цитатах Ленин имел в виду
передовые, экономически развитые капиталистические страны, и когда он
говорит, что в одной из этих стран социализм может установиться раньше, чем
в других, -- такое положение, вообще говоря, особого возражения не вызывает.
В 1915 и 1916 гг. он еще не делал вывода, что так как неравномерность
экономического развития есть безусловный
22. См. Сталин. Вопросы ленинизма, изд. 9-е, 1933, стр. 194.
закон, то социализм может быть введен и в одной, притом очень отсталой,
экономически неразвитой стране. Сей бьющий по голове странный вывод был им
сделан позднее, притом в форме самой твердой, в статье о кооперации. И вот
за эту-то статью, которой ни он, ни другие особого значения не придавали, и
ухватился Сталин. Она явилась для него озарением, откровением, содержащим
"неоспоримую истину"23. Эта "неоспоримая истина" составляет, по
мнению Сталина, таран, навзничь опрокидывающий всю троцкистскую теорию
перманентной революции. Однако для этого Сталину предварительно нужно было
"очиститься" от того, что несколько месяцев до этого, впадая в ересь, он
писал о невозможности построения социализма в одной стране. Пускаясь в эту
операцию, он стал доказывать, что никогда не отрицал возможности "построения
полного социалистического общества силами нашей страны, без помощи извне", а
лишь утверждал, что гарантировать социалистическое общество СССР от всяких
опасностей извне, интервенции капиталистических стран, может лишь революция
пролетариата в этих странах. Некоторый небольшой недостаток своей
формулировки Сталин видит лишь в том, что "она связывает в один вопрос два
разных: вопрос о возможности построения социализма силами одной страны, на
что должен быть дан положительный ответ, и вопрос о том, может ли страна с
диктатурой пролетариата считать себя вполне гарантированной от интервенции,
и, стало быть, от реставрации старых порядков без победоносной революции в
ряде других стран, на что должен быть дан отрицательный ответ"24.
Попытка Сталина замазать, перекрасить свою прежнюю позицию весьма
неудачна. Он совсем не смешивал эти вопросы, а категорически заявлял, что во
всех случаях построение социализма в одной стране, да еще такой
крестьянской, как Россия, невозможно.
Мгновенно усвоив новый взгляд на построение социализма, Сталин уже без
колебаний пустился в поучение:
"Универсальная теория одновременной победы революции в основных странах
Европы, теория невозможности
Сталин. Вопросы ленинизма, 1952, стр. 193.
Там же, стр. 143.
победы социализма в одной стране, оказалась искусственной, нежизненной
теорией. Семилетняя история пролетарской революции в России (Сталин это
пишет в декабре 1924 г.) говорит не за, а против этой теории. Она
противоречит очевидным фактам. Она еще более неприемлема как лозунг, ибо
связывает, а не развязывает инициативу отдельных стран, получивших
возможность в силу известных исторических условий, к самостоятельному
прорыву фронта капитала. Она дает не стимул к активному натиску на капитал
со стороны отдельных стран, а к пассивному выжиданию момента всеобщей
развязки".
С высот нового взгляда на социализм в одной стране Сталину уже легко
указать "пропасть", отделяющую ленинскую теорию от теории Троцкого о
перманентной революции.
"Ленин, -- декларирует Сталин, -- говорит о союзе пролетариата и
трудящихся слоев крестьянства", у Троцкого же получаются "враждебные
столкновения" "пролетарского авангарда с широкими массами крестьянства".
Ленин говорит о руководстве трудящимися массами со стороны пролетариата. У
Троцкого же получаются "противоречия в положении рабочего правительства в
отсталой стране с подавляющим большинством крестьянского населения". По
Ленину, революция черпает силы прежде всего среди рабочих и крестьян самой
России. У Троцкого же получается, что необходимые силы она может черпать
"лишь на арене мировой революции пролетариата". А как быть, если
международной революции суждено придти с опозданием? Есть ли какой-нибудь
просвет для нашей революции? Троцкий не дает никакого ответа, ибо
"противоречия в положении рабочего правительства смогут найти свое
разрешение только на арене мировой революции пролетариата". Как ни вертись,
а "подлинного подъема социалистического хозяйства" не получишь, пока не
победит пролетариат "в важнейших странах Европы". Ну, а так как победы нет
еще на Западе, то остается для революции в России "выбор": либо сгнить на
корню, либо переродиться в буржуазное государство. Недаром Троцкий говорит
вот уже два года о "перерождении нашей партии".
Так, с помощью "неоспоримой истины", обретенной в статье "О
кооперации", Сталин стремился загнать Троц-
кого в тупик. И уже смело выводил: "Кто отрицает возможность построения
социализма в одной стране -- тот должен обязательно отрицать и правомерность
Октябрьской революции". .
Полемикой, вызванной "Уроками Октября" Троцкого, занимался не один
Сталин и не один он ставил вопрос о перспективах строительства социализма в
России. Партия вступила в эпоху НЭПа, по горло занятая не теоретическими, а
конкретными практическими вопросами, выдвигаемыми применением к жизни новой
экономической политики, и партия выслушивала поучения Ленина, (22 ноября
1922 г.), что НЭП -- главный, очередной, все исчерпывающий лозунг
сегодняшнего дня, а в общих своих перспективах на дальнейшее время
продолжала теоретически стоять на том, что настоящее строительство
социализма в России начнется лишь после победы пролетарской революции в
Европе. Мысль партии отставала от хода мыслей Ленина, и не случайно статья о
кооперации в месяц ее появления была прочитана с таким малым вниманием. Но в
1924 г. всем уже стало ясно, что в ближайшее время нужно оставить надежду на
социалистическую революцию в Европе. После краха в 1923 г. революции в
Германии и полного провала направляемой из Коминтерна революции в Болгарии,
упрочения фашизма в Италии, не было уже нигде признаков подымающейся
революции. Пришлось говорить о "замедлении" прихода революции, о
"стабилизации капитализма", отсутствии "непосредственно-революционной
ситуации в Европе". Естественно, что у многих руководителей партии в связи
со всем этим вопрос встал и вне отношения к Троцкому и к его теории: если
продолжать мыслить, что строительство социализма в одной нашей стране без
мировой революции невозможно и безнадежно, а этой революции нет, и
неизвестно, когда она придет, то в этой обстановке каково наше положение,
наши задачи? Каково значение того, что мы строили и можно ли уверенно
строить, не имея твердого, ясного представления, куда идем? Произведенный в
это время "тщательный анализ", в сущности, пересмотр под новым углом зрения,
статей Ленина 1923 года, и особенно его статьи о кооперации, имел огромное
значение. Произошла "психологическая встряска": указания Ленина устраняли
неопределенность, неизвестность, колебания. Они убеждали, что можно
строить социализм и без помощи социалистического пролетариата Европы.
Насколько нам известно, первым, кто начал указывать на это, был Рыков,
поддержанный Бухариным, а не Сталин. Обсуждение этого вопроса началось еще в
октябре 1924 г., до статьи Сталина. За исключением нескольких туманных
отголосков -- об этом нет ничего существенного ни в партийной печати, ни в
отчетах о Пленумах ЦК. Но решение уже намечалось и официальное признание
нового взгляда на строительство социализма "в одной стране" впервые выражено
в резолюции, принятой XIV конференцией партии, происходившей 27-29 апреля
1925 г. Позднее эта резолюция была объявлена "одним из важнейших документов
в истории нашей партии", а тезисы, высказанные в ней, "законом, обязательным
для всех членов партии". Вот что говорит о принятой новой теории "История
всесоюзной коммунистической партии", изданная в 1938 г. (хотя она написана
Митиным и несколькими другими лицами, Сталин повелел считать "Историю" его
произведением) :
"Изучая доимпериалистический капитализм, Энгельс и Маркс пришли к
выводу, что социалистическая революция не может победить в одной, отдельно
взятой стране, что она может победить лишь при одновременном ударе во всех
или в большинстве цивилизованных стран. Это было в середине XIX столетия.
Этот вывод стал потом руководящим положением для всех марксистов. Однако к
началу XX столетия капитализм доимпериалистический перерос в капитализм
империалистический, капитализм восходящий в капитализм умирающий. На
основании изучения империалистического капитализма Ленин, исходя из
марксистской теории, пришел к выводу, что старая формула Энгельса и Маркса
уже не соответствует новой исторической обстановке, что социалистическая
революция вполне может победить в одной, отдельно взятой стране.
Оппортунисты всех стран стали цепляться за старую формулу Энгельса и Маркса,
обвиняя Ленина в отходе от марксизма. Но настоящим марксистом, овладевшим
теорией марксизма, был, конечно, Ленин, а не оппортунисты, ибо Ленин двигал
вперед марксистскую теорию, обогащая ее новым опытом, а оппортунисты тянули
ее
назад, превращая ее в мумию. Что было бы с нашей партией, с нашей
революцией, с марксизмом, если бы Ленин спасовал перед буквой марксизма,
если бы у него не хватило мужества откинуть один из старых выводов
марксизма, заменив его новым выводом о возможности победы социализма в
одной, отдельно взятой стране, соответствующим новой исторической
обстановке? Партия блуждала бы в потемках, пролетарская революция лишилась
бы руководства, марксистская теория начала бы хиреть. Проиграл бы
пролетариат, выиграли бы враги пролетариата"25.
Признавая, что кроме всенаправляющего и всеопределяю-щего мозга Ленина,
устанавливающего абсолютные истины, его партия своего мозга не имела,
приведенные слова вместе с тем правильно аттестуют исключительную важность в
истории партии (прибавим -- и в истории мира) принятой теории о
строительстве социализма в одной стране -- именно в России. Нельзя не
заметить, что принятие партией новой "абсолютной истины" произошло в
несколько странной, необычайной обстановке. Сначала от имени ЦК были
составлены тезисы о задачах и тактике Коминтерна в эпоху "замедления
международной революции и стабилизации капитализма". И в эти тезисы,
составленные главным образом Зиновьевым, вставлены статьи о троцкизме,
цитаты из статьи Ленина о кооперации и из его же статьи "О нашей революции".
После того как эти тезисы ЦК были приняты 6 апреля на расширенном пленуме
Исполнительного Комитета Коминтерна, они, сопровожденные большой речью того
же Зиновьева, были им доложены 29 апреля 1925 г. на XIV конференции партии и
ею одобрены. Важнейший тезис о строительстве социализма в одной стране,
можно сказать, прошел фуксом, косвенно через тезисы ЦК о задачах Коминтерна,
а не в форме обычного, прямого обращения к партии. Основной пункт принятой
резолюции таков:
"СССР -- страна рабочей диктатуры, являющаяся основной базой
международной революции, должна рассматривать себя, как ее могущественный
рычаг и подспорье. С другой стороны, господствующая в ней партия
пролетариата должна
25. История всесоюзной коммунистической партии, 1950, стр 341
прилагать все усилия к тому, чтобы строить социалистическое общество в
уверенности, что строительство может быть и наверняка будет победоносным,
если удастся отстоять страну от всяких попыток реставрации".
Резолюция имеет несомненно компромиссный характер. Можно догадаться,
что вносил в нее Сталин и что вносил Зиновьев. Полтора года спустя Троцкий
на XV конференции партии (26 октября -- 3 ноября 1926 г.), продолжая
считать, что "победа (социализма) в нашей стране обеспечена только совместно
с победоносной революцией европейского пролетариата", спрашивал:
"Почему требуется теоретическое признание построения социализма в одной
из стран? Откуда взялась эта перспектива? Почему до 1925 г. никто этого
вопроса не выдвигал?"26
Мы полагаем, что вопрос как и откуда появилась эта перспектива,
достаточно выяснен на предыдущих страницах...
Часть партии в лице Троцкого, Зиновьева, Каменева, Радека, Раковского,
Евдокимова, Залуцкого, Лашевича, Смилги и многих прочих тезис о построении
социализма в одной стране не приняла, его отвергла, то открыто, то прикрыто.
Для нее это была ересь. Так как наиболее ярким выразителем этого течения был
Троцкий, оно получило наименование троцкизма, хотя до 1917 г. под троцкизмом
понималась "концепция, согласно которой буржуазная революция в России не
сможет разрешить свои задачи, иначе как поставив у власти
пролетариат"27. В 1927 г. люди, принадлежащие к троцкизму и так
называемой "новой оппозиции", были изгнаны из партии. Многие из них,
сделавшись покорными, были в нее возвращены, но во время кровавых чисток
1936-38 гг. все без остатка были Сталиным истреблены.
Подавляющая часть остальных верхов партии приняла тезисы о построении
социализма в одной стране и эта идея, воплощаемая в жизнь в царствование
Сталина, привела к величайшим страданиям и бедствиям страны, к голоду,
террору, каторжному труду рабочих, истреблению крестьян,
Пятнадцатая конференция ВКП(б). Москва, Госполитиздат, 1950,
стр. 533.
Л. Троцкий. Моя жизнь, т. 2, стр. 470.
концентрационным лагерям, кровавым чисткам, создав на базе миллионов
трупов огромное развитие техники, тяжелой и военной индустрии. Но до
установления абсолютной диктатуры Сталина, идею о построении социализма в
одной стране, при свойственном им понимании этой идеи, проводили те кадры
партии, которых их противники пренебрежительно или с ненавистью называли
"правым уклоном", а мы будем называть правым коммунизмом.
В 1928 г. правые коммунисты, пред их уничтожением в 1936-38 гг.
Сталиным, уже затаптывались, но в 1925 г., максимально развивая НЭП,
особенно в деревне, правый коммунизм оказывал огромное руководящее влияние
на всю жизнь страны. Этот год и отчасти следующее время, будучи своеобразным
и самым интересным периодом в истории коммунистической партии СССР,
интересен еще и тем, что политику именно в духе правого коммунизма пытался
проводить (до запрещения ее Москвой) Гомулка в Польше и Венгрия после
восстания и накануне кровавого подавления ее наследниками Сталина в 1956
году. В чем же основные черты советского правого коммунизма, среди кадров
которого особенно выделялись Рыков и Бухарин?
ДОКТРИНА ПРАВОГО КОММУНИЗМА
В истории Советского государства есть особый, крайне интересный период,
которому посвящено очень мало внимания в огромной, почти безбрежной
литературе, относящейся к СССР. Начало этого периода -- в 1924 г., конец или
начало его конца -- в середине 1926 г., а апогей расцвета -- 1925 г. Это
время явно и крепко отмечено влиянием "доктрины" правого коммунизма и
первенствующей ролью правых коммунистов в правящей государством группе.
Напрасны поиски какого-то сочинения, в котором в одном с исчерпывающей*
полнотой было бы изложено то, что мы называем и имеем право назвать
"доктриной правого коммунизма". В систематизированном виде она не
существовала, и отдельные части ее нужно искать в ряде постановлений партии
(например, решениях Пленума ЦК, решениях XIV конференции в апреле 1925 г., в
газетных статьях, различных сборниках, речах руководителей партии). Нужно к
этому прибавить, что доктрине правых коммунистов и их влиянию сопутствовала
особая общественная психология. Без знания ее самая эта доктрина не может
быть достаточно понята. Можно даже сказать, что эта доктрина не могла бы и
пробовать слагаться, если бы в качестве предпосылки у правящей части
коммунистической партии не зародилась бы указанная психология. С какими
событиями связано появление этой психологии? В гармонии с общим взглядом на
социалистическую революцию руководители компартии всегда считали, что
основным условием успешности социалистического строительства в России яв-
ляется помощь международной революции, и, конечно, в первую очередь
пролетарской революции в Европе. Но в 1924 г., после поражения германской
революции 1923 г., с полной уже ясностью обнаружилось, что на победу
пролетарской революции в Европе в ближайшие годы никакой надежды нет. Вместе
с этим как будто исчезла и возможность построения социализма в России. А
такой вывод создавал в партии растерянность и неуверенность: какую же
политику она должна вести, какое будущее стоит перед нею? Из этого положения
партию вывела статья Ленина о кооперации. Она была написана еще 4 и 6 января
1923 г., но на нее сначала главари компартии не обратили почти никакого
внимания, что подтверждается, в частности, и тем, что ее не спешили
публиковать. Она помещена в газете "Правда" лишь 26 и 27 мая, после третьего
удара паралича, поразившего Ленина. Не придавали ей значения ни в 1923, ни в
начале 1924 г., и за нее обеими руками ухватились во второй половине 1924 г.
именно потому, что полностью исчезли надежды на пролетарскую революцию в
Европе. Статья Ленина внесла огромное теоретическое успокоение в смятенную
голову правящей верхушки. В явном противоречии с тем, что до сих пор
принималось за непоколебимую истину, Ленин объявил, что в СССР есть "все
необходимое и достаточное для построения полного социалистического общества.
Есть диктатура пролетариата, есть социализация средств производства, есть
союз с крестьянством и руководство им пролетариатом, не хватает только
кооперирования, вовлечения в кооперацию всего населения, но "на хороший
конец" достигнуть участия в кооперации всего населения можно "в одно-два
десятилетия". При такой перспективе вопрос о пролетарской революции в Европе
как условии успешности строительства социализма в СССР терял свою остроту.
Раз есть все необходимое для построения социализма -- будем его строить в
одной нашей стране, не считаясь с тем, что его нет еще в других странах и
может быть скоро и не будет. Резолюция в этом смысле принята XIV
конференцией партии, происходившей 27-29 апреля 1925 г., и признана "одним
из важнейших документов партии". Но принята она не прямым решением
конференции, а одобрением тезисов ЦК, предложенных Исполнительному комитету
Коммунистического Интернационала, в кото-
рых с полемикой против Троцкого и ссылкой на Ленина декларируется, что
в СССР возможно построение социализма без революции в Европе и без
"государственной помощи" стран с пролетариатом во главе. Принимая "теорию
построения социализма в одной стране", правые коммунисты трактовали эту
проблему с большим реализмом. У Ленина она была поставлена догматично и
метафизически. Говоря, что в СССР есть все необходимое для построения
социализма, он прошел мимо нужных для этого объективных предпосылок, без
всякого анализа естественных богатств, высоты экономического развития и
техники. В заметках "О нашей революции", написанных 17 января 1923 г., и
тоже, как и статья о кооперации, с большим опозданием помещенных в "Правде"
лишь 30 мая, Ленин иронически говорит о тех "ученых господах", которые во
власти старых шаблонов указывают на необходимость "объективных экономических
предпосылок для построения социализма". В противоположность Ленину считая,
что его фраза, по словам Рыкова, написана "больше всего для утешения
партии", правые коммунисты при постановке вопроса о построении социализма в
одной стране находили, что нужно особенно считаться с наличностью в стране
объективных экономических предпосылок. Подсчет этих экономических и
технических предпосылок, будучи предметом обсуждений многих заседаний
Политбюро уже в конце 1924 г. и начале 1925 г. дал, как и нужно было
ожидать, очень неблагоприятную картину. Поэтому Зиновьев и Каменев высказали
убеждение, что в СССР при ее огромной технической отсталости нельзя без
помощи международного пролетариата и мировой революции построить социализма.
Иную позицию заняли правые коммунисты в Политбюро. Признавая, что отсутствие
экономических и технических предпосылок делает построение социализма до
крайности трудным, они устами Бухарина заявили, что ничего кроме социализма
коммунисты все равно строить не могут и его будут строить, хотя для этого
придется "плестись черепашьими шагами". Происходившие в это время споры и
разговоры в Политбюро нигде не опубликованы, однако представление о них дает
речь Бухарина на XIV съезде.
"Мы, -- говорил он, -- не погибнем из-за нашей технической отсталости,
мы будем строить социализм даже на
нашей нищенской базе, мы будем плестись черепашьим шагом, а все-таки
социализм построим. По этому поводу у нас и разгорелся спор на одном
заседании Политбюро примерно ко времени XIV партийной конференции. Каменев и
Зиновьев защищали ту позицию, что мы не сможем построить до конца социализм
из-за нашей отсталости. Мы оспаривали со всей страстностью, что должны
погибнуть из-за этой отсталости"1.
На это позднее Троцкий и его единомышленники (среди которых стали
Зиновьев и Каменев) отвечали, что социализм в СССР, идя черепашьими шагами,
никогда построить нельзя, так как пока не свергнут капитализм в Европе, он
теми или иными способами, в особенности своим контролем мирового рынка, от
которого всецело зависит СССР, в нем задушит и разложит социализм. Отрицая
возможность без мировой революции построения социализма в одной стране,
троцкисты (Пятаков, Преображенский) уже в 1925 г. начали изменять свою
концепцию исключительно важным дополнением: если допустить, говорили они,
что возможно построение социализма в одной стране, то для этого нужны не
черепашьи шаги, нужно итти с максимальной быстротой, форсируя темпы
строительства, напрягая все силы страны, стремясь "в минимальный срок
нагнать, а затем и превзойти уровень индустриального развития передовых
капиталистических стран". Так гласит решение XV конференции, происходившей
26 октября -- 3 ноября 1926 г. Оно сделано уже под прямым влиянием
троцкистской идеологии и могло быть принято потому, что доктрина правого
коммунизма уже теряла влияние.
Правые коммунисты в 1925 г. относились не только с недоверием, но с
явной враждебностью к "форсированию темпов", так как, по их мнению, этот
метод, уже примененный во время военного коммунизма, привел страну к
катастрофическому положению, из которого пришлось выходить с помощью НЭПа.
Отрицание правыми коммунистами болезненных для страны "ускоренных темпов",
приемов строительства революционными методами свидетельствовало о
1. Четырнадцатый съезд, стр. 135-136.
том, что в их психологии произошла очень большая перемена. Они
пропитались "реформизмом". Правые коммунисты все время напоминали, что нужно
следовать за последним заветом Ленина -- "двигаться вперед неизмеримо,
бесконечно медленнее, чем мы мечтали"2, "перестать нервничать,
кричать, суетиться"3, твердо усвоить, что теперь нужны не
"революционные приемы", а "действия реформистские" и "реформистский подход"
к вопросу о строительстве социализма4.
Кого мы имеем в виду, говоря о правых коммунистах как создателях
доктрины правого коммунизма? Конечно, это Бухарин. Из его заявления на XIV
съезде мы знаем, что ему принадлежат важнейшие части решений XIV
конференции, свидетельствующей о торжестве идей правых коммунистов. Для
всех, кто встал под троцкистское, а позднее под сталинское знамя, Бухарин --
одиозная фигура. На XIV съезде партии Зиновьев говорил:
"Бухарин хочет навязать партии свою точку зрения. Долг всех нас сказать
-- нет. Вокруг Бухарина теперь создается целая школа, пытающаяся затушевать
действительность и отступить от классовой точки зрения"5.
О том, что около Бухарина создалась особая "школа" (мы называем эту
"школу" доктриной правого коммунизма), на том же XIV съезде говорил и
Каменев:
"Складывающаяся в партии теория, школа, линия Бухарина, не находившая
до сих пор и не находящая теперь достаточно отпора -- гибельна для партии.
Молодежь, которая оформляется в школе Бухарина, представляла бы для нас
величину мало интересную, если бы эта молодежь не получила фактически
монополию на политически-литературное представительство партии, если бы
фактически в руках этой школы не находилась вся наша печать и все
политико-просветительные работы"6.
Ленина. Сочинения т. 34, стр. 243.
Там же, стр. 255.
Там же, стр. 86 и 87.
Четырнадцатый съезд, стр 109.
Там же, стр 254.
Каменев был прав: около Бухарина, проникаясь доктриною правого
коммунизма, тогда сложилась целая группа молодых "красных профессоров": это
Марецкий, Стэн, Стецкий, Слепков, Астров, Гольденберг, Зайцев. Статьи и
брошюры некоторых из них, особенно Марецкого, весьма удачно разъясняли и
пропагандировали идеи правого коммунизма.
Рыков -- другая виднейшая фигура среди правых коммунистов. Частичку их
доктрины он ясно представил в своем докладе о кооперации на XIV конференции.
Он несомненно преуменьшал свое значение, заявив, что "моя роль в
кооперативной комиссии заключалась в том, чтобы собрать опыт мест и провести
практические директивы в соответствии с общей политикой партии". Рыков был
не только простым собирателем этого опыта. В освещение его он вносил и нечто
свое, и оно было ценно, ум этого человека был трезвый, и у него было большое
практическое знание экономических вопросов, приобретенное им сначала в
качестве помощника Ленина на посту председателя Совета Народных Комиссаров,
и после ухода Ленина заменившего его на этом посту. Есть основание
утверждать, что идею построения социализма в одной стране он воспринял
раньше других и раньше Бухарина, но оба быстро сошлись в том, что строить
социализм в России будет очень трудно и в этом направлении быть может долго
придется идти "черепашьим шагом". Своим знакомым Рыков часто говорил, что
после поражения Германской революции он отчетливо понял, что вера в
революционный фейерверк в Европе должна быть оставлена, и что более, чем
когда-либо, нужно проникнуться и руководствоваться следующими указаниями
Ленина:
"Нужно перестать писать "революцию" с большой буквы, возводить
революцию в нечто почти божественное, терять голову, терять способность
самым хладнокровным, самым трезвым образом соображать, взвешивать,
проверять, в какой момент, при каких обстоятельствах, в какой области
действия надо уметь действовать по-революционному и в какой момент, при
каких обстоятельствах, в какой области действия надо уметь перейти к
действию реформистскому".
Эти слова находятся в статье Ленина "О значении золота", написанной им
еще в ноябре 1921 г. В важности это-
го указания Бухарин полностью сходился с Рыковым. На XIV съезде партии,
назвав приведенную цитату "великолепной", Бухарин, опираясь на нее,
обосновывал переход с революционного метода на "мирно-организованный
характер работы"7. Третьей выдающейся фигурою правого коммунизма
был Ф. Дзержинский, хотя отнесение его в эту рубрику должно казаться
огромной несообразностью очень многим, видящим в Дзержинском лишь грозного
шефа ГПУ. Но Дзержинский с февраля 1924 г. по июнь 1926 г. был председателем
ВСНХ и на этом посту сказался руководителем индустрии, осуществляющим ее
развитие с самым трезвым отношением к имеющимся в стране ресурсам, с
бережным и внимательным отношением к нуждам сельского хозяйства, врагом
"форсированных темпов" и всяких тяжелых обложений населения. О Дзержинском
придется говорить еще в дальнейшем, сейчас только напомним, что он умер от
разрыва сердца в июне 1926 г. после речи, произнесенной им на пленуме ЦК
против троцкиста Пятакова, своего помощника в ВСНХ, и против Каменева, уже
перешедшего на точку зрения левой троцкистской оппозиции. Полезно указать,
что исчезновение Дзержинского и замену его Куйбышевым немедленно
почувствовали все кадры, составляющие ВСНХ. Со смертью Дзержинского доктрина
правого коммунизма оказывалась уже не ко двору, и стала замещаться другой,
пропитанной иным духом.
К трем только что указанным, всем известным, главным фигурам правого
коммунизма нужно отнести еще четвертую. В большой истории коммунизма на нее
не обращено никакого внимания, хотя тем, кто жил в СССР в то время и
прикасался к происходящему за кулисами, известна большая роль этого лица в
выработке доктрины правого коммунизма именно в области его отношения к
крестьянству и сельскому хозяйству. Мы имеем в виду народного комиссара
земледелия А. П. Смирнова. Его не следует смешивать с троцкистом
И. Н. Смирновым, ни с представителем группы демократического
централизма В. М. Смирновым, занимавшим одно время пост наркома земледелия.
Вечно на всех злобствую-
7. Четырнадцатый съезд, стр. 150-151.
щий Ю. Ларин с насмешкой говорил, что А. П. Смирнов создал свою ложную
"теорию о зажиточном крестьянстве, чуждом эксплуататорских моментов".
Смирнов действительно приложил много усилий, пытаясь укрепить в партии
правильный взгляд на зажиточного трудового крестьянина. По его убеждению,
только такой вид зажиточного мелкого буржуа и может принять при развитии
сельского хозяйства "середняк", крестьянин, объявленный Лениным "центральной
фигурой" сельского хозяйства. Мысли, развиваемые Смирновым еще в 1924 г.,
предвосхищали многое из того, что потом говорили Бухарин и Рыков. Его вклад
в доктрину правого коммунизма нужно признать бесспорным8. В число
сторонников этой доктрины, но с значительно меньшим значением в ее
разработке нужно отнести члена Политбюро Томского, Цурюпу, большого
помощника Ленина при проведении политики НЭПа, и Калинина, бывшего, особенно
в первую половину 1925 г., под влиянием Рыкова, Бухарина и Смирнова, очень
ревностным защитником идей правого коммунизма. Было бы упущением, если бы мы
не указали, что весь 1925 г. в хвосте правых коммунистов (это мы покажем на
следующих страницах) шел генеральный секретарь партии Сталин и всегда, как
тень, за ним идущий его помощник -- Молотов (с декабря 1926 г. ставший
членом Политбюро). Доктрина правого коммунизма, признанная партией на XIV
конференции, была тогда действительно господствующей. Ни Сталин, ни Молотов
никаких своих конструктивных взглядов и предложений не имели, а лишь с
вариациями, чаще всего неудачными, повторяли то, что говорили Бухарин и
Рыков. Каменев был близок к истине, когда заявил, что "тов. Сталин целиком
попал в плен той неправильной политической линии, творцом и подлинным
представителем которой является Бухарин"9.
Крайне любопытна защита Калининым Смирнова от нападок на
последнего в статье в "Правде" от 8 апреля 1925 г. Калинин это сделал в
речи на московском губернском съезде Советов (см. Известия, 15 апреля
1925 г.).
Четырнадцатый съезд, стр. 254.
* * *
Правые коммунисты пробовали дать и давали ответ на целый ряд крайне
важных вопросов. Сумма таких ответов, как уже сказано, далеко не
систематизирована, и все-таки ясно определяет, в какую сторону направлялись
их взгляды, слагая то, что мы называем доктриной правого коммунизма. Но для
определения ее нужна обязательно откинуть обволакивающий ее густой туман
ходовых, вечно находящихся на языке партии коммунистических формул. Доктрина
правого коммунизма вроде ореха. Чтобы дойти до ее ядра, нужно скинуть с нее
скорлупу.
Построение социализма в одной стране вызывало необходимость не только
восстановить разрушенное хозяйство, но и значительно его расширить, так как
прежняя довоенная хозяйственная база была узка и слаба и на ней нельзя было
воздвигнуть здание социализма. Если восстановление хозяйства требует
средств, капитальных вложений, его расширение требует их еще больше. Откуда
взять эти средства, зная, что нельзя рассчитывать на их получение из-за
границы? Правый коммунизм отвечает на это: необходимые средства должны и
могут быть привнесены процессом накопления, созданием прибавочной ценности
(прибавочного продукта) внутри хозяйства СССР. Термин накопление, как увидим
дальше, постоянный элемент в речах и статьях правых коммунистов. Партия
целиком его усваивает, но -- это можно легко проследить -- характер искомого
накопления изменяется в зависимости от изменения политической атмосферы и
постепенного падения влияния правых коммунистов. О процессе накопления Ленин
и его эпигоны знали из первого тома "Капитала" Маркса, знали лишь то, что
накопляющийся капитал создается всякого рода эксплуатацией рабочего. И можно
почти с уверенностью сказать, что всякий раз, когда у марксиста вставал
вопрос о накоплении, немедленно вставала в памяти знаменитая картина
жестокого первоначального капиталистического накопления, изображенная
Марксом в главе двадцать четвертой тома I его "Капитала". Эта картина до
такой степени заполнила мозг иных коммунистов, приобретая для них характер
универсального во все времена действующего закона, что Е. Преображенский в
статье, появившейся в 1923 г. в восьмой книге "Вестника
коммунистической академии" стал доказывать, будто накопление, необходимое
для строительства хозяйственной базы социализма в СССР, может и должно быть
создано лишь методом первоначального капиталистического накопления.
Преображенский различал два рода могущих быть в СССР накоплений. Одно -- это
"социалистическое накопление, присоединяющее к функционирующим средствам
прибавочный продукт, создаваемый внутри социалистического хозяйства". Другой
род накопления, который он называет "первоначальным социалистическим
накоплением", черпает свои средства "вне комплекса государственного
хозяйства", выгребая их разными способами из деревни. Именно этот вид
накопления с явной эксплуатацией мелких производителей Преображенский и
считает необходимым для начального построения социализма10. Что
такова его мысль -- в том нет сомнения. Вот что он пишет:
"Такие страны, как СССР, должны пройти период первоначального
накопления, очень щедро черпая из источников досоциалистических форм
хозяйства. Задачи социалистического государства не в том, чтобы брать с
мелкобуржуазных производителей меньше, чем брал капитализм, а в том, чтобы
брать еще больше... Чем более экономически отсталой, мелкобуржуазной,
крестьянской является та или иная страна, переходящая к социалистической
организации производства, чем менее то наследство, которое получает в фонд
своего социалистического накопления пролетариат данной страны в момент
социальной революции, тем относительно больше социалистическое накопление
будет вынуждено опираться на части прибавочного продукта досоциалистических
форм хозяйства. Мысль, что социалистическое хозяйство может развиваться
само, не трогая ресурсов мелкобуржуазного, в том числе крестьянского
хозяйства, является несомненно реакционной мелкобуржуазной утопией".
10. Статья Преображенского, написанная в 1923 г., была позднее
дополнена статьей "Закон ценности в советском хозяйстве" и составляла книгу
"Новая экономика", изданную в 1926 г. "Коммунистической академией".
Возмущение, вызванное его теорией, привело его к некоторому смягчению
термина "эксплуатация".
Теория Преображенского, немедленно подхваченная Пятаковым и некоторыми
другими троцкистами, вне этого небольшого круга ни в 1923, ни в 1924 г.
внимания к себе не привлекала. Но когда в 1925 г. в связи с построением
социализма в одной стране был поставлен вопрос о необходимости для этого
накопления -- теория Преображенского, с циничной ясностью указывающая, как и
откуда оно может быть получено, не могла не стать предметом обсуждения.
Правые коммунисты -- это делает им честь -- отнеслись к взглядам
Преображенского с негодованием.
"Эта теория, -- говорил Рыков, -- возмутительна. Преображенский нас
убеждает, что социализм должен строиться методами первоначального
капиталистического накопления. Можно ли придумать большее, чтобы смертельно
скомпрометировать социализм? Нам трудно установить эквивалентность обмена
между городом и деревней, индустрией и сельским хозяйством. К нарушению этой
эквивалентности, к изъятиям доходов деревни нам неизбежно приходится
прибегать, но это не должно быть высасыванием до последней кровинки из
крестьянства, это не должно быть "пожиранием" деревни, о чем с такой
настойчивостью говорит Преображенский. У него деревня только дойная корова
для индустрии".
Очень резкую критику этой теории дал Бухарин в вышедшей в 1925 г.
брошюре "Новое откровение о советской экономике, или как можно погубить
рабочекрестьянский блок". Взгляды Преображенского Бухарин называл
"чудовищными", правильно указывая, что весь анализ Преображенского "построен
по аналогии с периодом первоначального накопления капитала". Чего хочет
Преображенский? -- спрашивает Бухарин и отвечает: он хочет, чтобы, делаясь
эксплуататором, "рабочий класс сидел верхом на мелких производителях".
Подобную критику теории Преображенского дали и молодые профессора из "школы
Бухарина" и с этой же теорией боролся в ВСНХ Дзержинский, выступая против
своего помощника Пятакова, в согласии с Преображенским желавшего получить
накопление с помощью самых невыгодных для крестьянства высоких цен
промышленности. Необходимо сказать, что в 1925 г. Сталин тоже отвергал
теорию Преображенского, заявляя, что она "не имеет ничего
общего с взглядами партии". Через четыре года теория Преображенского
была полностью и в еще более чудовищном виде усвоена Сталиным и сделана
основным законом генеральной линии партии. Накопление капитала,
строительство социализма в одной стране с помощью пятилетних планов Сталин
базировал на "дани" (это его слова), взимаемой жесточайшими мерами с
крестьянства. На это 9 февраля 1929 г. Бухарин, Рыков и Томский в
декларации, обращенной к Центральному Комитету, заявили, что провозглашенная
Сталиным линия "есть политика военно-феодальной эксплуатации крестьянства" и
категорически ими отвергается"11. Мы видим, что правые коммунисты
последовательно придерживались позиции, на которую они встали в 1925 г.,
негодованием отбросив теорию Преображенского. Они прекрасно знали, что без
накоплений, без инвестиций капитала, без капитальных затрат нельзя двинуть
развитие хозяйства, но они желали, чтобы накопление капитала не носило
характер беспощадной эксплуатации крестьянства и мелких производителей и не
приводило к тяжелому понижению уровня потребления всего населения. Взгляды
правых коммунистов в этой области, неоднократно излагаемые на протяжении
1925 г., в частности представлены в статье Марецкого в номере 18 журнала
"Большевик" (1926). Критикуя троцкистскую оппозицию, Марецкий писал:
"Линия, которой придерживается в своей промышленной политике партия,
состоит в том, чтобы планомерно и систематически развертывать и тяжелую, и
легкую промышленность, растущую долю средств обращать на производство
капитальных затрат, нужных для ускорения темпа индустриализации, но так,
чтобы при этом происходило необходимое расширение производства предметов
потребления.
И