Агата Кристи. 10 новелл ---------------------------------------------------------------------------- Файлы с книжной полки Несененко Алексея http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/ ---------------------------------------------------------------------------- Украденный миллион Тайна голубой вазы Критский бык Медовый месяц Аликс Мартин Стадо Гериона Красный сигнал Собака, которая не лает Агата Кристи. Украденный миллион ---------------------------------------------------------------------------- Перевод И.Сычевой и А.Лаврина ---------------------------------------------------------------------------- - О, Господи, сколько раз за последнее время сообщают о похищениях облигаций! - заметил я однажды утром, откладывая газету. - Пуаро, давай забудем на время о науке расследования и займемся самим преступлением. - Mon ami (1), ты как раз - как это у вас называется? - напал на золотую жилу. Вот, взгляни на это последнее сообщение. Облигации Либерти стоимостью в миллион долларов, которые Лондонский и Шотландский банк послал в Нью-Йорк, исчезли на борту "Олимпии" самым удивительным образом. Ах, если бы не морская болезнь, - пробормотал мечтательно. Пуаро, - я бы с восторгом отправился в путешествие на одном из этих огромных лайнеров. - Конечно, - воскликнул я с воодушевлением, - некоторые из них настоящие дворцы с бассейнами, гостиными, ресторанами, пальмовыми оранжереями, - так что даже трудно поверить, что ты находишься в море. - Что касается меня, то я всегда знаю, что нахожусь в море, - печально сказал Пуаро. - Все эти безделушки, о которых ты говоришь, мне нисколько не интересны. Но представь себе, сколько гениев инкогнито путешествуют в этих плавучих дворцах, сколько аристократов преступного мира можно там встретить! Я рассмеялся. - Так вот что ты задумал! Ты хочешь сразиться с человеком, укравшим облигации Либерти. Наш разговор прервала хозяйка. - Мистер Пуаро, вас хочет видеть дама. Она подала визитную карточку, на которой значилось: "Мисс Эсме Фаркуар". Пуаро нырнул под стол и аккуратно положил в корзину для бумаг валявшейся на полу обрывок. После этого он жестом попросил хозяйку принять даму. Через минуту в гостиной появилась очаровательная девушка лет двадцати пяти, изысканно одетая и сдержанная в движениях. Меня поразили ее большие карие глаза и безупречная фигура. - Не угодно ли присесть, мадемуазель, - предложил Пуаро. - Это мой друг, капитан Гастингс, который помогает мне в решении мелких проблем. - Боюсь, мсье Пуаро, что проблема, с которой я пришла, очень большая, - сказала девушка, очаровательно поклонившись мне и усаживаясь в кресло. - Наверно, вы уже читали об этом в газетах. Я имею в виду "Олимпию" и облигации Либерти. Наверно, она заметила мелькнувшее на лице Пуаро изумление, потому что быстро добавила: - Вы, конечно, спросите, что связывает меня с таким серьезным заведением, как Лондонский и Шотландский банк. С одной стороны, ничего, с другой стороны, все. Я обручена с Филипом Риджвеем. - А! Мистер Риджвей... - Да, он отвечал за облигации, когда их украли. Конечно, сам он невиновен в пропаже, но это его ошибка. Он ужасно расстроен. Его дядя уверен, что Филип проговорился кому-то на пароходе, что везет облигации. Боюсь, что его карьере пришел конец. - А кто его дядя? - Его зовут мистер Вавасур, он один из генеральных директоров банка. - Мисс Фаркуар, расскажите мне все подробнее. - Хорошо. Вы знаете, что банк хотел увеличить свои кредиты в Америке и для этого решил выпустить облигации Либерти более чем на миллион долларов. Мистер Вавасур выбрал для поездки своего племянника. Филип много лет занимает место поверенного в банке и хорошо знаком со всеми операциями банка в Нью-Йорке. "Олимпия" отплыла из Ливерпуля двадцать третьего, а облигации были переданы Филипу утром перед отплытием генеральными директорами банка мистером Вавасуром и мистером Шоу. Облигации пересчитали в присутствии Филипа, сложили в пакет, опечатали и сразу же заперли в саквояж. - Саквояж был с обычным замком? - Нет, мистер Шоу настоял, чтобы был поставлен специальный замок Хаббсов. Как я уже сказала, Филип уложил пакет на дно саквояжа. Пакет выкрали за несколько часов до прибытия парохода в Нью-Йорк. Сразу же провели самый тщательный обыск всего парохода, но безрезультатно. Облигации будто в воздухе растворились. Пуаро сделал гримасу: - Но они все же не растворились, потому что были распроданы мелкими порциями буквально через полчаса после прибытия "Олимпии"! Что ж, теперь мне нужно повидаться с мистером Риджвеем. - Я как раз собиралась предложить вам позавтракать со мной в "Чеширском сыре". Там будет и Филип. Правда, он не знает, что я обратилась за помощью к вам. Мы сразу же согласились и отправились в ресторан на такси. Мистер Филип был уже там и весьма удивился, увидев свою невесту в обществе двух незнакомых мужчин. Он оказался приятным молодым человеком, высоким и опрятным, с висками, тронутыми сединой, хотя на вид ему было не больше тридцати. Мисс Фаркуар подошла к нему и положила руку на плечо. - Извини меня, Филип, что я пригласила этих джентльменов, не посоветовавшись с тобой. Позволь представить тебе мсье Эркюля Пуаро. о котором ты, наверно, много слышал, и его друга, капитана Гастингса. Риджвей был потрясен. - Конечно, я слышал о вас, мсье Пуаро! - воскликнул он, пожимая руку великому сыщику. - Но мне и в голову не могло прийти, что Эсме решит посоветоваться с вами о моем... о нашем несчастье. - Я боялась, Филип, что ты не позволишь мне сделать это, - кротко сказала мисс Фаркуар. - И потому решила себя обезопасить, - заметил Риджвей с улыбкой. - Надеюсь, мсье Пуаро, вам удастся пролить свет на эту невероятную загадку. Я просто потерял голову от волнений и тревог. И в самом деле, лицо его было измученным и осунувшимся. - Хорошо, - сказал Пуаро, - давайте позавтракаем и вместе обсудим это дело. Я хочу услышать всю историю от самого мистера Риджвея. Пока воздавали должное великолепному бифштексу и пудингу, Филип Риджвей изложил обстоятельства исчезновения облигаций. Его рассказ полностью совпадал с тем, что мы уже услышали от мисс Фаркуар. Когда он кончил, Пуаро задал вопрос: - Мистер Риджвей, а как вы узнали, что облигации похищены? Риджвей горько рассмеялся. - Это сразу бросилось в глаза, мсье Пуаро. Мой саквояж в каюте наполовину торчал из-под полки. Он был весь исцарапан и изрезан там, где пытались взломать замок. - Но, насколько я понял, он был открыт ключом? - Совершенно верно. Вору не удалось взломать замок, но в конце концов он каким- то образом сумел его открыть. - Любопытно, - сказал Пуаро. В глазах его появился хорошо знакомый мне зеленоватый свет. - Очень любопытно! Сначала тратится масса времени, чтобы взломать замок, а потом - sapristi! (2) - взломщик вдруг обнаруживает, что у него есть ключ. А ведь каждый хаббсовский замок уникален! - Именно поэтому у вора не могло быть ключа! - Вы в этом убеждены? - Клянусь честью! Кроме того, если есть ключ, зачем тратить время на взлом замка, взломать который просто невозможно. - Ага! Если мы найдем разгадку, то именно благодаря этому удивительному факту. Прошу не обижаться на мой вопрос: вы абсолютно уверены, что не оставляли саквояж открытым? Филип Риджвей лишь взглянул на Пуаро, и тот сделал извинительный жест. - Да-да, я вам верю, хотя такие вещи и случаются иногда. Значит, облигации были украдены не из-за вашей оплошности. Но что же потом сделал с ними вор? Как он ухитрился сойти с ними на берег? - В том-то и дело! - вскричал Риджвей. - О краже было сообщено таможенникам, и каждую живую душу, покидавшую корабль, буквально прочесали. - А облигации, я полагаю, были в большом пакете? - Конечно. Их вряд ли спрятали на пароходе - безусловно, их не спрятали, потому что буквально через полчаса после прибытия "Олимпии" их начали распродавать мелкими партиями. Я еще не успел послать телеграмму в Лондон, чтобы мне сообщили номера облигаций, когда их уже продали. Один маклер даже уверял меня, что купил несколько облигаций до прибытия "Олимпии". - А не проходил ли мимо парохода быстроходный катер? - Только служебный и после тревоги, когда все уже были настороже. Я сам следил, чтобы их не могли передать таким образом. Боже мой, мсье Пуаро, это сводит меня с ума! Люди начинают говорить, что я украл их сам. - Но ведь вас тоже осматривали, когда вы сходили на берег? - деликатно спросил Пуаро. - Да, конечно. - Молодой человек смотрел на Пуаро озадаченно. - Я вижу, что вы не уловили моей мысли, - сказал Пуаро, загадочно улыбаясь. - А теперь я хотел бы произвести некоторые расследования в банке. Риджвей достал визитную карточку и написал на ней несколько слов. - Покажите это, и мой дядя примет нас немедленно. Пуаро поблагодарил его, попрощался с мисс Фаркуар, и мы отправились на Треднидл-стрит, где размещался Лондонский и Шотландский банк. Мы предъявили карточку Риджвея, и клерк провел нас через лабиринт конторок и столов в маленький кабинет на первом этаже, где нас приняли оба генеральных директора. Это были важные господа, поседевшие на службе в банке. Мистер Вавасур носил короткую седую бородку, а мистер Шоу был гладко выбрит. - Насколько я понимаю, вы занимаетесь исключительно частным сыском, - сказал мистер Вавасур. - А мы полностью положились на Скотланд-Ярд. Этим делом занимается инспектор Мак Нейл, по-моему, очень способный следователь. - Нисколько не сомневаюсь, - вежливо ответил Пуаро. - Разрешите мне задать несколько вопросов по делу вашего племянника. Во-первых, относительно замка. Кто его заказывал Хаббсам? - Я заказал его лично, - сказал мистер Шоу. - Это дело я не доверил бы ни одному клерку. Что же касается ключа, то один ключ был у мистера Риджвея и по одному ключу у меня и мистера Вавасура. - И ни один клерк не имел к ним доступа? Мистер Шоу вопросительно взглянул на мистера Вавасура. - Думаю, не ошибусь, сказав, что ключи все время оставались в сейфе, куда мы положили их двадцать третьего числа, - сказал мистер Вавасур. - К сожалению, мой коллега заболел две недели назад - как раз в день отъезда Филипа - и только недавно поправился. - Тяжелый бронхит не шутка для человека моего возраста, - сказал мистер Шоу печально. - Боюсь, мистер Вавасур слишком устал от тяжелой работы в одиночку, да еще эта история с облигациями... Пуаро задал еще несколько вопросов. Я понял, что он очень старался выяснить степень близости между дядей и племянником. Ответы мистера Вавасура были краткими и точными. Его племянник был доверенным служащим банка, он не имел долгов или денежных затруднений. Он и в прошлом исполнял подобные поручения. Наконец мы вежливо распрощались. - Я разочарован, - сказал Пуаро, когда мы оказались на улице. - Вы надеялись узнать больше? Они такие занудные старики. - Меня разочаровало не их занудство, мой друг, поскольку я вовсе не ждал, что управляющий банком окажется "проницательным финансистом с орлиным взором", как пишут в твоих любимых романах. Нет, я разочарован тем, что дело оказалось слишком простым. - Простым? - Да. А разве ты другого мнения? - Так, значит, ты знаешь, кто украл облигации? - Знаю. - Но тогда... мы должны... - Не торопись, Гастингс. В настоящее время я не намерен ничего предпринимать. - Но почему? Чего ты ждешь? - Я жду "Олимпию". Она прибывает из Нью-Йорка во вторник. - А вдруг похититель за это время скроется? Ну, скажем, где-нибудь на острове в южных морях, где его нельзя отдать в руки правосудия. - Нет, мой друг, жизнь на острове не для него. А жду я потому, что для Эркюля Пуаро это дело совершенно ясное, но для пользы других, не столь одаренных Богом, например, для инспектора Мак Нейла, необходимо сделать еще кое-какие расследования для подтверждения фактов. Надо снисходительнее относиться к тем, кто не столь одарен, как ты. - Черт побери, Пуаро! Я бы дорого заплатил, чтобы посмотреть, как ты окажешься в дураках хотя бы один раз! Ты дьявольски самоуверен! - Не выходи из себя, Гастингс. По правде говоря, я замечаю, что временами ты начинаешь меня ненавидеть. Бот она, плата за величие! Маленький человек выпятил грудь и вздохнул так комично, что я рассмеялся. Во вторник мы мчались в Ливерпуль в вагоне первого класса. Пуаро упрямо отказывался просветить меня насчет своих предположений. Он лишь демонстрировал удивление, что я еще не додумался до разгадки сам. Спорить с ним было ниже моего достоинства, и мне пришлось скрывать свое любопытство за видимым безразличием. Как только мы появились на причале, где стоял трансатлантический лайнер, Пуаро стал энергичным и подтянутым. Все наши действия свелись к тому, что мы по очереди расспросили четырех стюардов о друге Пуаро, который плыл на этом пароходе в Нью-Йорк прошлым рейсом. - Пожилой джентльмен в очках, - услышали мы. - Полный инвалид, едва смог выйти из своей каюты. Описание пожилого джентльмена полностью совпадало с внешностью мистера Вентнора, который занимал каюту 24, находившуюся рядом с каютой Филипа Риджвея. Хотя я и не мог понять, как Пуаро догадался о существовании мистера Вентнора и о его внешности, я сильно возбудился. - Скажите мне, - обратился я к стюарду, - не сошел ли этот джентльмен первым по прибытии в Нью-Йорк? Стюард покачал головой. - Нет, сэр, напротив, он сошел одним из последних. Я был разочарован, но увидел, что Пуаро посмеивается надо мной. Он поблагодарил стюарда, вручил ему банкноту, и мы отправились назад. - Все очень хорошо, - заметил я горячо, - но этот последний ответ начисто разрушил твою теорию! Улыбайся теперь сколько хочешь! - Ты, Гастингс, опять ничего не понял. Наоборот, этот последний ответ будет краеугольным камнем моей теории. Когда наш поезд уже набрал ход, Пуаро несколько минут сосредоточенно что-то писал, а потом запечатал написанное в конверт. - Это для нашего славного инспектора Мак Нейла. Прибыв в Лондон, мы отправили конверт в Скотланд-Ярд, а затем отправились в ресторан "Рандеву", куда я по телефону пригласил мисс Эсме отобедать с нами. - А как же Риджвей? - спросил Пуаро, сверкнув глазами. - Но разве теперь подозрение не падает только на него одного? - Гастингс, ты привыкаешь мыслить нелогично. Конечно, если бы вором оказался Риджвей, это дело было бы эффектным, правда, не для мисс Фаркуар. Ну, а теперь давай рассмотрим все подробно. Я вижу, ты сгораешь от любопытства. Итак, запечатанный сверток исчез из закрытого саквояжа и растворился в воздухе. Мы отбросим гипотезу о растворении в воздухе, поскольку она не согласуется с данными современной науки. Нет сомнений, что сверток нельзя было пронести на берег... - Да, но мы знаем... - Ты, Гастингс, может быть, и знаешь, а я нет. Я придерживаюсь простого мнения: все, что невозможно, - невозможно. Остаются два варианта: сверток был спрятан на корабле, что сделать довольно трудно, или же был выброшен за борт. - А! С привязанным к нему поплавком! - Без всякого поплавка. Я взглянул на Пуаро с удивлением. - Но, если облигации были выброшены за борт и утонули, каким образом их продавали потом в Нью-Йорке? - Восхищаюсь твоей логикой, Гастингс. Облигации были проданы в Нью-Йорке, а значит, их не выбросили за борт. Ты понимаешь, куда это нас ведет? - Туда, откуда мы начали. - Отнюдь. Если сверток выброшен за борт, а облигации проданы в Нью-Йорке, значит, облигаций не было в пакете. Разве есть какие-то доказательства, что в запечатанном пакете были именно облигации? Напомню, что мистер Риджвей ни разу не вскрывал пакет с момента получения его в Лондоне. - Да, это так, но тогда... Пуаро нетерпеливо взмахнул рукой. - Позволь мне продолжать. В последний раз облигации видели в кабинете Лондонского и Шотландского банка утром двадцать третьего. Затем они появились в поле зрения в Нью-Йорке, через полчаса после прибытия "Олимпии", а один маклер даже утверждает, что чуть раньше прибытия корабля. А если предположить, что их вообще не было на "Олимпии"? Есть ли еще способ, которым они могли попасть в Нью-Йорк? Да, есть. "Джайгентик" отплывает из Саутгемптона в тот же день, что и "Олимпия", но скорость у него больше. Если послать облигации с "Джайгентиком", то они прибудут за день до "Олимпии". Вот и вся разгадка. Запечатанный конверт был лишь подделкой, и сделана она была в самом банке. Сделать второй пакет и подменить первый могли трое - Риджвей или один из директоров. Затем облигации были посланы партнеру в Нью-Йорке с указанием продать их, как только "Олимпия" прибудет в порт. При этом кто-то должен был инсценировать ограбление на "Олимпии". - Но зачем? - Если Риджвей вскрывает пакет и не находит облигаций, подозрение автоматически падает на Лондон. Человек, который плыл в соседней с Риджвеем каюте, сделал вид, что взламывает замок, хотя на самом деле открыл его запасным ключом и выбросил пакет за борт. Он подождал, пока все сойдут с корабля, чтобы покинуть "Олимпию" последним, поскольку не хотел быть замеченным Риджвеем. Он сошел на берег в Нью- Йорке и вернулся назад первым же пароходом. - Но кто это был? - Человек, который имел запасной ключ, человек, который заказал замок, человек, который не был тяжело болен бронхитом в своем загородном доме, "занудный" старик мистер Шоу! Иногда, мой друг, преступники встречаются и в самых высоких сферах. А, вот мы и прибыли, Здравствуйте, мадемуазель Фаркуар! Вы позволите? - И сияющий Пуаро расцеловал потрясенную девушку в обе щеки. ---------------------------------------------------------- 1) - Мой друг (фр.). 2) - Черт возьми! Агата Кристи. Тайна голубой вазы ---------------------------------------------------------------------------- Перевод Т.Луковниковой ---------------------------------------------------------------------------- Первый удар Джек Харингтон смазал и теперь уныло следил за мячом. Мяч остановился. Джек подошел и, оглянувшись на мету, прикинул расстояние. Отвратительное чувство презрения к себе было написано у него на лице. Вздохнув, он достал клюшку и свирепыми ударами снес с лица земли одуванчик и листок травы, после чего решительно занялся мячом. Воистину тяжко служить ради хлеба насущного, когда тебе всего двадцать четыре и предел твоего честолюбия - скостить свой гандикап в гольфе. Пять с половиной дней в неделю Джек прозябал в городе, замурованный, как в могиле, в кабинете красного дерева. Зато половину субботнего дня и воскресенье он фанатично служил истинному делу своей жизни; от избытка рвения он даже снял номер в маленьком отеле в Стортон Хит, близ поля для игры в гольф, вставал в шесть утра, чтобы успеть часок потренироваться, и отправлялся в город поездом в 8.46. Единственной проблемой оставалась его, казалось, врожденная неспособность рассчитать хоть один удар в такую рань. Если он бил клюшкой, предназначенной для средних ударов, мяч весело катился далеко по дорожке, а его четыре "коротких" - с лихвой покрыли бы любое расстояние. Вздохнув, Джек покрепче сжал клюшку и повторил про себя магические слова: "Левую руку до отказа, глаз с мяча не спускать". Он замахнулся... и замер на месте от пронзительного крика, разорвавшего тишину летнего утра. - Убивают... помогите! - взывал кто-то. - Убивают! Кричала женщина. Вопль оборвался, послышался стон. Бросив клюшку, Джек ринулся на крик, раздававшийся где-то рядом. Он оказался в глухой части поля, где почти не было домов. Поблизости находился лишь небольшой живописный коттедж, его старомодная элегантность не раз привлекала внимание Джека. К нему он и бежал. Коттедж укрывал поросший вереском холм. В мгновение ока, обогнув холм, Джек остановился перед закрытой на щеколду калиткой. В саду за калиткой стояла девушка. Джек, естественно, решил, что именно она и звала на помощь, но тут же понял, что ошибся. Девушка держала в руке маленькую корзинку, из которой торчали сорняки, она явно оторвалась от прополки широкого бордюра из фиалок. Джек заметил, что глаза ее похожи на фиалки - бархатистые, темные и нежные, скорее фиолетовые, чем синие. И вся она напоминала фиалку в простом полотняном фиолетовом платье. Девушка смотрела на Джека то ли с раздражением, то ли с удивлением. - Простите, пожалуйста, - сказал молодой человек, - это не вы кричали? - Я? Нет, конечно. Неподдельное удивление девушки смутило Джека. Голос ее звучал нежно, а легкий иностранный акцент добавлял ему прелести. - Неужели вы не слышали? - воскликнул он. - Кричали как раз отсюда. Девушка смотрела на него во все глаза. - Я ровно ничего не слышала. Теперь уже Джек смотрел на нее во все глаза. Не может быть, чтобы девушка не услышала отчаянную мольбу о помощи. Однако ее спокойствие казалось настолько естественным, что заподозрить обман Джек не мог. - Но кричали где-то здесь, совсем рядом, - настаивал он. Девушка насторожилась. - Что же кричали? - спросила она. - Убивают, помогите! Убывают! - Убивают... помогите, убывают, - повторила за ним девушка. - Кто-то пошутил над вами, мсье. Кого бы здесь могли убить? Джек растерянно огляделся, как бы ожидая увидеть труп прямо на садовой дорожке. Ведь он был абсолютно уверен, что крик - реальность, а не плод его воображения. Он взглянул на окна коттеджа. Все дышало миром и спокойствием. - Не собираетесь ли вы обыскать наш дом? - сухо спросила девушка. Ее явный скептицизм усугубил смущение Джека. Он отвернулся. - Простите, - сказал он. - Должно быть, кричали где-то дальше, в лесу. Джек приподнял кепку и удалился. Бросив через плечо взгляд, он увидел, что девушка невозмутимо продолжает полоть цветы. Некоторое время он рыскал по лесу, но ничего подозрительного не обнаружил. И все-таки по-прежнему считал, что слышал крик на самом деле. Наконец, он оставил поиски и поспешил домой проглотить завтрак и успеть на поезд в 8.46, как обычно, за секунду или около того до отправления. Уже сидя в поезде, он почувствовал легкий укол совести: "Не следовало ли ему немедленно сообщить в полицию о том, что он слышал? Если он этого не сделал, то по одной-единственной причине - из-за недоверчивости фиалковой девушки. Она, похоже, заподозрила его в сочинительстве. Значит, и в полиции ему могут не поверить. А насколько он сам уверен в том, что слышал крик?" К этому времени уверенности у него поубавилось, как всегда бывает, когда пытаешься воскресить утраченное ощущение. Может, он принял за женский голос крик дальней птицы? "Нет, - рассердился он, - кричала женщина, он слышал". Тут он вспомнил, что смотрел на часы буквально перед тем, как раздался крик. "Пожалуй, это было в семь часов двадцать минут, точнее не прикинешь. Сей факт мог бы пригодиться полиции, если... что-нибудь обнаружится". Возвращаясь в тот день домой, Джек внимательно просмотрел вечерние газеты - нет ли сообщения о совершенном преступлении. И, ничего подобного не обнаружив, даже не понял, успокоило это его или разочаровало. Следующее утро выдалось дождливым; настолько дождливым, что охладило пыл даже самых заядлых игроков в гольф. Джек валялся в постели до последней минуты, на ходу позавтракал, вскочил в поезд и опять уткнулся в газеты. Никакого упоминания об ужасном происшествии. Молчали и вечерние газеты. Странно, рассуждал сам с собой Джек, но факт. Может быть, кричали сорванцы-мальчишки, игравшие в лесу? На следующий день Джек вышел из отеля вовремя. Проходя мимо коттеджа, он успел заметить, что девушка уже в саду и опять пропалывает цветы. Должно быть, привычка. Он сделал пробный удар, который ему очень удался, и понадеялся, что девушка видела его. Уложив мяч на ближайшую мету, он посмотрел на часы. - Как раз двадцать пять минут восьмого, - прошептал он, - интересно... Слова замерли у него на губах. Сзади раздался крик, так напугавший его в прошлый раз. Голос женщины, попавшей в страшную беду. "Убивают... помогите, убивают!" Джек помчался назад. Фиалковая девушка стояла у калитки. Вид у нее был испуганный, и Джек торжествующе подбежал к ней, на ходу выкрикивая: "На этот-то раз и вы слышали". Ее широко открытые глаза смотрели на него со странным выражением, которого Джек не уловил, но заметил, как она отпрянула при его приближении и даже оглянулась на дом, словно раздумывала: не спрятаться ли ей. Не сводя с него глаз, она покачала головой. - Я ровно ничего не слышала, - сказала она удивленно. Ее ответ подкосил Джека. Девушка была так искренна, что он не мог ей не поверить. "Но ведь ему не померещилось, не могло померещиться... не могло..." Он услышал ее голос, спокойный и даже сочувственный: "У вас, наверное, была контузия?" В ту же секунду он понял, что означал ее испуганный вид и почему она озиралась на дом. Она подумала, что он во власти галлюцинаций. Как ледяной душ, обожгла его ужасная мысль: "А если она права? Если он и впрямь страдает слуховыми галлюцинациями?" Ужасное смятение охватило его. Ничего не сказав в ответ, он отошел от калитки и побрел прочь, не разбирая дороги. Девушка посмотрела ему вслед, вздохнула и опять склонилась к цветам. Джек попытался до конца разобраться я себе. "Если я опять услышу проклятый крик в двадцать пять минут восьмого, - сказал он сам себе, - значит, я заболел. Но я не услышу его. Весь день он нервничал, рано лег спать, твердо решив подвергнуть себя испытанию на следующее утро. Как и бывает, пожалуй, в таких случаях, он долго не мог заснуть и в результате - проспал. Уже было двадцать минут восьмого, когда он выскочил из отеля и побежал на поле для гольфа. Джек понимал, что за пять минут не успеет попасть на то роковое место, но, если голос всего лишь галлюцинация, он услышит его в любом месте. Он бежал, не отрывая глаз от стрелок часов. Двадцать пять минут... Издалека эхом донесся взывающий голос женщины. Слов он не разобрал, но определил, что крик тот же самый и доносится из того же места, со стороны коттеджа. Как ни странно, но это успокоило его. В конце концов, все могло быть и шуткой. Даже, хоть и неправдоподобно, сама девушка могла над ним подшутить. Он решительно расправил плечи и достал из футляра клюшку "Буду играть на дорожке возле коттеджа", - решил он. Девушка, как обычно, находилась в саду. Сегодня она выглядела веселее и, когда он приподнял кепку, застенчиво поздоровалась. "Сегодня она еще прелестнее", - подумал он. - Хороший день, не правда ли? - бодро начал разговор Джек, проклиная себя за неизбежную банальность. - Да, день, действительно, чудесный. - Вероятно, для сада самая подходящая погода? Девушка чуть-чуть улыбнулась, показав пленительную ямочку на щеке. - Увы, нет! Моим цветам нужен дождь. Взгляните, они засохли. Джек понял ее жест как приглашение, подошел к низкой живой изгороди, отделявшей сад от игровой дорожки, и заглянул через нее. - Вроде все нормально, - заметил он неуверенно, чувствуя в то же время, что девушка оглядывает его с выражением легкой жалости. - Солнце полезно, разве нет? - сказала она. - Цветы ведь можно полить. А солнце дает силы, укрепляет здоровье. Я вижу, мсье, сегодня вам значительно лучше. Ее ободряющий тон вызвал у Джека сильную досаду. "Пропади все пропадом! - сказал он себе. - Похоже, она пытается лечить меня советами". - Я абсолютно здоров, - с раздражением сказал он. - Ну вот и хорошо, - быстро ответила девушка, пытаясь его успокоить. Все-таки у Джека осталось досадное чувство, что она не поверила ему. Он доиграл еще немного и поспешил к завтраку. Во время еды он почувствовал на себе, и не в первый раз, пристальное внимание мужчины, сидящего за соседним столом. Человек средних лет с властным запоминающимся лицом. Маленькая темная бородка, цепкие серые глаза, держится уверенно и непринужденно - весь его облик свидетельствовал о принадлежности к классу высокооплачиваемых профессионалов. Джек знал, что зовут его Левингтон, слышал еще, что он известный врач, но поскольку самому Джеку не приходилось бывать на Харлей-стрит, то это имя для него ничего не значило. Сегодня он окончательно понял, что за ним ведется тайное наблюдение, и немного испугался. Неужели тайна просто написана у него на лице? И сосед, будучи профессионалом, заметил потаенные отклонения в его психике? Джека залихорадило: "Так я и правда схожу с ума? Что же это было: болезнь или грандиозная мистификация?" Неожиданно он придумал простой способ разрешить свои сомнения. До сих пор он играл без партнера, а если с ним будет кто-то еще? Тогда возможны три варианта: голоса не будет, они услышат его оба, или... услышит только он. В тот же вечер он приступил к выполнению своего плана. Он пригласил Левингтона. Они легко разговорились, тот будто только и ждал подходящего случая. По- видимому, Джек чем-то его интересовал. И Джеку удалось легко и естественно подвести собеседника к мысли сыграть несколько партии в гольф до завтрака. Договорились на следующее утро. Они вышли из отеля около семи часов. День был отличный - тихий и ясный, правда, прохладный. Доктор играл хорошо, Джек - скверно. Он весь сосредоточился на предстоящем испытании и украдкой поглядывал на часы. Было двадцать минут восьмого, когда они доиграли до седьмой дорожки, проходившей возле коттеджа. Девушка, как обычно, работала в саду и не подняла на них глаз, когда они проходили мимо. На дорожке лежали два мяча, ближе к лунке мяч Джека и немного поодаль - мяч доктора. - Вы подставились, - сказал Левингтон, - полагаю, что я должен воспользоваться этим. Он нагнулся, чтобы рассчитать направление удара. Джек стоял не двигаясь и смотрел на часы. Двадцать пять минут восьмого. Мяч быстро покатился по траве, застрял на краю лунки, дрогнул и скатился вниз. - Отличный удар, - сказал Джек. Голос его звучал хрипло и показался чужим. Он поправил часы на руке с чувством безмерного облегчения: ничего не произошло, чары разрушены. - Если вы не против подождать минуту, - сказал он, - я бы закурил трубку. Джек набил и зажег трубку, пальцы плохо слушались его, дрожали. Но с души, казалось, свалился огромный камень. - Боже, какой хороший день, - заметил он, озирая открывшуюся перед ним перспективу с большим удовлетворением. - Продолжайте, Левингтон, ваш удар. Но испытание пришло. В то мгновение, когда доктор ударил по мячу, раздался женский крик, пронзительный, отчаянный: "Убивают... помогите! Убивают!" Трубка выпала из ослабевшей руки Джека, он резко повернулся, но вспомнил о Левингтоне и, затаив дыхание, пристально посмотрел на него. Тот готовился к удару, и Джек не увидел его глаз. - Близковато... и явное препятствие, хотя, я думаю... Он ничего не слышал. Мир, казалось, закружился вместе с Джеком. Шатаясь, он сделал шаг, второй... Когда он пришел в себя, то обнаружил, что лежит на траве, а над ним склоняется Левингтон. - Очнулись, теперь только не волнуйтесь, не волнуйтесь. - Что я натворил? - Вы упали в обморок, молодой человек... или ловко изобразили его. - Боже мой! - застонал Джек. - Что случилось? Закружилась голова? - Я вам все сейчас расскажу, но вначале я хотел бы вас спросить кое о чем. Доктор зажег свою трубку и уселся на скамейку. - Спрашивайте о чем хотите, - спокойно сказал он. - Последние дни вы наблюдали за мной. Почему? - Вопрос довольно щепетильный. Как известно, и кошке дозволено смотреть на короля. - В глазах его была насмешка. - Не отделывайтесь от меня шуткой. Мне не до шуток. Так почему? Мне жизненно важно это знать. Лицо Левингтона посерьезнело. - Я отвечу вам как на духу. Увидев на вашем лице приметы человека, изнемогающего от большого душевного напряжения, я заинтересовался, в чем его причина. - Причина очень простая, - с горечью сказал Джек, - я схожу с ума. Он выжидательно помолчал, но его заявление, казалось, не вызвало ожидаемого эффекта: интереса, ужаса, - и он повторил: "Говорю вам, я схожу с ума". - Очень странно, - пробормотал Левингтон. - Действительно, очень странно. Джек возмутился. - И это все, что вы можете мне сказать. Чертовски бессердечные люди эти врачи. - Ну-ну, мой юный друг, ваше обвинение нелепо. Начнем с того, что я хоть и имею степень доктора, практической медициной не занимаюсь. Выражаясь точнее, я не врачую плоть, вот так. Джек оживился. - Вы психиатр? - В каком-то смысле да, хотя я называю себя более точно - врачеватель души. - А-а-а... - Я вижу, вы разочарованы. Но надо ведь как-то называть тот живой элемент, который можно отделить и который существует независимо от своей телесной оболочки. Знаете, молодой человек, вам надо бы прийти в согласие с собственной душой - это ведь не только религиозное понятие, выдумка церковников. Ну, мы назовем это разумом или подсознанием, обозначим любым другим словом, которое вас больше устроит. Вы вот обиделись на мой тон, но могу вас заверить, я действительно нахожу странным, что такой уравновешенный и абсолютно нормальный человек, как вы, считает себя сумасшедшим. - Все равно, я не в своем уме. Совсем свихнулся. - Простите, но я не верю. - Я страдаю галлюцинациями. - После обеда? - Нет, утром. - Не может быть, - сказал доктор, разжигая потухшую трубку. - Говорю вам, я слышу то, чего никто не слышит. - Один человек из тысячи видит лунные спутники Юпитера. И то обстоятельство, что девятьсот девяносто девять человек их не видят, не опровергает факта их существования, и, разумеется, нет причины называть единственного из тысячи лунатиком. - Луны Юпитера - научно доказанный факт. - Вполне возможно, сегодняшнюю галлюцинации когда-нибудь станут научно доказанным фактом. Незаметно для Джека рациональный подход Левннгтона оказал на него благотворное воздействие. Он почувствовал себя неизмеримо спокойнее и бодрее. Доктор внимательно посмотрел на него с минуту и кивнул. - Так-то лучше, - сказал он. - Беда с вами, молодыми, вы отрицаете все, что выходит за рамки вашего мироощущения, а когда в вашу жизнь вторгается новое и ломает ваши представления, вы дрейфите. Ладно, доказывайте, что вы сходите с ума, а потом мы решим: запирать вас в сумасшедший дом или нет. Самым подробным образом Джек рассказал ему все, что происходило с ним день за днем. - Но что я не могу понять, - закончил он, - почему сегодня утром я услышал крик в половине восьмого - на пять минут позже. Левингтон с минуту подумал, а затем... - Сколько сейчас на ваших часах? - спросил он. - Без четверти восемь, - ответил Джек, взглянув на часы. - Тогда все достаточно просто. Мои показывают без двадцати восемь. Ваши часы спешат на пять минут. Момент очень интересный и важный... для меня. Просто бесценный. - В каком смысле? Доктор вызывал у Джека все больший интерес. - Вот вам самое поверхностное объяснение: в первый раз вы действительно слышите крик - может быть, это чья-то шутка, может, и нет. В последующие дни вы внушили себе, что слышите крик в одно и то же время. - Уверен, что я этого не делал. - Сознательно, конечно, нет, но подсознательно, знаете ли, мы иногда творим странные вещи. Так или иначе, но объяснение не выдерживает критики. Если бы мы имели дело с внушением, вы слышали бы крик в двадцать пять минут восьмого по своим часам и никогда не услышали бы его позже, как вы подумали. - И что же дальше? - Ну... это очевидно, не так ли? Крик о помощи занимает совершенно определенное место во времени и пространстве. Место - вблизи коттеджа, время - семь часов двадцать пять минут. - Да, но почему я один должен слышать этот крик? Я не верю в привидения и всю привиденческую чушь - спиритические выстукивания и все такое. Почему же я должен слышать этот проклятый крик? - А! Вот на этот вопрос мы пока ответить не можем. Любопытная закономерность: большинство знаменитых медиумов получалось из убежденных скептиков. Даром посредничества владеют не те, кто увлекается оккультными явлениями. Некоторые люди видят и слышат то, что другим не дано, и мы не знаем почему; в девяти случаях из десяти они не хотят ни видеть, ни слышать этого и убеждены, что страдают галлюцинациями... так же, как вы. Нечто похожее мы наблюдаем в области электричества. Некоторые вещества хорошо проводят электричество, и долгое время никто не знал почему, приходилось довольствоваться самим фактом. Сегодня мы знаем причину. Вне всякого сомнения, наступит день, и мы узнаем, почему вы слышите этот крик, а я и девушка - нет. Как известно, все подчиняется естественным законам - сверхъестественного просто не существует. Чтобы открыть законы, которые управляют так называемыми психическими явлениями, нужна долгая и трудная работа... но каждый вносит свой посильный вклад. - А что же делать мне? - спросил Джек. - Практически, я вас правильно понял? Ну, что же, мой юный друг, отправляйтесь завтракать и уезжайте в город, не обременяя больше свою бедную голову непонятными вещами. А я отправлюсь на розыски, и посмотрим, не удастся ли мне узнать кое-что о том коттедже, который у нас за спиной. Готов поклясться, вот где спрятан ключ к тайне. Джек вскочил на ноги. - Хорошо, сэр. Я готов, но послушайте... - Слушаю. Джек покраснел от неловкости. - Я уверен, девушка тут ни при чем, - пробормотал он. Левингтон развеселился. - Вы не сказали мне, что она хорошенькая: Ладно, не унывайте, скорее всего, тайна зародилась еще до ее приезда сюда. В тот вечер Джек возвращался домой, сгорая от любопытства. Теперь он слепо полагался на Левингтона. Доктор принял все случившееся с ним так естественно, был таким деловым и невозмутимым, что произвел на Джека глубокое впечатление. Своего нового друга он встретил во время обеда. Доктор уже ждал его и пригласил обедать за свой стол. - Есть новости, сэр? - волнуясь, спросил Джек. - Я навел справки обо всех владельцах усадьбы Хитер Коттедж. Первым его арендовал старый садовник с женой. Старик умер, а вдова уехала к дочери. Усадьба попала в руки строителя, который с большим успехом модернизировал ее и продал какому-то джентльмену из города, приезжавшему только на выходные. Около года назад усадьбу купили некие Тернеры, муж и жена. По рассказам, они представляли собой весьма любопытную пару. Он - англичанин, его жена, по многочисленным предположениям, русского происхождения, была очень красивой женщиной с экзотической внешностью. Жили они очень замкнуто, никого не принимали и едва ли когда-нибудь выходили за пределы своего сада. По слухам, они боялись чего-то, но не думаю, что нам стоит на них полагаться. Потом они внезапно уехали, исчезли в одно раннее утро и больше не возвращались. Местное агентство получило от мистера Тернера письмо, отправленное из Лондона, с указанием продать усадьбу как можно скорее. Обстановка дома пошла на распродажу, а сам дом купил мистер Молеверер. Он прожил в доме две недели... после чего объявил о сдаче дома внаем. Нынешние обитатели - французский профессор, больной туберкулезом, и его дочь. Они здесь всего десять дней. Джек молча переваривал информацию. - Я не понимаю, как нам помогут собранные вами сведения, - наконец сказал он. - А вы? - Я бы предпочел побольше узнать о Тернерах, - нево