Оцените этот текст:






     Однажды закончилось  одно из заседаний съезда РСДРП
в Цюрихе.  Все уже разошлись, только группа товарищей из
ЦК задержалась.  Был ясный летний день, яркое солнце за-
ливало комнату и освещало молодые порывистые лица.
     Тут Владимир  Ильич заметил в дальнем углу девушку,
которая что-то быстро записывала в блокнот. Девушка была
прекрасна:  высокая,  стройная,  огромные голубые глаза,
правильные и мягкие черты лица, хорошо очерченный подбо-
родок, огромная русая коса до пояса.
     Владимир Ильич спросил кого-то из товарищей,  и ему
ответили, что это делегат от Васильевского острова. Вла-
димир Ильич подошел к девушке,  добро и внимательно пос-
мотрел на нее и сказал: "А товарищи с Васильевского ост-
рова не лишены чувства прекрасного."
     Девушка зарделась,   потупила   глаза  и  отвечает:
"Прекрасное - это наша борьба за светлое будущее."
     Владимир Ильич  отвечал:  "Товарищи с Васильевского
острова не лишены чувства разумного."
     Девушка отвечала:  "Разумное  это то,  за чем буду-
щее."
     Ленин обернулся  к  товарищу Сталину и сказал:  "Вы
представляете, Иосиф Виссарионович, какую жизнь мы пост-
роим с этакой молодежью!" Сталин отвечал: "У нас на Кав-
казе говорят: если девушка красива - честь ее родителям,
если умна - честь ее народу."
     Девушка потупилась,  провела рукой по волосам и от-
вечала:  "Честь моим родителям, что вырастили меня чест-
ной и скромной,  честь моему народу, что вырастил меня с
чувством правды и справедливости."
     Владимир Ильич улыбнулся и спрашивает Сталина: "Что
у  вас говорят в этом случае?" Иосиф Виссарионович улыб-
нулся,  ласково сощурил глаза и отвечает: "У нас на Кав-
казе в этом случае не говорят, а влюбляются."
     В это время подошли сзади Мартов  и  Плеханов.  Оба
они давно уже сватали своих дочерей за Ленина. Посмотре-
ли они с презрением на делегата от Васильевского острова
и говорят:  "У наших дочерей партийный стаж перевалил за
десяток лет, сами мы в партии с юности, прошли каторги и
ссылки, когда она еще пешком под стол ходила. Да и роди-
тели у нее еще не известно кто."
     Владимир Ильич  посмотрел на Сталина и говорит:  "А
ведь товарищи правы." Улыбнулся Сталин лукаво  в  усы  и
отвечает:  "Давайте устроим проверку. Кто пройдет, тот и
прав."
     Велели позвать  дочерей Мартова и Плеханова. Пришли
они толстые, старые, с недовольными лицами.
     Владимир Ильич говорит: "Вот первый вопрос: кто та-
кие большевики и кто такие меньшевики?"
     Ничего не смогли ответить дочери Мартова и Плехано-
ва. А девушка, делегат с Васильевского острова, откинула
русую косу за спину,  посмотрела открытым взором прямо в
глаза Владимиру Ильичу и отвечает: "Меньшевики - это те,
которых сейчас больше,  но потом будет меньше. А больше-
вики - это те,  которых сейчас меньше,  но  потом  будет
больше."
     Подивились все товарищи из  ЦК  мудрому  ответу,  а
Владимир Ильич от удовольствия даже правой рукой по пра-
вой коленке ударил.
     Вторым заданием  было  пронести  листовку на завод.
Дочерей Мартова и Плеханова сразу  же  поймала  полиция,
потом их выпустили с большим трудом.  А девушка, делегат
от Васильевского острова, не только пронесла листовку на
завод,  но сумела и стачку организовать, и довести ее до
победного конца.
     Подивились все товарищи из ЦК на такую зрелую рабо-
ту,  а Владимир Ильич прищурил глаза и по-другому взгля-
нул на девушку.
     "Хорошо, хорошо,  - говорит Владимир Ильич,  -  вот
вам последнее задание. Поступили к нам сведения, что за-
велся в наших рядах предатель. Выявите его."
     Как ни старались дочери Мартова и Плеханова, но так
и не смогли выявить предателя.
     А девушка, делегат с Васильевского острова, посмот-
рела в толпу людей, и вышел из толпы Зиновьев и говорит:
"Не  могу  больше выносить этого честного пронзительного
взора. Я предатель." С тех пор немало предателей выявила
таким образом девушка.
     Подивились все товарищи из ЦК  такой прозорливости,
а  Владимир Ильич говорит Сталину:  "Что скажешь?" Улыб-
нулся Иосиф Виссарионович,  покачал головой и  отвечает:
"Прямо  бы  сейчас  украл бы ее и увез к себе на Кавказ,
если бы не была  она  нужна  нам  для  партийной  работы
здесь."
     А девушка сдержала улыбку,  убрала волосы со лба  и
отвечает:  "Если партия пошлет на Кавказ,  поеду на Кав-
каз."
     Анкетные данные у девушки оказались в порядке,  ха-
рактеристика хорошая,  да и ЦК поддержал ее кандидатуру.
Звали ее Надежда Константиновна Крупская.
     С тех пор была она с Лениным везде.  Вместе  с  ним
коротала она долгие холодные ночи в Шушенском.  Была она
с ним и на памятном крейсере "Аврора",  когда он из всех
40 своих легендарных орудий в щепки разнес Зимний дворец
- оплот самодержавия.  Была она и у смертного одра  Иль-
ича.
     И родились у них три сына.  Первый пошел в  кресть-
яне,  второй в рабочие.  Третий - в солдаты.  Растут сы-
новья,  и все больше продуктов дает стране  первый  сын,
все  больше  товаров  дает стране второй сын,  все зорче
стережет страну третий сын.





     Давно это было.
     Однажды, ранним июньским утром 22 июня тридцатимил-
лионная  китайская  орда  без какого-либо предупреждения
или объявления войны перешла воды седого Амура и коварно
напала на мирную советскую Сибирь.
     Советские войска мужественно приняли на  себя  удар
подлого врага.  Но слишком неравны были силы.  К тому же
была весна,  стояла распутица, разлились великие сибирс-
кие реки Енисей, Иртыш, Лена, Ангара, и не могла по кли-
матическим причинам во-время прибыть подмога.
     Окружили китайцы  всеми  тридцатью  миллионами штаб
советского главнокомандующего генерала  Лазо  и  кричат:
"Сдавайся, Лазо-герой! Ты один остался."
     Но Лазо долго отстреливался из пулемета.  Когда  же
кончились патроны и понял Лазо, что подвезти их ниоткуда
нельзя,  бросился он в воды Амура и  поплыл.  Установили
китайцы на высоком берегу реки-Амура пулеметы и орудия и
стали стрелять вослед Лазо, да все неточно - то недолет,
то перелет.  Только к середине дня шальная пуля попала в
голову Лазо, и раненым его взяли в плен.
     Стоит он огромный,  белокурый,  голова вся в крови,
глаза сверкают, а вокруг китайцы бегают, маленькие, жел-
тенькие,  проворные.  Окружили его тридцатью миллионами,
штыками от него отгораживаются.  И кричат:  "Переходи  к
нам,  Лазо-герой. Озолотим. Откажись от московских реви-
зионистов!"
     Лазо спокойно спрашивает их: "А Ленин за кого?"
     "За Москву, за Москву!" - пищат китайцы.
     "Значит и  я за Москву," - перекрыл их щебет громо-
подобным голосом Лазо.
     Подпрыгнули китайцы  от  злости,  лица их перекоси-
лись, слюна брызжет.
     "Страшную смерть мы тебе придумаем,  Лазо-герой," -
шипят они.
     Но спокойно,  как статуя, стоял Лазо, только в гла-
зах его горела жизнь.
     Стояла в  ту пору страшная зима.  Деревья от холода
переламывались,  птицы мерзли на  лету,  не  успев  даже
крылья  раскрыть,  все звери из лесов бежали на Урал,  в
Советскую Россию.
     Раздели китайцы Лазо донага,  вывели на мороз и во-
дой из брандсбойта стали поливать.  Уже около тысячи ки-
тайцев,  которые поливали Лазо,  замерзли, как пташки, а
сам Лазо стоит, и только в глазах его горит жизнь. И са-
мое удивительное - стал подтаивать у ног его снег и тра-
ва пробиваться.
     Испугались китайцы,  застучали зубами.  Бегают кру-
гом,  головки вверх задирают и кричат:  "Почему ты,  Ла-
зо-герой, не умираешь?"
     Лазо отвечает им: "Вся жизнь моя в Ленине!"
     Заперли тогда китайцы его в камеру, а сами агента в
Москву послали, Ленина убить. Притворился агент китайцем
-торговцем из Китай-города и прошел первый заслон вокруг
Москвы.  Хотел он проникнуть в древний Кремль,  но  бди-
тельный солдат из второго заслона кремлевской охраны за-
держал его.  Владимир Ильич потом лично  наградил  этого
бдительного солдата из второго заслона кремлевской охра-
ны Геройской звездой,  солдат же первого заслона  вокруг
Москвы сурово наказали.
     Узнали китайцы про гибель своего  агента, прибежали
к Лазо,  слюной брызжут, кричат ему: "Берегись, Лазо-ге-
рой,  страшную смерть мы тебе придумали!" А Лазо  стоит,
сверху на них глазами сверкает.
     Подогнали тогда китайцы  паровоз,  раскалили  топку
так,  что весь паровоз розовым стал, дрожит от жара. Ки-
нули китайцы в топку для пробы слиток  тугоплавкого  ме-
талла,  и он в миг в жидкую каплю превратился. Столкнули
тогда китайцы Лазо в топку, а сами кругом стоят, ручонки
потирают, ножками от радости притоптывают.
     Только проходит некоторое время,  и видят  китайцы,
что ходит Лазо в топке туда-сюда невредимый, нагибается,
что-то собирает и "Интернационал" поет.  И вроде бы  еще
кто-то с ним там ходит и ему подпевает.
     Испугались китайцы,  застучали зубами,  вынули Лазо
из топки и кричат ему: "Почему ты, Лазо-герой, не умира-
ешь?" Лазо отвечает им сверху:  "Вся жизнь моя  в  Лени-
не!"
     Заперли тогда его китайцы в камеру, а сами агента в
Москву послали, Ленина убить. Притворился агент китайцем
-торговцем из Китай-города и прошел первый заслон вокруг
Москвы. Потом притворился агент солдатом из 8-ой освобо-
дительной армии Китая под руководством товарища Мао Дзе-
Дуна, прошел второй заслон кремлевской охраны и проник в
древний Кремль. Хотел он проникнуть в кабинет Ленина, но
бдительный  солдат из третьего заслона личной охраны за-
держал его.  Владимир Ильич потом лично  наградил  этого
бдительного  солдата  из  третьего заслона личной охраны
Геройской звездой,  солдат же из первого заслона  вокруг
Москвы и второго заслона кремлевской охраны сурово нака-
зали.
     Узнали китайцы  про гибель своего агента, прибежали
к Лазо, от злости подпрыгивают, кулачонки сжимают и кри-
чат ему:  "Берегись, Лазо-герой, страшную смерть мы тебе
придумали!" А Лазо стоит,  сверху на них глазами сверка-
ет.
     Соорудили тогда китайцы огромную  виселицу, веревку
особым  китайским жиром намылили.  Надели веревку на шею
Лазо и трибуну из-под ног его выбили.  Стоят кругом, хи-
хикают,  ручонки  от  удовольствия  потирают.  Да словно
подхватил кто-то Лазо, и не затягивается на нем петля, и
как-будто парит он.  Даже раскинул он в стороны свои ог-
ромные руки,  развел в стороны  свои  громадные  ноги  и
вместе  с  головой гигантскую пятиконечную звезду высоко
висящую изображает.
     Испугались китайцы, застучали зубами, вынули его из
петли и кричат ему:  "Почему ты,  Лазо-герой,  не умира-
ешь?"
     Лазо отвечает им сверху;  "Вся жизнь моя в Ленине!"
     Заперли тогда китайцы его в камеру, а сами агента в
Москву послали, Ленина убить. Притворился агент китайцем
-торговцем из Китай-города и прошел первый заслон вокруг
Москвы. Потом притворился агент солдатом из 8-ой Освобо-
дительной армии Китая под руководством товарища Мао Дзе-
дуна, прошел второй заслон кремлевской охраны и проник в
древний Кремль. Потом притворился агент товарищем из Ко-
минтерна,  прошел третий заслон личной охраны и прошел в
кабинет  Ленина.  Ленин  увидел  товарища из Коминтерна,
приподнялся,  ласково улыбнулся и пригласил  сесть.  Сел
агент против Ленина в огромном кресле,  а сам руку с но-
жом в кармане сжимает.  Ленин спрашивает его с озабочен-
ностью: "Как дела у красного пролетариата Китая?" Выхва-
тил тут агент нож и прямо  в  ленинское  сердце  вонзил.
Схватили его на месте преступления. Солдат же из первого
заслона вокруг Москвы, второго заслона кремлевской охра-
ны и третьего заслона личной охраны сурово наказали.
     Узнали китайцы про смерть Ленина, обрадовались, по-
бежали  к Лазо,  а сами на бегу от радости подпрыгивают,
через голову перекувыркиваются и кричат:  "Ну,  Лазо-ге-
рой, страшную смерть мы тебе придумали!" Прибежали они к
Лазо,  а он лежит громадный,  во всю  длину  камеры,  но
мертвый,  глаза в синее небо устремлены.  И на груди его
вырезано: "Ленин - вечно живой!"
     Испугались китайцы, застучали зубами, не знают чего
и делать. В это время подошли советские войска, подогна-
ли катюши, крейсерами и линкорами отрезали китайцам путь
отступления через воды седого Амура и все тридцать  мил-
лионов китайцев сожгли на месте.
     С воинскими почестями похоронили  Лазо  и  памятник
ему поставили.  А рядом поставили памятник Ленину. И как
посмотрит Лазо на Ленина,  так словно вспыхивает жизнь в
его бронзовых глазах.






     Поэту нельзя без народа. Народные корни поэта в на-
роде,  а поэтические корни народа - опять-таки в народе.
Все это понимал великий русский поэт Александр Сергеевич
Пушкин.
     Была в  ту  пору сложная внутренняя и внешнеполити-
ческая ситуация. Обложил тогда Россию Наполеон, блокиро-
вал  все  порты и магистрали,  готовился напасть на нашу
Родину.  А внутри страны,  в самом ее сердце,  в столице
ее,  в древнем Петербурге,  при попустительстве и прямом
содействии царского двора и  государственных  чиновников
французский посол Геккерен и его племянник вели разложе-
ние русского общества в пользу французского влияния. Уже
весь высший свет говорит только по-французски с прекрас-
ным, даже на французское ухо, прононсом, а сама императ-
рица  ведет переписку с одним из вдохновителей французс-
кой революции, позднее переросшей в диктатуру Наполеона,
Вольтером,  и тоже по-французски. Небольшая часть несоз-
нательной молодежи при попустительстве властей поддалась
пропаганде  и  в  этот сложный и опасный момент вышла на
Сенатскую площадь с профранцузскими,  антинародными  ло-
зунгами, рассчитанными на раскол русского общества перед
лицом захватчика.
     Один Пушкин  понимал  всю  опасность,  нависшую над
Россией.  Где мог, обличал он Наполеона, этого апокалип-
тического  зверя,  обличал трусость и разложение высшего
общества,  которое пыталось закрыть  глаза  на  грозящую
разразиться катастрофу мирового масштаба и глушило страх
балами и приемами,  на которых желанным гостем был напо-
леоновский ставленник и агент Геккерен,  не жалевший сил
на очернение всего русского и особенно - великого  русс-
кого поэта,  видя в нем единственного, но могучего, бла-
годаря поддержке низов  общества,  противника.  Наполео-
новский  агент  подбил  Чаадаева  на  написание печально
известных философических писем,  где последний  обливает
грязью Пушкина и весь русский народ, говоря, что неплохо
было бы попасть под французов,  называя их  передовой  и
культурной нацией.
     А тут Наполеон без объявления  войны  перешел  наши
государственные границы и стал углубляться на территорию
нашей Родины.  Но  Пушкин  решил  заманивать  узурпатора
вглубь  российских  снегов,  справедливо  рассчитывая на
слабую выдержку и непривычку к страданиям  французов  по
сравнению с русским мужиком. Решил Пушкин подпустить его
поближе,  а сам пока разъезжал по  необъятным  просторам
Родины  и призывал народ готовиться к борьбе с захватчи-
ками:  копать траншеи, собирать оружие и бутылки с зажи-
гательной смесью, сжигать хлеб и не сдаваться в плен.
     Тогда решили  Геккерен  с  племянником  действовать
против  поэта  впрямую.  Знали они огромную нетерпимость
поэта ко всякого рода случаям недостойного  поведения  и
низкого  отношения к женщинам.  Однажды собрался на балу
весь высший свет.  Только и разговору,  что о  последних
парижских новинках, о художественных выставках, о журна-
лах, как будто на Руси нет ничего достойного для предме-
та разговора и рассуждения.  Входит тут Пушкин, высокий,
светловолосый, с изящными руками, оглядел все это космо-
политическое общество и говорит зычным голосом:  "Госпо-
да, на нас движется Наполеон."
     Все смущенно  посмотрели  друг на друга,  словно он
какую глупость при иностранце сморозил. А племянник Гек-
керена,  маленький, чернявенький, как обезьянка, с лицом
не то негра, не то еврея, вдруг ловко подставил великому
поэту ножку и ушмыгнул, как зверек, в толпу засмеявшихся
великосветских  бездельников.  Поднялся  Пушкин,  кулаки
стискивает,  но  понимает,  что  нарочно провоцирует его
французский ставленник на скандал.  Хочет на дуэли из-за
угла как-нибудь убить его.  Нет, не быть этому, - думает
Пушкин - я нужен народу, а честь народа выше личной.
     А племянник Геккерена в толпе мелькает, всем что-то
на ухо нашептывает.  Вот около Потемкина мелькнул, а вот
и  около  самой Императрицы.  И отказали Пушкину от дома
друзья Кюхельбекер и Баратынский.
     Вышел тогда Пушкин из этой душной атмосферы на све-
жий воздух,  а там простой народ собрался,  узнал поэта,
обрадовался и заговорил:
     "Батюшка, не дают жить французы, все деньги и земли
злодеи отобрали.  Поборами донимают,  побоями мучат. Нет
житья русскому человеку от французов."
     А Пушкин  им и отвечает:  "Мужайтесь,  братья.  Бог
послал нам испытания.  А раз послал - значит верит,  что
вытерпим его.  Великое будущее ждет Россию,  и мы должны
быть достойны его."
     "Спасибо, батюшка,"  - отвечал народ.  Тут пробился
сквозь толпу гонец и сообщил,  что уже англичане высади-
лись в Мурманске.  Перекрестил тогда великий поэт толпу,
поставил во главе своего  верного  соратника  Неистового
Виссариона  Белинского,  обнял  его,  поцеловал трижды и
послал против англичан.  А Бонапарта все еще решил зама-
нивать, подпустить поближе.
     Вернулся снова Александр Сергеевич  в  зал.  А  там
только и разговору,  что не может русский человек против
западного ни по культуре,  ни по истории,  что и новости
там, на Западе, все происходят значительнее, и выводы из
них выводятся глубже. Пушкин здесь и говорит звонким мо-
лодым  голосом:  "Господа,  англичане  на севере высади-
лись."
     Все переглянулись недоумевающе,  а племянник Гекке-
рена, чернявый, шустрый, как насекомое какое, подбежал к
поэту, подпрыгнул, ударил ручкой по щеке и в толпу шмыг-
нул.  Сжал Пушкин кулаки, но понимает, что опять нарочно
его  провоцирует французский агент на скандал,  хочет на
дуэли из-за угла как-нибудь убить его. Нет, не быть это-
му,  - думает Пушкин,  - я нужен народу,  а честь народа
выше личной.
     А племянник Геккерена в толпе мелькает, на ухо всем
что-то нашептывает.  Вот около Аракчеева мелькнул, а вот
и  около  самого Александра.  И отказали Пушкину от дома
друзья Жуковский и Вяземский.
     Вышел тогда  Александр Сергеевич из этой душной ат-
мосферы на свежий воздух,  а там простой народ собрался,
узнал поэта, обрадовался и заговорил:
     "Батюшка, не дают жить французы, все деньги и земли
злодеи отобрали.  Поборами донимают,  побоями мучат. Нет
житья русскому человеку от французов."
     А Пушкин им отвечает:  "Мужайтесь, братья. Бог пос-
лал нам испытания.  А раз послал испытания - значит  ве-
рит,  что мы вытерпим их. Великое будущее ждет Россию, и
мы должны быть достойны его."
     "Спасибо, батюшка,"  - отвечал народ.  Тут пробился
сквозь толпу гонец и со общил,  что уже японцы во Влади-
востоке высадились. Перекрестил тогда Пушкин толпу, пос-
тавил во главе своего верного соратника Сурового Николая
Чернышевского, обнял его, поцеловал трижды и послал про-
тив японцев.  А Бонапарта все решил  дальше  заманивать,
подпустить еще поближе.
     Вернулся снова Александр Сергеевич  в  зал.  А  там
прямо  гул стоит,  все кричат,  что любому русскому надо
ехать на Запад,  исправить свою породу и уже  во  втором
или третьем там поколении,  исправившимся и очистившимся
от азиатчины,  возвращаться на Русь и все с  нуля  начи-
нать. Пушкин и говорит зычным и сильным голосом: "Госпо-
да,  японцы на Востоке высадились." Все обернулись непо-
нимающе,  а  племянник Геккерена вышел на середину зала;
встал против великого поэта,  вертлявый, как чертенок, и
под  одобрительный гул всего высшего общества стал расс-
казывать всякие неприличные и полностью выдуманные исто-
рии про жену великого поэта Наталью Гончарову, сопровож-
дая все это непристойными жестами и  телодвижениями. "И,
вообще, все русские женщины..." - сказал он и грязно вы-
ругался.Все кругом засмеялись и зааплодировали, даже Ни-
колай  и Бенкендорф благосклонно склонили головы.  Понял
тут Пушкин,  что дальше терпеть нельзя, что задета честь
не только его жены,  но и всех русских женщин. Поднял он
тогда сверкающие глаза на врага и сказал:  "За оскорбле-
ние  чести  женщин моей горячо любимой земли вызываю вас
на дуэль, завтра у Черной речки."
     Задрожал тут племянник Геккерена, как осиновый лис-
ток, и осел на пол. Вышел тогда сам импозантный Геккерен
и сказал с улыбкой: "Мы принимаем ваш вызов." Взял свое-
го ослабевшего племянника,  как  ребеночка,  на  руки  и
унес.  И отказали Пушкину от дома друзья Тургенев и Тют-
чев.
     Вышел тогда  Александр Сергеевич из этой душной ат-
мосферы на свежий воздух,  а там простой народ собрался,
узнал поэта,  обрадовался и заговорил: "Батюшка, не дают
жить французы, все деньги и земли злодеи отобрали. Побо-
рами донимают, побоями мучат. Нет житья русскому челове-
ку от французов."
     А Пушкин им отвечает:  "Мужайтесь, братья. Бог пос-
лал нам испытания.  А раз послал испытания - значит  ве-
рит,  что вытерпим их. Великое будущее ждет Россию, и мы
должны быть достойны его."
     "Спасибо, батюшка,"  - отвечал народ.  Тут пробился
сквозь толпу гонец и сообщил, что Бонапарт уже при Боро-
дине,  на Москву с Поклонной горы смотрит, как захватить
ее соображает.  Перекрестил тогда  великий  поэт  толпу,
резким движением накинул на плечи шинель,  привязал шаш-
ку, подвели ему боевого коня, и повел он людей навстречу
коварному  врагу.  Когда пришли все на Бородинское поле,
был уже вечер.  Александр Сергеевич распорядился,  чтобы
рыли окопы,  водружали укрепления и огневые точки, наво-
дили мосты и протягивали связь. Всю ночь работали люди и
соорудили неприступную линию обороны. Распорядился вели-
кий поэт под утро, куда кому встать, какому маршалу кого
возглавить, где батарею установить, где засаду спрятать,
кому начинать,  кому кончать,  сказал,  что скоро будет,
чтобы, если чего, без него начинали, и поскакал к Черной
речке.
     Прискакал Пушкин  на Черную речку,  а там племянник
Геккерена с сообщниками уже часа два что-то  подстраива-
ют.  Сам племянник бледный, слабый, как ящерка, какие-то
таблетки успокаивающие глотает,  а под рубашкой  у  него
поддет  непробиваемый панцирь из какого-то тайного спла-
ва.  Посмотрел Пушкин на него даже с некоторой жалостью,
взял свой револьвер, отошел и стал заряжать. И в то вре-
мя, как он заряжал, стоя спиной к своим врагам, чтобы не
смущать их, раздался выстрел, и пуля вошла прямо в серд-
це великого поэта.  Упал он, а племянник Геккерена, пет-
ляя как заяц,  начал убегать, а с ним и его приспешники.
"Стой!  - закричал Пушкин,  - Стой!" Но те  только  пуще
бросились  бежать.  Тогда прицелился Пушкин из последних
сил и выстрелил.  Пробила пушкинская пуля стальной  пан-
цирь племянника Геккерена и уложила его на месте. Остав-
шимися пулями уложил умирающий поэт и  пособников  фран-
цузского агента.
     А в это время русский народ,  благодаря умелой дис-
позиции великого поэта, разгромил французов на Бородинс-
ком поле и праздновал  полную  и  окончательную  победу.
Стали искать Пушкина,  но не могли найти. Только на тре-
тий день один из спасательных отрядов наткнулся  на  не-
подвижное  тело  великого  русского поэта.  Подняли его,
уложили на лафет тяжелого орудия, покрыли пурпурным шел-
ком,  положили  в  изголовье щит,  в ногах - меч,  и под
скорбные звуки духового оркестра повезли  на Бородинское
поле. Выстроились войска с приспущенными знаменами и под
дружные залпы салюта опустили его в сырую могилу. И зап-
лакали все, даже побежденный Бонапарт со своим генерали-
тетом.  А труп молодого и подлого  племянника  Геккерена
остался в поле на растерзание воронам и волкам.
     Нельзя поэту без своего народа,  но и народу нельзя
без своего поэта.






     Жил давно на Руси великий русский писатель.  Был он
известен во всем мире, даже не умевшим читать по-русски,
даже совсем не умевшим читать.
     Происхождения он был самого знатного и  чистого. По
отцу он восходил к самим Рюрикам, а мать по прямой линии
шла от Ивана Грозного. Не было фамилии знатнее, и не бы-
ло в этой фамилии писателя талантливее.
     Вел писатель жизнь,  соответствующую его знатности,
богатству  и  нормам его круга.  Ездил на балы,  кушал в
ресторанах, играл в карты, дрался на дуэлях и писал кни-
ги. Все он пробовал и во всем был удачлив.
     Поехал он как-то в загородный ресторан Яр с  друзь-
ями и цыганками.  Проехали полпути и остановились. Ямщик
говорит:  "Барин, ось сломалась. Менять надо." Вышел пи-
сатель  из кареты.  Первый раз в жизни оказался он пеший
вне своей усадьбы или английского клуба.  А кругом стоит
стон.  Крестьяне  на полях работают как рабы,  женщины в
плуг впряглись, детишки плачут и с голоду пухнут, скоти-
на тощая ревет, низкие хлеба жалобно шелестят. Посмотрел
писатель окрест себя,  и душа его  страданиями  уязвлена
стала.
     Вскочил он в карету и велел домой скакать. Друзья и
цыганки удивляются,  а писатель молчит и лишь ямщика то-
ропит.  Прискакали домой.  Тут же продал  писатель  свое
имение Ясная Поляна какому-то приятелю, всю скотину, ме-
бель,  одежду, деньги и землю раздал бедным и ушел в на-
род.
     Пришел он в народ,  на Волгу, бурлаком нанялся. Был
он огромного роста и силы непомерной,  и везде отстаивал
он права простых тружеников.  Бригада, где он работал, и
получала больше,  и кормили ее вкуснее. Уважали писателя
в народе и дивились: откуда такой грамотный и справедли-
вый среди них завелся.
     Наблюдал писатель народную жизнь и  понял,  что  не
может  он работать сразу на всех фабриках и заводах,  во
всех бригадах и артелях,  на всех полях и покосах, чтобы
отстаивать правду народную. Понял он, что поможет только
революция.  Написал он песню про  Буревестника,  который
гордо  реет над седой пучиной моря и нисколько не боится
бури,  а всякие подлые пингвины и гагары  прячут  жирные
тела куда потеплее.  Разоблачил великий писатель в своей
песне врагов и призвал народ к  восстанию.  Узнал  народ
про эту песню и поднялся.
     Но недостаточно твердо взялся народ за оружие и был
разгромлен.
     Напали на великого писателя  пингвины  и  гагары  и
кричат: "Не надо было браться за оружие." Выпрямился пи-
сатель и гордо отвечает:  "Надо было, но только смелей и
решительней." Но обманутый народ поверил гагарам и пинг-
винам, а за писателем установило слежку 3-е отделение.
     Сказал писатель:  "Когда-нибудь  они поймут,  что я
был прав,  что я был всей душой за них." После этого ус-
кользнул  он  от сыщиков и бежал в Италию на необитаемый
остров Капри.  Построил он себе шалашик и стал жить, пи-
таясь ягодами и грибами. На маленьком пеньке, заменявшем
ему стол,  начал писатель создавать величайшую  книгу  о
рабочем классе, чтобы раскрыть народу глаза на обман.
     Прослышали во всех странах,  что живет в Италии, на
необитаемом  острове  Капри  мудрец,  питается он только
грибами и ягодами и день и ночь напролет  пишет  что-то.
Стали приезжать к нему за советами. Помог он итальянским
железнодорожникам выиграть забастовку, англичанам Тредю-
нионы основать,  немцам организовать II Интернационал. И
с каждым он разговаривал на его родном языке, без малей-
шего акцента, это была его единственная слабость. У каж-
дого справлялся он о здоровье,  о жене,  о детях,  давал
совет,  наставлял и отпускал с миром. И шла слава о нем.
     И вот однажды,  как гром среди ясного неба, вышла в
свет книга великого писателя,  первая в мире книга о ра-
бочем классе.  Понял тут русский народ, какую непоправи-
мую обиду нанес он великому писателю,  и стал народ вол-
новаться.
     Прочел царь  эту книгу и понял,  что пришел ему ко-
нец.  Послал он тогда на Капри агента  3-его  отделения.
Приехал  агент  и  говорит  великому  русскому писателю:
"Послал меня сам царь. Бери, писатель, всю власть на Ру-
си  и  только  одному царю подчиняйся.  И народ сделаешь
счастливым,  и сам будешь  у  власти."  Отвечал  великий
русский писатель:  "Не хочу я с властью к народу.  Хочу,
чтобы он сам ко мне с любовью пришел." И уехал  агент ни
с чем.
     Еще пуще волнуется народ.  Посылает тогда царь вто-
рого  агента  3-его отделения на Капри.  Приехал агент и
говорит великому русскому  писателю:  "Послал  меня  сам
царь.  Голодает народ. Бери, писатель, всю власть на Ру-
си,  накорми народ и только одному царю подчиняйся." От-
вечал великий русский писатель:  "Не хочу я хлебом зама-
нивать народ.  Хочу,  чтобы он  сам  ко  мне  с  любовью
пришел." И уехал агент ни с чем.
     Еще пуще волнуется народ.  И приезжает  к  великому
писателю депутация рабочих и говорит:  "Мы обидели тебя,
но теперь все поняли.  Веди нас,  писатель,  сотворим мы
небывалое,  до  сей поры не бывшее в мире.  Становись во
главе." Отвечает писатель:  "Добро. Сейчас, только собе-
русь."
     Приехал он в Россию и повел народ на штурм Зимнего,
оплот самодержавия.  Пушки кругом палят,  пулеметы стро-
чат,  орудия бьют,  бомбы рвутся,  ад кромешный, но взял
писатель Зимний. И, поразительная деталь, ни один из его
людей не был убит, ни даже ранен.
     И установилась  советская власть.  Настало счастье,
все ходят по улице сытые, довольные, улыбаются. Идет пи-
сатель погулять, а ему все кланяются, благодарят, желают
долгих лет жизни.
     Но не  успокоились  враги,  и  подослали к великому
русскому писателю шпионов под видом врачей. Убедили вра-
ги  народ,  что писателю лечиться надо.  И до того любил
народ писателя,  что поверил врагам-врачам.  И  вот  они
насмерть залечили совершенно здорового великого русского
писателя.
     Когда узнал  про  это народ,  то на клочки разорвал
врачей-шпионов и других врагов,  которых удалось обнару-
жить.
     Но, благодаря смерти  великого  русского  писателя,
только  усилилась советская власть.  Понял народ,  какое
великое счастье им готовит писатель, коли так боятся его
враги. И все до единого стали за советскую власть.
     Так великий русский писатель и самою  своею смертью
врагов попрал.






     Поспорили как-то Никсон,  Президент американский, с
первым секретарем ЦК КПСС и Председателем Совета Минист-
ров СССР товарищем Хрущевым,  чей хоккей лучше.  Никсон,
Президент американский, и говорит: "Куда вам, советским,
с нами тягаться.  У нас все хоккеисты 2 метра росту. Они
не работают,  не учатся, всю жизнь только в хоккей игра-
ют.  Профессионалы, одним словом. Главные среди них: Фил
Эспозито - Мистер бронированный танк, Гарди Хоу - Мистер
большой локоть, Бобби Халл - Мистер страшная пушка. Били
мы чехов,  били шведов,  били немцев и  вас,  советских,
побьем." Велел Никсон,  Президент американский,  позвать
Фила Эспозито - Мистера бронированный  танк,  Гарди  Хоу
-Мистера большой локоть и Бобби Халла - Мистера страшная
пушка.  Вошли они в кабинет,  каждый больше двух метров,
даже без доспехов еле в дверь протиснулись,  зубы желез-
ные,  все время жуют что-то. Опечалился Первый секретарь
ЦК  КПСС  и  Председатель  Совета Министров СССР товарищ
Хрущев, а Никсон, Президент американский, засмеялся.
     Прилетел первый  секретарь  ЦК  КПСС и Председатель
Совета Министров СССР товарищ Хрущев в Москву, а на Вну-
ковском аэродроме его член Политбюро ЦК КПСС товарищ Ше-
лепин встречает. Встречает он его и спрашивает: "Что те-
бя так печалит?" Первый секретарь ЦК КПСС и Председатель
Совета Министров СССР товарищ Хрущев отвечает: "Поспори-
ли мы с Никсоном,  Президентом американским,  чей хоккей
лучше.  Да, видать, у них лучше. Все по два метра и про-
фессионалы.  А самые главные у них Фил Эспозито - Мистер
бронированный танк,  Гарди Хоу - Мистер большой локоть и
Бобби  Халл - Мистер страшная пушка.  Не можем мы с ними
тягаться." Задумался член Политбюро ЦК КПСС товарищ  Ше-
лепин и отвечает: "Не гоже, чтобы американец над советс-
ким торжествовал. Иди, спи, а я чтонибудь придумаю."
     Собрал член Политбюро ЦК КПСС товарищ Шелепин своих
заместителей,  помощников и референтов и говорит:  "  Не
привычны мы в хоккей играть,  да не гоже, чтобы америка-
нец над русским торжествовал." И дал он сроку один день,
отыскать  добровольцев  с  американцами биться.  В ту же
ночь лежал на столе Первого секретаря ЦК КПСС и  Предсе-
дателя  Совета  Министров  СССР товарища Хрущева список.
Вот он: Борис Михайлов - Капитан, Владимир Петров - Ком-
сорг, Валерий Харламов - Кудесник хоккея, Александр Яку-
шев - Великолепный,  Владимир Шадрин - Несгибаемый,  Вя-
чеслав  Старшинов  -  Ударник  пяточка,  Борис Майоров -
Передовик атаки, Владимир Лутченко - Непроходимый, Алек-
сандр  Гусев  -  Гвардеец льда,  Валерий Васильев - Иван
русский,  Александр Рагулин - Иван Грозный  и  Владислав
Третьяк  -  Член ЦК ВЛКСМ.  Оставили они все кто учебу в
высшем учебном заведении, кто - родной завод, кто - кол-
хоз или совхоз,  попрощались с женами,  поцеловали малых
детишек и улетели в Америку.
     Прилетели советские хоккеисты в стан врага. Выходят
на площадку.  А американцев человек 50,  все  громадные,
шлемы сверкают,  клюшки об лед стучат.  И говорят амери-
канцы: "Эй, русские, проигрывать приехали?" А наши отве-
чают:  "Побеждают не словами,  а делами." Говорят амери-
канцы:  "Наши  дела  в  наших  клюшках."   А   советские
отвечают:  "Наши  дела в наших сердцах." И начался матч.
Наши каждый 5-6 врагов обыгрывает и шайбы в ворота заки-
дывает. А американцы за спиной судьи подножки подставля-
ют, бьют и убивают наших парней. Больше всех Фил Эспози-
то  -  Мистер бронированный танк старается.  Да и судьи,
подкупленные американцами, делают вид, что ничего не за-
мечают.  6 советских хоккеистов унесли с поля. Но победа
осталась за нами 10:0. Счет по периодам: первый период -
5:0,  второй  период - 3:0,  третий период - 2:0.  Шайбы
забросили:  Александр Якушев - Великолепный (4), Валерий
Харламов  -  Кудесник  хоккея (3),  Вячеслав Старшинов -
Ударник пяточка (2),  Владимир Петров - Комсорг  (1).  А
сколько шайб еще судьи не защитали.
     Вернулись наши хоккеисты в отель,  а Борис Михайлов
- Капитан,  Владимир Шадрин - Несгибаемый, Александр Гу-
сев - Гвардеец льда и Борис Майоров -  Передовик  атаки,
не приходя в себя, скончались. Валерий же Харламов - Ку-
десник хоккея и Владимир Лутченко - Непроходимый с тяже-
лыми  ранениями  лежат.  Похоронили  советские хоккеисты
своих товарищей и собрались на собрание. А в стане врага
веселье, пьют американцы виски и кричат: "Эй, советские,
завтра мы вам покажем!" Встал член Политбюро ЦК КПСС то-
варищ Шелепин и говорит:  "Не гоже, чтобы американец над
советским торжествовал.  Завтра надо выиграть." И поста-
новили,  что  каждый  будет играть за себя и за погибших
товарищей.
     Вышли на второй матч.  Американцев человек 50,  все
громадные,  шлемы блестят, клюшки об лед стучат. И гово-
рят американцы:  "Эй,  русские, проигрывать приехали?" А
наши отвечают: "Побеждают не словами, а делами." Говорят
американцы: "Наши дела в наших клюшках." А советские от-
вечают: "Наши дела в наших сердцах." И начался матч. На-
ши каждый 7-8 врагов обыгрывает и шайбы в ворота закиды-
вает. А американцы за спиной судьи подножки подставляют,
бьют  и  убивают  наших парней.  Больше всех Гарди Хоу -
Мистер большой локоть старается.  Да и судьи, подкуплен-
ные американцами,  делают вид, что ничего не замечают. 6
советских хоккеистов унесли с поля.  Но победа  осталась
за нами 8:3. Счет по периодам: первый период - 3:0, вто-
рой период - 2:1,  третий период - 3:2. Шайбы забросили:
Александр Якушев - Великолепный (4),  Валерий Харламов -
Кудесник хоккея (3), Вячеслав Старшинов - Ударник пяточ-
ка (1). А сколько шайб еще судьи не засчитали.
     Вернулись наши хоккеисты в отель, а Владимир Петров
- Комсорг,  Вячеслав Старшинов - Ударник пяточка, Влади-
мир Лутченко - Непроходимый,  Валерий  Васильев  -  Иван
русский не приходя в себя скончались.  Александр же Яку-
шев - Великолепный и Александр Рагулин - Иван  Грозный с
тяжелыми травмами лежат.  Похоронили советские хоккеисты
своих товарищей и собрались на собрание, а в стане врага
веселье,  пьют американцы виски и кричат:  " Эй, советс-
кие,  завтра мы вам покажем!" Встал  член  Политбюро  ЦК
КПСС товарищ Шелепин и говорит:"Не гоже,  чтобы америка-
нец над советским торжествовал. Завтра надо выиграть." И
постановили, что каждый будет играть за себя и за погиб-
ших товарищей.
     Вышли на третий матч.  Американцев человек 50,  все
громадные,  шлемы блестят, клюшки об лед стучат. И гово-
рят американцы:  "Эй,  русские, проигрывать приехали?" А
наши отвечают: "Побеждают не словами, а делами." Говорят
американцы: "Наши дела в наших клюшках." А советские от-
вечают: "Наши дела в наших сердцах." И начался матч. На-
ши каждый 10-12 врагов обыгрывает и шайбы в ворота заки-
дывает.  А   американцы   за   спиной   судьи   подножки
подставляют,  бьют  и убивают наших парней.  Больше всех
Бобби Халл -  Мистер  страшная  пушка  старается.  Да  и
судьи, подкупленные американцами, делают вид, что ничего
не замечают. Вот уже троих советских хоккеистов унесли с
поля,  остался  один  Владислав Третьяк - Член ЦК ВЛКСМ,
весь израненный и только шепчет:  "Не пройдут!  Не прой-
дут!".  Вот три секунды до конца матча осталось. Вот две
секунды осталось. Вот одна секунда осталась. Вот и сире-
на. Упал окровавленный Владислав Третьяк - Член ЦК ВЛКСМ
на лед,  но победа осталась за нами 4:3.  Счет по перио-
дам:  первый период - 1:0,  второй период - 1:1,  третий
период - 2:2.  Шайбы забросили: Александр Якушев - Вели-
колепный (4). А сколько шайб еще судьи не засчитали.
     Поднял член Политбюро ЦК КПСС товарищ Шелепин  Вла-
дислава Третьяка - Члена ЦК ВЛКСМ,  а враги и сами удив-
ляются,  шляпы сняли и говорят:  "Сколько лет  играем  в
хоккей,  а  такое видим первый раз." Сели член Политбюро
ЦК КПСС товарищ Шелепин и Владислав Третьяк  -  Член  ЦК
ВЛКСМ  в  самолет и прилетели в Москву.  А на внуковском
аэродроме их народ встречает, родственники, женщины, де-
ти с цветами. Вышел Владислав Третьяк - Член ЦК ВЛКСМ из
самолета, прошел по красной дорожке прямо к Первому сек-
ретарю  ЦК КПСС и Председателю Совета Министров СССР то-
варищу Хрущеву и сказал:  "Товарищ Первый  Секретарь  ЦК
КПСС и Председатель Совета Министров СССР, задание Роди-
ны выполнено." Сказал - и упал замертво.
     А в америке с тех пор в хоккей не играют.





                    1.

     Давно жил  в  Москве  видный работник одного минис-
терства по фамилии Алексеев.  Был он человек заслуженный
и член партии с 1905 года.  Руководство доверяло ему са-
мые ответственные задания,  и выполнял он их  с  честью.
Жена у него была тоже честная женщина и член партии. Жи-
ли они достойно,  да только не было у них ребеночка. Ле-
чились  они самыми современными медицинскими средствами,
и, наконец, родился у них сыночек.

                     2.

     Рос он у них, не поддался вредным сторонним влияни-
ям  и стал вести рассеянный образ жизни.  Собирался даже
поступать в театр оперетты,  поскольку обнаружился в нем
некоторый  талант  в  этой области.  Подыскали ему тогда
достойную невесту,  тоже дочку ответственных работников.

                     3.

     Идет брачный пир,  почетные гости дают советы моло-
дым.  Наконец,  и время идти в брачную постель.  Захотел
жених выпить на прощанье,  развернул бутылку, и упала на
пол газета. Поднял он газету и видит статью Ленина о го-
лоде в Сибири. Прочитал жених внимательно жгучие строки,
и  перевернулось  в  нем сердце.  "Всю жизнь неправильно
вел," - прошептал он и, не заходя в брачную комнату, не-
заметно покинул дом.  Сел он в первый же поезд и уехал в
Сибирь. Обнаружили пропажу, заплакала невеста и сказала:
"Останусь  я одинокой." Умерла с горя мать.  А отец стал
все позднее приходить с работы.

                     4.
     Приехал Алексеев в Сибирь и стал искать самое труд-
ное место.  Бросили его на узкоколейку.  В лютый  мороз,
без сапог,  без лопаты, голыми руками рыл он землю и от-
бивался от бандитов.  Но однажды всех  перебили,  только
ему удалось бежать.  10 суток полз он по тайге,  питаясь
кусочками,  которые откусывал он от своего ремня. Подоб-
рали его сочувствующие Советам нанайцы. Отмороженные но-
ги пришлось ампутировать.  Алексеев сам попросил  делать
операцию  без  наркоза.  Только срывалось с побледневших
губ:  "Врешь, не возьмешь." Дивились врачи подобному му-
жеству и говорили: "Сколько лет в медицине, а такое пер-
вый раз видим." Сделали Алексееву протезы,  но уже через
месяц он танцевал мазурку.  Никто не мог даже догадаться
о случившемся, разве только по ранней седине.

                    5.
     Разразилась Великая   Отечественная   война.  Скрыл
Алексеев от врачей,  что у него не живые ноги, а протез-
ные,  и  ушел на передовую.  И попал он в дивизию своего
отца,  теперь генерала,  и его  жены,  врача  госпиталя.
Трудно приходилось стране.  Превосходивший ее по числен-
ности враг подошел к столице и бросил на  нее  танки.  В
этом  месте как раз и стоял Алексеев.  Три дня сдерживал
он вражеские танки,  пока не подошло подкрепление. С тя-
желым  ранением  привезли  его в госпиталь.  Положили на
операционный стол, и жена взяла хирургический нож. Алек-
сеев сам просил делать операцию без наркоза. Только сры-
валось с побледневших губ:  "Врешь,  не возьмешь." Диви-
лись врачи подобному мужеству и говорили: "Сколько лет в
медицине,  а такое видим первый раз." Приехал сам  гене-
рал,  отец, но не узнал сына и говорит: "Ты герой и дос-
тоин привилегий." Отвечает Алексеев:  "Если  я  герой  и
достоин привилегий, товарищ генерал, то отпустите на пе-
редовую." Поскольку было у него ранение в  голову,  уда-
лось ему скрыть от врачей,  что ноги у него не живые,  а
протезные, и ушел он опять на фронт. Тут пришло ему наг-
раждение Геройской звездой,  хотели вручить,  искали, да
не могли найти.

                    6.

     Стала страна одолевать врага и бить его на  его  же
территории.  И Алексеев перешел на вражескую территорию.
Однажды шла битва за немецкий город Карлмарксштадт. Кру-
гом взрывы, бомбы, и заметил Алексеев немецкую девочку в
белом платьице на пыльной мостовой. И тогда пополз Алек-
сеев и, заслоня сердцем, вынес ее из огня. С тяжелым ра-
нением привезли его в госпиталь.  Положили на операцион-
ный стол,  и жена взяла хирургический нож.  Алексеев сам
просил делать операцию без наркоза.  Только срывалось  с
побледневших губ:  "Врешь,  не возьмешь." Дивились врачи
подобному мужеству и говорили:  "Сколько лет в медицине,
а такое видим первый раз." Приехал сам генерал, отец, не
узнал сына и говорит:  "Ты герой и достоин  привилегий."
Отвечает  Алексеев:  "Если я герой и достоин привилегий,
товарищ генерал,  то отпустите на передовую."  Поскольку
было у него ранение в руку,  удалось ему опять скрыть от
врачей, что ноги у него не живые, а протезные. Тут приш-
ло ему награждение второй Геройской звездой, хотели вру-
чить, искали, да не могли найти.

                    7.

     Загнали врага уже совсем в его логово советские во-
ины,  да  не могут никак взять последний оплот.  Стоит у
врага на этом месте огромный страшный дот и не дает  ни-
кому  пройти.  Вскочил тогда Алексеев,  крикнул громовым
голосом:  "Ура!",  подбежал  и  закрыл  дот  собственной
грудью. Взяли войска Берлин, а Алексеева с тяжелым ране-
нием привезли  в  госпиталь.  Положили  на  операционный
стол,  и жена взяла хирургический нож. Алексеев сам про-
сил делать операцию без наркоза. Только срывалось с поб-
ледневших губ:  "Врешь, не возьмешь." Дивились врачи по-
добному мужеству и говорили:  "Сколько лет в медицине, а
такое видим первый раз." Приехал сам генерал,  отец, те-
перь уже маршал, но не узнал сына и говорит: "Ты герой и
достоин привилегий." Отвечает Алексеев:  "Если я герой и
достоин привилегий,  товарищ маршал, то дайте мне листок
бумаги." Дали ему листок бумаги, и написал он на нем всю
свою жизнь.  Когда вошли к нему, чтобы сделать инъекцию,
то он был уже мертв,  но лицо его светилось. Прочла жена
записку и зарыдала.  Положил маршал руку ей на  плечо  и
говорит:  "Была  ты  жена без вести пропавшего,  а стала
вдовой героя.  Ты должна этим гордиться. Был я отцом без
вести пропавшего, а стал отцом героя. Мы отомстим за те-
бя, сынок."

                    8.

     Много приехало генералов и маршалов,  и  они  лично
несли гроб с телом товарища Алексеева. Под звуки артиле-
рийских стволов опустили маршалы и генералы его  в сырую
землю и похоронили уже трижды Героем Советского Союза.
     А в Берлине до сих пор стоит бронзовый  Алексеев  и
держит правой рукой бронзовый меч, а в левой - бронзовую
немецкую девочку.






                    1.

     В детстве Иосиф Виссарионович тяжело болел и лет до
14 не ходил.  Но благодаря силе воли и постоянным трени-
ровкам он через полгода поднимал многопудовые гири.  Од-
нажды  выходит он на улицу и видит,  как здоровый детина
избивает малыша.  Сталин отогнал обидчика.  Тот говорит:
"Правда,  силен ты." Посмотрел Сталин на него вниматель-
но, посерьезнел и отвечает: "Не я, правда сильна."

                    2.

     Совсем стало плохо жить народу. Однажды приезжает к
Иосифу  Виссарионовичу  Ленин  и говорит:  "Что делать?"
Посмотрел Сталин на него внимательно,  посерьезнел и от-
вечает: "Что делать? - Делать!"

                    3.

     Однажды поднял  Иосиф  Виссарионович народ и скинул
царя.  Наступило счастье.  Приходит  к  Сталину  великий
князь  Константин  и  говорит:  "Мы вам предлагаем мир."
Посмотрел Сталин на него внимательно, устало улыбнулся и
отвечает: "Мир нам ни к чему, нам и России хватит."

                    4.

     Однажды въезжает  Иосиф  Виссарионович  на  танке в
Берлин.  Кругом взрывы,  снаряды рвутся. Навстречу немец
бежит,  узнал Сталина и кричит:  "Сталин идет!  Господи,
помилуй меня!" Посмотрел Сталин на него внимательно, ус-
тало улыбнулся и отвечает:  "Бог-то тебя не помилует, не
заслужил. А Сталин помилует." И велел отпустить немца.

                    5.

     Однажды идет Иосиф Виссарионович по госпиталю и ви-
дит на постели худого израненного солдата, который гово-
рит соседу:  "Сталин - наша сила!" Посмотрел  Сталин  на
него внимательно,  посерьезнел и отвечает:  "Если Сталин
ваша сила - вот он я. Вставай и иди." Встал солдат, взял
винтовку и пошел.

                    6.

     Однажды, вернувшись из похода, слезает Иосиф Висса-
рионович с коня, вытирает шашку о полу шинели. Подбегает
к  нему  Анка-пулеметчица  и кричит:  "Белого притарани-
ли!" Посмотрел Сталин на нее внимательно,  посерьезнел и
отвечает:  "Ах,  Анка, Анка, сколько раз я тебе говорил,
что нет такого слова:  таранить.  Надо  уважать  великий
русский язык."

                    7.

     Иосиф Виссарионович был гигантского роста,  он даже
как-то стеснялся своих огромных рук. Однажды входит он в
комнату,  а там сидят Троцкий,  Зиновьев и Бухарин, тоже
здоровенные мужчины и подковы гнут. Сталин разорвал под-
кову  на  две  части и выбросил.  Потом посмотрел на них
внимательно,  посерьезнел и отвечает: "Работой надо силу
мерить."

                    8.

     Однажды работал Иосиф Виссарионович всю ночь и при-
думал план разгрома фашистских орд. Приходит он домой, а
ему сообщают,  что жена умерла.  Посмотрел Сталин внима-
тельно на труп жены,  посерьезнел и  отвечает:  "Человек
побеждает в великом, а жизнь мстит ему в мелочах."

                    9.

     Однажды приходят  к  Иосифу Виссарионовичу Троцкий,
Зиновьев и Бухарин и говорят:  "Тебе пора уходить." Отк-
рыл Сталин окно,  а там народ кричит:  "Сталин! Сталин!"
Посмотрел Сталин на них внимательно, посерьезнел и отве-
чает: "Я ухожу к ним, к народу." И ушел из Кремля.

                   10.

     Совсем плохо стало жить народу.  Однажды приходят к
Иосифу Виссарионовичу представители и  говорят:  "Верни-
тесь,  мы повесили Троцкого,  Зиновьева и Бухарина.  Они
были неправы." Посмотрел Сталин на них внимательно,  по-
серьезнел и отвечает:  "А повесили вы их зря. Как же они
теперь узнают, что были неправы?"

                   11.

     Однажды идет Иосиф Виссарионович по передовой. Мар-
шалы,  генералы, орденоносцы за ним не поспевают. Подбе-
гает к Сталину солдат и говорит:  "Вы под снаряд попасть
можете."  Посмотрел  Сталин на него внимательно,  устало
улыбнулся и отвечает: "Могу, но не хочу."

                   12.

     Любимой песней Иосифа Виссарионовича была "Вот умру
я,  умру я". Однажды Радек запел ее в присутствии Стали-
на.  Сталин спрашивает его:  "А вы выполнили мое поруче-
ние?" - "Нет." Посмотрел Сталин на него внимательно, по-
серьезнел и отвечает: "Право на песню надо заслужить."

                   13.

     Идет однажды заседание Верховного Совета, обеих па-
лат сразу. Депутаты сидят, знаменитые люди, герои. А Ио-
сиф Виссарионович входит через черный ход.  Подбегает  к
нему  Ворошилов  и  говорит:  "Нас же важные дела ждут."
Посмотрел Сталин на него внимательно,  посерьезнел и от-
вечает: "А вам повезло, Вас дела ждут. Я вот важного де-
ла сам всю жизнь жду."

                   14.

     Однажды в присутствии Иосифа  Виссарионовича  зашел
разговор о Пушкине.  Буденный сказал: "После Сталина мне
стал понятнее Пушкин." Посмотрел Сталин на  него  внима-
тельно,  устало улыбнулся и отвечает:  "Но и Сталина без
Пушкина не понять."

                  15.

     Однажды, дождливым вечером,  идет Иосиф Виссарионо-
вич и видит старика,  без плаща,  насквозь мокрого. Снял
Сталин с себя плащ и накинул на старика.  Старик спраши-
вает Сталина:  "Эй, товарищ, кем будешь?" Посмотрел Ста-
лин на него внимательно,  посерьезнел и отвечает:  "Если
смогу вот так всем людям помочь - человеком буду."

                   16.

     Однажды привели к Иосифу Виссарионовичу его  сына и
сказали, что он украл кошелек у бедной женщины. "Ничего,
- успокаивает Берия,  - мы кошелек уже вернули." Посмот-
рел Сталин на него внимательно,  посерьезнел и отвечает:
"Кошелек-то вы вернули,  но сына мне уже не вернете."  И
на месте сам расстрелял его.

                   17.

     Однажды заработался Иосиф Виссарионович в Кремле до
поздней ночи.  Позвонил он жене и говорит: "Давай, погу-
ляем." Гуляют они,  и жена говорит:  "Что же ты так себя
мучаешь? Отдохнул бы. О детях бы позаботился." Посмотрел
Сталин на нее внимательно,  посерьезнел и отвечает: "А я
о детях и забочусь."

                   18.

     Однажды гуляет Иосиф Виссарионович по Красной  пло-
щади. Подбегает к нему малыш и просит: "Дяденька, почини
велосипед." Посмотрел Сталин на него внимательно, устало
улыбнулся и починил велосипед.  Малыш говорит:  "Приходи
завтра сюда,  я тебя с мамой познакомлю, она у меня доб-
рая."  Посмотрел Сталин на него внимательно, посерьезнел
и отвечает:  "Не могу,  малыш,  помирать мне настала по-
ра." И на следующий день умер.

                   19.

     Однажды захватили  американцы  предательским  путем
огромное множество русского народу. И условие поставили:
если не выдадите Сталина, всех перережем. Жданов говорит
Иосифу Виссарионовичу:  "Не ходите,  они вам готовят по-
зорную  смерть."  Посмотрел  Сталин на него внимательно,
посерьезнел и отвечает:  "Не смерть красит  человека,  а
человек смерть." И на следующий день увезли его в Амери-
ку и там умертвили, а народ выпустили.

                   20.

     Однажды прошел слух о смерти Иосифа Виссарионовича.
Пришла  к нему депутация и обрадовалась,  увидев его жи-
вым.  И говорит:  "Мы бы жизнь отдали,  только бы вы жи-
ли." Посмотрел  Сталин на них внимательно,  устало улыб-
нулся и отвечает: "И я вам всю свою жизнь отдаю."






                    1.

     Однажды в детстве шли Сталин с приятелем мимо  мяс-
ной лавки.  Сталин схватил кусок мяса и бежать.  Догнали
их и спрашивают Сталина: "Ты украл?" "Нет, - отвечает. -
Это он." И приятеля тут же разорвали на части.

                    2.

     Совсем стало плохо жить народу.  Бунтуют.  Вызывает
царь Сталина и говорит:  "Замани народ на Сенатскую пло-
щадь." Привел Сталин народ,  а там жандармы. Стали стре-
лять, весь народ поубивали. Больше миллиону.

                    3.

     Однажды пришли к Сталину Троцкий,  Зиновьев и Буха-
рин  и сказали:  "Ты неправ.  Давай поговорим." Выхватил
Сталин пистолет из письменного стола и убил их на месте.
А трупы велел немедленно закопать.

                    4.

     Однажды приехал  Сталин  к Ленину в Горки.  Увидел,
что нет никого, и зарезал Ленина. А труп незаметно зако-
пал. Возвратился в Москву и сказал: "Ленин умер. Мне все
завещал."

                    5.

     Однажды приехала к Сталину жена и  сказала:  "Зачем
ты у бедной женщины все деньги отнял.  Нехорошо." Выхва-
тил Сталин пистолет из письменного стола и  убил  ее  на
месте. А труп велел незаметно закопать.

                    6.

     Однажды пришел  к Сталину Никита Сергеевич Хрущев и
говорит:  "Ты неправ.  Давай поговорим." Выхватил Сталин
пистолет  из  письменного стола,  но Хрущев успел раньше
выстрелить и убил Сталина.  А труп велел незаметно зако-
пать.

                    7.

     Однажды шел Сталин по улице. Узнал его народ и кри-
чит:  "Вот он,  Сталин!" Побежал Сталин, а народ за ним.
Догнали его, разорвали на части, сожгли, а пепел в Моск-
ву-реку бросили.





     Стояла суровая  зима  1918 года.  Неимоверно тяжело
приходилось первой в мире стране рабочих и крестьян. Оз-
верелые орды Колчака,  Деникина,  Корнилова, иностранных
интервентов рвались к столице. Японцы, немцы, англичане,
американцы,  испанцы, итальянцы, белополяки пытались за-
душить в крови Советскую Россию. Но правда была не на их
стороне. Полуголодные и оборванные рабочие и крестьяне с
честью отстаивали интересы своей родной власти.
     В это тревожное время шел как-то Владимир Ильич то-
ропливым шагом по длинному коридору  Кремля  и  встретил
Феликса Эдмундовича Дзержинского. "Здравствуйте, здравс-
твуйте,  товарищ Дзержинский," - быстро бросил  Владимир
Ильич,  - "как дела на внутреннем фронте?" "Совсем озве-
рел враг,  Владимир Ильич," - отвечал Феликс Эдмундович,
- "ни стариков, ни женщин, ни детей не жалеет." Владимир
Ильич внимательно всмотрелся в исхудавшее  лицо  Феликса
Эдмундовича с легкими голубоватыми тенями, залегшими под
скулами и во впадинах глаз.  "А что-то Вы неважно выгля-
дите,  Феликс  Эдмундович,"  - озабоченно сказал Ленин и
покачал головой.  "Да, - с усмешкой отвечал Дзержинский,
-  буржуазные врачи даже какой -то инфаркт миокарда, шут
их дери,  обнаружили." "А ведь эти сукины дети правы," -
сказал Владимир Ильич и на минуту задумался, - "нам мно-
гому еще придется научиться  у  этой  проклятой  буржуа-
зии." "Вы, как всегда, правы, Владимир Ильич," - отвечал
посерьезневший Дзержинский.  " Ну, да мы им еще всем по-
кажем,  на  что  способен  рабочий класс и крестьянство,
взявшие свою судьбу в свои руки.  А вот на  счет  Вашего
сердца, так оно еще пригодится революции," - сказал Вла-
димир Ильич и неожиданно  резким  движением  левой  руки
достал  из  внутреннего кармана жилета какую-то бумажку:
"Вот, поглядите-ка, это Вам путевочка в санаторий. Поез-
жайте в Крым,  подлечитесь - и снова за дело, Вы нам тут
очень нужны, очень." "Но, Владимир Ильич..." - запротес-
товал Феликс Эдмундович.  "Никаких возражений,  это пар-
тийный приказ.  А Вы,  товарищ Егоров, " - Ленин склонил
голову к правому плечу и обратился к адьютанту Дзержинс-
кого - "проследите за этим." "Слушаюсь, товарищ Предсов-
наркома," - отвечал гигант Егоров, пряча ласковую улыбку
в густых пшеничных усах.
     Дзержинский и  Егоров пришли в свою комнату и стали
собирать вещи.  В это время раздался  отрывистый  звонок
телефона.  Феликс  Эдмундович  поднял  трубку  и услышал
взволнованный,  резкий голос Ильича: "Феликс Эдмундович,
на носу Новый Год,  а в детском саду на Пресне ребятишки
остались без елки.  Организуйте, пожалуйста. И не думай-
те, что это мелочь, в нашей работе мелочей нет. Это дело
наипервейшей революционной важности!" "Слушаюсь,  Влади-
мир Ильич," - отвечал Дзержинский.
     Он стал обзванивать райкомы, горкомы, местные отде-
ления ЧК, но нигде не было ни человека: все были брошены
на оборону столицы.  Кто ушел против Колчака, кто - про-
тив Деникина, кто - против озверевшей иностранной интер-
венции.  Тогда Феликс Эдмундович  решительным  движением
выкинул вещи из чемодана,  достал со дна маузер, положил
его в карман шинели и сказал Егорову:  "Едем за  елкой."
"Но  Феликс  Эдмундович..." - попытался возражать гигант
Егоров,  разводя в стороны огромные неловкие руки.  "Это
дело  наипервейшей  революционной важности,  " - отрезал
Дзержинский и быстрым шагом направился к выходу.
     Дзержинский и Егоров сели в автомобиль и по пустын-
ной заснеженной Москве помчались за город. Когда они вы-
ехали  из  Москвы,  их обступили огромные дремучие леса.
Могучие дубы, красавицы-ели были с ног до головы покрыты
снегом,  таинственно  поблескивавшим под неярким дневным
светом.  Стояла полная тишина.  Не верилось, что где -то
идут бои, грохочут орудия, льется человеческая кровь.
     На 45-ом километре  Дзержинский  приказал  Егорову:
"Останови." "Слушаюсь," - ответил огромный адьютант. Они
вылезли из машины и несколько минут не могли двинуться с
места. Стояли, любуясь дивной панорамой заснеженного ле-
са.  Затем они взяли топоры и направились в чащобу.  Они
долго  выбирали  елку,  пока не остановились на стройной
величавой красавице,  стоявшей посередине поляны, словно
выбежавшей  на простор,  чтобы другие могли полюбоваться
на нее. Начали рубить. От могучих ударов Егорова состря-
сался весь лес. Дзержинский бил реже, но точнее.
     Когда они уже повалили дерево и стали  его  вязать,
раздались  вдруг чьи-то голоса и вдали замаячили фигуры.
"Ложись," - скомандовал Дзержинский.  Потом шепотом при-
казал:  "Тащи пулемет из машины." "Слушаюсь," - пробасил
Егоров и пополз за пулеметом.
     В это  время как раз орудовали в подмосковных лесах
банды атамана Антонова.  Жгли они посевы, уничтожали ак-
тивистов, стреляли селькоров и мешали крестьянству нала-
живать новую жизнь.
     Окопались быстро Дзержинский и Егоров,  залегли.  И
показались на дальнем краю поляны враги. Они шли ровными
рядами,  в  новеньких офицерских мундирчиках,  с ружьями
наперевес.  Они шли молча,  без единого выстрела, только
стонал  лес от их страшного единовременного шага.  Дзер-
жинский положил руку на необъятное плечо Егорова,  кото-
рый уже было прицелился:  "Подпусти поближе.  Еще ближе.
Еще ближе." И когда уже были видны  молодые, окаменевшие
в ненависти лица, блестящие черные сапоги, блики на ост-
риях штыков и даже монокль на  лице  шедшего  впереди  и
жонглировавшего шашкой маленького и толстого полковника,
Дзержинский скомандовал:  "Пли!" "Слушаюсь,"  -  отвечал
Егоров.
     И завязалась схватка. Но слишком неравны были силы.
Уже несколько часов шел тяжелый бой,  когда шальная пуля
попала в голову Егорова.  "Егоров!" - крикнул  Дзержинс-
кий. "Слу..." - прошептал гигант, и улыбка замерла в его
пшеничных усах.  У Дзержинского-же  остался  всего  один
патрон в маузере,  который он берег для себя. Тогда взял
Феликс Эдмундович елку и стал медленно отступать к маши-
не. Дополз он до машины, втащил елку, нажал акселератор,
да только что-то заело и не заводилось в машине. А вдали
уже  слышались  голоса  подходивших бандитов.  Спрятался
тогда Феликс Эдмундович под елку,  а маузер с единствен-
ным патроном к виску приставил, чтобы не сдаваться.
     "Смотри, Ванько,  кака  гарна  машина!"  -  кричали
столпившиеся  бандиты,  -  "мабуть в хозяйстве сгодится.
Эку комиссару дивну механизму сробили.  Эй,  Павло, гони
скотину,  мы мигом енту штуковину к себе сволокем!" При-
вязали бандиты к машине волов и с гиканьем погнали их.
     А Феликс  Эдмундович лежал в это время,  скрытый от
бандитов такой хрупкою завесой, и перед его глазами про-
носилась вся нелегкая и славная жизнь: тяжелое батрацкое
детство под понукание надсмотрщиков и плач женщин,  тре-
вожная,  но прекрасная юность, полная борьбы и героизма,
ссылки,  каторги, одиночки, погибшие товарищи, круглосу-
точная  и  непрерывная борьба с хитрым и жестоким врагом
уже на посту председателя ВЧК. Пока проносились эти кар-
тины жизни в голове председателя ВЧК, разогнали волы ав-
томобиль - и заработал неожиданно мотор.  Быстрее молнии
прыгнул Дзержинский за руль,  нажал газ. Шарахнулись ис-
пуганные волы,  оборвали канаты.  И помчался автомобиль,
унося  Феликса  Дзержинского из рук врагов.  Попрятались
бандиты по рвам да канавам и стали стрелять  вслед. Одна
из вражеских пуль попала в левое предплечье Дзержинского
и раздробила кость, но он, превозмогая боль, пригнал ав-
томобиль  прямо к крыльцу детского сада на Красной Прес-
не.
     Воспитатели и дети перевязали рану Феликсу Эдмундо-
вичу.  А потом все со смехом,  шутками и весельем  стали
устанавливать елку.  Нарядили ее,  увесили шариками, иг-
рушками, посыпали канителью. А Феликс Эдмундович под ра-
достный  крик  детворы укрепил на самой верхушке красную
звезду. "Пусть всегда, дети, светит вам в вашей счастли-
вой  и радостной жизни эта путеводная красная звезда," -
сказал Дзержинский и,  весело отшучиваясь, ушел в другую
комнату,  чтобы никто не видел,  как побледнело его лицо
от огромного количества потерянной крови.
     Начался детский праздник.  Музыка,  шум,  танцы.  И
вдруг посреди общего веселья распахивается дверь и  вхо-
дит Дед Мороз с подарками.  Никто из детей и даже воспи-
тателей не остался обиженным. Кому кукла досталась, кому
- машина, а кому и огромный плюшевый медведь.
     Когда раздал Дед Мороз  подарки,  снял  он  с  себя
красную шапочку,  снял огромную белую бороду - и все уз-
нали его:  "Дедушка Ленин!  Дедушка Ленин!" -  закричала
детвора и,  забыв про подарки и игрушки, бросилась к не-
му.  "Ну что,  страшный был Дед Мороз?" - лукаво спросил
Ильич. Одна самая маленькая девочка вышла вперед и, пок-
раснев от смущения,  сказала:  "А я тебя, дедушка Ленин,
сразу  узнала." "Ну вот," - притворно огорчился Владимир
Ильич и взял девочку на руки:  "Я такую  длинную  бороду
прицепил,  думал, никто не узнает, а ты, хитрая, подгля-
дела." "А я не подглядела,  я просто узнала," - отвечала
девочка.  "Значит, ты не хитрая, а внимательная. Это хо-
рошо,  нам нужны такие дети," - сказал серьезно Владимир
Ильич,  опустил девочку на пол, подошел к Феликсу Эдмун-
довичу и отвел его в угол.  "Владимир Ильич..." -  начал
Дзержинский, чуть поморщившись от боли. "Знаю, знаю, мо-
лодцом.  Жалко Егорова,  верный был коммунист," - сказал
Ленин. Потом внимательно посмотрел в бледное лицо Фелик-
са Эдмундовича и озабоченно спросил:  "А как  путевочка?
Вы слыхали, дорогой, про такую штуку, как партийная дис-
циплина?  Так вот, придется Вас посадить на десять суток
под арест за невыполнение приказа.  Кстати, я Вам пришлю
этого, как Вы его называете, буржуазного доктора. Он за-
одно и сердце Вам подлечит. Договорились?" "Слушаюсь," -
отвечал Феликс Эдмундович.  "А теперь давайте-ка тряхнем
стариной,  попляшем у красавицы елки. А потом мне за де-
ло, а Вам - под арест. А?" И Владимир Ильич и Феликс Эд-
мундович дружно, по-детски весело и заразительно рассме-
ялись.  И закружилось,  завертелось веселье в  маленьком
детском саду на Красной Пресне,  в самом центре осажден-
ной,  голодной Москвы,  как закружился,  завертелся весь
мир  той  зимой  вокруг  суровой и возродившейся Москвы,
сердце небывалой страны - первой в мире страны рабочих и
крестьян.






    В небольшой деревушке, в глухой сибирской тайге, не-
подалеку от города Симбирска родился некий мальчик. Отец
его был исконни русский, но странный человек: где протя-
гивал  он  руку  -  вырастало там дерево,  где бросал он
взгляд - загоралась там изба,  кому говорил он  недоброе
слово - помирал тот.
    Матери же мальчика не помнил  никто.  Говорили,  что
пришла  она с какими-то смуглыми людьми.  Вид их был чу-
ден, да и говор невнятен, спешили они куда-то. Была сре-
ди них всего одна женщина, родила она мальчика и ушла со
смуглыми людьми назад,  на Восток-ли,  на Запад... Вышел
мальчик в отца: роста непомерного, русоволосый, и только
черные глаза достались ему от матери. И до того они были
черными,  что  даже в детстве никто не мог выдержать его
взгляда.  А кто упорствовал,  тот несколько  дней  ходил
после этого сам не свой. Имя мальчику было Евгений Вуче-
тич.
    И обнаружился  у  него необыкновенный дар:  берет он
камень в руки - и получается зверь,  как живой; берет он
дерево в руки - и получается лицо,  как живое;  берет он
глину в руки - и получается человек как  живой.  Большое
будущее  прочили ему специалисты.  Но достиг он возраста
18 лет,  и что -то случилось в нем.  Хочет  он  вылепить
прекрасную женщину - оставляют его силы,  руки висят как
плети.  Хочет он вырубить прекрасный торс, да руки резца
поднять  не могут,  хотя только что ворочали здоровенные
бревна. Хочет он вырезать прекрасную фигуру, да стамеска
из рук падает и ранит ему палец, и кровь течет.
    И ушел Вучетич из дома и не вернулся. Ушел в большой
город,  стал работать токарем на заводе. Хорошо работал.
Ударником был.  Грамоты получал.  К наградам не раз  был
представляем. Казалось, совсем забыл он свой тайный дар.
Только иногда в отпуск или с субботы на воскресенье  ис-
чезал он, и никто не знал, куда. Возвращался он молчали-
вый,  с черным лицом.  Кругом было счастье и мир,  а  он
словно предчувствовал что-то.
    Разразилась Великая Отечественная война.  Напали  на
СССР немцы и сразу стали завоевывать его. Ничто не могло
остановить их.  Двигались они лавиной, и земля гудела от
танков,  пушек  и сапогов немецких.  Решил Вучетич пойти
добровольцем на фронт.  Подал заявление,  вернулся домой
собрать вещи и заснул неожиданно ранним сном.  И присни-
лось ему бескрайнее снежное поле, но вот вдали появляет-
ся черная точка,  она растет и растет, и слышится желез-
ный цокот - и появляется Петр Первый:  весь  черный,  на
черном коне,  в черном сиянии. Поднимает он руку и гово-
рит:  "Слушай меня,  иди в Сталинград!" Сказал - и снова
превратился в точку среди бескрайнего снежного простора.
И ушел Вучетич в Сталинград.
    Захватил враг уже всю страну, один Сталинград остал-
ся.  Согнал враг все войска к городу,  обстреливает  его
каждый день,  ни одного дома не осталось. Пришел Вучетич
в Сталинград - и сразу  направился  на  Малахов  курган.
Поднял он огромный камень, положил на самый центр курга-
на,  и стал работать с утра до ночи:  сооружать каменную
статую.  Стали помогать ему люди, тоже начали камни тас-
кать.  Потом райкомы, горкомы, обкомы стали посылать ему
в помощь специальные отряды.  Скоро работало под началом
Вучетича 3 миллиона народу.  Трудно приходилось  стране:
не хватало живой силы, техники, продовольствия, но ниче-
го не жалела страна для Вучетича.
    И стала подниматься огромная статуя Сталина,  а кру-
гом каменное воинство его.  Каждый день с утра  до  ночи
обстреливали немцы Сталинград из орудий, бомбили с само-
летов,  поливали напалмом - все уничтожили в городе,  но
страноое  дело:  ни одна пуля,  ни один снаряд,  ни одна
бомба не упала на Малаховом кургане,  ни один человек не
погиб там, не был ранен, не был даже контужен.
    Уже сделал Вучетич сапоги и нижние полы шинели, сде-
лал швы и складки - и стоят они, как живые. Смеются нем-
цы,  кричат:"Эй, Сталин, приходи, разбей нас!" Но только
покачнулась в ответ статуя.
    Совсем уже близко  немцы,  заняли  весь  Сталинград.
Второй  месяц работает Вучетич с утра до ночи,  таскает,
рубит камень.  До пояса уже воздвиг статую. Сделал рука-
ва,  пояс,  хлястик,  карманы - и стоят они,  как живые.
Смеются немцы,  кричат:  "Эй,  Сталин,  приходи,  разбей
нас!" Но только покачнулась в ответ статуя.
    Окружили немцы Малахов курган,  уже и  защитников-то
почти не осталось. А статуя готова до плечей. Сделал Ву-
четич воротник,  погоны,  ордена все выточил -  и  стоят
они, как живые. И воинство каменное выросло в бессчетном
количестве.  Смеются немцы и кричат: "Эй, Сталин, прихо-
ди, разбей нас!" Но только покачнулась в ответ статуя.
    В последнюю ночь третьего  месяца  закончил  Вучетич
свой  труд,  уснули  три миллиона его помощников прямо у
ног статуи, вышла луна. Забрался Вучетич на леса к голо-
ве Сталина.  Высоко они терялись в облаках. Провел Вуче-
тич рукой по усам,  по щекам, по глазам - и вдруг вспых-
нул  в  зрачках статуи черный огонь.  Испугался Вучетич,
спустился к ногам статуи, упал на колени и говорит: "Вот
он я! Я сделал все! Больше ничего не могу."
    Раздался тут гром - и рухнули леса. Далеко за линией
фронта в тылу немцев вспыхнул огонь. Закачалась земля, и
вихрь пронесся с Востока на Запад.  Вскочили немцы, зак-
ричали:  "Сталин  идет!" Бросились они бежать освещенные
каким-то ярким светом. И двинулся Сталин со своим камен-
ным  войском.  Где ступает его нога - лежат раздавленные
немецкие дивизии; где проходит рука - разрушенные города
дымятся;  где упадет его взгляд - сожженные танки, само-
леты, орудия.
    И гнал он немцев до Берлина.  Взял Берлин - и исчез.
Не видали его больше нигде,  но до сих пор на территории
Польши  и Германии,  Чехословакии и Болгарии,  Румынии и
Албании находят огромные камни.  Говорят,  что это воины
его победоносного войска.
    А Вучетич и три миллиона его помощников  были  убиты
первым же немецким ответным залпом.  Оттого до сих пор и
не может никто в мире создать ничего подобного.



                        Москва, 1984

Какому русскому она не есть мать родная,
поющая,
убаюкивающая,
ласкающая,
целующая,
слизывающая кожу,
прикровенные верхние слои следом и обмерзшую,
неискушенную мелкими трудами и привычками оборонительными,
саму мякоть души виноградную в себя всасывая,
через себя глядеть вынуждающую,
своим телом вскидываться,
своим хвостом вздергиваться,
жабрами
пошевеливать,
одышними легкими повеивать,
нежной розовостью девичьего лица вспыхивая,
щитом и мечом стальным поблескивая,
бровями лесистыми,
полушариями холмов влажных вздымаясь,
кожей песчаной пупырчатой подергивая,
себя самого покусывать,
отъедая куски сочные и мясистые,
глазами зернистыми в землю упираясь,
видя тьму,
хляби,
провалы и вскипания густо-маслянистые,
не мочь взгляда оторвать,
отлететь,
отделиться,
прилепиться к чему-то,
пусть малому,
незначительному,
но отдельному,
отдельновисящему,
отдельностоящему,
отдельномыслимому,
чтобы объять ее во всех ее образах,
видах,
проявлениях и блистаниях,
кровоизвержениях,
ужасах,
как это случилось мне в вечереющий час осени Московской поры
густого листопада на кухне у окна прозрачного замерзшего,
видеть ее и единовременно-необъятную и в исторических,
развертывающихся глубинах зарождения до точки незначимой и
облекаемой,
возможно,
моим собственным воображением,
понуждаемым,
правда,
к тому,
как в самой интенции,
так в конкретности образов геральдически основопорождаемых,
когда на дальнем,
высвеченном из общего хаоса чьим-то пристальным
вниманием плотью облекающим,
кусочек оплотненного пространства покачивающегося
некий медведь-Мишка объявился,
травку сочную,
нежную,
сочным телом покачивающуюся,
нежные уста розовые в ожидании сладостном приоткрывающую,
обнюхивал и замер вдруг

Он навалился как медведь
На травку сонную
И позабылось бы - как ведь
У прочих было все
Ан нет вот - народилася
Великая Махроть
Всея Руси

Бывает, утешая плоть
Сидишь и кушаеть лечо
А гллядь - в тарелке не харчо
А беспросветная махроть

Куда бежать! где скрыться-деться!
А что бежать - ты ею с детства
И питаешься

Когда бывает воспаришь
К Сорокину там полетишь
Иль к Кабакову полетишь
Иль к Мухоморам полетишь
К Орлову полетишь:
Мой друг, смотри какая тишь
Какая тишь и благодать
А глядь - из них одна махроть
Лезет
Блядь

Сижу на кухне я за чашкой чая
Вдруг вижу  - как пузырь надулась дверь
Кто - спрашиваю - там? - И отвечает:
Да это я, Махроть - великий зверь.

Люблю тебя - Люби - Открой мне двери -
Сама открой, - безумный любовник -
Да воли нет на то твоей и веры -
Ах, веры нет! так и не будет ввек
Здесь моя кухня
Здесь я сижу
Одним прекрасным днем весенним
Следил я птичек в воздухе несенье

Оглядываюсь - Господи-Господь!
Уйди, уйди, проклятая махроть!

Она же глазиком блеснула
И губки язычком лизнула

Крысиным личком, как Лилит
Прильнула к мне и говорит:
Что, блядь, сука
Пидер гнойный
Говно недокушенное
Вынь хуй изо рта
А то картавишь что-то

Тут необходимо авторское пояснение,
что весь мат,
объявляющийся на пределах текста не житейско-повседневного,
представляет собой как-бы язык сакральный,
ныне исчезнувший,
изношенный в своей сакральности
и обнаруживающийся как всплески неких чувств,
неуправляемых обычным житейским жизнепроявлением,
неразрешимых простым словоопределением,
но и не складывающимся,
по причине давней утраченности,
затемненности первооснов,
его породивших,
в систему метафизической осмысленности,
но лишь как изумление,
ясное и недостижимо-несмываемое стояние перед лицом чуда,
светящегося ликом женским,
с набухшим теплым молоком мягкой груди,
покрытой нежным,
растянутой от внутреннего переполнения кожей,
сквозь которую просвечивают чуть расплывачатые
обрисовывающие мягкие изгибы форм,
голубоватые прожилки,
ключицы,
кости плеч и предплечий смутно заострились
от оттягивающей тяжести,
текущей ниже,
ниже,
ниже,
к животу персико-сливовому,
сгущенному и оранжево-матовому от приближения
к центру этой тайны,
пульсирующей и загораживающей всех и самое себя,
тяжести,
укрытой,
явленной во внешнем дрожании окрестного воздуха,
излучений мелькающих,
снующих туда-сюда,
все обнимающих,
закручивающих,
в кокон обвалакивающих и вместе с влагой извергаемых медленно,
медленно смиряя всякое сопротивление,
в себя втягивающих, всасывающих,
растворяющих и изничтожающих с пеньем сладких,
мучительных и все отменяющих,
на одной воле,
в иных недрах коренящихся,
воле неподвластного высшего созерцания
оставляющих быть в рассудке и бытие самоопределяющемся


Гляжу на руку - вот махроть
С неверных пальцев истекает
И прямо в землю утекает
А все мы живы, смертны хоть

И из нее вназад, из тьмы
Чудные личности выходят
И черт-те что здесь происходит
И в высшем смысле - это мы
Сами и есть

Где моя голова
Да приложится
Там махроть-трава
Да обнаружится

С виду синяя
Снутри - красная
Ой, красивая
Да прекрасная

Ой, держите меня
Ой, во мне мечется
Ой, тут всех порешу
А она ответчица
Да неметчица
Пулеметчиуа
Антисоветчица
Стихийная

Веселится, ой
Да гуляется
Да махроть-водой
Упивается

А рыгнет когда
Да повалится
Да махроть-вода
Да изливается

Желтым желтая
Да ядовитая
Лицом юная
Да змеевидная

С легким знамечком
Да разойдися, блядь!
Да в обнимочку
Ой, да ходить-гулять
Полетели

Где осень расставляла чарки
Средь сада на пустых столах
И чудно лаяли овчарки
Словно на дальних берегах

Заглянет путник в сад пустой
Погладит бедную овчарку
Поднимет и заглянет в чарку
А там - Махроть
Всея Руси

Вот на посту стоит он среди ночи
Прозрачный как кристал Милицанер
Она же как ползучий зензивер
Отвсюду лезет разъедая очи

Махроть, махроть, дремучая природа! -
Он говорит ей русским языком:
Вот я! Бери меня! Коль есть на то закон
Не трогай только моего народа
Не губи идею

Она свернувшися лежала
Упершись головою в пах
А он растлил ее, Гундлах
Не убоявшись ее жала

И вот она, махроть, взошла
Цветком пылающим и длинным,
Что по-индийски кундалини
По иудейски же - никак

Тут необходимо авторское пояснение,
что энергия сил,
обозначаемых как кундалини есть аккумуляция
в беспространственную точку до поры дифференцированного
редуцирования их по иерархически постулируемых на все топографии
идеального архетипа человеческого феномена с определенными
кванторами каждого конкретного случая проецирования в конкретные
жизнепроявления суггестируемых майей частных проявлений жизне
пространственных чакр, то есть средостений, синтезирующих в
артикулированном проявлении соития материальных аспектов
объективации Логоса и бескачественный, всепроникающий
аннигилирующий при чистом соприкосновении самих с собой
предельно-критических масс актуальной энергии эманации
бескачественного Нуса, переводимого в другую систему как
Атман-Брахман

Там где Энгельсу
Сияла красота
Там Столыпину
Зияла срамота

А где Столыпину
Сияла красота
Там уж Энгельсу
Зияла срамота

А посередке
Где зияла пустота
Там повылезла
Святая крыса та

И сказала:
Здравствуй, Русь! Привет, Господь!
Вота я - твоя любимая махроть

Вот Рейган изучил Россию
По картам вдоль и поперек
Любовью даже к ней проникся
Как к глупой девочке какой
Вот щас огромными руками
Возьмет ее чтоб отогреть
На жарком мериканском сердце
Глядь - перед ним она стоит
Махроть
Всея Руси

Она стоит, Махроть-девица
Пред нею верткий Бао-дай
Он говорит: Девица, дай!
А сам в гримасах корчит лица

Она же говорит: Бывало
Я многим некогда давала
Поляку некогда давала,
Французу некогда давала
И немцу некогда давала
Что, помнишь сам, потом бывало
Согласен ли

Когда Иосиф Сталин с гор кавказских
С его прямых столбов, небес прозрачных
От птиц, зверей, и змей и пчел певучих
Возговорил на Север дальний глядя:
Приди, приди, Махроть Всея Руси!
И тихо стало
И следом нежный голос раскатился:
А что идти? Я здесь уже - и он
Почувствовал вдруг слабость в сочлененьях
И слабость, слабость, ломота в суставах
И вот уже лежит в хрустальном гробе
И смотрит во все стороны земли
И ясно
Качнется вправо гроб - и нету полумира
Качнется влево - и полмира нету
Качается, смеркается, мутится
И душно, душно вдруг - останови!
Остановил - а там и смерть уже
Повеселилась мать махроть сырая

В наших жилах вовсе не водица
Вовсе и не кровь, похоже хоть
Как у вещей птеродактиль-птицы
В наших жилах древняя махроть

Что течет глубоко под землею
Обретая всевозможный вид
Ото всех приносит нам с тобою
Деток их - а мы как монолит
Неподвижно стоим

Огонь небесный и Махроть
Плывут над нашим полушарьем
Тот слизывает всяку плоть
А эта тихо утешая:
Не плась, не плачь мое дитя
Все вечным счастьем обернется
Вот мать из темноты вернется
А там сибирская земля
Пухом ляжет

Кошачьей походкой Большого театра
И нежными жабрами малого тьятра
И детскими воплями Детского тьятра
Кошачьими жабрами малой дети
Проходит живая всего посреди
Махроть
Всея Руси

Лохмотья затхлого предела
Одолевают... О, Господь
Ветхозаветную махроть
Пошли на аховое дело

Над рыбьим остовом страстей
Вменяя каждый миг в разлуку
Пусть кровию багровит руку
И прахом выстелит постель -
Мы поймем

Читая заповедь дигистий
Под смутным небосводом дат
Как очарованный солдат
В саду египетских династий
Губами чистыми как лед
На полстолетья замирая
Она шевелит черный мед
Ненареченного Китая

Обрубком полустений
В провалах шевеля
Наветчицей растений
Подружкой щавеля
И волчьим чаепитьем
Вонючим пастушком
И мощным бронетанком
И, Господи прости!

Читаемо как на духу прощальном
Возьми и камнем в сердце положи!
Они не мыслят перстию крещальной
Но точат испоконные ножи

Они поют: Чангар, Эсманосохи!
Неимазур, немизамор, шидас!
Садах, садох, сиданувшан, судохи
Она средь них, она поет за нас

Она поет,
поет,
хоры подхватывают,
растут,
разрастаются,
ширятся,
звук нарастает,
нарастает,
становится невыносимым,
и каждая поющая точка сама прорастает поющим хором,
который тут же вступает и сам разрастается поющими точками,
все,
все тонет,
тонет и само в себя все захватывает,
все дрожит,
содрогается,
исторгая звуки на пределе звенящие.
Слава!
Слава!
Радость!
Радость! -
Это ода радости,
это Бетховен,
Бетховен,
Бах,
Чайковский,
Баховен,
Баховский,
Бедбах,
Бетовский,
бетчайбах,
чайбахвен,
бетхачабахскиофьев,
стравинхабехошотский,
шостербухкетжов,
шенбухстражопцарт,
Шоцарт,
Царт,
Ский,
Кий,
Ий,
Ой,
Ай,
Охаминодроза,
Охали,
Кали!
О!
О!
О!
О!

Краешком уха, зернышком глаза
Вспоротой полостью рта
Жизнь поднимается розой Шираза
Ошеломляя с утра

Нежно-поющая, густо-шипящаяя
Рвущая мясо в лохмоть
Вот она вещая, жизнь настоящая
Именем Бога - махроть
Всея Руси




Народ он делится на ненарод
И на народ в буквальном смысле
Кто ненарод - не то чтобы урод
Но он - ублюдок, в высшем смысле

А кто народ - не то чтобы народ
Но он народа выраженье
Что не укажешь точно - вот народ
Но скажешь точно: есть народ! И точка



Народ с одной понятен стороны
С другой же стороны он непонятен
И все зависит от того, с какой зайдешь ты стороны -
С той, что понятен он, иль с той, что непонятен

А ты ему с любой понятен стороны
Или с любой ему ты непонятен
Ты окружен, и у тебя нет стороны
Чтобы понятен был, с другой же - непонятен



Когда здесь на посту стоит Милицанер
Ему до Внукова простор весь открывается
На Запад и Восток глядит Милицанер -
И пустота за ними открывается
И центр, где стоит Милицанер -
Взгляд на него отвсюду открывается
Отвсюду виден Милиционер
С Востока виден Милиционер
И с Юга виден Милиционер
И с моря виден Милиционер
И с неба виден Милиционер
И с-под земли...
Да он и не скрывается



В буфете дома литераторов
Пьет пиво Милиционер
Пьет на обычный свой манер
Не видя даже литераторов

Они же смотрят на него
Вокруг него светло и пусто
И все их разные искусства
При нем не значат ничего

Он представляет собой Жизнь
Явившуюся в форме Долга
Жизнь - кратка, а Искусство - долго
И в схватке побеждает Жизнь



Вот избран новый Президент
Соединенных Штатов
Поруган старый Президент
Соединенных Штатов

А нам-то что? - ну, Президент
Ну, Съединенных Штатов
А интересно все ж - Прездент
Соединенных Штатов



Петр Первый как злодей
Своего сыночечка
Посреди России всей
Мучил что есть мочи сам

Тот терпел терпел терпел
И в краю березовом
Через двести страшных лет
Павликом Морозовым
Отмстил



Вот пионер поймал врага
А тот убил ребенка бедного
И бросил неживого под ноги
И все-таки, и все-таки, и все-таки
И все-таки, и все-таки
И все-таки
И все-
Таки
Как жизнь у нас недорога



Чем больше Родину мы любим -
Тем меньше нравимся мы ей!
Так я сказал в один из дней
И до сих пор не передумал



Он в юности был идиотом
И к старости умней не стал
Но в чем-то он мудрее стал
И прозорливее стал в чем-то

Он юношеству стал пример
Работы жизни кропотливой
А умные - средь них счастливый
Отыщешь, сыщешь ли пример?!
И их самих уже не сыщешь



Ревльюционная казачка
Подковала мне коня
Ну а после многозначно
Посмотрела на меня

Полетел я в бой кровавый
И там голову сложил
А потом с посмертной славой
Прямо к ней поворотил

Возвышаясь на сиденье
Обомлелого коня
Я въезжаю в поселенье
Но не видно им меня

А она вдруг увидала
Из ушей вдруг кровь пошла
После мертвою упала
После встала, подошла

Поднимает кверху око
Оно пусто и дрожит
Говорит: Здесь недалеко
Едем вместе, будем жить



В синем воздухе весеннем
Солнце ласкотало тени
Сын с улыбкою дочерней
Примостился на колени

Эка ласковость в природе
Словно предопределенье
Но зато замест в народе
Эка сила разделенья
Страшная



На счетчике своем я цифру обнаружил
Откуда непонятная взялась?
Какая мне ее прислала власть?
Откуда выплыла наружу?
Каких полей? какая птица?
Вот я живу, немногого хочу
Исправно вроде по счетам плачу
А тут такое выплывет - что и не расплатиться
Вовек



Что-то воздух какой-то кривой
Так вот выйдешь в одном направленье
А уходишь в другом направленье
Да и не возвратишься домой
А, бывает, вернешься - Бог мой
Что-то дом уж какой-то кривой
И в каком-то другом направленье
Направлен



О, как давно все это было
Как я в матросочке своей
Скакал младенцем меж людей
И сверху солнышко светило

А щас прохожих за рукав
Хватаю: Помните ли гады
Как я в матросочке нарядной
Скакал?! Ведь было же! ведь правда! -
Не помнят



Вот придет водопроводчик
И испортит унитаз
Газовщик испортит газ
Электричество - электрик

Запалит пожар пожарник
Подлость сделает курьер
Но придет Милицанер
Скажет им: не баловаться!



Вот спит в метро Милицанер
И вроде бы совсем отсутствует
Но что-то в нем незримо бодрствует -
То, что в нем есть Милицанер

И, слова тут не пророня
Все понимают, что так надо
Раз спит Милицанер - так надо!
То форма бодрствования
Такая



Вот на девочку Пожарный налетел
Дышит он огнем, глаза сверкают
Обвязал ее и не пускает
Душит средь своих горячих тел

Но Милицанер тут подскакал
С девочки Пожарного сгоняет
И назад в пещеру загоняет
Не страшит его тройной оскал

И у входа у пещеры сам
На посту стоит он неотлучно
А у девочки родился сын -
Морячок лихой, Голландц Летучий



Вашингтон он покинул
Ушел воевать
Чтоб землю в Гренаде
Американцам отдать

И видел: над Кубой
Всходила луна
И бородатые губы
Шептали: Хрена
Вам



Я женщин не люблю, хотя вот
Мне плутни их порой милы
То Фурцева министром станет
То Тэтчер - лидером страны

А то бегут, бегут - куда вы?
Раскрепощенные? куда?
А мы как у Акутагавы!
Читал Расемон? - вот туда



Когда один в виде Небесной Силы
Иосиф Сталин над страной летал
То кто бы его снизу подстрелил?
Против небесных снизу нету силы
Но все-таки его сверху подстрелили -
Не ушел



Вот Достоевский Пушкина признал
Лети-ка пташка в наш-ка окоем
А дальше я скажу что делать
Чтоб веселей на каторгу вдвоем

А Пушкин отвечал: Уйди, проклятый!
Поэт свободен, сраму он неймет
Что ему ваши нудные страданья
Его Господь где хочет - там пасет!



Внимательно коль приглядеться сегодня
Увидишь, что Пушкин, который певец
Пожалуй, скорее чем бог плодородья
И стад охранитель, и свободы отец

Во всех деревнях, уголках бы ничтожных
Я бюсты везде бы поставил его
А вот бы стихи я его уничтожил -
Ведь образ они принижают его




В полдневный зной в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я
Я! Я лежал - Пригов Дмитрий Александрович
Кровавая еще дымилась рана
По капле кровь сочилась - не его! не его! - моя!

И снилась всем, а если не снилась - то приснится
долина Дагестана
Знакомый труп лежит в долине той
Мой труп. А может, его. Наш труп!
Кровавая еще дымится наша рана
И кровь течет-течет-течет хладеющей струей



Стоит мужичок под окошком
И прямо мне в очи глядят
Такой незаметный на вид
И так подлетает немножко

И сердце внутри пропадает
И холод вскипает в крови
А он тихонечко так запевает:
Ой вы мене, вы текел мои
Фарес!



Ах, кабы не было бы снега
Ветер бы не завывал
И всяк виновный как Сенека
Добровольно б умирал
В теплой ванне, чистый - гордый -
Господи, вот был бы город
Райский!



Течет красавица-Ока
Среди красавицы-Калуги
Народ-красавец ноги-руки
Под солнцем греет здесь с утра

Днем на работу он уходит
К красавцу черному станку
А к вечеру опять приходит
Жить на красавицу-Оку

И это есть, быть может, кстати
Та красота, что через год
Иль через два, но в результате
Всю землю красотой спасет



Как некий волк свирепый и худой
Бюрократизм который выгрызает
Гляжу на справочку - но Боже мой
Вот из нее росточек выползает
Смеется, плачет, ручками плескает
И к солнцу тянется, и всякое такое -
Ведь как убить живое!
Хотя и волк
Конечно



Ярко-красною зимою
Густой кровью залитою
Выезжал Иван Васильич
Подмосковный государь
А навстречу подлый люд
Над царем жавай смеяться
Что плешивый и горбатый
Да весь оспой исковеркан
Два царевых человека
Ой, Малюта да Скурата
Два огромные медведя
Из-за детской из-за спинки
Государя выходили
На кусочки всех порвали
На лохмотья, на прожилки
И лежит чиста - морозна
Ярко-красная дорога
На столицу на Москву



В железном бункере своем
С какой-то норной тварью схожий
С экземою покрытой кожей
Сидел он с Евою вдвоем -
Германский рухнувший Адам
И изгнанный уже из рая
Он говорил ей: Дорогая
Сейчас вот яду тебе дам
И мы пойдем в поту кровавом
Возделывать поля небес
Кто нас возьмет - не знаю, право
Возможно, Бог, возможно, Бес
На этот труд кровавый, без
Гарантий



Моего тела тварь невидная
Тихонько плачет в уголке
Вот я беру ее невинную
Держу в карающей руке

И с доброй говорю улыбкой:
Живи, мой маленький сурок
Вот я тебе всевышний Бог
На время этой жизни краткой
Смирись!



Вот мой мизинец болевает
В нем кость живет - себе хозяйка
Туда-сюда пройдется зябко
А то поднимет страшный вой:
Я не хочу на свете жить!
А то вдруг явится в мундире:
Я в армию пойду служить!
В защиту мира!



Скажем, я вот - Геродот
Ну, понятно, скажут:
Геродот, мол, да не тото
И неверно скажут

Потому что Геродот
В наше время был бы
Геродот, да уж не тот
А он Пригов был бы
То есть - я.



А много ли мне в жизни надо? -
Уже и слова не скажу
Как лейбницевская монада
Лечу и что-то там жужжу
Какой-нибудь другой монаде
Она ж в ответ мне: Бога ради
Не жужжи



Банальное рассуждение на тему: Поэзия и закон

Я не выдумал бы Конституцьи
Но зато я придумал стихи
Ясно, что Конституцья значительней
Правда, вот и стихи неплохи

Но и правда, что все Конституцьи
Сызмальства подчиняться должны
А стихи - кто же им подчиняется?!
Я и сам Конституцьи скорей
Подчинюсь



Банальное рассуждение на тему: Не хлебом единым жив человек

Если скажем нет продуктов
То чего-то есть другое
Если скажем есть другое -
То тогда продуктов нет

Если ж нету ничего
Ни продуктов, ни другого
Все равно чего-то есть -
Ведь живем же, рассуждаем

x x x

Вся жизнь исполнена опасностей
Средь мелких повседневных частностей
Вот я на днях услышал зуммер
Я трубку взял и в то ж мгновенье
Услышал, что я чистый гений
Я чуть от ужаса не умер!
Что это?

x x x

Посредине мирозданья
Среди маленькой Москвы
Я страдаю от страданья
Сам к тому ж ничтожно мал
Ну а если б я страдал
Видя это или это
То страдания предметы
Принимали б мой размер
Но страданьем же страданья
Я объемлю мирозданье
Превышая и Москву

x x x

Я бросил пить, курить пытаюсь бросить
Кофе не пью да и не ем почти
Я воспитаю из себя для пользы
Советский и неприхотливый Тип

Который будет жить здесь чем - не знамо
Всех злонамеренных сводя с ума
Которому Спартак что, что Динамо
Которому что воля, что тюрьма

x x x

Вот я курицу зажарю
Жаловаться грех
Да ведь я ведь и не жалюсь
Что я - лучше всех?
Даже совестно, нет силы
Ведь поди ж ты, на
Целу курицу сгубила на меня страна

x x x

За тортом шел я как-то утром
Чтоб к вечеру иметь гостей
Но жизнь устроена так мудро -
Не только эдаких страстей
Как торт, но и простых сластей
И сахару не оказалось
А там и гости не пришли
Случайность вроде-бы, казалось
Ан нет - такие дни пришли
К которым мы так долго шли -
Судьба во всем здесь дышит явно

x x x

Грибочки мы с тобой пожарим
И со сметанкою съедим
А после спать с тобою ляжем
И крепко-накрепко поспим

А завтра поутру мы встанем
И в лес вприпрыжку побежим
И что найдем там - все съедим
И с чистой совестью уедем
в Москву

x x x

Женщина в метро меня лягнула
Ну, пихаться - там куда ни шло
Здесь же она явно перегнула
Палку, и все дело перешло
В ранг ненужно личных отношений
Я, естественно, в ответ лягнул
Но и тут же попросил прощенья -
Просто я как личность выше был

x x x

Как много женщин нехороших
Сбивающих нас всех с пути
В отличие от девушек хороших
Не миновать их и не обойти
Куда бежать от них?! куда идти?!
Они живут, разлитые в природе
Бывает, выйдешь прогуляться вроде -
Они вдруг возникают на пути
Как деревья какие

x x x

В Японии я б был Катулл
А в Риме - чистым Хоккусаем
А вот в России я тот самый
Что вот в Японии - Катулл
А в Риме - чистым Хоккусаем
Был бы

x x x

Вот дождь идет. Мы с тараканом
Сидим у мокрого окна
И вдаль глядим, где из тумана
Встает желанная страна
Как некий запредельный дым
Я говорю с какой-то негой:
Что, волосатый, улетим! -
Я не могу, я только бегать
Умею! -
Ну, бегай, бегай.

x x x

Я растворил окно, и вдруг
Весь мир упал в мои объятья
Так сразу! - даже страшно так!
Вот - не обиделись собратья б -
Некрасов, Рубинштейн, Орлов -
Но им я не подам и виду
Я с ними, как обычно, буду
Наедине же - словно Бог
Буду

x x x

Я подошел к глазку дверному
А там она стояла
И на меня смотрела
Не поднимая век
И я вскричал: О, номму! Номму!
Зачем я подошел к глазку дверному?!
Теперь не отойти вовек

x x x

Господь листает книгу жизни
И думает: кого б это прибрать
Все лишь заслышат в небе звук железный
И, словно мыши, по домам бежать

А Он поднимет крышу, улыбнется
И шарит по углам рукой
Поймает бедного, а тот дрожит и бьется
Господь в глаза посмотрит: Бог с тобой -
Что бьешься-то?

x x x

Висит на небе ворон-птица
А под землей лежит мертвец
Они друг другу смотрят в лица
Они друг друга видят сквозь
Все, что ни есть посередине
О ты, земля моя родная!
Меня ты держишь здесь певцом
Меж вороном и мертвецом

x x x

Нам всем грозит свобода
Свобода без конца
Без выхода, без входа
Без матери-отца

Посередине Руси
За весь прошедший век
И я ее страшуся
Как честный человек

x x x

Когда пройдут года и ныне дикий
Народ забудет многие дела
Страх обо мне пройдет по всей Руси великой -
Ведь что писал! - Но правда ведь была!
То, что писал
Черт-те что писал
И страх какой
И правда ведь была
И страх обо мне пройдет по всей Руси великой

x x x

Куликово

Вот всех я по местам расставил
Вот этих справа я поставил
Вот этих слева я поставил
Всех прочих на потом оставил
Поляков на потом оставил
Французов на потом оставил
И немцев на потом оставил
Вот ангелов своих наставил
И сверху воронов поставил
И прочих птиц вверху поставил
А снизу поле предоставил
Для битвы поле предоставил
Его деревьями уставил
Дубами-елями уставил
Кустами кое-где обставил
Травою мягкой застелил
Букашкой мелкой населил
Пусть будет все, как я представил
Пусть все живут, как я заставил
Пусть все умрут, как я заставил
Так победят сегодня русские
Ведь неплохие парни русские
И девки неплохие русские
Они страдали много, русские
Терпели ужасы нерусские
Так победят сегодня русские

Что будет здесь, коль уж сейчас
Земля крошится уж сейчас
И небо пыльно уж сейчас
Породы рушатся подземные
И воды мечутся подземные
И твари мечутся подземные
И люди бегают наземные
Туда-сюда бегут приземные
И птицы поднялись надземные
Все птицы-вороны надземные

А все ж татары поприятней
И имена их поприятней
И голоса их поприятней
Да и повадка поприятней
Хоть русские и поопрятней
А все ж татары поприятней

Так пусть татары победят
Отсюда все мне будет видно
Татары, значит, победят
А впрочем - завтра будет видно

x x x

Американцы в космос запустили
Сверхновый свой космический корабль
Чтобы уже оттуда, вместо Бога
Нас изничтожить лазером - во бля !
Ну хорошо там шашкой иль в упор
Из-под земли, из-под воды, из танка...
Но с космоса - где только Бог и звезды
Ну просто ничего святого нет
Во, бля!

x x x

Когда здесь немец пер на нас
И гибли лучшие из нас
В Бразилии какой сидел
Вроде меня какая сука
И говорил: Ну что за мука
Стих не выходит, эко дело!

x x x

Девочка идет, смеясь
Крови в ней всего три литра
Да, всего четыре литра
Литров пять там или шесть
И от малого укола
Может вытечь вся
Девочка моя, родная
Ради мамы, ради школы
Ради Родины и долга
Перед Родиною долго
Жить обязана родная
Береги, храни себя

x x x

Вот я маечку стираю
Кто-то воду отключил
Отчего ж я так стараюсь
Можно в старой походить
Пусть они там, иностранцы
В чистых, там, воротничках
Ходят на люди, на танцы
Ну а мы - простой народ

x x x

Вот в очереди тихонько стою
И думаю себе отчасти
Вот Пушкина бы в очередь
И Лермонтова в очередь
И Блока тоже в очередь
О чем писали бы?
- О счастье!

x x x

Так во всяком безобразье
Что-то есть хорошее
Вот герой народный - Разин
Со княжною брошеной
В Волгу бросил ее Разин
Дочь живую Персии
Так посмотришь: безобразье
А красиво - песенно...

x x x

Вот могут, скажем, ли литовцы
Латышцы разные, эстонцы
Россию как родную мать
Глубоко в сердце воспринять
Чтобы любовь была большая?
Конечно могут
Кто мешает?

x x x

Нет прекраснее примера
Где прекрасней он, пример
Чем один Милицанер
Да на другого Милицанера
Пристрастно взирающий
В смысле, все должно быть, брат, честно и
в строгом соответствии с социалистической законностью

x x x

По волнам, волнам эфира
Потерявши внешний вид
Скотоводница Глафира
Со страною говорит

Как живет она прекрасно
На работе как горит
Как ей все легко и ясно -
Со страною говорит

А страна вдали все слышит
Не видна как за рекой
Но молчит и шумно дышит
Как огромный зверь какой

x x x

Неважно, что надой записанный
Реальному надою не ровня
Все, что записано, - на небесах записано
И если сбудется не через два-три дня
То все-равно когда-там сбудется
И в высшем смысле уж сбылось
А в низшем смысле все забудется
Да и почти уж забылось

x x x

Шостакович наш Максим
Убежал в страну Германию
Господи, ну что за мания
Убегать не к нам, а к ним
Да к тому же и в Германию
И подумать если правильно
То симфония отца
Ленинградская направлена
Против сына-подлеца
Теперь
Выходит
Что

x x x

Известно нам от давних дней
Что человек сильнее смерти
А в наши дни уже, поверьте, -
И жизни тоже он сильней

Она его блазнит и манит
А он ей кажет голый шиш
Его ничем не соблазнишь -
Он нищенствует и ликует
Поскольку всех уже сильней

x x x

Вот новый научный закон
Важнее закона нам нету -
До самой далекой планеты
Не так уж, друзья, далеко!
И это есть духа закон
Пусть по материальным законам
Выходит там, что далеко нам
Но в духе нам - не далеко!

x x x

О страна моя родная
Понесла ты в эту ночь
И не сына и не дочь
А тяжелую утрату
Понесла ее куда ты?

x x x

Они живут не думая
Реакционны что
Ну что ж, понять их можно
А вот простить - никак

Верней - простить их можно
А вот понять - никак:
Ведь реакционеры
А с легкостью живут

x x x

Всем своим вот организмом
Сколько он сумеет мочь
Я хочу быть коммунизмом
Чтобы людям здесь помочь

Чтоб младую дорогую
Не растрачивали жизнь
Чуть родились - а я вот он:
Здравствуй, здравствуй, коммунизм!

x x x

Вот День Рыбака - это День Рыбака
Рыбак в этот день бесподобен
И Божьему лику подобен
Рыбак в этот день на века
Но в день уже следующий рыбак
В день, скажем, Святого Танкиста
Он смотрит уже на танкиста
А сам он - какой-то рыбак

x x x

Голубь к голубю летит
Про войну с ним говорит
И про мир с ним говорит
И про разоруженье говорит
Трижды он его целует
И садится в самолет
И к другому он летит
Голубю, а тот уж ждет
На аэродроме

x x x

Когда б немыслимый Овидий
Зверь древнеримского стиха
Ко мне зашел бы и увидел
Как ем я птичьи потроха
Или прекрасный сладкий торт
Он бы вскричал из жизни древней:
За то ли я в глуши Молдавьи
Гиб и страдал ?! - За то, за то
Милейший

x x x

Как представляется правительству страна -
Она ему огромной представляется
Огромной и объятной представляется
И обозримой тоже представляется
И собственной, конечно представляется
Как представляется правительство стране -
Оно ему далеким представляется
Далеким и отдельным представляется
И неотвязным тоже представляется
А иногда совсем не представляется




Здесь Михал Иваныч жил
С одной девочкой дружил
До восхода солнца загодя
Шли гулять в соседний лес
Находил Калинин ягоду
И кричал : тебе подарок есть!
И бежал вприпрыжку к девочке
А у нее в ответ
Из стебельков и венчиков
Собран для него букет

x x x

Вот жене сапожок залатал
И без ярости всякой в речах там
Пока Пушкин над честью страдал
А Некрасов над картою чахнул
Пока Рейган спешил-размещал
Там на западе "Першинги" новые
Я жене сапожок залатал
Начинайте - вот мы и готовые

x x x

Однажды в старину американцы
Стальным канатом обхватив Россию
Хотели подтянуть ее к себе поближе
Но весь народ российский приподнялся
Гвоздьми к земле приколотил отчизну
Так что злодеи лишь Аляску оторвали
И поднялась во след волна морская
И смыла царску власть по всей России
И большаки пришли и вьют канаты
Назад свою Аляску подтянуть




Милицанер  Товарищ майор, что такое опуфиоз?
Майор      Не опуфиоз, а апофиоз.
Милицанер  А что это такое?
Майор      Как-бы это объяснить тебе попонятнее? Это честное и
добросовестное исполнение долга, несение службы, в
результате чего ты становишься примером для других.
Милицанер  И долго его дожидаться?
Майор      Кому сколько. При особом усердии можно добиться лет
и за пять.
Милицанер  А потом что?
Майор      А потом он будет длиться и радовать окружающих.




Милицанер  Гражданин автор, что такое апофеоз?
Автор      Как бы это тебе объяснить попонятнее? Это высшая
точка. В данном случае - жизни.
Милицанер  Это что, высший чин?
Автор      Но ведь на каждый высший чин найдется и наивысший.
Милицанер  Значит, это наивысший чин?
Автор      Но на наивысший чин найдется ведь народный подвиг и
слава.
Милицанер  Так что-же это такое?
Автор      Это торжество перед лицом дальнейшей невозможности.
Милицанер  Как это? Как угадаешь, что дальше невозможно?
Только после смерти.
Автор      Да! Апофеоз - это торжество жизни в лучах
восходящей смерти!

x x x

Посередине улицы
Стоит Милицанер
Не плачет и не хмурится
И всем другим пример

Но кто возьмет ответственность
Что он не входит вдруг
Вот в этот миг ответственный
Во ада первый круг

x x x

Когда придут годины бед
Стихии из глубин восстанут
И звери тайный клык достанут -
Кто ж грудею нас заслонит?

Так кто ж как не Милицанер
Забыв о собственном достатке
На возмутителей порядка
Восстанет чист и правомерн

x x x

Он жизнь предпочитает смерти
И потому всегда на страже
Когда он видит смерть и даже
Когда она еще в конверте

О, как ее он понимает
Как чувствует ее плечом
Ежесекундно и причем
Плеча он не отодвигает

x x x

Пока он на посту стоял
Здесь вымахало поле маков
Но потому здесь поле маков
Что там он на посту стоял

Когда же он, Милицанер
В свободный день с утра проснется
То в поле выйдет и крылом
Он ласково цветка коснется

x x x

Был Милицанером столичным
Она же по улице шла
Стоял на посту он отлично
Она поздней ночею шла

И в этот же миг подбегают
К ней три хулигана втроем
И ей угрожать начинают
Раздеть ее мыслят втроем

Но Милицанер все заметил
Подходит он и говорит:
Закон нарушаете этим
Немедленно чтоб прекратить!

Она же взирает прекрасно
На лик его и на мундир
И взгляд переводит в пространство
И видит рассвет впереди

x x x

Хочу кому-нибудь присниться
В мундире, в сапогах и  в кобуре
Посланцем незапамятной Милицьи
И представителем ее серьезных дел

Чтобы младенец например
С забытой подмосковной дачи
Позвал меня от боли плача:
О дядя! Милиционер!

И я приду тогда к младенцу
Чувствителен, не непреклонн:
Терпи, дитя, блюдя закон
Прими его как камень в сердце

x x x

Над головою моряка
Военн-морская птица чайка
Солдата ворон сдалека
Следит бессмертный и венчает

Но птица на обычный вкус
У рыцарства, чье имя внове
Милицанера птица - гусь
Но в римском смысле в русском слове.

x x x

Страна, кто нас с тобой поймет
В размере постоянной жизни
Вот служащий бежит по жизни
Интеллигент бежит от жизни
Рабочий водку пьет для жизни
Солдат стреляет ради жизни
Милицанер стоит средь жизни
И говорит, где поворот
А поворот возьми и станься у самых наших у ворот

А поворот уходит в вечность
Народ спешит - уходит в вечность
Поэт стоит, вперяясь в вечность
Ученый думает про вечность
Вожди отодвигают вечность
Милицанер смиряет вечность
И ставит знак наоборот
И снова жизнь возьми и станься
У самых наших у ворот

x x x

Милицанер гуляет в парке
Осенней позднею порой
И над покрытой головой
Входной бледнеет небо аркой

И будущее так неложно
Является среди аллей
Когда его исчезнет должность
Среди осмысленных людей

Когда мундир не нуден будет
Ни кобура, ни револьвер
И станут братия все люди
И каждый - Милицанер

x x x

А вот Милицанер стоит
Один среди полей безлюдных
Пост далеко его отсюда
А вот мундир всегда при нем

Фуражку с головы снимает
И смотрит вверх, и сверху Бог
Нисходит и целует в лоб
И говорит ему неслышно:
Иди дитя и будь послушный

x x x

На лодке посреди Оки
Милицанер плывет и смотрит
Чтоб не утоп кто средь реки
По собственному недосмотру

Вот так вот средь неверных вод
В соблазн вводящих очень многих
Как некий остров он плывет
Куда в беде поставить ногу
Нам можно

x x x

Вот пожар развел Пожарник
А Моряк бежит в простор
Только вот Милицанер
Наш защитник и ударник
Моряку он говорит:
Послужи-ка, брат, народу!
А Пожарнику он воду
Льет на красные глаза.

x x x

Милицанер вот террориста встретил
И говорит ему: Ты террорист
Дисгармоничный духом анархист
А есть и правильность на этом свете

А террорист: Но волю я люблю
Она тебе не местная свобода
Уйди, не стой у столбового входа!
Не посмотрю, что вооружен - убью!

Милицанер же отвечал как власть
Имущий: Ты убить меня не можешь!
Плоть поразишь, порвешь мундир и кожу
Но образ мой мощней, чем твоя страсть

x x x

С женою под ручку вот Милицанео
Идет и смущается этим зачем-то
Ведь он государственности есть пример
Таки и семья - государства ячейка

Но слишком близка уж к нечистой земле
И к плоти и к прочим предметам снижающим
А он - государственность есть в чистоте
Почти что себя этим уничтожающая

x x x

Там, где с птенцом Катулл,
со снегирем Державин
И Мандельштам с доверенным щеглом
А я с кем? -
я с Милицанером милым
Пришли, осматриваемся кругом
Я тенью легкой, он же - тенью тени
А что такого? - всяк на свой манер
Здесь все - одно, ну два
здесь просто все мы птицы
И я,
и он, и Милицанер

x x x

Милицанер гуляет строгий
По рации свой притом
Переговаривается он
Не знаю с кем - наверно,
С Богом

И голос вправду неземной
Звучит из рации небесной:
- О ты, Милицанер прекрасный!
Будь прям и вечно молодой
Как кипарис цветущий

x x x

Есть метафизика в допросе
Вот, скажем, - наш Милицанер
А вот преступник, например
Их стол зеленый разделяет
А что же их объединяет? -

Объединяет их Закон
Над ними царствуя победу:
Не через стол ведут беседу -
Они ведут через закон
И в этот миг, как на иконе
Они не здесь - они в законе

x x x

Вот Милицанер стоит на месте
Смотрит все вокруг, запоминает
Все вокруг, а вот его невеста -
Помощь Скорая вся в белом подлетает
Брызг весенних веер поднимает
Взявшись за руки они шагают вместе
Небеса вверху над ними тают
Почва пропадает в этом месте

x x x

Ворона где-то там кричит
На даче спит младенец
И никого, младенец спит
Один - куда он денется-то

Но если кто чужой возьмет
И вдруг нарушит сон его
Милицанер сойдет с высот
И защитит младенца сонного

x x x

Теперь поговорим о Риме
Как древне-римский Цицерон
Врагу народа Католини
Народ, преданья и закон
Противпоставил как пример

Той государственности зримой
А в наши дни Милицанер
Встает равнодостойным Римом
И даже больше - той незримой
Он зримый высится пример
Государственности

x x x

Какой убыток государству
Когда наивный бедный люд
В рабочий час труда заместо
Гуляет, шляется и пьет
Так кто ж ему подаст пример?

О, только ты, Милицанер
Как столп и символ государства
И волею исполнен страстной
Возьмешь их, как в святом бою
Под руку сильную свою

x x x

Про то сья песня сложена
Что жизнь прекрасна и сложна

Среди небес полузаброшенных
Порхает птичка зензевер
А в подмосковном рву некошеном
С ножом в груди Милицанер
Лежит

x x x

Полюбил я от детства Милицию
И не мог ее не полюбить
Я постиг ее тайную суть -
Совпадать с человечьими лицами

Человеку же с нею совпасть -
Все равно, что в безумие впасть
Потому что конкретные лица мы
По сравненью с идеей Милиции

x x x

Я жил в года, когда свистали пули
Холодной атомной войны
Когда ветра с востока дули
И гибли лучшие сыны

Но содрогался враг безумно
В преддверье смерти неизбежной
Когда с высокой мировой трибуны
Его разоблачал товарищ Брежнев
Леонид Ильич.

x x x

Вдали Афганистан многострадальный
Вблизи многострадальный мой народ
От одного многострадального к другому
Летит в  виде подарка самолет

А в самолете воинские части
А в воинстких частях сидит народ
Народ, ведь он всегда ленив отчасти
Не повезут - так сам не побежит.

x x x

Не хочет Рейган нас кормить
Ну что же, сам и просчитается
Ведь это там у них считается
Что надо кушать, чтобы жить

А нам не нужен хлеб его
Мы будум жить своей идеею
Он вдруг спохватится: а где они?
А мы уж в сердце у него

x x x

Не хочет Рейган свои трубы
Нам дать, чтобы советский газ
Бежал как представитель нас
На Запад через эти трубы
Ну что ж, пусть эта ниточка порвется
Но в сути он непобедим
Как мысль, как свет, как песня
К ним он сам без этих труб прорвется
Наш газ

x x x

Вот ходим, выбираем малость
В суды, в районные советы
Так как же тогда оказалось
Что Рейган президентом
Как будто все предусмотрели
Да вот в системе нашей, значит
Какая-то вот есть слабинка
Куда он вот и пролезает

x x x

Штатские - они все в Штатах
А в мундирах - в СССР
Если там у них по штату
Есть в мундирах, например,
Так это - одно название
Снял мундир - не различить
А у нас не совлачить
Как и всякое призванье
Сладкое, мучительное

x x x

Вот представитель наш в ООН
Опять в Америке остался
И ясно представляет он
С чем он теперь навек расстался
Впрочем, и раньше представлял
Когда достойно представлял
Нас в ООН

x x x

Опять поляки метят на Москву
Понять их можно, ведь столица мира
Сначала Солидарность там и хунта
А после - прямым ходом на Москву
Как в сорок первом, но не оттягать
Теперь земель им исконних российских
Нет, дорогой товарищ Ярузельский
Москвы вам покоренной не видать

x x x

Вот у них там, у французов
Миттеран, Наполеон
А у нас зато Кутузов
Жалко только помер он
С чьей же помощью придется
Их заманивать опять?
Не хотят идти, а жаль
Знать, самим идти придется

x x x

На Хисена на Хабре да Гуккуни Уэддей
Там Каддафи, Миттеран
Рейган, Картер - кто храбрей?
Я храбрее всех, лам-ца-ца
Вот пишу я черт-те что
Пострадаю д' ни за что
Так, ради красного словца

x x x

Чтобы режим военный утвердить
То надо отключить канализацию
И не одна не устоит
Цивилизованная нация
Когда фекальи потекут вовне
Ведь дух борьбы, он добрый по природе
Он задохнется в эдаком говне
И полностью умрет в народе

x x x

Бедные южные корейцы
Мы им подбили самолет
А следом их министров, вот
Взорвали с севера корейцы
Почто на бедных-то набросились
Своих министров, что ли нет
Иль свой сбивайте самолет
Коли вы умные такие
Ан нет
Умные - да не такие
Другие умные

x x x

Вот он, вот он конец света
Завтра встанем неглиже
Встанем, вскочим - света нету
Правды нету, денег нету
Ничего святого нету -
Рейган в Сирии уже






x x x

Я устал уже на первой строчке
Первого четверостишья
Вот дотащился до третьей строчки
А вот до четвертой дотащился

Вот дотащился до первой строчки
Но уже второго четверостишья
Вот дотащился до третьей строчки
А вот и до конца, Господи, дотащился

x x x

Пуля по небу летит
И отверстие сверлит
Ой ты пуля, ой ты пуля
Ой ты пуля, ой ля-ля
Что сверлишь ты, что сверлишь ты
Что сверлишь ты, ишь ты ишь
Я сверлю свое отверстье
Я сверлю свое отверстье
Я отверстие ей-ей
Бог с тобой, живи ты, пуля!
Бог со мной, живу, живу

x x x

И даже эта птица козодой
Что доит коз на утренней заре
Не знает, почему так на заре
Так смертельно, смертельно пахнет резедой

И даже эта птица воробей
Что бьет воров на утренней заре
Не знает, отчего так на заре
Так опасность чувствуется слабей

И даже эта травка зверобой
Что бьет зверей на утренней заре
Не знает, отчего так на заре
Так нету больше силы властвовать собой

x x x

В ней все - Господь, не приведи! -
И как вошла и как приветствовала
И наполнение груди -
Все идеалу соответствовало
И мне совсем не соответствовало
Я тонок был в своей груди
Со впадиною впереди
И вся фигура просто бедствовала
Так что, Господь, не приведи!

x x x

Конфеточку нарезывает
И на хлеб кладет
О, деточка болезная
Послевоенных лет

Когда бы то увидел
Какой капиталист
То он при этом виде
Весь задрожал б как лист

Вот детка человечная
Насекомая на вид
Головкою овечею
Над сладостью дрожит

x x x

Прозрачные сосны стояли
Меж ними стояли прекрасные ели
Но все это было когда-то вначале
Когда мы и ахнуть еще не успели
Все это по-прежнему где-то стоит
Но мы уже мимо всего пролетели
И мимо сосны, что прозрачна на вид
И мимо прекрасной и памятной ели
Куда ж мы спешили - летели?
И где отошли от летучего сна? -
И где не прекрасны но памятны ели

x x x

Скачут девы молодые
Они и того моложе
В море прыгают худые
Предвкушая сладость ложа

Предвкушая полнотелость
Внутренних частей коварство
Смерти дальность, жизни целость
Непомерность государства

x x x

Когда я случаем болел
То чувствовал себя я кошкой
Которую всегда немножко
Поламывает между дел
Она ж на солнышке сидит
Обратную тому ломанью
Энергью копит, а как скопит -
Как вскинется! Да как помчится! -
Ну хоть святых всех выноси

x x x

Когда я в Калуге по случаю был
Одну калужанку я там полюбил

Была в ней большая народная сила
Меня на руках она часто носила

А что я? - москвич я, я хрупок и мал
И вот что однажды в сердцах ей сказал:

Мужчина ведь мужественней и сильней
Быть должен - на том и рассталися с ней.

x x x

А поеду-ка я ко Марине
Где на даче под плач комариный
На террасу усядуся тихо
Буду слушать я плач комарихи
Потому что комар - он не плачет
Неозлобленный тих он и чист
Человечьей он крови не хочет
И ничьей-то он крови не хочет
Вот так-то, Марина - учись!

x x x

Это чудище страшно-огромное
На большую дорогу повылезло
Хвост огромный мясной пораскинуло
И меня дожидается, а я с работы иду
И продукты в авоське несу
Полдесятка яичек и сыру
Грамм там двести, едри его мать
Накормить вот сперва надо сына
Ну а после уж их замечать
Чудищ

x x x

В полуфабрикатах достал я азу
И в сумке домой аккуратно несу

А из-за прилавка совсем не таяся
С огромным куском незаконного мяса

Выходит какая-то старая блядь
Кусок-то огромный - аж не приподнять

Ну ладно б еще в магазине служила
Понятно - имеет права, заслужила

А то ведь чужая ведь и некрасивая
А я ведь поэт! Я ведь гордость России я!

Полдня простоял меж чужими людьми
А счастье живет вот с такими блядьми

x x x

Когда б мне девушкою быть
Кудрями нежными увитой
Я не хотел бы быть Лолитой
Наташею Ростовой быть
Хотел, хотя Лолита ведь
Прекрасный образ невозможно
Я понимаю как художник
Но для себя хотел бы быть
Наташею Ростовой

x x x

Ел шашлык прекрасный сочный
А быть может утром рано
Эти бедные кусочки
В разных бегали баранах

Разно мыслили, резвились
А теперь для некой цели
Взяли да объединились
В некий новый, некий цельный
Организм

x x x

Вот завился дым колечком
Вышла кошка на крылечко
А что она видит -
Она видит праздник
Люди в разном виде
Но не безобразники
А что кошке делать? -
Стала она грустна
У них, у людей - идеи
А моя жизнь пуста -
И поджала губки

x x x

Какая тишь стоит над прудиком
Лягушки квакают в запрудике

Осмысленная и двуногая
Детишка полубосоногая

Копается в густой пыли
Церквушка брякает вдали

Своим полуостывшим колоколом
И жизнь неясным мне осколоком
Вонзается на пять минут
В мою истерзанную грудь
О, кто-нибудь!

x x x

Ах ты, гадина такая -
Крысе говорит Мария
Бродит вкруг нее с поленом
Крыса щерится, на стену
Прыгает прыжком опасным
Падает, кричит ужасно:
Дай уйти! Не то я внуков
И детей перекусаю -
Ах ты, гадина - Мария
В череп ей бревно бросает
Крыса падает на землю
И кричит как поросенок
Ах ты, гадина такая!
Дети плачут сквозь просонок
Крыса плачет умирая

x x x

Ты помнишь, как в детстве, Мария,
Мы жили в селенье одном
Со странным каким-то названьем
Уж и не припомню каким

Ты помнишь, гроза надвигалась
Нет, нет - это в смысле прямом
А в сталинском и переносном
Тогда миновала уже

И были мы дети, Мария
Коли угрожала нам смерть
То вовсе не по разнарядке
А в виде подарка как бы

Давно мы не дети, Мария
И жизнь на различный манер
По-прежнему нам угрожает
Но мы не боимся ее

x x x

Счастье, счастье, где ты? Где ты?
И в какой ты стороне?
Из-под мышки вдруг оно
Отвечает: вот я! Вот я!
Ах ты, милое мое!
Детка ненаглядная!
Дай тебя я пожалею
Ты сиди уж, не высовывайся

x x x

Восточные женщины рая
Весьма беспомощны мужчин выбирая

Потому что это дело не их -
В природе их выбирают самих

А западная женщина ада
Выбирать свободна и рада

И поскольку выбирает она сама
То терпит в мужчине и слабость и переизбыток ума

x x x

Вопрос о хорошем вкусе - вопрос весьма мучительный
Тем более что народ у нас чрезвычайно впечатлительный

Как часто желание отстоять и повсеместно утвердить
хороший вкус доводит людей
до ожесточения

Но если вспомнить, что культура
многовнутрисоставозависима,
как экологическая среда,
окружение

То стремление отстрелять дурной вкус как волка
Весьма опасная склонность, если мыслить культуру не
на день-два, а надолго

В этом деле опаснее всего чистые и возвышенные
порывы
и чувства
Я уж не говорю о тенденции вообще отстреливать
культуру и искусство

x x x

Заметил я, как тяжело народ в метро спит
Как-то тупо и бессодержательно, хотя бывают и
молодые на вид
Может быть жизнь такая, а может  глубина выше
человеческих сил
Ведь это же все на уровне могил
И даже больше - на уровне того света, а живут и
свет горит
Вот только спят тяжело, хотя и молодые на вид



Только вымоешь посуду
Глядь - уж новая лежит
Уж какая тут свобода
Тут до старости б дожить
Правда, можно и не мыть
Да вот тут приходят разные
Говорят: посуда грязная! -
Где уж тут свободе быть




А что в Японии, по прежнему ль Фудзи
Колышется словно на бедрах ткань косая
По-прежнему ли ласточки с Янцзы
Слетаются на праздник Хоккусая

По-прежнему ли Ямомото-сан
Любуется на ширмы из Киото
И кисточкой проводит по усам
Когда его по-женски кликнет кто-то

По прежнему ли в дикой Русь-земле
Живут не окрестясь антропофаги
Но умные и пишут на бумаге
И, говорят, слыхали обо мне

x x x



Страсть во мне есть такая - украдкой
Подъесть (неизвестно - какой)
Колбасы двухнедельной остатки
Как домашний стервятник какой

Но ведь это же, скажем, что дар
В смысле общем и боле невнятном -
Я есть, скажем, что жизни стервятник
Скажем, жизни я есть санитар


x x x

Выходит слесарь в зимний двор
Глядит: а двор уже весенний
Вот так же, как и он теперь -
Был школьник, а теперь он - слесарь

А дальше больше - дальше смерть
А перед тем - преклонный возраст
А перед тем, а перед тем
А перед тем - как есть он, слесарь

x x x

Женщина плавает в синей воде
Гладкою кожей на солнце сверкая
Ведь человек! - а как рыба какая
Неуловимая в синей воде

Но подберется когда не спеша
Ужас какой или пакость какая -
Вот уже только глазами сверкает!
Только безумие! Только души!

x x x

Килограмм салата рыбного
В кулинарьи приобрел
В этом ничего обидного
Приобрел - и приобрел
Сам немножечко поел
Сына единоутробного
Этим делом накормил

И уселись у окошка
У прозрачного стекла
Словно две мужские кошки
Чтобы жизнь внизу текла

x x x

Чуден Днепр в погоду ясную
Кто с вершин Москвы глядит -
Птица не перелетит!
Спи родная, спи прекрасная!
Я, недремлющий в ночи,
За тебя перелечу
Все, что надо

x x x

Я в Малый захожу театр
И нету в Малом мне отрады
Я выхожу тогда, а рядом -
Такой же, но Большой театр

Кто их в соседстве поместил
А не раздвинул верст на двести?
В одном бы поместил злодейства
В другом бы радость поместил

И каждый по себе театр
Там выбрал бы иль заслужил бы
Один бы шел в большой театр
Другой бы в малом тихо жил бы

x x x



Погода в Москве к идеалу приблизилась
А раньше была ведь весьма далека
Была непонятлива и жестока
Поэтому часто мы с ней препиралися

А тут идеалы мои поменялися
И сразу погода приблизилась к ним
Вот так вот природу безжалостно мучим мы
И мучимся сами ужасно притом

x x x

Старушка в кассу денежки кладет
Откуда денежки-то у старушки?
Уж не работает и, видно, пьет
Да разные там внучеки и внучки
Откуда денежки-то - ох-ох-ох!
Неужто ли старая ворует!
Да нет, конечно, - просто накопила их
За долгую за жизнь за трудовую

x x x

Жизни античной цветы запоздалые -
Ванна и жидкость при ней Бадусан
Этим я нежился, помню и сам
Да вот отнежился - больше не стало
В смысле, в продаже исчез Бадусан
Ванна сломалася, больше не стала
Вот и стою я - цветок запоздалый
Жизни античной - не верю и сам

x x x



Женись Попов! А мы посмотрим
Присмотримся со стороны
Женися, коли предусмотрен
Законодательством страны
Такой порядок оформленья
Любви материи живой
В нем дышит принцип мировой:
Что не оформлено - то тлен!

x x x

Прекрасна моя древняя Москва
Когда стоит стыдливо отражаясь
В воде голубоватого залива
И сны читает Ашурбанипала
И налетает с юга жаркий ветер
Несет пески соседственной пустыни
По улицам московским завихряясь
И дальше, дальше, выше, выше - ввысь!
К заснеженным вершинам полуголым
Откуда поднимается орел
Могучим взмахом крыл порфироносных
И вниз глядит, и белое движенье
Там замечает, и сложивши крылья
Он падает, навстречу снежный барс
Шестнадцать всех своих когтей и зубы
Свирепые он обнажает разом
И москвичи следят за страшной битвой
И победителя приветствуют: "Ура!"

------------------------



x x x
Анто - муж прекрасной Тийу
Дочери Марии Томпель
Той жены Оскара Томпель -
Милиционера Локсы

x x x

Невтерпеж стало народу:
Пушкин, Пушкин, помоги!
За тобой в огонь и в воду!
Ты нам только помоги!

А из глыби как из выси
Голос Пушкина пропел:
Вы играйте-веселитесь
Сам страдал и вам велю!

x x x

Урожай повысился
Больше будет хлеба
Больше будет времени
Рассуждать про небо

Больше будет времени
Рассуждать про небо
Урожай понизится
Меньше станет хлеба

x x x

Генерал Торквемада войска собирал
На подземно-небесную битву
Вот выходит он после молитвы
А над ним - ослепительный бал

Что ты пляшешь, нечистая сила?! -
Говорит боевой генерал
И кровавый чертенок упал
На седые усы генерала

x x x

Сегодня утром на брегах Невы
Вас, Александр Сергеич, вспомнил утром
По той причине, что развратны вы
А я чрез столетье целомудрен

И зарыдал я на брегах Невы
Увидя дев кругом столь полногрудых
Что захотел развратен быть как вы
Не захотел как я быть целомудрен

x x x

Памятник Пушкину сложивши
Пожитки своих медных дел
Сказал: Вот я в иной предел
Иду, вам честно отслуживши

Лелеять буду там один
Я душу, белную малютку
Не глядя вверх, где в славе жуткой
Сидит мой прежний господин
А ныне - брат ощутимый

x x x

Весна, крестьянин торжествует
А что ему торжествовать
На то законы существуют
Чтоб каждому существовать

Чтоб каждому быть на подходе -
Сегодня здесь, а завтра там -
Коли зима пришла - так ходит
За крестьянином по пятам

x x x

Порубан снова президент
Теперь уж правда в Бангладеши -
Нигде ему спасенья нет
На варварской планете нашей

Все на него! Все на него!
Ведь не было ж - откуда это?!
О, Господи, ведь год всего
Как мне мечталось президентом
Да уберег

x x x

Странна ли, скажем, жизнь китайца
Когда живет на свете грек
И русский тоже жить пытаетеся
И мериканец тот же грех
Берет на душу - средь природы
Жить не как дерево там вишня
Или там камни или воды
Иль, скажем, небеса, а видишь ли -
Как мериканец

x x x

Надо честно работать, не красть
И коррупцией не заниматься
Этим вправе вполне возмутиться
Даже самая милая власть

Потому что когда мы крадем
Даже если и сеем и пашем
То при всех преимуществах наших
Никуда мы таки не придем
А хочется

x x x

На прудах на Патриарших
Пробежало мое детство
А теперь куда мне деться
Когда стал я много старше

На какие на пруды
На какие смутны воды
Ах, ужели у природы
Нету для меня воды

x x x

Вот устроил постирушку
Один бедный господин
Своей воли господин
А в общем-то - судьбы игрушка

Волю всю собравши, вот
Он стирать себя заставил
Все дела свои оставил
А завтра, может, и помрет

x x x

Наша жизнь кончается
Вот у того столба
А ваша где кончается?
Ах, ваша не кончается?
Ах, ваша не кончается!
Ах, ваша навсегда!
Поздравляем с вашей жизнью!
Как прекрасна ваша жизнь!
А как прекрасна - мы не знаем
Поскольку наша кончилась уже

x x x



Вот слон не чуя мощных ног
Бежит по выжженым покосам
Охотник же из леспромхоза
Уже лежит взведя курок

И метит точно в левый глаз
Чтоб пулей не попортить шкуру
Слон умирает очень скоро
И думает: вот в прошлый раз
Точно так же было

x x x

Олень, сова, медведь и кот
Собрались жизнь вести совместную
Неразличимую и вот
И получился чистый я
А я как раз наоборот -
Собрался жизнь вести раздельную
А тут и смена подоспела

x x x

Я маленькая балеринка
Всегда чего-то там такое
А не чего-то там другое
Моя прозрачна пелеринка
Бегу откуда-то куда-то
И нету мне уже возврата
О, Боже, где моя полянка?!
В Большом театре, дитя мое

x x x

Вот Бао Даю сон приснился
Что некой деве молодой
Приснился некий Бао Дай
И к ней немедленно явился
И молвит ей: О, молодая!
Я первый ведь тебя приснил
Потом уж ты по мере сил
Себе приснила Бао Дая
Во сне моем

x x x

Вот курица совсем невкусная
Но, Господи! - подумать ведь -
Ей было бегать и страдать:
Ведь вот ведь - я совсем невкусная!
Ведь это неудобно есть
Коль Дмитрий Александрыч съесть
Меня надумает

x x x

Вот ведь холодно немыслимо
Что костей не соберешь
А бывает соберешь -
Что-то кости незнакомые
И одни вот сплошь берцовые
Как у петуха бойцового -
Может, оно и полезнее

x x x

Бомбардировщики напали на меня
От них бежал я в страхе превеликом
Бежал и падал с громким Богу криком:
Дай истребителя на них! Спаси меня!

Бог отвечал с укрытою улыбкой:
Беги, беги, родства не помяня
А то вот может дать тебе зенитку
Да ведь промажешь, попадешь в меня

x x x

Когда бы жил я как герои
Простые из моих стихов
Да вот, увы, я их хитрее
А ведь иначе мне нельзя
Поскольку вот они - герои
Иначе тоже им нельзя
За них хитра сама природа
А за меня, кроме меня
Кто хитрым будет?

x x x

Крылатым воскресеньем
В крылатый месяц май
Крылатым там каким-то
Крылатым в чем-то там
Я вышел из подъезда
Из дома своего
Где я провел всю зиму
И со своей семьей
Я вышел и заплакал
На корточки присел
И мне не стало мочи
И жить не захотел
Вот я терпел всю зиму
Был худ, но духом бел
А тут такое счастье! -
И жить не захотел


Интервью в "Русском журнале"
Интервью в "Русском журнале"

Last-modified: Tue, 07 Apr 1998 10:02:52 GMT

Оцените этот текст: