показалась мне похожею на черную
тень. Куда ты ходила?
     Анфиса. К бабушке.
     Федор Иванович. Это зачем?
     Анфиса. Я ходила ее кормить.
     Федор Иванович.  Я  бы не стал ее  кормить.  Я  уморил  бы ее  голодом.
Который час?  Господи, еще только одиннадцать часов.  Но  что же ты молчишь,
Анфиса? Эти становится невыносимым.
     Анфиса. Федя, я сама не знаю.
     Федор Иванович. Я уйду!
     Анфиса (<i>торопливо</i>). Ну, хорошо, ну, слушай, да, это правда, что я молчу
- но знаешь, с каких это пор? С той ночи, как я стояла перед запертою дверью
и звала тебя. Как будто в ту ночь я сказала  все слова, какие есть, и у меня
уже не осталось больше ни одного слова. Если  хочешь, я могу говорить, но...
Не заставляй меня, Федя, я скажу не то.
     Федор Иванович. Я уйду!
     Анфиса.  Ну, хорошо, ну, слушай! Вчера ведь я кричала,  да? Этот крик я
слышу, он стоит в моих ушах. Но это кричал кто-то другой, а я - молчала.
     Федор Иванович  (<i>вдумываясь, тревожно</i>). Ты что-нибудь  решаешь?  Там, у
тебя в глубине, что-то решается? Быть может, уже решилось? Ну, говори же!
     Анфиса. Не знаю. Да. Может быть. Я все время жду.
     Федор Иванович. Чего?
     Анфиса. Не знаю.
     Федор Иванович. Нет, ты знаешь! Говори! Ты должна сказать. Слышишь!
     Анфиса. Я не знаю.
     Федор  Иванович.  Ложь.  (<i>Хватает ее  за  руку всматривается  в глаза</i>.)
Говори! Я не позволю этого, заставлю тебя говорить!
     Анфиса. Нет, нет, нет, не спрашивай. Мне страшно, люблю тебя. (<i>Целует в
голову  несколько сопротивляющегося Федора Ивановича.</i>) Я люблю тебя, я люблю
тебя, люблю тебя. Ой, обними меня. Ой, крепче, крепче обними меня!
     Федор Иванович (<i>испуганно и ласково</i>). Ну, что ты, что ты?
     Анфиса  (<i>пряча  голову  к  нему  на  грудь</i>). Ты смотрел на  меня... как
вчера... когда  про  змею...  про  змею...  Ой, не  надо, Федя. Обними  меня
крепче. Я боюсь. Не пускай меня, не пускай.
     Звонок.
     Анфиса (<i>вскрикивает</i>). Ай! Что это!
     Федор Иванович. Что ты, что ты! Это звонок, успокойся же. Вот не думал,
что ты такая трусиха. Ты и на меня нагнала страху. Ведь это же нелепо. Сидим
с тобой, как маленькие дети, и пугаем друг друга.
     Анфиса. Не уходи.
     Звонок повторяется.
     Федор Иванович. Звонят. Ну, погоди одну  минутку, а я пойду открою. Кто
это может быть?
     Анфиса (<i>обнимая крепче</i>). Не уходи.
     Федор  Иванович.  Да  не  ребячься же, Анфиса. Вероятно,  телеграмма. Я
сейчас. Ну?

     Оглядываясь на Анфису, уходит. Анфиса прячет голову  в углу дивана, но
когда слышит голос Ниночки - поднимается и смотрит на дверь широко открытыми
глазами.  Ниночка  (<i>за дверью</i>).  А я  думала,  что вы, что  ты уже спишь...
хотела уйти. Кто ж у вас в доме? Только... свои?
     Федор  Иванович (<i>также за дверью</i>).  Да, только свои...  И не боишься ты
ночью ходить одна? Смелая девчонка.
     Входят. Ниночка, увидев Анфису, останавливается у порога.
     Федор  Иванович.  Входи  же,  Ниночка,  входи. (<i>Немного  неловко</i>.)  Это
Ниночка, Анфиса.
     Ниночка. Мне нужно поговорить с тобою, дядя Федя. Но только наедине.
     Федор Иванович. Ты можешь говорить при ней. Ты же ведь знаешь...
     Ниночка. Нет, я могу говорить только наедине.
     Анфиса (<i>немного  чужим голосом</i>). Федор Иванович, позвольте мне остаться
здесь.
     Федор Иванович. Да? (<i>Мгновение нерешимости</i>) Пустяки, Анфиса, это только
на  минуту.  Пойди  туда...  И,  кстати,  приготовь  мне ликеру. Одну только
минуту.
     Анфиса со странной покорностью  уходит  в открытую дверь  гостиной. Оба
оставшиеся прислушиваются к ее удаляющимся шагам и радостно бросаются друг к
другу.
     Федор Иванович (<i>взволнованно</i>.)  Как  я рад, что ты пришла. Не знаю, что
со мной сегодня!..  Нервы ли просто развинтились, или этот  пустой дом... но
только такая жуть...
     Ниночка. И я так рада. Я... не могу жить без тебя.
     Он обнимает Ниночку, целует, и некоторое время они стоят обнявшись, как
влюбленные.
     Федор Иванович. Голубчик ты мой! Сон ты мой золотой! Не побоялась одна?
Как я рад тебе!
     Ниночка (<i>целует его</i>). Милый, милый, милый!
     Федор Иванович сажает Ниночку на диван  и незаметно для себя становится
перед нею на колени.
     Федор  Иванович. Ну,  что,  деточка,  что  принесла  (<i>Улыбаясь</i>.)  Опять
записку? Как я рад тебе.
     Ниночка. Да, вот.
     Федор  Иванович (<i>рвет письмо</i>).  Какая же  она право...  странная. И  не
побоялась ты - ночью одна? Ах, девочка моя милая...
     Ниночка (<i>осторожно кладя руку на плечо</i>). А на случай, если ты разорвешь
письмо,  не читая, она велела передать тебе, что она ни  в  чем не виновата,
что она просит, чтобы ты ее простил, и что, как только  папаша  ее выпустит,
она сейчас же приедет к  тебе. В то, что ты уедешь... не один, она не верит.
И все время плачет  до того, что невыносимо  смотреть.  А папаша запер  ее с
ребенком на ключ,  стоит  перед дверью, топает ногами всю ее  проклинает. Он
совсем  потерялся. Добыл денег и  накупил Бог знает чего: сардинок, какой-то
рыбы,  фруктов  и  все  это  для  младенца. А мне материи на  платье  купил,
какой-то зеленой.  О тебе и слышать не хочет. Попробовала я  что-то сказать,
так он и меня проклял.
     Федор Иванович. Жалко старика. Я виноват перед ним. Но все равно.
     Ниночка.  Конечно, жалко. Но почему все  равно? Так говорят  только те,
кто не собирается больше жить.
     Федор  Иванович.  Как я рад  тебе! Не уходи, Ниночка. (<i>Целует ей руку.</i>)
Озябла, бедненькая?
     В  темных  дверях  гостиной появляется  на  мгновение  Анфиса.  Смотрит
мертвым лицом на них и так же бесшумно исчезает.
     Ниночка. Нет, я не ухожу. Я еще должна сказать тебе... Только я не могу
говорить, пока ты так стоишь. Это очень серьезно.
     Федор Иванович (<i>удивленно</i>).  Действительно, как я стал? (<i>Встает</i>.)  Если
бы я сейчас был склонен к шуткам, бы сказал: это судьба.
     Ниночка. А может  быть, это и не шутка. Только,  пожалуйста, дядя Федя,
отойди от меня еще  дальше. Это очень серьезно. (<i>Оглядывается</i>.) А Анфисы там
нет?
     Федор Иванович  (<i>прислушивается</i>). Нету. Она,  вероятно, ушла  к этой...
старухе. Ты знаешь, во всем доме мы  только трое: я, она и старуха. Странный
дом! Ну, так что же, Ниночка?
     Ниночка (<i>вставая</i>). Я люблю тебя, дядя Федя.
     Федор Иванович. Не надо, Ниночка! Я не хочу любви.
     Ниночка. Нет, я люблю тебя, дядя Федя. И  я уже не девочка и знаю,  что
говорю.  Ты  можешь  поступить,  как хочешь, но я пришла к  тебе, чтобы  это
сказать, - и  вот сказала. И тебе следует просто ответить  мне: - а  я тебя,
Ниночка, не люблю. И тогда я (<i>сдерживая слезы</i>) - уйду.
     Федор Иванович. Но  разве это правда, Ниночка? Но разве ты  знаешь, что
такое любовь? Ты просто, голубок мой, обезьянничаешь со  взрослых, а тебе уж
и кажется...
     Ниночка. Ах, дядя Федя, дядя Федя, как ты еще мало знаешь людей. Я ведь
предчувствовала, что ты мне  не поверишь, будешь смеяться, - ты  привык меня
видеть девочкой  и просто не заметил, как я  выросла. И я, быть  может, и не
пошла бы, если бы так не жалела...  и не боялась за тебя.  Дядя Федя, милый,
милый, не езди с нею! Я ее боюсь!
     Федор Иванович. Ниночка, ты не знаешь, что говоришь.
     Ниночка. Это  ты  не знаешь, а я знаю. Не езди с  нею,  не  езди с нею.
Ну... возьми меня,  если  хочешь. Я чистая - клянусь,  меня  не поцеловал ни
один мужчина - и  я отдам тебе все, что только может быть в душе. Ах, ты еще
не  знал  любви, дядя, ты  же не знал  ее  никогда!  (<i>Медленно становится на
колени и складывает руки, как на молитву</i>.) Возьми меня, Федя.
     Федор  Иванович  (<i>закрывает  лицо руками  и ходит  по комнате</i>).  Молчи.
Молчи.
     Ниночка. Я молчу.
     Федор Иванович (<i>так же</i>). И ты поедешь со мной?
     Ниночка. Поеду.
     Федор Иванович. Завтра?
     Ниночка. Когда хочешь.
     Анфиса (<i>в дверях</i>). Вы еще не кончили?
     Ниночка быстро вскакивает с колен и отходит.
     Федор Иванович. Ах, это ты? Да. Кончили. Сейчас, одну только минуту!
     Анфиса уходит. Федор Иванович быстро обнимает Ниночку, почти душит ее.
     Федор Иванович. Нет, нет. Ты не знаешь, что говоришь, Нина, но... но...
Приходи завтра утром, слышишь? Все  это  вздор, но ты знаешь, девочка,  -  я
сейчас только, после многих месяцев вздохнул полной грудью.
     Ниночка. Господи, как  я рада. Господи,  как я рада. Ты ведь не знаешь,
дядя Федя, - я уж сегодня начина укладывать вещи!
     Федор Иванович (<i>толкая ее</i>). Ну,  иди, иди.  (<i>Целует</i>.) Иди. Но только...
приходи.
     Уходит  по направлению  к прихожей.  Появляется  Анфиса, ставит на стол
бутылку ликеру и рюмку. Движения ее очень  спокойны, точны, и как-то странно
правильны и почти механически отчетливы. Поставив бутылку, Анфиса подходит к
лампе  и внимательно рассматривает перстень, приоткрывает его,  вглядывается
очень сосредоточенно и закрывает. Потом обычным кокетливым женским движением
рассматривает свою руку.
     Федор  Иванович (<i>входит,  говорит  несколько  смущенно</i>.)  Какая  смелая
девчонка, - ходит ночью одна. От Саши опять письмо.
     Анфиса. Я слышала все. Я была в той комнате и слышала все.
     Федор Иванович (<i>с напускным гневом</i>). Ты подслушивала!
     Анфиса. Нет,  я не  подслушивала.  Это правда,  что ты  завтра едешь  с
Ниной?
     Федор  Иванович. Какой вздор, как тебе не  стыдно, Анфиса. Девчонка Бог
знает чего наслушалась в нашем доме и просто обезьянничает.
     Анфиса. Нет, она тебя любит.
     Федор Иванович. Ты думаешь?
     Анфиса. Да. Но ты ее не любишь. Ты никого не любишь.
     Федор Иванович (<i>улыбаясь</i>). А тебя?
     Анфиса.  Меня -  любишь.  И  я  очень  рада,  что ты  так относишься  к
Ниночкиным словам. Тебе нельзя с ней ехать. Ты хочешь любить, но  не умеешь,
и если ты поедешь с Ниной...
     Федор Иванович (<i>нетерпеливо</i>). Ты опять повторяешь это! Ведь я же сказал
тебе, что это вздор, вздор, вздор! Поцелуй меня, Анфиса. (<i>Целует ее</i>.)  Какая
ты красивая. Ты любишь меня?
     Анфиса. Люблю.
     Федор Иванович (<i>крепко обнимая</i>). Какая ты  красивая! Ты вся, как черный
огонь, который не светит, и только жжет... и как  жжет! Ты  помнишь, Анфиса?
(<i>Обнимает все крепче и заглядывает ей в глаза</i>.) Анфиса!
     Анфиса <i>(целуя его и в то же время сопротивляясь</i>). Нет, нет, не надо.
     Федор Иванович. Анфиса!
     Анфиса. Нет, нет. Не  надо!  Пусти!  Ты  устал. Не  надо.  Я  не  хочу.
(<i>Вырывается, тяжело дыша</i>.)
     Федор Иванович (<i>угрюмо</i>). Не хочешь?
     Анфиса. Ах, какой ты, Федя! Ну, не  сердись,  милый.  Я  ведь так люблю
тебя! Но  я устала. И мне немного нехорошо. А что же ликер? Я ведь принесла.
Вот он. На! (<i>Наливает</i>.) Выпей. Тебе нужно отдохнуть, Федя, ты так устал.
     Федор Иванович (<i>подумав, добродушно</i>). Ну, Господь с тобой. Да, я устал.
     Анфиса. Тебе нужно уснуть.
     Федор Иванович.  Да,  мне нужно уснуть. (<i>Пьет и смеется</i>.) Да, мне нужно
уснуть.
     Анфиса. Чему ты смеешься?
     Федор Иванович.  Так. Мне действительно  стало весело от ее  наивности.
Подумай, она клянется: меня еще ни разу не поцеловал ни один мужчина.
     Анфиса. Ни один мужчина.
     Федор Иванович. Да! Ни один мужчина! Налей мне еще. Я сегодня хочу пить
только из твоих рук.
     Анфиса. Отдохни, мой милый, ты так устал.
     Федор Иванович (<i>чему-то улыбаясь</i>). Да, я отдохну, я так устал.
     Анфиса. Приляг ко мне на колени. Я  сяду,  а  ты положишь мне голову на
колени, и я тебе спою песенку, как вчера. Приляг!
     Федор  Иванович.  Вчера было  хорошо.  Но  мне  хочется ходить,  у меня
столько мыслей, у  меня  столько  планов, я вдруг  увидел мир  -  весь мир -
зеленый, красный, голубой. Давай мечтать, Анфиса!
     Анфиса. Давай мечтать! Но ты ляг.
     Федор  Иванович.  Который час?  О, уже  двенадцать. (<i>Стучит  кулаком по
руке.</i>) Время  идет,  время идет! Налей мне еще.  Ну, скорее! Я еду, я еду, я
еду. И все-таки - устал. Устал.
     Анфиса. Приляг. Вот так! Тебе удобно?
     Федор  Иванович (<i>ложится  и  кладет  голову  к  Анфисе на колени</i>).  Да,
хорошо. У  тебя немножко жесткие колени, но это  хорошо. Я люблю, что ты вся
такая...  жесткая,  сухая  и горячая, как крапива.  (<i>Смеется</i>.) Как  крапива!
Давай мечтать, Анфиса, о светлом.  (<i>С глубокой правдивостью</i>.)  Ведь никто не
знает - и  даже ты не знаешь,  как я устал, как  я измучился,  как временами
ненавижу я жизнь... и себя.
     Анфиса. Не  жалей жизни. Она так печальна,  и так темна, и  так страшна
она. Кто судит нас?
     Федор Иванович. Откуда моя  тоска?  Я  как будто счастлив, я сам  делаю
свою  жизнь  - но  откуда эта  жестокая, неотступная тоска?  Давай  мечтать,
Анфиса, я думать не хочу. Что-то  красивое встает перед моими глазами, и оно
волнуется тихо,  как голубой  туман перед восходом солнца. Какие-то песни  я
слышу,  Анфиса, какие-то  деревья  на глазах  моих  покрываются  цветами. Ты
любишь яблоню, когда она цветет?
     Анфиса. Я люблю красные розы.
     Федор  Иванович.  Нет, нет... яблоню,  когда она цветет! Какие-то птицы
летят надо мною, и сверкают  на  солнце их огромные белые  крылья. Я  грежу,
Анфиса. Скажи мне эти слова, которые поют мне о другом.
     Анфиса (<i>тихо</i>). Друг, друг, желанный ты мой.
     Федор Иванович (<i>повторяя</i>). Друг, друг, желанный ты мой...
     Анфиса. Кто беспокойному сердцу ответит?
     Федор Иванович (<i>повторяя</i>). Кто беспокойному сердцу ответит?..
     Анфиса. Море... Море  любви  ему  в  вечности светит -  светит желанный
покой.
     Федор  Иванович.  Светит желанный  покой. Отчего ты вздрогнула, Анфиса?
Светит  желанный  покой. Постой, я, кажется, вижу его. Всю  жизнь я стараюсь
вспомнить это лицо и не могу, и мучаюсь, а вот сейчас...
     Анфиса. Лицо женщины?
     Федор Иванович. Нет, нет. Я не знаю, чье это лицо. А вот сейчас на одно
мгновение  оно  как  будто склонилось надо  мною, и мне  стало  так  хорошо.
(<i>Беспокойно</i>.) Но ты его спугнула, Анфиса. Я опять не могу вспомнить. Какие у
него глаза? - я их видел.
     Анфиса. Голубые, ясные, и взор их необъятен.
     Федор Иванович. Нет, скорее черные.
     Анфиса. Нет, не черные. (<i>Вздрагивает</i>.) Нет, не черные. Он звал тебя?
     Федор Иванович. О  ком ты говоришь? Меня никто  не звал.  (<i>Привстает на
локте  и  тревожно вслушивается</i>.)  Там  кто-нибудь есть? Ты  опять  молчишь,
Анфиса?
     Анфиса (<i>гладя его  волосы</i>). Нет, нет, родной. Я все время говорю, разве
ты  не  слышишь? Спи  спокойно  и  доверчиво.  Я не  обману тебя. Это я тебе
рассказала о белой яблоне,  которая цветет. Усни, дитя мое, и я спою тебе ту
глупую песенку, что пела мальчику моему. <i>(Вдруг плачет</i>.)
     Федор Иванович. О чем? Не надо плакать.
     Анфиса. Я  так. Вспомнила!  Не надо плакать. Ах, не надо плакать! Милый
ты  мой,  родной  ты  мой,  моя  единая  и  вечная   любовь.   (<i>Тихо  поет</i>.)
Баю-баюшки-баю. Баю (<i>вздрагивает</i>) милую мою. Ты спишь?
     Федор Иванович. Постой, не мешай.
     Анфиса. Нет, больше не буду. Баю-баюшки-баю... Полежи, я потушу лампу.
     Федор Иванович. Нет, не надо, так хорошо.
     Анфиса. Я зажгу свечу...
     Анфиса осторожно встает, Федор Иванович остается лежать на спине, глаза
его закрыты. Во  время  дальнейшего  разговора Анфиса гасит лампу и зажигает
свечу, потом  раскрывает  перстень  и  высыпает яд  в рюмку,  руки ее слегка
дрожат.
     Федор Иванович (<i>сонно</i>). Ну, что же ты? Я хочу спать.
     Анфиса. Сейчас, мой милый! Я налью тебе ликеру.
     Федор Иванович. Я больше не хочу.
     Анфиса. Может быть, выпьешь?
     Федор Иванович. Ну, иди же.
     Анфиса. Сейчас.

     Осторожно  ставит рюмку  на столик около  дивана и садится на  прежнее
место. Анфиса. Ты опять видишь его?
     Федор Иванович. Нет, нет, не мешай, молчи. Или лучше спой, Анфиса.
     Анфиса. Сейчас. Выпей только.
     Федор Иванович. Я не хочу.
     Анфиса. Ну, одну, только одну. Больше не надо.
     Федор Иванович. Да не хочу же я!
     Анфиса. Выпей!
     Поднимает ему руку и почти насильно вставляет в нее рюмку.
     Федор Иванович. Какая ты  нелепая.  (<i>Приподнимается  на  локте, говорит
лениво.</i>) Зачем  ты  мне помешала, Анфиса? Мне было так хорошо. Который  час?
Значит, едем?
     Анфиса. Ну, пей же, пей.
     Федор  Иванович. Сейчас. Я и  забыл сказать Ивану Петровичу,  чтобы  он
приходил пораньше. Он, кажется, хотел в одиннадцать.
     Анфиса. Боже мой, да пей же!
     Федор  Иванович.  Что  ты? Сейчас,  я  же  тебе сказал.  (<i>Подозрительно
вглядывается в Анфису</i>.) Постой, глаза... Покажи глаза! А-а-а-а-а!
     С  ужасом смотрит  в остановившиеся глаза и  в  то же время,  продолжая
начатое  движение, подносит  рюмку  ко рту и пьет. Вскакивает, как  поднятый
чудовищной силой, задыхаясь  и  хрипя,  делает несколько странных скачков по
комнате, в один из которых  чуть не сшибает с ног  Анфису, и падает мертвым.
Анфиса смотрит, защищаясь вытянутыми  вперед руками, и, когда Федор Иванович
падает, -  отбегает в дальний угол. Дико с надрывом кричит, как только можно
кричать в пустом доме.
     В темных  дверях показывается старуха; цепляясь за притолку, добирается
до кресла и садится в него.
     Молчание.
     Бабушка. Умер, да?
     Анфиса. Кажется, умер. Я не знаю. Я боюсь подойти.
     Бабушка. Так, так. (<i>Подходит  и смотрит</i>.) Прикрыла бы ты  его. Нехорошо
так.
     Анфиса.  Я не знаю, чем. Если бы где-нибудь  найти простыню. Но я боюсь
подойти.
     Бабушка  (<i>садится на  прежнее  место</i>).  А  ты в  чемодане  посмотри,  в
чемодане посмотри. Его чемодан?
     Анфиса. Его. В чемодане, должно быть, есть. Вот.
     Быстро  накидывает на мертвеца простыню, но  разошедшиеся  ноги  и одна
желтая рука остаются открытыми.
     Бабушка. Мышьяком?
     Анфиса. Нет, цианистый калий.
     Бабушка. Так, так. Не знаю, не слыхала. Который час?
     Анфиса. Не знаю. Часы у него  в кармане. (<i>Ляская  губами</i>.) Бабушка, мне
страшно!
     Бабушка. Так, так. Ну и страшно, ну и страшно.
     Анфиса  (<i>ляская зубами</i>).  Бабушка,  мне страшно.  Что же делать? Что же
делать?
     Бабушка. Так, так. Нечего делать, все сделано. Молчи.
     Обе женщины  сидят  и неотступно  смотрят  на белое  пятно простыни.  В
сумраке кажется, что оно шевелится.
     Светает.
     Занавес