Книгу можно купить в : Biblion.Ru 37р.
Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
 По изданию "Пять похищенных монахов", 1977, М., "Детская литература".
 Перепечатка и spellcheck М.Филипповой
 Spellcheck: Algis
---------------------------------------------------------------

     Что  мне  нравится  в  черных лебедях, так это их красный
нос.
     Впрочем,   к   нашему  рассказу  это  не  имеет  никакого
отношения. Хотя в тот вечер я сидел на лавочке у Чистых прудов
и смотрел как раз на черных лебедей.
     Солнце укатилось за почтамт.
     В  кинотеатре  "Колизей"  грянул  веселый  марш  и тут же
сменился пулеметной очередью.
     Из стеклянного кафе вышел молодой человек и, распугивая с
асфальта  сизарей,  направился прямо к моей скамейке. Усевшись
рядом,  он  достал из кармана часы-луковицу, больше похожие на
репу, щелкнул крышкой, и в тот же миг раздалась мелодия:

                Я люблю тебя, жизнь,
                И надеюсь, что это взаимно...

     Скосив  глаза, я глянул на часы и увидел надпись, искусно
вырезанную на крышке: "ЗА ХРАБРОСТЬ".
     Под надписью был выцарапан маленький поросенок.
     Между  тем  неизвестный  захлопнул  крышку часов и сказал
себе под нос:
     - Без двадцати девятнадцать.
     - Сколько?
     - Без двадцати девятнадцать. Или восемнадцать часов сорок
минут. А что?
     Передо мной сидел парень, худой, широкоплечий. Нос у него
был несколько великоват, глаза прищуренные, а щеки загорелые и
крепкие, как грецкий орех.
     - Где же вы достали такие часики? - завистливо спросил я.
     - Да так, купил по случаю. В одном магазинчике.
     Это была, конечно, ерунда. Часы с надписью "За храбрость"
не продаются. Неизвестный просто не хотел рассказывать, за что
его наградили часами. Он стеснялся.
     -   Что  мне  нравится  в  черных  лебедях,  -  сказал  я
дружелюбно, - так это их красный нос.
     Владелец часов засмеялся.
     - А мне, - сказал он, - черные лебеди вообще не нравятся.
Лебедь должен быть белым.
     Слово за слово - мы разговорились.
     -  Интересно,  -  толковал я, - почему это у вас на часах
поросенок нарисован?
     - Да это так просто - шутка. Ничего интересного.
     - Ну, а все-таки?
     -  Дело  давнее.  Я  ведь тогда жил еще у мамы. В деревне
Сычи.
     - Ну, и что там произошло?
     - Да ничего особенного...











     Вместе  со  своей  мамой  Евлампьевной жил Вася в деревне
Сычи.  Мама  Евлампьевна  держала кур с петухом и уток, а Вася
учился на механизатора.
     Как-то  весной,  в начале мая, мама Евлампьевна и говорит
Васе:
     -  Васьк,  кур  у  нас  много. И утки есть. А вот поросят
нету. Не купить ли?
     -  Мам, - говорит Вася, - на что нам поросята? Вырастут -
свиньями станут. В грязи будут валяться. Противно-то как.
     -  Васьк,  -  говорит  Евлампьевна,  - да пусть валяются,
тебе-то чего? Давай купим!
     - Мам, - говорит Вася, - да ну их! Хрюкать начнут - отбою
от них не будет.
     -  Васьк,  - говорит Евлампьевна, - да много ли тебе надо
отбою! Похрюкают и перестанут. А мы их будем помойкой кормить.
     Они поговорили еще и решили все-таки купить двух поросят.
     И  в  выходной  день  Вася  взял  мешок  из-под картошки,
вытряхнул  из  него пыль и поехал на рынок в районный центр. В
город Карманов.







     А народу на рынке было полно.
     У ворот, на которых было написано "Кармановский колхозный
рынок", стояли женщины, толстые и румяные.
     Они продавали с рук цветные платки и белое белье.
     - Купи! - кричали они Васе. - Купи платок - чистый кумак!
     Вася только проталкивался через толпу.
     Он  увидел,  что  рынок стоит во дворе бывшего монастыря,
весь  обнесен  каменной  стеной,  а по углам - башни с резными
крестами.
     -  А  вот  стекло  двойное,  бэмское!  -  кричал  у входа
стекольщик,  который  боялся со своим товаром лезть в середину
рынка.
     Вместе  с толпой Вася прошел в ворота, и сразу же под нос
ему  сунулось  блюдо  с  красными  вареными  раками. Раки были
кривобокими,  с  перепутанными  клешнями. Их усы свешивались с
блюда, как соломины.
     -  А  ну,  -  крикнул  Вася  продавцу раков, - сторонись,
раковщик!
     За   раковщиком   пошла   сразу   рыба.  Некрасивый  дядя
вытаскивал  из  корзины  лобастых язей, надавливал им на пузо.
Язи  открывали рот и делали "хм". И дядя бросал язя в корзину,
в которой были и другие язи, переложенные крапивой.
     Вася  то  застревал  в  толпе,  то  прокапывался  дальше.
Развернулись  перед  ним  морковь  и  петрушка,  зеленый лук -
веником, репчатый - косицами.
     - Каротель! Каротель! - покрикивала женщина-морковница.
     - Ре-па! - ухал парень-долговяз.
     Прохожие  покупатели  хватали-покупали кому чего в голову
взбредет: кому - репа, кому - рыба, кому - каротель.
     "А мне бы поросят, - думал Вася. - Только где же они?"
     В  самом  углу  рынка под башней Вася увидел, чего искал.
Здесь продавали кур, гусей, телят - всякую живность. И поросят
было много.
     Вася  долго подыскивал подходящих, не очень маленьких, да
и не слишком больших.
     "Мне бы средних, - думал он. - И покрепче!"
     Наконец у одного черноусого мужичишки Вася увидел парочку
поросят.
     - Славные! - сказал черноусый, пальцем указывая на них.
     - Пятачки-то у них что-то маленькие.
     -  У  этих-то  маленькие? - удивился продавец. - Каких же
тебе пятачков надо? С пластинку патефонную?
     -  Патефона у меня нету, - сказал Вася. - А все ж пятачок
хотелось бы покрупнее.
     -  Балда  ты!  -  сказал  черноусый. - Нет у тебя толку в
поросятах. Лучше патефон себе купи.
     -  Тебя  не  спросил!  - сказал Вася, грозно посмотрел на
продавца и обошел его.
     "А что, - думал он, - может, и вправду патефон купить?"
     Вася  еще  повертелся на рынке, поискал других поросят, а
издали  все поглядывал на тех, что ему приглянулись. Он видел,
как мужичишка то и дело вытаскивал их из мешка и совал под нос
покупателям,  уверяя  каждого,  что поросята славные. И правда
они  были  славные,  с  небольшими  по размеру пятачками. Вася
покрутился, покрутился да и завернул снова к черноусому.
     - Ага! - крикнул тот. - Вернулся!
     - Говори цену.
     Мужичишка сказал, но цена Васе не понравилась.
     - Высока.
     -  Какой же ты человек плохой! То пятачки не подходят, то
цена высока. Угрюмый ты.
     - Ты сам угрюмый, вон усы-то как повисли.
     -  Новое  дело! Теперь усы ему не нравятся! Ай да парень!
Откуда только такие берутся?
     -  Из  деревни Сычи, - весело сказал Вася. - Говори новую
цену. Пониженную.
     Черноусый  сказал,  и  новая цена Васе понравилась, но он
так подумал: "Поторгуюсь еще для блезиру, пусть знает, что я -
тертый калач".
     Вася поторговался еще, и черноусый сказал:
     -  Вижу, ты тертый калач. Ладно уж, скину трешник. Только
для тебя.
     - Держи деньги. И суй поросят в мой мешок.
     -  Э, да чего там, - ответил продавец, сосчитав деньги. -
Забирай их прямо в мешке, а мне свой пустой отдай.
     Вася  отдал  ему  свой  мешок,  вжик  - перетянул мешок с
поросятами веревочкой.
     "Дело сделано", - подумал Вася и пошел к выходу.
     -  Стой-ка, - обиделся вслед ему черноусый, - хоть бы "до
свидания" сказал.
     - Ничего, - ответил Вася, - обойдешься.
     Он  шел к выходу и думал: "Хоть я и деревенский парень, а
грубиян".
     Это  ему  нравилось. Ему хотелось быть грубияном и тертым
калачом,  да,  пожалуй,  и  от  стреляного  воробья  он  бы не
отказался.
     Вася чувствовал спиной, как трепыхаются в мешке поросята,
и это ему нравилось, потому что было щекотно, да и поросята, в
конце  концов, были, конечно, славные, правда, с маленькими по
размеру пятачками.







     На  станции  Вася  выпил квасу в честь хорошей покупки, а
потом  сел  в электричку. Поросята шевелились в мешке, а когда
поезд тронулся, стали повизгивать.
     Вася  стоял  в  тамбуре  и глядел в окошко на пробегающие
поля,  дачи,  елочки,  телеграфные столбы. Пассажиры в тамбуре
что-то  кричали  друг  другу, махали руками и курили, выпуская
изо  рта тяжелые махровые кольца, колеса стучали под вагоном -
иэх! - мчался поезд в деревню Сычи и еще дальше... К дому Вася
добрался   под  вечер,  когда  солнце  уже  стало  садиться  и
покачивалось над деревней Сычи.
     Мама Евлампьевна стояла у ворот и еще издали крикнула:
     - Васьк! Неужто не купил?
     Вася промолчал. Ему не хотелось орать на всю деревню.
     - Чего у тебя в мешке-то? - кричала Евлампьевна. - Говори
скорей!   Неужели   поросенок!  Слышь,  Марусенька,  Васька-то
поросенка несет!
     -  Бум,  бум-бум!  - отвечала ей соседка Марусенька из-за
оконного стекла.
     -  Пара  поросенков,  мам,  - сказал Вася, кладя мешок на
землю.
     -  Да  неси  их  скорей  в  избу!  Застудишь.  Они небось
махонькие.
     -  Это  еще  как  сказать,  - говорил Вася, внося мешок в
избу.  -  Не  такие  уж  махонькие, да и не слишком большие. В
самый раз, крепенькие.
     Пока  Вася  развязывал мешок, поросята шевелились в нем и
повизгивали.
     -  И  куры у нас есть, - кричала Евлампьевна, обращаясь к
подоспевшей  поглядеть поросят Марусеньке, - и утки! А поросят
нету.  Встану  утром  и  грущу.  Вот  бы,  думаю,  поросеночка
завесть.
     -   То-то   я  и  говорю,  -  басовито  бубнила  в  ответ
Марусенька. - Без свиньи какой двор. Со свиньей жить веселее.
     - Да развязывай же скорее! - кричала Евлампьевна.
     - Куда спешить-то, мам?.. - отвечал Вася, развязав мешок.
Он  встряхнул  его,  и из мешка, ощерясь и вроде даже противно
улыбаясь, вылез рыжий облезлый пес.






     Ночь стояла на дворе.
     Лунный  облик  мерцал  через  окошко. В темноте тикали на
стенке ходики: тик, тик, тик...
     "Ну,   дьявол  черноусый!  -  думал  Вася,  ворочаясь  на
кровати. - Ловко обманул".
     -  Ладно, Васьк, - вздыхала Евлампьевна, - спи. Обойдемся
и без свиньи. Вон у людей даже кур нету - живут.
     Но  Вася не мог спать. Только закроет глаза - видится ему
рынок  в Карманове, толпа народу, грызущая семечки, а вдалеке,
под   башней,   -   черноусый,   противный-противный.   И  все
подмигивает: "Купи поросеночка!"
     "Как  же  пес  оказался в мешке? - думал Вася. - Не через
дырку  же  пролез!  Значит,  черноусый мешки переменил, пока я
деньги  считал.  Вместо  мешка  с поросятами подсунул мешок со
псом".
     -  Ты  куда  пса  девал?  - спросила Евлампьевна. Она все
ворочалась   на   печке,   переставляя  валенки,  которые  там
сушились.
     - На улицу выгнал.
     "А  пес-то  какая свинья! - думал Вася. - Сидел в мешке и
нарочно  похрюкивал.  Надо  было  его поленом огреть... А я-то
хорош!  -  думал  Вася  далее. - Развесил уши: мол, я - тертый
калач! А сам лопух лопухом".
     Наконец Вася заснул и спал мрачно, без снов, вздрагивая и
огорчаясь.  И  ночь  над Васей, над деревней Сычи была темная,
совсем темная, весенняя, когда снег уже сошел, а земля под ним
оказалась такой же черной, как и в прошлом году.






     С  рассветом Вася хмуро проснулся, попил чаю из холодного
самовара и пошел на улицу.
     Он  вышел  на  крыльцо,  и  тут же под ступеньками что-то
затрещало,  зашуршало, и оттуда выскочил рыжий пес. Вид у него
был  неважный.  Одно  ухо стояло, другое висело, третьего, как
говорится,  вообще  не  было! Хвостишко у пса тоже был не ахти
какой - рогулька в репейниках.
     -  Ну  что,  мешочник,  -  сказал  Вася, - совсем совесть
потерял? Свинью в мешке изображаешь! Поди сюда!
     Пес не подошел, а только задней лапой стал яростно чесать
ухо. Ясно было, что он действительно потерял совесть. Вдруг он
увидел петуха, вылезшего из-под сарая. Тут же рыжий кинулся на
него и в мгновение ока загнал на крышу.
     - А ну! - грозно сказал Вася. - Иди сюда!
     Рыжий лениво двинулся к Васе. Но потом оглянулся и увидел
собственный  хвост.  Клацнув  зубами, он хотел его поймать. Но
хвост  увильнул.  Рыжий  бешено  закрутился  на месте, а хвост
никак не поддавался.
     - А ну! - еще грознее сказал Вася.
     И  тут  же рыжий поймал хвост. Поймал, пожевал, выплюнул.
Нехотя он пошел к Васе, все время оглядываясь на свой хвост.
     -  Твое  счастье,  что у меня от сердца отлегло. Иначе не
миновать бы тебе по башке поленом. Смотри, какой у меня кулак.
-  Вася показал псу кулак. - Ужас просто, а не кулак, - сказал
он и сам поглядел на свой кулак.
     Вообще-то  кулак  был не такой уж безумно большой. Скорее
средних размеров. Балалаечный кулачок. Но на рыжего он, видно,
произвел впечатление.
     Тут  Вася  взял  пса  за  ухо,  потому  что заметил в нем
какую-то  штуковину.  Вывернув  ухо  наизнанку, он вытащил эту
штуковину, запутавшуюся в шерсти.
     - Смотри-ка! - удивился он. - Пчела!
     Рыжий понюхал пчелу и вроде как плюнул.
     - Ухом пчелу поймал. Ну и ушки!
     Вася  выбросил  пчелу  и  тут  же  почувствовал  какой-то
знакомый запах. Он пошмыгал носом, принюхиваясь.
     - Что такое? Чем это от тебя пахнет?
     От  рыжего, конечно, пахло собакой, а еще травой, пуганым
петухом, но что удивительно - от него пахло медом.






     "Так-так-так-так-так,   -   думал  Вася.  -  Что  же  это
получается?  Пчела  и  запах  меда!.. Это, конечно, неспроста.
Ну-ка посмотрим мешочек, в котором пса привезли".
     -  Сиди  здесь,  - сказал Вася рыжему, а сам пошел в дом.
"Вдруг   на  нем  знаки  какие-нибудь  есть",  -  думал  Вася,
разглядывая мешок.
     Нет,  никаких  знаков не было - обыкновенный мешок, серый
да  заляпанный,  с  заплаткой  на  боку.  Тогда Вася встряхнул
мешок,  и  из него посыпались соломенная труха, пыль и опилки.
Вася присел на корточки.
     - Ты что это, Васьк? - спросила Евлампьевна.
     -  Вот  она,  -  сказал  Вася и вытащил из сора пчелу. Он
положил ее на сундук, а сам принялся нюхать мешок.
     -  Люди  добрые! - напугалась Евлампьевна. - Васька мешок
нюхает!
     - Погоди, мам, кричать. Ты лучше понюхай, чем пахнет.
     - Вот напасть-то! Сроду я мешков не нюхала!
     - Да ладно, мам. Ты скажи, чем пахнет.
     -  Известно  чем,  - кричала Евлампьевна, - псом паршивым
пахнет!
     - Да нет, мам, не псом. Ты понюхай.
     -   Я,   Вась,  издали  понюхаю,  -  согласилась  наконец
Евлампьевна и стала нюхать примерно с двух шагов.
     -  Подойди же ближе, мам, - уговаривал Вася. - Понюхай и,
в случае чего, сразу отскочи в сторону.
     Евлампьевна так и сделала.
     - Ну что, мама, чем пахнет?
     - Известно чем, мешком собачьим.
     - Ну нет, - сказал Вася, - медом пахнет!
     И верно, от мешка пахло медом, а еще воском, пчелами.
     - Вот то-то и оно, - сказал Вася. - Медом мешочек пахнет.
По этому мешку я и найду черноусого!
     - Господи, - сказала Евлампьевна, - прости нас и помилуй!







     Всю неделю не давали Васе в деревне проходу.
     -  А  ну-ка,  Вася,  -  говорили  ему, - расскажи, как ты
поросят покупал!
     Вася   мрачно  молчал  и  только  старательно  учился  на
механизатора  -  целыми  днями  копался  в  моторе старенького
трактора "Беларусь".
     Рыжий пес к Васе привязался и все время бегал за ним. Был
он, видимо, пес уличный, приблудный.
     -  Ну и поросеночек, - донимали Васю на улице, - а где же
у него пятачок?
     -  За мной, Матрос! - гордо говорил Вася. Он решил рыжего
назвать  Матросом  и  оставить  себе,  раз  уж  за него деньги
плачены.  Кроме  того, планировал Вася из этого рыжего Матроса
сделать себе друга на всю жизнь.
     Пока   шла   неделя,   Вася  обдумывал,  как  бы  поймать
черноусого.  К  субботе  созрел  у  него  в  голове  небольшой
планчик:
     "Заведу-ка  я  себе  тоже  усы.  Замаскируюсь  и поеду на
рынок.  Подойду к черноусому, скажу: "Привет!" - "Ах, - скажет
черноусый.  -  Я вас не знаю!" Но тут я сыму усы и хлоп ему по
зубам!"
     От старого полушубка отстриг Вася бараньих волос, налепил
их  на  тряпочку.  Получились  неплохие  усы, которые осталось
приклеить под нос казеиновым клеем.
     "Приду  завтра  на  рынок, - думал Вася, - суну Матроса в
мешок  и  пойду искать черноусого. А как только найду, сразу -
раз по зубам!"
     Вася   прищуривал   глаз   и  покручивал  кулаками  перед
зеркалом,  воображая,  как  будет  лупить  черноусого.  Хрясь!
Хрясь!
     В  субботу  утром  он  взял Матроса на веревку и пошел на
поезд.  Через  всю  деревню  бежали  за  ним братья Барановы и
неприятно хрюкали вдогонку.






     А  народу  на  рынке  было снова полно. Издали видна была
большая  толпа. Над толпой покачивалось в воздухе серое облако
- пара, пыли, табачного дыма.
     Вася отошел в укромную подворотню и раскрыл мешок.
     - Полезай! - сказал он Матросу.
     Но  Матросу  даже  и  глядеть  на мешок было противно, он
фыркнул и замотал головой.
     -  Можешь  повеселиться  в  одиночестве,  - сказал Вася и
кинул  в  мешок  колотого сахару. - А мне еще надо усы на клей
посадить.
     Засунув  Матроса  в мешок, он приладил усы и только тогда
вышел из укромной подворотни. Закинул мешок на спину, прищурил
глаза,  поднял  воротник и, воткнувшись в базарную толпу, стал
приглядываться направо и налево.
     И направо и налево были все покупатели и продавцы, и Вася
прохаживался по базару, как будто он сыщик.
     "Я  будто  бы  сыщик, - думал он, - и теперь иду по следу
черноусого".
     Вася даже нарочно зорко вглядывался в землю и видел много
следов  от женских туфель, от мужских полуботинок. Одной рукой
он  придерживал  мешок,  а  другую  держал  в кармане тяжело и
увесисто, как будто бы там лежит наган.
     Наконец  Вася  протолкался  в  угол, под башенку. И здесь
народу было полно.
     Какая-то старуха привела продавать бычка. Бычок все время
мычал, а старуха ругала его:
     - Не мычи, бычок! Не мычи, говорю, а то не купят.
     Но бычок все равно мычал, и от его рева кролики прижимали
уши.
     Вася  глядел туда-сюда, все выискивал, нет ли черноусого.
Иногда  казалось,  что  в  толпе мелькает что-то черноусое. Он
кидался  в  ту  сторону, но находил какого-нибудь чернобрового
или, к примеру, красноносого.





     Самые  разные лица и личности крутились на рынке и около.
Серые, черные, зеленые, голубые глаза глядели на Васю или мимо
него.  Вася  же  смотрел  в  основном на носы и на то, что под
ними:  нет  ли  усов?  Но  усов  попадалось  мало и все больше
чепуховые - мышиные хвостики.
     Носы   были,   конечно,   гораздо   разнообразнее   -   и
свистулькой,  и репкой, и фунтиком. У одного дяди нос оказался
вычурным, как шахматная фигура ферзь, а у другого такой дивный
нос, который иначе не назвать, кроме как рубильник.
        Все эти носы совсем запутали Васю.
     "Зачем  мне они? - думал он, отмахиваясь от носов. - Меня
усы интересуют".
     Вася  и сам покручивал свои усы, как будто он старый усач
вроде товарища Буденного.
     Вася  покручивал усы и щекотал пальцем Матроса, чтоб тому
не  было  скучно  сидеть  в  мешке,  а  сам  все поглядывал по
сторонам.  Поглядывать-то  поглядывал,  а  не  замечал,  что в
стороне стоят два человека и тоже рассматривают его.
     -  Кажись, это он, - сказал один из этих двоих, разглядел
Васю, - только усы прилепил, замаскировался.
     - А чего ему надо?
     - Пришел за поросятами.
     Тут они грубо засмеялись, и второй сказал:
     - Смотри-ка, в мешке-то у него что-то шевелится. Наверно,
пса туда запхнул!
     - Надо нам отсюда смываться.
     -  Погоди, зачем же? Парень-то лопух - усы нацепил, пса в
мешок засунул. Сейчас я ему устрою концерт.
     - А не опасно?
     -  Чего  же  опасно? Документы у меня в порядке. Сейчас я
его навеки отучу поросят искать.
     Тут  эти  два  человека  пошептались  еще  и  разошлись в
стороны.
     "И зачем только люди носят усы? - думал в это время Вася.
-  Какой  в  них толк? Нос, к примеру, нюхает, рот жует, глаза
глядят,  а  чего делают усы?.. Возьмем, к примеру, таракана, -
размышлял  он  дальше.  - Вот у него усы на месте. Или Матрос.
Обрежь  ему  усы,  он  и колбасу не учует. А мне-то зачем усы?
Разве  для  красоты?  Но  я  и  так  парень  ничего себе - нос
крупный, глаза маленькие. Я и так, наверно, красивый".
     Вася  потолкался  еще  немного, поискал черноусого, но не
заметил ничего похожего.
     "Да и то сказать, - думал он, - не такой дурак черноусый,
чтоб  снова  на  рынок  прийти.  Он  теперь дома сидит, деньги
считает".
     Вася  выбрался  из  толпы  и  остановился  у входа, возле
стекольщика,  который  все  покрикивал:  "Вот  стекло двойное,
бэмское..."
     -  Чего  у  тебя  в мешке-то? - спросил стекольщик. - Чем
торгуешь?
     - Не твое стеклянное дело.
     - Тебе стекла не надо?
     - Не надо.
     -  Напрасно,  -  сказал  стекольщик, - неплохое стекло. К
тому же двойное, бэмское.
     Он  достал  из  заплечного ящика кусочек стекла и чпокнул
его два раза ногтем. И стекло сказало: "Бэмс, бэмс".
     Но Вася не слушал.
     - Ты скажи лучше, стеклянная душа, черноусого не видел?
     -  Да  ты сам черноусый, - сказал стекольщик и ткнул Васе
пальцем под нос. И так противно ткнул, что Вася обиделся.
     Он  сердито  глянул  на  стекольщика  и увидел, что тот -
мужчина неприятный: глазки тусклые, стеклянные, спрятались под
ржавыми   бровями,   а  лицо  рябое,  так  изрыто  оспой,  что
напоминает рашпиль, которым обтачивают деревянные болванки.
     Вася уже хотел сказать стекольщику что-нибудь тяжелое, но
после махнул рукой и решил двигать к дому.
     В этот момент кто-то тронул его за рукав:
     - Ваши документы!
     Вася  огляделся.  Перед  ним  стоял  милиционер  с такими
огромными рыжими усами, как будто он их отращивал с самого дня
рождения.






     Глаза  его  мерцали  синим  светом,  на  фуражке полыхали
кокарда  и  красный  форменный кант, а усы над строгими губами
стояли   грозно   и   торжественно,   как  радуга  над  рекой.
Широкоплечий и сияющий милиционер навис над Васей.
     -  Документики!  - повторил он, протягивая к Васе толстый
палец.
     - Да они в деревне.
     - Тогда пройдемте.
     - Куда это?
     - Пройдемте, пройдемте.
     - Нет, но это куда же?
     -  Пройдемте,  пройдемте,  -  повторил  милиционер  и уже
крепко  держал  Васю  за  руку  повыше локтя и вел его куда-то
вправо,  через толпу и покрикивал: - Посторонись! Посторонись!
Пррра-ппу-сти!
     Этот милиционер был знаменитый старшина Тараканов. Мелкие
рыночные  жулики  и карманные воры так боялись его, что вместо
"старшины" называли его "страшиной". Кроме того, прозывали его
"Тараканий  Ус"  или  просто  "Тараканиус".  Но  это, конечно,
мелким жуликам не помогало.
     -  Посторонись! - все покрикивал старшина и жесткой рукой
подтягивал Васю за собою.
     Кокарда на его форменной фуражке ослепительно вспыхивала,
как зеркало на лбу врача-носовика.
     Матрос,  который  тихо до этого сидел в мешке, вдруг стал
взбрыкивать, уперся в Васину спину, заелозил, заскулил.
     -  Куда  мы то есть? - говорил Вася, совсем запутавшись в
таких  делах,  и  не мог ничего сообразить: за руку его дергал
милиционер,  в  спину  толкался  Матрос,  в  вдогонку  хихикал
стекольщик  и  прохожие  болтали: "Смотри-кось, мелкого жулика
повели!"
     Старшина Тараканов взвел Васю на какое-то крыльцо, открыл
коричневую   дверь,  и  они  оказались  в  большой  коричневой
комнате.  И  не  успел  Вася  разглядеть, что это за комната и
сколько  в  ней народу находится, как на него кинулся какой-то
плоский,  невзрачный  человек, ткнул его со всего маху в бок и
завопил:
     - Ага! Попался, проклятый!
     И трах - кулак этого человека прилип к Васиному носу.
     Матрос завыл в мешке, а милиционер сжал Васину руку.
     -  А  ну,  -  крикнул  старшина, - успокойтесь, гражданин
Курочкин!   Отойдите!   Сядьте!  Разговаривать  с  применением
кулаков законом не дозволено!
     И  тут  Вася  увидел,  что гражданин Курочкин, этот самый
невзрачный  и  плоский, который накинулся на него, есть не кто
иной,  как  черноусый. Да только под носом у него нету никаких
усов - одни губы!





     Круги  поплыли  у  Васи перед глазами - кривые, в красную
крапинку.  И в кругах этих стоял черноусый, у которого не было
теперь усов. Он издали показывал на Васю пальцем:
     - Это он! Я узнаю его!
     Старшина Тараканов по-прежнему держал Васю повыше локтя и
тянул его в угол, где стояла лавка, похожая на желтое пианино.
Вася   сел,   а   мешок   поставил   в  ноги.  Матрос,  видно,
почувствовал,  что  дела  идут  неладные,  свернулся в мешке и
лежал неподвижно, как пять кило картошки.
     -  Рассказывайте по порядку, Курочкин, - сказал старшина,
обернувшись к черноусому, у которого не было теперь усов.
     - Сейчас, - сказал Курочкин. - Попью только.
     Он подошел к настольному графину и попил, булькая горлом,
как голубь-горлица.
     -  Прошлое  воскресенье,  -  сказал  Курочкин, попив, - я
купил  поросят, как раз вот у этого типа. Приехал домой, гляжу
-  в мешке пес. Он, рожа кривая, мешки подменил, пока я деньги
считал.
     -  Чего?  - крикнул Вася, вскакивая с лавки. - Кто купил?
Ты купил?!
     -  А ну-ка сядь! - сказал старшина, хватая Васю за плечо.
- Сядь! Разберемся!
     Он  подождал,  пока  Вася  усядется,  и  дальше спрашивал
Курочкина:
     - Какой именно был в мешке пес? Какой породы?
     -  Бандитской  породы,  -  ответил Курочкин и поглядел на
Васю. - Весь мохнатый.
     И  Вася поглядел на Курочкина. Нет, не было у него теперь
усов,  голые  губы синели под курочкинским носом и шевелились,
выговаривая слова. А по словам этим выходило все наоборот, как
будто Вася обманул Курочкина и подсунул пса вместо поросят.
     "Вон  как,  -  думал Вася ошеломленно, - вон как честного
Васю обвиняют!"
     У   Васи   заныла  голова.  Он  сидел  на  лавке  тупо  и
неподвижно, как сидел бы фонарный столб.
     "Ну  ладно,  -  думал Вася, - болтай, болтай, Курочкин. Я
пока  помолчу,  а потом и открою рот. Погоди, куриная слепота,
только закроешь рот - я свой живо открою!"
     Но  рта  открыть не удавалось, потому что Курочкин своего
никак  не  закрывал,  он  молол  и молол, как приехал покупать
поросят, а Вася его обманул.
     Поскрипев пером, старшина наконец поставил точку.
     - Фамилия?
     Вася сказал.
     - Где проживаете?
     Вася  отвечал,  а  сам  глядел  на  старшину. Он старался
глядеть  так, чтобы не бегали глаза, чтоб Тараканов понял, что
Вася  -  невинная душа. Но ничего не получалось - глаза у Васи
бегали, он краснел и пугался, и старшина Тараканов, как видно,
понял, что душа у Васи черная.
     К  тому же в столе у старшины Тараканова лежала секретная
бумага  со  странным  названием  "ориентировка". В этой бумаге
было написано, что на свете появился мошенник с черными усами,
который   продает  пса  за  поросят.  И  вот  теперь  старшина
Тараканов  глядел  на  Васю,  радостно  понимая,  что он этого
мошенника поймал.
     - Так ли все было, как рассказывает гражданин Курочкин?
     - Все было наоборот.
     -  Знаешь что, - сказал старшина, ослепляя Васю кокардой,
- ты лучше чистосердечно признайся, положа руку на сердце.
     -  Да  я  чистосердечно,  -  ответил  Вася, кладя руку на
сердце.  -  Это  сам  Курочкин  был  с усами. У меня-то они не
растут.
     - А это что? - спросил Тараканов, указывая Васе под нос.
     - Это не усы, - напугался Вася, - это от шубы отстрижено!
     Вася подергал за усы, и они отвалились.
     -  Так-так, - насмешливо сказал старшина. - А в мешочке у
вас что?
     - Матрос, - пришибленно ответил Вася.
     - Ну-ка поглядим, что за матрос.
     Присев на корточки, старшина развязал веревку.
     Матрос  вылез  из  мешка.  Он  встряхнулся  как  следует,
окутавшись на миг облаком пыли.
     -  Ишь ты! - сказал старшина и ткнул Матроса пальцем. - В
мешок залез!
     Матрос огрызнулся - и палец милицейский налился кровью.
     И  тут  Матрос  получил  такого пинка, что у него из глаз
искры посыпались. Разбрызгивая эти искры и завывая, он вылетел
в дверь и как рыжее лохматое колесо укатился куда-то в сторону
железнодорожного депо.





     Дело пошло быстрее быстрого.
     У Васи отобрали усы и мешок, сунули это все в несгораемый
шкаф  и замкнули секретным ключом. Потом строго взяли за плечо
и отвели в какую-то мрачную комнату.
     - Посидишь, - сказали и заложили дверь засовом.
     Вот  как  повернулось  дело.  Никак  не думал Вася, когда
приклеивал  усы,  что это его погубит. Никак не думал, что зря
сажает  Матроса  в  мешок. Печальный стоял теперь Вася посреди
комнаты, узенькой, как шкаф-гардероб.
     На  деревянной лавке, которая тянулась вдоль стены, сидел
человек  с лицом неспелого цвета и что-то мычал. Вася не сразу
понял, что человек поет, но постепенно стал различать слова:

        Взгляни, взгляни в глаза мои суровые,
        Взгляни, быть может, в последний раз...

     Вася  поглядел  в глаза певцу, но ничего особо сурового в
них не увидел - так, серая муть, голубая чепуха.
     - Ты кто такой? - спросил вдруг певец тяжелым голосом.
     - А ты? - насторожился Вася.
     -  Чего?  Кто  я  такой?  Да  если  я скажу, ты умрешь от
страха! Меня вся Тарасовка знает! Понял? Туши свет!
     - А меня все Сычи знают.
     - Туши свет! Меня Рашпиль знает! Я знаешь кто?
     - Кто?
     Тут  человек,  которого знала вся Тарасовка, наклонился к
Васе и сказал таинственно:
     - Я - Батон! Слыхал?
     -  Слыхал, - сказал Вася, хотя ничего подобного он раньше
не слышал.
     - То-то! - грозно сказал Батон. - Туши свет!
     - А я знаешь кто?
     - Кто?
     - Я - Вася Куролесов! Слыхал?
     -  Слыхал,  -  неожиданно сказал Батон и протянул руку: -
Здорово!
     Вася  подал  руку, и тут же Батон сжал ее с оглушительной
силой.  Вася  поднатужился  и тоже крепко сжал батонскую руку.
Тот  еще  напрягся,  и  Вася поднадавил. Они жали руки с такой
силой,  что  окажись там, внутри рукопожатия, медный шарик, он
бы, конечно, расплющился.
     От  напряжения рыхлое лицо Батона налилось кровью. Он был
и  вправду похож на большой белый батон, одетый в брюки. Живот
его был кругл, а голова маленькая, как и полагается батону.
     - Тебя за что взяли? - спросил он, отъединяя свою руку от
Васиной.
     - За поросят.
     - Я тоже, помню, как-то на телятах погорел. А сейчас сижу
по глупости: одному пинджаку рога посшибал.
     - За что же! - спросил Вася.
     - Он мне на ногу наступил.
     Вася  невольно  поглядел  на  эту ногу и увидел, что нога
очень  крупная,  в  ржавых  ботинках  на  микропоре.  Подробно
осмотрев ногу, стал Вася оглядывать комнату. Скучной оказалась
комната:  стены  ее окрашены были коричневой краской, а высоко
под   потолком   вполнакала   горела  маленькая  электрическая
лампочка.  Она немного помигала и потухла. И тогда Вася понял,
что  на  улице  уже  вечер,  целый  день  прошел и принес одни
неприятности.
     Стало  совсем  темно.  Через  узкое  окошко не видно было
ничего,   чуть-чуть  в  нем  серело,  и  слышен  был  какой-то
невнятный шум и гудок далекой электрички.
     "Погиб  я,  - думал Вася, ложась на лавку, - теперь никак
не  докажешь,  что  я  не  вор.  Матрос в мешке - вот что меня
доконало. Эх, грустные дела".
     Вася  представил,  как  будет  плакать  мама Евлампьевна,
выйдя  его провожать в дальнюю сибирскую дорогу, станет махать
платочком  и совать ему в руки узелок с ватрушками. Тихо-тихо,
чтобы  не  услышал  Батон,  стал  Вася плакать, и сквозь слезы
замычал он песню:

        Взгляни, взгляни в глаза мои суровые,
        Взгляни, быть может, в последний раз...










     Утро в Карманове долго не наступало.
     Так  бывает  в  небольших подмосковных городах - долго не
наступает утро. Над Москвой уже солнечное зарево, уже пожарная
сокольническая  каланча  позлащена восходом, а в Карманове еще
темнота, темнота - ночь.
     Вася проснулся затемно и долго слушал, как сопит Батон. В
предутреннем  сне  тот  громко  высвистывал  носом, и кажется,
любимую мелодию: "Взгляни, взгляни в глаза мои суровые..."
     Рассвело.
     И скоро зашевелилась входная дверь, заныли железные петли
- дверь приоткрылась, будто зевнула. В щель выставились сонные
усы старшины Тараканова.
     - Куролесов, выходи.
     Васю  снова  привели  в  дежурную  комнату.  Там, у окна,
прислонясь  к  несгораемому  шкафу,  стоял  какой-то человек в
сером костюме.
     По  привычке  Вася  поискал на его лице усы, но не нашел.
Зато  нашел  нос,  кривой  и  крылатый,  широкие медные щеки и
прищуренные глаза цвета маренго.
     Человек  в  сером  костюме  навел  на  Васю  свои глаза и
спросил:
     - Этот самый?
     -  Так  точно,  -  ответил старшина, кивая на Васю. - Под
носом - искусственные усы, в мешке - пес.
     Серый  костюм  внимательно  пригляделся и вдруг подмигнул
Васе: что, мол, попался?
     -  Так  точно,  -  толковал старшина. - Товарищ Болдырев,
этот самый и есть мошенник. Усы под носом, пес в мешке.
     "Вот  это  фамилия! - подумал Вася. - Болдырев! Как будто
самовар в воду упал. Наверно, начальник!"
     -  Не  может  быть,  чтоб  этот самый, - сказал между тем
Болдырев, внимательно глядя на Васю.
     - Да как же, товарищ капитан?.. Усы-то под носом!
     -  Уж  не знаю как, - ответил капитан Болдырев. - Приметы
не  совпадают.  Мошенник,  которого  мы  ищем, пожилой, а этот
слишком  уж  молод.  Ну-ка,  парень, рассказывай, зачем ты усы
прилепил?
     - Для маскировки. Он лепит, и я буду лепить!
     - Рассказывай по порядку, - серьезно сказал капитан.
     Все  время,  пока  Вася  рассказывал,  капитан  хмыкал  и
пронзительно глядел на старшину.
     -  М-да,  -  сказал  он.  -  Что-то вы, товарищ старшина,
напутали. Расскажите, какой из себя Курочкин.
     - Невысокого роста, пожилой, - отвечал старшина Тараканов
и вдруг побледнел. - Нос уточкой.
     - Какой нос?
     - Уточкой, - повторил старшина, бледнея все больше.
     -  Ну  вот,  -  сказал капитан Болдырев. - И нос уточкой.
Приметы  сходятся,  а  усы  он сбрил. Этот Курочкин и есть тот
самый человек, которого мы ищем.
     -  Да  как же?.. Он же паспорт показал, живет в Перловке,
сторож картофельного склада.
     -  Паспорт  поддельный,  -  строго  сказал  капитан.  - А
картофельного склада в Перловке сроду не было.







     Да,  вот  какие  получились  дела.  И  в голову не пришло
старшине Тараканову, что Курочкин и есть тот самый мошенник, а
Вася - простой человек.
     -  Да,  -  сказал  капитан  Болдырев,  глядя  на старшину
нестерпимым взглядом, - вон какие получились дела.
     Старшина  открыл секретным ключом несгораемый шкаф, вынул
оттуда мешок и усы и протянул Васе:
     - Возьмите, гражданин.
     - Что за мешок? - спросил капитан.
     -  Ихний  мешок,  - ответил совсем расстроенный старшина.
Усы его поникли, как спортивные флаги под дождем.
     - Это не мой мешок. Это мешок вашего Курочкина. А вот усы
мои.
     -  Интересно,  -  сказал  капитан  и потряс мешок. Всякая
труха  посыпалась  оттуда. Тут же капитан - чик-чик! - свернул
труху в кулечек и сунул в нагрудный карман.
     "Рассматривать,  наверно,  потом будет, - подумал Вася, -
под микроскопом".
     - Вы понюхайте мешок, - сказал он капитану.
     - А что? Пахнет?
     - Еще как!
     - Верно, - сказал Болдырев, понюхав. - Запах есть. Только
не пойму, чем пахнет. Не укроп ли?
     Старшина  Тараканов тоже протянул к мешку нос и несколько
раз понюхал.
     -  Запах  есть, - сказал он, - только тонкий запах. Я его
не пойму. Это, наверно, мимозы.
     - Ничего тонкого, - сказал Вася. - Запах меда.
     -  Мед? - удивился Болдырев. Он снова взял мешок в руки и
принялся пристально нюхать.
     -  И  еще я в нем пчелу нашел, а другая была у пса в ухе.
По этим приметам можно найти Курочкина.
     -  Во  парень!  -  удивился  Тараканов. - И носом чует, и
головой работает.
     -  Молодец,  - подтвердил капитан Болдырев. - Ты, я вижу,
сообразительный.
     - Маленько мерекаю, - ответил Вася с достоинством.
     В  этот  момент  дверь в дежурную комнату распахнулась, и
вошел рядовой милиционер по фамилии Фрезер.
     -   Товарищ   старшина!   -  сказал  он.  -  Вам  срочная
телеграмма.
     Тараканов разорвал бланк и прочел телеграмму.






     "Устал  как  собака, - думал Вася, выходя из милиции, - и
не выспался".
     В  милицейском  палисаднике  было  пусто. Только одинокий
кармановский гусь бродил среди луж.
     Поглядев  на  гуся,  Вася  так  зевнул,  что у него все в
глазах перевернулось, а когда все снова установилось, гусь уже
мчался,  гогоча,  по  лужам,  а  вслед  за ним - рыжая рычащая
фигура с обрывком веревки на шее.
     Загнав   гуся   под   милицейский  мотоцикл,  фигура  эта
направилась  к  Васе  и  улеглась у его ног, хлопая хвостом по
одуванчикам.
     - Привет! Кого я вижу!
     Матрос  повалился  на  бок,  и Васе пришлось почесать ему
живот. Он почесывал его, разглядывая обрывок веревки.
     -  Блохи? - послышалось за спиною. Капитан Болдырев вышел
на крыльцо и разглядывал Матроса.
     -  Да  нет, - сказал Вася, - собаки любят, когда им брюхо
чешут.
     -  Да? - удивился капитан. Он хмыкнул, присел на корточки
и тоже стал почесывать Матроса.
     -  Да,  -  подтвердил Вася. - А я вот ни за что не дал бы
себе брюхо чесать.
     Матрос совсем, видно, обалдел от счастья, оттого, что его
чешут сразу два человека. Старшина Тараканов строго смотрел на
все это в окно.
     -  Видите  веревку?  -  спросил  Вася капитана. - Я ее на
Матроса не цеплял. Видно, Курочкин снова его приманил, когда я
в  милиции сидел, и посадил на веревку. А Матрос ее перегрыз и
ко мне вернулся. Кому же приятно свинью изображать?
     -  М-да...  -  сказал Болдырев. - Значит, Матрос порвал с
преступным миром. Решил начать новую жизнь. А все-таки надо бы
его судить да еще и посадить годика на три.
     -  Ну  нет,  -  сказал  Вася. - Матрос - честный пес. Это
Курочкин виноват.
     -  А  зачем  он  хрюкал? Собака лаять должна. Наверно, он
тренированный.
     -  Да  не  хрюкал  он, - сказал Вася. - Он молчал и вроде
скулил, а мне казалось - похрюкивает.
     - Лаять надо было! - строго сказал капитан.
     -  Его  мешок оглоушивает, - пояснил Вася. - Сунешь его в
мешок - он и замолкает.
     - Ну, может быть, и так, - добродушно сказал капитан, - а
все же надо бы попробовать.
     - Чего попробовать? - не понял Вася.
     -   Попробовать...   не   наведет  ли  он  нас  на  след.
Курочкинский.






     Первым делом Вася дал Матросу понюхать мешок:
     - Ищи, Матрос, ищи! Где Курочкин?
     Матрос  виновато  заскулил,  ожидая, видно, что ему снова
будут чесать живот. Но ему подсунули мешок.
     - На, Матрос, на! Нюхай мешок! - приставал к нему Вася.
     Матрос сопел и из уважения к Васе нюхал мешок.
     -  Э-э,  - сказал капитан, - так дело не пойдет. Чего ему
зря нюхать мешок? Он в нем сидел, нанюхался.
     -  Пчелы!  -  вспомнил  тогда Вася. - Пчелы, Матрос! Вжу,
вжу, вжу...
     Вася  жужжал,  шевелил по-пчелиному пальцами и чуть ли не
летал над Матросом. Тот не знал, куда деваться: то подпрыгивал
на месте, то начинал брехать.
     -   Чепуха,  -  сказал  капитан  Болдырев,  -  ничего  не
получится. Дворняга и есть дворняга.
     Он подошел к Матросу и вдруг топнул ногой и крикнул:
     - Домой!
     От неожиданности Матрос прижал уши.
     - Домой! - повторил Болдырев. Он сверкнул глазами и снова
топнул с такой силой, что земля затрещала.
     - Домой! Домой! - подхватил Вася.
     Он  тоже затопал ботинками и попытался сверкнуть глазами.
Получилось  это  у него так мощно, как у капитана, но Матросу,
видно, все-таки не понравилось, что на него сверкают и топают.
На  всякий  случай  он побежал куда-то, все время оглядываясь.
Вася и Болдырев побежали за ним.
     Матрос  сворачивал  с  одной  улицы  на  другую, пробегал
проходными  дворами,  и вскоре они оказались на окраине города
Карманова,  в  редком  сосновом  лесу.  Здесь  стояли  дачи за
голубыми и серыми заборами.
     Матрос  остановился  у забора, сбитого из разнокалиберных
досок  и  штакетин.  Кое-где  его  подлатали  ржавой  жестью -
специально, чтоб не было за ним ничего видно.
     Матрос сел у калитки, поджидая Васю и Болдырева.
     - Чего уселся? - крикнул Вася, подбегая.
     Матрос заскулил и лег на землю.
     - Домой!
     И тут Матрос, видно, совсем обиделся. Он чихнул и, поджав
хвост, юркнул в дырку под забором.
     -  Так,  -  сказал  Болдырев.  -  Надо поглядеть, что там
делается.
     Он приоткрыл калитку, и тут же раздался звонкий и злобный
лай.  Очутившись  за  забором,  Матрос преобразился. Как рыжий
горячий дьявол, он налетел на капитана и вцепился в ботинок.
     - Молчи! - сказал Болдырев, дернув ногой.
     Матрос отлетел в сторону и плюхнулся в клубнику.
     -  Смотрите-ка, - сказал Вася, схватив капитана за рукав,
- ульи.
     Между  яблонями, на взрыхленной земле, стояло пять ульев,
выкрашенных зеленой краской.
     - Ну что ж, сказал Болдырев. - Похоже, он привел нас куда
надо.
     По  тропинке,  мимо  сарая,  мимо поленницы дров, капитан
пошел  к  дому,  который  виден был за кустами смородины. Вася
шагал  за  ним.  Он старался шагать смело и уверенно, но шажки
получались мелкие, куриные.
     Поднявшись на крыльцо, Болдырев стукнул в дверь.
     - Кто там? - сразу послышалось за дверью.
     И  в этот самый момент Васе захотелось отличиться. Прежде
чем капитан успел открыть рот, Вася брякнул вдруг басом:
     - Водопроводчики!
     Болдырев   так   глянул   на  Васю,  что  у  него  сердце
остановилось.
     - А чего вам надо? - слышалось между тем за дверью.
     - Водопровод хотим починить, - робко сказал Вася и совсем
стушевался.
     -  А у меня нету водопровода, - сказал голос за дверью. -
У меня - колодец.
     -   Ну  давай  колодец  починим,  -  раздражаясь,  сказал
капитан.
     - А чего его чинить! Он и так качает.
     Говорить  вроде было больше нечего. Болдырев снова вонзил
свой  взор  в  Васю,  подержал  его немножко в Васиной душе, а
потом вынул.
     - Ладно, - сказал он, - откройте. Мы из милиции.
     - Из милиции?
     - Ага.
     - Тогда покажите документ.
     - Как же мы его покажем? Дверь-то закрыта.
     - Ничего-ничего, показывайте. Я в щелочку увижу.
     -  Вот  дьявол!  -  рассердился  Болдырев.  Он  достал из
кармана  красную  книжечку и развернул ее. - Ну что? - спросил
он. - Видно, что ли?
     - Немножко левее, - сказали за дверью.
     Болдырев  передвинул книжечку левее, и тут же над головой
его  раздался  гром,  дверная  доска  расщепилась, с пороховым
огнем   вылетела  на  улицу  пуля  и,  взвизгнув,  улетела  по
направлению к Москве.






     Пуля  только  еще  пробивала дверь, только еще высовывала
наружу  свою  медную  змеиную  головку,  а Болдырев и Вася уже
махнули  с  крыльца.  Вася  грянул  на  землю  и  укатился  за
цветочную клумбу, а Болдырев врос в стену дома, прижался к ней
так крепко, будто его приколотили гвоздями.
     Он   вытащил  из  кармана  черный  пистолет,  похожий  на
записную книжку.
     Услышав выстрел, Матрос подпрыгнул на месте, повис на миг
в  воздухе,  а  опустившись  на землю, бросился бежать с такой
скоростью, будто хотел догнать пулю.
     Добежав до ближайшего пруда, он плюхнулся в грязную воду,
безумным  стилем  баттерфляй переплыл на другой берег и навеки
затаился в крапиве.
     - Эй, водопроводчики! - послышалось за дверью.
     Вася и Болдырев молчали, окаменев.
     - Эй! Водопроводчики! Что ж молчите?
     - А чего ты стреляешься? - ответил Вася.
     -  Ха-ха!  -  сказал  человек  за  дверью.  -  Водопровод
починять небось не станете...
     -  С  тобой  починишь,  -  сказал  Вася,  оглядываясь  на
Болдырева,  который  потихонечку  подвигался к углу дома. Вася
понял, что Болдырев хочет зайти с тыла, ударить через окно.
     -   А   почему  я  вас  в  щелочку  не  вижу?  -  спросил
неизвестный. - Что, вы спрятались, что ли?
     - Мы на землю залегли, - сказал Вася. - Боимся.
     - Вы уж лучше так и лежите, а то я всех перестреляю.
     -  Ладно,  -  сказал Вася, - полежим пока. Земля не очень
сырая. В самый раз картошку сажать.
     Болдырев  уже  скрылся  за  углом,  и  человек  за дверью
замолчал,  затаился  -  видно,  придумывал что-то. Может быть,
заметил Болдырева?
     Проползла  минута.  И  тут раздался треск, звон разбитого
стекла, и откуда-то из глубины дома долетел до Васи крик:
     - Руки вверх!
     Дверь   вздрогнула,   заскрипела,  кто-то  бухнул  в  нее
изнутри.  Запели  несмазанные  петли,  и  на  крыльцо выскочил
человек с пистолетом в руках.
     Вася зажмурился.






     На крыльце стоял капитан Болдырев.
     А дом был пуст.
     То  есть,  конечно,  в  нем  была печка, были стол, стул,
шкаф,  тумбочка. На столе стояла сковородка, в которой имелись
остатки  жареного  мяса, а на стенке висела маленькая картинка
"Три богатыря".
     Все это было. Не было только человека. Того, что стрелял.
Исчез.
     Когда  капитан  разбил окно и крикнул: "Руки вверх!", дом
был уже пуст.
     Болдырев  обошел  весь  дом  неслышным милицейским шагом,
заглянул в шкаф и под кровать.
     Вася шел за ним, каждую минуту ожидая пулю в лоб. Но пули
не было, и человека, который только что стрелял, не было.
     -  Ушел,  -  сказал Болдырев. - А как ушел? Окна закрыты.
Постой! Что это над печкой?
     Над  печкой, прямо в потолке, виден был люк, который вел,
очевидно, на чердак.
     По  приставленной  к  печке лесенке Болдырев дотянулся до
люка.
     - Эй? - крикнул он. - Вылезай!
     Никто  не  ответил,  и  тогда  Болдырев  потихоньку полез
наверх.  Вот  в  люк  ушла  его голова, вот уже только ботинки
капитанские торчат под потолком. Вася остался в комнате один.
     Бух-бух!..  -  что-то  тяжело  загромыхало  над  головой.
Болдырев  ходил  по  чердаку,  и  шаги  его глухо отдавались в
потолке. Но вот и они затихли.
     Васе стало совсем неприятно.
     "Проклятый  Курочкин!  - думал он. - В какую историю меня
втравил!  Чуть  пулю  в  лоб  не  схлопотал, а теперь вот сижу
неизвестно  где.  Того  гляди,  сейчас кто-нибудь ножом ахнет.
Вылезет из погреба какой-нибудь косматый! Болдыреву на чердаке
небось  хорошо.  Чего  он  там  сидит?  Слезал бы! А то сейчас
войдет кто-нибудь".
     Совсем   тихо   стало,   а  в  комнате  не  было  даже  и
часов-ходиков, чтоб оживить тишину.
     Вася присел на краешек стула и тревожно стал разглядывать
картину "Три богатыря".
     Пристально  смотрел  с картины Илья Муромец, поставив над
глазами ладонь козырьком.
     "Что  ты  делаешь  в  чужом доме, Вася? - спрашивал вроде
Илья. - Зачем влез ты в эту историю?"
     "Глупо,  Вася,  глупо",  -  говорил  будто  бы и Добрыня,
равнодушно  взглядывая  в  окно,  где  виднелись яблони и ульи
между ними.
     Алеша  Попович  глядел  печально. Единственный из троицы,
он, кажется, Васю жалел.
     Скрип-скрип...  -  заскрипело что-то на улице. Это запели
ступеньки, и у Васи охладело сердце.
     На крыльце послышались шаги.





     Медленно-медленно  приоткрылась  дверь,  и  тут же сердце
Васино  ахнуло  и  полетело куда-то в глубокий колодец. Вася -
хлоп-хлоп!  -  прихлопнул  его  ладонью,  пытался  удержать на
месте, но не сумел.
     Дверь  распахнулась  пошире, и стал виден человек в сером
костюме, а Вася уже и сообразить не мог, кто это.
     - Жив? - спросил капитан, прикрывая дверь.
     Вася  молчал.  Он все еще соображал, как же это так: улез
на чердак, а вошел в дом с улицы?
     -  Видишь, какие дела, - сказал Болдырев. - Через люк над
печкой  неизвестный попал на чердак, а к чердаку с той стороны
дома приставлена лестница. По ней он и ушел.
     - Куда ушел?
     - Откуда я знаю! - сказал Болдырев и махнул рукой.
     И   вот   когда   Болдырев  махнул  рукой,  Вася  наконец
успокоился,  сердце  его  шмыгнуло  на  свое  законное  место,
точь-в-точь  кошка,  которая  вбегает  в дом с мороза и первым
делом - на печку.
     - Что же будем делать? - бодро уже спросил Вася.
     - А! - сердито сказал Болдырев. - Упустили! Теперь его не
найдешь!    А    тебя    кто    просил   влезать   со   своими
"водопроводчиками"? Кто?
     - Не знаю.
     -  "Водопровод хотим починить"! - передразнил Болдырев. -
Если еще раз сделаешь что-нибудь без разрешения, пиши пропало!
     - Пишу, - сказал Вася, моргнув.
     Капитан  прошелся  по  комнате, заглянул зачем-то еще раз
под  кровать. Потом взял с подоконника пепельницу, сделанную в
виде  фиолетовой  рыбки,  и  стал  рассматривать окурки-бычки,
которые лежали в ней.
     Вынув  из кармана целлофановый пакетик, капитан аккуратно
сложил туда окурки.
     С удивлением смотрел Вася на такие действия.
     Капитан  тем временем открыл тумбочку, стоящую у кровати.
В  тумбочке  тоже не нашлось ничего особенного. Болдырев вынул
мыло,  повертел  его в руках - "Детское", потом достал бритву.
Бритва  как  бритва  -  безопасная.  За  бритвой  показался из
тумбочки маленький пузырек темно-коричневого стекла.
     Болдырев принялся рассматривать этот пузырек, крутя его в
пальцах.
     - Как думаешь, - спросил он, - что это?
     - Йод, - сказал Вася. - Каким раны мажут.
     - Откуда он?
     - Из тумбочки.
     - Прочти этикетку.
     На  этикетке было написано: "Тарасовская аптека. Настойка
йода".
     - Ну и что? - спросил Вася.
     - Ничего, - ответил Болдырев. - Йод из Тарасовки.
     - Ну и что?
     - "Что да что"! - рассердился Болдырев, засовывая пузырек
в карман. - Запомни, и все! Может пригодиться.
     - Да зачем нам йод? Пуля-то мимо пролетела.
     Болдырев  открыл  рот  и,  видимо,  хотел  сказать что-то
сердитое, но вдруг закрыл рот и приложил к губам палец:
     - Т-ш-ш-ш...
     На крыльце послышались шаги.






     Ступеньки   перестали   скрипеть  -  человек  на  крыльце
остановился.
     - Ох, - сказал он, отдуваясь.
     Потом донеслось звяканье ключей и бормотание:
     - Хлеба взял, соли взял, бутылку взял. Надо было бы воблы
взять, да где ж ее возьмешь?
     Он  замолчал  и  все  звенел  ключами,  никак, видимо, не
находил подходящего.
     -  Что  это? - послышалось вдруг на крыльце, и в дырке от
пули что-то зашебаршилось.
     В  нее  всунулся  заскорузлый  палец,  и  Васе захотелось
схватить его, но палец, покрутившись, ушел обратно.
     -   Воры!   -   закричал  человек  на  крыльце.  -  Дырку
просверлили!
     Дверь  распахнулась,  и  в  комнату  влетел  человек.  Он
выскочил  на  середину  комнаты,  размахивая  сумкой-авоськой,
тяжело сопя, и тут же у Васи над ухом грянуло:
     - Р-Р-РУКИ ВВЕР-Р-РХ!
     Вася  даже  не  понял,  что  это  крикнул Болдырев, таким
страшным  показался  капитанский  голос.  Он  рявкнул  с силою
пароходной  сирены.  От  этого  ужасного  и неожиданного звука
человек  выронил  авоську,  ахнула  об  пол  бутылка,  а  руки
вошедшего  вздернулись  вверх  так  резко,  будто  бы он хотел
подтянуться на турнике.
     Болдырев   подошел  к  нему  сзади  и,  похлопав  его  по
карманам, вытащил ключи и пачку папирос "Беломор".
     Не   опуская  рук,  вошедший  обернулся.  И  лицо-то  его
оказалось знакомым - рябое, изъеденное оспой.
     "Стекло! - вспомнил Вася. - Двойное, бэмское!"
     - Рашпиль! - сказал Болдырев. - Старый знакомый!
     Стекольщик,  по  прозвищу  "Рашпиль", опустил руки. Глаза
его  были  глубоко  упрятаны под бровями и глядели оттуда, как
мыши из подвала.
     -  Смотри,  Вася, - говорил Болдырев, - ведь это Рашпиль,
старый вор, который сидел в тюрьме триста или четыреста раз.
     - Два, - глухо проворчал стекольщик, а потом ткнул в Васю
пальцем: - Эта морда мне тоже знакомая.
     - Что ты здесь делаешь, Рашпиль?
     - Как что, гражданин начальник? Домой пришел.
     - Это твой дом?
     - А чей же? И дом, и сад, и ульи - все мое. Наследство от
родителя, Иван Петровича. Помер родитель. Добрый был.
     -  Жаль  родителя, жаль Иван Петровича, сказал капитан. -
Значит, теперь дом твой. А кто же стрелял?
     -  Да мне откуда знать, гражданин начальник? Я в магазине
был. Пришел - дырка.
     -  Интересно получается, - сказал Болдырев. - Дом твой, а
кто был в доме, ты не знаешь. Я бы на твоем месте подумал.
     -  Чего  мне  думать?  - ответил Рашпиль. - Пускай лошадь
думает, у ней башка большая.
     - Ну, если не хочешь думать, тогда пошли.
     - Куда?
     - Куда надо.
     Тут  Рашпиль  спрятал  глаза  под бровями, и теперь стало
казаться, что у него вообще нету глаз, как, например, у репы.
     - Может быть, жилец стрелял, - сказал он хрипло.
     - Какой жилец?
     -  Да  на рынке один попросился ночевать, я его и пустил.
Сам-то в магазин пошел, а он дома остался.
     - Как звать жильца?
     - Васька.
     - А фамилия?
     - Фамилию-то я чего-то плохо помню. На букву "К" вроде.
     - Курочкин? - влез в разговор Вася.
     -  Не-не,  другая  какая-то.  Постойте, Кулоресов. Точно:
Васька Кулоресов.
     -  Ага,  -  сказал Болдырев. - Вот как выходит. Ну ладно,
гражданин Рашпиль. Сиди дома, никуда не выходи. Понял?
     Он  широко  распахнул  дверь  и уверенно пошел по садовой
дорожке.  Вася  по-солдатски  повернулся  на  каблуках и пошел
следом, глядя в затылок капитана.
     - Только не оглядывайся, - тихо сказал Болдырев.
     - Почему? - спросил Вася, когда они уже вышли на улицу.
     -   Человек,   который   уверен   в   себе,   никогда  не
оглядывается.
     Вася шагал вслед за Болдыревым, крепко ударяя ботинками в
землю,  как  человек,  уверенный  в  себе. Но на самом деле он
совсем не был в себе уверен.






     Отойдя  с  полсотни  шагов,  Болдырев  завернул за угол и
остановился.  Он  достал  из  кармана  черную записную книжку,
похожую  на  маленький  пистолет, и стал что-то быстро писать.
Потом выдрал листочек.
     -  Пулей  в  милицию!  -  сказал  он.  -  Отдашь  записку
Тараканову.
     - А вы?
     - Я здесь останусь.
     Зажав  записку в руке, Вася побежал по дороге. Сначала он
бежал  медленно, но потом разогнался и в милицию действительно
ворвался пулей.
     Тараканов  сидел за столом в дежурной комнате. Размеренно
и важно он ел бутерброд.
     - Записка! - крикнул Вася. - От капитана!
     Одной  рукой  старшина  взял  у  него  записку,  а другой
по-прежнему ел бутерброд. Он стал читать медленно и вдумчиво.
     -  Так,  - сказал он, дочитав записку и доев бутерброд. -
Все ясно.
     Секретным  ключом  старшина  открыл  несгораемый  шкаф  и
достал оттуда пиджак-букле и соломенную шляпу, потом аккуратно
снял  форменный  китель и фуражку. Переодевшись, старшина стал
неузнаваем.  В  пиджаке-букле  и  в  шляпе  он  был  похож  на
сельскохозяйственного   агронома   с  авторучкой  в  нагрудном
кармане.
     -  Сиди  здесь!  -  сказал он Васе и вышел, скрипя хорошо
начищенными сапогами.
     "Как  это  так: сиди здесь? - подумал Вася, усаживаясь на
лавку. - Там дела делаются, а я сиди здесь! Встану сейчас да и
отправлюсь  следом.  Чего  я  буду зря сидеть?" Но все-таки он
сидел,  не  решаясь  нарушить приказ, и только прислушивался к
тому,  какая  каша  варится  у  него в голове. А каша варилась
действительно  странная.  Кто  стрелял?  Зачем стрелял? Почему
Болдырев вдруг ушел?
     Вася  пытался  разобраться  в  этой  каше,  но  ничего не
получалось. Тогда он плюнул и стал думать о другом.
     "Мама-то  Евлампьевна, наверно, с ума сходит. Думает: где
мой  Вася?  А  Вася в милиции сидит. А куда, интересно, пропал
Матрос?  Наверно, совсем обиделся. Там его в мешок суют, здесь
ногами топают".
     Скрипнула дверь. В комнату вошел Болдырев.
     - Ну, - сказал он, - так кто же все-таки стрелял?
     - Курочкин.
     - Почему думаешь?
     - Так я его по голосу узнал.
     -  Хорошо,  - сказал Болдырев. - Теперь давай думать, кто
был в комнате, когда мы постучали.
     - Курочкин.
     - А где был Рашпиль?
     - В магазине.
     - Почему думаешь?
     - Он сам сказал.
     -  Мало  ли  что  он сказал! А почему на столе лежали две
вилки?  Нет,  парень,  Курочкин и Рашпиль - одна компания. Они
оба  были  дома, и мы застали их врасплох. С перепугу Курочкин
выстрелил. Потом они удрали.
     - А зачем же Рашпиль вернулся?
     - Вот я и думаю: зачем?
     -  А  может  быть,  -  сказал Вася, - они в доме позабыли
что-нибудь?
     -  Ну молодец, - сказал Болдырев. - Конечно, они оставили
что-то важное. Скорей всего, деньги.
     Болдырев  прошелся  по  комнате, внимательно посмотрел на
план города Карманова, висящий над столом.
     -  Но  Курочкин  -  это  гусь. С пушкой ходит. Это важный
преступник.  У него дела покрупнее, чем твои поросята. Кстати,
ты уверен, что слышал его голос?
     - Еще бы! Я этого Курочкина теперь за километр узнаю и по
голосу и не по голосу.
     - А в темноте узнаешь?
     - Я его с закрытыми глазами узнаю. Только понюхаю и сразу
скажу: вот он, Курочкин.
     -  Ай  да  парень!  -  насмешливо сказал Болдырев. - Всем
хорош,  только  водопроводчиком  объявился.  Ну ладно, сегодня
вечером будешь нюхать.






     День-то почти что уж кончился.
     Незаметно  подплыли  сумерки,  за  ними подвалил вечер. В
домиках  за  деревьями  загорелись  настольные  лампы  -  ночь
наступила.
     Еще  в  сумерках  Болдырев  с  Васей  снова пришли к дому
Рашпиля.  Осторожно  приоткрыв  калитку,  капитан вошел в сад.
Вася  за  ним.  У  поленницы дров капитан остановился и сказал
негромко:
     - Докладывайте.
     -  Все в порядке, - ответили дрова глухим еловым голосом.
- Пташка в клетке. Нет ли чего-нибудь пожевать?
     -  Подкрепляйтесь,  -  сказал капитан и сунул в поленницу
бутерброд, завернутый в газету.
     Дрова тихонько заворчали, шелестя газетой.
     - Стань у сарая, - сказал Болдырев Васе, - и гляди в оба.
Только не вздумай чего-нибудь делать. Стой, смотри и молчи.
     - А если меня будут резать?
     -  Тогда кричи, - сказал Болдырев и растворился где-то за
кустами смородины, за пчелиными ульями.
     Вася  стоял, прислонившись спиной к сараю. Справа от него
была  поленница дров, слева - смородина и помойка, прямо перед
Васей - яблони и ульи, а за ними - дом.
     В  темноте  Рашпиль  выходил  несколько  раз  на крыльцо,
кашлял,   ругался,   законопачивал  дырку  от  пули,  наверно,
бутылочной пробкой.
     Где Болдырев, Вася не знал. Видно, пристроился поудобней,
чтоб в окно глядеть.
     В  окно-то  глядеть,  конечно,  интересней.  А тут стоишь
спиной  к  сараю  и только дрова видишь, а смородину и помойку
уже  и не видно. Так, что-то сереет, что-то чернеет, а что это
- не разберешь.
     "Надо  было домой ехать, - думал Вася. - Мама Евлампьевна
совсем,  наверно,  извелась. Сидит на завалинке и плачет. Да и
как  не  плакать  -  Вася-то  у  ней  один. Может, убили Васю!
Прижали в темном углу, сняли пиджак, часы "Полет"..."
     Вспомнив  маму,  Вася  совсем  загрустил  и  бессмысленно
смотрел  теперь  на  поленницу  дров,  уже  не  различая,  где
березовые дрова, а где сосновые. Нет, конечно, березовые дрова
были  пока видны, но слабо, бледно, невыпукло. Кора-то белела,
а вот черточки на ней растворились.
     "Слились  черточки,  - думал Вася, - пропали во тьме. А я
стою один, у сарая. Ну и жизнь!"
     Спина  Васина стала потихоньку замерзать - то ли сарай ее
холодил, то ли сама по себе.
     Но  скорей  всего,  виноват  был  сарай. Он совсем к ночи
охладился.
     Что-то  зашуршало  в  сарае.  Ясное  дело - мышь. Пожрать
пошла. День спала в опилках, а ночью тронулась. Куда ее несет?
Спала бы.
     Шуршит  и шуршит. А может быть, это не мышь? А что-нибудь
покрупнее! Вроде человека! С ножом!
     Нет,  не  видно  никого.  Это  все фантазия, воображение,
мышь. Это мышь шуршит, а Вася думает: человек.
     Зачем  человеку  шуршать?  Человек топает. Он не мышь. Он
большой.  Плечи  -  огромные, глаза - фонари, в кармане - нож.
Сейчас подкрадется, вытащит нож и...
     Ночь  совсем  уж темная стала. Закрывай глаза, открывай -
все одно и то же: темнота.
     А в темноте, конечно, кто-то крадется.
     Вот он дышит тяжело, со свистом!
     Вася  вынул  руки из карманов и зачем-то присел. Он хотел
крикнуть, но не успел.
     Кто-то  черный, приземистый кинулся на него, сопя и грубо
дыша прямо в лицо.






     - Витя! - послышалось капитану.
     "Какой Витя?" - подумал он.
     Укрывшись  за стволом яблони папировки, Болдырев наблюдал
за  окнами  и  дверью дома. Он касался ухом шершавого ствола и
слышал, как в яблоне что-то шевелится, вздрагивает, журчит.
     - Витя! - снова послышалось Болдыреву.
     "Какой  такой  Витя?"  -  подумал он, но вдруг понял, что
слышит  совсем  другое  слово.  Это  слово "помогите", которое
долетает откуда-то из-за сарая.
     Оттолкнувшись  от  папировки, Болдырев бросился туда. Тут
же послышался какой-то треск - это старшина развалил поленницу
дров и кинулся к Васе на выручку.
     И  тут  в свете карманного фонаря Болдырев увидел ужасную
картину:  какой-то  растрепанный  человек  катался  по  земле,
обхватив  руками  что-то  косматое  и  несуразное.  В человеке
Болдырев признал Васю, а кого тот держит в руках, никак не мог
разобрать.
     - Что же это!? - сказал Болдырев.
     - Все в порядке, - донеслось с земли. - Одного поймал!
     При  этих  словах  старшина Тараканов хлопнулся сверху на
Васю и, гремя усами, вцепился в то, что держал Вася в руках.
     Через   секунду   старшина  поднял  за  шиворот  какое-то
существо,  глаза  которого в свете карманного фонаря блестели,
как у сыча.
     В  репьях и в тине, кудлатый, растерзанный, в мощной руке
Тараканова  болтался  Матрос. Шерсть у него стояла дыбом, ухо,
которое прежде торчало, теперь повисло как подрубленное, а то,
что висело раньше, теперь же, наоборот, поднялось.
     Тут  в  доме  стекольщика  вспыхнул  свет,  и  на крыльце
показался Рашпиль.
     -  Кто  там?  -  крикнул  он  и,  выхватив из-под крыльца
какую-то  корявую  дубину, стал спускаться в сад. - Кто тут? -
орал он. - Убью!






     Размахивая  дубиной,  Рашпиль  обошел  весь  двор.  Потом
вернулся на крыльцо и снова угрожающе сказал в темноту:
     - Убью!
     Он  потоптался  на  крыльце, хлопнул изо всех сил дверью,
ушел в дом.
     Скоро  свет в окне погас. На улице слышно было, как ухнул
Рашпиль на кровать - заныли железные пружины.
     В стороне от дома, под соснами, виднелись какие-то тени.
     Две-то  тени  стояли спокойно, а третья, усатая тень, все
время  шевелилась,  она  прижимала  к  груди что-то лохматое и
брыкающееся.  Это  старшина Тараканов держал в руках Матроса и
напоминал   сейчас   старинного  богатыря,  который  побеждает
некрупного дракона.
     Печально  выглядывал  этот дракон из милицейского кулака.
Ему  хотелось  ужасно  укусить  старшину,  но руки того были в
специальных непрокусываемых перчатках.
     Да,  день  сегодняшний оказался для Матроса днем сплошных
разочарований. Просидев до вечера в крапиве, Матрос отправился
на  поиски Васи, с трудом разыскал его у сарая, а Вася дал ему
по морде и стал душить. Не это ли называется собачья жизнь?
     - Отпустите пса, - тихо сказал Болдырев.
     Старшина  разжал  перчатку,  и  Матрос бухнулся на землю,
прижался  к  Васиной  ноге. За день он что-то совсем исхудал -
шкура  болталась  на  нем,  как  шинель  с  чужого плеча. Вася
погладил его.
     - Собака - друг человека, - насмешливо сказал Болдырев. -
И  этот человек вместе с собакой может отправляться домой. Мне
такие водопроводчики не нужны.
     Болдырев  повернулся  к  Васе  спиной и шагнул в сторону,
старшина - за ним.
     Мгновение  -  и  они  скрылись бы в темноте, но случилось
неожиданное.
     Матрос ринулся вдогонку и вцепился в галифе старшины.
     Галифе тревожно затрещали.
     -  Чего!!!  -  шепотом крикнул старшина. - Обмундирование
рвать!!!
     Он  махнул  ногой  -  хорошо начищенный сапог, как сабля,
сверкнул в темноте.
     - Назад, Матрос! Ко мне!
     Матрос выплюнул галифе, отскочил в сторону.
     -  Тихо!  -  сказал  Болдырев  и  что-то  шепнул  на  ухо
старшине.
     Тот козырнул: есть!
     - Пойдем, - сказал Болдырев Васе. - Я тебя провожу...
     -  Собаку  с  человеком  спутать  трудновато,  -  говорил
Болдырев, пока они шли по кармановским темным улицам. - Видно,
ты здорово перепугался. Ну ничего, многие люди боятся темноты.
А ты парень сообразительный, только, пожалуй, трусоват. Ладно.
Домой тебе ехать поздно. Пойдем в милицию, там переночуешь.
     -  Ничего  мне  не  надо,  -  сказал Вася. - Я на станцию
пойду.
     - Чего ж ты? Обиделся, что ли?
     - Ничего я не обиделся. До свидания.
     Он  повернулся  к  Болдыреву  спиной,  свистнул Матроса и
пошел к станции.
     Все-таки  Вася,  конечно,  обиделся. Правда, на Болдырева
обижаться не приходилось. Оставалось обижаться на себя.
     Так,  обижаясь на себя, пришел Вася к станции. Была ночь,
и последний поезд давно уж дремал в теплом депо.
     По  пустынной  платформе  слонялись два или три человека,
которые  тоже, кажется, обижались на себя. Один подошел к Васе
и попросил закурить.
     - Я не курю, браток.
     - Эх! - сказал обиженный. - И тут не везет.
     Да,  бывают  на  свете  такие  люди, которым не везет. Они
вечно  опаздывают  на  поезд и покупают пса за поросят. Вся их
жизнь  -  сплошное  невезение.  Иногда кажется: вот-вот должно
повезти,   вот-вот   ухватят  они  за  хвост  синюю  птицу,  а
оказывается,  это  и  не  синяя  птица, а так себе, воробушек,
воронье перо, куриная косточка.
     Вася  уселся  на  длинную  железнодорожную  лавку  и стал
думать о своих обидах и невезениях. И так получалось, что ни в
чем-то, ни в чем ему не везет.
     Матрос,  которому в жизни тоже не везло, залез на лавку и
улегся,  свернувшись. Он превратился в рыжую пушистую подушку.
Вася положил голову на эту подушку и скоро заснул, слушая, как
бурчит у подушки в животе.
     Ранним утром сел Вася на поезд, поехал домой и, когда уже
подходил к деревне, издали увидел Евлампьевну.
     Она  сидела  на  бревнышке  у  скотного  двора  и  горько
плакала.








     Жизнь  Васина  потекла теперь самым обычным образом. Она,
как говорится, вошла в свою колею.
     Но  колея  эта  Васе не очень-то нравилась. Ему хотелось,
чтобы была она с каким-нибудь вывертом, с загогулинкой.
     Однако  откуда было взяться этой загогулинке, если с утра
до  вечера  приходилось  ему  учиться  на механизатора, часами
сидеть  над  книжкой  с  мощным названием "Трактор"? И если он
видел какую-нибудь загогулинку, так только в руках тракториста
Наливайко, который ковырялся ею в тракторном моторе.
     Недели  через  две  после  возвращения  из Карманова Вася
решил  написать  Болдыреву  письмо  и посмотреть, что из этого
получится. Взяв чистый лист бумаги, он стал писать:
     Добрый  день (или добрый вечер, не знаю), дорогой товарищ
капитан!
     Пишет письмо вам ваш знакомый Василий Куролесов из Сычей,
который  усы  лепил  (от полушубка). Он пишет письмо в милицию
первый  раз, поэтому прошу извинить его за ошибки (запятые или
буквы).  А  если  не  извиняете, все равно дочитайте письмо до
конца.
     В  первых строках обращаюсь к вам с глубочайшей сердечной
просьбой. Сообщите мне: поймали Курочкина или нет?
     Во  вторых строках меня интересует Рашпиль (рябой). Все в
том доме живет или переехал?
     В  последних строках сообщаю вам, что я тогда не струсил,
а просто напугался. Если надо, то я пойду сражаться за Родину.
     Жду ответа, как космонавта ракета.

                                            Василий Куролесов.

     Вася перечел письмо, заклеил его в конверт и вывел крупно
адрес:   "Райцентр   Карманов,   милиция,  капитану  Болдыреву
(лично)".  Вверху  приписал  еще слово: "Срочно". Но этого ему
показалось  мало:  в  уголке  конверта,  рядом  с  маркой,  он
добавил: "Почтальон! Шире шаг!"
     Опустив  письмо  в ящик, приколоченный к сельсовету, Вася
стал ждать ответа.
     День  шел за днем - ответа не было, и Вася становился все
более  мрачным.  Улыбка  что-то  совсем  исчезла  с  его лица.
Приходя  домой,  он  садился  на  сундук и глядел задумчиво на
фотографии дальних родственников.
     -  Васька  у  меня как цветочек без поливки, - жаловалась
соседям Евлампьевна. - Совсем захирел.
     Соседи разводили руками, пожимали плечами - надо бы, мол,
полить  этот  цветочек,  да  как  это  сделать, неизвестно. Не
придумано  еще  такой  аппаратуры, чтобы душевные неприятности
поливать.
     А  между  тем  настоящие  цветочки  -  анютины  глазки  и
вероники  -  повсюду уже распускались. Дождь их поливал, грело
солнце, и дни, как рыбки, уплывали.
     Вот  только  что  был  день, только что держал его Вася в
руках, а вот уж и нет его, в руках пусто, и ночь наступила.
     Как-то утром Евлампьевна разбудила Васю.
     - Васьк, - сказала она, - письмо!






     Сегодня была нерабочая суббота, и тишина стояла в деревне
Сычи.
     Конечно,  это  не была такая уж мертвая тишина. Например,
слышно  было,  как  соседка  Марусенька  доит  корову. Струйки
молока  били  в  ведро  с  однообразным пилящим звуком: вжж...
вжж...  вжж...  Можно было даже подумать, что Марусенька пилит
это ведро. Но это она доила корову. Розку.
     Сонными  еще  руками Вася разорвал конверт и вынул оттуда
письменный листок: "ВАСЬКА! БЕРЕГИСЬ! ТЫ ПОЛУЧИШЬ СВОЕ!"
     Вася  крутил  листок  в руках и глядел на него, ничего не
понимая.
     - Вась! - приставала Евлампьевна. - От кого письмо?
     - От тети Шуры, - соврал зачем-то Вася.
     - Ну что там у них под Казанью?
     - Корова отелилась.
     - Телочка или бычок? - допытывалась Евлампьевна.
     - Бычок, - сказал Вася.
     Матрос  вылез  из-под  кровати,  лизнул  Васю  в  пятку и
понюхал  письмо.  Запах  ему  не понравился. Он фыркнул и ушел
обратно под кровать.
     "Курочкин! - подумал вдруг Вася. - Это он угрожает".
     Натянув  брюки,  Вася схватил зачем-то топор и выбежал на
улицу.
     Помахивая  топором, Вася обошел весь двор. Каждую секунду
он  почему-то ожидал встретить у сарая Курочкина, но никого не
встретил.
     У сарая лежали напиленные дрова.
     Чтоб  топор  зря  в  руке не пропадал, Вася вынул из кучи
еловое полено и поставил его перед собой.
     Странная   история   -   полено   показалось  похожим  на
Курочкина.  Ясное дело, не было у него ни носа, ни глаз, а все
ж и вправду оно походило на Курочкина.
     -  Получай, Курочкин! - сказал Вася и вдруг со всей силой
трахнул полено по башке. Оно разломилось, как яблоко.
     И  второе  полено  тоже оказалось похожим на Курочкина, и
его  Вася так долбанул, что топор, пройдя насквозь, вонзился в
землю.
     Третье  полено  было  корявым  и  суковатым,  кора на нем
облетела.
     "Рашпиль!" - тревожно подумал Вася.
     Он  установил  полено  и  врезал  топором  в  его широкую
розовую морду. Топор вонзился неловко в край. Чирикнув, щепка,
как воробей, отлетела в кусты.
     С  этим  поленом  пришлось повозиться. Вася взял железный
клин и вколотил его, разрывая древесные узлы. Полено закричало
и лопнуло.
     К  обеду  Вася  расколол штук сто "курочкиных" и полсотни
"рашпилей".
     "Как  же  он  узнал  мой  адрес? - думал Вася. - Наверно,
следил".
     Нет,  Курочкин,  конечно,  не  следил.  Он  еще в милиции
слышал, как Вася назвал свой адрес Тараканову.
     Всю  ночь  Вася  неровно спал. Ему казалось, что Курочкин
подглядывает  неприятным  взглядом.  Вскакивая  с  кровати, он
вглядывался  в темное окно, ожидая увидеть наглые курочкинские
скулы,  но  видел только крышу собственного сарая, а над ней -
Малую Медведицу.
     Впрочем,  за  сараем  все-таки  маячила какая-то туманная
фигура.
     Выскочив  на  крыльцо,  Вася  залепил  в  нее  поленом  и
крикнул:
     - Получай, Курочкин!
     Но  это  был не Курочкин, а тракторист Наливайко, который
случайно прогуливался за сараем.
     Потрясенный Васиным поленом, тракторист Наливайко побежал
по дороге, высоко подскакивая над лужами.






     А  от Болдырева по-прежнему ничего не было - ни ответа ни
привета.
     И  не удивительно: вместо почтового ящика Вася сунул свое
письмо  в ящик вопросов и ответов, приколоченный к сельсовету.
Все  вопросы  были  заданы,  ответы  на них получены, и в ящик
никто не заглядывал.
     Капитан  сам  хотел  было написать Васе, да не собрался -
дел у него было по горло.
     Капитан "разрабатывал" Рашпиля.
     Как  иной  огородник  терпеливо  обрабатывает почву, чтоб
посеять  в  нее огурцы, так действовал и капитан. Только он не
размахивал  лопатой:  он  выяснял,  что  делает  Рашпиль, куда
ходит, кого видит. И скоро многое узнал. Узнал, к примеру, что
Рашпиль  любит  вставлять  стекла. Даже ходит по улицам и орет
неприятно:
     "Вста-а-а-а-влять сте-о-о-кла-а!"
     А   потом  в  доме  с  новыми  стеклами  вдруг  пропадает
что-нибудь: пиджак, грабли, электрический утюг.
     Капитан, конечно, мог взять Рашпиля, но не брал.
     Он  понимал, что Рашпиль - мелкий жулик, а вот Курочкин -
тот покрупнее.
     Болдырев   рассчитывал,   что   Рашпиль  в  конце  концов
встретится с Курочкиным. Капитан ждал.
     Но Вася-то не мог ждать.
     "Хватит!  -  думал  Вася.  -  Надо действовать. Пузырек с
йодом - вот за что мне нужно ухватиться. Еду в Тарасовку".
     Ранним  утром, в воскресенье, он решительно вышел из дома
и направился к станции.
     Матрос  недовольно  бежал  следом.  Ему хотелось спокойно
лежать  под  кроватью  и  вспоминать  свою  прошлую преступную
жизнь.
     -  Скажи  спасибо,  что  едешь не в мешке, - толковал ему
Вася.
     Вася  сел  в  поезд,  втащил  за  собой  Матроса, и поезд
тронулся.
     "Главное,  ехать,  -  думал Вася, - а остальное получится
само собой".
     И  в  общем,  он  был  прав.  Не успел поезд проехать две
остановки,   в  тамбуре  его  окликнул  какой-то  гражданин  в
соломенной шляпе:
     - Здорово, Васька!
     - Что-то не узнаю, - ответил Вася, приглядываясь.
     -  Чего? - сказал гражданин. - Туши свет! Взгляни в глаза
мои суровые...
     И  тут  Вася  увидел,  что этот порядочный на вид человек
есть не кто иной, как Батон.
     Живот  у  него  вроде  бы  еще вырос, а голова под шляпой
уменьшилась.   Вася   подал  ему  руку,  и  Батон  сжал  ее  с
оглушительной силой.
     - Ты куда едешь?
     - Да так, - неуверенно ответил Вася, - прокатиться.
     -  Чего  зря  кататься? - прошептал Батон. - Хочешь денег
заработать?
     - Каких денег?
     - Туши свет! - сказал Батон. - Слушай ухом.
     Он  пригнулся  к Васиному уху и принялся шептать какую-то
абсолютную  чепуху.  Из  чепухи  этой  получалось,  что деньги
заработать  ничего  не стоит, надо только, чтоб Вася поработал
лошадью.
     - Как лошадью?
     -  Дело  простое,  -  подмигивая, толковал Батон. - Кроме
того, ты, как лошадь, получишь велосипед.
     -  Не  пойму  я  что-то,  -  растерянно  отвечал  Вася. -
Прежде-то я лошадью не бывал.
     -  Ничего  особенного,  -  объяснял  Батон. - Подъедешь к
одному дому, возьмешь вещички и уедешь.
     - Какие вещички?
     -   Хорошие,  -  пояснил  Батон.  -  Меховые  полупальто,
фотоаппараты.  Телевизор  мы  сами  понесем,  а  ты засунешь в
рюкзак всякую мелочь, сядешь на велосипед и уедешь.
     - Да откуда все это возьмется? - удивлялся Вася.
     - Есть один магазинчик, - подмигивал Батон. - "Культурные
товары". Понял? Туши свет!
     И  тут  Вася  похолодел:  он  понял, что Батон собирается
залезть в этот самый магазинчик.
     -  Пожалуй,  я  пока  подожду,  - сказал Вася. - Я парень
молодой. До лошади-то я, наверно, еще не дорос.
     -  Баран  ты!  -  рассердился  Батон.  -  Не хочешь - как
хочешь. Сейчас моя остановка. Привет!
     Поезд  остановился - Батон соскочил на платформу. И тут в
глаза Васе бросилось название станции: "Тарасовка".
     И,  прежде  чем  Батон смешался с толпой пассажиров, Вася
вытолкнул на платформу Матроса, сам выскочил за ним и крикнул:
     - Эй, погоди! Я согласен.





     Удивительная все-таки станция Тарасовка.
     Здесь  есть все, что и на других подмосковных станциях, -
дачи,  елочки,  козы,  колодцы,  шлагбаумы,  бочка с надписью:
"Русский  квас".  Но  есть  и  кое-что  такое,  чего  нигде не
найдешь.
     У  дороги  под  расписным навесом разместилась закусочная
"Кооператор".   Из-под   навеса  вываливает  на  улицу  дым  и
кавказский запах жареного лука и мяса. Этот запах ползет вдоль
шоссе,   зажигает   блеск   в  глазах  у  случайных  прохожих,
подбирается  к  стадиону "Спартак". В дни футбольный матчей он
будоражит  болельщиков, и тогда над Тарасовкой стоит такой рев
и  свист,  какого,  конечно,  никогда  не  услышишь  на других
подмосковных станциях.
     А  запах,  миновав  стадион,  ползет  дальше:  мимо  дач,
елочек,  коз,  колодцев,  мимо  шлагбаумов и бочки с надписью:
"Русский квас".
     Вася и Батон шли по шоссе как раз вслед за запахом. Батон
нюхал запах с большим интересом.
     - Люблю есть мясо, - толковал он, обняв Васю за плечи.
     Матрос   ненадолго   отстал   от  них,  покрутился  возле
закусочной,  и  неизвестно  откуда  во  рту  у  него  появился
здоровенный кусок шашлыка.
     -  Толковый парень! - восхищенно сказал Батон. - Такой не
пропадет!
     Довольно  долго  они  шли  по  шоссе, и, как только запах
жареного мяса иссяк, Батон остановился.
     - Сюда, - указал он на розовый дом сбоку от дороги.
     Дом   был   обычный   на  вид  -  низенький,  длинный,  с
облупленной  штукатуркой.  Единственно,  что поражало, так это
огромное количество телевизионных антенн на крыше.
     Вася   остановил  Матроса  на  улице,  вслед  за  Батоном
поднялся  на  крыльцо,  вошел в полутемную комнату, освещенную
только  бледным  экраном  телевизора.  Окна были занавешены от
солнца.  При  неверном  мертвом  свете увидел Вася человека, и
сразу сердце его ударило в уши с колокольным звоном.
     -  Нашел лошадку? - хрипло спросил тот, полуобернувшись к
двери.
     -  Ага,  -  весело  ответил Батон, - приятель мой, вместе
сидели. Васька Куролесов.
     При   этих  словах  человек  вскочил  со  стула,  щелкнул
выключателем, и в комнату рухнул свет.
     Ослепленно глядел Вася на знакомое лицо - корявое, рябое,
то самое, на котором горох молотили.
     - Кого ты привел, собака! - закричал Рашпиль и дал Батону
по зубам. - Лошадку! Темную лошадку!
     Зубы  батонские  лязгнули,  он  зажмурил  глаза  и быстро
залопотал:
     - Я не виноват. Я не виноват.
     В  этот  же  момент Вася пригнулся и что есть силы боднул
Рашпиля в живот.
     Живот этот оказался твердым, как комод, и бодать его было
все равно что биться головой об стену.
     Рашпиль  махнул в воздухе своей короткой и толстой рукой,
чтоб  схватить  Васю,  но  тот  увернулся,  прыгнул  вправо  и
отчаянно боднул Батона.
     У  этого живот оказался слабым, как манная каша. От удара
Батон  подпрыгнул,  и секунду казалось, что Вася поднял его на
рога.  Выкатив  глаза,  Батон  повисел  в воздухе и рухнул под
телевизор.
     -  Всех перебью! - закричал неожиданно Вася и, схватив со
стола стакан с чаем, метнул его в Рашпиля.
     Ударившись об стену, стакан лопнул, как граната. Вася тут
же  издал  клич,  похожий  на  рев  паровоза. Он закрутился по
комнате,  будто  танцевал  бешеный танец лезгинку, пнул плечом
телевизор и кинулся к двери.
     Телевизор  что-то  крикнул  ему  вслед,  тумбочка под ним
подломилась.
     Телевизор тюкнулся об пол, как сотня сырых яиц.
     С  тихим звоном он пополз по полу и, как барсук, уткнулся
в ботинок Рашпиля.
     Вася ударил в дверь локтем и вылетел в темноту.






     Нет, Васе не повезло.
     На  полном  ходу  он  влетел в чулан, врезался в чуланную
стену,  и тут же ему показалось, что на него падает новогодняя
елка  со  всеми своими огнями и украшениями. От удара Вася сел
на  пол.  Посыпались  какие-то склянки, банки, что-то печально
зазвенело, что-то полилось и злобно закапало в таз.
     Ошеломленного  Васю  Рашпиль  за  ноги вытащил из чулана,
кашляя и ругаясь, бросил на пол рядом с умирающим телевизором.
     Телевизор стонал.
     На  экране его вспыхивали и гасли предсмертные звездочки.
Собрав последние силы, он вдруг жалобно запел:

                        Издалека-а-а-а
                        До-о-о-лго
                        Течет река
                        Во-о-о-лга...

     Что-то  захрустело  в телевизоре. Он повернулся набок, из
него, как из посылки, высыпались какие-то стеклянные орехи.
     Всего лишь минута прошла, как Вася попал в эту комнату, а
все  уже  здесь  перевернулось вверх дном: рядом с телевизором
валялась  на полу тумбочка с вывихнутой ногой, в чулане что-то
еще копошилось и падало, на стене шевелилось рыжее пятно чая.
     Глядя  на  эту  картину,  можно  было  сказать,  что Вася
пронесся как ураган, разрушая все на своем пути. А теперь этот
ураган лежал на полу, и на голове его созревала шишка никак не
меньше кедровой.
     -  Допрыгалась  лошадка!  -  сказал Рашпиль. - Жалко, что
совсем шею не сломал.
     Батон  очумело  глядел  на  все,  что  творится вокруг, и
указательным пальцем ощупывал пошатнувшиеся зубы.
     - Ты знаешь, кого привел?
     -  Ммм...  -  ответил  Батон,  не  вынимая  указательного
пальца, - л-л-лошадь...
     - Это милицейская лошадь, от капитана Болдырева.
     - Ммм!.. - удивился Батон. - Давай ему морду разобьем.
     -  Мордой тут не отделаешься, - сказал Рашпиль и вынул из
кармана  перо  - острый стальной нож с рукояткой, набранной из
разноцветных  стеклышек.  Он  придвинул его к Васиному носу, и
тогда  Вася  понял,  что  теперь  он  попал  в самую печальную
историю. Снизу глядел он на плоское блестящее перо размером не
больше  вороньего. Над ним покачивалось лицо Рашпиля - рябое и
круглое, как луна. Сейчас оно было даже больше похоже на луну,
чем сама луна.
     Тихо  стало  в  комнате, только слышно было, как в чулане
что-то  прощально  капает  в таз. Рашпиль покрутил ножом перед
Васиными глазами, сказал:
     - Ну, лошадка...
     И тут послышался стук в дверь.






     - Кого еще черт несет! - проворчал Рашпиль. - Кто там?
     - Водопроводчики, - брякнул кто-то за дверью.
     Рашпиль откинул крючок, и в комнату вошел Курочкин.
     Да,  это  был он, гражданин Курочкин, и что удивительно -
опять  с  усами. А под усами висела к тому же бородка, похожая
на букет увядших цветов.
     - Водопровод хотим починить, - повторил Курочкин, смеясь.
     Вдруг в лице его что-то треснуло. Черные морщины побежали
под глазами.
     - Васька!
     Вася приподнялся на полу и помахал Курочкину рукой.
     - Видал, - сказал Рашпиль, - кого Батон привел?
     - Кто? - крикнул Курочкин, подскакивая к Батону. - Ты?!
     - Да не виноват я! - закричал Батон.
     -  Ладно,  - сказал Рашпиль. - Брось ты его. Скажи лучше,
что с Васькой делать. Выпускать его нельзя - сразу к Болдыреву
побежит.
     -  Мне бежать нечего, - сказал Вася. - Болдырев давно вас
выследил.
     - Врешь!
     - Вокруг дома засада, - подтвердил Вася.
     - Врешь, Васька! Скажи, что врешь.
     - Не вру.
     - Ну ладно, - кивнул Курочкин Батону. - Пойди проверь.
     Батон  лениво  пошел  к  двери. Он шел ни шатко ни валко,
тяжело неся свои узкие плечи и пухлые кулаки.
     Да,  хотелось  бы  Васе сейчас не врать. Приятно было бы,
если б ворвалась вдруг в дом милиция и Болдырев крикнул: "Руки
вверх!".   Заплакал  бы  тогда  небось  Рашпиль.  И  Курочкин,
наверное, струхнул бы.
     - Ты письмо мое читал? - спросил Курочкин.
     - Читал.
     - А понял?
     - Нет, - чистосердечно сказал Вася.
     -  Ты мне устроил хорошую жизнь - навел на меня капитана,
и я тебе тоже устрою. Понял?
     - Тебе, Курочкин, все равно конец.
     - Мне конец? Ну, щенок, закрой глаза!
     Вася  хотел  было  закрыть  глаза, но тут с улицы донесся
пронзительный свист.
     На крыльце что-то загремело, загрохотало.
     - Облава! - закричал Курочкин и прыгнул к окну.
     Разом  он  выбил  раму  и  вывалился  на  улицу.  Рашпиль
бросился следом и застрял в окне.
     -  Стой!  -  закричал  он.  - Стой, Курица! Стой, дешевая
повидла!
     С  улицы  донесся  свист.  Теперь  это был другой свист -
заливистый, булькающий, милицейский.
     Рашпиль бился в окне, как толстая летучая мышь в кепке.
     -  Стой!  -  крикнул  Вася.  Он вскочил на ноги и схватил
Рашпиля за рукав.
     - Стой! - раздалось на улице.
     Послышался  топот  сапог в прихожей, гром каких-то тазов.
Дверь распахнулась, и в комнату ворвался запыхавшийся Матрос.







     Шерсть  у  него  стояла  дыбом,  глаза горели, уши сбились
набекрень. Матрос сейчас вправду был похож на лихого матроса в
тельняшке и бескозырке.
     Он бросился к окну, вцепился Рашпилю в штанину.
     Вслед за Матросом вбежал человек в милицейской форме. Это
был старшина Тараканов. Он схватил Рашпиля за локти и вывинтил
его из окна.
     -  Погодите!  Погодите!  -  повторял  Рашпиль.  -  Что за
спешка?
     -  Отвести!  -  сказал  Болдырев,  входя  в этот момент в
комнату.
     Он  подошел  к  Васе  и хлопнул его по плечу.
     - Ну и шустрый ты парень!
     Нет,  никак  Вася  не мог поверить, что перед ним капитан
Болдырев - серый костюм, прищуренные глаза цвета маренго.
     - Товарищ капитан, я лошадью хотел...
     - Где Курочкин? - перебил Болдырев. - Ушел! Скорее!
     Он выбежал на улицу, и Вася за ним.
     За  забором,  на  шоссе,  уже  собрались  любопытные. Они
толпились   у  милицейского  автомобиля,  из  окошка  которого
глядели  Рашпиль  и  Батон.  Два  милиционера топтались около,
старшина Тараканов разгонял толпу.
     -   Проходите,   -   ворчал  он.  -  Нечего  тут  стоять.
Идите-гуляйте.
     -  Собаки нет, - досадливо сказал Болдырев. - Собаки нет.
Вот история.
     - А Матрос-то? - влез Вася.
     -  Э...  Матрос...  Какой  Матрос?  -  сказал  капитан. -
Тараканов,  за  мной! - Капитан побежал по шоссе. Он обернулся
на бегу и крикнул Васе: - Жди меня здесь, у машины!..
     В одно мгновение Болдырев и Тараканов исчезли.
     Вася  подошел  к  окну, из которого выпрыгнул Курочкин, и
сразу  увидел  следы.  Два каблука ясно отпечатались на рыхлой
земле.
     -  Нюхай,  Матрос!  Нюхай!  - сказал Вася и ткнул Матроса
носом  в следы, но тому не очень-то хотелось нюхать подоконную
ерунду.
     Вася  сам  хотел  было встать на колени и понюхать следы,
чтобы  вразумить  Матроса,  но  тот  побежал к забору и нырнул
через дырку в соседний сад.
     - Куда ты? - закричал Вася. - Стой! - и побежал следом.
     Он  махнул  через забор и, топча какие-то укропы, побежал
по чужому саду.
     "Куда  же  он?  -  думал  Вася,  торопясь  за Матросом. -
Неужели по следу?"
     И  тут  Вася  увидел, что за забором, прячась и приседая,
бежит   какой-то  человек  -  полосатая  тень  мелькает  между
штакетин.
     Вася  продрался  через заросли жасмина, потом запутался в
малине  и,  наконец, очутился на узкой травяной улице, с обеих
сторон  закованной  заборами.  Ни  Матроса,  ни  человека, что
мелькал в штакетинах, не было видно.
     Вася   пробежал   немного   вперед  и  выскочил  прямо  к
закусочной "Кооператор". Шоссе перед закусочной было пустынно,
сизые  клубы  дыма  выплывали  из-под  расписных навесов, а за
дымом был виден Матрос, который жарил прямым ходом к станции.
     Подбежав  к  платформе,  Матрос  поднялся по ступенькам и
сразу  направился  к  кассе.  Он  шмыгнул  в стеклянную дверь,
покрутился там внутри и выскочил обратно.
     - Ну? - крикнул Вася, подбегая.
     Матрос  почесал  за ухом, подмигнул в сторону кассы. Вася
глянул сквозь стеклянную дверь и сразу увидел Курочкина.
     Тот читал расписание, заложив руки в карманы.






     Маленький коричневый человек бежал по рельсам.
     Прямо на него навалился паровоз.
     Сбоку  стояла толстенькая коричневая женщина. В ужасе она
отшатнулась.
     И   коричневый   человек,   и  женщина,  и  паровоз  были
нарисованы на железнодорожном плакате.
     На  нем  было  написано:  "ЧТО  ТЕБЕ  ДОРОЖЕ:  ЖИЗНЬ  ИЛИ
СЭКОНОМЛЕННЫЕ МИНУТЫ?"
     "Сэкономленные минуты," - подумал Вася.
     Плакат  был  прибит  к  стене,  как раз возле расписания,
которое читал Курочкин.
     Он   стоял  к  Васе  спиной,  и  до  чего  же  неприятной
показалась эта спина, твердая и тупая.
     Вася  оглянулся:  ни  Болдырева,  ни  Тараканова  не было
видно.
     Где-то  неподалеку  загудела электричка. Через две минуты
она подойдет к станции.
     "Сэкономленные  минуты," - снова подумал Вася и осторожно
толкнул стеклянную дверь.
     На  лавочке сидели две женщины и какой-то тип в кепочке с
толстой  можжевеловой  палкой  в руках. Этот тип подозрительно
глядел на Васю.
     "Что   же   делать?  -  думал  Вася.  -  Сейчас  Курочкин
обернется!"
     Взгляд  Васин  упал  на жестяной мусорный ящик, стоящий в
углу.
     Это  был обычный мусорный ящик, похожий на шляпу-цилиндр.
Такие ящики называют "урна".
     Что-то  сверкнуло  у  Васи  в голове, какая-то молния: он
схватил  урну  и  стал подкрадываться к Курочкину. Гражданин в
кепочке вытаращил глаза.
     Спина  Курочкина дрогнула, и тут же Вася подскочил к нему
и со всего маху надел урну ему на голову.
     - Во дает! - крикнул гражданин в кепочке.
     Курочкин  от  неожиданности присел. Огрызки яблок, шелуха
от  семечек,  окурки-бычки  покатились по его плечам. Звериный
вой послышался из урны.
     Выхватив   пистолет,   Курочкин  выстрелил  наугад.  Пуля
ударила в коричневую женщину, ту, что была на плакате.
     Женщины  упали  на  пол  и закричали. Гражданин в кепочке
позеленел и пополз под лавку.
     Курочкин  закрутился на месте. Он метался как разъяренный
кабан и бился урной об стену. Он, видно, не понимал, что это у
него на голове, что это пахнет и сыплется по ушам.
     Вася  выхватил  из-под  лавки можжевеловую палку и ударил
Курочкина по руке - пистолет брякнулся на пол.
     Вася  размахнулся  и  врезал  по  металлической  башке  с
надписью: "Для мусора".
     Раздался  кастрюльный  звон.  Водопад  окурков  хлынул по
курочкинским плечам.
     От  удара урна еще прочнее села на голову и даже наползла
на плечи.
     Вася ударил еще раз, для верности.
     Курочкин  обмяк,  зашатался  и, кренясь набок, повалился.
Голова его ударилась об пол, как чугунок с гороховым супом.
     Когда  прибежал  Болдырев,  Курочкин лежал на полу и тупо
икал внутри урны. Урну не сразу удалось снять.
     Когда  Курочкина  вынули из урны, он долго не мог понять,
где находится, хотя каждому было ясно, что он в милиции.






     Дождевая туча приползла к Тарасовке, пошел теплый дождик,
а  солнце  укатилось  в  сторону  и  висело теперь над городом
Кармановом,  раскаляя  его  шиферные  крыши.  Чуть  не во всех
дворах  кипели самовары, а по улицам бродил усатый точильщик и
кричал:
     - Точить-ножи-ножницы-бритвы-править!
     - Надо бы за ним понаблюдать, - сказал Болдырев, глядя на
точильщика  из милицейского окна. - Ну ладно, это потом. А ты,
Вася Куролесов, оказывается, молодец. Без тебя уж не знаю, что
получилось бы... Тараканов!
     - Слушаю! - ответил Тараканов, всовываясь в дверь.
     - Деньги нашли?
     - Пока нет.
     - Приведите Курочкина.
     Курочкина  привели  и  посадили на одинокий стул, стоящий
посреди  комнаты.  В  милиции  его  умыли  "Детским"  мылом  и
повытряхивали  их волос шелуху подсолнухов, но все равно вид у
него  был  серый  и  вялый, нос он покорябал обо что-то внутри
урны, рука была забинтована.
     - Да, гражданин Курочкин, - сказал Болдырев, - вид у тебя
неважный.  И  дела  тоже  неважные.  Лучше  уж  сам скажи, где
деньги.
     - Нету у меня никаких денег. Была трешка и ту отобрали.
     Трешка, отобранная у Курочкина, лежала на столе. Она была
измятая, старая и, кажется, даже поросла мохом.
     - Маловато, - сказал Болдырев. - Где остальные?
     - Нету у меня никаких денег. Нету.
     Курочкина увели.
     -  Деньги  у них есть, - сказал капитан, - и мы должны их
найти.
     -  Да,  может,  они  их  проели  -  мороженое, газировка,
туда-сюда.
     -  Какое  мороженое?! Они очень много награбили. Деньги у
Рашпиля, только где он их прячет? Весь дом обыскали - нету.
     - А под кроватью смотрели?
     - Кто же прячет деньги под кровать? Только круглый дурак.
Впрочем, под кроватью мы тоже смотрели.
     -  Все ясно, - сказал Вася. - Они их в чугунок сунули и в
землю закопали.
     -  Ну  нет,  -  сказал  капитан,  -  понадобится трешка -
откапывай чугунок, потом снова закапывай. Хлопот не оберешься.
     - Тогда они под кроватью. Лежат в желтом чемоданчике.
     -  Я  смотрел под кроватью, - сурово отчеканил капитан. -
Понимаешь?
     -  Так точно, - сказал Вася, но в душе он был уверен, что
деньги под кроватью.
     Болдырев  прикрыл  глаза,  задумался,  но  ему тоже вдруг
показалось,   что   деньги   под   кроватью.  Лежат  в  желтом
чемоданчике.
     - Да, - устало сказал капитан, - деньги не пахнут...
     - Чего? - не понял Вася.
     - Пословица такая есть: деньги не пахнут. Слыхал?
     "Странная пословица", - подумал Вася.
     Он  взял со стола трешницу. Неприятная она была наощупь -
вялая, липкая, лохматая.
     Вася посмотрел на нее и вдруг понюхал.
     -  Товарищ  капитан!  -  почему-то  с ужасом сказал он. -
Кажись, она пахнет!






     -   Что   за   ерунда!   -  сказал  Болдырев.  -  Что  ты
придумываешь! Дай-ка я понюхаю.
     Он  развернул  трешницу,  поглядел  сквозь  нее на свет и
осторожно поднес к носу.
     -  Хм...  Запах  вроде  есть.  Только уж очень тонкий. Не
укроп ли?
     - Какой укроп? Пахнет медом.
     -  Что?!  - закричал Болдырев. - Медом! У тебя все пахнет
медом!
     Вася  побледнел  было,  но  тут  же  покраснел  и сказал,
заикаясь:
     - Все ясно!
     - Что ясно?
     Вася снова побледнел и пошевелил в воздухе пальцами.
     - Вжу-вжу-вжу... - сказал он пчелиным голосом.
     -  Не  может  быть! - сказал Болдырев. - Не может быть! А
впрочем, почему не может быть? Вжу-вжу-вжу, конечно!
     Капитан в волнении прошелся по комнате.
     - Тараканов! - крикнул он.
     Дверь открылась, и в нее всунулся старшина.
     - Найдите немедленно какого-нибудь пчелиного знатока и на
машине   доставьте   к   дому   Рашпиля.   Со   всем  пчелиным
инструментом. Ясно?
     - Какого знатока? - удивился Тараканов.
     - Любого. Чтоб в пчелах толк понимал.
     - Слушаюсь-постараюсь! - сказал Тараканов, исчезая.
     -  Ну,  Вася, - сказал Болдырев, - ты действительно малый
головастый.  Если  верно догадался, получишь карманные часы. С
музыкой!
     Они вышли на улицу.
     Матрос,  который  все  это  время  болтался у милицейской
столовой, побежал за ними.
     Славная  погода стояла в городе Карманове. За день солнце
обсушило  грязь  на  дорогах  и теперь свободно летело в небо,
направляясь к закату. На душе у Васи было ясно.
     "Карманные часы, - думал он, - с музыкой!"
     Но  все-таки странно было снова подходить к дому Рашпиля.
Открывая  калитку,  Вася даже притормозил, опасаясь, как бы не
вылетела откуда-нибудь пуля.
     Но  пуля не вылетела. На крыльце сидел милиционер и читал
газету.
     - Пойди, Фрезер, пообедай, - сказал Болдырев.
     Свернув газету, милиционер ушел.
     Ульи  по-прежнему стояли под яблонями. Их было пять штук,
и  все  они  были  покрашены  зеленой краской. Вася и Болдырев
разглядывали их с двух шагов.
     - Что-то пчел не видно, - сказал Вася.
     - Наверно, затаились, - осторожно сказал капитан.
     -  А  по-моему,  их  здесь  сроду  не  было.  Зря знатока
вызвали.
     Вася подошел к ближнему улью и щелкнул ногтем по крыше.
     В  ту  же  секунду и Вася, и Болдырев мчались через сад к
дому.
     Матрос,  который  добродушно дремал в клубнике, принял на
себя  основной  удар  пчелиной  армии.  Завывая,  как пожарная
машина,  он  кинулся к ближайшему пруду и спрятался в знакомую
крапиву, поклявшись никогда в жизни из нее не вылезать.
     Захлопнув  двери и форточки, Болдырев и Вася подсчитывали
свои уроны.
     Васе  досталось  за  догадку  -  его  укусило  пять пчел.
Капитан  отделался  легче - его укусила всего одна пчела, зато
уж  как  следует,  в  кулак.  К  тому  же у Болдырева оказался
прокушен портсигар.
     - Ничего, - сказал капитан. - Пчелиные укусы полезны.
     Он  достал  из кармана милицейский одеколон "Шипр" и стал
протирать раны.






     К этому моменту прибыл пчелиный знаток Емельяныч.
     - Пчелу я понимаю, - говорил знаток, вылезая из машины. -
И она понимает меня.
     -  Так  точно,  папаша, - подтверждал старшина Тараканов,
помогая старичку выгружаться.
     С сомнением оглядев Васю и Болдырева, знаток сказал:
     - Кто пчелу не понимает, того и она не поймет.
     Емельяныч действительно пчелу понимал. Он надел на голову
черный пчелонепроницаемый колпак, отчасти похожий на чайник. В
руки взял небольшую леечку. В ней тлели угли, и вместо воды из
кончика носа выливался дым.
     Облив   пчелу   дымом,  Емельяныч  стал  вскрывать  ульи.
Тараканов  помогал  ему  издали  взглядом,  а  Вася и Болдырев
глядели на все это через закрытое окно. Пчелы крутились вокруг
Емельяныча,  но  не  трогали.  Правда, одна особо злая укусила
Тараканова в кокарду.
     В  четырех  ульях Емельяныч ничего не нашел, кроме пчел и
меда, а вот в пятом улье пчел не было. Емельяныч вынул из него
одиннадцать   фотоаппаратов   "Зенит",   четыре  транзисторных
радиоприемника  "Горизонт", двадцать ручных часов "Кругозор" и
сто  девять  золотых колец, надетых на палочку. Причем палочка
оказалась  из  чистого  серебра. После этого Емельяныч вынул и
деньги, завернутые в "Вечернюю Москву" от 17 июня.
     -  Я  пчелу  понимаю, - толковал Емельяныч, когда все уже
ехали обратно.
     Вася и Болдырев молчали, с уважением слушая, как понимает
Емельяныч пчелу.
     -  Понимайте пчелу, молодой человек! - приставал знаток к
Васе. - И она вас поймет.
     -  Ладно,  папаша,  - успокаивал его Вася. - Я постараюсь
понять.
     Потом  Емельяныч  прицепился  к  Болдыреву.  Он задал ему
вопрос: понимает ли пчел милиция?
     -  Милиция  все понимает, - отвечал Болдырев. - Не только
пчел, но даже кузнечиков или божьих коровок.
     -  Кузнечики  ваши  чепуха!  - горячился Емельяныч. - Они
меду не дают!
     - Зато стрекочут красиво, - застенчиво сказал Тараканов.
     Эти  слова  так  раскипятили  знатока,  что он стал прямо
накидываться на старшину, хватая его за портупею.
     - Прибавь ходу! - сказал Болдырев шоферу.
     Разбрызгивая  лужи,  "газик"  промчался  по  кармановским
улицам и остановился у дома, чем-то похожего на улей.
     Болдырев   хотел  уже  прощаться,  но  упорный  Емельяныч
схватил его под руку и потащил в сад.
     - Так просто вы от меня не отделаетесь! - сказал он.
     Всюду  -  под яблонями, на огороде, на крыше, на террасе,
на чердаке - стояли ульи.
     Собачья  конура  у  крыльца  тоже  была  похожа  на улей.
Казалось,  Емельяныч  держит  в ней специальную дрессированную
пчелу.  И действительно, как только все вошли в сад, из конуры
выскочила  маленькая  черно-рыжая  собачка  и  принялась не то
лаять, не то жужжать.
     - На место, Шмель! - крикнул Емельяныч.
     Он  усадил  всех  за березовый стол, врытый в землю между
ульями, и быстро раскочегарил самоварчик. Потом достал чашки и
стаканы, разлил чай и выставил на стол блюдо с медом.
     И,  глядя  на  этот  мед и самоварчик, старшина Тараканов
даже сказал стыдливо:
     -  Пчела  пчеле рознь. Она, как и человек, свое понимание
имеет.





     Длинный  какой-то  день  сегодня получился. И сразу в нем
собрались: и деньги, и пчелы, и мусорная урна.
     День  сегодняшний  был  похож  на грузовое такси, которое
перевозит  вещи  на  дачу.  Чего только в него не навалено - и
детские коляски, и матрасы, и телевизор "Рубин".
     А  солнце  было  еще  высоко.  Впрочем, не так уж высоко.
Начинался закат.
     Милицейская машина мчалась по шоссе. По сторонам мелькали
домики  и  дачки.  Их  шиферные  крыши порозовели под закатным
светом,  мерцали  в  зеленых  садах.  Навстречу одна за другой
летели машины, и на лбу у них горели закатные пятна.
     Но вот солнце закатилось, ветровые стекла встречных машин
померкли. Милицейский "газик" свернул с шоссе на проселок.
     Болдырев  сидел  рядом с Васей и устало молчал. Вася тоже
помалкивал.  Одной  рукой  он  придерживал  на коленях банку с
медом  от Емельяныча, а другою гладил Матроса. Матрос глядел в
окно задумчиво, как пионер, возвращающийся из лагеря домой.
     - День кончился, - сказал Болдырев.
     - Так точно! - подтвердил Тараканов.
     - И дело наше кончилось, - добавил Болдырев.
     Старшина   Тараканов   хотел  сказать:  "Так  точно",  но
почему-то застеснялся.
     "Газик"  въехал  в  деревню  и  остановился у сельсовета.
Механизаторы,  которые  шли  в  клуб  на  танцы,  с удивлением
глядели, как вылезает Вася из милицейской машины.
     -  Смотрите!  -  кричал  тракторист  Наливайко.  - Ваську
забрали.
     -  Спокойно!  -  строго  сказал  Тараканов  из  машины. -
Гуляйте-танцуйте!
     -  Здорово ты догадался насчет денег, - говорил Болдырев,
прощаясь  с  Васей.  -  Ты  все-таки  молодец.  Хочешь со мной
работать?
     - В милиции, что ли? - не понял Вася.
     Капитан подмигнул.
     - А какой оклад? - спросил Вася, выгружая мед и Матроса.
     -  Оклад  хороший, - улыбаясь, ответил Болдырев. - К тому
же обмундирование.
     - Сапоги, - вставил Тараканов, - хромовые!
     - Сапоги - вещь хорошая, - задумчиво сказал Вася.
     Он  пожал  капитанскую  руку,  свистнул Матроса и пошел к
дому.
     "Газик" фыркнул за его спиной и уехал.
     Над  деревней Сычи нависли уже сумерки, уже во всех окнах
зажглись  лампочки  и абажуры, а все-таки в небе еще виднелись
остатки  заката  - день никак не хотел кончаться, а ведь и так
уж длинный получился.
     А   книжка-то   какая  длинная  получилась!  Читаешь  ее,
читаешь, никак не дочитаешь до конца.
     Пора  уже  кончать  книжку,  пора и в окно поглядеть: что
там, на улице, делается.









     БЭМСКОЕ
     Такого  стекла  на  свете  нет.  Есть  богемское.  Стекольщик  переврал
название,  но  это  не  страшно.  Все  стекольщики  давным-давно  переделали
"богемское" в "бэмское".

     КАЗЕИНОВЫЙ КЛЕЙ
     В свои детские годы  автор  думал, что  "казеиновый клей" происходит от
слова "коза".  Это была большая ошибка. Но каково же было  удивление автора,
когда он узнал, что делают казеиновый клей из творога.

     МАРЕНГО.
     Кого ни  спрашивал  автор, никто  не  знает, что это  за  цвет маренго.
Специально  посетив  город  Карманов,   автор  посмотрел  в  глаза  капитану
Болдыреву и установил, что это черно-белый цвет, строгий.

     МИМОЗА
     Ошибается тот, кто думает, будто мимоза - низкорослый цветок. Мимоза  -
это дерево  ростом  с  березу. Самое удивительное, что  название "мимоза"  -
неправильное.   Это   дерево   с  желтыми  цветочками   называется   "акация
серебристая".

     НЕСГОРАЕМЫЙ ШКАФ
     Железный  шкаф, который  не горит  в огне, в отличие от других  шкафов,
которые горят. Зато другие шкафы в воде не тонут в отличие от этого.

     ПАТЕФОН
     Музыкальный  ящик вроде проигрывателя. Патефон  заводят,  как грузовик,
специальной рукояткой.

     ЯЗЬ
     Златолобая рыба с красными плавниками. Когда на березах лопаются почки,
язь выходит  на поверхность реки, хватает майских  жуков,  падающих в  воду.
Приятно окончить книжку хорошим словом - язь.


Last-modified: Thu, 10 Jun 1999 17:22:18 GMT

Оцените этот текст: