Оцените этот текст:




        В белье плотной вязки,
        В шапчонке неброской,
        Под буркою бати -
        Опять шерстяной -
        Я не на Аляске,
        Я не с эскимоской, -
        Лежу я в кровати
        С холодной женой.

        Идет моей Наде
        В плетеной рогоже,
        В фуфайке веселой,
        В китайском плаще,
        И в этом наряде
        Она мне дороже
        Любой полуголой,
        А голой - вообще!

 Не нашел сатана денька,
 Все зимы ему мало! -
        Нет, напакостил в праздник точь-в-точь!..
 Не тяни же ты, Наденька,
 На себя одеяло
        В новогоднюю ночь!

        Тьфу в нас, недоенных,
        Чего мы гундосим!
        Соседу навесить -
        Согреться чуток?
        В центральных районах
        В квартирах - плюс восемь,
        На кухне - плюс десять,
        Палас - как каток.

        Сожгем мы в духовке
        Венгерские стулья
        И финское кресло
        С арабским столом!
        Где надо - мы ловки:
        Все прем к себе в улья,
        А тут, интересно,
        Пойдем напролом?

 Вдруг умы наши сонные
 Посетила идея:
        Десять - это же с водкой полста!
 Наливай же граненые,
 Да давай побыстрее!..
        Вот теперь красота!

 1979



 Слева бесы, справа бесы,
 Нет! По новой мне налей!
 Эти - с нар, а те - из кресел:
 Не поймешь, какие злей.

 И куда, в какие дали,
 На какой еще маршрут
 Нас с тобою эти врали
 По этапу поведут!

 Ну, а нам что остается?
 Дескать - горе не беда?
 Пей, дружище, если пьется,
 Все пустыми невода.

 Что искать нам в этой жизни?
 Править к пристани какой?
 Ну-ка, солнце, ярче брызни!
 Со святыми упокой...

 1979







 Я вам, ребяты, на мозги не капаю,
 Но вот он - перегиб и парадокс:
 Ковой-то выбирают римским папою -
 Ковой-то запирают в тесный бокс.

 Там все места - блатные расхватали и
 Пришипились, надеясь на авось, -
 Тем временем во всей честной Италии
 На папу кандидата не нашлось.

        Жаль, на меня не вовремя накинули аркан, -
        Я б засосал стакан - и в Ватикан!

 Церковники хлебальники разинули,
 Замешкался маленько Ватикан, -
 Мы тут им папу римского подкинули -
 Из наших, из поляков, из славян.

 Сижу на нарах я, в Нарофоминске я.
 Когда б ты знала, жизнь мою губя,
 Что я бы мог бы выйти в папы римские, -
 А в мамы взять - естественно, тебя!

        Жаль на меня не вовремя накинули аркан, -
        Я б засосал стакан - и в Ватикан!

 При власти, при деньгах ли, при короне ли -
 Судьба людей швыряет как котят.
 Но как мы место шаха проворонили?!
 Нам этого потомки не простят!

 Шах расписался в полном неумении -
 Вот тут его возьми и замени!
 Где взять? У нас любой второй в Туркмении -
 Аятолла и даже Хомейни.

        Всю жизнь мою в ворота бью рогами, как баран, -
        А мне бы взять Коран - и в Тегеран!

 В Америке ли, в Азии, в Европе ли -
 Тот нездоров, а этот вдруг умрет...
 Вот место Голды Меир мы прохлопали, -
 А там - на четверть бывший наш народ.

 Плывут у нас по Волге ли, по Каме ли
 Таланты - все при шпаге, при плаще, -
 Руслан Халилов, мой сосед по камере, -
 Там Мао делать нечего вообще!

 1978-1979



 Меня опять ударило в озноб,
 Грохочет сердце, словно в бочке камень.
 Во мне живет мохнатый злобный жлоб
 С мозолистыми цепкими руками.

 Когда мою заметив маету,
 Друзья бормочут: "Скоро загуляет", -
 Мне тесно с ним, мне с ним невмоготу!
 Он кислород вместо меня хватает.

 Он не двойник и не второе "я",
 Все объясненья выглядят дурацки, -
 Он плоть и кровь - дурная кровь моя -
 Такое не приснится и Стругацким.

 Он ждет, когда закончу свой виток,
 Моей рукою выведет он строчку, -
 И стану я расчетлив и жесток
 И всех продам - гуртом и в одиночку.

 Я оправданья вовсе не ищу, -
 Пусть жизнь уходит, ускользает, тает.
 Но я себе мгновенья не прощу,
 Когда меня он вдруг одолевает.

 Но я собрал еще остаток сил,
 Теперь его не вывезет кривая:
 Я в глотку, в вены яд себе вгоняю -
 Пусть жрет, пусть сдохнет - я перехитрил.

 1979



 Мой черный человек в костюме сером!..
 Он был министром, домуправом, офицером,
 Как злобный клоун он менял личины
 И бил под дых, внезапно, без причины.

 И, улыбаясь, мне ломали крылья,
 Мой хрип порой похожим был на вой,
 И я немел от боли и бессилья
 И лишь шептал: "Спасибо, что живой".

 Я суеверен был, искал приметы,
 Что мол, пройдет, терпи, все ерунда...
 Я даже прорывался в кабинеты
 И зарекался: "Больше - никогда!"

 Вокруг меня кликуши голосили:
 "В Париж мотает, словно мы в Тюмень, -
 Пора такого выгнать из России!
 Давно пора, - видать, начальству лень".

 Судачили про дачу и зарплату:
 Мол, денег прорва, по ночам кую.
 Я все отдам - берите без доплаты
 Трехкомнатную камеру мою.

 И мне давали добрые советы,
 Чуть свысока похлопав по плечу,
 Мои друзья - известные поэты:
 Не стоит рифмовать "кричу - торчу".

 И лопнула во мне терпенья жила -
 И я со смертью перешел на ты,
 Она давно возле меня кружила,
 Побаивалась только хрипоты.

 Я от суда скрываться не намерен:
 Коль призовут - отвечу на вопрос.
 Я до секунд всю жизнь свою измерил
 И худо-бедно, но тащил свой воз.

 Но знаю я, что лживо, а что свято, -
 Я это понял все-таки давно.
 Мой путь один, всего один, ребята, -
 Мне выбора, по счастью, не дано.

 1979



 Я никогда не верил в миражи,
 В грядущий рай не ладил чемодана -
 Учителей сожрало море лжи
 И выплюнуло возле Магадана.

 Но свысока глазея на невежд,
 От них я отличался очень мало -
 Занозы не оставил Будапешт,
 А Прага сердце мне не разорвала.

        А мы шумели в жизни и на сцене:
        Мы путаники, мальчики пока!
        Но скоро нас заметят и оценят.
        Эй! Против кто?
                Намнем ему бока!

 Но мы умели чувствовать опасность
 Задолго до начала холодов,
 С бесстыдством шлюхи приходила ясность
 И души запирала на засов.

 И нас хотя расстрелы не косили,
 Но жили мы, поднять не смея глаз, -
 Мы тоже дети страшных лет России,
 Безвременье вливало водку в нас.

 1979



 А мы живем в мертвящей пустоте -
 Попробуй надави, так брызнет гноем...
 И страх мертвящий заглушаем воем -
 И вечно первые, и люди, что в хвосте.

 И обязательное жертвоприношенье,
 Отцами нашими воспетое не раз,
 Печать поставило на наше поколенье,
 Лишило разума, и памяти, и глаз.

 И запах крови, многих веселя...

 1979



 Мне скулы от досады сводит:
 Мне кажется который год,
 Что там, где я, - там жизнь проходит,
 А там, где нет меня, - идет!

 А дальше - больше, каждый день я
 Стал слышать злые голоса:
 - Где ты - там только наважденье,
 Где нет тебя - все чудеса!

 Ты только ждешь и догоняешь,
 Врешь и боишься не успеть,
 Смеешься меньше ты и, знаешь,
 Ты стал разучиваться петь!

 Как дым твои ресурсы тают,
 И сам швыряешь все подряд.
 Зачем? Где ты - там не летают,
 А там, где нет тебя, - парят.

 Я верю крику, вою, лаю,
 Но все-таки, друзей любя,
 Дразнить врагов я не кончаю,
 С собой в побеге от себя.

 Живу, не ожидая чуда,
 Но пухнут жилы от стыда -
 Я каждый раз хочу отсюда
 Сбежать куда-нибудь туда.

 Хоть все пропой, протарабань я,
 Хоть всем хоть голым покажись,
 Пустое все: здесь - прозябанье,
 А где-то там - такая жизнь!

 Фартило мне, Земля вертелась,
 И взявши пары три белья,
 Я шасть - и там! Но вмиг хотелось
 Назад, откуда прибыл я.

 1979



 Я верю в нашу общую звезду,
 Хотя давно за нею не следим мы:
 Наш поезд с рельс сходил на всем ходу -
 Мы все же оставались невредимы.

 Бил самосвал машину нашу в лоб,
 Но знали мы, что ищем и обрящем, -
 И мы ни разу не сходили в гроб,
 Где нет надежды всем в него сходящим.

        Катастрофы, паденья, - но между -
        Мы взлетали туда, где тепло...
        Просто ты не теряла надежду,
        Мне же - с верою очень везло.

 Да и теперь, когда вдвоем летим,
 Пускай на ненадежных самолетах, -
 Нам гасят свет и создают интим,
 Нам и мотор поет на низких нотах.

 Бывали "ТУ" и "ИЛы", "ЯКи", "АН"...
 Я верил, что в Париже, Барнауле
 Мы сядем, - если ж рухнем в океан,
 Двоих не съесть и голубой акуле!

        Все мы смертны - и люди смеются:
        Не дождутся и нас города!
        Я же знал: все кругом разобьются,
        Мы ж с тобой - ни за что никогда.

 Мне кажется такое по плечу -
 Что смертным не под силу столько прыти! -
 Что налету тебя я подхвачу,
 И вместе мы спланируем в Таити.

 И если заболеет кто из нас
 Какой-нибудь болезнею смертельной,
 Она уйдет, - хоть искрами из глаз,
 Хоть стонами и рвотою похмельной.

        Пусть в районе Мэзона-Лаффита
        Упадет злополучный "Скайлаб"
        И судьба всех обманет - финита, -
        Нас она обмануть не смогла б!

 1979




 Еще бы - не бояться мне полетов,
 Когда начальник мой Е. Б. Изотов,
        Жалея вроде, колет как игла.
 "Эх, - говорит, - бедняга!
 У них и то в Чикаго
        Три дня назад авария была!.."

 Хотя бы сплюнул, все же люди - братья,
 И мы вдвоем и не под кумачом, -
 Но знает, черт, и так для предприятья
 Я - хоть куда, хоть как и хоть на чем!

        Мне не страшно, я навеселе, -
        Чтоб по трапу пройти не моргнув,
        Тренируюсь уже на земле
        Туго-натуго пояс стянув.

 Но, слава богу, я не вылетаю -
 В аэропорте время коротаю
        Еще с одним таким же - побратим, -
 Мы пьем седьмую за день
 За то, что все мы сядем,
        И может быть - туда, куда летим.

 Пусть в ресторане не дают на вынос,
 Там радио молчит - там благодать, -
 Вбежит швейцар и рявкнет: "Кто на Вильнюс!..
 Спокойно продолжайте выпивать!"

        Мне лететь - острый нож и петля:
        Ни поесть, ни распить, ни курнуть,
        И еще - безопасности для -
        Должен я сам себя пристегнуть!

 У автомата - в нем ума палата -
 Стою я, улыбаюсь глуповато:
        Такое мне ответил автомат!..
 Невероятно, - в Ейске -
 Почти по-европейски:
        Свобода слова, - если это мат.

 Мой умный друг к полудню стал ломаться -
 Уже наряд милиции зовут:
 Он гнул винты у "ИЛа-18"
 И требовал немедля парашют.

        Я приятеля стал вразумлять:
        "Паша, Пашенька, Паша, Пашут.
        Если нам по чуть-чуть добавлять,
        То на кой тебе шут парашют!.."

 Он пояснил - такие врать не станут:
 Летел он раз, ремнями не затянут,
        Вдруг - взрыв! Но он был к этому готов:
 И тут нашел лазейку -
 Расправил телогрейку
        И приземлился в клумбу от цветов...

 Мы от его рассказа обалдели!
 А здесь все переносят - и не зря -
 Все рейсы за последние недели
 На завтра - тридцать третье декабря.

        Я напрасно верчусь на пупе,
        Я напрасно волнуюсь вообще:
        Если в воздухе будет ЧП -
        Приземлюсь на китайском плаще!

 Но, смутно беспокойство ощущая,
 Припоминаю: вышел без плаща я, -
        Ну что ж ты натворила, Кать, а, Кать!
 Вот только две соседки -
 С едой всучили сетки,
        А сетки воздух будут пропускать...

 Мой вылет объявили, что ли? Я бы
 Не встал - теперь меня не поднимай!
 Я слышу: "Пассажиры на ноябрь!
 Ваш вылет переносится на май!"

        Зря я дергаюсь: Ейск не Бейрут, -
        Пассажиры спокойней ягнят,
        Террористов на рейс не берут,
        Неполадки к весне устранят.

 Считайте меня полным идиотом,
 Но я б и там летел Аэрофлотом:
        У них - гуд бай - и в небо, хошь не хошь.
 А здесь - сиди и грейся:
 Всегда задержка рейса, -
        Хоть день, а все же лишний проживешь!

 Мы взяли пунш и кожу индюка - бр-р!
 Снуем теперь до ветра в темноту:
 Удобства - во дворе, хотя - декабрь,
 И Новый год - летит себе на "ТУ".

        Друг мой честью клянется спьяна,
        Что он всех, если надо, сместит.
        "Как же так, - говорит, - вся страна
        Никогда никуда не летит!.."

 ...А в это время гдей-то в Красноярске,
 На кафеле рассевшись по-татарски,
        О промедленье вовсе не скорбя,
 Проводи сутки третьи
 С шампанским в туалете
        Сам Новый год - и пьет сам за себя!

        Но в Хабаровске рейс отменен -
        Там надежно засел самолет, -
        Потому-то и новых времен
        В нашем городе не настает!

 1979



 Я спокоен - Он мне все поведал.
 "Не таись!" - велел. И я скажу -
 Кто меня обидел или предал,
 Покарает Тот, кому служу.
 Не знаю, как: ножом ли под ребро,
 Или сгорит их дом и все добро,
 Или сместят, сомнут, лишат свободы...
 Когда? Опять не знаю, - через годы
 Или теперь. А может быть - уже...
 Судьбу не обойти на вираже
 И на кривой на вашей не объехать,
 Напропалую тоже не протечь.
 А я? Я - что! Спокоен я, по мне - хоть
 Побей вас камни, град или картечь.

 1979



 Мы бдительны - мы тайн не разболтаем,
 Они в надежных жилистых руках.
 К тому же этих тайн мы знать не знаем -
 Мы умникам секреты доверяем,
 А мы, даст бог, походим в дураках.

 Успехи взвесить - нету разновесов,
 Успехи есть, а разновесов нет.
 Они весомы и крутых замесов,
 А мы стоим на страже интересов,
 Границ, успехов, мира и планет.

 Вчера отметив запуск агрегата,
 Сегодня мы героев похмелим:
 Еще возьмем по полкило на брата,
 Свой интерес мы побоку, ребята, -
 На кой нам свой, и что нам делать с ним?

 Мы телевизоров понакупали,
 В шесть - по второй - глядели про хоккей,
 А в семь - по всем - Нью-Йорк передавали -
 Я не видал, мы Якова купали.
 Но там у них, наверное - о'кей!

 Хотя волнуюсь, в голове вопросы:
 Как негры там? - А тут детей купай! -
 Как там с Ливаном? Что там у Сомосы?
 Ясир здоров ли? Каковы прогнозы?
 Как с Картером? На месте ли Китай?

 "Какие ордена еще бывают?" -
 Послал письмо в программу "Время" я.
 Еще полно... Так что ж их не вручают?
 Мои детишки просто обожают, -
 Когда вручают, плачет вся семья.

 1979




                 Посвящено Аркаше

 Ах, черная икорочка
 Да едкая махорочка!..
 А помнишь - кепка, челочка
        Да кабаки до трех?..
 А черенькая Норочка
 С подъезда пять - айсорочка,
 Глядишь - всего пятерочка,
        А - вдоль и поперек...

 А вся братва одесская...
 Два тридцать - время детское.
 Куда, ребята, деться, а?
        К цыганам в "поплавок"!
 Пойдемте с нами, Верочка!..
 Цыганская венгерочка!
 Пригладь виски, Валерочка,
        Да чуть примни сапог!..

 А помнишь - вечериночки
 У Солиной Мариночки,
 Две бывших балериночки
        В гостях у пацанов?..
 Сплошная безотцовщина:
 Война, да и ежовщина, -
 А значит - поножовщина,
        И годы - без обнов...

 На всех клифты казенные -
 И флотские, и зонные, -
 И братья заблатненные
        Имеются у всех.
 Потом отцы появятся,
 Да очень не понравятся, -
 Кой с кем, конечно, справятся,
        И то - от сих до сех...

 Дворы полны - ну надо же! -
 Танго хватает за души, -
 Хоть этому, да рады же,
        Да вот еще - нагул.
 С Малюшенки - богатые,
 Там - "шпанцири" подснятые,
 Там и червонцы мятые,
        Там Клещ меня пырнул...

 А у Толяна Рваного
 Братан пришел с "Желанного" -
 И жить задумал наново,
        А был хитер и смел, -
 Да хоть и в этом возрасте,
 А были позанозистей, -
 Помыкался он в гордости -
        И снова загремел...

 А все же брали "соточку"
 И бацали чечеточку, -
 А ночью взял обмоточку -
        И чтой-то завернул...
 У матери - бессонница, -
 Все сутки книзу клонится.
 Спи! Вдруг чего обломится, -
        Небось - не Барнаул...

 1979



 Куда все делось и откуда что берется? -
 Одновременно два вопроса не решить.
 Абрашка Фукс у Ривочки пасется:
 Одна осталась - и пригрела поца,
 Он на себя ее заставил шить.

        Ах, времена - и эти, как их? - нравы!
        На древнем римском это - "темпера о морес"...
        Брильянты вынуты из их оправы,
        По всей Одессе тут и там канавы:
        Для русских - цимес, для еврейских - цорес.

                Кто с тихим вздохом вспомянет: "Ах, да!"
                И душу Господу подарит, вспоминая
                Тот изумительный момент, когда
                На Дерибасовской открылася пивная?

 Забыть нельзя, а если вспомнить - это мука!
 Я на привозе встретил Мишу... Что за тон!
 Я предложил: "Поговорим за Дюка!"
 "Поговорим, - ответил мне, гадюка, -
 Но за того, который Эллингтон".

        Ну что с того, что он одет весь в норке,
        Что скоро едет, что последний сдал анализ,
        Что он одной ногой уже в Нью-Йорке?
        Ведь было время, мы у Каца Борьки
        Почти что с Мишком этим не кивались.

                {Кто с тихим вздохом вспомянет: "Ах, да!"
                И душу Господу подарит, вспоминая
                Тот изумительный момент, когда
                На Дерибасовской открылася пивная?}

 1979



 Стареем, брат, ты говоришь?
 Вон кончен - он недлинный -
 Старинный рейс Москва-Париж...
 Теперь уже - старинный.

        И наменяли стюардесс -
        И там и здесь, и там и здесь -
        И у французов, и у нас!
        Но козырь - черва и сейчас.

 Стареют все - и ловелас,
 И Дон Жуан, и Греи.
 И не садятся в первый класс
 Сбежавшие евреи.

        Стюардов больше не берут,
        А отбирают. И в Бейрут
        Теперь никто не полетит -
        Что там? Бог знает и простит.

 Стареем, брат, седеем, брат.
 Дела идут, как в Польше.
 Уже из Токио летят
 Одиннадцать, не больше.

        Уже в Париже неуют,
        Уже и там витрины бьют,
        Уже и там давно не рай,
        А как везде - передний край.

 Стареем, брат. А старикам
 Здоровье - кто устроит?
 А с элеронами рукам
 Работать и не стоит.

        И отправляют [нас], седых,
        На отдых, то есть - бьют под дых.
        И все же этот фюзеляж
        Пока что наш, пока что наш...

 1979




        Пятнадцать лет - не дата, так -
        Огрызок, недоедок.
        Полтиник - да! И четвертак.
        А то - ни так - ни эдак.

        Мы выжили пятнадцать лет.
        Вы думали слабо, да?
        А так как срока выше нет -
        Слобода, брат, слобода!

 Пятнадцать - это срок, хоть не на нарах,
 Кто был безус - тот стал при бороде.
 Мы уцелели при больших пожарах,
 При Когане, при взрывах и т.д.

 Пятнадцать лет назад такое было!..
 Кто всплыл, об утонувших не жалей!
 Сегодня мы - и те, кто у кормила,
 Могли б совместно справить юбилей.

 Сочится жизнь - коричневая жижа...
 Забудут нас, как вымершую чудь,
 В тринадцать дали нам глоток Парижа, -
 Чтобы запоя не было - чуть-чуть.

 Мы вновь готовы к творческим альянсам, -
 Когда же это станут понимать?
 Необходимо ехать к итальянцам,
 Заслать им вслед за Папой - нашу "Мать".

 "Везет - играй!" - кричим наперебой мы.
 Есть для себя патрон, когда тупик.
 Но кто-то вытряс пулю из обоймы
 И из колоды вынул даму пик.

 Любимов наш, Боровский, Альфред Шнитке,
 На вас ушаты вылиты воды.
 Прохладно вам, промокшие до нитки?
 Обсохните - и снова за труды.

 Достойным уже розданы медали,
 По всем статьям - амнистия окрест.
 Нам по статье в "Литературке" дали,
 Не орден - чуть не ордер на арест.

 Тут одного из наших поманили
 Туда, куда не ходят поезда,
 Но вновь статью большую применили -
 И он теперь не едет никуда.

 Директоров мы стали экономить,
 Беречь и содержать под колпаком, -
 Хоть Коган был неполный Коганович,
 Но он не стал неполным Дупаком.

 Сперва сменили шило мы на мыло,
 Но мыло омрачило нам чело,
 Тогда Таганка шило возвратила -
 И все теперь идет, куда ни шло.

 Даешь, Таганка, сразу: "Или - или!"
 С ножом пристали к горлу - как не дать.
 Считают, что невинности лишили...
 Пусть думают - зачем разубеждать?

 А знать бы все наверняка и сразу б,
 Заранее предчувствовать беду!
 Но все же, сколь ни пробовали на зуб, -
 Мы целы на пятнадцатом году.

 Талантов - тьма! Созвездие, соцветье...
 И многие оправились от ран.
 В шестнадцать будет совершеннолетье,
 Дадут нам паспорт, может быть, загран.

 Все полосами, все должно меняться -
 Окажемся и в белой полосе!
 Нам очень скоро будет восемнадцать -
 Получим право голоса, как все.

 Мы в двадцать пять - дай Бог - сочтем потери,
 Напишут дату на кокарде нам,
 А дальше можно только к высшей мере,
 А если нет - то к высшим орденам.

 Придут другие - в драме и в балете,
 И в опере опять поставят "Мать"...
 Но в пятьдесят - в другом тысячелетьи -
 Мы будем про пятнадцать вспоминать!

 У нас сегодня для желудков встряска!
 Долой сегодня лишний интеллект!
 Так разговляйтесь, потому что Пасха,
 И пейте за пятнадцать наших лет!

        Пятнадцать лет - не дата, так -
        Огрызок, недоедок.
        Полтинник - да! И четвертак.
        А то - ни так - ни эдак.

        А мы живем и не горим,
        Хотя в огне нет брода,
        Чего хотим, то говорим, -
        Слобода, брат, слобода!

 1979




                        С.Я.Долецкому посвящается

 Поздравляю вовсю - наповал!
 Без опаски и без принужденья,
 Ради шутки, за счет вдохновенья
 Сел писать я - перо пожевал...
 Вышло так: человек Возрожденья
 На Садовом кольце проживал.

        Ихним Медгосдумум
        С их доверием детским
                Знамо все, что у нас бестолково,
        Но исправлен бедлам
        Станиславом Далецким
                И больницею им. Русакова.

 Интересов, приятелей круг
 Так далек еще от завершенья! -
 Каждый день - за прошеньем прошенье.
 Утром Вы - непременный хирург -
 Операции на воскрешенье
 Новорожденных, с болью старух.

        Шесть часов погодя
        Вы скрипите зубами...
                Да! Доносчик сработал на славу!
        Недалецким людям
        Не сработаться с Вами,
                Что делить с ними Вам - Станиславу?

 Я из Вашей души и из уст
 Слышал разное, неоднократно,
 С вечной присказкой: "Это понятно?!"
 Мне - понятно: про косточек хруст,
 И про то, "до чего аккуратно
 Сбил Прокрустово ложе Прокруст".

        Как от этих детей
        Утром смерть отсекая,
                Приходилось поругивать Вам
        Взрослых разных мастей:
        "Ах, ты дрянь ты такая!
                Этим скальпелем - руки бы вам!"

 Что-то я все "про ТО", да "про ТО" -
 Я же должен совсем про другое, -
 Вы ведь ляпнете вдруг: "Пудру Гойя
 Никогда не снимал. А пальто
 В Вашем фильме не то, А нагое
 Мне приятней на ощупь, а что?!"

        Вам не столько годков, -
        Вы уж мне не вертите!
                Бог с ней, с жизнею, старой каргой!
        Видел сон я - во сне
        Вам дала Нефертити...
                Так старейте назад, дорогой!

 10 ноября 1979

Last-modified: Thu, 27 Jan 2000 19:06:06 GMT
Оцените этот текст: