з местных. Удэ нахмурился. - С меня довольно твоего вранья. - Он махнул рукой. - Иди в дом. - Интересно, как вы собираетесь следить и за мной, и за незваным гостем? Удэ ухмыльнулся. - За тобой присмотрит кто-нибудь другой. - Он махнул пистолетом, толстяк Итимада обернулся и увидел оружие в руке Вэйлеа Чарли. Пилот виновато улыбнулся. - Извините, босс, - сказал он, - но когда Токио говорит, я должен слушаться. - Отведи его в дом, - приказал Удэ. И снова прислушался к лаю. Майкл отослал Элиан подальше от освещенной площадки возле дома, а сам вышел на свет. Собаки окружали его, и он был бессилен им помешать. Проходя под большим деревом, Майкл повесил сумку на одну из нижних веток. Затем достал катану, найденную для него дядей Сэмми. Это был хороший старый меч. Кожаная оплетка рукояти порвалась, но у клинка были идеальный вес и балансировка, что обеспечивало сокрушительную силу удара. Собаки выскочили из темноты все разом, как их учили. Майкл стоял к ним боком, выставив правое бедро вперед и держа меч двумя руками. Левый локоть поднят, вес тела приходится на правую ногу. Две собаки бросились на него. Они пересекли границу света и тени одновременно, но под разными углами. При таком освещении они казались двуглавым чудовищем. "Итто риодан". Одним ударом разрубить противника надвое. Майкл бросился навстречу псам, намереваясь перехватить их в полете. Его катана взмыла вверх - такая острая, что не видно клинка, если смотреть со стороны острия, - вонзилась в грудь первого добермана. Продолжая двигаться, Майкл повел левым плечом и оттолкнул раненую тварь. Описав полный круг, рубанул мечом сверху вниз и рассек пополам туловище второй собаки. Майкл развернулся. Достать мечом третьего добермана он пока не мог. Тот рычал, оскалив пасть. Под лоснящейся черной шерстью перекатывались мышцы. Пес бросился в атаку. На земле остались глубокие борозды от когтей мощных задних лап. Вместо того чтобы ринуться прямо на Майкла, доберман сделал короткий скачок, а уже потом напал на своего врага. Майкл использовал прием "усен сатен". Он пригнулся и одновременно рубанул мечом справа налево, рассекая собаке левый бок. Пес рухнул к его ногам. Лежа на боку, доберман судорожно дышал, глаза его начали стекленеть. Майкл опустил катану. Перевел дух. А мгновение спустя меч вылетел у него из рук. Майкл упал на издыхающего пса. Попытался повернуться, почувствовал навалившуюся на него тяжесть, услышал щелканье зубов. Боль иголками впилась в тело. Доберман, напавший первым, собрав остаток сил, ухитрился снова броситься в атаку. Майкл захватил передние лапы пса, но тот начал молотить его задними. Майклу нечем было отразить яростный натиск почти добравшегося до цели добермана. Руки слабели. Меч лежал рядом, но Майкл не мог до него дотянуться. Сил хватало лишь на то, чтобы уберечь горло от яростно клацающих зубов. Задние лапы пса норовили распороть Майклу живот. В полутьме собачьи глаза горели желтым огнем, воняло псиной и кровью. Майкл понимал, что долго ему не продержаться. Челюсти щелкали все ближе и ближе. С каждой секундой Майклу становилось все труднее отражать натиск добермана. Майкл догадался, что надо сделать, но для этого необходимо было высвободить одну руку, продолжая другой отбиваться от собачьих клыков. Нужно попробовать. Эх, была не была! Он высвободил левую руку, правой удерживая собачью морду. Пес как будто понял, что жить ему осталось всего ничего. Его слюнявая пасть уже почти добралась до ничем не прикрытой шеи Майкла. Левой рукой Майкл нащупал в кармане прохладный круглый металлический предмет. Достав баллончик, он брызнул аэрозолью собаке в глаза. Доберман с воем отдернул морду. Майкл вскочил и схватил меч. Ослепленный пес снова бросился на него. Майкл изловчился и в падении перерубил собаке хребет. Потом оттолкнул дохлого добермана, встал и понял, что к нему спешат люди. Колени чуть согнуты. Катана лежит на правом плече. Так мог бы лежать зонт, если бы его владелец захотел укрыться от лучей послеполуденного солнца. Из темноты, оттуда же, откуда чуть раньше выскочили доберманы, появились двое охранников с винтовками М-16 навскидку. Майкл прыгнул вперед. Рубящий удар сверху вниз, разворот, горизонтальный укол. Охранники отправились следом за собаками. Он постоял, прислушиваясь. Убедившись, что в непосредственной близости опасности нет, Майкл убрал меч в ножны, засунул его за пояс, потом влез на дерево, снял с ветки сумку, спрыгнул на землю и двинулся к дому. Удэ стоял на освещенной площадке возле дома, когда понял, что больше не слышит собачьего лая. Замерев, он навострил уши и минуты полторы прислушивался. Ни звука, разве что шелест крылышек порхающего мотылька. Удэ поднес к губам рацию, но никто не ответил на вызов. Удэ велел людям (не считая толстяка Итимады, их было пятеро) перебраться в дом и вооружиться карабинами М-16. Вэйлеа Чарли был уже при оружии. Удэ приказал не убивать неизвестного гостя, а только ранить, причем никто из них не знал, в кого им придется стрелять. Удэ позвал Вэйлеа Чарли и толстяка Итимаду с собой в гостиную. - Чего они хотят? - спросил Вэйлеа Чарли. - Заткнись, - ответил Удэ. - Твое дело - следить, чтобы Итимада оставался на месте и подальше от оружия. Удэ проверял патроны, когда вылетело окно и на его людей посыпался град осколков. Охранники открыли пальбу из своих М-16, и пули буквально разорвали в клочья предмет, который разбил стекло. Выпустив стрелу, Майкл отбросил складной охотничий арбалет и побежал к восточному крылу дома. Распахнув окно спальни, забрался внутрь. Майкл надеялся, что виниловый надувной манекен, который он привязал к стреле, отвлечет внимание охранников, и он получит немного времени. В спальне было пусто. Майкл обнажил катану, осторожно открыл дверь. Воняло порохом. В темноте грохотали выстрелы. Может, гангстеры поубивают друг друга, подумал он. Повернул по коридору налево. Дальше - покои толстяка Итимады. Держа перед собой меч, Майкл ворвался в комнату, бегом пересек спальню и смежную с ней ванную. Никого. Чтобы узнать, кто где находится, обязательно нужно было прочесать дом. Еще одна ванная, тоже пустая. Майкл дошел до развилки. Налево был кабинет, направо - кухня, прямо перед ним находилась гостиная. Разумеется, первым делом нужно было осмотреть кухню. В ней не было больших окон, которые трудно оборонять. Он прислонился к одной из створок двери, поднял меч и приставил его острие к другой створке. Затем резким толчком открыл дверь. В комнате два человека, один из них тут же выстрелил. Но Майкл колесом вкатился в комнату. Размахивая мечом, встал на ноги. Разрубил одного из охранников, второй обернулся на крик первого. Майкл дважды рубанул мечом, и второй охранник свалился. Опять бегом по коридору. Вторая дверь из кухни вела в столовую, оттуда слышалась стрельба. В столовой - еще один сторож. Когда дверь распахнулась, он все еще продолжал стрелять. Майкл свалил его одним могучим ударом. Стрельба продолжалась. Майкл отступил в коридор, бандиты двинулись за ним. Услышав, что они приближаются, пробежал по коридору, пять шагов в сторону кухни, опустил руку в карман, достал зажигалку и с полдюжины шутих с длинными запалами. А сам бросился в другую сторону, в кабинет толстяка Итимады. Когда Удэ увидел изрешеченные пулями остатки винилового манекена, он послал двух человек в кухню, а еще одного - в противоположную комнату, где начинался коридор в столовую. Остальных он оставил на своих постах. Однако через несколько минут ему пришлось изменить тактику. Во-первых, трое уже были выведены из строя. Во-вторых, все успели мельком разглядеть одного из нападавших. Удэ немедленно послал оставшихся охранников вперед по коридору. Сам он последовал за ними на некотором расстоянии. Это была не трусость, а осторожность. Он чуть не оглох от выстрелов. Ему хорошо было видно, как трое охранников спокойно идут по коридору. Но когда они дошли до ответвления, что-то случилось. Они бросились в кухню. Что они задумали? Удэ окликнул их, но его не услышали. Потом в коридоре промелькнула тень. Блеснула вороненая сталь. Катана! Молниеносный нырок вперед и вниз. Майкл Досс, понял Удэ. Он потерял несколько драгоценных мгновений, оценивая положение, потом отступил назад. Он почуял западню и не имел ни малейшего намерения угодить в нее. Удэ вернулся, но уже с Вэйлеа Чарли. Мощным толчком послал его вперед. Прямо на что-то острое, блестящее и, казалось, бесконечно длинное. Лезвие пронзило Вэйлеа Чарли насквозь. Он закричал от боли, потом нахлынуло спасительное беспамятство, и Чарли упал. Майкл выдернул меч и отступил. Пинком распахнул дверь и оказался в последней комнате, в кабинете. Там стоял резной стол и огромное кресло. Из открытого окна открывался вид на залитый светом участок. Листья банановых деревьев отбрасывали на стены свои тени. Где же толстяк Итимада? Майкл повернулся и замер на месте. Фигура Удэ занимала весь дверной проем. - Положи катану, - велел Удэ, направляя на Майкла пистолет. Он был готов нажать на курок и не отпускать его до тех пор, пока от Майкла не останутся только клочья. - Майкл Досс. - Он вошел в комнату. - Это хорошо. Для меня. - Удэ засмеялся. - Конечно, я тебя убью, - сказал он, не отрывая от Майкла глаз. Майкл собирался положить катану на пол, но Удэ покачал головой. - Нет. Сунь в ящик стола. Рукоятью вперед. Я не хочу, чтобы эта штука была у тебя под рукой. - Он кивнул. - Вот так-то лучше. - Удэ ухмыльнулся, помахивая пистолетом. Ему нравилось ощущение власти, даваемое пистолетом в руке. - Тебе придется многое мне рассказать, прежде чем я с удовольствием прикончу тебя. - На лице Удэ застыла улыбка. - Думаю, прелюдия будет даже приятнее, чем концовка. - Кто ты такой? - спросил Майкл. Удэ недоуменно вздернул брови. - Я член Таки-гуми. Ты слышал о моем оябуне, Масаси Таки? Конечно, слышал. - Держа Майкла на мушке, он достал красный шнурок, который дал ему гаваец. - Узнаешь? Это предназначалось тебе. Твой отец оставил это здесь, на Мауи. А теперь ты расскажешь мне, что это значит и где спрятан документ Катей. - О чем ты говоришь? - Майкл ничего не понимал. Удэ покачал головой. - Нет, нет. Так дело не пойдет. Вопросы задаю я. - Но я правда... - Вот этот красный шнурок, - Удэ помахал им в воздухе. - Что это значит? Я его уже где-то видел, подумал Майкл. Но где? - Вы убили моего отца, - сказал Майкл. - Неужели ты думаешь, что я тебе что-нибудь скажу? - В конце концов скажешь, - ответил Удэ, - можешь не сомневаться. - Он взвел курок. - Ты никого не убьешь. Удэ резко развернулся. В дверях стоял толстяк. Итимада, пистолет казался в его руке игрушкой. Они выстрелили одновременно. Толстяк Итимада грузно пошатнулся, фонтаном брызнула кровь. Удэ еще нажимал на спусковой крючок, а Майкл уже потянулся к катане. Удэ ударил его по руке рукояткой пистолета. Застонав от боли, Майкл опустился на колени. Удэ прищелкнул языком. - Нет, - сказал он, - так просто тебе это не удастся. - Прежде чем отойти на безопасное расстояние, он ударил Майкла пистолетом по лицу. Засмеялся, увидев кровь. - Ты скажешь мне все, что нужно. - Он взвесил пистолет на ладони. - Теперь у меня много времени. Более чем достаточно. Теперь никто нам не помешает, и никто не услышит, как ты будешь кричать от боли. А тебе будет больно, когда я прострелю тебе ногу. А через час другую. Потом займусь руками. Подумай об этом. Уйти из жизни без рук, без ног. Обидно ведь, нэ? - Пошел ты к черту, - сказал Майкл. Удэ пожал плечами и рассмеялся. - Что ж, мне лишняя забава. - Он нацелил пистолет на правую ногу Майкла. Со стороны окна послышался легкий шорох. Долю секунды Удэ колебался, потом начал разворачиваться. Майкл не верил собственным глазам. Элиан уже была в комнате. В ее руках была катана. Ударом меча она вышибла пистолет из рук Удэ; брызнула кровь. Элиан сделала второй выпад. Удэ едва не лишился головы. Отчаянно дернувшись, он ударился об угол стола и со стоном выбежал в коридор. Майкл схватил его пистолет и бросился вдогонку. Ему пришлось перепрыгнуть через тело толстяка Итимады. Он увидел, что Удэ завернул за угол, но, когда добежал до входной двери, того и след простыл. Элиан позвала, и Майкл вернулся в кабинет. Элиан склонилась над толстяком, перевернула его и, казалось, о чем-то говорила с ним. Итимада перевел взгляд с Элиан на Майкла. Он тяжело, со свистом, дышал. - Ты сын Филиппа Досса, - с трудом проговорил он. - Это так? Майкл опустился на колени рядом с Элиан. Кивнул. - Да, я Майкл Досс. - Твой отец позвонил мне... в тот день, когда его убили. - Толстяк закашлялся, тяжело вздохнул, некоторое время полежал с закрытыми глазами. - Мы с ним были знакомы... раньше. Когда оябуном был Ватаро Таки. До того, как этот сумасшедший Масаси захватил власть. Итимада тяжело дышал, на него больно было смотреть. - Досс знал, что я все еще верен его старому другу, Ватаро Таки. Он просил меня найти тебя. И спросить, помнишь ли ты синтаи. Майкл вспомнил предсмертное стихотворение отца: "Под снегопадом белые цапли взывают друг к другу". - Что еще он сказал? - спросил Майкл. - Кто его убил? - Я... не знаю. - Толстяк Итимада хватал ртом воздух. Казалось, его легкие разучились работать. - Но не Масаси. - Тогда кто же? - настаивал Майкл. - Кто еще мог желать его смерти? - Догони Удэ. - Взгляд толстяка был устремлен вдаль. - Удэ взял то, что твой отец хотел тебе передать. Майкл склонился еще ниже. Каждый вдох и выдох давался толстяку Итимаде с трудом. Такие звуки могли бы издавать старинные часы, нуждающиеся в починке. - Документ Катей, - прошептал он. - Что это такое? - Твой отец украл его у Масаси. - Похоже, минуты Итимады были уже сочтены. - Масаси пойдет на все, чтобы его вернуть. Это он послал сюда Удэ. - Кто такой Удэ? - Тот, кто меня подстрелил, - сказал толстяк Итимада. - Я в него попал? - Он ранен, - сказал Майкл. Времени оставалось совсем мало. - Итимада, что такое документ Катей? Взгляд умирающего переместился на Элиан. - Спроси у нее, - сказал он. - Она знает. - Она? Толстяк улыбнулся. Он явно видел что-то, доступное лишь ему одному. То, что находится за пределами жизни? - Вера и долг, - сказал Итимада. - Теперь я понял, что значат эти слова. Это одно и то же. И он испустил дух. Майкл закрыл ему глаза. Он почувствовал страшную усталость, казалось, он мог бы проспать целую неделю. Но оставалось столько неясного, и каждый вопрос требовал ответа. Он посмотрел на Элиан. Кто она такая? Еще один вопрос, ответа на который пока нет. Ладно, это позже. Сначала нужно выбраться отсюда, залечить раны и выспаться. Элиан встала и церемонным жестом подала ему меч. Майкл вдруг осознал, что она спасла ему жизнь, а он так и не поблагодарил ее. Он отер с лица кровь. - Как твоя рука? - Думаю, так же, как твой нос, - ответила Элиан. - Однако меч ты держала крепко. Она слабо улыбнулась. - Пойдем. Им предстояла трудная дорога назад, к цивилизации. ВЕСНА 1947 Токио Все дело было в том, что Лилиан Хэдли Досс ненавидела своего отца. Она вступила в объединенную службу организации досуга войск только чтобы избавиться от его постоянных нападок. И хотя ей нравилось, что на сцене она приковывала к себе всеобщее внимание, каждая минута, проведенная вдали от дома, превращалась в пытку. Ей не хватало друзей, она чувствовала, что отстала от жизни. Лилиан не знала, что сейчас носят, и в ходу ли те жаргонные словечки, которыми она пересыпала свою речь. Ей снился один и тот же кошмар: она дома, в кругу самых близких друзей, и все они смеются над ней. Лилиан ненавидела отца за то, что он заставил ее приехать в эту презренную страну. Но еще больше - за то, что он, по ее мнению, был повинен в смерти братьев. Именно Сэм Хэдли воспитал в своих сыновьях чувство долга перед родиной. Долг! Умереть - в этом заключался их долг? Где тут хоть капля здравого смысла? Но Лилиан знала, что здравого смысла на свете больше не осталось. Благодаря войне. У нас была такая дружная семья, думала Лилиан. Она помнила, как весело бывало на Пасху и как она долгое лето ждала братьев, которые должны были приехать из своей военной академии на День Благодарения. На Рождество они все вместе украшали елку, прятали под ней подарки в красивых обертках, пили приготовленный мамой горячий яичный коктейль с ромом и распевали рождественские гимны. Что в этом плохого? Лилиан, сколько себя помнила, всегда ждала этих праздников. Куда бы ни занесла судьба семейство Хэдли, праздничный ритуал соблюдался неукоснительно. Праздники приносили уют в мир казарменной размеренности. Они были событием, семейным торжеством. Лилиан связывала с ними само понятие "семья". Теперь, со смертью братьев, все это ушло. Все унесла с собой глупая, дурацкая война. Нет ни ощущения надежности, ни семейного уюта, больше некуда стремиться. Остался лишь Сэм Хэдли с его бесконечными невыносимыми обеденными разглагольствованиями о войне. - Смерть, - сказал генерал Хэдли как-то за обедом, за несколько недель до того, как Лилиан встретила Филиппа, - необходимый и в общем-то полезный побочный продукт войны. Что-то вроде естественного отбора. Выживают сильнейшие. Война - это встряска. На протяжении истории войны вспыхивали и вспыхивают регулярно, и это закономерно. Как Великий Потоп в библейские времена, война очищает Землю, дает возможность начать все сызнова. Лилиан не выдержала. - Нет, ты не прав, - сказала она, впервые гневно повышая на отца голос. - Война отвратительна. Она несет лишь забвение мертвым и отчаяние живым. Ты говоришь, как наш министр. Вы оба говорите о незабываемых, о страшных вещах, как... как о детской забаве! Ее трясло. Она видела, что родители ошеломлены. Должно быть, они задаются вопросом, что же случилось с их маленькой веселой девочкой? - Неужели ты не видишь, что наделала твоя война и твой естественный отбор? Она убила обоих твоих сыновей! Папа, если тебя послушать, получается, что Джейсон и Билли не были приспособлены к жизни, к продолжению рода - что еще ты там говорил? Это же идиотизм! Для Лилиан Филипп стал спасением, рыцарем без страха и упрека. Святым Георгием, который если и не убьет дракона, то по крайней мере увезет ее из драконьего царства. А если он и был солдатом, как ее отец, это значило лишь, что они выбрали одну и ту же профессию. Трудно было найти двух более непохожих друг на друга людей. Кроме того, в Филиппе почувствовалась печаль - Лилиан именно почувствовала, а не поняла ее - и эта печаль притягивала, будто магнит. Именно эта печаль могла бы придать смысл ее жизни, если, конечно, Лилиан удастся разгадать и устранить ее причину. Лилиан уверила себя, что нужна Филиппу так же, как он нужен ей. Это не было таким уж чудовищным заблуждением. Но если брак основан на лжи, он не может быть долговечным. Такой брак разваливается. Или тихо умирает, покрываясь ржавчиной отчуждения. Подобно нерадивым путешественникам, предпочитающим бесцельно бродить по хорошо им известной пустыне, а не осваивать новые территории, Филипп и Лилиан поддерживали угасающий огонек своего брака, даже не подозревая, что этому браку чего-то недостает. Только вот Филипп нашел Митико. А что было делать Лилиан? Солнечным ветреным днем, через неделю после их первой встречи, Филипп и Митико сидели в машине. Он пригласил японку на пикник. Несмотря на приближение весны, обедать на открытом воздухе все еще было слишком холодно. Но в протопленной машине - в самый раз. Примерно на полпути Митико тронула Филиппа за рукав. - Сначала я хочу заехать еще в одно место, - проговорила она и объяснила, куда ехать. На улицах было людно, по центру города ехали совсем медленно. Наконец Митико велела Филиппу остановиться. Они были в Дэйенхофу, этот район города Филипп практически не знал. Здесь стояли громады вилл в традиционном японском стиле. По обе стороны улицы за каменными и бамбуковыми оградами виднелись тенистые сады, росли древние криптомерии. - Где мы? - спросил Филипп, когда Митико вела его по выложенной камнями дорожке к дому, скрытому от посторонних глаз густой листвой деревьев. - Милости прошу, - сказала Митико, снимая обувь при входе и жестом веля Филиппу сделать то же самое. Голые плитки сменились бледно-зелеными циновками татами. Исходивший от них запах свежескошенного сена наполнял весь дом. Позади остались массивные деревянные двойные двери киоки, укрепленные металлическими полосами. Толстые, грубой выделки потолочные балки составляли запутанный узор. Дом навевал мысли о феодальных временах. Казалось, он перенесся в наши дни прямо из семнадцатого века. В стене перед вошедшими было несколько раздвижных дверей. Шелковые центральные панели пестрели вышитыми оранжевыми, золотыми и желтыми фениксами с распростертыми округлыми крыльями. Митико опустилась на колени и раздвинула двери. Мановением руки она пригласила Филиппа войти. Циновки татами были обязательной принадлежностью парадных комнат. Филипп шел через порог на коленях, как того требовал обычай. - Добро пожаловать, мистер Досс. Увидев сидящего перед ним человека, Филипп отпрянул. - Что такое? - Вы удивлены, - сказал Дзэн Годо. - Иначе и быть не могло, не правда ли? Филипп пытался собраться с мыслями, сердце его колотилось. "Этого человека мне приказано ликвидировать", - подумал он. Годо был худощав, с длинным волчьим лицом и удивительными, приковывающими к себе глазами. Его темные густые волосы были подстрижены ежиком. Безупречной формы бородка, в которой уже серебрилась седина, придавала ему сходство с морским разбойником. - Моя дочь Митико, - показал Дзэн Годо на девушку. - Вы уже знакомы. Филипп уставился на Митико. - Ты его дочь? - Он не узнавал своего голоса. - Я знаю, кто вы, мистер Досс, - сказал Дзэн Годо. - Я знаю, что это вы повинны в смерти моих друзей, Арисавы Ямамото и Сигео Накасимы. Произнесенные вслух, эти имена произвели эффект разорвавшейся бомбы. Митико молчала. Она скромно, как школьница, сложила руки за спиной. Филипп почувствовал, что его предали, обманом завлекли в ловушку. - Вы не имеете права, - сказал он, поднимаясь. - Я сотрудник американского... Филипп ощутил шеей какую-то тяжесть и, покосившись, увидел, что Митико держит в руках катану, длинный японский меч. Острие касалось ничем не защищенной кожи американца. - Митико без колебаний пустит его в ход, мистер Досс, - сказал Дзэн Годо. - Она сенсей, мастер кэндзитсу. Вам известно значение этого слова? - Да, - сказал Филипп. Он не мог оторвать взгляда от сверкающей стали клинка, от немигающих глаз Митико. - Кэндзитсу - искусство владения мечом. - Он не сомневался, что Дзэн Годо не преувеличивал способностей Митико. - Поверьте, я не желаю вам зла, - продолжал Дзэн Годо. - Но имейте в виду, что Митико не раздумывая пустит в ход меч, если мне будет угрожать хоть малейшая опасность. Филипп сел. Ничего другого не оставалось. - Вы говорите, что я убил ваших друзей и соратников, и при этом уверяете, будто не желаете мне зла. И вы хотите, чтобы я этому поверил? - Вместо ответа разрешите мне рассказать одну давнюю историю, потому что истоки наших познаний лежат в прошлом. На Дзэне Годо было парадное кимоно из черного шелка с черным волнистым тиснением. На груди вышиты летящие белые цапли с ярко-синими глазами и кончиками клювов. - Отец учил меня уничтожать своих врагов, прежде чем они уничтожат меня, - начал Дзэн Годо. - Это был беспощадный человек. Благородный во всех отношениях, но он никогда не упускал возможности использовать сложившиеся обстоятельства с выгодой для себя. И настало время, когда мой отец стал жертвой собственной беспощадности. Он нажил себе много врагов, так много, что был не в силах уничтожить их всех. Мой отец был благочестивым синтоистом и пылко верил в анимизм. Он, бывало, показывал мне в сумерках деревья, ручьи, отдельные участки озер, поросших лесом холмов и уверял меня, что там обитают духи. А один из них обитал, по словам моего отца, под крышей нашего дома. У этого духа был несносный характер, но с отцом он вел себя смирно. Только отец мог его приструнить - по крайней мере, так он мне говорил. Вот к этому духу и обратился мой отец. "Враги окружают меня, - сказал он. - Ты советовал мне уничтожать их быстрее, чем они способны уничтожить меня. Но это не в моих силах. Что мне делать?" Над его головой зашевелились тени, будто ветер пронесся. Мгновение спустя грубый голос произнес: "Найди союзника, и он поможет тебе". "Я пытался, - сказал мой отец. - Но не нашел никого, кому хватило бы смелости встать на мою защиту". "Поищи в другом месте", - посоветовал дух. - "Я искал везде, где только можно". - "Не везде, - возразил дух. - Бывает, что находишь союзников в самых неожиданных местах". - "Но у меня не осталось союзников, которые отважились бы на такую битву. У меня одни враги". "Тогда, - сказал дух, - тебе придется найти союзника среди твоих врагов". Дзэн Годо улыбнулся. - Положение, в котором я очутился, самым неприятным образом напоминает мне тогдашнее положение моего отца. Меня тоже окружают враги, желающие моей смерти. Они многочисленны и хорошо организованы. И обладают большой властью. - Почему я должен этому верить? - резонно заметил Филипп. - Вы говорили очень убедительно, но ведь, в конце концов, это одни слова. А к моему горлу приставлен меч. Дзэн Годо едва заметно кивнул, и Филипп перестал ощущать давление на шею. Меч описал дугу, и вот уже рукоять меча лежит в ладони Филиппа. А потом Филипп с изумлением увидел, как Дзэн Годо склонился вперед и его лицо коснулось тростниковой циновки. - Вот ваш шанс, Досс-сан, - сказал Годо. - Один удар меча, и позвоночник перерублен. Вы выполните свое задание, и вам не придется думать своей головой. Вы и впредь будете исполнять чужие приказы. Филипп посмотрел на Митико. Она стояла неподвижно. Лицо бледное, застывшее. А вот глаза, казалось, и блестят, как лед, и горят, как пламень. Филиппу хотелось выяснить, что задумали Дзэн и Митико. Он приподнялся на колено и оказался над распростертым перед ним человеком. Занес катану над обнаженной шеей Дзэна Годо. Глубоко вздохнул и быстро опустил меч. Ни Дзэн Годо, ни Митико не шелохнулись. Лезвие остановилось в нескольких дюймах от шеи. Филипп перевел дух и только потом сел на свое место, напротив Дзэна Годо. Стояла мертвая тишина. Казалось, было слышно, как оседает пыль. Через некоторое время Дзэн Годо поднял голову и посмотрел на Филиппа. Его лицо было бесстрастным. Филипп понял, какая замечательная возможность ему представилась, и решил ею воспользоваться. - Эти враги, о которых вы говорите, - сказал он. - Не называют ли их Дзибаном? Настало время проверить, насколько он был прав, предположив, что их с Джоунасом заставили ликвидировать не тех людей. Дзэн Годо внимательно смотрел на него. - Да. Но я был бы вам очень признателен, если бы вы рассказали мне, как вам стало известно это название. - Только если вы расскажете мне, кто такой или что такое Дзибан, - сказал Филипп. Дзэн Годо кивнул. - Равноценный обмен познаниями. Отец всегда говорил мне, что это прекрасный способ завязывать отношения, основанные на взаимном доверии. Филипп протянул ему письмо, найденное на теле Сигео Накасимы. Дзэн Годо пробежал его глазами, потом передал Митико. Поднял голову. - Мистер Досс, что вы почерпнули из этого письма? Филипп покачал головой. - Сначала расскажите мне о Дзибане. - Дзибан, как вам уже, вероятно, известно, означает местную политическую организацию, - сказал Дзэн Годо. - Однако в данном случае такое определение - не более чем насмешка. Дзибан - тесно сплоченная группа министров самого высокого уровня, и объединил их под своим началом человек по имени Кодзо Сийна. Это весьма одиозная личность. На его совести массовые убийства во время войны. Да-да, думаю, таких, как он, хватало. Но Кодзо был самым отвратительным из всех. Ему нравилось то, что он делал. Война сначала совратила, а потом поработила его. Именно Сийна первым ратовал за военное вторжение в Манчжурию. Именно Сийна смог организовать народную поддержку агрессии. Он обладал - да и сейчас еще обладает - большим влиянием как в политических, так и в промышленных кругах. Когда война кончилась, Сийна позаботился о том, чтобы выйти сухим из воды. И дружков своих не забыл. Он так умело подделал документы, что американцы его и пальцем тронуть не могут. Собственно, они даже и не догадываются о том, что он делал в войну. А теперь по иронии судьбы и он, и его министры стали советниками американцев. Ха! Простодушные американцы поверяют ему свои планы. Он соглашается помочь претворить их в жизнь, а тем временем его министры делают все, чтобы эти планы провалились. - А что Сийна имеет против вас? - Ямамото-сан, Накасима-сан и я с самого начала были против этой войны. Я присоединился к Токко только чтобы бороться с коммунизмом, который я терпеть не могу. Мы боролись против Сийны, и он до сих пор не простил нас. И теперь, когда война закончилась именно так, как мы и предсказывали, мы видим, какие возможности открывает перед нами американская помощь. Мы уверены, что если направить развитие страны в нужную сторону, Япония может стать сильной независимой державой. Сийна со своим обществом Дзибан хочет совсем другого. - А именно? Глаза Дзэн Годо потемнели и утратили глубину, как озера в сумерках. - Сийна хочет возродить довоенную милитаристическую Японию. Он хочет устроить такую Манчжурию, какой Япония еще не переживала. Но этого ему мало. Он жаждет получить всю материковую территорию Китая, расширить японские владения. Таково предназначение Японии, говорит он. Такова наша карма. Он считает, что Япония может стать великой державой, только если будет такой же большой, как Америка или Россия. Господи, подумал Филипп, во что я ввязался? Я был прав: нам действительно гнали ложную информацию. И посредником между Дзибаном и Силверсом был Дэвид Тернер. Непонятно только, на чьей стороне Силверс. Филиппа поразила ужасная догадка, но ему нужно было подтверждение. Филипп рассказал Дзэну Годо, что найденное у Накасимы письмо заронило в его душу глубочайшие сомнения. Поведал о своей встрече с генералом Хэдли и о том, как генерал выяснил, что данные, на основании которых Силверс принял решение ликвидировать Ямамото, Накасиму и Годо, поступили к полковнику через его адъютанта Дэвида Тернера. Лицо Дзэна Годо оставалось бесстрастным. Наконец он сказал: - После вашей первой встречи Митико назвала вас "особенным американцем". Это меня очень заинтересовало, ибо означало, что вам понятны основные заповеди японского Пути. Должен вам сказать, что Митико замужем за Нобуо Ямамото. Это старший сын Арисавы Ямамото. Узнав, что вы повинны в смерти ее свекра, она едва не лишилась рассудка. Филипп содрогнулся, представив себе, как Митико заносит меч над его головой. - Думаю, ей очень хотелось бы увидеть вас мертвым, мистер Досс, - продолжал Дзэн Годо. - Но все это было до вашей встречи. А потом вы стали "особенным американцем", и все изменилось. Поэтому-то я попросил ее привезти вас сюда. - Он потеребил свою бородку. - Именно благодаря вам я вспомнил, что посоветовал моему отцу дух. Отца это тогда спасло. Надеюсь, спасет теперь и меня. - Он протянул руки ладонями вверх. - Пожалуй, пора объяснить вам, почему вы оказались здесь. - Он рассмеялся. - Я хочу, чтобы вы меня убили. Теперь необходимо было разобраться, что творится в штаб-квартире ЦРГ. К этому подталкивали сведения, полученные от Дзэна Годо. Как только Филипп понял, что Дзибан подсовывает Силверсу ложную информацию, картина начала проясняться. И если предположить, что Силверс знал, какую информацию ему поставляют, многие необъяснимые обстоятельства становились понятными. Например, почему Силверс так тщательно охранял источник этой информации. Или почему он использовал сугубо канцелярского работника Дэвида Тернера в качестве полевого агента для самых деликатных поручений. Казалось бы, зачем доверять столь опасную работу такой обезьяне, как Дэвид Тернер? Теперь этому нашлось объяснение. Адъютант Силверса, Дэвид Тернер был напрямую связан со штабом. И если Силверс действительно водил дружбу с Дзибаном, он мог не только контролировать поступление ложной информации, придавая ей достоверность, но и имел под рукой отличного козла отпущения на случай, если кто-нибудь усомнится в подлинности сведений. Чем больше Филипп думал об этом, тем глубже убеждался, что Силверс на самом деле не тот, за кого себя выдает. Почему он это делал - другой вопрос. Если честно, Филиппа это не очень волновало. Для него предатель оставался предателем. Не имело значения, почему он предал - из-за денег, по идейным соображениям или под угрозой шантажа. Итог все равно был один и тот же. Филипп составил план действий. С присущей ему методичностью он начал с того, что проник в штаб-квартиру ЦРГ. Вряд ли Силверсу достанет глупости держать в кабинете изобличающие его документы, но не проверив это, Филипп совершил бы еще большую глупость. Как он и предполагал, в кабинете не оказалось ничего интересного. Оставалось осмотреть квартиру Силверса. Глава ЦРГ жил в небольшом уютном домике недалеко от императорского дворца. Проникнуть внутрь не составило никакого труда. По крайней мере, для такого специалиста, как Филипп. Квартира была отделана темным деревом. Полы покрывали восточные ковры, поглощавшие шум при ходьбе. Филипп выбрал вечер, когда Силверс был на торжественном приеме в доме Мак-Артура. Такие мероприятия обычно затягивались допоздна. Генерал отличался склонностью к напыщенным речам и не упускал случая попотчевать ими своих подчиненных. Филипп бывал у Силверса дважды. Он всегда моментально запоминал расположение комнат, так что ему незачем было зажигать свет. Начал он с кабинета. Там стояли старинная конторка с шарнирной крышкой, вращающееся кресло на колесиках, кожаный диван. Перед книжными полками орехового дерева - несколько кожаных кресел. Короче, самая что ни на есть европейская комната. Филипп просматривал один ящик за другим. Освещая фонариком бумаги, он молился, чтобы ему попалось что-нибудь стоящее. Филипп был уверен, что, имея нужные бумаги, его тесть выступит против Силверса. И наконец он нашел! В потайном отделении самого нижнего ящика лежала маленькая записная книжка в черном переплете. Филипп не мог поверить своей удаче. Подтвердились все его подозрения. С трудом сдерживая возбуждение, он еще раз просмотрел страницы книжки. Да, здесь было все: даты встреч с министрами Дзибана, чьи имена Филипп теперь знал, сумма выплат, записи о том, в какой банк и на какой счет эти суммы помещены. Все, что требовалось, чтобы уличить Силверса в пособничестве Дзибану. Наутро Филипп направился в центр города. Предъявив в банке свое удостоверение сотрудника ЦРГ и добившись приема у вице-президента, он потребовал всю имеющуюся информацию о банковском счете номер 647338А. Обладателем счета оказался не Гарольд Морген Силверс. Собственно, Филипп и не ожидал этого. Он достал фотокопию приказа, подписанного Силверсом, и сличил его подпись с росчерком владельца банковского счета. Рука была одна и та же. План дома Дзэна Годо прибыл как раз вовремя. Дэвид Тернер доставил его Филиппу на квартиру. Наступил момент, которого Филипп ждал с ужасом: Джоунас придумал способ ликвидации, при котором смерть жертвы будет казаться несчастным случаем, и ЦРГ не подвергнется ненужному риску. Задача была не из легких, поскольку Дзэна Годо знало слишком много людей. Джоунас, никогда не забывавший о мерах предосторожности, не хотел, чтобы во время их разговора Лилиан была дома, поэтому Филипп предложил Тернеру сводить ее в кино. Она давно хотела посмотреть фильм "По ту сторону Тихого океана", а Филипп знал, что Лилиан не завела друзей ни среди жен военных, ни среди местных жителей. Лилиан с Тернером послушно ушли, и Филипп с Джоунасом занялись обсуждением задачи. Склонившись над планами, они еще раз повторили все, что было известно о Дзэне Годо. Только погрузившись в перечень цифр и фактов, Филипп сумел приглушить страх, холодком разлившийся в груди. Но, когда Джоунас перешел к деталям, он впервые ощутил всю реальность происходящего. Только теперь он по-настоящему представил себе, что его ждет. Ему стало жутко. - Джоунас, - сказал он, посмотрев на часы, - давай разберемся с Годо сегодня. - Сегодня? - Конечно, - ответил Филипп ровным голосом. - Почему бы и нет? Все материалы у нас. Он уже отдал генералу Хэдли записную книжку, найденную в столе у Силверса. Завтра вещественное доказательство будет у Мак-Артура. Вот тогда-то поднимется настоящая вонь. К этому времени здесь все должно быть кончено. Филипп заставил себя ухмыльнуться. - Что нам мешает? "Должен быть свидетель, - говорил Дзэн Годо. - Чем плох ваш напарник?" "Мы можем сделать это вместе", - ответил Филипп. - Ты шутишь, - произнес Джоунас. - Не пора ли пауку высунуться из своей паутины? - Филипп наполнил стакан. Джоунасу сегодня наверняка не помешает подкрепиться. Джоунас покачал головой. - Не знаю. - Но этот план - твое главное достижение, - сказал Филипп. - Я считаю, что ты должен принять участие. Джоунас отпил виски. - Кроме того, - продолжал Филипп, - помнишь, ты рассказывал мне об испытании? - В Пикетте? - Это была военная академия в Кентукки, Джоунас учился там, прежде чем поступить в Уэст-Пойнт. - Да-да, - сказал Филипп. - В Пикетте. Вы пользовались палашами. Парадными палашами. Вы это проделывали с новичками, правильно? Ужасно больно. Лезвия острее крысиных зубов. Это ведь твои слова? "Острее крысиных зубов". - Да. - Джоунасу казалось, что все это было вчера. - Если закричишь, если хотя бы пикнешь - все кончено. Ты не прошел испытание. Так ведь? - Да. - Джоунас допил свой стакан, Филипп снова его наполнил. - Точно, Джоунас. Это ты любил больше всего. Ночью. В полнолуние. Капюшоны, черные одеяния. Обращения к духу генерала Пикетта. Весь этот юношеский вздор. - Джоунас прикончил свое виски. - А теперь ты сможешь пережить все заново. Что скажешь? Ночь. Капли дождя монотонно стучали по деревянному карнизу. Одетые во все черное, Филипп и Джоунас стояли под намокшими кедровыми колоннами. - Здесь его спальня, - прошептал Джоунас. Спрятавшись от дождя в густой листве криптомерии, жалобно кричал козодой. - Надень маску, - сказал Филипп, закрывая лицо черной тканью. Теперь слышался лишь шум дождя. Даже козодой умолк. - А ты уверен, что в доме больше никого нет? - спросил Джоунас. Он чувствовал себя как вытащенная из воды рыбина и потому нервничал. - В донесениях говорится, что раз в неделю Годо отпускает своих навестить родных. Но это будет только через два дня. - Сегодня восьмое февраля, праздник, - сказал Филипп. - Хари-куйо, месса по иголкам. В этот день буддисты молятся за все иголки, сломанные за прошедший год. Ты улыбаешься, но ведь без иголки ничего не сошьешь и не заштопаешь. А кроме того, представь, сколько бед может натворить торчащая из татами сломанная иголка. Не беспокойся. Кроме Годо здесь