лагману Паркера, флагману Прибрежной эскадры. - Надеюсь, у него есть судно не хуже нашего, чтоб нас заменить, сэр, - сказал Буш. Видимо, он, подобно своему капитану, предчувствовал, что они надолго покидают Ируазу. - Без сомненья, - ответил Хорнблауэр. Его порадовало, что Буш не держит зла за недавнюю выволочку. Конечно, бодрила уже сама смена обстановки, но Хорнблауэр во внезапном озарении понял, что Буш, всю жизнь сносивший причуды ветра и погоды, сумел философски отнестись и к непредсказуемым причудам своего капитана. Они были в открытом море, в безбрежной Атлантике. На горизонте в строгом порядке выстроились марсели - это Ла-Маншский флот, чьи люди и пушки не дают Бонапарту поднять трехцветный флаг над Виндзорским замком. - Главнокомандующий сигналит, сэр. Наши позывные. "Подойдите на расстояние окрика". - Подтвердите. Мистер Провс, возьмите азимут, пожалуйста. Приятная маленькая задачка: "Ирландия" идет в бейдевинд под малыми парусами, а "Отчаянный" - под всеми парусами в бакштаг - надо выбрать курс, чтоб потратить как можно меньше времени. С Провсом Хорнблауэр посоветовался исключительно, чтоб сделать ему приятное - он твердо намеревался выполнить маневр, полагаясь только на свой глазомер. По его приказу рулевые повернули штурвал, и "Отчаянный" начал сходиться с "Ирландией". - Мистер Буш, приготовьтесь привести судно к ветру. - Есть, сэр. Большой фрегат шел в кильватере "Ирландии". Хорнблауэр смотрел на него не отрываясь. Это был "Неустанный", некогда знаменитый фрегат Пелью - корабль, на котором Хорнблауэр пережил мичманом несколько увлекательных лет. Он и не подозревал, что "Неустанный" присоединился к Ла-Маншскому флоту. Три фрегата, следовавшие за "Неустанным", он узнал сразу: "Медуза", "Быстроходный", "Амфион" - все три ветераны Ла-Маншского флота. По фалам "Ирландии" побежали флажки. - "Всем капитанам", сэр! - Спустите шлюпку, мистер Буш. Еще один пример, какой хороший слуга Доути - он появился на шканцах с плащом и шпагой через несколько минут после сигнала. Крайне желательно было спустить шлюпку не позже, а лучше даже быстрее, чем это сделают на фрегатах, хотя в результате Хорнблауэру дольше придется выносить качку в шлюпке, пока старшие капитаны поднимутся на борт "Ирландии". Однако мысль о явно намечающейся новой и спешной операции помогла Хорнблауэру выдержать испытание. В каюте "Ирландии" представлять пришлось только двоих: Хорнблауэра капитану Грэму Муру с "Неустанного". Мур оказался необычайно красивым рослым шотландцем - Хорнблауэр слышал когда-то, что он брат сэра Джона Мура, одного из самых многообещающих армейских генералов. Остальных Хорнблауэр знал: Гор с "Медузы", Хэммонд с "Быстроходного", Саттон с "Амфиона". Корнваллис сидел спиной к большому кормовому окну, Коллинз - слева от него, а пять капитанов - напротив. - Не станем терять время, джентльмены, - сказал Корнваллис. - Капитан Мур привез мне депеши из Лондона, и мы должны действовать немедленно. Как бы противореча собственным словам, он секунду или две переводил добрые голубые глаза с одного капитана на другого и лишь потом перешел к объяснениям. - Наш посол в Мадриде... - начал он. Все зашевелились - с самого начала войны флот ждал, что Испания вновь станет союзницей Франции. Корнваллис говорил быстро, но не пропуская ничего существенного. Британским агентам в Мадриде стало известно содержание секретных пунктов в соглашении о перемирии, заключенном Францией и Испанией в Сан-Ильдефонсо. Открытие это подтвердило давнишние опасения. В соответствии с этими пунктами Испания должна объявить войну Англии по первому требованию со стороны Франции, а до тех пор - ежемесячно выплачивать французской казне по миллиону франков. - Миллион франков в месяц золотом и серебром, Джентльмены, - сказал Корнваллис. Бонапарту постоянно не хватало денег на военные расходы; Испания могла их ему предоставить за счет рудников в Мексике и Перу. Каждый месяц наполненные слитками фургоны шли во Францию через Пиренейские перевалы. Каждый год испанская эскадра везла сокровища из Америки в Кадис. - Следующая flota ожидается этой осенью, джентльмены, - сказал Корнваллис. - Обычно она перевозит четыре миллиона долларов короне и почти столько же частным лицам. Восемь миллионов долларов. Серебряный испанский доллар стоил в наводненной бумажными деньгами Англии целых семь шиллингов. Почти три миллиона фунтов. - То, что не пойдет Бонапарту, - продолжал Корнваллис, - будет направлено главным образом на переоснащение испанского флота, который может быть использован против Англии, как только Бонапарт этого захочет. Так что, как вы понимаете, желательно, чтобы flota не дошла в этом году до Кадиса. - Так это война, сэр? - спросил Мур, но Корнваллис покачал головой. - Нет. Я отправляю эскадру перехватить флотилию. Я думаю, вы уже догадались, что я посылаю ваши корабли, джентльмены. Но это не война. Капитан Мур, как старший офицер, должен будет обратиться к испанцам с просьбой изменить курс и войти в английский порт. Здесь сокровища отправят на берег, а корабли отпустят. Сокровище захвачено не будет. Оно останется у правительства Его Величества в качестве залога и будет возвращено Его Католическому Величеству по заключении общего мира. - Что там за корабли? - Фрегаты. Военный корабли. Три фрегата, иногда четыре. - Ими командуют испанские флотские офицеры? - Да. - Они никогда не согласятся, сэр. Они не нарушат приказа только из-за того, что мы им так скажем. Корнваллис возвел глаза к палубному бимсу, потом снова опустил. - Вы получите письменный приказ принудить их. - Значит, мы должны с ними драться, сэр? - Если они будут так глупы, что окажут сопротивление. - Тогда это будет война, сэр. - Да. Правительство Его Величества считает, что Испания без восьми миллионов долларов менее опасна в качестве явного врага, чем с этими деньгами в качестве врага тайного. Теперь ситуация вполне ясна вам, джентльмены? Все стало очевидно. Понять это можно было даже быстрее, чем произвести простые арифметические выкладки. Призовые деньги: четвертая часть восьми миллионов фунтов пойдет капитанам - что-то около восьмиста тысяч каждому. Огромное состояние - на эти деньги капитан сможет купить поместье, и у него останется еще достаточно, чтоб вложить в государственные ценные бумаги и получать приличный доход. Хорнблауэр видел, что остальные четыре капитана заняты такими же расчетами. - Я вижу, вы все поняли, джентльмены. Капитан Мур отдаст вам приказы как действовать в случае, если вы разделитесь, и разработает свои планы, как перехватить флотилию. Капитан Хорнблауэр. - Все взгляды обратились на него, - немедленно отправится в Кадис и получит последнюю информацию от консула Его Британского Величества, а затем присоединится к вам на позиции, выбранной капитаном Муром. Капитан Хорнблауэр, не будете ли вы так любезны остаться, после того, как эти джентльмены нас покинут. Это было очень вежливое предложение остальным четырем капитанам покинуть корабль, оставив Хорнблауэра наедине с Корнваллисом. Голубые глаза адмирала, насколько знал Хорнблауэр, всегда были добрыми, но обычно выражение их было подчеркнуто бесстрастным. В виде исключения, сейчас они весело прищурились. - Вы в жизни не получили ни пенса призовых денег, так ведь, Хорнблауэр? - спросил Корнваллис. - Да, сэр. - Похоже, на этот раз вы несколько пенсов получите. - Вы думаете, доны будут драться, сэр? - А вы думаете нет? - Думаю, да, сэр. - Только дурак думал бы иначе, а вы не дурак, Хорнблауэр. Подхалим ответил бы на это "Спасибо, сэр", но Хорнблауэр не собирался заискивать перед Корнваллисом. - Сможем ли мы воевать и с Францией, и с Испанией, сэр? - Я думаю, сможем. Война интересует вас больше, чем призовые деньги, Хорнблауэр? - Конечно, сэр. Коллинз вернулся в каюту и прислушивался к разговору. - На войне вы уже неплохо себя показали, - сказал Корнваллис. - Вы на пути к тому, чтобы сделать себе имя. - Спасибо, сэр. - В этот раз можно было ответить так, ибо имя не значит ничего. - Насколько мне известно, у вас нет покровителей при дворе? Друзей в Кабинете? Или в Адмиралтействе? - Нет, сэр. - Путь от капитана-лейтенанта к капитану долог, Хорнблауэр. - Да, сэр. - И у вас на "Отчаянном" нет молодых джентльменов? - Нет, сэр. Почти каждый капитан брал на борт мальчиков из хороших семей. Их зачисляли вольноопределяющимися или слугами, и они готовились стать морскими офицерами. Большинство семей должно было куда-то пристраивать младших сыновей, и этот способ был не хуже других. Принять к себе такого мальчика было во многих отношениях выгодно капитану, который, оказывая услугу знатной семье, естественно, рассчитывал на благодарность. Иные капитаны даже извлекали из этого материальную выгоду, присваивая себе мизерную плату волонтера и выдавая ему взамен лишь немного денег на карманные расходы. - А почему? - спросил Корнваллис. - Когда мы набирали команду, мне прислали четырех вольноопределяющихся из Военно-Морской Академии, сэр. А с тех пор у меня не было времени. По этой самой причине капитаны и не любили молодых джентльменов из Военно-морской Академии - "Королевских учеников" - они уменьшали число волонтеров, от которых капитан мог получить какие-то выгоды. - Вам не везет, - сказал Корнваллис. - Да, сэр. - Простите, сэр, - вмешался Коллинз. - Вот приказы, капитан, касательно того, как вам вести себя в Кадисе. Вы, конечно, получите дополнительные приказы от капитана Мура. - Спасибо, сэр. У Корнваллиса еще оставалось время посудачить. - И все-таки в тот день, когда погиб "Кузнечик", вам повезло, что снаряд не взорвался, так ведь, Хорнблауэр? - Да, сэр. - Просто невозможно поверить, - присоединился к разговору Коллинз, - каким рассадником слухов может быть иногда флот. Про этот снаряд рассказывают самые фантастические истории. Он пристально посмотрел на Хорнблауэра. Тот взглянул ему прямо в глаза. - Я тут не при чем, сэр, - сказал он. - Конечно, конечно, - примиряюще вмешался Корнваллис. - Ну, пусть удача всегда сопутствует вам, Хорнблауэр. 20 Хорнблауэр вернулся на "Отчаянный" в превосходном настроении. Его неминуемо ожидали сто пятьдесят тысяч фунтов. Это должно удовлетворить миссис Мейсон. Хорнблауэр не стал задерживаться на мысли о Марии в роли деревенской помещицы. Вместо этого он стал думать о том, что ему предстоит: о заходе в Кадис, о дипломатических контактах, о том, как будут они искать испанскую эскадру на просторах Атлантики. А если этого недостаточно для приятных мыслей, он мог вспомнить недавний разговор с Корнваллисом. Главнокомандующий у родных берегов не имеет права назначать капитанов, но рекомендация его будет иметь вес. Возможно... Буш отдал честь, приветствуя капитана на борту. Он не улыбался, напротив, лицо у него было озабоченное. - Что случилось, мистер Буш? - спросил Хорнблауэр. - Это огорчит вас, сэр. Неужели все его мечты напрасны? Неужели "Отчаянный" получил пробоину, которую невозможно заделать? - Что случилось? - Хорнблауэр еле сдержался, чтоб не прибавить "черт возьми". - Ваш слуга под арестом за бунт, сэр. Хорнблауэр без единого слова вытаращился на Буша, тот продолжал: - Он ударил старшего по званию. Хорнблауэр не выдал ни изумления, ни огорчения. Лицо его было каменным. - Коммодор сигналит, сэр, - это вмешался Форман. - Наши позывные. "Пришлите шлюпку". - Подтвердите. Мистер Оррок! Немедленно спускайте шлюпку. Мур на "Неустанном" уже поднял брейд-вымпел, отличавший командира эскадры. Фрегаты лежали в дрейфе, близко один от другого. Достаточно капитанов, чтоб составить трибунал и повесить Доути сегодня же вечером. - Ну, мистер Буш, расскажите мне, что вы об этом знаете. Правая сторона шканцев мгновенно опустела, стоило Хорнблауэру и Бушу к ней приблизиться. Здесь было так же возможно поговорить наедине, как где бы то ни было на маленьком суденышке. - Насколько я знаю, сэр, - сказал Буш. - Это было так. Принимать запасы в море приходилось авралом, то есть всей командой. Даже когда все было загружено, аврал продолжался, так как оставалось еще перераспределить припасы по судну. Доути, работавший на шкафуте, возразил боцманмату Мэйну. Мэйн размахнулся линьком - куском веревки с узлами (линьками пользовались унтер-офицеры, чтоб подгонять матросов - на взгляд Хорнблауэра, слишком часто). И тогда Доути его ударил. Это видели двадцать человек, а если б и этого было мало, существовало и другое свидетельство: губа у Мэйна была разбита, из нее лилась кровь. - Мэйн всегда был несдержан, сэр, - сказал Буш. - Но это... - Да, - ответил Хорнблауэр. Он наизусть знал двадцать вторую статью Кодекса Законов Военного Времени. Первая часть касалась нанесения удара старшему по званию, вторая - споров и неподчинения. И первая часть кончалась словами "подлежит смертной казни" без смягчающего "или меньшему наказанию". Пролилась кровь и тому есть свидетели. Даже в таком случае, некоторые унтер-офицеры, распоряжающиеся тяжелыми работами по судну, могли бы разобраться по-домашнему, но только не Мэйн. - Где теперь Доути? - спросил Хорнблауэр. - В кандалах, сэр. - Другого ответа быть не могло. - Приказы от коммодора, сэр! - Оррок бежал к ним по палубе, размахивая запечатанным письмом. Хорнблауэр взял пакет. Доути может подождать; приказы не могут. Хорнблауэр подумал было спуститься в каюту и прочесть их в спокойной обстановке, но для капитана корабля покой - недостижимая роскошь. Как только он сломал печать, Буш и Оррок отошли в сторону, оставляя его наедине с приказами, насколько возможно это было на палубе, где все, кому нечего было делать, таращились на Хорнблауэра. Первое предложение было достаточно ясным и определенным. Сэр, Сим предписывается Вам незамедлительно проследовать на находящемся под Вашим командованием шлюпе Его Величества "Отчаянный" в Кадис. Второй абзац предписывал Хорнблауэру выполнить в Кадисе приказы, полученные от главнокомандующего. Третий и последний указывал место встречи, широту, долготу, азимут и расстояние от мыса Сан-Висенти и требовал "отбыть со всей возможной поспешностью сразу по выполнении своих приказов в Кадисе". Хорнблауэр перечел, без необходимости, первый абзац. Там было слово "незамедлительно". - Мистер Буш. Поставьте все обычные паруса. Мистер Провс! Курс, чтоб обогнуть финистерре, побыстрее, пожалуйста. Мистер Форман, сигнальте коммодору: "Отчаянный" - "Неустанному". "Прошу разрешения отбыть". Хорнблауэр успел всего один раз пройтись взад и вперед по шканцам, и вот: - "Коммодор" - "Отчаянному". "Утвердительный". - Спасибо, мистер Форман. Руль на ветер, мистер Буш. Курс зюйд-вест-тень-зюйд. - Зюйд-вест-тень-зюйд. Есть, сэр. "Отчаянный" повернулся. Паруса наполнились ветром. Корабль быстро набирал скорость. Вернулся запыхавшийся Провс. - Курс зюйд-вест-тень-вест, сэр. - Спасибо, мистер Провс. Ветер был чуть позади траверза. "Отчаянный" вспенивал морскую волну, матросы у брасов обливались потом, разворачивая реи под углом, который удовлетворил бы взыскательный взгляд Буша. - Поставьте бом-брамсели, мистер Буш. И я попрошу вас любезно выстрелить лисель-спирты. - Есть, сэр. "Отчаянный" накренился под ветром, не безвольно, а так, как гнется под нажимом хорошая сталь. С подветренной стороны лежала в дрейфе эскадра линейных кораблей, и "Отчаянный", поприветствовав их, промчался мимо. Хорнблауэр догадывался, как завидуют их матросы несущемуся навстречу приключениям лихому шлюпу. Но ведь они не мотались полтора года меж скал и мелей Ируазы. - Поставить лиселя, сэр? - спросил Буш. - Да, пожалуй, мистер Буш. Мистер Янг, что у вас получилось на лаге? - Девять, сэр. Даже чуть больше - девять с четвертью. Девять узлов, и это еще без лиселей. После многомесячной несвободы это был чудесно, это пьянило. - Старичок еще не разучился бегать, сэр. - Буш улыбался во весь рот, преисполненный тех же чувств - а ведь Буш еще не знал, что они отправляются за восемью миллионами долларов. Нет - и в этот момент вся радость улетучилась. Хорнблауэр рухнул с высоты в бездну, как человек, упавший с грот-бом-брам-рея. Он совершенно забыл про Доути. Слово "незамедлительно" в приказе Мура продлило Доути жизнь. Капитанов, чтоб составить трибунал, было предостаточно, да и главнокомандующий, чтоб скрепить приговор, под рукой. Доути осудили бы менее чем за час. Сейчас он, возможно, был бы уже мертв; самое позднее - завтра утром. Капитаны Ла-Маншского флота не пощадили бы бунтовщика. Теперь придется разбираться самому. Спешить некуда - не надо искоренять заговор. Хорнблауэру не придется пользоваться своим правом повесить Доути. Но он представлял себе ужасное состояние Доути в кандалах и чувства команды, знающей, что на корабле человек, обреченный виселице. Это выбьет всех из колеи. И Хорнблауэра больше других - кроме может быть Доути. Хорнблауэру стало нехорошо при мысли, что Доути повесят. Он понял, как сильно к нему привязался. Он был глубоко признателен Доути за преданность и заботы. Доути приобрел не меньший опыт в умении создавать капитану уют, чем иные просмоленные морские волки в изготовлении длинных сплесней. Хорнблауэр старался побороть отчаяние. В тысячный раз говорил он себе, что королевская служба, как женщина-вампир, столь же ненавистна, сколь и притягательна. Он не знал, что ему делать. Но прежде надо больше разузнать о случившемся. - Мистер Буш, не будете ли вы так добры приказать старшине судовой полиции, чтоб он привел Доути в мою каюту? - Есть, сэр. Лязг железа - вот что возвестило о приходе Доути. На запястьях у него были наручники. - Очень хорошо, старшина судовой полиции. Вы можете подождать за дверью. Голубые глаза Доути смотрели прямо на Хорнблауэра. - Ну? - Мне очень жаль, сэр. Мне очень жаль, что я вас подвел. - Какого дьявола вы это сделали? Как Хорнблауэр догадывался, неприязнь между Доути и Мэйном существовала уже давно. Мэйн приказывал Доути делать особенно грязную работу именно тогда, когда Доути хотел сохранить руки чистыми, чтоб подать капитану обед. Возражения Доути стали для Мэйна поводом пустить в ход линек. - Я... я не смог снести удара, сэр. Я думаю, я слишком долго был с джентльменами. Джентльмен может смыть удар только кровью; простолюдин обязан сносить безропотно. Хорнблауэр - капитан этого корабля, власть его практически безгранична. Он может приказать Мэйну, чтоб тот заткнулся, приказать, чтоб с Доути сняли наручники и забыли весь этот инцидент. Забыли? Чтоб команда думала, что можно безнаказанно бить унтер-офицера? Чтоб команда думала, что у капитана есть любимчики? - Ко всем чертям! - заорал Хорнблауэр и стукнул кулаком по столу. - Я могу поучить кого-нибудь себе на замену, сэр, - сказал Доути, - пока... пока... Даже Доути не мог произнести этих слов. - Нет! Нет! Нет! - Абсолютно невозможно позволить Доути расхаживать по судну, возбуждая нездоровое любопытство. - Вы можете попробовать Бэйли, сэр, кают-компанейского вестового. Он вроде потолковей других. - Да. Прежняя доброжелательная услужливость Доути не облегчала дело. И тут мелькнул проблеск надежды, слабый намек на возможность выбрать наименьшее из зол. Сейчас они более чем в трехстах лигах от Кадиса, но ветер попутный. - Вы будете ждать суда. Старшина судовой полиции! Уведите его. Вам нет необходимости держать его в наручниках, и я распоряжусь касательно прогулок. - До свиданья, сэр. Ужасно было видеть, что Доути сохраняет бесстрастный вид образцового слуги и знать, что за видом этим скрывается смертельный страх. Надо забыть об этом. Надо подняться на палубу "Отчаянного", мчащегося под всеми парусами, словно чистокровный жеребец с отпущенными наконец-то поводьями. Темную тень забыть невозможно, но она по крайности просветлеет под синим небом с бегущими белыми облачками, от радужных брызг, летящих из-под носа "Отчаянного" в то время, как он несется через Бискайский залив навстречу цели тем более увлекательной для его команды, что она ей неведома. Отвлекали - раздражали и тем отвлекали - неумелые заботы Бэйли, переведенного из кают-компании. Приятно было выйти в точности к мысу Ортегаль и лететь вдоль Бискайского побережья. Хорнблауэр увидел Феррольскую гавань, где долгие месяцы томился в плену. Он тщетно пытался разглядеть Dientes del Diabolo, где заслужил себе свободу. Потом достигли самой западной точки Европы, и Хорнблауэр задал новый курс (ветер, вот чудо, продолжал помогать) и они, в бейдевинд, обогнули мыс Рока. Потом наступила ночь, когда ветер сменился на противоположный, и Хорнблауэра раз десять поднимали с постели. Он, к крайней своей досаде, вынужден был класть "Отчаянного" на левый галс и удаляться от берега, в сторону, противоположную намеченной цели. Но вот наступил удивительный рассвет, ветер задул с юго-запада легкими порывами, потом сменился сильным западным бризом. Поставили лисели. "Отчаянный" двинулся к югу, и в полдень мыс Рока уже едва различался с подветренной стороны. В следующую ночь Хорнблауэру тоже пришлось вставать, чтобы после мыса Сан-Висенти сменить курс. Ветер дул с левой раковины, и "Отчаянный" под всеми парусами летел прямо к Кадису. После полудня скорость нередко достигала одиннадцати узлов. Вскоре впередсмотрящий различил землю, прямо по курсу. Каботажные суда стали попадаться чаще. При виде британского военного корабля они поспешно поднимали флаги нейтральных государств - Испании и Португалии. Через десять минут новый крик с мачты возвестил, что они вышли в точности куда надо, а еще через десять Хорнблауэр, направив подзорную трубу вправо по курсу, различил белеющий вдалеке Кадис. Хорнблауэр мог бы порадоваться своему успеху, но сейчас было не до того. Надо приготовиться к тому, чтоб запросить у испанских властей разрешение войти в порт. Хорнблауэра волновала также предстоящая встреча с британским представителем и - сейчас или никогда - надо было решать, что делать с Доути. Мысль о Доути мучила его все те чудесные дни, когда они мчались на всех парусах, отвлекала от приятных мечтаний о богатстве и повышении, мешала продумывать свое поведение в Кадисе, подобно побочным сюжетам в Шекспировских пьесах, которые, неожиданно возникнув, вдруг приобретают равное значение с основным действием. Да, как сказал уже себе Хорнблауэр, сейчас или никогда. Надо было решаться и действовать сию же минуту - раньше было бы преждевременно, потом - слишком поздно. Он часто рисковал жизнью на королевской службе, быть может, служба задолжала ему жизнь взамен - довод сомнительный, и он вынужден был признать, придя к окончательному решению, что просто потворствует своим слабостям. Он сложил подзорную трубу с той же яростной решимостью, с какой недавно сошелся с врагом в Гуле. - Позовите моего слугу, - сказал он. Никто, слышавший эти малозначащие слова не догадался бы, что произнесший их человек замышляет серьезный служебный проступок. Бэйли весь состоял из локтей и коленей и, несмотря на возраст, казался подростком. Он козырнул, приветствуя капитана. Их видели и (что важнее) слышали человек двенадцать. - Я жду сегодня к ужину консула Его Величества, - сказал Хорнблауэр. - Я хотел бы угостить его чем-нибудь особенным. - Ну, сэр, - начал Бэйли. Именно этого Хорнблауэр от него и ждал. - Говори же, - проскрежетал Хорнблауэр. - Точно не знаю, сэр, - сказал Бэйли. За последние дни он достаточно часто страдал от вспышек капитанского гнева - это не было запланировано, но оказалось кстати. - Черт побери. Придумайте что-нибудь. - Есть кусок холодной говядины, сэр... - Холодной говядины? Консулу Его Величества? Бред. Хорнблауэр с видом глубокой задумчивости прошелся по палубе, потом повернулся на каблуках. - Мистер Буш! Мне придется на этот вечер выпустить Доути из-под стражи. От этого дурня никакого прока. Проследите, чтоб Доути явился ко мне в каюту, как только у меня будет время. - Есть, сэр. - Очень хорошо, Бэйли. Ступайте вниз. Мистер Буш, будьте любезны подготовить к салюту карронаду номер один правого борта. И посмотрите - не нас ли ждет этот люггер guarda costa? Солнце клонилось к закату, бросая на белые домики Кадиса романтический розовый отблеск. На палубу "Отчаянного" поднялись санитарные врачи, флотские и армейские офицеры. Они должны были проследить, чтоб в Кадис не занесли заразные болезни или не нарушили его нейтралитета. Хорнблауэру пригодился его испанский, изрядно подзабытый (он не говорил по-испански с последней войны), но очень не лишний для этих формальностей. "Отчаянный" под марселями скользнул к входу в залив, памятный Хорнблауэру по заходу сюда на "Неустанном", хотя с той поры миновало много лет. Вечерний бриз разнес над заливом пушечный салют: начала карронада "Отчаянного", ей ответила Санта-Каталина. Пока испанский лоцман вел "Отчаянного" меж Кабанов и Свиней - Хорнблауэр подозревал, что Свиньи - это морские свиньи, то есть дельфины, по-испански porpoises - матросы ждали приказа убрать паруса и бросить якорь. В заливе стояли несколько военных кораблей, причем не испанские - те Хорнблауэр различал дальше, во внутренних гаванях. - Estados Unidos, - сказал испанский флотский офицер, указывая на ближайший фрегат. Хорнблауэр увидел звездно-полосатый флаг и брейд-вымпел на грот-стеньге. - Мистер Буш. Приготовьтесь поприветствовать. - "Конституция", коммодор Пребл, - добавил испанский офицер. Американцы вели свою войну в Триполи, в Средиземном море, и видимо этот Пребл - Хорнблауэр не был уверен, что правильно расслышал фамилию - один из новых американских главнокомандующих. "Отчаянный" под грохот барабанов прошел мимо американца; матросы выстроились вдоль борта и махали шляпами. - Французский фрегат "Фелиситэ" - продолжал испанец, указывая на другой корабль. Двадцать два пушечных порта в борту - один из больших французских фрегатов, но нет нужды обращать на него внимания. Враги в нейтральной гавани обязаны игнорировать друг друга, не видеть друг друга в упор, словно джентльмены, которые случайно столкнулись между вызовом и дуэлью. Хорошо, что не надо больше думать о "Фелиситэ", тем более, что "Конституция" кое в чем меняла планы Хорнблауэра - тот самый побочный сюжет, вновь вторгшийся в основное действие. - Здесь вы можете бросить якорь, капитан, - сказал испанец. - Руль под ветер! Мистер Буш! "Отчаянный" повернулся, матросы с похвальной быстротой убрали марсели, и якорный канат загромыхал через клюз. Хорошо, что все это было проделано безупречно, ведь на них смотрели военные моряки трех других наций. Над заливом прокатился пушечный выстрел. - Вечерняя пушка! Спустите флаг, мистер Буш. Испанские офицеры выстроились в ряд со шпагами в руках, готовые откланяться. Хорнблауэр напустил на себя наилюбезнейшую манеру, с наивежливейшим поклоном поблагодарил их и повел к борту. - А вот и ваш консул, - сказал флотский офицер перед тем, как спуститься за борт. В наступивших сумерках прямо к ним шел на веслах скиф, и Хорнблауэр чуть не скомкал церемонное прощание, пытаясь вспомнить, как положено приветствовать консула, прибывающего на борт после заката. Небо на западе стало багровым, бриз улегся - после Атлантики в заливе казалось душно. Теперь надо разбираться с государственными тайнами и с Доути. Перебирая свои тревоги, Хорнблауэр натолкнулся еще на одну. Его переписка с Марией надолго прервется. Пройдет несколько месяцев, пока она получит от него весточку, и, конечно, она начнет бояться худшего. Но думать об этом нет времени. Надо действовать. 21 Когда ветер утих, "Отчаянный" повернулся на якорях и теперь из кормового окна штурманской рубки видны были огни корабля Соединенных Штатов "Конституция". - Пожалуйста, сэр, - спросил Доути, как всегда почтительно, - скажите, что это за порт. - Кадис, - ответил Хорнблауэр. Он лишь на мгновение удивился неведению Доути, проведшего последнее время в трюме - вполне возможно, что и не вся команда знает. Он указал рукой на окно. - А это - американский фрегат "Конституция". - Да, сэр. Пока Хорнблауэр не увидел "Конституцию", он представлял для Доути жалкое будущее нищего беглеца в Кадисском порту. Поступить матросом на торговое судно тот бы не решился из опасения, что его завербуют и узнают, и ему пришлось бы влачить полуголодное существование: в худшем случае - бродяги, в лучшем - солдата нищей испанской армии. Все равно это лучше, чем виселица. Теперь представилась возможность еще лучшая. На военных кораблях всегда не хватает матросов, даже если Преблу и не нужен хороший слуга. Бэйли вышел из каюты с последней бутылкой кларета. - Доути ее откупорит, - сказал Хорнблауэр. - И, Доути, протрите как следует бокалы. Я хочу, чтоб они сверкали. - Да, сэр. - Бэйли, идите на кухню. Пусть разожгут огонь для мозговых костей. - Есть, сэр. Все было очень просто, надо было только тщательно просчитывать каждый шаг. Доути принялся откупоривать кларет. Бэйли выбежал из каюты. - Кстати, Доути, вы умеете плавать? Доути не поднял головы. - Да, сэр, - прошептал он. - Спасибо, сэр. В эту минуту, как и ожидал Хорнблауэр, постучали в дверь. - Шлюпка подошла к борту, сэр. - Очень хорошо, иду. Хорнблауэр поспешил на шканцы и дальше навстречу гостю. В наступившей темноте Кадисский залив был совершенно гладок, как черное зеркало. Мистер Кэррон, не теряя времени, заспешил к корме впереди Хорнблауэра. Шагал он так же широко, как Хорнблауэр, когда торопится. Сев на стул в штурманской рубке, он заполнил собой всю каюту - мужчина он был крупный и крепко сложенный. Он платком вытер со лба пот и поправил парик. - Бокал кларета, сэр? - Спасибо. Пока Хорнблауэр наполнял бокалы, мистер Кэррон без промедления приступил к делу. - Вы из Ла-Маншского флота? - Да, сэр, по приказу адмирала Корнваллиса. - Тогда вы знаете ситуацию. Про флотилию вам известно, - слово "флотилия" Кэррон произнес почти шепотом. - Да, сэр. Я здесь, чтоб получить от вас последнюю информацию и сообщить ее эскадре фрегатов. - Им придется действовать. Мадрид не собирается уступать. - Очень хорошо, сэр. - Годой боится Бони. Страна не хочет воевать с Англией, но Годой скорее станет воевать, чем его обидит. - Да, сэр. - Я уверен, что они ждут только прибытия сокровищ, а потом сразу объявят войну. Бони хочет использовать испанский флот для вторжения в Англию. - Да, сэр. - Однако от донов ему большого проку не будет. У них нет ни одного корабля, готового к выходу в море. Но здесь "Фелиситэ". Сорок четыре пушки. Вы ее, конечно, видели? - Да, сэр. - Если на ней сообразят, что затевается, они предупредят флотилию. - Конечно, сэр. - Мои последние новости менее чем трехдневной давности. Курьер быстро доскакал сюда из Мадрида. Тогда Годой еще не знал, что мы пронюхали о секретных пунктах Сан-Ильдефонского мира, но скоро догадается по нашему натянутому поведению. - Да, сэр. - Так что чем быстрее вы поднимете якорь, тем лучше. Вот депеши для вашего командующего эскадрой. Я приготовил их как только увидел, что вы вошли в залив. - Спасибо, сэр. Это капитан Грэм Мур с "Неустанного". Хорнблауэр сунул депеши в карман. Уже некоторое время он слышал из соседней каюты возню и приглушенные голоса. Он догадывался об их причине. Раздался стук и в дверь просунулась голова Буша. - Одну минуточку. Мистер Буш, вы должны знать, что я занят. Да, мистер Кэррон? Буш единственный на судне мог побеспокоить капитана в такой момент, и то только по очень спешному делу. - Вам лучше сняться с якоря в течение часа. - Да, сэр. Я надеялся, что вы поужинаете со мной сегодня вечером. - Благодарю вас, но долг прежде всего. Сейчас я пересеку залив и договорюсь с испанскими властями о вашем отбытии. Скоро начнется береговой бриз, он вынесет вас отсюда. - Да, сэр. - Приготовьте все к подъему якоря. Вы знаете о двадцатичетырехчасовом правиле? - Да, сэр. По правилам нейтралитета судно одного из воюющих государств не могло покинуть порт до истечения суток со времени отбытия корабля, принадлежащего государству-противнику. - Доны могут не применить его к "Фелиситэ", а вот к вам, если вы дадите им такую возможность, применят обязательно. Сейчас две трети команды "Фелиситэ" в кадисских тавернах, и вы должны этим воспользоваться. Я буду здесь, чтоб напомнить донам о двадцатичетырехчасовом правиле, если "Фелиситэ" попробует вас преследовать. По крайней мере я ее немного задержу. Доны не захотят ссориться с нами, пока флотилия еще в море. - Да, сэр. Я понял. Спасибо, сэр. Кэррон уже поднялся со стула, и Хорнблауэр последовал его примеру. - Изготовьте шлюпку консула, - приказал Хорнблауэр, как только они вышли на шканцы. Буш по-прежнему хотел что-то сказать, и Хорнблауэр по-прежнему этого не замечал. Даже когда Кэррон покинул судно, оставались приказы, чтоб отвлечь Буша. Поднимите левый становой якорь, мистер Буш, и выберите канат правого до панера. - Есть, сэр. Пожалуйста, сэр... - Я хочу, чтоб это было сделано тихо, мистер Буш. Никаких свистков, никаких приказов, ничего, что можно было бы расслышать с "Фелиситэ". Поставьте двух надежных матросов у шпиля и прикажите им обмотать палы старой парусиной. Чтоб ни звука не было. - Есть, сэр. Но... - Я попрошу вас лично заняться этим, мистер Буш. Никто другой не отваживался подойти к капитану, пока тот теплой ночью расхаживал по шканцам. Прошло совсем немного времени, и на борт поднялся лоцман - Кэррону удалось расшевелить неповоротливых испанцев. Выбрали шкоты у марселей, подняли якорь, и "Отчаянный" медленно заскользил по заливу, подгоняемый первыми легкими порывами берегового бриза. Хорнблауэр внимательно наблюдал за лоцманом. Возможно, испанцев устроило бы, чтоб "Отчаянный" сел на мель, выходя в море, и дело Хорнблауэра было этого не допустить. Лишь после того, как лоцман отбыл и "Отчаянный" взял курс на юго-запад, у Хорнблауэра нашлась свободная минута для Буша. - Сэр! Доути исчез. - Как исчез? На шканцах было темно, и Буш не видел его лица, оставалось только говорить по возможности естественно. - Исчез, сэр. Видимо, он улизнул через кормовое окно вашей каюты, сэр, спустился к воде по рулевым крюкам, сэр, прямо под кормовым подзором, где никто не мог его увидеть, и уплыл, сэр. - Это возмутительно, мистер Буш. Кто-то за это ответит. - Ну, сэр... - Ну, мистер Буш? - Похоже, вы оставили его одного в каюте, когда консул поднялся на борт, сэр. Тогда-то он и сбежал. - Вы хотите сказать, это моя вина, мистер Буш? - Ну, да, сэр, если хотите. - Мм... Возможно, вы правы. - Хорнблауэр для правдоподобия помолчал. - Господи, какая возмутительная история! Я злюсь на себя. Не понимаю, как я мог так опростоволоситься. - Я думаю, у вас было слишком много других забот. Противно было слышать, как Буш защищает капитана от самого себя. - Это меня не извиняет. Я никогда себе не прощу. - Я помечу его "Б" в судовой роли. Таинственные буковки в судовой роли означали каждая свое - "С" - списан на берег, "С.У." - убит, "Б" - бежал, то есть дезертировал. - Но у меня есть и хорошие новости, мистер Буш. В соответствии с полученным приказом я должен сообщить вам это на случай, если со мной что-нибудь случится. Но ничего из сказанного мной не должно дойти до команды. - Конечно, сэр. Сокровища; призовые деньги, дублоны и доллары. Испанские сокровища. Если что-нибудь и могло отвлечь мысли Буша от сбежавшего Доути, то именно это. - Ведь это будут миллионы, сэр! - воскликнул Буш. - Да. Миллионы. Матросы пяти кораблей разделят между собой четвертую часть призовых денег - столько же, сколько пять капитанов - и это составит по шестьсот фунтов на человека. Лейтенанты, штурманы и капитаны морской пехоты получат одну восьмую. По грубым подсчетам, Бушу достанется около пятнадцати тысяч фунтов. - Состояние, сэр! Доля Хорнблауэра составит десять таких состояний. - Помните, сэр, когда мы в последний раз захватили флотилию с сокровищами? Кажется, это было в девяносто третьем, сэр. Некоторые матросы, получив призовые деньги, покупали золотые часы и швырялись ими в воду с плимутской набережной - "блинчики" пускали - просто чтоб показать, какие они богатые. - Ну что ж, спокойной ночи, если конечно вы сможете заснуть после такого сообщения. Но помните, никому ни слова. - Нет, сэр, конечно нет, сэр. Вся затея еще может провалиться - или флотилия проскользнет в Кадис незамеченной, или повернет обратно; может, она вообще не вышла в плаванье. Тогда лучше, чтоб испанские власти - и мир в целом - не узнали, что захват вообще планировался. Эти мысли - эти цифры - должны были бы волновать и радовать, но той ночью Хорнблауэр ничего подобного не испытывал. То был плод Мертвого моря, обращающийся во рту пеплом. Хорнблауэр наорал на Бэйли и прогнал его потом долго сидел на койке в такой тоске, что его не радовало даже мерное покачивание койки, говорившее о том, что "Отчаянный" вновь вышел в открытое море и движется к приятному и полезному приключению. Хорнблауэр сидел уронив голову на колени. Он потерял свою чистоту, а это значит - потерял самоуважение. В жизни он совершал ошибки, воспоминания о которых и сейчас заставляли его морщиться, но в этот раз он поступил куда хуже. Он нарушил долг. Он стал пособником - нет, организатором побега. Он отпустил дезертира, преступника. Он нарушил присягу, и сделал это по причинам сугубо личным, из чистого потворства своим желаниям. Не ради блага службы, не ради безопасности страны, но потому, что он - мягкосердечный сентименталист. Он стыдился себя, и стыд этот был тем сильнее, что, анализируя себя безжалостно, он пришел к убеждению - если б он мог заново прожить эти часы, то повторил бы все как было. Ничто не может извинить его. Довод, который он использовал - что служба должна ему жизнь после всех испытании, через которые он прошел - просто чушь. Смягчающее обстоятельство - что дисциплина, благодаря новому захватывающему приключению, не пострадает - не имеет веса. Он - предатель, мало того - коварный предатель, осуществивший свой план с искусством прирожденного заговорщика. То первое слово, которое пришло ему в голову, было самое верное - чистота, и он ее утратил. Хорнблауэр оплакивал утраченную чистоту, как Ниобея - своих загубленных детей. 22 Капитан Мур так расположил эскадру, что даже Хорнблауэр вынужден был нехотя его одобрить. Пять кораблей выстраивались в цепочку, каждый в пределах видимости от предыдущего. Получалось пятнадцать миль между кораблями, плюс с самого южного и самого северного из них можно было осматривать горизонт еще на пятнадцать миль, всего около девяноста миль. Днем корабли лавировали в сторону Америки, ночью возвращались к Европе, чтоб, если по несчастью флотилия проскочит их в темноте, ее можно было бы быстро догнать. На рассвете позиция кораблей была на меридиане мыса Сан-Висенти - 9╟ западной долготы, на закате - так далеко к западу, как будут требовать обстоятельства.