Оцените этот текст:Не читал10987654321
СодержаниеFine HTMLPrinted versiontxt(Word,КПК)Lib.ru html
Андраш Тотис. Убей когда сможешь




     Пер. с венгерского. Воронкина Т.И. Физкультура и спорт. 1992
     OCR Халиман А.Т. FineReader 5.0

ГЛАВА ПЕРВАЯ
     Шел дождь. Лил бы он по крайней мере так,  чтобы можно было сказать: ну
и  хлещет! Лил бы дни, недели, образовал потоп, который стер бы с лица земли
этот грешный, нечестивый  город!  Хотя господь  бог и на сей  раз  наверняка
пощадил бы это полчище скотов...
     Но дождь не хлестал, не  лил,  а просто  моросил: постепенно  промокали
ботинки, носки, брюки, становились мокрыми волосы...
     --  "Полиции  следует  вмешаться.  Общество  должно  вступиться,  когда
бессовестные  и  безответственные  дельцы подвергают  опасности человеческую
жизнь, желая получить огромные барыши". Что ты на это скажешь?
     Буасси  отложил газету, сдвинул  очки  на кончик  носа и  уставился  на
Альбера.
     -- Ничего.
     -- Ну и весельчаки, -- сказал Буасси. -- Умора, да и только!
     С тех пор как  он  начал  пользоваться очками, его  манера разглядывать
людей раздражала  еще  больше, чем раньше.  Он  торжественно сдвигал очки на
нос, для удобства  слегка наклонял голову и  взирал  поверх  стекол,  словно
мудрый, старый профессор. Раньше  Альбер делал вид,  будто не  замечает, что
Буасси на него смотрит. Он терпеть не мог, когда на него пристально смотрят.
Выходил  из себя,  когда кто-то  дышал ему в затылок,  не  переваривал, если
приходилось беседовать, когда нет охоты.
     -- А все же? - настаивал Буасси.
     -- Да,  -- автоматически произнес  Альбер, про  себя гордо  перечисляя,
сколько всяких вещей и при каких обстоятельствах он не выносит.
     -- Надо же!  Не хватает еще нам  вмешиваться! Прокуратура или разрешит,
или нет. Разрешит -- их дело! Насильно туда никого не тащат.
     -- Да, -- ответил Альбер.
     --  И  вообще,  что  значит  опасно?  Жизнь  сама  по  себе  опасна.  И
автомобильные гонки опасны. И парашютный спорт опасен, и опасно...
     -- ...передвигаться  по  парижским  улицам,  сидеть в ресторане, делать
покупки в Лафайетте, быть полицейским.
     -- Вот именно, -- с воодушевлением подтвердил Бу-асси.
     Альбер смотрел в сторону двери. Там стоял Бришо в светло-сером костюме,
с папкой под мышкой. Круги под его глазами казались темнее обычного, на лице
резко выделялись морщины. Может, вечером у него  было рандеву,  и он не спал
всю ночь? А может, постигло фиаско?..
     Постояв  нерешительно  в середине  комнаты, Шарль  Бришо  приблизился к
своему прежнему письменному столу. Бросил на него папку, сел  на свое старое
место, откинулся, закурил.
     -- Как там? -- спросил Буасси.
     Бришо только отмахнулся.
     Уже несколько лет  они знали, что Бришо обязательно  повысят.  Он будет
заместителем  комиссара  Корентэна, потом  его  преемником, затем  префектом
полиции, министром внутренних дел... кто знает, может, и министром назначат.
Знать-то  они  знали,  да  вот представить себе  по-настоящему  не могли. Не
задумывались над тем, чем все это будет сопровождаться. Над тем, что за этим
назначением последует. Не полагали, что однажды их друг соберет свои вещи, с
задумчивым  видом  выкинет  множество всякой  дряни  из  письменного  стола,
остатки аккуратно  сложит в досье с  надписанными им наклейками и уйдет. И с
этого дня они будут видеть его все реже. Сначала он еще будет  ходить с ними
завтракать, потом у него не станет хватать на это времени, а позднее некогда
будет  присесть  и потолковать  со старыми  приятелями. Вскоре  сюда пришлют
нового человека, который займет его письменный стол,'и этим все'закончится.
     По  календарю  была  как  будто  весна.  Люди послушно  сбросили теплые
пальто,  истопники  прекратили  работу,  но дождь  за окном  становился  все
холоднее.  А  в   помещении  царило  приятное   тепло.  Здание,  правда,  не
отапливалось,  но новая  дама  сердца Буасси презентовала  ему электрокамин,
эдакую  симпатичную   штуковину  с   вентилятором,  которую  Буасси  удалось
протащить сюда  в  портфеле  контрабандой.  Новая  дама?..  За  два  года ей
посчастливилось вытеснить всех остальных, и теперь уже не было сомнений, что
рано или поздно Буасси на ней женится -- это было так  же несомненно,  как и
назначение  Бришо. Бог  знает,  как  этой толстой стареющей женщине  удалось
взять верх в сердце Буасси над прочими стареющими  толстухами. Может, именно
тем, что послала электрокамин,  когда было холодно. И кофе,  чтобы ее дружку
не  приходилось пить бурду,  и вкусные домашние сандвичи,  чтобы  не  тратил
деньги на всякую гадость.
     -- Ну, а твое какое мнение? -- Теперь Буасси обратился к Шарлю Бришо --
немного более уважительным тоном, чем несколько недель назад.
     --  К  шефу приходил  один  субъект  и  сделал  заявление. --  Шарль  с
удовольствием отметил, что даже Альбер прислушался. -- О подстрекательстве к
убийству.
     -- И шеф его не вытурил?
     -- С ним было четверо журналистов. А тот  тип -- адвокат и представляет
какую-то группировку, которая требует запретить проведение матчей.
     -- На каком основании? -- вознегодовал  Буасси и выпрямился. -- Кому не
нравится, пусть не ходит. Немного развлечься и то нельзя -- сразу завидовать
начинают!
     -- Хорош адвокат, если не знает, что шеф  ничего не может сделать, -- с
удовлетворением  заметил Альбер.  Он любил  указывать на людские  промахи, в
особенности если эти промахи делали адвокаты.
     --   Тертый  калач,  --  ответил  Бришо.  --   Выкопал  какой-то  закон
стопятидесятилетней давности о запрещении дуэлей.
     -- Но ведь это не дуэль!
     -- Дуэль то, что ею называют.
     Шарль потянулся за стаканом в ящик, Буасси  привычным движением вытащил
термос.  Они  всегда  вместе  пили  сваренный  толстухой кофе  и поедали  ее
сандвичи, а потом  шли  в кафе напротив  Главного управления, чтобы есть там
гадость и пить бурду. Альбер грустно смотрел на них.
     --  Но субъект приходил не ради этого, -- продолжал Бришо как ни  в чем
не бывало. -- Сказал, что явился с заявлением. Мы его вежливо выпроводили, а
теперь,  если  на тех чертовых соревнованиях  кто-нибудь в самом деле умрет,
все шишки повалятся на наши головы.
     --  Думаешь,  кто-нибудь  действительно  помрет?  --  Буасси  копался в
письменном столе в поисках запасного стакана.

     -- Удивлюсь, если этого не случится.
     --  Черт  побери!  -- Буасси,  как и  оба его  приятеля, с  отвращением
уставился на стакан, который он выудил.  Остальные тоже. К его  дну прилипла
темная,  застывшая кофейная гуща, стенки стакана были серыми  от многолетней
откладывавшейся грязи, а края покрывала темно-зеленая плесень. --  И вообще,
подумаешь,  велика  беда, если кто-нибудь помрет! -- Буасси  повысил  голос,
словно собирался  убедить тысячную аудиторию в  большом зале. -- Кто на  это
идет, рискует. Помирают  и  во время  автомобильных  гонок.  Их же никто  не
запрещает! --  Он отбросил  стакан  и  обратился  к Бришо: -- Хочешь немного
кофе?
     -- Сказать  тебе, в чем разница? Скажу. -- Альбер тоже разгорячился. --
Если  кто-то   погибнет  в  автомобильных  гонках,  это  несчастный  случай.
Трагедия,  хотя  ее и  смакуют. Но  на соревнования по кетчу ходят для того,
чтобы посмотреть, как  люди убивают  друг  друга. Это  вроде современных игр
гладиаторов.
     Бришо встал.
     --  Поработай и  ты немного, --  сказал он и перебросил Альберу  досье,
которое  принес  с  собой. Досье  тонкое, значит,  преступление  свежее.  --
Произошло это ночью, точнее, на рассвете. Парню перерезали горло.
     -- Надеюсь, что фотографий нет, -- с отвращением произнес Альбер.
     Шарль словно и не слышал. А может,, в самом деле не слышал. Две недели,
прошедшие после его повышения, уже развили в нем выборочный слух.
     --  В переулке вблизи  площади  Пигаль.  До  этого  он заходил  в  одно
увеселительное заведение. В "Рэнди Кок". Знаешь?
     -- Я там завсегдатай.
     -- "Резвый самец", -- задумчиво перевел Буасси.  Английского он не знал
и  свой  словарный запас черпал,  вероятно, из порнографических фильмов.  --
Наверно, веселое маленькое заведеньице.
     -- Не очень веселое,  но  действительно маленькое,  -- сообщил  Шарль в
манере  их  шефа комиссара Корен-тэна. -- Пять-шесть столиков, стойка  бара,
небольшая  сцена, под  потолком телевизор.  Несколько стареющих  танцовщиц и
стакан бесплатной выпивки на входной билет.
     -- Чего вы  от меня хотите? -- оскорбленно спросил Альбер. --  Парень с
кем-то поссорился, а тот перерезал
     ему глотку. Все! Нам такое же дело  до этого, как до вашего садистского
соревнования. Полицейские из  окружного участка там побывали, расспросили^ с
кем этот тип  поссорился, а  потом заберут кого следует, как обычно. И все в
порядке.
     Бришо глядел  на него со злорадством.  Иногда  его бесило, когда Альбер
старался спихнуть с себя работу.  Но не сейчас. Сейчас ворчание Альбера было
такой же неотъемлемой частью уютной атмосферы,  как тихо мурлыкающий камин с
вентилятором, Моросящий за окнами дождь и спортивная газета на столе Буасси.
     -- Шеф просил передать, чтобы ты посмотрел материал.
     Альбер  потянулся  к досье. Взял  его двумя  пальцами,  словно подавляя
брезгливость. Он видел ехидную улыбку на лице Шарля, чувствовал, как  Буасси
дышит ему прямо  в затылок. Альбер раскрыл  досье  и уставился на лежавшую в
нем фотографию.
     II
     Грубое, потасканное мужское лицо. Словно за сорок с лишним лет жизни по
нему прошелся дорожный каток,  обладателя его били по голове железным прутом
и  кастетом,  и  он  дрался со  всяческой  сволочью,  то побеждая,  то терпя
поражение, вероятно,  за исключением дорожного  катка,  -- так оно  и  было.
Короткие  курчавые волосы, широкий, плоский нос -- большая голова, казалось,
срослась  с   плечами.  Создавалось  впечатление,   будто   удары  от   него
отскакивали, палки  о  него  ломались, ножи зазубривались. Возможно,  --  за
исключением ножей, -- так оно и происходило. Он был здоровенным  человеком в
два метра  четыре сантиметра ростом, весом в  сто сорок  килограммов, и  кто
читал  газеты,  знал,  что  его сто  сорок  килограммов  сплошь  состоят  из
мускулов. На фотографии  в досье человек  с  перерезанным горлом был одет  в
спортивную  куртку  с капюшоном  и  некогда  голубую рубашку.  Он  лежал  на
проезжей части улицы, головой к краю тротуара. Рот  у мужчины широко открыт,
словно он хотел закричать, но выражение лица скорее гневное,  чем испуганное
или страдающее.
     Альбер старался  не  смотреть на зияющую на шее  рану.  За долгие  годы
работы в полиции он так и не сумел к этому привыкнуть. Изменилось, вероятно,
лишь одно: теперь он уже мог отводить взгляд от ран, а в свое время,
     застыв, пялился на  них, борясь  с подступающей тошнотой --  да что там
борясь!..
     -- Ничего себе! Красивый ему  второй ротик сделали,  -- произнес Буасси
чуть  ли  не с удовлетворением. Он умел ценить хорошую работу. Буасси ничего
не  боялся и  ни  к чему не испытывал отвращения, пока дело не  касалось его
собственной персоны.
     Альбер вспомнил фотографию этого мужчины, которую видел в последний раз
не  так давно  -- в метро,  по  дороге на  работу. Там  он  был изображен  в
борцовском костюме, стоял, слегка наклонившись вперед с протянутыми  руками.
Снимали его снизу, и он  казался  непобедимым  исполином. За  ним  виднелись
размытые трибуны арены с пятнами вместо лиц, ослепительный, свет прожекторов
делал стоящую фигуру мрачной. Хорошая была афиша. "Кто устоит против меня?!"
-- гласила надпись,  и у  всякого, кто ни  взглянет на нее, тотчас пропадала
охота драться,  однако сразу  же возникало желание посмотреть, кто осмелится
выступить против такой туши и чего он добьется.
     -- Хм, -- произнес Альбер.
     --  Ты  все еще думаешь, что  достаточно сходить  в тот  бар  и забрать
преступника? -- спросил Бришо. Добрый старый Бришо.
     -- Это тот самый вольник* с афиши, -- сказал вдруг Буасси.
     Бришо потрепал Альбера по плечу.
     -- Я должен вернуться к себе. Зайди, если что.
     III
     Этот мужчина  ростом  тоже  был метра  в  два,  и вес  его  значительно
превышал сто килограммов.  Он  был мускулистым, но не из культуристов, а  из
тех лишь на вид растолстевших, ленивых и  неуклюжих людей, с которыми весьма
охотно  сравнивают  себя  действительно   разжиревшие,   ленивые,  неуклюжие
субъекты. Был он почти совсем  лысым, только на макушке рос длинный, редкий,
похожий на плеть хмеля клок волос, который он пытался намотать вокруг головы
словно тюрбан. Светло-серый летний костюм сидел  на нем,  словно смокинг  на
цирковой дрессированной горилле. Был ему к лицу.
     Последний раз Альбер видел его по телевизору не-
     сколько  дней назад. Тогда  он  был в борцовском костюме,  а  на заднем
плане  сильные,  мускулистые  мужчины тренировали броски,  подкидывая других
мускулистых мужчин без всякого видимого напряжения.
     В  углу  кто-то чуть  ли  не со скукой пинал ногой мешок  с песком. Два
пинка левой ногой, один правой. Пауза. Два левой, один правой. Пауза.
     Жиле   возглавлял  борьбу   за  запрещение  властями   чемпионата  "Все
дозволено".  Того  самого состязания  по  кетчу,  с  афиши  которого  убитый
Фанфарон призывал любого с ним сразиться.
     Сделав два звонка по телефону, Альбер узнал номер Жиле, позвонил третий
раз,  выяснил, что гигант находится дома  и готов их принять. Таким образом,
меньше чем . через полчаса сыщики были на шестом этаже дома на улице Дюнкерк
и Пытались чувствовать себя  взрослыми. Это  было затруднительно.  Казалось,
будто  мастер  трюков Спилберг перебросил  их в страну великанов. Квартира в
добрых сто  двадцать квадратных  метров  находилась  на  последнем  этаже, и
владелец соединил  ее  с  чердачным  помещением. Если когда-то здесь и  были
комнаты,  следов  их  не  осталось,  квартира  представляла  одно  громадное
помещение. Единственная дверь вела, очевидно, в туалет.  Она была  выкрашена
коричневой краской. Коричневыми были  балки, перекрытия  вверху, коричневыми
--  огромные  кожаные  кресла,  в  которых  Альбер  и  Буасси  ощущали  себя
потерянными, коричневой была стойка бара, за которой хлопотал Жиле.
     Здесь царил  торжественный  полумрак, словно  в  английском клубе,  где
забыли  включить электричество.  Откуда-то сверху  узкими, тонкими полосками
просачивался свет. Афиши и анонсы Жиле, казалось, колыхались в этом свете.
     -- Убили, значит...
     То, что голос этого гиганта не был  глубоким, сотрясающим небеса басом,
действовало как-то успокаивающе. Он покачал головой, словно не понимая,  как
можно  себе  такое  позволить. Жиле  стоял спиной, лица его они не видели, а
широкая спина скрывала от них, что он там в миксере намешивает.
     -- Давно вы его знаете? -- спросил Альбер.
     -- Давно ли? -- переспросил  Жиле. -- Лет десять, пятнадцать. Разве это
важно?
     -- В каких вы были отношениях?
     Им хотелось, чтобы он наконец повернулся. Хотелось видеть его лицо в те
долгие секунды, когда, он раздумывал над вопросами.
     -- Мы были коллегами. Как вы.
     Но. Собственно говоря, Буасси  был  шофером.  Бог знает, какими  путями
попал он в отдел по расследованию убийств, где наконец прижился и чувствовал
себя превосходно. На бумаге он  тоже числился сыщиком, однако у него хватало
ума  лишь  изредка вмешиваться  в следствие  и  погружаться  в  оскорбленное
молчание, когда его ставили на место. Но машину он  водил как моторизованный
бог,  и  часто ему достаточно было  лишь  приподнять свою  похожую на лопату
руку, чтобы наступила тишина.
     Жиле  наконец к ним  повернулся.  Широкий  нос  картошкой  цвел на  его
красноватом лице. В руках он держал поднос с каким-то странным, напоминающим
гипсовый раствор напитком.
     -- "Любимый напиток чемпиона", -- гордо произнес
     гигант.
     -- Да? -- Альбер часто встречался с рекламой этого повышающего кондицию
напитка  и  каждый  раз  решал  обязательно  его  попробовать.  К сожалению,
продавали  его только  в  специальных  магазинах и имеющих на  то разрешение
клубах, где занимались повышением кондиции. В самом ли деле  -- к сожалению?
Напиток и  на вкус  напоминал  гипсовый  раствор.  Альбер вспомнил о рекламе
напитка, на которой парни  со  вздувшимися мускулами и девушки с прекрасными
фигурами пили эту гадость с огромным удовольствием.
     -- Витамины, белковые концентраты  -- секретный  рецепт фирмы, -- гордо
произнес Жиле, словно сам  изобрел этот коктейль. -- Для  вкуса я добавляю в
него авокадо. Ну, каков?
     --  Хорош,  --  хором заявили  полицейские. Альбер  с  задумчивым лицом
поставил стакан и вынул из кармана блокнот.
     -- Как его убили? -- неожиданно спросил Жиле.
     На афишах  он  фигурировал под кличкой "Палач", и, когда  на  мгновенье
взгляд его помрачнел, оба полицейских поняли, почему он ее получил.
     -- Ему перерезали горло.
     -- А кто? Альбер оторопел.
     -- Да вот... мы думали... может, вы нам поможете.
     -- Я? -- На лице гиганта отразилось удивление. --

     

     Как же я могу помочь? Я даже не знаю, где это случилось и когда.
     -- На улице, у бара "Рэнди кок". -Ночью.
     -- Весьма  сожалею. -- Жиле сделал глоток коктейля,  словно подтверждая
этим свои слова. -- Я в такие заведения не хожу.
     --  Мы не  это  имели в  виду.  Но вокруг  состязаний разгорелись такие
страсти... -- Конец фразы словно растворился в воздухе.
     --  Думаете,  кто-то  из  нас? --  Жиле  поставил  стакан  и  осторожно
приподнялся  со  стула,  Альбер последовал  его  примеру. --  Исключено,  --
продолжал "Палач", а Альбер снова  опустился в кресло. -- Если б я захотел с
кем-нибудь рассчитаться, я сделал бы это голыми руками. А вот нож, бритва...
знаете, кто за них хватается?
     Альбер думал, что знает. Он двадцать лет служит полицейским в Париже.
     -- Преступники, хилые сутенеры, -- сообщил им свое мнение Жиле.
     -- Однажды  я... -- горячо начал  Буасси, однако  под  взглядом Альбера
осекся.
     -- Но  Фанфарон был таким же сильным, как вы.  Может,  еще сильнее.  Вы
осмелились бы принять его вызов?
     Жиле встал и направился к стойке бара. То ли он хотел еще выпить, то ли
не желал, чтобы  они увидели его взгляд. Ясно было одно: стаканы полицейских
еще полны.
     -- Все. об  этом  спрашивают,  --  сказал  он после небольшой паузы. --
Журналисты. Мои знакомые.  Официанты в ресторанах,  незнакомцы  на улицах. А
теперь  еще полицейские. Некоторые говорят,  что  я трус,  поэтому протестую
против кетча. Одна журналистка  назвала меня гуманистом. Нет! Это  не так. Я
не  трус  и  не гуманист.  В любое  время мог  бы померяться силами  с  этим
хвастливым малым. Вы спросите, но тогда почему же я не желал этого делать?
     Альбер действительно спросил бы, если б осмелился перебить.
     -- Видите ли, мы обычно об этом не говорим, хотя все знают. На арене мы
ведем не настоящую борьбу,  а даем представление. Понимаете?  Представление.
-- Он говорил  медленно,  раздельно, чуть  ли не по слогам,  будто  объяснял
что-то недоразвитым детям.  Махнув рукой, немного спокойнее продолжал. -- Мы
не спортсмены, а актеры.

     Думаю,  разница  понятна.  Это моя  профессия,  понимаете, мое ремесло,
которое  я люблю. -- Он снова вошел в раж и, как оратор на трибуне, бичующий
грехи  человечества, возвышался за стойкой бара. -- А теперь скажу  вам, что
нужно публике. Слушайте внимательно,  это весьма поучительно. Зрителям нужна
кровь.  Разгул страстей,  скандал. У нас они это получают. Они знают, что их
обманывают,  однако  делают  вид, будто  не  замечают. А  сказать  вам,  что
произойдет,  когда явится  такой скот и организует состязание, гда  на самом
деле друг друга убивают?
     Полицейские  переглянулись.  К  счастью, им  не  нужно было отвечать на
вопрос. Жиле сам подавал себе мячи, которые мог красиво погасить.
     --  Я  вам  скажу,  что  произойдет.  После  этого зрителю  потребуется
настоящая кровь, настоящее убийство!
     -- Быть может, не всем... может,  только... -- Буасси в  замешательстве
развел руки.
     Жиле не  дал ему собраться  с  мыслями,  сказать, что, мол, он, Буасси,
тоже  не  прочь сходить  на такое состязание, только  бы билет достать,  ему
страх  как любопытно посмотреть,  что они там  делают друг с другом на самом
деле, однако он не хочет, чтобы эти соревнования проводились всегда, ведь он
же не садист.  Жиле  его перебил. У него самого было что сказать, и он вовсе
не желал, чтобы его перебивали.
     Масса народу приходит на состязания по кетчу, публику они интересуют. А
потом люди либо жалеют, что пошли, либо нет, но любопытство у них пропадает.
Это как бой быков. Его  осуждают за жестокость, но все-таки, когда приезжают
в Испанию, стараются  не  пропустить. И речь совсем не о них, а  о  тех, кто
сейчас ходит на состязания по вольной борьбе.  Что будет, если они привыкнут
к  новой моде?  Нам либо  придется делать то же  самое,  либо искать  другую
профессию, потому чти не на что станет жить.
     -- Может, это все же не  понадобится потом  зрителям,  -- сказал Альбер
без особого убеждения. Жиле даже не услышал.
     -- Сейчас  публика  играет вместе с нами. Делает  вид, будто верит: то,
что  мы делаем, не понарошку,  а настоящее. Да что там -- делает вид! Верит!
Согласна   верить,   хотя,  если  бы  задумалась,  поняла  бы.  Но  она   не
задумывается.  Не  желает задумываться.  Но  когда  потом  пойдет  настоящая
борьба, она не сможет так поступать.
     Альбер слушал и молчал. Жиле выглядел так, словно

     ему  и  трех  разумных  фраз  не связать.  А тут -- на  тебе --  этакая
проповедь! Да, да, это настоящая проповедь,  Жиле несомненно не в первый раз
ее произносит, и  не в последний. Возможно даже, слова не его. Ему написали,
а он сыграл, как роль Палача в вольной борьбе.
     -- В конце концов и кетчистов не останется, -- сказал Буасси.
     -- Не думаю, --  возразил после минутного размышления  Жиле. -- Наберут
настоящих  борцов, боксеров,  каратистов, кунфуистов. Чем многообразнее, тем
лучше. Как в древности на играх гладиаторов. Зрители хотели видеть не только
обычные поединки, им было  еще любопытно, побьет  ли парень с мечом  того, у
которого  только сеть да острога,  или гладиатор с мечом и щитом --  двоих с
мечами,  но  без щитов. Вот вам интересно, кто победит в состязании: хороший
боксер или такой же хороший борец?
     -- Еще бы!  --  без колебаний ответил Альбер. Он уже не раз задумывался
над этим.
     -- Кто победит: боксер или каратист? Каратист или вольник? А?
     Спрашивать,  кто  победит,  не было смысла.  Жиле  несомненно назвал бы
вольника. А  они послушно бы согласились. Альбер давно выпустил нить допроса
из рук. Он никогда  не принадлежал к числу .полицейских, агрессивно  ведущих
допрос. Он просто беседовал, не  обижаясь  даже в  том случае, если из  него
делали чуть ли  не болвана. Всему верил, во всем давал  себя убедить. Это не
было   сознательной  тактикой,   но   себя  оправдывало.   Поначалу   Альбер
действительно  принимал  на веру  все, что  ему  говорили. Что подозреваемые
никогда на  месте преступления не были, что  в указанное время  находились у
друзей,  что  деньги  выиграли в карты,  что сделали это лишь  ради спасения
жизни  ребенка  --  деньги были  необходимы на операцию  и  тому подобное...
Позднее, через полчаса или час, он начинал сомневаться, продумывал про  себя
весь разговор, находил  в  нем  бреши, противоречия  в тех  фразах,  которые
никогда  не были  бы произнесены, если  бы  допрашиваемые  не  считали,  что
полицейского  легко  обмануть. Но обычно он все-таки не выпускал из рук нити
допроса. Однако с  Жиле  у него это  не получалось, и он точно  знал, почему
именно:  рядом  с этим гигантом он  чувствовал  себя ребенком. Рост  Альбера
добрых  сто восемьдесят сантиметров,  весит  он  восемьдесят килограммов,  и
килограммы эти состоят, главным образом,

     из  мускулов.  Правда, его  нельзя  назвать  здоровенным  или  очень уж
сильным. Он привык к  людям  выше  себя на голову и  тяжелее килограммов  на
двадцать-тридцать, рядом с ними он  ощущал себя в крайнем случае  слабым. Но
разве  случалось, чтобы он  доходил кому-нибудь до живота, чтобы кто-то  при
желании мог бы поднять  его, словно пушинку,  и даже отшлепать, положив себе
на колени? В последний раз он  оказался в таком положении в детстве, да и то
самом раннем, так как взрослел сравнительно быстро. А сейчас в сорок лет ему
пришлось  ощутить,  что  он смотрит  на  Жиле  с  такой же верой, с таким же
доверием, как  в  свое  время  на  взрослых.  Не смеет  перебить,  не  смеет
вымолвить,   что  все,  сказанное  Жиле,  лишь  подтверждает  их  подозрения
относительно того, что  Фанфарона -- этот символ  состязаний "Все дозволено"
-- убил кто-то из противников по соревнованиям. Кто-то,  видящий, как у него
отбирают из рук хлеб, губят его ремесло, его специальность.
     -- Теперь вы, быть может, поняли, почему  я против состязаний по кетчу,
-- на удивление тихо  произнес Жиле. -- Я никого  не  боюсь.  Выстою  против
любого.  Но  если  положение  обострится,  если  стрельбу  начнут  вести  не
холостыми патронами, рано или поздно я обязательно проиграю. Рано или поздно
все проигрывают.
     -- А другие об этом не думают?
     -- Люди вообще об этом не думают. А что, если текст ему никто не писал?
Жиле разумен. Но зачем он все это им говорит?
     --  Надеюсь, теперь вы поверите, что я не испугался  бы с голыми руками
пойти на Фанфарона, сойтись с ним лицом к лицу, -- продолжал Жиле. -- Думаю,
теперь  вы  понимаете, что  у  меня  не было  с  ним никаких  недоразумений.
Соревнования  не станут  отменять  из-за  его  смерти.  Если  это  послужило
причиной его убийства,  кто бы ни был человек, совершивший преступление,  он
ничего не достиг.
     . -- Да, -- ответил Альбер, в этот момент проникшись  уверенностью, что
Жиле прав. "Для чего ему убивать?. Какую пользу это принесет?"
     Он почувствовал облегчение, когда вышел из квартиры.
     Уже на  лестнице он  вновь  ощутил себя нормальным человеком,  а, когда
вышел на улицу, неприятное  чувство неловкости  и  какого-то трепета исчезло
окончательно. Машина их стояла довольно далеко, до нее пришлось идти пешком.
На тротуарах женщины в дождевиках делали

     покупки,  мужчины  толпились  возле какого-то  автомобиля,  несмотря на
моросящий дождь, они  были с непокрытыми головами, в расстегнутых спортивных
куртках. О  чем-то  спорили.  Альбер отвел взгляд,  спор его не интересовал.
Когда  они добрались  до  машины, у  него возникли первые сомнения.  "Почему
все-таки Жиле не смотрел  им в глаза, когда обдумывал ответы  на  задаваемые
вопросы". Он сел в  машину, пристегнул ремень безопасности и попытался найти
какое-нибудь приемлемое объяснение.  Может, ^Киле имел в виду,  что, окажись
Фанфарон лицом к лицу с  нападавшим,  он  сумел бы себя защитить? Пожалуй...
Буасси больше не выдержал молчания.
     -- Ну, что скажешь об этом фрукте? Интересно, какая у него женщина? Как
думаешь, а?
     --  Плоская, -- ответил Альбер и  задумался. В самом деле, какая у Жиле
женщина? А у Фанфарона?
     -- Он толкал тот же текст, -- с удовлетворением заметил Буасси.
     -- Что ты имеешь в виду?
     -- Ты не видел по телевидению? Позавчера по второй программе.
     Мог  бы знать, что Альбер не смотрит спортивные передачи. Мог бы знать,
но  не знает. Скоро десять лет, как Буасси просто' не в состоянии это понять
и каждый раз удивляется.
     -- А что он говорил?
     -- То же самое. Я же сказал тебе!
     Машин  на  улицах было  мало.  А ведь  день уже  клонился к вечеру,  но
автомобили словно  исчезли с  улиц Парижа. Будто людям неохота было выходить
из дому. В последнее время и у них работы поубавилось, вероятно, преступники
тоже  лучше чувствовали себя  в  четырех  стенах. Только ему, Альберу, такое
везенье! Вляпался в  подобное  дело!  Оба молча  сидели  в  машине.  Буасси,
наверное,  обижало молчание Альбера, никогда у него не поймешь. Или  он все.
еще размышлял над тем, какая женщина у  Жиле,  или вспоминал о старых добрых
временах, когда вместо ворчливого, неприятного сыщика возил на  своей машине
государственных  деятелей,  политиков. Альбер же  думал  о том, что  заберет
домой  досье Фанфарона, даже если это незаконно.  Он  не останется в  здании
Управления читать бумаги и обдумывать следующие шаги. Не останется там ни на
минуту дольше, чем требуется, пусть они оба хоть лопнут: и Бришо, и комиссар
Корентэн.

     Но ни тот, ни другой не лопнул.  И вообще он даже не встретился с ними,
так  как,  когда  сыщики  вернулись на  набережную  Орфевр,  комиссар и  его
заместитель уже удалились. Буасси даже не поднялся в контору, просто пересел
в собственную машину и отправился домой. Аль-бер бы не возражал, если бы тот
его  немного подвез,  но,пока он  решал,  стоит  ли просить  об этом, старый
"пе-жо"  Буасси  уже исчез. И не  доставил Альберу настоящего удовлетворения
тот факт, что задние подфарники машины Буасси не были исправны.
     Альбер поднялся в пустую контору, сел за свой стол. За два  кабинета от
него что-то  печатал  на  машинке дежурный, из более  отдаленного  помещения
слышался крик.  Альбер  -- будто  одно  из  полушарий  его  головного мозга,
занимающееся  профессиональными  делами,  жило  своей,  особой   жизнью,  --
одновременно раздумывал над тем, почему убили вольника, и над тем,- стоит ли
покупать  новую машину.  Старая  -- то ломалась,  то ее не заправляли, то ею
пользовалась  жена.  У  Альбера  не  было  оснований  предполагать,   что  с
появлением новой дело существенно изменится, но пока это не  отнимало у него
охоту  к  покупке. Доносившийся откуда-то крик утих, потом  послышался  шум,
топот ног, глухой стук от падения тела.
     "Что,  к  черту,  там происходит?" -- мелькнуло в голове Альбера.  Стук
пишущей машинки прервался, наверное, и дежурный подумал о том же, а может, у
него просто кончился лист бумаги. "У новой машины есть свои преимущества, --
вернулись в прежнюю  колею  мысли Альбера.  -- Убийца мог  застать Фанфарона
врасплох,  набросившись  со  спины, Жиле  прав. Начать с того, что  на новую
машину  дают  годовую гарантию,  а  под предлогом обкатки  несколько месяцев
можно ею пользоваться одному.  Фанфарон явно  не  рассчитывал на  нападение,
убийца оказался  позади него. Впрочем, высоко профессионального  драчуна  не
смутит то, что нападающий  находится  у него  за спиной.  Он мог ударить его
ногой, перебросить через-себя, несомненно, что-то сделать. Правда, для того,
чтобы  перерезать  кому-нибудь  глотку,  много  времени не  нужно.  Орудием,
вероятно,  была бритва  или  острый, как бритва,  нож, мачете,  ятаган... За
двадцать лет с чем только я не встречался... Схватить субчика, один рывок...
Но старую машину теперь мне удастся продать только за гроши. И, если истрачу
деньги на машину, что будет с пу-

     тешествием, которое мы с Мартой задумали. Он положил в нейлоновую сумку
досье  Фанфарона,  чтобы незаметно  вынести его из  конторы, и отправился  в
путь.
     Когда  голова  и  ботинки  его  начали  намокать,  когда  его  охватила
грустная, безнадежная атмосфера, царившая на станции метро, когда он услышал
несущиеся  из  подземного  перехода  звуки  аккордеона,  когда его  вторично
оттолкнули и ударили по колену продуктовой сумкой, его мысли снова вернулись
от убийства к покупке машины.
     Альбер жил в Сен-Дени,  в жилом  районе, где дома были трехэтажные. Они
располагались  в  черте  старого города  в  соответствии с  каким-то сложным
проектом.  Меж  ними  росла трава и находились  игровые  площадки. Это  было
какое-то смешение  жилого  района с  кварталом  коттеджей, но, к  сожалению,
преобладал первый. *
     Двухкомнатной квартире Альбера за  годы его  проживания в  ней довелось
пережить множество •  увлечений  ее владельца,  а  также попыток  Марты
приукрасить  их жилище. Альбер уже строил в ней газовый котел, сам  оклеивал
ее обоями, устраивал здесь фотомастерскую, лабораторию и  тренировочный зал;
задним  числом  трудно  решить, какое хобби  было хуже. Во времена  газового
котла Марта даже упаковала свои вещи, чтобы уехать от него; когда он занялся
оклейкой комнат, ему  повезло, ибо  к  тому времени, когда жена вернулась из
провинции, Альберу -- с помощью Буасси и Бришо -- удалось отчасти уничтожить
следы ужасного разгрома.  Дело в  том,  что когда-то, еще  в юности,  Альбер
поверил, будто любые знания можно приобрести, любому мастерству  научиться с
помощью книг, и многократный горький опыт не смог убедить его в противном.
     По книгам Альбер учился ремонтировать машину,  чинить радио, телевизор,
учился акупунктуре  и  акупрессуре, лечебному массажу, поднимающему  мужскую
потенцию  •(который  он еще не сумел испробовать на практике,  так  как
массировать нужно  было собственную спину), учился самообороне, культуризму,
учил китайский язык и медитацию-Дзэн. Все это было бы не страшно, если бы он
не жаждал употребить приобретенные на  практике познания. В начале  их брака
Марта со  снисходительной улыбкой  смотрела, как  Альбер  разбирает  машину,
ломает телевизор, заваливает химикатами ванную комнату.  Она  терпела, когда
мешок с песком  свешивался с крюка  на  потолке  в  одной из  комнат и когда
Альбер со своим другом Жаком тренировались в бросках и выкручивании
     рук.  Неприятности  начались  со  времен  газового  котла. Тогда  Марта
взбунтовалась, и с тех пор она уже не прежняя.
     -- Какие новости? -- спросила жена.
     -- Какие могут быть новости, --  ворчливо ответил  Альбер, уставший  от
часового пути.
     -- Что-нибудь случилось?
     --  Что могло случиться?  Убили одного борца,  меня  в  метро обчихали,
наступили  мне  на  ногу,  оторвали пуговицы,  нога ноет,  голова  болит,  я
голоден.
     -- Значит, все как обычно, -- успокоилась Марта.
     Альбер  зашел  в  комнату,  включил   телевизор.  На  фоне  сверкающего
разноцветными огнями заднего плана сидели двое мужчин с  крашеными волосами,
в  алых  пиджаках  и рассказывали всякие  забавные истории. Альбер приглушил
звук, засунул руку  под одну из декоративных подушек и вытащил оттуда книгу.
Лишь однажды он  оставил  ее  на столе и очень тогда пожалел. Прежде, чем он
сумел вымолвить хоть слово (сказать, что  получил ее  в подарок от Бришо или
что-то в этом роде),  Марта  набросилась  на  него как  тигрица. И  началась
ссора,  продолжавшаяся всю  ночь.  В  книге описывалась  силовая  тренировка
морских  пехотинцев для поднятия кондиции, и Марта боялась, что муж притащит
в  квартиру   деревянную  стенку,  канаты  и  прочее  столь  же  полезное  и
необходимое снаряжение.
     Альбер  встал  на стул и положил  морских пехотинцев  на  самую верхнюю
полку  книжного  шкафа  между руководствами по  йоге  и по стрельбе из лука.
Стрельба из лука! Господи! Он успел лишь купить складной лук и только-только
начал  разбирать его на составные  части... С той поры книга с верхней полки
не снималась.
     Из кухни послышались грохот, звяканье осколков, вызвавшие в нем чувство
удовлетворения. Кажется, что-то  разбилось! Значит, у  него есть  по меньшей
мере пять  спокойных минут. Он вынул из  кармана свою новую  покупку и  весь
отдался радости приобретения знаний.
     Девушка  получила четыре  удара ножом. Два  из  них  были смертельными.
Хорошее  соотношение, большинство преступников, орудующих  ножом,  не  может
похвастаться таким результатом. Один удар перерезал вену на  шее.  Это  было
чистой случайностью. Убийца все четыре раза пырнул ножом  в область желудка,
но, когда он ударял
     четвертый раз, жертва его  пошатнулась  и упала корпусом вперед. Второй
удар  пришелся  в сердце, но, как  знать,  возможно,  хороший хирург, попади
девушка в больницу, и попытался бы что-то предпринять.
     Когда  ее нашли, она лежала в  красном платье на  каменном  полу кухни,
словно куча тряпья. Тело было теплым, кровь еще не запеклась, но врач уже не
мог  ничем  помочь. У девушки  была  хорошая фигура, черные волосы до талии,
невыразительное, но умело накрашенное лицо. Ее нашла одна из подруг, которая
обычно водила к ней на  квартиру мужчин в те часы, когда девушка была занята
на работе -- с десяти вечера до четырех утра. Пока подруга вызывала полицию,
мужчина,  которого она с  собой привела,  куда-то исчез. Полицейская  машина
прибыла быстро, но служители власти уже мало чем могли помочь; даже зевак не
оказалось,  чтобы  их  разогнать.  Подругу  допросили,  причем каждое  слово
полицейских,  сам тон  задаваемых  вопросов, показывали, что подозревают они
ее: что ей здесь было нужно, зачем понадобилось прийти, где тот таинственный
мужчина, когда она вызвала полицию, что здесь передвигала, на что она вообще
живет, была ли у нее судимость...
     Затем  прибыли еще  полицейские, которые  целеустремленно  захлопотали,
засуетились, все это вызвало у  девушки чувство  доверия, так как напоминало
начало  смены на  заводе,  где  она раньше трудилась.  Ей  казалось, что эти
полицейские знают свое дело,  знают,  чего хотят,  и так  же быстро доставят
убийцу в полицию,  как слетает с конвейера изделие при хорошо организованной
работе. Двое -- один средних лет, когда-то вероятно красивый, другой в сером
костюме, молодой, с мешками под глазами -- вновь расспросили ее обо всем как
и  те, в форменной одежде, только чуть вежливее. Задавали и другие  вопросы.
Платит  ли она  за пользование комнатой? Кто  были  друзья убитой?  Был ли у
подруги  парень? Не  угрожали  ли  ей?  Водила  ли  она  тоже мужчин  в свою
квартиру?
     Потом все  это она  повторила новому  полицейскому,  курившему странные
ароматные сигареты и  утверждавшему, что работает в отделе по  расследованию
убийств. Девушка устала,  в голове у нее шумело. Краем глаза она видела, как
двое мужчин в халатах тащат на носилках черный пластиковый мешок. Теперь она
впервые   обрадовалась,  что  ее  допрашивают.  Мужчины,  бранясь,  пытались
развернуться с носилками в узкой передней. Когда этот полицейский тоже пошел
звонить по телефону, девушка
     догадалась, что вместо него прибудет  еще один  и  ей  заново  придется
рассказывать  всю историю.  (Ее  это  не смущало, только  хотелось  поскорее
убраться  отсюда.  Теперь она говорила автоматически, следить за беседой уже
не  приходилось).  Ей  было  любопытно,  каким  окажется   следующий  сыщик.
Наверняка будет еще более вежливым, чем предыдущий.
     Он  оказался  молодым,  красивым,  хорошо  одетым. То  есть  вблизи  он
выглядел не таким уж молодым, зато еще более симпатичным. Он  слушал рассказ
девушки, но, видимо, едва обращал на него внимание.
     Бришо не жалел  о том, что его потревожили. Корентэн будет  благодарен,
что вечер испортили не  ему... "Шарль,  вы  ведь все равно  холостяк..." Да,
если б мадам  Корентэн знала,  какими делами занимается ее муженек вечерами!
Но не это было существенно. Шарль наслаждался тем,  что заменял шефа.  Что у
него просят совета, что он  необходим, что люди  вскакивают  и козыряют ему,
когда, откидывая  назад  волосы, он  входит в  кабинет.  Вполуха  он  слушал
девушку и  между тем  раздумывал.  Определенно надо известить Альбера. Лучше
всего  сделать  это  немедленно, сейчас.  Нельзя,  чтобы  в  нем возобладали
эмоции. Корентэн сразу же потревожил бы Альбера.  Он, Бришо, тоже, если бы и
сейчас  оставался  его  коллегой,  а  не  шефом.  Альбер  как  будто  весьма
чувствителен к этому.
     --  ...и  тогда  я  вызвала  полицейских,  --  закончила  девушка.  Она
вопросительно глянула на Бришо.  У  нее были  большие глаза, и  даже излишек
косметики не портил ее.
     "Поговорю с Альбером завтра утром", -- подумал Шарль.
     --  Пойдемте, мадемуазель,  --  обратился он к девушке. -- После  таких
волнений вам не помешает глоток вина.
     VI
     Марта  усилила звук телевизора. Видимо, она не обратила  внимания ни на
виноватое лицо Альбера, ни  на  книгу, которую он держал в  руках. Вообще-то
Марта  была терпеливой  женщиной.  Она  переходила в  нападение  лишь  в тех
случаях,  когда чувствовала,  что со стороны мужа  сохранности  их  квартиры
вновь угрожает опасность.
     На   экране   телевизора   возле   окутанного  дымом   здания  метались
пригнувшиеся люди  с  автоматами. Альбер  из принципа не смотрел  на  экран,
только очень надеялся, что
     пожар происходит не  в Париже. Он живо помнил  о  том, как ему пришлось
преследовать  террористов среди стонущих раненых. Помнил и сестру одного  из
террористов, прекрасную Марианну...
     На  мгновенье  он  прикрыл" глаза,  затем открыл их, чтобы  новая книга
отогнала  воспоминания.  Прекрасная  книжечка.   Написал  ее  Джон  Вайсмэн,
называлась  она "Как  выжить  в  любом  месте  Земли".  Книжка  была  •
руководством  по   выживанию   для  САС  --  штурмовых   отрядов  английских
парашютистов. В  гЛазах  Альбера САС был окружен  сияющим нимбом.  Одетые  в
защитную  форму  молчаливые  мускулистые  мужчины, которым нипочем небольшая
перестрелка, которые знают, как надо ориентироваться в лесах, из коры какого
дерева сварить  чай и  из  какого  мха сделать  печенье,  если их сбросят  в
джунглях.   Альбер  с  детства   мечтал  о  такой  науке.  Теперь,   правда,
маловероятно, что он  станет исследователем Африки,  однако  никогда  нельзя
знать...  Ста  двадцати франков и впрямь не жалко, чтобы  узнать,  как вести
себя на дрейфующей льдине, если у тебя всего-навсего обычное снаряжение.
     -- Эй, прекрати!
     Он  не слышал  шагов  жены, не  заметил, как  она оказалась  у него  за
спиной. Марта была англичанкой,  преподавала в средней школе английский язык
дерзким, непослушным  озорникам. И прекрасным,  длинноногим девицам, похожим
на  манекенщиц,  перед  которыми  Альбер  робел  всякий раз,  когда  с  ними
встречался.  По-французски Марта  говорила  с едва  заметным  акцентом  и --
благодаря детям -- шагала в ногу с наиновейшим молодежным жаргоном.
     -- Руководство по выживанию... знаменитый САС. --  У жены  национальные
командос  не  пользовались  столь  высоким  авторитетом,  как   у  мужа.  --
Айсберг... Сахара... Джунгли... Они что -- сдурели?
     -- Почему? -- оскорбленно спросил Альбер.
     -- Какого черта кто-то полезет в джунгли?
     -- Ну, например... -- начал было муж.
     -- Значит, так ему и надо!
     -- А что, если...
     -- Пусть  лучше работают как следует и будут  повнимательнее  хотя бы в
Европе, где живет большая часть человечества.
     -- Но если ты плывешь на корабле и он...
     -- Мы живем в городах, дорогой, а не в джунглях и не
     в  Сахаре. Пусть  эти великие  умники напишут,  как нам выжить в  таком
городе, как Париж!
     -- Но...
     --  Как  нам спастись  от  террористов,  захватывающих  заложников, как
предотвратить транспортные аварии и несчастные случаи, что делать, чтобы нас
не насиловали, в нас  не стреляли и,  когда я хожу за покупками, не избивали
просто потому, что у меня другое произношение.
     -- Разве это случалось? -- встревоженно спросил Аль-бер.
     -- Вот  какую книгу  надо написать! Такую и  я  бы купила. Напишите вы,
полицейские. И издайте. И раздавать ее людям надо бесплатно.
     -- Знаешь... -- начал было Альбер без особой уверенности.
     -- Ты уже столько всякой ерунды  начитался, что и на самом деле мог  бы
написать.
     Альбер  задумчиво смотрел на руководство для САС. Неужели и он, если бы
так не верил в английских командос, тоже считал книгу ерундой? А может, если
французская полиция издаст такую...
     На экране появился комиссар Корентэн. Он сидел за письменным столом' на
фоне книжных полок с юридическими справочниками,  в которые комиссар никогда
не заглядывал, похвальными дипломами, несколькими архивными фотографиями  из
истории  парижского отдела по расследованию  убийств. Письменный  стол почти
совершенг но пуст,  столешница сверкает. Слева, где стоит пепельница,  вверх
тянется  тонкий, синеватый трубочный  дым, перед Корентэном -- стопка досье.
Он  листает их,  словно сейчас впервые увидел или словно  зрители -- это его
коллеги, с которыми он жаждет поделиться свежей информацией.
     Альбера всегда восхищали телевизионные выступления  Корентэна. Комиссар
выглядел так,  будто  авторы  классических детективных романов  вылепили его
собственными руками, взяв за образец портреты своих любимых героев. Высокий,
представительный  "Мужчина,   приближающийся  к  шестидесяти,  но  благодаря
теннису,  парусному  и  лыжному  спорту и,  разумеется,  своему  счастливому
телосложению  сохранивший стройность фигуры. Его  удлиненное  лицо  излучало
интеллигентность  и надежность. Волосы все еще не  хотели редеть, а темные с
проседью  кудри  ему очень  шли.  Альбер  знал, что  Корентэн совсем  не так
листает досье в присутствии своих сотрудников, знал, что шеф ни-
     какой важной  информацией не  располагает, но  все-таки даже  он ощутил
какое-то доверие.
     Комиссар говорил  об убийстве Фанфарона,  о котором уже  писали газеты.
Сказал, что борцу перерезали горло, что оружием послужила бритва  или острый
нож, что  убийца  напал на жертву сзади, иначе  бы Фанфарон защищался. И все
это  ему  удалось  преподнести как  ценнейшую,  конфиденциальную информацию.
Затем на секунду появился Бришо и положил перед Корентэном какую-то  бумагу.
Альбер  вскрикнул  от  восторга.  Бришо  тоже  блестяще  удавались  подобные
выступления.  Он  умел   произвести  впечатление  серьезного,  мужественного
человека,  миллионам телезрителей становилось ясно, что они видят  на экране
официальное лицо, сознающее свою ответственность перед обществом.
     --   Есть  ли  какая-нибудь  связь  между   убийством  и   объявленными
состязаниями? -- спросил репортер.
     -- Это пока еще неизвестно, -- предсказал Альбер.
     -- Рано было бы делать выводы, --• ответил Корентэн.
     -- Но такая возможность существует, -- сказал Альбер.
     -- Но следует проанализировать и эту возможность, -- заявил комиссар.
     Марта  взглядом  заставила  Альбера  умолкнуть, и он  уступил .поле боя
своему шефу.
     -- Фанфарон был  одним из  организаторов  события, вызывающего у многих
антипатию, а благодаря афишам стал чуть  ли  не его символом. Следовательно,
нельзя  исключить, что  кто-то,  являющийся,  скажем,  противником  этого...
э-э-э... состязания, считал правильным, чтобы...
     Репортер поспешил ему на помощь:
     --  Вы  думаете,  таким образом  хотели  воспрепятствовать  организации
состязаний?
     -- Как я уже говорил, расследование находится сейчас в такой  стадии...
-- нерешительно произнес шаблонную фразу Корентэн.
     --  Вы  не полагаете,  что  в данном случае  можно  ожидать  дальнейших
убийств?
     Альбер увидел, что Корентэн ошеломлен.
     -- С такой  возможностью всегда надо считаться, -- сказал Альбер, и его
голос  заглушил  слова  Корентэна.  Он  глянул  на Марту.  Жена не .казалась
рассерженной.  Она  улыбнулась  ему,  и  на   мгновенье  ее  лицо  напомнило
улыбающийся персик с популярного плаката.
     -- Подумай, подумай над книгой!

     Двое мужчин средних  лет не имели никакого  желания улыбаться. Оба  они
одеты  в  строгие  костюмы,  обуты  в ботинки, начищенные  до блеска,  и это
придавало обоим весьма старомодный консервативный вид.
     -- Чего они хотят? -- Мужчина, не отрывая глаз от экрана, закурил.
     -- К Жиле они уже приходили, -- сказал другой.
     -- Кто?
     -- Сыщик по фамилии Лелак. Явно человек этого паяца.
     Репортаж  закончился,  на экране  появился  диктор,  и  один из  мужчин
выключил звук с помощью дистанционного управления. Телевизор стоял в углу на
блестящих, хромированных стальных ножках.
     -- Чего он хотел?
     -- Расспрашивал о состязании. Вроде бы подозревал
     Жиле.
     --  Да? -- Тот, что  был постарше,  с  удовлетворением выпустил дым  из
носа. Второй  молчал, словно нарушить эту церемонию было верхом  неприличия.
Когда  дым рассеялся, мужчина  вздохнул и тихо, словно боясь, что jtTO-то их
подслушивает, сказал:
     -- Пожалуйста,  наведи о нем справки. Поговори со  своим другом, а если
потребуется... потолкуйте и с этим Лелаком.
     ГЛАВА ВТОРАЯ I
     Утром снова шел дождь. Альбер Лелак встал с  постели, выглянул из окна,
увидел детей в дождевых накидках, которые, размахивая  портфелями, спешили к
станции  метро. Маленькие  синие, желтые, алые плащ-палатки с надвинутыми на
головы капюшонами. Между  домами виднелся темно-зеленый  грунт, капли  дождя
доносили  в открытое окно  свежий  запах  земли.  Видимо,  Марта отправилась
пешком,  потому что их  "рено"  стоял  на месте перед домом.  Под лопаточкой
дворника  мокла  квитанция  автостоянки.  Дети  свернули  за  угол,  площадь
затихла. Только появившаяся  откуда-то кошка загадочно, не спеша, с чувством
собственного достоинства  бесшумно продвигалась  к своей таинственной  цели.
Альбер захлопнул окно, за одну минуту он продрог. Перешел в  другую  комнату
позаниматься гимнастикой. Отжимаясь на полу, он думал

     о Фанфароне. Сколько раз нужно отжаться, чтобы победить такого гиганта?
Что  следует для  этого знать?  Он  попытался  продумать приемы самообороны,
которые  отрабатывал  на тренировках  со  своим другом  Жаком.  Такому,  как
Фанфарон, он не смог бы вывернуть руки, не смог перебросить  его через себя,
такого нельзя пнуть ногой, удары от него отскакивают. На такого даже с ножом
не рекомендуется нападать.
     Он перешел к подъемам туловища из положения лежа. Вчера вечером  Альбер
изучил досье Фанфарона,  Накануне борец пришел в "Рэнди  кок" немного раньше
полуночи.  Видимо, он не  считал дл'я себя обязательным соблюдать спортивный
режим.   Он  был  один.  Посмотрел  программу,  побеседовал   с  официантом,
швейцаром, около двух  ночи ушел. Пьяным  не был. Пил пиво,  бутылки три или
четыре -- ему это нипочем.
     После четвертой серии подъемов  Альбер почувствовал, что мышцы брюшного
пресса разрываются, пот так и льет ручьями. "Я должен это делать, -- говорил
он себе. -- Как иначе  защищаться от  таких силачей,  от убийц,  вооруженных
ножами, если даже на эти пустяковые  упражнения у меня силы воли не хватает?
Если у меня слабые мышцы живота -- лежа  на спине,  -- размышлял он. --  Как
защититься, если  на  меня нападут  сзади? Да  еще неожиданно? Если рефлексы
быстры, можно, перехватить руку у шеи. Но Фанфарону это не удалось".
     Он покачал головой. Фанфарон был не менее двух метров ростом.
     От  пятой  серии  он отказался.  Медленно, не спеша, наклонился вперед,
встал на колени и выпустил воздух из легких. Он чувствовал, что должен пойти
в "Рэнди кок", хотя  не мог объяснить, зачем это нужно. Ведь сыщики, которые
опередили   его,   явно   провели  безукоризненную  работу.   Поговорили  .с
персоналом, посетителями, и действительно они не виноваты в  том,  что никто
ничего не знал.
     Сегодня он  дежурит после полудня, время у него есть. Мог бы, допустим,
полчасика  потренироваться,  отрабатывая  удары  на  мешке  с песком.  Или с
резинкой попрактиковаться перед  зеркалом в  подскоках, и поворотах. Однако,
когда он вспомнил о Фанфароне и Жиле, ко всему этому  у него пропала  охота.
Он зашел в ванную комнату и под теплым душем размышлял над вопросом, который
репортер задал Корентэну: можно ли ожидать новых убийств?

II
     -- Я в  это не могу поверить, -- Ле  Юисье замолчал,  покачал головой и
уставился  на  Бришо  искренними,  карими  глазами.  Лицо  Шарля  оставалось
невозмутимым. Он тоже  едва верил  в  то, что видел.  Ле  Юисье, организатор
состязаний "Все дозволено",  оказался тощим,  слегка сгорбленным человеком с
наметившимся  брюшком.  Он  выглядел так,  словно  не  вынес  бы  даже одной
оплеухи, словно презирал насилие. Когда Бришо  положил перед ним  фотографии
мертвого Фанфарона, казалось, Ле Юисье стошнит.
     --  Не  могу  в это поверить, -- продолжил  он,  увидев, что  Бришо  не
реагирует. -- Не думаю, что его убили из-за состязаний.
     Бришо ожидал не совсем этого.
     -- Вы даже не удивляетесь тому, что его убили? Ле Юисье пожал плечами.
     -- Мы живем в мире насилия.
     Бришо хотелось спать. Он надеялся пойти позавтракать с Альбером  в кафе
на углу,  рассказать  про вчерашнюю женщину и понаблюдать,  как  его друг со
скучающим лицом  сделает вид, будто все это  его не интересует. Он обсудит с
ним дело об  убитой девушке  и, попивая кофе  и беседуя, ощутит,  что работа
продвигается, что в мозгу Альбера крутятся колесики. Он забыл, что его  друг
придет только  после  полудня.  Забыл про Ле Юисье, который вчера сообщил по
телефону, что явится сегодня в полицию.
     -- Состязание мы организуем в любом  случае, -- заявил  Ле Юисье тоном,
не  терпящим возражений. -- Если к  тому времени убьют еще двоих участников,
то и без них. Если меня убьют, -- он  поглядел в глаза Бридю, словно ожидая,
что тот успокоит  его, скажет, что  этого просто  быть не может,  --  другие
организуют  состязание без меня.  Нельзя  воспрепятствовать  состязаниям  по
кетчу таким способом.
     -- А другим?
     Ле Юиеье самоуверенно ухмыльнулся.
     -- И другим  способом  нельзя. Прогресс  не  остановишь!  Скажете,  это
бесчеловечно?  Но, простите, чему  тут удивляться?  Весь  мир  бесчеловечен.
Публика  требует  таких  состязаний.   И  она  их  получит.  Почему  же  это
бесчеловечно? ц

     -- Их может запретить прокуратура, -- перебил Бришо.
     -- Да отчего же? Разве запрещают  автогонки из-за того, что они опасны?
Не скажите! Если старт четырежды будет неудачным,  если  машины  врежутся  в
зрителей, сотня  людей погибнет, тысячи будут  покалечены,  получат ранения,
что сделают? А? Дадут  пятый старт. Да, мосье, так и произойдет. -- Ле Юисье
вошел в раж.  --  Вы можете назвать  хотя бы  один футбольный матч,  который
отменили после брюссельской трагедии? Даже брюссельский не отменили!
     Эти доводы Бришо уже читал в газетах так же, как и контраргументы.
     -- В  автогонках  целью  является победа,  а не физическое  уничтожение
противника,  -- сказал он. -- В ваших  состязаниях участники стремятся убить
друг друга.
     -- Неправда! --  воскликнул Ле  Юисье. Кадык его запрыгал под пуловером
цвета сливочного  масла. -- Они  так  же  хотят победить, как  и  все другие
спортсмены. Про-тибник может сдаться,  если... -- тут воодушевление покинуло
его  или он  просто  пришел в  замешательство,  не зная, как бы поделикатнее
выразиться.
     -- Если он не хочет подохнуть, -- продолжил Бришо.
     --  Если  он  в  проигрышном" положении, --  нашелся Ле Юисье.  -- Наше
нововведение заключается лишь в том, что мы не пытаемся втиснуть нашу борьбу
в  чужие  правила.  Почему  же это бойня? В уличных драках абстрагируются от
физической невредимости противника, однако не убивают друг друга.
     --  Иногда убивают, -- сообщил  ему заместитель руководителя отдела  по
расследованию  убийств.   --   И  потом  на  улицах  дерутся   не   идеально
тренированные силачи в центнер весом.
     -- Иногда и такие дерутся, -- информировал его Ле Юисье.
     Оба искоса поглядывали друг на  друга через  письменный стол. Бришо все
еще не понимал, чего хочет посетитель.
     -- Иначе  говоря, прокуратура  не станет запрещать состязания, и мы  их
проведем, что бы  ни  писали некоторые газеты. Я уверен,  --  он  наклонился
вперед, чтобы подчеркнуть то, что хочет сказать, -- абсолютно уверен  в том,
что убийство Фанфарона не имеет никакого отношения к этому событию.
     Он хотел было встать, чтобы уйти. Однако полицейские

     обладают  средствами для того,  чтобы насыпать гражданам перцу под нос.
Бришо  вежливо  попросил  его  снова присесть,  включил  магнитофон и  начал
расспросы.  Это  только  в  фильмах  люди,  оскорбившись  или  возмутившись,
вскакивают и выбегают с допроса  в полиции. На  практике  дело длится до тех
пор, пока  сидящий по ту сторону  стола считает это необходимым. Разумеется,
вторая сторона тоже способна на многое. Она  может лгать,  злиться, ей может
все  надоесть,  но отвечать  так или  иначе  приходится. Ле  Юисье,  видимо,
пытался  делать  хорошую мину  в этой игре. Бришо расспрашивал его  о личной
жизни  Фанфарона,  его  заработках,  хобби,  его  прошлом,  о  партнерах  по
тренировкам,  о состоянии  коммерческих дел. Без всякой особой связи собирал
информацию на магнитофонную ленту. Ле-лак будет ему благодарен: он сэкономил
ему допрос.
     III
     Альбер сидел дома  за  письменным столом, уставившись  на  развинченную
шариковую ручку. Перед  ним  валялся пустой лист  бумаги, в  каждой руке  он
держал по половине ручки. Потом свернул свой "Паркер" и размашистым почерком
написал вверху листа: "Альбер Лелак. Выживание в мегаполисе. Руководство для
отдела  по расследованию  убийств  Парижской криминальной,  полиции".  Снова
развинтил  ручку. У него  не  было сомнений  относительно того, почему Марта
побуждала его заняться этой чепухой. Жена  считала, что лучше, если она даст
мужу какое-нибудь  занятие, чем он  найдет его  сам.  Как знать, а вдруг  он
отправится в  пустыню испытывать  рецепты парашютистов или изготовит планер,
найдя какое-нибудь  руководство  по летательным устройствам. Хотя  Альбер. и
понимал, какая ведется  игра, идея  Марты захватила  его.  Что  потом скажет
Корентэн?  Бришо? Конечно, на  обложке будет  напечатана его фотография,  на
которой Лелака изобразят с  нацеленным пистолетом. Он отбросил перо, встал и
вынул пистолет. Повернулся к зеркалу, прищурил один  глаз и  поднял  оружие.
"Плохо, -- подумал он. -- Выгляжу будто клоун. Одна щека сплошь в  морщинах.
Кстати,  создается  впечатление,  что  я  кровожадный  зверь.  И  так уже  о
полицейских сложилось подобное мнение. Может, лучше стать  около полицейской
машины с меланхоличным  задумчивым лицом, но чтобы  из-под  пиджака все-таки
выглядывала рукоятка оружия".  Он надел  пиджак  и  попробовал  встать таким
образом. Это оказалось нелегко.

     Если  застегнуть  проклятый  пиджак, пистолет  вообще  не  виден,  зато
кажется,  будто  у  него  вывихнуто  бедро.  Если  распахнуть  полы пиджака,
браунинг,  засунутый  по-любительски в  брюки,  виден  хорошо.  У  него было
десятизаряд-ное восьмимиллиметровое оружие, Альбер привез его  из Англии и с
великим  трудом добился,  чтобы Корентэн раздобыл ему разрешение на  ношение
браунинга. Очень хороший пистолет.  Стреляет очередями, с удобной рукояткой,
красивый, как любое оружие. Альбер боялся, что однажды в самом деле придется
из него  выстрелить  в  человека,  но  ходить на работу  без браунинга  тоже
боялся.  Кроме  того,  боялся,  что,  когда  потребуется, он  из  побуждений
человечности заколеблется, стоит ли стрелять,  и из-за  этого страха скорее,
чем следует, спустит курок. Любое оружие предназначено лишь для того, кто не
поколеблется его использовать. Он засунул  пистолет обратно в кобуру и снова
сел  за  письменный  стол.  Вновь скрутил перо и  записал  эту  премудрость.
Подчеркнул, а потом в скобках добавил: "Каждый должен выбирать такое оружие,
использовать которое он готов физически и психологически".
     "Не так уж трудно", -- подумал Альбер, продолжая быстро писать.
     IV
     Когда к полудню дождь прекратился, показалось, что его даже  недостает.
Люди все еще недоверчиво держали  над головами  зонтики  и поспешно обходили
лужи.  Альберу пришлось ехать  добрый час,  пока  он добрался  до набережной
Орфевр. Метро было переполнено, со всех сторон  к нему были притиснуты люди,
состоявшие сплошь из костей, локтей, зонтов и чемоданов. По гулким коридорам
станции Шателе,  казалось, двигалась целая  армия -- орда в  дождевых плащах
продиралась к -й линии, в направлении Орлеанского вокзала.  Альбер  вышел на
остановку раньше,  чем обычно, предпочтя пройтись пешком. Он  любил город  в
такую пору, быть может,  больше всего  именно в такую.  Бурлящая вдоль краев
тротуаров вода  напоминала ему журчание  ручьев  его  детства.  Обычно после
долгих дождей  из ручьев исчезал мусор, цвет их становился светлее, запах...
по  крайней мере выносимым. В такую пору он шел по улицам, не  опасаясь, что
его  толкнут. Люди, пьющие кофе на  застекленных верандах, словно в каком-то
модерновом зоопарке, скучая наблюда-

     ли за гуляющим под дождем человеком, как за бродящим на свободе зверем.
Но  дождя уже  не было,  хотя этот факт еще не  проник в защищенные стеклами
помещения  веранд  с их уютным,  пропитанным запахом кофе и сигаретного дыма
теплом. До  начала работы оставался еще час. Он остановился  у  двери одного
кафе, потом все же пошел дальше и повернул на улицу Понт-Неф. Там находилась
книжная  лавка,  в которой ему хотелось  приобрести какую-нибудь специальную
литературу по вольной борьбе. Против этого у Марты не может быть возражений.
Это нужно ему для работы. Необходимая закулисная информация, он даже возьмет
счет и попросит все ему оплатить. (В это, впро'чем, он и сам не верил.)
     Специальной  литературы  он  не  нашел.  Но  отыскал  книгу, в  которой
пытались  разоблачить  цирковых  борцов.  Альбер  с отвращением  положил  ее
обратно.  Разоблачения  ему  не требуются, лучше  бы  его  чему-то  дельному
поучили. Но таких пособий не было. Он взял брошюрку  о борьбе, в  которой на
рисунках  были показаны  броски  и  захваты,  проглядел  другую подороже,  в
которой  то  же  самое  было  отпечатано  на  красивых цветных  фотографиях,
заглянул в книгу  под названием  "Грязные  трюки". Даже близко  не подошел к
полкам с книгами "Сделай сам" и почувствовал, что явно заслуживает  похвалы.
Он давно мечтал о труде под названием "Фотографирование эротических сцен".
     Когда  с пакетом в  руках  Альбер вышел на улицу, снова  шел  дождь. Он
засунул под пальто книгу и, втянув шею, поспешил к набережной.
     В  Управлении полиции его  встретил  странный,  неприветливый  порядок.
Стоящий в дверях полицейский проверил его удостоверение, хотя они по меньшей
мере  года два знали друг друга. В коридорах он  не увидел группы беседующих
людей, а вниз по лестнице  шествовало  несколько внушительного  вида господ,
которых сопровождал сам комиссар. На Корентэне был  темный  костюм,  и своей
консервативной  одеждой   он   скорее   напоминал   директора   банка,   чем
полицейского. Альбера он будто и не заметил.
     Только  Буасси выглядел как  обычно.  Концы усов  его  были в  крошках,
словно он  таким образом заготавливал  пищу впрок  на  черный день. Он читал
газету и что-то про себя бормотал.
     -- Явился?
     -- Нет. Сейчас поворачиваю за угол.

     -- Тебя искали.
     -- Да? -- Голос Альбера угрожающе повысился.
     -- Корентэн дважды. А Бришо поминутно. Буасси перевернул страницу.
     -- Да? -- Альбер несколько сбавил тон. -- Ничего, найдут.
     Он распаковал книги  и  сел.  Корентэна на  месте нет,  а  Бришо  может
катиться подальше.
     -- Что случилось?
     -- Вчера  во  время допроса умер один  тип.  Буасси говорил  непривычно
тихо. Случись это где-нибудь в другом месте, уж он бы посмаковал.
     -- Что-о?!
     -- Родственники утверждают, будто его отделали у нас, а их адвокат  уже
бьет в тамтам.
     -- Да брось ты! -- махнул рукой Альбер.
     --  Что  значит  -- брось? --  Буасси,  нервничая, отложил газету, даже
немного  смял  ее.  --  Опять  строишь из  себя  великого  умника.  Проводят
серьезное расследование. Тебя тоже искали.
     Альбер не ответил. Оскорбленный Буасси вновь потянулся за газетой.
     --  Наше  счастье,  что нас  тут  не  было, мы как  раз тогда  ездили к
вольнику. А то и нам бы влетело.
     -- Почему? -- спросил Лелак и тут же пожалел. Какое идиотство! Он знает
почему. Напрасно он подсадил Буасси в седло!
     ---- Всем влетело, кто был здесь.
     -- Вот как? Тогда схожу к Бришо. -- Резко отодвинув стул, он встал.  --
Посмотрим, что ему надо?
     -- Какое-то дело... -- начал было Буасси, но Альбер не обратил  на него
внимания. Он  вышел, на секунду приостановившись у двери. Буасси,  вероятно,
считает, что Лелак тоже поехал прямо домой. Не знает, что он еще  вернулся в
контору  навести  порядок в бумагах  и забрать с  собой досье Фанфарона. Или
просто  хочет помочь  ему, как  всегда неловко. Он вспомнил вчерашний вечер.
Услышанный им шум, стук,  крики,  доносившиеся снизу-Буасси прав. Если он  и
был здесь, то  все равно ничего не знает. Что  он слышал? Стук вроде как при
падении тяжелого тела... к черту!.. Звук был таким,  будто кого-то шарахнули
о  дверь  или  о  шкаф.  Этот  звук  хорошо  знаком  Альберу.  Да  и  какому
полицейскому он не известен? Кому из них не приходилось бороться, отшвыривая
от себя такого полубезумца с пеной на губах?
     --

     В коридоре послышались чьи-то шаги. Лелак направился к кабинету Бришо.
     -- Я тебя искал. Где ты был?
     Шарль Бришо положил исписанный на  машинке лист, который держал в руке,
встал и, протянув руку, поспешил к Альберу. Театральный  жест, который у них
не был в ходу.
     --  Это  еще что за  глупости?  -- ворчливо  спросил  Альбер.  И уселся
прежде, чем Шарль опустил руку.
     -- Вчера убили девушку, -- быстро  заговорил  Шарль. Он сделал два шага
и, остановившись  у стола, вытащил из груды бумаг фотографию, которую бросил
на колени Альбера. Альбер не взглянул на нее, не взял в руки. С тех пор, как
Бришо  получил  назначение,  он  стал  одеваться консервативнее.  Коричневый
спортивный  пиджак,  светло-коричневые  вельветовые  брюки  в рубчик, вместо
шейного платка галстук. Куда идет мир?!
     -- Ее  зарезали в собственной квартире, -- упрямо продолжал Бришо.  Его
не  смущала  пассивность  Альбера. Он мог бы на "отлично" сдать экзамены  по
предмету, который назывался наукой о Лелаке.  -- Ее не  ограбили, соседи  не
слышали никакой ссоры.
     -- Профессионалка? -- спросил Альбер. Бришо насмешливо покачал голЪвой.
     --  В  какие   времена   мы  живем!  Если  уж   это   спрашивает  такой
прекраснодушный эстет,  как ты,  который приближается  к  женщинам только  с
цветами в сердце.
     -- Значит, профессионалка, --, констатировал Альбер.
     -- Не обязательно. Ее  подруга, которая нашла труп, вот та из про р. То
есть,  наполовину.  --  Он  махнул  рукой.  --  Оставим  это.  Девушка  была
танцовщицей. Она танцевала в ночном баре. Обнаженная.
     Присев боком  на край письменного стола, он сложил руки на  груди. Губы
растянулись в веселую  улыбку. В  глазах засветилось благодушие. Альберу был
знаком этот взгляд.
     -- Ты, с ней переспал? -- спросил он. .-- Ты с ума сошел?
     -- Я имею в виду раньше. Когда она была жива.
     -- Нет...  -- Улыбка  Бришо сделалась  шире.  --  А  вот  что  касается
подруги...
     Альбер пропустил это мимо ушей. Задумался.

     -- Как ты думаешь, где работала девушка?
     -- В баре "Рэнди кок".
     Они смотрели друг на друга. Бришо покачал  головой, сгреб в охапку одно
досье и перебросил его Альберу.
     -- Если пойдешь вечером, скажи. Я составлю тебе компанию.
     Альбер кивнул.
     -- Еще кое-что. Возможно, тебя заинтересует.
     Бришо,  вероятно,  не замечал, что  начал перенимать  фразы  Корентэна.
"Возможно тебя заинтересует". "Мог бы заглянуть". "Я уже тебя разыскивал..."
Он переймет  и  сферу  его  деятельности,  и  его  любовницу.  Что  касается
последней, Альбер  тоже  был бы  не  прочь. Миленькая  блондиночка --  губки
бантиком  -- с  глупеньким личиком. Уже несколько  лет  она то порывала,  то
мирилась с  комиссаром. Работала она в архиве, внизу под ними, и сколько  бы
раз они не встречались в  коридоре, Альберу всегда хотелось спросить, почему
она  крутит  с Корентэ-ном, хороший ли партнер, комиссар, что рассказывает о
своих сотрудниках.
     Девушка всегда улыбалась Лелаку.
     -- Сюда  приходил Ле  Юисье. Тот  фрукт,  который •организует  эти
состязания. Профессиональный менеджер.
     -- Ну и что?
     -- Хотел убедить меня в том, что убийство не имеет никакого отношения к
состязаниям.  Сказал, что кого бы ни убили,  состязания все равно состоятся,
следовательно, _ это не может быть мотивом убийства.
     -- А если  они  убили Фанфарона потому, что он передумал, отказался, не
согласился выступить? Это не аргумент?
     Бришо пожал плечами.
     --   Погоди.  Корентэну  позвонил  какой-то  депутат.   Попросил   шефа
информировать  его о деле, потом заявил,  что  советов давать  не  хочет, не
хочет вмешиваться в работу полиции, но...
     -- ... дело не имеет отношения к состязаниям, -- закончил Альбер.
     Шарль  кивнул.  Альбер  раскрыл  лежавшее  у него  на  коленях  досье и
рассеянно начал читать протокол о том, как нашли убитую танцовщицу.
     -- Нож был тот же?
     Бришо выразительно развел руками.
     --  Они не  могут  сказать.  В одном случае  убийца заколол,  в  другом
перерезал горло. Ясно одно: речь идет о
     *

     заточенном, остром, как бритва, сравнительно длинном лезвии.
     -- Звучит успокоительно, -- проворчал Альбер. -- Узнал что-нибудь от ее
подруги?
     Бришо откинулся назад, прикрыл глаза.
     -- Она работала с десяти  вечера до четырех утра. Каждые полчаса должна
была танцевать по  пятнадцать минут в паре  с другой девушкой. Их там пятеро
или четверо. И рассчитано так, чтобы пары каждый раз менялись.
     --  Что-то   вроде   математического   примера.  Вычислить   наименьшее
количество девушек, которые должны работать в этом вертепе.
     Бришо не расслышал реплики.
     --  Подруга  не  знает,  был  ли   у  нее   постоянный  партнер,  хотя,
естественно, иногда ее провожали домой. Альбер продолжал листать досье.
     -- Это я и прочесть могу.
     Шарль улыбнулся. Смущенной улыбкой.
     --  А что  ты  узнал от Ле Юисье? --  спросил  Альбер.  Бришо указал на
магнитофон:
     -- Тебе нужно все или достаточно конспекта?
     -- Достаточно.
     Альбер  откинулся назад, ухватил  ножку  стула и начал ритмично сжимать
ее. Бришо не обратил внимания.
     -- Фанфарон  собирался  все бросить,  но потом у него уплыли денежки, и
пришлось ему взяться  за  дело.  На  афишу его поместили из-за того, что вид
этой  мускулистой  громады  с мрачным, некрасивым лицом, но весьма приличной
фигурой  производил  устрашающее  впечатление. По мнению  Ле  Юисье,  он  бы
добился большего, если бы не любил так ночную жизнь и женщин.
     -- Ишь ты, скажи на милость! -- произнес Альбер.
     -- Он начинал культуристом, потом стал классическим борцом, выступал со
средним успехом. Теперь не узнаешь, что  бы из него вышло, если бы он это не
бросил.
     -- А почему он бросил?
     --  Деньги  нужны  были. Некий .менеджер по имени  Ламан сманил  его  в
вольники. -- Бришо умолк, глядя на то, как Альбер возится с ножкой стула. --
А зачем ты это делаешь?
     -- Для здоровья.
     Шарль покосился на него.
     -- Этот самый Ламан один из противников соревнований по кетчу.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
     То, что Ламан когда-то занимался борьбой, по крайней мере было заметно.
Он казался низеньким, однако был среднего роста, плотный, с короткими ногами
и  лысеющей  головой.  Издали его можно принять  за толстяка, но  вблизи  он
производил впечатление  человека, от которого отскакивают пощечины. Он сидел
в углу зала  за ветхим письменным  столом, позади которого стоял старомодный
шкаф для папок  и досье. Возле письменного стола стул  для посетителя, чтобы
визитер не загораживал панораму.
     -- Вы одновременно и тренер? -- спросил Альбер.
     Он пришел один, хотя Бришо и Буасси хотели его сопровождать. Но Альберу
были  знакомы  тренировочные  залы,  хотя  он  и  не  бывал  на  тренировках
вольников. Все бы  непременно обратили внимание на трех мужчин  нерешительно
глазеющих по сторонам, гадали бы,  кто они, чего  им  нужно,  почему  мешают
работе. А тренер мечтал бы, чтобы они поскорее выкатились отсюда. Сам Альбер
спортом не занимался. Разве что ходил на тренировки по бегу и одно время для
укрепления кондиции в спортивный  зал полицейского управления. Там он изучал
приемы самообороны. Дома по особым программам занимался гимнастикой и, когда
находилось время, практиковался со своим другом Жаком. Жак весил чуть больше
шестидесяти килограммов, был тощим, но быстрым,  как  молния,  выносливым  и
сильным, как стальная пружина.
     --  Черта с  два, -- ответил  Ламан.  -- У них нет  тренера. Они  лучше
любого тренера знают что делать.
     Альбер не понял, издевается он или говорит серьезно.
     -- У начинающих есть  свой мастер,  --  продолжал  Ламан.  --  Те,  кто
чего-то-  добился, тоже кому-то платят, чтобы им помогали. Но не так, как...
-- он махнул рукой.
     --  Вы  занимались  борьбой? -- спросил Альбер о том, что было заведомо
известно.
     --  Тридцать  лет.  Знаете, когда  бросил? В  пятьдесят!  В  свой  день
рождения я  еще выступал. Это было в  последний раз. Тогда я сказал: хватит.
Ты уже стар для того, чтобы тебя выбрасывали с ковра.
     -- Сколько вам лет? -- недоверчиво спросил Альбер.
     -- Будет семьдесят, -- ответил Ламан. Он насмешливо щурился.  Вероятно,
привык к изумлению. -- Но этим щенкам все еще могу наподдать.

     Альбер  вежливо  кивнул,  но  не  сумел скрыть  сомнения.  "Щенки" были
мускулистыми  мужчинами лет под тридцать.  На ринге,  находящемся  в  центре
зала, они упражнялись в какой-то сложной борьбе. Накидывались друг на друга,
бросали на канаты, один выпал за ринг, но в падении как-то зацепился. Другой
ударил его ногой по  руке. Жутковатое было зрелище. Затем тот,  кто оказался
над партнером, помог товарищу влезть обратно, тл после долгих объяснений они
решили начать сызнова.
     --  Не верите?  -- живо спросил Ламан.  -- Хотите поборемся? Я  дам вам
борцовское снаряжение...
     -- Нет, спасибо, -- в замешательстве выдавил из себя Альбер.
     -- Почему?  Какой-то борьбой вы  занимались. Заметно  по  тому,  как вы
владеете телом.
     Похвала была приятна, но могла завести в опасные воды.
     -- Что вы! Только обучался самообороне в полиции, -- сказал он.
     У старика это,  вероятно,  хорошо оправдавший себя трюк. Никто явно  не
примет его  вызова.  Любители, вроде  Лелака,  побоятся  каверзного  приема,
который может применить старый мошенник, все  еще сохраняющий хорошую форму.
А  профи   постыдятся  хорошенько   ему  наподдать.   Старик   с   некоторым
психологическим преимуществом начинал любую беседу, завязывал любые связи.
     -- Чему вы там научились? -- упорствовал Ламан. Альбер задумался.
     --   Был  у  нас  тренер  по  дзюдо,   учил  ударам  и  пинкам,  и  был
мастер-каратист. Этот показывал приемы, захваты, броски.
     -- А не наоборот? -- спросил Ламан.
     --  Нет. От  слова  "самооборона"  мы просто дурели. Дзюдоист  на своих
тренировках иного и не делал, только бросал нас,  а это у него очень здорово
получалось. Но  когда  речь заходила о самообороне, он всегда хотел показать
нечто  особое,  экзотичное.  Удары ребром ладони,  тычки кончиками пальцев и
прочее.  Однажды, когда мы упражнялись,  зашел  мастер-каратист и чуть  богу
душу  не отдал от  хохота.  Он-то бил,  словно  молния. Руки его нельзя было
заметить.  В  мгновенья  проносился  несколько  метров,  и  пока  я  успевал
сообразить,  он уже отдергивал  руку.  У нас в полиции  он учил самообороне,
тренировал нас, показывал, как выворачивать нападающим руки.
     -- Вот лучшая самооборона, -- сказал Ламан. И ука-

     

     зал  на ринг. Оба "щенка"  вытирали с себя пот. Они  казались усталыми.
Альбер  вежливо  кивнул. До сих  пор каждый мастер говорил  ему  так о своей
системе. "Надо бы  привести сюда Жака, -- подумал он.  --  Он выстоит против
старика, хотя бы из удали".
     --  Какое у  вас  мнение  о состязаниях "Все  дозволе  •  но"?  --
попытался проявить инициативу Альбер.
     Ламан  вытащил из  письменного стола термос и стертый стакан из  желтой
пластмассы. Налил себе темный, похожий на чай напиток. Альберу не предложил.
     -- Что вы хотите узнать? -- переспросил он.
     --  Ну...  --  Альбер  не мог  точно  сказать.  -- Ваше  мнение об этих
состязаниях?
     -- Они не очень меня интересуют.
     -- Не погубят ли они вольную борьбу?
     -- Ее ничто не погубит.
     -- А если после них публика захочет смотреть только такие соревнования?
-- Альбер пытался вспомнить аргументы, слышанные от Жиле.
     -- Какие? -- вопросом на вопрос ответил Ламан. На мгновенье показалось,
будто  ему хочется  выплюнуть жидкость обратно  в стакан. Альбер этому бы не
удивился.
     -- Ну, такие,  где все дозволено,  ничего не запрещено,  где  не  ведут
нормальную  борьбу, соревнования,  которые длятся до тех  пор, пока  один из
участников способен продолжать состязание, -- сказал он.
     Ламан с удовлетворением глядел на Альбера. Он поставил стакан на стол и
завинтил крышку  термоса. "К ответу  он подготовился. Едва  может дождаться,
чтобы  высказать  .кому-нибудь  свое  мнение,  до  сих  пор  оно  никого  не
интересовало", -- подумал сыщик.
     -- Вы вообще-то когда-нибудь дрались? -- спросил Ламан.
     -- Ну...  -- Альбер  заколебался. Он  не знал,  что понимает  под своим
вопросом старик. -- Конечно.
     -- Дрались. Ходили на занятия по  самообороне. Знаете, какова настоящая
драка?
     -- Какова? -- с любопытством переспросил Альбер. Если он напишет  книгу
"Выживание в Париже", то посвятит старику специальную главу.
     --  Она  скучная.  Два  болвана  нападают  друг  на  друга.  Начинается
отчаянная  возня. Никакой  техники,  но много крови. В мозгах у них мутится,
они ни на  что не обращают внимания, ни на партнера, ни на себя, вот так. Я,
правда, этого терпеть не могу, но поглядите, какая толпа собира-

     ется вокруг них  на улице. В том случае,  когда один из них профи, и то
есть на  что посмотреть.  Если вы сейчас  наденете костюм, я  вышвырну вас с
ринга, скручу  в узел, но  осторожно,  и буду внимательно  следить, чтобы не
нанести вам травму. .
     "Если он еще раз похвалится, я поймаю его на слове", -- сказал про себя
Альбер. Он надеялся, что собеседник не поймет по его лицу, о чем он думает.
     --  Но  не  так  обстоит   дело,  когда  борятся   равные.   Посмотрите
соревнования по классической  борьбе или финал по  дзюдо.  Они набрасываются
друг  на  друга,  дергают,  толкают, отпихивают,  ни  один  не смеет напасть
по-настоящему.   Бросков,   конечно,   нет,  для   того   они   и  придумали
вспомогательные очки и все прочее. В  особенности, если дело -идет  всерьез.
Тут сто  раз  подумаешь,  прежде  чем  что-то испробовать. Как  вы считаете,
почему сложился такой вид  борьбы? --  Он  не шевельнул рукой,  лишь головой
кивнул в сторону ринга, где два силача снова накидывались друг на друга. Они
делали  то же самое, только применяли  другие варианты,  кричали, бранились,
тот, что был снизу, пытался захватить  ногу  противника  и вцепиться  в  нее
зубами. Оба хохотали, тот, что был  на  ринге, протянул  руку, чтобы  другой
смог  уцепиться.  --  Говорят, это  цирк.  Ну и  что?  Попробуйте повторить!
Пожалуйста, выступите против любого из этих парней! Посмотрите их  настоящие
тренировки! Посмотрите!
     Альбер  смотрел. Он и до сих пор  краем  глаза следил за ними.  Человек
двадцать работали в зале  вокруг ринга. Большинство упражнялось в бросках на
потрепанном ковре.
     Да, они  были быстры и решительны. Было что-то убедительное в  том, как
они  накидывались друг на  друга, затем один неожиданно поднимался в воздух.
Альбер размышлял о том, чтобы он мог сделать в схватке с  таким спортсменом.
От их тел,  сплошь состоявших из мускулов, от их крепких голов отскочил бы и
тот единственный удар, который ему удалось бы нанести.
     --  Что  скажете? --  спросил Ламан. Он  засучил  рукава тренировочного
костюма  и  медленными,  сладострастными движениями  начал  почесывать  свои
бицепсы.  Кожа у  него  была морщинистая, покрытая родимыми пятнами.  Поймав
взгляд Альбера, он опустил рукава.
     -- Сойдет! -- сказал Лелак. -- Здесь и Фанфарон тренировался?
     -- Давно. Когда был мальчишкой. Я учил его бороться.

     Тогда он еще не считал, что этот зал ниже его достоинства.
     Альбер не проронил ни слова. До сих пор  он лишь в американских фильмах
видел такие залы с дешевыми металлическими раздевалками, старомодными душами
за нейлоновыми шторками и  крепкими, но никогда  не  добивающимися истинного
успеха мужчинами. Зал  находился на третьем  этаже,  стекла в окнах дрожали,
когда каждые четыре минуты  мимо них проносились поезда. Будучи  пассажиром,
Альбер любил, когда поезд метро выскакивал из-под земли и на высоте третьего
этажа  мчался  между домами. Но быть жильцом  такого дома он  бы  не  хотел.
Ламана это,  по  всей видимости,  не  смущало.  Как и  то, наверное, что  на
лестнице стояла вонь и возле дверей околачивались какие-то типы.
     --  Парень  занимался  культуризмом,  но  без  особого  успеха. Он  был
высоким, к тому же  здоровым как бык. Сила у него  была  зверская. Но  среди
культуристов он  не числился в  лучших.  Так  никогда  и  не  смог научиться
принимать красивые  позы, правильно  двигаться.  .Никогда  так  и  не  сумел
заставить  работать те мышцы, которые  его не интересовали. Вы  культуризмом
занимались?
     -- Нет.
     -- Но спортом занимались, правда? Это сразу заметно. Ламан, уставившись
перед собой, что-то бормотал. Теперь Альберу он показался старым и достойным
жалости.
     -- Вы были его тренером?
     -- Менеджером, --  устало ответил Ламан.  --  Заключал договора. --  Он
поднял руку,  чтобы собеседник  не  перебивал его. -- Я научил его тому, что
ему было необходимо.
     -- Когда он вас оставил?
     -- Пять лет? Десять? Наверное, уже десять. Не все ли равно?
     -- Вы знаете Ле Юисье?
     -- Разве я могу отрицать?
     --  Он  много заработает на этих  состязаниях? Старик некоторое время с
любопытством, пристально разглядывал лицо Альбера.
     --  Вероятно. Большую  часть  он,  конечно,  отдаст,  но  все  же и ему
обломится.
     -- Кому отдаст?
     --  Тому,  кто  дал деньги  на  организацию.  --  Он поднялся  и сделал
несколько шагов к ковру. Положил руки на  бедра,  выпятил грудь.  --  Да  не
вползай ты, словно вошь. И, как захватишь, толкни вперед задницу.

     Больше Альбер его не занимал. А тот еще на минутку задержался. Ему было
любопытно: если  парень начнет быстрее двигаться и толкнет вперед зад, каким
получится  бросок?  Показалось, будто  точно таким же. Потом  Альбер встал и
тихонько,  не прощаясь,  вышел.  Когда  он проходил  мимо  околачивавшихся в
дверях типов с мрачными  физиономиями, он распрямился.  Может, они подумают,
что он  тоже  борец.  В конце  ко.нцов по  нему  заметно,  что он  занимался
спортом!
     Но они даже не глянули  на него. Альбер, сунув  руки в карманы, брел по
направлению к станции метро. Небо над ним было серым, серыми были дома, да и
сам он казался  себе серым. Зашел в кафе и по  телефону, что находился рядом
со стойкой бара,  позвонил Бришо. Мгновенье раздумывал о том,  как заставить
Шарля  узнать, кто именно  финансирует состязания Ле  Юисье,  но  так, чтобы
посетители, пьющие  кофе,  не обратили  на  него  внимания и не исторгли  из
своего общества с тихим отвращением, положенным по традиции для полицейских.
Но тут  он мог говорить все,  что  хотел, никто не обращал на негр внимания.
Каждый был занят лишь самим  собой. Альбер спокойно рассказывал Бришо, о чем
говорил  с  Ламаном,  потом сообщил,  что отправляется домой подготовиться к
вечерней экскурсии.
     -- Хорошо, -- коротко сказал Бришо и положил трубку. Теперь,  когда ему
приходилось отвечать за Альбера, он не очень-то хотел знать, где тот бродит.
В конце концов, если он и проведет часть ночи вне дома, это  не  причина для
того, чтобы отправиться домой  сейчас,  когда ему полагается быть на службе.
Альбер знал, что Бришо никогда не осмелится сказать ему это.
     Он  выпил  скверный кофе, расплатился  и вышел  в  серый холод. Бредя к
метро; сунул руку в карман и вытащил блокнот. Посмотрел адрес убитой девушки
и до самой станции метро размышлял лишь о том, как удобнее туда добраться.
     II
     Бришо  не  думал  о  том,  зачем  Альберу  понадобился  список   людей,
финансирующих  соревнования.  За  долгие  годы,  проведенные  вместе,  в нем
развилось безграничное доверие к Лелаку.  Это чувство он  скрывал, никогда о
нем не говорил, однако  считал, что Лелак достиг предела своих возможностей.
Его никогда не повысят, он так

     и уйдет  на пенсию инспектором, чтобы  потом скучать,  предаваясь своим
многочисленным  увлечениям.  Напротив,  он,  Шарль  Бришо,  восходящая  юная
звезда, человек будущего. Ну, разумеется, не столь уже юная, как в  те годы,
когда  о  нем  распространилось  это  мнение.  Назначение заместителем  шефа
заставило себя ждать слишком долго,  но теперь, вероятно,  лед тронулся. Он,
Бришо, который,  по  колким замечаниям своих друзей, не  остановится  до тех
пор, пока не станет  министром внутренних дел, завидует  Альберу Лелаку. Ибо
только  одна половина его "я" была политиком, стремящимся  сделать  карьеру,
ловким чиновником,  жаждущим  занять высокое  место. Другая же половина была
исполнительным,  надежным, хорошим  полицейским.  И эта половина  завидовала
Альберу Лелаку. Лелак мог ткнуть пальцем в небо, а попасть в точку с наивной
самоуверенностью, везеньем  аборигена,  ищущего  воду  с  помощью  волшебной
палочки, и, возможно, с данными ему Богом способностями.
     Шарль представить  не мог,  зачем  нужен  этот список Альберу. Для чего
кому-то из этой  компании убивать  или отдавать приказ об убийстве Фанфарона
--  символ великого  начинания,  главное  действующее  лицо  рекламы? Лелак,
вероятно, снова ткнул пальцем в небо. Быть  может, узнал что-то, но скрывает
от  коллег,  стесняясь того,  что это  вдруг может  оказаться  глупостью,  и
сознавая абсурдность дела. Бришо потянулся к телефону. Он  не мог насытиться
приятным чувством, которое дарил ему новый ранг. Несколько месяцев назад ему
потребовалось бы долго  льстить,  прося о  помощи  группу  -по расследованию
экономических преступлений.  Теперь  в  качестве  заместителя  Корентэна  он
звонил  по телефону,  и  любой, кто поднимал  трубку, считал необходимым без
промедления оказать ему маленькую услугу.
     III
     В метро было сравнительно пусто. Перед Альбером остановился старомодный
вагон с деревянными сиденьями и каким-то затхлым, прелым  запахом, казалось,
неистребимо впитавшимся в его металлические  стены от сотен миллионов людей,
перевезенных  им до сих пор. Альбер сел и  позволил  своим  мыслям  свободно
перепархивать  с  предмета на предмет.  Он думал  о  задержанном, умершем  в
полиции, о  борце  с  перерезанной  глоткой,  о  заколотой  молодой девушке,
которая сегодня ночью должна была танце-

     вать  в  обнаженном виде в  баре "Рэнди кок".  Место  ее  уже наверняка
заняли, никто в ней не нуждается. И вообще неизвестно, связана ли  ее смерть
с соревнованиями, хотя Альберу казалось, что  дело обстоит именно так. Более
того, какой-то необъяснимый  внутренний  голос  шепнул  ему, что  и человек,
забитый во время допроса в полиции, тоже имеет к этому отношение. Он  затряс
головой. В вагоне, в котором он ехал, это сейчас казалось естественным. Чуть
поодаль  от  него сидел бородатый старик с развевающимися космами в грязном,
драном пальто и безостановочно что-то бормотал про себя. На сиденье напротив
расположился молодой человек лет  двадцати с закрытыми глазами. На голове  у
него были надеты наушники плейера, одной  ногой он непрерывно  отбивал такт;
временами плечи  у него подергивались.  Рядом с ним сидела женщина в  чем-то
темном, юбка у нее была короткой, колени сжаты, грудь выпячена, в руках  она
чинно держала черную сумочку. Лицо было румяным от косметики, рот очерчивала
узкая длинная линия помады, вокруг глаз за черными тенями  тянулись  широкие
синие пятна. Альберу она была не по вкусу, но  что-то все же притягивало его
взгляд к женщине. На мгновенье глаза  их  встретились, по ее лицу  пробежала
удовлетворенная улыбка, потом она оскорбленно отвернулась.
     Что-то не нравилось Лелаку в этом деле с состязаниями по кетчу. Большая
шумиха, кое-кто пытается воспрепятствовать  проведению  их, ибо считает, что
там  будет  просто  обыкновенная бойня. Другие боятся,  что кетч погубит  их
ремесло.
     Старик только  плечами пожал  да рукой  махнул; скучно,  мол, все  это.
Настоящая борьба идет лишь в состязаниях низших разрядов, парни  из кожи вон
лезут, но лишь до тех пор, пока не утвердятся. А когда Альбер сказал Ламану,
что там все  же существуют правила, запрещены кое-какие технические приемы в
то время, как в новых соревнованиях,  в кетче,  на самом деле все дозволено,
старик  снова  только  отмахнулся, словно для  того, чтобы ответ  стал ясен,
Альберу надо знать такие тайны борьбы, в каких ему все-равно не разобраться.
     На  следующей станции  в вагон вошел  молодой,  высокий,  хорошо одетый
негр.  Он сел между  Альбером и грязным стариком  напротив женщины в  темном
костюме. Рядом с собой на сиденье  положил обтянутый  коричневой кожей кейс,
вытянул длинные  ноги положив их крест-накрест. Взгляд его упал на женщину и
на мгновенье оста-

     новился  на   ней.  Она  ответила  на  его  взгляд,  но  потом  жеманно
отвернулась.
     Лелак  вышел на  станции Бланш: дюжина  резвящихся школьников хлынула с
перрона и чуть не втащила его обратно в вагон.
     -- Пардон, -- произнес Альбер.
     -- А  к этому усилителю  надо приставить  много небольших  акустических
экранов, -- говорил один из школьников своему приятелю.
     На улице  его встретили блуждающие солнечные лучи, то и дело исчезавшие
в  тени  башен здания,  расположенного на противоположной стороне. В воздухе
распространялся запах рыбы -- тротуар занимал  шумный торговец, предлагавший
прохожим плоды моря. Альбер  пошел  дальше по улице  Лепик.  Соседей  убитой
девушки в  соответствии с правилами уже расспросили полицейские из окружного
участка,  но  жильцы ничего  не  знали,  с убитой знакомы  не были, редко ее
видели. Не знали, кто  ходил к ней, но определенно утверждали одно -- народу
тут бывало много. Так  как у мертвых  нет прав, полицейские пересмотрели все
ее  вещи, искали  деловой  дневник,  список телефонов,  но  не нашли. Альбер
собирался еще раз поговорить с соседями.
     Дом  был  старым,  некогда  красивым,  посреди  двора  стояла  облезлая
скульптура,  подделка под  какую-то античную женскую фигуру. Вандалы разбили
ей лицо, изуродовали бедра и она теперь на самом деле казалась древней.
     Девушка  жила  в  бельэтаже  за  скульптурой.   Альбер  был  знаком   с
расположением  комнат  в  квартире  по  фотографиям и  по  плану.  Маленькая
передняя, из  нее двери ведут в кухню и уборную, с другой стороны -- комната
с  дверью  в  ванную.  Девушку  убили  в  кухне.  Возможно,  она  собиралась
приготовить ужин убийце или, напротив, в квартиру впустила, но в комнату  не
провела.
     Альбер хотел зайти в квартиру. Пломбы с печатью у него с собой не было,
но можно позвонить Буасси от танцовщицы по телефону и попросить его привезти
новые. Дверь потом снова придется запечатать,  опломбировать.  Кстати, ключа
от квартиры у него  тоже не было, но  Лелак знал,  что у консьержки он есть.
Консьержка была унылой  женщиной  лет тридцати,  припомнить,  чтобы  девушку
навещали мускулистые гиганты, не  смогла.  Она допустила Аль-бера  только до
своей передней и, пока искала ключ, Лелак успел  изучить  висевшие на стенах
фотографии в рамках

     Они изображали маленького ребенка на горшке, на  велосипеде,  во  время
игры, криво ухмылявшегося в  аппарат. Ребенок не вызывал Симпатий, и  Альбер
был рад, что не застал его дома.
     --'" Ваша дочка? -- вежливо спросил он.
     -- Нет. Мои старые фотографии. Еще мать повесила.
     Подписывать ничего  не пришлось.  Он взял ключи и направился в квартиру
девушки. Сорвал пломбу, вошел и захлопнул за собой дверь.
     Здесь был порядок.  И,  если не  заходить в кухню  и не  видеть на полу
очерченный мелом контур  фигуры и пятна,  если  вообще закрыть  дверь кухни,
ничто не  напоминало о том, что здесь произошло.  Альбер закрыл дверь кухни.
Вздохнул. Он начинал верить, что соседи действительно ничего  не знали. Если
войти в  комнату,  во  двор  уже не  выглянешь.  Можно только  из кухни.  Но
вечерами на  окна кухонь  опускают занавески. Если даже слон  войдет, его не
заметят.  Альбер  раскрыл шкаф, нерешительно поглядел на пуловеры, белье. Он
был уверен что  девушка где-то все  же записывала  номера телефонов.  Ладно,
простая  девушка,  у  которой  нет необходимости в деловом  дневнике.  Но не
помнила же она наизусть номера телефонов своих знакомых. То, что убийца унес
с собой блокнот, бумагу, тетрадку, он сразу отбросил. Здесь сразу видно, что
работал не профессионал. Тот, кто так искромсал несчастную ножом в кухне, не
смог бы обыскать комнату, не оставив следов.
     И пришлось Лелаку (и ему тоже) обыскивать комнату. Работал он медленно,
импровизировал.  Включил  радио,  поискал  музыку.  У   него  было  странное
неприятное чувство. Он привык к чужим квартирам, научился видеть в них место
действия, умел  не разжалобиться при виде мелочей, оставшихся от исчезнувшей
жизни.  Над  фотографиями,  засунутой  в  ящик  детской   куклой,  заботливо
заштопанным  пуловером.  Но  насколько легче работать, когда вокруг суетятся
усталые и спешащие коллеги, проявляя истинный  или напускной  цинизм. Работа
есть работа.  Он  задвинул ящик обратно и уселся возле печки в кресло, чтобы
просмотреть  лежащую на  маленьком столике груду газет,  когда услышал  шум.
Кто-то  открывал входную дверь.  Альбер отложил газету и  прислушался. Может
быть, звук донесся от соседей, подумал он. В каждом  доме, в каждой квартире
есть свои звуки, необъяснимые, таинственные, неистребимые шумы. Может, сосед
заглянул, увидев, что кто-то зашел? Может, подруга убитой девушки

     пришла сюда с мужчиной... возможно с Бришо. Он улыбнулся своей мысли.
     И продолжал улыбаться,  когда в комнату вошел какой-то мужчина и ступил
в сторону, давая пройти  двум другим. Улыбался,  словно  мышцы его лица жили
самостоятельной, отдельной жизнью.  Ухмылка медленно  сползала с лица. Гости
были вооружены.
     Долгие  годы  Альбер  готовился  к  этому   моменту.  Наверное,   будет
преувеличением сказать, что с этим  он  ложился,  с этим вставал, но то, что
каждый день  думал  о  такой возможности, это  точно.  Думал, как и все  его
наиболее  разумные  коллеги.  О  той  минуте,  когда  он  попадет  под  дуло
какого-нибудь   оружия.   Когда  не  он   будет  угрожать  сопротивляющемуся
преступнику.  И  когда  в  него  будут  стрелять не  на  бегу,  не во  время
преследования  им  преступника  --   неуверенно,  с  минимальным  шансом  на
попадание,  а холодно  и  спокойно наставят оружие, и ему  придется  решать,
повиноваться или... Браунинг его был на месте -- в кобуре под мышкой. Альбер
ни  за какие  деньги не пошел бы без  него на работу. Он вообще  брал его  с
собой и в  свободное от службы время, больше того, даже когда -- очень редко
-- отправлялся ужинать с Мартой или в  поход, на  экскурсию, если  выдавался
свободный  уикэнд. Чтобы  не  дай бог хоть  один раз,  один-единственный раз
браунинг не оказался бы у него при себе, когда в нем появится необходимость.
Теперь эта необходимость появилась.  Теоретически он хорошо  знал,  что надо
делать.  Броситься  в  сторону,  перепрыгнуть  через  ручку  кресла,  и  еще
попытаться перекувыркнуться назад. Вытянутая левая рука придаст  необходимый
размах, правой рукой он выхватит из-под пиджака пистолет.  На  тренировочных
занятиях он проделывал. Может, и сейчас удастся?
     Пока  он  все  это  обдумывал,  трое мужчин вошли в  комнату, и  Альбер
потерял шанс  на действие.  Прикрытие  исчезло, теперь куда ни прыгнуть,  он
останется  незащищенным. И он ощутил  странное  облегчение.  Филипп Марло  и
прочие  сыщики  из американских  детективов  привыкли  к  тому,  что  на них
наставляют пистолет.  Они  смотрели  на  него равнодушно,  как аборигены  на
отправляющихся на  охоту  львов: с осторожностью, но  без  особого волнения.
Альбер сомневался в том, что настоящие  американские детективы  в самом деле
так  себя ведут в подобных ситуациях. Знал,  что никогда в  жизни не забудет
этих минут, они будут возвращаться к нему в кошмарных снах. И, пожалуй, даже
не сам страх. А чувства беззащитности и уни-

     жения. Разочарования и самообвинения  из-за того, что он не сделал даже
попытки.
     Он  вытер ладойи о брюки, чтобы они не были скользкими от пота, если он
все же решится...
     -- Это он? -- спросил один из мужчин.
     -- Не думаю, -- ответил стоявший впереди. -- У того усы.
     -- Ты кто?
     -- Тебе какое дело?
     -- Ишь, какой ты умный, -- сказал  тот,  что задал вопрос.  -- Большими
умниками кладбища полны. И на твоей могиле это напишут.
     Ох, как хотелось дать по морде этому фрукту!  Разыгрывает  тут великого
профи, Джо Верную Руку. А ему просто повезло. Потому что Альбер пришел один,
потому что пялился  на них вместо того, чтобы вскочить по своей привычке при
первом же звуке, выхватить браунинг, который привез из Англии, взвести курок
в тот момент, когда увидел в руке входящего  оружие.  У парня не осталось бы
шансов.
     -- Ты дружок Кароль?
     Альбер отрицательно потряс головой.
     -- Ее подруги. Которой она всегда одалживает квартиру.
     Лелак не хотел говорить, что он полицейский. Откуда знать, не придет ли
им вдруг охота без всякого риска погасить должок полицейскому корпусу.
     Мужчина глянул на своего спутника. Тот кивнул:
     -- А где беби?
     -- Черт ее знает. Сказала, что мы здесь встретимся.
     -- Сожалею, приятель. Сегодня вы не встретитесь. -- Мужчина отодвинулся
в сторону. -- А ну,  исчезни!.. Да поскорее! Твоей беби мы передадим, что  у
тебя дельце подвернулось.
     Альбер с трудом приподнялся. Он еще не хотел уходить.
     -- Вы дружка Кароль ищете?
     Мужчина задумчиво кусал нижнюю губу. И до сих пор  лицо его было не  из
приветливых,  а сейчас во взгляде,  которым он смотрел на Альбера, появилась
беспощадная жестокость. Теперь он больше походил на профи, чем когда выдавал
текст,  взятый  из  грошовых  романов. Изготовители  приключенческих фильмов
восхищаются  профи.   Альбер  их  восхищения   не  разделял.  Он  тоже   был
профессионалом и знал, что преступникам-профи необходимо

     лишь одно качество: безудержная жестокость. Он не должен уметь стрелять
быстрее  других или  быстрее наносить удары,  не должен  быть специалистом в
области ядов или взрывчатки. Он должен убивать без колебаний.
     Лелак не боялся, что в нем узнают полицейского. Где теперь те  времена,
когда  полицейского  в штатском  все  узнавали по  темному пиджаку, шляпе  и
плащу. Ныне сыщики одеваются, как все прочие граждане, как  эти преступники,
находящиеся  здесь,  в комнате, и больше похожие на продавцов из лавки. Ныне
преступники узнают полицейских  по  их самоуверенности. Есть  нечто  такое в
поведении служителей власти, что впиталось в них за долгие годы пребывания в
полицейском корпусе. И эта самоуверенность  сохраняется  в  них даже  тогда,
когда на них направлено оружие. Они могут потеть, дрожать, но на физиономиях
у них  написано, что они сделают с  негодяем в  изолированном  от  шума углу
полицейского  участка,-  если жребий повернется.  Но  этим  свойством Альбер
никогда не обладал.
     -- Знаешь его?
     -- Нет. Но слыхал, что Кароль его выставила.
     -- Когда?
     -- Вчера.
     -- .Да? Ну, спасибо, что сказал. А теперь убирайся побыстрее.
     Альбер двинулся к выходу. Не попрощался, чинно закрыл за собой дверь. У
дома  сунул руки в  карманы и направился к углу улицы. Он  был  уверен,  что
четвертый  субъект сидит  в  какой-нибудь  машине, припаркованной  здесь же.
Почти рядом с домом стояла телефонная будка, и -- словно судьба играла с ним
-- в этот момент толстенькая старушка повесила  трубку, собрала свои сумки и
с  трудом выбралась из будки как раз, когда Альбер с  ней  поравнялся. Сыщик
поборол искушение.
     А ведь знал он, что за углом не найдет телефона, а если отыщет, автомат
будет испорчен, или занят до бесконечности, или Буасси не окажется на месте.
Так  оно и случилось. Он мог только  надеяться, что  трое субчиков  не сразу
пройдут  в кухню, не тотчас же  обнаружат, что в квартире не все в  порядке.
Пусть  хоть полчасика  пройдет,  пока они сообразят,  что  к чему, а  к тому
времени Буасси уже припаркует  на улице  свой  темно-зеленый "пежо" и четыре
другие машины будут патрулировать район, прислушиваясь к радио. Только б они
пробыли там еще полчаса!

     Они  и  пробыли. Удалились лишь через час. Вышли быстрыми шагами, перед
домом на мгновенье остановились, огляделись,  прежде  чем  сесть в машину. У
них был белый  "опель", припаркованный почти у самого дома.  Шофера не было,
следовательно,  Альбер спокойно мог позвонить  прямо от дома. Буасси ждал со
своим  "пежо" на противоположной  стороне,  а Альбер с Бришо  у другого угла
дома под табличкой: "Стоянка воспрещается!"
     -- Какое у них было оружие? -- спросил Шарль.
     -- У  того, который  вякал, револьвер, кажется, "Смит и Вессон". У двух
других -- шестимиллиметровая "бе-ретта".
     -- Похоже было, что они пользуются оружием?
     -- Похоже было, что хотят воспользоваться. Для того и пришли.
     -- Тебе повезло, -- констатировал Бришо.
     -- Да.
     -- Как же ты позволил застать себя врасплох! Эх, нельзя было!
     --  Серьезно? -- спросил Альбер и  почувствовал, что  его голос  звучит
резче, чем следует. А ведь с каким волнением Шарль выслушал его историю, как
спешил,  мчался сюда... -- Да, -- произнес он тоном пониже. -- Не знаю,  что
со мной произошло.
     -- С каждым может случиться, -- сказал Бришо.
     --  Я еще с ними встречусь, -- пообещал Альбер. Он крепко надеялся, что
так  и будет. Унизительное чувство забудется лишь тогда, когда  он защелкнет
на руках у этих парней наручники.
     -- Если Буасси не упустит их из виду.
     -- Буасси? Бришо промолчал.
     IV
     Буасси  их не упустил. Он так ловко петлял  со своим "пежо", что ни  на
секунду  не задержал движение и все-таки  сумел раствориться в потоке машин,
несущихся к  бульвару Клиши. Белый  "опель"  опережал его  на четыре машины.
Буасси  с  наслаждением  потянулся к  микрофону, сказать,  чтобы  отправляли
первую вспомогательную машину. Из всей  дрянной  работенки  больше всего  он
любил  возиться с  машиной.  И  участвовать в преследовании. Но преследовать
приходилось  редко;  ведь   только  в  фильмах  полицейские  машины  мчатся,
преодолевая на двух колесах

     крутые  повороты.  'Не  беда,  просто  водить  ему тоже  нравилось. А в
особенности, когда он вел головную машину и,  словно  дирижер, мог управлять
сложной  и красивой симфонией  преследования. Пусть поглядят  на него сейчас
все  те   великие   умники,  что  пренебрежительно  подшучивают  над  ним  в
полицейском  управлении,  пусть поглядит  Ко-рентэн  или  хоть  сам  министр
внутренних дел; у  Буасси они не найдут ошибок. Надо  знать город, знать, на
каких  улицах  одностороннее  движение,  где  паркующиеся  грузовики  обычно
перекрывают дорогу, где может  неожиданно рвануть весь транспорт. Надо знать
типы машин, их возможности набирать скорость, радиусы поворотов. Сколько раз
преследователи  терпели  неудачи  из-за  того, что  большие  сильные  машины
подозрительно  медленно двигались, а маломощные  тачки, дерзко напрягая  все
силы, мчались вслед за преследуемой спортивной машиной, или  из-за того, что
преследующий  преступников автомобиль не  сумел  достаточно  быстро  сделать
где-то поворот.
     Альбер  и Бришо,  несколько поотстав, ехали за  машиной  Буасси  и,  не
выключая  радио,  следили  за  преследованием,  как  следят  за  трансляцией
волнующего  футбольного матча, который  хотя и таит в себе сюрпризы,  однако
сомнений в его конечном результате даже не возникает.
     Трое мужчин покидали машину по одному. Первый  на улице Милана. "Опель"
остановился у стоянки такси, пассажиры  его долго прощались. Они казались ни
в чем не повинными, порядочными людьми, коллегами, друзьями, возвращающимися
с экскурсии. Пистолеты не были заметны, вероятно, они положили их в  карманы
плащей. Одна  из  преследующих  машин  тоже  остановилась, из нее  вышли два
сыщика.  Они  проследили  за  субчиком,  который  вошел  в   дом,  осторожно
последовали  за  ним.  Слышали,  как  тронулся лифт  и,  когда добрались  до
лестницы,  уловили  звук  поворота  ключа и скрип двери.  Честный  гражданин
вернулся с работы домой.
     Второй  коллега  тоже  отправился домой; шеф высадил  его из "Опеля" на
авеню  де  Малакофф. Беззаботно прогуливаясь,  он шел по  улице, разглядывал
витрины,  и  идущий за ним по пятам сыщик  уже начал было  думать,  что  тот
что-то  заподозрил. Потом  он  сделал покупки  в одном  из магазинов Феликса
Потэна;  полицейские  знали,  что другого выхода там нет, и не пошли за ним.
Этот мужчина, одетый в хорошо сшитую кожаную куртку, коротко, остриженный, в
старомодных  очках  казался  гражданином,  вызывающим  наибольшее доверие  в
многоцветной суетя-

     щейся на авеню толпе, когда вновь появился на улице с красочным пакетом
от  Феликса  Потэна в руках. Они  без  затруднений  проводили его  до  дома,
видели, как он  .дружески здоровается  с консьержем, прежде чем исчезнуть  в
подворотне. Следом за ним они не пошли.
     -- Что ты  намерен делать? -- спросил  Шарль Альбера. Альбер  задумчиво
молчал.
     -- Это твоя игра. Сделаем так, как ты захочешь.
     -- Спасибо.
     -- Если и третий пойдет домой, задержим его?
     -- Не знаю. Надо подумать.
     Бришо сглотнул слюну и кивнул. Он знал Альбера. Ле-лак просто,  отложил
решение. Как  же!.Черта с два он думает! Без  всяких  рассуждений повинуется
своему инстинкту.
     -- Не думаю, что он идет домой, -- сказал Альбер.
     Бришо  не знал, что ответить. В их профессии заранее готовишься к любой
возможности.  Но  ему  ли говорить  об  этом  Альберу? Прилежный  ученик  --
прирожденному гению? Бришо было любопытно,  что сказал бы Альбер,  узнай  он
когда-нибудь, какого Шарль о нем мнения. Но этого он не узнает.
     Третий  мужчина, конечно, пошел  не домой. "Опель"  он  припарковал  на
вместительной  автостоянке   спортивного  центра  "Академия".  Стоянка  была
наполовину пуста. Буас-си  поставил  свою  машину  под  прикрытие микробуса.
Спортивный центр можно было принять за белое конторское здание,  если бы  за
ним не виднелись красные искусственные гаревые покрытия теннисных кортов.
     --  Может, он хочет  размяться немножко, прежде чем вернуться домой, --
предположил  Бришо. И  тотчас пожалел. У них в  отделе только Буасси обладал
правом делать идиотские замечания.
     --  Возможно,  --  допустил  Альбер.  Он  проехал  мимо  автостоянки  и
остановился,  выехав  двумя колесами  на  тротуар.  Заглушил  мотор и открыл
дверцу.
     -- Идешь?

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ I
     Когда Альбер вернулся, Марта  была дома. У нее отменили последний урок,
и она  приехала за несколько  минут до Альбера. Они  с подозрением поглядели
друг на друга, словно каждый застал другого на месте преступления.
     -- Устроили два урока математики один за другим, -- объяснила Марта. --
Директор посчитал, что сейчас это важнее.
     -- Два урока  математики один за другим, -- повторил Альбер. -- Вечером
я снова должен уйти...
     Он не обрадовался тому, что застал жену дома. Ему хотелось побыть часок
в одиночестве, без  помех поразмышлять о деле. Он видел, что  Марта только и
ждет, чтобы он обнял  ее, погладил, успокоил; сказал, что  директор  болван,
математика  вовсе  не важнее английского. Но ему  хотелось побыть одному. Он
никого не хотел видеть, ни с кем не желал разговаривать.
     -- Твой директор болван, -- сказал он. Обнял Марту. На мгновенье все же
ощутил искушение  поделиться с женой  тем, что произошло.  -- Пойду вздремну
часок, -- счел за лучшее сказать он.
     -- Джейн  говорила, будто у  вас  кого-то  убили во время  допроса,  --
заговорила Марта. Нельзя  было понять, спрашивает она или утверждает.  Джейн
была ее коллегой. Она всегда все знала, все смотрела по телевизору,  слушала
по радио и читала в газетах. Водились за ней и грехи посерьезнее, стоит хотя
бы  вспомнить  о  том,  когда  Альбер  в  интересах следствия  несколько раз
пообедал с одной бразильской танцовщицей.
     -- Не знаю, -- ответил Альбер. Ему очень не хотелось сейчас говорить об
этом.
     -- Чего ты  не знаешь? -- Голос Марты звучал более нервно, чем  обычно.
-- Так да или нет?
     -- Не знаю, -- упрямо ответил он.  --  Говорят,  вроде  бы кто-то умер.
Меня  там  не  было. Это  дело  не мое,  я  им не  занимаюсь,  у  меня  свои
неприятности, мне их вполне хватает.
     --  Значит, вроде бы кто-то умер, --  повторила жена зловещим тоном. --
Но  тебе нет никакого дела. Теперь я понимаю,  как происходят подобные вещи.
Как в полиции могут забить человека до  смерти, и никого даже не привлекут к
ответственности.

     Альбер вздохнул.
     --  Понять  не  могу,  как  можно  такое  замять! -- полная  решимости,
продолжала Марта. В подобных ситуациях  было  немыслимо заставить ее молчать
ни  вздохами, ни  репликами.  --  Люди считают,  что там,  в  полиции,  есть
порядочные  полицейские, которые стыдятся того, что такое может произойти, и
хотят  защитить   честь   мундира   наказанием   виновника   и   признанием,
случившегося. Именно таким человеком я считала тебя.
     В  глазах  ее  появились  первые  слезы,  что  обычно   означало  конец
дискуссии.
     --  Так  вот  послушай,  -- произнес  Альбер  дрожащим  от  раздражения
голосом. --  Я не знаю, что случилось, и  меня  это не интересует. Возможно,
это работа какого-то  дикаря, садиста, но меня  это все равно не интересует.
Почему именно в полиции, среди нас, не может быть садистов? Оглянись вокруг!
Кругом одни  дикари, попросту  звери!  Нас  толкают, топчут, пыряют  ножами,
стреляют,  взрывают, когда  мы идем на службу. Нельзя предугадать,  когда на
тебя нападут трое наемных убийц! А мы должны быть святыми?!
     В другое  время  Марта заметила  бы  его обмолвку. Но теперь  она  была
слишком поглощена  тем, что сама хотела сказать. Однако сейчас очередь  была
за Альбером. Почти против воли слова так и хлынули из него.
     -- Любой из нас может убить' человека. Думаешь, мне это приятно? Я живу
с этим сознанием, но не думаю об этом, потому что,  если  подумаю, не  смогу
идти на работу.  И ты бы  не села больше за руль,  если бы все время думала,
что задавишь, собьешь кого-нибудь, но если даже задавишь, это еще не значит,
что ты убийца, зверь, а ведь именно так будут считать родственники жертвы.
     -- Но ты... -- начала было Марта.
     -- Но я не убийца, не садист и не зверь даже в том случае, если однажды
кого-то  убью, потому что выстрелю раньше его или во время допроса  отшвырну
его к стене, и он проломит себе череп.  А если я зверь,  то пусть им и буду.
Ты сказала, чтобы я написал руководство по выживанию в Париже. Вот я и нашел
первое правило: будь сам тверже и бей первым.
     -- Где тот юноша, которого я полюбила? -- тихо произнесла Марта.
     -- Все жалеют этих паршивых преступников, даже ты. А кто пожалеет меня,
когда я сдохну? Найдется у твоей

     дрянной  приятельницы  хоть  одно слово  сожаления?  Будет  она бранить
убийц? Требовать их наказания?
     -- Я  уже сейчас тебя жалею, -- сказала Марта. Она больше не плакала, и
в глазах ее как будто в самом деле светилось сожаление.
     Альбер  повернулся  и  пошел в  свою  комнату.  Остановился  у зеркала,
грустно взглянул в него и медленно вынул пистолет. Он никогда еще не был так
близок, как сейчас, к тому, чтобы спустить курок.
     II
     Они  встретились в  одиннадцать вечера. Буасси заехал  за Альбером,- по
дороге они захватили Бришо, который жил в центре города.
     Альбер  целый   час   подряд  практиковался  в   быстром   выхватывании
.пистолета, затем лег и принялся  рассуждать.  Марта  весь  вечер к нему  не
обращалась.
     Буасси  в  своем  темном   костюме  выглядел  провинциальным  дядюшкой,
которому  сейчас впервые показывают ночную жизнь. Это  их вполне устраивало,
они хотели оглядеться в кабаре "Рэнди кок", не привлекая к себе внимания.
     "Рэнди  кок"  был  еще  более скверным  местом,  чем они  предполагали.
Какое-то длинное, безликое помещение с маленькой" круглой эстрадой в  конце,
длинная стойка бара, около  десятка столиков. Музыка на несколько децибеллов
громче,  чем   следует,  у   стойки  бара  нахально  пялилась  на   входящих
третьеразрядная из захудалых золотая молодежь в костюмах, сшитых из дешевого
материала,  но  подчеркнуто по последней моде.  Лица  в полумраке,  медленно
меняющиеся цветные огни  рисуют  круги у людей под глазами. Только за  тремя
столиками посетители. Альбер и его приятели расположились возле эстрады.
     Бришо  начал жалеть, что  пришел. Мог бы  догадаться,  что нет никакого
смысла.  После  убийства  всех  по  нескольку  раз допросили.  Возможно, эти
субчики  даже не  были  здесь в  тот вечер.  Но  Альбер  сказал,  что  хочет
осмотреться, тихонько,  не привлекая  внимания,  в  штатском.  А  он, Шарль,
попался  ему  на  удочку.  На  девиц, видите ли, захотелось  поглядеть этому
типчику!
     Буасси  весьма  довольный развалился на  стуле  и  повернулся  лицом  к
эстраде. Две стареющие  толстоватые бабенки, вертели бедрами, иногда попадая
в такт музыки.
     -- Выпьем вина? -- спросил Буасси.

     Альбер, моргая, смотрел на дверь.
     -- Того субъекта я уже видел, -- сообщил он Бришо.
     -- Какого?
     -- Вышибалу. В тренировочном зале у Ламана.
     -- Он тебя тоже видел?
     -- Не думаю. Он все время тренировался. Шарль пожал плечами.
     --  В  протоколе  записано, что Фанфарон прежде, чем уйти,  говорил  со
швейцаром.
     -- А спросили, о чем?
     -- Ответил, будто ни о чем. Просто так побеседовали.
     --  Танцовщиц  кто-нибудь опрашивал,  не  знают ли  они  дружка  убитой
девушки?
     -- Еще вчера вечером.
     Альбер замолчал. Конечно, спрашивали.  Он повернулся к  эстраде.  Вышли
две новые  танцовщицы, одна  из  них  совсем приличная. Буасси отвернулся от
сцены, ища глазами официанта.
     -- Зачем сюда таких кляч допускают? -- сердито спросил он.
     Альбер не  ответил. Знал,  что тот хочет его подначить. Буасси  заказал
шампанское.  Одну бутылку.  Бришо попросил коктейль мартини,  Альбер кофе  с
виски  по-ирландски. Они глядели друг на друга  и молчали.  Буасси  начинает
развлекаться!
     У  девушек лишь вокруг бедер была повязана какая-то веревочка, их тугие
тела, стройные бедра, маленькие задики, задорные груди  странным  образом не
казались сексуальными, когда  они, расставив  ноги, наклонялись, выгибались,
трясли бедрами. Одна из них поймала взгляд Аль-бера и улыбнулась.  Ее улыбка
была  не  дружелюбной,  а  скорее  насмешливой  и  пренебрежительной. Другая
смотрела  на  субчиков, сидящих за стойкой бара, и временами кому-то  махала
рукой. Альбер даже не потрудился посмотреть, кому именно.
     Он  видел перед собой,  словно  сидел здесь  в  тот^вечер,  Фанфарона у
стойки бара. Он звезда, он король "среди этих захудалых сутенеров, известный
борец, его афишами заполнен город... все ему приятели. Он шутил, беседовал с
вышибалой, с которым в тренировочном зале, возможно, и в разговор не вступил
бы, но здесь иное дело, здесь при его известности просто подобает поговорить
со швейцаром, спросить, как тот поживает, как у него идут  дела. В тот вечер
ему помахала рукой какая-то девица. Конечно, его же знают...

     Официант  принес  шампанское,  с громким  хлопком  открыл бутылку.  Все
посмотрели на него и заулыбались, будто он невесть  какой  классный поступок
совершил; снова  улыбнулась и  танцовщица, теперь  дружелюбнее. У  нее  были
короткие  светло-каштановые обрамляющие лицо волосы, похожие  на  подогнутую
снизу  каску.  Альбер   не   мог  больше   думать.   Они  чокнулись.  Буасси
удовлетворенно вздохнул.
     -- Это я в тебе люблю, -- сказал Шарль Бришо.
     -- Что ты сказал? -- Альбер и не пытался скрыть подозрения в голосе.
     -- С тобой работа всегда идет по-иному, чем следует.
     -- Ну... -- Лелак не знал, что на это сказать.
     -- В фильмах жизнь сыщиков  -- сплошное волнение. В действительности --
смертельная  скука,  не  лучше,  чем  у чиновников.  Только  утомительнее  и
опаснее.
     -- Вот видишь! -- вставил Буасси. Бришо махнул рукой.
     -- Опасность не приключение. Опасность  в  том, что ты можешь сдохнуть.
Приключение... приключение-Девушки, послав прощальные улыбки, исчезли, вышла
новая  пара -- поразительно  красивая  девушка восточного типа и здоровенная
блондинка.
     Буасси смотрел на Бришо с интересом.
     -- Ас Альбером работа -- приключение? -- спросил он.
     --  Нет.  --  Бришо  изучал девушку-азиатку. Альбер  размышлял над тем,
каково с ним работать. -- С Лелаком  ни  приключений, ни скуки. С ним ходишь
по  барам, ресторанам, беседуешь  с  разными людьми, путешествуешь,  идешь в
кино, покупаешь .книги, оклеиваешь обоями квартиру...
     -- И  позволяешь себя избивать, -- мрачно добавил Буасси. Он все еще не
мог простить Альберу, что тот  однажды прибыл с опозданием, потому что долго
флиртовал по телефону с бразильской пташкой. Из-за этого Буасси целую неделю
продержали в больнице -- так его избили, -- а когда выпустили, бок продолжал
болеть еще несколько месяцев.
     -- Другой. сыщик,  когда  хочет поговорить со свидетелем, вызывает того
на  допрос,  Альбер -- сам его где-то отыскивает, --  безжалостно  продолжал
Бришо.  --  В  таких   местах,   где  другой  ищет  стукачей,  Альбер  Лелак
присаживается, чтобы оглядеться.
     Альбер не обращал на него внимания. Он  встал, засунул руки в карманы и
направился к двери. Гардероб-
     щик вопросительно повернулся  к нему.  Альбер улыбнулся и пошел дальше.
Швейцар стоял, привалясь спиной к двери и  уставившись на стойку бара. Он не
смотрел на Альбера, но, почувствовав, что тот идет, отодвинулся с -дороги"
     Альберу не  хотелось его раздражать. Он остановился за  шаг  перед ним.
Ждал,  чтобы парень  медленно поднял на него  глаза  и  смерил взглядом.  Он
видел, что  тот  расслабил  плечи  и  едва  заметно  изменил центр  тяжести.
Интересно,  сколько людей привязывались к  нему лишь  ради того, чтобы  себя
испытать?
     -- Я видел тебя у Ламана на тренировке, не так ли? -- спросил Альбер.
     --   Может   быть.   --  Взгляд  все  еще   недоверчивый,   разве  чуть
подружелюбнее.
     -- Хороший тренер старик?
     -- Смотря для чего.
     -- Один приятель порекомендовал мне у него поразмяться.
     -- Борьбой занимаешься? Альбер пожал плечами.
     -- Когда-то было дело. Думаю, пора снова начать.
     -- Вместо бега трусцой?
     -- Наверное.
     Оба ухмыльнулись.
     -- Скажи, не было здесь вчера трех типчиков?
     -- Здесь их больше было..
     -- Они очень кого-то искали.
     -- Ну и что?
     -- Нашли меня.
     Оба мерили друг друга взглядами. Альбер понимал, что швейцар  не знает,
куда  его причислить. Сначала попробовал  к тем, кто хочет завязать  обычные
приятельские отношения, потом к фараонам, затем  к крутым пар" ням, но ни на
кого из них он не походил.
     Появились  посетители. Альбер  дал  им пройти и глянул  на свой столик.
Приятели  смотрели на  эстраду,  казалось, внимания на  него не обращали. На
сцене  вертели  бедрами  здоровенная  девица и маленькая  улыбчивая девушка.
Альбер и сейчас попытался поймать ее взгляд. Безуспешно. Посетители прошли в
зал, швейцар занял свой сторожевой пост, опершись спиной о дверь.
     -- Чего ты хочешь? -- спросил он. Альбер все еще смотрел на девушку.
     -- Кого искали эти три типа?

     -- Не знаю, как его зовут.
     -- Но знаешь, кто он? Швейцар заколебался.
     -- Я фараон, --  сказал Альбер. Вышибала смотрел ему в глаза. -- Не  из
той породы, что пристает к людям, не давая им покоя.
     _ Я думал, ты на самом деле борьбой занимаешься.
     -- Спасибо. Стараюсь.
     --  Не  знаю,  как  его  зовут,  --  повторил  швейцар,  однако  теперь
чувствовалось, что он не прекратит разговор. -- Но физиономия того  типа мне
знакома. Он по ночам шастает по таким заведениям..
     -- Как он выглядит?
     --  Тощий,  с  усами,  немного  пониже  тебя.  Носит  пиджаки  кричащих
расцветок, считает, что он кум королю.
     -- Знаю я таких типчиков, -- проворчал Альбер.
     --  Конечно знаешь, -- сказал швейцар.  Оба посмотрели в сторону стойки
бара.
     -- Он дружок какой-нибудь из танцовщиц?
     -- Ну, это преувеличение. Одна девушка иногда уходила с ним.
     Он умолк и принялся чистить пальцем коротко обрезанные ногти.
     -- Та, что погибла?
     -- Да. Не знаю, почему она с ним ходила. Славная была" девушка.
     -- Славные девушки иногда  ходят  с самыми  погаными  подонками. -- Эта
житейская мудрость была извлечена Альбером из опыта  долгих лет службы. -- А
ты сказал тем троим, где его можно найти?
     -- Назвал два-три места, где он обычно бывает. И пару его приятелей.
     -- А что девушка погибла, сказал?
     ---- Нет. -- Он ухмыльнулся. -- Об этом они не спрашивали.
     -- А мне что ты скажешь? -- Они пристально глядели друг на друга.
     -- То же самое, -- решительно произнес наконец швейцар.
     -- Ну? -- спросил Шарль, когда он вернулся к столику.
     --  Ничего особенного,  -- ответил Лелак.  Повернул стул  к  эстраде  и
уселся.
     -- Завербовал? -- поинтересовался Буасси.
     --  Мы думали,  ты поступишь  помощником  к  швейцару.  Вы  так  хорошо
смотрелись рядом, -- заявил Бришо.
     -- Вас я бы сюда не пропустил! -- проворчал Альбер.
     "Быть  может,  Бришо прав,  --  думал он.  -- Я завоевал себе репутацию
ленивого болвана. Прихожу, ухожу,  беседую, опаздываю на  службу, прогуливаю
совещания, протоколы у меня с пробелами, и все  это принимается во внимание.
Как и  то, что  Буасси умеет только водить машину,  а  Бришо  хочет  сделать
карьеру".
     Шампанское кончилось,  они  уже знали наизусть каждый  изгиб  тела всех
танцовщиц, Бришо  сделал официанту знак, что  хочет расплатиться.  Раньше он
вообще предоставлял  это  делать  Альберу, но с тех пор, как Бришо повысили,
считает  своим  долгом  иногда  расплачиваться  по  двум-трем  счетам.  Было
заметно,  что делает он это неохотно. За  плохое  шампанское взяли непомерно
много, и Шарль долго копался в бумажнике. Альбер откинулся на спинку  стула,
не выказывая готовности помочь  ему. Если бы  он пришел один, то еще остался
бы здесь. Ему  хотелось поговорить с  той танцовщицей,  с  которой  Фанфарон
обменялся  парой  слов прежде, чем уйти.  Это  была  очаровательная  девушка
восточного происхождения,  которая (как  сказано  в протоколе)  родилась  во
Франции девятнадцать лет назад  и никакого понятия не имела об  интересующем
их  деле.  В тот вечер они подурачились немного, а потом она пошла на сцену.
Фанфарон же отправился домой спать. Точнее, умирать.
     Бришо  наконец наскреб  денег.  Он поднялся.  Никто на них  не  обратил
внимания, когда они уходили, золотая молодежь громко над чем-то прыскала, на
эстраде  скучающе дергались две очередные  девицы, только вышибала подмигнул
Альберу, открывая перед ними дверь.
     III
     В четверг  у него  был выходной. И он решил проспать целый день. Это не
было  сознательно  продуманным   решением.  Сначала   его  просто   охватило
счастливое ощущение: спать можно  сколько угодно. Потом он примирился с тем,
что спать захочется, вероятно, целый день, наверное,  не только сегодняшний,
но и завтрашний, и послезавтрашний, вообще пока не  наступит лето. Однако он
не очень удивился, когда зазвонил телефон. Только подосадовал,
     что  перед  сном не выдернул  шнур из  розетки  и  не  разрезал  его на
одинаковые мелкие кусочки.
     Альбер  был уверен, что  звонит Бришо.  В  такое время тот обычно искал
его.  Вежливо,  с  извинениями, но  без стеснения. Знал  Альбер,  что звонит
Бришо. Тот  ему даже снился. Они  вместе гнались по крыше  дома  за убийцей,
стреляя, мчались от одного  надежного прикрытия  к другому, словно  артисты,
выделывали  сальто, прыгая с  одного дома  на другой, падали,  но  почему-то
всегда снова оказывались на крыше, а пули, свистевшие вокруг них, попадали в
стены.  Внизу  кордон  сдерживал  толпу любопытных, потом  улица  неожиданно
опустела, будто вымерла, лишь время от времени по ней с грохотом проносились
редкие автобусы. Порой из окна улыбалась обнаженная девушка,  и Альбер знал,
что она улыбается ему; он хотел  взобраться к ней, но все-таки снова ложился
на крышу, поднимал браунинг и целился. А Бришо, не переставая, повторял: это
для тебя характерно. Такое только с тобой случается.
     В  первое мгновенье  он  даже не  сообразил, что спрашивающий его голос
принадлежит женщине.
     -- Какого дьявола ты меня беспокоишь, -- заворчал он.
     -- Извините, я говорю не с Альбером Лелаком?
     Какого черта! Это еще что  за  женщина? Уж не  вчерашняя  ли девушка из
бара? Знает, кто убийца, и хочет ему сказать!
     --  Почему  же  не  с Лелаком,  --  хотел он ответить, но  губы  у него
слиплись и ему удалось выдавить из себя лишь долгий звук "о".
     -- Говорит мадам Дефрок. Извините, что беспокою вас в выходной день, но
господин Корентэн желает вас видеть.
     Он открыл рот и облизнул губы.
     -- Зачем?
     Это  прозвучало уже почти  нормально. У Корентэна месяц назад появилась
новая  секретарша,  но  Альбер так и не смог к ней  привыкнуть.  Ни к самому
факту,  ни  к  этой женщине.  Она  была лет  пятидесяти,  внешне  напоминала
типичную мамашу, которая не терпит оторванных пуговиц,  смятых воротничков и
грубых выражений; казалось, у нее  всегда можно  получить  пару добрых слов,
горячий   кофе,   несколько  франков   взаймы.  Однако  внешность  оказалась
обманчивой. Мадам Дефрок признавала за  человека только Корентэна, остальных
считала неизбежным злом.
     -- Ваш шеф меня  не  информировал, --  холодно  ответила она. -- Будьте
любезны явиться через час.
     Альбер  взглянул  на часы. Половина  десятого. Он -проспал меньше шести
часов. Марта,  разумеется,  бодрствовала, когда он  прибыл  домой из  "Рэнди
кока" и, естественно,  пожелала  узнать, как он развлекался. Альбер сообщил,
что повеселился прекрасно, истязал  электрическим  током  подозреваемых, ибо
это  его  любимое развлечение.  Затем  они  поссорились и помирились лишь  в
четыре часа, на рассвете. Марта, конечно, давно поднялась, с утра у нее были
уроки, но ведь женщины вообще сделаны из железа. .Альбер встал  под холодный
душ, чтобы прогнать сон,  оделся  с быстротой молнии, оставил  записку жене,
которая обещала в полдень прийти домой, чтобы вместе пообедать, и отправился
на службу.
     Ну, какого  дьявола Корентэну от него  нужно? Опять,  что ли, устал  от
него? Комиссар раза два в год восставал против характера своего подчиненного
и  пытался его  перевоспитать.  Ценой примирения  всегда  служило  быстрое и
идеальное расследование  какого-нибудь дела. Неужели он снова забыл пойти на
какое-то  совещание?  Не написал  какого-то  письма?  Стоит ли  из-за  этого
вызывать человека в выходной день?
     После  первых же ста метров он понял, что  оделся не  по погоде. Солнце
сильно пригревало, на  небе собирались облака, обещающие не дождь,  а парное
тепло. Когда Альбер дошел до метро,  он взмок от пота,  а когда с пиджаком и
пуловером в руках  прибыл на набережную Орфевр, то уже  проклинал Корентэна,
желая тому поскорее очутиться в аду, и был полон решимости отчитать шефа как
следует.
     В здании было  прохладно.  -Альбер почувствовал, как  на  теле холодным
компрессом застывает пропотевшая одежда.
     До одиннадцати оставалось еще двадцать минут. Он пошел в кабинет, чтобы
успеть за это время прочитать показания танцовщиц.
     -- А  ты что  здесь  забыл?  --  спросил  его  Буасси, запихивая в  рот
последние  крошки завтрака.  Надежды  Альбе-ра подкрепиться  рассеялись, как
дым. -- Тебя шеф вызывал.
     Лелак сделал вид,  что не  слышит дурацких замечаний, и  начал рыться в
столе.
     -- В чем дело? Соскучился дома?
     Следовало предположить, что так будет: если на месте
     полный   состав,  то  сегодня   утром  все  двенадцать  человек  станут
спрашивать его, зачем он явился.
     _ Да, -- проворчал он. Встал и промаршировал в коридор.
     В  кабинете  Корентэна было полно посторонних. Они смотрели на Альбера,
как посетители зоопарка  на  хищника,  не  заслуживающего большого  доверия.
Кое-кто  поощрительно,  будто  школьный  инспектор  на  ученика,   остальные
враждебно.
     --  Альбер Лелак?  --  спросил  мужчина  лет  шестидесяти,  седовласый,
сухощавый и выхоленный. Наманикюрен-ные ногти, до блеска начищенные ботинки,
строгий серый пиджак в скромную полоску. Альбер пожалел, что явился небритым
и промолчал. Ответ,  который пришел ему в голову, он счел за лучшее оставить
при себе.
     -- Это инспектор Лелак, -- прервал наконец неловкую паузу Корентэн.
     -- Садитесь, -- произнес незнакомец.
     Альбер не  шевельнулся. В  нем  все  сильнее  зрело желание  официально
проверить документы у  этого типа даже в том случае, если выяснится, что  он
министр внутренних дел -- хотя  это было невозможно, того он бы узнал -- или
сам Господь Бог -- хотя и Бога он представлял себе несколько иначе.
     -- Доктор Сен-Жакоб, руководитель комиссии, созданной для расследования
смерти Данило Меничетти, -- сказал Корентэн.
     -- Кто такой Меничетти? -- спросил Альбер. Один из мужчин вскочил:
     -- Это наглость...
     -- Я не считаю ваш цинизм уместным... -- сказал доктор Сен-Жакоб.
     Корентэн скорчил  такую  же  мину,  как  тогда,  когда по  вине Альбера
выяснилось, что он ухаживает за светловолосой девушкой с заячьими зубками из
архива. Однако все же поспешил ему на помощь.
     --  Несомненно,  ты знаешь, что два дня  назад  один  подозреваемый при
допросе, к сожалению... .
     Теперь  Альбер по крайней мере понял.  Только  при  чем здесь он? Какое
он-то имеет к этому отношение?
     -- Мы слышали, что  во время события  вы находились в здании, -- сказал
Сен-Жакоб.
     --  Возможно, -- ответил  Альбер.  Он сел напротив  Сен-Жакоба и  начал
раскачиваться  на  стуле. Странно  было сидеть в  этом кабинете  в  качестве
допрашиваемого.
     -- Это не ответ, инспектор,,-- сказал Сен-Жакоб.
     -- Это не вопрос, -- сказал Альбер.
     Он догадывался, что ведет себя  вызывающе  с человеком, с которым вести
себя  так не следует.  Он сам не знал, почему это делает. Возможно, от того,
что ему  не дали выспаться. Или  ему просто  не нравилось, что его  пытаются
допрашивать. "Надо запомнить  это чувство, -- подумал он. -- Теперь понятно,
почему иногда так враждебны те, кого  допрашивают". Ясно одно: если у него и
были  шансы  на  повышение,  теперь  они уплыли.  Если  он будет  продолжать
перегибать палку,  есть вероятность даже вылететь из отдела. Иллюзий на этот
счет у  него не было. Он знал, что его ни в коей мере не  спасет то,  что он
здесь самый результативный сыщик.
     -- Вы находились в здании или нет?
     -- Когда это произошло?
     Сен-Жакоб вздохнул. "Профессионала разыгрываешь?" --  отразилось в его,
глазах. Но ведь он и имел дело с профессионалом.
     --  В шесть тридцать пять.  Вас видели,  когда  вы входили  несколькими
минутами раньше.
     -- Да, -- сказал Альбер.
     --  Предупреждаю, здесь  вы говорите, как на суде. Думаю, вам ясно, что
это означает.
     Альберу было ясно. Он сказал, что с  коллегой Буасси они находились вне
конторы, проводили расследование по делу об убийстве Фанфарона. За это время
их дежурство окончилось. Буасси из полицейской машины сразу пересел в свою и
поехал домой. Он не добавил, что его собственная  машина "пежо" точно такого
же типа и совершенно такого же цвета, а Буасси спешил, потому что женщина, с
которой он сейчас живет, требует у него отчета  в каждой  минуте. Рассказал,
что поднялся в контору, чтобы прочесть  досье Фанфарона, но  не добавил, что
унес материал  домой. Немного поколебался, говорить ли  о  звуке, который он
слышал.  Потом  его  понесло  дальше,  он не находил это важным  и не считал
нужным отрицать. Произошло то, на что он рассчитывал.
     -- А  когда это случилось? -- спросил доктор Сен-Жакоб. Корентэн мрачно
смотрел на Альбера, словно разочаровался в нем.
     -- Не знаю, я на часы не смотрел. Работал.
     -- И вас не заинтересовало, что случилось? Вы не захотели посмотреть?
     -- Нет, -- ответил Альбер.
     -- А потом?
     -- Пошел домой. Мое рабочее время давно истекло.
     -- Быстро же вы прочитали это досье.
     --  Я читаю быстро. -- Потом несколько вежливее добавил: -- Нашел в нем
то место, которое меня интересовало.
     Он  понимал,  почему  это  важно.  После  того, как он  ушел, в  здании
поднялась большая суматоха.  Когда тот несчастный  не пожелал прийти в себя,
они  явно вызвали  врача,  потом свое начальство... А можес, всего  этого.не
было, и полицейские заботились лишь о том, как замять дело?
     IV
     Его отпустили. Допрос  вдруг окончился,  чуть  ли не прервался.  Лелаку
этот трюк  был знаком.  Конечно  знаком.  Сознание  подозреваемого во  время
допроса  настраивается  на волну того, кто его ведет. Он заранее высчитывает
вопросы,  формулирует  ответы,  накапливает то,  что  собирается сказать,  и
испытывает  разочарование,  когда  беседа неожиданно  обрывается. Чувствует,
будто  в  нем  застряло то, что  нужно высказать, приходит в замешательство.
Ждет, когда  его вновь  станут допрашивать, но к  тому  времени  все, что он
измыслил,  кажется  очень надуманным, фальшивым, заученным,  и допрашиваемый
сам это понимает. И говорит больше, чем следует.
     Значит, и его будут  еще допрашивать. Видно,  они  всерьез отнеслись  к
делу. Альбер встал, у двери повернулся и еще раз оглядел собравшихся. Может,
они  и  правы.  Кто  они,  откуда у них  смелость...  откуда власть?  Он мог
отправиться домой, но вместо этого прошел к Бришо. Шарль вычерчивал какую-то
таблицу. На столе перед ним лежали две линейки и микрокалькулятор. Он сделал
Альберу  знак  рукой,  чтобы  тот  сел,  подождал,  покуда  он  аккуратными,
закругленными  буковками  заполнит одну из рубрик. Как и  предполагалось, он
принял от Корентэна составление статистических данных и донесений.
     -- Пошли перекусим, -- сказал Альбер.
     Он не сел, не  стал ждать, пока  все колонки заполнятся цифрами,  Шарль
положил перо,  пригладил  назад  падавшие  на лоб  волосы. Он  казался более
старым и усталым,  чем обычно.  Конечно, он  тоже  не  спал. И  ему тоже уже
сорок. И он тоже терпеть не может цифр, и, навер-
     -- Это не ответ, инспектор, -- сказал Сен-Жакоб.
     -- Это не вопрос, -- сказал Альбер.
     Он догадывался, что  ведет себя  вызывающе с человеком, с которым вести
себя так не следует. Он  сам не знал, почему это делает.  Возможно, от того,
что ему  не  дали выспаться.  Или  ему просто не нравилось, что его пытаются
допрашивать. "Надо запомнить это чувство,  -- подумал он. -- Теперь понятно,
почему иногда так враждебны те, кого допрашивают".  Ясно одно: если у него и
были шансы  на  повышение,  теперь  они  уплыли. Если  он  будет  продолжать
перегибать  палку, есть вероятность даже вылететь из отдела. Иллюзий на этот
счет у него не  было.  Он знал, что его  ни в коей мере не спасет то, что он
здесь самый результативный сыщик.
     -- Вы находились в здании или нет?
     -- Когда это произошло?
     Сен-Жакоб вздохнул.  "Профессионала разыгрываешь?" -- отразилось в его,
глазах. Но ведь он и имел дело с профессионалом.
     -- В  шесть тридцать  пять.  Вас видели, когда  вы  входили несколькими
минутами раньше.
     -- Да, -- сказал Альбер.
     -- Предупреждаю,  здесь вы  говорите, как на суде. Думаю, вам ясно, что
это означает.
     Альберу было ясно. Он сказал, что с коллегой Буасси они  находились вне
конторы, проводили расследование по делу об убийстве Фанфарона. За это время
их дежурство окончилось. Буасси из полицейской машины сразу пересел в свою и
поехал домой. Он не добавил,  что его собственная машина "пежо" точно такого
же типа и совершенно такого же цвета, а Буасси спешил, потому что женщина, с
которой он сейчас живет,  требует  у него отчета в каждой минуте. Рассказал,
что поднялся в  контору, чтобы прочесть  досье Фанфарона, но не добавил, что
унес  материал домой. Немного поколебался, говорить ли о  звуке,  который он
слышал.  Потом его  понесло дальше, он  не находил это  важным  и  не считал
нужным отрицать. Произошло то, на что он рассчитывал.
     -- А когда  это случилось? -- спросил доктор Сен-Жакоб. Корентэн мрачно
смотрел на Альбера, словно разочаровался в нем.
     -- Не знаю, я на часы не смотрел. Работал.
     -- И вас не заинтересовало, что случилось? Вы не захотели посмотреть?
     -- Нет, -- ответил Альбер.
     -- А потом?
     -- Пошел домой. Мое рабочее время давно истекло.
     -- Быстро же вы прочитали это досье.
     -- Я читаю быстро.  -- Потом несколько вежливее добавил: -- Нашел в нем
то место, которое меня интересовало.
     Он  понимал,  почему  это  важно. После  того,  как  он ушел,  в здании
поднялась большая суматоха. Когда  тот  несчастный не пожелал прийти в себя,
они явно вызвали врача, потом  свое начальство...  А может,  всего этого. не
было, и полицейские заботились лишь о том, как замять дело?
     IV
     Его отпустили. Допрос вдруг  окончился, чуть  ли "е  прервался.  Лелаку
этот  трюк  был  знаком. Конечно  знаком. Сознание  подозреваемого во  время
допроса настраивается на волну того, кто  его  ведет. Он заранее высчитывает
вопросы,  формулирует ответы,  накапливает  то,  что  собирается  сказать, и
испытывает  разочарование,  когда беседа неожиданно  обрывается.  Чувствует,
будто в  нем застряло  то, что нужно  высказать,  приходит в замешательство.
Ждет, когда  его вновь  станут допрашивать, но  к тому времени все,  что  он
измыслил,  кажется  очень  надуманным, фальшивым, заученным, и допрашиваемый
сам это понимает. И говорит больше, чем следует.
     Значит,  и  его  будут еще допрашивать.  Видно, они всерьез отнеслись к
делу. Альбер встал, у двери повернулся и еще раз оглядел собравшихся. Может,
они  и  правы.  Кто  они,  откуда у них смелость...  откуда  власть? Он  мог
отправиться домой, но вместо этого прошел к Бришо. Шарль вычерчивал какую-то
таблицу. На столе перед ним лежали две линейки и микрокалькулятор. Он сделал
Альберу  знак  рукой,  чтобы  тот  сел,  подождал,  покуда  он  аккуратными,
закругленными буковками заполнит одну из  рубрик.  Как  и предполагалось, он
принял от Корентэна составление статистических данных и донесений.
     -- Пошли перекусим, -- сказал Альбер.
     Он не  сел, не стал ждать,  пока все  колонки заполнятся цифрами. Шарль
положил  перо,  пригладил назад падавшие  на лоб  волосы.  Он  казался более
старым и  усталым,  чем  обычно. Конечно, он тоже  не  спал.  И ему тоже уже
сорок. И он тоже терпеть не может цифр, и, навер-
     ное, нуждается" в очках. Очень уж близко склоняет голову к бумаге.
     Они  отправились завтракать.  По  дороге  зашли  за Буасси,  который  с
зубочисткой во рту задумчиво пялился ,в пространство. Кафе, куда они ходили,
находилось  метрах  в  ста  отсюда.  Они  его  не  любили.  Там всегда полно
полицейских  и  юристов.  Сандвичи   там  дорогие,  обслуживание  медленное,
владелец водит компанию с завсегдатаями.  В  принципе Альбер  и его приятели
тоже были завсегдатая* ми, ведь они  заходили сюда  по нескольку раз в  день
Давали приличные  чаевые.  Вели  себя  тихо.  И  все  же  завоевать симпатий
владельца не  смогли. Даже не добились  права,  делая заказ, говорить:  "Как
обычно, пожа; луйста".
     Они заказали то же, что  и всегда, сандвичи из черствого батона и кофе.
Заведение  было  переполнено  посетителями,  просто  чудо, что им  достались
места. Один столик освободился, люди  вставали, как  раз когда  они входили.
Правда, и до следующего кафе было недалеко, всего-то свернуть-за третий угол
от Управления. Но пройти это расстояние у них не было охоты.
     -- У меня есть кое-что интересное для тебя, -- сказал Шарль после того,
как они сделали заказ.
     Правда, Альбер  хотел  поговорить с  ним о том противоборстве,  которое
произошло   у   него  с  доктором   Сен-Жако-бом,   но   все   же   состроил
заинтересованную мину.
     -- Я узнал, кто материально заинтересован в этих состязаниях.
     -- Да? -- Лелаку больше не пришлось симулировать. интерес.
     --  Это было нетрудно. -- Шарль  имел в виду не то, что ему  было легко
это сделать --  стоило только поднять трубку и навести справку по  телефону.
--  Для   финансирования  состязаний,  их  рекламы,   продажи  объявлений  и
телепередач создана компания. Обычная, зарегистрированная компания.
     -- Да, -- сказал Альбер. -- Понял. Ты получил список участников?
     -- Вот он. -- Лелак видел, как Бришо сунул что-то  в карман, прежде чем
они отправились завтракать. -- Не думаю, что имена многое тебе скажут.
     -- Покажи все же!
     Бришо был прав. Альбер нашел лишь одно знакомое имя.
     -- Жак Реноде, -- сказал он. -- Уж не тот ли...
     -- Дай сюда! -- Буасси чуть не опрокинул стол, рванув к себе бумагу.
     -- Именно тот.
     Они замолчали.  Разве  им совладать с  человеком, о котором даже Газета
"Экспресс"   писала,  будто   он  один   из  руководителей   организованного
преступного мира? Что предположительно он стоит за целой дюжиной нераскрытых
убийств, что его люди занимаются шантажом и контрабандой наркотиков.
     --  Тогда  можно  трубить  отбой,  -- заявил  Буасси  с  каким-то  даже
удовольствием.
     Альбер почувствовал,  как у него начинает дрожать  все  внутри.  Что за
инстинкт даже  полицейского  делает чуть ли не счастливым, когда тот находит
нечто,  стоящее  над  законами?  Он,  Лелак,  конечно,  знал,  что  подобное
существует, но  ощущал  бессильный гнев, ненависть, когда думал  об  этом. И
потому старался лучше не думать. Ему уже давно не хотелось быть героем.
     --  А как ты  думаешь,  кому принадлежит спортивный центр?  --  спросил
Бришо медовым голосом.
     -- Реноде, -- рискнул Альбер.
     Принесли завтрак. Пока расставляли тарелки,  Буасси просматривал список
с нахмуренным  лбом, словно  каждое имя  было  ему  издавна  знакомо. Альбер
размышлял о том, чего хочет Бришо. Сенсационного задержания? Хочет попасть в
газеты,  чтобы о  нем писали как о человеке, арестовавшем  вожака мафии? Или
просто не  думает  ни о риске, ни о трудностях? У него никогда  не  узнаешь.
Бришо, не имея особых оснований для самоуверенности, просто не знал страха.
     Сандвичи имели горький привкус от положенных на хлеб ломтиков огурца. И
кофе  был скверным, даже не поймешь почему. Кофе-то  по  крайней  мере здесь
бывал хорошим. В  самом деле, имеет смысл  перейти, в  "другое место, сменив
кафе, всего-то на три угла дальше.
     -- Он велел убить Фанфарона? -- спросил Буасси.
     Шарль с  Альбером  переглянулись, как родители,  когда  ребенок  сказал
что-то неприличное.
     Буасси редко что-нибудь приходило  в  голову, но, если уж приходило, он
всегда  спешил  это обнародовать. И, как ребенок, не замечал взглядов  своих
коллег. Он продолжал:
     -- Тогда,  может, те субчики, за которыми мы следили, это его люди. Они
прирезали  Фанфарона, убрали маленькую  танцовщицу, а теперь охотятся  за ее
дружком-сутенером.

     Хотя высказывание исходило от Буасси, к сожалению, что-то в этом было.
     -- Зачем? -- спросил Шарль. --  Зачем Реноде приказал  убрать вольника,
ту девушку, и для чего он охотится за ее сутенером?
     Буасси  молчал. Он ожидал похвал, а не того, что его станут отчитывать,
задавая вопросы.
     --  Возможно,   девушка  и  сутенер  были  только  свидетелями  первого
убийства, -- предположил Альбер. Буасси с благодарностью взглянул на него.
     -- А Фанфарон? -- спросил Шарль.
     -- Кто еще вошел в долю, финансируя эти состязания? -- ответил вопросом
на вопрос Лелак.
     Бришо забрал лежавший перед Буасси лист бумаги.
     -- О них нам мало известно. Двое -- директора заводиков по производству
питательных  концентратов для  спортсменов.  Явно реклама. Потом  Реноде. Он
вошел, внеся довольно большую сумму в обмен на часть доходов от  телепередач
и оборота от видео.
     -- Чего только не бывает, -- пробормотал Альбер.
     -- Этот  господин  --  депутат,  --  продолжал Бришо. -- Он проповедует
теорию  о том,  что  массам  надо предоставлять развлечения, которые снимают
напряженность.  По  его  теории,  если  в  каждом матче на  футбольном  поле
подохнет куча игроков, болельщики  будут  уходить  довольными  и  перестанут
хулиганить. Именно  он станет почетным президентом, он откроет соревнования,
он  будет  раздавать  призы победителям.  Попутно  получит  часть  дохода от
продажи билетов, не говоря о телепередачах.
     -- Вижу, ты подготовился, -- сухо прокомментировал Альбер.
     Бришо   не   удостоил  его   ответом..Он   готовился   всегда.   Считал
естественным,  получив  список, справиться  у своих  друзей --  их круг  был
обширным и разветвленным -- о том, кто есть кто.
     В  списке  было еще два имени. О них он не нашел и не узнал ничего, но,
по  мнению одного его  друга,  этб,  вероятно, подставные  лица -- штроманы,
которые отдали только свои имена.
     -- А вместо  кого?  -- Разумеется, вопрос задал Буасси. Он  медленно, с
великим  удовольствием  догрызал остатки сандвичей. Создавалось впечатление,
будто он собирается еще что-то заказать.
     -- Можно их навестить, но сомневаюсь, что они скажут.

     Альбер взглядом искал зубочистки. В атом дрянном кафе никогда не ставят
на стол зубочистки.
     -- Не их надо прежде всего искать.
     -- А кого же?
     --  Дружка танцовщицы. -- Альбер сдался,  прекратил  поиски зубочистки,
попытался справиться с задачей пальцем.
     -- Завтра поищем, -- сказал Бришо.
     -- Возможно, будет уже поздно.
     -- Но ведь у тебя сегодня выходной день?!
     Альбер мог только восхититься Шарлем. Столько лет они знают друг друга,
и  все-таки тому  удалось его провести! Он восхищался  его невинным голосом,
будто на самом деле у Бришо хоть на мгновенье мелькнула мысль  отложить дело
до завтра, принимая во внимание выходной день коллеги.
     -- В Париже есть и другие полицейские.
     -- Ты прекрасно знаешь, как обстоят дела в отделе.
     А он  не  знал.  И его  не интересовало.  Он  был озабочен лишь  своими
собственными делами. Но счел за лучшее промолчать. Бришо способен приступить
к долгим  объяснениям относительно  того,  какой  коллега  сколько  работает
сверхурочно, превращая ночь в день. Но сдаваться без боя Альбер не пожелал.
     -- Марта в полдень придет домой. Мы договорились вместе пообедать.
     Бришо почесал голову. Марта была серьезным  поводом. Марта принадлежала
к  числу  тех,  кого Шарль побаивался, и она,  кроме того, была единственной
женщиной,  которую  он   глубоко   уважал.  Он  поглядел  на  часы.  Стрелка
приближалась к половине двенадцатого.
     --  За полчаса ты туда доберешься, вторые полчаса  уйдут на разговоры с
соседями и осмотр квартиры. Если этот субчик окажется там, привезешь сюда, а
мы  под каким-нибудь  предлогом задержим его у себя до завтра. Потом  Буасси
отвезет тебя домой. К двум будешь дома.
     Охотнее  всего  Лелак  пнул  бы  Шарля  ногой,  когда  взглянул на  его
ухмыляющуюся физиономию. Он явно знал, чем обернется дело, уже  тогда, когда
они отправлялись завтракать. Право, он соглашается лишь потому,  что  у него
нет охоты возвращаться домой на метро.
     --  Я  не знаю  адреса, -- произнес  он. Это  была последняя  отчаянная
попытка, он и сам знал, что она сулила не много надежд.

     -- Вот он, -- Бришо вытащил из внутреннего кармана листок. •
     До сих пор Альбер полагал,  что  они и имени того субъекта не  знают, а
мог бы, кажется, догадаться.
     -- Пусть лучше будет у тебя, все равно ты ведь ведешь машину, -- сказал
Шарль, передавая бумажку Буасси.
     -- А ты? -- спросил Альбер. Бришо покачал головой.
     -- Охотно бы поехал,  но  должен остаться в конторе. Весь день  замещаю
шефа, он занят с  той комиссией.  Кстати, о  комиссии. Чуть не  забыл! Как у
тебя там с ними?
     Альберу лишь сейчас пришло в голову, что первоначально он хотел  именно
об этом поговорить. Он махнул рукой:
     -- Не представляет интереса.
     Солнце на улице светило еще ярче,  снявшие пиджаки мужчины,  парнишки в
майках, женщины в летних  платьях, юбках с разрезами разгуливали по тротуару
с чувством собственного достоинства. Словом, все было на  своем месте, и все
шагали в одном ритме с природой.
     -- Откуда я знал, что наступит такая жара? -- бурчал Альбер.
     Мишель  Колль жил в Билланкуре. Кто бы мог  подумать! Такой тип! Альбер
охотнее всего  переселился бы туда,  но  об  этом районе  он даже мечтать не
смел, чтобы не  причинять боли собственному  сердцу.  Конечно, квартал  вилл
элегантнее, возможно,  и воздух там чище, но именно этот  район предоставлял
человеку все то, что прекрасно в Париже.
     Они действительно добрались туда за полчаса.  Доехали бы скорее, если ч
не  пришлось  бы  долгие минуты  простоять  за  остановившимся для  погрузки
грузовиком.  Некоторые  гудели,  но  большинство, смирившись,  околачивалось
возле  своих машин  и глазело на неторопливо занимавшегося погрузкой шофера.
Еще несколько лет назад  в таких случаях шоферы начинали суетиться, торопясь
быстрее  справиться  с  работой, сопровождавшейся концертом клаксонов  особо
нетерпеливых автомобилистов. Потом взмахивали рукой в  знак извинения, и все
снова  трогались  в  путь.  С тех  пор  секта водителей грузовиков,  стоящих
поперек дороги перевоспитала автомобилистов.

     _  Почему нет ни одного полицейского... -- бурчал Альбер. Буасси глянул
на него. -- Я имею в виду...
     Потом  еще  несколько минут они  потеряли, когда  Буасси захотел купить
газету. Он остановился посреди  улицы, лениво сделал не слишком убедительный
знак рукой идущим вслед за ним машинам, а потом долго отбирал привлекшие его
внимание газеты.
     Но все  же за  полчаса  они  добрались.  Дом, в котором жил  Колль, был
построен  примерно в последней четверти прошлого столетия  и реконструирован
после первой мировой войны.  Роскошный дом старого ушедшего мира оборудовали
тогда  новейшими  достижениями  техники.  На  покрытых  мрамором  лестничных
площадках  в  маленьких нишах  стояли  скульптуры, мозаичные полы изображали
агонию греческого воина,  пронзенного стрелами, за которой издали  наблюдали
обнаженные девы с  пышными  грудями. Над  мрамором красовались  позолоченные
гипсовые украшения.
     --  Ах  ты,  мать  вашу, -- произнес Буасси. Он жил  в Пантэне, в доме,
лестницы  которого сверху  донизу были исписаны, а на дверях стояли  двойные
замки.
     Прежде,  чем  они  позвонили,  раскрылась  дверь  консьержки  и  оттуда
выглянула стройная, в темном костюме женщина лет пятидесяти. * $
     -- Вы кого-нибудь ищете?
     Они вынули  удостоверения. Альбер слегка стыдился того, что был небрит.
Не удивительно, что о полицейских думают, будто... а, пошли они все...
     -- Мы  хотим видеть мосье Колля. Женщина стояла в дверях, словно боясь,
что они вой-ДУТ.
     -- Он здесь не живетч
     Альбер  вздохнул. Он терпеть не мог тех, кто слишком  много умничает. В
особенности  когда  бывал  усталым,  вспотевшим  да  еще  когда  приходилось
работать в выходной день.
     -- Пониже меня,  худой, с усами, -- сказал он. Теперь  ему уже хотелось
увидеть этого человека.
     -- Сожалею. Он здесь не живет.
     Женщина попыталась  захлопнуть дверь. Но с Альбера было достаточно, ему
все это надоело. Именно сейчас надоело. Последняя  капля переполнила чашу, а
-- Бог свидетель -- чаша была очень вместительная. С поразительной быстротой
Альбер  пнул ногой  закрывающуюся  дверь,  одновременно  оттолкнул в сторону
женщину, и ворвался  в квартиру. Сам  не зная  почему,  .выхватил  пистолет.
Открывая ногами двери, промчался по двум маленьким комнатам.  Рванул  дверцы
шкафов, заглянул под кровать. Женщина побледнела, на лице ее отразился ужас.
Буасси,  засунув  руки в  карманы,  Стоял позади  нее.  Он  не  понимал, что
произошло, но верил в Альбера.
     -- Где  он? --  взвыл Альбер.  Ужас женщины  не утихомирил  его ярость.
Скорее  подлил масла в огонь. Хватит с него!  Пистолет на  него  наставляли,
допрос с него снимали, с ним ссорились, ему врали. Теперь его очередь.
     -- Ушел, -- сказала женщина. -- Прошу вас, я...
     -- Куда? -- Альбер засунул  пистолет  обратно  под  мышку, упер  руки в
бока, расставил ноги и стоял перед женщиной, словно собираясь ее ударить.
     -- Не знаю... он не сказал. Просто он меня бросил.
     -- Когда?
     -- Две недели назад.
     -- Сколько времени он здесь жил?
     -- Один год. Прошу вас, я...
     -- Откуда вы его знаете?
     Перед ответом она лишь мгновенье поколебалась:
     -- Мы познакомились.
     -- Где?
     Женщина повела головой. На глазах ее были слезы.
     --B универмаге Лафайетт.
     Альбер  выпустил  пар.  Гнев его остыл.  Он  чувствовал  себя  усталым,
опустошенным, печальным. Зачем понадобилось унижать эту женщину?
     -- Сударыня, -- произнес он  и  тотчас понял, что  совершил ошибку. Они
уже прошли этап, когда нужно быть вежливым, и его жест она примет за признак
слабости.  И,  вероятно,  будет  права.  --  Вы  понятия не имеете,  где  он
находится?  Жизнь  вашего  бывшего друга зависит от того,  найдем мы его или
нет.
     -- Понятия не имею.
     Сжатый  рот,  горькое лицо,  макияж, которым пытаются прикрыть морщины.
Она   не  сдавалась.  Просто   меблированная  квартира,  несколько  красивых
предметов старой мебели, несколько дешевых, но  помоднее. Во что ей обошелся
этот год? Или Колль ограничился уютом,  уверенностью в безопасности, горячей
пищей?  Альбер  не простился.  Только  вышел из двери с  опущенной  головой,
прошагал по греческому воину и девам с пышными грудями. Слышал,  как следует
за ним Буасси^ как захлопнулась за ними дверь. Без четверти час. Еще немного
времени у них есть, можно заглянуть в то кафе,

     которое, по словам швейцара из "Рэнди кока", является насиженным местом
приятеля Колля.  Лучше, чем рано  вернуться в  пустую квартиру и предаваться
раздумьям о том, что он такая же скотина, как остальные.
     Он прибыл домой к трем. Вместо Марты его ждала записка, где сообщалось,
что  обед на кухонном столе.  Внутри  у  Альбера  все  дрожало от волнения и
тревоги. В  записке не  было  упреков. Марта не  могла знать, что  Корен-тэн
отпустил  его  в одиннадцать  часов. Да если  б  и знала, вряд  ли  стала бы
упрекать. Лучше она осыпала бы его упреками, тогда он мог бы защищаться.
     Колля они не нашли. Не нашли и его приятеля. Альбер начал сомневаться в
том, что швейцар из "Рэнди кока" сказал  ему  правду. Есть, конечно, еще две
возможности.  Колль  мог   узнать,  что  его  ищут,  и   где-то  спрятаться.
Притаиться. Или его давно отыскали те трое, и тогда...
     Лелак  медленно,  неохотно  ел.  Не  был  по-настоящему голоден,  да  и
волнения  отняли  у  него аппетит.  Он  думал,  что  сейчас  ляжет и наконец
выспится.  Проковылял  в  ванную.  Принял  душ,  побрился, надел  рубашку  с
короткими рукавами, тонкий пиджак, чтобы скрыть кобуру. Написал записку, что
придет вечером, и ушел.
     VI
     Бришо  сидел  у   телефона.  Собирал  данные  о  тех,  кто  финансирует
состязания  по вольной  борьбе. У него повсюду находились знакомые: школьный
товарищ,  человек,  за  сестрой  которого  он  ухаживал,  приятель, вместе с
которым  он занимался велосипедным спортом будучи подростком,  сокурсник  по
университету, чей  отец  был в  хороших отношениях с его родителями, люди, с
которыми он когда-то встретился на приеме, на вечеринке, на пирушке. Он знал
их адреса,  номера  их  телефонов,  имена,  хобби,  привычки. С  директорами
заводиков спортивных товаров и пищевых концентратов хлопот не было. Один его
знакомый обещал навести справки и на  следующий день  позвонить. Бришо в нем
не сомневался. В течение последних пяти  лет он дважды посодействовал, чтобы
того не лишали водительских прав. С какой-то точки зрения дело с Реноде тоже
не было -трудным. Раскусить  его  по-настоящему, вероятно, не легко,  а то и
вовсе невозможно, но до определенных пределов жизнь его открыта для  публики
так  же, как  у  кинозвезды.  Достаточно  попросить  в  отделе  документации
собранные  о  нем  статьи.  Самый  трудный  случай  --  оба  штромана.  Этих
подставных  лиц можно расспросить только  лично, и весьма мало вероятно, что
они ответят правду. Но Шарль все же сделал попытку.
     По  полученному  им номеру  ответил женский  голос. Попросил подождать,
потом  Бришо  услышал  звонки  внутреннего  телефона.  Новый  женский голос.
Минуточку терпения. Потом трубку взял мужчина. Недоверчивый. Вежливый. Но из
той породы, что все  же дает понять в любой момент тон может быть изменен на
более твердый.
     -- Разрешите поинтересоваться, по какому делу вы его разыскиваете?
     "Альбер  сказал  бы, что не разрешает", --  подумал  Бришо  и улыбнулся
своей мысли.
     --  Бели  не  ошибаюсь,  мосье  де Прюнье, член  компании, организующей
состязания по  борьбе, -- сказал  он,  решив, что  его вариант  лучше. Голос
Бришо тоже был вежлив,  в нем не было ни капли угрозы. Тонким золотым "пером
он поставил  рядом  с номером  телефона вопросительный знак. Потом  придется
проверить, какому учреждению принадлежит номер.
     -- Вы журналист? -- спросил мужчина.
     -- Нет, -- ответил Бришо. -- Я из полиции.
     -- О! -- На другом конце провода какое-то мгновенье царила тишина.
     -- Тогда, быть может... я смогу поговорить...
     Поговорить он не смог. По словам мужчины, мосье де Прюнье отдыхает и, к
сожалению, не  оставил своего  адреса. Шарль не  настаивал.  Поблагодарил за
информацию и сделал попытку побеседовать со вторым подставным лицом. Тут  на
первых порах  его ждал  успех.  Слегка  хриплый голос и  какая-то нахальная,
веселая самоуверенность.  Да, это  он. А  кто  еще здесь может быть?  Да, он
вступил в  это  дельце, внес свои  денежки.  Почему?  Видит  в нем  неплохой
бизнес. Это не запрещено. Ведь правда? Значит, все в порядке.
     Это было так убедительно, что у Бришо даже возникла мысль, что тип этот
говорит правду. Ну, ладно, потом выяснится.
     -- Вы знакомы с остальными членами компании,
     мосье?
     Теперь впервые он почувствовал в ответе некоторую
     неуверенность.
     -- С некоторыми. Кое-кого представляли их адвокаты.
     -- Реноде?
     -- Да-а-а...

     -- Еще кого?
     -- Мосье де Прюнье.
     "Что,  за  черт?"  -- подумал  Бришо. Он снова  взял  перо и подчеркнул
предыдущий номер телефона.
     -- А вы чем занимаетесь, мосье?
     -- Бизнесом. А что?
     -- Кто предложил вам вступить в дело?
     -- Послушайте, это... официально?
     -- Да, -- ответил Бришо.
     -- Я имею в виду, что вы мне звоните, а я даже не знаю, кто вы, и такие
вопросы... -- Мужчина поперхнулся.
     -- Наверное, в самом деле  лучше,  если вы  будете настолько любезны  и
зайдете к нам. -- Голос Бришо оставался неизменно вежливым.
     -- Но...
     -- Вам послать повестку или достаточно нашей устной договоренности?
     -- Вы не могли бы сказать, о чем идет речь?
     Бришо бы сказал, но он и  сам не знал.  Ему  только было  известно, что
дело,  очевидно,   связано  с  пресловутыми  соревнованиями,  следовательно,
логично их желание выяснить, что  скрывается на заднем  плане. И, что  самое
важное, Альбер просил его все проверить.  И  Бришо прекрасно  понимал, что в
упрочении своей карьеры наряду с  собственными усердием и  исполнительностью
он больше всего может рассчитывать на талант Альбера.
     -- Мы расследуем дело об убийстве Фанфарона...
     --  Да,  но... --  Лишь  секунду  длилось  растерянное молчание,  потом
мужчина  продолжил.  --   Это  дело  не  имеет  ни  малейшего  отношения   к
соревнованиям!
     -- Откуда вы знаете?
     -- Это очевидно.
     -- Уж это позвольте решать нам,  -- холодно заявил  Бришо. Нет на свете
полицейского,  который бы  так  не ответил:  это решим  мы,  будьте  любезны
предоставить  это  нам.  --   Итак,  вы  можете  ответить   на  вопрос,  кто
рекомендовал вам вступить в дело?
     Мужчина вздохнул:
     -- Мосье Ле Юисье. Возможно, вы слышали это имя.
     Да, слышал. Со  времени их встречи этот тип успел  сделать заявление по
телевидению в качестве одного из отцов -- основателей соревнования. Бришо не
помнил точно, что он сказал, разве только, что говорил* убедительно, намного
убедительнее выступившего вслед за ним Жиле,  который,  заикаясь и  краснея,
пытался объяснить, почему

     идея  Ле  Юисье бесчеловечна. Он записал на  обложке лежащего перед ним
блокнота  фамилию  и,  прощаясь,  нарисовал  вокруг  нее  украшение  в  виде
цветочков в стиле барокко. Альбер будет  доволен.  Он  откинулся в кресле  и
взял в  руки досье со статьями  о мафиози. Интересно, есть ли в какой-нибудь
из них упоминание о Ле Юисье.
     ГЛАВА ПЯТАЯ
     Стрельбу услышали в половине четвертого. Жильцы тотчас сообщили о ней в
полицию,  но  не  вышли  посмотреть,  что там  произошло,  проверили только,
надежно ли заперты  их двери. Когда-то -- пожалуй, всего несколько лет назад
-- они высыпали бы на галерею посмотреть, что случилось: любовная драма  или
взрыв газа? Но с тех пор они усвоили, что в нынешние времена убивают даже ни
в чем неповинных прохожих, поэтому и  сочли за благо не высовывать  из двери
носа.
     В основном дом  этот  был мирный, когда-то видавший лучшие дни, правда,
это  было уже  лет двадцать назад.  Тут  жили старики,  весной и  летом  они
поливали  цветы  и  беседовали в  коридорах,  с  недоверием глядя  на  часто
менявшихся  съемщиков  комнат.  Они  знали, что когда-нибудь  это закончится
бедой. Сейчас они следили за происходящим  из-за занавесок. Видели какого-то
мужчину,  не спеша удалявшегося  от дверей квартиры  на  первом  этаже:  тот
спокойно прошел по  коридору и  свернул  на лестничную клетку. Они заметили,
что на нем надета шляпа с широкими полями,, длинный, стройнящий фигуру плащ.
Руки его были засунуты в карманы. Позднее один молодой полицейский спросил в
какой-то квартире: "И вам  в  голову не  пришло его  задержать?" В  квартире
находилось двое мужчин средних лет  и в расцвете сил. "Нет, -- ответили они.
-- И в голову не пришло".
     К их счастью.  Ибо мужчина, которого они видели удаляющимся, сделал два
выстрела из револьвера "Смит и Вессон", из чего следует, что -- если он ушел
сразу и не  зарядил свое оружие заново  -- у  него  оставались еще три пули.
Эксперты установили, что он  хороший стрелок. Первая пуля  попала  жертве  в
левое  плечо,  вторая  --  в  голову.  Первой -- стрелявший обезвредил  свою
жертву, второй  -- прикончил.  Не так  легко  попасть в  движущуюся цель,  в
человека, который бросается на тебя как молния. А ведь

     вероятнее всего так и произошло. В правой руке жертвы был зажат  нож  с
длинным, тонким лезвием -- очень опасное оружие, оказавшееся бесполезным.
     Убитого не  ограбили. Во  внутреннем  кармане полицейские нашли  у него
документы. Фамилия его была Колль, это был молодой человек -- худой, усатый,
с  длинными,  зачесанными  назад  волосами.  Имя   его  ничего  не  говорило
производившим  осмотр  квартиры полицейским,  но  по  радио  они доложили  о
происшествии  в центр,  а там  их  донесение  заложили  в  компьютер.  Центр
уведомил о нем Шарля Бришо, заместителя руководителя отдела по расследованию
убийств. Шарль набрал номер телефона Альбе-ра, но никто не снял трубку.
     Бришо попросил машину  и людей, чтобы  задержать ту троицу, что застала
врасплох Альбера.  Он  не  знал, куда направился  его друг; гуляет  ли  он с
Мартой, или ему снова  что-то взбрело в  голову  и  он пытается выяснить это
сам.  Бришо надеялся, что  Альбер не  станет  этого  делать,  а если  все же
решится,  то  будет  осторожен. Из трех  субъектов  им  были известны адреса
только двоих.
     II
     Альбер был осторожен. Он велел остановить такси за три угла до места  и
медленно,    неторопливо,    прогулочным    шагом,    наслаждаясь    сиянием
послеполуденного солнца, двинулся к Спортивному центру. В старом "мерседесе"
сиденья  были  удобными, и  таксист оказался не  болтливым.  В  пути  Альбер
спокойно раздумывал. О том, что следует снова сходить в "Рэнди кок", а также
узнать,  разрешила  ли  прокуратура  соревнования. Возможно,  разрешение под
вопросом.  Возможно,  из-за  этого Фанфарону пришлось умереть.  Организаторы
могут сказать, что ответственны за  смерть  Фанфарона противники благородной
борьбы. Этот  факт  может перетянуть  общественное  мнение  на их сторону. И
тогда  из хищников они  станут  жертвами. Такой ход мыслей  ему  определенно
понравился, он охотно поделился бы им с Бришо.
     Лелак знал,  что,  если остановит  такси  у  входа, это может  привлечь
внимание, хотя понятия не имел, следят ли здесь за этим.
     Ему показалось,  что  следят.  Напротив  входной  двери  широкой  дугой
изгибался  пульт.  Темная,  снаружи  непрозрачная   дверь  на  фотоэлементах
неожиданно заскользила в

     стороны,  и Альбер оказался перед пультом, за которым сидела  женщина в
тренировочном костюме.
     В нерешительности он остановился. Он и сам не знал, что ожидал увидеть;
очевидно, несколько  более  элегантный вариант  тренировочного  зала старого
Ламана? Или  атмосферу  того спортивного  комплекса, куда они с Жаком ходили
тренироваться с тех пор, как Марта запретила им заниматься в квартире?
     Он  стоял  в  изысканном холле.  Своими кремовыми  стенами, новомодными
креслами,  в которых  можно  утонуть, изысканным баром  справа с толпящимися
возле  него  стройными  девицами он  скорее  всего  напоминал  фешенебельный
косметический салон.
     -- Мосье?
     Он шагнул  ближе  к пульту. Женщине  в  тренировочном  костюме было лет
сорок,  светлые  крашеные  волосы  кудрявыми  волнами  покрывали  плечи.  Ее
тренировочный костюм стоил наверняка  больше, чем уличная одежда Альбе-ра. У
нее было крепкое, мускулистое тело, и лицо ее казалось таким же мускулистым.
Крепкими  были  и пучки  тонких, угадывающихся под кожей  мышц,  которые при
каждом движении слегка напрягались, давая о себе знать.
     -- Я хотел бы записаться, -- сказал Альбер.
     -- Куда именно?
     -- Ну скажем...  --  Альбер^ понятия не  имел, куда  записаться. Он был
готов  держать пари, что если бы выглядел так же, как  те хлюсты  из золотой
молодежи, что сейчас  прошли  в Центр с  глупыми ухмылками на рожах, посылая
воздушные поцелуи светловолосой мускулистой бабенке, она ничего бы у него не
спрашивала,  а сама предложила наиболее подходящий  для  него вид физических
упражнений.  Вопрос показался первой  ступенькой  отказа. -- А что вы можете
предложить? -- ответил он вопросом.
     Женщина сунула ему бумажный листок. Там было все. Укрепление  кондиции,
йога,  таи чи чуан, теннис, сауна,  солярий,  массаж.  Были указаны  и цены.
Альбер  мысленно  похвалил  женщину за хорошее  знание  людей.  Странно,  но
занятия  теннисом оказались самыми  дешевыми,  вероятно потому,  что платить
разрешалось  не  сразу за  курс, а по  часам...  если  уж  ты не  поскупился
выложить членские взносы.  Альбер чувствовал, что  вспотел. Такие суммы  ему
явно не засчитают в качестве накладных расходов!
     -- Другого ничего нет? -- спросил он.
     Женщина подняла брови. Это у нее получилось очень

     здорово.  В мимике  заключалось  и то, что, по ее мнению, предложенного
достаточно, и что Альбер сделает лучше, подыскав себе другое место, если его
не  удовлетворяют  услуги,  оказываемые  Спортивным   центром.  Лелак  начал
понимать,   что  конспирация  его  напрасна.  Здесь  привыкли  к  тому,  что
посетители приезжают на машинах или на такси.
     --  Например,  акробатика,  -- произнес  он.  Его  всегда  интересовала
акробатика. -- Батут или что-то в этом роде. Сальто вперед, назад.
     -- Сожалею, мосье, мы этим не занимаемся.
     -- Тогда я немного подумаю, -- Альбер двинулся к бару.
     -- Сожалею, мосье, вход разрешен только членам клуба.
     -- Понял.
     Ему  захотелось вынуть удостоверение и скучающе спросить: в самом деле?
Хотелось  получить  ордер на обыск, и  с группой  полицейских захватить весь
комплекс.  Но  больше всего ему  хотелось иметь  полный бумажник,  хотелось,
чтобы крупные суммы не имели для него никакого существенного значения.
     Не было у него полного бумажника, но Альбер с таким видом вынул из него
деньги, словно он был битком набит. Заплатил за таи чи чуан, двадцатичасовой
курс  обошелся ,в половину месячного  жалования. Чудо, что у  него оказалось
столько денег. Он  не пожелал ломать над этим голову. (И над тем, что скажет
Марта, если  узнает,  и что скажет  Бришо,  когда он  попросит его устроить,
чтобы ему оплатили этот счет. А  также  над  тем, что  скажет он  сам, когда
узнает, что его счет не оплатят и он не получит ни гроша.)
     Женщина  оформила  ему пропуск.  Сфотографировала  Альбера  поляроидом,
попросила  удостоверение, выписала  оттуда данные.  Вот тебе и  конспирация!
Сыщик тоже  может  заниматься спортом,  подумал  он  про  себя  без  особой,
впрочем,  убежденности. Женщина  даже  бровью  не повела.  Протянула Альберу
удостоверение и пожелала приятных развлечений.
     Бар был дорогим, и Альбер  после неожиданного прорыва, заставившего его
сорить деньгами, пожадничал, заказал лимонад и спокойно огляделся. Субъект с
пистолетом так же подходил к здешней обстановке, как и он сам.  Даже мысль о
том, что тот приходил сюда в сауну или для игры в теннис, казалась  смешной.
Однако по его уверенной

     походке было  видно, что он  тут  не впервые. Либо  сам здесь работает,
либо  здесь  служит тот, к кому он явился с докладом. Возможно, у Реноде тут
контора?
     Альбер раскрыл  полученную  им вместе  с  удостоверением информационную
брошюрку. К  ней весьма предупредительно  приложили план Центра.  В  главном
здании  размещались  бар,  ресторан,  раздевалки, конторы. Далее  находились
теннисные  корты, с  одной стороны ограниченные  широкой  аллеей и заботливо
ухоженным газоном. Более алчная администрация в этих местах тоже оборудовала
бы корты.  Альбер оценил широту натуры  владельца-мафиози. В конце  аллеи  и
газонов располагались сауна, гимнастический  зал, и разбросанные  на должном
расстоянии друг от друга двухэтажные роскошные  бунгало -- гостевые дома для
членов клуба. На  фотографии в проспекте были изображены трое ухмыляющихся и
пьющих виски мужчин и две женщины, которые стояли у автоматической жаровни и
накладывали  на  блюдо  красиво нарезанные ломти  жареного мяса.  Из  текста
Альбер узнал,  что  к  услугам членов  клуба  в мире  существует  пятнадцать
подобных центров, оборудованных с таким же комфортом.  Он  пожалел,  что его
членство продлится всего один месяц, и он  не сможет пожить в таком бунгало,
когда приедет в Лондон. Придется остановиться у родителей Марты, которые все
еще смотрят на него с некоторым недоверием.
     Он  зашагал   к   гимнастическому  залу.   Бунгало  на   вид   казались
необитаемыми,  лишь возле одного  стоял  длинный черный  "мерседес".  Альбер
нашел  это  несколько  странным. Человек,  разъезжающий на  "мерседесе",  не
станет останавливаться в бунгало Спортивного центра даже в том случае,  если
это  обойдется в  такую же  сумму, как и хороший  отель.  Он  подошел ближе.
Зрение  у  него  было  острым,  издалека  он  увидел, что  номер  на  машине
французский, однако,  чтобы разобрать его, пришлось еще приблизиться.  Лелак
не  вынимал  блокнота,  был уверен, что запомнит номер и так.  Вернувшись на
дорогу,  он продолжил свой путь к гимнастическому  залу. Согласно программе,
через полчаса начиналась тренировка таи  чи чуан для  начинающих,  и если уж
деньги  заплачены... почему бы и нет? Дома у  него есть две книги о  древней
китайской  лечебной  гимнастике. Не  исключено, что он еще будет  благодарен
этому делу.
     -- Кто этот тип?
     Стоящий у окна мужчина, нахмурясь, глядел на Альбе-ра. Он неважно видел
на столь далеком расстоянии, ве-

     роятно, ему следовало носить очки не только для чтения.
     -- Разрешите?  -- Телохранитель вскочил со стула  и поспешил  к окну. У
него-то  зрение было хорошим. -- Я его здесь не замечал. По виду не скажешь,
что он член клуба.
     -- Идет к гимнастическому залу.
     -- Наверное, просто случайно сюда забрел. Поглядеть захотелось...
     Именно такое впечатление хотелось произвести Аль-беру. .
     -- Не люблю я такие случайности, -- сказал мужчина.
     Телохранитель  подошел   к  телефону.  Пока  он  разговаривал,  мужчина
смотрел, как Альбер исчезает в дверях гимнастического зала.
     -- Спасибо,  -- сказал телохранитель в трубку, положил ее и обернулся к
хозяину. --  Полицейский. Хотел записаться  на акробатику, потом остановился
на таи чи чуан. Его зовут Альбер Лелак.
     Мужчина не отвечал, раздумывал.
     --  Может,  просто  случайно,   --   без  особого   убеждения  произнес
телохранитель.
     -- Не случайно. Он приходил к Жиле. Лицо телохранителя омрачилось.
     -- Что с ним делать?
     III
     Переодевшись, Альбер засунул  пистолет в  спортивную сумку и понес ее с
собой в зал.  Его  успокаивало сознание,  что оружие  находится  поблизости.
Смешно,  думал  он.  Здесь  все дышит  миром  и  покоем. В  квартире  убитой
танцовщицы тоже все дышало миром, пока не появилась та троица.
     В зале было пятнадцать человек. Несколько бородатых мужчин с внешностью
философов,   остальные  женщины.  Альбер  предался   судьбе.  Инструктор  --
низенький,  худой, лысеющий мужчина в китайском  кителе --  с одухотворенным
лицом  показывал, как  делать  шаги.  Ученики  в  желтых,  синих  и  красных
тренировочных костюмах с судорожно сжатыми мышцами  пытались  ему подражать.
Движения были  знакомы Альберу. Он словно в воде двигался. Попробовал думать
об этом,  но в висящем  на стене  зеркале увидел, что результаты его попыток
довольно плачевны. Урок длился три четверти часа. За  такие-то деньги! Затем
им пришлось закрыть глаза и заняться медитацией; Аль-

     бер размышлял о том, сколько денег люди  на этом зарабатывают. И о том,
что  ему следует ходить на занятия таи чи  чуан в центре города, там гораздо
дешевле. И  о  том,  что  он  мог  бы преподавать  на  курсах  по выживанию.
Разумеется, когда уже будет автором имеющей большой успех книги-руководства.
Он будет специалистом по выживанию.
     Когда  он  открыл   глаза,  у  входа  стояло  двое   мужчин.  На  губах
широкоплечих крепких  парней  играла  легкая усмешка, когда они  смотрели на
группу  таи чи. Альбер  подошел  к  спортивной сумке,  взял на плечо, открыл
застежку молнию и, .не привлекая внимания, опустил туда правую руку.
     Группа медленно расходилась. Три женщины расспрашивали  инструктора, за
сколько  времени можно  стать  мастерами.  Один  из  бородачей  скромно,  но
непреклонно  ожидал.  Кое-кто  пил  прохладительные  напитки  из  автоматов,
находящихся перед  залом,  остальные  возвращались  через аллею  к  главному
зданию.
     Альбер  зашел в  раздевалку. Заметил, что двое мужчин  следуют за  ним.
Между  тем  инструктор  отделался  от  женщин  и отдал  себя  в распоряжение
бородача, который что-то спросил его о китайской философии (о чем инструктор
понятия не имел). Впрочем,  чем  ему  мог  помочь  инструктор?  Пока  Альбер
смотрел  на  двух  приближавшихся   мужчин,  боевая  ценность  таи  чи  чуан
неожиданно  понизилась в его  глазах.  Лучше бы рядом с ним  стояли Жиле или
старый Лам*ан, который  столь высоко  ценит  свое умение. Но больше всего он
радовался тому,  что в руке у него браунинг. Берн в руки лишь  такое оружие,
которое ты готов применить. Так вот сейчас он готов применить свое оружие.
     Он стоял сбоку от  двери  с расслабленно  свисающей вдоль  тела  рукой.
Ждал,  пока оба войдут. Ожидание давалось  ему нелегко. Рука  его  дрогнула,
когда  тени их упали на порог и вошел первый из них. Но Лелак овладел собой.
Лишь  в тот момент,  когда смог  наставить оружие сразу  на обоих субъектов,
выхватил  из кармана браунинг. Он смотрел между  ними, как был обучен, следя
за обоими периферическим зрением, не позволяя, чтобы один из них  отвлек его
внимание от другого.
     -- Могу вам быть чем-нибудь полезен? -- спросил он.
     Совсем  иное дело вести переговоры, когда сам сжимаешь в руке пистолет.
Он жалел, что это были не те мордовороты.

     -- Господин Лелак? -- вежливо заговорил один из вошедших.
     Это был выхоленный, хорошо одетый мужчина в темно-синем костюме, только
грубые  черты лица  портили впечатление.  На  втором были  джинсы  и  поверх
рубашки легкая,  тонкая спортивная куртка на молнии. Он ухмылялся, словно не
видя пистолета в руках Альбера.
     -- Да.
     Он ощутил нерешительность. Как легко под защитой пистолета рявкнуть  на
кого-то,  чтобы тот  убирался.  Но  как  это  трудно  сделать,  если к  тебе
обращаются вежливо. Как там он начал свою книгу? Бери лишь такое оружие...
     -- Господин директор приглашает вас в контору выпить стаканчик.
     Альбер  почувствовал,  как  вспотела  его  ладонь,  сжимавшая  рукоятку
пистолета.
     -- Меня? -- глупо переспросил он. Мужчина пожал плечами.
     -- Иногда он беседует с новыми членами.
     Ситуация становилась все более неловкой. Если это правда,  он строит из
себя идиота со своим браунингом. Если нет, поддается на самый примитивный на
свете блеф. Надо рискнуть.
     -- Разрешите один звонок?
     Мужчины переглянулись, но Альбер, не ожидая их разрешения, вышел. Перед
раздевалкой  висел телефон.  Засунув  в  дверях правую руку с  пистолетом  в
сумку,  левой он бросил  монетку, левой же набрал номер. Инструктор все  еще
стоял с бородачей, который углубленно что-то бубнил ему о таи чи.
     Бришо на месте не оказалось. Трубку взяла секретарша Корентэна.
     -- Что вам угодно? -- спросила она Альбера, словно он просто их клиент.
Лелак начал закипать.
     -- Я выхожу через полчаса, -- сказал он.
     --  Что? --  спросила мадам  Дефрок. -- Что вы хотите?  Она  не любила,
когда с ней шутили.
     -- У меня небольшое дельце в Спортивном центре.
     -- Какое  это имеет  ко мне отношение?  -- Он и не думал,  что  у  этой
женщины такой резкий голос. -- Господина комиссара нет на месте.
     Человек в костюме показался в дверях и улыбнулся Альберу.
     -- Нет, благодарю, машина мне не нужна^ -- сказал

     Лелак. Он еще рассчитается с этой ведьмой! -- За мной заедет Буасси.
     -- Предупреждаю, я не потерплю...
     -- Благодарю.
     Он положил трубку. Почему  там не было  Бришо?  Он бы тут  же поднял по
тревоге Буасси и через полчаса они прибыли  бы сюда. Почему трубку взяла эта
ведьма,  и  вообще почему  эта гусыня  торчит в полиции, и, если уж она там,
какого черта сидит у телефонов? Даже если его вышибут  из полиции, он успеет
сказать ей пару теплых слов.
     Альбер опустил пистолет, вытер  руку о полотенце,  прежде чем вынуть ее
из сумки.
     Сначала он думал, что они  провожают его к бунгало. Мордоворот в куртке
повернул  было туда,  но второй  спокойным, ровным шагом продолжал  идти  по
аллее к  главному зданию.  Между  собой они  не разговаривали.  Альбер ломал
голову над  тем, почувствовали  ли они облегчение сейчас,  когда на  них  не
направлено дуло пистолета. Ощущали ли тот же страх, то  же унижение, тот  же
бессильный гнев,  которые вчера  испытал  он? Во всяком случае, по их  лицам
ничего нельзя было  прочесть. Парень в куртке был моложе, лет двадцати пяти,
на  лице  его  словно   застыла  дурацкая  ухмылка.  Второй  приближался   к
пятидесяти. Походка его была уверенной и ровной. Не мягкой, танцующей, как у
молодого, но все же какой-то легкой.
     Через  боковой  вход  они  вошли  в  главное  здание и по узкой, чистой
боковой лестнице стали подниматься вверх. Альбер шел между двумя провожатыми
-- в  самой невыгодной позиции, словно пленник. Разумеется, они не напали на
него.  Прошли  по уставленной цветами  открытой  галерее, откуда  были видны
толпившиеся   в   холле  люди.   Наверное,  одновременно  кончились  занятия
нескольких курсов, и  теперь спортсмены, громко делясь своими впечатлениями,
пробивались к стойке бара.
     Его  ввели в  современную,  просто обставленную  контору. Тот же  ковер
кремового цвета, как и  внизу, стулья, обтянутые обивкой более темного тона,
поразительно маленький письменный, стол, холодильник.
     Принял его коренастый мужчина лет пятидесяти. Темный костюм с жилеткой,
черные,  начищенные  до  ослепительного  блеска  ботинки,  выглядывающий  из
кармашка пиджака платочек, на темном галстуке сверкающая булавка. Он"походил
на  кинозвезду  тридцатых  годов,  изображающую удачливого  гангстера. Когда
Альбер вошел, он,

     медленно поднявшись, протянул ему руку через письменный стол. Рука была
маленькой, безволосой, с наманикю-ренными ногтями.
     Сопровождавшие остались  за дверью.  Альбер пожал мужчине руку,  сел на
стул,  повернувшись  так,  чтобы  уголком глаза следить за  входом,  и сумку
положил  перед собой.  Его смущало, что  он не  успел переодеться, что  он в
старом,  потрепанном  тренировочном   костюме,  вспотевший,  усталый   после
непривычной физической тренировки.
     -- Гастон  Флери, директор центра, --  представился мужчина. Говорил он
как-то странно, словно не до конца раскрывая рот.  -- Обычно я  просматриваю
все заявления о приеме в члены клуба.
     -- И беседуете с новыми членами, -- помог ему Альбер. Голос  его звучал
слегка насмешливо.
     -- Иногда.  Если  что-то смущает. -- Флери смотрел  в глаза Альберу. Не
тот  человек,  который  разговаривает  с увертками и  терпит, чтобы  над ним
издевались.
     "Здесь пригодился бы Бришо, -- думал Альбер.  --  Он был бы  подходящим
партнером этому фрукту. Или Ко-рентэн, да, шеф тоже ему бы соответствовал. А
я -- нет,  так как  не смог  устоять  против того, что  во  мне  пробудилось
некоторое уважение к этому директору".
     -- Если не ошибаюсь, вас что-то смущает. Флери вздохнул.
     --  Не могу сказать,  что смущает.  Скорее,  мне любопытно.  Думаю,  вы
первый полицейский среди наших членов.
     -- Быть может, из-за цен...
     -- Да. т- Он замолчал.
     Альбер начал понимать, что его так раздражает в  директоре. Большинство
людей во время разговора делает какие-то жесты, движения. Чешет голову, нос,
ковыряет в ушах,  играет лежащими перед  ними перьями или  по  крайней мере,
сцепив  руки, крутит пальцами. Но этот тип даже глазом не моргнет. Уставился
своими   темными   неподвижными    зрачками   на    Альбера,   будто   хочет
загипнотизировать.
     -- Первый сыщик...  --  сказал Флери. -- Среди наших членов  есть  ваши
коллеги более высокого ранга.
     "Префект полиции, -- подумал Альбер. -- Он может заплатить".
     -- Я мог бы расспросить их...
     -- Вот как? -- Голос Альбера отвердел, как всегда, когда он чувствовал,
что ему собираются угрожать.

     -- ...но счел за лучшее действовать  напрямик. Узнать непосредственно у
вас, мосье Лелак. Вы здесь по службе?
     -- Почему вы так решили?
     Флери   не  ответил.  Альбер   понял,   что   его   вопрос  на   вопрос
сочтен-положительным ответом.
     -- А если я здесь лишь отчасти по службе?
     -- Мне хотелось бы знать, что вы расследуете. Не могу ли я помочь вам?
     --  Секрета  нет. -- У Альбера  во рту  пересохло  от жажды,  он бы  не
возражал,  если бы  Флери  оказался  более  гостеприимным  хозяином. -- Веду
следствие по делу об убийстве борца Фанфарона.
     -- Здесь? -- растерянно спросил директор.
     -- Здесь тоже.
     -- Поэтому вы записались на курсы?
     --   Не   совсем.  --  Теперь  он  впервые  увидел  интерес,  настоящее
любопытство в глазах Флери. -- Меня интересует таи чи чуан.
     -- Не думаю, что наше учреждение имеет отношение к какому бы то ни было
борцу или к какому бы то ни было убийству.
     -- Надеюсь, --  ответу Альбер.  Ему хотелось,  чтобы* голос его не  был
дерзким. Хотелось  выглядеть таким  же  прямодушным,  как в  других случаях,
таким же простофилей. К сожалению, Флери делал это  невозможным. Альбер даже
не.  пытался  провести  его,  не  начал   пудрить   ему  мозги  рассказом  о
какой-нибудь глупейшей  истории. А тот смотрел на него колюче и недоверчиво,
словно чего-то не понимая. Альбер начинал терять терпение.
     --  Надеюсь, вы  ничего не имеете против того, чтобы я продолжал ходить
на тренировки? Я заплатил за два месяца.
     -- Мы вернем вам членские взносы, -- спокойно сказал Флери. Из ушей его
торчали  темные  волоски;  Альберу  захотелось  обратить  на   это  внимание
директора. Может,  тот  даже обрадуется. -- Разумеется, вы можете продолжать
тренироваться. Если этого требуют интересы следствия...
     --•-- Нет,  -- невинно ответил Альбер. -- Интересы следствия этого
не требуют. Это для моего собственного удовольствия.
     --  И  в этом  случае тоже. Вы -- гость фирмы. Лелак нашел  предложение
соблазнительным. И непонятным. Хотят подкупить? Такой суммой? Думают, сыщи-

     ка парижской уголовной полиции можно подкупить  парой тысяч франков? А,
может, они правы?
     -- Нет, благодарю вас, -- грустно произнес он.
     IV
     Им  повезло.   Все   прошло  легко,  гладко,   как  по   маслу,  словно
разыгрывалось  в  рекламном полицейском  фильме,  а  не  в  этой  печальной,
кровавой, скучной действительности.
     Субчиков они застали  на месте, что само по себе было удачей, ибо зачем
двум здоровым негодяям проводить вечер дома? Почему бы им не вернуться домой
поздно ночью или на следующее утро, а сыщикам все это время, скучая и не раз
сменяя друг друга, торчать в машинах, припаркованных у дверей дома?
     Они  не оказали сопротивления,  не застрелили ни одного полицейского во
время  задержания,  не  ранили  никого  из  мирных  прохожих; это  не  стало
сенсацией  на  первых  полосах  газет,  в  них  не  появилось  ни строчки  о
случившемся. Первый открыл им дверь, будучи в носках и кальсонах; в руках он
держал наполовину разобранный карманный приемник. Бришо в  левой руке держал
удостоверение,  в правой  пистолет. В нем не  оказалось нужды.  Мужчина  (не
особенно,  впрочем,  взволнованный  их  визитом)   оделся.  В  двухкомнатной
квартире  царил  беспорядок.   Два  сыщика,  сопровождавшие  Бришо,   быстро
осмотрели ее, не  имея даже  разрешения  на  обыск,  но  мужчина  его  и  не
требовал. Пистолета у него не обнаружили, нашли только несколько разобранных
радиоприемников, магнитофонов и пустые бутылки из-под вина.
     Второй  субчик собирался куда-то  уйти. Бришо хотел подняться на лифте,
когда услышал,  как  тремя этажами выше  захлопнулась  дверь  и  бойкие шаги
застучали  вниз  по  лестнице.  Он ждал,  делая вид, будто неловко возится с
лифтом  и двинулся  лишь  тогда, когда  увидел, что приближается  нужный  им
человек. Со скучающим видом Бришо загородил  ему дорогу. Небрежным движением
вынул и  показал удостоверение, потом отступил назад, чтобы позволить  своим
помощникам окружить  молодчика  и отвести  к  ожидавшей  их  машине. Они  не
надевали  на него наручников, просто потеснее  придвинулись  с  обеих сторон
так, чтобы руки их касались его рук.
     А потом все  стало сложнее. Бришо рассчитывал, что молодчики  будут все
отрицать, но не предполагал, что они

     будут делать это  с такой  наглой  самоуверенностью. Они друг  друга не
знали. Во время очной ставки оба с вежливым интересом глазели друг  на друга
и, пожимая плечами,  заявляли,  что, мол, никогда этого господина не видели.
Что  он  совершил?  Им  показывали  фотографии,  сделанные  Буасси с помощью
телеобъектива, когда они поспешно  выходили из  дома убитой девушки по имени
Кароль.  "Ловкий монтаж", -- заявляли они.  На  фотографиях выражение  лиц у
обоих  было одинаковым. Напряженным, злым, полным решимости.  По взмахам рук
было видно, что они спешат. С третьим господином они тоже не знакомы. Поня-"
тия не имеют о Спортивном центре "Академия".
     Оба хорошо подготовились. Такой допрос по сути дела похож  на борьбу не
на жизнь, а на смерть.  Не всегда побеждает тот, кто кажется сильнее.  Имеет
значение  и то,  чья решимость непреклоннее, кто до каких пределов  согласен
идти, кто насколько жесток и у  кого  больше  самоуверенности.  Одна сторона
здесь может  угрожать  ночью, которую придется  провести  в камере,  суровым
приговором, побоями, может использовать древние, но хорошо зарекомендовавшие
себя и все  еще действующие  трюки. Другая  может врать,  ухмыляться в  лицо
ведущему допрос, блефовать,  ссылаться на  своих  знакомых  высокого  ранга,
требовать адвоката, на угрозы отвечать  завуалированной угрозой. Вопрос, кто
до каких границ пойдет.
     Бришо  до побоев  не дошел. И в  другое-то время  он  этих  методов  не
применял, а сейчас и подавно,  учитывая ведущееся  в  полиции расследование.
Оба  его  противника  не  испугались  обещанного  наказания, их не волновала
перспектива провести ночь за решеткой.  Оба уже сидели, чего и не собирались
отрицать,  не заявляли даже о том, что, мол, если что-то и натворили, это не
имеет никакого отношения к  делу. Бришо  не  знал,  что с  ними  делать. Они
отрицали и свое знакомство с Коллем, и то, что искали его где бы то ни было.
Оружия у них нет и никогда не было.  Первый раунд выиграли  они. Бришо слабо
верил в то,  что до второго их  успеет  сломить  камера, что очная  ставка с
Альбером и  швейцаром из "Рэнди кока" окажется  успешной. В  глубине души он
знал,  что  слово Альбера против  утверждений этих двоих не многого стоит, а
швейцар вообще ни о чем не вспомнит.
     Он  велел  их  увести  и  принялся  медленно,  задумчиво  убирать  свой
письменный стол. Бришо  привык к  порядку, когда был еще начинающим и  делил
письменный стол с другим сыщиком, который с тех пор давно оставил службу

     в  полиции и открыл  где-то в провинции отель.  Утром, когда он вынимал
свои  документы,  записки,  привычные,  ставшие почти  ритуальными  движения
словно включали его мозг в работу.
     Он  чувствовал   усталость.  Будто,  получив   назначение,   неожиданно
постарел. До сих  пор по  окончании дежурства Шарль  не ощущал  ни свинцовой
усталости в  ногах  и руках,  ни  тяжести  в голове. Его рабочее время давно
окончилось. Несмотря на  это и даже  несмотря на  усталость, он хотел бы еще
задержаться  на  службе. В крайнем  случае выйти немного прогуляться, выпить
крепкого  кофе,  а  потом  продолжать  работу  хоть  до  полуночи,  хоть  до
завтрашнего  утра.  Нашлось бы  что  делать. Но  вечером  у  него  назначено
рандеву. После приятно проведенной прошлой ночи он договорился  о  встрече с
подругой убитой  танцовщицы. Теперь  он жалел об  этом. Лучше  подскочить  к
Альберу или пойти в  кино.  Он несколько недель  не  был в кино. Но  охотнее
всего он бы остался на службе.
     Письменный   стол  Бришо  стоял  в  приемной   Корентэна  против  стола
секретарши.  Раньше здесь царствовала ворчливая инвалидка, которая  отвечала
на  телефонные  звонки, передавала  весточки,  выпроваживала  посетителей  и
готовила  расписание  дежурств на  неделю.  Лет  десять  назад ее  ранили  в
перестрелке, пришлось ампутировать ногу. Она  получила какую-то компенсацию,
и ее поместили сюда, не сказав, правда, в  чем  заключаются ее  обязанности.
Она  была  ворчливой,  исполнительной и  надежной.  В  один прекрасный  день
неожиданно ушла на пенсию. Исчезла и больше не появлялась, а Бришо назначили
заместителем Корентэна. Одновременно взяли новую секретаршу.
     Бришо проверил, всюду ли погашен свет, запер дверь и двинулся на улицу.
Он  не  взглянул на  стол мадам Дефрок. Не  увидел  прикол.отую  к календарю
записку с напоминанием: "Лелак!!!"
     Гастон Флери положил ноги крест накрест и заботливо поправил стрелки на
брюках. Кресло было  слишком  глубоким,  опускаться  в  него  с достоинством
затруднительно, подниматься  тяжело и почти невозможно сидеть  так, чтобы не
казаться заносчивым.  Но Реноде не  смотрел  на  Флери.  Он  стоял  у  окна,
пальцами рисуя на стекле невидимые узоры.

     --  Альбер  Лелак,  --   мягко  произнес  он.   --  Сыщик  из   отдела,
занимающегося расследованием убийств.
     -- Я проверил, -- перебил Флери. Реноде покачал головой.
     -- Не  нравится  мне  это. Слишком прозрачно. Хотел бы знать, чего  они
хотят. -- Он повернулся  лицом к Флери и улыбнулся ему. Улыбался он редко, и
тогда по спине человека пробегал холод.
     Флери  достаточно давно  работал  с  ним,  чтобы  знать:  сейчас  нужно
рискнуть и высказать предположение:
     -- Думаю, хотят  подловить. Точно не знают, на что мы посягаем.  Может,
догадываются, но доказать не могут.
     -- И что?
     --  Почему  они  не  подослали  полицейского так,  чтобы мы  ничего  не
заподозрили? В прошлом году к нам дважды пытались внедрить агентов.
     Реноде  только глянул на него.  Флери знал,  что шеф размышляет,  в его
хитром, изворотливом мозгу шарики крутятся с быстротой молнии. Те два агента
закончили свою жизнь в Сене.
     -- Теперь  появилась  возможность  надоедать  нам якобы  расследованием
убийства, --  продолжал  он. -- Делают вид,  будто ищут убийцу Фанфарона,  а
Лелак между тем ходит здесь и разнюхивает.
     -- Так что будем делать? -- Реноде положил  ногу на  ногу и так же, как
Флери, заботливо расправил стрелки.
     --  Не  думаю, что нам грозит серьезная опасность, -- сказал  Флери. Он
был рад, что шеф наконец сел, не любил он, когда  над ним кто-то возвышался.
-- Пусть пока  ходит на тренировки, если у него есть такое желание. Разве он
этим навредит? Ничего  ему в  глаза не бросится.  Все равно прекратит спустя
некоторое время. --  Он умолк, давая возможность  Реноде, если тот пожелает,
сделать свои  замечания. Но шеф ничего не сказал, зная,  что его служащий не
закончил.  -- Второй вариант: если они  всерьез взялись за дело. Тогда сыщик
будет ходить к нам долго, и -- закономерно -- на него станут меньше обращать
внимание. Он  будет бродить по  комплексу,  открывать повсюду двери и  может
заметить что-то, чего не следует. Так как он расследует дело об убийстве, он
будет задавать щекотливые  вопросы,  тревожить и  смущать наших работников и
посетителей. Если посмотреть с такой точки зрения...
     -- Нельзя с ним разумно поговорить?
     -- Не знаю. Когда я предложил вернуть ему членские

     взносы, мне показалось, он вроде заинтересовался. Но потом отказался.
     -- Ничтожная сумма, -- махнул рукой Реноде.
     -- Я подумал об этом. Поговорю  с ним  еще. Если не удастся... не лучше
ли все же, чтобы он исчез отсюда?
     У  Реноде был низкий  голос,  и когда  он заговаривал неожиданно, Флери
порой, как, например, сейчас, изумлялся.
     --  Нет,  -- сказал шеф. --  Слишком  грубо.  Посылают сюда  сыщика  из
криминалки, он записывается на курсы, наставляет оружие на моих людей, затем
признается, что находится тут отчасти по службе. Нет! Нельзя.
     Палец  его   зашевелился,  и  он   продолжал   рисовать  им  теперь  на
подлокотнике кресла.
     --  Но чего  они  все-таки добиваются?  -- Флери иногда  мог  позволить
своему голосу звучать насмешливо.
     -- Вот  этого  самого  и  добиваются. Чтобы  мы  занервничали.  Сделали
какую-нибудь глупость. Этот человек --• приманка.
     Флери уже пожалел о своем замечании.  Реноде умнее его.  Он  хорошо это
знает, и знал всегда. Реноде прав, они чуть не попали в грубую ловушку.
     -- Что же делать? -- тихо спросил он.
     --  Подождем.  Если  им не  наскучит, бросим  какую-нибудь кость, пусть
обгладывают. Нечто, могущее удовлетворить  полицейских, но не навлечь на нас
опасность.  Я поговорю с доктором Панашером. -- Панашер был их адвокатом. --
А ты подумай, как бы его подловить. Меня раздражает эта приманка.
     ГЛАВА ШЕСТАЯ
     Альбер проснулся в восемь  утра. Голова у него болела, глаза слипались,
его слегка  поташнивало, и  он чувствовал, что  сейчас  ему станет дурно  от
собственного дыхания. Сегодня он дежурит утром, в восемь ему полагалось быть
в кабинете Корентэна на совещании.
     Он  встал,  голова  кружилась;  остановившись  у  постели,  Лелак  тупо
уставился  на рисунок  ковра. Медленно попытался прийти  в  себя.  "Я должен
идти, -- думал он. -- Мне надо спешить..."
     Зазвонил  телефон.  Трубку он  не  снял.  Знал,  что звонят  со службы,
узнать, почему его нет на месте, наверное,

     опять Бришо усердствует, или та кошмарная баба пыжится, или он на самом
деле  нужен.  Альбера  обычно мало беспокоили  его опоздания, но  сейчас  он
отчего-то нервничал. Вообще он  всегда чувствовал, когда следует  пересилить
себя и взять в руки.
     Кто  бы там ни звонил, он был терпелив. Альбер чувствовал, как внутри у
него все начинает дрожать от раздражения в то  время, как мозг все еще был в
полусне.  Он  разделся,  лег  на спину, чтобы,  сделав  несколько отжиманий,
окончательно проснуться, но вместо того, чтобы заняться упражнениями, следил
за телефоном.  Опять звонит, опять звонит. Еще раз...  "Да положи ты трубку,
кретин. Меня нет дома!"
     Наконец наступила тишина. Альбер, тяжело  дыша, лежал на  полу, спина у
него чесалась от пота.
     Надо спешить.
     Он  встал  под  душ,  даже  не  намылился,  просто  подставил тело  под
леденящий холод, потом закрыл кран. Прежде чем побриться, вызвал по телефону
такси.  И  через  десять  минут  уже  дремал  на  заднем  сиденьи  облезлого
"сит-роена".
     II
     Корентэн  с  неподвижным лицом выслушал доклад  секретарши. Бришо делал
вид,  будто что-то усердно читает. Он поднял лист бумаги, чтобы  прикрыть им
лицо.  Задушить эту старую  шлюху!  Он и Корентэна придушит! Альбер  не снял
трубку, кто знает, что с  ним случилось.  Надо бы позвонить Марте в школу. В
девять часов перемена, если Лелак до тех пор не появится...
     -- Он намеренно издевался  надо мной, --  возмущалась мадам  Дефрок. --
Делал вид, что не слышит, что я говорю.
     -- Что он сказал? -- терпеливо переспросил Корентэн.
     -- Что  находится в каком-то Спортивном центре, потом, что ему не нужна
машина, Буасси за ним заедет.
     Бришо кусал губы. Альбер вторгся в империю Реноде и хотел, чтобы за ним
приехали, чтобы кто-нибудь был у дверей, когда он выйдет. Кто-то, на кого он
мог положиться.
     -- Я с ним поговорю, -- заявил Корентэн.
     "Корентэн  должен понимать, о чем  идет  речь",  --  думал Бришо. Он  с
трудом  сдерживался,  чтобы   не  заговорить.  Он  был  в  довольно  хороших
отношениях с комиссаром. И хотел в таких отношениях оставаться.

     -- Благодарю, -- с важным достоинством произнесла мадам Дефрок.
     Бришо  опустил  лист чуть ниже и  смерил ее  взглядом с головы  до ног.
Учитывая возраст, она еще ничего, немного располнела, но ноги пока стройные.
Лицо полно солидности, излучает чувство собственного достоинства. Она высоко
себя  ценит. Никогда ни  от кого не  терпела подобного  тона.  А Корентэн ее
утешает. Как это понять? Что  она, родственница его жены или ее подруга? Или
шеф решил наконец избавиться от Альбера и эта женщина удобный предлог?
     Он почувствовал, что комиссар наблюдает за ним. И отвел взгляд от мадам
Дефрок.
     -- Прошу тебя, просмотри это. --  Корентэн поднял со своего письменного
стола  конверт.  Шарль вскочил.  Корентэн подтолкнул к нему конверт  и  стал
наблюдать, как Бришо его открывает. Письмо пришло от адвоката. Сначала Шарль
не понимал,  о чем речь. Какая-то  женщина жалуется  на Альбера,  доносит на
него, словом, что-то в этом роде. Примерно мгновенье он думал, что это мадам
Дефрок совсем взбесилась.  Кто  такая Дюваль?  Затем прочел  еще  раз, более
внимательно: Дюваль,  улица  Пероннэ, . По этому адресу они искали  Колля. К
женщине явились  двое полицейских, искали ее  старого знакомого.  Когда  она
сообщила им,  что он тут теперь  не живет, тот, что  был помоложе, оттолкнул
ее, ворвался в квартиру, все перерыл, а потом наставил на нее револьвер.
     Господи боже мой!
     -- Что говорит Буасси?
     -- Все правда.
     "Буасси я тоже придушу", -- подумал Бришо.
     --  И  именно сейчас,  когда  на  мою  голову свалилась  эта  треклятая
проверка. Что, твой друг совсем ума лишился?
     Бришо не отвечал. Положил конверт обратно на стол комиссара и медленным
шагом  пошел  к  двери.  Пока выходил, обдумывал свою задачу:  поговорить  с
Буасси,  в  девять  часов  позвонить  Марте, если  Альбер к  тому времени не
объявится.
     Такси застряло в пробке. Счетчик бешено отстукивал, Альбер понимал, что
эта маленькая  роскошь  обойдется ему вдвое  дороже,  чем он рассчитывал.  И
доберется он медленнее, чем если бы ехал на метро. Но по  крайней мере сидит
удобно, да и шофер попался неразговорчивый. Альбер был ему благодарен за эту
неоценимую услугу.

     Вчера вечером,  идя домой, он сделал крюк. Пытался проверить, не следят
ли  за ним. А  когда пришел  домой,  ему вспомнилось,  что  им известен его.
адрес. Он сам дал его, когда оформлял членство в клубе.
     Марта готовила на кухне. Еще в дверях в нос Альберу ударил возбуждающий
аппетит запах жареного  мяса. Они не ссорились. Только обстановка  была чуть
напряженнее,  чем следует. Он обещал этот день жене, и вот что  вышло. Когда
они поужинали, выпили по бокалу вина, съели немного сыра, он неожиданно даже
для себя самого заговорил:
     -- У тебя нет желания куда-нибудь сходить?
     Он  не  представлял,  что такое желание  у нее  есть.  Но  Марта  стала
переодеваться, накрасила глаза, надела  новое платье, которое купила,  когда
Бришо  пригласил их отпраздновать его  назначение. Лицо  ее раскраснелось от
ожидания и было хорошеньким.
     -- Именно  такая  женщина мне по вкусу, -- сообщил ей Альбер. -- Что ты
скажешь, если я попрошу твоей руки? ^
     -- Расплачусь и убегу.
     Альбер тоже переоделся.  Надел костюм и неудобные  ботинки.  Осторожно,
чтобы Марта не заметила, засунул  под  пиджак кобуру с  револьвером; прежде,
чем перейти в другую комнату, проверил у  зеркала, не  выпирает ли оружие. В
свое время он такой  же неудачной  фразой сделал Марте  предложение в  конце
поездки по Англии, только ответ тогда был другим.
     -- Куда мы пойдем?
     Если бы знать, он  не позвал бы ее поразвлечься! Раскинувшись на заднем
сиденьи  такси,  Альбер покачивал  головой.  Следовало  раньше  подумать! За
столько  лет мог  бы,  кажется,  изучить  собственную  жену! Марта  пожелала
развлечься  в  "Рэнди коке".  Альбер пытался  отговорить ее,  но это  только
подлило масла в  огонь. Марту не волновало, что  это дешевый притон, что там
танцуют  голые женщины,  которые ее  вовсе  не  интересуют.  Что это опасное
место, что... но  все это было ей безразлично. Рядом с мужем-полицейским она
ничего не боится, ей любопытно посмотреть на дешевый притон, и ее интересуют
голые женщины.
     Альбер прекрасно  понимал,  где собака зарыта. Марта не верила, что его
вместе  с  Брищо  и Буасси  в  "Рэнди кок"  призвал действительно  долг. Она
подозревала  в  этом  какой-то заговор мужчин-сообщников, которым захотелось
немного гульнуть...

     В "Рэнди  коке" он чувствовал себя смешным в темном костюме. И  Марта в
ее  дорогом  шелковом  туалете  казалась  разряженной и  комичной. Он  видел
взгляды, бросаемые на них от стойки бара, потом заметил, как швейцар подошел
к  находившейся там публике и что-то сказал. Молодчики, сидевшие за стойкой,
отвернулись.
     Неприятный получился  вечер. Неприятно было, когда та славная маленькая
танцовщица узнала его и улыбнулась. Неприятно было, что он  не может подойти
к эстраде, потому  что не смеет оставить жену одну. Неприятно,  что пришлось
подозвать девушку к их столику -- она не села, только постояла рядом вежливо
и нетерпеливо, -- когда он хотел спросить у нее о кое-каких вещах.
     -- Любопытно, что скажет Бришо, -- пробормотал он, сидя сейчас в такси.
     -- Пардон, мосье?
     -- НичЪго... просто я вслух подумал.
     -- Скоро  приедем. -- Шофер на мгновенье обернулся назад к  Альберу. --
Вам к определенному часу?
     Они  прибыли  без  десяти  девять.  Бришо сидел  в их кабинете за своим
бывшим столом.
     --  Доброе  утро,  --  сказал  Альбер.  Он  открыл  окно.  Напряг руки,
схватившись за раму, и выпятил грудь. Кости в спине захрустели, жизнь начала
к нему возвращаться.
     -- Где ты был, несчастный? Альбер не сердился на Бришо.
     -- Я проспал.
     -- Не сегодня! Вчера.
     Только теперь  он заметил, что  Шарль нервничает. Шарль был белым,  как
мел. Когда он  нервничает, под левым  глазом  у него  безостановочно  дрожит
мышца.
     -- Тебе передали мое сообщение?
     -- Что случилось?
     -- Меня позвали  к одному типу по фамилии  Флери,  который  хотел  меня
подкупить. Сумма небольшая, всего-навсего членский взнос... несколько  тысяч
франков.
     -- Что он хотел взамен?
     -- Понятия не имею. Не сказал.
     Задумавшись, они смотрели друг на друга. Буасси  ря-•дом  с ними в
замешательстве  скрепкой  ковырял  под ногтями.  Он сообразил,  что совершил
глупость, не наврав Ко-рентэну. А Лелак еще даже об этом не знает.
     Альбер сунул руку в карман, чтобы узнать, есть ли у него деньги.

     -- Пошли, съедим что-нибудь. А я за завтраком все расскажу.
     Бришо потряс головой.
     --   Погоди.  Сначала  спрошу  шефа.  Возможно,  он  захочет   с  тобой
поговорить.
     Он вышел из комнаты. Альбер с беспокойством глядел ему вслед.
     Он чувствовал, что произошла какая-то неприятность.
     -- Что случилось? -- спросил он Буасси.
     --  Шеф зол на тебя... --  Он  уколол скрепкой палец и в отчаянии начал
высасывать  ранку. -- Господи! Кто знает, что в этой поганой скрепке? Может,
я еще СПИД получу.
     -- Под зад получишь, если не перестанешь ныть и не скажешь, в чем дело,
-- заявил Альбер. Вернулся Бришо. В плохом настроении.
     -- Идем. Корентэн сказал, что сейчас не имеет желания тебя видеть.
     -- Я его тоже.
     Альбера охватило упрямство. Они  спустились  в  кафе,  Лелак  вызывающе
огляделся вокруг. Пусть только посмеют сейчас снова подать пойло вместо кофе
и губку вместо булки. Пусть только попробуют! Хо-хо! Пусть  посмеют сказать,
что нет мест, потому что один столик занят!
     Не сказали.  Может, это было  случайностью, может,  по  его  лицу  было
видно,  что  он  в опасном,  взрывном настроении.  Во  всяком случае,  место
нашлось, через несколько мгновений принесли прекрасный горячий кофе,  сливки
и,  если и  не  свежие,  то более  или менее  съедобные сандвичи.  Он  начал
успокаиваться.  За едой невнятно рассказал, что с ним произошло в Спортивном
центре.  Бришо  тоже стал успокаиваться. Он  радовался тому, что  не  сказал
Альберу, в чем его обвиняют, и тому, что Буасси проболтался. Кто знает,  что
сделал бы этот безумец! Может,  влетел бы в  приемную Корентэна и поднял там
крик.  А  теперь  в  спокойной  обстановке он  узнал  от  Лелака  историю  с
телефонным звонком. Альбер оправдан, а если еще немного повезет,  он  уладит
дело так, что его друг о нем и не узнает. Правда, оставалась еще жалоба.
     -- Ты знаешь, что мы нашли Колля? -- осторожно заговорил он.
     -- Нет. Где? -- Альбер поставил чашку. -- Почему ты не с этого начал?
     Бришо пожал плечами.
     -- На улице Сен-Онан. В дешевой однокомнатной квартире.

     -- Скатился парень. После улицы-то Пероннэ.
     Буасси поперхнулся. Его громадное тело содрогалось от кашля, он толкнул
столик, приятелям пришлось вскочить, чтобы выплеснувшийся кофе не  облил их.
Бришо охотнее всего хорошенько  стукнул бы шофера-виртуоза. Вместо этого  он
только похлопал его по спине.
     -- Не так сильно... дубина...
     Альбер отодвинулся в сторону. "Дешевая однокомнатная квартира, -- думал
он. -- В плохом районе. Лучше, чем улица Перронэ с мадам Дюваль. Или он  там
просто прятался от своих преследователей?"
     -- Как вы его нашли?
     -- Он мертв, -- сообщил Бришо. -- Застрелен. В руке у него был нож.
     -- Тот, ко...
     Бришо не дал ему докончить.
     -- Нет. Это было первое, на что я велел обратить внимание.
     Было бы слишком хорошо.
     -- Лаборатория считает, что  нож  новехонький. Предположительно старый,
которым убит Фанфарон, Колль  выбросил  и  купил  новый,  похожий.  Длинный,
тонкий, острый, как бритва.
     -- С пружиной?
     -- Нет. Знаешь,  такой,  который открывается движением кисти, а большим
пальцем укрепляют задвижку, чтобы нож не закрывался.
     -- Консервативных взглядов был человек.
     -- А если нож оказался бы тот самый, что бы ты подумал?
     --  Ничего,  --  автоматически  ответил  Альбер.  Владелец  вытер  стол
тряпкой,  Буасси  снова  опустился  на  стул   и   сгорбился,  порядок   был
восстановлен.
     -- Мне следовало подумать, что Колль убил Фанфарона и девушку.
     -- Почему?
     Альбер беспомощно развел руками.
     -- Вечером я ходил с Мартой в "Рэнди кок". -- Он наслаждался, видя, как
оба остолбенели.  Хотел рассказать им,  что  маленькая улыбчивая  танцовщица
узнала  его  и улыбнулась, что  Марта  сделала язвительное замечание, что он
одновременно и  злился, и  гордился  девушкой.  Но  рассказы потом. А сейчас
работа. -- Я еще раз поговорил с вышибалой.
     -- О чем?
     --

     --  Спросил,  был  ли Фанфарон знаком с  Коллем. Он  ответил: возможно.
Несомненно, они встречались несколько раз ночью.  Я спросил, заметил ли  он,
что они  беседовали. Он  увиливал  от ответа, сжимал  губы, очень  не  хотел
отвечать. Но потом я все-таки выудил из него "да",
     -- Ну, и что?  -- спросил Буасси.  "Чего  Лелак из себя  Шерлока Холмса
строит? В том баре по всем правилам допросили и посетителей, и персонал".
     --  Они  поссорились.  По  словам  вышибалы,  в  этом  не  было  ничего
необычного, каждую ночь такое случается, и не раз.
     -- Из-за чего они ссорились?
     -- Он  не  мог сказать. Так  же, как сколько  времени  это  длилось. Он
обратил  на  них  внимание, когда они  повысили  голо/ж  Подумал  о том, что
делать, особой охоты связываться  с Фанфароном у него не было, но потом  все
закончилось.
     -- Как?
     -- Фанфарон медленно  приподнялся, а тот замолчал. И Фанфарон опустился
на место.
     -- А Колль?
     -- Побыл еще несколько минут, потом ушел.
     -- Когда?
     -- Около одиннадцати.
     -- На час раньше. Немного больше, чем на час. Бришо Покачал головой.
     -- Я думаю о том...
     Альбера не интересовало, о чем он думает.
     --  Что мы знаем  об  этом Колле?  Был он судим за  нанесение  телесных
повреждений, насилие?
     --  Был, -- рассеянно ответил Бришо и потянулся за своими записями,  но
не нашел портфеля. Он оцепенел. Потом сообразил. На этот раз  он пришел сюда
не  из своего кабинета. А в  той,  старой комнате,  у  него уже  ничего нет,
только  друзья.  И  кто  знает,  сколько  еще  это продлится.  Он  попытался
припомнить свои записи. -- Он избивал женщин.
     -- Убийства?
     -- Убийств не было.  Вчера  вечером  я назначил  рандеву  Мирей.  -- Он
заметил недоумение в их глазах. -- Подруга Кароль, убитой  девушки, та,  что
нашла ее труп. Но она не пришла. -- Он знал, что за этим последует: вздорные
замечания о том, что девушка образумилась, или о том, что  в  прошлый раз он
мало ей уплатил. Он решил

     опередить их: --  Я думаю о том,  почему  она не пришла, в чем  дело. А
вдруг и с ней что-то случилось?
     -- Она образумилась! -- с торжеством воскликнул Буасси.
     -- Ты думаешь, ее тоже... -- спросил Альбер. Бришо кивнул.
     -- Но почему?
     -- Быть  может,  она  что-нибудь  знала. Буасси выглядел  сконфуженно и
оскорбленно. Они снова обращаются с ним как с несмышленышем!
     --  Почему  она  ничего не  сказала прошлый  раз,  когда ты  целую ночь
допрашивал ее? "Завидуешь", -- подумал Бришо.
     --  Вероятно,  сама  не  знала.  Слышала   или  видела  что-то,  но  не
подозревала, как это существенно.
     -- Ты знаешь, где она живет?
     -- Конечно.
     "Сам  мог бы сообразить,  --  мелькнуло в голове  Альбера. -- Бришо  не
пропустит такую девицу, которая, хотя  и не профессиональная проститутка, но
за  деньги  приводит  мужчин в  квартиру своей  подруги. Пропустить  ее  он,
конечно, не мог, но к себе домой, естественно, не повел". Бришо жил со своей
старой матерью, которая  предоставляла сыну  достаточно свободы, но  женщины
определенного сорта порога ее квартиры не имели права переступать.
     -- Почему ты не пошел к ней?
     -- Счел, что она, наверное, меня обманула, -- смущенно ответил Бришо.--
Не хотел, чтобы думала, будто для меня это важно.
     Альбер кивнул.
     -- Я ухожу.
     Он  сделал  знак владельцу,  но не расплатился,  а  заказал  пирожное и
прохладительные  напитки.  Бришо попросил  коньяк,  Буасси  перно.  Владелец
глядел  на них с не-•  приязнью. Обычно они не сидели  столько времени!
Лучший столик заняли! В кафе главным  образом ходили полицейские и адвокаты,
очень редко забредали одиночные туристы, искавшие в районе набережной Орфевр
следы  Мегрэ. К этим хозяин кафе питал  особое  отвращение.  Он делал наглые
замечения  на  их  счет,  не  смущаясь  тем,  что кто-то  из  них  мог знать
французский.  Правда,  его ужасающее  провинциальное  произношение с  трудом
понимали даже Альбер  и его приятели. К полицейским владелец был равнодушен,
попадались такие, с  которыми даже дружил,  а  некоторых, например их, из-за
чего-то считал несимпатич-

     *

     ными. Любимцами его были  адвокаты. Самоуверенные, разодетые адвокаты с
кейсами. Лелак и его друзья их не  любили. Им не нравилось  такое разделение
труда:   когда   одни  ценой  своего  здоровья,  а  порой   и  жизни,  ловят
преступников,  а  другие элегантно их "отмывают". Еще  меньше* им нравилось,
что на этом  "отмывании" адвокаты хорошо зарабатывают, и значительно  лучше,
чем они, живут. Им казалось, адвокаты  просто смеются над ними. Даже  Бришо,
даже Шарль Бришо не мог с ними сблизиться.
     -- Я дам тебе очную ставку с твоими дружками.
     -- Что? -- Мысли Альбера блуждали далеко.
     --  Из троих вооруженных  субчиков двое нами задержаны. Они  ничего  не
знают, друг с другом не знакомы, не говоря уж о -Колле.
     --  Следовало  ожидать, -- флегматично ответил  Лелак. -- Я  останусь с
ними наедине?
     -- Нет,  -- твердо заявил Бришо. Альбер, как  и он, никогда не применял
насилия на  допросах. Он был последним, кого можно было  в этом заподозрить.
Для чего  он тогда постоянно валяет дурака, выступая с подобными глупостями?
Зачем делает вид, будто  он заправский са" диет? А  может, и вправду? Он все
еще не понимал, что мог натворить Альбер у той женщины.
     -- А как.с оружием?
     -- У них не нашли.  Между прочим, Колля пристрелили из револьвера "Смит
и  Вессон". Жильцы заметили только  одного мужчину,  который выходил  из его
квартиры. На нем был длинный плащ и надвинутая на глаза шляпа. В квартире не
осталось ни одного отпечатка пальцев, ни ворсинки от одежды, ни волоска,  ни
следа дыхания -- ведь теперь и это скоро станут определять.
     --  Значит, их там  не было, --  успокоился  Альбер. Он  хотел поскорее
разобраться  с  донесениями  экспертов.  На  детали  он  никогда  не обращал
внимания, его интересовали лишь окончательные выводы, и  он их не ставил под
сомнение. -- А вдруг это третий?!
     -- О нем они  тоже ничего не знают. Не  знакомы с ним. Утверждают,  что
фотографии -- обыкновенный монтаж.
     --  Я  постараюсь приглядеться  в Спортивном центре. --  Альбер  нервно
набил рот пирожным, которое владелец только что очень любезно поставил перед
ним. -- Молодчик не член клуба, это как пить дать. Туда не ходят

     люди,  зарабатывающие  на  хлеб  трудом,  а  он просто  честный наемный
драчун.
     -- Может, он там служит?
     Альбер сделал гримасу, и его перекошенная физиономия словно удлинилась.
     -- Там? Этот тип? Да никогда в жизни!
     Странным было это пролетарское самосознание  у Лела-ка. Бришо казалось,
будто   преступник  ближе  сердцу   Альбера,  нежели   спесивые   посетители
Спортивного центра.
     -- Что же тогда?
     --  Может, пришел за  указаниями  к  Флери.  Иди  к  самому Реноде. Он,
вероятно, живет в том бунгало.
     Бришо  кивнул.  Альбер передал ему номер машины;  когда они  вернутся в
Управление, Шарль наведет справки. Конечно, Альбер и сам с легкостью мог это
сделать, но так уж повелось, и он давно перебрасывал Бришо подобные задания.
Правда,  тогда  Шарль  еще  не   был  заместителем  руководителя  отдела  по
расследованию убийств, у  которого  и без того  дел  хватает.  Но  лучше  не
вдумываться.  Ведь в  сущности все это  не его  задачи. Ему надо следить  за
работой десятка сыщиков,  а не брать на  себя часть  забот  одного  из  них.
Вероятно,  он просто привык работать на  Лелака. А  вдруг  это  окажется  их
лучшим делом? Он хочет принять в нем участие и получить свою долю  успеха...
Все может быть...
     -- Что ты знаешь о Реноде? -- спросил Альбер.
     Буасси неловко заерзал. Со вчерашнего дня у него, как видно, было время
переварить  тот  факт,  что  это  не  фильм  с  участием  Алэна  Делона,  не
злополучное дело другого отдела, других сыщиков; с этим предстоит справиться
им самим.
     Бришо  постарался  ответить осторожно. Из газетных  статей  он узнал не
много нового, вырезки годились  лишь для того, чтобы отбить у  людей желание
работать   и  поубавить  им   смелости.  Из  большинства  сообщений   прессы
явствовало, что вожак  гангстеров стоит  над законом,  у него связи в  очень
высоких сферах, полиция  против него бессильна. Как бы там ни было, если это
и правда, Бришо читал материал с неохотой. Информация, которую он получил из
особого отдела по  борьбе с мафией, тоже была ненадежной. Он не  знал, стоит
ли поделиться ею с приятелями. В последнее время особый отдел дважды пытался
внедрить своих людей в организацию Реноде. Обоих агентов выловили из Сены.
     Человек из особого отдела был его еще школьным то-

     варищем. Он  тоже ожидал повышения, ему  тоже прочили большую  карьеру.
Они были ровесниками, но давнишний приятель выглядел значительно старше его.
     "А ведь мы их блестяще  внедрили, -- горько  сказал бывший соученик. Из
всего их  курса, вероятно, он  больше  всех верил  в закон и право.  --  Они
казались" более реальными, чем настоящие мафиози".
     -- По мнению  особого  отдела, у Реноде есть какой-то серьезный бизнес,
-- сказал в заключение Бришо.
     -- Ну, уж не...
     --  Из  наркобизнеса  их  вытеснили,  но  все-таки сила  и  влияние  их
организации  сохранились.  То есть  они нашли вместо этого  какой-то  другой
бизнес.
     -- Какой именно?
     Бришо пожал плечами. Откуда ему знать? Определенно не соревнования  -по
вольной борьбе и не центр здоровья. Он посмотрел на часы. Надо возвращаться.
Корен-тэн  опять целый  день будет занят с проверочной комиссией,  и прежде,
чем шеф исчезнет, Бришо надо обсудить с ним кое-какие дела. Он  сделал знак,
что хочет  расплатиться, и хозяин  тут  же вырос  возле  него  --  быстрее и
любезнее, чем когда-либо до сих пор.
     У Буасси оставался еще один вопрос. Странно, что  именно ему это пришло
в  голову,  быть может,  страх,  связанный  с  расследованием  дела  Реноде,
обострил его ум.
     -- Ну, а  мы сейчас  за кем из  них  следим?  -- спросил он. И его  все
быстро  схватывающие коллеги не поняли. -- Если  Фанфарона  убили противники
состязаний, чего мы тогда хотим от Реноде, который их финансирует?
     "Он, вероятно, прав, -- подумал Альбер. -- Ничего  не попишешь,  Буасси
не позволит слишком усложнять дело".
     -- Те субъекты; которые искали  Колля, явно  люди Рет  ноде, -- остудил
его пыл Бришо.
     -- Но  то, что оба дела связаны, вовсе  не  обязательно, -- с  надеждой
произнес Буасси.
     III
     Он еще не видел, чтобы Буасси чего-то боялся. В прошлом году, когда они
искали убийцу спортивного  журналиста  Дюамеля, Буасси дважды избили, причем
второй раз он даже попал  в больницу. Но и тогда Буасси не испытывал страха.
А теперь боялся.  Потел, руки у него  дрожали, глаза ежесекундно прилипали к
зеркальцу заднего вида. Альбер не знал, как его успокоить.

     Они  катили  по  внешней  полосе  авеню  де Вилье.  Если  человек  идет
медленно,  за  ним труднее  следить, не привлекая к себе внимания. Но кто, к
черту, будет за  ними следить? Он чуть было  не прикрикнул на Буасси, но тут
ему вспомнился  вчерашний  вечер  --  ведь  он  тоже  возвращался  домой  из
Спортивного центра  кружным  путем. А  потом,  когда пошел "развлекаться"  с
Мартой, нарочно не оглядывался. У них секретов нет.
     -- Нас преследуют, -- произнес Буасси драматическим тоном.
     --  Да брось ты.  --  Он  устоял  от искушения тотчас  же повернуться и
посмотреть  назад.  Сунул  руку  в  "бардачок", где  Буасси держал  запасное
зеркальце  заднего  вида.  Кто,  к  черту,  станет  преследовать полицейскую
машину?
     -- Нет! -- решительно сказал  он, когда Буасси переключил скорость.  --
Осторожно! Сверни где-нибудь!
     Буасси взял себя в руки. За рулем машины ему не следует никого бояться!
Следят-то за Альбером. Он  разнюхивал в  том спортивном комплексе или как он
там  называется, и  он  свидетель того, что  те  трое  вооруженных  субчиков
разыскивали Колля.
     -- Что,  если я  тебя высажу где-нибудь у  остановки  метро? Ты пойдешь
дальше, а я от них оторвусь.
     -- Нет.
     Каким же твердым' может быть голос Лелака!
     Буасси  свернул  направо.  Сквозь  лабиринт  узких  улочек   Вилье  они
продвигались в направлении  Сен-Лазара,  словно желая выбраться с оживленной
магистрали.
     -- Белый "опель"?! -- спросил Альбер.
     Машина то оказывалась непосредственно за ними, то отставала, но ни разу
не допустила, чтобы их разделяло больше двух машин. Делалось это ловко. Если
бы Буасси не следил в зеркальце, им бы не удалось наколоть "опель". Чего они
хотят? И, что еще важнее, как теперь поступить? Оторваться от них? Прибавить
скорости,  лавировать  между  машинами  и  пешеходами,  погнать по  улице  с
односторонним  движением  навстречу транспорту? Если Буасси  нажмет на  газ,
шансов у  преследователей  нет. Но чего они  этим добьются?  Только  одного:
покажут,  что заметили сопровождение. Схватить их? Они не  смогут продержать
этих молодчиков под замком и  десяти минут! Лелак покачал головой. А если не
обращать на них внимания, пусть катаются вслед за ними? Велеть  Буасси ехать
к его подружке? _
     Он не мог решиться. Чувствовал, будто разрывается:

     естественная человеческая  реакция  --  удрать, рефлекс полицейского --
задержать преследователей;  это  свело бы его  с ума,  если бы внезапно ряды
машин не остановились. За минуту образовалась пробка; из-за  продолжавшегося
несколько дней дождя автомобили были  грязными, они стояли  впритык  друг за
другом, словно те несколько сантиметров, на  которые они оказывались ближе к
цели,  имели какое-то  значение. Остановился  и  Буасси.  Конечно,  соблюдая
приличное расстояние, чтобы, если потребуется, обойти стоящего впереди.
     ---- Подонки,  --  сказал Альбер.  Затем одним  движением сбросил  пояс
безопасности и выпрыгнул из машины. На полной скорости помчался назад. Белый
"опель" стоял  на две машины позади них.  Его пассажир успел лишь отстегнуть
свой пояс, когда Альбер рванул дверцу.
     Теперь не узнать, что бы он сделал, если в  машине сидел бы незнакомец.
Наверное,  схватил  бы субчика  за воротник,  потряс и сказал, чтобы  тот не
попадался  ему больше на  пути. Теперь не узнать. Но пассажир,  попытавшийся
ударом ноги по  дверце освободить  себе место  и как можно скорее выскочить,
вовсе  не  был  незнакомцем.  Это  был  третий  из  вооруженных  молодчиков!
Возможно, и этого оказалось бы мало для того, чтобы Альбер прибег к насилию,
оставайся   тот  спокойно  на  месте.   Но  при  данных  обстоятельствах  он
непроизвольно "сам с  силой пнул ногой дверь обратно на парня, а затем снова
рванул ее  к  себе  и  схватил  молодчика  за волосы.  Одновременно дернул и
закрутил. Тот, проехав животом по  мостовой,  приземлился на тротуар. Альбер
коленом  наступил  ему  на  спину  и  выхватил пистолет. Шофер  --  молодой,
светловолосый паренек с похожей  на гриб  головой,  -- смертельно побледнев,
сидел ни жив ни мертв.
     Альбер, тяжело дыша, встал и направил пистолет на лежащего.
     -- Встать!
     Тот медленно приподнялся,  из носа у  него текла кровь, лицо исказилось
от боли и гнева.  Он  прихрамывал. Альберу хотелось, чтобы он шагал быстрее,
но отважиться подтолкнуть его он не смог. Буасси открыл заднюю дверцу и, как
только они сели, тронул машину с  места. Он не спрашивал, куда ехать, просто
вел  свой автомобиль и при первой же возможности  свернул. Белый  "опель" не
последовал .за ними.
     -- Скотина ты... -- прошипел задержанный. -- Я тебя не бил.

     Альбер  не ответил. Фальшь аргументации  он ощутил, но  все же ему было
стыдно. Откуда у него этот неожиданный взрыв гнева?
     Мужчина  наклонился,  засучил  штанину.  Нога  его  была  в  крови.  Он
вскрикнул, когда дотронулся до нее.
     -- Это ты дверцей стукнул!
     -- Я не хотел.
     Что он  мог еще  сказать?  Если  б  он  не взмахнул ногой, раскрывшаяся
дверца двинула бы по берцовой кости его. Если бы этот тип не  захотел  в тот
момент выйти...
     -- Извини. -- Левой рукой он ощупал куртку мужчины. Оружия не нашел.
     -- Где ты оставил пистолет?
     -- Какой еще пистолет?
     Откинувшись  назад, Альбер вздохнул.  Положил свой  браунинг обратно  в
кобуру.  Его  прошиб  пот и  затрясла дрожь.  Не  для  него  такие  дела. Он
попытался взять себя в руки. .
     --  Куда  поедем?  -- спросил  наконец  Буасси.  Глазами  он  стрелял в
зеркальце  заднего  вида,  одна его рука  лежала на руле,  другая на  рычаге
коробки скоростей. -- Обратно на набережную?
     Альбер  вытер  руки  о штанины. Собственный голос показался  ему чужим,
прерывистым.
     -- Куда ты хочешь ехать?
     Мужчина не ответил, может, не был уверен, что вопрос относится  к нему,
а  не к Буасси. Альбер глянул  ему  в  лицо  и чуть более  решительно, более
нервно повторил:
     -- Куда едешь?
     -- Ну...
     -- 'Где ты живешь? Тот все еще колебался.
     -- Как тебя зовут? У тебя есть удостоверение?
     Они  ехали   по  улице  де   Баяр.   В  конце  ее  возникла  Сена,   на
противоположном берегу реки гостеприимные пестрые киоски, нарядные перила из
кованого железа и неправильно припаркованный автобус с голландцами.
     -- Симоне, -- сообщил свое имя мужчина.
     -- Где ты живешь? Очень любопытно.
     -- На улице де Проня. Успокоился?
     Альбер  кивнул  Буасси, который объехал  автобус голландцев и элегантно
вписался в движение на авеню Георга V.
     -- Ты живешь один?
     -- С женой и ребенком.

     Альбер  что-то пробурчал. Этого он не ожидал. Думал, что Симоне живет с
каким-нибудь   приятелем,  другим  пре-ступни^ом,   который   с   заряженным
пистолетом под подушкой валяется в майке  на  железной  кровати и  открывает
огонь, как только в замке повернется ключ. Из какого же это фильма? Странным
образом фильм  казался ему более вероятным, нежели  действительность. Мог ли
убить Колля столь добропорядочный муж и отец семейства?
     -- Они дома? -- спросил он.
     -- Да.  Ребенок не ходит  в садик.  Альбер хотел  спросить, почему,  но
нашел это слишком уж фамильярным.
     -- Остановись около"'какого-нибудь кафе, -- приказал он Буасси.
     Мужчина не поблагодарил.  Очевидно,  считал, что  хоть  столько-то  ему
причитается.  Ведь  он в тот  раз  пощадил жизнь Альбера. Лелак погрузился в
свои  мысли. Обдумывал, о чем  спросить  и как, чтобы задержанный согласился
ответить. Конечно, он мог забрать его в полицию, как тех двух, по подозрению
в убийстве.  Но никакого смысла  не было: стали бы отпираться все трое,  А у
этого здесь семья, так просто он не исчезнет, Шарль потом его задержит, если
захочет.
     Буасси   неожиданно  крутанул  руль  вправо  и   в  следующую   секунду
остановился между  двух  припаркованных  машин.  Недалеко  отсюда находилась
невзрачная забегаловка с  высокой стойкой и несколькими столиками. Они вошли
туда. Альбер  и Буасси сели, Симоне отослали в  туалет, чтобы  привел себя в
порядок.  Остальные  посетители  с  любопытством  уставились  на  мужчину  с
окровавленным  лицом, но, когда тот  вызывающе и самоуверенно  ответил на их
взгляды, опустили глаза.
     -- Чего ты хочешь? -- спросил Буасси, когда они остались вдвоем.
     --  Пива,  --  ответил" Альбер. Буасси мгновенье  с печалью  смотрел на
него, потом отвернулся.
     Симоне уселся рядом с ними. Покачал головой.
     -- Я и тогда не был уверен, что ты полицейский, когда мы пробежали мимо
тебя. Не такая у тебя рожа.
     -- Ты знаешь, что Колля пристрелили револьвером "Смит и Вессон"?
     -- Кто этот Колль?
     Альбер ухмыльнулся. Заказал кальвадос.
     -- Зачем ты следил за мной?
     -- Я? За тобой?

     -- Послушай, ты! -- начал Буасси.
     Он поднял свою лопату-лапишу. Симоне чуть отпрянул.
     -- Спокойно, -- произнес Альбер. -- Ты не дома.
     По  крайней  мере  Буасси   снова  стал  прежним.  Конечно,  одно  дело
таинственный вожак мафии, и совсем другое -- побитый преступник.
     -- Хочешь валять дурака -- пожалуйста. Но особого смысла нет. Добьешься
только, что беседовать будем не здесь.
     Симоне пожал плечами.
     -- Что ты искал в Спортивном центре?
     -- Хотел кое с кем встретиться.
     -- Где ты находился вчера утром?
     -- Дома. У жены дела какие-то были, я с ребенком сидел.
     -- Кто засвидетельствует? Ребенок?
     -- Соседи.
     -- Ладно, досмотрим.
     Пиво было  теплым,  от него разболелась  голова.  Аль-беру не  хотелось
связываться  -- отсылать  пиво  обратно,  требовать холодного, -- он  просто
отодвинул стакан в сторону.
     Симоне проглотил кальвадос и сделал знак, чтобы  ему принесли еще вина.
Нос  у  него не был сломан, кровь и  грязь  он смыл,  и теперь  выглядел как
прилежный чиновник, опрокидывающий в обеденное время стаканчик.
     -- С Реноде знаком? Симоне поколебался:
     -- Приходилось встречаться.
     -- Ас Фанфароном.
     -- Его только по афише знаю.
     --  А Жиле? --  Он.  спросил лишь порядка  ради  и сам  удивился, когда
Симоне кивнул.
     -- Видал его.
     -- Где?
     Симоне почесал голову. Официант нерешительно двинулся к ним.
     -- В Спортивном центре. Но не спрашивай, к кому он  приходил. О'кей? --
И он поманил официанта.
     ГУ
     ^
     Когда  Брито  вернулся,  Корентэн разговаривал  по  телефону,  прижимая
трубку плечом к уху. Неторопливыми движениями о"н набивал табак.
     "
     -- Да,  --  сказал он.  -- Да,  понимаю. Бришо  вежливо  остановился  в
дверях. Комиссар знаком пригласил его сесть, бросив на него яростный взгляд.
     -- Да, -- повторил он. -- Естественно. Потом бросил трубку.
     -- С  меня  хватит!  Один  наставляет  оружие на ни в чем  не  повинных
граждан, другой обзванивает и  беспокоит  министерства! Не  знаю, кто из них
хуже!
     Бришо понял, что теперь ему следует закурить.  Он  вынул пачку,  выбрал
подходящую  сигарету,  достал  элегантную  золотую  зажигалку   --  все  это
преследовало одну-единственную цель: дать Корентэну возможность успокоиться.
Нельзя же  орать  на человека,  когда  тот закуривает, таким  образом,  надо
подождать,  пока  он окончит сию процедуру. Кто так  закуривает, показывает,
что внимательно слушает, но и к себе ожидает уважительного отношения.
     -- В этом доме все, что ли,  с ума посходили? -- продолжал Корентэн. --
Именно сейчас, когда те неудачники задержали типа с таким слабым черепом! Ну
скажите, чего вы все еще  хотите?  Остановить автомобиль министра внутренних
дел? Отхлестать кнутом свидетеля? Восстановить против нас полмира?
     Бришо жалел, что не может закурить еще -раз.  Он  знал Корентэна. Знал,
что  в  подобных случаях с  ним нельзя спорить.  А  еще  хуже,  что он  даже
спросить не может, отчего тот так взбеленился.
     -- Скажи теперь,  но откровенно, какого Господа  бога ради ты беспокоил
спортивное министерство, зачем приставал к ним? -- спросил он у Бришо.
     Шарль с трудом сдержался, но ни один мускул на лице его не дрогнул.
     -- Я не думал, что они сочтут^ это беспокойством и приставанием.
     --  Чего  ты  от них хотел?  Говорят,  ты  самого заместителя  министра
замучил!
     -- Сожалею.
     Корентэн  беспомощно  смотрел  на  хорошо  одетого  Бришо,  вежливо,  с
внимательным  лицом сидевшего перед  ним. Упрямый негодяй! Упрямее Лелака. И
опаснее! Его даже изругать нельзя!
     -- Ну, ладно, -- пробормотал он. -- В другой раз думай, что делаешь!
     Он подтянул к себе какую-то бумагу, надел очки. Бришо вернулся к своему
столу. Мадам Дефрок что-то подсчитывала на карманном компьютере, быть может,
сумми-

     ровала,  сколько времени потратили сыщики на распивание кофе, болтовню,
курение сигарет и бессмысленное глазенье на стены.
     Бришо оказался  проворнее,  когда  зазвонил  телефон.  Мадам  Дефрок  с
оскорбленным видом снова отвернулась к своей машинке. А  Бришо с облегчением
прижал трубку к
     УХУ-
     Звонил  не   Альбер.  Чужой,  сдавленный   мужской   голос.   Анонимный
доноситель. Шарль терпеть не мог, когда таких соединяли с ним.
     -- Вы начальник? Шарль подтвердил.
     -- Тогда слушайте! Скажу вам, кто убил того вольни-ка. Его зовут Колль,
он живет на улице Сен-Онан, . Тощий сутенер с усами.
     -- Да? -- насмешливо спросил Бришо. -- Откуда вы знаете?
     -- Это мое дело.
     -- Погодите, не бросайте трубку. У вас есть доказательства?
     -- У меня? -- Мужчина захохотал, и связь прервалась.
     Бришо  ощутил  на  себе  взгляд  Дефрок. Он  положил трубку  на  место.
Машинально улыбнулся  женщине,  вынул свои записи, чтобы посмотреть, кому он
звонил вчера.
     --  Де Прюнье,  --  произнес он вполголоса. -- Он, что ли,  заместитель
министра? Потому и  получили от них зеленую  улицу организаторы  побоищ, где
все дозволено?!
     -- Ну-ну,  -- бормотал он.  -- Еще посмотрим, кто  на этом погорит, еще
посмотрим, чья возьмет! -- И он протянул руку к телефону.
     Альбер  подождал  немного,  потом  еще  раз  нажал  кнопку  звонка.  Он
чувствовал, что  за  ним  наблюдают,  ему  было  неприятно и  даже  тягостно
представлять, что о нем думают. Да и что могли думать, видя, как он топчется
у квартиры этой шлюшки, не желая примириться с тем, что ее нет дома. Альберу
не все было ясно в ее деле. Почему она водит мужчин в квартиру подруги, если
у нее есть своя  собственная? Если ей неудобно приводить сюда мужчин, почему
пришла с Бришо? И что с ней вообще?
     "Может, она  на работе,  --  размышлял он. -- Не  знаю,  служит ли  она
где-нибудь   вообще.   Если   она   только   полупрофессиональная...  может,
студентка?"

     Он  позвонил  в  соседнюю  дверь.  Лохматый  старик в  потертом  темном
купальном халате открыл дверь, .
     -- Что вам угодно?
     -- Я ищу мадемуазель Марешаль.
     -- Вторая дверь.  -- Свою дверь он сразу захлопнул, некоторое время еще
слышалось его шарканье и негодующее ворчание.
     Альбер прошел дальше. Из-за следующей закрытой двери послышался женский
голос в тот самый момент, когда он нажал на звонок.
     -- Кто там?
     -- Я полицейский, сударыня. Будьте любезны, откройте дверь!
     -- Не открою. Что вы хотите?
     -- Но не можем же мы разговаривать через дверь...
     -- Почему?
     Господи  боже!  Он  огляделся;  казалось,  во  всех  окнах,  за  каждой
занавеской над ним смеются. '
     -- Я ищу мадемуазель Марешаль.
     -- На две двери левее.
     -- Ее нет дома.
     -- Позвоните подольше. Она крепко спит. "Неправда",  -- подумал Альбер.
Он поднял голос и спросил:
     -- Когда вы ее видели в последний раз?
     -- Я? А в чем дело? -- В голосе звучали подозрение и испуг.
     -- Вчера она вернулась домой?
     -- Не знаю. Я... я ее не видела.
     Альбер  попрощался  с  дверью  и поплелся  к лестнице. Убили Фанфарона.
Убили Колля, убили ту маленькую  танцовщицу. А  теперь еще и Мирей Марешаль?
Ему хотелось  бить  кулаками по стене,  в  гневе посшибать  ногами  мусорные
ящики.  Никогда  он  не видел  этой  девушки,  знал  только,  что  она  была
хорошенькой, глупой и с Бришо спала бесплатно.  Ему было ее так жаль, словно
он давно и хорошо ее знал.
     Он  спускался по грязной лестнице. Мусорный ящик давно опрокинул кто-то
другой,  и теперь он валялся, распространяя кислый запах. Над ящиком кружили
мухи. У  дома женщина в тренировочном костюме небрежно подметала тротуар, на
противоположной  стороне  тощий паренек  вытирал окна  маленького китайского
ресторанчика. Солнечный свет ласкал улицу, Буасси, сбросив пиджак, копался в
моторе. Он заметил приближавшегося Альбера,

     вытер тряпкой руки и захлопнул капот. Коллеги  никогда не могли понять,
каким ремонтом  постоянно занимается Буасси,  если его можно  в любой момент
бросить?
     -- Ну? -- спросил тот.
     -- Едем обратно.
     Буасси кивнул. Неторопливо забрался на сиденье водителя.
     -- Нет, --  неожиданно  передумал Альбер.  -- Высади  меня по дороге, у
Жиле.
     -- Это не по дороге, -- заявил Буассиv-- Если девчонки нет,  надо сразу
об этом доложить Бришо.
     Альбер не ответил. Он откинул назад голову и прикрыл глаза. Слышал, как
хрустнул позвонок.  "Схвачу  Жиле  и  выбью  из него  правду",  -- думал он.
Улыбнулся. Услышал, как  Буасси что-то пробормотал, потом включил зажигание,
и они тронулись. Альбер пытался  собраться с мыслями. В связи  с девушкой, с
маленькой Мирей, ему  кое-что пришло в голову. Он вновь принялся  обдумывать
происшедшее,  анализируя,  не  противоречит  ли  что-то  возникшему  у  него
предположению. Буасси ехал медленно. На дороге  произошел несчастный случай,
они  увидели  парнишку с  окровавленной  головой и  бессмысленным  взглядом,
сидящего  на  тротуаре,  другой  лежал  распростертый на  мостовой, какой-то
мужчина в отчаянии что-то  объяснял стоящим вокруг людям.  "Хонда-пятисотка"
валялась на дороге рядом с такси, у которого был проломлен бок.
     Они проехали под  Триумфальной аркой. Вокруг нее бродили разочарованные
туристы: надо же, как не повезло,  именно  сейчас бастует персонал  и они не
могут подняться наверх.
     Они проехали мимо  дома,  куда двадцать  пять лет  назад  Альбер  ходил
заниматься английским  языком. Учитель был высоким, лысым, старым холостяком
и на уроках знакомил Альбера с достопримечательностями Лондона.
     Затем они прибыли к дому Жиле. Альбера  передернуло при  мысли, что ему
снова придется идти в страну  гигантов. Ему хотелось,  чтобы Буасси пошел  с
ним.  Но ему так же не хотелось просить об этом приятеля. Вот если бы Буасси
сам предложил...
     Но Буасси не предложил.'Едва за Альбером захлопнулась дверца, он тронул
машину и в мгновенье ока исчез, словно его здесь и не было,  как в сказочных
фильмах исчезают герои.

VI
     Жиле  был  на  тренировке. Это  сообщил его  сосед, который с  такой же
быстротой материализовался  из ничего,  с какой  чуть  раньше исчез  Буасси.
Сосед с птичьей головой  дал адрес  тренировочного  зала и с  интересом ждал
следующего вопроса. Альбер сожалел, что спросить ему больше нечего.
     Тренировочный  зал находился поблизости -- всего минут  десять ходу. Он
прошел  по  солнцу  сквозь  танцующие  пылинки, съел  мороженое, поглазел на
нескольких расцветших с приходом весны девушек, что прошли, не заметив его.
     Этот тренировочный  зал  тоже помещался в чердачном помещении,  должным
образом  укрепленном  и  оборудованном.  Ринги,  мешки,  разминочные  катки,
зеркала, гантели,  множество разнообразных спортивных  снарядов.  И жара.  С
крыши  лился зной.  Войдя, Альбер в тот же момент покрылся потом. Жиле он не
увидел. Здесь тренировались гибкие, жилистые таиландские боксеры, не обращая
внимания на жару.  Желтоватая  кожа их блестела от  пота, ноги вздымались  с
быстротой молнии, тренируя плоский дуговой  удар таиландского бокса." Альбер
покачал головой,  перешел в  другой конец  зала.  Отсюда вела  дверь, Альбер
хотел было нажать  на  ручку,  но  дверь в тот  же  миг распахнулась. По  ту
сторону стоял Жиле* Он был в борцовском костюме,  широкая грудь -- сплошь из
мышц. Только макушка лысой  головы у него вспотела, тело  было  сухим. Он не
узнал Альбера.
     -- А, помню, --  неохотно буркнул  он, когда Лелак заново представился.
-- Чего вам опять нужно?
     -- Несколько вопросов.
     -- У меня сейчас нет времени.
     -- Я вас долго не задержу.
     Он не  двинулся  от двери.  Жиле  шагнул вперед, чуть ли не  навис  над
Лелаком. Альберу  показалось,  что  эта  огромная глыба сейчас  сметет  его,
растопчет, раздавит, даже не заметив. Он прикрыл глаза. Жиле остановился.
     Альбер  открыл  глаза.  Увидел  перед собой волосатую  грудь,  пришлось
поднять голову, чтобы взглянуть в странное, перебитое лицо.
     -- Вы знаете человека по имени Колль?
     -- Нет.
     -- Зачем вы ходили в Спортивный центр "Академия"? Жиле отступил на шаг.
     "
     -- А что? Вам какое дело?
     Альбер не ответил, только смотрел. Насмешливо, пренебрежительно.
     -- Дела у меня были. Надеюсь, это не преступление?
     --  Смотря  как считать. -- Он  даже  не представлял, что "Палача"  так
легко напугать.  Исчезла разница  в  силе, исчезли непрерывно  дерущиеся  на
заднем плане  таиландцы, остался один Закон.  -- Если хотите, скажу, сколько
можете схлопотать как сообщник.
     -- Я? Но за что? Вы с ума сошли! -- Высокий голос Жиле сорвался чуть ли
не на визг.
     -- Вы встречались с Флери?
     -- Нет. Не знаю, кто это... -- Он поколебался. -- С Ле Юисье.
     -- Почему именно там?
     Жиле с удивлением пожал плечами.
     -- Откуда я знаю. Он меня туда позвал.
     Только сейчас Альбер догадался. Два противника, которые по телевидению,
в газетах, перед  всем светом охаивают друг друга... Организатор состязаний,
провозглашенных  побоищем,  мясорубкой,  "жадный  до  денег  делец,  который
игнорирует  истинный  спорт" и "этот трусливый тип, который  не осмеливается
принять более жесткие условия и боится за свой жалкий хлеб"... Да эти свиньи
сотрудничают!!!
     -- Зачем он вас звал?
     -- Этого я не могу сказать.
     Они  пристально  глядели  друг на  друга. У Жиле были маленькие  темные
глазки. Альбер улыбнулся.
     -- Благодарю за помощь.
     VII
     Архив  располагался  двумя этажами  ниже,  чем их  кабинеты.  Громадная
контора со странными встроенными железными полками, современными  маленькими
письменными столами, креслами,  диванами из  грошовых гарнитуров, подходящих
скорее для  дешевых квартир в новых жилых  массивах, и шесть женщин. Одна из
них любовница Ко-рентэна.  Светловолосая девушка  лет двадцати пяти, с милым
личиком,  полными губами и зубками, как  у зайчика.  Сколько  бы раз они  ни
встречались, она всегда ему улыбалась.
     -- Могу я вам помочь?
     Подружка Корентэна была в темно-синем тонком ха-

     лате.  У нее  было  стройное,  гибкое  тело,  здоровые  длинные  бедра,
доброжелательная сообщническая улыбка.
     "Что бы сказал Корентэн, если бы  я  отбил ее? -- подумал Альбер. -- По
словам Бришо, они и так каждые две недели ссорятся".
     -- Надеюсь,  -- сказал он,  рассчитывая, что  это прозвучало достаточно
двусмысленно. -- Я интересуюсь исчезнувшими женщинами.
     Коллега Зайки хихикнула. Она была здоровенной женщиной с мужским лицом.
     -- Почему вы не удовлетворитесь присутствующими? -- спросила она.
     Остальные  женщины  тоже  подняли  головы.  Если  б  они  не  были  так
некрасивы!
     -- Это недостаточно романтично, -- серьезно ответил Альбер.
     Женщины  захихикали.  Бросили  работу.  Сварили кофе.  В последний  раз
Альбер  видел, чтобы  так резвились,  когда сам еще был мальчишкой, а шалили
девчонки-подростки. Только звали их иначе.
     Тем временем они выложили все, что он просил. Сначала достали список  с
именами   женщин,  исчезнувших  в  прошлом  году   и   еще   раньше.   Потом
статистическую сводку. Показали самые различные графы. Возраст, род занятий,
семейное  положение,  адрес-Ал ьбер  давно не  чувствовал себя так  хорошо."
Теперь ему  было  все  равно,  что  блондиночка  встречается  не  с ним, что
остальные некрасивы.  Все  они были так  милы, ухаживали за  ним,  угадывали
желания.  Положили  ему  в кофе  сахар  и сливки,  откуда-то вынули  сладкое
печенье,  а на столе между тем  росла стопка аккуратно, по порядку сложенных
листов бумаги.
     -- Говорят, из всей группы  у вас самые  лучшие результаты, -- сказала,
опустив глаза, девушка с заячьими зубками.
     -- Да?  --  О, в  данном  случае  великолепное неопределенное "говорят"
могло означать только комиссара! -- Не знаю даже. "*
     Он  сделал попытку  поскромничать, но  сам чувствовал, что  это  ему не
идет.
     -- Оставьте, -- сказала Зайка. -- Вы ведь видели статистические данные.
     -- Нет. Какие данные?
     Они посмотрели  на него  с  легким  неодобрением. Статистические данные
составлялись ими сверхурочно по ма-

     териалам закрытых  досье. Руководители отделов -- в частности, Корентэн
-- обещали женщинам, что ознакомят с ними  своих сотрудников. Альберу смутно
припомнилось,  что  как-то   и  перед  ним  положили  толстую  пачку  бумаг.
Донесения, исписанные  цифрами,  заполненные таблицами, его не интересовали.
Он понятия не имел, к чему ╘ни относятся, но вот теперь выяснилось, что он в
кратчайшие  сроки  успешно закрыл наибольшее количество дел.  Почему ему  не
сказали?
     -- Как  у вас это получается? -- Спросила Зайка. Фигура у нее была куда
лучше,  чем Альбер предполагал раньше, и длинный халат, казалось, специально
на нее сшит. Господи, неужели она все перескажет Корентэну?
     -- Не знаю.  -- Он снова разыгрывал скромность. -- Наверное, мне просто
везет. Удается ткнуть пальцем в небо, а попасть в точку.
     --  Все  двадцать  лет? -- спросила девушка. -- Столько  лет  и  всегда
везет?
     Альбер пожал  плечами. Он  понятия не имел, почему  добивается  успеха.
Может, потому, что любит свою работу?
     --  Мне  кажется,   вы  только  притворяетесь  ленивым.  Вам  почему-то
.доставляет радость, когда  люди думают, будто вы  ничего  не делаете. А  вы
работаете. Скажите, почему вы стыдитесь того, что хорошо работаете?
     "Они говорят обо мне, когда бывают  вместе,--  поразился Альбер.  -- То
есть, о  нас.  Могу  себе  представить!  Стареющий  Корентэн  с этой  пылкой
девушкой  с  заячьими  зубками...  приходится  развлекать  ее  какими-нибудь
россказнями, когда они не..."
     Он    смущенно   перелистывал    лежавшую   на    столе   кипу   бумаг.
Двадцатидвухлетняя  девушка нанялась в  танцовщицы. Отправилась  в  турне иа
Ближний Восток, откуда не  вернулась. Между прочим, агент, ее нанявший, тоже
не вернулся. Восемнадцатилетняя девушка поехала на соревнования в провинцию.
Села в поезд,  но никто  не  видел, как  она  прибыла.  Альбер  посмотрел на
фотографию.  У   девушки  было  прекрасное  лицо  и  густые  черные  волосы.
Занималась художественной гимнастикой. Альбер вздохнул. Школьница исчезла по
дороге  из школы домой.  Он хотел перевернуть бумагу, но  случайно глянул на
сноску внизу листа. Родители не беспокоились, думали, она на тренирввке.
     --   Много   среди   них   спортсменок?   --  спросил  Альбер.  Женщины
переглянулись.

     -- Не знаем. Но если вы минутку подождете...
     Он ждал. Минутка оказалась  долгой, потому что в  графу о  роде занятий
включали только  профессию, дающую заработок, но в  конце концов выяснилось,
что многие пропавшие девушки -- школьницы, служащие, продавщицы  -- были еще
и спортсменками.
     -- Это важно? -- спросила Зайка. Альбер развел руками.
     -- Понятия не имею. Вероятно, мне снова повезло...
     Девушка  рассмеялась,  и   Альбер  вышел  в  коридор,  унося   с  собой
воспоминания о ее здоровом  смехе. Повезло? Или у него возникли  более дикие
ассоциации,  чем у  остальных? Он  слишком усложняет  дело?  Или нашел новый
след? Это еще не известно, но в том, что он не успокоится, пока не поговорит
с кем-нибудь  из  занимавшихся делами  исчезнувших девушек, Лелак уверен. На
секунду он приостановился, задумался. Вздрогнул, когда его ударили по плечу.
Перед ним стоял плотный человек средних лет с морщинистым лицом. Альбер знал
его в лицо,  это был  один из коллег,  они  здоровались,  но еще  никогда не
беседовали в коридоре.
     --  Слышал, ты  вел себя классно,  -- мужчина хлопнул  его по плечу. --
Хорошо, друг, нам надо держаться вместе!
     И ушел прежде, чем Альбер сообразил, о чем он говорит.
     Проверка.   Подозреваемый,   убитый  при   допросе.  Случайно   умерший
подозреваемый. Альбер хорошо знал тех двух полицейских, которые  вели  тогда
допрос, знал, что обоих  отстранили от  работы,  приказав,  чтобы ноги их не
было в  здании  управления.  Неужто  он  в  самом  деле  классно  себя  вел?
Одновременно  Альбер  ощутил   и   стыд,  и  гордость.  Он  чувствовал  свою
принадлежность  к  полицейскому  корпусу.  За него  вступились  бы тоже.  Он
покачал  головой. Ему очень  хотелось,  чтобы проверка доказала невиновность
коллег.
     VIII
     -- Где Лелак?
     Корентэн, расставив ноги, стоял  в  дверях,  словно желая забодать всех
находившихся в комнате.  Буасси с быстротой молнии спрятал  иллюстрированную
газету.
     -- Не знаю, мосье. Где-то здесь... поискать его?
     -- Нет.
     Комиссар захлопнул дверь. Он злился на себя за то,

     что показал свой гнев. Очевидно, ему следует уйти  на  пенсию, уступить
место Бришо, который ждет не дождется этой возможности. У него-то нервы пока
выдерживают.  Он любит  Альбера  и хочет его  защитить. Но что  делать, если
столько людей на него набросилось? Комиссия, расследующая несчастный случай,
обратилась с  жалобой,  что  он  намеренно  препятствует  выяснению  истины.
Откуда-то узнали, что та женщина подала на него  жалобу. Бог знает откуда...
Только  этого  не  хватало! Они  убеждены, что  группа  Корентэна -- сборище
зверей-садистов,  а   Лелак   один   из  главных   заправил.   Лелак,  самое
безобиднейшее  существо, с которым  только  комиссар встречался  за всю свою
карьеру!
     Корентэн уже много раз самыми разнообразными  способами  помогал своему
сотруднику. Ор раздобыл мастера, когда Альбер захотел сам установить  у себя
дома  котел, но ему  не  удалось. С  наступлением  осени  они  остались  без
отопления   и   горячей   воды,  и   Марта   угрожала   разводом.  Он  велел
отремонтировать в гараже  полиции  машину Альбера,  которую тот разобрал  на
мелкие детали, но собрать обратно не сумел. Раза четыре  он подтверждал жене
Лелака, что ее муж по его, комиссара, указанию покупал ту либо иную книгу: о
подготовке отрядов особого назначения, о тайнописи, об изготовлении ядов, об
искусстве метания  ножей.  Марта,  конечно,  ни единому  слову  Корентэна не
верила,  но  все  же  делала  вид,  будто  удовлетворена его  сказками.  Он,
Корентэн, раздобыл Ле-лаку разрешение  на десятизарядный браунинг, когда ему
втемяшилось в голову, будто  служебное оружие недостаточно  хорошо для него.
Он терпел весьма своеобразные методы Альбера,  ибо они были успешны. Если бы
все  его сыщики были  такими, как Лелак, он сошел бы с ума, подал в отставку
или всех их вышвырнул прочь. Но с одним до сих пор он кое-как справлялся. До
сих пор.
     Бришо,   разумеется,    разговаривает   по    телефону.    В    толстый
стенографический блокнот с молниеносной быстротой заносит какие-то каракули.
Телефон, правда, присоединен к магнитофону, но если  Бришо чему научится, то
уж обязательно  хочет  свои знания  и умения  применить  на практике.  "Надо
отстранить и Альбера, пока длится проверка, -- размышлял Корентэн. -- Но кто
будет работать вместо него? И как он оправдается? Если начнет защищаться, он
погиб.  Нет оправдания тому,  что он поднял оружие на не виновного ни  в чем
человека,  да к тому же  женщину, и нельзя оправдать то, что  он дерзко  дал
отпор

     проверочны! комиссии.  Оправдания  нет,  если только  два этих дела  не
исчезнут  в  волнах успеха. Альбер обязан найти убийцу  Фанфарона! Он должен
узнать, что скрывается  за кулисами событий,  какова подоплека всего, должен
разоблачить злодеев и обеспечить отделу хорошую прессу".
     Но как это сделать, если его отстранят от работы?
     Бришо наконец положил трубку, захлопнул блокнот и вынул сигарету.
     -- Я  проверил эту  историю  с  Министерством спорта.  Корентэн  слегка
удивился. Он успел обо всем забыть.
     -- В списке спонсоров  состязаний  по  вольной борьбе фигурирует  некий
мосье Де Прюнье.  По  адресу, который  он  дал,  находится кинотеатр.  Номер
телефона  принадлежит  Министерству   спорта.   --  Он   улыбнулся,  ехидно,
безжалостно. -- До сих пор все  могло быть случайным. Возможно, министерство
не имеет никакого отношения к мосье  Де  Прюнье. Конечно, в этом  случае они
вряд ли  звонили бы комиссару, руководителю отдела по расследованию убийств,
из-за того, что  какой-то  нахальный сыщик  интересовался  по телефону  этим
мосье.
     Бришо надел очки и  раскрыл  блокнот. Корентэн  прекрасно знал: сделано
это для придания  веса своим  словам, а вовсе не  потому, что  он не  помнит
наизусть той информации, которую сейчас доведет до сведения комиссара.
     -- Данный номер принадлежит  мосье  Леблану.  Он заместитель  министра.
Верный друг 'депутата Сантелли.
     Корентэн не спросил,  как Бришо  это  узнал. У  его сотрудника  повсюду
находились  знакомые.  Комиссару иногда  представлялось,  будто целая  армия
молодых, энергичных Бришо заполнила общественные учреждения и, сидя  там, во
второй линии, ожидает момента, когда сможет внезапно захватить власть.
     -- Того самого  депутата,  который звонил и сказал, что, по его мнению,
убийство  Фанфарона  не имеет никакого отношения к соревнованиям, --  сказал
Бришо задумчиво. И с тонкой улыбкой продолжил:
     -- Мосье Де Прюнье, естественно, там не работает. Но мне случайно стало
известно, что девичья фамилия жены Леблана -- Де Прюнье.
     Корентэн  не мог даже его поздравить. Выяснить девичью фамилию  жены --
одна из элементарнейших процедур. Он вздохнул:
     -- Есть еще что-нибудь?

     -- Да. --  Бришо едва скрывал чувство  торжества. --  Ле Юисье, главный
организатор  соревнований  "Все  дозволено",  тоже  работал  в  Министерстве
спорта, был коллегой Леблана. -- Шарль сделал  маленькую  эффектную паузу.--
Он был замешан в каком-то скандале по  делу о взятках, поэтому  ему пришлось
уйти. Доказательств против него не  было, под суд он не попал, но остаться в
министерстве не смог.
     Корентэн счел момент подходящим, чтобы отчитать своего сотрудника.
     -- И какой  вывод ты делаешь из  всего этого? Что заместитель  министра
замешан в убийстве?
     -- Нет, но...
     -- Нет, но  один знает другого,  а другой  третьего.  Если бы это  было
преступлением... -- он проглотил конец фразы. Зачем обижать Бришо?
     Корентэн опять забыл, что Бришо нельзя смутить.
     -- О,  мы разузнаем и то, что они  так хотят скрыть. -- Бркшо захлопнул
блокнот.  --  А что касается  убийства Фанфарона... -- он задумался над тем,
как лучше сформулировать.
     --  Кому  это  выгодно?!  -- подсказал Корентзн.  -- Узнайте, кому  это
выгодно.  --  Он  сотни  раз рассказывал, как вколачивали ему в  голову этот
основной принцип, когда он был начинающим полицейским. --  Проверь, кому это
принесет выгоду.
     -- Кому  это выгодно? --  повторил Бришо. -- Ну да,  -- пробормотал  он
себе под нос. -- Хорошо бы узнать.
     ГЛАВА СЕДЬМАЯ Г
     Вдали  шли  две  хорошенькие девушки, направляясь к  теннисным  кортам.
Взгляд  Рецоде  машинально следовал  за ними.  Ноги  длинные, коричневые  от
загара,  волосы  падают  на  плечи.  Девицы  аппетитны,  вызывающе  красивы,
самоуверенны.  Реноде отвел от них глаза.  Не хватает еще ему  приударить за
кем-нибудь из Спортивного центра.
     Лакей принес  виски со льдом, поставил  перед  ним.  Снаружи была жара,
Реноде включил кондиционер. Он сидел в глубоком, похожем на шезлонг кресле и
наблюдал  за мужчинами  в  шортах,  идущими  к  гимнастическому  залу.  Того
полицейского среди них не было.

     Флери нервничал, а Реноде этого  не любил. Терпеть не мог, когда в него
не верили, когда даже только предполагали, что возможны неприятности...
     --  Симоне сказал, что не знает, почему Лелак  его отпустил, --  шепнул
Флери. -- Он даже не слишком его расспрашивал.
     Реноде прикрыл глаза.
     -- А ему и не надо знать. Мы ему не за это платим.
     Он не понимал, что нашло на Флери. Тридцать лет они работают вместе, но
ни разу еще  он  так  не  дрейфил.  Может, потому, что сам Реноде  никак  не
разберется в деле?
     -- А зачем ему задерживать Симоне? Они схватят его, когда пожелают.
     -- Что с ним делать?
     Реноде  махнул  рукой.   Флери  склонен  к  суетливости.  При  малейшей
опасности у  него готово решение: кто  исчезнет, тот не  развяжет язык.  Что
вообще-то верно, но часто излишне.
     -- Ничего. Симоне пусть больше не показывается поблизости от нас.  Если
его схватят, он нас не знает.
     Флери кивнул. Не убежденно, но послушно.
     Реноде  сделал глоток  виски и  осторожно, чтобы  не  пролить, поставил
стакан рядом с собой на пол. Вдали все еще виднелись две девушки, они стояли
и беседовали, одна из них рассеянно постукивала ногой по теннисной ракетке.
     -- Мне звонил Леблан; -- неожиданно сказал он. -- Его тоже побеспокоили
полицейские.
     -- Чего они от него хотят?
     Реноде пожал плечами. Стареет Флери.
     -- Откуда мне знать? Явно у него свои дела. Меня они не  интересуют. Но
его тоже навестили, сославшись на дело Фанфарона.
     -- Лелак?
     -- Нет. Другой. Тоже из отдела по расследованию убийств.
     Некоторое время они задумчиво глядели друг на  друга, потом Флери встал
и подошел  к бару. Реноде давно разрешил ему наливать себе, когда захочется,
но он редко пользовался предоставленной возможностью.
     --  Я навел справки  относительно  этого  Бришо, --  неожиданно сообщил
Реноде и удовлетворенно улыбнулся. -- И ты сразу поймешь, в чем тут дело. --
Он поднял руку и жестикулировал вытянутым указательным пальцем. --

     Бришо молод, ему лет сорок.  Говорят,  его  ожидает  блестящая карьера.
Сейчас  его  назначили заместителем  руководителя  отдела  по  расследованию
убийств. Теперь понимаешь?
     Флери понял: -
     -- Хочет утвердиться.
     --  Выложить что-то  на  стол.  Взять  Леблана  --  явно  есть за  что.
Подловить  нас.  Один  Господь ведает,  кого еще.  А  тут подвернулось  дело
Фанфарона,  им  полна пресса...  Бришо беспрепятственно всюду  копает, всюду
разнюхивает.  Заслал  сюда  этого бедолагу в качестве приманки. Если  мы  ее
проглотим, тем лучше для  него.  В отделе есть мученик,  а он станет великим
героем.
     В голосе Флери зазвучала надежда:
     -- Но его-то мы уберем?
     --  Да,  --  уверенно  произнес  Реноде.  --  Этого  мы  уберем,  чтобы
обеспечить себе покой. А другого не тронем. Пусть себе живет. Если только не
станет кончать там, где ему  не положено. Но  тогда ты  подошлешь к нему  не
одного  человека и не  из начинающих. Уж если он накрыл Симоне, значит, свое
дело знает. Не дадим ему шанса!
     II
     -- Тебя шеф искал. Он нервничает.
     Буасси  разгадывал  кроссворд.  Разгадывал медленно, что-то бормоча про
себя. Ручкой вписывал в квадратики первые же глупости, приходившие на ум,  и
поэтому  редко  разгадывал  весь  кроссворд  целиком.  Он  отложил газету  и
озабоченно посмотрел на Альбера.
     -- Не стоит ли тебе зайти к нему?
     Альбер выглянул из  окна. Двор казался вымершим. Почти посредине резкая
линия  разделяла  его на две части --  залитую солнцем  и теневую. Изгибы  и
выступы крыши здания вырисовывались, как в классической восточной символике:
и на темном светлое пятно, и на светлом -- темное. Несколько машин стояло на
пыльном  бетоне.  Свой "Ситроен-СХ" Корентэн припарковал на солнце,  надо бы
его  предупредить.  Альберу  вспомнился  тот вечер, когда он  впервые увидел
комиссара, уезжавшего вместе со светловолосой девушкой. Внутри машины горела
лампочка,  в ее неярком свете  на темном кожаном сиденьи он заметил девущку,
показавшуюся ему таинственной и прекрасной.
     Альбер услышал, как шелестит  бумага, Буасси снова  взялся за газеты, и
вскоре зазвучало привычное бормо-

     тание: он медленно, по  слогам читал определения. В  комнате  они  были
вдвоем,  остальные  коллеги  будто  испарились,  оставив  им старые  пишущие
машинки,  досье,  стенной календарь с  изображением пирамид.  К  счастью,  а
конторе было спокойно. Телефоны молчали, слава Богу,  о них позабыли.  "Мир,
тишина,  -- подумал  Альбер. -- Буасси разгадывает кроссворд  с тем  древним
спокойствием, $ каким крестьяне приступают к ужину..."
     Повинуясь  сердцу, он  охотно  остался  бы  у окна, чтобы  смотреть  на
пустынный  двор,  тени,  горячий  От  солнца  "ситроен".  Но  его  разбирало
любопытство.  Поэтому  он сел  и с карандашом  в  руке  начал  перелистывать
принесенный с собой материал. Он проглядывал протоколы. Кто занимался делом?
С каким  результатом? Разглядывал одну за другой подписи, которые ничего ему
не  говорили.  Он  был  разочарован.  Надеялся  найти  среди  разных фамилий
знакомую, чтобы не понадобилось долго и  серьезно объяснять ситуацию тому, к
кому он обратился. Или найти человека, которого  можно назвать, так сказать,
экспертом по  исчезнувшим  девушкам.  Однако  почти каждым  делом  занимался
другой сотрудник. Все зависело от того, где и когда произошел данный случай.
Имя  сыщика,  ведущего  дело, повторилось  лишь  два-три  раза,  но  и  этот
дознаватель не проводил никаких параллелей между сходными происшествиями. По
крайней мере в своих донесениях.
     Лелак встал и подтолкнул Буасси пачку бумаг.
     -- О чем это тебе говорит?
     -- Что?  --  Буасси  неторопливо взял в  руки первый материал  и  начал
громко  читать.  Он не знал, чего ждет от него  Альбер  и  не хотел поспешно
высказывать свое мнение. Поднял следующий лист, долго разглядывал фотографию
девушки, прочел текст на обороте, потом осторожно заговорил:
     -- Эту я знаю. Видел по телевизору.
     -- Когда?
     --  Примерно  месяц  назад. --  Он  взглянул на  дату,  ког-да  исчезла
девушка.  --  Да,  наверное,  месяц.  Ночью  передавали  юношеский  финал по
теннису.
     Альбер  склонился над  плечом Буасси.  Девушка  исчезла  двадцать  дней
назад, едва через неделю после того, как ее показали  по телевидению. Ночью.
Какой ненормальный, кроме Буасси, смотрит ночью финал юношеских соревнований
по теннису? Это был самый свежий случай, остальные произошли месяцы или даже
годы назад.

     -- Посмотри, не выступали ли  по,  телевизору перед своим исчезновением
другие девушки?
     У  Буасси  была хорошая память. Вообще она  мало в чем  ему помогала, у
него   отсутствовала  способность  делать  из  фактов  выводы,  из  обломков
складывать целое, его слишком занимали детали. Но он помнил множество всяких
малоинтересных частностей, случившихся много лет назад, -- время прохождения
промежуточных дистанций, забитые голы, ход матчей, составы команд.
     -- Погоди! Тогда было легкоатлетическое соревнование.  А здесь прыжки с
трамплина. А тут...
     Альбер ошутил дрожь внутри. Вот оно! Он нащупал след! Он еще  не знает,
какой след, но он есть, Лелак чувствует это, и теперь нельзя выпускать  нить
из рук!
     -- Ты всех этих девушек видел по телевизору?
     -- Этого я не говорил. Сказал только, что та девочка легкоатлетка, и до
ее исчезновения... за сколько это?., ага,  вспомнил: за  десять  дней  до ее
исчезновения проходили легкоатлетические соревнования. Зачем тебе это?
     Мог бы знать, что спрашивать  напрасно. Альбер снял со стула пиджак, но
к двери еще не двинулся.
     --  Могу я тебя  кое о чем попросить?  Буасси  издал ворчание,  которое
можно было счесть за согласие.
     -- Если снова исчезнет девушка, сразу же дай мне знать!
     --  Четыре дня назад было  соревнование  по  плаванию,-- с  готовностью
сказал  Буасси.  Он придвинул  к  себе  телефон, чтобы выполнить  просьбу. А
Альбер, подхватив спортивную сумку, удалился.
     "Академии" весна явно пошла на пользу.  Места  для  стоянки  машин были
заполнены,  из  холла доносился  веселый гомон,  под  деревьями  по  дорожке
прогуливались девушки  в  теннисных  костюмах. Альбер  переоделся  в главном
здании. Пистолет  оставил в гардеробе и запер его (конечно,  он знал,  что у
них  есть  ключи ко  всем  гардеробам  в  раздевалках).  "Может, я  совершаю
безумство",  -- думал он, выходя в шортах  и  майке с короткими рукавами  на
солнце. Он не мог устоять,  чтобы не бросить взгляд в  направлении  бунгало.
Черный "мерседес" стоял там же, но  окна дома были закрыты, синеватые стекла
отражали солнечный  свет. Теперь возле многих  -домиков бурлила жизнь, перед
одним бунгало двое детей играли в бадминтон.
     Альбер направился к гимнастическому залу. Возле тен-

     нисных кортов разговаривали две  девушки. У них были  длинные  округлые
ноги  красивой  формы,  стройные  лодыжки,   здоровые,  самоуверенные  лица,
блестящие длинные волосы. На  мгновенье утихло  бормотанье о тао, внутренней
энергии, важности  салатоедения, которое  непрестанно  доносилось из-за  его
спины с тех пор, как он направился к гимнастическому залу. Альбер обернулся.
Бородатый философ шел вслед за ним с  инструктором, лицо  которого  выражало
страдание.  Голова бородача  была  повернута так,  чтобы в пути  не пришлось
отрывать взор от девушек. Глаза инструктора встретились с взглядом Альбера.
     -- Победа мяса над салатами, -- бросил через плечо Альбер.
     Их было человек десять. Следовало знать, что на такие  курсы все только
записываться любят. Напрасно он кинул реплику инструктору, напрасно пустился
в разговор с философом, скорее бросится в глаза, что его  нет на  уроке.  Но
теперь все равно.
     Решительной походкой он промаршировал в туалет. Сел на крышку стульчака
и принялся  ждать. Слышал  гомон,  смех, замечания, которые  кто-то  делал о
чем-то. Затем внезапно наступила тишина -- начался урок. Альбер опустился на
корточки,  подвигал  суставами  коленей,  лодыжек, плечей -- они  хрустнули.
Потом встал на унитаз  и начал  разбирать  окно. Узкое  откидывающееся окно,
даже если его  открыть,  человек в  него не протиснется. Но  если  отвинтить
шарниры, которые держат стекло, можно попробовать.
     Он  едва пролез в окно.  Будь он хоть на несколько килограммов тяжелее,
ничего бы не вышло.  И так-то он чувствовал, как  рвется майка и  вся  спина
покрывается ссадинами. Он лез головой вперед, стараясь удержаться ногами как
можно дольше. Маленькое окно  находилось на  высоте двух метров от  земли, и
ему не хотелось рухнуть головой вниз. Он падал с высоты всего в один метр. К
счастью, внизу был газон с мягкой, тонкой травой.  Он  прижал  подбородок  к
левому  плечу   и   перекатился  через   правое.  Сразу   не  встал,  лежал,
прислушивался, наблюдал.  Его не заметили. Не могли увидеть, если только  не
наблюдали специально  за  узким  окном туалета.  Он  пролежал еще  несколько
секунд,  размышляя над  тем,  как попасть обратно. Об этом он до сих пор  не
подумал. Конечно, подтянуться он сможет, даже протиснется в окно, но куда он
попадет падая головой вперед?
     -- Не имеет значения, -- сказал он и поверил себе.

     Осторожно встав, Лелак пригнулся и побежал под защитой кустов. План его
был прост.  Все домики  окружает высокая изгородь, с  той стороны проникнуть
невозможно.  Но если  уж  кто-либо  попал внутрь,  то вдоль изгороди  сможет
незаметно подобраться к бунгало. Странно, что, решившись и сделав  несколько
движений, он очутился  как  бы  в другом мире. В нескольких метрах  от  него
тренировалась группа таи чи чуан, медленно, погрузившись в себя, они шагали,
пытаясь задействовать все  мышцы.  Сюда  к  нему  доносились  стук теннисных
мячей, обрывки музыки из бара, гомон  со стороны бассейна. Но  здесь  стояла
тишина, только  жужжали  жуки  и  слышалось  потрескивание  веток,  когда он
пробирался между  деревьями. Продвигался  он  медленно.  Каждые  четыре-пять
метров  останавливался, следил, не стоит ли где  охранник. Он  взглядывал на
верхушки деревьев, присматривался к самым толстым ветвям и, лишь убедившись,
что дорога  свободна,  проделывал следующий отрезок пути. Все же имело смысл
купить ту книгу, которую  написал  бывший  командир  зеленых  беретов. Марта
тогда  высмеяла его, а  он, удалившись  в  другую комнату,  лег  навзничь на
кровать  и  читал, как надо  проникать в лагерь  противника  и обезвреживать
часовых.
     Он шел дальше. Меж  деревьев  показалось .первое  бунгало. Заросли были
густыми явно не случайно, владельцы хотели, чтобы жители бунгало не шатались
здесь,   оставались  на   дорожках,   где  можно   было  бы  следить  за  их
передвижением. Колючий  кустарник осложнял путь  Альберу.  Он лег на  живот,
чтобы проползти под  шипами и колючками. И тут увидел  часового. На нем была
не форма защитного цвета, как  на картинках руководства для зеленых беретов,
а шаровары из джинсовой ткани и майка с длинными рукавами. Но в том, что  он
часовой,  Лелак ни секунды не сомневался. Парень сидел,  привалясь  спиной к
одному  из деревьев, там, где  за бунгало была разбита  маленькая лужайка, и
узкая тропинка вела к изгороди. Он сидел  в тени,  а не  прямо на лужайке, и
если бы Альбер двигался  чуть быстрее, если бы не прочесывал территорию, как
в воскресенье научился по книге, то не заметил бы часового.
     Он слегка удивился. Это был первый случай, когда он на практике получил
пользу  от того,  что вычитал из специальных руководств.  У него не было при
себе пистолета. Не было кинжала,  который носят зеленые береты и которым  --
согласно указаниям специальной литературы --

     сейчас  следовало  перерезать  горло  часовому.  Надо  было подобраться
поближе,  оказаться  за  его  спиной,  прикрыть  ему  ладонью  рот, с  силой
запрокинуть  назад  голову и другой рукой  перерезать глотку. На мгновенье в
мыслях мелькнуло, что именно так могли убить Фанфарона. Затем он отогнал эту
мысль.  Чуть! Нет такого  человека,  который сумел  бы сзади так запрокинуть
Фанфарону голову. "Если только не Жиле",  -- сказал он сам себе. Часовой  не
стоял,  а сидел, и вообще он не смог бы перерезать ему горло, даже от одного
предположения ему становилось дурно.
     Он  покосился в  сторону  бунгало.  Отсюда  мало что  видно.  Попытался
угадать, к какому из домиков ведет  тропинка.  Если  он  не  ошибся, дом был
четвертым  от гимнастического зала и, если  он хорошо запомнил, перед ним не
стояла машина, не сидел' на  террасе загорающий мужчина с брюшком, не звала,
стоя в дверях, детей элегантная женщина в купальнике.
     Альбер лежал неподвижно и старался как можно лучше запечатлеть в голове
картину. Тропинка как будто сворачивала, и ворота  находились чуть подальше.
Ясно, там тоже есть часовой и, наверное, не один.  Здесь, на  другой стороне
лужайки  -- жующий  травинку малый  и  около дома, несомненно,  тоже  кто-то
стоит. Если его логика верна, такая  готовность объявляется здесь не всегда,
лишь в тех случаях, когда в бунгало есть жилец. Значит ли это, что он сейчас
уже там? Или кого-то ждут?
     Надо поговорить с Бришо, даже с Корентэном, думал он. Четыре  дня назад
было соревнование по плаванию; проходит обычно  неделя или дней десять между
исчезновением  и  телевизионной  передачей.  Еще  есть  время  узнать,  кого
показывали  по  телевизору  вчера   вечером.  И  выбрать  из  них  несколько
хорошеньких,  которых  имеет  смысл  похитить,  за  ними  надо  организовать
наблюдение, следить за каждым их шагом.
     От волнения  он совершил ошибку. Неожиданно шевельнулся, и шипы впились
ему в спину, из-за чего он  слишком быстро  упал  плашмя.  Сквозь  листья он
увидел, как  часовой глянул в его сторону. Видел, как тот потянулся к земле,
в руках его появилось оружие. С  такого расстояния нельзя разглядеть, какого
рода,  но  это явно  тяжелый  пистолет, а  на  его  длинном  тупорылом  дуле
наверняка есть глушитель.  Возможно,  часовой  тоже  читал  руководство  для
зеленых беретов. Он не совершил фундаментальной ошибки.  Не  поднялся"  и не
начал пробираться

     в сторону послышавшегося звука. Если бы  он так сделал, сам бы оказался
мишенью. Произвел шум, который заглушил бы остальные звуки,  и в него  могли
бы выстрелить, бросить  нож, дернув, свалить на землю. Нет, он поступил  как
раз  наоборот.  Альбер  не  шевелился,  хотя  знал, что  время  работает  на
часового.  Самое  лозднее  к  концу урока  ему  надо  быть рядом со  всеми в
гимнастическом зале. Он  лежал  и ждал.  Часовой  не знает, что  Альбер тут,
просто  он  настороже.  Вскоре он  уселся обратно, успокоился. Прошло добрых
полчаса. Затем часовой закурил  сигарету. Альбер подождал еще целую минуту и
осторожно пополз назад.
     III
     Бришо положил  руку на телефон. Он  понятия  не  имел, что предпринять.
Если Мирей на самом деле исчезла, ее надо искать. Объявить розыск, составить
словесный  портрет  для патрульных  полицейских. Если она исчезла. Он  хотел
попросить Альбера еще разок сходить к девушке, но нигде его не нашел. Буасси
был на  месте, но этого  лучше не просить.  Если он туда пойдет,  а  девушка
окажется дома...
     -- Что-то  случилось?  -- Мадам  Дефрок  покосилась  на него.  Она была
расположена  к  молодому человеку,  но  ей не  нравилось, что сегодня  он ее
совсем не замечает, смотрит как на пустое место.
     -- Нет. Ничего. -- Он снял  руку с телефона. В присутствии  этой ведьмы
даже позвонить  девушке нельзя.  Поднявшись,  он надел  кобуру, взял на руку
пиджак.
     -- Вы уходите? •-- задала излишний вопрос Дефрок.
     Бришо ей улыбнулся.
     По дороге  он решил, что делать. Если найдет девушку дома,  скажет, что
пришел по официальному делу. Не поверит -- ее дело. Если дома  ее  не будет,
поговорит с соседями. Он не Лелак, его так просто не выставишь.
     Дома  ее  не  было. Соседи двери не  открыли,  консьержка сказала,  что
ничего не  знает, два дня не видела девушку, да и кому это нужно, она  вовсе
не обязана с ней беседовать, когда та возвращается домой. Бришо поблагодарил
за справку. Решил вечером еще раз прийти. Если  и тогда ее не застанет дома,
объявит розыск.
     Прямо домой он не поехал. Полчаса бесцельно кружил по городу. Доехал до
кольца Бастилии, оттуда  к бульвару Севастополь  и повернул обратно в  центр
города.

     Он никогда  не возвращался в тревожном, раздраженном состоянии домой, в
огромную, прохладную,  затененную квартиру, где  среди подушек, украшений  и
старинного фарфора его прихода ожидала мать.
     Мать  пила  чай.  Когда  Шарль  бывал дома,  она  рассчитывала, что  он
присоединится  к  ней.  Она  ставила на  стол  старинный фарфоровый  сервиз,
печенье  на маленькой тарелочке,  причем считалось неприличным  взять больше
одной штучки.
     Потом он прилег. Из-за чая  не мог заснуть. Лежал с закрытыми глазами и
раздумывал,  что предпринять.  Вечером он поедет в  "Рэнди  кок".  Приятелей
приглашать  с  собой не  станет, не следует превращать  это  в  общественное
событие, как прошлый раз. В противоположность Альберу, он знал, зачем идет и
чего  хочет.  Он   не  очень   верил  телефонному   сообщению  таинственного
незнакомца, но его заявление нужно проверить. Слишком много людей предлагают
свои идеи. Слишком многие звонят, сообщая  о том, что убийство Фанфарона  не
имеет никакого отношения  к  соревнованиям. Возможно,  они  и сами  придут к
такому  выводу.  Но  не  так же! Конечно,  он думал о том, что  Колль  может
оказаться убийцей.  Профессиональный поножовщик  --  это определенно, у него
нашли длинный нож с тонким лезвием, когда его  пристрелили. И не на пружине,
кнопку которой  нажмет любой ребенок, а выскакивающий  внезапно нож, который
специалист может открыть одним движением кисти, одновременно толкнув большим
пальцем задвижку на место. Специалист.  А когда Колля настиг выстрел,  нож в
его руке был раскрыт. "Но почему? -- спрашивал он себя  сотни раз.  -- Зачем
было Коллю убивать вольника? Какова причина? Если цитировать Корентэна, кому
это  выгодно?"  Бришо   не  верил,  что  Колля  наняли.  Колль  мог  застать
неосторожного  Фанфарона  врасплох, напав  на него  сзади, но уж в  то,  что
кто-то,  желавший  убрать гиганта,  надеялся  на  это, поверить  было просто
нельзя.  Абсурд. Надо выяснить какой  разговор состоялся между ними, были ли
они  знакомы, можно ли было  заранее узнать, что вечером Фанфарон  придет  в
бар.
     У дома стоял красный "БМВ- ". Двое мужчин, следовавшие за Бришо  до его
дома, смотрели на часы.
     -- Подождем еще?
     -- Да. Вдруг он выйдет.

     -- До каких пор? Разве его необходимо именно сегодня убрать?
     -- Нет.  Необходимости нет. --  Второй улыбнулся. -- Но все же подождем
еще немножко.
     IV
     Альбер взобрался обратно в туалет.  Привинтил окно. Незаметно  встал на
краю  зала,  наблюдая за концом урока.  Потом пожаловался  инструктору,  что
неважно себя почувствовал, оттого и не присоединился к остальным. Инструктор
суетливо  кивнул, его  мало это  интересовало,  он  спешил.  Альбер удалился
вместе со всеми, стараясь не глядеть в сторону бунгало.
     Вернувшись  в полицию, он  не нашел там  ни  Бришо,  ни Буасси. Надо бы
сходить  к  Шарлю,  подумал  он. Сейчас  он, вероятно, пьет чай.  Съест одно
печенье,  не больше, об этом Шарль давно его предупредил, еще когда  впервые
пригласил к  себе  домой. И Альбер выпьет чашку крепкого черного чая,  потом
расскажет  Бришо, что обнаружил. А когда  он вернется  домой? Вечером, снова
вечером. Он спустился с лестницы, сел  в машину, но все еще колебался. Потом
завел мотор и поехал домой.
     Бришо вышел из  дому  в девять вечера. Он хотел прибыть пораньше, чтобы
спокойно со  всеми  поговорить.  У  красного "БМВ"  мотор был  включен,  его
пассажиры собирались двинуться восвояси, когда высокая стройная фигура Бришо
показалась на верхней из четырех ведущих на улицу ступеней.
     -- Глянь туда!
     Бришо  припарковался  на пять машин дальше  "БМВ". Только там  он нашел
место,  когда  приехал. (Красный "БМВ" сделал  два круга,  объехав  квартал,
прежде ,чем  удалось  припарковаться.)  У  Бришо  был  "Ситроен-Паллас  СХ",
похожий на машину  комиссара  Корентэна. Только цвет был иной --  сливочного
масла, и сиденья того же тона.
     За двадцать  пять минут он добрался до "Рэнди кока". Движение на улицах
было  редким,  он  наслаждался,  что может прибавить скорость на своей новой
машине.  Он  знал, что над ним посмеиваются  из-за  того,  что  купил  такой
автомобиль, но его это не волновало.
     --

     Входной  билет покупать он  не  стал. Показал  удостоверение  швейцару,
вежливо его пропустившему. На улице пассажир "БМВ" вылез, осторожно заглянул
в дверь. Вернулся к своему спутнику и посмотрел на него.
     -- Ну?
     -- Подождем, пока выйдет, и уберем.
     -- Как?
     Второй рассмеялся.
     --. Перережем глотку. Такое уже бывало, а?
     Бришо прошел напрямик к стойке бара. Не обратил внимания на толкавшуюся
там  публику,  его  не   интересовало,  что  в  тот  момент  бармен  кого-то
обслуживал. Народу было  на удивление много,  но Бришо и это  не смутило. Он
протянул  удостоверение  в  сторону бармена  так, чтобы  все  хорошенько его
рассмотрели, затем медленно, спокойно огляделся вокруг.  В противоположность
Альберу, он хотел сразу внести в дело ясность.
     -- Что-нибудь выпьете?
     -- Только кофе. Вы находились на службе, когда убили Фанфарона?
     -- Да. -- Было видно, что бармен считает вопрос излишним. -- У меня уже
спрашивали, -- добавил он, тоже совершенно без надобности.
     -- Правда, что между Коллем и Фанфароном произошла перепалка?
     -- Кто этот Колль?
     Бришо  вынул  фотографию. На ней  было запечатлено лишь лицо, застывшее
лицо  с  остановившимся стеклянным  взглядом. Бармен равнодушно посмотрел на
нее, потом вернул.
     -- А, это он? Я не знал, как его зовут.
     -- Кто-нибудь из вас знаком  с ним? -- Бришо показал фотографию сидящим
за стойкой. Никто не протянул за ней руку. Шарль улыбнулся. -- Они спорили в
тот вечер?
     -- Может, и спорили, -- сказал бармен.
     -- О чем? И не говорите, что не слыхали! Бармен в прошлый раз утверждал
это.
     -- Не  знаю... -- Он  посмотрел на Бришо, потом отвел  взгляд. -- Из-за
какой-то ерунды сцепились. Кто-то сказал Фанфарону, что не стоит ему пить, а
то  еще проиграет  соревнования, и останется  ему только мешки грузить. А он
ответил, что будет пить  сколько пожелает, все равно его  никто  не победит.
Тогда тот усатый тип сказал: конечно, потому что все это обман, и вообще вся
вольная борьба -- мошенничество. -- Он умолк.

     -- Ну и что? Теперь следует самая суть, не так ли?
     --  Ничего  теперь  не следует, -- ответил бармен.  -- Фанфарон  сказал
усатому:  обман  и  мошенничество  то,  что  утверждала  твоя мамаша,  когда
рассказывала,  кто был твоим отцом. А тот... сказал, что смажет Фанфарона по
морде.
     -- А дальше?
     -- Фанфарон поднялся. Не совсем, а чуть-чуть приподнялся...
     -- А что тот?
     -- Даже шевельнуться не посмел.
     --  Верно? -- спросил Бришо.  Он  чувствовал,  что история не окончена.
•
     -- А что? Чего вы еще хотите?
     -- Он-то сам справился бы с Фанфароном, -- проговорил один из остряков,
сидящих у стойки. -- С помощью своего удостоверения.
     Бришо  не  задело замечание.  Этим  его нельзя было  оскорбить, его  не
интересовало,  мог  он кого-либо победить  или нет. Он  никогда  не понимал,
почему это так занимает Лелака.
     -- Они что, скучают по дружеской облаве? -- спросил он у бармена.'
     Смех оборвался.
     -- Что произошло потом? Бармен пожал плечами.
     -- ╘анфарон  заказал  еще  пива.  А тот  большую  рюмку коньяку. Выпил,
немного еще поглядел на девочек, потом ушел.
     -- А Фанфарон?
     -- И внимания на него не обратил.
     Бришо не  попрощался,  положил  следуемые  за скверный  кофе деньги  на
стойку и ушел. Направился к артистическим уборным. Вступил  в узкий коридор,
стены  которого  украшали  фотографии  прежних звезд  "Рэнди  кока". Отыскал
дверь, постучал и, не дожидаясь ответа, вошел. Он вступил в довольно большую
комнату, обставленную дешевыми креслами. Женщины в купальных  халатах курили
сигареты, одна вязала. Они холодно посмотрели на него, плотнее запахнулись в
халаты.
     -- Вы кого-нибудь ищете? Он вынул удостоверение.
     -- Мадемуазель Вонг.
     -- Она сейчас на сцене, вы не видели ее?
     -- Почему же? Я ее подожду.
     **

     Здоровенная блондинка, которая так понравилась Буасси, поднялась.
     -- Прошу вас подождать в коридоре.
     Могучая грудь  ее чуть не вываливалась из халата. Бришо решил дождаться
ее номера. Чего она тут стыдливость разыгрывает?
     -- Вы всегда находитесь здесь в перерыве между выступлениями?
     -- Да. А в чем дело?
     -- Не выходите на улицу, проветриться?
     -- Нет.
     Поднялись еще две  девушки.  Бришо  не совсем понимал,  почему.  Уж  не
собираются ли наброситься на него?
     -- Я считаю... -- сказал он и умолк, ожидая, что они прислушаются к его
словам.  --  Я  считаю, что вашу  коллегу убили  из-за того,  что она видела
убийцу Фанфарона.
     На лицах девушек он увидел разочарование. Не этого они ожидали.
     -- Не могла она видеть, -- сказала блондинка.
     -- Тогда почему ее убили?
     Они не ответили, что его дело разгадывать  такие вещи. Хотели показать,
как он глуп и насколько им больше известно, чем ему.
     -- Разумеется, ее дружок рассказал ей. Он в самом деле не понял.
     -- Что?
     -- Ну, что прикончил Фанфарона. А потом пожалел, что сказал.
     -- Почему вы думаете, что Кароль убил ее парень?
     --  Так   говорят,   --   произнесла   девушка,  которую  Лелак  назвал
славненькой. Она  выпятила губки, на  глупом маленьком личике  появилась уже
знакомая, пренебрежительная улыбка.
     Он не спросил, кто говорит. Пока не спросил.
     -- Почему вы не рассказали все это тем, кто вас допрашивал?
     -- Тогда мы не знали. И Кароль была еще жива. Она тоже не знала.
     Две  девушки вышли, не  обращая на него внимания, проходя  мимо, задели
его  своими  халатами. Он задумался.  Не исключено,  что анонимный заявитель
звонил из "Рэнди кока",  это мог  быть  и  бармен,  и  официант,  и швейцар,
приятель Лелака.
     Вошли две девушки, которые танцевали на сцене.

     К потным телам их прилипли халаты, лица блестели. Одна из них,  крупная
женщина с угловатым лицом, большим задом и плоской грудью. И как такая может
выдавать себя за  танцовщицу?! Другая -- дальневосточная француженка. Вблизи
она  казалась  еще  более прекрасной. По  меньшей  мере, было непонятно, что
ей-jo нужно  в  подобном  месте?  Бришо  вполне  мог  представить ее звездой
элегантных  кабаре,  даже если она  не умеет петь.  Она небрежно глянула  на
него, как это делают очень красивые  девушки, которые с детских лет привыкли
к тому, что все на них пялятся.
     -- Полицейский, -- сказала славненькая.
     -- Да? --  В  темных, миндалевидных  глазах мелькнул интерес. -- Вот не
подумала бы. Он не  похож. Скорее напоминает Алэна Делона.  Тот любит играть
гангстеров.
     Бришо охотно  объяснил бы ей, во что он любит играть.  Он  не испытывал
неловкости  при  общении с  женщинами, но танцовщица была так прекрасна, что
ему потребовалось несколько секунд, чтобы переварить увиденное и услышанное.
     --  Неправда, -- сказала славненькая. --  Он  и полицейских играет. Как
Бельмондо.
     Бришо  рассмеялся. Мадемуазель  Вонг  сунула  руку  в  карман,  достала
сигареты.  Мелькнули ее ноги, и он вдруг нашел невероятным, что  эта девушка
совсем недавно  голая танцевала на  сцене,  а он  на  нее не  смотрел. Бришо
протянул ей зажигалку.
     -- Вы были подругой Фанфарона... Девушка дернула плечом.
     -- Я была с ним знакома.
     -- Но вы махали ему с эстрады?
     -- Об этом я уже говорила вашим коллегам, не так ли? Но из этого еще не
следует, что я его подруга. Если хотите, я и вам помашу.
     -- Вы знаете, что Фанфарона убил дружок Кароль?
     -- Да.
     -- Почему?
     -- Они поссорились. Сцепились из-за чего-то, потом подрались.
     "Господи боже мой, -- подумал Бришо, -- а я-то уже начал было верить".
     -- Что сказал вам Фанфарон, когда вы беседовали?
     -- Ничего особенного. Дурака валял, не помню даже, что и говорил.
     -- Он не упоминал о ссоре?

     -- Нет.
     Девушка села в кресло, положив  ноги на подлокотник другого. Ноги у нее
были стройные, изящные.
     -- Благодарю, -- сказал Бришо.
     --  Пожалуйста.  Желаете еще  чего-нибудь?  Несколько  мгновений  Бришо
наблюдал, как кокетливо она глядит на него, ожидая, что он скажет.
     -- Да, -- ответил он. -- Помашите и мне.
     Он удивился, что в баре  так жарко. Сел за стол  и принялся смотреть на
блондинку. Секунду глядел на нее с интересом, воспоминание о фигуре в халате
потускнело. Он заказал  кружку пива.  Значит,  Фанфарона убил Колль? Почему,
еще не ясно. Странно само то, что Колль прицепился к нему.  Разумный человек
не  связывается с такой горой  мускулов даже в том случае, если у  него есть
нож. Бришо ножа не боялся. Собственно говоря, Бришо ничего не боялся.  Он не
думал, что  с  ним  может случиться  беда. Как  дальневосточная  француженка
всегда  знала, что  она  прекрасна,  так  и он знал,  что  добьется чего-то,
сделает карьеру.  Это  он  слышал  всегда, слышал  от  всех,  ощущал  каждой
клеточкой тела. А уж  ножа он в особенности не боялся. Если он видел  тысячу
людей,  которых убили ножом, то  самое меньшее видел тысяч  десять,  которых
пырнули  ножом, но  они  не умерли,  оклемались и  сейчас,  вероятно,  живы,
здоровы. От ножа удается уклониться, отпрыгнуть в  сторону, выбить его ногой
из рук  покушающегося, которого можно и пристрелить, как это сделал кто-то с
Коллем. Лелак  тренировался, отрабатывая приемы защиты от ножа, и он, Бришо,
верил  в  эти приемы.  Он не испугался бы Колля  с  ножом в руках,  но  даже
безоружный Фанфарон -- другое дело! Его можно испугаться. До конца он все же
не разобрался. Было  непонятно.  Колль сказал подружке,  что убил Фанфарона.
Хорошо, но почему он прикончил  девушку? Если девушкам известно, кто убийца,
они должны знать, что в баре  не произошло  серьезной ссоры, не  говоря уж о
драке. Скажут тоже -- драка... Колля  убил бы и ветер от удара Фанфарона. Но
если все же...
     Бришо предполагал,  что Альбер  не  обрадуется,  когда в десять  вечера
раздастся  его звонок. Но сделать  это надо в его же интересах.  Дело должно
быть закрыто  как можно скорее, чтобы Альбер смог себя обелить. И если Колль
на  самом деле убийца, оправдано и поведение Альбера у той женщины. Почему и
не вынуть оружие во время поиска опасного преступника?

     Он выпил еще глоток холодного пива, потом встал. Телефон  был у стойки,
когда  он  туда подошел,  его проводили внешне  равнодушными  взглядами двое
расплачивающихся посетителей.
     VI
     Марта  смотрела  телевизор,  Альбер  работал  над  книгой.  То,  что  в
Спортивном центре  ему  удалось  воспользоваться знаниями,  почерпнутыми  из
книги,  предназначенной  для зеленых беретов, окрылило его. Он  тоже  станет
автором.  Ведь  и руководство  для зеленых  беретов не писатель,  а  военный
создавал.  "Предвиденные и  непредвиденные  опасности",  -- писал Лелак.  Он
глядел на жену, которая, скучая, смотрела какую-то старую комедию.  Домашняя
спокойная идиллия  ему понравилась. Она излучала мир, безопасность,  вопреки
всему тому, о чем он сейчас  пишет. Когда раздался телефонный звонок, Альбер
вздрогнул.
     Трубку подняла Марта и по-английски сказала Аль-беру:
     --  Это Бришо. Звонит  из какого-то шумного места, говорит, что  ты ему
нужен.
     Бришо  несколько лет брал уроки английского  у дорогого учителя, но они
знали, что быстрой, беглой речи он не понимает.
     -- Мне не хочется идти, -- сказал Альбер.
     -- Скажи ему сам.
     -- Знаешь же, что... -- Он махнул рукой.
     Голос у Бришо был  взволнованным, в нем вибрировало  нетерпение. Альбер
смотрел на  уютный круг света от настольной лампы, на Марту,  которая делала
вид, будто не прислушивается.
     -- Ты доедешь за двадцать минут, -- сказал Бришо.
     -- Полчаса, -- ответил он.
     Опустился на корточки возле Марты и погладил ее.
     -- Я часто  охотно  ухожу из  дому. -- Жена не ответила, глядя на экран
телевизора.  --  Но сейчас каждая  клеточка моего существа сопротивляется  и
жаждет остаться.
     Через десять минут он выехал. Ему действительно не хотелось уезжать, но
когда  он вышел на  улицу, его охватило сладкое  чувство свободы. Прежде чем
завести  мотор, он  опустил стекла:  вдохнул чистый,  благоухающий  ароматом
воздух. Он не попытался развернуться  задним ходом. Когда-то, купив  книгу о
мастерском вожде-

     нии  автомобиля, он много экспериментировал с машиной, но так никогда и
не  сумел  по-настоящему натренироваться,  приобрести навык. Марта  сказала,
чтобы он приобрел для  этой цели какую-нибудь жалкую развалюху  и упражнялся
на ней где-нибудь в заброшенном месте.
     Задним  ходом Альбер  выехал  с  улицы, включил радио  и  направился  к
площади Пигаль. Он и  в самом  деле доедет до бара за двадцать  минут,  если
будет быстро гнать. Он не знал, почему Шарль ждет его  у входа, а не внутри,
только догадывался. Собирается обсудить с  ним серьезные дела, и  не  хочет,
чтобы  внимание Альбера отвлекалось. А вот внимание  Бришо  отвлечь  нельзя.
Лелак  жал со скоростью в сто километров, быстрее не  осмеливался из-за то и
дело  возникавших в темноте пешеходов. Потом замедлил  еще,  но  и так  взял
последний поворот быстрее, чем  следовало,  и, едва  удержавшись, пронесся в
каких-то   сантиметрах  .мимо  ряда  припаркованных   машин.  Увидел  Бришо.
Затормозил и протиснулся  между двумя  автомобилями.  Багажник "рено" слегка
завис над  мостовой. Он вылез из машины.  Бришо стоял  у входа в застегнутом
пиджаке, сунув руки в карманы. Он казался уверенным, красивым, темные волосы
его блестели  в  неоновом свете.  Рядом  с ним стоял  вышибала, со скучающим
лицом наблюдая за движением  транспорта. Бришо тоже  заметил Лелака.  Что-то
сказал вышибале и направился к Альберу. Он шел размашистым быстрым шагом.
     Первым  сообразил  вышибала.  Быть может, те четыре-пять  лет,  что  он
провел в этой подворотне на  Пигаль,  сделали  его глаза зорче,  чем  зрение
Альбера двадцатилетняя работа в полиции. Ибо этот парень-швейцар  не раз был
свидетелем  того, как происходят подобные дела, Альбер же прибывал на. место
действия уже  после события, почти  как сейчас.  Все разыгралось в считанные
мгновенья. Кто-то бежал.  В руках у  него что-то  сверкало. Кто-то закричал.
Это был швейцар.
     -- Берегись! -- крикнул он, и Бришо повернулся.
     Мужчина находился уже у него за спиной, левой рукой он схватил Бришо за
голову,  а правая, в которой был нож, взметнулась к его горлу. Если бы Бришо
не повернулся, тот схватил бы его за волосы, рванул назад и перерезал горло.
Странно, как  работает  человеческий  мозг  даже  в  такие  мгновенья! Бришо
откинул  голову назад,  удар  пришелся ему  в плечо. Он инстинктивно  ударил
нападавшего  ногой,  почувствовал,  что  попал,  затем  снова  сверкнул нож.
Защищаясь, Щарль поднял одну руку,

     второй  схватился  за  пистолет.  Почувствовал  боль, разрывающую  бок.
Движение  его  руки замедлилось,  он увидел, как его  ударили второй раз, но
этот  удар был медленным-медленным, Бришо не  понимал, в чем дело. "Этого не
может быть, -- думал он, -- я не могу здесь умереть..."
     Альбер заметил бегущего к  Бришо мужчину, но в чем дело, сообразил лишь
тогда, когда увидел первый 'соскользнувший удар и то, как Бришо ударил ногой
нападавшего. Он замер на. месте.  На какое-то  мгновенье зрелище это  словно
парализовало  его, затем он рефлек-торно  выхватил  пистолет.  Лелак  был  в
добрых десяти метрах от  Бришо, он не успел бы вовремя добежать до него, но,
даже   не  додумав  мысль   до  конца,  выхватил  оружие.   Долгие  годы  он
тренировался, как надо  выхватывать пистолет, муштровал себя не колебаться в
момент опасности,  и все же это был  первый  случай  в его жизни,  когда  он
выхватил  и выстрелил  из него. Мужчина  пырнул  Бришо ножом  как раз в  тот
момент, когда  его настигла пуля. Движение руки его прервалось, он судорожно
качнулся  назад  и упал.  Альбер стоял, расставив чуть согнутые ноги, слегка
сдвинув центр тяжести, левой рукой поддерживая  правую. Секунду он подождал,
как  его учили.  Увидел, что Бришо, шатаясь, делает шаг в сторону и медленно
опускается на корточки. Уголком глаза заметил разбегающихся в разные стороны
испуганных  прохожих,  поймал  несколько изумленных,  потрясенных  взглядов,
увидел толстую  женщину, с  визгом бросившуюся на тротуар,  проносящиеся, не
замедляя  хода,  машины  на мостовой,  видел, как сорвался с  места  красный
"БМВ", стоявший рядом у самого тротуара. Ничего другого он не  видел. Нового
нападающего  не  появилось,  никто больше  не сжимал  в  руке  ни  ножа,  ни
пистолета, ни топора, на что в наше время вполне можно рассчитывать.
     Бришо подполз  к стене,  попытался встать  на ноги.  Альбер  подбежал к
нему. Рубашка друга вся в крови, на лице выражение боли и удивления.
     -- Оставайся здесь! Не двигайся!
     Альбер уложил Бришо на тротуар. В отчаянии попытался вспомнить то, чему
его учили при  оказании'  первой  помощи. Но как  по-иному  все выглядит  на
улице, на грязном  тротуаре, в сверкающем неоновом свете, в окружении зевак.
Как все по-иному, если речь идет о постороннем, которому говоришь: спокойно,
сейчас вызову врача.
     -- Я вызову  "скорую", -- произнес голос рядом с ним. Он кивнул. Видел,
как растет, расползается пятно на

     рубашке Бришо. "Давящую  повязку,  -- подумал он. --  Надо снять с него
галстук".
     --  Спокойно, --  говорил  он,  теребя галстук Бришо. --  Спокойно, все
будет в порядке.
     VII
     Никакого порядка не было и в помине. Прошло полчаса, прежде чем прибыла
"скорая". Альбер,  сидя  на  тротуаре, держал  Бришо за  руку  и  ежеминутно
повторял:
     -- Спокойно, сейчас они будут здесь.
     Они уже должны были быть здесь! Дважды он слышал звуки сирены, но затем
злобный  вой  уносился  вдаль.  Подъехала  полицейская  машина, прибывшие не
знали,  что  жертва  их  коллега,  пока  Альбер  не  сообщил  им.  Это  были
закаленные,  много  повидавшие  старые  полицейские,  один  из них  проверил
повязку Бришо, потом они принялись разгонять любопытных.
     Наконец   приехала   перевозка   без   врача  --   плоский   элегантный
"ситроен-комби". Двое санитаров  быстро уложили Бришо  на  носилки  и тотчас
унесли. Пока Альбер садился в машину, они уже тронулись, он едва их'нагнал.
     Плохо -было и то,  что появилась машина  с  телевизионщиками. И  Марта,
сидя  дома  у  телевизора,  неожиданно  увидела  мужа,  с опущенной  головой
сидевшего возле своего друга, а на земле лежало прикрытое мертвое тело.
     --  По невыясненным  пока  причинам преступник с ножом в руках напал на
Шарля  Бришо,  заместителя  руководителя  отдела  по расследованию  убийств.
Напавшего пристрелил  один  из  коллег Бришо, случайно оказавшийся на  месте
преступления.
     -- Господи, -- произнесла Марта. -- Господи боже мой!
     Она подошла к  телефону, но не знала, кому звонить  и зачем. Попыталась
набрать номер  Корентэна,  но телефон был  занят. Комиссар, как только узнал
новость,  ^поспешил  выехать,  а  жена  его  спустя  некоторое время  просто
отключила телефон.  Марте пришло в голову позвонить матери  Бришо, успокоить
ее.  Бедной  женщине  несомненно будет  приятно  сочувствие. Она стала  было
набирать  номер, но передумала.  Мать Бришо  не смотрит телевизор и, если ее
никто  не известил, от  Марты узнает, что  произошло.  Марта  безостановочно
ходила по квартире. Альбер убил человека! Альбер, ее кроткий, добрый, мягкий
муж, который и в сыщики-то пошел потому, что не-

     навкдел насилие. Ее муж, с которым несколько дней назад она поссорилась
из-за  того," что решила, будто  он  стал слишком  бесчувственным. Теперь ей
казалось,  что она действительно  была права, что душа Альбера на самом деле
обросла  твердым панцирем. Марта подошла к письменному столу и  заглянула  в
готовящееся руководство по выживанию.
     "Самое  важное  -- выбор  оружия.  Оружие  должно  быть не только нашим
постоянным спутником, но как  бы продолжением нашего тела.  Кто  не способен
ударить  кого-либо ножом,  не  должен носить  его  при  себе.  Кто не  может
спустить курок, не должен покупать пистолет. Тот, кто слишком легко делает и
то, и другое,  не должен  читать руководство по выживанию  --  именно против
него мы должны защищаться".
     Марта  села в  кресло  и  заплакала.  Бедный Альбер! Отов,а, написанные
мужем, развеяли ее сомнения и отчаяние. Недостаточно тверд этот панцирь!
     ГЛАВА ВОСЬМАЯ I
     Больница  была современной, Альбер  видел  ее  впервые, он не  понимал,
почему Бришо привезли именно сюда, просто мчался вслед за "скорой". "Хоть бы
быстрее доехали, --  думал он.  -- Быстрее  бы оказаться там".  Казалось, на
одну кассету случайно сняли два материала: Альбер видел перед собой бегущего
к Бришо  мужчину, видел,  как тот ударяет  друга ножом, видел, как дергается
его тело и он падает,  видел прикрытый труп. И одновременно перед ним возник
светофор с  красным запрещающим  светом, на который  он  проскочил .вслед за
"скорой", возникали машины, которые он грубо обгонял, и пешеходы,  испуганно
шарахающиеся обратно на тротуар.
     Когда он смотрел на  мертвое тело, один  из полицейских  поздравил его.
Хороший выстрел!..  С десяти метров попасть в висок движущемуся человеку  --
это тебе не ерунда. Здорово! Но Альбер все еще не осознал, что произошло, не
хотел осознавать. Самое скверное заключалось в том, что он ощущал и какую-то
гордость. Он себя показал! Единственный раз в жизни показал!
     Он обязан был стрелять. Он думал  о Бришо. Тревога  за  друга заглушала
угрызения совести, отвлекала его от мысли, что он убил человека.

     Корентэн  уже  находился в больнице, когда "скорая помощь" влетела в ее
автоматически распахивающиеся ворота. Бог знает, как ему  удалось так быстро
здесь оказаться,  наверное сам и  распорядился, чтобы Бришо доставили именно
сюда. Комиссар стоял  рядом с ожидающими врачами и санитарами.  Альбер из-за
ворот  хорошо  разглядел  его  высокую  элегантную фигуру.  В  ворота, через
которые въехала  "скорая", его  не пропустили. Он побежал было  к входу  для
посетителей, потом остановился  и сел на землю. Ему незачем спешить. От него
уже ничего не зависит.
     У  входа в больницу был разбит небольшой ухоженный'  парк. Альбер сидел
на  густой траве, опершись  спиной о  дерево. Он не хотел думать о  том, что
сделал, лучше попытаться поразмыслить над тем, почему совершили покушение на
Шарля. Он не верил, что это была случайность, что кто-то охотится специально
за  посетителями "Рэнди кока"  и первой жертвой оказался Фанфарон, а  второй
именно  Бришо.  Надо  спросить у Жака, каковы тут с  точки зрения математики
шансы.  Более  вероятно,  пожалуй,  что  какой-то  безумец охотится  за теми
посетителями  "Рэнди  кока",  которые  воспаляют  его  фантазию,  возбуждают
охотничий инстинкт.
     Например, непобедимый борец-гигант! Его убить -- это да, это  поступок!
Даже сзади, со спины напасть -- не беда. Или красивый, самоуверенный сыщик с
оружием под мышкой. Не  платит ли Бришо  своей  жизнью за то,  что  похож на
отчаянных полицейских из приключенческих фильмов?
     Не тут ли таится разгадка?  А вдруг  Шарль что-то  узнал  в баре, и его
хотели заставить  молчать?  А Фанфарона убили  все-таки  из-за  тех дурацких
соревнований, сколько бы  людей ни утверждало противное? "Дело должно  иметь
смысл, -- думал  он.  -- И какой-то  смысл  в  нем  есть,  однако я  еще  не
обнаружил, какой  именно. Но я  найду, догадаюсь, почувствую  и раскрою дело
как  обычно!  Дай  Бог,  чтобы  я был так талантлив,  как  считает Бришо,  и
догадался бы в чем дело! Должен, должен быть какой-то смысл,  -- повторял он
про себя, поднимаясь. -- Надо, чтобы был смысл!"
     Он отряхнул брюки и пошел к входу.
     .
     II
     Корентэн  смотрел на  него  недоверчиво, чуть ли не враждебно. Не желал
верить, будто Альбер не знает, чего хотел от него Шарль поздно вечером в том
проклятом  баре, зачем позвал его  туда. Комиссар спросил, зачем Альбер убил
того типа, почему ему понадобилось целиться в голову. Альбер все терпел.  Он
и сам задавал себе  этот вопрос. Почему, почему он целился именно  в голову?
Ответа он не знал. Это не было сознательным  движением, инстинкты руководили
им -- до того момента, пока  он медленно, не спуская  глаз  с  улицы, вложил
пистолет в кобуру.
     Корентэн  прекрасно  знал:  когда кого-то  убивает полицейский,  тотчас
начинается  расследование. Ладно,  в  теперешней ситуации  кое-какую  помощь
окажет  то, что полицейский защищал своего товарища, но эта помощь не так уж
велика.  На  разбирательстве  Лелака  будут  спрашивать  о  том  же,  о  чем
допытывается сейчас он. Будут повторять такую же чепуху для профанов: почему
он целился  не так, чтобы только остановить и ранить нападавшего.  Корентэну
были  прекрасно известны такие  на  вид  логичные, а  на  практике абсолютно
противоречивые  аргументы. "Значит, вы с  десяти метров первым же  выстрелом
попали  нападавшему  в  затылок. Судя по  этому,  вы  отличный  стрелок.  Вы
ежедневно  тренируетесь,  не правда ли? Это очень правильно, это часть вашей
работы. Но замечательный стрелок, как вы, с той же легкостью мог попасть ему
в ногу или  плечо.  Не  правда ли?" И комиссар, казалось,  видел перед собой
судью,  согласно кивающего  головой.  Нельзя  позволить,  чтобы  полицейские
ухлопывали  людей  на улицах,  не в фашистском  государстве живем! И  газеты
забьют в барабаны. Будут печатать жалостливые статьи об убитом: каким добрым
ребенком он был в детстве,  а если  и  попал в плохую компанию,  из-за этого
нельзя с ним так поступать, этого он не заслужил.
     И все  обрушилось  на них  именно сейчас!  Когда одно расследование уже
идет, на Альбера подала жалобу та женщина, утверждая, что он наставил на нее
пистолет.  Теперь  остается  только желать,  чтобы  ранение Бришо  оказалось
достаточно тяжелым.
     Бришо  оперировали.  Корентэн  курил  трубку,  Альбер ушел  звонить  по
телефону,  откуда-то доносился смех. Стрелка  висящих на  стене  электронных
часов бесшумно описывала круг за кругом. Вернулся Альбер. Он говорил

     по  телефону  с  Мартой,  и  она  немного  успокоила  его.  Комиссар  с
инспектором  сидели  рядом  на  неудобных  стульях  и  ждали,  когда  что-то
произойдет.
     Оба  вскочили,  как  только распахнулась дверь.  Когда Бришо на каталке
провезли мимо  них, глаза его были открыты, и он попытался махнуть им рукой.
Это был бессильный жест,  которым он словно хотел сказать: мне, мол,  теперь
все равно. Прошло еще  пять минут, и вышел хирург, остановившийся перед ними
с сознанием своего долга.
     -- Вероятно,  он выкарабкается, -- сказал  он. В глазах врача  налились
кровавые  жилки,  он  был высоким  --  даже  выше  Корентэна, --  худым,  со
сгорбленной спиной и поглядывал на них, как печальный  аист. -- Вашему другу
повезло. Один удар ножа пришелся в мышцы плеча, другой в  бок, важные органы
не задеты. А вот третий удар повредил почку.
     "Достаточно тяжелое ранение, чтобы стать  для  Бришо  трагедией, но  не
настолько тяжкое, чтобы вытащить Ле-лака из беды", -- думал комиссар.
     -- Он выздоровеет? -- спросил Альбер.
     --  Надеюсь, -- ответил  врач  и  добавил:  -- Думаю,  что  да.  Он еще
достаточно молод и здоров.
     И  врач их  покинул. Несколько минут оба топтались в коридоре, не зная,
что  делать.  Нашли  палату, куда  отвезли  Бришо. Хорошенькая  темноволосая
сестра вышла из двери, тихонько прикрыв ее за собой.
     -- С ним можно поговорить? -- спросил Корентэн,
     -- Он  спит,  -- ответила  девушка. --  Ему дали снотворное, он  должен
поспать.
     -- Когда он проснется? -- спросил Альбер.
     Медсестра   посмотрела   на   него   и  пожала  плечами.   Альбер   был
взлохмаченным,  небритым,  в  запачканной  кровью  одежде,  глаза  его  были
красными, взгляд горьким.  Девушка  взглянула  на  высокого,  хорошо одетого
курящего трубку господина. Один его вид действовал успокаивающе.
     -- Это неизвестно. Возможно, проспит до утра. Если вы решите подождать,
в комнате для медсестер сможете выпить кофе.
     -- Я подожду, -- сказал Корентэн.
     -- Я вернусь, -- сказал Альбер.
     Он шел быстрым, решительным шагом, куда девались его усталые,  неловкие
движения. Когда он  исчез  на  лестнице, Корентэн  подумал,  что,  вероятно,
следовало спросить у него, что он опять задумал и куда идет. Комис-

     cap надеялся, что  Лелак  направится  домой.  Очень надеялся, что он не
преподнесет ему снова какой-нибудь
     сюрприз.
     III
     Альбер отправился в "Рэнди кок".  Он знал, что, покуда доберется  туда,
коллеги-полицейские  уже  опросят свидетелей, и  знал, что все скажут, будто
ничего не  видели. Коллеги прибыли, когда Бришо укладывали на носилки. По их
решительным лицам было ясно, что они разорвали бы нападавшего на куски, если
бы  Альбер  уже  не  пристрелил  его,  что  они  полны решимости  найти  его
сообщников, если таковые были, и выяснить, в чем суть дела. Альбер знал, что
они будут напористы, не удовлетворятся утверждениями свидетелей  о том,  что
они-де  ничего  не  видели,  и  был  уверен,  что в данном случае свидетели,
очевидно, говорят правду. Ведь он  и  сам ничего не  видел. Завтра  допросят
его, и он будет вновь и вновь повторять, что заметил только  бегущую фигуру,
услышал крик, а затем  выстрелил. Ему не поверил Корентэн, почему  же другие
должны верить?
     Он ехал обходным путем. Не намеренно, а потому, что ему была неизвестна
эта  дорога. Добрых двадцать минут  вообще  блуждал,  пока  не  добрался  до
знакомого района. По крайней мере было время подумать. "Что  сказали Шарлю в
том проклятом  баре? Зачем он туда пошел, что и у кого хотел выведать,  если
из-за этого его решили принудить к молчанию? Не может это быть случайностью!
У всего есть свой смысл".
     Он остановился за углом,  проехав немного дальше. Толпа уже рассеялась,
но  две полицейские  машины еще  были  припаркованы  у  бара,  коллеги  вели
допросы. Бар был открыт. Швейцара  на месте он не нашел,  наверняка всю ночь
его заставят потеть в благодарность за то, что своим криком  он  спас  жизнь
Шарлю. Официант узнал Лелака, когда увидел,  и испуганно попятился. Он вошел
и  наступила  тишина: видимо,  всем посетителям  было известно, кто он и что
сделал. Господи, что он наделал! Альбер овладел собой. Улыбнулся, и официант
дрожащей  рукой придвинул  ему  стул. Он  не  сел. Остановился  возле  этого
мужчины  средних лет и, ни  капельки не наслаждаясь тем,  что тот смертельно
его боится, тихо спросил, с кем  разговаривал Бришо, прежде чем уйти. Нельзя
сказать, что его очень удивило, когда он услышал, что говорил Шарль

     с  девушками. (Удивился лишь  тому, что  сам об этом не  догадался.) Он
прошел  в  глубь  зала,  зашагал по узкому коридору, постучал  и,  не ожидая
ответа, вошел.
     В другое время он бы смутился. В  другое время некоторые  извилины  его
мозга в продолжение  всей беседы строили бы планы о том, как он  расскажет о
своем визите Бришо и  Буасси. Но сейчас никакого смущения не было. Сейчас он
видел в  них  врагов --  они сидели в  своих  креслах,  закутанные в халаты,
из-под  которых  иногда  выглядывали  ноги,  плечи;  причесывали   волосы  и
покуривали сигареты.
     Ему  не пришлось представляться. Они прекрасно знали, кто он, и глядели
на него полными ожидания глазами.
     -- Я  хотел  бы  выяснить... --  начал  было  Альбер, но  вынужден  был
прервать фразу, чтобы откашляться. Вынув из кармана носовой платок, он долго
и неприятно кашлял, не в  силах остановиться.  -- Прошу прощения, --  сказал
он.
     -- Я помахала ему рукой, -- произнесла одна' из девушек.
     Альбер  взглянул  на нее.  Это была  восточная красавица,  лишь теперь,
увидев  ее вблизи, он  заметил,  как  она хороша. Изящная, стройная,  но  не
худая. Однако  самым прекрасным было ее лицо  с полными губами и загадочными
миндалевидными глазами.
     "Что такой девушке здесь нужно?" -- подумал Альбер.
     -- Я помахала ему, как Фанфарону,  -- сказала девушка, словно про себя.
-- И его тоже убили, как Фанфарона.
     Неожиданно  она  расплакалась.   Остальные   не  шевельнулись.   Альбер
стеснялся подойти к ней поближе. Мысленно он ухватился за эту мысль. Неужели
из-за   этого   убили  Фанфарона?  Из-за   этого   напали  на  Бришо?  Такое
предположение было  все же логичнее,  чем другие,  о том, что кто-то  наугад
набрасывается на посетителей "Рэнди кока".
     Итак,  кто-то покушается на  мужчин,  с которыми девушка чересчур мила.
Кто-то влюбленный  в  танцовщицу, но не смеющий к ней  приблизиться.  Кто-то
достаточно застенчивый для  того, чтобы ходить в подобный бар и смотреть  на
обнаженных девушек, но  не  знающий  удержу,  если  захочет  убить человека,
который  станет  у  него  на  пути.  Это  напоминало скорее  психологический
детектив, нежели ею  собственную полицейскую практику, но  могло и оказаться
вероятным. Кто-то увидел жемчужину в грязи и пожелал, чтобы она принадлежала
ему, если и не

     иным  образом, то хотя бы  в  воображении. Он  не хотел,  чтобы  другие
мужчины приближались к ней.
     Зашли две девушки, одна из  сидящих здесь сбросила халат и, обнаженная,
подошла к плачущей красавице.
     -- Пошли, наш номер.
     Альберу  не  хотелось, чтобы  она уходила.  Но  он  промолчал.  Девушка
продолжала плакать,  а  обнаженная  танцовщица, пожав плечами,  двинулась  к
двери. Еще одна молча последовала за ней.
     -- О чем вы говорили с моим коллегой? -- спросил Альбер.
     -- О том, кто убил того борца.
     Альбер посмотрел в сторону. Маленькая улыбчивая девушка сидела на  краю
стола,  теперь  она  не  улыбалась, но из глаз  ее  не  пропадал насмешливый
огонек.
     -- И кто он?
     -- Колль, -- сказала девушка.
     -- Да? Откуда вы знаете?
     Она сморщилась, симпатичные мелкие морщинки  появились  вокруг носа. Ну
что потеряла такая девушка в подобном месте?
     -- То же спросил и ваш  друг. Кто убил Фанфарона, откуда мы это  знаем,
почему не  помчались  в полицию? -- Она соскользнула  со стола, остановилась
перед Альбером.
     --  Что  же  ему  сказали?  --  Он чувствовал,  что  голос  его  звучит
нетерпеливо  и  невежливо.  Чувствовал, что снова  не  владеет собой. -- Что
здесь, черт побери, с ним произошло, из-за чего его хотели убить?
     -- Я помахала ему, -- сказала девушка с миндалевидными глазами.
     -- Ничего, -- произнес кто-то.
     --  Мы сказали  ему, что, по нашему мнению, Фанфарона убил Колль. После
того,  как  они  поссорились.  А  Ка-роль он  убил из-за  того, что  сначала
похвастался перед ней тем, что сделал, а потом пожалел об этом. Вонг обещала
ему помахать рукой. Вот и все, -- сказала улыбчивая.
     -- Больше он ни с кем не говорил?
     -- Говорил. С барменом и еще несколькими посетителями. Сказать, о чем?
     Альбер старался говорить так же насмешливо, как девушка:
     -- Если вам известно, будьте любезны.
     --  Они  тоже  считают, что  Фанфарона убил  Коллъ.  Они  с  Фанфароном
поспорили, потом Колль подкараулил

     его  на улице. --  Она отбросила с лица волосы. --  Думаете, его  из-за
этого хотели убить? Альбер с горечью улыбнулся:
     --  Должна  быть какая-то причина.  Если  не другая, то хотя бы та, что
ваша подруга помахала ему рукой. Все всегда имеет какой-то смысл.
     -- Вы уверены? -- спросила девушка.
     Альбер промолчал. Они глядели в глаза друг другу. Альбер хотел сказать,
что  благодарит за помощь. Надеется, что они еще встретятся,  надеется,  что
она  не считает его  слишком смешным. Сказать, что если  она попадет в беду,
может на него  рассчитывать.  Но, ничего  этого не  сказав, он повернулся  и
ушел. В коридоре его оглушила веселая музыка, доносившаяся с эстрады.
     Бришо поверил, что Колль  убил Фанфарона.  Поэтому позвал его  сюда. Он
обязан  хотя  бы  ради  Шарля проверить  и выяснить, каким  образом все  это
связано с  убийством  Фанфарона,  нападением на самого  Бришо  и  Спортивным
центром  "Академия".  Он чувствовал, как в  голове медленно  начала  расти и
шириться какая-то тонкая, от первого же неловкого движения могущая порваться
сеть фактов и соображений. Ему было  знакомо это  чувство,  он знал, что его
надо оберегать, чтобы не спугнуть мысли, что нельзя бояться совершенно диких
взаимосвязей, нельзя отгонять от себя настроение, при котором его мозг не по
приказу, не вынужденно переваривает какие-то отдельные задачи, а работает на
полных  оборотах  одновременно  исследуя, анализируя  показания  свидетелей,
факты, вспоминая полуфразы, притаившиеся в конце его блокнотных заметок.
     Ему  хотелось  поскорее попасть  домой,  но у  него оставалось еще одно
дело. Бришо по телефону сказал, что из "Рэнди кока" поедет к той  девушке и,
если и на этот раз не найдет ее, даст приказ о розыске. Он ехал медленно, не
очень внимательно наблюдая за движением. Он следил за тем, как растет, зреет
в  нем  недавно возникшая  мысль. Минула полночь, но музыка  и  смех все еще
просачивались  из дверей  кафе, на тротуарах толкались люди, одетые  в яркие
одежды, по  улицам  мчались машины, из  зеркальца  ослепительно били в глаза
фары.
     Дом Мирей Марешаль был тихим. Двери заперты. Альбер нажал кнопку звонка
и  принялся  терпеливо ждать. Слышал  шаркающие шаги консьержа по ту сторону
двери,  его вопрос, кто там,  и сдавленное  ругательство, когда  он ответил.
Подумал, позвать ли,.с собой консьержа свидете-

     леи, если он решит  взламывать  дверь. Наверное, это следовало сделать,
но -- как уже не раз бывало -- он и теперь не прислушался к голосу рассудка.
Он  не  жаждал  общества   этого  шаркающего,  бранящегося,  отвратительного
старика.   Не  хотел,   чтобы  отвращение   вывело  его  из   столь  редкого
вдохновенного состояния.
     Перепрыгивая  через три ступеньки,  он поднимался вверх,  тень  Лелака,
словно пригнувшееся опасное чудовище, мчалась, опережая его. Быстрыми шагами
он прошел  по  коридору, правая рука нырнула под пиджак, когда он позвонил в
дверь.
     Дом был тих. Консьерж снова лег спать и во  сне  бранит полицейских.  А
может,  притаился  в  ожидании  на  темной  лестнице,  следит  за  тем,  что
произойдет? Альбер еще раз нажал  на кнопку  и вынул  пистолет, когда уловил
какое-то движение внутри квартиры.
     -- Кто там? -- спросил женский голос. Сонный и испуганный.
     -- Полиция. -- Он с облегчением сунул оружие на место.
     -- Дурацкие шутки...
     Дверь раскрылась,  и  на него  уставилось удивленное женское  лицо. Оно
было хорошеньким, Альбер на мгновенье ощутил зависть к Шарлю.
     -- Извините, -- сказала девушка.
     -- Могу я зайти? -- спросил Альбер.
     -- Нет... Я не одна. А в чем дело?
     Альбер не знал, что сказать. Что Бришо тревожится?
     -- Вы знаете человека по имени Колль?
     -- А что? Я должна его знать?
     -- Он встречался с вашей подругой.
     -- Возможно.  Скажите, это так срочно? -- Она вздрогнула  от  холодного
ночного воздуха.  В щель  двери  было  видно,  как  под  коротенькой  ночной
рубашкой тело ее покрылось гусиной кожей.
     -- Мы вас целый день искали. Девушка пожала плечами.
     -- Вас ждал мой друг. Он думал, вас тоже убили.
     -- Да полно вам...
     -- Почему вы не пришли на свидание?
     Он понимал,  что  это  не  такой  вопрос,  из-за  которого  нужно ночью
поднимать человека. Но знал и то, что не уйдет, пока не получит ответа.
     -- Не захотела!

     Девушка  упрямо  глядела  на  него.  Показалось, в  этот момент она  не
ощущает холода.
     -- Не захотела  встречаться с полицейским. Один раз было  приятно,  ваш
друг был милым, второй раз не захотела, и все.
     -- Мы думали, что вас убили, -- тупо повторил Лелак.
     -- Да перестаньте! Почему пришел не ваш друг?
     -- Он в больнице. Его ранили ножом. Доброй ночи!
     Он повернулся и исчез на темной, полной теней лестнице. Еще слышал, как
захлопнулась дверь.
     "Мы просто ненормальные,  -- думал он. -- Нам мнятся кошмары, делаем из
себя идиотов.  Зачем убивать эту  девушку?  А почему нет?" -- задал  он себе
встречный вопрос. Консьерж его не ждал, входная дверь была открыта. Он вышел
на  улицу.  У подъезда был припаркован красный "БМВ", мотор его работал, над
выхлопным клапаном белым дымком вился пар.  Машина тронулась с места. Альбер
только  заметил, что там сидят двое, на  него они внимания  не обратили.  Он
направился к  своей машине. За ним никто не следовал, он не видел  ни фигур,
подозрительно  шатающихся  без  цели,  ни  слишком  медленно  приближающуюся
машину. Из этого "БМВ" на него могли бы  наброситься, когда он выходил. Надо
быть осторожнее. Хотя, если они захотят, все равно  подловят,  в этом городе
нет ничего легче. Что ж, ему теперь не гулять больше по бульвару Сен-Мишель,
по берегу Сены,  не  осмеливаться ездить  в метро? Тогда  его  подкараулят в
машине или дома, если он не станет выходить из квартиры.  Все-таки надо быть
осторожнее. Из этого "БМВ"... Машина  показалась ему знакомой,  вроде он уже
где-то видел  ее.  Он  дошел  до своей  машины,  когда вдруг сообразил,  где
именно. Когда тот мужчина  бросился на  Бришо, когда  он  выстрелил, красный
"БМВ" сорвался со своего места возле тротуара...
     Лелак  тронул машину  и завернул за  первый  же угол.  Это  была тихая,
пустынная улочка.  Он выключил зажигание, свет и поставил свой  "рено" среди
припаркованных машин. Ждал. Сейчас он пожалел, что не курит,  сидел в темной
^машине,  наблюдая в зеркальце за тем, что происходит сзади. Некоторое время
никто не  появлялся. Затем показалась пара, которая  шла, взявшись  за руки,
словно в темноте им  было страшно, желтый фургончик на очень  малой скорости
протарахтел  мотором,  затем   долгое  время  снова  никого,  только   кошка
осторожно, но уверенно пересекла улицу.

     Альбер вышел из машины и медленно прошел назад к дому девушки. Красного
"БМВ" не  было. Не  заметил он  и другой машины, которая бы не  стояла здесь
раньше, у которой был бы включен мотор и в которой сидели бы люди.
     Полчаса  он  простоял, укрывшись  в подворотне. Потом  ему надоело.  Он
поехал домой;  по дороге  больше смотрел в зеркальце заднего вида, чем перед
собой, у дома сделал два круга, прежде чем поставить машину в гараж.
     В  квартире  было  темно.  Марта спала в кресле. Слушая  ровное дыхание
жены,  Альбер  думал, как хрупок этот мир, достаточно одного выстрела, чтобы
пошатнуть  его,  нарушить навсегда. Не стоит  хему  разыгрывать  героя, надо
заканчивать это дело.
     Марта проснулась тотчас, как только Альбер зажег настольную лампу.
     -- Бедненький  мой, --  сказала она  и подошла к  мужу.  Они  обнялись.
Ощущая прижавшееся к нему родное, теплое тело, Альбер вновь и вновь повторял
про себя: закончу дело, брошу все и уйду. Больше не стану этим заниматься.
     Уснуть он не Мог,  задремлет ненадолго и почти  сразу проснется,  снова
задремлет  и  снова  проснется,  что было  еще хуже,  чем  бодрствование.  С
невероятной четкостью вновь и вновь вставали перед ним события дня. Он видел
нож,  входящий в тело Шарля, видел красный "БМВ", видел  себя, стреляющего в
человека,  и того  неизвестного мужчину, в конвульсия" умирающего у  него на
глазах.
     Марта бодрствовала с ним вместе и утешала  его. Говорила то, что Альбер
и сам прекрасно  знал, что если б он не убил  того человека,  умер бы Бришо.
Что  у него  не было времени ни  точно  прицелиться,  не  было  времени,  ни
взвесить,  куда  стрелять.  Не  было времени прицелиться  так, чтобы  только
ранить покушавшегося,  но  непременно  остановить.  И  чем  больше  она  его
утешала, тем  явственнее  пробуждались в  нем  самообвинения,  ему  хотелось
спорить с женой. Он сел в постели и завопил:
     -- Я убил человека,  понимаешь ты, убил!  Марта  плакала. Альбер махнул
рукой.
     -- Где-то его оплакивают, -- сказал он, -- где-то любили,  воспитывали,
думали, что однажды он станет президентом, а я убил его.
     Тогда начала кричать Марта:
     -- Бришо любят не где-то, а на улице Сен-Марка, любит его мать, которая
по вечерам, накрыв стол, ожи-

     дает  его,  чтобы  пить  чай.  Шарля  любят  его  женщины, чему ты  так
завидуешь, хотя думаешь, будто  я этого не замечаю. Его любят  друзья,  и ты
в.том числе, а тому типу ни единой скверной минуты не доставили бы угрызения
совести!
     -- Знаю, -- сказал Альбер и повернулся к стене. -- Давай спать.
     И они начали сызнова.
     Оба с облегчением  вздохнули, когда наконец начало светать и, купаясь в
каком-то бледном сонном свете, перед ними возникли очертания мебели.
     IV
     Они поднялись раньше,  чем прозвенел будильник. У Марты не было первого
урока, но она пошла на работу,  сказав,  что  ей  нужно проверить  несколько
сочинений.  В такое время  довольный Альбер обычно  поворачивался  на другой
бок. Сейчас он стоял в  ванной комнате, с  удивлением, словно  чужое, изучая
свое лицо.
     Выйдя на улицу, Лелак в одно мгновенье освободился от гнетущей его душу
тяжести. "Я свободен, -- думал он. -- Я жив".
     Ни красного "БМВ", ни "опеля" не было видно, когда он садился в машину.
Если за ним и охотятся, то не думают, что он  встанет так рано. Или все  это
только игра воображения и издерганных нервов  и все  его  фантазии ничего не
стоят?
     .  Он  поехал  в больницу  к Бришо. Оставил машину у  здания полиции  и
направился  дальше на  метро. Так  было скорее, правда,  от  остановки метро
пришлось  еще  с  километр пройти  пешком. Он шел  по просыпающемуся  жилому
району, широким шагом проходя  мимо разогревающих свои машины мужчин, сонных
молодых женщин,  толкающих детские  коляски. Где-то,  оглушительно  взревев,
заработал  мотор, откуда-то  донеслись  звуки  радио, где-то выбивали ковер,
где-то плакал ребенок.
     Он  точно  не  знал,  что ожидал  увидеть,  быть может,  пробуждающуюся
больницу,  швейцара  с  сонными глазами,  который  спросит,  куда  он  идет,
представлял себе, как  прокрадывается по тихим коридорам, стараясь никого не
потревожить.  Но  чего  он  точно не ожидал,  так  это  того,  что  прибудет
одновременно с Корентэном и что оба несколько смущенно поздороваются, словно
их застигли на чем-то недозволенном. В больнице, конечно, уже кипела

     жизнь. Вверх  поднимались переполненные лифты;  по  коридорам проходили
больные и робкие посетители;' они с  Корентэном шли к палате, куда поместили
Бришо. Мимо них пробегали хорошенькие медсестры.
     Бришо спал. Врача пришлось  подождать, они сели, Корентэн потянулся  за
трубкой.
     _ Вчера он просыпался? -- спросил Лелак.
     Корентэн потряс  головой.  Альберу  не хотелось  спрашивать, как  долго
комиссар здесь  пробыл. Вероятно, всю ночь, а утром съездил домой помыться и
переодеться.
     "Сейчас надЮ сказать ему, что я выхожу из игры, -- думал Альбер. ^-- Он
меня поймет. А если нет, я все равно возьму шляпу откланяюсь и отправлюсь  к
чертовой
     бабушке".
     - Тебя интересует, кого ты застрелил? -- спросил
     Корентэн.
     Он хотел  .сказать, что не  интересует. Чем  меньше  об этом знать, тем
лучше.
     - Его зовут Бергер. Он дважды  сидел  за  тяжкие телесные повреждения и
один раз за незаконное ношение
     оружия.
     _ Он был знаком с  Коллем? --  Альбер не знал, зачем задал этот вопрос,
раз уж собирается выйти из игры.
     _ Они  синели в разное время. Но, возможно,  тебя заинтересует, "<то
он как будто работал на Реноде.
     -- Кто сказал?
     Корентэн  вздохнул.  Он  понятия  не  имеет,  дал  указание  справиться
относительно того парня, и вот таков результат. Если важДО, можно узнать.
     Корентэн посмотрел на Альбера:
     -- Какое отношение ко всему этому имеет Реноде?
     Альберу не понравился тон вопроса. Показалось, будто в голосе комиссара
прозвучала нервозность, надежда на то, что Альбер ответит: никакого. Неужели
комиссар  Корентэн,  могущественный  руководитель  отдела  по  расследованию
убийств  боится? Он вспомнил голос-  Бришо,  когда они  беседовали на  ту же
тему.  В  голосе Шарля не  было  страха,  его не интересовало, какой властью
обладает вожа^к мафии. И это карьерист Бришо!
     -- Могу я кое о чем вас попросить? -- ответил он вопросом.
     Лицо Корентэна сделалось настороженным. Он потя-

     нулся в карман за новой порцией табака и медлевд набил трубку.
     -- Смотря о  чем, -- проговорил он наконец,  и АльбепЦ не совсем понял,
почему надо столько думать над таким! ответом.
     -- Об ордере  на обыск, -- медленно ответил Поднял руку,  чтобы шеф  не
перебивал его,  не поучал^, указывая  на то, что ордер на обыск надо просить
не у него  --  будто он  сам  не знает. --  Такое  разрешение╝ на обыск,  на
котором не проставлена дата.
     Корентэн размышлял.
     -- Где? -- хрипло спросил он.
     -- В Спортивном центре "Академия".
     Комиссар не ответил.  "Все взвешивает, проклятый", думал Альбер. Он все
еще не  мог  себя  понять. А  теперь? Шеф просто  забудет о  вопросе или,  в
крайнемSf случае, сделает вид, будто даже не слышал его. Он не откажет, но и
не даст разрешения. Ну, если так, Альбер ^ и в самом деле выйдет из игры!
     -- И еще кое-что, -- сказал он, и  руки его задрожали. -- Мне нужно для
этого не менее дюжины людей, вооруженных полицейских.
     -- Парашютистов не хочешь?
     Альбер вспомнил,  как лежал в  лесочке  на траве, в  опавших  листьях и
наблюдал за часовым. "В самом  деле, это было бы лучше всего, -- подумал он.
-- Коман- Щ да САС..." Но об этом все-таки не заикнулся.
     Флери шел к бунгало напрямик по траве. Кругом ||  было пусто, только на
Теннисных   кортах   виднелись  люди.   Чуть   ранее  он   заметил   Реноде,
возвращавшегося после утренней пробежки; остановясь между  деревьями, тот  |
сделал несколько наклонов туловища вперед,  а потом вошел  в дом. Сейчас  он
наверняка принимает  душ. Флери ||  не спешил. Остановился, поднял  какую-то
брошенную  И  бумажку,  скомкал,  сунул  в  карман.  Из другого бунгало  i||
доносился детский плач. Высоко в небе гудел самолет.  Он пошел дальше. В дом
не заходил, сел на террасе ^ и ждал. Немного погодя появился Реноде. Свежий,
довольный, словно у него и забот других нет, кроме утренней пробежки, бокала
хорошего вина да птичьего щебетанья. Волосы его были влажными  от купанья, к
летнему кремовому костюму он повязал шелковый

     шарфик с ярким рисунком. Обычно он  одевался более консервативно. Флери
не понимал, что на шефа сейчас
     нашло.
     -- Нам повезло, -- сказал Реноде, когда лакей накрыл на столе завтрак и
удалился. -- Если бы  тот  полицейский  не  пристрелил  нашего  человека,  а
схватил  его,  пришлось бы  теперь  понервничать.  -- Он с аппетитом откусил
хлеб, намазанный диетическим джемом. -- Что с машиной?
     --  Видимо, Лелак засек  ее.  Мы  отправили машину в мастерскую сделать
небольшую  переделку.  Перекрасим  в  синий цвет,  сделаем спортивный "  " с
воздушным охлаждением...
     Реноде  что-то одобрительно  пробурчал.  Он  не  любил, когда  дела  не
клеились. Не любил, когда ошибались. Большая ошибка  напасть на полицейского
в присутствии его приятеля с оружием в руках.
     -- Что будет с этим Лелаком? -- спросил он.
     ╘лери ответил не  сразу. Один раз  он  предлагал  убрать  полицейского,
тогда  Реноде его высмеял. Идиота из  него делает? Флери пригладил  редеющие
волосы.
     -- Надо  устранить, --  сказал он. -- Его не охраняют, не сопровождают,
это абсолютно точно. Ловушки быть не может.
     Реноде задумался.
     -- Где он сейчас?
     -- Не знаю. Мы не можем постоянно  висеть у него на хвосте. Он следит и
дважды  уже засек нас.  Но нам  известно,  где он живет, где  работает,  где
обедает. Рано или поздно появится.
     --  Да,  уберем  его,  --  решил Реноде. --  По  крайней мере  отвлечем
внимание полиции. Но,  если удастся,  надо подать это как несчастный случай.
Сбейте его машиной, заставьте вмешаться в уличную драку, сбросьте что-нибудь
ему  на голову.  И ради  Бога, делайте  это умело,  потому что  он настоящий
профи.  Раз его сделали приманкой и  никто его  не  сопровождает, объяснение
лишь одно: они считают, что он сумеет сам себя защитить.
     -- Он попал Жану в висок с пятнадцати метров. Реноде вздохнул.
     -- Нельзя давать ему шанс.
     -- Ну, а другое дело? -- с надеждой спросил Флери. Реноде улыбнулся.
     -- Сделаем. Кого в полиции это сейчас взволнует?

VI
     Они не стали дольше ждать, пока Бришо проснетс^ Корентэн увез Альбера с
собой.  Медленно, осторож* он вел  свой шикарный "ситррен", твердо держа рул
Дорогой они не разговаривали.  Альбер  делал вид,  буя дремлет,  и  в правое
зеркальце заднего  вида наблюда не следует ли. кто-нибудь за  ними. Корентэн
раздум* над тем, выполнить ли просьбу Лелака. Если бы не расслеЦ дование  по
жалобе  на Альбера, сделать  это было нетрудно.  Пустив в ход оружие, Альбер
защищал своег коллегу. Но при нынешней^ ситуации как поступить?! "Поговорить
с  той женщиной,  --  думал  он.  --  Заставить  ее| взять  жалобу  обратно.
Пригрозить,  что,  если будет настаивать, ее привлекут к  ответственности за
препятствия^  чинимые работе властей. Если у нее нет знакомого;; адвоката...
Да есть у нее адвокат, --  продолжал размыш-jl лять он.  -- Жалобу составлял
специалист. Но и в случае надо обязательно поговорить с женщиной. Вы* тащить
Альбера из беды, как уже  не раз делал.  Нам нуженз| успех, а успех принесет
Лелак".
     Однако оставалось дело, которое непременно следо- ? вало уладить.
     -- Ты  должен  сдать оружие,  -- сказал  он. Они  находи-! лись у моста
Искусств   и  еле  продвигались  вперед,  почти  тащились.  Некоторое  время
казалось,  Альбер не услышал,"  что  сказал  Корентэн, потом  он  растерянно
посмотрел  на  комиссара.   --   Я   должен   тебя  отстранить,  пока   идет
расследование, но не стану этого делать. Однако оружие ты должен сдать.
     Лелак заговорил странным, чужим голосом:
     -- Я не  сдам,  --  он набрал  воздуха. -- Извините,  шеф. ; Я  не могу
остаться без оружия.
     -- Если тебе грозит опасность, доложи. Получишь охрану.
     Предложение  было  соблазнительным.   Лелак   уже  подумывал   о  такой
возможности.  Но  он знал, с чем  сопря-; жена  подобная  просьба.  Надо  ее
мотивировать.  Подать; письменное заявление о том,  с какой  стороны грозит;
опасность, от кого и почему. Он не знал, что написать. Доказательств у  него
нет, лишь все усиливающееся  и креп-; нущее  сплетение мыслей и рассуждений,
которыми  он  пока не  хочет  ни с  кем делиться.  Конечно,  это  разрешимо.
Написать  что-нибудь  банальное,  какие-то  общие места, сослаться на  новые
повороты в следствии, на рост
     применений насилия, злополучную историю с Шарлем. Но правда заключалась
в  том,  что  он  не желает  оставаться  безоружным,  даже  если  его  будет
сопровождать целая сотня. Он и сам этому удивился.  Вчера  еще ему казалось,
что он  никогда больше не  прикоснется  к  пистолету. Он питал  отвращение к
себе, к  оружию, к тем годам, когда всякий  раз, уходя  из дому, он с легким
сердцем надевал кобуру с пистолетом. Теперь он знает, что это значит.
     Сегодня утром он вышел  было без пистолета, но вернулся  с лестницы. Не
посмел выйти на улицу безоружным.
     -- На Бришо тоже напали, -- сказал он.
     --  Пока я прикреплю к  тебе  Буасси и пошлю охрану  к  твоей квартире.
Достаточно?
     -- Да, но... -- Он знал, что делает  глупость. Вынул из кобуры браунинг
и бросил Корентзну на колени. Комиссар снял ногу с педали. Ничего не говоря,
сунул пистолет в карман своего пиджака.
     VIII
     Альбер и не предполагал, что так популярен. Его приветствовали, трепали
по  плечу,  приглашали  пропустить  стаканчик. Он не мог  понять,  почему не
радовался,  но не хотел никого обидеть. Поспешил в свой  отдел. Но Буасси на
месте не  застал. Альбер начал  было волноваться,  не случилось ли и  с  ним
какой беды, потом заметил объемистый, старомодный  портфель и успокоился. Он
уже погрузился в работу, когда прибыл Буасси.
     -- Ты угадал, старик, -- он с уважением смотрел на Альбера.
     -- Что?
     -- Пропала девушка. На прошлой неделе  ее  показывали по телевизору.  В
соревнованиях по прыжкам в воду.
     -- Ну... -- Альбер оттолкнул назад стул и привстал. -- Когда?
     -- Сегодня. Удивительно, что так  быстро- заметили. До позднего  вечера
была тренировка, после нее она иногда ночует у подруги.
     -- Ну, и что?
     --  Утром у нее  было назначено  свидание с одним парнем. Когда  она не
явилась, он  испугался,  не случилось ли с ней  чего, пошел  на  тренировку,
поговорил с подругой


     девушки, а узнав, что той даже не было на тренировке?! отправился к ней
домой.
     Альбер  покачал головой. Если  б он,  будучи подростков всегда совершал
такой обход, когда девушка не приходили! на свидание!
     -- Вероятно, у нее было рандеву с другим парнемЦ Буасси развел руками.
     -- Возможно. Так сказали родителям в полиции. Чте бы они пришли вечером
либо  на другой день,  если  os  до тех пор  не объявится.  Но есть указание
о.том, чтобь тотчас докладывать, если какая-то девушка пропадет.
     -- В  самом  деле? --  Альбер  об этом не помнил. Буасси глянул на него
так, словно собирался поко-Й лотить.
     --  Его  из-за  тебя дали. Я  попросил знакомого,  кото  рый работает в
диспетчерском центре, чтобы они каШ можно скорее извещали нас, когда получат
сообщение!  о  том,  что  снова  исчезла какая-нибудь  девушка. Узнав^Ц  что
просишь  ты,  он пошел к своему шефу, и тот  дадг|  указание.  Вообще-то  их
информируют с опозданием в два-*! три дня.
     Альбер снова покачал головой.
     -- Ты стал звездой,  --  сказал Буасси.  --  Можешь  устроить  все, что
пожелаешь. Не веришь? Что тебе надо?, ;
     -- Не мог бы ты раздобыть мне пистолет? Зазвонил телефон. Альбер поднял
трубку. Его передер- -J нуло, когда он услышал голос мадам Дефрок.
     -- Мосье Лелак? Зайдите, пожалуйста, к господину/ комиссару.
     Он проглотил  ругательство. Может, он  получит  от Корентэна  ордер  на
обыск и  людей? Если это известие  достоверно...  Нельзя объявить  пропавшей
восемнадцатилетнюю девушку, потому что она не явилась в одиннадцать^ утра на
свидание. И дело не считалось бы исчезновением, им бы не занимались,  о  нем
даже не сообщили бы, если бы.  не специальное указание.  "Я стал звездой, --
размышлял он.  -- Любимцем, у которого могут  быть  неожиданные просьбы". Он
очень хорошо знал, как  трудно  добиться, чтобы отдали такой приказ, который
получат все полицейские участки  страны. Собственно говоря, он просил Буасси
лишь о  том,  чтобы  диспетчеры, если  к ним поступит  подобная  информация,
тотчас  сообщали о ней  в их отдел  по телефону. Он  качнул головой,  идущий
навстречу   коллега  дружески  ему  кивнул.  Так  вот,  значит,  что  нужно?
Пристрелить кого-нибудь?

     Приемная  Корентэна казалась поразительно  пустой без Бришо. Лелак и не
представлял, что за такой короткий срок привыкнет к присутствию Бришо в этой
комнате, к  тому, что  он  сидит  напротив  мадам  Дефрок  и с  любопытством
оглядывается, когда открывают дверь.
     В   кабинете   комиссара   в  широком   обтянутом   бархатном   кресле,
предназначенном для посетителей, сидел  доктор Сен-Жакоб, повесивший  пиджак
на  спинку  одного  из  стульев.  Он  рассеянно  глянул на  Альбера,  словно
соображая, кто он и что ему здесь нужно. Корентэн сидел напротив него, перед
обоими стояли рюмки с  коньяком. Комиссар  сделал Альберу знак  рукой, чтобы
тот проходил. Сесть, однако, не предложил.
     --г- Ты еще не знаешь, -- начал Корентэн, -- комиссия  по расследованию
подала на тебя жалобу. Альбер кивнул. Новость его не удивила.
     -- Тебе ясно, что это означает?
     -- Нет.
     Теперь кивнул комиссар.
     -- Тогда я объясню. Это может стоить тебе места.
     Он  замолчал, пристально  глядя Альберу  в  глаза, будто ожидая ответа.
Альбер  не  знал,  что  сказать. Внутри у него все сжалось, внутренний голос
подсказывал,  что это не может  быть  правдой.  Затем в нем заговорил другой
голос: пойду в частные  телохранители, буду больше  получать, напишу книгу о
выживании и стану богатым.
     -- Думаю,  ты  хочешь  сохранить  свое  место? -- несколько  язвительно
спросил Корентэн.
     -- Да-а, --  немного  неуверенно ответил  Альбер. -- Да, --  добавил он
решительнее.
     -- Мне жаль вашего друга, -- заговорил Сен-Жакоб, покачивая головой. --
Молодой человек, перед которым открывалось такое прекрасное будущее!..
     --  Быть может,  он выживет,  --  сказал  Корентэн,  бросив  на Альбера
предупреждающий взгляд.
     -- Я понимаю, что насилие  рождает насилие, -- философствовал за рюмкой
коньяка Сен-Жакоб. -- Полицейские, находясь в опасности,  легче хватаются за
оружие, легче воспринимают, когда во  время допроса умирает подозреваемый, а
общественное  мнение бывает не слишком потрясено, когда умирает полицейский.
Но когда-то надо положить этому конец, вам не кажется?
     Альбер утвердительно мотнул головой.
     -- Расскажи еще раз, что случилось в тот вечер, -- сказал Корентэн.

     Альбера смущало то, что он не может сесть. Он не п вык стоя докладывать
шефу, правда, еще никогда карту не была поставлена его должность. Он даже не
зна как начать и что сказать.
     -- Ну... Мы  с  Буасси поехали к Жиле,  к борцу. Ког  вернулись,  время
дежурства истекло.  Буасси  сразу  поехалЦ  домой,  а я зашел  за кое-какими
бумагами.
     -- Чтобы забрать их домой? -- спросил Корентэн.
     -- Да.
     Корентэн кивнул. OH строго запрещал брать докумег домой.
     -- Вероятно, вы читали их не здесь? -- спросил Жакоб.
     -- Да.
     -- Сколько времени вы провели в здании?
     -- Даже не знаю. Несколько минут, пока искал"! нужные бумаги.
     --  Что  вы за  это  время слышали? Хлопок, хотел  сказать  Альбер,  но
Корентэн опередил* его.
     -- Документы  уносить  домой  запрещено!  За  этом  полагается  строгое
наказание. Лелак солгал, сказав, чтсО читал документы здесь, сочтя за лучшее
придумать,, будто что-то слышал.
     Сен-Жакоб кивком подтвердил, что понимает.
     --  Ты  будешь наказан  за то,  что  унес  документ^  домой,  и  можешь
радоваться,  если тебе  сойдет с рук, что ты ввел  комиссию  в  заблуждение.
Излишне настаивать:-на своей выдумке. Ибо если ты  слышал, как того человека
жестоко избивают  и ничего не сделал, чтобы  этому воспрепятствовать, можешь
отправляться прямо домой и искать себе хорошего адвоката. Понял?
     Как не понять!
     -- Словом, вы слышали что-нибудь или нет? -- спросил Сен-Жакоб.
     Альбер разглядывал рисунок ковра.
     -- Нет, -- тихо ответил он.
     -- И  сказали так только потому, что  выносить документы запрещено и вы
боялись наказания?
     -- Да.
     Оба  вздохнули, как  доброжелательный  учитель и ин-: спектор комиссии,
принимающие  экзамен у тупого  учени-^ ка, который  наконец-то выжал из себя
дату падения^ Бастилии, и они могут поставить ему тройку.
     -- Можешь идти, -- сказал Корентэн.

     -- Да, -- ответил Альбер, но  не двинулся  с места. Он  чувствовал себя
униженным, трусливым,  подлым,  ему хотелось сделать  .так, чтобы  весь этот
разговор оказался несостоявшимся.
     -- Благодарю, -- произнес доктор Сен-Жакоб. -- До свиданья.
     Корентэн взглянул  на Альбера,  сделал  нетерпеливое  движение,  и  тот
медленно  отправился к двери.  Он вышел не  простясь, но ему показалось, что
они вовсе в этом и не нуждались.
     "Марта была  права, --  думал  он. -- Мне следовало выйти и посмотреть,
что там за шум. Я должен был  их  остановить. Должен был  возмутиться,  а не
пожимать  плечами,  говоря,  что это несчастный  случай.  Человека  насмерть
избивают  полицейские, которые должны его защищать! И если  я ежедневно буду
видеть  новые  и  новые убийства, если Бришо  умрет  от ран, если  меня тоже
убьют, это  не изменит дела: того человека убили полицейские,  а у него даже
не было права дать им сдачи".
     Он не хотел разговаривать с Буасси. Не хотел  видеть  коллег, не хотел,
чтобы  его похлопывали по  плечу, дружески поздравляли.  Марта  была  права.
Механизм,  пущенный в ход, чтобы  замять дело,  действовал.  Чтобы оправдать
его, оправдать  всех,  кто был в здании, за исключением, наверное, лишь  тех
двоих, которые избивали, -- без жертв не бывает победы.
     Он не  хотел  об этом  думать. О том,  что  оправдал себя мелкой ложью,
которую к тому же вложил ему в рот Корентэн.
     Он вышел на улицу. Заморгал от неожиданного солнечного света.  Постоял,
позволяя  лучам ласкать себя, посмотрел на  листья деревьев, ко'лышащиеся от
слабого ветерка.
     И двинулся в путь.  Его машина  стояла  у главного входа, но теперь ему
хотелось идти  пешком. Он  шел  сердитым, быстрым  шагом, словно желая  себя
утомить. Теперь он знал, куда идет.
     VIII
     Маленький  тренировочный зал Ламана как будто стал еще  более облезлым,
чем  в  прошлый  раз.  Проникающий  сквозь  окно солнечный  свет обнаруживал
скопившуюся  в углах пыль, пятна на коврах. Ламан дремал, положив  голову на
письменный стол. Два спортсмена отрабатывали

     на ринге броски в падении; они делали это медленно, неторопливо, словно
очень устали и все им надоело. Кроме них, в зале болталось еще трое. Двое --
возле гантелей, третий -- у мешка с песком, но не тренировался с ним, только
глядел, как на врага, и время от времени с отвращением пинал ногами. Швейцар
из  "Рэнди кока" стоял у  ринга,  глядя на тренирующуюся пару. Почувствовав,
что Альбер наблюдает за ним, повернул голову, и взгляды их встретились.
     В тренировочном зале царили тишина и покой.  Даже пролетавшие мимо окна
поезда метро  не  нарушали по-настоящему  спокойствия: через  толстые стекла
звуки доносились глухо.
     Все словно доказывало, что жизнь может проноситься за окнами, там могут
убивать,   преследовать,  но   здесь  существуют  лишь   броски,  падения  и
разработанные бицепсы.
     Швейцар  подошел  к нему.  Он был  чуть пониже Альбе-ра, но значительно
шире. В тренировочном костюме он  не казался  таким грузным и неловким,  как
ночью, в темном костюме с подложенными плечами.
     --  Я еще  не  поблагодарил  тебя...  --  начал  Альбер. Швейцар  пожал
плечами.
     -- Ради этого ты пришел?
     • -- Ну...  -- Ему хотелось кое о чем спросить швейцара, но  он не
желал, чтобы тот подумал, будто он пришел только для этого.
     -- Твои коллеги всю ночь продержали меня в  полиции. Не поверили, что я
не  знал  хмыря.  Допрашивали  по  очереди.  Пытались  подловить. Показывали
фотографии, говорили,  будто есть свидетели, что убитый тип наш завсегдатай.
Ругали меня -- почему не крикнул раньше.
     Альбер молчал.
     --  Пытались  спровоцировать.  Оставили  одного   в  комнате   с  тощим
плюгавеньким  сопляком,  а  тот нагличал и  толкался.  Я бы  одной  оплеухой
размазал его по стене так, что при следующем ремонте мастерками пришлось  бы
соскребать. Я знал, что они этого ждут, но все-таки едва сдержался.
     -- Не сердись, -- сказал Альбер. -- Когда ранят полицейского, остальные
сатанеют.
     -- Бог свидетель, я спас ему жизнь. Не закричи я тогда, хмырь перерезал
бы ему глотку и, прежде чем ты выхватил пистолет, исчез бы.
     -- Знаю, -- ответил Альбер. -- Спасибо.

     Оба  замолчали. Смотрели  на  ринг,  будто  их  интересовали  броски  и
падения.
     -- Почему другие фараоны не такие, как ты?
     Альбер опустил голову. "И  я  не лучше их, -- думал он. -- Марта права,
возможно, когда-то я был лучше, но-это было давно".
     -- В  тот  момент,  когда  я застрелил преступника,  с  места  сорвался
красный "БМВ", -- сказал он наконец.
     -- Да.  Машина простояла там  весь  вечер.  В ней  сидели  двое, курили
сигареты, вроде ждали кого-то.
     -- Убитый выскочил из той машины?
     -- Да.
     "Явно они следили за  Шарлем,  --  размышлял Альбер.  -- То  есть,  они
хотели убить его вовсе не из-за того,  что он в баре о чем-то узнал:  они не
могли знать заранее -- ни куда он пойдет, ни что там ему скажут".
     -- Когда те  трое искали у вас  Колля, они  на  самом деле не  сказали,
зачем он им нужен?
     -- Нет, не сказали.
     -- Вчера все были уверены, что Фанфарона убил Колль. Откуда вы узнали?
     -- Кто-то сказал девочкам. Не знаю, кто именно.
     -- И не предполагаешь?
     -- Послушай, я не вчера родился.
     -- Почему ты нам не сказал?  -- Альбер махнул рукой.  --  Или почему не
схватил Колля? Фанфарон был твоим приятелем, так ведь?
     --  Брось,  -- ответил швейцар. -- Я достаточно долго работаю в  ночных
заведениях, научился не высовываться, когда не следует.
     -- Ты их боишься.
     -- А как не бояться?  Одно дело  швырнуть  пьяного, который  воображает
себя силачом, другое  впутаться в  дела этих. Думаешь,' мне  с ними сладить?
Черта с два! В честной борьбе  -- да, но где тут честная борьба? Они нападут
на меня со спины, как на беднягу Фанфарона, набросятся  вдесятером, прирежут
или застрелят... Я не могу с ними  связываться. Каждый вечер я должен быть в
баре, меня в любое время найдут, они знают, где искать.
     -- Ну что ж, спасибо, -- еще раз сказал Альбер.
     Швейцар  грустно пожал плечами. В зале было  тихо. Два борца, прекратив
тренировку, отдыхали, опершись на веревки  ринга. Над головой Ламана, жужжа,
летала  муха,  старик во  сне  сделал  несколько  сердитых  движений,  потом
смирился. Альбер охотнее всего остался бы здесь,
     --

     в этом сонном  покое. Он медленно шел к выходу. У мешка с песком никого
не было. Снизу подъемом ступни он , подбил мешок и в том же темпе  ударил по
нему рукой. | Мешок был набит очень туго. Даже через ботинок он чуть было не
сломал  себе ногу, и  рука у него  заныла,  Ц  Он  оглянулся. Швейцар стоял,
уперев руки в бока. Альбер помахал ему и постарался выйти не хромая.
     Они сидели в старом "ситроене". Припарковались на набережной так, чтобы
удобно было следить за входом в Главное полицейское  управление. Один из них
посмотрел на часы.
     -- Обедать-то он пойдет?
     -- Чего тебе не терпится?
     -- Я просто сказал, что к обеду он, наверное, выйдет.
     В майках-безрукавках, с длинными, грязными воло- ,; сами, свисавшими на
шею, они не были особенно мускулистыми, да и  мышцы живота этих типов  силой
не  отличались; грудь их охватывали пояса безопасности. Парни  эти  не  были
снайперами,  не  были  мастерами  автовождения,  не  обладали   обостренными
рефлексами.   Зато   под   правым  сиденьем   машины  у  них   лежал  легкий
короткоствольный автомат.
     Оба  одновременно  увидели  Альбера. Он приближался к  входу  в Главное
управление со  стороны  улицы.  Слегка прихрамывая,  держа  в  руках пиджак.
Кобуры с пистолетом на нем не было.
     Один включил мотор, другой протянул руку под сиденье.
     -- Как он здесь очутился? Мы же не видели, как он выходил.
     -- Погоди! Смотри!
     Оба  уставились на  двух  полицейских  с автоматами, стоящих в воротах.
Когда же они успели .выскочить.  И  сколько  глаз следит за сыщиком Лелаком,
который, демонстрируя,  что у  него нет оружия, прихрамывая,  направляется в
здание?
     -- Чуть было не  влипли. -- Пассажир выпрямился, второй заглушил мотор.
Глубоко вздохнул.
     -- Здесь нам его не убрать.
     -- Откуда же он вышел? Второй задумался.
     -- Позвони шефу. А я пока послежу.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
     I
     Буасси отложил  кроссворд  и, напустив на  себя важность, рукой  сделал
Альберу знак, чтобы тот вышел в коридор. В комнате, кроме них, были еще трое
коллег: всем бросилось в глаза, что Буасси с Лелаком что-то замыслили.
     -- Есть оружие!
     Альбер  простил  Буасси,  что он  слишком близко придвинулся  к  нему и
говорит чуть ли не прямо в лицо.
     -- Где?
     -- Завтра получить.
     Альбер вздохнул. Отступил и спиной уперся в стену.
     -- Тебя шеф искал.
     -- Да? -- Он  двинулся было  к  начальству  -- самый лучший  предлог на
несколько минут освободиться от Буасси.
     -- Он велел передать тебе вот это.  -- Из кармана  старомодного пиджака
он  вынул  конверт.  --  Сказал,  чтобы  ты  хорошенько обдумал,  как будешь
действовать. А если тебе нужны люди, отыщи инспектора Гуафа.
     Альбер не стал вскрывать конверт.  Корентэн дал ему то, что  он просил,
по-видимому, это тоже  входило в сделку, о которой ни слова не было сказано.
Ордер на обыск с  указанием  о  том, как  им  пользоваться.  Он взглянул  на
Буасси.  Шофер-маэстро,  горластый,  самоуверенный   Буасси   показался  ему
усталым, стареющим мужчиной
     -- Девушка та объявилась? -- спросил он. Буасси какой-то момент не  мог
сообразить, о чем идет речь. Потом поковырялся в кармане.
     -- Нет. Но я сказал, что нас это дело интересует. Что-нибудь неладно?
     --  Не знаю. -- Он тактично слегка отодвинул  Буасси в сторону.  -- Где
найти этого инспектора Гуафа?
     II
     Гуаф  оказался  человеком, лишенным  юмора и фантазии; он  тотчас начал
задавать Альберу вопросы, которых тот больше всего желал избежать. Инспектор
захотел  узнать, где  и когда состоится акция. Захотел узнать,  в чем вообще
дело. Альбер постарался  вежливо уклониться от  ответа. Гуаф заявил,  что  в
таком случае не сможет
     *

     в этом сонном nokoe. Он медленно шел к выходу.  У мешка с песком никого
не  было.  Снизу  подъемом ступни он подбил мешок и в том же темпе ударил по
нему рукой. Мешок был набит очень туго. Даже через ботинок  он  чуть было не
сломал себе ногу, и рука у него заныла. Он оглянулся. Швейцар  стоял, уперев
руки в бока. Альбер помахал ему и постарался выйти не хромая.
     Они сидели в старом "ситроене". Припарковались на набережной так, чтобы
удобно было следить за входом в Главное полицейское управление.  Один из них
посмотрел на часы.
     -- Обедать-то он пойдет?
     -- Чего тебе не терпится?
     -- Я просто сказал, что к обеду он, наверное, выйдет.
     В майках-безрукавках, с длинными, грязными волосами, свисавшими на шею,
они  не были  особенно  мускулистыми, да и мышцы живота этих типов  силой не
отличались; грудь  их  охватывали пояса  безопасности.  Парни  эти  не  были
снайперами,  не  были  мастерами   автовождения,  не  обладали  обостренными
рефлексами.   Зато   под   правым   сиденьем  машины  у  них  лежал   легкий
короткоствольный автомат.
     Оба одновременно  увидели  Альбера. Он  приближался к  входу в  Главное
управление  со  стороны  улицы. Слегка  прихрамывая,  держа в  руках пиджак.
Кобуры с пистолетом на нем не было.
     Один включил мотор, другой протянул руку под сиденье.
     -- Как он здесь очутился? Мы же не видели, как он выходил.
     -- Погоди! Смотри!
     Оба уставились на  двух  полицейских с  автоматами, стоящих в  воротах.
Когда  же они успели .выскочить. И сколько глаз  следит за  сыщиком Лелаком,
который, демонстрируя,  что у него нет оружия,  прихрамывая,  направляется в
здание?
     -- Чуть было не  влипли. -- Пассажир выпрямился, второй заглушил мотор.
Глубоко вздохнул.
     -- Здесь нам его не убрать.
     -- Откуда же он вышел? Второй задумался.
     -- Позвони шефу. А я пока послежу.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
     I
     Буасси  отложил  кроссворд  и,  напустив на себя важность, рукой сделал
Альберу знак, чтобы тот вышел в коридор. В комнате, кроме них, были еще трое
коллег: всем бросилось в глаза, что Буасси с Лелаком что-то замыслили.
     -- Есть оружие!
     Альбер  простил  Буасси, что  он слишком  близко придвинулся  к  нему и
говорит чуть ли не прямо в лицо.
     -- Где?
     -- Завтра получишь.
     Альбер вздохнул. Отступил и спиной уперся в стену.
     -- Тебя шеф искал.
     -- да? -- Он двинулся  было к начальству  --  самый  лучший предлог  на
несколько минут освободиться от Буасси.
     --  Он велел передать тебе вот это. -- Из кармана  старомодного пиджака
он  вынул  конверт.  --  Сказал,  чтобы  ты  хорошенько обдумал, как  будешь
действовать. А если тебе нужны люди, отыщи инспектора Гуафа.
     Альбер не стал вскрывать конверт.  Корентэн дал ему то,  что он просил,
по-видимому, это тоже входило в сделку, о которой  ни слова не было сказано.
Ордер  на обыск с  указанием  о том,  как им пользоваться.  Он  взглянул  на
Буасси.  Шофер-маэстро,  горластый,   самоуверенный  Буасси  показался   ему
усталым, стареющим мужчиной
     -- Девушка та объявилась? -- спросил он. Буасси какой-то момент не  мог
сообразить, о чем идет речь. Потом поковырялся в кармане.
     -- Нет. Но я сказал, что нас это дело интересует. Что-нибудь неладно?
     -- Не знаю. -- Он  тактично  слегка  отодвинул Буасси в сторону. -- Где
найти этого инспектора Гуафа?
     II
     Гуаф  оказался человеком, лишенным  юмора и  фантазии; он  тотчас начал
задавать Альберу вопросы, которых тот больше всего желал избежать. Инспектор
захотел узнать,  где и когда состоится  акция. Захотел узнать, в чем  вообще
дело.  Альбер постарался вежливо  уклониться  от ответа. Гуаф заявил,  что в
таком случае не сможет
     *

     помочь,  Альбер сослался на  Корентэна,  Гуаф  -- на различные  приказы
Министерства внутренних  дел, номера которых он, очевидно, выучил  наизусть.
Альбер завел  речь  об интересах следствия, Гуаф заявил, что  не  Альберу об
этом судить.  Альберу очень недоставало Бришо. Тот сумел бы привести в ответ
подходящий приказ, был бы сам знаком с Гуафом или его  шефом, обезоружил  бы
того несколькими фразами, которые Альберу никогда не приходили в голову.
     После  затянувшихся  на час  препирательств  Альбер все  еще  не  знал,
получит ли он в случае необходимости  людей, уверен  же был лишь в  том, что
приобрел нового врага.
     Обедать  он  не  пошел.  Велел  принести  себе  сандвичей  и  попытался
работать. Дело продвигалось с  трудом,  почти ежеминутно  приходилось  снова
заставлять себя  сосредоточиться.  То, что он  делал, не  было по-настоящему
важно,  он  успел  бы  закончить  работу  завтра  или послезавтра. Но  лучше
заняться  этим, чем  думать  о  Гуафе, Бришо или  разговоре,  состоявшемся в
кабинете Корен- • тэна.
     Минуты  текли  медленно. Казалось,  за каждую  из  них нужно специально
бороться, каждые прошедшие полчаса  нужно  праздновать. Он  позвонил  Марте.
Хотел  сказать, чтобы была  поосторожнее. Оглядывалась,  не следит ли за ней
кто-нибудь, запирала бы за собой двери. Но так ничего и не сказал. Как может
защитить  себя Марта? Он отогнал эти мысли и продолжал напрягать мозг, желая
хоть что-нибудь из него выжать. Когда время работы истекло, он почувствовал,
что освободился  от цепей.  Вытащил из-под стола  спортивную  сумку, положил
руку на плечо Буасси:
     -- Надеюсь, отвезешь меня?
     Буасси был обидчив. Если Альбер не счел нужным  ввести его в курс дела,
спрашивать  он не станет.  Отвезет этого  зазнайку куда  тот  хочет, хоть на
тренировку таи чи чуан, коли тот ничего лучшего не  придумал. Но сделает это
не по дружбе, а потому, что приказал Корентэн. Раз Лелак так себя ведет, вся
дружба врозь!
     Им предстояло проехать через шумный, окутанный дымом город. Создавалось
впечатление,  будто  именно  сейчас  все пустились  в путь, все вывели  свои
машины  из гаражей,  все  куда-то заспешили и стремятся  выгадать  несколько
минут за счет  остальных. Будто все, кто движется впереди, -- либо неловкие,
начинающие ученики,

     либо женщины-водители,  либо старые дядюшки  в шляпах. Будто все едущие
за  ними недоумки города, вообразившие, что могут претендовать на  участие в
автомобильных гонках, проявляют нетерпение. Альбер  благодарил небеса за то,
что не он ведет машину. И Буасси  был не в духе.  Он, не переставая, ворчал,
внезапно тормозил, неожиданно брал повороты. Альбера замутило. Он  глянул на
часы.
     -- Спешишь? -- спросил Буасси.
     -- Нет,  --  быстро  ответил Альбер. Он совсем  не хотел,  чтобы Буасси
прибавил  скорость. В  нем  все еще жили  остатки  того панического  страха,
который охватил  его, когда он впервые сел рядом с  Буасси. Вихрь мелькающих
лиц,  машин,   светофоров,   перекрестков,  приближавшиеся   слева,  справа,
навстречу  мотоциклисты,  автобусы,   трейлеры   --  страшный   сон!  Буасси
совершенно  менялся, когда "спешил", он становился красивым, ничего смешного
в нем не  было. Он превращался в компьютер,  в который заложены все скорости
движения  транспорта,  все  направления  и  даже все  суетливые,  испуганные
реакции водителей.
     -- Если ты спешишь... -- Глаза Буасси остановились на зеркальце заднего
вида, потом он глянул вперед, и рука скользнула к переключателю скоростей.
     -- Нет, -- хотел сказать Альбер, но  было уже поздно. Буасси  разглядел
щель между  машинами, переключил скорость и с силой  нажал  на газ. Какое-то
время Альбер пытался подметить трюки  Буасси, но  потом  отказался от  своей
попытки. Они  находились на встречной полосе, и Буасси не выказывал никакого
желания  вернуться  обратно. Появилась  встречная  машина,  Буасси  прибавил
скорость. Справа рядом  с ними уже бежал спуск транспортного тоннеля. Альбер
чувствовал себя как под ледяным душем. Его охватило приятное головокружение,
потом  он  ощутил нехватку  воздуха.  "Скорее!"  --  думал  он. Лицо  Буасси
раскраснелось, глаза блестели. Затем  он  внезапно затормозил,  рванул  руль
вправо и схватился за ручной тормоз. Машина  послушно задним ходом въехала в
тоннель; Буасси сразу  переключил скорость, дал газ, чтобы,  подстроившись к
остальным, затесаться между двумя фургонами.
     -- Вот дьявол, -- только и проговорил Альбер.
     Такой   поворот   он   тоже   разучивал   по   руководству  мастерского
автовождения, пока Марта не отобрала у него покореженный "рено" и не сослала
книгу на самую верхнюю полку.

     -- Ну и зараза, -- сказал шофер старого "ситроена". -- Не думал, что он
нас засечет.
     -- А ты не мог за ним поехать?.
     Сидящий  за  рулем  не ответил.  Сбавил скорость, с завистью  глядя  на
покрывающие тротуар террасы.
     -- Что будем делать?
     Они свернули вправо, "ситроен" мягко покачивался на поворотах.
     -- Сменим машину. И припаркуемся у него перед домом.
     Они поставили "ситроен"  на  первое же  свободное  для  парковки место,
положили в спортивную сумку автомат и, когда вылезли, закрыли дверцу. Машину
они угнали, однако знали, что чем позднее  это бросится кому-нибудь в глаза,
тем лучше.
     * III
     Ордер  на  обыск он  оставил  у  Буасси  --  а  вдруг  его  вещи  будут
просматривать.  Буасси  входить не захотел, даже до  бара не  пожелал дойти,
лучше он останется в машине и почитает. И он вытащил приключенческий роман в
рваной  обложке.  Но  Альбер  не  сомневался в  том,  что,  когда выйдет  из
"Академии", застанет Буасси склонившимся над мотором.
     -- Будь осторожен, -- сказал он. --  Чтобы с тобой ничего не случилось,
пока я там. Глаза Буасси испуганно дрогнули.
     -- Поторопись, --  сказал он  вслед  Альберу и тщательно  запер  дверцы
машины.
     Принимавшая его в члены клуба регистраторша приветствовала Альбера, как
старого знакомого.  Улыбнулась  ему и пухленькая женщина  из их  группы.  От
стойки бара доносился смех. В раздевалке действовал кондиционер, Альбер чуть
не  замерз,  пока  раздевался.  Почему  он  не  может  приходить  сюда,  как
обыкновенный член Спортивного центра?
     До  гимнастического  зала  он шел  вместе  с бородатым ф"илософом.  Тот
рассуждал  о снимающей напряжение энергии. Альбер делал вид, что  слушает. В
сторону бунгало  он бросил всего  один  взгляд. "Мерседес"  стоял на  месте,
впрочем, ничто  не указывало  на  то,  что  в доме  есть обитатели.  Пустыми
казались и остальные, бунгало,  вероятно, их жильцы  отдыхали. Дом,  который
сзади охранял страж, с дороги не был виден.

     -- Очень важно  состояние Внутренней Улыбки,  -- произнес Альбер, когда
философ умолк.
     -- Да, да, Внутренней Улыбки! -- с воодушевлением подхватил бородач.
     К сегодняшнему дню из первоначального состава их группы остались только
пятеро  любителей.  Инструктор  оглядел  их,  словно  раздумывая,  стоит  ли
проводить тренировку. Альбер стоял между философом и, хотя и пухленькой,  но
сравнительно смазливой женщиной лет тридцати. Они занялись медитацией, потом
дыхательными  упражнениями, затем приступили к  тренировке. У остальных дело
шло  чуть  лучше,  по крайней мере они знали  порядок  шагов.  "Теперь  я уж
никогда не научусь", -- думал Альбер. Пять минут спустя он сделал вид, будто
у него схватило  желудок,  извинился  и вышел. Войдя в маленькую раздевалку,
закрыл  за собой дверь.  Постоял, прислушался. До него доносились  спокойный
голос  инструктора,  ведущего  отсчет,  звуки  шагов  и  ничего  больше.  Он
успокоился. Зашел  в  туалет, запер  дверь. Теперь  уже  сноровисто и быстро
разобрал  окно,  выглянул, взмахнул  ногой и  выбрался,  полувыполз  наружу.
Первую половину дистанции он  преодолел бегом, потом лег на живот и начал --
действие  раздражающее  и тягучее  -- ползти. Он  двигался медленно,  как  в
прошлый раз, преодолевал небольшие отрезки  пути, останавливался и оглядывал
местность. Знал, что надо рассчитывать и на сюрпризы, но все  же чуть все не
испортил. Первый страж был на своем месте по ту сторону маленькой лужайки, а
второй сидел на толстой ветке дерева наискосок от изгороди. К счастью, сидел
он спиной к Альберу, опершись о дерево, только  плечи его виднелись с земли.
Альбер осторожно оттянулся  чуть-чуть назад.  "Нет  смысла  идти  дальше, --
подумал он. -- Явно два стража здесь не случайно". Однако назад возвращаться
не стал. Очень уж хотелось подобраться ближе к тому дому и заглянуть в окно.
Хотелось  знать,  что произойдет, когда  инспектор  Гуаф  со  своими  людьми
атакует дом.  Сколько  вооруженных людей их встретит  и стоит  ли  результат
жертв.  Если исчезнувшей девушки  там  не  окажется,  он на всю жизнь станет
посмешищем.
     Он потянулся  под мышку  за  оружием. Вдруг рука его  замерла: он  же в
гимнастическом костюме! Да и пистолет у  Корентэна! Сидящий на дереве  страж
шевельнулся. Он не  уловил движения Альбера, просто заерзал, отыскивая более
удобное положение. Потом взглянул на другого

     часового, и Альбер понял,  что это  самый подходящий момент  для  того,
чтобы  прокрасться дальше.  Но  времени  уже  нет. Глянул на часы: до  конца
тренировки оставалось двадцать  пять минут.  Медленно, осторожно он двинулся
назад.  С  облегчением  вздохнул,  добравшись до деревьев.  Побежал  легким,
неслышным шагом, слегка пригнувшись, обходя ветви деревьев, камни. На опушке
леска  остановился.  До  дома теперь  всего  несколько  метров,  их придется
преодолеть без прикрытия. Чтобы поскорее добраться  туда, надо пробежать или
пройти прогулочным  шагом, будто у него тут какое-то дело. Если кто и увидит
его, причин для подозрений не окажется. Но кто тут увидит? Он двинулся было,
но вдруг за спиной услышал звук.
     -- Пуфф, -- произнес голос. Он мгновенно повернулся.
     -- Пуфф, пуфф.
     Альбер бросился в сторону и покатился по земле. Его  охватил панический
страх,  чуть ли не подвывая, он ждал  смертельного  выстрела. Но выстрела не
последовало. Перед ним с удивленным, слегка  испуганным лицом стоял  ребенок
примерно  лет  восьми, светловолосый, подстриженный  под горшок. Он сжимал в
руке игрушечный пистолет, производивший полное впечатление настоящего.
     Видимо, ребенок сам  испугался того, что  его атака так хорошо удалась.
Он не стал дожидаться, пока бранящийся Лелак с трудом поднимется, неожиданно
повернулся и умчался в направлении деревьев.
     "Проклятущая жизнь",  -- проворчал Альбер, подошел к окну, ухватился за
край его, подтянулся и влез. Делал он это с трудом,  от  неудачного  падения
кружилась  голова, он  едва владел телом, спина  при каждом вдохе отзывалась
болью.  Но  вот  он  потерял  равновесие,  ноги  стукнулись  о  дверь,  руки
соскользнули,  и он с шумом растянулся на полу, ударив голову. На лбу горячо
запульсировала жилка. Он встал. Спустил воду в унитазе. Вышел из кабинки. На
лбу не было шишки, только блеклое красное пятно, которое -- он знал по опыту
--   вскоре   станет  темно-синим.  Лицо  его  было'подозрительно   белым  и
измученным. Он сделал глубокий  вдох и вошел в гимнастический зал. Остальные
в этот  момент, встав  на пятки,  подтягивали  руки к груди, потом,  вытянув
вперед ладони, сделали шаг, будто толкая что-то перед собой.
     -- Вам плохо? -- сочувственным тоном спросил инструктор.
     Альбер кивнул головой.

IV
     -- Тебе плохо? -- спросил Бришо.
     Он  лежал прикрытый  до подбородка,  хотя в комнате была жара, давящая,
неприятная, вызывающая сильное потоотделение.
     -- Да, -- ответил Альбер. -- А тебе?
     Вопрос был идиотский. Из-под одеяла тянулась какая-то трубка к треноге,
Бришо лежал как полутруп. Альбер  хотел что-нибудь принести ему, но  у  него
просто выскочило из головы. Буасси за всю дорогу не сказал ни слова, а потом
явно  обиделся еще больше,  когда  Альбер пожелал один  подняться к Бришо. В
палате  у  него  он  застал  восточную  девушку-танцовщицу.  Она  сидела  на
маленьком стульчике у кровати и держала Бришо за руку.  Не сказав ни  слова,
когда вошел  Альбер,  тут  же встала,  расправила  юбку, улыбнулась Шарлю  и
удалилась.
     -- Спасибо, -- сказал Бришо.
     Альбер пожал плечами. Что ему ответить? Пожалуйста? Не  стоит, пустяки?
Бришо на минуту  прикрыл  глаза. Альберу захотелось уйти. Не может он долгие
часы  тихо сидеть у  постели больного, как эта девушка. Целый день он  ждал,
когда удастся  поговорить  с Шарлем, а теперь не знает,  что сказать. Это не
тот Бришо,  с  которым он рвался  поговорить. Это больной Бришо,  больничный
Бришо, бедняга, напичканный болеутоляющими средствами.
     -- Сядь, -- простонал тот.
     Альбер  послушно  сел.  Он  чувствовал,  что  скоро  зажарится,  ощущал
отчаянную панику, которая  обычно охватывала его  в больницах:  вот что ждет
его,  болезнь, ранения, смерть. Казалось,  над  ним  смеются блестящие иглы,
зажимы, фарфоровые  тазики  --  неважно, что  сейчас он  уйдет,  это  только
отсрочка.
     -- Почему ты не раскроешься? -- грубо спросил он. -- Девица ушла.
     -- Потому что зябну, -- сказал Бришо.
     Альбер  глянул  на  часы. За столько  времени Буасси  нашел,  вероятно,
инспектора Гуафа.  Если все пойдет как  надо,  через полчаса  люди будут  на
месте.
     --  Что  случилось?  --  спросил  Бришо. -- В  баре сказали, что  Колль
убийца. Они не видели, но...
     -- Он убийца, -- сказал Альбер и наклонился вперед, опершись локтями  о
колени. -- Ты спрашиваешь, почему? _ продолжал он, хотя Бришо не произнес ни
слова, лежал неподвижно, прикрытый до подбородка. -- Спраши-

     ваешь, какой в этом смысл? Кому это выгодно? -- Он поднял голос, словно
обращался к большой аудитории. -- Видишь,  двадцать лет мы делаем эту работу
и  до сих  пор еще верим,  что все имеет смысл. Эта  работа не для  нас.  Мы
слишком много рассуждаем, у нас слишком богатая фантазия...
     --  Почему  он  его  убил? -- спросил Бришо. На глаза  ему упала  прядь
волос, но он не откинул ее, возможно, не мог даже шевельнуть рукой.
     --  Просто  так,  --  сказал  Альбер. -- Потому  что  они  поссорились.
Фанфарон не  так на него посмотрел. Потому что он был таким типом, с которым
нельзя вести себя нагло. Достаточно оснований?
     -- А кто убил его самого и почему? Альбер будто не слышал.
     -- Если  у тебя спросят, почему совершается большинство убийств, тяжких
телесных повреждений, что ты скажешь? Просто так. Пили. Ссорились. Поспорили
о том, у кого больше прав на место для стоянки машины. Толкнули друг друга в
танцевальном  зале. Кому-то  понадобилось сто  франков, а он  знал,  что тот
скупердяй все  равно ему денег  не даст. Вот из-за этого убивают, а  не ради
наследства, не ради состояния, которое сложно приобрести, и  вовсе  не из-за
того, что  кто-то стоит на пути другого. Это жизнь, мой  друг.  Нас смущало,
что Фанфарон был огромным и сильным, мы забыли, что в глазах множества людей
такой  человек -- прямой вызов. Смущало и  то, что  газеты  полны статьями о
состязаниях  по  кетчу,  словно  о  другом  и  писать  нечего,  словно  всех
интересует только одно: организуют ли эти соревнования, имеет ли государство
право их запретить или нет.  Мы совершили ошибку, друг мой,  когда  во  всем
искали смысл.
     Бришо закрыл глаза. Альбер, не спрашивая, спит ли он, продолжал:
     -- Колль  привязался к Фанфарону  в  баре. Нормальный человек такого не
сделает,  но,  говорю тебе, здоровенный,  сильный человек  нервирует многих.
Однако же  и  у  Колля ума хватило поджать  хвост, когда  Фанфарон привстал.
Думаю, за это  ему еще больше захотелось отплатить вольнику. Он подождал его
на улице и, подобравшись со спины, перерезал глотку. Велико дело -- подбежал
сзади  и  полоснул ножом. Для этого не  нужно  ни силы, ни ловкости, ни даже
смелости. Но он  был собой очень  доволен.  И  --  смею тебя успокоить -- ни
секунды не испытывал угрызений совести.

     Бришо открыл глаза. Он говорил тихо, медленно, было видно, что речь ему
дается с трудом.
     -- А кто убил его и почему?
     -- И тут появились мы. Великие сыщики. Фанфарона, мол, убили противники
состязаний  по  кетчу.  Но  почему? Чего  они этим  достигли? Взять  хотя бы
организаторов соревнований. -- Он махнул рукой. -- Все делается не так. Если
спортсмена  хотят уничтожить,  его и пальцем  не  тронут.  Просто с  ним  не
заключат  контракта,  и  вскоре  после этого  он сможет отправляться грузить
вагоны.   Реклама?  Жиле,  руководитель  лагеря   противника,   работает  на
организаторов соревнований "Все дозволено"! Раскрою тебе еще секрет. Все эти
соревнования  сплошное  жульничество.  Кого  в  наше  время  интересует, что
несколько идиотов забьют друг друга? Великая находка в  этом деле  вовсе  не
то,  что на  ринге  все дозволено, а  то,  что  режиссеры соревнований  сами
организуют и движение протеста! Впрочем," нет ничего естественнее, чем такой
кетч. Что ты повсюду видишь?  Насилие. Бессмысленное  насилие,  насилие  без
расчета на выгоду. Так что же теперь делать с вопросом: кому это выгодно? --
Альбер все больше злился, еще счастье, что Бришо был  в отдельной палате. --
Бессмысленно взрывают,  бессмысленно воюют, отправишься  в  путешествие, все
время испытываешь страх, что  украдут твою машину, ограбят тебя или захватят
и угонят самолет, на  котором ты летишь. Теперь  в местах развлечений ты уже
не танцуешь, не „беседуешь,  а следишь,  чтобы к  тебе  не придрались.
Сейчас  молодежь  жаждет  выглядеть не элегантной,  а устрашающей! Сейчас  в
кинокомедиях смеются, когда у кого-то в руках взрывается граната и  отрывает
ему обе кисти.  Сейчас даже у меня не возникают  подозрения,  когда  всего в
нескольких  шагах от моего кабинета  кого-то  забивают насмерть.  Почему  же
насилию не проявляться именно в преступлениях?
     Голос Бришо прозвучал сильнее, чем раньше:
     --  Если ты сейчас не  скажешь, кто убил Колля и  почему, у меня  будет
приступ,  и я позову  сестру. Но, --  и удивительно проворным  движением  он
вытащил  руку из-под одеяла и  предупреждающе поднял палец, -- если посмеешь
сказать, что  его  тоже  убили  просто  так,  из-за  того  что кому-то  была
несимпатична его физиономия, я сверну тебе  шею. Наверное, не сейчас, а лишь
в том случае, если меня вылечат, но шею я тебе  сверну! И не говори, что  на
меня тоже^напали случайно!!!

     --  Нет,  --  сказал  Альбер. -- Не  случайно,  а потому  что  мы  были
идиотами. Все  это я говорил для  того,  чтобы  ты понял, какими идиотами мы
были. Этого  о нас никто и никогда не  предполагал. Все знали,  в  чем дело.
Кто-то перерезал здоровенному дубине глотку -- так  ему и надо. И все. И вот
тогда  появляемся   мы,  начинаем   повсюду  разнюхивать.  Как  там  дела  с
соревнованиями по  кетчу? Кто их финансирует? И дразним Реноде, и дразним Ле
Юисье, и дразним того типа из Министерства спорта, и Жиле, и кто знает, кого
еще! Как ты думаешь, что они подумали?
     --  Что  убийство  Фанфарона  только предлог. -- Глаза Бришо  блестели,
похоже, он опять становится прежним.
     --  Именно.  Они тонко попытались нас остановить, выбить этот предлог у
нас  из-под  ног. Твой  заместитель министра велит своему  приятелю-депутату
позвонить  Корентэну. Таинственный заявитель доносит по телефону, кто убийца
вольника.  Но  мы  затыкаем  уши,  завязываем глаза,  не видим,  не  слышим,
становимся почти  такими  же, как  три  обезьяны, но не  совсем, потому  что
все-таки продолжаем говорить. И что же происходит?
     -- Они еще больше убеждаются в том, что все это предлог.
     -- Да. Но теперь  они действуют тверже. Пытаются на блюде  поднести нам
убийцу, только  бы мы  отвязались, слезли с них. Те  трое  субъектов  искали
Колля, по-моему, не для того, чтобы убить.
     -- А для чего?
     -- Уговорить, чтобы сдался.
     --  Да брось, не может быть! -- Бришо, разволновавшись, пошевелился,  и
лицо его исказилось от боли.
     --    Еще   как   может!   До   каких   пор   такой    Колль   остается
хулиганом-поножовщиком?  До тех, пока поджидает  кого-либо на темной улице с
ножом  в  руках. Настоящей борьбы  он  боится. А когда такая  личность,  как
Реноде, что-то ему прикажет, он от страха обделается.
     -- Но почему же он не послушался?
     -- По-моему... -- На  момент  он умолк,  еще раз обдумывая свою  мысль,
чуть ли не наслаждаясь тем, как  все  прекрасно сходится. -- По-моему, когда
Колль узнал,  что его ищут трое  крутых  ребят,  он, видимо, подумал,  будто
приятели  Фанфарона  хотят  за  него  отомстить.  Он  исчез,  притаился,  не
появлялся в обычных местах И когда те  типы нашли его, он, не ожидая никаких
объяснений, выхватил нож и бросился на них.

     Бришо задумался.  Вполне допустимо, что  так и произошло. Это,  правда,
предположение,  но   приемлемое.   Однако  Альбер  обычно  выступает  не   с
предположениями.
     -- А почему убили девушку? -- спросил он. Альбер пожал плечами.
     --  Я думал,  тебе ясно. Так и было, как говорили  танцовщицы из "Рэнди
кока".  Он  напился,  пьяный  похвастался  птичке своим  подвигом,  а  потом
пожалел.  Все.  А  что? Чего  ты  ждал?  Карту  украденного  и  запрятанного
сокровища? Но пошли дальше. За мной следили, потому что заметили: слишком уж
я кручусь вокруг Реноде. И на тебя напали из-за этого же.
     Бришо вздохнул.
     -- И все? Считаешь, на этом мы можем закончить? Успокоиться на том, что
Колля настигло возмездие, а ты застрелил того, кто напал на меня?
     -- Да, -- после недолгого размышления ответил Альбер.  -- Не думаю, что
мы  найдем  убийц Колля, а  если и найдем, они с легкостью  докажут, что это
была самозащита.
     -- А заместитель министра Леблан и Ле Юисье?
     -- У всех у них рыльце в пушку! Когда выздоровеешь и у тебя найдется на
это время, займешься расследованием. Это ведь как с закрытыми глазами ткнуть
в точку  на  карте, показывая, куда едешь. Езжай  в  любое  место! И куда ни
ткнешь, обнаружишь свинство.
     Бришо  сел.  Пижамной  куртки  на  нем  не  было,  гладкие, белые мышцы
казались хрупкими.
     -- Перестань говорить банальности.  Не потому  же я здесь валяюсь. И не
говори, что Реноде мафиози, это знает любой читатель газет. Расскажи, что он
делает!
     -- Похищает по заказам девушек, -- тихо произнес Альбер.
     Бришо снова лег. "Возможно, мы идиоты, -- думал он,  -- возможно, нашли
новый след, потянули за  "ниточку", как говорит Альбер. И снова попали прямо
ч точку.
     -- Вообще, это  тоже банальность, --  сказал Альбер.  -- Предположение.
Доказать его я не могу,  и полностью сам  не  уверен в этом. Только... я так
думаю.
     -- Как ты думаешь?
     Альбер  улыбнулся.  Бришо  во  всем ему  верит, убежден в его  правоте,
словно он непогрешим.
     --  Я  думаю, он похищает  молодых, красивых девушек-спортсменок.  Тех,
кого предварительно показывают


     по  телевидению.  Возможно,  он  их  сам  выбирает,  но,  скорее,   его
заказчики.  Хотелось бы, мол, ту лапочку,  которая была восемьдесят третьей.
Но  показывали ее в начале программы, такая  блондиночка с хорошей фигуркой,
на ней  еще  синее  платьице  было...  Они  прокручивают  видеомагнитофонную
запись, выясняют, кто эта девушка, и похищают.
     -- Дело такого размаха?
     -- Думаю,  он  и еще  кое-чем пробавляется.  И, по-моему,  это приносит
солидные барыши.  Наверное, можно  было бы похитить и женщин получше, но эти
не просто хорошенькие девушки,  а именно те, на  которых, сидя у телевизора,
облизываются, пуская слюни, богатые клиенты.
     Бришо покачал головой.
     -- Просто не верится!!!
     -- Видимо, не только тебе, и  другим будет трудно  поверить,  -- сказал
Альбер.
     Некоторое  время  они  молча  глядели друг на друга.  Затем Лелак снова
заговорил:
     -- Ты даже не спрашиваешь, как я это обнаружил и что собираюсь делать?
     -- Нет, -- ответил Бришо. -- Я устал. Альбер нерешительно встал.
     -- Тебя даже  не  волнует, что  Корентэн забрал  у меня  пистолет,  что
Буасси меня охраняет и, если я в течение двух-трех дней не запрячу Реноде за
решетку, меня тоже постараются убрать как тебя?
     --  Можешь все бросить, -- тихо произнес Бришо. -- Опубликуй в газетах,
что Фанфарона убил Колль, и ты закрываешь следствие. Они поймут.
     -- Наверное, так и следует поступить, -- сказал Альбер. Он направился к
двери. -- А может, уже поздно. Я боюсь за Марту.
     -- Тогда запрячь Реноде за решетку, -- сказал Бришо. --  Не говори, что
ты предпримешь, но действуй.
     Он  сделал  усилие, протянул руку и нажал кнопку звонка,  находившегося
над его головой.
     Альбер  тихо  вышел.  Когда у  лифта  он  оглянулся,  медсестра еще  не
появлялась.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
     I
     Марта Лелак вернулась домой в четыре  часа. Уроки у  нее были до шести,
но  она  отпросилась  пораньше, вдруг что-то  понадобится Альберу. Могла бы,
кажется, знать. Квартира  пуста, так пуста, словно Альбер уже в больнице или
на кладбище. Когда Бришо ранили, молния ударила очень близко от их дома. Она
подошла к окну. Альбер уехал на машине, возможно, так он меньше подвергается
опасности. По  крайней мере не пырнут ножом в толчее, не собьют автомобилем.
Марта и думать не хотела о том, что с ним еще могут сделать. Она  глядела на
символический  садик у дома, на пустую автостоянку. Как раз в этот момент на
нее въехала новая "ланча". Марту это  не обрадовало. У всех обитателей  дома
были свои  места на стоянке.  Когда  Альбер  вернется домой,  он  не  найдет
свободного места. Они как-то собирались написать номер своей  машины краской
на бетоне, как сделали прочие жильцы, но посчитали это смешным. А соседи так
не считали.  Не  случайно "ланча" встала на  их место.  В машине сидели двое
мужчин,  никто  из  них  не  вышел.  Марта  успокоилась.  Ждут кого-то.  Она
направилась в кухню и поставила чай.
     II
     Случилось  то, на что он  надеялся. Буасси обо  всем договорился вместо
него. Видимо,  сумел  лучше поладить  с инспектором Гуафом, чем он.  Получил
людей, несмотря на то, что Гуаф не  знал, куда они поедут и  зачем. Альбер и
думать не желал о том, что мог Буасси наговорить о нем Гуафу.
     Люди  ждали их  метрах в пятистах от Спортивного центра "Академия".  Их
было  двадцать,  как  он  просил; они  были  в пуленепробиваемых  жилетах, с
автоматами, в стальных касках. Альбер сунул в руки Буасси ордер на обыск.
     -- Пятерых посадишь к себе в машину, поедешь в "Академию". Скажешь, что
хочешь обыскать и прочесать всю местность, весь комплекс. О'кей?
     Буасси  глянул  на  него  исподлобья  маленькими  глазками.  Его  очень
задевало, что он не знает, в чем дело.
     -- Нет, не о'кей! Я не могу усадить пятерых в "пежо".

     Альберт  отошел  от  его  машины, сел  рядом  с  водителем  в  один  из
черно-белых полицейских автомобилей  и сделал знак,  что можно отправляться.
Лишь музыки  Моррисона не хватало: молчаливые мужчины отправляются  на штурм
вражеской крепости. Пожалуй, раньше он  подумал бы обо всем этом именно так.
Теперь он только испытывал страх. Боялся, что они ничего не найдут, и  он --
опозоренный --  станет  всеобщим  посмешищем. Интересно,  сейчас Альбера  не
пугало, что и его может постигнуть беда.
     По карте он раз  двадцать  проверил  дорогу,  но все-таки  они  чуть не
проскочили подъездной путь.
     -- Сюда! -- вскричал он.
     Водитель  что-то гневно  проворчал  про себя, сворачивая  на  грунтовую
дорогу. Они сбавили скорость, шофер пытался маневрировать  между рытвинами и
ухабами.
     -- Быстрее, -- сказал Альбер.
     Он не знал,  сколько стражей ожидают их и насколько они отчаянны. И  не
хотел оставлять им много времени на размышления.
     Хлопал и гремел амортизатор, когда они проваливались в рытвины, деревья
терлись о бока машины, словно и они хотели кинуться на полицейских.
     Здесь лужайка,  думал  Альбер. Здесь  должны быть двое часовых, которые
сейчас в  испуге решают, что  им делать. Если мы остановимся, выйдем, стражи
непременно тотчас откроют огонь.
     Пока  он  это обдумывал,  они  промчались  мимо  сторожевого  поста.  В
следующий  момент  он  увидел высокие, массивные решетчатые ворота,  которые
были  открыты.  И,  когда они приблизились, в них появилась машина.  Большая
черная машина, казалось, сейчас устремится на них  и опрокинет. Руки Альбера
вспотели.  Он  вытер  их  о брюки  и схватился  за "бардачок". Лелак  ощутил
колоссальное облегчение: перед ним был черный "мерседес".
     -- Это он, -- хрипло сказал Альбер.
     Водитель кивнул.  Альбер просил специально подготовленных людей. Теперь
он узнает,  что это значит. Водитель  затормозил и  рванул  руль в  сторону.
Буасси сделал бы это не так.  Машина чуть не легла на бок, затем ударилась о
дерево, стоящее вдоль дороги, и с громким  стуком и  скрежетом остановилась.
Альбер почувствовал,  что  какая-то  сила швыряет  его вперед, затем  ощутил
рывок на груди -- его удержал пояс безопасности. Нос машины разбился, из-под
капота мотора пробивался дым. Но по крайней мере дорогу они преградили. Пока
Альбер спо-


     хватился,  остальных  уже  не   было  в  автомобиле:  они  выбросились,
выкатились из  него.  Альбер посмотрел  влево,  увидел,  как останавливается
другая машина и люди в касках, будто на  тренировочных занятиях, выпрыгивают
и, пригнувшись, бегут к укрытию.
     Прогремел  выстрел.  Это  был  одиночный  выстрел, за  ним  последовала
короткая, но мощная автоматная очередь. И началось светопреставление. Альбер
наклонился вперед, закрыв руками голову. Не было смысла выпрыгивать, не было
смысла искать прикрытие. Прикрытия  уже не было, пули летали повсюду, словно
он сидел посреди поля боя,  где все хэхотятся именно на него. Не было смысла
даже  молиться. Альбер  думал  о Марте, о том, что она скажет,  если  он  не
вернется домой. Он съежился еще больше.
     Когда наступила тишина,  он  не  знал, верить  ли в  нее. Так  и сидел,
сгорбившись, прикрывая  руками лицо. Проходили секунды. "Конец", --  подумал
он.
     -- Господин инспектор!
     Он поднял голову. Его окликал один из полицейских. Он был таким же, как
остальные: темная  одежда, черный жилет, белая  каска, твердое лицо.  Альбер
вышел. Ему было  безразлично, что тот  думает, будто он испытывал страх. Да,
он  боялся. На нем  не было пуленепробиваемого жилета, в руках его  не  было
оружия. Он видел изрешеченный,  пробитый  пулями "мерседес". Видел очертания
неподвижных тел за стеклами. И пошел осматривать трупы.
     III
     Корентэн сидел в  своем  кабинете  и ждал. Он  просил  инспектора Гуафа
известить его, когда Альбер явится за людьми.  Но Буасси еще раньше позвонил
ему  и сообщил, что Лелак потребовал двадцать  человек. Специально обученных
вооруженных людей. И комиссар тотчас выехал на операцию.
     Реноде  умер.  Один  из  его   телохранителей  тоже,  второй  отделался
царапинами, что граничило просто с чудом. Тяжело был ранен  один из стражей,
который стрелял с верхушки  дерева.  Видимо,  он  все-таки не слишком удачно
выбрал свой  сторожевой  пост. Первая  его очередь оказалась неожиданной, но
потом его сбили,  как охотники птицу. Другой сдался, прежде чем его постигла
такая же участь. Были ранены трое полицейских. Их коллеги с

     ненавистью смотрели на Лелака, который привез их сюда. В машине был еще
кто-то. Корентэн приехал, когда санитары вынимали из машины и  укладывали на
носилки  девушку.  Она  была  молода,  с  хорошей фигурой,  полными  ногами,
развитой грудью, короткими каштановыми волосами, гордым хорошеньким личиком.
В белой блузке, светло-зеленой юбке.
     -- Кто она? -- спросил Корентэн. Альбер грустно глядел на него.
     -- Она? Спортсменка. Занимается  прыжками  в воду. Он отошел от шефа  и
приблизился к санитару, который захлопывал заднюю дверцу машины.
     -- Она выживет? -- спросил Альбер.
     -- А почему бы нет? -- ответил санитар. -- Вы с ней знакомы?
     -- Нет.
     Он вернулся к Корентэну.
     --  Это девушка, которую похитил Реноде. И которая  не была бы  ранена,
если б я не был таким чертовски хорошим сыщиком.
     Корентэн усмотрел в его  словах признаки начинавшейся истерии и охотнее
всего надавал бы  Альберу оплеух, но побоялся, что  в подобном состоянии тот
может дать сдачи.
     -- Пошли, -- сказал он. -- Здесь ты больше не нужен.
     Они  проехали через Спортивный  центр.  Во всех бунгало горел  свет. На
какой-то  момент  Альберу  вспомнился светловолосый мальчишка,  который  так
испугал его и которого он тоже напугал.  Все произошло,  как он представлял:
Реноде не стал бы бежать из-за обыска, но сейчас в  бунгало, по  соседству с
его собственным,  находилась похищенная девушка. Он усадил ее в "мерседес" и
хотел  улизнуть через  запасные  ворота.  А  тут  подоспели,  основные  силы
полицейских.  Все так  и случилось. Только вот на убитых и раненых Альбер не
рассчитывал, а  главным  образом на то, что  с девушкой тоже может случиться
несчастье.  Про  остальных --  телохранителей,  Реноде,  отряде  полицейских
особого назначения  -- он мог сказать, что они  сами избрали свою судьбу. Но
не  она,  не девушка. Она была куклой, игрушкой, которую никто не спрашивал.
По  приказу Реноде  ее похитили, они попытались ее освободить. А теперь  она
находится между жизнью и смертью.

IV
     Была  полночь.  Марта  позвонила  Корентэну, но комиссара не  оказалось
дома, его  жена сказала, что  ему неожиданно пришлось  уехать.  Нет, никакой
беды не произошло, несомненно, он бы ей сказал.
     Марта  снова  подошла  к  окну, словно этим,  как  мановением волшебной
палочки,  можно было заставить  появиться  знакомый  изношенный  "рено".  На
стоянке  все еще стояла "ланча". В темноте  различались очертания  сидящих в
ней  людей. Мгновенье она колебалась, но лишь мгновенье. Подошла к телефону.
В  центральную  диспетчерскую  звонить  не  стала,  набрала номер  отдела по
расследованию убийств.  Человек,  поднявший  трубку,  ей не  был  знаком.  В
последнее время у Альбера появилось трое новых коллег.  Этот по крайней мере
хотя бы знал, кто она такая.
     --  Успокойтесь, мадам, это наши люди, -- баритон его вызывал  доверие.
-- Господин комиссар приказал установить пост у вашего дома.
     - Да?
     Она не осмелилась спросить, почему. Положила трубку. Выключила  свет  и
снова  выглянула  из  окна.  Белая  "ланча".   Альбер  однажды  сказал,  что
полицейских легко  узнать,  они пользуются только французскими машинами. Она
направилась  к телефону, но остановилась. Зажгла свет. На  письменном  столе
Альбера в страшном беспорядке валялись листы  бумаги. Марта взяла один лист,
начала читать, словно желая таким образом, получить у мужа совет. В руках ее
оказалось злополучное руководство по выживанию, написать которое она -- сама
теперь не знает зачем -- уговаривала Альбера.
     "Лучше выбирать простые решения, -- читала она. -- Тогда выяснится, что
простые  решения самые удачные. Не надо стесняться: если нужно, подойдите  к
первому  же  прохожему. Не стоит признаваться ему в том, что за вами следят,
ибо  он,  возможно,  испугается  и  убежит.  Просто  попросите  его  позвать
полицейского, потому что у  вас потерялась собачонка. Или спросите,  который
час, поговорите с ним  и  отойдите со  спокойной улыбкой,  будто вам обещали
помощь".
     Марта положила лист бумаги на стол. Пригладила волосы, надела куртку  и
быстрым, решительным шагом вышла.

     -- Он не вернется домой, -- сказал один. Второй медленно поднял на него
усталые глаза в красных прожилках.
     --  Оставь! Я тоже не  для собственного удовольствия торчу здесь и жду.
Но он не придет. Второй сжал руку в кулак.
     -- Его жена дома. У них горит свет.
     -- А если он...
     -- Идиот! Когда мы приехали сюда, он был в "Академии".
     Электричество наверху погасло, потом снова зажглось. Они увидели, как в
окне показалась голова.
     -- И женушка ждет его. Нервничает.
     Затем в дверях появилась женщина. На мгновенье  они остолбенели, но она
направилась не к ним. Они посмотрели друг на друга.
     -- Пойдем за ней?
     -- Иди. Я останусь здесь.
     Пассажир -вышел. Он торопился. У женщины были длинные ноги,  она шагала
по-мужски,  быстро. Затем  неожиданно  остановилась  возле  старого  "пежо".
Преследователь не мог разглядеть, но  в машине явно кто-то сидел, потому что
женщина наклонилась  к  дверце  и,  жестикулируя,  что-то  начала  говорить.
Мужчина остановился. Медленно повернул и направился обратно к  машине. Когда
он обернулся,  то  увидел, что женщина показывает в их сторону и фары "пежо"
угрожающе вспыхнули.
     -- Фараоны, -- подумал он и припустился бежать.
     ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
     -- Ты совершила глупость, -- сказал Альбер.
     Был ранний  вечер,  и они  лежали рядом в постели. Пробудившись от сна,
сопровождавшегося головной болью, они обнялись. Альбер вернулся  домой перед
рассветом, до утра они разговаривали,  потом приняли  снотворное,  так  как,
хотя оба смертельно устали, все же уснуть не смогли.
     -- Ты совершила глупость, -- повторил Альбер. -- Ты не могла знать, что
в "пежо" сидят полицейские.

     --  Я догадалась, --  ответила Марта. -- Я сделала, как ты  советовал в
своей книге. '
     -- В какой моей книге?  -- спросил  Альбер. Он отодвинулся и повернулся
на спину. -- Думаешь, после всего, что произошло, я  буду писать эту чушь? Я
напишу лишь, что выживает тот, кому повезет.
     Марта не спорила. Она знала, когда от мужа отскакивают все доводы.
     --  А что  будет  с  руководством  для  отряда особого  назначения?  --
спросила  она.  --  Ты  уже  не  веришь,  что  по книгам  можно  чему-нибудь
научиться?
     -- Я больше ни во что не верю, --  сказал Альбер. -- И завидую тем, кто
не ломает себе  ни над чем голову, занят простыми,  понятными  делами. И они
счастливы.
     Марта не отвечала.
     --  Мне  следует  заняться  садоводством,  --  продолжал   Альбер.   --
Наблюдать, как тянутся вверх растения, ожидать сезонных изменений, поливать,
удобрять,  обрезать, подстригать  и опрыскивать.  Я превращу в маленький рай
эти газоны у нашего дома. В японский сад.
     Марта  содрогнулась. У  нее  не  было никаких  сомнений в  том, что  не
позднее, чем завтра, Альбер примется губить садик.
     -- Ты в этом не разбираешься, -- осторожно рискнула
     она.
     --  Оставь,  пожалуйста, --  сказал  Альбер и, потягиваясь, встал. -- В
книжной, лавке целая полка заполнена специальными брошюрами  по садоводству.
Таких руководств там больше всего. Их и еще поваренных книг.
     Он  исчез  в  ванной  комнате, но  голос  его  проникал  сквозь  дверь,
преодолевал  расстояние,  и  Марта  смела  поклясться,  что  в  нем   звучит
торжество.
     -- Там есть книги  и о японском саде, и еще одна, специально для -таких
начинающих, как  я. В нем  рассказывается, какой  цветок как выглядит, когда
его  надо  сажать. Еще  у них  есть одна книга  о том, какие  садоводу нужны
инструменты, а другая о  том, с помощью каких методов  можно достичь быстрых
результатов.
     Альбер открыл душ, и, пока на голову ему лилась горячая вода, продолжал
ораторствовать.  Он не слышал ни облегченного, счастливого  смеха  Марты, ни
как жена -- со все еще слегка заметным иностранным акцентом -- говорит:
     -- Ты не изменился, мой милый, слава Богу ты не изменился.

Last-modified: Thu, 10 Feb 2005 14:39:39 GMT
Оцените этот текст:Не читал10987654321