - Но вы должны признать, Жером, что с
того дня вы  тоже стали вести себя по-другому.  Вы  упрекаете меня за частые
отлучки,  но ведь и вас никогда невозможно застать!  Вы хотите знать все обо
мне, порой я думаю, что сами вы ведете двойную жизнь!
     Репортер примиряюще улыбнулся.
     - Хорошо, дорогая, не будем настаивать, - сказал он, обнимая девушку. -
Конечно, вы вольны поступать так, как сочтете нужным. А что до меня... Вести
самостоятельные расследования -  моя профессия. А когда становишься сыщиком,
у  тебя поневоле появляются тайны.  К  тому же  за  всем этим мне  мерещится
Фантомас...
     Элен медленно кивнула:
     - Мне тоже...
     - Вот как? - вскинул голову журналист. - Вам что-то известно?
     Девушка покачала головой:
     - Увы,  почти ничего. Но у этого покойного... у него было столько имен,
столько самых  разных знакомых...  Я  пытаюсь познакомиться с  некоторыми из
них.  Но для этого мне приходится принимать такие меры предосторожности, что
даже вам,  Жером,  я  не  могу открыться.  Не  пытайтесь меня расспрашивать.
Настанет время, и я сама вам все расскажу.
     Фандор открыл уже рот, чтобы протестовать, но Элен повелительно подняла
руку:
     - Не надо больше слов, Жером! Доверьтесь мне, и закончим на этом.


     А что же Жоржетта Симоно?  Как сложилась ее судьба после того,  как она
встретилась на  бульваре Мальзерб с  пожилым красивым мужчиной,  назвавшимся
Флориссаном д'Оржель?
     Мужчина  не  считал  нужным  скрывать  своих  намерений.  У  него  есть
прекрасная шкатулка,  и  он  хотел бы  украсить ее  не уступающей по красоте
жемчужиной.  Шкатулкой был шикарный особняк на  улице Лало,  а  жемчужиной -
сама  Жоржетта.  Чтобы не  быть голословным,  Флориссан предложил немедленно
взглянуть на особняк.
     О,  мсье  д'Оржель  выбрал  подходящее  время,  чтобы  заполучить  свою
"жемчужину".  Именно сейчас,  когда Жоржетта Симоно переживала самые тяжелые
дни в своей жизни,  ей как нельзя кстати пришелся щедрый подарок.  Ее именем
запестрели все газеты;  за  считанные часы подробности ее личной жизни стали
известны всему Парижу; ее называли "роковой женщиной", "женщиной, приносящей
гибель",   а   один  журналист  окрестил  бедняжку  "женщиной-вамп  с  улицы
Батиньоль",  красочно описав  ее  пыл  и  необузданность в  любовных утехах.
Газеты  настойчиво убеждали читателей,  что  именно Жоржетта стала  причиной
смерти  несчастного  Рене  Бодри,   которого  прикончил  или  ее  муж,   или
отвергнутый любовник.
     "Как жить теперь?" -  думала Жоржетта.  Весь ее уютный буржуазный мирок
разлетелся вдребезги. Ее муж вынужден жить в одной квартире с ее любовником,
а  сама  она  осталась без  малейшей поддержки,  вынужденная сносить брань и
оскорбления соседских кумушек.  И  даже если все это наконец кончится,  если
выяснится,  что  она  не  причастна к  убийству,  то  сможет ли  Поль Симоно
по-прежнему жить  с  женщиной,  по  вине  которой он  лишился своего доброго
имени?
     А она сама?  Сможет ли она жить с этим человеком?  Настала пора сказать
себе правду -  Жоржетта была давно уже сыта по  горло своим мужем.  Пусть он
добропорядочный, добрый, скромный, пусть он тысячу раз достойный человек, но
разве  он  когда-нибудь  понимал  ее?  Разве  он  когда-нибудь  пытался  это
сделать?!
     Жоржетта уже  сама  не  понимала,  как  она  могла годами влачить такое
жалкое существование.  Ей хотелось изменить все -  обстановку, друзей, образ
жизни,  что называется, "сменить кожу". Да, она завела себе любовника, потом
еще одного.  Но кто вправе осудить ее? Только тот, кто не проводил множество
вечеров  подряд  на  улице  Батиньоль,  слушая  бесконечно  нудные  рассказы
неопрятного толстяка об очередном биржевом курсе.  Как быть, если ты знаешь,
что твой кругозор шире и  способность чувствовать у тебя во сто крат больше,
чем у этого человека?!
     Да,  Жоржетта психологически давно  была  готова к  тому,  чтобы  стать
чьей-нибудь содержанкой.  Она с  восторгом читала в  газетах о молодых дамах
полусвета,  меняющих  наряды,  особняки и  любовников.  Разве  они  не  были
содержанками?  И  в  то  же  время они пользовались известностью и  всеобщим
уважением.
     Казалось бы, скандал, разгоревшийся после трагедии в Сен-Жермен, должен
был навеки похоронить надежды на лучшее будущее.  Да,  она стала знаменитой,
ее именем пестрят все газеты - но что с того? Ведь ни один писака не выразил
сочувствия, не сказал о ней доброго слова!
     Однако  у  каждой  медали есть  оборотная сторона,  о  которой Жоржетта
совсем не думала.  Ведь есть мужчины, для которых в высшей степени интересно
познакомиться с такой женщиной - гонимой, романтичной, окутанной тайной.
     И  мужчина не замедлил появиться.  Именно благодаря ему Жоржетта Симоно
через  три  дня  после  освобождения из  тюрьмы очутилась на  улице Лало,  в
особняке,  поражавшем воображение.  Здесь  было  все,  о  чем  только  можно
мечтать.
     Флориссан д'Оржель оказался любезным кавалером и  интересным человеком.
Несмотря на седину,  цвет лица у  него был великолепный,  а  глаза светились
умом и энергией.  Да и голос был звонким, чистым и совсем молодым. Несколько
удивляла его манера одеваться -  так,  словно он скрывал какой-то недостаток
фигуры.  Одежда ниспадала мягкими складками, и даже поля фетровой шляпы были
значительно  шире,   чем  у  всех  остальных.  Его  можно  было  принять  за
разбогатевшего художника.
     Проведя Жоржетту по всему особняку, хозяин учтиво поклонился и сказал:
     - Чувствуйте здесь себя, мадам, как дома. Это все ваше.
     Он почтительно поцеловал руку своей гостье и добавил:
     - У нас большая разница в годах,  дитя мое.  Поэтому не принимайте меня
за  молодого  повесу.   У  каждого  возраста  свои  удовольствия.  Для  меня
наслаждение -  видеть вас рядом, любоваться вашей красотой и исполнять любые
ваши прихоти.  Я буду нежен и заботлив,  но постараюсь не переступать границ
галантности. Помните - я люблю вас не ради себя, а ради вас самой.
     Жоржетта скромно опустила глаза. Флориссан чуть заметно улыбнулся:
     - Ну что ж, теперь я покажу вам поподробнее ваше новое жилище.
     Он взял женщину под руку и провел по анфиладе комнат первого этажа.
     - Здесь будут ваши апартаменты.  Сам я  живу наверху,  на втором этаже.
Но,  случается,  меня по  нескольку дней не бывает.  Так что вам не придется
видеть меня слишком часто.
     Жоржетта пыталась протестовать, но Флориссан поднял руку:
     - Не спорьте,  моя девочка.  Я прожил достаточно и знаю, что молодым не
вредно время от времени отдыхать от стариков.
     Вскоре  подали ужин,  после  которого д'Оржель вежливо пожелал Жоржетте
приятных сновидений и удалился к себе.
     Последующие несколько дней  были похожи на  первый.  Флориссан,  как  и
обещал,  не выходил за рамки простой галантности, однако, в его поведении не
было  холодности.  Он  напоминал старого доброго друга,  даже  родственника.
Любое желание Жоржетты тотчас выполнялось, любая прихоть удовлетворялась. По
утрам в  ее  спальню вносили корзину цветов,  что доставляло молодой женщине
истинное наслаждение.
     Постепенно  Жоржетта  начала  чувствовать к  этому  странному  человеку
нечто,  похожее на любовь.  Несколько раз,  просыпаясь в  постели одна,  она
вздыхала:
     - Как жаль,  что он  не  испытывает ко  мне ничего,  кроме абстрактного
уважения! Конечно, он не молод, но неужели ему не хочется...
     Потом, подумав, она заканчивала:
     - Впрочем,  и  в  этом есть свои плюсы.  По  крайней мере,  он  мне  не
докучает и не обманывает меня. Это уже немало!
     Так прошло несколько дней, прежде чем покой был в первый раз нарушен. В
тот вечер за ужином, который, как всегда, был великолепен, Флориссан острил,
рассказывал интересные истории,  делал комплименты.  Наконец, закончив ужин,
он сказал:
     - Ну, крошка, мне пора к себе. Возможно, я сегодня не буду ночевать.
     И, заметив пробежавшую по лицу женщины тень грусти, добавил:
     - Увы, девочка, ничего не попишешь. Не всегда делаешь то, что хочется!
     Он  по-отечески поцеловал Жоржетту в  лоб и  ушел.  Женщина вернулась в
свою спальню.  Ложиться было еще рано,  и  она,  усевшись в удобное кресло в
будуаре, принялась мечтать.
     И  тут  на  лестнице послышался шум.  Это  не  мог быть Флориссан -  он
спускался с другой стороны.  Это также не мог быть слуга или толстая кухарка
- их уже отпустили домой.
     Жоржетта услышала,  как  входная дверь тихонько хлопнула.  Из  особняка
кто-то вышел.  Женщина подошла к  окну и  отодвинула занавеску.  Она увидела
стройную фигурку,  быстро удаляющуюся по  улице.  Это  была  женщина и,  без
сомнения,  молодая.  Она  была элегантно,  со  вкусом одета,  на  золотистых
волосах сидела кокетливая шляпка.
     Еще добрых полчаса пораженная Жоржетта сидела в своем будуаре, не зная,
что  и  подумать.  Как-то  так  получилось,  что,  живя  со  своим  другом и
покровителем под одной крышей,  она практически ничего не знала о нем. В его
апартаменты на  втором этаже не  допускались даже  слуги,  дверь туда всегда
была закрыта на  ключ.  Иногда он не приходил ночевать,  не объясняя причин.
Даже Жоржетте...
     - Может, у него есть любовница? - недоумевала женщина. - Но тогда зачем
ему я? Впрочем... Будь у него любовница, объяснились бы некоторые непонятные
вещи.  Например,  его странная холодность. Тогда... Нет, все равно ничего не
понятно. Допустим, эта женщина - его возлюбленная. Так что же, спрашивается,
поселив  здесь  меня,   он  хотел  сделать  ей  приятное?   Странная  манера
преподносить сюрпризы!  И ведь он меня не прятал,  скорее, наоборот. Все эти
дни возил то на ипподром, то в модный ресторан, то в театр. Будто специально
всем показывал!
     Терзаясь сомнениями, Жоржетта всю ночь проворочалась без сна. Утром, за
завтраком, она, не утерпев, спросила:
     - Скажите, дорогой, а что за женщина выходила отсюда вчера вечером?
     Жоржетта пыталась говорить как  можно небрежнее,  но  чувствовала,  что
голос ее дрожит. Флориссан, однако, ответил вполне непринужденно:
     - Эта молодая особа иногда заходит меня навестить. Я принимаю некоторое
участие в ее судьбе.
     Он поцеловал руку Жоржетты и добавил, нежно глядя ей в глаза:
     - Не всем же быть такими счастливыми,  как вы,  дорогая!  Вот я  иногда
тайком и помогаю этой девушке. Вы сердитесь?
     - Что  вы!  -  воскликнула Жоржетта.  -  Но  эта  женщина...  Кто  она?
Расскажите мне о ней.
     Д'Оржель покачал головой.
     - Не стоит утомлять себя моими делами.  Поговорим лучше о вас. Клянусь,
вы - единственная, кто занимает мои мысли.
     Скрепя сердце,  Жоржетта не стала настаивать. Больше они к этой теме не
возвращались.


     Через  несколько  дней  Жоржетта,  направляясь к  лестнице  по  галерее
второго этажа,  внезапно замерла.  Она увидела, как впереди мелькнула чья-то
тень,  а через несколько секунд хлопнула дверь в курительную комнату первого
этажа,  которой пользовался только сам Флориссан д'Оржель. А силуэт, который
Жоржетта успела разглядеть, был, несомненно, женский...
     Взволнованная и  обеспокоенная,  Жоржетта  двинулась  по  направлению к
курительной,  но  на  полдороге  остановилась  и  задумалась.  Стоит  ли  ей
поступать подобным образом?  В конце концов, она не хозяйка в этом доме, что
бы там ни говорил Флориссан.  Не разгневается ли он, узнав, что она пытается
совать нос в его дела? Как бы она сама повела себя на его месте?
     Колебания  продолжались недолго.  Как  и  у  большинства легкомысленных
женщин, любопытство Жоржетты оказалось сильнее здравомыслия.
     "Флориссана нет дома, - подумала она. - Эта женщина тут одна, к тому же
в его комнате. Почему она имеет больше прав, чем я?"
     И, не колеблясь больше, она резко толкнула дверь в курительную.
     Комната была освещена электрическими лампами. В их ярком свете Жоржетта
увидела молодую женщину.  Да,  она была хороша собой.  Чудесные синие глаза,
белая кожа в обрамлении золотистых волос,  которые украшала черная бархатная
шляпка. Одета незнакомка была элегантно и просто.
     Увидев Жоржетту,  она встала, вежливо кивнула и молча уселась обратно в
кресло. Жоржетта залилась румянцем, не зная, что сказать.
     - Сидите,  сидите,  мадам, - пробормотала она и тут же выругала себя за
глупость - незнакомка и так уже сидела.
     Молчание затянулось.  Жоржетта ничуть не  сомневалась,  что  перед  ней
именно та  самая женщина,  которую она  недавно видела вечером из  окна.  И,
сказав ей  "мадам",  она  сделала это не  без умысла.  Собеседница,  видимо,
поняла ее.
     - Мадемуазель, - поправила она, улыбнувшись.
     Жоржетта ждала имени,  но  гостья молчала.  Прямой вопрос также остался
без ответа.
     - Ну что ж,  тогда я представлюсь,  -  пожала плечами Жоржетта.  - Меня
зовут Жоржетта Симоно,  я  живу в  этом особняке и...  в  некотором роде его
хозяйка.
     - Я знаю,  мадам,  -  спокойно ответила девушка.  -  И приношу вам свои
поздравления. По всему видно, что у хозяйки этого особняка прекрасный вкус.
     Жоржетта,  которая за все время пребывания в доме даже не переставила с
места на место статуэтки, вконец смешалась:
     - Вы... Вы ждете господина Флориссана? - пролепетала она.
     - Совершенно верно,  мадам, - вежливо ответила гостья. - Если, конечно,
я вам не мешаю.
     Жоржетта глубоко вздохнула и наконец решилась:
     - Вы мне не мешаете, мадемуазель, - начала она. - Но я хотела бы знать,
в чем цель ваших визитов. Понимаете, вы приходите как бы ко мне домой, а я о
вас ничего не знаю!
     Слова эти дались Жоржетте с большим трудом. Хоть Флориссан и говорил ей
не раз, что она хозяйка в особняке, тем не менее, она хорошо помнила, что по
сути  является тут  лишь  гостьей.  Поэтому молчание незнакомки заставило ее
совсем сникнуть.
     - Я...  -  пробормотала она, - я не знаю, когда вернется мсье д'Оржель.
Если у вас что-то срочное, вы можете сказать мне или оставить ему записку...
Где-то тут были чернила...
     Девушка улыбнулась:
     - Я не тороплюсь, мадам.
     Жоржетта была уже настолько растеряна,  что думала только о том, как бы
поскорее уйти.  Она чувствовала себя неловкой дурочкой.  Ни  на  один из  ее
вопросов не было дано ответа и теперь она решительно не знала, что делать.
     Некоторое время  Жоржетта стояла  в  дверях,  чувствуя,  как  положение
становится все более неловким, потом неуклюже кивнула и вышла. Добравшись до
своей спальни,  она упала в  кресло,  кусая губы и с трудом сдерживая слезы.
Нет,  это не просто визит с просьбой о деньгах!  Когда просят взаймы, так не
говорят...
     И тут ей вспомнилась одна деталь. Жоржетта вздрогнула... Ну, конечно...
Глаза...  Эти  прекрасные глаза,  взгляд которых так напоминал ласковый взор
Флориссана! Так вот, в чем дело! Эта девушка - его родственница!
     Сидя у  себя в будуаре,  Жоржетта тихонько плакала от обиды и бессилия,
когда в дверь тихонько постучали.
     - Войдите, - пробормотала женщина, торопливо вытирая лицо.
     На пороге показался Флориссан д'Оржель.
     - Господи!  -  изумленно сказал он. - Что могло так огорчить вас, чтобы
слезы залили ваше прелестное личико?
     Флориссан взял руку Жоржетты:
     - Девочка  моя,  неужели причина ваших  слез  -  я?  Доверьте мне  ваши
невзгоды, и, видит Бог, я сделаю все, что в моих силах!
     Жоржетта молча всхлипывала.
     - Вам тяжело?  Грустно?  -  допытывался д'Оржель.  -  Может,  съездим в
кабаре?  Или вы  предпочитаете поездку на автомобиле?  Поверьте,  любое ваше
желание будет немедленно выполнено!
     Все утешения были напрасны.  Флориссан огорченно вздыхал,  не зная, что
делать. Жоржетта подняла голову и взглянула ему в глаза.
     "Да-да,  конечно,  те же глаза... Ну что же я, дурочка, реву? Все очень
просто.  Эта девушка -  его дочь. Почему бы ему не иметь дочери?" - подумала
она и попыталась улыбнуться.


     Жоржетта была близка к истине и в то же время бесконечно от нее далека.
Если  бы  ей  удалось проследить путь  загадочной девушки вечером,  когда ты
вышла из особняка,  то она бы увидела,  как незнакомка,  попетляв немного по
улицам,  вошла в  дом на бульваре Сен-Жермен и  поднялась на третий этаж.  И
случайно  ли,  что  именно  в  эту  квартиру  частенько  наведывался молодой
влюбленный по имени Жером Фандор?
     Итак, загадка разрешилась - загадочная посетительница особняка на улице
Лало была Элен.






     - Скотт!
     - Да, мсье.
     - Поди-ка сюда, приятель.
     - Я здесь, мсье.
     Песок,  которым был  посыпан двор конюшни,  носил отпечатки копыт -  до
восьми  утра  Бридж  уже  успел  провести  получасовую тренировку двухлеток.
Теперь он  расхаживал взад-вперед,  постукивая стеком по  голенищу.  К  нему
подбежал  Скотт.  На  конюхе  были  бриджи  и  полосатые гетры.  Несмотря на
холодный ветер, рубашка на груди была расстегнута.
     - Ну как, целы? - спросил тренер.
     Скотт улыбнулся:
     - Вроде цел.
     - Значит, лошадь вас не сбросила?
     - Нет, хозяин. Хотя она здорово норовистая. Да еще и кусается.
     - Что, вас покусала?
     - Нет, хозяин.
     - И даже ни разу не лягнула?
     - Нет.
     - Что ж, вы меня приятно удивляете, мой мальчик. Молодец.
     Бридж смерил конюха одобрительным взглядом и прищелкнул языком:
     - Недурно... А какой у вас вес?
     Скотт снова улыбнулся:
     - Я уже говорил, хозяин. Именно тот, что нужно!
     - Вот как? - осклабился тренер. - Тогда прошу на взвешивание!
     Скотт не заставил себя упрашивать.  На его лице,  носившем свежие следы
йода, появилось выражение полного счастья. Столь странную окраску физиономии
парень объяснял тем,  что накануне испытывал страшную зубную боль,  и, чтобы
хоть немного унять ее, нарисовал на щеке йодную сетку.
     Итак, сияя от радости, конюх направился за Бриджем. Его ликование можно
было понять -  еще бы,  всего второй раз за  время работы в  конюшне увидеть
хозяина, и уже такая удача! Ведь как ни крути, а тайная мечта каждого конюха
- когда-нибудь стать жокеем.
     Надо сказать,  что с обязанностями конюха Скотт справлялся отменно. Его
поставили  ухаживать  за  самой  норовистой кобылой  в  конюшне,  к  которой
опасались приблизиться и  многие  бывалые  ветераны.  Новичку  удалось найти
общий  язык  с  лошадью,  и  вот  последовала награда  -  его  приглашали на
взвешивание.
     Слова  Скотта  насчет  его  веса  понравились  Бриджу.  Это  был  ответ
истинного жокея.  Настоящий жокей,  считал  Бридж,  должен  для  пользы дела
худеть и  толстеть тогда,  когда ему  это понадобится.  Нет ограничений,  на
которые бы  жокей  себя  не  обрек,  чтобы  однажды надеть шелковую шапочку,
разноцветную куртку,  узкие брюки и  появиться на зеленом газоне в  ожидании
заезда.
     С другой стороны, получить лицензию жокея, не зная лошадей досконально,
невозможно.  Поэтому все они проходят примерно одинаковый путь.  Сначала это
мальчишки,  которым доверяют разравнивать песок во  дворе и  выносить навоз,
затем  -  конюхи,  но  права носить жокейскую шапочку добиваются единицы.  О
некоторых мастерах ходят легенды.
     - Помните Пьера  Буа?  -  говорили старожилы конюшни.  -  Вот  это  был
парень!  Однажды у  него  оказалось лишних  восемь кило,  так  он  умудрился
сбросить их за каких-нибудь пару недель!
     - Не говори, приятель, - вторили ему другие ветераны. - Этот парень мог
душу заложить дьяволу, только бы первым прийти к финишу!
     Вот почему конюхи мечтательно вздыхают,  проходя мимо весов.  Встать на
весы -  это значит,  что хозяин вас заметил,  выделил среди других. Если вес
подходящий,  он допустит вас к участию в тренировках, а потом, быть может, и
выпустит на ипподром.  А это -  предел мечтаний,  переход в элиту,  в высшую
касту.  Ведь конюх, хотя и ухаживает за лошадью, никуда от нее не отлучаясь,
сесть на нее права не имеет.  Это может сделать только наездник. Специальные
жокеи-тренеры объезжают лошадей и тщательно готовят их к скачкам.
     Жокеи,  допущенные к  заездам,  вовсе не  являются себе хозяевами,  как
кажется романтично настроенным новичкам.  Каждый  их  шаг  подчинен железной
воле основного тренера.  Перед скачками устраивается столько тренировок, что
люди  начинают  действовать  совершенно  автоматически.   И   когда  зрители
рукоплещут, видя, как лошадь с блеском перемахивает через изгородь или берет
водную преграду,  то можно,  не слишком погрешив против истины, сказать, что
управляет животным хорошо отлаженная машина.  Настоящие лошадники знают это,
и все лавры, как правило, достаются тренеру.
     Однако,  успешно пройдя через  этот  этап,  можно достигнуть главного -
получить  лицензию,  стать  настоящим,  самостоятельным  жокеем  и  выбирать
тренеров, а то и вовсе отказаться от них и заботиться о себе самому.
     Теперь можно представить себе радость Скотта.  Всего девять дней работы
в  конюшне -  и  тренер приглашает его  на  весы.  Есть от  чего загордиться
новичку.  Товарищи помрут от  зависти.  Это  соображение несколько притушило
ликование.  Того и гляди, еще бока намнут... Но радость пересилила. Намнут -
и Бог с ним, за такое дело можно и потерпеть!
     Мужчины подошли к весам.  Для конюшни весы -  это что-то вроде алтаря в
церкви.  Сколько блестящих побед не состоялось из-за того,  что в  последний
момент жокей или лошадь оказались чуточку тяжелее, чем положено!
     - Вперед! - приказал Бридж.
     Дрожа  от  волнения,   Скотт  встал  на  весы.  Тренер  поманипулировал
противовесом и нахмурился.
     - Да-а,  брат,  - протянул он. - Ты, однако, тяжелехонек. Сбросить надо
целых одиннадцать килограммов. Вряд ли ты на это способен. А жаль.
     Скотт потер лоб:
     - Одиннадцать килограммов... А за какое время я должен их сбросить?
     - Ишь,  какой настырный,  -  усмехнулся Бридж.  -  Ну,  скажем,  за два
месяца.
     - В таком случае,  это мне по силам,  -  решительно заявил Скотт.  - За
четыре недели я могу сбросить двенадцать кило.
     Брови  тренера поползли вверх.  Он  не  сомневался,  что  многие конюхи
приложат все  усилия для  исполнения своего заветного желания,  но  при этом
каждый все-таки осознает свои реальные возможности.  Этот же  парень -  либо
дурак,  либо наглый врун.  Двенадцать килограммов за четыре недели! Да такое
еще никому не удавалось! Соображает этот мальчишка, что он говорит?
     - Если ты через четыре недели сбросишь дюжину килограммов, то, конечно,
сядешь на лошадь,  -  процедил Бридж.  - Да только, боюсь, тут же полетишь с
нее вниз головой,  если раньше не  умрешь от  истощения.  И  на  могиле тебе
поставят конный памятник.
     Скотт улыбнулся.
     - Конный памятник - это хорошо, - сказал он. - Но зачем же так скоро? Я
пока не собираюсь умирать. Просто через четыре недели я буду весить столько,
сколько нужно, вот и все.
     И  он подробно описал режим,  которого будет придерживаться,  и систему
упражнений, призванную помочь ему войти в форму.
     - О'кей,  о'кей, - проворчал Бридж. - Звучит толково. Не думаю, правда,
что нормальный человек выдержит такой режим,  но если хочешь, попробуй. Если
тебе это удастся,  я  посажу тебя на  такую лошадь,  на которой можно только
побеждать!
     Он подумал и повторил:
     - Да, только побеждать...
     Страсть Бриджа к скачкам удивляла многих.  Он весь преображался, говоря
о лошадях,  как будто занимался ими всю жизнь. Но было известно, что интерес
к ним проснулся у Бриджа сравнительно недавно.
     Тренер положил руку на плечо Скотта: - Ладно, парень, посмотрим, на что
ты  способен.  Больше  можешь  не  возиться с  этой  злющей кобылой.  Будешь
присматривать за лучшей лошадью моей конюшни. Пойдем, покажу тебе ее.
     Они пошли к  стойлу,  стоящему особняком,  за отдельной оградой.  Здесь
Бридж держал лошадей самых ценных пород,  настоящих жемчужин,  победительниц
многих скачек и обладательниц бесчисленных призов.
     - Чистокровка? - заинтересованно спросил Скотт.
     Бридж кивнул:
     - Настоящая лошадка.
     Он воодушевился:
     - О  такой  можно  только  мечтать.  Голова прекрасно посажена,  мощная
грудь,  высокий круп...  Не лошадь,  а сказка! Впрочем, что зря трачу слова!
Сейчас сам все увидишь.
     Скотт  нетерпеливо прибавил  шаг.  Он  слышал,  что  три  дня  назад  в
Мезон-Лафит  привезли нового  жеребца.  Бридж  доверил  выгружать его  своим
лучшим работникам и лично наблюдал за ними. Сейчас, похоже, они направлялись
именно к стойлу новичка. Судя по волнению хозяина, Скотт в самом деле должен
был увидеть нечто выдающееся.  И ему доверят ухаживать за этой чудо-лошадью!
А если он выполнит свое обещание, то, может, сам будет и объезжать жеребца!
     Тем временем они подошли к  стойлу,  оборудование которого обошлось так
дорого,  что  конюхи между  собой окрестили его  бесценным.  Бридж достал из
кармана массивный ключ,  похожий на те,  которыми запирают сейфы,  и  открыл
дверь.
     - Сейчас увидишь, - повторил он.
     То,  что он  увидел,  поразило Скотта.  Он  даже не слышал,  как хозяин
говорил:
     - Посмотри на круп! А бока? А взгляни, какой окрас!
     Скотт не  отвечал.  Он  просто стоял и  смотрел.  И  вот  это  животное
считается украшением конюшни, надеждой Бриджа на предстоящих скачках?
     У  лошади была  низко  посаженная голова,  тощие  ноги,  худые  бока  с
выпирающими ребрами.  Беднягу вообще  с  трудом можно  было  назвать беговой
лошадью.  По крайней мере,  в ней не чувствовалось благородных кровей.  Даже
хвост какой-то куцый. Бридж же смотрел на коня, как на любимое дитя.
     - Вот,  -  говорил он с гордостью, - мое лучшее приобретение. Благодаря
этой лошадке Большой приз будет наш. Или я съем собственный хлыст! Этот конь
- второй Санси!
     Скотт  только головой крутил от  изумления.  Наконец,  немного придя  в
себя, он зашел в стойло и потрепал животное по холке.
     - Да-да,  конечно,  -  произнес он без всякого воодушевления. - Хорошая
лошадка...
     "Второй Санси!  -  думал Скотт.  -  Похоже, старик рехнулся. Этой кляче
давно пора на живодерню!"
     Он  вспомнил  восторженные эпитеты,  которыми знатоки  скачек  наделяли
знаменитого Санси.  О,  вот  это была лошадь!  Точеные ноги,  горящие глаза,
нервно раздувающиеся ноздри -  настоящая порода,  настоящая кровь!  А тут...
Унылое  животное с  опущенной головой и  потухшими глазами.  Ее  легче  было
представить запряженной в крестьянскую телегу,  чем бегущей по ипподрому.  А
уж  вообразить  ее  выигрывающей какой  бы  то  ни  было  приз  было  вообще
невозможно!
     Нет,  Скотт  решительно не  понимал  восторга своего  патрона.  Беговая
лошадь может быть не  слишком красивой,  но  ее всегда отличают некая особая
чуткость,  напряженность,  постоянная готовность к борьбе.  Здесь же все это
отсутствовало.  Единственное,  что могло быть общего у жеребца с легендарным
Санси - это окрас. Серый в яблоках.
     "Однако если для чистокровок такой окрас -  редкость,  - думал Скотт, -
то таких,  как эта,  я мог бы набрать целый табун. Ее можно покрасить хоть в
золотой цвет,  вряд ли  она побежит резвее.  За  что же  хозяин платил такие
деньги?"
     Вслух же он спросил:
     - Как его зовут?
     - Каскадер, - довольно улыбнулся Бридж. - Отличное имя!
     Он бросил на конюха быстрый взгляд:
     - Подбери губы,  Скотт! Если сбросишь вес, я посажу тебя на эту лошадь.
И вы оба прославитесь, это я, Бридж, тебе гарантирую!
     Скотт промолчал.  Он  задавал себе вопрос:  стоило ли ему изнурять себя
режимом  ради  сомнительного удовольствия прокатиться на  заморенной  кляче,
которой никакой режим уже не поможет?


     Как бы то ни было,  с  этого дня жизнь Скотта изменилась к лучшему.  На
зависть всей конюшне он  был  удостоен звания жокея-тренера -  Бридж даже не
стал дожидаться,  пока он сбросит свои двенадцать килограммов!  Вместо того,
чтобы  спать  в  общей комнате с  остальными конюхами,  Скотт ночевал теперь
вместе с другим жокеем в узком пенале,  громко именуемом спальней.  По утрам
он садился в  седло немолодой кобылы,  которая уже не выпускалась на скачки,
но  благодаря отменной выучке и  ровному ходу использовалась для  тренировки
двухлеток.
     Днем появлялся Бридж,  и  оба шли в стойло к Каскадеру.  Скотт искренне
старался разглядеть в жеребце те замечательные черты, которые так нахваливал
его хозяин.  Однако сколько парень ни  пытался,  он  по-прежнему видел перед
собой вялую, апатичную клячу, а не скаковую лошадь.
     Что касается Бриджа,  то он был в  восторге.  Он кормил жеребца из рук,
говорил ему  ласковые слова  и  даже  приказал поставить в  стойле  походную
кровать, чтобы после обеда иметь возможность подремать возле своего любимца.
     Итак,   Скотт  выводил  Каскадера  из  стойла,   надевал  сбрую  и  под
наблюдением Бриджа  водил  по  кругу  мелкой  рысью.  Жеребец  не  выказывал
особенных талантов,  и Скотт диву давался,  видя, как хозяин потирает руки и
приговаривает:
     - Ты еще увидишь его в деле, парень! Увидишь, как он берет препятствия!
Это настоящая бесценная находка!
     Скотт  только  головой крутил.  Неужели какие-то  феи  надели на  глаза
хозяину  волшебные  очки?   Ведь  он  -   опытный  лошадник,  знает  толк  в
чистокровках  и  вдруг  всерьез  восхищается  скотиной,   место  которой  на
хоздворе! Поразительно...
     Кстати сказать,  все  работники конюшни,  которым довелось взглянуть на
Каскадера, также недоумевали.
     - Нет,  из этой лошадки ничего не выйдет,  -  говорили они. - Возможно,
она и  не околеет до скачек в  Отей,  но уж точно переломает себе ноги перед
первым препятствием.
     Один Бридж был полон энтузиазма.  Перечить ему,  естественно,  никто не
смел.
     "В конце концов,  если хозяин малость свихнулся,  -  рассуждал про себя
Скотт,  -  то это его личное дело. Не мне с ним спорить. Но если он окажется
хоть наполовину прав, тогда... тогда я - последний идиот!"


     Через несколько дней,  около трех  часов дня,  Бридж спешил на  деловое
свидание.  Перед отъездом он с  удовлетворением констатировал,  что Каскадер
делает большие успехи.  Это  выглядело более чем странным,  так как именно в
этот день жеребец поранил ногу и  теперь немного прихрамывал.  Тем не менее,
Бридж по-прежнему был полон энтузиазма.
     - Все идет отлично,  парень,  -  говорил он Скотту.  - Скоро мы им всем
покажем!
     Конюх послушно соглашался.  Бридж похлопал его по плечу,  сел в машину,
сказал шоферу адрес и укатил.
     Автомобиль проехал через Сен-Жерменский лес, миновал Версаль и двинулся
в направлении Шеврез.  Проезжая мимо убогой заброшенной фермы,  машина вдруг
остановилась. Бридж вышел и направился к воротам. Он явно нервничал.
     Поглядев на него сейчас,  трудно было узнать того довольного лошадника,
который утром поглаживал Каскадера и предсказывал ему победу.  Лицо его было
напряжено, губа закушена.
     - Фабер! - позвал он. - Папаша Фабер!
     - Кто там? - раздался голос.
     Из  глубокого кресла,  стоящего возле потухшего очага,  поднялся старый
крестьянин.
     - А, это вы, господин Бридж, - проговорил он, попыхивая трубкой.
     - Да, я.
     - Зачем пожаловали?
     Бридж пожал плечами:
     - Вам должно быть известно.
     Крестьянин удивился:
     - С чего бы это?
     - Как? Значит, вы не получили моего письма?
     - Почему же, получил. Ну и что с того?
     Бридж  снова  закусил губу.  Папаша  Фабер  оперся  на  спинку кресла и
спокойно его разглядывал. Бридж побагровел и резко спросил:
     - Как он?
     Крестьянин выпустил клуб дыма:
     - Все в порядке.  Тренировка прошла прекрасно.  Мы с каждым днем делаем
успехи! Но - хорошего понемногу. Не стоит его переутомлять.
     Бридж облегченно вздохнул.
     - Конечно-конечно,   вы  правы,   -  пробормотал  он  и  добавил  почти
застенчиво: - А где он? Могу я его увидеть?
     - Конечно, - улыбнулся папаша Фабер. - Как вам будет угодно.
     Они вышли из  дома и  направились к  убогого вида зданьицу,  служившему
конюшней.  Однако убогим оно казалось только снаружи.  Внутри же размещались
три  стойла,  убранных настолько роскошно,  что  они  нисколько не  уступали
апартаментам Каскадера в Мезон-Лафит. Два из них пустовали, но третье... Да,
в третьем находилось поистине великолепное животное.
     Это  был серый в  яблоках жеребец благородных кровей.  Глаза его метали
огонь,  тонкие ноги  нетерпеливо подрагивали,  чуткие ноздри раздувались при
каждом звуке. На широкой груди перекатывались мышцы.
     Бридж вошел в стойло.
     - Да,  черт возьми,  -  прошептал он, с нежностью глядя на жеребца. - С
ним я выиграю!
     С величайшей осторожностью,  чтобы не потревожить животное, он потрепал
его по холке и провел рукой по бокам:
     - Это настоящий победитель!
     - Да, это победитель... - повторил Фабер.
     Мужчины вышли из конюшни.
     - Поздравляю вас, мой друг, - обратился Бридж к крестьянину. - Бодри не
ошибся,  поручив  вам  тренировку.  Животное  в  отличной форме.  О'кей,  вы
получите свою восьмую часть.
     - Восьмую часть? - переспросил старик. - Позвольте узнать, чего?
     - Как чего? Первого приза!
     Бридж говорил уверенно, но в интонациях его угадывалась напряженность.
     - Вы  отлично натренировали лошадь,  папаша  Фабер,  и  вам  полагается
награда. Восьмая часть от первого приза - это куча денег!
     Старый крестьянин скрестил руки на груди и рассмеялся.
     - О,  мсье,  как вы добры! Как вы заботитесь о папаше Фабере! Но мне не
нужна благотворительность. Я предпочитаю получить все.
     Прошло некоторое время, прежде чем до Бриджа дошел смысл этих слов.
     - Вот как... - медленно произнес он. - Что вы хотите этим сказать?
     - Именно то, что и сказал. И вы меня прекрасно слышали.
     Бридж сжал кулаки.
     - Да, я вас слышу, - проговорил он с тихой яростью. - Но не понимаю.
     Он заглянул старику в глаза:
     - Эта лошадь моя!
     - Нет, - меланхолично ответил крестьянин.
     - Не валяйте дурака,  Фабер! - взорвался Бридж. - Я купил эту лошадь! Я
заплатил за нее деньги,  и она моя!  Никто не может помешать мне ее забрать,
поняли?
     - Вы так думаете? - спросил с издевкой крестьянин, набивая трубку.
     Лошадника охватила ярость. Откинув голову назад, он прогремел:
     - По какому праву вы позволяете себе говорить со мной в таком тоне?
     Папаша Фабер молча пожал плечами.
     - Вы что,  не знаете,  что я заплатил за нее тридцать тысяч? - наступал
на него Бридж.
     Старик вытянул руку вперед:
     - Знаю, знаю. Но я знаю и кое-что другое!
     Бридж   задохнулся  от   ярости.   Казалось,   он   собирается  ударить
собеседника.
     - Что вы несете? - прошипел он с ненавистью. - Заткните глотку!
     Крестьянин холодно усмехнулся.
     - Заткнуть глотку?  -  переспросил он.  -  С  какой стати?  Мне  нечего
скрывать!
     - Мне тоже!
     - А вот в этом я не уверен!
     От флегматичности папаши Фабера не осталось и следа. Весь подобравшись,
он медленно двинулся на Бриджа. Тот машинально сделал шаг назад.
     - Слушайте,  вы!  -  заговорил крестьянин.  -  Эта лошадь здесь, в моей
конюшне.  Каждый день я  провожу с  ней  тренировки.  Любой пастух в  округе
подтвердит,  что  она  моя.  Вам  прекрасно известно,  что покойный Бодри не
афишировал, что владеет этим животным. И вот поэтому...
     - И  вот поэтому заткните глотку,  а  то  не  получите вообще ни су!  -
заорал Бридж.  -  Мне наплевать,  что там думают ваши знакомые пастухи.  Эта
лошадь принадлежит мне,  я купил ее за тридцать тысяч франков. И у меня есть
расписка, что Рене Бодри эти деньги получил!
     Крестьянин расхохотался.
     - Что тут смешного? - ощерился Бридж. - Я все могу доказать!
     Папаша Фабер пренебрежительно махнул рукой и процедил:
     - Возьмите себя в  руки,  Бридж,  вы  ведь не малое дитя.  Может,  вы и
сумеете доказать,  что Бодри продал вам эту лошадь,  только сдается мне, что
вам  не  захочется кому-нибудь показывать расписку.  К  тому  же  промокашка
из-под нее уже в полиции...
     - Я тоже читаю газеты, - высокомерно бросил Бридж. - Ну и что?
     - И  правильно делаете,  что  читаете,  -  усмехнулся папаша  Фабер.  -
Полезная штука.  Вот  и  я,  как прочел про эту промокашку,  так сразу все и
понял...
     В его голосе было столько спокойной уверенности, что Бридж вздрогнул.
     - Что вы  такое могли понять?  -  пробормотал он.  -  Вы  просто старый
болван!
     Старик захихикал:
     - Старый болван?  Может быть,  может быть...  А понял я вот что.  После
встречи с вами бедняга Бодри больше никуда не заходил. Его подвесили ночью в
лесу.  И ведь какие честные бандиты -  ни бумажника не тронули,  ни часов не
сняли. Одна загвоздка - никаких тридцати тысяч при нем не оказалось.
     Фабер выпустил клуб дыма:
     - Вы хитрец,  мсье Бридж.  Да только и я не дурак. Не в ваших привычках
легко расставаться с  денежками.  Вот  вы  и  заплатили их  Бодри,  а  потом
прикончили беднягу.  Ведь как удобно - теперь при вас и лошадка, и деньги, а
о сделке никто не знает. Да только на вашу беду нашлась промокашечка...
     Бриджа затрясло.
     - Старая сволочь!  -  прошипел он  и,  казалось,  хотел  наброситься на
старика.
     Однако  ничего  не  вышло.  Папаша  Фабер  железной хваткой сдавил  ему
запястье, и Бридж со стоном упал на одно колено.
     - Негодяй!  -  хрипел он. - Вы обвиняете меня в убийстве! Да я уничтожу
вас! Вы будете гнить в тюрьме до конца жизни!
     Старик отпустил его и отступил на шаг.
     - Убийца,  -  четко произнес он. - Подлый убийца. Еще вчера я, может, в
этом сомневался, но сегодня абсолютно уверен.
     Он снова затянулся:
     - Собираетесь засадить меня за решетку? Что ж, попробуйте. Кто я такой?
Одинокий старый человек, живу уединенно, воспитываю лошадок. Ни разу в жизни
полиция не  имела ко мне никаких претензий.  Да,  мы с  покойным Бодри порой
прокручивали кой-какие дела,  но  попробуйте,  докажите это!  Зато я  могу в
любой момент доказать, что вы убийца.
     С  этими словами старик схватил Бриджа за плечо и  втолкнул в помещение
фермы.
     - Вы неосторожны,  дорогой мой,  - продолжал он. - Вот ваше пальто. А в
нем бумажник, верно? А там, в бумажнике...
     Бридж хрипло вскрикнул.
     - Ага,  -  усмехнулся  папаша  Фабер,  -  там,  в  бумажнике,  расписка
несчастного Бодри.  И я сейчас возьму ее, отнесу в полицию и потребую вашего
ареста.  А  вы  пока посидите тут  взаперти.  Представляете,  как обрадуются
полицейские?
     За время этого монолога глаза старого крестьянина сузились,  он перешел
на хриплый свистящий шепот.  Неожиданно он размахнулся,  и Бридж оказался на
земле, корчась от боли.
     - Ты,  богач,  прикончил Бодри из-за денег!  -  прошипел он.  - А я всю
жизнь гнул спину на вас,  толстосумов!  Теперь я тоже хочу стать богатым.  И
эту  лошадку  я  сохраню.   А  ты  пойдешь  на  гильотину.  Пусть  свершится
правосудие!
     Бридж застонал,  на глазах его выступили слезы бессильной ярости. Зачем
он снял пальто? Почему не переложил револьвер в карман брюк! Одним выстрелом
можно было бы покончить...  А  врукопашную ему с этим стариком не совладать.
Несмотря на годы,  тот сильнее,  а  главное,  храбрее и  решительнее.  Почва
уходила из-под ног Бриджа. Он пропал, все кончено!
     - Вы  думаете,  я  лишусь моей  лошадки,  когда вам  отрубят голову?  -
продолжал папаша Фабер.  -  Нет, не надейтесь. Я немало потренировал лошадей
на  своем веку  и  тоже обучился кое-каким хитростям.  Мне  ничего не  стоит
заставить жеребчика похромать с  недельку,  да  так,  что за него и  десятки
никто  не  даст.  А  потом все  почему-то  проходит!  Три  месяца спустя все
забывается,  а  через полгодика бац:  появляется новая лошадь и  завоевывает
главный приз. Для меня!
     Старик злобно усмехнулся.
     - Пора прощаться, Бридж. Скучать придется недолго. Скоро приговор будет
приведен в исполнение.
     И  тут  чьи-то  руки легли на  плечи папаши Фабера.  Побледнев,  старик
попытался повернуться,  но это было все равно, что пробовать сдвинуть плечом
каменную стену.
     - Не  рановато ли  объявлять приговор,  папаша Фабер?  -  тихо  спросил
чей-то голос.






     Папаша Фабер отчаянно рванулся, но его держали крепко.
     - Итак,  вы  приговариваете Бриджа  к  смерти?  -  продолжал  негромкий
зловещий голос.  -  В таком случае я приговариваю к смерти вас.  И палач мне
для этого не потребуется.
     Глаза папаши Фабера остекленели. Он увидел, как Бридж вскочил на ноги с
выражением огромного облегчения на  лице.  Почувствовав,  что хватка немного
ослабла,  старик повернул голову. Незнакомец, неожиданно пришедший на помощь
лошаднику из  Мезон-Лафит,  отступил на  шаг.  Лица его  было не  разглядеть
против света.  Видно было,  что он высок,  мускулист и одет во все черное. И
нечто во всей его фигуре вселяло такой леденящий ужас,  как будто сам Сатана
неожиданно появился из своего царства.
     - Кто вы такой? - хрипло пробормотал крестьянин. Что вам нужно?
     - Кто я? - все так же тихо переспросил незнакомец.
     Он двинулся вперед, и папаша Фабер в испуге попятился.
     - А так ли тебе нужно знать,  кто я?  -  продолжал вошедший.  -  Я тот,
который убивает. Устраивает тебя такое определение?
     Он сделал еще шаг.
     - И сейчас мне нужна твоя жизнь. Смирись и отдай мне ее.
     Еще шаг.
     - Сжальтесь!  - взмолился папаша Фабер. - Зачем вам моя жизнь? Я вас не
знаю! Я никогда в жизни не сделал вам ничего дурного!
     Незнакомец зловеще улыбнулся:
     - Верно,  старик,  ты меня не знаешь.  Но я знаю Бриджа. А ты собирался
выдать его полиции. Бридж - мой человек.
     Он сделал еще шаг. Папаша Фабер упал на колени и протянул руки вперед.
     - Пощадите! Я ничего не скажу!
     Неизвестный покачал головой.
     - Даже если так, предательства не прощают. И потом... Я ведь могу убить
тебя просто потому, что мне хочется!
     Он достал из кармана часы.
     - Прощайся с жизнью, папаша Фабер. У тебя осталось две минуты.
     И,  не обращая внимания на стоны и мольбы старика,  убийца стал следить
за циферблатом.
     Как хрупко все в этом мире!  Минуту назад папаша Фабер торжествовал. Он
держал Бриджа в своих руках, его ждали упоение местью, богатство и спокойная
старость.  И вот уже он сидит, загнанный в угол, беспомощный и безоружный, в
двух шагах от неминуемой смерти. Силы покинули старика.
     - Сжальтесь! - прошептал он в последний раз, но ответа не услышал.
     Человек в  черном молча следил за  секундной стрелкой,  перевалившей на
второй круг.
     - Одна минута, - бесстрастно объявил он.
     Содрогаясь от рыданий, старый крестьянин пополз к своему палачу.
     - Пощадите!  -  молил  он.  -  Возьмите  лошадь!  Возьмите все,  только
оставьте жизнь!
     Из-за  плеча  незнакомца вскочил злобно ощерившийся Бридж.  Как  и  все
трусы, он уже забыл, что минуту назад готов был лизать сапоги старика.
     - Пощады?  -  прокаркал лошадник.  -  Да  тебя  надо повесить на  твоем
собственном языке!
     Незнакомец сделал короткий властный жест,  и Бридж замолчал,  как будто
ему в рот забили кляп. Человек в черном произнес:
     - Полминуты.
     Папаша Фабер схватился за голову.
     - Я  буду вашим рабом!  -  зарыдал он.  -  Я могу быть полезен!  Я могу
перекрашивать лошадей! Я тридцать лет этим занимался!
     - Пятнадцать секунд, - раздался бесстрастный голос.
     Старик издавал бессвязные звуки,  глаза его дико блуждали.  Слышно было
только:
     - Я знаю разные хитрости! Я буду служить! Хитрости... Знаю...
     - Одну из своих хитростей ты уже показал! - злобно прошипел Бридж, в то
же время опасливо косясь на незнакомца. - Хотел продать меня, гадина. Теперь
получай свое!
     Часы  неизвестного  издали  мелодичный  звон,  прозвучавший  приговором
старому Фаберу. Убийца захлопнул крышку и буднично сказал:
     - Время истекло.
     Неуловимым движением он оказался возле старика и  схватил его за горло.
Тот захрипел. Бридж подбежал, держа в руке вилы.
     - Я прикончу его? - умоляюще спросил он.
     - Нет! - брезгливо бросил незнакомец. - Не надо крови.
     И подхватив хрипящего Фабера, он поволок его к бочке с водой. Старик не
сопротивлялся, он похож был на тюк с тряпьем.
     Бочка оказалась пустой.
     - Насос! - приказал убийца.
     Бридж  принялся  качать.   Несмазанный  рычаг  заскрипел.  Вода  начала
прибывать.  Незнакомец,  не  отпуская  папашу  Фабера  и  явно  наслаждаясь,
приговаривал:
     - Ты провинился,  старик,  ты поступил нехорошо.  За это я  устрою тебе
головомойку.
     - Да, да! - поддакивал Бридж. - Искупаем его! Промоем мозги!
     Папаша Фабер в безмолвном ужасе вращал глазами. Выхода не было.
     - А что потом сделаем с трупом? - деловито спрашивал Бридж.
     - Там видно будет, - равнодушно пожал плечами незнакомец. - Помоги-ка.
     И,  велев  Бриджу  поднять ноги  старика,  убийца  опустил голову своей
жертвы  в   воду.   Слепое,   безумное  желание  жить  охватило  несчастного
крестьянина.  Он прекрасно понимал, что положение его безнадежно, что пощады
не  будет,  но инстинкт приказывал бороться,  несмотря ни на что.  И  папаша
Фабер начал последнюю битву за свою жизнь.
     Тело его изогнулось,  он рванулся,  и  Бридж с  воплем отлетел к стене.
Следующим отчаянным броском старик чуть не сбил с ног человека в черном,  но
тот в  последний миг увернулся и  мощным ударом поверг крестьянина на землю.
Прежде чем  тот успел подняться,  его грудь придавили коленом,  а  на  горле
сомкнулись железные пальцы противника.
     - Ты хочешь жить,  папаша Фабер?  -  спросил незнакомец, по-прежнему не
повышая голоса.  - Или тебе хочется легкой смерти? Рад бы душой, но никак не
могу.  Видишь ли, мне очень надо тебя утопить. Просто ничего не могу с собой
поделать.
     - Ты...  Дьявол...  -  прохрипел старик,  чувствуя,  как  в  глазах все
меркнет.
     Человек в черном немного ослабил свои смертельные объятия.
     - Не совсем, - тихо сказал он. - Но я немногим хуже.
     Впервые его голос зазвучал чуть громче.
     - Ты сопротивлялся мне -  ты достоин уважения. Поэтому я отвечу на твой
вопрос.  Ты спрашивал,  кто я.  Так вот,  старик,  тебе выпала большая честь
умереть от руки Фантомаса.
     Глаза  папаши  Фабера выкатились из  орбит.  Да,  это  имя  наводило на
парижан больший ужас,  чем  Сатана!  Никто еще не  видел человека,  которому
дьявол лично перерезал бы  горло,  а  за  этим  чудовищем из  плоти и  крови
тянулся такой кровавый след, что одно упоминание о нем повергало в дрожь.
     Бездна...  Бездна преступлений, крови и слез. Это было последнее, о чем
успел  подумать папаша Фабер.  Убийца метко ударил его  кулаком в  висок,  и
сознание старика померкло.  Фантомас почти с  нежностью похлопал крестьянина
по щеке, затем рывком приподнял и засунул головой в воду.
     Пока  тело  папаши  Фабера  сотрясали последние конвульсии,  Фантомас с
насмешкой посмотрел на Бриджа, который только сейчас сумел подняться на ноги
и все еще ошеломленно крутил головой.
     - Кажется,  я поспел вовремя,  а?  -  спросил бандит.  - Ты выглядел не
лучшим образом! Еще несколько минут, и дело было бы провалено.
     На лице Бриджа появилась жалкая улыбка. Фантомас презрительно хмыкнул.
     - Хорош  помощничек,  нечего  сказать!  Когда  я  поручил тебе  дело  в
Сен-Жерменском лесу,  ты  умудрился наследить и  посадить нам на хвост этого
проныру Фандора. Как можно было не подумать о промокашке?
     Хотя  он  говорил,  по-прежнему не  повышая голоса,  Бриджа начала бить
мелкая дрожь.
     - Непростительная глупость, - спокойно продолжал Фантомас.
     Он  вынул голову трупа из бочки и  бросил тело на пол.  Раздался глухой
стук.
     - А  как  ты  позволил облапошить себя сегодня?  Притащил сюда расписку
этого Бодри, явился без оружия...
     Бридж пытался возразить, но в голосе Фантомаса зазвенел металл.
     - Изволь  придержать язык,  когда  я  разговариваю!  Если  бы  ты  даже
притащил сюда пушку и спрятал ее в придорожных кустах,  толку от этого бы не
было. Оружие хорошо тогда, когда оно под рукой. А ты хлопал ушами, и опоздай
я немного, мы бы не только лишились лошади, но ты сейчас сидел бы на допросе
в полиции, а там работают куда более умные люди, чем ты!
     Бридж молчал, скованный страхом. Фантомас махнул рукой.
     - Ладно,  не изображай из себя собственный памятник.  Посмотри, что там
со стариком.
     Бридж  бросился к  телу  и  попытался нащупать пульс.  Через  минуту он
доложил:
     - Мертв.
     - Вот и  славно.  А  какой боевой был старикашка!  Не  чета тебе...  Да
перестань ты трястись, черт побери! Будь мужчиной.
     Он помолчал.
     - Итак, папаша Фабер унес в могилу тайну смерти Бодри. Ну, теперь давай
решать,  куда  денем  труп.  Может,  повесишь его  на  дереве напротив своей
конюшни? Дело тебе вроде знакомое...
     Бридж вымученно улыбнулся.  Он все еще не мог прийти в  себя от страха.
Да, он не гнушался убийством, но одно дело задушить ничего не подозревающего
Бодри,  напав на него сзади темной ночью,  и совсем другое,  когда противник
знает о твоих намерениях и готов к отпору.  Старик до смерти его напугал. Но
по  сравнению  с  Фантомасом старик  был  сущим  ангелом!  Вот  кто  внушает
настоящий ужас...
     Фантомас положил руку ему на плечо, и Бридж подскочил от страха. Убийца
больно сдавил ему руку и поставил перед собой.
     - Пора тебе повзрослеть,  - внушительно сказал он. - У меня нет никакой
охоты  нянчиться с  истеричными детками.  Лучше  пошевели  мозгами.  Что  ты
предлагаешь делать с телом?
     - Может... - неуверенно начал лошадник, - может, бросить его в конюшне,
возле поилки?  Ну,  поскользнулся,  ударился головой.  Полиция примет это за
несчастный случай и...
     Фантомас  нетерпеливым жестом  заставил  его  замолчать и  прошелся  по
комнате.
     - Ты лишний раз доказываешь,  что мозгов у  тебя меньше,  чем у  самого
глупого полицейского капрала.  Думаешь,  мы  оставили мало  следов?  А  если
кто-нибудь  видел,  как  ты  подъезжал сюда  на  своей  дурацкой машине?  Ты
попадешься,  и парень вроде Жюва за десять минут выжмет из тебя все,  что ты
знаешь.
     Бридж прижал руку к сердцу, в глазах его появилось жалкое выражение.
     - Что ж,  коль скоро работать приходится с идиотами,  думать, увы, надо
самому, - продолжал Фантомас, - поэтому...
     Он помедлил и спросил:
     - Деревня тут далеко?
     - В двух километрах, - ответил Бридж.
     - Ну вот и  хорошо.  Самое подходящее расстояние.  Никто не заподозрит.
Значит...
     Фантомас огляделся по сторонам.
     - Пойди, разыщи какую-нибудь тачку. И кинь в нее охапку соломы.


     Жуа-ан-Жоза  находится  слишком  далеко  от  Парижа,   чтобы  считаться
предместьем,  и  слишком близко,  чтобы выглядеть патриархальной деревушкой.
Электрическое освещение,  которым  так  гордятся  жители,  придает  местечку
сходство с  городком,  в  основном же это обыкновенный поселок.  Центральная
улочка, которая, конечно, громко именуется Гран Рю*, расширяется посередине,
образуя базарную площадь,  на которой,  впрочем, никто постоянно не торгует.
Лишь  по  праздникам здесь  разбивают свои  палатки старьевщики,  а  заезжие
торговцы устраивают лотереи,  на  которых зеваки  могут  выиграть будильник,
трубку  или  покрывало  на  подушку.   Торговцы,  естественно,  внакладе  не
остаются.
     ______________
     * Grande rue - Большая улица (франц.).

     На   этой   площади   находятся  все   основные   достопримечательности
Жуа-ан-Жоза.  Это мэрия,  которая размещается в несуразном здании, почему-то
именуемом ратушей.  За ней -  местная церковь,  давно требующая капитального
ремонта.  Дальше аптека, самое, пожалуй, современное здание. В ее стеклянных
витринах  выставлены разноцветные пузырьки  и,  что  главное,  три  огромных
зеркала, в которые местные жители смотрятся подолгу и с удовольствием.
     С  другой  же  стороны  площади  высится массивная каменная стена.  Она
ограждает обширное поместье,  которое  население городка  называет "Замком".
Сам Замок -  это огромная серая махина с черепичной крышей,  построенная без
каких-либо архитектурных изысков. Она состоит из трех этажей.
     Каменная лестница с  замшелыми ступенями спускается в великолепный сад,
занимающий добрых два гектара. Он тянется вдоль площади и дальше, вдоль Гран
Рю.
     За церковью находится гордость горожан -  электростанция.  О ней жители
городка  никогда  не  забывают упомянуть.  Она  была  построена на  средства
муниципалитета,   проявившего  (видимо,   в   минуту  слабости)  невероятную
щедрость.  На открытие станции мэр рассчитывал пригласить министра и,  таким
образом, завести полезное знакомство. Но у министра, вероятно, и так хватало
знакомых мэров,  он ограничился поздравительным письмом и не приехал. А чудо
техники осталось.
     В описываемый день на базарной площади собралась толпа. Для Жуа-ан-Жоза
это означает,  что присутствовало,  по меньшей мере,  шесть человек. Значит,
должно было произойти выдающееся событие.
     И действительно, сегодня ожидались испытания первой поливальной машины.
На площади присутствовали все муниципальные чиновники.
     Господин Матирье, мэр, держал речь.
     - Дорогие сограждане!  - вещал он. - Я думаю, вы понимаете все значение
того  события,   которое  произойдет  сейчас  на  ваших  глазах.   Городская
поливальная  машина   -   это   не   просто   бессмысленный  инструмент  для
разбрызгивания воды.  Нет,  господа!  Это  могучее средство для  поддержания
гигиены и нашего с вами обогащения.
     Мэр обвел собравшихся многозначительным взглядом и продолжал:
     - Почему,  спросите вы?  Потому что,  смывая пыль с  наших улиц и  стен
наших домов,  мы  улучшаем климат и  общественное здоровье.  Что же касается
притока  денежных  средств,  то  чистые,  ухоженные  дороги  привлекут  сюда
автомобилистов.    Многочисленные   торговцы   и   простые   туристы   будут
останавливаться в нашем городе,  предлагать свои товары и покупать наши. Как
видите, господа, тут прямая выгода!
     Муниципальные чиновники важно  кивали головами в  такт  речи  мэра.  Из
толпы  раздавались  восторженные крики.  Лишь  на  некоторых  лицах  застыло
недоумение.   Кое-кому  было  непонятно,  почему  многочисленные  рытвины  и
колдобины будут привлекать автомобилистов, даже если их тщательно вымыть.
     К  тому  времени  градоначальник закончил  свою  речь  и  величественно
взмахнул рукой. На площадь въехала поливальная машина.
     Новинка  представляла  собой  ядовито-зеленого  цвета  бочку,  влекомую
единственной  муниципальной  лошадью.  На  козлах  сидел  маленький  толстый
человек.   Его   смело   можно   было   бы   отнести   к   числу   городских
достопримечательностей.  Господь явно перестарался,  наделяя его физическими
недостатками, кучер был одноног, однорук и глух, как пень.
     - Подъезжайте сюда! - крикнул мэр.
     Потом,  вспомнив,  что имеет дело с  глухим,  энергично замахал руками.
"Поливальная машина" медленно покатилась вдоль тротуара.
     - Вот  наше  приобретение!  -  с  гордостью заявил мэр.  -  Конструкция
простая,  крепкая,  и никаких сложностей с управлением.  Наполняем ее водой,
затем открываем этот кран - и поливаем!
     Слова мэра  сопровождались столь красноречивыми движениями,  что  понял
даже  глухой.  Весьма гордый своей  новой ролью городского поливальщика,  он
решил   немедленно  доказать  согражданам  полное   соответствие  занимаемой
должности и неожиданно открыл кран.  Из бочки вырвалась мощная струя воды. В
мгновение ока все, оказавшиеся поблизости, вымокли с головы до ног. Раздался
смех, за ним воцарилась мертвая тишина.
     Муниципальные служащие с недоумением,  а затем и с ужасом смотрели друг
на  друга.  Нет,  не  холодный душ  так перепугал их.  На  сюртуках мужчин и
платьях дам появились совсем не водяные капли...
     - Что такое?  -  пробормотал мэр,  разглядывая свою одежду. - Ничего не
понимаю! Похоже, что это...
     - Кровь!!! - завопила супруга заместителя мэра. - Это кровь!
     Она подняла белоснежную руку, на которой алело кровавое пятно.
     На площади началась паника. Пока глухой, не понимающий, что происходит,
с довольным видом открывал и закрывал кран, со всех сторон неслись крики:
     - И здесь пятна! И здесь!
     - Она пролилась откуда-то сверху! - бормотал мэр, глядя в чистое небо.
     - Да,  самая  настоящая  кровь,  -  восклицал аптекарь,  наклонившись к
лужице на мостовой. - О Боже, что же здесь произошло?
     Женщины  начали  голосить.   Скоро  все  дамы  Жуа-ан-Жоза,  начиная  с
изысканной госпожи  Бураль,  супруги сборщика налогов,  и  кончая  недалекой
Жюли,  лавочницы с  соседней улицы,  причитали и плакали.  В этой обстановке
немногим  приходило  в   голову   найти   какое-нибудь  логичное  объяснение
случившемуся.  А если кто и задумывался о причине,  то не мог сказать ничего
путного.  И  только факт оставался фактом -  во  время испытаний поливальной
машины на землю упали капли кровавого дождя.
     Некоторые говорили,  что  вроде  бы  видели  какой-то  темный  предмет,
пересекший  по   воздуху   базарную  площадь.   Высказывались  самые   дикие
предположения. Священник, например, придерживался такой версии:
     - Поверьте,  господа,  это был летчик,  - говорил старик. - Он, видимо,
потерпел серьезную аварию  в  воздухе  и  падал  с  большой высоты,  пытаясь
планировать.  Уверен,  мы  найдем  самолет где-нибудь  неподалеку.  Бедняга,
конечно, погиб...


     Около трех  часов того  же  дня  Маржак,  местный полицейский,  несущий
службу в трех километрах от площади, с силой ударил кулаком по обитой цинком
стойке небольшого кабачка на окраине городка.
     - А я вам говорю -  с неба пролилась кровь, и это единственное, что мне
доподлинно известно.  Мсье кюре придумал раненого летчика -  на то его воля.
Но никто этого летчика не видел.  А мне не нравится, когда честным гражданам
средь бела дня льется на  голову кровь.  И  уж  если это случилось,  то  моя
обязанность - провести расследование и составить протокол.
     Посетители кабачка посмотрели на  полицейского с  иронией.  Уже  добрый
десяток лет  Маржак служил в  Жуа-ан-Жоза  и  все  эти  годы пытался убедить
окружающих,  что по каждому значительному поводу составляет различные акты и
протоколы.  Между  тем,  жители  городка  знали  точно,  что  страж  порядка
малограмотен и вряд ли способен вывести без ошибок хоть строчку. Бывало, что
он  кого-нибудь  арестовывал,  а  потом  сам  же  и  выпускал,  устрашившись
административных формальностей, в которых неизбежно запутывался.
     На этот раз Маржак, казалось, был настроен решительно. Он осушил стакан
вина, вытер рот и серьезно продолжал:
     - Да,  черт возьми,  я должен провести расследование. И начинать надо с
Замка.  Кровь пролилась над  площадью,  значит,  она  могла пролиться и  над
тамошним парком. Ведь не из кружки же ее вылили!
     Гипотеза понравилась.
     - А почему бы и нет? - протянул трактирщик. - Мы ведь не знаем, в какую
сторону оно летело...
     Сразу появились добровольцы.
     - Возьмите нас с собой,  мсье Маржак,  - раздалось несколько голосов. -
Вам понадобятся свидетели, а протокол продиктуете кому-нибудь из нас.
     Мысль о том, что самому ничего писать не придется, особенно пришлась по
вкусу полицейскому. Он величественно кивнул.
     - Ладно уж, пойдем все вместе. В конце концов, это и вас касается.
     И,  лихо сдвинув фуражку на бок, Маржак решительно направился к воротам
Замка,  ключ от которых ему полагалось иметь по долгу службы. За ним гурьбой
двинулись  пятеро  здоровых  парней,   необычайно  гордых  тем,   что  будут
участвовать в расследовании.
     - Слушайте внимательно,  - авторитетно командовал полицейский. - Ничего
не  трогать,  язык  держать за  зубами.  Вы  только свидетели.  Ваше  дело -
смотреть и слушать. Работать буду я.
     Про себя он тихо пробормотал:
     - А лучше бы, конечно, и вовсе ничего не найти. Так спокойнее...
     Ключ  с  трудом  проворачивался в  проржавевшем  замке.  Маржак  немало
повозился,  прежде чем открыл ворота.  Наконец дверь заскрипела в петлях,  и
полицейский махнул рукой:
     - Входите.
     И,  окончательно войдя в роль официального лица,  он принялся объяснять
своим спутникам, словно маленьким детям:
     - Итак, вот центральный газон, а вот аллея. Дом там, в глубине...
     За  его  спиной раздалось хихиканье,  которое вдруг  прервал сдавленный
крик ужаса. Полицейский повернулся к своей аудитории:
     - Что там такое?
     Обветренные лица  деревенских парней побледнели.  Один  поднял дрожащую
руку:
     - Вон там...
     Маржак посмотрел в  ту сторону и с трудом удержался от возгласа.  Возле
стены замка лежал искалеченный труп.
     Зрелище открывалось ужасное.  Тело  плавало в  луже  крови.  Было такое
ощущение, будто его расплющили. Маржак растерялся.
     - Как же он сюда вошел?  -  пробормотал он с ошалелым видом. - И... Кто
это его так?
     Полицейский беспомощно взглянул на своих спутников,  как будто и впрямь
ожидал получить от них ответ на свои вопросы.
     Парни подавленно молчали.






     - Итак, господин мэр, это все, что вы можете мне рассказать?
     - Да, мсье.
     - Давайте подведем итог.  Вы  находились на  площади вместе  с  членами
муниципального совета  и  произносили речь  по  поводу  появления  в  городе
поливальной  машины.   Потом  вас  забрызгало  водой,   а   когда  вы  стали
отряхиваться,  то  обнаружили на  своем рукаве пятно крови.  Такие же  пятна
появились на одежде ваших коллег, а также на тротуаре. Откуда взялась кровь,
никто из присутствующих объяснить не мог. Так?
     - Именно так, мсье. Мы думали, летчик...
     - Оставим пока  ваши  гипотезы.  Вскоре  полицейский Маржак  отправился
обследовать парк,  обнаружил там  изуродованный труп  и  сообщил  о  находке
Службе безопасности.
     - Подождите!  -  перебил вдруг собеседника господин Матирье. - Кажется,
это пятно было у меня не на рукаве, а...
     - Сейчас это неважно, мсье.
     - Что ж,  тогда все верно.  Труп и  сейчас лежит на том месте,  где его
нашли. Я не хотел затруднять работу полиции.
     Этот  разговор  происходил примерно через  три  часа  после  того,  как
сельский полицейский во  главе  группы добровольцев вошел  во  двор  Замка и
обнаружил там тело убитого.  Нет нужды описывать, какой переполох поднялся в
городке.  Послали за мэром. Увидев труп, бедняга чуть не помешался при мысли
о том,  как подобное происшествие может отразиться на его репутации.  Однако
делать было нечего - пришлось сообщить о находке в Службу безопасности.
     Но,   как  это  часто  случается,   полиция  оказалась  не  на  высоте.
Работяги-инспектора были заняты важными делами, тем же, кто поленивее, вовсе
не улыбалось тащиться куда-то к черту на рога рассматривать какой-то труп. К
тому же эти провинциальные дурни всерьез утверждали, что покойник к ним чуть
ли не с неба свалился, забрызгав всех кровью.
     Так получилось,  что первым,  кто заговорил с мэром о происшедшем,  был
журналист Жером  Фандор.  Давние  связи  с  Дворцом правосудия позволяли ему
узнавать  все  новости  одновременно  с  полицейскими.  И  он  не  поленился
отправиться в Жуа-ан-Жоза.
     Выглядел молодой человек неважно.  Под глазами залегли тени, желтоватый
цвет лица указывал на  переутомление.  Но азарт судебного репортера оказался
сильнее усталости.
     - Да,  мсье,  -  несколько обиженно повторил мэр. - Я сделал все, чтобы
облегчить работу полиции, только вот они что-то не изволят торопиться.
     - Не  расстраивайтесь,  скоро  вам  станет от  них  тошно!  -  пообещал
журналист. - А пока пойдемте, взглянем на тело.
     Матирье поморщился.  Идея  насилия была  глубоко чужда этому достойному
человеку.  Физические и  моральные усилия он  прилагал лишь для того,  чтобы
удержаться в  своем кресле.  А  тут  на  тебе  -  по  нескольку раз  в  день
приходится   рассматривать   какого-то   мертвеца,   который   испортил   им
торжественную церемонию и вообще наделал черт-те какого шуму.
     - Э-э,  видите ли,  мсье,  -  забормотал мэр, - у меня тут дела, э-э...
бумаги...
     Фандор устало махнул рукой:
     - Конечно, конечно, не буду вам мешать. Только объясните, где это.
     Обрадованный Матирье  указал  дорогу  и  дружески хлопнул  репортера по
плечу.
     - Действуйте,  молодой человек! А я пока дождусь полицию. Не думаю, что
до ее приезда мне стоит покидать мэрию.
     - Вполне с вами согласен, - вежливо ответил Фандор. - Без вас следствие
может зайти в тупик.
     Про себя он подумал:
     "Расскажешь им про падающего летчика!"
     Через несколько минут журналист был в парке. Благодаря ключам, взятым у
мэра, молодой человек оказался один. Тщательно заперев ворота, он направился
к Замку. И вскоре увидел...
     Фандор не  первый год работал судебным репортером и  привык ко всякому,
но  тут  по  спине у  него пробежала дрожь.  Тело несчастного выглядело так,
будто  его  четвертовали,  колесовали и  после  этого  сбросили со  страшной
высоты.
     - Н-да,  дела...  -  пробормотал журналист. - Боюсь, опознать его будет
нелегко...
     Фандор наклонился над телом.  Он  всегда старался запечатлеть в  памяти
мельчайшие детали. Кто знает, какая из них поможет в расследовании!
     - Итак,  -  тихо сказал он,  уже вполне овладев собой,  - кого же могли
убить подобным образом? Зачем понадобилось так его калечить?
     Увы,   следовало  признаться,   что   случай  представлялся  совершенно
необъяснимым. В тихом, провинциальном городке - и вдруг такое?!
     - Нет,  не могу понять, - продолжал Фандор разговаривать сам с собой. -
Ладно,  я  не  знаю,  кто это такой,  но  не понимаю,  каким образом его так
расплющили.  Не летчик же это,  в самом деле! Летчики пока еще не летают без
самолетов. Не на метле же он прибыл сюда...
     Журналист выпрямился, по-прежнему пристально глядя на труп.
     - Значит,  надо все-таки начинать с  опознания.  Если узнать,  кто этот
человек,  можно понять,  какие у него враги.  А там,  глядишь,  и дознаться,
каким  образом и  почему они  его  убили.  Никто из  местных его  не  узнал.
Приезжий?  Хотя,  когда человек в  таком состоянии,  его вряд ли  узнал бы и
родной брат, не то что перепуганный сосед...
     Фандор склонился над  телом и  принялся изучать детали одежды.  В  этом
была  своя  логика.  Выходной костюм или  рабочий?  Сельский это  житель или
горожанин? Фандор встал на колени и присмотрелся к ботинкам, наиболее хорошо
сохранившимся.
     - Добротно сделано,  -  проговорил он.  -  Туфли от  хорошего обувщика.
Похоже, деньги у парня водились.
     О брюках судить было трудно -  разорванные в клочки,  покрытые грязью и
кровью. По единственной сохранившейся пуговице было видно, что они куплены в
дорогом магазине.
     - Да, похоже, что одевался он вполне элегантно, - сказал Фандор.
     Вдруг брови его нахмурились.
     - Позвольте,  а где же сменный воротничок?  Невероятно, чтобы человек в
таких ботинках ходил без воротничка!
     Журналист продолжал осмотр.  Делал  он  это  не  менее  тщательно,  чем
опытный  полицейский,   так   как  хорошо  знал,   что  именно  какая-нибудь
незначительная деталь помогает порой распутать весь клубок.
     - Так где же все-таки воротничок? - бормотал он. - Тут что-то не так.
     Фандор потер лоб.
     - Вообще-то,  такие  случаи  бывали.  Убивают какого-нибудь беднягу,  а
потом наряжают его,  как на  свадьбу,  чтобы полиция приводила на  опознание
лишь аристократов. А это, может, простой крестьянин...
     Журналист снова встал, отошел на шаг и еще раз оглядел тело.
     - Похоже,  что  так  оно  и  есть.  Для человека его роста ботинки явно
маловаты.  И эта пуговица -  нижняя, а не застегнута. Должно быть, на него с
большим трудом натянули брюки. А тут что?
     Он ухмыльнулся.
     - Ну, это уж и вовсе неаккуратно. Жилет-то надет наизнанку!
     Теперь стало окончательно ясно,  что  труп  переодели для  того,  чтобы
сбить полицию со следа. Убитый явно не принадлежал к высшему сословию.
     - Итак,  маскарад, - бормотал журналист. - Но кому понадобилось убивать
бедняка?
     Позади послышались шаги, и раздался густой, низкий голос:
     - Да,  мсье, ужасная смерть. Я не ребенок, но у меня просто душа ушла в
пятки, когда я это увидел. Чудовищно!
     Это был полицейский Маржак.  Его слегка покачивало, лицо раскраснелось.
Любопытные, желавшие узнать подробности обнаружения трупа, уже выставили ему
не один стаканчик.
     "Какого черта тебя принесло!" - раздраженно подумал Фандор, однако, тут
же решил, что нет худа без добра, и любезно ответил:
     - Вы  совершенно правы,  мсье,  жуткое зрелище.  В  жизни  подобного не
видел!
     Маржак, заложив руки за спину, с интересом разглядывал Фандора. Что это
за молодой человек?  На полицейского вроде не похож... Но господин мэр сразу
его принял, дал ключ, разрешил осматривать тело до приезда полиции. Напустив
на себя, как ему казалось, безразличный вид, Маржак спросил:
     - Вы полицейский, мсье?
     - Нет, - откликнулся Фандор.
     - Тогда, должно быть, врач?
     - Опять ошиблись.
     Маржак нахмурился. Больше ему ничего в голову не приходило.
     - Может,  вы политик?  -  неуверенно спросил он.  - Они, говорят, любят
подобные вещи...
     Фандор улыбнулся.  Ему еще не приходилось встречать политиков,  которым
бы доставляло удовольствие рассматривать трупы.
     - Нет, мой друг, я не политик. Я журналист. Как вы к ним относитесь?
     Это,  несомненно,  произвело впечатление на бравого полицейского. Так и
не  сумевший грамотно составить ни  одного протокола,  господин Маржак питал
глубокое уважение к печатному слову.
     - Журналист?  -  недоверчиво переспросил он. - Вы, стало быть, пишете в
газетах?
     - Да, дружище.
     - А теперь и про меня напишете?
     - Почему бы и нет?
     - Вот здорово!  Это я  обнаружил тело.  Я  здесь уже десять лет служу и
такого навидался...
     Шлюзы  провинциального  красноречия  открылись,   и   из   них  полился
бесконечный рассказ о безупречной службе,  бесстрашии и геройстве Маржака. В
любом другом случае Фандор прервал бы его, так как терпеть не мог болтунов -
профессиональная черта многих газетчиков.  Но  на сей раз он доброжелательно
слушал,  изредка  поддакивая.  Кто  знает,  вдруг  этот  полицейский  скажет
что-нибудь важное! Но рассказу не было конца, и Фандор решил схитрить.
     - Конечно,  мсье,  -  ввернул он.  -  Конечно,  я напишу обо всем этом.
Думаю,  будет огромный заголовок,  а под ним - ваша фотография... Только вот
восстановим все подробности...
     Маржак надулся от гордости.
     - Надо  все   хорошенько  вспомнить.   Здесь,   что  ни   день,   такое
происходит...
     "Курицу, например, украдут, или корова отелится", - раздраженно подумал
Фандор и торопливо прервал полицейского:
     - Но сейчас,  дружище, я выполняю конкретное задание редакции. В первую
очередь мне надо написать именно об этом преступлении.
     Он повернулся к трупу.
     - Скажите, у вас нет никаких догадок, кто бы это мог быть?
     Полицейский вздохнул:
     - Я уже думал... Нет, понятия не имею. Но вроде, не из городка.
     Фандор принялся за  расспросы.  Он  подробно разузнал все об обитателях
Замка,  их слугах,  о жителях городка,  их склонностях и привычках. Но, увы,
зацепиться было не  за что.  Полицейский действительно понятия не имел,  кто
этот мертвый бедняга и кому понадобилось так зверски его убивать.
     Дальнейший осмотр места происшествия больше ничего Фандору не  дал.  По
крайней мере,  пока  он  вынужден был  отказаться от  каких бы  то  ни  было
предположений. Ничего правдоподобного...
     Маржак  тем   временем  продолжал  разглагольствовать.   Вдруг   Фандор
насторожился.
     - Одного не понимаю, - говорил полицейский, - как он здесь-то оказался?
В Замке сейчас никого нет,  ворота закрыты.  Чего ему здесь понадобилось?  И
как он перелез через стену?
     Журналист задумчиво поглядел на труп.
     - Черт побери,  вы  правы,  -  процедил он.  -  Положение тела какое-то
неестественное. Совершенно непонятно, как он здесь оказался...
     Он посмотрел вверх.
     - Летчик...  Летчик -  это, конечно, ерунда. Но похоже, что он и впрямь
упал с неба. Все кости прямо в кашу превратились!
     - Почему ерунда?  -  пожал плечами Маржак.  - Вот наш кюре говорит, что
это точно летчик. А может, его выкинули с аэроплана.
     - Да нет, чепуха, - отмахнулся Фандор. - На аэроплане не летают в такой
одежде.  К  тому же  я  не думаю,  что над вашим городком каждый день летают
самолеты.  Если  бы  произошло такое событие,  его  наверняка бы  кто-нибудь
заметил.
     - Тоже верно, - вздохнул Маржак.
     Итак,  новые соображения,  вместо того чтобы внести ясность, еще больше
все запутали.  Кто же лежит тут в луже крови?  Как он сюда попал,  не говоря
уже о том, кто его убил?
     Фандор прищелкнул пальцами.
     - Ладно,  -  решительно сказал он. - Здесь мы больше ничего не высидим.
Покажите мне площадь, где случился ваш кровавый дождь.
     - Да вон там, мсье, - указал Маржак. - Как раз за стеной.
     Журналист прищурился. Стена была метров шесть в высоту, от нее до трупа
- не  меньше  пятнадцати.  Между  ними  находились две  запущенные цветочные
клумбы.  Ни  в  одном  месте земля не  была  разрыхлена,  и  засохшие стебли
выглядели нетронутыми.  Если мертвеца и  перекинули через стену,  то  не  по
воздуху же его дотащили до Замка!
     Репортер пробормотал ругательство.
     - И  все-таки -  кровь капала на площади.  Значит,  он попал сюда с той
стороны. Черт меня побери, если это не так!
     У Маржака округлились глаза:
     - Но как?!
     Фандор не удостоил полицейского ответом. Он скомандовал:
     - Раздобудьте мне лестницу.
     - Но зачем, мсье?
     Репортер нетерпеливо притопнул:
     - Увидите!
     Маржак не  решился спорить.  Долгое общение со  столичными полицейскими
выработало  у   Фандора   способность  быть,   когда   нужно,   властным   и
безапелляционным. Здоровенный страж порядка, не говоря ни слова, поплелся за
лестницей.
     Когда он  через несколько минут возвратился,  то  удивился еще  больше.
Журналист стоял на  четвереньках посредине запущенного цветника.  На  глазах
изумленного полицейского он,  не заботясь о сохранности своей одежды, ползал
по  влажной  земле,  буквально  обнюхивая  каждую  травинку.  Наконец  он  с
облегчением встал и довольно сказал:
     - Отлично. Все сходится.
     И,  заметив,  что  у  Маржака  явно  возникли сомнения относительно его
нормальности, журналист улыбнулся и пояснил:
     - Там,  на клумбе,  тоже следы крови.  А  теперь,  дружище,  приставьте
лестницу к стене.
     Полицейский повиновался. Фандор ловко вскарабкался.
     - Вам помочь? - запоздало спросил Маржак.
     - Если вы будете так любезны! - весело откликнулся журналист.
     Он выглядел,  как ученый, только что доказавший сложную теорему. Свесив
со стены ноги, он подождал, пока Маржак поднимется, и спросил:
     - Вам случалось бросаться мокрой губкой?
     - Э-э... Нет, мсье. Разве что в детстве...
     - Но вы себе представляете летящую мокрую губку, не так ли?
     - Ну...  В  общих чертах,  -  дипломатично ответил ничего не понимающий
полицейский.
     - Даже в общих чертах, во время полета из нее капает вода. Верно?
     - Конечно. Ну и что?
     Фандор хмыкнул и, казалось, без всякой связи задал новый вопрос:
     - У вас здесь, кажется, электрическое освещение?
     Маржак начинал злиться.  Может, этот "журналист" просто-напросто сбежал
из психушки? Надо бы проверить его документы...
     Но  пока он думал,  Фандор уже утратил к  нему интерес.  С  легкостью и
гибкостью хорошего спортсмена он  спрыгнул на мостовую.  На базарной площади
все еще толпились любопытные.  Появление Фандора на  стене Замка,  да  еще в
компании с местным полицейским,  конечно, привлекло всеобщее внимание. После
великолепного  прыжка  журналиста  раздались  удивленные  возгласы.   Многие
подумали - а не преступник ли это убегает? Может, броситься в погоню?
     Однако Фандор и не собирался бежать,  как,  впрочем, и отвечать бедняге
Маржаку, который, оставшись на гребне стены, беспомощно восклицал:
     - Куда же вы, мсье? Подождите!
     Не  получив ответа,  полицейский спустился обратно в  парк и  побежал к
воротам.  Когда  он  достиг площади,  Фандор стоял напротив церкви.  Маржак,
запыхавшись, подошел к нему.
     - Так что вы имели в виду? - спросил он.
     - Скоро объясню. Скажите, можно мне подняться на эту крышу?
     - На церковную? Но зачем?
     Фандор загадочно улыбнулся.
     - Когда бросают вперед мокрую губку, с нее капает вода, - повторил он.
     Потом спросил:
     - А там, дальше, находится электрический завод?
     - Да, мсье.
     - Тогда, может, стоит обойтись и без лазанья по крышам. Пойдемте туда.
     Маржак,  уже  смирившийся с  назойливым  газетчиком,  покорно  поплелся
следом, вздохнув только:
     - Но ведь он сейчас не работает...
     Журналист не ответил. Войдя в цех, он сжал руку полицейского и негромко
сказал:
     - Смотрите!
     - Куда? - не понял Маржак.
     - Да вот же!
     Маржак посмотрел и  опять ничего не  понял.  Все это он  видел сто раз.
Обыкновенный газогенератор с  мотором,  питавшим динамомашины.  Как всегда в
дневное время,  приводная цепь была снята,  и  огромное зубчатое колесо,  на
которое она надевалась вечером, выглядело зловеще в полумраке.
     Однако Фандор заметил и другое.  С видом человека, понявшего истину, он
произнес:
     - Итак,  летящая вперед  мокрая  губка  роняет капли  воды.  А  летящий
окровавленный человек роняет повсюду капли крови...
     У Маржака голова пошла кругом.
     - Мсье!  - взмолился он. - Я понимаю, вы учились в колледже и работаете
в  газете,  а  я  всего лишь  простой полицейский,  но,  ради всего святого,
выражайте свои мысли яснее!
     - Яснее? - переспросил журналист. - Извольте. Тело было брошено отсюда.
     - Отсюда?  Но  отсюда до  Замка больше ста метров!  И  крыша церкви!  И
стена!
     Фандор поднял руку.
     - Знаю, знаю! В том-то все и дело! Не рукой же его бросали...
     - Но чем же, черт подери?
     Журналист  взял  полицейского под  руку  и  подвел  к  зубчатому колесу
приводной машины.
     - Вот чем,  дружище,  -  произнес он.  - Понимаете, человека убивают, а
затем хотят избавиться от  тела,  да  так,  чтобы никто не знал,  что это за
труп.  Более того,  чтобы никто не знал,  как он попал в  то место,  где его
нашли!
     Фандор перевел дух.
     - План,  что и говорить, хорош, хотя и чересчур сложен - видать, у этих
преступников  весьма  изощренный  ум.   Итак,   они  приносят  труп  сюда  и
привязывают к приводному колесу.  Закрепляют веревками само колесо, чтобы не
сразу  завертелось.  Затем включают мотор на  холостом ходу  и,  дождавшись,
когда он уже готов взорваться, перерезают веревки. Колесо должно крутануться
вперед со страшной силой,  уже одним этим изуродовав несчастный труп.  Ну, а
дальше все делает центробежная сила. Она бросает тело вперед, оно перелетает
через  церковь,   площадь,  стену  и  шлепается  у  стены  Замка,  при  этом
превратившись в кровавое месиво. Пусть полиция поломает голову, как оно сюда
попало!  Ну, а по дороге из трупа капает кровь, как вода из губки, и на вашу
площадь проливается кровавый дождь.
     Оставив остолбеневшего полицейского стоять возле  колеса,  Фандор вышел
на улицу.
     - Ладно,  -  говорил он себе,  - теперь я знаю, как труп оказался около
Замка.  Но  каким образом он  очутился на заводе?  Не могли же они убить его
прямо  там.  Откуда  тогда  взялся  костюм для  переодевания?  Да,  странная
история. В высшей степени необычная...
     Недавнюю усталость как  рукой сняло.  Фандора охватило знакомое чувство
сыскной лихорадки.  Он  готов был  немедленно мчаться куда  угодно,  лишь бы
докопаться до истины.
     - Самое главное,  - рассуждал он, - теперь установить личность убитого.
Может, тогда удастся выйти и на убийц.
     Медленно проходя по  двору  завода,  Фандор обратил внимание на  тачку,
наполненную соломой. Повинуясь безотчетному порыву, молодой человек принялся
ворошить ее. Вскоре он прищелкнул языком.
     - Да, так и есть. Эта мирная тачка совсем недавно послужила похоронными
дрогами. Повсюду пятна крови, еще свежие...
     Фандор пригляделся к стене двора:
     - Вот здесь ее везли,  на стене остались царапины. А потом бросили тут,
надеясь,  что среди всякого хлама никто ее не заметит.  А может,  за ней еще
придут? Это было бы здорово.
     Подошедший  Маржак  не   решался  перебивать.   После   столь  блестяще
проведенного  расследования  он  смотрел  на  Фандора  с  суеверным  ужасом.
Журналист прошел несколько шагов.
     - Ага,  вот  и  следы от  колеса,  -  бормотал он,  глядя под  ноги.  -
Посмотрим...
     Фандор двинулся по следу, продолжая беседу с самим собой.
     - Похоже,  эти преступники не  только хитроумные,  но  и  самодовольные
ребята.  Они были уверены,  что об  их  фокусе с  приводным колесом никто не
догадается, и не слишком заботились о том, чтобы замести тут следы. Еще бы -
они забросили свою жертву за добрую сотню метров.  Кому же придет в  голову,
что она летела от самого завода!
     Его соображения вскоре подтвердились.  След вывел на  дорогу,  и  через
двадцать минут быстрой ходьбы журналист и полицейский дошли до фермы.
     - Кто здесь живет? - спросил Фандор.
     - Папаша Фабер. Позвать его?
     - Конечно.
     Маржак  двинулся к  зданию  фермы,  а  Фандор  зашел  в  конюшню.  Едва
переступив порог, он увидел жующую сено лошадь.
     - Каскадер? - пораженно прошептал журналист. - Но почему здесь?
     Он подошел поближе.
     - Нет, это не Каскадер... Немного похож. Но этот гораздо лучше!
     Фандор почувствовал, как его бьет дрожь. Он протер глаза.
     - А  конюшня-то,  конюшня!  Снаружи сарай  сараем,  а  внутри настоящий
дворец.  И какой конь! Или этот папаша Фабер - миллионер? И главное - лошадь
действительно похожа на ту кошмарную клячу, которой так восхищается Бридж.
     Журналист отошел к выходу.
     - Роскошная конюшня на полуразвалившейся ферме...  И в ней чистокровный
жеребец...  Потом этот  жуткий трюк с  кровавым дождем...  Неужели опять он?
Неужели опять Фантомас?
     Он  выглянул наружу и  тут же отступил обратно.  На лице его отразилось
волнение.
     - Черт возьми! Похоже, что это...
     Тем временем во двор вышел Маржак, безуспешно вызывавший папашу Фабера.
У ворот он увидел элегантно одетого мужчину.
     - Вы здесь служите, мой друг? - спросил тот.
     Маржак гордо выпятил грудь:
     - Нет, я служу в полиции!
     - Вот как? Простите.
     И  незнакомец непринужденно двинулся  вперед,  к  конюшне.  Полицейский
загородил ему дорогу и подозрительно поинтересовался:
     - А вы что здесь делаете?
     Пришедший улыбнулся:
     - Я? Я пришел за своей лошадью.
     - Придется вам  подождать,  -  угрюмо сказал Маржак.  -  Хозяина нет на
ферме.
     - Это неважно, - бросил мужчина. - Хозяин в курсе, что я сегодня заберу
жеребца.
     Полицейский нахмурился:
     - Чем вы докажете, что эта лошадь ваша? Так каждый будет брать, что ему
вздумается!
     Но незнакомец прекрасно владел собой.
     - Ну,  зачем вы так!  -  улыбнулся он.  - Там мой жеребец, чистокровка.
Очень редкой масти для этой породы. Серый в яблоках.
     Маржак открыл дверь в конюшню и взглянул на лошадь:
     - Верно...
     - Ну, вот видите! Да меня здесь все в округе знают. Я Бридж, тренер.
     Успокоившийся  полицейский  покрутил  головой,  высматривая,  куда  это
запропастился Фандор. Бравый страж порядка был бы немало удивлен, узнав, что
его новый знакомый сидит сейчас в двух шагах,  съежившись за копной сена,  и
беззвучно шепчет:
     - Так,  вот  и  сам  Бридж  пожаловал за  лошадкой.  Да,  это  тебе  не
полудохлый Каскадер!  И вокруг этого жеребца творятся странные дела. Хорошо,
что  мсье тренер меня не  видел.  Было бы  забавно,  если бы  старина Маржак
представил Бриджу  журналиста Фандора,  в  котором тренер  узнал  бы  своего
конюха Скотта!






     Была уже  вторая половина дня,  но  на  ипподроме еще  оставалось много
людей. По давней традиции светские дамы назначали своим поклонникам свидания
возле весовой,  и сейчас здесь царило оживление.  В глазах рябило от изящных
шляпок  с  цветами и  перьями и  дорогих мехов.  Среди  женского великолепия
встречались изысканно одетые мужчины, большей частью в цилиндрах.
     Сегодня выдался день,  когда  удача сопутствовала как  игрокам,  так  и
владельцам  лошадей.  Никаких  особенных  неожиданностей не  произошло,  все
призовые места взяли фавориты.  Другое дело,  что фаворитов в  каждом заезде
было по двое,  а то и по трое -  лошади оказались одна другой лучше.  Многие
игроки  сумели на  этом  солидно заработать.  На  ипподроме царила атмосфера
благодушия.  Везде виднелись довольные лица -  начиная от  весовой и  кончая
газонами, на которых толпилось множество зевак.
     Ждали  четвертого заезда.  Один  за  другим на  табло появлялись номера
лошадей и  их  жокеев.  Цифрами обозначался вес  участников соревнований,  а
также номера, которые они вытянули при жеребьевке.
     Наконец наступило время делать ставки,  и публика бросилась к окошечкам
касс.  Все  стремились поскорее  обменять деньги  на  разноцветные билетики,
надеясь сорвать куш.
     В  очередном заезде участвовало одиннадцать лошадей -  все,  как  одна,
благородных кровей.  Публика ждала захватывающего зрелища. Знатоки тоже были
в  нетерпении,  так как трехлетки,  заявленные в  программе,  еще ни разу не
участвовали в  больших скачках.  Несмотря на это,  в группе уже определилось
несколько фаворитов -  ведь  настоящие игроки никогда не  ставят на  "темных
лошадок".  За  каждой стоящей лошадью следят,  пока  она  еще  тренируется в
конюшне.  Настоящего рысака скрыть так же трудно, как заглушить бой часов на
Нотр-Дам.  Расспрашивают тренеров,  подкупают конюхов,  и  правда все  равно
выползает наружу.
     Итак,  было известно, что среди лошадей, участвующих в заезде, есть, по
меньшей мере,  четыре фаворита в стипль-чезе -  скачке с препятствиями.  Но,
конечно,  точно победителя назвать не мог никто. Лошади выглядели достойными
друг друга.
     Вот почему интерес к заезду был огромен.
     Хорошенькая молодая  женщина,  опирающаяся на  руку  пожилого  мужчины,
предложила поставить несколько луидоров. Тот с готовностью согласился, и они
направились к  окошечку,  в  котором принимались ставки  не  меньше двадцати
франков.  Любой  знакомый признал бы  в  этой  паре  благородного Флориссана
д'Оржеля и его новую подругу Жоржетту Симоно.
     Внезапно Жоржетта резко остановилась и побледнела.  Флориссан проследил
за ее взглядом,  и на лице его отразилось беспокойство. Он увидел мужчину, с
трудом   пробирающегося  сквозь   толпу.   Словно  почувствовав,   что   его
разглядывают, тот немедленно скрылся за спинами игроков.
     - Жюв! - чуть слышно прошептала про себя молодая женщина.
     И  она бы  немало удивилась,  если бы  узнала,  что ее спутник мысленно
произнес это же имя...
     Оба они не ошиблись. Это действительно был знаменитый полицейский.
     Испугавшись своей реакции, Жоржетта искоса взглянула на Флориссана. Тот
казался совершенно невозмутимым. Женщина облегченно вздохнула. С тех пор как
старик подарил ей особняк на улице Лало,  он был с ней чрезвычайно любезен и
даже нежен,  но никогда не заговаривал о ее прошлом. Порой Жоржетту поражала
и даже обижала его выдержка, но в глубине души она чувствовала облегчение.
     С  другой стороны,  так не могло продолжаться вечно.  Женщина понимала,
что даже если Флориссан и в дальнейшем будет воздерживаться от вопросов,  ей
самой  придется начать  разговор.  Хотя  бы  потому,  что  рано  или  поздно
возникнет разговор о ее планах на будущее. А будущее, увы, всегда неразрывно
связано с прошлым...
     В  любом случае,  сейчас Жоржетта была рада,  что ей  удалось скрыть от
своего спутника то,  что  она  узнала в  одном из  игроков инспектора Службы
безопасности.  Ей  вовсе не  хотелось рассказывать об  одном из  тех  людей,
которые допрашивали ее в тюрьме. Но почему Жюва узнал и Флориссан? Почему на
его лице появилось такое странное выражение?
     Конечно,  имя  знаменитого инспектора  было  известно  доброй  половине
Парижа. Но только имя. В отличие от политиков, которые так часто выступают в
публичных местах,  что  хочется больше  никогда их  не  видеть,  оперативные
работники своей  внешности не  афишируют и  стараются поменьше появляться на
улицах.  И то, что Флориссан д'Оржель с первого взгляда узнал полицейского в
толпе, было, по меньшей мере, странно...
     Этой странности Жоржетта не заметила.  Спутник мягко потянул ее за руку
и увлек в сторону, противоположную той, куда скрылся инспектор.
     И вдруг, как назло, впереди снова мелькнула ладная фигура Жюва. На этот
раз Флориссан д'Оржель вздрогнул и не смог этого скрыть.
     - Как? - удивленно спросила Жоржетта. - Вы знаете этого человека?
     Флориссан добродушно улыбнулся:
     - Как-то мне его случайно показали. Великий Жюв, борец с Фантомасом!
     Но Жоржетта не отставала:
     - Вы вздрогнули, мой друг! Вы не очень-то хотели его видеть.
     Флориссан обнял свою подругу за талию и наклонился к ее уху:
     - Вы правы,  дорогая,  я чуть вздрогнул. Но не потому, что не хотел его
видеть.  Вряд ли он знает,  кто я такой. Но я не хотел, чтобы его видели вы!
Ведь мне  известно,  в  какой обстановке вам приходилось встречаться с  этим
человеком...
     Он вздохнул:
     - Увы,   желал  знаменитый  Жюв   того  или   нет,   но   он   оказался
непосредственным участником вашей трагедии. Не так ли?
     - Да, - грустно откликнулась Жоржетта. - Это так...
     "Вот он и пришел,  этот разговор о прошлом", - подумала она. Флориссан,
бережно взяв ее под руку, спросил:
     - А что, дорогая, вы действительно хорошо знали беднягу Бодри?
     - Да, - прошептала Жоржетта.
     - Вы уверены?  - улыбнулся Флориссан. - Многие люди сказали, что хорошо
его знают, но все назвали разные имена. Зачем человеку столько личин? Это не
кажется вам загадочным?
     На глазах женщины выступили слезы.
     "Ну зачем он спрашивает?  -  думала она.  -  Ведь все сам знает - и что
Рене был моим любовником,  и  что Макс тоже...  Одно нездоровое любопытство,
желание  заставить  меня  рассказывать интимные  подробности!  А  может,  он
ревнует?"
     Жоржетта  почувствовала  вдруг,   что   последняя  мысль  доставила  ей
неожиданное удовольствие.  Ревнует - значит, любит! И, в конце концов, кому,
как не ему,  своему покровителю,  ей следовало бы все рассказать!  Он больше
других имеет на это право. И Жоржетта решила быть искренней.
     - Я знала его как Рене Бодри,  -  вздохнула она,  -  мне вполне хватало
одного имени.  Поверьте,  я была просто поражена,  узнав, что кто-то называл
его  иначе.  И  кем  только его ни  считали -  и  букмекером,  и  помощником
ростовщика, а мой муж заявил, что чуть ли не каждый день сидел с ним в кафе.
И  только тогда я поняла,  что,  собственно,  совсем не знаю этого человека.
Возможно, у него было две, а то и три жизни, но меня он в них не посвящал.
     - И вам совершенно не хочется узнать, кто его убил?
     Жоржетта горестно вздохнула:
     - Что я могу?..
     И вдруг встрепенулась:
     - А почему вас это так интересует?
     Флориссан, видимо, почувствовал, что немного перегнул палку.
     - Что  вы,  дорогая,  я  спросил только потому,  что уж  зашел об  этом
разговор. Простите, если мои вопросы вас задевают.
     И он поспешил сменить тему:
     - Кстати,  Жоржетта, вы ведь хотели сделать ставку! Поторопитесь, заезд
сейчас начнется. Смотрите, уже выводят лошадей!
     Они подошли к  окошку,  и  Жоржетта протянула деньги.  В этот момент ее
спутник вдруг наклонился к ней и негромко сказал:
     - Дорогая, меня зовет приятель. Я найду вас на трибуне.
     С этими словами он растворился в толпе.
     Жоржетта так  удивилась,  что  служащему пришлось высунуться из  своего
окошечка и дернуть ее за рукав, чтобы она услышала вопрос:
     - На какой номер, мадам? И сколько?
     - Два  по  двадцать на  пятый номер,  -  совершенно машинально ответила
женщина.
     Расплатившись и положив билетики в сумочку, она отправилась на трибуну.
Поведение Флориссана казалось ей  странным.  Какой еще  приятель его позвал?
Воспитанные люди так не поступают...
     В это время с Жоржеттой поздоровался элегантно одетый мужчина.
     - Здравствуйте,  граф, - приветливо улыбнулась Жоржетта и протянула ему
затянутую в перчатку руку.
     Граф почтительно прикоснулся к ней губами.
     - Посоветуете  мне  что-нибудь?  -  спросила  женщина.  -  Кто  фаворит
сегодня?
     Собеседник лукаво рассмеялся.
     - Мне кажется,  что вы уже выиграли, мадам, - произнес он. - Выиграли в
самом трудном забеге, который только можно себе представить! Когда у женщины
такой кавалер,  как господин Флориссан д'Оржель, странно, что она еще помнит
о лошадях.
     Жоржетта смущенно потупилась. Мужчина поклонился и отошел.
     Это  был граф Мобан,  с  которым Жоржетта познакомилась неделю назад на
скачках в Лоншан. Такие знакомства весьма льстили молодой женщине. Всю жизнь
имевшая дело  только с  мелкими буржуа,  она  стала  изредка посещать скачки
после знакомства с  Рене Бодри,  да и  то,  если он давал ей пять франков на
самое  дешевое  место.  Зато  теперь  она  вместе  с  Флориссаном бывала  на
ипподроме регулярно.  Все, безусловно, считали ее любовницей старика, тем не
менее,  охотно приняли в свой круг. До определенной степени, конечно. Важнее
всего были скачки.
     Вот и сейчас граф Мобан покинул ее и направился к тотализатору. Причем,
остановился он у  окошечка,  в  котором принимались ставки не меньше,  чем в
пятьсот франков.
     Народу тут  почти не  было.  Лишь  вокруг валялись разорванные билетики
тех, кому не повезло. Граф склонился над окошком.
     - Двести пятьдесят луи на номер девять! - крикнул кассир помощнику.
     Он выдал графу билетики, и тот бережно положил их в бумажник. Прозвенел
звонок.  Это значило, что игрокам осталось две минуты, чтобы выбрать лошадь,
потом же  они не  смогут выиграть ни сантима.  После начала заезда ставки не
принимаются. Кассир приготовился уже закрыть окошечко.
     В  это время какой-то мужчина метнулся к  нему и протянул толстую пачку
купюр.
     - Десять тысяч  франков!  На  номер девять!  -  просипел он,  с  трудом
переводя дух.
     Граф Мобан чуть не  присвистнул.  Кому это  так полюбилась лошадка,  на
которую он ставит?  Десять тысяч -  не шутка!  А  между тем никто не может с
точностью  сказать,   что  номер  девять  выиграет.   Знатоки  говорят,  что
конкуренты очень сильны.
     Мобан  обернулся и  увидел  миллиардера Мэксона с  пачкой  билетиков по
двадцать пять луи. Граф нахмурился и покачал головой.
     - Опять вы! - процедил он сквозь зубы.
     Мэксон вскинул брови:
     - Что вы имеете в виду?
     - А вы? - огрызнулся Мобан.
     - Я говорю о ваших словах, - настаивал Мэксон. - Что это значит - опять
вы?
     Граф не отвечал. Повисло напряженное молчание. Заезд начался. Помещение
тотализатора опустело,  все поспешили на трибуны. И только Мобан с Мэксоном,
стоя друг напротив друга,  обменивались недружелюбными взглядами.  В  глазах
Мобана светилась нескрываемая ярость, бритое же лицо миллиардера кривилось в
надменной улыбке.
     Наконец граф бросил перчатку.
     - Довольно,  Мэксон,  -  резко произнес он. - Пора нам уже объясниться.
Почему вы поставили на ту же лошадь, что и я?
     Мэксон осклабился.
     - Вообще-то я не обязан отвечать вам, молодой человек, - протянул он, -
но почему бы и нет. Это великолепный жеребец, зовут его Арлекин, я видел его
на тренировке у  Бриджа.  И  я знаю,  что в конюшнях у Бриджа умеют выезжать
лошадей!
     - Однако публика, похоже, с вами не согласна! - прищурился граф. - Этот
Арлекин совсем не фаворит.  По-моему,  только я на него и поставил.  Причем,
заметьте,  за  две минуты до заезда.  И  вдруг прибегаете вы,  будто за вами
черти гонятся, и ставите на эту лошадь такую сумму!
     Мэксон снова оскорбительно улыбнулся:
     - Действительно,  я чуть не опоздал.  А что до фаворитов...  Этих коней
еще никто толком не знает. Как и вы, я просто верю в удачу, вот и все!
     - Не  валяйте  дурака,  Мэксон!  -  процедил граф.  -  Давайте говорить
откровенно.  Минуту назад вы и  не думали об Арлекине.  Вы поставили на него
потому, что это сделал я!
     - Ну и что? - пожал плечами американец. - Хотя бы и так. Что я, не имею
на это права? Может, у вас легкая рука.
     Мобан побагровел.
     - Бросьте это шутовство!  Я  требую от  вас объяснений,  почему вот уже
восемь дней  подряд вы  следите за  мной?  Почему все  время перебиваете мои
ставки крупными суммами?  Вы  мне портите всю игру!  Из-за  вас я  выигрываю
меньше!
     - Вот как? - невинно удивился Мэксон. - А я и не знал!
     - Бросьте строить из себя шута!  -  с яростью прошипел граф.  -  Или вы
зашли на  ипподром случайно?  Вам  нужно объяснять,  что если бы  моя ставка
оказалась единственной,  то  выдача была бы  куда больше?  Или вы позволяете
себе надо мной издеваться? Являетесь и ставите Бог знает сколько!
     Мэксон пожал плечами:
     - Ну уж, Бог знает сколько! Всего десяток тысяч франков...
     - Всего десяток тысяч!  -  взвился Мобан.  -  Экий пустячок! Если у вас
столько денег,  зачем вообще тогда играть на скачках?  А  я благодаря вам не
получу суммы, которая мне необходима!
     - Увы,  дорогой граф,  -  вздохнул американец, - игра есть игра. Всякое
случается.  И приходится с этим мириться. Не можете же вы, в самом деле, мне
мешать!
     - Мешать играть? - уточнил граф.
     - Именно.
     Мобан провел рукой по волосам.
     - Верно,  -  произнес он.  -  Помешать вам играть я не могу.  Но я могу
попросить вас быть порядочным человеком и не портить игру мне.
     - Тотализатор принадлежит всем, - сухо ответил Мэксон. - Если вы хотите
сохранить ваши ставки в тайне, договаривайтесь с букмекером.
     Граф стиснул кулаки:
     - Как  же,   договаривайтесь!   Держу  пари,   вы  с   ними  давно  уже
договорились.  Как вы узнаете в последний момент,  на какую лошадь я ставлю?
Кто вам сообщает? И вообще, Мэксон, что вам надо? Какую цель вы преследуете?
     Мэксон вдруг улыбнулся.
     - А, собственно, что вы так разнервничались? - почти дружелюбно спросил
он. - С чего вы взяли, что я хочу вас разорить? Пойдемте-ка лучше посмотрим,
как проходит заезд.
     И он увлек графа к трибунам.
     Внизу, на дорожке, виднелась вереница лошадей, казавшаяся сверху тонкой
цепочкой. С минуту Мэксон смотрел в свой лорнет, затем повернулся к Мобану и
развел руками.
     - Похоже, мы оба ошиблись с этим Арлекином. Выигрывает явно Мируар.
     И,  добродушно усмехнувшись,  американец отошел.  Мобан  посмотрел  ему
вслед взглядом, полным ненависти, и процедил сквозь зубы:
     - Все  равно,  так  дальше  продолжаться  не  может.  Придется  с  этим
покончить.


     Позади трибун находится несколько комнатушек,  как правило,  пустующих.
Некоторые из них предназначены для администрации,  а  в  остальных находятся
кладовки.  В  них  хранятся  флажки,  вымпелы,  доски  для  табло  и  другие
необходимые атрибуты.
     После заезда,  когда толпа рукоплескала победившему Мируару, миллиардер
Мэксон обогнул трибуны и постучал в одну из дверей.  Ему открыли, и он вошел
в  тесную комнатенку,  свет в  которую проникал через единственное крошечное
окошко. Клубы табачного дыма окончательно затрудняли видимость.
     - Ну вы и накурили,  -  произнес Мэксон,  кашляя и протирая глаза. - Не
понимаю, как можно дышать таким воздухом.
     - Ничего не поделаешь,  мсье,  -  ответили ему. - Каморка-то размером с
птичью  клетку,  и  вентиляции  никакой.  К  тому  же  запах  табака  только
облагораживает эту жалкую конуру. Иначе в ней воняет плесенью.
     - Уж лучше плесенью,  - пробурчал некурящий Мэксон. - Ваш дым нисколько
не лучше.
     Из  дыма  возникла крепкая сухощавая фигура  мужчины с  бритым  волевым
лицом и седоватыми висками. Это был инспектор Жюв собственной персоной.
     Прежде всего полицейский тщательно запер за Мэксоном дверь.
     - Ну, как? - деловито спросил он.
     Мэксон пожал плечами:
     - Да никак. Поддался на вашу провокацию и просадил десять тысяч.
     - Не  расстраивайтесь,  -  улыбнулся Жюв.  -  Господь возвратит их  вам
сторицей.
     - Не  знаю,  не  знаю,  -  проворчал американец.  -  Пока он  что-то не
торопится. Эти скачки выкачивают из меня кучу денег!
     - К делу, - мягко сказал инспектор.
     - Хорошо,  к делу,  - согласился Мэксон. - Итак, вы просили меня делать
глупейшие ставки  только для  того,  чтобы  сбить  игру  Мобану.  Плевать на
кошелек Мэксона, главное, чтобы Мобан не оказался в выигрыше! Не знаю, что у
вас на уме, но таким образом ни он, ни я никогда много не выиграем!
     Жюв усмехнулся. Его всегда забавляло, что именно богачи жалуются на то,
что  вот-вот  разорятся.  И  чем больше у  человека миллионов,  тем горше он
сокрушается.
     - Я  же  вам  говорил,  господин Мэксон,  -  сказал вслух инспектор.  -
Выигрыш -  дело  десятое.  Необходимо выяснить,  какими деньгами располагает
граф и каков источник его доходов.  В общем,  главное для меня -  опустошить
карманы Мобана.  Голод гонит волка из лесу,  как говорит пословица.  Уверен,
что как только у графа не останется ни франка, я узнаю массу интересного.
     Американец обиженно засопел.
     - Между прочим,  мсье,  - заметил он, - я уже который день вам помогаю,
трачу свои деньги,  а  вы даже не скажете мне,  к  чему все это.  Что такого
интересного вы хотите узнать у графа?
     Жюв положил руку ему на плечо.
     - Ну я  же вам уже объяснял.  Поймите,  я вполне вам доверяю и говорю с
вами совершенно откровенно,  но,  видит Бог, я и сам немного знаю. Просто на
ипподромах,  в  конюшнях,  вокруг тотализаторов происходят какие-то странные
вещи...
     Он помолчал.
     - Все  началось с  убийства этого человека...  Рене Бодри,  или как его
там.  У него, как минимум, четыре имени. Его повесили в Сен-Жерменском лесу.
Как  выяснилось,  он  имел прямое отношение к  скачкам.  Затем -  непонятная
кончина папаши Фабера,  который тоже возился с  лошадками.  У меня нет почти
никаких сомнений, что его смерть связана с убийством Бодри.
     - А почему? - спросил американец.
     Жюв махнул рукой:
     - Долго  объяснять,  господин Мэксон.  Тут  много  разных нюансов.  Ну,
например,  несколько известных бандитов регулярно стали  посещать ипподромы.
Раньше такого за  ними  не  наблюдалось,  они  предпочитали карты.  Это  все
матерые преступники,  мне неоднократно приходилось сажать их за решетку.  Но
самые гнусные преступления, как правило, сходили им с рук. И все потому, что
они работали на одно лицо. Не догадываетесь, кого я имею в виду?
     Губы Мэксона дрогнули:
     - Фантомас?
     - Именно он.
     - И вы думаете, что сейчас тоже?..
     Мэксон не  договорил.  Жюв  медленно кивнул,  на  скулах его  выступили
желваки.
     - Похоже, что да. Слишком много непонятного, слишком много людей вольно
или невольно оказываются втянутыми в чью-то дьявольскую игру.  Вы мне нужны,
Мэксон. У вас есть деньги и положение в обществе. Вы можете очень помочь...
     - Но при чем здесь Мобан?
     - Если б я знал!  Но он ведет себя подозрительно, а интуиция редко меня
подводит. Этот молодой человек еще принесет нам неожиданности.
     Инспектор помолчал, полуприкрыв глаза, потом вдруг спросил:
     - А что вы думаете о Бридже?
     - Тренере?
     - Ну да.
     Мэксон потер переносицу:
     - Ну... У него приличные конюшни, хорошие лошади, и выездка неплохая...
А что?
     - Ничего. Просто я знаю о нем побольше.
     - Что-то должно произойти?
     Жюв загадочно улыбнулся:
     - Увидите,  дружище.  Все скоро увидите. Извините, точно ничего не могу
вам сказать.  Обещаю одно - скоро я прекращу это копошение вокруг конюшен, и
кое-кому придется объяснять свои поступки.  И,  кто знает,  может, среди них
окажется и Фантомас...


     В  десять часов вечера гостиная жокей-клуба была  ярко освещена.  Члены
аристократического кружка что-то с озабоченным видом обсуждали.
     Речь шла  о  приближающемся важном событии -  выборах президента клуба.
Сегодня  составлялся список  кандидатов.  Конечно,  в  широких  кругах  были
известны имена претендентов на высокое звание,  однако, официально еще никто
не зарегистрировался. Этот вопрос предстояло решать скорее.
     Секретарь принес бумагу,  перо и  чернильницу и  положил их  на круглый
столик. Все кандидаты должны были сами внести в список свои фамилии.
     В  гостиной жокей-клуба стоял возбужденный гул,  весьма неожиданный для
этого  чопорного заведения.  Обычно сдержанные члены  клуба  вовсю обсуждали
возможности претендентов.  Наиболее  опытные  говорили  в  основном  о  двух
кандидатурах, соответствовавших их придирчивым требованиям.
     С   одной  стороны  баррикады  находился  граф   Мобан,   потомственный
аристократ,  представитель наиболее консервативных кругов  клуба.  С  другой
стороны -  американский миллиардер Мэксон,  олицетворявший в  глазах  многих
передовое мышление и деловую хватку. Знатоки предрекали отчаянную борьбу.
     И  тот,  и  другой  кандидаты были  достойнейшими членами  жокей-клуба,
горячими любителями скачек,  много сделавшими для развития ипподромов. Шансы
их были практически равны.
     Наконец голоса разом стихли.  Из  разных дверей зала почти одновременно
появились двое мужчин и  направились к  круглому столику,  чтобы внести свои
имена  в  список  кандидатов  в  президенты.   Оба  остановились  на  равном
расстоянии от секретаря, и тот поднялся, держа в руке перо. Тут его охватила
растерянность  -  кому  из  них  предложить  расписаться  первому?  Оба  они
уважаемые люди, и так не хотелось кого-нибудь из них обижать! Пока секретарь
вертел  головой,  словно  буриданов  осел,  претенденты  соизволили  наконец
заметить друг друга. Один из них поклонился.
     - Граф Мобан! - воскликнул он с нескрываемой иронией.
     Второй холодно поклонился.
     - К вашим услугам,  Мэксон,  - ответил он с убийственной вежливостью. -
Видимо, нашим дорогам суждено пересекаться вечно!
     - На все воля Божья! Но на этот раз одному из нас придется уступить.
     Мобан надменно вскинул голову:
     - Что ж, увидим, кто это будет!
     - Увидим, - согласился американец. - Пусть победит достойнейший.
     Услышав этот разговор,  бедный секретарь вконец растерялся. Благородные
господа были явно не в восторге друг от друга.  Кому же из них вручить перо?
В конце концов молодой человек принял соломоново решение.  Он опустил перо в
чернильницу и скромно отошел в сторону.
     Соперники поняли колебания секретаря правильно. Действительно, хотя оба
они  уже  давно  закончили играть  в  детские игры,  каждый считал для  себя
вопросом престижа поставить свою подпись первым.  В  глубине души оба наивно
полагали,  что  это  даст  им  какие-то  преимущества в  борьбе за  заветную
должность. Короче, никто не желал уступать.
     Найденное   решение   также   можно   назвать   достойным   знаменитого
древнееврейского царя. Члены клуба, с любопытством наблюдавшие за действиями
кандидатов,  увидели,  как  оба  достали  самопишущие ручки  и  одновременно
расписались в верхней части листа.
     - Хорошее начало, - бросил кто-то.
     В гостиной снова зашептались. Все повторяли чье-то выражение:
     - Господа, так мы можем остаться без президента!






     В  четыре  часа  утра  резкий  звонок  будильника прозвучал в  каморке,
которую занимал Скотт -  вернее, Фандор, живший под именем Скотта в конюшнях
Мезон-Лафит. Молодой человек сел на кровати и принялся яростно тереть глаза.
     - Будь  проклята такая  жизнь!  -  бормотал он.  -  Будь  проклят  этот
будильник!  Не  успеешь  коснуться щекой  подушки,  как  он  уже  трезвонит.
Просыпаться в четыре утра для того,  чтобы вскарабкаться на кобылу,  которая
только и думает, как бы тебя сбросить. Нет, уж лучше тогда родиться лошадью!
     Фандора можно  было  понять.  Он  и  обычно-то  никогда как  следует не
высыпался,  а теперь недосыпание стало хроническим. Каждое утро он проклинал
свою  профессию,  заставлявшую его  вечно  совать нос  в  чужие темные дела,
вместо того, чтобы предаваться простым житейским радостям.
     Вот и сегодня,  чтобы прийти в себя, ему понадобилось добрых пять минут
посылать к  черту Бриджа,  конюшню и  всех лошадей на свете.  Немного отведя
душу, он спустил ноги на пол.
     - Душ,  вот что мне сейчас необходимо,  -  проворчал он.  -  Только где
здесь найдешь приличный душ! Одно слово - конюшня...
     Кряхтя,  он  отправился в  угол.  Там  находилось то,  что Бридж громко
именовал "ванной для  конюхов".  Это  была  огороженная занавеской кадушка с
холодной  водой.  При  ней  присутствовали треснувший  кувшин  и  не  первой
свежести  полотенце.  Фандор  с  отвращением  посмотрел  на  это  достижение
цивилизации, вздохнул и с горечью повторил:
     - Душ...
     Закрыв глаза и набрав побольше воздуха, он резко погрузил голову в воду
по самые плечи. Через секунду с воплем вынырнул наружу, хватая воздух широко
раскрытым ртом.
     - Проклятый Бридж!  - простонал журналист. - Иногда мне кажется, что по
ночам он специально подбрасывает лед в это корыто!..
     В  голове у  него прояснилось,  и  он  готов был  приступить к  работе.
Выглянув в коридор,  он увидел, что стены покрыты инеем - ночью подморозило.
Вода,  следовательно,  была ледяной не из-за злых происков Бриджа. Но это не
принесло Фандору облегчения.
     - Чертов скупердяй! - ворчал он. - Мог бы позаботиться об отоплении! А,
кстати, почему никого не слышно? Неужели я проснулся первым?
     Из  соседних комнатенок действительно не  доносилось ни  звука.  Фандор
опустил полотенце.
     - Великолепно!  Все дрыхнут,  а  я тут хожу босиком по холодному полу и
изображаю утопленника! Нет уж, тогда и я погреюсь!
     Он  бросился в  еще не остывшую постель и  с  наслаждением завернулся в
одеяло:
     - Вот так-то лучше...
     Немного согревшись,  журналист зажег сигарету и  затянулся с  жадностью
заядлого курильщика,  который порой  жалеет,  что  не  может курить во  сне.
Некоторое время он блаженствовал, затем снова нахмурился и пробурчал:
     - Вот уж действительно, заставь дурака Богу молиться... Пошел, дурак, в
жокеи! Чудо, если в ближайшие дни я не сверну себе шею.
     Однако природный оптимизм взял верх.
     - А может, и пронесет... Да и вообще - чему быть, того не миновать!
     Наконец в соседних каморках закопошились просыпающиеся жокеи.
     - Подъем! - с неохотой скомандовал себе Фандор и поднялся с кровати.
     Теперь ему не нужно было много времени,  чтобы привести себя в порядок.
Он  натянул толстый шерстяной свитер,  надел  штаны и  куртку и  водрузил на
голову шапочку.  Как назло,  куда-то запропастился хлыст,  и  во двор Фандор
спустился последним.
     Конюхи,  проснувшиеся часом раньше,  давно накормили лошадей,  и теперь
жокеи их  подседлывали.  Сам  Бридж уже  сидел на  своем пони,  собираясь на
тренировку. Фандор поморщился:
     - Гм, кажется, меня сейчас почешут против шерстки!
     На  языке  конюхов  это  означало  получить  нахлобучку от  хозяина.  И
действительно, завидев Фандора, тренер нахмурился:
     - Что-то  вы  рано  сегодня встали,  Скотт!  Лежали бы  себе  подольше.
Лошадки ведь отлично могут тренироваться сами, не так ли?
     Журналист виновато потупился и  поспешно направился к  серой в  яблоках
кляче,  которую Бридж именовал своей гордостью. Он уже прошел полпути, когда
тренер его остановил:
     - Нет,  нет,  приятель,  сегодня вы  займетесь вот этой черной кобылой.
Каскадера вы нынче не заслужили, дружок.
     Он фыркнул и добавил:
     - Пора вас немного пообтесать.  Клянусь небом, лодырей я умею объезжать
еще лучше, чем лошадок! Не надевайте стремена. Сегодня придется обойтись без
них. Надо привыкать к трудностям.
     На  этот  раз  Фандор  сморщился еще  больше.  Выполняя приказание,  он
пробормотал:
     - Эта  чертова кобыла,  да  еще  без стремян...  Нет,  я  сегодня точно
прочешу носом грязь. Все убедятся, какой я великий жокей...
     И  действительно,  Карменсита,  черная кобыла,  на  которую Бридж решил
посадить  провинившегося  работника,   по   праву  считалась  самой  злой  и
бестолковой в конюшнях. Казалось, природа наделила ее в порядке эксперимента
всеми возможными и  невозможными пороками.  Ни  один ее  поступок невозможно
было  предугадать.  Карменсита могла  без  видимой  причины  сигануть  через
высоченный забор, а через пару минут споткнуться о сухой осенний лист. Когда
ей  надоедал всадник,  она совершала невероятные скачки,  падала на  землю и
пыталась кусаться.  Если  же  этим она  своего не  добивалась,  то  начинала
демонстративно хромать.  Короче,  не  было  наездника,  который  бы  сел  на
Карменситу по своей воле.
     К  тому  же  у  кобылы  были  удивительно чуткие  к  удилам губы.  Едва
почувствовав во  рту  мундштук,  она  начинала  сопротивляться,  и  нередко,
закусив удила, мчалась вперед до тех пор, пока жокей сам с нее не спрыгивал.
     Фандор протянул руку к лошади, но та нервно шарахнулась в сторону.
     - Держись,  парень, - сказал себе журналист. - Надо готовиться к самому
худшему. Черт побери, ну и утречко выдалось!
     Он взялся за уздечку. Проходящий мимо конюх сочувственно улыбнулся.
     - Вам не повезло,  старина. Придется все время следить, чтобы рук и ног
было равное количество.
     И,   увидев,   что  Фандор  обиделся,  положил  ему  руку  на  плечо  и
примирительно добавил:
     - Тут многие прошли через это.  В конце концов,  ничего страшного. Если
что и случится, мы вас заштопаем как надо.
     Такая приятная перспектива не слишком устраивала журналиста.  Пробурчав
что-то, весьма похожее на ругательство, он вскочил в седло.
     Карменсита сразу  начала  показывать норов.  Словно танцуя,  она  пошла
боком, стремясь прижать ногу всадника к стенке загона.
     - Вот чертова бестия! - прошипел Фандор.
     Он натянул удила, и кобыла тотчас же встала на дыбы.
     - Эй,  вы там,  Скотт!  -  яростно заорал Бридж.  - Что это за цирковые
номера? Вы что, хотите всех нас в грязи вымазать?
     Он приблизился.
     - А почему на лошади стремена? Я же велел снять их, приятель!
     Фандор стиснул зубы.  Выполнив этот приказ,  он  лишался всякой надежды
удержаться в седле.
     - Ах,  мерзавец,  -  процедил журналист,  слезая с лошади.  -  Он точно
хочет,  чтобы  я  свернул себе  шею.  У  этой  кобылы характер хуже,  чем  у
Фантомаса.
     Сравнение несколько развеселило его.  Он  подумал,  что множество людей
согласилось бы сесть на Карменситу, чтобы удрать от Фантомаса.
     Тем временем стремена были подобраны, и Бридж сделал знак отправляться.
     Каждая  утренняя проездка проводилась согласно жестким правилам.  Бридж
на своем корсиканском пони, который недостаток породы возмещал проходимостью
бульдозера,  трусил  впереди.  Позади  на  породистых  двухлетках  следовали
шестнадцать жокеев.  Добравшись до прямой лесной дороги, наездники проезжали
лошадей рысью.  Бридж неусыпно следил за каждым и нещадно наказывал за любое
отклонение от его методики.
     Это был первый,  далеко не самый неприятный этап.  Далее все переходили
на  каменистый участок.  По  каким-то,  ведомым только ему  одному,  научным
соображениям Бридж  предпочитал пускать лошадей в  галоп  только на  твердой
почве.
     И  под конец наступал главный этап -  полоса препятствий.  Ее  жокеи не
любили больше всего.  Тут на каждом шагу их подстерегали травмы и увечья.  К
тому  же  добираться туда  надо  по  оживленной дороге,  полной автомобилей,
которые до  смерти пугали лошадей.  Так что перед препятствиями они уже были
достаточно взвинчены и могли выкинуть любое коленце.
     Нечего  и  говорить,  что  сегодня  Фандор  чувствовал себя  хуже  всех
наездников.
     "Посадил меня на эту полоумную кобылу,  - со злостью думал он о Бридже,
- отнял  стремена,  а  теперь хочет,  чтобы я  демонстрировал достижения его
великих методик!"
     Как ни странно,  Карменсита вела себя довольно спокойно.  Она слушалась
удил и  даже ни разу не взбрыкнула.  Со стороны они смотрелись великолепно -
сухой,  стройный Фандор сидел в  седле,  как влитой.  Он уже приобрел ладную
посадку настоящего жокея,  когда тело  чуть  откинуто назад и  центр тяжести
перенесен  на   лошадиный  круп.   Журналист  и   сам  обладал  смелостью  и
порывистостью породистого рысака.  Именно  поэтому  ему  удавалось ладить  с
лошадьми и  подчинять их  своей  воле.  Знатоки особенно ценят в  жокеях это
качество. Опытный взгляд всегда отличит, скачет ли лошадь по принуждению или
они с всадником составляют единое целое, рвущееся к победе.
     Но черной кобыле Фандор не верил.  Да и не только Фандор - любой жокей,
севший на Карменситу,  переставал любить конный спорт вообще.  Покорность ее
была  кажущейся -  как  змея,  она  только  и  ждала  случая ужалить.  Любая
неосторожность жокея могла обернуться падением на землю.
     Черная кобыла неожиданно прибавила шагу и обогнала Бриджа.
     - Эй,  Скотт, поуверенней! - крикнул тренер. - Или вы в первый раз сели
на лошадь? И не натягивайте так поводья. Полегче!
     И он вдруг хлестнул Карменситу по крупу. Не выносившая такого обращения
кобыла взвилась на дыбы, и Фандор едва удержался в седле.
     - Черт тебя подери! - процедил журналист. - Ничего, еще сочтемся...
     Едва он успокоил кобылу,  как последовал новый удар. Карменсита чуть не
понесла,  и Фандору пришлось показать все свое мастерство, чтобы удержать ее
на месте. Возмущенный, он обернулся к Бриджу.
     В   последнее  время  отношения  между  тренером  и  конюхом  несколько
обострились.  Журналист  перестал  питать  какие-либо  иллюзии  относительно
честности и порядочности Бриджа,  того же стало раздражать излишнее внимание
со стороны своего подчиненного.  И сейчас,  когда взгляды их встретились,  в
глазах обоих мелькнула неприкрытая вражда.
     - Что такое? - надменно спросил Бридж.
     Фандор старался казаться спокойным:
     - Полегче, шеф. На вашем месте я бы поостерегся.
     Он тронул поводья, и кобыла двинулась дальше, но тренер догнал его.
     - Что  это  вы,  Скотт?  -  заносчиво  спросил  он.  -  Чего  я  должен
остерегаться?
     Фандор молчал.
     - Ну же?
     В  голосе Бриджа прозвучала насмешка.  Он  явно провоцировал наездника,
рассчитывая,  что молодой человек выйдет из  себя.  Если тренер прав и  этот
парень попал к нему в конюшню не случайно, то он откроет свое истинное лицо.
     Но Бридж ошибся. Журналист уже успел справиться со своим гневом.
     - Остерегайтесь обращаться так с этой кобылой,  -  холодно сказал он. -
Если вы будете с ней так обходиться, то окончательно испортите.
     - А вам-то что! Это моя лошадь, и если я ее испорчу, то что дальше?
     - Дальше? Не случилось бы несчастья. Сдается мне, что первым она лягнет
вас...
     С ними поравнялись остальные жокеи,  и тренер замолчал. Некоторое время
спустя он буркнул:
     - Я сам знаю, что мне делать, Скотт. И не нуждаюсь в ваших советах.
     И заорал:
     - Все, все, закончили! Теперь идем к полосе препятствий!
     Жокеи переглянулись.  Если хозяин велит переходить сразу к препятствиям
- значит,  будет гонять до седьмого пота. К тому же, судя по голосу, он явно
не в духе...
     Бридж выехал во главу колонны,  а  Фандор остался в  середине.  Хрупкое
взаимопонимание,  установившееся между всадником и кобылой,  по вине тренера
было  нарушено.  Этот  злосчастный удар  хлыстом с  новой  силой  пробудил в
Карменсите ненависть к  роду человеческому.  Теперь все силы Фандора уходили
на то, чтобы не дать ей понести.
     Но  сколько он  ни  старался,  ему  так и  не  удалось заставить кобылу
перейти на  спокойный шаг.  Животное рвалось вперед,  не  слушаясь поводьев,
бока его дрожали. Из ноздрей вырывался хрип.
     - Ах,  негодяй!  - в отчаянии восклицал про себя Фандор. - Ведь нарочно
мне все это подстроил! Хочет, чтоб я нос расквасил!
     Тут кобыла немного успокоилась, и журналист перевел дух.
     - Видно,  все к тому и идет,  -  продолжил он.  -  Я ведь с самого утра
рвался к  подвигу.  Вот  и  совершу его  при первом же  препятствии.  Вспашу
отличную грядку без всяких садовых инструментов.
     Теперь Фандор даже радовался,  что  у  него нет  стремян.  Конечно,  со
стременами куда удобнее,  но  в  них легко и  запутаться,  когда падаешь.  А
поскольку журналист был совершенно уверен,  что рано или поздно он  упадет в
любом случае,  то предпочитал, чтобы после падения Карменсита не таскала его
за собой по полю всем на потеху.
     - А  может,  просто удрать?  -  рассуждал молодой человек.  -  В  конце
концов, чего ради я тут уродуюсь? Не за деньги же!
     Однако он знал, что не удерет. Плох тот журналист, который, взявшись за
дело,  не доводит его до конца.  А Фандор был настоящим журналистом - умным,
цепким, отважным.
     К  тому же  он имел немалый опыт верховой езды.  В  свое время он жил в
Натале,  бескрайние равнины которого славятся горячими мустангами.  Объезжая
этих  диких  лошадей,  Фандор стал  настоящим ковбоем.  Именно поэтому он  с
легкостью справился с необъезженной лошадью в первые дни службы у Бриджа.
     Тем  не  менее,  несмотря на  весь свой опыт,  он  находился в  опасном
положении.  Если сам тренер хочет,  чтобы его жокей упал,  у него есть много
способов  этого  добиться.  А  сейчас  не  оставалось  сомнений,  что  Бридж
нисколько не расстроится, если Фандор сломает руку или ногу.
     - Ну, давай, старина, - подбадривал себя журналист. - Посмотрим, как ты
выпутаешься на этот раз!
     Тем  временем всадники приблизились к  полосе препятствий.  Собственно,
полос  было  две.  Они  тянулись вдоль аллеи параллельно друг  другу.  Здесь
тренировались все жокеи из Мезон-Лафит.
     Бридж скомандовал:
     - Галопом! В обычном порядке! Дистанция три корпуса! Вперед!
     Он отъехал к изгороди и приказал:
     - Скотт, ко мне!
     Фандор приблизился.
     - Отпустите стремена,  -  приказал тренер.  -  В стипль-чезе без них не
обойтись.
     У  Фандора дернулась щека.  Предугадать поведение Карменситы на  полосе
препятствий  не  представлялось  возможным.   Случалось,  что  она  пыталась
протаранить изгородь грудью или  перед ямой с  водой неожиданно шарахалась в
сторону.
     "Этот Бридж -  просто сволочь!  -  яростно подумал журналист. - Пустить
меня без стремян на рысях,  когда болтаешься в седле, словно куль с тряпьем,
да  еще твою лошадь хлещут по заднице,  и  предложить стремена,  когда самое
лучшее -  вовремя свалиться с этой чертовой кобылы.  Нет, его не устраивает!
Ему нужно, чтобы я упал вместе с ней!"
     Но делать было нечего.  Отпустив стремена, Фандор последовал за другими
жокеями.  У тех-то не было проблем. Объективности ради следует признать, что
Бридж  был  прекрасным тренером,  а  его  лошади -  великолепными животными.
Наслаждением было наблюдать,  как они, подчиняясь малейшему движению седока,
взлетают над препятствием,  легко приземляются и, не сбивая галопа, исчезают
за поворотом.
     Вот и очередь Фандора.
     - Ну, Скотт, долго вас ждать?! - повелительно крикнул Бридж.
     "Уже  дождался,  скотина!"  -  с  ненавистью подумал  Фандор  и  пустил
Карменситу в галоп.
     Карменсита рванулась вперед.
     "Нет, кровосос, я не доставлю тебе такого удовольствия! - думал Фандор,
едва удерживаясь в седле.  - Ты думал, что я заплачу и начну канючить - нет,
мсье,  не заставляйте меня скакать на этом ужасном, грубом животном! Я вовсе
не жокей!  Я вам сейчас все, все расскажу! Дудки. Пусть я переломаю себе все
кости, но от расследования не отступлюсь. Черт побери, пока-то я еще цел!"
     Кобыла уже приближалась к первому препятствию.  Фандор собрал свою волю
и внимание в кулак.  За несколько метров до загородки Карменсита напряглась,
и журналист подумал, что она будет прыгать.
     Но в этот момент Бридж, стоящий у самого препятствия, достал из кармана
большой белый  платок  и  взмахнул им  перед  самой  мордой  лошади.  Кобыла
испугалась и шарахнулась в сторону.
     "Все пропало..." - мелькнуло в голове у Фандора.
     Неуклюже подогнув передние ноги,  Карменсита старалась не упасть. Хлыст
Фандора просвистел в  воздухе,  и  кобыла  встала на  ноги.  Молодой человек
овладел ситуацией. Он скрипнул зубами, и шпоры впились в потные бока лошади.
     Издав  короткое ржание,  Карменсита взвилась в  воздух  и  великолепным
прыжком преодолела препятствие. Все это заняло не больше секунды.
     Через минуту, небрежно бросив поводья, Фандор подскакал к тренеру.
     - По-моему, получилось неплохо, - произнес он как ни в чем не бывало.
     Бридж молча кусал губы.
     - Вы не находите? - не отставал Фандор.
     - Недурно,  - проворчал наконец Бридж. - Но вас надо еще дрессировать и
дрессировать.
     И, оглянувшись по сторонам, рявкнул:
     - Перерыв четверть часа! Всем спешиться! А вы, Скотт, идите за мной. Вы
еще пройдете стометровку в галопе.
     "Похоже, он никогда не натешится вдоволь!" - подумал журналист.
     Ругаясь про себя последними словами,  он поехал вслед за тренером.  Тот
направлялся на  параллельную дорожку,  где не  было установлено препятствий.
Там он остановился и процедил:
     - Хочу посмотреть,  чего вы стоите.  Сто метров самым резвым аллюром. Я
засекаю время. Если вы не ударите в грязь лицом - и в прямом, и в переносном
смысле - то будете участвовать в следующих скачках.
     Он сделал отмашку. Фандор пришпорил лошадь. Он почти не сомневался, что
тренер затеял это испытание в надежде,  что кобыла понесет.  Все знали,  что
если это случится, Карменситу уже ничто не остановит.
     Однако теперь-то у Фандора были стремена!  То ли Бридж о них забыл,  то
ли не решился вновь предъявлять издевательские требования,  но они были, и с
ними на ровной поверхности журналист чувствовал себя куда увереннее.  Теперь
им овладел азарт борьбы.  Тренер решил во что бы то ни стало его уничтожить?
Отлично!  Не  стоит  доставлять  ему  такого  удовольствия.  Что  главное  в
репортере?  Ловкость,  выдержка и  умение не сдаваться в  трудных ситуациях.
Пусть Бридж устраивает провокации. Посмотрим, кто кого!
     - Вперед! - завопил сзади Бридж.
     Фандор почувствовал,  как Карменсита вздрогнула.  Кобыла была настолько
взвинчена и  испугана,  что боялась уже стука собственных копыт.  В  бешеном
аллюре она стлалась по  земле,  едва не задевая брюхом траву.  Фандор понял,
что если ее сейчас не придержать, она неминуемо понесет.
     Казалось,  уже поздно что-либо предпринимать. Закусив удила, Карменсита
неудержимо неслась по аллее. Сдерживать ее было бесполезно.
     - Ладно,  Бридж,  - цедил Фандор, едва удерживаясь в седле, - ладно, мы
еще посмотрим...
     Оставался единственный выход.  Пригнувшись к  холке  лошади,  журналист
ослабил  поводья,  предоставив Карменсите самой  выбирать дорогу.  Ноги  его
сжали бока кобылы, хлыст засвистел в воздухе.
     "Только бы она выдохлась до поворота!  - мелькнуло в голове. - Иначе на
такой скорости она обязательно врежется в дерево".
     Но   Карменсита  и   не   думала  терять  силы.   Поворот  стремительно
приближался.
     - Ну же, лошадка! - уговаривал Фандор.
     До поворота оставалась какая-нибудь сотня метров. И тут кровь застыла в
жилах Фандора.
     Слишком  поздно  заметил он  препятствие,  которое приготовил для  него
коварный тренер. Низко над землей между двумя деревьями была натянута тонкая
веревка, почти незаметная на фоне аллеи.
     "Конец..."  -  успел  подумать журналист,  и  в  тот  же  момент кобыла
споткнулась, а Фандор вылетел из седла.
     Заметь  он  предательскую  веревку  секундой  позже,   с  ним  было  бы
покончено.  Но острое зрение спасло журналисту жизнь.  В последний момент он
успел вынуть ноги из  стремян и  отпустить поводья,  чтобы не  оказаться под
лошадью.
     Когда он,  оглушенный и покрытый синяками, поднялся на ноги, Карменсита
лежала неподалеку с  разорванными сухожилиями и  разбитой головой.  Тело  ее
сотрясали последние конвульсии.  Фандор  машинально сделал к  ней  несколько
шагов, но помочь лошади было уже нельзя. Карменсита умирала.
     Вдалеке  показалась  фигура  Бриджа.   Он  неторопливо  трусил  вперед,
уверенный, что обнаружит лишь труп. Журналиста он еще не видел.
     И тут Фандор увидел еще одну фигуру.  На расстоянии полусотни метров от
него  возле  дерева стоял мужчина,  затянутый во  все  черное.  Увидев,  что
обнаружен,  он  сделал жест,  полный злобной ярости,  и  исчез за деревьями.
Фандор хотел броситься в погоню, но после падения с лошади не смог пробежать
и десяти шагов. В бессильном гневе он сжал кулаки, и с его губ сорвалось:
     - Фантомас!
     Он  в  изнеможении уселся  на  холодную землю.  Вскоре подскакал Бридж.
Одним взглядом он оценил ситуацию и выбрал наступательную тактику.
     - Проклятие, Скотт! - заорал он. - Вы загубили прекрасную лошадь!
     Приближались и другие жокеи,  видевшие издали безумную скачку,  чуть не
ставшую  для  Фандора  последней.  Обнаружив  Фандора  живым,  все  искренне
обрадовались.  Усиливало их  радость то,  что он  избавил их  от  зловредной
кобылы.
     Фандор поискал глазами веревку.  Как  и  следовало ожидать,  ее  уже не
было. Журналист недоуменно пожал плечами.
     - Да я  и  сам толком не пойму.  Сначала кобыла понесла,  а потом вдруг
споткнулась на ровном месте. И я очнулся на земле.
     Про себя он думал:
     "Пусть до поры до времени считает меня идиотом.  Все равно я  ничего не
могу доказать.  Единственная улика исчезла.  Но теперь я знаю,  кто стоит за
Бриджем. Это Фантомас. Я узнал его!"






     - На скачки, в Отей.
     - Куда именно, патрон, к тотализатору или сразу к трибунам?
     Водитель хотел просто уточнить, но оба пассажира обиделись.
     - Ты что, плохо нас разглядел? Или мы похожи на зевак?
     - Н-нет, мсье...
     - То-то. Подъезжай прямо к весовой.
     Машина тронулась, а один из пассажиров все еще продолжал ворчать:
     - Нет,  он в самом деле подумал,  что мы будем толкаться у перил вместе
со всяким сбродом! Хорошего же он о нас мнения!
     - Простите,  мсье,  -  оправдывался водитель.  -  У  меня были нелады с
двигателем,  и я немного отвлекся. Конечно, теперь я вижу, что вы выглядите,
как настоящие аристократы.  Я должен был догадаться, что вас надо подвезти к
весовой.
     Придирчивый пассажир вдруг весело улыбнулся:
     - Да ладно,  дружище,  не бери в голову.  Это я так,  от нечего делать.
Захотелось, понимаешь, просто подурачиться.
     Шофер  только  изумленно помотал головой.  Второй  пассажир укоризненно
нахмурился:
     - Ей-Богу,  Фандор,  ты ведешь себя,  как какой-нибудь дешевый бродяга,
вроде Бузотера.  Ну чему, скажи, ты с самого утра так радуешься? Что тебе на
месте не сидится?
     Журналист,  пожалуй,  заслужил этот  упрек.  Все  утро  он  хохотал без
причины,  задирался с Жювом,  а теперь вот принялся дурачить голову ни в чем
не повинному таксисту.  Угрызений совести,  похоже, не испытывал и готов был
продолжать в том же духе.
     - Не обессудьте,  дорогой инспектор,  -  с улыбкой проговорил Фандор. -
Неужели у вас никогда не бывало минут вот такого душевного подъема?
     Жюв скептически хмыкнул.
     - Нет,  серьезно!  -  с воодушевлением продолжал журналист.  - Я просто
кожей чувствую,  что наши с  вами догадки подтвердятся.  Представляете,  как
продвинется расследование!
     Фандор сжал руку Жюва.
     - И когда ты повзрослеешь, - проворчал тот. - Это всего только догадки.
     - Ну,  нет,  - не унывал Фандор. - Наш приятель - это тот плод, который
уже давно созрел. И нам пора его сорвать!
     Он толкнул инспектора в бок.
     - А самое смешное то, что он, по-видимому, так ничего и не подозревает.
Представляю себе его физиономию,  когда вы наденете на него наручники! Я еще
не  видел  людей,   которые  сохраняли  бы  спокойствие,  если  это  сделать
неожиданно. А потом... Он заговорит. Вот увидите, Жюв, заговорит!
     Полицейский покачал головой:
     - Твоими  бы  устами...   Почему  ты  так  уверен,  что  он  ничего  не
подозревает?
     - А что дает повод предполагать обратное? - спросил журналист.
     - Ты  сам  прекрасно знаешь.  В  понедельник мои  люди  получили приказ
арестовать этого человека.  Они буквально обложили его со всех сторон.  А он
исчез,  как  сквозь землю провалился.  Случайность?  Кто-то  из  моих  людей
слишком увлеченно ковыряет в носу,  выполняя задание?  Может быть.  Но может
быть и  то,  что  этот тип просто куда лучше информирован,  чем мы  с  тобой
предполагаем. А предупрежден - значит, вооружен.
     Молодой человек немного подумал, потом беззаботно махнул рукой.
     - У вас профессиональная болезнь,  старина.  Вы все время думаете,  что
вас водят за  нос.  По-моему,  вы напрасно считаете нашего приятеля таким уж
хитрецом.
     - А в понедельник...
     - Да что в понедельник! Вы же сами признаете, что ваши бравые помощники
могли прошляпить. Думаю, он тут ни при чем. Небось, и не догадывается, какие
крупные силы были против него брошены. Кстати, может, потому его и упустили.
Каждый надеялся на другого, а в результате зевали все.
     Жюв промолчал. Он вспоминал слова инспектора, командовавшего группой.
     - Мы не спускали с него глаз до самой весовой,  мсье,  -  сказал тот. -
Потом,  правда,  немного расслабились - куда ему оттуда деться! Разве что на
дорожку.  А  через минуту хвать,  а  его  уже  нет.  Прямо как  сквозь землю
провалился.
     Теперь-то  Жюв начинал понимать,  в  чем дело.  Рядом с  весовой всегда
стоят  фургоны  для  перевозки лошадей.  Почти  наверняка объект  наблюдения
улучил момент и юркнул в один из них.  А если так,  то,  выходит,  он знал о
слежке или, по крайней мере, догадывался. Напрасно Фандор так радуется.
     "На этот раз надо не допустить подобной ошибки,  - думал инспектор. - В
этих фургонах можно увезти что угодно".
     Такси  на  большой  скорости  двигалось по  западным  районам  столицы.
Елисейские поля уже  остались позади,  и  машина ехала по  проспекту Виктора
Гюго в сторону Булонского леса.  Еще не было двух часов дня,  но к ипподрому
уже со всех сторон двигались многочисленные экипажи.
     Наконец такси подъехало к  Отей.  Шофер остановил машину прямо напротив
весовой.  В  качестве компенсации за  недавнюю невежливость Фандор  наградил
водителя такими щедрыми чаевыми,  что тот чуть не  завопил от  восторга.  Не
слушая его благодарностей, журналист и полицейский смешались с толпой.
     Сезон  скачек был  в  самом разгаре.  Несмотря на  будний день,  народу
собралось очень много. Оглядевшись, Жюв сказал:
     - Теперь расходимся. Отныне каждый делает свое дело, как договорились.
     - А ваши люди? - забеспокоился Фандор. - Они здесь?
     Жюв улыбнулся:
     - Можешь не сомневаться.
     Едва заметным кивком он  указал в  сторону киосков.  Там благообразного
вида старичок тщетно пытался ухаживать за торговкой цветами.
     - Это Леон, - пояснил Жюв.
     Фандор с сомнением поморщился:
     - А вы не боитесь, что он не устоит на ногах, если рядом чихнут?
     - Не нравится? - усмехнулся инспектор. - Посмотри на Мишеля.
     Он  указал  на  огромного детину в  одежде английского кучера,  который
прохаживался вдоль трибун с глуповатой улыбкой.
     На лице Фандора отразилось замешательство. Он присмотрелся к здоровяку,
потом  снова  внимательно  оглядел  старичка.   Что-то   неуловимо  знакомое
почудилось в его фигуре.
     - Да,  -  восхищенно выдохнул Фандор,  -  бутафория у  вас  на  высоте.
Сколько раз сталкивался с гримом и был уверен, что всегда его отличу. Но тут
- работа высшего класса. Ведь я знаю этих ребят, но в жизни не обратил бы на
них внимания!
     Инспектор похлопал его по плечу.
     - Если ты будешь так на них глядеть, дружище, - предостерег он, - то им
не  поможет никакой грим.  У  тебя же  на лице написано,  что они английские
шпионы! Давай лучше заниматься делом.
     И друзья разошлись в разные стороны.
     Тем  временем дорогие трибуны стали  пестрыми -  тут  и  там  виднелись
очаровательные любительницы скачек. День выдался теплый и солнечный.
     Мужчины толпились вокруг двух  прелестных девушек,  манекенщиц с  улицы
Мира.  Их  костюмы выглядели тем более потрясающе,  что девушки носили их  с
профессиональной грацией и изяществом.  Каждый шаг,  каждый жест был выверен
так, чтобы подчеркнуть выгодную деталь туалета.
     Стоит ли говорить, что только мужчины сопровождали красавиц восхищенным
шепотом.  Женщины хранили уязвленное молчание.  Хотя и  они  в  глубине души
признавали,  что  восторги сильной половины человечества имели под собой все
основания.
     - Если бы  я  вырядилась в  такое платье,  то  не дождалась бы от своих
знакомых ничего, кроме осуждения!
     Эти  слова принадлежали немолодой даме с  напудренным лицом,  крашеными
волосами и  расплывшейся фигурой.  В местных кругах она была хорошо известна
своим  пристрастием  к  лошадям.  "Самая  старая  любительница скачек",  как
называл ее  маркиз де  Сервиак,  славившийся своим острым языком.  Это  была
Зузу.
     Надо  ли  говорить,  что  в  устах  почтенной дамы  произнесенная фраза
звучала,  мягко  говоря,  надуманно.  Ей  случалось носить  платья,  которые
заставили бы попадать в обморок половину дам на этих трибунах.
     Однако Зузу  не  забивала себе голову подобными мелочами.  У  нее  было
прекрасное настроение. Последняя вечеринка удалась на славу. Обилие светских
людей выгодно оттенялось группой художников,  которые с удовольствием пришли
в  гости к бывшей содержанке.  А как все было достойно,  как аристократично!
Какой  славный традиционный дух  придал  празднику князь  Кресси-Мелен!  Его
котильон был бесподобен!
     На  следующий же  день после бала князь стал выступать в  роли кавалера
стареющей Зузу.  Они регулярно появлялись на скачках, и по вечерам их видели
входящими  в  отдельные  кабинеты  самых  фешенебельных  ресторанов  Парижа.
Светская хроника взахлеб сообщала о  каждом  подобном случае.  Общество было
донельзя  скандализировано.   Слыханное  ли   дело,   чтобы  человек  такого
происхождения,  как Кресси-Мелен, увлекся бывшей содержанкой! Подоплека ни у
кого  не  вызывала  сомнений.  Конечно,  князь  польстился не  на  увядающие
прелести Зузу,  а  на деньги,  которых ему всегда не хватало.  Это в  глазах
общества лишь усугубляло его вину.  Фи!  Аристократ,  князь - и позорит свое
имя из-за денег!
     Разумеется, так говорили преимущественно те, кому денег никогда считать
не приходилось.
     Вот и сейчас подобные разговоры вполголоса звучали среди дам, пришедших
на ипподром.  У Жоржетты Симоно они вызывали возмущение.  К тому времени она
уже пришла к  выводу,  что деньги являются злом лишь тогда,  когда их  мало.
Она-то хорошо понимала Кресси-Мелена.  Что значит княжеский титул без денег?
Происхождение ко многому обязывает человека.  Если бы князь, например, пошел
работать в банк,  те же светские львицы презирали бы его еще сильнее. А если
бы  он  перестал из-за  отсутствия средств играть на  бегах  и  появляться в
гостиных,  о нем бы попросту забыли. Так в чем же вина молодого человека? Он
зарабатывает себе на жизнь способом, достойным людей его круга!
     Став подругой Флориссана д'Оржель,  Жоржетта почувствовала все прелести
богатства.  Она появлялась на скачках в прекрасных туалетах,  а сегодня даже
приехала в собственном автомобиле. О ней пока не судачили, ведь прошло всего
две недели с  тех пор,  как на  нее в  первый раз обратили внимание.  Однако
Жоржетта уже  несколько раз  чувствовала на  себе изучающие взгляды светских
модниц.
     Так  же  привлекал внимание ее  спутник -  убеленный сединами старик  с
удивительно свежим цветом лица и молодыми глазами.
     В  этот  момент  Флориссан отлучился,  и  молодая  женщина  выслушивала
комплименты князя Кресси-Мелена. Внезапно она вздрогнула.
     - Что с вами? - удивился князь.
     Жоржетта протянула затянутую в перчатку руку и указала на молодую даму,
медленно идущую вдоль ограждения.
     - Там... Вы знаете эту женщину?
     Кресси-Мелен прищурил глаза.
     - Эту... Кажется, встречал ее здесь. Но мы не знакомы.
     И чуть слышно добавил:
     - А жаль. До чего хороша!
     Между тем,  женщина,  так  заинтересовавшая Жоржетту,  была  той  самой
незнакомкой,  которую она обнаружила в курительной комнате особняка на улице
Лало. Мы уже знаем, что это была Элен.


     Тем временем, пока дамы на трибунах обменивались светскими сплетнями, а
игроки выстраивались в очередь у окошечек,  чтобы сделать ставки,  по аллее,
ведущей к весовой, двигались трое мужчин, ведущих под руки четвертого.
     Несмотря  на  то,  что  народу  было  довольно  много,  толпа  поспешно
расступалась перед ними.  Было в мужчинах нечто схожее -  пышные усы, сапоги
со  стальными  набойками,   костюмы,  сшитые  из  хорошей  ткани,  но  плохо
скроенные.  Короче,  искушенный обыватель сразу  признал бы  в  них  стражей
порядка. Да и направлялись они к полицейскому участку, находящемуся сразу за
весовой, под трибуной.
     Мужчина,  которого они  вели,  был бледен,  худощав,  с  очень светлыми
глазами  и  волосами.  Он  делал  слабые  попытки сопротивляться.  Лицо  его
выражало страдание и  одновременно озлобление.  И  только иногда,  когда  он
оглядывался по сторонам в  поисках подмоги,  в его глазах молнией вспыхивала
холодная жестокость. Но возможности бежать не было.
     Полицейские,  подводя его  к  участку,  тщетно пытались выяснить имя  и
звание задержанного. Однако Жюв узнал его сразу.
     - Какой сюрприз! - протянул он. - Сам Быстрая смерть!
     Это действительно был бандит,  знаменитый не менее, чем Сторож, Горелка
и Иллюминатор. Уже не раз Жюв сажал его за решетку.
     - Мое  почтение,  господин  инспектор,  -  скривился в  улыбке  Быстрая
смерть. - Большая честь снова увидеться с вами!
     Жюв пользовался в  среде уголовников определенным уважением.  В отличие
от многих,  он никогда не проявлял излишней жестокости к  своим противникам,
справедливо  полагая,   что   недостойно  служителю  Фемиды  издеваться  над
побежденными. Вот и сейчас он с любопытством оглядел задержанного и спросил:
     - Опять взялся за старое, приятель? Понимаю, горбатого могила исправит.
У  нас ведь судят не за то,  что сделал,  а  за то,  что попался.  Как же ты
позволил себя схватить?
     Быстрая смерть стал что-то невнятно бормотать. Жюв поморщился:
     - Легче,  легче,  парень! Я совсем забыл, что когда ты начинаешь врать,
то становишься косноязычен, как пьяный капеллан.
     Он повернулся к агенту:
     - Что случилось?
     Старший выступил вперед:
     - Этот  человек,  господин инспектор,  арестован за  продажу  фальшивых
официальных бюллетеней.
     Жюв удивленно прищурился:
     - Что  за   чертовщина?   Как  можно  продавать  фальшивые  официальные
бюллетени?
     Тут вмешался второй агент:
     - Дело в  том,  мсье,  что жокей-клуб издает специальные программки,  в
которых  указаны  имена  и  номера  лошадей  и  жокеев.  Это  их  монополия.
Программки продаются только в  одном месте -  вон там,  на газоне,  и  стоят
довольно дорого.  Этот  бизнес приносит клубу  неплохие деньги.  Представьте
себе, здесь столько народу, и каждый второй платит пять су...
     - Понятно, - перебил Жюв.
     - Ну  так  вот,  -  продолжал агент.  -  Этот  парень  раздобыл  где-то
типографский шрифт,  напечатал себе бланков и  сегодня с утра пораньше решил
заняться коммерцией.  Вот уже несколько дней жокей-клуб жалуется, что кто-то
нарушает его монополию, и наконец мы поймали этого типа.
     Быстрая смерть, насупившись, слушал объяснения агента, потом вмешался:
     - Господин инспектор! Вы же не думаете, что это я все придумал! Трюк-то
старый,  как мир.  Это же не фальшивые деньги. Бланки можно заказать в любой
типографии. В конце концов, администрация ипподрома сама должна была об этом
подумать. Не я, так кто-нибудь другой начнет продавать...
     Но  Жюв  его  уже  не  слышал.  Его  внимание приковала фигура Фандора,
мелькнувшая в толпе. Молодой человек кого-то разыскивал.
     Оставив Быструю смерть высказывать жандармам свои взгляды на экономику,
полицейский  поспешил  присоединиться к  журналисту.  Увидев  друга,  Фандор
порывисто схватил его за локоть.
     - На этот раз, Жюв, я расскажу вам нечто потрясающее!
     Инспектор осторожно высвободил руку и скептически посмотрел на Фандора.
     - Обопритесь  на   что-нибудь   покрепче!   -   продолжал  репортер   с
воодушевлением. - А то еще, гляди, упадете в обморок!
     Жюв поджал губы.
     - Мы не на детском утреннике, дорогой мой. Говори по существу.
     - Извольте,   -   обиделся  журналист.   -  Вы  можете  сколько  угодно
иронизировать,  но, клянусь, через минуту вы раскаетесь. Так вот - Владимир,
сын Фантомаса, здесь!
     Фандору не  удалось насладиться своим торжеством.  Инспектор не  упал в
обморок, не воздел руки к небу, он даже не ответил. Он просто исчез в толпе.
Секундой позже журналист понял, что Жюву подал знак Мишель, человек в одежде
кучера.
     - Мы  проследили его,  патрон,  -  шептал  тем  временем Мишель  своему
начальнику. - Он сидел на тренерском месте, затем обошел трибуны для публики
и зашел в загон. Что теперь?
     Жюв нахмурился:
     - Арестовать. Но только тихо, без шума. Где Леон?
     Мишель,  осознав важность момента,  весь  подобрался.  Глупое выражение
исчезло с его лица.
     - Леон у весовой, мсье.
     - Пусть там и остается, - решил Жюв. - И чтобы муха мимо не пролетела!
     Мишель молча кивнул.
     - Прикажешь людям окружить загон,  -  продолжал инспектор. - А потом вы
вдвоем войдете внутрь.  Не надо насилия.  Заморочьте нашему приятелю голову,
выведите его наружу под любым предлогом.  И  постарайтесь подвести поближе к
фургонам для перевозки лошадей. А дальше - мое дело.
     - Слушаюсь, патрон.
     Народу  в  загоне  было  полно.  Тренеры  резкими  голосами выкрикивали
команды,  жокеи  проверяли исправность сбруи,  конюхи старались выбросить за
пределы корда  камни,  о  которые лошади могли  бы  повредить ногу.  Тут  же
прохаживался Бридж.  Конюхам было уже известно, что он поставил сегодня кучу
денег  на  лошадь,  которая не  значилась в  списке фаворитов.  Однако Бридж
считался слишком большим авторитетом,  чтобы к его словам не прислушивались.
Раз он сделал ставку,  значит, трехлетняя кобыла Солей-3 действительно имела
реальные шансы выиграть заезд.
     - Ставки на нее двенадцать к  одному!  -  сказал один из конюхов своему
приятелю.
     Они многозначительно переглянулись и, порывшись в карманах, направились
к тотализатору.
     Тем  временем Бридж громогласно распекал конюхов из  своей конюшни.  От
этого занятия его  отвлек только звук гонга,  возвестивший о  начале первого
заезда. Тренер махнул рукой:
     - Ладно,  тупицы,  вас все равно ничему не научишь.  Пойду,  взгляну на
скачки.
     В этот момент к нему приблизился огромный мужчина в одежде для верховой
езды.
     - Вы мистер Бридж? - спросил он по-английски и радостно улыбнулся.
     - Да. Ну и что?
     Бридж нахмурился.
     - Какая  удача!   -   заговорил  верзила.  -  Я  давно  мечтаю  с  вами
познакомиться. Я тренер, из Англии. А вон мой помощник.
     Он махнул рукой в сторону фургонов для перевозки лошадей.
     - Вы не могли бы уделить нам несколько минут? Это довольно важно.
     Бридж подозрительно огляделся.
     - Я побеседую с вами, - проговорил он. - Но не сейчас. После заезда.
     Лицо "англичанина" окаменело.
     - Нет,  мсье, - произнес он на правильном французском. - Нам необходимо
поговорить немедленно. Пойдемте со мной.
     Тренер слегка побледнел. Видимо, он уже понял, с кем имеет дело.
     "Прикидываешь,  как бы улизнуть,  приятель, - думал между тем Мишель. -
Пустой номер. Шеф не зря мне доверяет. От меня не убежишь".
     Бридж, видимо, пришел к такому же выводу.
     - Ладно,  -  сказал он  уныло.  -  Не  буду  смотреть заезд.  Пойдемте,
поговорим в баре.  Но сначала мне нужно заглянуть в фургон.  Одна из лошадей
сильно  ушиблась по  дороге,  и  ее  никак  не  могут  вывести  наружу.  Мне
необходимо дать указания.
     - Конечно, мсье! - улыбнулся Мишель.
     "Сам лезет волку в  пасть,  -  думал он.  -  Именно у фургона Жюв его и
ждет. Посмотрим, как ему понравится эта встреча!"
     Тем  временем  Фандор,   которого  инспектор  так  неожиданно  покинул,
обиженно бормотал:
     - Нельзя сказать, что вы излишне любознательны, мсье полицейский. Любой
газетчик удавился бы,  пропусти он такие сведения,  которые я  преподнес вам
совершенно бесплатно.  А  вы даже не соизволили меня дослушать!  Хорошенькое
дело!
     Журналист нахмурился:
     - Похоже, Жюв не принимает меня всерьез. Думает, что все мои рассказы -
плод богатого воображения. Придется забыть о самолюбии. Необходимо, чтобы он
все знал. Только где теперь его искать?
     Фандор  принялся  сосредоточенно работать  локтями,  пробиваясь  сквозь
толпу. Внезапно он оказался лицом к лицу с молодой женщиной.
     - О Господи! - вырвалось у журналиста. - Это вы, Элен!
     Однако девушка не  выказала энтузиазма при  виде  своего возлюбленного.
Она прошла мимо с безучастным видом, вполголоса бросив:
     - Сегодня вечером, в восемь часов. И, ради Бога, не преследуйте меня.
     Фандор ошеломленно потер лоб.
     - Решительно,  мне сегодня не везет,  -  проговорил он.  -  Все от меня
убегают.
     Покачав  головой,  молодой  человек  направился в  сторону  загона  для
лошадей. Внезапно кто-то удержал его за руку.
     - Мсье,  -  произнес женский голос,  - прошу вас, уделите мне несколько
минут.
     Журналист  обернулся.   Перед  ним  стояла  Жоржетта  Симоно.   Женщина
выглядела взволнованной.
     Фандор вежливо поклонился.  После  смерти Рене  Бодри  ему  приходилось
встречаться с  Жоржеттой.  Не  далее  как  сегодня утром он  получил от  нее
открытку  с  приглашением на  вечеринку в  особняк  на  улице  Лало.  Фандор
принялся произносить слова благодарности, но Жоржетта перебила его:
     - Мсье, эта женщина, с которой вы только что разговаривали... Вы знаете
ее? Как ее зовут?
     Фандор удивился.  Какое отношение может иметь Элен  к  Жоржетте Симоно?
Чем  вызван  подобный интерес?  Молодой  человек  колебался,  не  зная,  что
ответить. Жоржетта продолжала:
     - Скажите, это не дочь господина Флориссана д'Оржель?
     Мысль  эта  показалась Фандору настолько дикой,  что  он  непроизвольно
улыбнулся.
     "Надо бежать,  -  подумал он.  -  А  то  не пришлось бы объяснять,  кто
настоящий отец Элен.  Кстати, почему ею так заинтересовалась госпожа Симоно?
И как мне от нее избавиться?"
     Жоржетта продолжала настаивать:
     - Кто эта женщина, мсье? Скажите мне!
     "Это уж слишком,  -  решил Фандор.  - Сегодня все, с кем я ни заговорю,
бесследно исчезают.  Пора и мне научиться. Конечно, это не лучший способ, но
все же..."
     И  журналист,   вытаращив  глаза,   посмотрел  на  что-то,   что  якобы
заинтересовало его  за  спиной  Жоржетты.  Женщина машинально обернулась,  а
Фандор тем временем затерялся в толпе.


     - Все  в  порядке,   патрон,   -  проговорил  Леон,  глядя,  как  Бридж
направляется к фургону для перевозки лошадей. - Он наш.
     Увы,  слова эти были сказаны преждевременно.  Бридж неожиданно исчез из
виду. Леон обежал вокруг фургона и столкнулся с Жювом.
     - Никого!
     Инспектор молча указал головой на  соседний фургон.  Именно в  нем,  по
словам тренера, находилась больная лошадь. Дверь была приоткрыта.
     - Там, - проговорил он. - Вы зайдете, а я буду ждать у задней двери.
     Инспектор повернулся к Мишелю:
     - А  вы идите к козлам.  Вдруг нашему приятелю взбредет в голову удрать
на лошадке...
     Мишель кивнул.
     - А если в фургоне никого не окажется? - спросил Леон.
     Жюв пожал плечами.
     - Значит,  на  свете существуют чудеса.  В  любом случае не дергайтесь.
Ведите себя так, как будто ничего не произошло.
     Леон отправился к двери,  а Жюв обошел фургон кругом. Немного подождав,
он вошел внутрь.
     Когда глаза привыкли к темноте, инспектор увидел в углу лежащую лошадь.
Почуяв  постороннего,  животное  вскинуло  голову.  Жюв  тихонько прищелкнул
языком,  как это делают конюхи, чтобы успокоить лошадь. Кобыла тихо опустила
голову.
     Жюв  достал  карманный фонарик и  осветил помещение.  Кроме  лошади,  в
фургоне никого не было.  То же самое мог подтвердить и Леон,  вошедший через
переднюю дверь.
     "Но ведь приятель сюда зашел,  -  подумал Жюв.  -  И не вышел. Значит -
что?"
     Он весело улыбнулся.
     "Значит,  сынку еще далеко до папочки. Тот никогда бы не воспользовался
столь дешевыми приемами.  Лошадь, которая вертит башкой и при этом не дышит!
Расскажите кому-нибудь другому..."
     Инспектор громко хлопнул дверью и отступил в сторону. Некоторое время в
фургоне царила тишина,  только слышно было, как снаружи перекликаются Мишель
с Леоном, и вот в мягком полумраке Жюв увидел, как тело лошади шевельнулось,
бок  ее  приподнялся и  прямо из  живота вылез человек с  жидкой бороденкой,
одетый в  лохмотья клошара.  Он  не  видел  Жюва,  к  которому стоял спиной.
Полицейский наслаждался.
     - Ну,  просто дитя,  -  цедил  он  сквозь зубы.  -  Я  много лет  ловлю
преступников и, право слово, заслуживаю большего уважения. Пытаться обмануть
меня так просто!  Чучело лошади,  а в ней человек,  который крутит голову...
Несолидно!
     Он ухмыльнулся.
     - Отдадим должное,  моих болванов это сбило с толку.  Человек заходит в
фургон -  и пропадает. Есть от чего оторопеть! А нужно всего лишь пошевелить
мозгами. Все так просто!
     Человек,  вылезший из  чучела  лошади,  крадучись направился к  выходу.
Пришло время действовать.  Пригнувшись,  инспектор рванулся вперед и  точным
ударом сбил его с ног. Одновременно он крикнул:
     - Леон, Мишель! Ко мне!
     Через  несколько  минут  подоспевшие  полицейские связали  задержанного
Жювом человека.  Тот отчаянно сопротивлялся,  но напрасно. Наконец он затих.
Мишель,  затянув последний узел,  включил свет. Жюв протянул руку и содрал с
лица  своей жертвы накладную бородку.  Затем,  тем  же  манером снял  парик.
Появилось гладкое лицо Бриджа.
     - Куда же вы спрятались,  господин тренер?  -  ухмыльнулся Мишель. - Вы
ведь обещали уделить нам несколько минут!
     Тренер затравленно озирался. Жюв повернул его лицом к свету.
     - Бридж?  -  задумчиво проговорил он.  - Пожалуй, да. Мы ловили тренера
Бриджа,  и мы его поймали.  Но сдается мне, что нам в руки попался не просто
тренер. Знаете ли вы, друзья мои, кто такой мсье Бридж на самом деле?






     Неожиданный вопрос  удивил полицейских.  Они  непонимающе уставились на
своего начальника.
     - Смелее,  друзья мои,  -  подбодрил помощников Жюв.  - Кого, по вашему
мнению, мы арестовали?
     - То есть, как кого? - недоуменно переспросил Мишель. - Тренера Бриджа!
     Инспектор бросил долгий взгляд на арестованного и  ухмыльнулся.  Обычно
сдержанный,  сейчас он не скрывал своего удовлетворения.  Полицейские еще не
видели шефа таким.  Жюв относился к работе,  как ко всякой другой, и никогда
не   кичился  собственными  победами.   Арест  преступника  был   для   него
закономерным следствием  добросовестного выполнения  обязанностей.  Выражать
какие-либо чувства по  отношению к  противникам инспектор считал ниже своего
достоинства. Однако сейчас в его взгляде полыхнула неприкрытая ненависть.
     - Тренер Бридж...  -  повторил Жюв с непонятной интонацией.  - Конечно,
тренер Бридж. Но не только. И не столько...
     - Но кто же это, шеф? - нетерпеливо спросил Мишель.
     - О,  это  весьма  занимательная личность,  -  усмехнулся инспектор.  -
Полиция уже  давно хочет с  ним познакомиться.  А  уж  сколько людей мечтает
увидеть его за решеткой!
     Жюв сделал шаг вперед и резко спросил:
     - Итак, мсье, вы утверждаете, что ваша фамилия Бридж?
     Пленник криво улыбнулся. Казалось, он отлично понимал, о чем идет речь,
он не испытывал особого беспокойства. Видимо, он считал, что не все потеряно
и у него неплохие шансы.
     - Не вполне понимаю ваш вопрос,  мсье, - надменно ответил арестованный.
- До сих пор никому не приходило в голову усомниться в том,  что я тот,  кто
есть  на  самом деле.  Да,  меня  зовут Бридж,  я  тренер и  могу  легко это
доказать.
     Инспектор молча  смотрел на  него.  Бридж  выпятил грудь  и  запальчиво
спросил:
     - А вот позвольте узнать,  господин полицейский, на каком основании мне
заламывают руки?  В чем я провинился до такой степени,  что за мной являются
прямо на  ипподром?  Разве я  давал лошадям допинг?  Или  перекрашивал их  в
другую масть? Или, может, у меня истек срок лицензии?
     Его  голос звучал так  уверенно и  непринужденно,  что  помощники Жюва,
съевшие собаку  на  полицейских расследованиях,  на  этот  раз  усомнились в
правоте своего  патрона.  Лицо  инспектора окаменело,  глаза  превратились в
льдышки.
     - Конечно,  нет,  мсье,  -  процедил он с убийственной вежливостью. - К
тренеру Бриджу у меня нет никаких претензий.
     - Так в чем же дело?!
     Жюв вскинул руку.
     - Потрудитесь меня не перебивать,  -  продолжал он сквозь зубы.  -  Так
вот,  тренер Бридж нужен мне, как прошлогодний снег. Я арестовывал не его. Я
арестовывал чудовище,  гнусного и  подлого  убийцу,  по  которому давно  уже
плачет виселица...
     Мишель с Леоном непонимающе переглянулись. Глаза Бриджа забегали.
     - Уж не Фантомаса ли вы имеете в виду? - спросил он с нервным смешком.
     - Пока нет, - зловеще проговорил Жюв. - Пока я имею в виду вас.
     - Меня?!
     - Да,  молодой человек.  Конечно,  до  Фантомаса вам далеко.  Но вы его
давний подручный. Более того, вы его сын!
     Полицейские вскрикнули от удивления. Лицо Бриджа пошло бурыми пятнами.
     - Полюбуйтесь на него,  ребята,  -  обратился инспектор к помощникам. -
Князь Владимир собственной персоной. Достойное отродье своего отца - убийца,
садист и  мерзавец.  Лавры папаши не дают ему спокойно спать.  Только он,  в
отличие от родителя,  трус и предпочитает нападать подло,  исподтишка. И тем
не менее, руки у него в крови по локоть!
     Жюв  говорил  с  силой  и  яростью.  В  голосе  его  слышалось  мрачное
торжество.
     Однако он недооценил Бриджа.  За время,  пока инспектор произносил свою
тираду,  тренер успел взять себя в руки. И, когда Жюв закончил, арестованный
звонко расхохотался.
     - Ну и ну! - заливался он. - Право, велика честь. Сын Фантомаса!
     Отсмеявшись, он вытер глаза.
     - Ну,  господин инспектор,  у  вас  и  воображение!  Значит,  я  -  сын
знаменитого Фантомаса.  И из чего вы это заключили,  позвольте узнать? Или у
нас есть фамильное сходство?
     В  голосе  его  звучала  неприкрытая насмешка.  Жюв  почувствовал,  что
выходит из себя.  Да,  отцовская школа не прошла для сопляка даром!  Если не
припереть его к стенке неопровержимыми доказательствами, он будет отбиваться
до конца.
     Усилием воли  инспектор обуздал свои  чувства и  молча  пожал  плечами.
Увидев этот презрительный жест, Бридж нахмурился.
     - Я считаю ваши обвинения беспочвенными,  - сухо сказал он. - Так можно
утверждать все,  что  угодно.  Например,  что я  сын папы римского.  Детский
лепет.  Если  у  вас  есть доказательства моей противозаконной деятельности,
потрудитесь привести их  в  присутствии адвоката.  Если  их  нет,  я  требую
немедленного освобождения. И извинений!
     Жюв хмыкнул.
     - Наглости вам  не  занимать,  приятель.  Только  хочу  напомнить,  что
приказы  здесь  отдаю  я.  Что  касается  обвинения  -  извольте.  Не  стану
перечислять все ваши преступления, это было бы слишком утомительно. В данный
момент вы арестованы по обвинению в убийстве Фабера.
     Глаза Бриджа расширились.
     - Не  стройте из  себя  невинную овечку,  -  спокойно продолжал Жюв.  -
Именно в конюшне Фабера вы держали своего жеребца.  Его зовут Каскадер, если
не ошибаюсь?  А у старика появились доказательства, что эта лошадка попала к
вам,  мягко  говоря,  не  вполне  законным путем.  Несколько раньше  за  нее
поплатился жизнью другой человек. Припоминаете?
     Бридж молчал.
     - Я вам напомню,  Владимир, - продолжил инспектор. - Вы купили лошадь у
некоего Рене Бодри.  А  потом задушили его и  забрали обратно тридцать тысяч
франков, уплаченные за жеребца.
     Тренер через силу улыбнулся:
     - Подумайте, какие страсти! Интересно, с чего вы это взяли?
     Жюв спокойно покачал головой.
     - В том-то все и дело, что у меня есть доказательства, которые вам вряд
ли удастся опровергнуть. Очень, очень вряд ли...
     Пленник наконец начал выказывать признаки беспокойства.
     - Перестаньте морочить мне голову!  -  воскликнул он.  -  Видит Бог,  я
терпел вашу бесцеремонность.  Но этот фарс зашел слишком далеко.  Я  требую,
чтобы меня отпустили.  В противном случае первое,  что я сделаю,  как только
предстану перед следователем, это подам на вас жалобу!
     Инспектор пожал плечами:
     - Как вам угодно,  мсье. Надеюсь, вам это доставит удовольствие. Только
вот пугать меня в вашем положении не стоило бы.
     Он повернулся к помощникам:
     - Ладно,   довольно  болтовни.  Отведите  арестованного  в  полицейский
фургон. А я отправлюсь прямо в прокуратуру.
     Полицейские вывели Бриджа на  улицу.  Благодаря тому,  что  этот уголок
паддока был  отгорожен тяжелыми фургонами,  арест прошел незаметно.  Удалось
избежать скандала,  который не  преминул бы разразиться,  окажись кто-нибудь
поблизости.  Одного из  лучших тренеров арестовывают прямо  накануне заезда!
Обвиняют в  двух жестоких убийствах!  Да  еще утверждают,  что он сын самого
Фантомаса!
     Взволнованные Леон с Мишелем,  не спуская глаз с пленника, повели его к
большому автофургону с  надписью "Полиция".  Такие  машины всегда дежурят на
ипподромах и  к  концу дня  никогда не  оказываются пустыми.  Чаще  всего их
посетителями становятся подвыпившие игроки,  просадившие последние деньги  и
посему  позволяющие себе  не  слишком  вежливые высказывания в  адрес  более
счастливой  половины  человечества.   Несколько  реже   в   фургон  попадают
неудачливые карманные воришки.
     Бридж не сопротивлялся.
     - Бред какой-то! - бормотал он. - Вы еще пожалеете об этом!
     Жюв   задумчиво  посмотрел  ему   вслед.   Обернувшись,   тот  надменно
прищурился. Во взгляде его сквозила угроза.
     - Что-то   этот  парень  слишком  петушится,   -   негромко  проговорил
полицейский.  -  Такое впечатление,  будто он  уверен,  что  в  беде его  не
оставят. Надеется на папу?
     Инспектор уже направился к  выходу из  паддока,  но  в  нерешительности
остановился.
     - А  что,  если Фантомас и  впрямь где-то неподалеку?  Тогда он вот-вот
узнает об аресте сына,  если уже не узнал. И он прекрасно отдает себе отчет,
что  Владимира ждет гильотина.  Впрочем,  что  это я...  Как будто Фантомаса
волнуют  родственные чувства!  Если  это  когда-то  и  было,  то  осталось в
прошлом. Нет, его должно беспокоить другое...
     Жюв сцепил пальцы.
     - Если Фантомас где-то рядом,  то Владимир наверняка должен знать,  под
чьей личиной скрывается его отец на сей раз.  А  это уже реальная опасность.
Если парень поймет,  что помощи ждать неоткуда,  он расколется.  Нет, нельзя
сейчас отлучаться от нашего тренера. С Фантомасом не шутят!
     Инспектор повернул обратно и пошел вслед за своими помощниками, на ходу
проверяя  браунинг.   Он   готовился  ко  всяким  неожиданностям.   Жюв  был
бесстрашным человеком,  но  это  не  тот случай,  когда можно позволить себе
браваду.  За  годы борьбы с  Фантомасом инспектор в  полной мере осознал,  с
какой  страшной  силой  имеет  дело.  Не  зря  газетчики окрестили Фантомаса
"Гением преступления".  Беспощадный,  коварный и неуловимый,  убийца наносил
удар неожиданно и всегда оставался безнаказанным.
     Жюв  чувствовал себя,  как  сжатая  пружина.  Спокойствие арестованного
всерьез его встревожило. Если Фантомас решил освободить Владимира, то нельзя
расслабляться ни на секунду.
     Внутри фургона коротал время толстый жандарм в  компании муниципального
служащего.
     - А-а!  -  радостно заорал он,  увидев Бриджа. - Сегодня к нам залетела
жирная птичка! Добро пожаловать в клетку!
     Увидев хмурого Жюва,  жандарм немедленно вытянулся по стойке "смирно" и
взял  под  козырек.  Не  обращая на  него внимания,  полицейский внимательно
осматривал фургон.
     - Арестованного - в самый дальний бокс, - скомандовал он наконец. - Вы,
Мишель,  охраняйте дверь.  Взведите курок и не выпускайте из рук револьвера.
Вы,   Леон,  полезайте  на  крышу  и  смотрите  по  сторонам.  Вы,  жандарм,
внимательно следите за наружной дверью.
     - А вы, мсье? - спросил Леон.
     - А я возьму такси и поеду следом.  Ваша задача - держать арестованного
под замком и  не давать никому приблизиться к машине.  Я же прослежу,  чтобы
никто не подобрался снизу.
     - Снизу, мсье? - переспросил Мишель. - Как это? На ходу?
     - Даже если сам дьявол появится из преисподней, я не сильно удивлюсь, -
веско произнес Жюв. - Хорошо бы и тебе к этому приготовиться.
     При этих словах толстый жандарм хихикнул. Жюв разгневанно обернулся:
     - Что вы нашли здесь смешного?!
     Толстяк покраснел до корней волос.
     - Прошу простить, господин инспектор. Больше не повторится. Просто...
     - Что - просто?
     - Ну,  понимаете...  Такие меры предосторожности... Я тут не первый год
дежурю и не помню, чтобы кто-нибудь убежал из полицейского фургона.
     - Ах,  вы не помните... - насмешливо протянул Жюв. - Скажите, а если на
вашей памяти не произошло ни одного землетрясения,  значит ли это, что их не
бывает в природе?
     Охранник выпучил глаза:
     - Не понимаю, мсье...
     - Нечего тут понимать,  -  резко оборвал его инспектор.  - Нужно просто
добросовестно выполнять приказы.  Можете быть уверены,  что  такого клиента,
как сегодня,  вам тоже возить еще не  приходилось.  И  охранять его надо как
следует.
     - Слушаюсь, мсье! - гаркнул толстяк.
     Жюв смягчился:
     - Так-то.  А  что касается побегов из полицейских фургонов,  то и  они,
увы, случаются. Достаточно вспомнить дело Доллона.
     - Доллона!  -  протянул  жандарм.  -  Еще  бы,  ведь  там  орудовал сам
Фантомас!
     Жюв решил не пускаться в дальнейшие объяснения.  А то толстяк, глядишь,
так перепугается, что от него не будет никакого проку.
     - Вполне  возможно,  -  коротко  бросил  инспектор  и,  наклонившись  к
окошечку водителя, приказал:
     - В путь.
     - Как?  -  удивленно обернулся шофер.  -  Разве  мы  не  дождемся конца
скачек? Куда же они денут остальных нарушителей?
     - Пусть это тебя не волнует, - поморщился Жюв. - Отправляйся.
     - Но я не могу, мсье! - запротестовал водитель. - У меня приказ!
     В голосе Жюва зазвенел металл:
     - Приказы отдаю я!
     Этого было достаточно,  чтобы шофер подчинился.  Жюв  вышел,  и  фургон
тронулся в путь. Мишель, сторожа пленника с револьвером наготове, мучительно
размышлял,  прав ли  его начальник.  Действительно ли ему удалось арестовать
сына самого Фантомаса?


     Минут  через  сорок фургон прогрохотал под  сводами Дворца правосудия и
въехал во двор тюрьмы предварительного заключения. Вопреки мрачным прогнозам
Жюва,  по  дороге не произошло ничего непредвиденного.  Бридж сидел в  своем
боксе молча, не делая попыток пошевелиться.
     - Выведите арестованного,  -  распорядился Жюв.  -  Не  будем  тянуть с
допросом.
     - Согласно  закону,   каждый  заключенный,   даже   если  он   задержан
непосредственно на  месте преступления,  должен быть допрошен следователем в
течение двадцати четырех часов.  За  это  время  пленнику должны  предъявить
официальное обвинение,  а  также  доказать  законность  содержания  его  под
стражей.  Это  мудрое  правило ограничивает произвол полицейских,  частенько
действующих по принципу -  посадим сначала для острастки за решетку, а потом
разберемся,  в чем он там виноват. Если же обвинения действительно серьезны,
то за сутки оформляются все необходимые бумаги,  и заключенный переводится в
камеру до суда.
     Жюв решил ковать железо,  пока горячо,  и  отвести Бриджа к следователю
немедленно. Вслед за инспектором полицейские ввели арестованного в помещение
тюрьмы.  Здесь авторитет и  громкое имя снова сослужили Жюву хорошую службу.
Протокол составили без проволочек, и они направились в кабинет следователя.
     Им  оказался солидный пожилой господин.  Прежде чем  попасть во  Дворец
правосудия,  он  долгие годы прослужил в  глухой провинции,  откуда "до царя
далеко,  до  Бога высоко".  Поэтому основным навыком,  который он приобрел в
своей  профессиональной деятельности,  было  умение  держаться  подальше  от
скандалов и избегать любой ответственности.
     Звали  почтенного законника господин Мантуа.  Его  можно  было  считать
бескорыстным и беспристрастным, если бы не крайняя пугливость.
     Зайдя в большой кабинет, Жюв кинул взгляд на следователя и нахмурился.
     "Черт побери!  -  подумал он. - Вот уж действительно не везет. Надо же,
чтобы из всех следователей мне попался именно этот высохший стручок.  Того и
гляди, забьется под стол от страха. Неужели не нашлось никого другого?"
     Господин Мантуа тем временем с  важным видом изучал бумаги,  положенные
на  стол  секретарем.  Наконец он  поднял  глаза.  Взгляд  его  недружелюбно
скользнул  по  инспектору  и   остановился  на  арестованном  с   выражением
дружеского участия.  Господин Мантуа недолюбливал этих полицейских,  которые
повсюду суют  свой нос  и  вечно нарываются на  неприятности.  Добро бы  они
собирали клошаров под мостами -  по тем тюрьма давно плачет.  Так нет же, их
хлебом не корми,  дай арестовать кого-нибудь из высшего общества. Взять хоть
этого арестованного -  явно приличный,  состоятельный господин,  из  хорошей
семьи,  наверняка с обширными связями. А ну как окажется, что он ни в чем не
виноват?  Тогда скандала не  миновать.  Кому  же  понравится,  когда его  за
здорово живешь отправляют в тюрьму!
     "Нет,  - решил следователь, - надо быть повежливее. В конце концов, это
мне ничего не стоит.  Если он виноват,  то свое получит,  а если...  Словом,
семь раз отмерь, один раз отрежь".
     Отложив в сторону бумаги, следователь указал вошедшим на стулья:
     - Присаживайтесь, господа.
     Затем взглянул на арестованного:
     - Ваше имя, пожалуйста.
     Молодой человек с достоинством выпрямился:
     - Меня зовут Бридж,  мсье.  Томас Бридж.  Я тренирую скаковых лошадей в
Мезон-Лафит.  Мои конюшни пользуются известностью, меня знают как честного и
добросовестного человека.  И  я  решительно протестую  против  самоуправства
полиции, арестовавшей меня без всякой причины, по смехотворному обвинению.
     Это было сказано с таким напором и уверенностью, что старый следователь
втянул голову в плечи.
     "Худо  дело,  -  подумал  он.  -  Этот  парень  напустит на  меня  весь
жокей-клуб!"
     Представив  себе,  какая  пропасть  разделяет  его  и  аристократов  из
привилегированного жокей-клуба, Мантуа внутренне содрогнулся.
     Он поджал губы:
     - Вы слышали, господин инспектор?
     - Слышал, - улыбнулся Жюв.
     "Конечно, - с горечью думал следователь. - Этим костоломам все нипочем.
А каково мне, ему и в голову не придет подумать".
     Постаравшись принять бесстрастное выражение, Мантуа кивнул:
     - Я приму к сведению ваш протест. Вам известно, в чем вас обвиняют?
     Бридж пожал плечами:
     - Чушь  какая-то.   Похоже,   мне   хотят  приписать  все   нераскрытые
преступления в Париже.
     Он указал пальцем на Жюва и насмешливо продолжал:
     - Этот господин утверждает, что я убил Рене Бодри, потом еще кого-то...
не помню.  В общем,  этот лишенный юмора господин обвиняет меня в чудовищных
преступлениях, потому что он вбил себе в голову, что я - сын Фантомаса!
     У следователя глаза на лоб полезли:
     - Кто, простите?!
     - Сын Фантомаса!  - повторил Бридж, наслаждаясь произведенным эффектом.
- И зовут меня,  оказывается, Владимир. И вообще, я князь. И, судя по всему,
начну сейчас ругаться по-русски.
     Пораженный Мантуа лишился дара речи.
     - Мсье Жюв... - произнес он наконец. - Вы... отвечаете за свои слова?
     - Я-то  отвечу,  -  усмехнулся инспектор.  -  Пускай сначала наш  гость
выговорится.
     Бридж надменно вздернул подбородок:
     - Полагаю,  я достаточно слушал вас. Теперь я разговариваю с господином
следователем.
     И, повернувшись к Мантуа, он продолжал:
     - В   конце   концов,   если   у   господина  полицейского  воспаленное
воображение,   я   не   собираюсь  препятствовать  ему  наслаждаться  своими
фантазиями.  Если ему нравится,  пусть думает,  что я  архангел Гавриил.  Но
пусть при этом не тащит меня в тюрьму!
     С видом оскорбленного величия Бридж перевел дух. Губы его искривились.
     - Так вот,  помимо своих генеалогических изысканий господин полицейский
обвиняет меня в двух убийствах.  Он утверждает, что я убил Рене Бодри, моего
давнего партнера,  да  еще и  ограбил его.  Потом,  по  его словам,  я  убил
какого-то  Фа...  Фабера,  с  которым и  вовсе не  знаком,  не слышал о  нем
никогда!  Почему я  должен что-то доказывать этому господину,  вообразившему
невесть что?!  Существует презумпция невиновности.  Попробуйте-ка,  докажите
мою вину! Предоставьте улики! Посмотрим, что у вас получится.
     Монолог  Бриджа  привел  следователя в  окончательную растерянность.  В
мозгу  его  метались видения  чудовищных неприятностей.  Наконец  он  гневно
сдвинул брови и повернулся к инспектору:
     - Вы   слышите,   Жюв?   Арестованный  требует,   чтобы  вы  предъявили
доказательства.
     - А разве я отказываюсь?  -  почти добродушно улыбнулся Жюв.  - Я готов
предоставить все необходимое для установления истины.
     Инспектор неторопливо встал, подошел к Бриджу и заглянул ему в глаза.
     - Чистосердечное признание облегчает вину,  -  проговорил он. - Это вас
не наводит ни на какие мысли, господин тренер?
     Бридж фыркнул.
     - Мне вовсе не хочется тратить на вас силы,  -  настаивал Жюв. - Но вам
грозит гильотина.  По закону я обязан предупредить вас. Если вы признаетесь,
что  вы  действительно  князь  Владимир,   присяжные,  быть  может,  смягчат
приговор.
     - Я Томас Бридж,  -  ледяным тоном произнес тренер. - И прекратите ваши
провокации.
     - И вы не убивали Рене Бодри?
     - Нет.
     - И не причастны к смерти Фабера?
     Бридж оглядел инспектора с головы до ног.
     - А вы еще глупей,  чем кажетесь,  - брезгливо сказал он. - Повторяю, я
никого не убивал.
     Жюв повернулся к Мантуа.
     - Господин следователь,  - произнес он, - как вы видели, я выполнил все
предписываемые законом  формальности.  Арестованный  отказывается признавать
свою   вину.   Тогда  разрешите  высказаться  мне.   У   меня   есть  веские
доказательства причастности этого человека к  убийству,  и  я готов привести
их.  И я говорю не только об убийстве Рене Бодри,  но и о смерти крестьянина
Фабера. Репортер Фандор, имя которого вам хорошо известно, любезно поделился
со мной результатами блестяще проведенного им расследования.
     - Это уж слишком!  -  выкрикнул Бридж. - Я не желаю находиться в тюрьме
на основании "расследования", проведенного каким-то репортеришкой!
     - Помолчите! - властно приказал Жюв. - Вы уже достаточно наговорились.
     Он снова обратился к следователю.
     - Итак,  мсье Мантуа,  я обвиняю этого человека в тяжких преступлениях.
Но  прежде всего  необходимо установить его  личность.  Я  требую проведения
антропометрической экспертизы.  Все  данные небезызвестного князя  Владимира
находятся  в  картотеке мсье  Бертильона.  Ему  понадобится всего  несколько
минут, чтобы подтвердить мою правоту.
     Следователь облегченно вздохнул. Инспектор взял инициативу в свои руки,
и Мантуа был рад хоть ненадолго снять с себя ответственность.
     - Ваше  требование справедливо,  -  важно  кивнул он.  -  Идентификация
личности необходима.
     Он перевел взгляд на Бриджа:
     - Если вам есть,  что сказать,  мсье,  говорите сейчас. Может, не стоит
понапрасну ходить туда-сюда? Если вы когда-то были обмерены, ваша карточка и
по  сей день хранится в  лаборатории.  Так что,  если ваше имя действительно
Владимир...
     Бридж дернул щекой.
     - Сколько это будет продолжаться?  -  прервал он следователя.  -  Я  не
Владимир.  Надо же,  придумали!  Я  -  сын Фантомаса!  Нет,  вы точно решили
повесить на меня все нераскрытые преступления!
     Мантуа снова растерялся. Его всегда пугал подобный напор.
     - Слышите, Жюв, - с сомнением повторил он.
     - Слышу,  мсье,  -  спокойно ответил инспектор.  - Этот молодой человек
весьма упрям.  Тем не менее,  я настаиваю на своем требовании. Арестованного
необходимо показать доктору Бертильону.
     Тут следователь наконец понял, что выставляет себя в невыгодном свете.
     - Хорошо,   -  решил  он.  -  Постановляю  провести  антропометрическое
обследование.
     Жюв только того и ждал. Он встал и взял арестованного за локоть.
     - Идите со мной.  Скоро вы увидите, что французское правосудие не столь
уж беспомощно.
     Бридж поднялся.
     - Мне  никогда  не   приходило  в   голову  клеветать  на   французское
правосудие,  -  произнес он  с  каменным лицом.  -  Но  в  данном случае оно
совершает ошибку.
     - Посмотрим,  - пожал плечами инспектор. - Если так, я публично принесу
свои извинения.
     Они  вышли  из  кабинета  и  зашагали  по  коридору.   Леон  с  Мишелем
задержались, чтобы подписать протокол. По дороге Бридж заговорил:
     - Не понимаю, чего вы добиваетесь, инспектор Жюв. Допустим, вы получите
отпечатки пальцев Бриджа и  изучите форму его ушей.  Но с  чем вы будете все
это сличать? Или у вас есть карточка и на Фантомаса?
     Жюв подтолкнул его вперед:
     - Не  задерживайтесь,  пожалуйста.  А  ваши  данные  нам  будет  с  чем
сравнить.  Вспомните-ка дело с исчезнувшим поездом. Тогда князь Владимир был
арестован, и его обмеряли весьма тщательно.
     - Вот как!  -  нахмурился Бридж. - Исчезнувший поезд... Но, если мне не
изменяет память, там все происходило в какой-то маленькой деревушке?
     - Память вам не изменяет, - вежливо ответил инспектор.
     - И вы думаете, что карточку эту потрудились переслать в Париж?
     Полицейский молчал. Бридж бросил на него быстрый взгляд и повторил:
     - Наверняка она там и осталась!
     Они уже поднимались по ступенькам в антропометрическую лабораторию. Жюв
проговорил:
     - Не тешьте себя иллюзиями.  Я постарался,  чтобы карточку отправили по
назначению.  И  хранится она  в  отделении семьсот тридцать два,  под шифром
двадцать четыре - шестьсот тридцать С-В. Видите, у меня неплохая память.
     Инспектор подтолкнул побледневшего Бриджа к двери. Тот уперся.
     - Ладно, черт с вами, - глухо произнес он. - Я признаюсь. Отведите меня
обратно к  следователю.  Терпеть не могу,  когда доктора прикасаются к  телу
этими холодными штуковинами.
     Жюв остановился.
     - Итак, вы?.. - тихо спросил он.
     Бридж опустил голову:
     - Князь Владимир. Сын Фантомаса...
     Инспектор удовлетворенно вздохнул.  Все произошло именно так,  как он и
предполагал.  Арестованный сделал признание, не доходя до антропометрической
лаборатории доктора Бертильона.
     Шагая обратно по коридору, Жюв размышлял:
     "Надо сказать,  что парень держался неплохо.  Но до отца ему далеко. Он
забыл главное правило: начал играть, так играй до конца, даже если надеяться
остается  только  на  чудо.   Сколько  преступников  раскалывалось  на  этих
ступеньках! Нет, Фантомас бы испытывал судьбу до последнего..."
     Жюв взглянул на помертвевшее лицо Владимира и подумал с иронией:
     "Интересно,  что там хранится, в шкафу, который я назвал? Может, такого
и нет вовсе.  А ведь я мог оконфузиться.  Пари держу,  что нужной карточки у
Бертильона не оказалось.  Я, конечно, послал запрос три дня назад, но за это
время она просто не могла прийти. Хорошо, что парень об этом не знает. Иначе
он точно попытался бы меня задушить".
     Час  спустя все  формальности закончились.  Владимир сделал официальное
признание следователю в  присутствии свидетелей,  и  его отправили в  тюрьму
предварительного заключения.  В  дальнейшем его  предполагалось перевести  в
Санте.
     Подписав протокол,  Жюв  любопытства ради  решил  наведаться к  доктору
Бертильону. Выяснилось, что его опасения не были напрасными. Ответ на запрос
не приходил, карточки не было. Сын Фантомаса поспешил сознаться.






     Как только Бридж,  или,  как уже точно было установлено,  сын Фантомаса
князь Владимир,  сделал официальное признание,  Жюв покинул комнату. Опустив
голову, арестованный глухо спросил:
     - Что со мной будет?
     Теперь,  после того как  обвиняемый признал свое родство со  знаменитым
преступником,  следователь  почувствовал  себя  уверенней.  До  этого  напор
Владимира заставлял бывшего провинциала поеживаться.  Теперь  же  плечи  его
расправились, в голосе зазвучали властные нотки. Господин Мантуа принадлежал
к   тем   робким  натурам,   которые  от   заискивания  легко   переходят  к
агрессивности.
     - Вопросы здесь задаю я!  - резко заявил он. - Будете говорить, когда к
вам обратятся.
     С  величественным видом следователь пододвинул к себе кипу формуляров и
принялся не торопясь заполнять их,  сопровождая слова красивыми завитушками.
Это заняло немало времени.  Владимир молча сидел,  поглядывая на  человека с
землистым лицом,  от которого зависела его ближайшая судьба.  Он,  казалось,
потерял все  свое хладнокровие.  Лицо его кривилось в  нервной улыбке,  губы
дрожали.
     Наконец господин Мантуа нарушил молчание. Он кивнул секретарю:
     - Протокол допроса.
     Служащий  торопливо  положил  бумагу  на  стол.   Следователь  приказал
Владимиру:
     - Подпишите.
     Молодой человек покорно выполнил то, что от него требовалось.
     - Теперь,  -  продолжал  Мантуа  официальным  тоном,  -  я  уполномочен
сообщить вам,  что вы обвиняетесь в убийстве.  На время проведения следствия
вы будете помещены в одиночную камеру.
     Он повернулся к полицейским:
     - Охранники, уведите арестованного.
     Леона  и  Мишеля  слегка покоробило,  что  этот  старикашка равняет их,
оперативных сотрудников Службы безопасности,  с рядовыми охранниками. Однако
они  были так горды произведенным арестом,  что решили не  обижаться.  Бог с
ним, с судьей! Главное, что их шеф в который раз оказался прав! Теперь-то уж
начальство не посмеет упрекнуть их в нерадивости.
     И   тут   произошло  неожиданное.   Когда  Мишель  наклонился  и   взял
арестованного за локоть,  тот резко вырвал руку. Он уже совладал с собой, на
лице его отразилось возмущение.
     - Полегче, господа полицейские! - произнес он звенящим голосом.
     Мишель застыл в нерешительности. Владимир повернулся к следователю.
     - Не слишком ли вы скоры на расправу,  мсье?  Я тоже знаю законы.  Ваши
обвинения ничем не подтверждены.  Какое убийство?  Я  признался,  что я  сын
бандита,  и только.  Но ведь не я выбирал себе отца!  За это еще не сажают в
тюрьму.
     Как собака,  услышав свист хлыста,  прижимается к земле,  так и Мантуа,
встретив отпор, съежился за своим столом.
     - Я  понимаю вашу радость,  господа,  -  обратился между тем Владимир к
полицейским. - Как же, схватили сына самого Фантомаса! Продвижение по службе
обеспечено! Однако этого маловато. Голова моя еще крепко держится на плечах.
Никакого преступления я не совершал, и вам не удастся долго держать меня под
замком.  А  уж  если вам так хочется попробовать на моей шее,  как действует
машинка папаши Гильотена,  то,  боюсь,  вы  состаритесь,  прежде чем сумеете
насладиться этим зрелищем!
     Полицейские несколько оторопели. Непонятно было, блефует Владимир или в
самом деле нашел способ избежать обвинений.  Вся растерянность арестованного
словно испарилась. Казалось, за его спиной незримо стоит сам Фантомас.
     Мишель сжал зубы.
     - Да,  до гильотины еще есть время, мсье Владимир, - процедил он. - Но,
уверяю вас,  вы идете к  ней кратчайшим путем.  А до тех пор мы позаботимся,
чтобы ваша голова находилась на  положенном месте.  Вы  ведь не  собираетесь
покончить с собой?
     Подобный вопрос  в  любом  случае неуместен.  Если  Владимир и  обладал
дерзостью и  наглостью своего отца,  то  ему  не  хватало его смелости.  Для
самоубийства же  необходимо немалое мужество.  Немного найдется таких людей,
которые предпочтут лишить себя жизни, но не потерпеть поражение.
     В  этот  момент в  кабинет вошел посыльный и  что-то  прошептал на  ухо
следователю.   Встретив  вопросительный  взгляд   Мишеля,   Мантуа   кивнул.
Полицейский удовлетворенно улыбнулся.
     - Так что о  вашей голове мы позаботимся,  -  закончил он,  обращаясь к
арестованному.  -  И  о  теле тоже.  Только что  прокурор санкционировал ваш
арест.  И  отправим мы  вас  прямо в  тюрьму Санте.  Хотите сбежать оттуда -
попробуйте.
     И он подтолкнул князя к двери.
     Через десять минут они вышли во внутренний двор.  Арестованного заперли
в  тюремной машине,  и фургон тронулся в направлении тюрьмы Санте.  Когда он
сворачивал на мостовую,  от тротуара отделилось такси и двинулось следом.  В
нем, прикрыв лицо шляпой, сидел Жюв.
     Не  то  чтобы инспектор не доверял своим людям.  Но он не без оснований
полагал,   что  только  он  один  полностью  представляет  себе  возможности
Фантомаса.  Знаменитый преступник не  сделал попытки отбить сына по дороге с
ипподрома,  так как знал,  что его сопровождает достойный противник.  Теперь
же,  действуя неофициально,  инспектор ждал встречи с врагом. И настроен был
весьма решительно.
     Однако ожидание оказалось напрасным. То ли Фантомас потерял след своего
сына,  то ли счел момент неблагоприятным для нападения,  но дорога до тюрьмы
прошла без неожиданностей.  Тюремная машина въехала во двор и остановилась у
главного входа. Леон с Мишелем вывели пленника.
     Конечно,  опять не обошлось без формальностей.  Заполнение бумаг заняло
добрых полчаса.  Наконец Леон с  Мишелем сдали Владимира четырем охранникам.
Взамен те выдали квитанцию, как будто речь шла о почтовом багаже.
     Увидев эту бумажку, Владимир скрипнул зубами. Будничность происходящего
только  подчеркивала,  в  какую  безвыходную ситуацию он  попал.  Убежать из
тюрьмы Санте практически невозможно,  а для него и вовсе нереально.  Уж если
кого и будут стеречь пуще глаза, так это, конечно, сына Фантомаса.
     Тем не менее, Владимир держался надменно и заносчиво.
     - Господа! - крикнул он полицейским. - Я не прощаюсь!
     Мишель ухмыльнулся:
     - До свидания, до свидания. Мы действительно еще встретимся. На суде. А
в скором будущем - и на бульваре Араго.
     Мишель имел в  виду место,  где недавно установили гильотину.  Владимир
передернул плечами:
     - Не дождетесь!
     - Поживем -  увидим,  - вмешался Леон. - А пока прощайте. До встречи на
следствии. Кстати, там будет и Жюв.
     - Сомневаюсь, - зловеще улыбнулся Владимир. - Очень сомневаюсь.
     - В чем? - удивился Леон.
     Владимир  хотел  что-то   ответить,   но  промолчал.   Подошел  старший
надзиратель.
     - Уведите заключенного! - приказал он.
     Охранники  подтолкнули князя,  и  дверь  за  ним  захлопнулась.  Теперь
обратно дороги не было. Сын Фантомаса двинулся вперед. В его ушах еще звучал
зловещий скрип тюремной двери, отрезающей путь к свободе. Этот звук не может
забыть никто из тех, кто побывал в тюрьме.
     Наконец  процессия  остановилась  перед   дверью  камеры.   Надзиратель
позвенел ключами,  замок щелкнул, и заключенного втолкнули в узкое помещение
с  низким  потолком.  Бригадир,  бывший  солдат с  боевой медалью на  груди,
проговорил:
     - Соседей  у  вас  не  будет.   Приказано  содержать  вас  в  одиночке.
Разговаривать на  отвлеченные темы со  мной или  с  охранниками запрещается.
Исключение будет  сделано только в  том  случае,  если  вы  захотите сделать
признание.
     Владимир вскинул голову, но бригадир жестом остановил его:
     - Возражения оставьте для следователя. Я вам говорю только то, что меня
уполномочили сказать.  Режим у  нас строгий.  Подъем в четыре утра,  отбой в
семь вечера.  Едой вас обеспечат.  Если занеможете,  нажмите эту кнопку.  Но
предупреждаю - не следует звонить без серьезной причины. Вы рискуете навлечь
на себя суровое наказание.  Кричать и устраивать скандалы бесполезно.  Здесь
прекрасная звукоизоляция, соседи вас не услышат. А мы люди привычные.
     Владимир горько усмехнулся.
     - Далее,  -  бесстрастно продолжал надзиратель.  -  Там,  под потолком,
маленькое  окошечко.  Если  станет  душно,  поверните  вот  эту  ручку,  оно
откроется. А теперь раздевайтесь.
     Владимир возмущенно отпрянул:
     - Это еще зачем?!
     - Приказ начальника тюрьмы, - спокойно сказал бригадир. - Вас обыщут.
     Скрипнув зубами, заключенный подчинился. Надзиратель тщательно осмотрел
его одежду.  Все, что он счел пригодным для попытки бегства или самоубийства
- авторучка,  пилка для ногтей и тому подобное, было изъято. Помимо галстука
и  шнурков для  ботинок у  Владимира отобрали даже  часы,  так  как,  разбив
стекло,  можно  вскрыть себе  вены  осколком.  Все  это  тюремщик проделывал
автоматически,  как  буржуа  набивает трубку  перед  ужином.  Наконец  обыск
закончился, и заключенному вернули его одежду.
     - Доброй ночи,  -  сказал бригадир,  стоя в дверях.  -  И хочу дать вам
совет.  Если есть в  чем сознаваться,  лучше сделать это по своей воле.  Это
смягчит приговор.
     Владимир ничего не ответил.  Бригадир покачал головой и закрыл за собой
дверь.  Ключ  повернулся  в  замочной  скважине.  Оставшись  в  одиночестве,
заключенный медленно огляделся.
     - Н-да, солидное заведение, - пробормотал он сквозь зубы.
     Потом встал и начал мерить шагами камеру.  Это обычное занятие узников,
томящихся в  одиночках.  Таким  образом они  пытаются расширить стены  своей
камеры,  удовлетворить извечную потребность в движении, которая делает жизнь
в тюрьме невыносимой.
     Расхаживая от стены до двери, Владимир внимательно оглядывал помещение.
В нем,  впрочем,  не было ничего необычного - типовая камера тюрьмы Санте. В
длину она имела около четырех метров, в ширину - около двух с половиной. Под
потолком на  стене виднелась маленькая форточка.  Стекло ее  было  настолько
грязным,  что  не  различался цвет  неба.  Однако  толстые  прутья  решетки,
вмурованной в стену, просматривались вполне отчетливо.
     Обстановка была убогой, как и положено в тюрьме. У стены стояла жесткая
койка, накрытая грубым солдатским покрывалом. Рядом с ней - маленький столик
с миской и кружкой, а в углу - бак с водой, что для заведений подобного типа
можно считать уже некоторой роскошью. Рядом со столом стоял круглый табурет.
Вся  утварь  была  накрепко  привинчена  к   полу,   чтобы  ей   не   смогли
воспользоваться в качестве орудия нападения или защиты.
     Больше  в  камере  ничего не  было.  Стол,  стул  и  кровать составляли
минимум, необходимый и достаточный заключенному.
     Машинальными  движениями,  свойственными всем,  впервые  попадающим  за
решетку,  князь Владимир подергал дверь и  постучал по стенам.  Естественно,
эти предметы оказались выполненными добросовестно и из отменного материала.
     Сын Фантомаса глубоко вздохнул и  удрученно опустился на  койку.  Никто
сейчас не  признал бы  в  нем  бравирующего своей  смелостью тренера Бриджа,
осмелившегося   разговаривать   презрительным   тоном   с    полицейским   и
следователем.  Это  был  просто  одинокий  человек,  потерявший  надежду  на
спасение.
     - Я пропал,  -  чуть слышно прошептал Владимир.  - Охранники знают, что
говорят.  Из тюрьмы Санте еще никто не убегал.  Никто...  И  я  тоже закончу
жизнь на гильотине.
     Мужество,  казалось,  покинуло пленника. Тюремщик через глазок в камеру
видел,  как  заключенный сидит  на  кровати  с  убитым  видом,  раскачиваясь
взад-вперед.  Но у  молодого человека остались еще силы.  Внезапно он поднял
голову, и огонек надежды блеснул в его глазах. Он топнул ногой:
     - Нет,  черт побери!  Такого отца,  как у  меня,  нет ни у кого в мире!
Пусть он считает меня бездарным учеником,  но он не оставит меня в беде.  Он
придумает, как вытащить меня отсюда!
     Тем же вечером,  около пяти часов,  в мрачноватое кафе, расположенное в
самом центре пользующегося дурной славой района между Сен-Мишель и  Пти-Пон,
на улице Ушетт,  вошел человек,  закутанный в  длинный плащ.  Он раздраженно
взглянул на дремлющего в углу официанта и скомандовал:
     - Шартрез!
     Официант удивленно протер глаза.  В  его низкопробном заведении никогда
не заказывали столь дорогой ликер.
     - Но, мсье... - промямлил он.
     - Конечно,  у тебя его нет! - презрительно перебил его мужчина. - Здесь
пьют только дешевую дрянь... Ладно. Принеси рома.
     Официант метнулся к стойке и возвратился с небольшой рюмкой. Посетитель
брезгливо повертел ее  в  руке и  уронил на  пол.  Во  все  стороны брызнули
осколки. Мужчина и ухом не повел.
     - Я сказал,  принеси мне рома!  - пророкотал он. - И не в мензурке, а в
приличном бокале!
     Он опустил воротник плаща, открывая лицо, и официант побледнел.
     - О,  это  вы,  Хозяин!  -  залебезил он.  -  Ради  Бога,  простите мою
близорукость. Вы так давно к нам не заходили...
     Не  обращая внимания на  бессвязные оправдания,  незнакомец осушил свой
стакан, взял официанта за плечо и процедил:
     - Закрывай лавочку. И никого не впускай, кроме Сторожа. Понял?
     Официант затряс головой:
     - Понял. Никого, кроме Сторожа. Но... Разве он не в тюрьме?
     - Нет, не в тюрьме. И вообще, это тебя меньше всего касается!
     Прикусив язык, официант бросился к дверям. Через несколько минут он уже
опустил массивные деревянные ставни,  которые обычно  закрывались только  на
ночь.  Почти  сразу  в  дверь постучали.  Официант вопросительно поглядел на
посетителя.
     - Отвори, - приказал тот.
     Официант подчинился. Приоткрыв дверь, он тихо спросил:
     - Кто там?
     Вместе  с  неразборчивым ответом снаружи влетел порыв  ветра.  Дрова  в
камине затрещали. Официант распахнул дверь:
     - Входите. Хозяин уже ждет.
     В  помещение зашел  второй посетитель.  Вечерами кафе  на  улице  Ушетт
вообще редко бывало заполнено.  Приличные люди и  днем-то старались обходить
его стороной.  А  уж если к ночи там собирался народ,  то можно было держать
пари,  что там не найдется ни одного добропорядочного буржуа.  И  сегодня не
оставалось сомнений,  что  человек,  пьющий у  стойки ром,  является крупным
бандитом.  Достаточно было  увидеть,  с  какой угодливостью обращался с  ним
официант, называвший своего посетителя не иначе, как Хозяин.
     Вошедший тоже был весьма известен в преступном мире. У многих при одном
упоминании имени Сторожа пробегали мурашки по  телу.  Но тот,  кого называли
Хозяином,  даже  не  удосужился посмотреть в  его  сторону.  Он  молча ждал.
Вошедший приблизился и сел рядом на высокий табурет.
     - Вот и я.
     - Вижу, - буркнул Хозяин.
     Он повернулся к официанту:
     - Пойди-ка, погуляй. Для твоей же пользы лучше ничего не слышать.
     Не говоря ни слова, официант вышел под дождь. Было ясно, что с мужчиной
в  темном плаще  спорить не  принято.  Дверь  негромко хлопнула,  и  в  зале
остались только двое.
     Вошедший снял мягкую шляпу, наполовину скрывавшую его лицо.
     - Давно не виделись, Фантомас, - произнес он. - Я к твоим услугам.
     Его собеседник усмехнулся:
     - Ну,  так уж и давно...  Впрочем,  у нас такая жизнь,  что каждый день
может оказаться последним. Ну, рассказывай. Удалось что-нибудь?
     Сторож поскреб в затылке:
     - Кое-что удалось.  По  крайней мере,  я  знаю,  где он.  И  как с  ним
связаться.
     Король преступников оперся на стойку и прищурил глаза:
     - Подробней.
     Сторож сделал глоток.
     - Меня предупредили,  что за твоим сыном пожаловали легавые, - произнес
он.  -  Я сам попался к ним в руки,  по собственной воле.  Прикинулся мелким
жуликом. Спасти Владимира я не мог, но когда его посадили в тюремный фургон,
я уже был там. И ехал с ним вместе до тюрьмы предварительного заключения.
     - Большое достижение!  -  хмыкнул Фантомас.  - Понятно, что его повезли
туда.
     Сторож обиженно сморщился:
     - Но я  же хотел быть к нему поближе!  Думаешь,  приятно встречаться со
следователем?
     Фантомас нетерпеливо махнул рукой:
     - Ладно, ты - герой, жалую тебе орден Почетного легиона. Что дальше?
     - Дальше... Ну, меня допросили, взяли штраф и выпустили. Потом я добрый
час  подпирал стенку во  Дворце правосудия,  пока не  увидел,  как Жюв повел
твоего сына в антропометрическую лабораторию...
     Сторож смолк, увидев на лице собеседника довольную улыбку.
     - Чему это ты так радуешься? - спросил он.
     - Своей предусмотрительности.  В лаборатории на Владимира ничего нет. Я
позаботился перехватить его карточку,  которую заказывал Жюв.  Ее  больше не
существует.  Воображаю,  как  расстроился бедный  полицейский!  Единственное
доказательство пропало!
     Тут Фантомас взглянул в лицо Сторожу, и улыбка сползла с его лица.
     - Что такое? - медленно проговорил он.
     Сторож обреченно вздохнул:
     - Значит,  ты  зря  старался.  Жюв  попросту взял парня на  пушку.  Тот
признался, кто он такой, еще не доходя до лаборатории.
     Фантомас скрипнул зубами.
     - Как меня угораздило произвести на свет такого болвана!  -  воскликнул
он. - Сколько раз ему говорил, что нужно стоять до последнего!
     Бокал в его руке хрустнул. Это немного отрезвило преступника.
     - Ладно, - бросил он. - Что дальше?
     Сторож покачал головой:
     - Ничего хорошего. Его отправили в Санте.
     - Номер камеры?
     - Четыреста  двадцать  два  по  коридору  Е.   Между  прочим,  пришлось
поставить бутылку охраннику, чтобы узнать это.
     - Не волнуйся,  верну сторицей,  -  сухо улыбнулся Фантомас.  -  Ты это
заслужил. Разнюхал все не хуже полицейской ищейки.
     Он помолчал.
     - Что ж, информация ценная. Теперь - как с ним связаться?
     Сторож с гордым видом достал из кармана кусок картона.
     - Потратившись на бутылку,  я извлек из этого максимальную пользу.  Вот
бланк  пропуска.  Я  спер  его  из  кармана моего охранника.  Такие выдаются
электрикам.  Их  там сейчас человек пятьдесят.  Они работают круглосуточно -
идет реконструкция всей системы энергообеспечения. Так что ты можешь попасть
в тюрьму хоть сегодня ночью!
     Фантомас положил руку на плечо собеседника и легонько сжал ее.
     - Ну что ж,  дружище,  -  проговорил он.  -  Ты оказал мне незабываемую
услугу. Если что понадобится, скажи. Я у тебя в долгу.
     Сторож польщенно улыбнулся.  Не  каждый день тебя благодарит величайший
преступник Франции, а может, и всего мира!


     В  четыре часа  ночи  князь  Владимир не  спал.  Он  снова мерил шагами
камеру.
     - Отец предупреждал, что меня всегда могут схватить, - бормотал он. - И
в этом случае самое главное - установить между нами связь. Он говорил, что я
должен быть постоянно начеку,  чтобы не пропустить весточки от него. Значит,
спать нельзя!
     Он потер виски:
     - Без помощи Фантомаса мне конец. Надо ждать. Надо ждать!
     Тянулись бесконечные часы.  Не  доносилось ни  звука,  все  заключенные
спали.  Только Владимир бродил в своей камере,  словно дикий зверь в клетке.
Он  чувствовал себя  так,  словно  его  погребли заживо.  Надежда оставалась
только на Фантомаса.
     Издалека  послышался  бой  часов,  находившихся в  центральном коридоре
тюрьмы.  Будто подчиняясь их сигналу, лампочка под потолком погасла и тут же
снова зажглась. Владимир вздрогнул:
     - Что это, случайность? Или это отец подает мне знак?
     Лампочка снова погасла и зажглась.  Стало понятно,  что свет включается
то через длинные,  то через короткие промежутки.  Задержав дыхание, Владимир
чуть слышно прошептал:
     - На что-то это похоже...
     И он понял.
     - Точка - тире, точка - тире... Азбука Морзе! Это отец!
     В  свое  время Фантомас научил сына  множеству вещей,  казавшихся тогда
ненужными.  В их число входила и азбука Морзе. И вот теперь она пригодилась.
Найдя  где-то  провод,   питающий  лампочку  в  камере  Владимира,  Фантомас
передавал ему информацию. Владимир принялся расшифровывать сигналы.
     - Не тебя нет улик,  - мигала лампочка. - Я уничтожил твою карточку. Ни
в чем не сознавайся. Не отчаивайся. Я делаю все, чтобы спасти тебя. Помни об
этом. Держись.
     Владимир сжал кулаки. Еще не все потеряно! Отец помнит о нем!
     Тем временем лампочка потухла.  Затаив дыхание,  Владимир ждал. Наконец
снова замигал свет.
     - Самое главное -  не признавай за собой никакой вины. Это погубит тебя
в первую очередь. И жди от меня вестей.
     Лампочка  вспыхнула  ярче,   затем  передала  еще   несколько  коротких
сигналов. Владимир прочитал зловещие буквы. Это была подпись:








     Было  десять часов  вечера.  Несмотря на  поздний час,  в  Беттинг-баре
царило  большое  оживление.  Он  выделялся ярко  освещенным пятном  на  фоне
притихшего Мезон-Лафита.  Даже  рестораны  уже  притушили свет  и  опустели.
Только Беттинг-бар был еще полон посетителей.
     Однако  на  этот  раз  к  напиткам  не  проявлялось большого  интереса.
Посетители сгрудились в задней комнате,  поглядывая на официантов, которые с
обиженным видом  убирали рюмки и  бокалы.  Вскоре первый зал  опустел,  и  в
задней  комнате осталось шестеро постоянных клиентов.  Помимо  пристрастия к
данному питейному заведению этих  людей объединяло еще  одно обстоятельство.
Все они так или иначе были связаны с тренером Бриджем.
     Здесь присутствовал Тильем,  главный управляющий конюшен, старший конюх
Вилли,  приказчик  Мерлере  и  несколько мелких  служащих.  Разговор  шел  о
нашумевшем аресте их хозяина.
     - Кто бы мог подумать!  -  ворчал Тильем.  - Мсье Бридж - и вдруг князь
Владимир,  сын Фантомаса!  Нет,  ребята,  нам еще повезло.  С этим парнем мы
могли влипнуть в серьезные неприятности!
     Старший конюх покачал головой:
     - И  не  говори,  старина.  Должен сказать,  что у  меня уже давно было
ощущение, что Бридж не тот, за кого себя выдает.
     - Серьезно?
     - Вполне. Было в нем что-то неестественное. Что-то непрофессиональное.
     - Ну, ты скажешь! - вмешался Мерлере. - По-твоему, он плохой тренер?
     Вилли наморщил лоб.
     - Да нет,  лошадник-то он от Бога. Но, понимаешь... Быть тренером - это
не только уметь обходиться с лошадьми.  Надо еще уметь вести дела.  Бридж, к
примеру, обходился без управляющего.
     - Ну и что?
     - А  то!  Видел бы ты,  в каком состоянии остались счета!  Если бы этот
молодчик руководил нами еще немного, мы остались бы без штанов!
     ...Подобные разговоры велись сейчас во многих местах.  Об аресте Бриджа
знал уже  весь Париж,  а  в  кругах,  имеющих дело с  лошадьми,  это событие
произвело  настоящую  сенсацию.   Поначалу  мало  кто  поверил,  что  тренер
действительно оказался сыном Фантомаса -  слишком он был приятным и светским
человеком.   В   массовом   сознании   Фантомас  ассоциировался  с   ужасным
звероподобным чудовищем,  вроде Минотавра. Соответственно все считали, что и
сына подобного монстра можно отличить по копытам и  злобному оскалу.  Однако
вскоре газеты сообщили, что арестованный подтвердил версию Жюва.
     Впрочем,  само по  себе это ни о  чем не говорило.  Пусть его отец убил
много людей,  это не повод,  чтобы сажать в тюрьму сына.  Но вскоре в прессе
появились сообщения о том, что Жюв предоставил неопровержимые доказательства
причастности князя Владимира к убийству Рене Бодри.
     При  этом сообщении как минимум два человека вздохнули с  облегчением -
Макс де  Вернэ и  Поль Симоно.  Их вынужденному сожительству приходил конец.
Полицейские даже снизошли до извинений.
     ...Все  эти  подробности и  обсуждали сейчас  работники конюшен Бриджа.
Внезапно дверь  открылась,  и  вошел  новый  посетитель.  Голоса  немедленно
смолки.
     - Тс-с! - предостерегающе прошептал Тильем. - Новый хозяин!
     Вошедший был  известен остальным как  Скотт.  Мы  знаем,  что  под этим
именем скрывался журналист Фандор.
     Недели  упорных тренировок дали  себя  знать.  Молодой человек выглядел
настоящим жокеем,  разве  что  был  слишком высок  для  этой  профессии.  И,
пожалуй,  тяжеловат,  хотя и  сбросил несколько фунтов.  Сняв кепку,  Фандор
обратился к Вилли:
     - Завтра  дерби  на   приз   Сен-Уаз.   Я   хочу  выставить  Каскадера.
Позаботьтесь о фургоне для него.  И пусть его держат там до самого заезда, а
то, не дай Бог, простудится.
     Вилли пожал плечами:
     - Слушаюсь, патрон.
     И добавил себе под нос:
     - Как  знать,  может,  у  этой лошадки хватит сил  добежать хотя бы  до
поворота.
     Фандор улыбнулся:
     - Как знать, Вилли, как знать! Может, она доберется даже до финиша!
     Продолжая улыбаться,  он вышел.  Оставшиеся проводили его взглядом. Они
никак не могли привыкнуть, что должны теперь подчиняться этому человеку.
     Впрочем,  нельзя сказать, что Фандор стал единоличным хозяином конюшен.
После  ареста Бриджа работникам было  объявлено,  что  конюшни выкупил некий
господин,  пожелавший остаться неизвестным.  В  качестве своего  доверенного
лица он назначил управляющим жокея Скотта.
     Тем временем Фандор, выйдя из бара, отправился на встречу с Жювом.
     - Ну, как дела? - спросил полицейский, пожимая журналисту руку.
     - Нормально,  -  ответил Фандор. - Я уверен, что эти ребята ни о чем не
подозревают.  Думаю,  выигрыш нам  обеспечен.  Да  и  старина Мэксон наконец
вернет свои деньги.  А то миллионы миллионами,  но рано или поздно он решит,
что ваши фантазии слишком бьют его по карману.
     Жюв усмехнулся:
     - Это верно. А куда ты теперь?
     - Спать. Осточертело вставать каждый день с головой тяжелой, как гиря.
     Друзья некоторое время  молча  шли  рядом.  Впереди у  вокзала раздался
гудок поезда. Проводники выкрикивали:
     - Отправляется поезд на Париж! Поторопитесь на посадку!
     Жюв ускорил шаг.
     - Пока!  -  бросил он на прощание.  -  Постарайся до завтра не свернуть
себе шею!


     Два  заезда были уже  позади.  Служители торопливо выставляли на  табло
имена лошадей и жокеев - участников третьего заезда.
     Каскадер значился в  списке под пятым номером.  Когда его объявили,  по
трибунам пробежал шепот.  Он  был вызван не  достоинствами лошади -  знатоки
давно их  признали ниже всякой критики,  а  тем,  что  лошадь принадлежала к
конюшням Бриджа.  По  цвету вымпела можно было  определить,  что  теперешним
официальным хозяином  ее  является граф  Мобан.  Узнав  об  этом,  несколько
смельчаков решили  даже  поставить на  жеребца несколько франков.  Некоторых
уговорил  это   сделать  Бузотер,   сопровождая  свои   слова  таинственными
подмигиваниями. Чуткий нос старого жулика чувствовал запах сенсации.
     Жокеи  прошли весовую и  двинулись к  месту  старта.  Оно  находилось в
другой стороне ипподрома,  возле дороги на Пасси.  В  предстартовой суматохе
никто не обратил внимания,  как в паддоке появился мужчина,  ведущий лошадь.
Воротник его плаща был поднят, шляпа натянута на самые уши. Лошадь тоже было
трудно рассмотреть -  ее  ноги обмотали фланелью,  на круп накинули длинное,
чуть не  до земли,  покрывало.  Увидев характерную серо-белую морду,  зеваки
решили, что перед ними Каскадер.
     Фандора (а  это  был он) такой холодный прием вполне устраивал.  Меньше
всего ему нужно было сейчас пристальное внимание.  Дело в том, что журналист
решил воплотить в жизнь план своего бывшего хозяина.  Еще в тот день,  когда
он увидел великолепного жеребца в конюшне папаши Фабера,  Фандор понял,  что
задумал Бридж. Держа в конюшне заведомо плохую лошадь и изредка выставляя ее
на скачках,  тот хотел приучить всех к  мысли,  что Каскадер не в  состоянии
выиграть  заезд.   К  моменту  же  розыгрыша  Большого  приза  он  незаметно
подменялся действительно выдающимся жеребцом.  В  случае удачи  выдача могла
быть фантастической - сорок к одному и даже больше.
     И  вот  теперь,  велев  держать Каскадера в  фургоне,  Фандор  явился в
весовую с его двойником, которого тайно привез еще утром.
     На трибуне граф Кресси-Мелен поднес к глазам лорнет.
     - Смотрите-ка,  Каскадер!  -  удивился  он.  -  Его  все-таки  решились
выставить.
     Зузу пожала плечами:
     - А по-моему, он уже давно на старте.
     - Ошибаетесь,  дорогая.  Вон он,  серый в  яблоках.  И  на  жокее цвета
Мобана.
     Зузу равнодушно скользнула взглядом по лошади и отвернулась.
     - Ну и Бог с ним, - заявила она. - Все равно он не выиграет ни сантима.
Вот Ветряная мельница - это да! Я на нее поставила.
     Тем временем у  Фандора начались неприятности.  Великолепный жеребец не
оправдывал его  ожиданий.  Он  приближался к  старту  вялой,  тряской рысью.
Журналисту никак не удавалось пустить его в галоп.  К тому же понукания явно
злили животное.
     - Вот так так!  -  растерянно бормотал Фандор.  - Неужели этот хваленый
конь хорош только в конюшне да на выставке?
     Он  не  мог  прийти в  себя от  удивления.  Казалось,  что ему каким-то
образом  подсунули  в  последний  момент  настоящего  Каскадера.  Похолодев,
журналист присмотрелся к морде лошади и воскликнул:
     - Черт возьми! Меня обвели!
     Серый в яблоках жеребец был спрятан Фандором на конном заводе в Сюрене.
Однако спрятан,  видимо,  не так надежно,  как хотелось бы. Кто-то умудрился
перед скачками поменять лошадей местами.  А  значит,  он сидит сейчас на той
самой никчемной кляче, которую приказал не выводить из фургона!
     Отступать было поздно.  Стартер уже  два  раза поднимал красный флажок,
собираясь подать команду к  началу заезда,  но медлил,  ожидая,  когда жокей
поставит лошадей на ровную линию.  Проклиная все на свете, Фандор занял свое
место.
     Наконец флажок упал.  С трибуны донесся одобрительный гул - зрители уже
устали  ждать.  Пожилой  господин,  стоявший у  самого  барьера,  недовольно
пробурчал:
     - Здешний стартер не считает нужным поторопиться.
     - Не судите его слишком строго, мсье! - подал голос конюх из весовой. -
Уж очень большой заезд.  Шутка сказать -  семнадцать лошадей!  Поди добейся,
чтобы все встали в ряд...
     Тут снизу парнишку окликнули, и он, сверкнув улыбкой, помчался на зов.
     Какая-то дама, слышавшая разговор, повернулась к пожилому господину.
     - Я не ослышалась, мсье? Он сказал - семнадцать лошадей?
     - Да, мадам.
     - Но он ошибается! Лошадей на дорожке восемнадцать. Я считала.
     Ее собеседник пожал плечами.
     - Наверное,  это вы ошиблись,  мадам.  Взгляните на табло. Там заявлено
семнадцать участников.
     Тут вмешались двое юнцов:
     - Мадам права!  Лошадей действительно восемнадцать.  Это  на  табло все
перепутали.
     Завязался спор, но тут внимание зрителей привлекли крики, раздавшиеся в
том  месте,  где дорожка делала поворот.  Одна из  лошадей споткнулась перед
первым препятствием,  сзади на нее налетели другие. Возникла свалка, три или
четыре жокея вылетели из седел. В толпе закричали:
     - Каскадер упал!
     Зрители возле  весовой вооружились биноклями,  но  не  могли разглядеть
ничего,  кроме  тучи  пыли.  Однако с  их  места была  видна группа лидеров,
вырвавшаяся далеко вперед. Послышались голоса:
     - Ничего он не упал! Каскадер ведет скачку! Он впереди!
     За  несколько  мгновений  до  этого  Фандор,  приблизившийся к  первому
препятствию,  стиснул зубы и  дал шенкеля.  Но  его конь вместо того,  чтобы
прыгать, неожиданно вскинул зад. Журналист, не успев перенести центр тяжести
назад,  вылетел из седла и грохнулся оземь.  В голове у него помутилось. Как
сквозь вату он слышал лошадиное ржание и  ругательства остальных наездников.
Постепенно  туман  перед  глазами  рассеялся.  Неподалеку  стонали  еще  два
поверженных жокея, остальные продолжили скачку.
     Фандор пошевелился.  Серьезных повреждений он не получил, однако теперь
нечего было и думать догонять остальных.
     - Чертова кляча!  -  уныло вздохнул журналист. - Скинула меня у первого
же забора. Не могла подождать хоть для виду!
     Он покрутил головой и философски добавил:
     - А  может,  это и  к  лучшему.  Ведь она могла зашвырнуть меня прямо в
публику, а то и приложить об бетонную стенку...
     К  упавшим  лошадям уже  бежали  конюхи.  Животные с  беззаботным видом
тянулись губами к чахлой траве на обочине дорожки.
     - Они-то,  небось,  только  рады,  -  хмыкнул  Фандор.  -  И  от  груза
избавились, и бежать больше не надо... И поделом нам.
     Журналист с трудом встал и, отряхиваясь, двинулся к трибунам.
     - Кто же все-таки подложил мне такую свинью? - бормотал он.
     На  трибунах раздался рев.  Фандор поднял голову и  увидел,  что  заезд
подходит к  концу.  Лидеры находились уже не более чем в  трехстах метрах от
финишного столба.  По  меньшей мере,  пять  лошадей имели  равные  шансы  на
выигрыш.  И  тут одна из  них совершила стремительный рывок и  на  несколько
корпусов обогнала соперников.  Фандор пригляделся и  пораженно протер глаза.
Ему захотелось себя ущипнуть...
     - Алле, Каскадер! - ревели трибуны. - Вперед! Покажи этим клячам!
     Фандор ничего не понимал.
     - Каскадер? - бормотал он. - Очень мило! Выходит, это я там скачу?
     Он машинально двинулся к загону для лошадей,  закончивших скачку. Заезд
тем  временем  завершился.  Зрители  колотили  в  ладоши  и  выкрикивали имя
Каскадера,   одержавшего  блестящую  победу.  Вскоре  Фандор  увидел  самого
виновника торжества.
     И  это  действительно был Каскадер.  Было бы  просто невероятно,  чтобы
нашелся еще  один  жеребец,  обладающий столь  выдающимися достоинствами при
столь  редком окрасе.  Журналист видел,  как  серая  в  яблоках лошадь легко
прогарцевала перед трибунами.  Лицо  жокея было ему  незнакомо.  Зрители тем
временем неистовствовали:
     - Браво, Скотт! Браво!
     Фандор скривился:
     - Нет,  как  вам  нравится?  Похоже,  я  един в  двух лицах.  В  весьма
непохожих лицах...
     Выругавшись,  он решительно двинулся к паддоку,  но чья-то сильная рука
задержала его.  Не  успел Фандор оглянуться,  как  на  плечи ему был накинут
длинный широкий плащ, а лицо закрыто низким капюшоном. Чей-то знакомый голос
прошептал:
     - Бога ради,  исчезни отсюда.  Нельзя,  чтобы тебя видели.  И запомни -
Каскадер выиграл скачку, и сидел на нем Скотт!
     Молодой человек выглянул из-под капюшона и узнал Жюва.
     - Вы... - начал он, но инспектор приложил палец к губам.
     - После, после!
     Он подтолкнул Фандора к выходу из паддока, где стоял автомобиль:
     - Спрячься там!
     У  полицейского  явно  не  было  ни  времени,   ни  охоты  пускаться  в
разъяснения,  и  журналист подчинился.  Он  покорно забился в  угол кабины и
принялся ждать.  Минуты шли,  но  никто  не  появлялся.  Начиная нервничать,
молодой человек протянул руку к  дверце и тут же отдернул ее.  Дверь открыли
снаружи,  и в машину скользнула завернутая в плащ фигура. Почти одновременно
автомобиль рванулся с места.
     Фандор окинул взглядом неожиданного попутчика.  Лица его не было видно,
но из-под капюшона блеснули знакомые цвета жокейской шапочки.
     - Чудесно...  -  процедил журналист.  -  Ко мне в  гости пожаловало мое
второе "я". Что ж, мсье, давайте знакомиться!
     Протянув руку,  он откинул капюшон с  головы незнакомца и сорвал с него
шапочку. Вместе с ней у него в руках оказался парик. Сердце Фандора сжалось,
глаза изумленно раскрылись:
     - Элен?!
     Ответом  ему  была  ослепительная улыбка.  Маленькая  ручка  сжала  его
ладонь:
     - Да, мой друг. Это я.
     Это действительно была она,  женщина, которую Фандор любил больше всего
на свете! Прошло некоторое время, прежде чем молодой человек снова обрел дар
речи и взмолился:
     - Ради всего святого,  Элен!  Объясните мне,  что происходит? Откуда вы
здесь появились? И что это за маскарад?
     Девушка улыбнулась:
     - О, я совершила массу безумств!
     - О чем вы?
     - Ну, например, я выиграла финальный заезд на Каскадере...
     - В то время как на том месте,  которое я вспахал своими ребрами, впору
сажать шампиньоны! А ведь вроде я тоже скакал на Каскадере!
     Глаза Элен весело блеснули:
     - Это недоразумение.  Каскадер выиграл заезд, и выиграл блестяще. Разве
вы не слышали, как ликовали на трибунах?
     Фандор потер лоб:
     - Да,  слышал...  Жалко только,  что я  не заслужил этих аплодисментов.
Значит, вы подменили лошадок. Но как? И зачем?
     - Ну, начнем с того, что один человек просветил меня относительно ваших
планов.
     - Жюв?
     - Да. А потом я узнала, что вас самого хотят надуть. Но предупредить не
успела - вы уже оседлали эту клячу и двинулись к месту старта. Я поняла - вы
уверены,  что  сидите  на  настоящем,  породистом  Каскадере.  Пришлось  вас
выручать.  Слава Богу,  в жизни мне пришлось заниматься многими вещами. И на
лошади я скачу не хуже любого жокея!
     - Но как вы...
     - Вывела  лошадь?  О,  ваши  конюхи сделали все,  чтобы  мне  помешать.
Наверняка они были в  курсе аферы.  Пришлось припугнуть их.  Все-таки конюхи
немного побаиваются жокеев. Труднее было миновать весовую. Но там мне просто
повезло - судью отозвали в сторону, а его помощник не знал, что одна серая в
яблоках уже ушла на дорожку.
     Элен тряхнула волосами:
     - Отличная была скачка!  Просто наслаждение сидеть на такой лошади.  Да
еще вы так вовремя упали, будто почувствовали...
     Фандор с кислой миной поклонился:
     - Рад, что доставил вам удовольствие...
     - Не обижайтесь,  мой друг.  Это действительно случилось очень вовремя.
Ведь заявлено было семнадцать лошадей,  а  со  старта ушло восемнадцать.  Но
после того, как вы устроили свалку, никто этого не заметил.
     Девушка снова мечтательно улыбнулась:
     - Ах,  что за  конь!  Казалось,  он  читает мои мысли.  Когда надо было
сделать последний резвый бросок,  мне даже не пришлось его подхлестывать. Он
полетел вперед, как пуля!
     Фандор щелкнул пальцами:
     - Теперь я  понимаю,  почему Жюв велел мне исчезнуть.  Я  бы притащил в
паддок свою серую в яблоках,  вы - свою, и доказать, что вы - это я, было бы
довольно затруднительно...
     Автомобиль тем временем выехал из  Булонского леса и  двигался по авеню
Дофин в сторону площади Звезды.
     - Интересно, что творится сейчас в Отей?.. - задумчиво произнес Фандор.






     Толпа  на  трибунах волновалась подобно штормовому морю.  Тысячи глоток
приветствовали  победу  Каскадера  и   жокея  Скотта.   И   только  зрители,
наблюдавшие заезд с газона возле поворота,  были в недоумении.  Многие могли
поклясться, что видели, как Каскадер упал, сбросив наездника.
     Среди  них  были  и  счастливчики,  поставившие на  серого  в  яблоках,
проигравших  же  старались  не  слушать.   Обладатели  выигрышных  билетиков
потянулись к кассам.
     Однако  они  поторопились.  Все  окошечки были  закрыты.  Зрители стали
встревоженно поглядывать на  табло.  Внезапно раздался резкий звонок,  и  на
табло появились слова: "Результат оспорен".
     Поднялся невообразимый гам. Возмущенно закричали выигравшие, мстительно
заулюлюкали  проигравшие,   взад-вперед   озабоченно   забегали   посыльные.
Вспыхивали яростные споры,  причем,  каждый отстаивал свою точку зрения,  не
слушая собеседника.
     - Каскадер упал!  -  вопил толстяк со сдвинутой на затылок шляпой.  - Я
сам видел, как жокей покатился по земле!
     Ему вторила маленькая женщина в  зеленом платье,  столь тщедушная,  что
было непонятно, как ее еще не затоптали в этой толпе.
     - Каскадер отстал! - кричала она. - Первым пришел Финассер!
     - Какой еще Финассер!  - презрительно возражали ей. - Он пришел дай Бог
чтоб третьим!  Если вообще дошел до финиша! Уж если кто и выиграл заезд, так
это Кабошон!
     - Финассер!  -  упорствовала женщина.  - Уж я-то знаю, на кого ставить.
Мой свояк знаком с помощником конюха из Мезон-Лафит!
     Самые ожесточенные споры разгорелись на трибунах над весовой.  Здесь то
и  дело  слышались  не  слишком  любезные  фразы,  звучавшие  порой  прямыми
оскорблениями.  Впрочем,  это неудивительно.  В отличие от зевак, шатающихся
внизу по газонам,  на трибунах собралась солидная публика, знатоки. И суммы,
которые они поставили, были весьма крупными.
     Некоторая растерянность наблюдалась даже среди стоящих особняком членов
жокей-клуба.
     - Знаете,  - говорил один из них, - Мэксон поставил колоссальные деньги
на этого Каскадера!
     - А Мобан?
     - Честно говоря, не знаю.
     Подошел еще один мужчина.
     - Ей-Богу,  этот тотализатор -  сплошное надувательство,  - пожаловался
он.  -  Не успел порадоваться выигрышу,  как уже говорят, что первым объявят
Финассера...  С  какой стати,  спрашивается?  Ведь все видели,  как Каскадер
финишировал первым.
     - Ошибаетесь,  дружище,  -  ответил его собеседник.  - Бьюсь об заклад,
Каскадер упал у первого препятствия. Его не было на финише!
     Подошедший махнул рукой:
     - Ладно, не будем спорить. Так или иначе все выяснится. А где Мобан?
     - Так вся эта кутерьма из-за  него,  -  ответили из толпы...  -  Это он
оспорил результаты заезда. Выясняет отношения с судьями. А знаете, что самое
интересное?
     - Что?
     - Оказывается, это его лошадь!
     - Каскадер?!
     - Да. Он успел перекупить ее у Бриджа.
     Присутствующие недоуменно переглянулись.
     Тем временем граф Мобан, сидящий перед судьями, закинул ногу на ногу.
     - Я еще раз повторяю, господа. Победившая лошадь мне не принадлежит.
     Он нервно облизнул губы:
     - Я  вынужден оспорить этот  результат.  Честное имя  для  меня  дороже
всего. Мой Каскадер заезда не выигрывал.
     - Вы уверены? - спросил старший судья.
     - Да. К тому же на старте было восемнадцать лошадей, а не семнадцать.
     Судья перевел взгляд на своих коллег. Один из них кивнул.
     - Похоже,  что так,  мсье,  - сказал он. - Об этом уже вовсю говорят на
трибунах.
     Главный   судья   молчал   в    затруднении.    Если   слухи   окажутся
соответствующими действительности,  это  пахнет  крупным скандалом.  Если  в
заезде участвовала лишняя лошадь, такое могло произойти только по халатности
или,  того хуже, злому умыслу работников ипподрома. А это бьет и по престижу
клуба.
     Уже сейчас телефоны в помещении трезвонили вовсю.  Растерянные служащие
умоляюще  поглядывали на  начальство,  надеясь  получить  хоть  какие-нибудь
указания.  Снаружи  недовольно  гудела  публика.  Необходимо было  объявлять
окончательный  результат.   На   ипподроме  всегда  найдется  масса   людей,
уверенных,  что их  зазвали сюда,  чтобы обокрасть.  Если дать им волю,  они
разнесут все, что подвернется под руку.
     Судья подозвал конюха:
     - Сколько лошадей в паддоке?
     - Семнадцать, мсье.
     - Все внесены в список?
     - Да, мсье.
     - И Каскадер?
     - Да, мсье. Но...
     - Что такое?
     - Дежурный говорит, мсье, что он был там еще задолго до финиша.
     Судья побагровел:
     - Не морочь мне голову! Он что, по воздуху прилетел?!
     - Нет, мсье. Он упал у первого препятствия. И Поль привел его в паддок.
     Судья достал платок и вытер лицо.
     - Итак,  господа, мы стали жертвой какого-то мошенничества. Разумеется,
компетентная  комиссия  тщательно  во   всем  разберется.   Пока  мы   можем
констатировать одно  -  лошадь  графа  Мобана во  время  финиша находилась в
загоне и, следовательно, не могла выиграть заезд.
     Он отдал несколько распоряжений и нажал на кнопку.  Раздался звонок. На
табло появилась надпись: "Результаты последнего заезда аннулируются".
     Сообщение вызвало шквал негодования. Поставившие на Каскадера, потрясая
кулаками,  требовали,  чтобы им  выплатили деньги.  Поклонники же  Финассера
настаивали,  чтобы  победителем признали их  фаворита.  Выкрики  сливались в
единый гул.  Казалось,  одно могучее многоголовое существо протестует против
произвола администрации. Даже те посетители, которые не поставили ни единого
су, азартно высказывали свое недовольство.
     Старший   судья   поморщился.   Это   безобразие  следовало  немедленно
прекратить.
     - Быстрее! - скомандовал он помощникам. - Объявляйте следующий заезд.
     Зазвенел звонок, на табло появился список лошадей и жокеев. Публика еще
немного поворчала,  но  вскоре  все,  боясь  упустить время,  заторопились к
кассам.  Со всех сторон послышался звон монет.  Игроки спешили сделать новые
ставки.
     Избранная  публика,   собравшаяся  возле  весовой,   не   торопилась  к
окошечкам.  Здесь напряженно ожидали свежих новостей.  Все чувствовали,  что
скандал далеко не закончен. Наконец кто-то негромко сказал:
     - Вот он!
     Показался граф Мобан,  одетый,  как  всегда,  изящно и  элегантно.  Его
бледное лицо выражало решимость дать отпор любому, кто осмелится критиковать
его  поступки.  Однако  его  знакомые были  настроены дружелюбно.  Раздались
вежливые аплодисменты.
     - Браво,  граф!  Оспорить победу  собственной лошади  -  такого еще  не
бывало!
     Мобан слабо улыбнулся:
     - Я  живу по  законам чести,  господа.  Здесь была нечистая игра,  а  я
ненавижу подобное трюкачество.  Разве можно наслаждаться победой,  если  она
была кем-то подстроена?
     Это прозвучало весьма внушительно. В толпе прошептали:
     - Ай  да  граф!  Блестящий поступок.  И  как  раз  перед  выборами!  Не
удивлюсь, если теперь именно он станет президентом жокей-клуба!
     - Да,  Мэксону будет  трудно парировать такой  удар.  Причем -  двойной
удар! Ведь он поставил на Каскадера кучу денег!
     - Да  что вы?  Вот уж,  действительно,  если не  повезет,  так во  всем
сразу... Кстати, Мэксон вообще давненько не выигрывал.
     Граф  Мобан,   уловивший  этот  разговор,  чуть  заметно  усмехнулся  и
прошептал:
     - Еще бы!
     Тут подошел один из владельцев скаковых конюшен и взял графа под руку:
     - Ну, мсье, как вам эта афера?
     Мобан поморщился:
     - Еще точно не знаю, в чем там дело, но выглядит все это отвратительно.
Какой-то подлог. Кстати, я и не сомневался, что Каскадер немногого стоит. Да
и конюхи того же мнения. Удивительно, что такой опытный человек, как Мэксон,
поставил на него целое состояние. Интересно, кто ему посоветовал?
     Собеседник покачал головой:
     - Действительно,   странно.  Человек,  собирающийся  стать  президентом
жокей-клуба, не должен делать таких ошибок. А ведь если бы не вы...
     Лошадник хихикнул и заглянул Мобану в глаза:
     - Это наводит на кой-какие мысли, а?
     Граф удивленно поднял брови:
     - О чем вы?
     - Но  ведь это  бросается в  глаза!  Все знатоки считают,  что Каскадер
звезд с неба не хватает. В списке фаворитов его нет. Тем не менее, Мэксон, у
которого  есть  масса  возможностей получить  необходимую информацию,  вдруг
ставит на  эту лошадку круглую сумму.  Может,  он предвидел,  что произойдет
подлог?  Ведь если бы  не  ваше вмешательство,  это  могло и  не  выплыть на
поверхность!  И Мэксон бы сейчас подсчитывал барыши. Этот трюк принес бы ему
состояние!
     Мобан достал золотой портсигар, угостил собеседника и закурил сам.
     - Видите ли,  мой дорогой,  -  произнес он с  видом человека,  которого
вызвали на откровенность против его воли, - видите ли, люди на ипподроме уже
не те, что раньше. В старые времена подобная подтасовка была бы невозможной.
Но ведь мы,  следуя современным веяниям,  перестали чтить традиции... Что же
удивляться,  если  в  нашем клубе появляются теперь люди,  имеющие несколько
иное представление о способах обогащения, чем мы, старая гвардия.
     Владелец конюшен польщенно порозовел.  Он  со  стоял членом жокей-клуба
всего год, и слово "мы" тешило его самолюбие. Граф Мобан устало махнул рукой
и заметил:
     - Впрочем, что это я... Оставим этот разговор. Уверен, что Мэксон здесь
ни при чем.
     Он помолчал и добавил:
     - Поймите меня правильно, мой друг. У меня весьма деликатное положение.
Я  хозяин  Каскадера,   я  соперник  Мэксона  по  клубу...  Может  создаться
превратное мнение, что я...
     - Вы шутите,  граф!  -  перебил лошадник.  -  Никто и  в мыслях не имел
усмотреть в вашем поведении какую-либо корысть.  Вы поступили,  как подобает
настоящему аристократу.  Думаю,  что  теперь  о  кандидатуре Мэксона  просто
позабудут.
     Мобан довольно улыбнулся...


     У двоих мужчин,  беседовавших в тени за трибунами, повода для улыбок не
было.
     - Меня обошли, - понурившись, говорил Жюв. - Этого я не мог предвидеть.
Поверьте, господин Мэксон, я просто в отчаянии.
     Глядя  на  полицейского,  в  это  можно было  поверить.  В  самом деле,
ситуация складывалась крайне неприятная.  Дело, в конце концов, не в деньгах
- такой богатый человек,  как Мэксон,  мог позволить себе просадить и  более
значительную сумму (без всякого, впрочем, восторга). Хуже всего было то, что
могли возникнуть сомнения в  честности Мэксона.  Жюв  был  уверен,  что граф
Мобан  сделает все  возможное,  чтобы  представить американца как  человека,
нечистого на руку.  Да это и не сложно. Опытный игрок, знаток лошадей, вдруг
ставит на  заведомого аутсайдера.  Если  ему  повезет,  выдача может достичь
сорока к одному.  И что же? Как по заказу, на дорожке появляется лошадь, как
две капли воды похожая на  избранника Мэксона,  выигрывает заезд и  исчезает
неизвестно куда!
     Даже  у  самого  непредвзятого человека неминуемо возникнут подозрения.
Как ни  крути,  а  только Мэксону была прямая выгода идти на подлог.  Что до
Мобана,  то  миллионер судил  по  себе  -  какой  же  лошадник  отважится во
всеуслышание заявить,  что его лошадь никуда не годится, а заезд выиграл Бог
весть кто?  Торгаш -  он  и  есть  торгаш.  Однако граф оказался на  высоте,
настоящий аристократ!
     Американец вздохнул:
     - Похоже, мне не быть президентом жокей-клуба. А может, и его членом.
     Мэксон был далек от того,  чтобы обвинять симпатичного инспектора.  Как
делец он понимал, что бывают ситуации, когда всего предусмотреть невозможно.
Но легче от этого ни тому, ни другому не становилось. Жюв сжал кулаки:
     - Ладно,   этот  раунд  мы  проиграли.   Я  весьма  сожалею,   мсье,  о
неприятностях,  которые выпали вам по моей вине.  Но даю слово полицейского,
что больше этого не повторится!
     Мэксон дружески положил руку ему на плечо и пробасил:
     - Не  сомневаюсь,  дружище!  Следующая партия будет за  нами.  Конечно,
шансов стать президентом у  меня  практически не  осталось,  но  если  вдруг
случится чудо, то мошенникам, затесавшимся в эту организацию, придется туго.
Уж не знаю,  будет среди них Фантомас или нет,  но достанется всем.  Сегодня
неудача - победа завтра! Вот мой девиз!
     Он рассмеялся:
     - А насчет денег не беспокойтесь. Я еще не все на вас потратил. Так что
можете смело на меня рассчитывать, дружище.
     Американец посмотрел через плечо Жюва и негромко сказал:
     - Так, вот и мой букмекер.
     Неподалеку   появился   невысокий,   безукоризненно   одетый   человек,
пользовавшийся  в   определенных  кругах   репутацией  самого  удачливого  и
преуспевающего букмекера. Мэксон шагнул вперед.
     - А,  это вы!  - добродушно произнес он. - Похоже, я вам немало должен.
Сколько там... Двадцать тысяч, если не ошибаюсь?
     Человек кивнул. Американец полез в карман за бумажником и вдруг застыл.
Лицо его покрыла синюшная бледность, на губах появилось обиженное выражение.
Жюв подошел.
     - Что случилось? - обеспокоенно спросил он. - Вам нехорошо?
     - Куда уж лучше!  -  с горечью ответил Мэксон.  - Ко всему прочему меня
еще и обокрали!
     Он  распахнул  пиджак  и  показал  разрезанную изнутри  подкладку.  Жюв
нахмурился.
     - На скачках я все время был рядом с вами... А где вы обедали?
     - В жокей-клубе.
     - Значит, там...
     - Но там обедают честные люди!
     Жюв кивнул на испорченный пиджак:
     - Бывают и нечестные. Фантомас, например...
     Мэксон молча посмотрел на инспектора.






     Положение сильно осложнилось.  Даже ко  всему привыкших Жюва и  Фандора
начинало охватывать уныние.  Слишком  много  неожиданностей,  слишком  много
необъяснимого.
     Разумеется,  ни полицейский,  ни журналист не сомневались, кто стоит за
событиями последних недель.  Обоим было ясно,  что это их  давний неуловимый
противник. До сих пор Фантомас не проявлял интереса к скачкам, да и вообще к
животным.  А теперь,  судя по всему, он решил попробовать свои силы на новом
поприще. И результаты не замедлили сказаться - стали погибать люди. Человек,
проигравший последние гроши в надежде сорвать легкий куш, может сойти с ума,
может даже в  отчаянии покончить с собой.  Но ни один игрок не станет лишать
человека жизни из-за лошади.  Для этого нужно быть преступником. И не просто
преступником, а хладнокровным убийцей.
     На этот раз,  против обыкновения, Фантомас предусмотрел не все. Его сын
был арестован и в любой момент мог дать показания. В такой ситуации действия
Гения  преступления предугадать было  невозможно.  Если  родственные чувства
возьмут верх,  он мог пойти на самые невероятные ухищрения, чтобы освободить
Владимира.  С  другой  стороны,  негодяй  мог  решить,  что,  позволив  себе
попасться в руки правосудия,  сын больше не будет ему надежным помощником. В
таком случае Жюва  нисколько не  удивило бы,  если  в  один  прекрасный день
тюрьма  Санте  взлетела бы  на  воздух.  Фантомас однажды  потопил океанский
лайнер только для того, чтобы попасть в списки погибших.
     Итак,  друзья понимали -  их враг где-то рядом.  Но кто он? Какую маску
выбрал на этот раз?
     Ясно,  что искать его надо среди завсегдатаев ипподрома. Но кто именно?
Владимир попался,  потому что был слишком беспечен.  Фантомас не таков. Но в
большом деле ему не обойтись без помощников.  Из кого он их набирал?  Может,
из  знаменитых бандитов?  С  чего  вдруг  такие  известные в  уголовном мире
личности,  как Иллюминатор,  Горелка и Сторож,  стали вдруг посещать скачки?
Может,  арестовать их  всех  разом  и  выяснить причину  столь  неожиданного
увлечения?
     Нет,  вряд  ли  таким  способом удастся чего-нибудь добиться.  Посещать
ипподром никому не  запрещено.  Даже если поймать кого-нибудь из бандитов на
краже или мошенничестве,  это ни  к  чему не  приведет.  Любой из них охотно
признает, что обокрал Лувр, лишь бы его не заподозрили в связи с Фантомасом.
Мало шансов выжить останется у того, кто предаст "Хозяина"...
     Где искать Фантомаса,  непонятно.  Единственное,  в чем друзья пришли к
общему выводу,  было убеждение, что Фантомас слишком высокого о себе мнения,
чтобы скрываться под  видом ремесленника или  бродяги.  Наверняка он  выбрал
себе что-то получше.
     Жюв склонялся к тому,  что искать надо среди владельцев лошадей,  лучше
всего -  среди членов жокей-клуба. Несколько недель он присматривался к ним,
и наконец подозрение пало на графа Мобана.  Тут очень кстати пришлась помощь
Мэксона,  который по  не  вполне  понятным причинам принял  живое  участие в
расследовании. С помощью его кошелька Жюву удалось доставить графу несколько
весьма  неприятных  минут.  Полицейский надеялся,  что  постоянное  крушение
планов заставит Мобана показать свое истинное лицо.
     Однако,  положа руку на  сердце,  Жюв вынужден был признаться сам себе,
что никаких обвинений графу он предъявить не мог. Если пристально следить за
поступками  любого  человека,   можно  обнаружить  массу  подозрительного  и
двусмысленного. Но это вовсе не повод тащить его в участок!
     Да,  Мобан владел несколькими лошадьми и  держал их в  конюшнях Бриджа.
Да,  он ставил на них немалые деньги в надежде сорвать куш.  Ну и что? Любой
приходит на ипподром именно для этого!  Правда,  не вполне понятно, на какие
средства  живет  граф  Мобан.  И  что  с  того?  Половина аристократов живет
неизвестно на что! И так привыкли, что не испытывают неудобств.
     В  общем,  все  доводы  инспектора  были  плодом  интуиции  и  богатого
воображения. Сознавая это, Жюв старался ничего не утверждать.
     Что же  касается Фандора,  то  он имел собственное мнение.  Вот почему,
выйдя  сегодня утром  из  дома,  он  направился к  особняку на  улице  Лало,
подаренному Флориссаном своей  любовнице.  Журналист позвонил и  вручил свою
визитку.  Слуга  провел  его  в  гостиную,  доложил  хозяйке и,  вернувшись,
сообщил, что госпожа скоро примет гостя.
     Фандор кивнул и  уселся в  кресло.  Ему,  собственно,  не  о  чем  было
разговаривать  с  Жоржеттой.  Рассеянно  оглядываясь  по  сторонам,  молодой
человек раздумывал,  чем бы  оправдать свой визит.  И,  как это часто с  ним
случалось,  решил положиться на  Фортуну.  Глядишь,  в  ходе разговора повод
как-нибудь  сам  собой  найдется.  Главное  -  завоевать доверие хозяйки.  И
попробовать  добиться,   чтобы  она  познакомила  его  со  своим  загадочным
любовником,  о  котором много говорили в  Париже,  но  никто не  мог сказать
ничего определенного.
     Фандор видел Флориссана д'Оржель несколько раз  и  с  тех  пор  не  мог
отделаться от  ощущения,  что  где-то  встречал этого  человека.  Подозрение
перешло в уверенность пару дней назад.  В тот день он столкнулся с Жоржеттой
на ипподроме.
     - А кто эта девушка,  с которой вы только что разговаривали? - спросила
Жоржетта с любопытством.  -  Она так похожа на моего друга, что вполне могла
бы сойти за его дочь!
     Фандора словно окатили ледяной водой.  Девушка, с которой он только что
расстался,  была... Элен. Теперь он понял, почему лицо Флориссана показалось
ему знакомым.  Может,  это и в самом деле отец его возлюбленной?  Может,  на
этот раз Фантомас решил действовать без маски?
     Поразмыслив,  молодой человек решил что-то  предпринять.  Вот почему он
сидел сейчас в гостиной на первом этаже особняка на улице Лало.
     Минут  через  двадцать  в  коридоре  послышались  легкие  шаги.   Дверь
открылась,  и  на  пороге появилась Жоржетта Симоно.  На  ней  было  простое
домашнее  платье,   выгодно  подчеркивавшее  пышные  формы.   Густые  волосы
обрамляли бледное лицо.
     "Хороша,  ничего не скажешь,  - подумал Фандор. - Очень соблазнительна.
Скоро ей будут завидовать все дамы полусвета".
     Женщина протянула ему руку.
     - Рада вас видеть,  мсье!  - заговорила она. - Спасибо за визит. Может,
вы решили ответить на вопрос, который я задала вам на скачках?
     Жоржетта лукаво прищурилась.  Фандор вежливо улыбнулся. Вот как! Прошло
уже несколько дней, а она еще не забыла своего вопроса. Интересно, почему ей
так хочется узнать ответ?
     - Право, мадам! - рассмеялся журналист. - Вы придаете значение вещам, о
которых я давно уже забыл. Я едва знаком с этой особой!
     - Вот как? - Жоржетта склонила голову набок. - А она очень красива!
     - Не спорю. Но, мадам, вы ведь не ревнуете?
     - Бог с вами!
     Жоржетта  прошлась  по  гостиной,  помолчала  и  вдруг  спросила  очень
серьезно:
     - Все-таки, как ее зовут?
     Фандор пожал плечами.
     - Скажите мне ее имя! - повторила женщина.
     - Я в затруднении,  мадам,  - уклончиво пробормотал журналист. - Право,
на ипподроме я встречаю столько знакомых...
     Жоржетта махнула рукой:
     - Не притворяйтесь.  Вы просто не хотите говорить.  Я ведь знаю, что вы
встречаетесь с ней не только на ипподроме!
     Фандор поднял брови:
     - Почему вы так решили?
     - Просто я  вас видела.  Вы  гуляли вечером на бульваре Сен-Жермен.  И,
глядя на вас, трудно было подумать, что вы едва знакомы!
     Фандор смущенно потупился.
     - Ну... Это еще ничего не значит... - выдавил он.
     - Не  пытайтесь обмануть женщину!  -  мягко сказала Жоржетта.  -  Я  не
слишком умна, но есть вещи, которые я чувствую сердцем. И, увидев вас с этой
девушкой, я поняла, что вы ее любите.
     Журналист молчал.
     - Поэтому, - продолжала женщина, - хочу сказать вам - будьте осторожны.
     - Но почему?
     Жоржетта вздохнула:
     - Если бы  я  знала...  Мне кажется,  с  этой женщиной связана какая-то
тайна.  Она  часто бывает в  этом  доме.  И  ведет себя странно.  Иногда мне
кажется, что она от кого-то прячется, а иногда - что за кем-то следит.
     - Бывает  здесь?   -  переспросил  Фандор.  -  Она  приходит  к  вашему
любовнику?
     Жоржетта криво усмехнулась:
     - Любовнику...  Ну,  называйте его так.  У нас совершенно платонические
отношения,  как ни трудно в это поверить.  И это, согласитесь, тоже довольно
странно.  Впрочем,  речь о другом. Да, она приходит к Флориссану д'Оржель. О
чем они там беседуют,  никому не  известно.  Мне слышать не  приходилось.  Я
вообще никогда не видела их вдвоем.
     Оба помолчали. Наконец Жоржетта повернула голову и спросила:
     - Все это кажется вам нормальным? Вы можете дать какое-то объяснение?
     - Пока никаких,  -  медленно ответил Фандор.  -  Я репортер,  мадам,  и
привык придерживаться фактов.  Сейчас их нет.  Но я уверен, что скоро у меня
появятся кое-какие соображения.
     Несмотря на уверенный тон, Фандор почувствовал, что у него дрожат руки.
Итак, Элен приходила в особняк, да еще явно против воли его хозяйки. Значит,
у нее было на это право.  Может,  у нее роман с Флориссаном?  Но, помилуйте,
зачем тогда селить в этом доме женщину, которая недоумевает, почему ты с ней
не спишь?
     Нет,  тут не то.  К  тому же,  это странное сходство...  Фандор чуть не
схватился за  голову.  Нет,  лишь бы  не  это!  Ведь если он  прав,  значит,
загадочные отлучки его  возлюбленной объясняются тем,  что  она снова попала
под влияние Гения преступления!  Но если так...  Если так,  то еще ничего не
потеряно!  Да,  Элен в беде,  но и Фантомас наконец найден!  И девушка будет
спасена!
     Фандор вздрогнул. Рука Жоржетты прикоснулась к его плечу:
     - Мсье Фандор, вы меня слышите?
     - Да, мадам.
     - Могу я на вас положиться?
     - Конечно.
     Жоржетта помолчала.
     - Дело вот в чем,  -  сказала она наконец. - Вы любите эту девушку. А я
хочу сохранить моего...  моего друга.  Я  предлагаю объединить усилия.  Надо
прекратить их встречи.
     Фандор поднялся:
     - Договорились, мадам. Вы хотите, чтобы я поговорил с мсье д'Оржель?
     Жоржетта проводила его к двери:
     - Не знаю. Как вам удобнее. Сегодня днем мы будем на ипподроме в Отей.


     Уже добрых полчаса Фандор бродил между трибунами ипподрома.  Вид у него
был возбужденный.  Временами он раздраженно разбрасывал тростью комья земли.
Казалось, он с трудом сдерживается.
     - Какого дьявола она появляется на улице Лало? - разговаривал журналист
сам с собой.  -  Что связывает Элен с Флориссаном?  Она никогда мне о нем не
говорила!
     Фандор  огляделся  по  сторонам.  Он  решил  объясниться с  Флориссаном
сегодня же. Однако пока ожидание было тщетным.
     - Ах,  Элен!  -  снова заговорил молодой человек. - Неужели этот бандит
сумел тебя околдовать? Ведь ты такая гордая, такая независимая!
     Вздохнув, он снова принялся ходить взад-вперед.
     Между тем  трибуны начали заполняться.  День выдался ясным,  и  публики
должно было собраться немало.  Тут и там яркими пятнами выделялись роскошные
туалеты дам. Фандор старался не удаляться от входа в весовую. Приближаться к
паддоку он  опасался -  кто-нибудь  из  работников мог  легко  узнать "жокея
Скотта".
     Внезапно  молодой   человек  остановился,   всматриваясь.   Со   своего
наблюдательного поста  он  увидел изящный экипаж,  из  которого вышла  пара.
Первой шла  Жоржетта Симоно,  за  ней -  Флориссан д'Оржель.  Одет он  был с
изысканной небрежностью.  Голову его украшал цилиндр,  на плечах красовалась
накидка,  подбитая черным  шелком.  Это  делало его  похожим одновременно на
аристократа и преуспевающего художника.
     Фандор  двинулся навстречу.  Проходя мимо  Жоржетты,  он  едва  заметно
поклонился и,  поравнявшись с  ее  спутником,  будто  нечаянно  оступился  и
толкнул его плечом.  Флориссан д'Оржель удивленно посмотрел на него.  Вместо
того, чтобы извиниться, Фандор буркнул:
     - Могли бы  быть повнимательнее,  мсье!  Ваш  возраст еще не  позволяет
толкать прохожих.
     Несколько голов повернулись в  их  сторону.  Флориссан д'Оржель не стал
унижаться  до  перепалки.   Окинув  журналиста  долгим  взглядом,  он  молча
последовал за своей спутницей.  Жоржетта покраснела.  Она,  конечно, желала,
чтобы Фандор объяснился с ее другом, но не предполагала, что молодой человек
будет вызывать его на разговор в столь грубой и неприятной манере. Не желая,
чтобы конфликт разрастался, она взяла Флориссана под руку и шепнула:
     - Идемте отсюда!
     Но  от  Фандора не так легко было отвязаться.  Он положил руку на плечо
старика и проговорил угрожающе:
     - Мсье!  Я оказал вам честь,  заговорив с вами после того,  как вы меня
толкнули!  И,  тем не менее,  я  не слышу не только извинений,  но и  вообще
ответа! Соблаговолите прервать молчание!
     Голос  журналиста звучал  еще  громче,  чем  раньше.  Несколько человек
остановились,   прислушиваясь  к   назревающей  ссоре.   Флориссан  д'Оржель
пристально посмотрел в глаза молодому человеку.  Потом неожиданно улыбнулся.
Прошло несколько секунд. Глаза журналиста метали молнии.
     - Дело дрянь, - заметил кто-то из зевак. - Сейчас обменяются визитками.
     - Может,  и до тумаков дойдет!  -  ответил сосед. - Давно не видел, как
благородные дерутся.
     Пауза затянулась. Наконец Флориссан проговорил с непонятной интонацией:
     - Вы  знаете,  что сами виноваты.  Поэтому извольте обращаться со  мной
повежливее, Жером Фандор.
     Журналист оторопел,  как будто увидел привидение. Старик приблизил свое
лицо к самым его глазам и произнес так, чтобы все слышали:
     - Хотите  выяснять  отношения -  воля  ваша.  Только  избавьте меня  от
удовольствия выступать на потеху здешней публике. Вы прекрасно знаете, где и
когда меня можно найти.
     Вся  заносчивость  Фандора  разом  улетучилась.   Он  опустил  глаза  и
мучительно покраснел.  Флориссан чуть заметно подмигнул и  удалился.  Фандор
остался  стоять,  уставившись  в  землю.  В  толпе  раздались  презрительные
замечания:
     - Ишь, стоит, как нашкодивший школьник! Нечего тогда было и петушиться!
     - У  него кишка тонка!  Эти журналисты все выскочки,  а  как доходит до
дела, так они вечно пасуют. Хлипкий народ!
     Фандор не  отвечал.  Казалось,  он  даже  не  слышал.  Толпа  понемногу
разошлась. Медленно, как сомнамбула, журналист двинулся вперед.
     - Где эти женщины? - пробормотал он.




                             ФЛОРИССАН д'ОРЖЕЛЬ

     Было  уже  шесть вечера.  Более четырех часов ожидал Фандор в  гостиной
особняка на  улице Лало  возвращения хозяев.  После стычки с  Флориссаном он
безуспешно пытался разыскать их  на ипподроме и,  не найдя,  примчался сюда.
Слуги уверяли,  что мадам и  мсье непременно вернутся к ужину.  Однако время
шло, а они все не появлялись.
     Наконец  терпение журналиста было  вознаграждено.  На  улице  раздалось
урчание мотора.  Автомобиль остановился у дверей особняка,  и вскоре в холле
раздались голоса Жоржетты и  Флориссана.  Через секунду Жоржетта появилась в
гостиной.
     - Это вы... - начала она, но журналист вскочил и перебил ее.
     - Где... - он запнулся и с трудом выговорил. - Где Флориссан д'Оржель?
     Жоржетта пожала плечами:
     - Поднялся наверх. Боюсь, что вам не удастся с ним увидеться. Он никого
не пускает в свои апартаменты, даже меня.
     Фандор упрямо наклонил голову:
     - И все-таки мне необходимо его увидеть.
     - Нет-нет! Он рассердится! - испугалась Жоржетта.
     Она очень боялась разгневать своего покровителя, обеспечившего ей такое
приятное  существование.  Фандора  подобные  соображения  не  волновали.  Он
решительно поднялся по ступенькам и постучал в дверь. Ответа не последовало.
Молодой человек заговорил, окончательно повергнув Жоржетту в смятение:
     - Элен, прошу вас! Мне необходимо с вами поговорить! Я хочу извиниться!
     Жоржетта, взбежав по лестнице, схватила журналиста за рукав:
     - Что вы делаете? Кого вы зовете? Что это еще за Элен?
     В этот момент из-за двери донесся спокойный голос:
     - Минутку, друг мой. Я сейчас переоденусь и выйду к вам.
     Фандор прислонился к косяку. Бедная Жоржетта окончательно растерялась.
     - Что происходит?  -  бормотала она.  - С кем вы разговариваете? Это не
Флориссан!
     Журналист усмехнулся:
     - Ошибаетесь, мадам!
     В  этот момент дверь открылась,  и на пороге появилась женская фигурка.
Фандор шагнул вперед и сжал ее в объятиях.
     - Опять... - пролепетала Жоржетта. - Опять эта девушка!
     Перед  ней  действительно стояла  Элен.  Мягко  отстранив Фандора,  она
сказала:
     - Входите. Сейчас я вам все расскажу.
     Впервые с  тех  пор,  как  она  поселилась в  особняке на  улице  Лало,
Жоржетта  оказалась  в  апартаментах  второго  этажа.   К  своему  огромному
удивлению она увидела множество женской одежды вперемешку с  мужской.  Среди
платьев и  корсажей валялась знаменитая накидка Флориссана,  подбитая черным
шелком.  Элен провела Жоржетту в  туалетную комнату и показала седой парик и
белоснежную накладную бороду.  На столике было расставлено столько различных
флаконов,  что  комнатка стала  похожа  на  театральную гримерную.  Жоржетта
оглянулась вокруг и побледнела.
     - Что это все значит?  -  спросила она.  - Где Флориссан? Он поднялся к
себе! И как вы сюда попали, мадемуазель?
     Элен взяла Жоржетту за руку.
     - Бога ради, простите меня, - сказала она виновато. - Я вас обманывала.
Понимаете, Флориссан действительно здесь. Перед вами. Узнаете?
     Жоржетта вгляделась в лицо девушки. У нее перехватило дыхание:
     - Вы?!
     - Да, я, - мягко ответила Элен. - А вот мой парик и борода.
     - Но... - пробормотала пораженная женщина. - Но зачем все это?
     Элен опустила глаза.
     - Простите меня,  -  повторила она.  -  Поверьте,  у  меня  были на  то
причины.
     Жоржетта задрожала:
     - Но... Но вы обманули меня! Это бесчестно! Это подло!
     На глазах ее выступили слезы:
     - Ради этого человека я  оставила моего несчастного мужа...  Я  думала,
это любовь... А он оказался просто переодетой женщиной! Как это жестоко! Так
посмеяться надо мной!
     Жоржетта рухнула в  кресло и  разразилась рыданиями.  Элен  с  жалостью
склонилась над ней.
     - Уверяю вас,  все  не  так уж  скверно!  -  ласково произнесла она.  -
Скажите, вы ведь считали Флориссана своим покровителем?
     - Считала! - прохныкала женщина. - А теперь... Что со мной будет?
     Она снова зарыдала:
     - Господи! Об этой истории узнает весь Париж! Меня засмеют!
     Элен повернулась к Фандору.
     - Пусть  поплачет,   -   шепнула  она.   -   Сейчас  с  ней  бесполезно
разговаривать.
     Фандор с нежностью смотрел на возлюбленную. Подумать только, он чуть не
отождествил ее с  самим Гением преступления!  И устроил безобразную сцену на
ипподроме,  приняв ее за мужчину! Но ей-то зачем понадобилось изображать Бог
весть что?!
     Внезапно в дверь постучали.
     - Войдите, - бросила Элен.
     На  пороге появился слуга.  На  лице  его  не  выразилось ни  малейшего
удивления при виде девушки.
     "Однако слуги в этом доме хорошо воспитаны!" - подумал Фандор.
     Слуга протянул хозяйке поднос, на котором лежали две визитные карточки.
Элен мельком взглянула на них и спросила:
     - Эти господа ждут мадам?
     Лакей почтительно поклонился:
     - Господа ждут в большой гостиной.
     Жоржетта побледнела, увидев карточки:
     - Как... оба? Не может быть! И что же, они пришли вместе?
     Слуга кивнул.
     Жоржетта снова взглянула на визитки.
     - Воистину, Господь отвернулся от меня! - прошептала она. - Сначала эта
женщина, а теперь...
     И она прочитала вслух:
     - Поль Симоно. Макс де Вернэ. Силы небесные! Мой муж и мой любовник...


     Кое-как приведя себя в порядок, Жоржетта спустилась вниз. Элен и Фандор
наконец-то остались наедине.  Журналист принялся сбивчиво извиняться за свою
грубость на ипподроме, но девушка приложила палец к его губам и улыбнулась:
     - Я  уже давно вас простила.  И потом,  мне тоже надо извиниться за то,
что водила вас за нос. Но вы меня понимаете, не так ли?
     Фандор пожал плечами:
     - Я знаю,  что вы почему-то решили изображать из себя старого жуира. Но
зачем вам это понадобилось, понять не могу.
     - А  разве Жоржетта Симоно вас не интересовала?  -  с  вызовом спросила
Элен.  -  В таком случае вы просто никудышный сыщик.  А что,  если она знала
убийцу Рене Бодри?  А  вдруг среди ее  любовников был  сам  Фантомас?  Масса
подозрений!
     - И они подтвердились?
     - Нет. Я ошиблась.
     Журналист прошелся по комнате:
     - Но к чему весь этот маскарад? Зачем было наряжаться Флориссаном?
     - Во-первых,  я  усыпила  подозрения Жоржетты.  Глупышка считает вполне
естественным,  что пожилой господин ни с того ни с сего дарит ей особняк.  А
во-вторых...  Не забывайте,  мой друг,  что Фантомас прекрасно знает,  кто я
такая. И я боюсь его. Очень боюсь!
     Фандор привлек девушку к себе.
     - Не надо бояться, - шепнул он нежно. - Ведь я с вами!
     - Поэтому я  боюсь не только за себя,  но и  за вас тоже,  -  вздохнула
Элен.  -  Господи,  как бы я хотела,  чтобы мы вдруг оказались далеко-далеко
отсюда! Мы могли бы жить так счастливо...
     Журналист обнял любимую:
     - Мужайтесь,  дорогая.  Теперь  поздно  отступать.  Мы  должны добиться
успеха.  Владимир благодаря нам  уже оказался за  решеткой.  И  теперь надо,
чтобы его отец занял достойное место по соседству.
     Девушка слабо улыбнулась.  Фандор обвел взглядом комнату.  В голову ему
пришла новая мысль.
     - Но,  дорогая,  -  проговорил он.  -  Будучи Флориссаном,  вы  неплохо
устроили вашу протеже. Откуда у вас такие средства?
     Элен приложила палец к губам.
     - Скоро узнаете, мой друг. Всему свое время. И я уверена, что вы будете
благословлять этого человека.  Для достижения справедливой цели, ради борьбы
со злом он не жалеет денег.  И он не меньше,  чем мы,  хочет, чтобы Фантомас
был пойман.
     - Но кто же это?
     Элен покачала головой:
     - Не сейчас. Пока это секрет. Не будьте таким любопытным!






     Жюв и Фандор обедали вместе.  Маленькую гостиную в доме на улице Тардье
ярко  освещали  лучи  осеннего  солнца.  Небо  было  ярко-голубым.  Из  окон
виднелись   многочисленные  лестницы   Монмартрского   холма,   по   которым
передвигался народ.  В  воскресный погожий день горожанам не  сиделось дома.
Принарядившись, они высыпали на улицу.
     Денек действительно выдался на славу. Казалось, время пошло вспять, и в
столицу  снова  вернулось лето.  Жюв  закрыл  ставни  с  витражами.  Комната
погрузилась в таинственный полумрак.  Отблески цветных стекол, преломляясь в
хрустале бокалов,  падали на  белоснежную скатерть яркими мазками,  делая ее
похожей на палитру художника.
     Инспектор повернулся к гостю:
     - Так ты будешь омлет?
     Журналист мотнул головой:
     - Нет.
     - Тебе не нравится, как я стряпаю?
     - Что вы! Просто я не голоден.
     Реакция Жюва была крайне неожиданной. Он резко вскочил, опрокинув стул,
и принялся метаться по комнате, цедя сквозь зубы:
     - Чертов болван! Он, видите ли, сыт!
     Фандор  с  недоумением смотрел на  своего друга.  Тот  сел  и  смущенно
потупился:
     - Извини,  старина.  Нервы ни к черту. Подумать только, двенадцать лет,
двенадцать лет борьбы! И оказаться в таком положении...
     Журналист взял его за руку:
     - Что случилось, инспектор? Почему вы меня упрекаете?
     Жюв отстранился.
     - Что случилось... - повторил он. - Просто у меня лопнуло терпение!
     - О чем вы?
     Инспектор сжал кулак, и тонкий бокал хрустнул в его пальцах.
     - Так больше не может продолжаться!  Ладно -  я. Рисковать жизнью - моя
работа.  Но я не могу смотреть,  как ты ускоряешь себе дорогу на кладбище. И
все из-за Элен!
     Фандор нахмурился:
     - Это не  только ваша игра,  инспектор.  Мы тоже играем в  нее,  тут уж
ничего не поделаешь.
     - Эх, если бы это была игра!
     Жюв замолчал. Прошло несколько минут, прежде чем он снова заговорил:
     - Стыдно признаться, но порой мне кажется, что я схожу с ума...
     Лоб его прорезали глубокие морщины.
     - Каждую ночь я не могу сомкнуть глаз.  Все думаю, думаю об одном и том
же... И похоже, у тебя появляются те же симптомы.
     - У меня? - удивился журналист.
     - У тебя, у тебя. Будешь омлет?
     - Я же сказал, что сыт.
     - А когда ты ел в последний раз?
     - Не помню... Вчера, кажется.
     - То-то и  оно!  Вчера.  А  ведь ты молод и  не должен бы жаловаться на
отсутствие аппетита. Видно, ты тоже зациклился на одном, как и я...
     Жюв шумно вздохнул.
     - Мы оба чувствуем,  что Фантомас где-то рядом,  совсем близко. Но черт
меня побери, если я знаю, что он задумал!
     Он снова сжал кулаки.
     - У  этого  чудовища  слишком  изощренная  фантазия,   чтобы  мы  могли
предвидеть его поступки. Нам остается только ждать... А это невыносимо!
     - Это точно, - невесело подтвердил Фандор. - Ожидание - страшная штука.
Особенно, когда не знаешь, чего ждать.
     Жюв кивнул:
     - Совершенно  верно.   Кое-что  нам,  конечно,  удалось.  Что  касается
Бриджа-Владимира,  то тут ты блестяще поработал.  Однако этого,  увы,  мало.
Одним преступником меньше,  а мозг всей шайки на свободе.  Честно говоря,  я
думал,  что,  поймав сына, мы быстро выйдем на отца. Но Владимир молчит, как
рыба. Такое впечатление, что он получил указания от Фантомаса!
     - Все может быть,  -  задумчиво проговорил журналист.  -  Меня это,  по
крайней мере, не удивило бы. Когда борешься с гигантским спрутом, бесполезно
отсекать ему щупальца. Нужно поражать его в голову!
     Они помолчали. Фандор машинально скатывал хлебные шарики.
     - Да,  кое-что нам удалось, - продолжал он после паузы. - Но и проколов
было немало. Достаточно вспомнить, как мы подставили беднягу Мэксона. Теперь
он вряд ли станет президентом жокей-клуба!
     Снова воцарилось молчание.  Друзья уныло смотрели в  тарелки.  О  каком
обеде  могла идти  речь!  Невеселые мысли начисто лишили их  аппетита Фандор
встал и подошел к окну.
     - Будь ты проклят,  Фантомас!  -  прошептал он.  - Неужели нам так и не
удастся с тобой справиться?!
     Пальцы его машинально выстукивали по стеклу барабанную дробь.
     - Кто же это может быть? - повторял он в пространство.
     Жюв усмехнулся и пожал плечами:
     - Увы,   дружище,   не   могу  тебе  ответить.   Иначе  я   бы  тут  не
рассиживался...
     В  голосе Жюва сквозила безнадежность.  Ему лучше других было известно,
что,  имея  дело  с  Фантомасом,  можно  получить удар  с  самой неожиданной
стороны.  За  годы  борьбы с  Гением преступления не  раз  оказывалось,  что
негодяй  скрывается под  личиной достойнейшего члена  общества,  далекого от
всяких подозрений. Наверняка и сейчас дело обстояло так же. Но кто?
     В  десятый раз  инспектор перебирал в  уме  всех,  кого ему  довелось в
последнее время  увидеть на  ипподроме.  Но  тщетно.  Любой из  завсегдатаев
скачек теоретически мог  оказаться Фантомасом,  и  никто из  них  не  дал ни
малейшего повода себя подозревать. Жюв поднял голову.
     - А как у тебя дела с Флориссаном? Удалось что-нибудь выяснить?
     Журналист  нервно   рассмеялся.   Полицейский  посмотрел  на   него   с
удивлением:
     - В чем дело?
     Фандор махнул рукой:
     - Господин д'Оржель не относится к числу наших клиентов.
     - Раньше ты так не считал!
     - Обстоятельства изменились,  -  уклончиво сказал журналист. - Теперь я
абсолютно убежден, что это не тот, кого мы ищем.
     Инспектор пристально посмотрел на  своего друга,  но  не  стал задавать
лишних вопросов. Фандор поспешил перевести разговор на другое.
     - Послушайте, Жюв, а что вы скажете о нашем друге Мэксоне?
     - Мэксон  -   Фантомас?  -  хмыкнул  Жюв.  -  У  тебя  слишком  богатое
воображение. Какого черта ему тогда помогать нам?
     - Значит,  все-таки  Мобан?  Ведь  он  держал своих лошадей в  конюшнях
Бриджа.
     - Веская улика!  -  пробормотал инспектор.  -  Что же, сажать теперь за
решетку каждого,  кто держал лошадей у Бриджа? Этак мы скоро дойдем до того,
что начнем арестовывать самих лошадок! Вот, послушай-ка...
     И Жюв принялся перечислять длинный список уважаемых членов жокей-клуба,
которые были так или иначе связаны с конюшнями в Мезон-Лафит.  Почувствовав,
что это может продолжаться до самого ужина, Фандор замахал руками:
     - Ради Бога,  хватит!  Вы уже назвали пол-Парижа. Так мы его никогда не
отыщем!
     Жюв уныло кивнул:
     - О  том-то  я  и  толкую...  Юристы говорят -  подозрение еще не  есть
доказательство. А у нас с тобой и подозревать-то некого... Ни одной зацепки.
Если так пойдет дальше,  мы бессильны.  Фантомас будет и  впредь орудовать у
нас под носом.
     Внезапно полицейский вздрогнул. В комнате раздался спокойный голос:
     - Омлет сейчас совсем остынет, мсье.
     Жюв обернулся:
     - А, это вы, Жан... Совсем не слышал, как вы вошли. Пора на пенсию!
     Слуга почтительно промолчал. Когда у хозяина такое настроение, лучше не
вмешиваться. Инспектор сел за стол и махнул Фандору:
     - Ладно, давай поедим.
     Есть журналист не хотел. Он присел на краешек стула и принялся ковырять
вилкой яичницу. Время от времени он осушал стакан воды, как будто его мучила
лихорадка.  Мысли его витали далеко.  Жюв,  напротив, приступил к еде, как к
боевым действиям.  Отрезав большой кусок  окорока,  он  разделывался с  ним,
словно с личным врагом.
     - Ешь, ешь, - проговорил инспектор с набитым ртом. - Если ты упадешь от
истощения, от этого никому не станет легче.
     Однако Фандор отодвинул тарелку.
     - Глупо,  конечно,  -  признался он. - Но у меня сегодня просто кусок в
горло не лезет.
     Жюв неодобрительно сморщился:
     - Да что с тобой такое?
     - Не знаю, - тихо ответил журналист. - По-моему, я... просто боюсь.
     Видно было,  как  нелегко далось ему это признание.  Трудно говорить "я
боюсь" человеку, чье имя для многих стало синонимом бесстрашия.
     - Боишься... чего? - уточнил Жюв.
     Фандор покраснел:
     - Да в том-то и дело,  что не знаю. Это накатило на меня сегодня утром.
Что-то неясное... Предчувствие какой-то беды. И прошу вас, не улыбайтесь. Вы
знаете,  как я  отношусь к  предчувствиям и  прочим суевериям.  Но  сейчас я
боюсь. Мне кажется, что произойдет несчастье. Фантомас слишком близко!
     Он потер лоб. Инспектор молча слушал.
     - Да,  он где-то совсем рядом...  -  продолжал Фандор.  - Знаете, когда
вчера  вечером  я  узнал,  что  не  буду  сегодня участвовать в  скачках,  я
почему-то подумал,  что нынче в  Отей непременно должно что-то случиться.  Я
уже совсем было собирался поехать туда,  но вспомнил, что вы пригласили меня
на обед.
     Жюв  задумчиво молчал.  Еще  совсем  недавно он  бы  не  упустил случая
бросить ироничное замечание по  поводу неожиданной склонности своего друга к
мистике.  Но  в  последнее время слишком часто он  сам терял покой от дурных
предчувствий,  чтобы не  обращать на  них  внимания.  Инспектор посмотрел на
часы:
     - Четверть третьего...
     Он поднялся:
     - Пожалуй, мы еще успеем.
     Фандор посмотрел на недоеденный окорок:
     - Куда?
     - В Отей. Собирайся.
     Молодой человек вскочил на ноги. Им овладело лихорадочное возбуждение.
     - Отличная мысль! - воскликнул он. - Поехали немедленно!
     На сборы ушло несколько минут.
     - Жан! - крикнул инспектор. - Пообедать у нас не получилось. Но к ужину
мы обязательно вернемся. Приготовь что-нибудь вкусное.
     Слуга расстроенно покачал головой:
     - Как же можно уходить, не поев! Возьмите с собой хоть бутерброды!
     Жюв похлопал его по плечу:
     - Ничего, старина, мы потерпим. А вечером наверстаем за весь день.
     Дверь хлопнула,  и  через минуту друзья были уже  на  улице.  Подъехало
такси.
     - В Отей! - крикнул Жюв, забираясь на сиденье.
     - И побыстрее! - добавил Фандор.
     Машина тронулась с места.  Спутники молчали, погрузившись в свои мысли.
Попетляв по бульварам,  автомобиль пересек площадь Клиши, миновал парк Монсо
и  повернул на  площадь Звезды.  Вскоре позади остались авеню Виктора Гюго и
улица де ля Помп. Машина приближалась к ипподрому. Жюв прервал молчание.
     - Ты знаешь,  что выборы президента жокей-клуба должны состояться через
восемь дней? - спросил он.
     - Знаю, - коротко ответил Фандор.
     Жюв вздохнул:
     - Можешь  себе  представить состояние Мэксона.  Бедняга места  себе  не
находит.
     - Можно его понять... - рассеянно сказал журналист.
     Мысли его  были заняты совсем другим.  Ему казалось,  что водитель едет
чрезвычайно медленно. Кончится ли когда-нибудь эта поездка?!
     Однако  всему  на   свете  приходит  конец.   Автомобиль  затормозил  у
ипподрома.  Расплатившись,  друзья  вышли  и  окинули взглядом людское море.
Народу сегодня было  даже больше,  чем  обычно.  На  трибунах,  как  всегда,
выделялись  дамы  в  ярких  туалетах.  Им  не  было  нужды  толпиться  возле
тотализатора  -   за   них   все   делали  кавалеры.   В   надежде  получить
благосклонность  красавицы,   светские  львы  жертвовали  даже  собственными
деньгами.
     Внизу  же,  у  окошечек,  принимающих небольшие ставки,  шла  настоящая
битва. Сотни игроков брали кассы приступом, как будто главной целью их жизни
было расстаться с кровно заработанными и зачастую последними франками. И все
из-за призрачной надежды сорвать куш!
     - Несчастные люди!  -  вздохнул Жюв. - Хоть бы на минуту остановились и
вспомнили,  сколько денег они просадили, прежде чем выиграть хотя бы луидор.
Нет - азарт делает их слепыми...
     Фандор,   не  слушая,   что-то  пробормотал  в  ответ.   Он  пристально
всматривался в трибуны. Потом облегченно вздохнул:
     - Похоже, все в порядке. Пока, во всяком случае...
     Жюв повернулся к нему:
     - Что ты имеешь в виду?
     - Сам не знаю. Просто пока ничего страшного не случилось.






     Задолго до того,  как Жюв и Фандор примчались на ипподром, сюда прибыли
двое   мужчин.    Сейчас   они   прохаживались   возле   паддока,   негромко
переговариваясь.  Жюву было бы интересно взглянуть на этих людей и  услышать
их разговор. Это были Горелка и Иллюминатор.
     Внезапно их  окликнули.  Обернувшись,  они  увидели  дюжего  молодца  в
сапогах для верховой езды и со стеком в руках.
     - Идите сюда, ребята! - повторил он.
     Уголовники переглянулись и  двинулись в сторону мужчины.  Подойдя,  они
поздоровались.
     - Привет, Сторож.
     Тот кивнул.
     - Ну как, идет дело? - поинтересовался Горелка. - Мы не зря старались?
     Сторож ухмыльнулся:
     - Дело на мази. Через пару минут здесь будет знатное представление. Все
ребята уже в сборе. Хозяин послал меня предупредить вас.
     - Сколько всего народу?
     - Больше  сорока  человек.   И   каждый  на  своем  месте,   можешь  не
сомневаться. У вас какие номера?
     Иллюминатор заговорщицки подмигнул:
     - У меня с тридцатого по тридцать пятый.
     - А у меня всего лишь девятый и десятый,  -  сказал Горелка.  - Но зато
это самые дорогие кассы. Ставки в них не меньше ста монет.
     Сторож довольно кивнул:
     - Рад за вас. Ну, а теперь по местам. Эх, посмеемся сегодня!
     Бандиты расхохотались:
     - Да, сегодня будет потеха!
     Окончив  этот  странный  разговор,   приятели  двинулись  к   окошечкам
тотализатора. Все кабинки были пронумерованы. Если приглядеться, почти везде
каждой можно было заметить человека, который старательно пытался смешаться с
толпой зевак. Увидев Сторожа, такие люди незаметно делали ему знак рукой.
     Невдалеке  послышался  гнусавый  голос,  без  которого  уже  невозможно
представить себе ипподром в Отей:
     - Только старый торговец знает, какая лошадка придет первой!
     Сторож оглянулся:
     - Ба, да это Бузотер!
     Он  поколебался,  потом  ухмыльнулся и  решительно двинулся  к  бывшему
бродяге:
     - Привет, старина!
     - Мое почтение, Сторож! Не откажешься принять стаканчик?
     - Твоей кислятины?  -  поморщился бандит.  -  Нет,  я привык к напиткам
получше.
     Бузотер обиженно повел плечом:
     - Ну, как хочешь... Другим нравится. Ты что-то хотел мне сказать?
     Сторож понизил голос.
     - Смывайся-ка  ты  отсюда,  -  посоветовал он.  -  А  то,  неровен час,
попадешь в беду.
     За  свою  долгую  жизнь  Бузотер  приобрел полезную привычку ничему  не
удивляться и принимать к сведению любую информацию.  Не выказав ни малейшего
удивления, он лишь уточнил:
     - Ты это серьезно?
     - Не задавай дурацких вопросов,  -  раздраженно бросил Сторож. - Я слов
на  ветер не  бросаю.  Сматывайся.  Здесь скоро запахнет жареным.  А  может,
пойдет дождик. Я не хочу, чтобы ты простудился.
     Бузотер поглядел вверх. В синем небе не было видно ни единого облачка.
     - В общем,  я тебя предупредил,  -  закончил Сторож и,  повернувшись на
каблуках, двинулся в сторону тотализатора.
     Бузотер не стал мешкать. Приторочив покрепче свой баллон, он потрусил к
выходу с ипподрома.
     - Что они там еще придумали? - бормотал он. - Взорвать бомбу?
     Подошло время второго заезда.  Жокеи один за другим выезжали из весовой
и отправлялись на старт.  Стартер надсаживался от крика,  стараясь выстроить
лошадей на одну линию.
     Тем  временем Жюв  и  Фандор были уже у  весовой.  Там собралось немало
членов  жокей-клуба.  Мэксон подошел поздороваться,  а  граф  Мобан,  увидев
друзей, лишь с холодной вежливостью приподнял над головой широкополую шляпу.
     - Что новенького, инспектор? - спросил Мэксон.
     Жюв неопределенно махнул рукой. Американец грустно вздохнул.
     - А у меня дела идут неважно,  -  сообщил он.  - Похоже, в клубе о моей
кандидатуре уже забыли.  Никто ничего не говорит,  но уже пустили слух,  что
это я подменил лошадей. Короче, Мобан обошел меня, как неопытного двухлетку.
     Несмотря на  искреннее огорчение,  Мэксон говорил с  Жювом приветливо и
доброжелательно.  Инспектор почувствовал угрызения совести.  Ведь это  из-за
него американец не только потерпел убытки,  но и  поставил под сомнение свою
репутацию.
     - Простите,  -  расстроенно проговорил Жюв.  -  Во  всем виноват лишь я
один...
     - Господь с  вами!  -  перебил его  Мэксон.  -  Кто  же  знал,  что так
обернется!  Да и вообще, может, все к лучшему. Все-таки я чужак, американец.
Место президента жокей-клуба не для меня. Пусть эту честь окажут парижанину,
аристократу...
     Однако по тону его было ясно,  что он не видит ничего странного в  том,
чтобы  аристократ-парижанин уступил американцу какой бы  то  ни  было  пост.
Почувствовав это, Мэксон сменил тему:
     - Так все-таки, есть какие-нибудь новости? Вы ведь обещали держать меня
в курсе.
     Полицейский хотел что-то ответить, как вдруг вмешался Фандор.
     - Посмотрите туда! - крикнул он. - Что там происходит?
     Концом своей тросточки журналист указал на беговую дорожку. Мэксон снял
с груди бинокль и поднес его к глазам.
     - Упала какая-то лошадь,  -  сообщил он. - И, по-моему, поранилась. Да,
верно,  лежит.  Вон,  к паддоку бегут служащие.  Видно,  дело так худо,  что
необходимо подогнать фургон на поле.  Что ж,  у  игроков появилась отсрочка.
Заезд  задержится минут  на  десять.  Кто-то  из  опоздавших успеет  сделать
ставку.
     Американец был прав.  На дорожке упала лошадь, причем, так неловко, что
повредила себе ногу.  Подняться она не  могла.  По  траве расплывалось пятно
крови,  животное жалобно ржало.  Внимание зрителей было приковано к ней. Все
увидели,  как  по  полю  медленно приближается большой фургон для  перевозки
лошадей. Он перегородил дорожку прямо перед раненым животным.
     - Как же они собираются засунуть ее внутрь? - спросил Фандор.
     Мэксон открыл было  рот,  чтобы объяснить,  как  транспортируют раненых
лошадей,  но  слова застряли у  него в  горле.  Жюв  и  Фандор тоже замерли.
Зрелище, открывшееся их глазам, походило на горячечный бред сумасшедшего.
     Фургон остановился на  дорожке,  и  из  него  выскочили люди с  лицами,
закрытыми платками.  Они бросились к задней двери, распахнули ее и, не теряя
ни секунды, вскарабкались на крышу фургона. В то же мгновение над ипподромом
пронесся  ужасный  рев,  заставивший  кровь  застыть  в  жилах  у  зрителей.
Раздались женские  крики.  Рев  перешел  в  хриплое рычание,  и  на  дорожку
выпрыгнуло разъяренное чудовище.
     Это был огромный лев!  И не один!  За ним последовала львица, затем еще
один лев.  Звери припали к земле, царапая гравий чудовищными когтями и хлеща
себя хвостами по бокам.  Запах крови упавшей лошади щекотал им ноздри, глаза
горели.
     На трибунах началась паника.  Несколько женщин упало в  обморок,  но их
кавалеры,  еще  минуту назад  стремившиеся предвосхитить любое желание своих
дам,  теперь думали только об одном -  как пробиться к выходу раньше других.
Раздавались глухие  удары,  в  воздухе свистели трости.  Ипподром дрожал  от
воплей.
     Львы,  в  свою очередь,  тоже словно обезумели.  Бросаясь в толпу,  они
рвали,  кромсали  несчастных людей.  Над  трибунами  поплыл  удушливый запах
крови.  Люди на газонах, не дожидаясь, когда до них дойдет очередь, кинулись
бежать.  Жандармы оказались бессильны. Увлекаемые людским потоком, они могли
двигаться  только  в   одном   направлении.   Самые   мужественные  из   них
предпринимали отчаянные попытки остановить панику,  но  гибли  под  сапогами
тысяч людей.
     Лишь несколько человек сохранили хладнокровие.  В  первые же  мгновения
Жюв и Фандор побежали вокруг весовой,  чтобы выбраться на дорожку,  не попав
под ноги толпы. Мэксон, побледнев, следовал за ними.
     - Возьми ту тварь, что справа! - крикнул Жюв на бегу. - А левый - мой.
     Кивнув, журналист вытащил из кармана браунинг. Выбрав позицию, он встал
на одно колено и прицелился. Прогремел выстрел.
     - Попал! - крикнул Фандор.
     Однако тут же понял, что промахнулся. Льва убил Мэксон.
     - Отлично, дружище! - крикнул журналист и снова бросился вперед.
     Откуда-то сбоку прыгнул второй лев.  Мэксон отшатнулся и, упав, выронил
пистолет. Голова чудовища оказалась прямо перед Фандором. Глаза зверя горели
зеленым огнем,  пасть была в крови.  Фандор несколько раз выстрелил,  но лев
только  моргнул.  Мелкокалиберный пистолет  журналиста  оказался  бессильным
перед царем зверей. Фандора охватил ужас.
     - Я отвлеку его!  -  крикнул Мэксон и,  приподнявшись на локте, кинул в
животное палку.
     С  глухим ворчанием лев повернулся к нему и присел,  готовясь к прыжку.
При этом он  оказался боком к  Фандору.  Не  колеблясь ни  секунды,  молодой
человек рванулся вперед и,  приставив браунинг к  уху  животного,  нажал  на
курок.  Захрипев,  лев упал на  передние лапы.  Тело его сотрясали последние
конвульсии.
     - Где Жюв? - закричал Фандор, озираясь по сторонам. - Жюв!
     Он увидел,  как в сотне метров от него инспектор вступил в единоборство
со львицей. Возле него находился помощник.
     - Граф Мобан! - воскликнул журналист и побежал к ним.
     В  это  время Жюв  выстрелил.  Но  пуля,  так  же,  как  и  у  Фандора,
расплющилась о мощную лобную кость животного,  не причинив ему вреда. Львица
присела перед прыжком.
     - Осторожно! - вырвалось у Фандора.
     Хладнокровно дождавшись прыжка львицы,  инспектор пригнулся и  бросился
вперед.   Трехсоткилограммовая  туша  пролетела  над  его  головой.   Львица
покатилась по  земле.  В  ту же секунду граф Мобан,  держа свою трость,  как
шпагу,  с разбегу ткнул животное под ребро.  Львица взвыла.  Подоспевший Жюв
несколько раз выстрелил в открытую пасть и на этот раз не промахнулся.
     Спустя несколько минут ипподром выглядел, как после страшного нашествия
варваров.  Кровь людей смешалась с кровью животных, трибуны были переломаны.
Усталые победители - Жюв, Фандор, Мэксон и Мобан - отдыхали возле весовой.
     Больше на открытом месте не осталось никого.  Все помещения были забиты
людьми,  каждое  дерево  казалось  живым  от  обилия  игроков,  искавших там
спасения.  И  хотя  львы  уже  лежали бездыханными,  никто пока  не  решался
спуститься на землю.
     - Вы не ранены? - тихо спросил Фандор.
     - Нет, - ответил инспектор. - Но вот это... Это действительно ужасно.
     Он указал на полтора десятка трупов, разбросанных тут и там.
     - Бедняги  пришли  поиграть  в  любимую  игру,  -  с  горечью  произнес
полицейский,  -  а  нашли смерть.  И ведь это не все.  Одному Богу известно,
скольких еще затоптали...
     Он скрипнул зубами:
     - Это дело рук Фантомаса!
     Мэксон заинтересованно поднял голову:
     - Но зачем это ему понадобилось? Он просто ненормальный.
     Тут к весовой подбежал служащий ипподрома. Он запыхался, щеки покрывала
смертельная бледность.
     - Что такое? - привстал Жюв. - Еще что-нибудь произошло?!
     Служащий едва перевел дух.
     - Тотализатор...  Ограбили... - с трудом выговорил он. - Все кассы. Три
миллиона франков...
     Мэксон присвистнул.  Граф Мобан промокнул лоб тонким батистовым платком
и неприязненно покосился на американца.
     - Жокей-клуб выплатит компенсацию,  -  проворчал он.  -  Не  о  деньгах
сейчас надо думать, а об этих несчастных.
     Он указал на людские тела.  Жюв посмотрел на него со странным блеском в
глазах.
     - Вы  правы,  граф,  -  сказал он.  -  Все  деньги мира не  стоят одной
человеческой жизни. И я найду тех, кто повинен в этом убийстве!






     - Держу пари на полмиллиона франков! - заявил Мэксон.
     Это   произвело  сенсацию.   Даже  для  богачей,   членов  жокей-клуба,
собравшихся этим вечером обсудить предстоящие скачки,  пятьсот тысяч франков
были далеко не пустяком.  Однако,  как и подобает аристократам,  все сделали
вид, что ничего не слышали.
     Сегодня клуб был полон.  На  следующий день предстоял розыгрыш Большого
приза муниципалитета.  Не оставалось уголка, где бы не обсуждали предстоящий
заезд.  И немудрено - сумма приза была огромна. Но даже не это было главным.
Больше всего любителей скачек интриговало то,  что  на  решающий заезд вновь
заявили лошадь, вызвавшую недавно столько кривотолков - Каскадера.
     Какие  только слухи не  ходили вокруг серого в  яблоках жеребца!  После
случая с "раздвоением" Каскадера было предпринято расследование. Стало ясно,
что одна из лошадей - подставная и, следовательно, подлежит дисквалификации.
Но поскольку сразу после заезда и  фаворит,  и  его жокей исчезли неизвестно
куда,  почтенной комиссии некого оказалось сравнивать.  Конюхи в  один голос
утверждали,  что ту лошадь, которую они видят, привели в паддок еще до того,
как  победитель  пересек  финишную  черту.   А   за   случайное  падение  не
дисквалифицируют.  Жюри ограничилось штрафом с конюшен и призывом к усилению
бдительности.
     И  вот теперь Каскадер снова будет участвовать в  скачках.  В  кулуарах
жокей-клуба ходили разговоры о  том,  что  если лошадь смогли подменить один
раз,  то в следующий раз это сделают так ловко,  что комар носа не подточит.
Как  знать,  кто  на  этот  раз  появится на  дорожке -  безродная кляча или
чистокровный скакун? Тот, кому известен ответ, сможет поживиться.
     И вот среди этих разговоров в гостиной клуба возник спор, закончившийся
предложением пари на  полмиллиона.  Мэксон утверждал,  что Каскадер не имеет
никаких  шансов  на  победу.  В  качестве  фаворита  он  называл  Примевера,
рысака-трехлетку.  Граф  Мобан  с  легким  раздражением заметил,  что  имеет
несколько  больше   оснований  оценивать  шансы   собственной  лошади,   чем
американец, который ее и вблизи-то не видел.
     Пожалуй,  Мэксону  для  сохранения остатков своей  репутации не  стоило
ввязываться в спор с графом, но в последнее время он не мог себя сдерживать.
Если американец слышал, как Мобан говорит "белое", можно было с уверенностью
сказать,  что Мэксон думает -  "черное".  В обществе уже поговаривали о том,
что  в  соперничестве  с  потомственным французским  аристократом  заморский
миллионер явно проигрывает.
     Сегодня Мэксон,  похоже,  особенно нервничал -  ведь  после  завтрашних
скачек будет объявлено имя  нового президента жокей-клуба.  Оставалось всего
двадцать четыре часа!
     - Держу пари на полмиллиона франков,  что ваша лошадь придет первой!  -
запальчиво повторил Мэксон,  и  эти  слова  эхом  прокатились над  притихшей
гостиной.
     Посетители продолжали говорить вполголоса,  чтобы не  пропустить ответ.
Само предложение выглядело странно -  оно  шло  вразрез с  традициями клуба.
Здесь не  принято было заключать пари на  людях.  Для  таких дел  существуют
букмекеры,  тем более, когда речь идет о такой сумме. Причем, букмекер имеет
право  отказаться  принимать  пари,  если  уверен,  что  один  из  спорщиков
совершает явную  глупость.  Поэтому  в  принародном заявлении Мэксона многие
усмотрели провокацию. Возможно, граф Мобан подумал о том же. Некоторое время
он задумчиво смотрел на собеседника, потом вдруг улыбнулся.
     - Полмиллиона... А не маловато, друг мой?
     Американец нахмурился:
     - Вам мало?
     - Именно  так,  -  спокойно  подтвердил граф.  -  Я  предлагаю в  залог
миллион.  Причем,  если проиграю,  то  обязуюсь выплатить деньги сразу после
заезда. Но, предупреждаю, я собираюсь выиграть!
     По  гостиной  пронесся  изумленный  шепот.   Даже  старожилы  не  могли
припомнить,  чтобы  кто-нибудь сорвал такой  куш  на  тотализаторе.  Миллион
франков! Только Мэксон не повел и бровью.
     - Кто жокей? - деловито осведомился он.
     Мобан небрежно пожал плечами:
     - Пока не знаю.  Да и какая разница?  Эта лошадка может выиграть,  даже
если на спине у нее будет мешок с булыжниками.
     Мэксон не стал колебаться:
     - Что ж, увидим. Жокей действительно роли не играет. Я принимаю пари.
     Церемонно поклонившись друг другу,  соперники разошлись в  разные концы
гостиной.  Гордость не  позволила ни  одному из них предложить оформить пари
документально. Обоих окружили любопытные.
     - По-моему,  вы зря так рискуете,  мсье,  - говорил один из сторонников
американца. - Я слышал, что Каскадер в прекрасной форме.
     - Это еще не факт!  -  возражал другой.  -  Зато представьте себе,  что
выиграет  Примевер.   Даже  если  Мобан  и  сможет  уплатить  миллион,   что
сомнительно,  это все равно не пойдет на пользу его репутации. Безрассудство
не к лицу аристократу!
     Мэксон  не  отвечал.   Выглядел  он  несколько  удивленным  собственной
горячностью.  Конечно,  потеря миллиона не разорит его.  Но стоило ли вообще
сейчас заключать это пари? Все-таки скоро выборы. И к тому же Мобан обязался
заплатить сразу после заезда.  Мэксон,  правда,  не давал публично подобного
обещания,  но  оно  как  бы  само собой подразумевалось.  И  это было весьма
неприятно.  Даже миллиардеры порой испытывают нехватку наличности,  и Мэксон
сейчас находился в таком положении. Некоторым в этой гостиной было известно,
что  он  ждет  крупных  денежных поступлении из  Америки лишь  на  следующей
неделе.  Это  значит,  что  если  он  проиграет пари,  то  у  него останется
пятьдесят -  шестьдесят тысяч франков,  не более.  Почти ничего, если учесть
его траты.
     Мэксон  едва  заметно усмехнулся.  Мало  того,  что  он  очертя  голову
заключает пари,  не  имея достаточных средств,  так он  еще делает это не по
собственной воле! Не далее как сегодня утром один человек сказал ему:
     - Мы почти у цели. Остается только выманить волка и захлопнуть ловушку.
Но  волк выходит из  лесу,  только если он  зол  или  голоден.  Я  прошу вас
рискнуть.  Вынудите графа Мобана пойти на такое пари, чтобы потерянная сумма
разорила его.
     Этим  человеком,  конечно,  был  Жюв.  Увидев колебания американца,  он
добавил:
     - Я понимаю вашу нерешительность.  Но у нас нет другой возможности.  Не
имея фактов, мы вынуждены идти на риск.
     - Хорошо, - согласился Мэксон. - Я буду спорить на пятьдесят тысяч.
     Однако граф Мобан оказался человеком азартным. И пари было заключено на
миллион.


     На следующий день,  около половины третьего, Жюв, стоя возле весовой на
ипподроме в  Отей,  рассеянно следил за  скачущими лошадьми.  Вскоре к  нему
подошел Мэксон.
     Его холодная сдержанность пропала, он побледнел и запыхался.
     - Что с вами? - воскликнул Жюв.
     Американец отвел его в сторону и, оглянувшись, прошептал:
     - Помните пари, которое я заключил?
     - Конечно. На миллион, верно?
     - Да... И если я проиграю, заплатить нужно будет сразу после заезда.
     - Ну да. А что, что-нибудь изменилось?
     - Изменилось. Я не смогу заплатить за проигрыш.
     Жюв вздрогнул:
     - Что такое? Вы не взяли с собой денег?
     Слова еще не сорвались с губ инспектора,  как он уже знал ответ на свой
вопрос.  И не ошибся.  С трагическим видом Мэксон распахнул полы пиджака.  С
левой стороны подкладка была аккуратно надрезана.
     - Теперь понимаете? - спросил американец.
     Жюв молчал.
     - Деньги лежали у меня в бумажнике, - сказал Мэксон. - Еще десять минут
назад они были там!
     Инспектор безнадежно махнул рукой:
     - Если уж не везет,  так во всем. Вас снова обокрали. Хотел бы я знать,
кто!
     - Не понимаю,  -  недоуменно произнес Мэксон. - Как можно это проделать
незаметно?..
     - Среди воров есть настоящие фокусники, - усмехнулся Жюв.
     - Вы думаете, что это опять Фантомас?
     - Все может быть.
     - Но где он прячется, этот таинственный злодей? Как его узнать?
     Жюв промолчал. С минуту он о чем-то размышлял, затем спросил:
     - Вы видели графа Мобана на ипподроме?
     - Да,  несколько минут назад, - вспомнил Мэксон. - Мы с ним столкнулись
в проходе.
     Глаза полицейского блеснули, и он поспешил отвести взгляд в сторону.
     - Постарайтесь  успокоиться,  -  сказал  Жюв,  положив  руку  на  плечо
собеседнику. - В конце концов, о том, что деньги украдены, знаем только мы с
вами,  да еще,  пожалуй,  вор. Но мы ведь пришли сюда, чтобы выиграть! Пусть
Мобан бережет кошелек!
     Мэксон слабо улыбнулся:
     - Неважное утешение.  Признаться,  я  все меньше верю,  что выиграю это
пари.
     - Почему? - насторожился Жюв.
     - Пойдемте, увидите сами.
     Они  прошли к  паддоку.  Там  уже  шла  подготовка к  решающему заезду.
Лошади,  отобранные для борьбы за Большой муниципальный приз,  прохаживались
по  кругу.  Вдалеке виднелся серый в  яблоках жеребец,  еще  не  оседланный.
Мэксон стиснул руку инспектора.
     - Посмотрите!  -  прошептал он.  - Сила из него так и брызжет! Клянусь,
это та самая лошадь, которая однажды уже выиграла скачки.
     Жюв прищурился, вглядываясь.
     - Это настоящий скакун! - продолжал бубнить американец. - Перед тем как
показать  лошадей  комиссии,  их  снова  подменили.  И  дисквалифицированной
оказалась кляча,  у  которой сроду и  не  было никакой квалификации!  Потому
Мобан и согласился на пари.
     Инспектор закусил губу. Судя по всему, Мэксон был близок к истине.
     "Боже,  это уж слишком!  -  в смятении думал полицейский. - Сначала его
дважды обокрали,  теперь он отдаст Мобану еще миллион,  да к тому же получит
репутацию  не  только  человека,  ничего  не  смыслящего  в  лошадях,  но  и
неплатежеспособного должника!"
     Одним  словом,   ситуация  складывалась  более  чем  скверная.  Причем,
возникали серьезные опасения,  что  граф  Мобан  продумал ее  заранее.  Жюву
хотелось кричать на весь ипподром:
     "Я знаю, кто это такой! Я сорву с него маску!"
     Но, увы, он не мог позволить себе такого безрассудства. Факты - упрямая
вещь,  а именно их-то и не хватало. Небольшая надежда оставалась лишь на то,
что этим утром Фандору удалось узнать что-то  новое.  Но  пока журналиста не
было видно.
     На  трибунах  собрались  почти  все  члены  жокей-клуба.   Они  азартно
обсуждали лошадей,  участвующих в заезде на Большой муниципальный приз.  Тут
нашлось о чем поспорить - животные были как на подбор. Ни один знаток не мог
сказать с уверенностью, кто окажется победителем.
     Но,  конечно, наибольшее внимание привлекали Примевер и Каскадер. Жокей
Примевера Вилли,  ветеран конюшен Бриджа,  был  уже в  летах,  но  отличался
огромным опытом и железным хладнокровием. Кто поскачет на Каскадере, пока не
было известно.
     Что касается серого в  яблоках жеребца,  то  он  не пользовался большой
популярностью  среди  широкой  публики.  Комиссия,  расследовавшая случай  с
мнимой  победой Каскадера,  отчитывалась только  перед  членами жокей-клуба,
остальным же  без  всяких  объяснений вернули их  ставки.  В  памяти игроков
осталось   одно   -   лошадь   обманула  их   надежды,   за   что   и   была
дисквалифицирована.  Сегодня на  Каскадера не  поставил почти  никто,  кроме
нескольких опытных лошадников.
     Зато кассы были забиты ставками на Примевера. Если судить по количеству
принятых клерками денег, этот жеребец оказался признанным фаворитом.
     И вот наконец лошади принялись выстраиваться на линии старта.  На табло
появились имена жокеев. В толпе зашумели - на Каскадере должен был выступать
любимец завсегдатаев.
     - Люсьен Белар! - зашумели зрители. - Люсьен Белар снова выступает!
     Стартер взмахнул флажком,  и  жокеи  пришпорили своих  скакунов.  Заезд
начался.
     Это было великолепное зрелище. Освещенные ярким осенним солнцем лошади,
казалось,  стлались над землей.  Жокеи в  разноцветных шапочках сидели на их
спинах, как влитые.
     Первое  препятствие  все  двенадцать  преодолели  с  легкостью,   почти
одновременно.  Публика одобрительно загудела.  Лошади приближались, и вскоре
можно было уже  разглядеть,  кто  есть кто.  В  толпе послышались удивленные
восклицания. Зрители на трибунах приподнимались на цыпочки и спрашивали друг
друга:
     - Кто это? Кто скачет на Каскадере?
     С задних рядов доносилось:
     - Как кто? Посмотрите на табло! Там написано - Люсьен Белар!
     - Тогда почему он в маске? - отвечали им. - От кого он прячется?
     - Может, у него рожистое воспаление? - хохотнул кто-то.
     - Типун вам на язык!  -  крикнул мужчина из первого ряда. - Грех шутить
такими вещами.  Да и вообще,  это вовсе не Люсьен Белар.  Этот малый гораздо
выше и шире в плечах.
     Наиболее  дальнозоркие из  зрителей  тоже  это  разглядели.  Фигуру  не
скроешь маской! Игроки заинтригованно переглядывались.
     - Кажется, опять готовится какая-то пакость, - сказал один из них.
     И  оказался  прав.   Все  произошло  у  третьего,   самого  безобидного
препятствия.  Это была невысокая изгородь,  перемахнуть через которую ничего
не  стоит мало-мальски обученной лошади.  Однако преодолеть это  препятствие
удалось только Каскадеру и Примеверу. Следующая лошадь внезапно упала. Жокей
кубарем покатился по земле.
     Не  успели зрители посочувствовать ему,  как  такая же  участь постигла
одного за  другим всех участников заезда.  Над дорожкой поднялась туча пыли,
раздались ржание и  крики.  Невозможно было определить,  где всадник,  а где
лошадь.
     Зрители на трибунах повскакивали.  Никто ничего не понимал. Впечатление
было такое,  словно изгородь после прыжка Каскадера и  Примевера вдруг стала
выше на добрых полметра. Некоторым пришла в голову мысль о тонкой проволоке,
которую неожиданно натянули над  препятствием.  На  памяти  старожилов такое
случалось.
     Из облака пыли появились четыре фигуры.  Но эти люди совсем не походили
на жокеев.  Это были рослые мужчины в костюмах,  заляпанных грязью.  Зрители
разглядели,   что   лица  неизвестных  закрыты  черными  платками.   Мужчины
перепрыгнули через ограждение и начали пробиваться сквозь толпу к выходу.
     - Господа! - послышался женский крик. - Что же вы смотрите!
     Несколько человек встали на  пути  неизвестных,  пытаясь их  задержать.
Недолго думая,  мужчины в масках выхватили револьверы и начали беспорядочную
пальбу поверх голов.  Смельчаки-добровольцы немедленно бросились врассыпную.
Пронзительно завизжали женщины.  Работая  локтями  и  кулаками,  неизвестные
проложили себе дорогу к выходу и скрылись.
     Против  ожидания,   этот  беспрецедентный  случай  не  отвлек  внимания
большинства присутствующих от  скачек  -  слишком  велик  был  главный приз,
слишком много надежд связывали зрители с  Примевером.  Он лидировал вместе с
Каскадером.   Пять   лошадей  остались  лежать  на   земле  после  свалки  у
препятствия,  остальные продолжали гонку,  но видно было, что шансы их равны
нулю - упущено время, потеряна скорость.
     Все следили за  борьбой Каскадера и  Примевера.  Постепенно становилось
ясно, что серый в яблоках жеребец выходит в фавориты. Некоторое время лошади
шли ноздря в ноздрю,  но перед рвом с водой Примевер шарахнулся в сторону, в
то  время как  его  соперник перескочил препятствие,  даже  не  заметив его.
Расстояние между скакунами стало увеличиваться.
     На  последнем  повороте  Примевер  отстал  уже  безнадежно.  Сзади  его
начинали поджимать другие лошади,  а Каскадер приближался к финишной прямой.
И тут снова произошло неожиданное.
     Столб,  на котором крепилось знамя ипподрома, вдруг покачнулся и рухнул
прямо на двух несчастных жокеев,  которые начали уже обходить Примевера.  Их
лошади попадали,  и это,  казалось,  придало уставшему Примеверу новые силы.
Его наездник с криком взмахнул хлыстом и рванулся вперед, настигая фаворита.
     - Что за чертовщина...  -  послышалось в толпе. - Похоже, в этом заезде
принимает участие нечистая сила. Вы посмотрите, что творится!
     И   действительно,   происходящее   напоминало   заранее   подстроенный
спектакль.  Из  двенадцати лошадей,  начинавших заезд,  осталось только две.
Семеро были покалечены,  остальные,  прихрамывая,  сошли с дистанции.  Гонку
продолжали лишь Каскадер и Примевер.
     Да и тут,  судя по всему, исход был предрешен. Хоть Примевер и напрягал
сейчас все силы,  показывая чудеса скорости,  ему не догнать было Каскадера,
которому  оставалось  каких-нибудь  триста  метров  до  финиша.   С   трибун
раздавались  требования  назвать  имя  жокея  в  маске.   Жандармы  метались
туда-сюда, призывая публику сохранять спокойствие.
     Пожалуй,  единственным,  кто не потерял голову,  был граф Мобан. Плотно
сжав губы,  он  стоял на  трибуне,  прямой и  надменный.  Если бы кто-нибудь
посмотрел на него сейчас внимательно, то поразился бы произошедшей перемене.
В  глазах графа  полыхал огонь,  в  чертах появилось мрачное величие.  Седые
волосы и бакенбарды казались чужими на помолодевшем лице. Не отрываясь, граф
следил за Каскадером.
     Стоявший возле весовой Мэксон рванул воротник и  оглянулся по сторонам.
Губы его побелели,  на лбу выступили капли пота.  Казалось,  американец ищет
пути к отступлению.
     И  вдруг зрители,  на все лады костерившие Каскадера и  его загадочного
всадника,  радостно заулюлюкали.  Обстановка на  дорожке  снова  изменилась.
Серый в  яблоках жеребец споткнулся и  перешел на  неуверенную,  вялую рысь.
Примевер стремительно догонял его!
     Раздались аплодисменты.
     - Не выдержал!  -  орали в толпе. - Куда тебе, вислозадому! Обгони его,
Примевер!
     Только  несколько  истинных  знатоков  недовольно  нахмурились.  От  их
наметанного взгляда не ускользнуло,  что наездник нарочно сдерживает лошадь,
мешая ей финишировать достойно.
     - Посмотрите-ка,  -  негромко сказал пожилой господин своему соседу,  -
этот молодчик спятил. Еще немного, и он разорвет ей губы удилами!
     Его собеседник медленно кивнул.
     - Да,  старается вовсю.  Удивительно,  как  этого до  сих  пор никто не
заметил!
     Однако  это   уже   увидели.   Несколько  наиболее  горячих  игроков  с
протестующими  криками  полезли  через  заграждение.   Подоспевшие  жандармы
заработали  дубинками.   Над   ипподромом  стоял   сплошной  рев.   Примевер
стремительно настигал  Каскадера,  который  едва  двигался.  До  финиша  ему
оставалось всего несколько метров,  но жокей не давал ему преодолеть их! Еще
секунда, другая - и Примевер первым пересек линию финиша.
     - Победа! - завопили в толпе. - Он выиграл заезд! Ура Примеверу!
     Лицо Мэксона налилось кровью.  Он несколько раз глубоко вздохнул и стал
подниматься по трибунам. Подойдя к графу Мобану, он прохрипел:
     - Вы   проиграли.   По  условиям  пари  деньги  должны  быть  выплачены
немедленно.
     Все члены жокей-клуба смотрели в  их  сторону.  Не каждый день увидишь,
как проигрывают миллион франков наличными! Неужели Мобан заплатит, тем самым
признав,  что заезд проходил без нарушения правил? По сравнению с чудовищным
гамом, царившим вокруг, на этом пятачке было удивительно тихо.
     Граф молчал. Потом повернул к Мэксону помертвевшее лицо и процедил:
     - Ну что ж, радуйтесь. Вы выиграли. Получите ваши деньги.
     Он усмехнулся и добавил:
     - Это меня не разорит. Если захочу, я достану куда больше.
     Небрежным жестом  граф  вынул  пачку  банковских билетов и  протянул их
американцу. Мэксон взял деньги и посмотрел на них так, словно в руках у него
была бомба. Лицо его побагровело еще больше.
     - Так-так...  -  прошипел он.  - Благородный граф Мобан платит долги...
Только вот своими ли деньгами он их платит?
     Американец замахал рукой, призывая окружающих в свидетели.
     - Это мои деньги!  -  взвизгнул он. - Я сегодня утром их пересчитывал и
знаю номера банкнот. Полчаса назад они лежали здесь!
     И Мэксон распахнул свой пиджак, показывая порезанный карман.
     - Этот прохвост обокрал меня! Я немедленно передам его полиции!
     Граф Мобан не стал ждать появления жандармов.  Оттолкнув Мэксона,  он с
кошачьей ловкостью перемахнул через перила и спрыгнул на газон. Через минуту
он скрылся в толпе. И в ту же секунду внизу раздался голос инспектора Жюва:
     - Общий  приказ -  арестовать графа Мобана.  И  без  церемоний!  Это  -
Фантомас!


     Тем  временем толпа  у  въезда в  паддок вовсю  глазела на  загадочного
жокея,  гарцевавшего на Каскадере. Тот так и не снял свою маску, несмотря на
град оскорблений и  угроз.  Те  же люди,  которым он помог выиграть,  теперь
поносили его.
     - Жулик!  Тебя дисквалифицируют! Все видели, что ты нарочно придерживал
лошадь!
     Наконец жокею это надоело.  Свистнул хлыст, и Каскадер рванулся вперед.
Толпа  бросилась врассыпную,  и  лошадь,  легко  перескочив через загородку,
оказалась в  паддоке.  Не теряя времени,  жокей передал ее конюху и,  одолев
забор с другой стороны,  бросился к поджидавшему его автомобилю.  Как только
дверца захлопнулась,  машина тронулась с  места.  Жокей снял  маску и  вытер
потное лицо.  Если бы его увидел сейчас работник конюшни в  Мезон-Лафит,  он
тотчас же узнал бы Скотта. Человек более информированный сказал бы:
     - Жером Фандор!






     Жюв не мог себе простить, что пропустил момент, когда Мэксон отправился
получать  свой   долг.   Поэтому  ему   пришлось  отбиваться  от   служащих,
поставленных для  того,  чтобы пускать на  центральную трибуну только членов
жокей-клуба. Конечно, удостоверение инспектора Службы безопасности произвело
надлежащее впечатление,  но  драгоценные секунды  были  потеряны.  Пока  Жюв
пробирался наверх, Мобан оказался на газоне.
     Полицейский стонал от ярости. Теперь, когда уже не оставалось сомнений,
что под маской графа скрывается Фантомас,  у преступника снова появился шанс
убежать от правосудия.
     Однако шанс этот был  невелик -  все-таки Жюв  гонялся за  своим врагом
двенадцать лет.  Весь  ипподром был  наводнен агентами,  ждущими команды.  И
больше всего  их  скопилось возле весовой,  ведь  именно здесь располагалась
трибуна жокей-клуба.
     Незадолго до  конца  заезда к  паддоку подъехал автомобиль.  Дежуривший
неподалеку Леон подозвал Мишеля и шепнул:
     - Узнаешь шофера?
     Мишель кивнул. За рулем сидел слуга графа Мобана. С тех пор с машины не
спускали глаз.
     Спустя   минуту  прямо   к   трибуне  подкатил  конный  экипаж,   также
принадлежавший Мобану.  Леон и Мишель переглянулись. Карета будто специально
остановилась на  самом виду,  в  то время как автомобиль вовсе не бросался в
глаза в  тени изгороди.  Похоже было,  что  именно его  используют в  случае
поспешного бегства.  Стараясь не  привлекать внимания,  сыщики переместились
поближе к  машине.  По  иронии  судьбы  именно в  тот  момент,  когда  агент
докладывал Жюву о принятых мерах, Мэксон отправился получать свой миллион.
     И  все  же  теперь  казалось  маловероятным,  чтобы  Фантомасу  удалось
скрыться. Куда бы он ни двинулся, везде его ждала ловушка.
     Отдав приказ о задержании Мобана,  инспектор поспешил покинуть трибуну,
чтобы  избежать  дурацких вопросов и  избавить себя  от  созерцания истерик,
которые с  такой  охотой и  легкостью закатывают светские дамы.  У  входа  в
паддок Жюв столкнулся со  своим помощником.  Вид у  Мишеля был озадаченный и
виноватый.
     - Что такое? - резко спросил Жюв.
     - Понимаете,  шеф...  -  Мишель с трудом перевел дыхание,  -  произошла
накладка.
     - Выражайтесь яснее, пожалуйста. Что там у вас случилось?
     - Мы  наблюдали за автомобилем и  увидели,  как какой-то тип перемахнул
через забор, уселся внутрь и помчался во весь опор.
     - Так что в этом странного? - нетерпеливо перебил Жюв. - Это был Мобан?
     Мишель покраснел:
     - Понимаете, шеф, маска...
     - Да не тяните вы! - взорвался инспектор. - Говорите по существу.
     Сыщик вытянулся и отрапортовал:
     - Согласно приказу мы  начали  преследование.  На  сигналы остановиться
водитель не реагировал,  и пришлось загнать его в кювет. Но когда мы увидели
пассажира, оказалось, что это мсье Жером Фандор.
     Жюв сжал кулаки:
     - Фандор?! Ах, черт...
     Инспектор понял,  что произошло.  Спеша оказаться подальше от  публики,
журналист прыгнул в  первую попавшуюся машину,  видимо,  приняв ее за такси.
Полицейские бросились в  погоню,  и  винить их  не  за  что -  они выполняли
приказ.  Таким образом,  на  какое-то  время пост оказался покинутым,  и  из
паддока вполне можно было ускользнуть. Жюв взглянул на расстроенного Мишеля,
и ему стало жалко сыщика.
     - Не казнитесь,  старина,  -  произнес инспектор. - Тут нет вашей вины.
Если Фантомас и  ускользнул,  то не потому,  что переиграл вас,  а благодаря
прискорбному стечению обстоятельств.
     Мишель благодарно улыбнулся. Инспектор похлопал его по плечу.
     - Главное,  что мы разоблачили мерзавца.  Теперь ему от нас не уйти.  И
даже если нам  не  повезет,  ему  не  удастся больше пользоваться элегантной
маской графа Мобана.
     Коллеги тем  временем подошли к  весовой,  и  последние слова Жюва были
услышаны  многими  и   мигом   облетели  все   трибуны.   Члены  жокей-клуба
многозначительно перешептывались.  Каждый утверждал,  что последнее время не
раз замечал нечто подозрительное в  поведении графа.  Еще бы,  кому хотелось
признавать,  что он  горячо поддерживал величайшего преступника Франции,  да
еще прочил его в президенты клуба?
     Зато американский миллионер мгновенно завоевал множество симпатий.
     - Поздравляю, господин Мэксон! - неслось со всех сторон.
     Подошедший Жюв улыбнулся американцу. Тот ответил растерянным кивком.
     - Браво! - сказал инспектор. - Теперь место президента вам обеспечено.
     - Спасибо,  старина, - вздохнул Мэксон. - Но чего это стоило! Вы спасли
мне больше, чем состояние, вы спасли мою честь!
     Он оглянулся по сторонам и спросил, понизив голос до шепота:
     - А что с Фантомасом?
     Жюв хотел ответить, но не успел, так как сзади его окликнули:
     - Можно вас на минутку, мсье?
     Инспектор обернулся.  Перед ним стоял Фандор,  которого несколько минут
назад Леон с  Мишелем чуть не арестовали.  Против ожидания вид у  журналиста
был весьма беспечный и даже насмешливый. Он прищурился и небрежно заметил:
     - Выглядите вы неважно, инспектор. Что-нибудь еще стряслось?
     Полицейский недовольно нахмурился и промолчал. Фандор обиделся:
     - Черт побери,  я  не заслужил,  чтобы меня не удостаивали ответом.  Уж
я-то  сделал все,  что от меня зависело,  даже удержал эту проклятую лошадь,
что было не  легче,  чем остановить слона за хвост.  И  Элен старалась,  как
могла.  Да и  вы только выиграли!  Мэксон займет пост,  принадлежащий ему по
праву,  и  на  ипподроме больше не  будут твориться темные дела.  Даже  если
Фантомас и сбежит, все равно победа налицо!
     Глаза инспектора стали ледяными. Он смерил Фандора взглядом.
     - И ты действительно веришь в то, что говоришь? - тихо спросил он. - Ты
действительно считаешь, что мы одержали победу?
     Журналист пожал плечами:
     - А почему нет? Ведь главное, что тайное наконец стало явным!
     - И значит,  нам всем можно идти отдыхать, да? - проговорил Жюв. - Ведь
мы победители! Мы всего лишь дали Фантомасу уйти!
     На этот раз выражение беззаботности исчезло с лица Фандора.
     - Ну, не преувеличивайте, инспектор, - неуверенно произнес он.
     Жюв остановил его резким взмахом руки.
     - Тут нет преувеличения, - с горечью сказал он. - Это правда. Не победу
должны  мы  праздновать,  а  очередное  поражение.  Я  не  могу  и  не  хочу
чувствовать себя победителем, если не поймал убийцу.
     Его настроение передалось Фандору.  Он нахмурился и  потянул инспектора
за рукав:
     - Пойдемте отсюда.
     Жюв помотал головой:
     - Я еще побуду.
     - Хотите разделить с Мэксоном его триумф?
     Полицейский молча пожал плечами.
     Между тем вокруг вовсю чествовали американца. Кто-то сказал со смехом:
     - Хорошо, что деньги остались при вас!
     Мэксон отмахнулся. Он никогда не упускал случая подчеркнуть, что деньги
сами по  себе для  него ничего не  значат,  что  они являются лишь средством
борьбы за достойное существование. Они необходимы только потому, что без них
нельзя обойтись, но заслуживают лишь презрения.
     Жюв толкнул Фандора:
     - Есть с  чем поздравлять!  Выиграть пари и  получить в награду деньги,
которые перед этим вытащили из твоего же кармана!
     Да,  поздравлять  тут  было  не  с  чем.  Американец  действительно  не
заработал на пари ни сантима.
     Мэксон поглядел на Жюва и нахмурился.  Инспектор, который, казалось бы,
должен был разделить его радость, стоял мрачнее тучи. Миллионер спустился на
несколько ступенек.
     - Почему вы невеселы, дружище? - спросил он. - Что вас беспокоит?
     Жюв неопределенно покачал головой.
     - Но в чем дело? - настаивал американец.
     Инспектор поморщился:
     - Да так, есть одна вещь. Я вам потом объясню. Вы сейчас домой?
     - Да, конечно.
     - Тогда у меня к вам просьба. Завезите по пути нас с Фандором.
     - О чем разговор!
     Мэксон был явно заинтригован. Почему инспектор хочет ехать с ним, когда
у него есть служебная машина?  Может, ему в голову пришел какой-нибудь новый
хитроумный план? Американец поклонился и пригласил:
     - А  может,  вы  окажете мне честь поужинать со мной?  У  меня отличный
повар.
     Жюв рассеянно потер лоб:
     - Ужин... Я и забыл совсем...
     И отрицательно покачал головой:
     - Нет, в другой раз. Итак, едем?
     Все трое направились к  выходу с  ипподрома.  За  ними следовала группа
членов жокей-клуба, ловивших каждое слово своего будущего президента. Вскоре
они подошли к шикарному автомобилю.
     - Домой, - бросил шоферу Мэксон, усаживаясь на переднее сиденье.
     Жюв тронул его за плечо.
     - Не сразу,  -  мягко сказал он.  -  Сначала на улицу Вожирар,  дом сто
сорок два.
     Мэксон поднял брови:
     - Вожирар, сто сорок два? Как вам будет угодно. Я не тороплюсь.
     И, помахав рукой членам клуба, американец хлопнул дверцей. Когда машина
тронулась с места, Мэксон обернулся и заинтересованно спросил:
     - Жюв, что вы еще задумали? Зачем нам ехать на улицу Вожирар?
     - Надо постараться сделать так,  чтобы нас не убили, - серьезно ответил
Жюв.
     - Чтобы нас что? - поразился Мэксон. - Что вы такое сказали?
     Инспектор чуть заметно усмехнулся.
     - Скоро поймете,  -  коротко ответил он и откинулся на кожаные подушки.
Вытащив из ящика египетскую сигарету, Жюв закурил.
     Фандор поморщился.  Он  не  любил  ароматизированных восточных Табаков.
Вынув пачку "Капорала" -  единственный сорт, который он признавал, журналист
чиркнул  спичкой и  выпустил клуб  дыма.  Видя,  что  инспектор не  настроен
разговаривать, он обратился к Мэксону:
     - И как вы оцениваете создавшуюся ситуацию, мсье?
     Американец рассмеялся:
     - В  отличие  от  нашего  друга  инспектора  я  не  склонен  впадать  в
меланхолию. По крайней мере, лично для меня все не так уж плохо.
     - Вот как... - задумчиво произнес журналист. - Очень за вас рад.
     - Спасибо,  -  добродушно ответил Мэксон.  - Все действительно неплохо.
Граф Мобан разоблачен,  и теперь очень сомнительно,  чтобы Фантомасу удалось
когда-нибудь пролезть в жокей-клуб. Когда я стану президентом, то буду лично
за этим следить!
     Он подумал и добавил:
     - Да и украденный миллион вновь вернулся ко мне - тоже неплохо!
     Он замолчал, наткнувшись на взгляд Жюва. Инспектор проворчал:
     - Мне бы ваш оптимизм! Но, увы, он ни на чем не основан. Положение куда
хуже, чем вам бы того хотелось.
     Американец обиженно сморщился:
     - Вы говорите загадками, инспектор! Неужели нельзя объяснить толком?
     - Толком?  -  усмехнулся Жюв.  - Извольте. Итак, граф Мобан разоблачен.
Вряд ли это его обрадовало.  Вы говорите -  Фантомас сбежал,  мы очистили от
него город.  О,  вы не знаете Фантомаса! Во всем мире нет более мстительного
существа,  чем он! И он не прощает тех, кто хоть в чем-то взял над ним верх.
И  отныне он  может подстерегать вас в  любом месте,  с  любым лицом!  И  не
успокоится, пока не возьмет реванш.
     Жюв глухо кашлянул.
     - Вы радуетесь, что нам вернули ваш миллион. Вы отняли его у Фантомаса!
То  есть,  с  его  точки  зрения,  поступок подлый и  бесчестный.  И  он  не
остановится,  пока не вернет эти деньги. Итак, мсье, можно подвести итог. Не
стоит говорить:  "Я получил миллион,  а  Фантомас сбежал".  Лучше выразиться
короче: "Фантомас и я стали смертельными врагами!"
     Слушая речь Жюва, Мэксон слегка побледнел.
     - Черт побери, - пробормотал он. - Я не думал, что это так серьезно!
     Казалось,  до него сейчас дошло,  что Жюв не станет в подобной ситуации
бросаться  словами.  Он  начал  наконец  понимать,  какого  страшного  врага
приобрел.
     Жюв  сидел мрачный,  как туча.  Для него существовал только один способ
справиться с  Фантомасом -  убить его.  Пока преступник жив,  он не позволит
кому-то торжествовать победу.
     У   инспектора  теперь  оставался  один  шанс,   и   он  собирался  его
использовать.  Долгие  годы  борьбы с  Фантомасом научили его  предугадывать
некоторые шаги  Гения  преступления.  И  сейчас он  был  почти уверен,  что,
потеряв надежду стать президентом жокей-клуба,  Фантомас сделает все,  чтобы
его  удачливый соперник никогда не  занял это  место.  Теперь его  задача не
только спасти Мэксона, но и поймать в ловушку жестокого убийцу...
     Американец нервно усмехнулся.
     - Похоже,  вы  меня убедили,  -  признал он.  -  Я-то по своей глупости
предполагал, что на этом деле можно ставить точку.
     Он помолчал и, обретя прежнее спокойствие, спросил:
     - Но почему мы сейчас едем на улицу Вожирар? Это входит в план?
     - Входит, входит, - рассеянно пробормотал инспектор, глядя в окно.
     Мэксон снова обиженно насупился. Фандор поспешил объяснить:
     - Понимаете, когда мы отъезжали, у машины толпилось столько народа...
     - Ну и что? - не понял Мэксон. - Они же сейчас не бегут за нами!
     Фандор улыбнулся:
     - Конечно,  нет.  Но  многие  слышали,  что  мы  отправляемся на  улицу
Вожирар.
     - А что там находится?
     - Я думаю,  этого и мсье Жюв не знает,  - подмигнул журналист. - Может,
там пустырь. А едем мы, как и собирались, к вам домой.
     Американец помотал головой:
     - Что за ерунда...
     Жюв оторвался от окна.
     - Все,  что мы делаем, мы делаем исключительно ради вашей безопасности,
- терпеливо,  как ребенку,  проговорил он.  -  Мы  охотимся за Фантомасом не
первый год,  и никто,  кроме нас,  не знает, на что способен этот негодяй. У
него повсюду свои люди,  и информацию он получает мгновенно.  Я нисколько не
удивлюсь,  если  на  улице  Вожирар уже  поджидает фургон,  чтобы "случайно"
врезаться в  вашу  машину.  И  никто  никогда не  найдет  концов  -  обычная
автокатастрофа.
     Он помолчал и продолжил:
     - Можно выбрать и  что-нибудь другое,  без  затей.  Раздастся случайный
выстрел,  и пуля пробьет вам голову.  Или под машиной взорвется бомба, и все
мы превратимся в груду костей...
     Прикрывшись шляпой,  Фандор подавал своему другу отчаянные знаки.  Чего
доброго, Мэксон перепугается до полусмерти! Наконец инспектор и сам заметил,
что перегнул палку.
     - Впрочем, пока можете не волноваться, - проворчал он. - Слава Богу, мы
не собираемся на улицу Вожирар. Будем надеяться, что по дороге к вашему дому
засады не встретим.
     Пораженный Мэксон больше не задавал вопросов. Он только повторял:
     - Черт возьми... Ах, черт возьми... - и вытирал лицо платком.
     Наконец он выдавил:
     - Да, вы умеете поднять настроение!
     Жюв,  нахохлившись,  молчал.  Через  несколько минут американец немного
успокоился.
     - Итак, я приговорен к смерти... - протянул он. - Верно, инспектор?
     Жюв глухо ответил:
     - Да,  Фантомасом вы приговорены.  Но,  черт побери,  Фантомас - это не
закон.  И  я,  инспектор Жюв,  приговариваю к смерти Фантомаса!  Придет час,
когда я стану его палачом!
     Тем временем машина выехала из Булонского леса и  направилась к площади
Звезды.  Жюв внимательно посмотрел назад.  За ними никто не ехал.  Инспектор
опустил разделяющее салон стекло и сказал водителю:
     - Улица Тардье.
     Мэксон поднял брови:
     - Опять ничего не понимаю... Так мы ко мне едем, или к вам?
     - Сначала заедем ко мне, - буркнул полицейский. - Нужно взять ключ.
     - Какой ключ?
     - Увидите.
     В который раз за этот день Мэксон убедился, что инспектор не расположен
давать разъяснения.  Жюв побледнел,  на лбу выступили капли пота. Он избегал
взглядов своих попутчиков.  Даже Фандор,  всегда безоговорочно становившийся
на сторону друга, почувствовал неловкость.
     - В чем дело,  Жюв?  -  тихо спросил он.  -  Вы приговорили Фантомаса к
смерти и решили привести приговор в исполнение без меня?
     Молодой человек испытывал одновременно досаду и тревогу. Кто знает, что
задумал инспектор!  Возможно,  его план настолько опасен,  что он  не  хочет
рисковать жизнью Фандора.  А  вдруг Жюв замыслил что-нибудь противозаконное?
Ведь он всегда говорил, что Фантомас должен кончить жизнь на гильотине после
справедливого суда присяжных!
     Инспектор,  нахмурившись,  заговорил,  и  каждое слово  давалось ему  с
трудом:
     - Я понимаю, о чем ты думаешь. Законник Жюв решил бороться с врагом его
же собственным оружием! Что ж, ты прав. Мне приходится выбирать между жизнью
нашего друга  Мэксона и  жизнью этого ублюдка.  Да,  я  всегда служил одному
божеству -  Закону.  И  закон требует передать Фантомаса в  руки правосудия,
чтобы все увидели его истинное лицо.
     Он вздохнул.
     - Но мы имеем дело не с простым преступником, а с чудовищем, с извергом
рода  человеческого.  Вспомни,  сколько раз  он  обманывал нас,  сколько раз
исчезал в  последний момент!  И  каждый раз в результате нашей неудачи гибли
невинные люди.  Нет,  мы  больше не  можем  позволить себе  роскошь пытаться
посадить Фантомаса в  тюрьму.  Его надо стереть с лица земли,  не дожидаясь,
пока он найдет себе новую жертву!
     Глаза Жюва были полузакрыты, он говорил так, словно приносил присягу:
     - Я,  инспектор Службы безопасности,  в  здравом уме и  твердой памяти,
утверждаю,  что  Фантомас  не  достоин  людского  суда.  Единственное,  чего
заслуживает это чудовище -  смерти. И сегодня же вечером я сделаю все, чтобы
убить его.  Я буду безжалостен, ибо от того, удастся ли мне осуществить свое
намерение, зависит человеческая жизнь.
     Мэксон завороженно молчал, слушая этот монолог. Зная репутацию Жюва, он
понимал,  каких  усилий стоит  тому  забыть свои  принципы и  взять на  себя
глубоко противную ему роль палача.  По спине американца тек холодный пот. Он
чувствовал себя пешкой в  зловещей шахматной партии.  И  вся надежда была на
то, что Жюв спасет его, уничтожив ферзя противника.
     И  в  то  же  время Мэксона терзало любопытство.  Что же  придумал этот
француз? Как он заманит в ловушку преступника, которого в течение долгих лет
безуспешно  разыскивала  полиция  многих  стран?   Американцу  почему-то  не
приходила в  голову  самая  простая мысль  -  именно  он  будет  играть роль
наживки.
     "Помоги Бог этому человеку! - думал миллионер. - Он спасет меня!"
     Из  его уст готовы были вырваться слова благодарности,  но  он  вовремя
одернул себя. Инспектору сейчас не до излияний.
     Тем временем автомобиль затормозил возле дома Жюва на улице Тардье.
     - Подождите меня здесь, - сказал инспектор, выбираясь из машины.
     Он скрылся в  парадном и  через несколько минут вернулся,  держа в руке
конверт. На этот раз он выглядел довольным.
     - Что это у вас? - спросил Мэксон.
     Жюв улыбнулся:
     - Подтверждение тому, что мои люди еще не разучились выполнять приказы.
     Он захлопнул дверцу и тронул американца за плечо.
     - Это  касается вас.  Видите ли,  я  взял  на  себя смелость послать по
вашему адресу небольшую посылку. Надеюсь, вы не рассердитесь.
     - О чем вы говорите! - засуетился Мэксон. - Сколько угодно...
     И тут же спросил с любопытством:
     - А что в ней такое?
     Фандор  тоже  посмотрел  на  друга  вопросительно.   Он  был  не  менее
заинтригован.   Жюв  бросил  шоферу  адрес  Мэксона  и  повернулся  к  своим
спутникам.
     - Все довольно просто, - проговорил он. - Сколько сейчас времени?
     Мэксон посмотрел на часы:
     - Четверть восьмого.
     - Значит, банки уже закрыты?
     - Конечно.
     - То-то и оно. А у вас при себе миллион франков. Что вы с ним сделаете,
когда приедете домой? Положите в сейф?
     - Естественно.
     Жюв кивнул головой:
     - Разумная мысль.  Только держу пари,  что пока вы были на ипподроме, в
вашем доме уже побывали непрошеные гости и сняли слепки со всех замков.  Это
не так уж сложно, уверяю вас.
     Американец поежился:
     - Но почему?
     - Для бизнесмена вы довольно наивны,  -  усмехнулся инспектор. - Это же
очевидно!  Вы  лишили  Фантомаса возможности получить "честно  заработанный"
миллион.  Не в  его правилах мириться с  такой бесцеремонностью.  Он захочет
получить деньги назад.
     - И вы думаете, что он...
     - Именно так,  мой друг. Он решит порыться в вашем сейфе, не завалялось
ли там чего. Но только на этот раз он поплатится!
     Жюв тряхнул головой:
     - Да, на этот раз он не останется безнаказанным! Его ждет гибель!
     Уверенность инспектора понемногу начала передаваться и Фандору.
     - Жюв,  не томите,  - взмолился журналист. - Хватит загадок! Неужели вы
не можете объяснить все просто и понятно?
     - Да-да!  -  подхватил Мэксон. - Расскажите, что это за посылка? Как вы
собираетесь убить Фантомаса? Просто пристрелить?
     Жюв вздохнул:
     - Увы,  если бы  это  было так просто...  Спросите моего друга Фандора,
сколько раз я стрелял в это чудовище!  Поневоле начнешь думать,  что негодяй
заговорен от пуль. Впрочем, насчет нечистой силы утверждать не берусь, а вот
пуленепробиваемый жилет он носит наверняка. Не может быть, чтобы я в него ни
разу не попал...
     Он помолчал, видимо, что-то вспоминая, затем продолжил:
     - Нет,  дружище,  так у  нас ничего не получится.  В жилете или без,  а
Фантомас просто не пойдет в такую ловушку, где его можно было бы застрелить.
Тут надо действовать наверняка.
     Журналист молча слушал. Только нетерпеливый Мэксон не мог ждать:
     - А как? Как действовать?
     Жюв  снова  выдержал  паузу.  Казалось,  ему  нравится  щекотать  нервы
слушателей. Наконец он спросил:
     - У вас хороший сейф, господин Мэксон?
     - Американские сейфы всегда отличные! - гордо ответил миллионер.
     Жюв притворно вздохнул:
     - Сожалею,  если оскорблю ваши патриотические чувства, но сегодня утром
я  решил перестраховаться и заказал вам французскую модель.  Думаю,  там ваш
миллион будет в большей безопасности.
     Мэксон хотел что-то  ответить,  но тут машина остановилась перед дверью
его особняка. Вспомнив о своих обязанностях хозяина, американец повел гостей
в  курительную комнату.  На пороге бесшумно возник слуга.  Поклонившись,  он
почтительно произнес:
     - Сейф, который заказывали ваша милость, доставлен сегодня днем. Следуя
инструкциям, я велел установить его в подвале.
     Мэксон не стал уточнять, чьим инструкциям следуют его люди.
     - Будут  какие-нибудь  распоряжения?  -  спросил  слуга.  -  Что-нибудь
принести?
     Американец взглянул на гостей.
     - Не сейчас, - сказал Жюв. - Чуть позже.
     Мэксон  жестом  отпустил лакея.  Ему  не  терпелось остаться наедине со
своими собеседниками. Как только дверь закрылась, он воскликнул:
     - Ну же,  продолжайте!  Вы прислали мне сейф потому,  что с замка моего
собственного уже сделали слепок?
     Инспектор снял шляпу, положил ее рядом с собой и закурил.
     - Вы почти правы,  мсье.  Конечно, слепки сняты. Но Фантомас не склонен
считать противников идиотами.  Сам он  ни в  коем случае не стал бы в  такой
вечер  хранить  деньги  в  несгораемом шкафу,  в  надежности которого он  не
уверен. Теперь же он должен убедиться в вашей предусмотрительности.
     - Каким образом?
     - Ну,  ведь сейф - это не кошелек! Любой, кто наблюдал сегодня за вашим
домом, мог увидеть, как его привезли. А при желании не так уж трудно узнать,
в какой комнате его установили.
     - Но,  позвольте, - запротестовал Мэксон, - к чему все это? Ведь слепок
они могли сделать только с замка старого сейфа!
     Жюв пожал плечами:
     - Конечно,   удобней  всего  открывать  двери  ключом.   Даже   опытные
медвежатники не  решатся с  вами  спорить.  Но  если нет  ключа,  приходится
выкручиваться.  Например,  при  помощи  ацетиленовой горелки.  Знаете  такую
штуку?  Она  недавно изобретена в  Англии.  Уменьшенную модель  можно  легко
спрятать под одеждой. Нет такого металла, который бы устоял!
     - Знаю,  знаю,  -  обрадовался Мэксон.  -  Для  этого  нужен  баллон  с
кислородом и...
     Полицейский поморщился:
     - Прошу  вас  пока  меня  не   перебивать.   У   нас  еще  будет  время
посоревноваться в эрудиции.
     Американец осекся:
     - Да-да, конечно... Продолжайте, пожалуйста. Я слушаю.
     - Таким   образом,   -   заговорил  Жюв,   словно   читая   лекцию   по
криминалистике,  -  Фантомас узнает,  что Мэксон все предусмотрел и  заказал
себе  сейф  новейшей конструкции.  Да  к  тому  же  прячет  его  в  подвале,
замаскировав кучей угля.  Любому понятно -  тайник будет здесь! Конечно, это
усложняет ситуацию.  Но  в  какой-то  мере и  упрощает.  Во-первых,  Мэксон,
уверенный,  что  его  деньги теперь в  безопасности,  не  выставляет охраны.
Во-вторых,  это только кажется, что в подвал труднее проникнуть. Каждый, кто
знаком с  системой вентиляции и  канализации,  без труда это сделает.  А  на
основании собственного опыта я  могу утверждать,  что  Фантомасу так  хорошо
известен план городских построек, как будто он возводил их своими руками.
     "Лучше бы он этим и занимался!" - мелькнуло в голове у Фандора.
     - Итак,  -  закончил инспектор,  -  главной целью Фантомаса будет сейф,
установленный в подвале.
     Мэксон довольно расхохотался.
     - Отлично придумано!  -  воскликнул он.  -  Преступник придет вскрывать
пустой ящик, а вы будете ждать его в укрытии!
     - Не совсем так,  -  спокойно ответил инспектор. - Можно даже сказать -
совсем не так. Во-первых, вы положите в сейф деньги...
     - Как это?! - возмутился американец. - Опять деньги?
     Жюв кивнул:
     - Это необходимо.  Конечно, возможности Фантомаса не безграничны, но вы
себе просто не представляете,  насколько они велики.  В  сейфе должна лежать
достаточно крупная сумма.
     Мэксон недоверчиво ухмыльнулся:
     - А вы не преувеличиваете? Вас послушать, так это сам Сатана!
     - Господин Мэксон,  на  карту поставлена ваша  жизнь,  -  сухо  заметил
инспектор. - И я делаю все, чтобы она осталась при вас.
     Американец покраснел:
     - Извините. Конечно, если это необходимо, я положу туда деньги.
     - Очень хорошо. И вам, увы, придется с ними распрощаться.
     - То есть, как? - растерялся Мэксон. - Он их все-таки украдет?
     - Нет,  - коротко ответил полицейский. - Он погибнет. И деньги вместе с
ним.
     Фандора начала раздражать уверенность Жюва.  Какого черта!  Уж с ним-то
он мог бы посоветоваться! Тем не менее, журналист молчал.
     - Ну, хорошо, - уныло произнес американец, - денег мне опять не видать.
Но вы-то где будете, когда он; полезет в сейф?
     Инспектор безмятежно улыбнулся.
     - Там же,  где и вы,  - ответил он. - Мы все трое будем в самом дальнем
уголке сада.
     Фандор и Мэксон уставились на полицейского.
     "С  каких пор он  начал увлекаться дешевыми эффектами?"  -  раздраженно
подумал журналист.
     - Там у вас чудесная беседка,  -  продолжал Жюв.  -  И,  надеюсь, у вас
найдется бутылочка приличного ликера, чтобы скоротать время.
     Мэксон сцепил пальцы.
     - Ликер,  бренди,  аперитив -  все,  что пожелаете. Но кто будет ловить
Фантомаса? Вы поручите это своим помощникам?
     Жюв покачал головой:
     - Никто не будет его ловить. Он погибнет без нашего вмешательства.
     - Но кто же, черт возьми, его убьет?
     - Сейф.
     - Что?
     - Сейф, который установили в вашем подвале.
     Американец беспомощно взглянул на  Фандора.  Тот пожал плечами.  Мэксон
перевел взгляд на инспектора:
     - Если вам  угодно считать меня идиотом,  мсье Жюв,  извольте.  Но  мне
необходимы разъяснения.
     Полицейский встал.
     - Не  обижайтесь,  -  примирительно произнес он.  -  Это  очень просто.
Давайте спустимся в подвал, и я вам все объясню.
     Все трое спустились вниз. Как и говорил слуга, сейф находился в дальнем
углу,  за  кучей угля.  Это было массивное,  надежное сооружение,  способное
выдержать землетрясение.
     - Вот, - произнес Жюв с величественным жестом, - вот смерть Фантомаса!
     Фандор смотрел на инспектора с нескрываемым раздражением.  Он не привык
видеть своего друга в  качестве оракула и находил,  что эта роль удается ему
из  рук вон плохо.  А  Жюв ничего не  замечал.  Казалось,  он оседлал своего
любимого конька.
     - Этот сейф погубит Фантомаса! - вещал он. - Слово полицейского!
     Жюв  достал  из  кармана  ключ  с  фигурной бородкой и  открыл  толстую
стальную дверь.
     - Взгляните,  господин Мэксон,  - пригласил он. - И попытайтесь следить
за моими объяснениями.
     Мэксон молча кивнул. Жюв указал на замок:
     - Знакома вам эта система?
     - Да.
     - Значит,  вы  знаете,  что  у  замка сложный код  и  надежный механизм
защиты. При попытке вскрыть замок без ключа он автоматически заклинивается.
     Мэксон снова кивнул.
     - Фантомас  прекрасно  знает,   что  справиться  с  замком  практически
невозможно,  - продолжал инспектор. - Поэтому он вообще не станет тратить на
него время,  а просто вырежет при помощи ацетиленовой горелки.  И вот тут-то
его и ждет гибель.
     - Но от чего? - воскликнул Мэксон.
     Фандор усмехнулся.  Он уже давно все понял и  только недоумевал,  зачем
Жюву  понадобилось тратить  столько слов.  Инспектор же  гордо  выпрямился и
изрек:
     - Этот  сейф  делали по  моим чертежам.  Видите,  какая у  него толстая
дверца? Она состоит из трех стальных пластин. Эта сталь выдержит любой удар,
ее  не  возьмет ни  одно сверло.  С  ней  можно справиться только при помощи
автогена. Именно здесь-то и зарыта собака!
     Жюв победоносно взглянул на Мэксона.
     - Место одной из пластин занимает хороший заряд взрывчатки, а детонатор
расположен как  раз  за  замком.  Как  только металл раскалится,  произойдет
взрыв, и Фантомас перестанет осквернять землю своим присутствием. Мы избавим
от него мир!
     Инспектор поднял палец. Он напоминал пародию на библейского пророка.
     - Настал момент,  когда Фантомасу не удастся осуществить свой очередной
замысел! Возмездие наконец настигнет его!
     Фандор нахмурился.  Сколько раз  они  думали,  что  Гений  преступления
обречен!  И  каждый раз  он  возрождался,  словно легендарная птица  Феникс.
Неужели на этот раз он попадет в ловушку?
     - А теперь нам остается только ждать, - закончил Жюв. - Пойдемте в сад.


     Жюв, Мэксон и Фандор молча сидели в беседке. Перед ними стояли ликеры и
чашечки с  кофе,  к  которым они  почти  не  притрагивались,  занятые своими
мыслями.  Слуги  под  разными  предлогами были  отосланы из  дома.  Тянулось
тоскливое ожидание.
     С  десяти часов  вечера собеседники не  перекинулись ни  единым словом.
Каждый думал  о  роковом сейфе,  поджидавшем в  глубине подвала свою  ночную
жертву.  В воздухе висело напряжение.  Время растягивалось,  подобно густому
ликеру.
     Оправдается ли предвидение Жюва?  Придет ли Фантомас?  Воспользуется ли
ацетиленовой горелкой? На эти вопросы пока не было ответа.
     В который раз инспектор бросил взгляд на часы и произнес:
     - Час ночи. Он должен уже быть где-то близко.
     Ответом на  эти  слова был  глухой взрыв.  Земля затряслась под  ногами
инспектора, бутылки попадали со стола. Послышался звон выбитых окон.
     - Сейф взорвался... - прошептал Мэксон.
     Жюв вскочил на ноги. Глаза его горели.
     - Мы победили! - воскликнул он. - Проклятый Фантомас мертв!
     Фандор покачал головой. Он сомневался.

Last-modified: Thu, 19 Dec 2002 06:33:14 GMT

Оцените этот текст: