Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     ("Патpуль вpемени" #1).
     Poul Anderson. The Guardians of Time (1960) ("Time Patrol" #1).
     HarryFan SF&F Laboratory: FIDO 2:463/2.5
---------------------------------------------------------------




     Его  звали вовсе  не  Джек  Сандовал. И  он, по  всем законам,  не имел
никакого права  стоять в  слаксах и короткой рубашке у  окна,  выходящего на
улицу Нью-Йорка середины двадцатого века.  Эверард привык к анахронизмам, но
темно-коричневое лицо, на которое он смотрел, словно просило раскрасить себя
боевыми красками,  воткнуть в головной убор перья, а также добавить ко всему
этому пистолет, купленный у какого-нибудь белого вора, и боевую лошадь.
     - Ну хорошо, - сказал он. - Китайцы открыли Америку. Интересно...
     Но почему сей факт требует моих услуг?
     - Я сам бы не прочь это узнать, - ответил Сандовал.
     Его мускулистое тело  опустилось на шкуру  белого  медведя,  подаренную
когда-то Эверарду Бьярни Херюльфсоном. Его руки сжимались и разжимались.
     - Мне было приказано договориться со свободным  агентом,  забрать его с
собой в прошлое и принять меры,  которые он сочтет необходимыми. Вас я  знаю
лучше остальных, поэтому...
     Он умолк.
     - Но разве  не  лучше будет взять второго человека,  такого же индейца,
как  и вы?  -  спросил  Эверард.  -  Я  абсолютно  не  подхожу  для  Америки
тринадцатого века.
     - Тем лучше. Создастся впечатление таинственности... Это будет не очень
тяжелая работа, обещаю вам.
     - Ну конечно, - сказал Эверард. - Такая же легкая, как и все остальные.
     Он вынул из своего утратившего всякую репутацию халата трубку с кисетом
и стал набивать табак быстрыми нервными  движениями. Первое,  что он испытал
на собственной шкуре при  вступлении в Патруль  времени, -  что  любое самое
важное  задание  только  страдает от широкой  организации. Ранние  культуры,
такие как Эллада Афин или Япония эпохи Камакура, - да и поздние цивилизации,
по  всей  истории,  -  требовали  присутствия  для  работы с  ними не  более
одного-двух  человек.   Самый   обычный   выпускник   Академии  (снабженный,
безусловно, всей  экипировкой  и оружием  будущего)  мог с  успехом заменить
целую бригаду специалистов.
     Это было необходимо не только по соображениям этики.  На  многие тысячи
лет истории было слишком мало людей.
     - У меня создалось впечатление, -  медленно произнес Эверард, - что это
не просто обычное исправление экстратемпорального вмешательства.
     -  Верно, -  сказал Сандовал твердо.  - После моего доклада отделение в
Юне  произвело тщательное  расследование. Никакого вмешательства  со стороны
путешественников во времени не было. Хан Кубилай додумался до этого сам. Его
вдохновили  рассказы  Марко Поло о Венеции  и  его путешествиях по Арабскому
морю. И это были правдивые рассказы,  даже если в  книгах о  них  ничего  не
упоминается.
     - Китайцы - ранние мореплаватели... - произнес Эверард. - О, это вполне
естественно. Но что должны делать мы?
     Он  раскурил трубку  и  глубоко затянулся.  Сандовал  все еще молчал, и
Эверард спросил:
     - Как вам удалось обнаружить эту экспедицию? Не в Новом же Свете  вы ее
нашли?
     - Еще бы не хватало, чтобы я изучал происхождение собственного племени,
- ответил Сандовал. - Нас слишком мало в Патруле, чтобы заниматься ненужными
вещами. Нет, я в основном исследовал миграции атабасканов.
     Как и  Кейт Денисон, он писал  историю  народов, не  имеющих письменных
летописей, чтобы Патруль имел точные представления о происходящих событиях и
мог в случае нужды ими управлять.
     - Я работал на восточном склоне Каскадов, что около Кратерного озера, -
продолжал  Сандовал.  -  Это  страна   лутуами,  но  у   меня  были  причины
подозревать, что племя атабасканов, чей след я потерял, прошло именно здесь.
Туземцы говорили о загадочных всадниках с севера. Я кинулся туда и сразу  же
нашел  экспедицию  монголов  на  лошадях.  Я  проследил  их путь до  лагеря,
расположенного у устья Хокальской реки, где часть монголов помогала китайцам
сторожить корабли. Немедленно я доложил обо всем в Главное Управление.
     Эверард молча сидел, глядя на него.
     -  Насколько  тщательно  проведено расследование  в  Китае?  -  наконец
спросил  он.  -  Вы  абсолютно  уверены  в том,  что  это  не  вмешательство
путешественника во времени? Оно могло быть совершенно случайным или являться
побочным эффектом какой-нибудь другой операции.
     - Я тоже об этом подумал, - кивнул Сандовал. - Специально справлялся об
этом  в  Главном Управлении и в отделении в Канбалыке, или в Пекине,  как вы
его называете. Они все тщательно проверили. Результат отрицательный. В Китае
лишь знают, что экспедиция была послана, но не вернулась, после чего Кубилай
решил больше никого  не посылать. Запись об  этом находилась в императорском
архиве,  но  была  уничтожена во  время  восстания  Минга,  в  которое  были
вовлечены и монголы. Историографам об этом ничего не известно.
     Эверарда  мучали сомнения.  Он любил свою работу,  но в этом деле  было
что-то ненормальное.
     - Возможно,  экспедиция погибла, - сказал он.  - Это интересно.  Но для
чего вам свободный агент? Чтобы шпионить за ними?
     Сандовал  отвернулся от окна. Эверард опять подумал, как он не подходит
для Нью-Йорка. Сандовал родился  в 193О году, воевал в Корее, после колледжа
стал работать в Патруле, но как-то совсем не вписывался в двадцатый век.
     А кто из  нас вписывается в свой век? И как вообще можно спокойно жить,
зная, какая судьба ждет твой народ?
     -  Но я не собираюсь шпионить! - воскликнул потомок индейцев. - Когда я
подал этот  рапорт,  приказ пришел прямо  от данеллиан. Никакого об'яснения,
только приказ: уничтожить эту экспедицию!


     Год одна тысяча двести восьмидесятый от Рождества Христова.
     Государство хана Кубилая раскинулось на нескольких  долготах и широтах;
он  мечтал  о мировой империи, и двор его приветствовал каждого чужеземца со
свежими знаниями. Молодой венецианский купец по  имени Марко  Поло  стал его
любимцем.  Но не  все народы  хотели иметь над собой  царя-монгола.  Повсюду
создавались  строго секретные союзы и  общества.  Япония  уже отразила  одно
нашествие,  не  без   помощи  ветра  Камикадзе.  Да  и  сами  монголы   были
объединенным народом  только теоретически. Русские цари были недовольны, а в
Багдаде сидел султан Иль-Абека.
     Тень  Абиссинского  Калифа  простерлась  над  Каиром; Дели был  городом
рабов;  папой  был  Николай  !!!;  Италию  наводнили  гвельфы  и  гибеллины;
Германией правил император Рудольф Габсбургский, Францией - Филипп Красивый,
Англией - король Эдуард.  Но  это было и  время Роджера Бэкона, поэтов Данте
Алигьери и Томаса Мора.
     А в  Северной  Америке Мэнс Эверард и Джек  Сандовал  сдерживали  своих
лошадей на вершине пологого холма.
     - Впервые я увидел их на прошлой неделе,  - сказал навайец. - С тех пор
они успели далеко уйти. Так что при такой скорости они будут в Мексике через
несколько месяцев, даже если им придется пробираться через горы.
     - По монгольским стандартам, - заметил  Эверард,  -  они  двигаются еще
довольно лениво.
     Он поднял бинокль. Вокруг цвел  апрель. Даже самые старые ветки пустили
зеленые побеги.  Ели качались  под сильным  холодным ветром,  который принес
из-за гор мягкий, приятный запах тающего снега. Стаи птиц в небе,  казалось,
затмевали  собой  солнце.  Горные пики Каскада на западе были бело-голубыми,
далекими и холодными. Еще дальше к западу  виднелись поросшие лесами холмы и
долины со стадами бизонов.
     Эверард  сосредоточил  свое  внимание  на  экспедиции.  Караван  шел по
открытой местности, ориентируясь по течению реки. Примерно семьдесят смуглых
коротконогих  людей  на  азиатских  лошадях.  Вьючные  животные были  тяжело
нагружены    снаряжением    и    продовольствием.     Он     опознал    двух
проводников-туземцев  по их одежде  и неумению держаться в  седле. Но больше
всего его интересовали монголы.
     - Как много жеребых кобыл, - произнес Эверард, ни  к кому не обращаясь.
- Наверное, они выпускали их  каждый  раз, когда приставали к берегу. Сейчас
эти кобылы только тормозят их.
     -  Часть  лошадей они  оставили у  кораблей, -  сообщил  Сандовал. -  Я
проверил.
     - Что еще вам известно?
     - Не  более того,  что я уже рассказал,  а остальное вы сами видите. Да
еще  есть этот  документ в  архиве  Кубилая.  В нем, если  вы помните,  лишь
удостоверяется, что четыре корабля  под  командой нойона Токтая и ученого Ли
Тай Чунга были отправлены к землям, расположенным по другую сторону Японии.
     Эверард рассеянно кивнул. Бессмысленно было сидеть и чего-то ждать.
     Сандовал откашлялся.
     - Я думаю,  нам не стоит  обоим появляться перед ними,  - сказал он.  -
Может быть,  вам  пока лучше остаться  в  резерве, на случай  непредвиденных
действий с их стороны?
     - У  вас  комплекс героя, да? - насмешливо произнес Эверард. - Нет, нам
лучше  идти вместе. Пока нет оснований опасаться.  Они не  настолько  глупы,
чтобы  нападать  на неизвестных  людей. Вы  разве не видите, как  хорошо они
обращаются с индейцами? А  мы  для них будем еще  более непонятны... Однако,
несмотря на это, я ничего  не буду иметь  против пары  хороших глотков перед
дорогой.
     - Согласен! И после тоже!
     Каждый  достал  из  седельной сумки полугалонную флягу  и  как  следует
приложился  к ней.  Согретый шотландским, Эверард  пришпорил  лошадь, и  оба
патрульных поскакали вниз по холму.
     Над долиной раздался резкий свист. Их заметили. Вскоре они ехали ровной
рысью сквозь  строй  монголов.  С обеих  сторон их  сопровождали всадники  с
луками наготове.
     "Надеюсь, мы выглядим вполне миролюбиво",  - подумал Эверард. Как  и на
Сандовале, на  нем был костюм двадцатого века:  бриджи, охотничья  куртка от
ветра и шляпа - от дождя. У  каждого был кинжал, маузер и станнер тридцатого
века.
     Навстречу  им  выехала  новая  группа  всадников.  Эверард  внимательно
вгляделся.  Примерно  за  час  до  отправления  он  получил  довольно полное
представление об истории,  языке  и  обычиях  монголов,  китайцев  и местных
индейцев. Но он никогда не видел этих людей так близко.
     Выглядели они довольно непрезентабельно: небольшого роста,  кривоногие,
с плоскими лицами и жидкими бороденками. Но вооружены и одеты были  неплохо:
кожаные  штаны,  обувь,  нечто вроде  кирас из  того  же материала, покрытых
лаковым  орнаментом, стальные шлемы с плюмажами, кривые  сабли, ножи, луки и
колчаны  со стрелами.  Человек  в  центре группы  имел  явные знаки отличия:
сделанные из золота хвосты яков. С  бесстрастным выражением лица он наблюдал
за приближением патрульных.
     На плечи предводителя был накинут  расшитый  серебром плащ. Он был выше
самого высокого своего воина, лицо его украшала рыжая борода и почти римский
нос.  Приближение  патрульных заставило проводника-индейца, ехавшего рядом с
ним,  отпрянуть назад. Нойон же  Токтай  остался на месте, окидывая Эверарда
твердым взглядом.
     - Приветствую вас, - произнес нойон. - Какой дух привел вас сюда?
     Он говорил на диалекте лутуами, ставшем  позднее клаймакским языком,  с
едва заметным акцентом.
     Эверард ответил на лающем языке монголов:
     - Приветствуем тебя, о Токтай, сын Батыя. По желанию Тенгри мы пришли с
миром.
     Это было эффектно.  Краем глаза  Эверард  заметил, как  многие  монголы
сделали рукой знак от дурного глаза. Но  воин по левую руку от Токтая быстро
обрел бесстрастность, воспитываемую у этого народа с рождения.
     -  О, -  сказал он, -  значит люди западных  земель тоже достигли  этой
страны. Мы не знали об этом.
     Эверард присмотрелся к нему. Ростом он был выше обычного монгола,  кожа
его  была почти  белой, черты лица  -  мягкие.  Одет он был  так  же,  как и
остальные,  но не вооружен. На вид ему было  лет  пятьдесят, и он был старше
своего  нойона.  Эверард почтительно  поклонился  в  седле  и  заговорил  на
северо-китайском диалекте:
     - Почтенный Ли Тай Чунг, осмелюсь исправить твою ошибку, - мы пришли из
южной страны.
     - До нас доходили слухи об этом, - проговорил ученый, не в силах скрыть
свое возбуждение.  - Даже у  нас  на далеком севере ходят  легенды  об  этой
богатой и прекрасной стране. Мы  идем туда, чтобы принести твоему  правителю
любовь нашего  Кубилая,  сына  Тули, сына  Тенгиса, попирающего землю своими
ногами.
     - Мы знаем о Кубилае, -  сказал Эверард. - Мы также знаем калифа, папу,
императора и других монархов, менее важных.
     Ему приходилось говорить, осторожно выбирая  слова, чтобы  не оскорбить
их повелителя, ставя его в то же время на должное место  в иерархии  мировых
правителей.
     - О нас же почти ничего не известно в мире, потому что наш правитель не
ищет связи с  другими землями и не хочет, чтобы искали  его.  Теперь разреши
мне представить себя,  недостойного. Имя  мое  -  Эверард, и я не русский  с
западда, как можно подумать по моей  наружности. Я  принадлежу к  охранникам
границы.
     Пусть сами решают, что это значит...
     - Но вас немного, - резко сказал Токтай.
     -  Больше и  не нужно, - произнес  Эверард самым  приятным голосом,  на
который он был способен.
     - И вы далеки от дома, - вставил Ли.
     - Не далее, чем вы, уважаемые, от Киргизского тракта...
     Токтай положил руку на пояс с саблей.
     -  Идите за  мной, - сказал он. -  Я  чествую  вас, как посланников. Мы
разобьем лагерь и послушаем слово вашего повелителя.


     Заходящее солнце позолотило снежные вершины западных гор. Тени в долине
сгустились, лес  потемнел, но на месте лагеря, казалось, стало еще  светлее.
Слышалось журчание ручья, стук топоров, шелест травы под копытами лошадей.
     Монголов   очень  интересовали  их  странные  гости,  но  лица   воинов
оставались  бесстрастными. Глаза же буквально  поедали Эверарда и Сандовала,
губы беззвучно шептали молитвы. Однако это ничуть не повлияло на быстроту, с
которой они разбили лагерь, поставили  вокруг  него  стражу, позаботились  о
лошадях  и  начали  готовить  пищу. Но  Эверарду  показалось  нарочитым  это
молчание. По  архивным записям он помнил, что монголы, как правило, веселы и
разговорчивы.
     Он сидел, скрестив ноги, на полу шатра. Круг довершали Сандовал, Токтай
и Ли. Перед  ними лежали коврики, посередине стояла  жаровня с котелком чая.
Это  был  единственный   шатер  экспедиции,  взятый,  видимо,  для  подобных
торжественных случаев. Токтай  сам налил в чашу Эверарда кумыс,  который тот
отпил с громким причмокиванием, положенным по этикету, и передал другому. Он
пил гораздо худшие вещи, чем кислое кобылье молоко, но все же был рад, когда
ритуал закончился и все принялись за чай.
     Предводитель монголов заговорил. Его голос слегка дрожал, чувствовалось
его  недовольство  тем,  что  чужеземцы просто подошли,  а  не  подползли  к
посланнику великого хана на животе. Но его слова были любезны, хотя  он и не
мог говорить так гладко, как ученый китаец.
     - Пускай же теперь гости объявят волю своего повелителя. Как его зовут?
     -  Нельзя произносить имя его, - сказал Эверард. -  О землях его до вас
дошли  лишь ничтожные слухи. О власти его, нойон, можешь судить по тому, что
он послал сюда только нас, с двумя лошадьми.
     Токтай ухмыльнулся.
     - Красивые животные, ничего не скажешь.  Только я хотел  бы посмотреть,
как они скачут в степи. Долго ли вы ехали сюда?
     - Не больше одного дня, нойон.
     Эверард  полез  в  карман своей  куртки и  вынул несколько  пакетиков с
подарками.
     - Наш  повелитель преподносит посланникам великого хана эти дары в знак
своего уважения.
     Пока монгол разворачивал упаковку, Сандовал прошептал на ухо
     Эверарду по-английски:
     - Мэнс, мы сваляли дурака.
     - Почему?
     - Целофан, в который завернуты подарки, произвел впечатление на варвара
Токтая. Но взгляните  на  Ли. Китайцы  освоили письменность еще  задолго  до
того, как в Европе предки Бонвита Теллера  только рисовали. В его глазах  мы
явно упали.
     Эверард пожал плечами.
     - Ну что ж, он вполне прав. Разве нет?
     Их разговор на  незнакомом языке не остался незамеченным. Токтай бросил
на  них  тяжелый взгляд, но потом  опять  стал  рассматривать  свои подарки.
Сначала  он  немного боялся карманного фонарика  и даже прошептал  несколько
заклинаний, но  вовремя  вспомнил, что  монголу не подобает бояться  ничего,
кроме грома, и взяв себя в руки, стал забавляться с ним, как ребенок.
     Китайский ученый получил в подарок книгу, незнакомый шрифт и оформление
которой, по всем статьям, должны были изумить его, но он воспринял ее вполне
спокойно,  хотя и  рассыпался в  благодарностях. Эверард понял, что  с  этим
ничего не поделаешь - софистика лежала в основе любого знания.
     Токтай одарил  патрульных красивой  китайской саблей и связкой бобровых
шкур. Прошло много времени, пока беседа вновь не вернулась  в деловое русло.
Зашел разговор о путешествиях.
     - Раз вам известно столь многое, - начал Токтай, -  вы должны знать так
же, что наш набег на Японию несколько лет назад не удался.
     - Такова была воля небес, - произнес своим ровным голосом Ли.
     - Ерунда! - разгорячился Токтай. - Такова  была глупость людей,  хочешь
ты сказать. Нас было слишком  мало, мы были слишком невежественны и плыли по
бурному морю. Ничего! Мы еще вернемся туда.
     Эверард  с грустью вспомнил,  что так  оно и будет, и что шторм потопит
весь флот и множество юношей, полных сил.
     - Кубилай,  -  продолжал Токтай,  - понял, что  прежде нам нужно больше
узнать об островах. Возможно, мы создадим базу к северу от Хоккайдо. Великий
хан  слышал много  рассказов о землях,  лежащих  восточнее. Рыбаки то и дело
видят ее, когда  сбиваются с курса;  купцы  из Сибири тоже  много говорят  о
богатой стране  на  востоке.  Великий  хан  построил четыре  корабля,  купив
китайских матросов, велел взять  мне сотню монгольских воинов  и открыть эту
землю.
     Эверард кивнул. Он ничуть не был удивлен. Китайцы уже сотню лет плавали
на  своих джонках,  вмещающих иногда до тысячи человек.  Правда, они еще  не
были  столь искусными  мореплавателями,  какими  станут позже  под  влиянием
португальцев, и  еще никогда не  пересекали  холодных вод  океана. Однако по
морю они ходили довольно хорошо.
     - Мы обследовали две цепи островов, одну за другой, - говорил между тем
нойон. -  Они были  пустынными и  холодными,  но мы все  же останавливались,
выпускали лошадей и расспрашивали туземцев. Только Тенгри ведает, как тяжело
было переводить с шести языков! С трудом мы узнали, что впереди есть страна,
которая  на  севере  так  близко  подходит  к   Сибири,  что  человек  может
перебраться на другой берег в лодке, или зимой иногда просто пройти по льду.
Наконец, мы подплыли  к новой земле. Большая страна:  много леса и  озер. Но
слишком частые дожди. Мы поплыли дальше, стараясь держаться рядом с берегом.
     Эверард  вспомнил карту. Если плыть вдоль Курильских, а затем Алеутских
островов,  то  всегда  будешь  рядом  с землей.  На  их  счастье  джонки  не
разбились,  что  было  вполне  вероятно,  и нашли  пристанище даже  у  таких
скалистых  берегов.  Течение  тоже  помогло  им.  Так  что Токтай  не  успел
оглянуться,  как  открыл  Аляску. И  поскольку к югу  земли  становились все
богаче и богаче, он решил высадиться.
     - Мы разбили наш лагерь, когда год пошел  на убыль, - продолжал монгол.
-  Племена в  этой стране очень  дружелюбны.  Они  дали  нам пищу и  женщин,
помогали нам во всем. За это  наши матросы научили их ловить  больше рыбы, а
воины  -  приносить больше дичи с охоты.  Мы уже  увидели достаточно,  чтобы
понять, что все легенды были  правдой.  Никогда еще я не видел столь богатой
земли, - его глаза хищно блеснули.
     - Нойон...  -  предупреждающе  шепнул китаец,  слегка кивнув  головой в
сторону патрульных. Токтай умолк. Ли повернулся к Эверарду:
     - Нам много рассказывали  о золотом  королевстве на юге этой  земли. Мы
сочли своим долгом исследовать эту страну, так же, как  и соседнюю с ней. Мы
не подозревали, что встретим по пути таких уважаемых людей.
     -  Это  честь для нас, - склонил  голову Эверард. Затем,  придав своему
взгляду торжествентость, он произнес:
     - Мой повелитель,  Золотой Император, имени которого нельзя произносить
вслух, послал нас с миром. Мы опечалимся, если с  вами что-нибудь случится и
пришли предупредить вас.
     -  Что? - Токтай выпрямился. Его рука непроизвольно потянулась к сабле,
которую он из вежливости не надел. - Во имя преисподней, что ты сказал?
     - Вот именно, преисподней, нойон. Хоть  и богата эта  страна,  над  ней
висит проклятие. Скажи ему, брат мой.
     Сандовал заговорил своим мягким голосом. Его речь была  составлена так,
чтобы вселить веру в сверхъестественные силы у полуцивилизованного монгола и
в то же время не разбудить скептицизм китайца.
     -  На  этой земле существуют  два великих королевства, - объяснил он. -
Наше  находится  к  югу,  соперничающее  -  к  северу  и  востоку.  Северное
государство  считает  территорию, на которой мы сейчас находимся, своей и не
потерпит никаких чужеземцев. Его воины давно уже обнаружили караван и  скоро
уничтожат его  своими  громами. Имя этой страны  - Баддайз. Прекрасная южная
страна -  Гудгайз  не может защитить  вас,  но послала  предупредить,  чтобы
караван поворачивал назад.
     - А  почему  здешние  туземцы  ничего  не  рассказали  нам о двух таких
могущественных державах? - резко бросил Ли.
     - А разве каждый человек в  джунглях Бирмы знает о  Кубилае?  - спросил
Сандовал.
     -  Я чужеземец  и  невежествен,  - сказал Ли.  - Прости  меня, но я  не
понимаю тебя, когда ты говоришь о всеуничтожающем оружии.
     - Я могу показать тебе его действие, -  сказал Эверард, - если у нойона
есть животное, которое не жалко убить.
     Токтай задумался.  Лицо его  было бесстрастно, но по нему струился пот.
Наконец он хлопнул в ладоши и отдал приказание воину, появившемуся в дверях.
Наступило молчание.
     Бесконечно долго  тянулось  время. По истечечении часа в шатер заглянул
воин и сказал,  что  заарканили  оленя.  Подойдет  олень  для цели  великого
нойона?  Подойдет. Токтай  вышел из шатра первым, за ним остальные.  Эверард
уже  жалел о  своем  предложении, но мосты  были сожжены. Вокруг  столпились
люди. Он снял маузер с предохранителя.
     - Ты не хочешь? - спросил он Сандовала.
     - О, нет.
     Великолепный самец-олень был  пойман около лагеря. Опутанный веревками,
он весь дрожал.  Эверарду почудилась во взгляде животного мягкая  покорность
судьбе. Он махнул рукой, чтобы люди отошли в сторону и прицелился. Первая же
пуля была смертельной, но Эверард продолжал стрелять, пока не опустошил весь
магазин.
     Когда  он  опустил пистолет,  гнетущая  тишина  повисла  в воздухе.  Он
оглянулся на  этих  кривоногих  людей с плоскими  невыразительными лицами  и
необычайно  ясно ощутил резкие запахи пота, лошадей  и дыма. Он почувствовал
себя таким же бесчеловечным, каким был и в их представлении.
     - Это еще самое слабое наше оружие, - произнес он.  - Душа, исторгнутая
из тела этого оленя, не найдет пути домой.
     Он  резко  повернулся и  пошел  прочь.  Сандовал следовал  за  ним.  Их
оседланные лошади  паслись неподалеку. Они молча сели на  них и  поскакали в
сторону леса.


     Порыв ветра раздул пламя костра. Но  при его свете лица людей все равно
не  были видны: они оставались в тени и лишь  иногда  можно было  разглядеть
линию носа, щеку или блеск глаз.
     Эверард  взял  трубку и глубоко затянулся, но легче ему не стало. Рядом
лежали  их  спальные мешки,  а неподалеку стоял скуттер - антигравитационная
машина  пространства-времени;  чуть дальше паслись  кони. Земля  вокруг была
пуста. На многие мили  вокруг человеческие костры, как  и  их, были  малы  и
одиноки, словно звезды во Вселенной. Где-то выл волк.
     Когда Эверард заговорил, вздохи качающихся деревьев почти заглушили его
голос в ночи.
     -  Я  думаю, - медленно  произнес  он, - что каждый  полицейский иногда
чувствует себя преступником. Пока что ты был  лишь  пассивным  наблюдателем,
Джек. А на активные действия, в чем я не раз  убеждался, часто бывает трудно
решиться.
     - Да.
     Сандовал  был  сама  невозмутимость.  С   самого  ужина  он  сидел,  не
шелохнувшись.
     - И  вот что  я  хочу еще сказать. Ты  должен знать,  что  какое  бы ты
действие не совершил, аннулируя чуждое вмешательство в историю, ты тем самым
восстанавливаешь настоящее положение вещей.
     Эверард запыхтел трубкой.
     - Только не напоминай мне, что "настоящее положение вещей" бессмысленно
в этом контексте. Я просто не  нашел более удачного выражения, но  ты должен
понимать, о чем я хотел сказать...
     - Ну-ну.
     - Но  когда наши господа, наши дорогие супермены данеллиане приказывают
нам  вмешаться... Мы знаем, что  экспедиция Токтая  больше  не  вернулась на
родину. Зачем  тогда  кому  бы то ни было принимать в этом участие? Если они
набредут  на дружественные индейские племена и смешаются с ними, я ничего не
имею против. И даже если индейцы их всех  перебьют,  тоже  не  возражаю;  по
крайней мере,  не больше, чем против любого убийства в этой проклятой бойне,
называемой Историей.
     Нам  не обязательно  убивать  их. Просто нужно заставить  их  повернуть
обратно. Сегодняшней демонстрации вполне может оказаться достаточно.
     - Да. Повернуть обратно... и что потом?  Видимо, крушение  в океане. Им
нелегко  будет   вернуться  домой  -  штормы,   течения,  туманы,  рифы.  Их
примитивные  корабли  предназначены  в  основном для  плавания в  прибрежных
морях.  А нам  всего лишь надо позаботиться, чтобы они именно сейчас сели на
корабли и вернулись! А если мы не вмешаемся, они вернутся домой позже... Так
какая, в конце концов, разница? Почему мы должны брать вину на себя?
     - Им не обязательно плыть домой, - прошептал Сандовал.
     - Что? - Эверард вскочил.
     - По  разговору Токтая я  понял,  что он  собирается  вернуться в Китай
верхом,  а не  на  кораблях.  Как  он правильно догадался,  Берингов  пролив
нетрудно пересечь по льду:  алеуты делают это  довольно часто. Мэнс, я боюсь
нам будет трудно пощадить их.
     - Но они никогда не вернутся в Китай! Мы знаем это!
     - Допустим, что ты прав... - Сандовал начал  говорить быстрее и намного
громче. Ночной ветер безуспешно пытался унести его слова  в темноту. - Давай
немного пофантазируем. Пусть Токтай направится к юго-востоку. Я не вижу, что
его может остановить. Ему не придется идти слишком долго, чтобы добраться до
неолитического  племени землепашцев  пуэбло.  К августу он  будет в Мексике,
которая сейчас не менее цветущая, чем  была... будет... во времена вторжения
Кортеса. А дальше еще  большее  искушение - ацтеки и тольтеки все еще бьются
за  господство  на Юкатане.  А  множество  мелких  племен  околачиваются  по
соседству,  присоединяя к себе любых чужеземцев и воюя  против тех и других.
Испанские ружья  не помогли... то есть, не помогут,  если  только вы  читали
Диаса...  Монголы  по  развитию не намного ниже любого  испанца...  Я уж  не
говорю о том, что Токтай сразу  же захватит власть: он будет очень осторожен
и любезен, перезимует, выведав за  это время все,  что можно, а на следующий
год вернется на север, достигнет родины и доложит Кубилаю, что самая богатая
золотом, самая красивая на земле страна только и ждет, чтобы ее завоевали!
     - Да... А другие индейцы? - спросил Эверард. - Я очень мало знаю о них.
     - Новая  империя Майя в  зените своей  славы.  Твердый  орешек, но тоже
чересчур  соблазнительный.  Я  уверен,  что  если  уж  монголы  обоснуются в
Мексике, ничто не сможет их уже остановить. В  Перу сейчас еще более высокая
культура,  и тоже  никакой организации;  Кечуа-аймара, так  называемая  раса
инков,  наиболее могущественная  среди всех. И потом - земля! Представляете,
что сделает племя монголов из Великих Равнин!
     - Не  думаю,  чтобы  они стали эмигрировать  целыми племенами, - сказал
Эверард.  От слов  Сандовала ему стало  немного не  по себе, и  он перешел к
защите. - Не забывайте, что им предстоит пройти Сибирь и Аляску.
     - В  истории преодолевались и большие трудности. Я не хочу сказать, что
они хлынут сразу целой ордой. Не  один век пройдет, пока они начнут массовую
эмиграцию. У  европейцев это  заняло еще больше  времени. Я ясно представляю
себе  многочисленные  племена  азиатов,  заполнившие  Северную  Америку.  Со
временем они захватят Мексику и Юкатан, поставив во главе их по малому хану.
Вспомните,  Цинскую династию должны  уничтожить менее чем через сто лет. Это
будет  дополнительным стимулом для китайцев придти сюда, возделывать землю и
добывать золото.
     - Я думаю... только не обижайтесь на мои слова, - сказал Эверард, - что
вы последний из людей, которые хотят ускорить завоевание Америки.
     - Это будет совсем другое завоевание, - произнес Сандовал. - Ацтеки мне
безразличны. если вы изучали историю, то должны понять, что Кортес оказал им
немалую  услугу. Конечно,  для  других  племен это  будет сначала тяжко.  Но
только сначала. Не  такие уж монголы и дьяволы  - у нас предубеждение против
них только из-за нашествий в Европу. Мы забываем, как наши дорогие европейцы
в  те  же  самые  века уничтожали и мучали  себе подобных. Мне  кажется, что
монголы  чем-то  напоминают  древних  римлян.  Да,  они  уничтожают  народы,
оказывающие  им сопротивление, но в то же время, уважают права и законы тех,
кто  сдается  на  милость победителя.  У них  похожая военная организация  и
довольно  компетентные правители. Конечно, у  монголов не  отнять только  им
присущие национальные черты характера, но здесь еще налицо довольно развитая
цивилизация. И, разумеется,  монгольское государство занимает сейчас намного
большую площадь, чем когда-либо мог себе представить Рим.
     Что  касается  индейцев,  то не  забывайте, что  монголы  -  скотоводы.
Никаких  конфликтов   между  охотником  и  фермером,  как  было  во  времена
завоевания Дикого Запада, в данном случае не произойдет. Ко всему прочему, у
монголов   нет   расовых  предрассудков   и  миссионерских  привычек.  После
непродолжительной войны навайо, чироки, семинолы, алгонкины, чипевва, дакоты
и остальные - будут только рады подчиниться и стать  зависимыми. Почему бы и
нет?  Индейские  племена  получат  лошадей,  овец,  а  затем  и  текстиль, и
металлургию. И хотя они численностью будут превосходить завоевателей, и те и
другие будут  иметь равные права, чего они никогда бы  не получили  от белых
фермеров в век индустрии.
     - Но  сюда придут и  китайцы,  неся  с  собой цивилизацию  со всеми  ее
пороками, - сказал Эверард.
     -  Боже  мой,  Мэнс!  Когда все-таки Колумб  приплывет сюда,  он найдет
страну   обетованную!   Здесь  будет  Великое  Ханство  -  самое  сильное  и
могущественное государство в мире!
     Сандовал умолк. Эверард задумчиво прислушивался к шуршанию  листьев. Он
долго еще смотрел в темноту, прежде чем заговорить.
     - Ну что ж,  все это вполне возможно. Нам же придется жить в этом веке,
пока критический момент не  станет прошлым. Наш  собственный мир  перестанет
существовать. Вернее, он никогда и не существовал.
     - Не такой уж это  был  хороший  мир, - проговорил  Сандовал как  бы  в
полудреме.
     - Вы думаете о... о своих родителях? Они  ведь  тоже никогда бы не были
рождены...
     - Они жили в нищете и грязи. Я однажды видел, как рыдал мой отец, когда
не смог зимой купить нам ботинки. Моя мать умерла от туберкулеза...
     Эверард долго сидел не шевелясь. Первым  очнулся Сандовал. Он вскочил и
засмеялся немного напряженно.
     -  Что я там  наплел? Не  слушайте, Мэнс,  это просто болтовня. Давайте
спать. Хотите, я буду дежурить первым?
     Эверард согласился, но долго не мог заснуть.


     Скуттер  прыгнул во времени на  два дня вперед и сейчас парил высоко  в
небе, невидимый для невооруженного глаза.
     Было  холодно.  Настраивая  электронный  телескоп,  Эверард   поплотнее
запахнул куртку.  Даже  при полном увеличении экспедиция выглядела маленькой
точкой на зеленом фоне. Но никаких других отрядов здесь быть не могло.
     Он повернулся к своему компаньону:
     - И что дальше?
     По лицу Сандовала трудно было что-нибудь понять.
     - Что ж, если наша демонстрация не помогла...
     - Какая там демонстрация! Могу поклясться, что они двигаются в два раза
быстрее, чем раньше. Почему?
     - Чтобы  дать наиболее  правильный ответ,  Мэнс,  мне  нужно узнать как
следует характер  каждого из этих  монголов. По  всей видимости,  мы бросили
вызов их храбрости. Это агрессивная культура, не мыслящая свое существование
без  войн,   где  смелость  и   отвага   являются   первыми   и  абсолютными
добродетелями... Что им еще оставалось делать, как  не продолжать свой путь?
Если бы они отступили перед первой же угрозой, они потеряли бы к себе всякое
уважение.
     - Но ведь  монголы  не идиоты, котрые  кидаются завоевывать  первую  же
увиденную  ими  страну!  Прежде чем  использовать силу, они  пытаются узнать
военные возможности противника. По всем правилам Токтай должен был отступить
и доложить обо всем хану, чтобы тот организовал другую, более подготовленную
экспедицию.
     - Это вполне могут сделать люди, оставшиеся у кораблей. Теперь я  вижу,
насколько  мы недооценили Токтая.  Видимо  он  условился  с  ними,  что если
экспедиция  не  вернется  в какой-нибудь определенный  срок, допустим, через
год,  то  корабли должны  плыть  обратно.  Если же по  пути  ему  встретятся
какие-то  неожиданности, вроде нас с вами, ничто не помешает ему отправить к
кораблям проводника-индейца.
     Эверард  безнадежно кивнул. Его  втянули в это  дело, не  дав даже  как
следует  подумать и составить свой план. Но  разве Сандовал виноват  в этом?
Через некоторое время Эверард сказал:
     - Допустим. Но что нам делать дальше?
     Опуститься  бы пониже...  Несколько  выстрелов  из энергетической пушки
сорокового  века, и все... Боже... меня сошлют на отдаленную планету, прежде
чем я нажму спуск. Всему есть предел.
     - Придется провести более впечатляющую демонстрацию, - сказал
     Эверард.
     - А если и она не поможет?
     - Не каркай! Надо попытаться!
     -  Я просто спросил. Почему  бы  не предотвратить экспедицию  с  самого
начала?  Отправиться ко двору Кубилая на несколько лет  назад и  попробовать
доказать  ему, что он только зря потеряет людей и время, пытаясь исследовать
эти земли. тогда этого вообще не случится.
     - Устав Патруля запрещает нам изменять историю.
     - А что же тогда мы делаем?
     - Мы  всего лишь  исполняем  приказ  высшей инстанции. Видимо для того,
чтобы исправить какое-либо вмешательство  в пространстве-времени... Откуда я
знаю? Я лишь ступенька в иерархической лестнице.
     У даннелиан такие возможности, которые нам и не снились...
     - Папа лучше знает, - прошептал Сандовал.
     Эверард сжал зубы.
     - Нет уж,  - произнес он. - Если  ты втянул меня в это  дело, то изволь
слушать  до конца. ФАкт остается фактом.  Видимо, события при дворе  Кубилая
сочли  серъезными  и опасными. Что  будет  дальше  - не наше дело. Документы
свидетельствуют, что они не вернулись  назад.  И причиной этому будем не мы;
думать обратное - это все равно, что считать себя убийцей, если ты пригласил
знакомого на обед, а он по дороге к тебе попал под машину...
     - Ну вот что, хватит болтать и давайте работать, - отрезал Сандовал.
     Эверард движением рычага послал  скуттер вперед. После продолжительного
молчания он заговорил:
     - Видите  этот  холм?  Он  стоит прямо на пути  Токтая, и  я думаю,  он
разобьет лагерь не доходя до него, в той маленькой долине у ручья. Эта горка
- самое подходящее место для новой демонстрации силы.
     - Что ж, устроим фейерверк? Это будет весело! Монголы хорошо знакомы  с
порохом.
     - Да,  но  когда  я собирал оружие для этого  путешествия,  то захватил
нечто такое, о чем они не слышали...
     На вершине холма росло несколько высоких сосен. Эверард опустил скуттер
между ними и принялся  разгружать багажное отделение. Сандовал молча помогал
ему.  Лошади,  выдрессированные  Патрулем,  спокойно  вышли  из  специальных
клеток, в которых они находились во время пространственно-временного скачка.
     Через некоторое время Сандовал спросил:
     - Что вы собираетесь делать?
     Эверард похлопал по небольшому прибору, освобожденному от упаковки.
     - Это аппарат погоды,  изобретенный в Золотые Века.  Ручаюсь, что таких
ярких молний и такого грома вы еще не видели и не слышали.
     - Гм... - внезапно улыбнулся Сандовал. - Вы выиграли. Это пойдет.
     - Приготовьте, пожалуйста, ужин, пока я тут вожусь... О, да  вот  и наш
прожектор миражей! Если  вы накинете на голову капюшон или что-нибуть в этом
роде, я  с помощью этой штуки превращу вас в такого урода с милю ростом, что
и мертвый испугается.
     День тянулся медленно. Наконец  Эверард увидел в  бинокль, как  монголы
стали  спешиваться,  и  разбивать  лагерь  в  том  самом  месте,  где  он  и
предполагал.  Несколько  воинов отправились  на охоту, а основной отряд  уже
устраивался у костров.
     Когда  темнота сгустилась,  Эверард заметил расставленных вокруг лагеря
охранников,  верхом  и с  луками наготове.  Ему  было  не по себе, как он не
пытался взбодриться.
     Вскоре над снежными вершинами засверкали звезды. Пора.
     -  Ты стреножил лошадей,  Джек? Они  все-таки  могут испугаться.  А  уж
насчет  монгольских лошадей  я  не  волнуюсь!  Ну что ж,  поехали! - Эверард
повернул ручку прибора.
     Сначала  между  землей  и  небом  возникло  белоголубое  сияние.  Затем
вспыхнул  сноп молний,  деревья закачались  под ударами  ураганного ветра, и
гром эхом отозвался  в горах. Тотчас  же Эверард  выбросил несколько шаровых
молний,  которые  крутясь,  брызгая  пламенем, помчались к  лагерю и стали с
треском лопаться. В долине было светло, как днем.
     Полуслепой  и  оглушенный   Эверард  нащупал  новую  кнопку  и  включил
флюоресцентную ионизацию. На небе расцвело северное сияние: кроваво-красные,
зеленые и фиолетовые полотна полыхали в такт оглушительным раскатам грома.
     Тем временем Сандовал готовился к своей  роли. Он разделся  до  трусов,
вымазал  свое  тело  глиной,  раскрасил лицо, став  неузнаваемым.  Заработал
прожектор миражей. На холме вырос еще один холм, раза в три выше. Гигантский
индеец   принялся  отплясывать  дикий  танец  с  прыжками  от  горизонта  до
горизонта, сопровождаемыми громовыми раскатами и ярким заревом.
     Эверард зажмурился, чувствуя, как в нем  поднимается волна первобытного
ужаса.
     Ну, уж если и это их не остановит...
     Он взглянул на хронометр. Уже прошло полчаса... еще пятнадцать минут, и
можно кончать. Монголы наверняка останутся в лагере до утра - слишком сильно
в них  чувство дисциплины. Надо подождать  еще несколько часов и показать им
финал  спектакля  -  снести лазером  какую-нибудь  рощицу неподалеку  от  их
лагеря. Эверард махнул Сандовалу. Индеец, тяжело дыша, опустился на землю.
     - Неплохо, Джек, - голос Эверарда звучал до странности тихо.
     - Я уже забыл, когда в последний раз это делал, - прошептал Сандовал.
     Он  зажег  спичку, неожиданно  треснувшую  в наступившей тишине. Слабое
пламя  осветило бескровные губы. Потом огонек погас,  и  в темноте  осталась
только красная точка его сигареты.
     - В нашей резервации никто не относился  к этому серьезно, - проговорил
он через несколько минут. - Старики хотели, чтобы мы знали их танцы, хранили
обычаи и всегда  помнили,  что мы  -  все еще народ. Но  мы учили эти танцы,
чтобы развлекать туристов.
     Последовала   долгая  пауза.  Эверард  собирал  оборудование.  Сигарета
индейца казалась последней звездой во Вселенной.
     -  Туристы!  - сказал он наконец. - Сегодня я  первый раз танцевал ради
танца. Раньше я никогда этого не чувствовал.
     Эверард промолчал. Внезапно он настороженно прислушался.
     - Ты ничего не слышишь, Джек?
     В глаза ему ударил луч фонаря.
     Секунду он сидел ослепленный, потом, выругавшись, потянулся  к станнеру
и вскочил на ноги. Из-за деревьев выпрыгнула  тень. Эверард отпрянул назад и
выстрелил наугад.
     Луч  фонаря вспыхнул  еще раз, осветив Сандовала.  Навайец еще не успел
переодеться  и  оружия  у него не  было. Он еле  успел  увернуться от кривой
монгольской сабли. Упав на одно колено, он  провел прием джиу-джитсу. Монгол
с воем перелетел  через него и плашмя рухнул на землю.  Сандовал моментально
вскочил: костяшки  пальцев  одной его  руки вонзились в подбородок  монгола,
ребро ладони  другой  - в  адамово яблоко. Резко повернувшись,  он парировал
нападение сзади.
     Из-за  сосен  послышался громкий голос, отдававший приказание.  Эверард
попятился назад. Одного воина он сбил с ног рукояткой  пистолета. Но на пути
к скуттеру  появлялось  все  больше  монголов. Вокруг  его  плеч со  свистом
обвился аркан. Он начал отчаянно бороться - на нем повисло четверо. Какое-то
мгновение он видел, как Сандовала бьют по голове рукоятками сабель, но потом
ему было уже некогда смотреть  -  приходилось бороться за свою жизнь. Дважды
он  поднимался на ноги, но станнер у него  выбили, а маузер  вытащили  из-за
пояса. Его волокли по земле и били ногами, кулаками и рукоятками сабель.


     Токтай приказал покинуть лагерь перед  рассветом. С первым лучом солнца
караван  вновь  шел  по   долине.  Земля  постепенно   становилась  сухой  и
бесплодной.  На горизонте  виднелось лишь несколько  горных  вершин,  смутно
белеющих  на фоне бледного неба.  Маленькие  монгольские лошади резво бежали
вперед; над притихшей  долиной далеко разносился стук копыт, окрики верховых
и скрип кожи.
     Эверард  ни о чем не  мог думать.  Руки ему оставили свободными, однако
ноги привязали к  седлу.  Кроме  того, перед  походом он был раздет догола -
мудрая предосторожность против странной незнакомой одежды  - и одет в тесную
монгольскую одежду.
     Скуттер  остался  на   холме  -  Токтай   не   хотел   рисковать  такой
могущественной  вещью.  Для  пленников  он  приказал  привести  их  лошадей,
оседланных и с постельным бельем в сумках.
     Монотонно стучали копыта. Один из воинов посторонился, пропуская Ли Тай
Чунга, который поехал рядом с Эверардом. Патрульный угрюмо взглянул на него.
     - Ну?..
     - Боюсь,  что ваш друг уже не очнется, - сказал китаец. - Я устроил его
поудобнее...
     То  есть  на импровизированных  носилках  между двумя  лошадьми...  Да,
здорово они его отделали. Врачи Патруля поставили бы его на ноги за полчаса.
А ближайшее отделение Патруля - в Канбалыке, и  о том, чтобы Токтай отпустил
меня обратно для вызова помощи по рации, нечего и думать. Специалист Патруля
Джек Сандовал закончит свою жизнь здесь, за шестьсот пятьдесят лет до своего
рождения...
     Эверард  заглянул  в холодные  темно-карие  глаза,  любопытные  и  даже
дружелюбные, но абсолютно чуждые ему. Он знал, что все аргументы, которые он
мог бы привести, здесь, в этом веке, бесполезны.
     -  Неужели  вы  по  крайней  мере   не  можете  объяснить  Токтаю,  как
безрассудна его затея?
     Ли покачал головой.
     - Теперь мы знаем, уважаемый, что ваш  народ  обладает неизвестным  нам
могуществом,  -  сказал он.  -  Эти варвары...  - тут  он бросил  взгляд  на
ближайшего воина, но  тот,  видимо, не понимал китайского языка, - завоевали
много государств, превосходящих  их  во всем, кроме  военного искусства. Нам
ясно, что вы говорили  правду о своем государстве, но избегли  ее, говоря  о
враждебных соседях. Очевидно, их просто нет. Зачем  же  тогда ваш повелитель
пытается напугать своих гостей, если он их не боится?
     - Наш правитель не любит кровопролития. Но если вы вынудите его...
     -  Ну хорошо, - Ли болезненно сморщился и помахал рукой, будто  отгоняя
насекомое.  -  Говорите   Токтаю,  что  хотите  -  я  не  буду  вмешиваться.
Возвращение  на родину  меня не  опечалит, я  здесь  только потому,  что мне
приказали.  Но... между нами,  давайте говорить откровенно, как  умные люди,
без глупых запугиваний.  Разве вы  не убедились,  уважаемый, что  этих людей
невозможно запугать.  Смерть  они  презирают,  а, зная, что со  временем они
могут  умереть  в еще  более страшных  мучениях, они даже  иногда желают ее.
Единственное, в чем абсолютно уверен Токтай  - это что вечный позор падет на
его голову,  если  он повернет назад после  всего происшедшего, а  продолжая
путь, он покроет себя вечной славой.
     Эверард вздохнул. Судя по всему то, что  их удалось взять в плен, стало
для монголов поворотным пунктом. Когда начался их спектакль, монголы чуть не
разбежались  в   ужасе  (и  сейчас,  вспоминая  это,   будут  еще  жестче  с
пленниками), вдобавок,  пропало несколько  лошадей.  Уже понятно, что  в  их
пленении  не  последняя  вина  китайца,  который,  видимо,  уговорил  Токтая
атаковать, пока молнии не сожгли дотла их лагерь.
     Мы  недооценили  этих   кочевников.  Нам  нужно  было  взять   с  собой
специалиста, досконально  знающего  все  особенности  монголов... И  вот  мы
решили,  что  простой  демонстрации  окажется   достаточно...  В  результате
спасательная команда Патруля придет, когда Джек будет уже трижды мертв...
     Эверард взглянул на каменное лицо воина слева.
     Возможно, скоро я буду выглядеть  не  лучше Сандовала... Эти парни  еле
сдерживаются, и скорее  убьют меня,  чем оставят в живых. И  даже  если я (к
несчастью) выживу,  или меня  спасут патрульные - как я смогу смотреть им  в
глаза?  Свободный агент  со всеми привилегиями своего ранга обязан проводить
любые  операции  без  посторонней помощи... не ведя ценных и нужных людей на
смерть.
     -  И  я искренне  желаю больше  не  причинять вам  какие бы то ни  было
неудобства...
     - Что? - спросил Эверард, поворачиваясь к Ли.
     -  Вам разве  не известно, что  наши  проводники-индейцы  удрали? Но мы
надеемся встретить другие племена...
     Эверард  слабо  кивнул головой. Солнце  светило  ему  в глаза.  Его  не
удивляла быстрота,  с которой монголы  пробираются через  незнакомые места и
договариваются с  людьми, говорящими на чуждых им  языках.  Что ж,  если  не
обращать особого внимания  на грамматику,  уже через несколько  часов  можно
освоить  основные  слова и жесты; потом за какие-то месяцы  с  помощью живой
речи проводников овладеть языком в совершенстве.
     -  ... и нанимать время  от  времени новых проводников, как мы  уже это
делали раньше, - продолжал бубнить  Ли. - Сейчас пока  убежавших проводников
нам  будете заменять вы.  В  случае неверного  направления,  вполне понятно,
наказание будет  самое нецивилизованное. С другой стороны,  преданная услуга
всегда будет  вознаграждена.  А когда мы придем к  власти, вы  даже  сможете
занять высокое положение при дворе.
     Эверард  почти  не слушал  его. Мысли патрульного текли совсем в другом
направлении.
     Он уже принял  за  факт то, что Патруль пошлет  людей к ним  на помощь.
Очевидно, что-то  должно было предотвратить  возвращение Токтая. Но для чего
тогда  им  было  приказано  вмешаться,  да еще  таким парадоксальным  путем,
который логика человека двадцатого века не воспринимала? Почему именно в это
момент именно этого континуума?
     Боже великий! Возможно, монгольскую экспедицию должен ожидать успех! И,
значит,  то  будущее  Американского  ханства,   о  котором  Сандовал  только
мечтал... должно быть действительным будущим!. .
     Пространство-время нестабильно. Мировые  линии могут повернуть вспять и
уничтожить сами себя, так что любые самые важные события покажутся мелкими и
незначительными...  И  Мэнс  Эверард, захваченный в плен в  далеком  прошлом
вместе  со  своим  напарником  Джеком  Сандовалом,  пришел  из   никогда  не
существовавшего  будущего,  в  качестве  агента  Патруля  времени,  которого
никогда не было и не будет!. .


     На  закате караван остановился в  холмистой местности,  покрытой редкой
травой и кустарником. Под копытами клубилась мелкая пыль.
     Эверард помог опустить Сандовала на землю. Глаза  навайца были закрыты,
лоб сух и горяч. Сухие губы  что-то бормотали в бреду. Единственное, что мог
Эверард для него сделать - это смочить губы водой из мокрого платка.
     Монголы оживились. Они избежали двух больших опасностей,  а других пока
не предвиделось, и гордость переполняла  их. Слышались громкие  крики, кумыс
лился рекой.
     Эверард с  Сандовалом оказались примерно в центре лагеря. Два стражника
с  поднятыми  луками сидели в нескольких шагах  от патрульных, игнорируя все
вопросы. Они лишь по очереди вставали со своего места и подбрасывали ветки в
костер.  Постепенно  голоса вокруг  стихали, люди укладывались спать. Где-то
завыл койот.  Эверард тщательно  укрыл Сандовала попоной - становилось очень
холодно.  Он  поплотнее  завернулся  в  свою  скудную  монгольскую одежду  и
пожалел, что  они не оставили ему даже трубку.  Внезапно  рядом под чьими-то
шагами зашуршала земля.  Стражники мгновенно выхватили  из  колчанов стрелы,
наложив их  на  тетиву. В  свете  костра  показался сам Токтай с  непокрытой
головой.  Воины низко поклонились  и исчезли в  тени.  Эверард  взглянул  на
монгола  и  опять опустил голову.  Нойон  некоторое время молча  смотрел  на
раненого. Наконец он произнес:
     - Не думаю, что твой друг доживет до следующего заката...
     Эверард кивнул.
     - Разве у вас нет чудодейственных лекарств? - спросил Токтай. - В ваших
седельных сумках мы нашли много странных вещей.
     - У меня с собой только средство от заразных болезней и  против боли, -
машинально  ответил  Эверард.  -  С  проломанным  черепом его надо  везти  к
искусным врачам.
     Токтай присел, протянув руки к огню.
     - Жаль, что у меня нет лекаря.
     - Вы можете отпустить нас, - безнадежно сказал Эверард. - Моя  повозка,
которая осталась у предыдущего лагеря, может отвезти его к врачу.
     -  Но  ты же  знаешь,  что я не могу  этого позволить! -  в голосе  его
прозвучало  нечто  вроде жалости. -  В  конце концов, о Эбурар, не я  первый
начал.
     Это была правда, и Эверард промолчал.
     - Я больше не сержусь на тебя за это, - продолжал Токтай. -  И  все еще
хочу быть вашим другом. Если бы это было не так, я давно бы сделал привал на
несколько дней и выпытал бы у вас все, что вы знаете.
     Улыбка Токтая напоминала волчий оскал.
     -  Вы  мне можете  быть очень  полезны как заложники. Мне нравится ваше
самообладание. И  я подозреваю, что  вы не принадлежите к народу этой  южной
страны.  Я  думаю,  что  вы - странствующие  шаманы. А  еще  вы  сами хотите
завоевать это южное государство и не желаете, чтобы чужеземцы вам мешали.
     Токтай сплюнул в огонь.
     -  У  нас  есть  много  сказок, в  которых  храбрый  герой  обязательно
побеждает злого волшебника. Почему и я не могу этого сделать?
     Эверард вздохнул.
     - Скоро ты, нойон, поймешь, почему.
     Он удивился, если бы узнал, насколько справедливы были его слова.
     - Ну-ну! - Токтай похлопал его по спине. - Не можешь ли ты хоть немного
раскрыть свои секреты? Между нами нет крови. Будем друзьями!
     Эверард молча указал пальцем на Сандовала.
     -  Признаю, мне стыдно за это, -  сказал нойон. - Но, согласись, у меня
не было  другого  выхода. Он  оказал  сопротивление слуге  великого  хана! А
теперь забудем об этом и выпьем, Эбурар. Я пошлю человека за бурдюком.
     Патрульный брезгливо скривил губы.
     - О, ваш народ не любит кумыс? Но больше у нас ничего нет. Ягодное вино
мы выпили еще в море.
     - Разреши  мне  тогда  выпить  своего  виски... - Эверард  взглянул  на
Сандовала и отвернулся от костра, стараясь скрыть свое волнение.
     Боже мой, ведь это можно использовать!
     - Что?. .
     - Это вино нашего народа. Оно лежит в седельных сумках.
     -  Гм... - Токтай  заколебался.  -  Пойдем,  ты  достанешь его  на моих
глазах.
     Эверард,  сопровождаемый   Токтаем  и  стражниками,  пошел  к  лошадям,
пробираясь  через  кустарник  и  спящих  вповалку воинов.  Вскоре при  свете
горящего факела  он  стал  осторожно разбирать  свои  вещи.  Мышцы  на спине
патрульного  напряглись,  словно  чувствуя направленные на него  наконечники
стрел. Он вернулся к костру с двумя флягами шотландского виски.
     Присев на  землю, Токтай  внимательно следил,  как  Эверард наливает  в
колпачок виски, а потом осторожно понюхал жидкость.
     - Странно пахнет, - пробормотал он.
     - Хочешь попробовать? - Эверард протянул ему флягу.
     Шанс был один из миллиона. Эверард отчаянно хватался за соломинку. Ни о
чем другом он не мог думать - рядом лежал умирающий товарищ.
     Монгол  еще  раз опасливо втянул  носом воздух,  глянул  на Эверарда  и
решительно поднес фляжку к своим губам.
     - Уоо-оо-оо!!!
     Эверард еле успел поймать отброшенную в  сторону флягу. Багровый Токтай
задыхался  и плевался.  Один из стражников  моментально  натянул  тетиву,  а
другой прыгнул к  Эверарду и вцепился в  его плечо. Со  свистом  вылетела из
ножен сабля Токтая.
     - Это не яд! - поспешно  воскликнул патрульный. - Просто вы к такому не
привыкли. Смотрите, я спокойно пью это сам.
     Токтай махнул стражникам, и те нехотя отошли.  Нойон сквозь выступившие
слезы смотрел на Эверарда.
     - Из чего вы это делаете? - спросил он хрипло. - Из драконьей крови?
     - Примерно.
     У Эверарда не было никакого желания объяснять суть процесса перегонки.
     - Так что лучше пей свое кобылье молоко...
     -  О! От твоей драконьей  крови делается тепло, как от  перца, - Токтай
почмокал губами и протянул руку. - Дай мне еще.
     Эверард сидел, не двигаясь.
     - Ну?! - проревел монгол.
     Патрульный покачал головой.
     - Я же говорю, что это зелье слишком крепко...
     - Что? Да как ты смеешь!
     -  Ладно-ладно,  вся   ответственность  будет  на  тебе.  Но  я  честно
предупреждаю, и твои воины тому свидетели, завтра ты будешь нездоров.
     Токтай,  не  слушая  его, приник  к  фляжке  и сделал несколько  добрых
глотков.
     - Ерунда. Я просто сначала не был готов. Теперь пей ты.
     Эверард пил, растягивая время. Токтай нетерпеливо ерзал на месте.
     - Поторопись, Эбурар! Или нет, дай лучше мне другую флягу.
     - Хорошо. Ты здесь хозяин. Только не пей столько же,  сколько я.  Ты не
сможешь.
     - То есть как это не смогу?! В Каракумах я перепил двадцать человек!  И
не каких-нибудь там китайцев - это были великие монгольские воины.
     Токтай  сделал  еще несколько  долгих глотков.  Эверард,  напротив, пил
осторожно. Но нервы у него были напряжены настолько,  что по действию  виски
оказалось не  крепче  воды. Пора было форсировать события.  Он протянул свою
флягу ближайшему стражнику.
     - Возьми, согрейся. Ночь холодна, а вам еще долго не спать.
     Токтай, уже слегка осоловелый, поднял голову.
     - Какая хорошая вещь, - рассуждал он.  -  слишком хорошая для... -  но,
взглянув  на  своих  воинов, замолчал.  При  всей  жестокости и  абсолютизме
монгольской  империи  ее военначальники  делили все  радости  и  невзгоды со
своими подчиненными.
     С упреком взглянув на Токтая, стражник поднес фляжку к губам.
     - Полегче, - сказал Эверард. - От этого может закружиться голова.
     - У монголов никогда не кружится голова, - объявил нойон, вливая в себя
очередную порцию. - Мы крепки, как бронза.
     -  В  этом  и несчастье  монголов. Такой  крепкий,  что никак не можешь
напиться...
     Первый воин, облизнувшись, с сожалением протянул флягу своему напарнику
и вернулся на пост. Токтай сделал еще глоток и поднялся на ноги.
     - Да, это  было прекрасно. А  теперь, Эбурар, ложись спать. Отдайте ему
флягу, воины.
     Эверард напрягся, лихорадочно соображая, что делать дальше.
     -  Спасибо, я  с удовольствием выпью еще  перед сном, - сказал  он. - Я
рад, что ты все-таки понял - оно слишком крепко для вас.
     - Чтот-тыс-каз-зал? - Токтай уставился на него мутными глазами. -
     Для-мнглов-нчго-н-быва-ат-слшком-крпко! Н-для-мнглов!
     Он покачнулся,  пытаясь  вновь поднести флягу ко  рту.  Первый стражник
между тем вновь лихорадочно присосался к живительной влаге, словно опасаясь,
что потом будет слишком поздно. Эверард судорожно вздохнул.
     В конце концов, это могло и не получиться. Могло...
     Вне всякого  сомнения, эти храбрые вояки могли пить кумыс, вино,  пиво,
мед, квас - любой напиток этой эпохи. Но беда была в  том, что крепость этих
жидкостей не превышала 24 градуса. Хорошее шотландское виски - совсем другое
дело.  Если  пить его  как пиво,  или  даже как вино, можно попасть в  беду.
Опьянеешь намного скорее, чем поймешь это и вскоре свалишься без сознания.
     Эверард потянулся за флягой, в которую вцепился один из воинов.
     - Дай сюда, - сказал он. - А то мне ничего не останется.
     Не  обращая на него  внимания, монгол глотнул еще раз и  передал  флягу
товарищу.  А когда  Эверард  встал, чтобы забрать  флягу, тот  ударил его  в
живот. Эверард упал на спину и услышал пьяный хохот монголов. Шутка была так
хороша, что по этому поводу было решено выпить еще.
     Эверард  первый  заметил,  что  Токтай  уже дошел  до нужной  кондиции.
Храбрый военначальник из сидячего положения, перевалившись на бок, незаметно
перешел в лежачее. На губах его играла бессмысленная улыбка.
     Нервы  Эверарда  были напряжены  до предела.  Первый стражник  свалился
минутой  позже. С трудом он  отполз от костра и  стал  выдавать обратно свой
ужин. Другой, судорожно икая, встал, и еле держась на ногах, поднял саблю.
     - Ты к-кто? - проблеял он. - Т-ты отравил нас, п-предатель!
     Эверард,  не  раздумывая,  перепрыгнул  костер  и,  прежде  чем  второй
стражник  понял, в  чем дело, навалился  на  Токтая. Завывая, воин бросиллся
вперед.  Эверард  выхватил  саблю  нойона.  Ему  не  хотелось  убивать почти
безоружного человека: он лишь выбил у него из рук оружие и ударил кулаком  в
подбородок. Монгол  тяжело рухнул на бок и успокоился на ближайшие несколько
часов.
     Эверард помчался прочь от костра. Проснувшиеся воины окликали его.
     Он  услышал  топот копыт:  воин, стороживший  лошадей, поскакал  узнать
причину шума.
     Кто-то почти рядом с ним раздул  тлеющую ветку и  стал светить  вокруг.
Эверард упал на живот и прижался к земле. Воин прошел в метре от его головы,
но не заметил беглеца.
     Когда  огонь удалился, патрульный  вскочил и бросился  в темноту. Сзади
слышались  крики, проклятия и ругань, по которой  можно было понять, что они
обнаружили нойона и двух стражников.
     Эверард изо всех сил бежал к лошадям.
     Весь  "подвижной  состав" был тщательно  стреножен и охранялся. Один из
воинов, увидев его в потемках, поскакал ему навстречу. Резкий голос спросил:
     - Что случилось?
     Эверард  ответил  самым  высоким  голосом,  на  который  он только  был
способен:
     - Атака на лагерь!
     Это  было  попыткой  выиграть  время,  пока всадник  не узнал его  и не
выпустил стрелу. Затем Эверард прыгнул, схватил лошадь за уздечку. Часовой с
диким  воем  выхватил саблю.  Патрульный уклонился и легко  парировал  удар.
Потом  он сделал ответный выпад  и оставил саблю  Токтая в  теле противника,
ранив его  в бедро. Оттолкнув монгола, он вскочил на лошадь,  тотчас увидев,
что навстречу ему скачет еще один всадник. Услышав характерный звон тетеивы,
Эверард  нагнулся,  и  вовремя  -  там,  где только  что  была  его  голова,
просвистела  стрела. Под непривычной тяжестью  украденная лошадь  встала  на
дыбы.  Эверард потерял  целую  минуту, пытаясь  совладать  с ней. Лучник мог
убить  его  со второй  попытки, но,  к  счастью,  его лошадь  проскакала  по
инерции,  и монгол  промахнулся  в темноте. Прежде, чем  он  смог  повернуть
лошадь, Эверард уже скрылся в ночи.
     Он  подъехал  к  пасущемуся  табуну, снял с  украденной  лошади аркан и
поймал  еще одного  скакуна. Перерезав  путы  на его ногах, он повел коня за
собой. Проехав несколько метров, Эверард оглянулся. Погони  еще  не было.  И
неудивительно  -  сначала  им  нужно  было  прийти  в  себя,  оставшись  без
начальника. Хотя...
     В темном  небе засверкали первые зарницы. Он  придержал скакуна. Теперь
не было  нужды  торопиться.  Это будет  Мэнс  Эверард...  который вернулся к
машине времени и забросил ее к югу в пространстве и назад во времени.
     Патруль запрещал им помогать себе таким образом. Слишком велик был риск
замкнуть собой круг или перепутать прошлое с будущим.
     Но сейчас им придется посмотреть  на это сквозь пальцы. И даже обойтись
без единого упрека.  Потому что все это - для спасения Джека Сандовала, а не
Мэнса Эверарда. Я жив, здоров  и уже свободен. Кроме того,  я  могу запутать
погоню в горах, которые  знаю лучше, чем монголы. Это путешествие во времени
назад - только для спасения жизни моего товарища...
     Кроме того, как  это  ни горько, в чем же заключается наше задание, как
не в самом проведении линии будущего, вернувшегося создать свое прошлое? Без
нашего вмешательства монголы легко могли  населить  Новый  Свет, и тогда  бы
никого из нас вообще не было.
     Небо было  беспредельным и  черным.  Не  мерцала  ни  одна  звезда.  На
мгновение  сквозь  просвет в  облаках  показалась  Большая  Медведица. Гулко
стучали  копыта  лошадей.  Никогда  еще  Эверард не  чувствовал  себя  таким
одиноким.
     - Что мне делать? -  спросил  он темноту.  Но лишь лошади всхрапывали в
сыром воздухе.
     Ответ пришел сам  собой. Эверард  немного расслабился  и, откинувшись в
седле, продолжил свой путь. Он  хотел  хорошенько  все обдумать. То,  что он
решил сделать, оказалось не таким уж страшным, как он думал вначале.
     Токтай  и Ли  Тай Чунг никогда не вернутся домой. Но не потому, что они
погибнут на море или в лесах. Они не вернулись потому, что  посланник  небес
убил громом всех их лошадей и спалил молниями корабли, стоящие в устье реки.
Ни один китайский матрос не осмелился выйти в океан на тех утлых суденышках,
которые им удалось здесь соорудить; ни один монгол не рискнул отправиться на
родину  посуху. Экспедиция осядет здесь, люди  возьмут себе в жены индейских
женщин и доживут свою жизнь в покое. Чинук, тлингит, нутка -  все потлахские
племена  были  прекрасными охотниками, рыболовами, умели  строить просторные
каноэ... Что ж, монгольский нойон и  даже  китайский ученый  принесли больше
пользы, смешавшись с индейцами, чем если бы покорили их...
     Эверард кивнул сам себе. Оставим это...
     Ему  было  тяжело думать, что  люди  его  собственной  эпохи  нимало не
отличаются от кровожадного завоевателя Токтая.  Даже эти  далекие  супермены
оказались отнюдь не идеалистами. Они не  только хранят безопасность истории,
текущей задолго до их  появления, но и  вмешиваются  в  нее,  чтобы  создать
собственно  прошлое...  которое при ином порядке вещей могло бы быть гораздо
лучше.
     Только не надо  думать о  том, было ли когданибудь "настоящее положение
вещей".  Только не надо об  этом думать...  Просто  смотри на длинную дорогу
будущего,  по  которой  должно пройти  человечество,  и говори  себе, что ты
находишься в громадном  одиноком городе,  где есть места получше,  а  есть и
похуже.
     - Может быть, это игра краплеными картами. Но это единственно возможная
игра в этом городе...
     Эверард  выкрикнул это, и его голос  далеко  разнесся над  тем огромным
пространством, которое ему предстояло одолеть. И он пришпорил коня...




     Двадцать  тысяч  лет  назад в Европе была великолепная  охота, а зимний
спорт   там  хорош  в  любую  эпоху.  Вот  почему  Патруль  времени,  всегда
заботившийся   о   своих   высококвалифицированных   сотрудниках,  разместил
несколько охотничьих домиков в Пиринеях плейстоценового периода.
     Мэнс Эверард стоял на застекленной веранде  и смотрел на голубые  горы,
покрытые льдом;  ниже по склонам спускались  леса,  а совсем  внизу тянулись
болота и тундра. Сильное мускулистое тело патрульного было одето в свободные
зеленые штаны и в куртку из инсульсинта двадцать третьего века; ботинки были
сшиты на заказ  сапожником из  французской  Канады  девятнадцатого века;  он
курил старую  вересковую  трубку вовсе неизвестного  происхождения.  Эверард
ощущал какое-то  беспокойство и не обращал внимания на  шум, доносившийся из
дома, где другие патруль ные пели, пили, разговаривали и играли на пианино.
     ------------------------------------------------------------------------
     *  Должен  быть разрушен (лат.) - знаменитая  фраза  римского  сенатора
Катона-старшего  о  Карфагене, которой  он заканчивал любую речь  в  сенате.
------------------------------------------------------------------------
     Через  покрытый  снегом  двор прошел их проводник-кроманьонец,  высокий
красивый  парень в  эскимосской  одежде (непонятно, почему авторы  романов о
ледниковом  периоде никогда  не  признавали  за людьми  палеолита достаточно
здравого смысла,  чтобы  носить куртки,  штаны и обувь?).  Лицо у проводника
было раскрашено, за поясом торчал стальной нож, ради которого он и взялся за
эту  работу.  Так  далеко  в  прошлом  Патруль  мог  действовать  достаточно
свободно,  не  боясь  нарушить  ход истории:  нож  все  равно  заржавеет,  а
пришельцев через несколько  столетий забудут. Основное  затруднение  было  в
другом:  женщины-агенты из далеких веков, где  нравы были  проще, все  время
заводили романы с местными охотниками.
     Пит Ван Саравак (голландско-индонезийский  венерианин  из раннего 24-го
века),  стройный,  темноволосый молодой  человек,  чья наружность  и  манера
ухаживать составляли большую конкуренцию охотникам, присоединился к Эверарду
на веранде. Минуту они стояли молча, с удовольствием ощущая присутствие друг
друга.  Пит  тоже  был  агентом свободных  действий,  в любой момент готовым
прийти на  выручку  в  любом ареале.  Несколько  раз  они  работали  вместе.
Отдыхать они тоже приехали вдвоем.
     Пит первым нарушил молчание, заговорив на темпоральном:
     - Я слышал, около Тулузы обнаружили несколько мамонтов.
     Тулуза будет построена только спустя столетия, но сила привычки велика.
     - Я уже подстрелил одного, - нетерпеливо сказал Эверард.  - И уже вволю
накатался на лыжах, назанимался альпинизмом и по горло сыт  зрелищем местных
танцев.
     Ван Саравак  кивнул и  раскурил сигарету. Когда он затянулся, его скулы
еще резче выдались вперед на худом коричневом лице.
     -  Это приятный  отдых,  -  согласился  он, - но  честно говоря,  через
некоторое время жизнь на природе малость надоедает.
     Им предстояло ничего  не  делать еще  две  недели. В теории, поскольку,
возвращаясь из отпуска, агент имел возможность при желании  попасть  чуть ли
не  в  день и час  своего  отъезда,  отпуск  мог длиться бесконечно,  но  на
практике   каждый   должен   был  посвятить   определенный   отрезок   своей
биологической жизни работе.  (В Патруле никогда  не  говорилось,  когда кому
предстоит умереть, и у каждого обычно  хватало ума  не пытаться выяснить это
самому.  К тому же  в  любом случае  дата могла  оказаться неточной  - время
изменчиво. Одним из  преимуществ работы в  Патруле  была возможность  пройти
данеллианский курс продления жизни. )
     -  Чего бы  я хотел,  - продолжал Ван Саравак, - так  это  ярких огней,
музыки и встреч  с девочками, которые никогда и не слышали о путешествиях во
времени...
     - Сказано - сделано! - подхватил Эверард.
     - Рим  времен  Августа? - радостно спросил его товарищ. - Я никогда там
не был. Могу за час выучить их язык и обычаи под гипноизлучателем.
     Эверард покачал головой.
     - Слишком  дорого  обойдется. Если  мы не намерены забираться далеко  в
будущее, то по части всяческого разложения лучшего века,  чем мой, не найти.
Нью-Йорк в  особенности... если  ты  знаешь нужные номера телефонов. А я  их
знаю.
     Ван Саравак ухмыльнулся.
     - Я и сам знаю несколько приятных местечек в моем веке, - ответил он. -
Но в целом новое общество мало нуждается в изысканном искусстве развлечений.
Ладно, пусть это будет Нью-Йорк... когда?
     - Давай год 196О-й.  Перед  тем, как поехать в отпуск,  я как  раз  там
проживал как гражданин и налогоплательщик.
     Они   усмехнулись  друг   другу   и   пошли   собирать  вещи.   Эверард
предусмотрительно захватил  с  собой  одежду двадцатого века  не  только для
себя, но и для приятеля.
     Бросая одежду  и бритву в  маленький чемодан, американец думал, надолго
ли его хватит,  чтобы поддержать  кампанию Ван  Сараваку. Он  никогда не был
заядлым  гулякой  и не представлял себя бесшабашным бражником ни  в  одну из
эпох на протяжении  пространства-времени. Бой быков, ящик  пива и интересная
книжка  -  пожалуй,  этот  набор исчерпывал его  возможности.  Но  и  самому
умеренному человеку иногда необходимо встряхнуться.
     И  не только встряхнуться, но  и забыться.  Ведь он  свободный  агент в
Патруле времени;  ведь его  работа в Компании технологических исследований -
только ширма для скитаний  и  сражений на всем  протяжении истории; ведь  он
собственными глазами  видел, как эту  историю, пусть в мелочах, перекраивают
наново  - не  боги, что было бы еще  терпимо,  а  простые смертные,  которым
свойственно ошибаться, ибо даже данеллиане все же не боги; ведь он знал, что
может произойти изменение в чем-то главном, и тогда он сам и весь окружающий
его мир перестанут существовать.
     Простое  лицо  Эверарда перекосила  гримаса. Он провел рукой  по  своим
жестким темным волосам, будто  отгоняя эти мысли.  Бесполезно думать о таких
вещах.  Перед  парадоксом  не устоит  никакая  логика. Лучше  в такие минуты
расслабиться и отдохнуть, а он сейчас может себе это позволить.
     Эверард подхватил чемодан и присоединился к Питу Ван Сараваку.
     Их маленький двухместный  антигравитационный  скуттер  стоял в  гараже.
Трудно было поверить, что его  программатор можно настроить на любую эпоху и
любое место земли. Но и самолет тоже - чудо, и корабль, и даже огонь.
     Подайте мне блондиночку,
     Блондиночку мою,
     Подайте мне блондиночку,
     Я так ее люблю!
     - громко  распевал  Ван  Саравак, и дыхание его облачком растворялось в
морозном свежем воздухе. Он вскочил на заднее седло скуттера. Саравак выучил
эту песню, когда  как-то раз ему  пришлось сопровождать армию Людовика  ХIV.
Эверард рассмеялся.
     - Уже! Не рано ли?
     - Ну вот еще, - пропел молодой человек, - это такой веселый континуум в
прекрасном и вечно живом космосе. Гони машину!
     Эверард совсем не был в этом уверен: он повидал достаточно человеческих
страданий во всех веках. Со временем ты затвердеваешь снаружи, но  внутри...
когда  крестьянин смотрит  на тебя больными,  измученными глазами, или  воин
кричит,   пронзенный   пикой,  или  город  вдруг   вздымается  вверх  грибом
радиоактивного  взрыва... что-то в  тебе  плачет.  Он  мог понять фанатиков,
которые  стремились  изменить  прошлое. Но,  к сожалению, они вряд ли  могли
привести мир к лучшему будущему.
     Он   настроил   программатор   на   двадцатый   век,   склад   Компании
технологических  исследований - хорошее, скрытое от  глаз  место,  где можно
материализоваться  без  опаски.  Оттуда они пойдут  к нему домой и  уж потом
начнут развлекаться.
     -  Надеюсь, ты успел попрощаться со всеми своими здешними красотками? -
посмеиваясь, спросил Эверард.
     -  О да,  и уверяю тебя, весьма любезно. Поехали скорей.  Ты тут завяз,
будто в патоке  на Плутоне. К твоему сведению, эту машину не требуется гнать
к дому веслами.
     Эверард пожал плечами и включил главный тумблер. Гараж исчез из виду.


     От  неожиданности  они  на  какую-то  секунду  замерли  на  месте.  Все
замелькало перед  их  глазами.  Они материализовались в нескольких дюймах от
поверхности  земли  -  скуттер  был  сконструирован так,  что  не  мог вдруг
появиться внутри твердого объекта, - поэтому машина  ударилась о  мостовую с
такой силой, что патрульные чуть не вывихнули себе челюсти. Они очутились на
месте, напоминавшем  площадь. Рядом  шумел фонтан, его каменные  стенки были
украшены  резными  виноградными   гроздьями.  От  площади  отходили   улицы,
застроенные  квадратными зданиями  из кирпича  или бетона от шести до десяти
этажей в высоту.  Эти дома совершенно диких расцветок были  украшены  грубым
лепным   орнаментом.  Мимо  проезжали  неуклюжие   коробки-машины  абсолютно
неизвестной им марки. На площади толпилась масса народу.
     - Боги - хранители Патруля! Где мы?
     Эверард  уставился   на  приборы.  Нет,  все  было  правильно.  Скуттер
приземлился  в Манхэттене  23  октября  196О  года в 11.3О утра  и  точно  в
пространственных  координатах  склада. Но порывистый ветер бросал им в  лицо
пыль и сажу, пахло дымом печных труб и...
     Ван Саравак выхватил звуковой  станнер. Толпа пятилась от них, крича на
каком-то  непонятном  языке.  Люди  здесь  были  самые  разные:  и   высокие
круглоголовые  белые с рыжими волосами, и американские туземцы, и полукровки
всех мастей. Мужчины одевались в свободные цветные блузоны, шотландские юбки
и в какие-то, похожие на  шотландские,  шапки; на ногах - ботинки и чулки до
колен.  Прически здесь  носили длинные, так  же как и усы. На женщинах  были
пышные юбки до лодыжек. Волосы они укладывали в косы вокруг головы и прятали
под  капюшоны плащей. Независимо от  пола, здешние жители  носили  массивные
браслеты и ожерелья.
     - Что случилось? - прошептал венерианин. - Где мы?
     Эверард  сидел, напрягшись.  Его мозг лихорадочно работал  на  пределе,
вызывая картины всех веков, где он побывал или о которых читал. Промышленная
цивилизация?  -  автомобили  эти  смахивали  на  паровые  - но почему  тогда
радиаторы  такой  острой формы  и  с такими  носовыми  украшениями?  Уголь в
качестве топлива? Или эпоха восстановления после  ядерной войны?  Тоже  нет,
при чем тут тогда эти шотландские юбки, да и речь не английская!
     Ничего не сходилось. Такой эпохи просто не было!
     - Скорей поехали отсюда!
     Руки Эверарда  уже легли на  панель  управления, когда  на него прыгнул
какой-то высокий мужчина. Они вместе рухнули на тротуар - в ход пошли ноги и
кулаки.  Ван Саравак  выстрелил,  кто-то  упал без сознания, но  его  самого
схватили  за руки сзади.  Толпа навалилась на  них обоих, и все смешалось  в
сознании Эверарда. Он  смутно помнил,  как  сквозь людскую  массу  пробились
несколько человек со сверкающими  медными пластинами на груди  и  в  шлемах,
подняли его на  ноги  и защелкнули наручники  на запястьях. Затем  их с  Ван
Сараваком обыскали  и  впихнули  в большую  закрытую машину. "Черные вороны"
одинаковы во все века и эпохи.
     Окончательно  он пришел  в себя  только в сырой  и  холодной  камере  с
забранной железной решеткой дверью.
     - Черти в адском пламени!
     Венерианин плюхнулся на деревянный топчан и закрыл лицо руками.
     Эверард  стоял у двери, выглядывая наружу. Он смог увидеть только узкий
зал с  бетонными стенами и камеру на другом его  конце. Оттуда через решетку
на  них  смотрело  типично  ирландское   лицо  человека,  кричавшего  что-то
непонятное.
     - Что происходит?
     Стройное тело Ван Саравака задрожало.
     - Не знаю,  - медленно  сказал Эверард. - Просто  не  знаю. Наша машина
времени устроена так,  что ею  может управлять  совершенный  дурак,  но  мы,
вероятно, все же еще большие дураки, чем те, на которых она рассчитана.
     - Такого места нет на свете, - сказал Ван Саравак в полном отчаянии.  -
Сон?
     Он ущипнул себя за  руку  и выдавил грустную  улыбку. Губа  у него была
разбита и уже стала опухать, на скуле начал проступать грандиозный синяк.
     - Логически рассуждая, друг мой, щипок не может служить доказательством
реальности, но есть в нем что-то обнадеживающее.
     - Лучше бы не было, - сказал Эверард.
     Он затряс металлические перекладины с такой силой, что они зазвенели.
     -  Послушай,  может   быть,  мы  действительно   неправильно  произвели
настройку? Есть ли  такой город на  Земле? - а в том, что это  Земля,  я, по
крайней мере, уверен. Пусть не город, а никому не известное захолустье!
     - Я такого не знаю.
     Эверард полностью расслабился, как его учили в Академии, заставляя свой
мозг работать с полной отдачей. В свое время  он  изучал историю всех веков,
даже  тех, в которых никогда не был,  причем настолько  тщательно, что  имел
полное  право  претендовать  на  присуждение  ему  ученой  степени   доктора
философии, и даже не единожды.
     - Нет, - сказал  он  в  конце концов.  -  Нечто  среднее  между  белыми
брахицефалами  в шотландских  юбках  и  индейцами,  разъезжающими в  паровых
автомобилях, - ничего подобного никогда не было.
     - Координатор  Стантель В., -  слабым голосом  сказал  Ван Саравак. - В
тридцать восьмом веке. Великий экспериментатор создавал  колонии, в точности
воспроизводящие цивилизации прошлого...
     - Не было в прошлом таких цивилизаций, - сказал Эверард. Постепенно  он
начал  осознавать,  что произошло, и готов был продать душу дьяволу, лишь бы
это  оказалось не так. Ему пришлось напрячь все силы, чтобы не завопить и не
разбить голову о стенку.
     - Придется подождать, что будет дальше, - сказал он безжизненным тоном.
     Полисмен  (Эверард предполагал,  что они надятся в руках закона) принес
им  пищу  и попытался  заговорить  с  ними.  Ван  Саравак  сказал, что  язык
напоминает кельтский, но что  он понял лишь несколько  отдельных  слов. Пища
была недурна.
     К  вечеру их  отвели  в умывальную, и они  привели  себя в порядок  под
дулами  пистолетов.  Эверард  внимательно  осмотрел  оружие:  восьмизарядные
револьверы   и  длинноствольные   винтовки.   Газовые  светильники  в   виде
переплетающихся лоз и змей  освещали помещение. Характер удобств,  оружия, а
так  же  запахи  заставляли  предполагать  уровень  техники примерно  начала
девятнадцатого века.
     По пути в камеру он заметил несколько букв на стенах. По начертанию они
безусловно   относились   к   семитическим,  но  хотя   Ван   Саравак   знал
древнееврейский, он не смог прочитать ни слова.
     Вновь  запертые  в  камеру,  они  наблюдали,  как ведут  мыться  других
заключенных: на удивление веселую толпу бродяг и пьяниц.
     - Кажется, мы удостоены особого внимания, - заметил Ван Саравак.
     - Ничего  удивительного,  -  сказал Эверард.  -  Интересно, как  бы  ты
поступил  с  двумя  неизвестными,  явившимися  из  ниоткуда  и  применившими
неизвестное оружие?
     Ван  Саравак  повернулся  к  нему  и   спросил   с  несвойственной  ему
угрюмостью:
     - Ты думаешь то же, что и я?
     - Возможно.
     Венерианин скривил рот, в его голосе послышался ужас.
     - Другая линия времени. Кому-то все же удалось изменить историю.
     Эверард кивнул.
     Ночь  они  провели  плохо,  хотя  сон  был  бы  истинным  благодеянием:
во-первых,  из  других камер  раздавался  шум  -  дисциплина  здесь, видимо,
хромала на обе ноги, - во-вторых, в постелях оказалось достаточно клопов.
     Позавтракали они словно в тумане, потом  им  опять  разрешили умыться и
побриться безопасными  бритвами,  довольно  похожими  на современные.  Затем
стража из десяти человек отвела их в какой-то кабинет и неподвижно застыла у
стен.
     Патрульных усадили у стола, и они стали  ждать. Мебель здесь была такой
же полузнакомой-получужой, как и все остальное, и это действовало на  нервы.
Только через некоторое время появилось большое начальство.
     Их было двое:  седой краснощекий мужчина в  доспехах и зеленом мундире,
вероятно, шеф полиции, и худощавый с жесткими чертами лица полукровка - тоже
седой, но с черными усами, одетый в голубой мундир и в шерстяную, надвинутую
на лоб  шапочку.  Слева  на  груди у  него  блестела золотая  бычья  голова,
очевидно,  воинский  знак достоинство,  но  это впечатление  нарушали тонкие
волосатые ноги, торчавшие  из-под шотландской  юбки.  За  ним следовали двое
молодых  людей,  вооруженные и  одетые почти как он. Когда человек сел,  они
встали за его спиной.
     Эверард наклонился и прошептал:
     - Могу спорить, что это - военные. кажется, мы представляем интерес.
     Ван Саравак слабо кивнул.
     Шеф  полиции  с  важностью  откашлялся  и  что-то  сказал...  генералу?
Последний  нетерпеливо  чтото буркнул в ответ  и  обратился  к пленникам. Он
выкрикивал  слова отчетливо,  и это помогло Эверарду уловить  фонемы, но тон
генерала не предвещал ничего хорошего.
     Каким-то образом надо было установить контакт. Эверард указал на себя.
     - Мэнс Эверард, - сказал он.
     Ван Саравак последовал его примеру и тоже представился.
     Генерал заерзал на стуле и стал совещаться с шефом полиции.
     Повернувшись к пленникам, он резко сказал:
     - Irn Cimberland?
     - Но спикка да инглиз, - ответил Эверард.
     - Gothland? Svea? Nairoin Teutonach?
     -  Эти  названия,  если только это  названия,  похожи на германские,  -
прошептал Ван Саравак.
     -  Так же,  как и наши  имена,  если ты прислушаешься повнимательней, -
сухо ответил Эверард, - может быть, они решили, что мы - германцы.
     - Шпрехен зи  дойч? - Лицо генерала не выразило понимания. -  Талер, ни
свенск? Нидерландск? Денск тунга? Парле ву франсэ?  Ох,  черт  побери,  абла
устед эспаньоль?
     Шеф полиции снова откашлялся и указал на себя.
     - Кадвалладер Мак Барка, - сказал он. - Генерал Цинит ап Сиорн.
     Или по крайней мере так англо-саксонский  мозг Эверарда уловил звучание
этих слов.
     - Кельтский, точно, - сказал он, чувствуя, что весь взмок от пота. - Но
чтобы проверить окончательно...
     Он вопросительно  указал  на  нескольких человек  у  стены  и получил в
награду такие имена, как Гамилькар ап Ашур ир Катхлан и Финн О'Картиа.
     -  Нет...  Здесь  явно  есть  и  семитический  элемент. К  тому  же это
соответствует буквам, написанным на стенах тюрьмы.
     Ван Саравак облизнул пересохшие губы.
     -  Попробуй  классические  языки,  - хрипло предложил он. - Может,  нам
удастся установить тот момент, когда история сошла с ума.
     - Loquerisne latine?
     Они молча смотрели на него.
     - Хеллена?
     Генерал ап Сиорн дернулся, подул себе в усы и сузил глаза.
     - Hellenach? - насторожился он. - Irn Parthia?
     Патрульный покачал головой.
     - По крайней мере, они слышали о греках, - медленно проговорил он.
     Эверард  сказал еще  несколько слов по-гречески, но никто не знал этого
языка.
     Ап Сиорн приказал  что-то одному  из своих людей,  который поклонился и
вышел. Наступило долгое молчание.
     Эверард  почувствовал,  что  перестает бояться  за  себя.  Он  попал  в
скверное положение,  мог скоро  умереть, но что бы с  ним  ни случилось, это
было до смешного несущественно  в сравнении  с  тем,  что  произошло со всем
миром.
     Боже великий! Со всей Вселенной!
     Он  не мог осознать этого до  конца.  Он ясно  представлял  себе землю,
которую  знал:  просторные равнины,  высокие  горы,  горделивые  города.  Он
вспомнил своего отца в гробу и то, как в детстве отец подбрасывал его высоко
в воздух и смеялся,  глядя на него  снизу вверх.  И мать... Родители прожили
вместе хорошую жизнь.
     Он  вспомнил  девушку,  с  которой  вместе  учился  в  колледже:  самую
прелестную девушку из всех, каких парень может быть удостоен чести провожать
домой под дождем;  и Берни Ааронсона, пиво, табачный дым и ночные разговоры;
Фила Брэкни,  который  выволок  его  из  грязи  во  Франции,  когда пулеметы
перепахивали  изрытое снарядами  поле; Чарли и Мэри  Уиткомб в викторианской
Англии, крепкий чай и раскаленные  угли в камине;  Кейта и Синтию  Денисон в
отделанном хромированной  сталью гнездышке  в нью-йоркском небоскребе; Джека
Сандовала  в  желто-коричневых  горах Аризоны;  собаку,  которую он  однажды
завел;  суровые  песни  Данте и громоподобные звучания шекспировских  строк,
величие собора в  Йорке  и  мост  у Золотых Ворот;  боже, целую человеческую
жизнь и жизнь миллиардов людей, которые трудились, терпели лишения, плакали,
смеялись и уходили в землю, чтобы на их место пришли сыновья...
     Ничего этого никогда не было.
     Он  тряхнул головой,  ошеломленный  несчастьем, так и  не  осознавая до
конца, что же произошло.
     Солдаты вернулись с картой и  расстелили ее на  столе. Ап Сиорн  сделал
повелительный жест рукой, и Эверард с Ван Сараваком склонились над ней.
     Да, это была Земля в  меркаторовой проекции, но память подсказывала им,
что карта довольно приблизительна.
     - Ты можешь прочесть эти названия, Ван?
     - Могу только  попытаться - здесь много букв древнееврейского алфавита,
- сказал венерианин. Он начал читать названия вслух. Ап
     Сиорн сварливо поправлял его.
     Северная  Америка  до Колумбии  называлась Инис  ир  Афаллон,  по  всей
видимости - одна  страна,  разделенная на штаты. Южная Америка была  большим
государством,  Хай Бразил; там же было несколько меньших стран, чьи названия
напоминали индейские. Австралазия, Индонезия, Борнео, Бирма, восточная Индия
и добрая половина тихоокеанских островов принадлежали Хиндураджу. Афганистан
и остальная Индия назывались Пенджабом.
     Литторн простирался далеко  на  территорию Европы.  Британские  острова
назывались Бриттис; Франция и Нидерланды - Галлис; Иберийский  полуостров  -
Солтан.  Центральная  Европа  и Балканы были  разделены на  множество мелких
государств,   названия  некоторых  из  них   имели,   по-видимому,  гуннское
происхождение. Над  Швейцарией и Австрией было написано  -  Хельвети; Италия
называлась  Симберлендом; посередине  Скандинавии проходила граница: Свеа на
севере и Готланд на юге.  Северная  Африка, очевидно,  была конфедерацией от
Сенегала  до  Суэца,  подходила   почти  к   самому  экватору  и  называлась
Картагалан; южная часть континента была  разделена  на  более мелкие страны,
имевшие  в  большинстве  своем чисто  африканские  названия.  Ближний Восток
состоял из Парфии и Аравии.
     Ван  Саравак оторвался от карты.  В его глазах  стояли слезы. Ап  Сиорн
выкрикнул вопрос и помахал пальцем около карты. Он хотел знать, откуда они.
     Эверард пожал плечами и указал на  небо.  Единственное, чего  он не мог
сказать,  это правды.  Они заранее договорились с  Ван Сараваком утверждать,
что прибыли с другой  планеты, благо  в этом  мире еще не  знали космических
кораблей.
     Ап Сиорн что-то  сказал  шефу  полиции, который кивнул и  ответил  ему.
Пленников снова отвели в камеру.


     - И что дальше?
     Ван Саравак опустился на топчан и уставился в пол.
     -  Надо  подлаживаться,  -  хмуро  сказал Эверард.  - Любым путем нужно
добраться до скуттера и бежать отсюда. На свободе разберемся, что к чему.
     - Но что случилось?
     -  Говорю  тебе,  не  знаю!  На   первый  взгляд  можно  сделать  такое
предположение:  что-то  произошло  с  греко-римлянами  и  власть  перешла  к
кельтам. Но я понятия не имею, что именно случилось.
     Эверард мерял камеру шагами. ему было горько, но решение уже созревало.
     - Вспомни основополагающую  теорию,  -  сказал он.  - События  являются
результатом  комплекса явлений.  Не существует  одной-единственной  причины,
могущей повлиять на будущее.  Вот почему так трудно изменить историю. Если я
вернусь, скажем,  в  средние века и  застрелю одного из  голландских предков
Франклина Рузвельта,  он  все равно родится в девятнадцатом веке, потому что
он  и его гены происходят от целого мира  его  предков. Вступает в  действие
компенсация.  Но время от  времени, конечно,  возникают  ключевые  ситуации.
Какое-нибудь событие  может явиться узлом многих  событийных линий, и  тогда
его исход  станет решающим для будущего в  целом. Ктото  неизвестно почему и
каким образом вмешался в такое ключевое событие в далеком прошлом.
     Нет  больше  моего  города,  - прошептал Ван  Саравак.  - Ни  каналов в
голубых  сумерках, ни  веселых пирушек  с девушками, ни... ты знаешь, что на
Венере у меня осталась сестра?
     - Заткнись! -  почти  выкрикнул Эверард. -  Я знаю. К  черту  все  это.
Сейчас надо думать, что можно сделать.
     - Послушай, -  продолжал  он  через минуту,  - ни Патруля, ни данеллиан
больше  нет. (Не  спрашивай меня,  почему  я сказал "нет", а  не "никогда не
было",  почему мы впервые возвращаемся  из прошлого  и  находим изменившееся
будущее. Я не  понимаю парадоксов изменчивого  времени. С  нами  просто  это
случилось в первый раз, вот и все. ) Как бы  то ни  было, отделения Патруля,
существовавшие в ареалах  до  ключевого момента,  наверняка уцелели.  Должно
остаться несколько сот агентов, на которых мы можем рассчитывать.
     - Если нам удастся к ним вернуться.
     - Только тогда  мы  сможем обнаружить,  в чем заключается этот ключевой
момент, и попытаться прекратить вмешательство  в историю. Мы должны  сделать
это!
     - Прекрасная мысль. Но...
     Снаружи  раздались шаги. В замке повернулся  ключ.  Пленники отпрянули.
Затем  внезапно  Ван  Саравак  принялся  раскланиваться,   расшаркиваться  и
расточать улыбки. Даже Эверард чуть не раскрыл рот от изумления.
     Девушка, вошедшая в камеру в сопровождении трех солдат, была потрясающе
красива. Высокого роста,  с массой золотисто-рыжих  волос, спускающихся ниже
плеч  до  тонкой  талии,  она словно собрала  в  себе красоту всех поколений
ирландок, живших на земле. На прекрасном лице сияли  огромные светло-зеленые
глаза. Длинное белое платье облегало фигуру, будто созданную для того, чтобы
стоять не здесь, а  на стенах  Трои...  Эверард еще раньше обратил внимание,
что в эту эпоху пользовались косметикой, но девушка прекрасно обходилась без
нее.  Он  даже  не заметил  золота  и  драгоценных  камней  ее  украшений  и
стражников за ее спиной.
     Она застенчиво улыбнулась и сказала:
     - Вы меня понимаете? У нас решили, что вы знаете греческий.
     Она говорила скорее на классическом, чем на современном языке. Эверард,
однажды  работавший в  Александрии,  понимал ее,  несмотря на  акцент,  если
внимательно смотрел  ей в лицо, не  смотреть на которое  было трудно в любом
случае.
     -  О  да, конечно!  - ответил  он. Слова наскакивали  одно  на  другое,
торопясь выстроиться во фразы.
     - На каком это языке ты бормочешь? - спросил Ван Саравак.
     - На древнегреческом, - сказал Эверард.
     - Ну  конечно, как же иначе! - простонал венерианин, казалось, забывший
о своем недавнем отчаянии. Глаза его сияли.
     Эверард представил  себя и  своего товарища. Девушка тоже сказала  свое
имя: Дейрдра Мак Морн.
     -  О нет, - простонал Ван Саравак, -  это уж слишком, Мэнс,  научи меня
греческому, быстро!
     - Замолчи, - сказал Эверард. - Сейчас не до шуток.
     - Ну хорошо, а разве я не могу тоже заняться ею всерьез?
     Эверард  перестал  обращать  на  него  внимание   и  пригласил  девушку
присесть. Он сел рядом  с ней на  койке, а несчастный  Ван Саравак  кружился
вокруг них, не находя себе места. Стража держала оружие наготове.
     - Разве на греческом еще говорят? - спросил Эверард.
     -  Только в Парфии, и там  он сильно исковеркан, - сказала Дейрдра. - Я
изучаю  классический период, помимо других  занятий. Саоранн ап Сиорн -  мой
дядя, и он попросил меня попробовать говорить с вами по-гречески. В Афаллоне
немногие знают аттический язык.
     - Я... - Эверард едва удержался от глупой  улыбки, - весьма признателен
вашему дяде.
     Она серьезно посмотрела на него.
     -  Откуда вы?  И  как получилось,  что из всех существующих  языков  вы
говорите только на греческом?
     - Я говорю и по-латыни.
     - Латынь?
     Она нахмурилась, вспоминая.
     - О, язык римлян, да? Боюсь, что у нас почти никто не знает о нем.
     - Мы вполне обойдемся греческим, - твердо сказал Эверард.
     - Но вы не ответили мне, откуда вы, - повторила она настойчиво.
     Эверард пожал плечами.
     - Нас приняли не очень-то любезно, - намекнул он.
     - Очень  жаль,  - она, видимо, говорила искренне. -  Но  наш народ  так
легко  приходит  в  волнение. В особенности сейчас,  когда такое напряженное
международное положение. И когда вы появились прямо из воздуха...
     Эверард кивнул. Международное положение? Это звучало достаточно знакомо
и достаточно неприятно.
     - Что вы имеете в виду? - спросил он.
     - Неужели вы не знаете? Хай  Бразил и Хиндурадж на грани войны, и мы не
знаем, чем все это кончится... Трудно быть маленькой страной. -
     Маленькой страной? Но я видел карту. Афаллон показался мне
     достаточно большим. - Мы истощили свои силы еще двести лет назад,
     во  время великой  войны  с Литторном.  Сейчас ни один из  штатов нашей
конфедерации  не  может  прийти  к соглашению с  другими  по  вопросам общей
политики.
     Дейрдра взглянула ему прямо в глаза.
     - Как объяснить, что вы этого не знаете?
     Эверард проглотил комок в горле и сказал:
     - Мы из другого мира.
     - Что?
     - Да. С планеты (нет, по-гречески это значит - спутник)... С  небесного
тела, вращающегося вокруг Сириуса. Так мы называем некую звезду.
     - Но... что вы говорите? Целый мир, вращающийся вокруг звезды? Я вас не
понимаю.
     - Разве вы не знаете? Звезды - это те же солнца.
     Дейрдра отшатнулась и сделала пальцем какой-то знак.
     -  Великий  Баал,  защити нас, - прошептала она. - Или вы  сумасшедший,
или... Звезды прикреплены к кристаллической сфере...
     Нет, это невозможно!
     -  Какие  из  движущихся  звезд  вы можете видеть?  -  медленно спросил
Эверард. - Марс, Венеру и...
     -  Я не  знаю этих  названий.  Если вы имеете в виду Молоха, Ашторет  и
остальных, то это, конечно,  такие же миры,  как  наш, и они также вращаются
вокруг своего солнца. На одном живут души мертвых, другой - прибежище ведьм,
третий...
     Все это и паровые автомобили!
     Эверард улыбнулся дрожащими губами.
     - Если вы мне не верите, то как вы считаете, кто я?
     Дейрдра оглядела его своими большими глазами.
     - Я думаю, вы оба - волшебники, - сказала она.
     На это нечего было ответить. Эверард  задал еще несколько беспредметных
вопросов, но узнал только, что город этот называется Катувеллаунан и  что он
является центром торговли и промышленности. Дейрдра определила его население
в два миллиона человек, а всего Афаллона - в пятьдесят миллионов,  но точнее
сказать не могла. Перепись населения здесь не производилась.
     Судьба  патрульных тоже  оставалась весьма  неопределенной.  Скуттер  и
остальные их вещи забрали военные, но никто не осмелился даже дотронуться до
них, и сейчас шла  горячая  дискуссия: что же  делать  с пленными дальше.  У
Эверарда создалось  впечатление, что все управление этим государством, в том
числе его военными силами, зависит от личных амбиций и проходит в постоянных
спорах, представляя собой довольно плохо организованный процесс.
     Афаллон  -  это  очень  непрочная  конфедерация бывших  самостоятельных
государств -  колоний Бриттиса  и индейских  племен, перенявших  европейскую
культуру. Каждое из  них постоянно опасалось  ущемления  своих прав.  Старая
империя   Майя,  уничтоженная  во  время   войны  с  Техасом   (Теханнах)  и
аннексированная,  не  забыла  еще  времен  своей  славы   и  посылала  самых
несговорчивых представителей в Совет конфедерации.
     Майя хотели вступить в союз с Хай Бразил,  возможно потому, что те тоже
были  индейцами. Штаты западного побережья,  боящиеся Хиндураджа, тяготели к
юго-восточной азиатской  империи, надеясь на ее  поддержку.  Штаты  Среднего
Запада  (как всегда) придерживались  изоляционизма. Восточные  штаты  каждый
вели политику на свой лад, но склонялись к политическому курсу Бриттис.
     Когда Эверард понял, что здесь  еще существует  рабство, хотя  и  не по
рассовому  признаку, он в ярости  чуть было не  решил,  что люди, изменившие
историю, могли оказаться представитителями рабовладельцев американского Юга.
     К черту! Ему за глаза хватало одной  заботы: как вызволить  себя и Вана
из этой проклятой западни.
     - Мы  с  Сириуса,  -  высокомерно повторил он. -  Ваши  представления о
звездах ошибочны. Мы - мирные путешественники,  но  если  с  нами что-нибудь
случится, придут другие наши собратья и отомстят за нас.
     Вид у Дейрдры был такой несчастный, что ему стало совестно.
     - Но они пощадят детей? - взмолилась она. - Дети ни в чем не виноваты.
     Эверард ясно представил себе, какая картина возникла перед ее мысленным
взором: маленьких плачущих пленников гонят в рабство на планету ведьм.
     - Если нас отпустят и наши вещи возвратят, то вообще  не  будет никаких
неприятностей, - сказал он.
     - Я поговорю с дядей, - обещала она, - но даже если мне удастся убедить
его, ведь это только один голос во всем Совете. Мысль о том, что ваше оружие
может значить для нас, если мы его заполучим, свела всех с ума.
     Она поднялась.  Эверард  взял обе ее  руки в свои -  они были мягкими и
теплыми - и улыбнулся.
     - Выше носик, детка, - сказал он по-английски. Она задрожала, вырвалась
от него и сделала пальцем все тот же защитный знак от волшебства.
     - Ну  что? - спросил  Ван Саравак, когда они остались  вдвоем. - Теперь
рассказывай.
     Выслушав Эверарда, он погладил подбородок и пробормотал:
     -  Прелестное  сочетание  очаровательных линий и  форм. Бывают и худшие
миры, чем этот.
     - Или лучшие, - грубо оборвал его Эверад. - У них нет атомных бомб, но,
ручаюсь, нет и пенициллина. А наше дело не строить из себя богов.
     - Да, да, конечно.
     И венерианин вздохнул.


     День они провели беспокойно. Когда наступила ночь, в  коридоре зажглись
фонари и  надзиратель  в  военной  форме  отпер двери  их  камеры.  В полном
молчании пленников повели  к заднему выходу,  где уже стояли два автомобиля:
их усадили в один из них, и обе машины отъехали от тюрьмы.
     Катувеллаунан не  имел  уличного  освещения, особого движения по  ночам
тоже не было. Наверное, поэтому лежащий в темноте город  выглядел нереально.
Эверард  обратил  внимание на устройство автомобиля, как он и предполагал, с
паровым двигателем, который работал на порошкообразном угле; колеса были  на
резиновых  шинах.  Машина  имела  обтекаемую  форму,  остроконечный радиатор
украшало  изображение  змеи.  Простой  в  обращении  автомобиль был добротно
сработан, но  не очень интересен по  конструкции. По-видимому,  в этом  мире
постепенно освоили  на практике  необходимые технические приемы, но не знали
никаких научных основ технологии и инженерного дела.
     Они проехали по неуклюжему стальному мосту к Лонг-Айленду - в этом мире
здесь тоже  жили люди  состоятельные. Несмотря на тусклый свет масляных фар,
водитель  не  снижал  скорости. Дважды они чуть  было не  врезались в другие
машины: никаких  дорожных знаков,  конечно, не  было,  не  было и водителей,
которых    волновала   бы    проблема   безопасности    движения.   Характер
государственного  управления,   уличное  движение...   Все   это   несколько
напоминало  Францию, если не считать, конечно, те редкие периоды,  когда там
приходил к власти какой-нибудь Генрих Наваррский или Шарль де Голь. И даже в
собственном ХХ веке Эверарда Франция оставалась в большой мере кельтской. Он
никогда  не  был  поклонником  многословных  теорий  о  врожденных   расовых
качествах, и все же традиции, столь древние, что вошли в плоть народа, имели
какое-то значение.  Западный мир,  где  главную роль стали играть кельты,  а
народы германского происхождения сведены до  положения небольших  этнических
групп...  да,  если  вспомнить  Ирландию  его  времени или племенные распри,
фактически приведшие к поражению восстания галлов  Верцингеторикса... но как
насчет Литторна? Минутку, Минутку!  В период  раннего средневековья его мира
Литва  была  могущественным  государством;  она долго  сдерживала  немцев  и
поляков  и даже не принимала  христианства до пятнадцатого века! Если  бы не
соперничество немцев, литовское владычество легко  могло бы распространиться
на Восток...
     Несмотря на политическую нестабильность кельтов, здешний мир состоял из
больших государств, здесь  было меньше отдельных стран, чем в мире Эверарда.
Это говорило о более древней цивилизации. Если западная цивилизация его мира
родилась из умирающей Римской империи, примерно в 6ОО году нашей эры, кельты
в  мире,  где  они сейчас находились,  должны были вытеснить римлян в  более
раннюю эпоху.
     Эверард начал понимать,  что произошло  с Римом, но  пока  оставил свои
умозаключения при себе.
     Машины подъехали  к широким, украшенным  орнаментом  воротам  в длинной
каменной стене.  Шоферы  что-то сказали  двум  вооруженным стражам, одетым в
ливреи  и  тонкие стальные ошейники  рабов.  Через минуту машины уже мчались
мимо лужаек и деревьев.  В дальнем конце аллеи, почти у самого  берега стоял
дом. Эверарду и Ван Сараваку жестами приказали выйти из машины и повели их к
входу.
     Это  было  деревянное  строение, не имевшее  определенной архитектурной
формы.  В  свете  газовых ламп  у  подъезда можно  было разобрать,  что  оно
раскрашено  яркими  полосами  разного  цвета, а конек  крыши  и венцы бревен
вырезаны в виде драконьих голов. Совсем близко  слышался шум моря, и в свете
луны  на  ущербе  Эверард  разглядел  стоящее  у  берега судно,  по-видимому
грузовое, с высокой трубой и носовым украшением.
     Окна светились желтым  светом. Раб-дворецкий провел  их внутрь. На полу
холла лежал пушистый ковер,  стены были отделаны темными резными панелями. В
конце холла находилась гостиная, уставленная  мягкой мебелью. Стены украшали
несколько  картин  весьма   традиционного  стиля,  весело  трещало  пламя  в
огромном, сложенном из камня камине.
     Саоранн ап  Сиорн сидел  в одном кресле, Дейрдра -  в другом. Когда они
вошли, она  отложила  книгу  и поднялась с  улыбкой на  губах. Генерал курил
сигару  и  взглянул  на  них весьма сердито. Он прорычал несколько  слов,  и
охрана  исчезла.  Дворецкий  внес поднос с  бутылками, и  Дейрдра пригласила
патрульных присесть.
     Эверард отпил из своего бокала - это оказалось великолепное бургундское
вино - и прямо спросил:
     - Зачем мы здесь?
     Дейрдра дразняще улыбнулась.
     - Думаю, вам будет здесь приятнее, чем в тюрьме.
     -  Конечно.  Кроме того,  здесь  гораздо  красивее. Но  я все-таки хочу
знать. Нас освободили?
     - Вас...
     Она  заколебалась,   подыскивая  подходящий   дипломатичный  ответ,  но
присущая ей искренность, по-видимому, взяла верх.
     - Мы рады  принимать вас  здесь у  себя,  но вы  не должны покидать это
поместье.  Мы  надеемся, что сумеем убедить вас помочь нам.  Вы будете щедро
вознаграждены.
     - Помочь? Как?
     -  Научив  наших мастеров  и друидов делать такое же волшебное оружие и
такие же волшебные повозки, как ваши.
     Эверард  вздохнул.  Объяснять было  бесполезно.  В  этом  мире  не было
орудий,  чтобы  сделать  орудия,  необходимые  для  производства  нужных  им
предметов, но как объяснить это людям, которые верят в колдовство?
     - Это дом вашего дяди? - спросил Эверард.
     -  Нет, мой собственный, - ответила Дейрдра. -  Я единственный ребенок.
Мои родители были очень богаты и знатны. Они умерли в прошлом году.
     Ап  Сиорн выговорил несколько слов, будто отрубил их. Дейрдра перевела.
Лицо ее стало озабоченным.
     - История вашего прибытия известна уже всему Катувеллаунану, а значит и
иностранным шпионам тоже. Мы надеемся, что сможем вас здесь от них спрятать.
     Эверард вспомнил, какие штуки в его собственном мире откалывали  страны
Оси и союзные державы  в  маленьких  нейтральных странах вроде Португалии, и
внутренне содрогнулся. Люди,  доведенные до  отчаяния приближающейся войной,
очевидно, не будут столь гостеприимны, как афаллоняне.
     - В чем заключается конфликт, о котором вы мне говорили? - спросил он.
     - Речь, конечно, идет о  контроле над Айсенийским океаном. В частности,
над группой богатейших островов, которые мы называем Инис ир Лионнах.
     Плавным движением Дейрдра поднялась с кресла и показала на глобусе
     Гавайи.
     -  Видите  ли, - продолжала она тоном старательной ученицы, - как я уже
говорила, Литторн и  западные  союзники (включая  нас) истощили друг друга в
войнах. Основные же могущественные державы сегодня - Хай Бразил и Хиндурадж.
Они  постоянно ссорятся, захватывают  новые земли. В их ссору  втягиваются и
маленькие государства, потому что  тут вопрос не  только в престиже, но  и в
том,    какая    система   лучше:    монархия   Хиндураджа   или   теократия
солнцепоклонников Хай Бразил.
     - Могу я спросить, какова ваша религия?
     Дейрдра поморщилась. Вопрос явно показался ей ненужным.
     - Более образованные люди считают, что существует Великий Баал, который
создал  всех меньших богов,  -  наконец  ответила она. - Но, естественно, мы
придерживаемся и древних культов и  чтим также  могущественных богов  других
стран, например в Литторне  - Перхунаса и Чернобога,  в Симберленде  Вотана,
Аммона, Браму, Солнце... Лучше не испытывать их терпения.
     - Понятно.
     Ап Сиорн предложил им сигары и спички. Ван Саравак  затянулся и сердито
сказал:
     - Черт, почему эта  история изменилась именно по такой  линии, что я не
знаю здесь ни одного языка?
     Потом лицо его просветлело.
     - Но мне легко даются языки, даже без гипноза. Я попрошу, чтобы Дейрдра
взялась учить меня.
     - И тебя и меня, - сразу же сказал Эверард. - Но послушай, Ван...
     Он быстро пересказал ему содержание разговора.
     - Гм-м...
     Молодой человек потер подбородок.
     -  Хорошего мало,  а? Конечно,  если только они  дадут нам добраться до
скуттера,  мы  легко ускользнем. Почему бы  не сделать вид, что мы  согласны
помочь?
     - Не такие  уж  они  дураки,  -  сказал  Эверард.  - Они могут верить в
чудеса, но не в такое неограниченное бескорыстие.
     -  Странно, что при подобной отсталости  в  области интеллектуальной им
известны двигатели внутреннего сгорания.
     - Нет. Это как раз вполне понятно. Поэтому  я и  спросил  их о религии.
Она всегда была чисто языческой: даже иудаизм -  и  тот исчез, а  буддизм не
имеет большого влияния. Как доказал еще Уайтхэд, средневековые представления
о  едином всемогущем боге дали  толчок науке, внушив понятие о существовании
законов  природы.  А  Льюис  Мэмфорд  добавил, что  ранние  монастыри  были,
вероятно, первыми изобретателями часового механизма. Это было  очень  нужное
изобретение  в  связи с необходимостью собираться на молитву.  В здешний мир
часы пришли, кажется, значительно позже.
     Эверард горько улыбнулся, скрывая за улыбкой грусть.
     - Странно говорить об  этом. Уайтхэда и  Мэмфорда  никогда  не было.  И
все-таки...
     - Подожди минуточку, - Эверард повернулся к Дейрдре. - Когда был открыт
Афаллон?
     - Белыми? В 4827 году.
     - Гм... Откуда вы ведете летоисчисление?
     Дейрдра уже перестала обращать внимание на их невежество.
     - С сотворения мира.  По крайней  мере, с той даты, которую  называют в
этой связи ученые. 5964 года назад.
     Что соответствует  знаменитой  дате епископа Усшера: 4ОО4 года до нашей
эры. Возможно, это простое совпадение... но все-таки в этой цивилизации  был
определенный семитический элемент. Легенда о сотворении  мира в  Книге бытия
тоже вавилонского происхождения.
     - А когда пар (пнеума) стал  впервые использоваться в  двигателях ваших
машин?
     - Около тысячи лет назад. Великий друид Бороихм О'Фиона...
     - Неважно.
     Эверард курил сигару и что-то  обдумывал.  Потом  он  повернулся к  Ван
Сараваку.
     -  Я  начинаю  понимать, что  произошло,  -  сказал он. - Галлы  всегда
считались не  более чем  варварами.  Но  они многому научились у финикийских
торговцев,  греческих колонистов и этрусков  в  цизальпинской  Галлии. Очень
энергичный, предприимчивый народ.  Римляне же  были флегматичны  и  довольно
далеки  от  интеллектуальных интересов. В  нашей  истории до  средних веков,
когда Римская империя была сметена варварами,  уровень развития  техники был
чрезвычайно  низок. В здешней истории римляне исчезли  рано. Так  же, как  и
евреи, уверен  в  этом. На мой  взгляд  произошло  следующее: при отсутствии
могущественного   Рима  с  его  теорией  равновесия  сил  сирийцы   подавили
маккавеев, даже у нас чуть было не случилось то  же самое. Иудаизм исчез,  а
следовательно так и не возникло  христианство. Но как  бы  то ни было, когда
Рим  прекратил  свое  существование,  галлы  стали господствующей силой. Они
начали  изучать окружающий  мир,  построили  более совершенные  корабли и  в
девятом веке  открыли  Америку. Но  они  не настолько превосходили индейцев,
чтобы те не могли догнать их в развитии и даже создать собственные  империи,
как сейчас Хай Бразил.  В одиннадцатом веке  кельты начали мастерить паровые
машины. У  них,  наверное, был  и  порох, может быть, из Китая, и  некоторые
другие  изобретения.  Но все эти достижения  - результат проб и  ошибок, без
всякой научной основы.
     Ван Саравак кивнул.
     - Думаю, ты прав. Но что случилось с Римом?
     - Не знаю.  Пока  еще  не знаю. Но  ключевой  момент, который  мы ищем,
находится именно там.
     Он повернулся к Дейрдре.
     -  Сейчас я, вероятно,  удивлю  вас,  -  сказал  он  вкрадчиво.  -  Мои
соотечественники уже побывали в  вашем  мире 25ОО лет назад.  Вот  почему  я
говорю по-гречески, но  мне неизвестно, что у вас произошло с тех пор. Как я
понял, вы занимаетесь  наукой  и  много  знаете, и мне хотелось бы  услышать
именно от вас историю вашего мира.
     Она покраснела и опустила  свои длинные темные ресницы, столь необычные
у рыжеволосых.
     -  Буду рада  помочь вам  всем, чем  могу.  А  вы, - воскликнула она  с
мольбой, - вы поможете нам?
     - Не знаю, -  с трудом проговорил Эверард.  - Я бы  хотел помочь, но не
знаю, сможем ли мы...
     Потому что мой долг - уничтожить и вас и весь ваш мир. Навсешда.


     Когда Эверарда  проводили в  его  комнату,  он  обнаружил,  что здешнее
гостеприимство  действительно не знает  границ. Сам  он был  слишком устал и
подавлен, чтобы воспользоваться им...  но, подумал  он, засыпая,  по крайней
мере рабыня, которая ждала Вана, не будет разочарована.
     Вставали здесь рано. Из своего окна  Эверард видел стражников, шагающих
взад и вперед по берегу, но это никак не повлияло на прелесть  свежего утра.
Вместе с Ван Сараваком он сошел вниз к завтраку, состоявшему из бекона, яиц,
тостов и крепкого кофе - о чем еще можно было мечтать! Дейрдра сообщила, что
ап Сиорн уехал обратно в  город на  совещание:  она,  казалось,  забыла свои
огорчения  и весело  болтала о пустяках.  Эверард узнал, что  она  играет  в
любительском  драматическом   театре,  который  иногда  ставит  классические
греческие пьесы в оригинале, и поэтому так  бегло говорит по-гречески, любит
ездить верхом, охотиться, ходить под парусом, плавать...
     - Как вы насчет этого? - спросила она.
     - Насчет чего?
     - Поплавать в море.
     Дейрдра вскочила с кресла, стоявшего на лужайке, где они беседовали под
багряными кронами  осенних  деревьев. Она совершенно непринужденно принялась
скидывать  с   себя  одежду.  Эверарду  показалось,  что  он  услышал   стук
отвалившейся челюсти Ван Саравака.
     - Пошли!  -  засмеялась она.  - Кто нырнет  последним,  тот  бриттиский
дохляк!
     Она уже плескалась в седом прибое, когда к морю дрожа подошли Эверард с
Ван Сараваком. Венерианин застонал.
     - Я с жаркой планеты. Мои предки были индонезийцами. Экватор.
     Тропические пташки.
     - В твоем роду были и голландцы, - ухмыльнулся Эверард.
     - У них достало ума перебраться в Индонезию.
     - Ну что ж, тогда оставайся на берегу.
     - Вот еще! Если может она, могу и я.
     Ван Саравак попробовал воду ногой и снова застонал.
     Эверард  собрал все свое  мужество, вспомнил  все, чему  его  учили,  и
вбежал  в море. Дейрдра брызнула на него водой. Он глубоко нырнул, схватился
за  стройную ногу и потянул ее вниз.  Они дурачились в воде несколько минут,
затем выскочили на  берег и  побежали в дом  под  горячий  душ.  Ван Саравак
горестно плелся сзади.
     - Танталовы муки, - жаловался он. - Самая красивая девушка в этом мире,
а я  не  могу поговорить  с нею, да  она еще  к тому  же - наполовину  белый
медведь.
     Растертый полотенцем и одетый рабами в местную одежду, Эверард прошел в
гостиную к пылающему очагу.
     - Что это за расцветка? - спросил он, указывая на свою шотландскую юбку
в клетку.
     Дейрдра подняла рыжую головку.
     -  Это цвета  моего  клана.  Почетный  гость  у  нас  всегда  считается
принадлежащим к клану  хозяина дома, даже если  он кровный его враг. А мы не
враги, Мэнслах.
     Эти слова  опять  повергли его в дурное настроение. Он  вспомнил, какая
перед ним цель.
     - Мне бы хотелось узнать побольше о вашей  истории,  - сказал он.  -  Я
всегда интересовался этим предметом.
     Она  кивнула,  поправила золотую пряжку  в  волосах  и  сняла  с  тесно
уставленной полки одну из книг.
     - На мой взгляд,  это самая лучшая книга по истории мира. В ней я смогу
найти все детали и подробности, которые вас заинтересуют.
     И заодно расскажешь мне, как лучше разрушить ваш мир.
     Эверард уселся  рядом с ней  на диван.  Дворецкий вкатил столик с едой.
Эверард ел машинально, не чувствуя вкуса.
     - Скажите, - спросил он  наконец, желая проверить свое предположение. -
Рим и Карфаген воевали друг с другом?
     - Да. Два  раза. Сначала  они  были  союзниками  против  Эпира. Римляне
выиграли первую войну и попытались ограничить действия Карфагена.
     Девушка склонилась над книгой, и, глядя на ее тонкий профиль,
     Эверард подумал, что она напоминает прилежную школьницу.
     -  Вторая война разразилась через двадцать  три года  и продолжалась...
гм... одиннадцать лет,  хотя последние три года войны по  существу  не было,
просто добивали противника - Ганнибал уже взял и сжег Рим.
     Ага!  Почему-то  этот  успех  Ганнибала  не  вызвал у Эверарда  прилива
радости. Вторая  Пуническая война (здесь ее  называли римской)  или, вернее,
какой-то  ключевой  эпизод  этой войны  и  был  тем  поворотным  пунктом,  в
результате  которого изменилась история. Но частью из любопытства, частью из
суеверия  Эверард  не  стал  сразу выяснять, какой  именно  это был  эпизод.
Сначала в его  мозгу должно  было  уложиться  все, что произошло (нет... то,
чего не произошло. Реальность - вот  она, теплая,  живая рядом с ним; сам же
он - бесплотный призрак).
     - Что же было дальше? - бесстрастно произнес он.
     -  Карфагенская  империя  захватила  Испанию,  южную  Галлию  и  кончик
Итальянского  сапога, - сказала  она. - После того как римская  конфедерация
распалась, остальная часть Италии оказалась совершенно бессильной, там царил
хаос.  Но правительство  Карфагена было слишком продажно  и поэтому не могло
управлять  империей.  Сам Ганнибал  был  убит людьми,  считавшими,  что  его
честность стоит им поперек дороги. Тем временем  Сирия и Парфиа  воевали  за
восточное  побережье  Средиземного моря.  Парфиа  победила и попала  под еще
болеесильное  греческое влияние,  чем когда-либо прежде. Примерно через  сто
лет  после  римских  войн  Италию захватили  германские  племена.  (По  всей
видимости, кимвры с тевтонами  и амбронами,  которые были  их  союзниками. В
мире Эверарда их остановил  Марий. ) Их разрушительные походы  через  Галлию
заставили  переселиться  кельтов.  В  основном  по  мере упадка Карфагенской
империи они мигрировали в  Испанию и  Северную Африку. А от карфагенян галлы
научились  многому. Последовал долгий период  войн, в течение которых Парфиа
уступала  свои  территории,  а  государства  кельтов  росли.  Гунны  разбили
германцев в Средней Европе, но  в  свою очередь  были побеждены  Парфией, на
завоеванные пространства вошли галлы, и германцы остались  только в Италии и
Гипербореях (по всей  видимости, на  Скандинавском полуострове).  На  верфях
стали закладывать большие корабли, в результате росла торговля между Дальним
Востоком  и  Аравией, а  также  непосредственно с Африкой,  которую  корабли
огибали, направляясь на восток. (В истории Эверарда Юлий Цезарь был изумлен,
когда   увидел,   что   венеты   строят  самые   лучшие  корабли   во   всем
Средиземноморье. ) Кельты открыли Северный Афаллон, думая, что это остров, -
отсюда  название  "инис",  -  но они  были изгнаны  оттуда  индейцами  майя.
Бриттиские  колонии  дальше  на  север  уцелели  и   впоследствии  завоевали
независимость. Тем временем  набирал  силу  Литторн.  Был  период, когда это
государство  завоевало  большую  часть  Европы.  Только  западная  ее  часть
возвратила  себе независимость в результате мирного договора после столетней
войны,  о  которой  я  уже говорила.  Азиатские  страны  сбросили  иго своих
истощенных войной европейских завоевателей  и быстро развивались, а западные
государства, наоборот, приходили в упадок.
     Дейрдра  подняла  голову  от  книги,  которую перелистывала, ведя  свой
рассказ.
     - Но все это  - только  самые основные  факты  нашей истории,  Мэнслах.
Продолжать?
     Эверард покачал головой.
     - Нет, спасибо.
     После минутной паузы он сказал:
     - Вы очень честно рассказываете о положении в своей стране.
     -  Большинство  из  нас не хочет  признавать  этого,  но  я предпочитаю
смотреть правде в глаза, - резко сказала Дейрдра.
     Она тут же добавила с живым интересом:
     - Но расскажите мне о вашем мире. В это чудо трудно поверить.
     Эверард вздохнул, плюнул на свою совесть и принялся врать.
     Нападение произошло после обеда.
     Ван Саравак наконец-то воспрял духом  и  прилежно занимался с  Дейрдрой
изучением  афаллонского  языка. Они  ходили по саду,  взявшись  за  руки,  и
называли различные  предметы;  затем,  чтобы освоить  и глаголы, производили
всевозможные действия. Эверард плелся за ними, мимолетно думая о  том,  что,
пожалуй, он - третий  лишний,  и  главным  образом  пытаясь сообразить,  как
добраться до скуттера.
     На  безоблачном  бледном  небе  сверкало  ясное  солнце.  Алым пламенем
полыхал  клен, по  траве катились  гонимые ветром желтые листья. Пожилой раб
неторопливо убирал двор граблями.  Молодой стражник-индеец  стоял  в ленивой
позе с  ружьем на плече.  Два  волкодава  дремали  у  ограды.  Картина  была
настолько  мирной,  что  с  трудом  верилось,  что  за  этими  стенами  люди
готовились убивать друг друга.
     Но люди остаются людьми в истории любого мира. Возможно, в здешнем мире
они не обладают безжалостной  и утонченной жестокостью западных цивилизаций;
можно даже  сказать, что они кажутся до странности неиспорченными. Но это не
от недостатка  старания. И в этом мире  наука может  никогда  не  достигнуть
развития,  и люди могут бесконечно  повторять  один  и тот  же  цикл: война,
рождение империи, ее  гибель и снова война. В будущем Эверарда  человечество
наконец отошло от всего этого.
     Для  чего? Честно говоря, он не мог утверждать, что этот континуум хуже
или лучше его собственного. Он был  иным - вот и все. И разве этот  народ не
имеет  такого же права  на  существование,  как...  как и  его  собственный,
которого, как окажется, вовсе и не было на земле, если им не удастся сделать
то, что они с Сараваком сделать должны?
     Он до  боли  сжал кулаки. Слишком многое  поставлено на карту. Не  дело
одного человека брать на себя подобные решения.
     Если  решать  придется ему,  не абстрактное чувство  долга заставит его
поступить так или иначе, а воспоминание о мелочах жизни и простых людях того
мира, где он жил сам.
     Они обошли дом, и Дейрдра указала на море.
     -  Аварланн,  -  сказала она.  Ее свободно распущенные  огненные волосы
развевались по ветру.
     - Что же это значит? - рассмеялся Ван Саравак. - Океан,  Атлантический,
или просто  вода?  Пойдем  посмотрим. - Он  потянул  ее  к  берегу.  Эверард
последовал  за  ними.  По  волнам,  милях  в  двух от берега,  шел  какой-то
пароходик - длинный  и  быстроходный. За  ним, хлопая крыльями, летела  туча
белых чаек. Эверард подумал, что если бы охрана дома была  поручена ему,  он
обязательно бы держал на море военный корабль.
     Разве именно он  должен  принимать решение? В  доримское время  были  и
другие  агенты Патруля. Они могут  вернуться  в  свои  эпохи,  увидеть,  что
случилось, и...
     Эверард замер на месте. Озноб пробежал по его спине, он весь похолодел.
     ...  Они  вернутся,  увидят,  что  случилось,  и постараются  исправить
ошибку. Если у  кого-нибудь из  них  это получится, здешний  мир исчезнет  в
мгновение ока из пространства-времени, и он вместе с ним.
     Дейрдра остановилась. Эверард, весь в поту, едва понял, на  что она так
пристально смотрит. Затем Дейрдра закричала  и указала вперед рукой. Эверард
посмотрел вслед за ней на море.
     Пароходик стоял уже совсем  близко  от берега, из его высокой трубы шел
дым и летели искры, на носу сверкало  украшение - позолоченная змея. Эверард
разглядел на борту людей и чтото белое с крыльями. Оно  поднялось с кормы  и
начало набирать высоту.  Планер! Кельтская аэронавтика достигла  уже  такого
уровня.
     - Красиво, - сказал Ван Саравак. -  Воздушные шары у них, наверно, тоже
есть.
     Планер отбросил веревку, соединявшую его  с  кораблем,  и  направился к
берегу. Один из стражников  закричал. Остальные  выбежали из-за дома. Солнце
блестело на  их  ружьях. Корабль шел  прямо  к  берегу. Планер  приземлился,
пропахав полосу в песке.
     Офицер закричал и замахал патрульным, призывая  их назад. Эверард краем
глаза  увидел белое  озадаченное лицо Дейрдры. Затем на  планере повернулась
турель,  вспыхнул  огонь, и раздался грохот  выстрела легкой пушки.  Эверард
автоматически отметил про себя, что турель поворачивается вручную, и упал на
живот.  Ван  Саравак  последовал его  примеру и  потащил  за собой  Дейрдру.
Шрапнель проложила дорожки  среди афаллонских солдат. Из  планера  выскочили
люди с темными лицами в чалмах и саронгах. "Хиндурадж",  -  подумал Эверард.
Они на ходу стреляли в уцелевших стражников, окруживших своего начальника.
     Тот громко  отдал  какой-то приказ и  вместе со своими  людьми  кинулся
вперед. Эверард чуть поднял  голову и  увидел, что афаллонцы атакуют команду
планера. Ван Саравак вскочил  на ноги, Эверард, ловко повернувшись,  ухватил
его за ногу и снова заставил лечь, прежде  чем Ван Саравак успел ввязаться в
бой.
     - Пусти меня! - крикнул венерианин.
     По всему пляжу, как  в кровавом кошмаре, валялись убитые и раненые. Шум
сражения, казалось, доносился до самого неба.
     - Лежи, ты, кретин! Неужели ты не  понимаешь, что им нужны именно мы...
И так этот безумный ирландец, их  командир, сделал ужасную глупость...  хуже
некуда.
     Внимание Эверарда отвлек новый взрыв. Корабль подошел к самому берегу и
выплевывал вооруженных  солдат. Слишком  поздно  афаллонцы  поняли, что  они
истратили все патроны и теперь их атакуют с тыла.
     - Скорей!
     Эверард вскочил и рывком поднял Дейрдру и Ван Саравака на ноги.
     - Нам надо уходить отсюда, может, к комунибудь поблизости...
     Десант с корабля увидел  его и развернулся. Он скорее почувствовал, чем
услышал, подбегая к лужайке, как в песок позади него с чавканьем вошла пуля.
Из  дому доносились  истерические  крики  рабов. Два волкодава  бросились на
непрошенных гостей и были тут же застрелены.
     Сначала - ползком, потом зигзагами, через стену и на дорогу! У Эверарда
это получилось бы,  но Дейрдра споткнулась и упала. Ван Саравак остановился,
чтобы  помочь  ей.  Эверард тоже остановился, и это стоило  им  свободы.  Их
окружили.
     Предводитель темнокожих  что-то крикнул Дейрдре. Она  села на  землю  и
дерзко  ответила  ему.  Он коротко  засмеялся  и указал  большим  пальцем на
пароход у себя за спиной.
     - Что им надо? - по-гречески спросил Эверард.
     - Вас. - Она с ужасом посмотрела на него. - вас обоих.
     Офицер опять что-то сказал.
     - И меня как переводчицу... Нет!
     Она вырвалась из  рук схватившего ее солдата, высвободила  одну  руку и
вцепилась ему в лицо. Кулак Эверарда описал дугу и разбил чью-то челюсть. Но
долго это продолжаться не могло. На его голову опустился приклад ружья, и он
смутно ощутил, как его волокут ногами по песку на пароход.


     Команда бросила планер на  берегу,  перенесла своих убитых и раненых на
корабль, и он, набирая скорость, стал удаляться в море.
     Эверард  сидел в кресле  на палубе  и смотрел на  удаляющийся берег.  В
голове у него постепенно прояснялось. Дейрдра плакала на плече Ван Саравака,
и венерианин пытался ее успокоить. Холодный ветер с шумом швырял брызги пены
им в лицо.
     Когда из рубки вышли  двое белых, Эверарда сразу же покинуло охватившее
его  оцепенение.  Нет,   они  все-таки  не  азиаты!  Европейцы.  И   сейчас,
приглядевшись к команде,  он  заметил, что  у всех  лица  европейского типа.
Смуглая кожа - это просто-напросто грим.
     Он встал и осторожно оглядел своих новых хозяев. Один из них - довольно
представительного вида человек средних  лет, не  очень  высокий,  в  красной
шелковой рубахе, мешковатых белых штанах  и в похожей на  каракулевую шапке,
был чисто выбрит, его темные волосы были  заплетены  в косу. Другой  казался
несколько моложе: косматый светловолосый гигант в мундире с нашитыми медными
колечками,  в штанах с  гамашами, кожаном плаще и явно декоративном  шлеме с
рогами. У  обоих  к поясу были  пристегнуты револьверы.  Судя  по  отношению
команды, они были здесь старшими.
     - Какого черта!
     Эверард  еще  раз огляделся.  Земля  уже  исчезла  из  виду, и  корабль
поворачивал  к северу.  Мотор работал на  полную  мощность, корпус  парохода
дрожал, и когда нос зарывался в волны, брызги долетали до палубы.
     Сначала  старший  из  двоих  заговорил  на  афаллонском.  Эверард пожал
плечами.  Затем попытку  объясниться сделал бородатый  северянин  сначала на
совершенно незнакомом Эверарду диалекте, но потом:
     - Taelan thu Cimbrik?
     -  Кимврийский?  - Эверард, который знал несколько  германских  языков,
решил  попытаться  вступить  в  разговор,  а  Ван  Саравак   навострил  свои
голландские уши. Дейрдра  прижалась к нему,  глядя широко открытыми глазами,
потрясенная случившимся.
     - Ja, - сказал Эверард, - ein venig.
     Когда   золотоволосый   взглянул  на  него   неуверенно,  он   повторил
по-английски:
     - Немного.
     - Ах, aen litt. Gode!
     Гигант потер руки и назвал себя и своего спутника.
     -  Ik  hait  Боерик Вульфилассон ok main gefreond  neer  erran Болеслав
Арконски.
     Такого языка Эверард  никогда в жизни не слыхал - это не мог быть  даже
чисто  кимврийский,  ведь  прошло столько веков, - но собеседника своего  он
понимал сравнительно легко.
     Труднее было  говорить. Эверард  не мог  себе  представить, как  именно
развился первоначальный язык.
     - Что, черт побери, arran thu задумал? - угрожающе спросил он. - Ik bin
человек auf Sirius, со звезды Сириус, mit planeten и всякое такое. Отпустите
uns gebach или willen вы чертовски, der Teufel, дорого заплатите.
     Боерик  Вульфилассон  выглядел  огорченным.   Он  предложил  продолжить
разговор у него в каюте с Дейрдрой как переводчицей. Их провели в рубку, где
оказался небольшой, но комфортабельный салон, дверь осталась открытой, перед
ней стоял часовой. Еще несколько вооруженных людей находились поблизости.
     Болеслав Арконски сказал  что-то Дейрдре на афаллонском. Она кивнула, и
он налил ей стакан вина.  Она выпила  и как-то немного успокоилась, но голос
ее звучал слабо.
     -  Мы попали  в плен,  Мэнслах. Их  шпионы узнали,  где вы  находитесь.
Другая группа должна украсть вашу машину. Где она, они тоже знают.
     - Так я и думал, - сказал Эверард. - Но кто они, во имя Баала?
     Боерик грубо  расхохотался в  ответ  и  долго хвалился своей хитроумной
выдумкой.  Его план заключался  в том,  чтобы  правители Афаллона  подумали,
будто  нападение  совершили  хиндураджцы.  В  действительности же  секретное
сотрудничество  между Литторном и Симберлендом помогло им создать прекрасную
шпионскую  сеть,  и сейчас  они направлялись  в летнюю резиденцию посольства
Литторна  на  Инис  Лланголен  (то   есть  в  Нантакет),   где   волшебников
настоятельно попросят  растолковать смысл своего  колдовства, а для  великих
держав приготовят хорошенький сюрприз.
     - А если мы этого не сделаем?
     Дейрдра перевела ответ Арконски дословно.
     - Я сожалею о последствиях. Мы - цивилизованный народ и хорошо заплатим
за помощь  и  почетом и золотом,  если  вы ее  нам окажете добровольно. Но в
случае отказа мы можем  и  заставить вас. На карту  поставлено существование
наших государств.
     Эверард внимательно поглядел на них.
     Боерик выглядел смущенным и неуверенным, от  его бравады не  осталось и
следа. Болеслав  Арконски выстукивал по столу пальцами  дробь, губы его были
сжаты, а глаза, казалось, говорили: НЕ ЗАСТАВЛЯЙТЕ НАС ПОСТУПАТЬ ТАК. ВЕДЬ И
У НАС ЕСТЬ СОВЕСТЬ.
     Они, наверное, были хорошими мужьями и отцами, любили пропустить иногда
по  кружке  пива  и  сыграть с друзьями в кости. Может быть, боерик разводил
породистых лошадей в Италии,  а Арконски  выращивал розы на берегах Балтики.
Но все  это  никак  не  могло  помочь  пленникам  в тот момент,  когда  одно
всемогущее государство сцепится с другим.
     Эверард  задумался,  отдавая  должное  тому,  с  каким искусством  была
проведена операция по  захвату их в плен. Потом прикинул, что делать дальше.
Пароход шел быстро, но, насколько патрульный помнил путь до Нантакета, плыть
им оставалось еще часов двадцать. А значит, по крайней мере двадцать часов в
их распоряжении было.
     - Мы устали, - сказал он по-английски. - Можем мы немного отдохнуть?
     - Да,  конечно,  -  с неуклюжей  вежливостью  сказал  Боерик. - Ok  wir
skallen gode gefreonds bin, nie? - ведь мы будем добрыми друзьями?
     На западе тлел закат. Дейрдра  и Ван Саравак стояли на палубе, глядя на
серый морской простор. Трое матросов, уже снявшие свои маскарадные костюмы и
грим, стояли на корме с оружием  наготове. Рулевой  вел корабль по  компасу.
Боерик и  Эверард  прохаживались  по  палубе.  Все  были  в  теплых куртках,
защищающих от резкого ветра. Эверард делал успехи в кимврийском - язык еще с
трудом  ему повиновался, но собеседник мог понять, что он  говорит. Впрочем,
он больше старался слушать Боерика.
     -  Так  вы со звезд? Этого я  не  понимаю.  Я простой человек. Будь моя
воля, я уехал бы к себе в Тоскану,  занимался бы  там своим поместьем, а мир
пусть  сходит  с ума, как хочет.  Но  у каждого из нас,  граждан,  есть свои
обязанности перед государством.
     По-видимому, тевтоны полностью  вытеснили латинян из Италии, как в мире
Эверарда - англы бриттов.
     - Я  вас понимаю,  -  сказал Эверард.  - Странно,  что так много  людей
воюет, когда только немногие хотят воевать.
     - О, но это необходимо. И, - почти жалобно, - ведь Картагаланн захватил
Египет, наше законное владение.
     - Времена повторяются, - прошептал Эверард.
     - А?
     - Нет, нет, ничего. Значит вы, кимврийцы, заключили  союз с Литторном и
надеетесь  захватить  Европу   и   Африку,  пока  большие  и  могущественные
государства дерутся на Востоке.
     -  Вовсе   нет!   -  с   возмущением  возразил   Боерик.  -  Мы  просто
восстанавливаем свои законные исторические территориальные права. Сам король
сказал...
     И так далее, и тому подобное.
     Эверард старался удержаться на ногах: корабль качало.
     -  Мне кажется,  что  вы  обращаетесь с  нами,  волшебниками,  довольно
неучтиво, - сказал он. - Смотрите, как бы мы по-настоящему не рассердились.
     -  О,  ведь  нас  с   детства  защищают   особыми  заклинаниями  против
колдовства.
     - Ах так...
     - Я бы очень хотел,  чтобы вы помогли нам добровольно. Буду рад убедить
вас  в справедливости нашего дела,  если  вы  готовы посвятить мне несколько
часов.
     Эверард  покачал  головой,  отошел  от  борта  и  остановился  рядом  с
Дейрдрой. Лицо  девушки  было едва  различимо в  сгущающихся  сумерках, но в
голосе ее ему послышалась ярость отчаяния.
     -  Я  надеюсь, Мэнслах, вы сказали  ему,  куда он может  идти вместе со
своими планами?
     - Нет, - твердо ответил Эверард, - мы собираемся помочь им.
     Она вздрогнула, как от удара.
     - Что ты сказал, Мэнс? - спросил Ван Саравак.
     Эверард перевел.
     - Нет! - воскликнул венерианин.
     - Да! - сказал Эверард.
     - Бог ты мой, нет! Я...
     Эверард схватил его за руку и холодно сказал:
     -  Успокойся. Я  знаю, что делаю. Мы не можем принимать ничью сторону в
этом  мире - мы  против  всех,  и  чем  скорее ты  это  поймешь,  тем лучше.
Единственное, что нужно сейчас, это некоторое  время делать вид, что  мы - с
ними. И не вздумай сказать это Дейрдре.
     Ван Саравак склонил голову и задумался.
     - Ладно, - угрюмо согласился он.


     Летний  курорт Литторна находился на  южном  берегу Нантакета, рядом  с
рыбацкой деревушкой,  но был отгорожен от нее стеной. Архитектура посольства
была  того  же  стиля, что  и здания в самом Литторне, - длинные бревенчатые
дома  с крышами, выгнутыми,  как спина рассерженной кошки. Главное здание  и
его флигели окружали выложенный плитами двор.
     Пока корабль подходил к частному пирсу,  Эверард, стоя на палубе, успел
позавтракать под гневным взглядом Дейрдры, отнюдь не улучшившим его аппетит.
     Другой,  большего размера корабль, уже стоял у  пирса, кругом толпилось
множество людей весьма сурового вида.
     Арконски возбужденно сказал на афаллонском:
     - Видите, вашу волшебную  машину  уже привезли. Вы сможете сразу же нам
все показать.
     Когда Боерик перевел эти слова, сердце эверарда забилось сильнее.
     Гости, как их  настойчиво называли кимврийцы, были проведены в огромную
комнату, где Арконски преклонил колено перед идолом  с  четырьмя лицами, тем
самым  Свантевитом,  которого  датчане  в  истории другого  мира изрубили на
дрова. В  камине горел  огонь,  вокруг стен  стояла  вооруженная охрана,  но
Эверард ни на что не обращал внимания: его глаза  были прикованы к скуттеру,
поблескивающему на полу.
     - Я слышал, что нашим пришлось здорово  подраться, чтобы заполучить эту
штуку в Катувеллаунане, -  обронил Боерик. - Многие были убиты, но остальным
удалось уйти от погони.
     Он опасливо дотронулся до рукоятки скуттера.
     - И эта повозка действительно может появляться в любом месте по желанию
седока прямо из воздуха?
     - Да, - сказал Эверард.
     Дейрдра  взглянула на него с таким презрением, какого  он до сих пор не
встречал. Она с  высокомерным видом стояла в стороне, стараясь держаться как
можно дальше от него и Ван Саравака.
     Арконски заговорил с ней. Потом потребовал, чтобы она перевела. Девушка
плюнула ему под ноги.
     Боерик вздохнул и сказал Эверарду:
     - Мы  хотим,  чтобы  вы продемонстрировали нам  эту  машину. Мы  вместе
поднимемся на ней. Предупреждаю, что  приставлю револьвер к  вашей спине. Вы
будете  говорить мне  заранее,  что  собираетесь делать,  и  если что-нибудь
окажется не так, я выстрелю. Ваши друзья останутся здесь заложниками и  тоже
будут застрелены при первом подозрении. Но я  уверен, - поспешно добавил он,
- что все мы останемся добрыми друзьями.
     Эверард кивнул. Нервы его были напряжены до предела,  ладони взмокли от
холодного пота.
     - Но  раньше  я должен  прочесть  заклинания,  -  сказал  он. Глаза его
блеснули. Сначала  он  бросил взгляд на  пространственно-временные  счетчики
приборов. Затем  посмотрел на  Ван Саравака,  сидящего под  дулами пистолета
Арконски и ружей стражников. Дейрдра находилась  на той  же скамейке, хотя и
постаралась отодвинуться от  патрульного  как можно дальше. Эверард прикинул
примерное расстояние от скуттера до  скамейки, воздел руки к небу и нараспев
заговорил на темпоральном:
     - Ван, я попытаюсь  вытащить тебя отсюда. Не  двигайся  с  места  ни на
миллиметр, повторяю,  ни на миллиметр. Мне придется подхватить тебя на лету.
Если  все  пойдет, как задумано,  я вернусь за тобой  примерно  через минуту
после того, как мы испаримся с нашим волосатым другом.
     Венерианин  сидел  с  абсолютно  бесстрастным  лицом,  но  на  лбу  его
выступили мелкие бисеринки пота.
     - Очень хорошо, - сказал Эверард на своем ломаном кимврийском. - Садись
сзади, Боерик, и мы погоним мою волшебную лошадку вперед.
     Светловолосый гигант кивнул и повиновался. Когда Эверард устраивался на
переднем сиденье, он почувствовал, как в  спину ему  уперлось дрожащее  дуло
пистолета.
     -  Скажи  Арконски,  что мы вернемся  через полчаса, -  бросил он через
плечо.
     Время  в этом мире исчислялось примерно также, как в его собственном, и
там и тут заимствованное у вавилонян.
     Когда Боерик перевел, Эверард продолжал:
     - Прежде  всего  мы возникнем из воздуха прямо над океаном  и  зависнем
там.
     - Х-х-хорошо, - выдохнул Боерик. Голос его звучал нетвердо.
     Эверард настроил программатор пространства на десять миль  к  востоку и
на тысячу футов высоты, потом включил главный тумблер.
     Они сидели, как  ведьмы на  помеле,  глядя вниз на сине-зеленый простор
волн и на дымку, которая была далекой землей. Сильный ветер дул им в лицо, и
Эверард покрепче сжал седло коленями.
     - Ну? - спросил он. - Как тебе нравится?
     - Это... чудесно!
     По  мере  того,  как он свыкался  с обстановкой, Боерика  охватывал все
больший энтузиазм.
     - Наши воздушные шары перед этим -  ничто. С такими машинами мы взлетим
в небо над вражескими городами и сметем их огнем с лица земли.
     После этих слов Эверарду стало как-то  легче при  мысли о том, что  ему
предстояло сделать.
     - Сейчас мы полетим вперед - и скуттер будет скользить по воздуху.
     Боерик восхищенно крякнул.
     - А сейчас мы спрыгнем сразу вниз, на землю твоей родины.
     Эверард включил  тумблер  маневрирования. Скуттер  на бешеной  скорости
сделал  мертвую петлю и вышел из  нее в пике. Зная,  что произойдет, Эверард
еле удержался в седле. Он так и не понял, когда именно  выпал Боерик; только
краем глаза  успел он заметить человека, камнем летящего сквозь пространство
в море, и пожалел, что увидел это.
     Затем  патрульный  позволил  себе  недолгий  отдых,  зависнув  у  самой
поверхности воды. Сначала  его  пробрала  дрожь:  успей Боерик выстрелить...
Потом он почувствовал  угрызения совести. Отогнав от себя ненужные мысли, он
сосредоточился  на  проблеме  спасения   Ван   Саравака,  поставил  верньеры
пространства  на один  фут от  скамейки, где  находились  пленники, настроил
время - одна  минута после того,  как они с Боериком отбыли. Правая его рука
лежала на панели управления  - ему  предстояло действовать быстро, - а левую
он оставил свободной.
     Держите шапки, ребята! Поехали!
     Машина возникла из воздуха прямо перед  Ван Сараваком. Эверард  схватил
венерианина     за     рубашку,    притянул     его    к     себе,    внутрь
пространственно-временного  силового поля, в то  время как  правая его рука,
проделав все необходимые переключения, уже нажимала главный тумблер.
     От металлической  поверхности скуттера  отскочила  пуля. Эверард  успел
увидеть  что-то  бешено кричащего  Арконски.  А затем -  все исчезло, и  они
оказались на травянистом холме, спускавшемся к морю две тысячи лет назад.
     Нервное  напряжение взяло свое:  Эверард, весь  дрожа,  упал головой на
панель управления.
     В чувство его привел крик. Он обернулся, чтобы посмотреть на Ван
     Саравака, распростертого на склоне холма.
     Одна рука венерианина все еще обнимала талию Дейрдры.
     Ветер  стих, море набегало на берег широкой  пенистой  волной,  по небу
плыли высокие облака.
     - Не могу сказать, что осуждаю тебя, Ван. - Эверард ходил взад и вперед
возле скуттера, глядя в землю. - Но это безусловно усложняет наше положение.
     - Что мне оставалось делать? - спросил венерианин с болью в  голосе.  -
Оставить ее на растерзание негодяям или дать ей исчезнуть из жизни вместе со
всем ее миром?
     -  Вспомни,  как действует  психовнушение,  которому  нас  подвергли  в
Академии. Без разрешения мы не можем сказать ей правду, даже если и захотим.
А я к тому же и не хочу.
     Эверард взглянул на  девушку. Она стояла, тяжело дыша,  но  в глазах ее
светилась радость. Ветер трепал ее волосы и длинное тонкое платье.
     Она тряхнула головой, как бы пытаясь освободиться от кошмара, подбежала
к патрульным и схватила их за руки.
     - Прости меня, Мэнслах, -  выдохнула  она.  - Я должна была догадаться,
что ты не предашь нас.
     Она  поцеловала  их  обоих. Ван Саравак, как  и  следовало  ожидать,  с
готовностью ответил, но  Эверарду не удалось себя пересилить. Он вспомнил об
Иуде.
     - Где мы? - продолжала она. - Похоже на Лланголен, но нет жителей.  Или
вы привезли меня на Счастливые острова?
     Она подпрыгнула на одной ноге и принялась танцевать среди цветов.
     - А можно нам отдохнуть здесь немного, прежде чем мы вернемся домой?
     Эверард тяжело вздохнул.
     - Боюсь, что у меня для вас дурные вести, Дейрдра, - сказал он.
     Она замолчала. Он увидел, как она вся сжалась. - Мы не можем вернуться.
Это...  заклинания,  которые мне  пришлось использовать,  чтобы спасти  нашу
жизнь. У меня не было  выбора.  Но  теперь из-за них мы не  можем  вернуться
домой.
     - И никакой надежды? - Он едва расслышал ее слабый голос.
     - Нет, - сказал он, чувствуя резь в глазах.
     Она повернулась и медленно пошла прочь.
     Ван  Саравак  метнулся  было  следом,  но  остановился  и  сел рядом  с
Эверардом.
     - Что ты сказал ей?
     Эверард повторил.
     -  По-моему,  это  самый  лучший компромисс, - сказал  он. -  Я не могу
отослать ее обратно, в тот мир, который скоро перестанет существовать.
     - Ты прав.
     Ван Саравак некоторое время сидел молча, глядя на море. Потом спросил:
     - Какой сейчас год? Примерно время Христа?  Тогда мы все еще  находимся
позже ключевого момента.
     - Да.  И  нам все  еще  предстоит  выяснить,  когда  он  был  и  в  чем
заключался.
     -  Надо  обратиться в отделение Патруля  в более  ранние  века.  Там мы
сможем получить необходимую помощь.
     - Может быть.
     Эверард улегся на траву  и  стал глядеть в небо, буквально раздавленный
физической усталостью после всего, что им довелось пережить.
     - Хотя я думаю, что ключевой момент мне удастся установить прямо здесь,
с помощью Дейрдры. Разбуди меня, когда она вернется.
     Она вернулась с сухими  глазами, хотя  по лицу ее было заметно, что она
плакала. Когда Эверард спросил, поможет ли она ему в его деле,
     Дейрдра кивнула.
     - Конечно. Моя жизнь принадлежит тем, кто спас ее.
     После того как мы сами втянули тебя в эту историю.
     Эверард осторожно сказал:
     - Я просто хочу узнать от вас кое-какие сведения. Слышали ли  вы о... о
том,  что можно  человека усыпить  и во сне  он  будет  делать  все, что ему
говорят?
     Она неуверенно кивнула.
     - Я видела, как это делали медики-друиды.
     - Это не  причинит вам вреда. Я только  хочу, чтобы  вы заснули и могли
вспомнить во сне все, что когда-либо  знали,  даже если вам  кажется, что вы
это забыли. Это не займет много времени.
     Она  была так доверчива, что  ему  стало  совестно... Применяя  методы,
изученные  в  Патруле,  он погрузил  ее  в  гипнотическое  состояние полного
раскрытия  памяти и  выудил из ее мозга все,  что  она когда-либо читала или
слышала о Второй Пунической войне. Этого оказалось вполне достаточно для его
целей.
     В 219 году до нашей эры Ганнибал Барка, правитель карфагенской Испании,
осадил Сагунт. После восьми месяцев осады он  захватил  его,  и  это вызвало
задолго  до того  задуманную им  войму с  Римом. В начале мая  218  года  он
пересек Пиренеи с армией  в 9ОООО пехотинцев,  12ООО конников и  37 слонами,
прошел Галлию  и  перевалил  через Альпы.  Потери его в пути были огромны: к
концу года  к Италии подошло  только 2ОООО пехотинцев и 6ООО конных  воинов.
Тем не менее около реки  Тицин он встретил и  разгромил  превосходящие  силы
противника.  В  течение  следующего  года  он  дал  римлянам  еще  несколько
кровопролитных, но победоносных сражений и вошел в Апулию и Кампанью.
     Апулийцы, луканы, бруттии и самниты перешли на его сторону. Квинт Фабий
Максим повел ожесточенную  партизанскую войну, которая  разорила  Италию, но
так  ничего  и  не  решила. Тем  временем Газдрубал Барка  спешно собирал  в
Испании новое  войско  и в  211 году прибыл  с  подкреплениями. В  21О  году
Ганнибал захватил  и сжег Рим, а к  2О7  году последние  города конфедерации
были вынуждены сдаться ему.
     - Вот оно,  - сказал Эверард  и погладил  медноволосую головку девушки,
лежавшей  перед  ним. - Теперь усни,  спи спокойно и проснись  с радостью  в
сердце.
     - Что она тебе рассказала? - спросил Ван Саравак.
     - Множество  подробностей, - ответил Эверард. Весь рассказ  занял более
часа. Важно  одно:  она прекрасно  знает историю тех времен,  но ни разу  не
упомянула о Сципионах.
     - О ком?
     - Публий Корнелий Сципион командовал римской армией при Тицине. В нашем
мире  его тоже постигла неудача - он  проиграл  сражение.  Но  позже  у него
хватило  ума  повернуть  на запад  и постепенно  разрушить базу  Карфагена в
Испании. кончилось тем,  что Ганнибал оказался полностью отрезанным от своих
баз  в  Италии, а  те  небольшие  подкрепления,  которые ему  могли  послать
иберийцы,  уничтожались в  пути.  Сын  Сципиона, носивший такое же имя, тоже
занимал  высокий  пост  и  был тем  самым  человеком,  который  окончательно
разгромил войска Ганнибала при Заме  - это Сципион Африканский. Отец  и  сын
были лучшими  полководцами, которых когда-либо  знал Рим.  Но  Дейрдра о них
никогда не слышала.
     - Итак...
     Ван Саравак опять стал  смотреть на восток через море, туда, где галлы,
кимвры и парфяне опустошали античный мир.
     - Что произошло с ними в здешнем времени?
     -  Насколько я помню,  оба Сципиона в нашем мире участвовали в сражении
при Тицине  и чудом избежали смерти.  Во  время отступления, скорее бегства,
сын спас жизнь отцу. Совершенно очевидно, что в здешней истории оба Сципиона
погибли.
     -  Кто-то  должен  был  их убить,  -  сказал Ван  Саравак. В его голосе
зазвучали металлические нотки.
     - Какой-нибудь путешественник во времени. Все другое отпадает.
     - Что ж, во всяком случае, это вероятно. Посмотрим.
     Эверард отвел взгляд от лица спящей Дейрдры.
     - Посмотрим.


     На  курорте в плейстоценовом  периоде  -  они  вернулись обратно  через
полчаса  после того,  как  вылетели  отсюда  - патрульные сдали  девушку  на
попечение  пожилой  доброжелательной  экономке,  говорившей  по-гречески,  и
собрали своих  коллег. Затем сквозь пространство-время полетели хронокапсулы
с сообщениями и запросами.
     Отделения до 218 года - ближайшее  находилось в Александрии в периоде с
25О по 23О год - "все еще" были на  месте:  работало в  них  примерно двести
агентов Патруля. Письменные  связи с отделениями  в будущем,  как выяснилось
после проверки, оказались невозможными.
     Обеспокоенные   патрульные  собрались   на  совещание  в   Академии,  в
олигоценовом  периоде.  Присутствующие свободные  агенты соответствовали  по
званиям своим коллегам, работавшим постоянно в тех или иных отделениях, хотя
между собой они не были равны в правах.
     Эверард  неожиданно  для  себя  оказался председателем  комитета  самых
высокопоставленных офицеров Патруля. Это была  трудная и мучительная работа.
Люди, собравшиеся  здесь,  подчинили себе пространство и время, они  владели
оружием  богов,  но все же оставались людьми  с человеческими недостатками -
упрямством, своеволием, раздражительностью.
     Все  согласились  с  тем,  что  происшедшее  необходимо  исправить.  Но
возникали  опасения  относительно  судьбы тех  агентов, которые,  как в свое
время  Эверард,   могли  находиться  сейчас  в  будущих  эпохах,  не  будучи
заблаговременно  предупреждены  о  предполагаемых  действиях.  Если  они  не
вернутся  к тому моменту, когда история  еще раз будет  изменена, они просто
перестанут существовать.
     Эверард организовал несколько  спасательных экспедиций, но  сомневался,
что они достигнут успеха.  Он твердо приказал спасателям вернуться в течение
дня  по  местному времени,  если  они  сами  не хотят  оказаться в положении
спасаемых.
     Специалист  по возрождению науки тоже  высказал  некоторые соображения.
Конечно,  безусловный  долг всех, кто уцелел, восстановить  "первоначальную"
линию  развития  времени.  Но  существует  и долг  перед  наукой.  Открылись
блестящие и уникальные  возможности  изучения  новой линии времени в истории
человечества.   Нужно  провести  антропологические  исследования  в  течение
нескольких лет, прежде чем... Эверард с  трудом прервал это словоизвержение.
У них оставалось не так много патрульных, чтобы идти на подобный риск.
     Были созданы  исследовательские  группы с  задачей  - определить точный
момент  и  обстоятельства,  при  которых  произошло  изменение.  Разгорелись
яростные споры  о  том,  как следует  действовать.  Эверард глядел  в окно в
доисторическую  тьму  и  думал, что  саблезубые  тигры,  в  конечном  счете,
справляются со своими делами куда лучше, чем их обезьяноподобные потомки.
     Когда все  группы и  команды были,  наконец, назначены, расставлены  по
местам и отправлены,  Эверард  открыл  бутылку виски и напился вместе  с Ван
Сараваком до бесчувствия.
     На  следующий день руководящий комитет  заслушал  сообщение спасателей,
побывавших  в  различных  эпохах  будущего.  С  десяток  патрульных  удалось
выручить из  более  или менее  затруднительных  положений; человек двадцать,
видимо, придется  списать со счетов. Рапорт  групп,  занимавшихся разведкой,
был  интереснее.  Оказалось,  что  два  гельветских  купца присоединились  к
Ганнибалу в Альпах  и  полностью вошли  к  нему  в доверие. После  войны они
заняли  в  КАрфагенскои  империи  высокое  положение.  Назвавшись  Фронтос и
Химилко,  они  практически  управляли  государством,  организовали  убийство
Ганнибала  и жили с небывалой роскошью.  Один  из патрульных  видел  и самих
узурпаторов, и их дворцы.
     - Масса предметов и усовершенствований, о которых в античные времена не
могли  и   мечтать.  Сами  они   показались  мне   нелдорианцами  из  2О5-го
тысячелетия.
     Эверард кивнул. Это был век бандитов, с  которыми Патрулю "уже"  немало
пришлось повозиться.
     - Думаю, что все ясно, - сказал он. - Были они или не были с Ганнибалом
до  сражения  при Тицине, не имеет никакого  значения. Нам было бы чертовски
трудно захватить  их  в  Альпах незаметно,  не  наделав  такого шума,  из-за
которого мы сами, чего доброго можем изменить ход событий. Важно то, что, по
всей  видимости,  именно они  убили обоих Сципионов,  и именно в этот момент
истории нам следует вмешаться.
     Англичанин из девятнадцатого века, весьма компетентный в своем деле, но
напоминающий полковника Блимпа, развернул составленную им карту боя, который
он наблюдал с помощью инфракрасного телескопа сквозь низкие облака.
     - Римляне стояли вот здесь...
     - Знаю, -  сказал Эверард. -  Тонкая  красная линия. Критический момент
наступил, когда они обратились в бегство, но и предшествующая сумятица может
оказаться нам в  помощь.  Ну что ж, придется окружить поле, но считаю, что в
самой битве должны участвовать только два агента. Эти  "купцы" наверняка все
время   будут  начеку,   ожидая  возможного   противодействия.  Отделение  в
Александрии может снабдить меня и Вана нужной одеждой.
     - То есть как!  -  воскликнул  англичанин.  -  Я  полагал,  что достоин
чести...
     - Нет. Простите.
     Эверард улыбнулся краешком губ.
     - Какая там честь? Просто возможность сломать себе шею ради того, чтобы
уничтожить целый мир таких же людей, как мы сами.
     Эверард поднялся.
     - Идти надо  мне, -  бесстрастно сказал он. - Не могу объяснить почему,
но знаю, что идти должен именно я.
     Ван Саравак кивнул.
     Они оставили скуттер под защитой купы деревьев и пошли через поле боя.
     За  горизонтом,   высоко  в   небе,  парило  около  сотни  скуттеров  с
вооруженными патрульными, но это было слабым утешением среди свиста копьев и
стрел.  Низкие облака  стремительно  мчались под  напором  холодного  ветра,
моросил мелкий дождь, в солнечной Италии наступила поздняя осень.
     Пробиваясь сквозь  месиво грязи и  крови,  Эверард  чувствовал  тяжесть
панциря на своих плечах. На нем был шлем,  поножи, римский щит на левой руке
и  меч  у  пояса,  но  в  правой  руке  он   держал  станнер.  Ван  Саравак,
экипированный  точно  также,   тащился   сзади,  глядя  по  сторонам  из-под
развевающегося на шлеме командирского плюмажа.
     Взвыли  трубы, застучали барабаны. Эти звуки  почти потонули  в  воплях
людей, топоте ног,  ржании  лошадей,  потерявших  всадников,  свисте  стрел.
Только  немногие  командиры  и  разведчики все еще держались верхом; как это
часто  бывало  до изобретения  стремени,  бой,  который начинался  сражением
конницы,  превращался в  рукопашные  схватки,  когда  всадников выбивали  из
седел.
     Карфагеняне наступали, прорубаясь сквозь римские линии и  сминая их. То
в одном месте, то в  другом  сражение превращалось  в отдельные стычки: люди
проклинали противников и бросались в рукопашную.
     Здесь бой  уже кончился. Вокруг Эверарда  лежали  трупы. Он поспешил за
отступающей римской армией,  к сверкающим вдали значкам легионов - бронзовым
орлам.   За   шлемами   и   трупами  он   различил   победно   развевающееся
пурпурно-красное знамя. И тогда, словно чудовища на фоне серого неба, подняв
хоботы и трубя, выступили слоны.
     Война всегда одинакова: это не  бравада храбрецов и не аккуратные линии
на картах, а крики, пот и кровь людей, мечущихся в круговерти боя.
     Темнолицый худощавый  карфагенянин-пращник со стоном  пытался  вытащить
копье,  застрявшее у него  в животе. Но сидящий на земле рядом с ним римский
крестьянин  не  обращал  на  него никакого  внимания  и только с недоумением
рассматривал культю своей руки.
     Над  полем кружили  вороны. Они покачивались  на ветру  и ждали  своего
часа.
     - Скорей! - прошептал Эверард. - Поспеши, ради всего святого!
     Линия обороны может рухнуть в любую минуту.
     В  горле у него пересохло, он поспешно  заковылял туда, где развевались
знамена Республики. Ему пришло  в  голову,  что  в душе он  всегда  стоял за
победу Ганнибала,  а не Рима.  Было что-то отталкивающее  в его  холодной  и
всеядной  жадности. И вот  он  здесь, пытаясь спасти этот  вечный город. Да,
жизнь - странная штука.
     Его  немного  утешало то, что Сципион Африканский был одним из немногих
порядочных людей, оставшихся в живых после войны.
     Стоны  и крики усилились - римляне  откатывались  назад. Эверард увидел
нечто похожее  на волну, разбивавшуюся о скалы. Но здесь двигалась не волна,
а скала, с громким криком и нанося удары...
     Он побежал. Мимо него, крича от  страха, пронесся легионер. Седоволосый
римский ветеран плюнул в  землю, широко расставил ноги и  бился, не сходя  с
места,  пока не  упал замертво. Карфагеняне  держали строй  и наступали  под
нечеловеческий грохот барабанов.
     Там, впереди!  Эверард  увидел  группу римлян,  окружившую  полководцев
верхом  на  лошадях. Они высоко  поднимали  бронзовых  орлов,  что-то громко
кричали, но их невозможно было расслышать из-за шума битвы.
     Мимо  пробежала  небольшая группа  легионеров.  Их  начальник  окликнул
патрульных:
     - Эй, вы, спешите туда! Мы еще покажем им, клянусь лоном Венеры!
     Эверард покачал головой и продолжал свой  путь. Римлянин оскалил зубы и
кинулся на него.
     - Ах ты, трусливый...
     Луч станнера оборвал его слова.  Он рухнул в грязь. Остальные легионеры
дрогнули,  закричали  и бросились  бежать. Карфагеняне  были очень  близко -
сплошная  стена щитов  и  мечей, с  которых  стекала  кровь.  Эверард увидел
орлиный профиль одного из них, свежий шрам на щеке у другого.
     Копье отскочило от его шлема. Он наклонил голову и побежал. На его пути
возникла стычка.  Он хотел обойти дерущихся, но споткнулся о труп и упал. На
него свалился какой-то римлянин. Ван Саравак  с проклятьями вытащил Эверарда
и получил удар мечом по руке.
     Неподалеку  люди  Сципиона,  окруженные  врагами,  безуспешно  пытались
отразить  атаку.  Эверард остановился, набрал  побольше воздуха  в  легкие и
внимательно огляделся. Сквозь  сетку дождя  он увидел группу  приближающихся
римских всадников в  мокро  поблескивающих доспехах. Кони их  по брюхо  были
забрызганы грязью. Это,  должно  быть,  сын, Сципион  Африканский, спешил на
помощь отцу. Под копытами дрожала земля.
     - Вон там!
     Ван Саравак закричал и  махнул рукой. Эверард пригнулся. Дождь стекал с
его шлема на лицо.
     С  другой  стороны группа  карфагенян направлялась  к  тому месту,  где
дрались  римляне.  Во главе  их гарцевали два человека, высокие,  с  грубыми
чертами лица, характерными для нелдориан. Они  были  одеты в те же  доспехи,
что и остальные, но в руке каждый держал по длинноствольному пистолету.
     - Сюда!
     Эверард круто  повернулся и побежал к ним. Кожа его панциря скрипела на
ходу.
     Карфагеняне  заметили патрульных,  когда  те  были уже  совсем  близко.
Только  тогда  какой-то  всадник  выкрикнул  предупреждение.  Двое  безумных
римлян!  Эверард видел, как воин  ухмыльнулся  в  бороду. Один  из нелдориан
поднял свой бластер.
     Эверард  бросился  плашмя на землю. На  том  месте, где он  только  что
стоял, мелькнул страшный  сине-белый луч огня. Он выстрелил  лежа, и одна из
африканских лошадей упала. Раздался лязг металла. Ван Саравак стоял на месте
и методично нажимал  на курок. Два, три, четыре, и вот уже один из нелдориан
свалился с лошади в грязь!
     Воины рубились вокруг Сципионов.
     Эскорт  нелдориан завопил от ужаса.  Действие  бластера  они, очевидно,
видели раньше, но невидимое оружие, которым поражали Эверард  и Ван Саравак,
было  для них в  диковинку.  Они  разбежались.  Второй нелдорианин  с трудом
успокоил свою лошадь и повернулся, намереваясь последовать за ними.
     - Посмотри за тем, которого ты сбил, Ван, - выкрикнул Эверард. -
     Оттащи его с поля боя, нам придется допросить...
     Он быстро вскочил на ноги  и поймал пробегавшую мимо лошадь без седока.
Вскочить  в седло и последовать за оставшимся нелдорианином было делом одной
минуты - Эверард даже не успел толком сообразить, что он делает.
     Позади  Публий  Корнелий  Сципион  и  его  сын  отбились,  наконец,  от
карфагенян и присоединились к своей отступающей армии.
     Эверард  скакал сквозь  хаос.  Он все  убыстрял  бег  лошади  и  только
приветствовал, что нелдорианин тоже пришпоривает своего коня. Как только они
окажутся за пределами поля боя, сверху  сможет спуститься скуттер  и  быстро
решить исход схватки.
     Та  же  мысль, очевидно,  пришла в  голову и нелдорианину. Он развернул
коня  и прицелился.  Эверард увидел вспышку  и почувствовал жжение: огненный
луч едва не задел его  левую щеку. Эверард поставил свой станнер на  широкий
диапазон действия и, стреляя, помчался вперед.
     Вторая  молния  попала  его лошади  прямо  в  грудь.  Колени  животного
подогнулись, и Эверард вылетел из седла. Тренированное тело смягчило удар от
падения - он  быстро  поднялся на ноги  и бросился навстречу врагу.  Правда,
станнер  Эверарда остался лежать где-то в грязи, рядом с лошадью,  но искать
его  уже не было времени. Неважно! Если он останется жив, оружие можно будет
найти потом,  тем  более, что станнер сделал свое дело. Широкий  луч попал в
цель.  При  таком расстоянии он не мог, конечно, сбить с ног, но нелдорианин
выронил свой бластер, а лошадь едва стояла, шатаясь и закрыв глаза.
     В лицо  Эверарда бил дождь. Он бросился  к лошади. Нелдорианин соскочил
на землю и выхватил меч. В ту же минуту в воздухе сверкнул клинок Эверарда.
     -  Как вам  будет угодно,  - сказал  он  по-латыни.  - Но  один из  нас
останется на этом поле.


     Луна осветила горы, и снег тускло заблестел  на их  вершинах. Далеко на
севере  лунный  свет отразился  от ледника. Где-то завыл  волк.  Кроманьонцы
что-то пели в своей пещере; их напев едва слышно доносился до веранды.
     Дейрдра стояла в темноте. Лунный луч высветил ее лицо, мокрое  от слез.
Когда Ван Саравак и Эверард подошли к ней сзади, она с удивлением посмотрела
на них.
     - Так скоро? - спросила она. - Но ведь вы приехали сюда и простились со
мной только сегодня утром.
     - Мы быстро справились, - ответил Ван Саравак,  первым делом  выучивший
под гипноизлучателем древнегреческий.
     -  Я надеюсь... - она попыталась  улыбнуться, - вы уже  освободились  и
теперь сможете хорошо отдохнуть.
     - Да, - сказал Эверард. - Мы освободились.
     Некоторое время они стояли молча рядом, вглядываясь  в  снежную равнину
перед ними.
     - Это правда, что я никогда не смогу вернуться домой?  -  тихо спросила
Дейрдра.
     - Боюсь, что да. Заклинания...
     Эверард и Ван Саравак переглянулись.
     Они  получили  официальное разрешение  сказать девушке все, что  сочтут
нужным, и взять ее  в  любое  место,  где она,  по  их мнению, сможет быстро
привыкнуть к новой жизни.
     Ван  Саравак настаивал,  что  этим местом может быть  только Венера его
века, а Эверард слишком устал, чтобы спорить.
     Дейрдра глубоко вздохнула.
     - Пусть будет так, - сказала она. - Я не собираюсь тратить всю жизнь на
сожаления. Ведь  Великий  Баал  в конце концов дарует счастье  моему народу.
Правда?
     - Уверен в этом, - сказал Эверард.
     Внезапно он почувствовал,  что у него больше  нет сил. Он хотел  только
одного: поскорей добраться до постели и заснуть. Пусть Ван Саравак скажет ей
то, что следует сказать, и получит свою награду.
     Эверард кивнул товарищу.
     - Прощай, - сказал он. - Теперь дело за тобой, Ван.
     Венерианин взял девушку за руку.
     Эверард медленно пошел в свою комнату.



     Познакомились  мы на деловой  почве. Фирма Микельса, решив открыть свой
филиал на окраине Ивенстона, обнаружила, что в моем владении находится самый
многообещающий  земельный участок. Они предложили мне большие деньги,  но  я
заупрямился; они увеличили сумму - я не сдавался, и  тогда меня  посетил сам
босс. Он оказался не совсем таким, каким я себе представлял его. Настроен он
был,  конечно,  агрессивно,  но  держался  настолько  вежливо,  что  это  не
оскорбляло, а  манеры его были так  изысканы, что почти не бросался в  глаза
недостаток образования. Этот  недостаток он весьма успешно  изживал, посещая
вечернюю школу, популярные лекции и поглощая огромное количество книг.
     Не прерывая нашей деловой беседы, мы с ним отправились промочить горло.
Он привел меня в бар, где мало что напоминало о Чикаго, - тихий, запущенный,
без  музыкального  автомата,  без   телевизора;   книжная  полка,  несколько
шахматных досок; и к  тому же там  не было тех подонков и  жуликов, которыми
обычно кишат  подобные  заведения.  Кроме  нас  там  еще  было  с  полдюжины
посетителей: некто,  смахивающий на профессора в  отставке, какие-то люди, с
настоящим  знанием дела спорившие на  политические  темы,  молодой  человек,
обсуждавший с барменом вопрос о том, кто оригинальнее - Барток  или Шенберг.
Нам с Микельсом достался столик в углу и датское пиво.
     Я сказал ему, что меня совершенно не интересуют деньги, просто я считаю
идиотством  ради   возведения  еще  одного  хромированного  сарая  уродовать
бульдозерами живописную  местность. Прежде чем ответить, Микельс набил  свою
трубку. Это был худощавый стройный мужчина  с длинным подбородком  и римским
носом, седеющими волосами и темными сверкающими глазами.
     - А разве мой представитель не объяснил вам? - спросил  он. -  Мы вовсе
не собираемся строить ряды одинаковых, портящих вид бараков. Мы остановились
на шести основных проектах с вариантами; на чертеже это выглядит вот так.
     Он достал карандаш  и бумагу и начал набрасывать план.  В разговоре его
акцент  становился заметнее,  но речь сохраняла прежнюю беглость. И он делал
свое дело лучше, чем все те, кто выступал раньше от его имени.
     - Нравится вам это или нет, - сказал он, - Но сечас середина двадцатого
века, и никуда не денешься  от массового производства. Получая все в готовом
виде,  человечество не обязазательно должно стать  менее  привлекательным; в
конечном итоге оно может обрести даже некоторое художественное единство.
     И он принялся объяснять мне, как этого можно достигнуть.
     Он не слишком торопил меня, и, разговаривая, мы отклонялись от основной
темы.
     - Приятное это местечко, - заметил я. - Как вы его нашли?
     Он пожал плечами.
     - Я частенько брожу ночами по улицам. Изучаю город.
     - А это не опасно?
     -  Смотря  с  чем  сравнивать, - с  каким-то  мрачным оттенком в голосе
ответил он.
     - О! Видно, вы не из этих мест?
     - Нет. Я приехал в Соединенные Штаты только в 1946 году.  Таких, как я,
называли  перемещенными лицами. Тадом  Микельсом  я  стал  потому,  что  мне
надоело писать длинное Тадеуш Михайловский.  Так же, как  мне ни к чему было
культивировать в себе  чувствительность Старого Света; я  стремлюсь к полной
ассимиляции.
     При  других обстоятельствах он говорил о  себе редко и сдержанно. Позже
от восхищенных и  завистливых конкурентов я узнал некоторые подробности  его
стремительной деловой карьеры. Кое-кто из них до сих пор не верил, что можно
с выгодой продать дом со скрытой системой отопления  меньше, чем за двадцать
тысяч долларов. Микельс нашел способ  сделать это возможным. Не так уж плохо
для иммигранта без гроша за душой!
     Я копнул глубже и узнал, что, принимая во внимание услуги, оказанные им
армии Соединенных Штатов  на последнем этапе  европейской  войны, ему выдали
специальную  визу на въезд.  А  услуги  такого  рода  требовали значительной
выдержки и сообразительности.
     Между  тем наше  знакомство крепло.  Я  продал ему землю,  в которой он
нуждался, и мы по-прежнему продолжали встречаться - иногда в кабачке, иногда
в моей холостяцкой квартире, но чаще всего в надстройке  его  дома на берегу
озера. У него была  сногсшибательная блондинка жена и двое смышленых, хорошо
воспитанных мальчиков.
     Тем не менее, он был одинок и дорожил нашей дружбой.
     Примерно  через  год  после нашей первой встречи  он рассказал мне одну
историю.

     Я  был  приглашен  к  ним  на  обед в  день благодарения.  После  обеда
завязался разговор.  Мы сидели  и беседовали,  беседовали, беседовали. Когда
же, покончив  с  обсуждением  вероятности возникновения беспорядков во время
ближайших городских выборов, мы перешли к вопросу о том, насколько вероятно,
что  другие планеты в своем историческом развитии следуют в основных  чертах
по том же пути, что и наша собственная, Амелия  извинилась и ушла спать. Уже
давно  перевалило за полночь. Мы  с Микельсом продолжали  разговор.  Никогда
раньше я не видел его таким возбужденным. Как будто что-то в нашем разговоре
задело его за живое. Наконец он встал, не совсем твердой рукой наполнил наши
стаканы  виски и,  бесшумно ступая  по пушистому зеленому ковру,  направился
через всю гостиную к огромному окну. Стояла светлая  морозная ночь. Под нами
внизу лежал  город  -  причудливое сплетение  сверкающих красок,  прожилки и
завитки  из  рубинов,  аметистов,  сапфиров,  топазов  -  и  темное  полотно
поверхности озера Мичиган; казалось,  наши  взоры вот-вот выхватят из  мрака
простиравшиеся  вдали  бескрайние  белые  равнины.  Но  над  нами  изгибался
кристально-черный свод неба, где стояла  на  хвосте  Большая Медведица, и по
Млечному  Пути  шагал  Орион.  Мне  не  часто   приходилось   видеть   такое
величественное и суровое зрелище.
     - Но ведь в конце концов я говорю о том, о чем действительно знаю,
     - произнес он.
     Я  слегка шевельнулся в глубине своего  кресла. В  камине  потрескивали
крохотные голубые язычки пламени.  Кроме них  комнату  освещала только  одна
затемненная абажуром лампа, так что, проходя незадолго до этого мимо окна, я
отчетливо видел в вышине россыпи звезд.
     - По собственному опыту? - немного помедлив, спросил я.
     Он бросил быстрый взгляд в мою сторону. Черты лица его окаменели.
     - А что, если бы я ответил утвердительно?
     Я  не  спеша  потягивал свое  виски.  "Кингс  Ренсом" -  благородный  и
успокаивающий напиток, особенно в те часы, когда, кажется, сама земля звенит
в унисон с нарастающим холодом.
     - У вас, верно, есть на то свои причины, и мне не терпится услышать их.
     Он криво усмехнулся.
     -  О, я  тоже с этой планеты, - сказал он. - Однако...  однако  же небо
настолько  необъятно  и чуждо... не кажется ли вам,  что это могло  наложить
какой-то отпечаток на тех,  кто там побывал? Не  вошло ли это в  их  плоть и
кровь настолько, что, вернувшись, они принесли это с собой на Землю, которая
с тех пор никогда уже не была прежней?
     - Продолжайте. Вы знаете, что я люблю фантастику.
     Он посмотрел  в окно, снова взглянул  на меня и  внезапно залпом осушил
свой стакан. Столь резкое  движение было ему не свойственно. Как, впрочем, и
неуверенность.
     - Ну что  ж, я  расскажу вам одну фантастическую историю, -  жестко, со
своим прежним акцентом  произнес он. -  Хоть в ней мало веселого - ее хорошо
рассказывать  в зимнюю  пору; кстати, не  советую  вам слишком принимать  ее
всерьез.
     Я  затянулся  великолепной  сигарой,   которой   он  угостил   меня,  и
приготовился  слушать, не нарушая необходимой ему  сейчас тишины. Глядя себе
под  ноги,  он несколько раз прошелся мимо  окна, потом заново наполнил свой
стакан и сел рядом со мной. Однако смотрел он не на меня,  а  на висевшую на
стене картину,  сумрачное,  непонятное  произведение, которое  никому, кроме
него,  не нравилось.  Казалось,  она  вдохнула  в него  силы, потому что  он
заговорил быстро и тихо.
     - Однажды  в далеком-предалеком будущем  жила-была цивилизация...  Я не
стану вам ее описывать, ибо описать ее невозможно. Могли бы вы, перенесясь в
эпоху  строителей  египетских пирамид, рассказать им об этом  лежащем  внизу
городе?  И дело не в том, что они вам не  поверили бы - разумеется,  они  не
поверили бы. Я хочу сказать, что они  просто не поняли бы вас. Что бы  вы ни
говорили, для них это была бы полная бессмыслица. А то, как люди работают, о
чем  думают и во что верят, - все это было бы для них еще менее понятно, чем
те огни, небоскребы и механизмы внизу. Разве не так? Если бы я рассказал вам
о  людях  будущего, живущих  в  мире  коллосальных  ослепляющих  энергий,  о
генетических изменениях, воображаемых войнах, о  говорящих камнях и о некоем
слепом охотнике, у вас могло  бы возникнуть  какое угодно ощущение, но вы бы
ничего не поняли.
     Поэтому  я  только прошу вас  представить себе,  сколько тысяч оборотов
совершила к тому времени эта планета вокруг солнца, как глубоко мы погребены
и как прочно  забыты;  и  еще постарайтесь  понять, что  мышление  людей той
цивилизации  настолько отличается  от нашего,  что  они,  пренебрегая  всеми
законами логики  и природы, изобрели способ путешествия во времени. Так что,
если средний  житель той эпохи, - я вряд ли могу назвать его гражданином или
употребить  какое-либо  другое  известное  вам слово, ибо это дезориентирует
вас,  -  если средний  образованный  житель  смутно,  без  особого  интереса
представляет   себе,  что  тысячелетия  назад  какие-то  полудикари  первыми
расщепили атом, то только один или двое из них действительно побывали здесь,
жили  среди  нас,   изучали  нас  и  вернулись  обратно  с  информацией  для
центрального  мозга,  если в  данном  случае уместен этот  термин. Остальные
интересуются  нами не  больше,  чем, например, вы интересуетесь  археологией
раннего периода Месопотамии. Вам понятно?
     Он опустил взгляд на свой стакан, который все еще держал в руке, и стал
теперь  смотреть  на   него,   словно   виски  было  источником  оракулского
вдохновения. Молчание затянулось. Наконец я произнес:
     -  Ладно.  Ради  того,  чтобы услышать  вашу  историю,  я  принимаю эту
предпосылку. Но  мне думается,  что  тем, кто  путешествует во  времени,  не
следовало  бы привлекать к  себе  внимания. У  них должны  быть  свои методы
маскировки и тому подобное. Вряд ли им хотелось бы изменить свое собственное
прошлое.
     - О,  тут нет никакой опасности, - сказал он. - Единственная причина их
маскировки заключается в том, что им не много удалось бы узнать, если бы они
на каждом  шагу объясняли,  что пришли  из будущего. Воображаете, что  бы из
этого получилось?
     Я усмехнулся.
     Микельс угрюмо взглянул на меня.
     - Как вам кажется, в каких еще целях, кроме научных, можно использовать
путешествие во времени? - спросил он.
     -  Ну, для приобретения произведений  искусства и  разработки природных
богатств,  - предположил я.  - Можно  было  бы  отправиться  назад,  в эпоху
динозавров, добывать железо,  чтобы  до  появления  человека  снять сливки с
богатейших месторождений.
     Он отрицательно покачал головой.
     - Подумайте  еще. Им понадобилось  бы  весьма  ограниченное  количество
минойских статуэток, ваз династии Минг и миниатюр третьей Мировой Гегемонии,
да  и то главным образом  для  их музеев. Если только можно употребить здесь
слово "музей", не впадая в большую ошибку. Я повторяю,  что они не похожи на
нас. А что касается природных богатств, то  они в них не нуждаются: все, что
им нужно, они изготовляют сами.
     Он умолк, словно готовясь к последнему решительному шагу.
     -  Как  называлась  та  колония  для  преступников,  которую   покинули
французы?
     - Чертов Остров?
     - Правильно. Можете  вы  вообразить себе более  страшное возмездие, чем
высылка преступника в прошлое?
     - А мне и в  голову не пришло бы, что  у  них еще  существует концепция
возмездия  или  тем  более  необходимость держать  в страхе одних, подвергая
ужасным наказаниям других. Даже мы, в нашем веке, сознаем, что это ничего не
дает.
     -  Вы в  этом уверены?  - спокойно спросил он.  -  А разве бок о  бок с
развитием и совершенствованием современной науки о наказаниях соответственно
не  возрастает сама преступность? Кстати, вас как-то удивило,  что я решаюсь
бродить один  по ночным улицам. Скажу вам больше: наказание очищает общество
в  целом.  В  будущем  вам  бы  сказали,  что  публичное  повешение  снизило
коэффициент преступности,  который иначе был  бы  еще выше. И, что еще более
важно, в  восемнадцатом  веке эти  спектакли  создали условия  для  рождения
настоящего  гуманизма. - Он сардонически поднял бровь. - Во  всяком  случае,
так  утверждают  в будущем.  Правы  ли  они  или просто  стараются оправдать
элемент деградации в своей собственной цивилизации  - это не имеет значения.
Вам  следует допустить  только  то,  что  они действительно отправляют своих
опасных преступников в прошлое.
     - Довольно неосторожно по отношению к прошлому, - заметил я.
     - Нет, на самом деле это не так. Хотя бы потому, что все, что из-за них
происходит, уже произошло... Проклятие! Английский язык не создан  для таких
парадоксов. Вы  должны  только  понять  главное: что они  не тратят все  эти
усилия  на  рядовых негодяев.  Чтобы  заслужить  высылку  в  прошлое,  нужно
совершить особое преступление. А  степень тяжести  преступления  зависит  от
того, на  каком  году  мировой истории  оно совершается.  Убийство,  разбой,
измена  родине, ересь, торговля наркотиками, рабовладение - все это  в  одни
эпохи  каралось  смертной  казнью,  легко сходило в  другие  и  положительно
оценивалось  в  третьи. Оглянитесь мысленно назад и  посмотрите,  прав я или
нет.
     Некоторое время я молча разглядывал его,  отмечая про себя, как глубоки
бороздившие его морщины, и  пришел к выводу, что он  слишком  сед для своего
возраста.
     - Хорошо, - произнес я. - Я  с вами  согласен.  Но  неужели  человек из
будущего со всеми своими знаниями...
     Он со стуком поставил стакан на стол.
     - Какими знаниями? -  выкрикнул он. - Вы только вдумайтесь как следует!
Представьте, что вас, нагого, оставили бы одного в Вавилоне. Много вы знаете
об истории и  языке Вавилона? Какой там в этот период царь, долго ли он  еще
будет  царствовать, кто после  него  вступит  на  престол? Каким  законам  и
обычиям вы должны  подчиниться?  Вы только помните,  что со временем Вавилон
победят   ассирийцы,  персы  или  еще  кто-нибудь,  и  тогда   не  оберешься
неприятностей. Но когда и как это произойдет? А идущая сейчас битва, что это
- просто  пограничная  перестрелка или  настоящая война? Если последнее,  то
победит  ли Вавилон? Если  же он потерпит поражение, то каковы будут условия
мирного  соглашения?  Едва ли  сегодня  найдется хотя бы  двадцать  человек,
которые  ответили бы на этот ворос, не заглянув предварительно в книгу. А вы
к ним не относитесь, да у вас и не будет такой книги.
     - Мне кажется, - медленно произнес я, - что, достаточно ознакомившись с
языком, я пошел бы в ближайший храм. Я сказал  бы жрецу, что могу сделать...
мм... фейерверк...
     Он невесело рассмеялся.
     -  А как? Не забывайте,  что вы находитесь в  Вавилоне. Где вы возьмете
серу и  селитру? Если даже вам  удастся растолковать жрецу,  что  именно вам
нужно, и каким-нибудь образом убедить его достать это для вас, сумеете ли вы
приготовить порошок, который взорвется,  а не будет просто шипеть? К  вашему
сведению, это в  некотором роде искусство. Ведь вы, черт возьми, не  сможете
даже устроиться матросом. Вам очень повезет, если в конечном итоге вы будете
гденибудь мыть полы.  А скорее всего на вашу долю достанется рабский труд на
полях. Разве не так?
     Огонь в камине медленно угасал.
     - Да, вы правы, - сдался я.
     - Как вы понимаете, они с большой тщательностью выбирают место и время.
     Он оглянулся на окно. Оттуда, где мы сидели, был виден лишь ночной мрак
- отблески на стекле полностью скрывали от нас звезды.
     -  Когда человека  приговаривают  к  изгнанию,  -  продолжал он, -  все
эксперты  по различным  эпохам собираются на  совещание и  высказывают  свои
соображения по поводу того, какие из периодов истории наиболее подходят  для
данного,   конкретного  индивида.  Вы,  конечно,  понимаете,  что   человеку
интеллектуальному и брезгливому, перенесенному в Грецию времен Гомера, жизнь
покажется  сплошным кошмаром, а  какой-нибудь  головорез может  там  отлично
прижиться  и даже стать уважаемым  воином. Если этот головорез  не  совершил
самого тяжкого  преступления, они и вправду могут оставить его вблизи дворца
Агамемнона, обрекая  его  всего лишь на  опасность,  неудобства  и  тоску по
родине... О господи, - прошептал он. - На тоску по родине!
     Под  конец  своей  речи  он  так помрачнел,  что  я счел  нужным как-то
рассеять его и сухо заметил:
     - У  приговоренного должен быть выработан  иммунитет ко  всем  болезням
прошлого. Иначе эта высылка превратится в усложненную смертную казнь.
     Его глаза снова остановились на мне.
     -  Верно,  - произнес он. -  и  в  его организме,  конечно,  продолжает
активно действовать сыворотка долголетия. Но это все. С наступлением темноты
его  высаживают в каком-нибудь  безлюдном месте, машина  исчезает, и  он  до
конца своих дней отрезан от своего времени. Он знает только то, что для него
выбрали эпоху... с такими особенностями... благодаря которым, по  их мнению,
наказание будет соответствовать характеру совершенного им преступления.
     На  нас  снова  обрушилась  тишина,  пока  тиканье  каминных  часов  не
превратилось в самый громкий звук на свете, словно снаружи навсегда умолкли,
скованные морозом, все остальные голоса мира.  Я взглянул на циферблат. Была
глубокая ночь; близился час, когда начинает светать на востоке небо.
     Посмотрев  на него, я  увидел,  что он  все  еще  не  спускает  с  меня
пристального смущенного взгляда.
     - Какое вы совершили преступление? - спросил я.
     Судя  по всему, этот  вопрос  не застиг его врасплох, он  только устало
сказал:
     - А какое это имеет значение? Ведя я уже говорил вам, что одни и те  же
поступки  в  одну эпоху  оцениваются  как  преступления, а  в  другую -  как
героические  подвиги.  Если бы  моя  попытка  увенчалась  успехом,  грядущие
столетия преклонялись бы передмоим именем. Но я потерпел неудачу.
     -  Должно  быть,  пострадало  множество людей, сказал я. -  И весь  мир
возненавидел бы вас.
     - Да,  так оно и  было, -  согласился  он. И  через минуту  добавил:  -
Разумеется, я все это выдумал. Чтобы скоротать время.
     - А я вам подыгрываю, - улыбнулся я.
     Он  почувствовал себя  несколько  свободнее  и,  откинувшись на  спинку
кресла, вытянул ноги на великолепном ковре.
     -  Так. А  каким же образом на основе  рассказанного  мною  вымысла вам
удалось догадаться о степени мной предполагаемой вины?
     - Ваше прошлое. Где и когда вас оставили?
     И  тоном, холоднее  которого мне никогда  не  приходилось  слышать,  он
произнес:
     - Под Варшавой, в августе 1939 года.
     - Не думаю, чтобы вам хотелось говорить о годах войны.
     - Вы правы.
     Однако, поборов себя, он с вызовом продолжал:
     - Мои враги просчитались. Из-за всеобщей неразберихи, возникшей в связи
с  нападением  Германии,  меня  посадили  в   концентрационный  лагерь   без
предварительного  полицейского  расследования.  Постепенно  я  разобрался  в
обстановке. Я, конечно, не мог тогда ничего предсказать, как не могу сделать
этого  сейчас.  О   том,  что  происходило  в  двадцатом  веке,  знают  лишь
специалисты. Но  к  тому  времени, когда  меня,  как поляка,  мобилизовали в
немецкую армию,  я понял,  что  эта сторона потерпит  поражение.  Поэтому  я
перебежал к  американцам,  рассказал  им обо  всем,  что  видел, и  стал  их
разведчиком. Это было рискованно, но даже если бы я наткнулся на пулю, что с
того?  Этого  не  случилось;  кончилось тем,  что у меня оказалось множество
покровителей,  которые  помогли  мне  приехать сюда.  Остальная  часть  этой
истории вполне заурядна.
     Моя  сигара  погасла. Я снова зажег ее, потому что с сигарами  Микельса
нельзя было обращаться небрежно. Их  специально  доставляли ему самолетом из
Амстердама.
     - Чужое семя, - произнес я.
     - Что вы сказали?
     - Да вы  ведь знаете. Руфь в изгнании. К ней относились неплохо, но она
выплакала глаза от тоски по родине.
     - Нет, я ничего об этом не наю.
     - Это из Библии.
     - Ах, да. Надо обязательно как-нибудь прочесть Библию.
     Его настроение постепенно  менялось,  и он  снова обрел ту уверенность,
которую я  наблюдал в  нем прежде. Жестом почти беспечным он поднес  ко  рту
стакан  с  виски  и  залпом  выпил  его.  В  выражении  его лица  была смесь
настороженности и самоуверенности.
     -  Да,  - сказал он, -  с  этим было очень скверно.  И главное тут не в
изменении жизненных условий. Вам, конечно, случалось выежать за город и жить
в  палатке, и  вы  не могли  не заметить, как  быстро отвыкаешь от  крана  с
горячей водой, электрического освещения, от всех тех приспособлений, которые
по  уверениям  производящих  их   фабрикантов,  являются  предметами  первой
необходимости.  Я  был  бы рад  иметь  гравитационный индуктор или клеточный
стимулятор,  но я  прекрасно обхожусь без них. Тоска по родине - вот что вас
пожирает. Мелочи,  которых вы никогда не замечали: какая-нибудь определенная
пища,  то,  как  люди  ходят,  в  какие  они  играют  игры,  на  какие  темы
раговаривают...  Даже созвездия. И они  в  будущем  выглядят по-иному. Такой
далекий путь прошло к тому времени Солнце по своей галактической орбите.
     Но всегда  были  и есть  люди,  которые покидают родные края. Все  мы -
потомки тех, кто смог пережить это потрясение. Я приспособился.
     Он угрюмо нахмурился.
     -  Я  не  вернулся бы обратно, даже если бы меня помиловали, - произнес
он. - Из-за того, что там творят эти предатели.
     Я  допил   свое  виски,  смакуя  языком  и  небом  каждую  каплю  этого
восхитительного напитка и лишь краем уха прислушиваясь к его словам.
     - Вам здесь нравится?
     -  Да,  - ответил  он.  - Теперь - да.  Я  уже преодолел  эмоциональный
барьер.  Мне  помогло  то, что  первые несколько  лет  все  мои усилия  были
направлены на то, чтобы  выжить, а  потом приехав сюда, я был  слишком занят
устройством. У  меня было мало времени на самооплакивание. А теперь меня все
больше  увлекает  мой бизнес  -  игра,  захватывающая и  приятная  тем,  что
неверные шаги в ней не влекут  за собой  высшую  меру наказания.  Я открыл в
этой эпохе такие качества, которые утратило будущее... Держу пари, что вы не
имеете  ни малейшего представления  о том,  насколько экзотичен  этот город.
Ведь в  эту  самую минуту в пяти  милях от нас стоит  у атомной  лаборатории
солдат-охранник,  мерзнет в  подворотне  бродяга, идет оргия в аппартаментах
миллионера, готовится  к ранней  службе священник,  спит торговец из Аравии,
стоит в порту корабль из Индии...
     Его  возбуждение несколько улеглось. Он отвел  взгляд от ночного окна и
посмотрел в сторону спален.
     - И здесь мои жена  и дети, - с какой-то особенной теплотой добавил он.
- Нет, что бы ни произошло, я не вернулся бы обратно.
     Я в последний раз затянулся сигарой.
     - Да, вы д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о неплохо устроились.
     Окончательно стряхнув с себя грусть, он улыбнулся мне.
     - А знаете, мне кажется, что вы поверили этой сказке.
     - О, безусловно. - Я  погасил  окурок сигары, встал и потянулся.  - Час
поздний. Нам, пожалуй, пора идти.
     Он понял не сразу.  А  когда до него наконец дошло, он медленно, словно
огромный кот, приподнялся с кресла.
     - Н_а_м?
     Я вытащил из кармана пистолет-парализатор. Он замер на месте.
     - Дела такого рода не оставляют на волю  случая. Мы всегда проверяем. А
теперь в путь.
     Кровь отхлынула от его лица.
     -  Нет, -  беззвучно, одними  губами произнес  он, -  нет, нет, нет, вы
этого не сделаете, это ужасно, а Амелия, дети...
     - Это, - сказал я ему, - входит в наказание.
     Я  оставил  его  в  Дамаске  за год до  того, как  город был разграблен
Тамерланом.

Last-modified: Fri, 18 Feb 2000 21:06:59 GMT

Оцените этот текст: