ет на его удочку -- не заслуживает звания "разумного". Сегодня "либерал-гуманисты" требуют от нас отречения от морали всех тех, кто в предшествующие тысячелетия убивал негодяев и убийц не по санкции и приказу, а велению сердца, души, морали, долга, Бога. Как вам понравится, если Робин Гуда и д'Артаньяна объявят фашистами -- они могли (без приказа! без санкции! без суда!) убивать негодяев, насильников и убийц. Граф Монте-Кристо -- фашист! Онегин и Печорин -- фашисты! И Дантес, убивший Пушкина -- фашист, но еще ужаснее то, что Пушкин чуть не убил Дантеса, и только благородные, но отсталые представления о дворянской чести оправдывают его, а у нас таких представлений нет, и нас от клейма фашиста, если говоришь, что негодяя надо убить, тебя уже не спасет ничто. Пушкин был отсталый, а мы передовые, мы либералы и гуманисты. Культура жизни, не включающая в себя культуру смерти -- ущербна и искажена. Ты должен знать, что тебя ждет, и должен уметь принять это и сделать это. Насколько ты сумел реализовать себя -- настолько ты остаешься в этом мире, так блюди себя до конца. А мы, вместо того чтобы крепить мужеством дух человека, продляем мучениями его жизнь. Отсутствие культуры смерти -- это показатель бездуховности цивилизации. Такие-то дела. Давным-давно известно: о человеке надо знать три вещи -- как он родился, как он женился и как он умер. Наша ханжеская эпоха отработала формулировки: "скоропостижно", "после тяжелой болезни", "после тяжелой продолжительной болезни", "трагически". Но подробности смерти -- не нездоровое любопытство. Смерть -- акт настолько значительный, что подробности увеличиваются, как под микроскопом. Ибо это -- подробности "момента истины", главной из экстремальных ситуаций, когда в человеке обнажается суть и, после отбрасывания физической оболочки, становится виднее и понятнее главное, что было в нем. Недаром ведь только после смерти можно полностью и верно оценить человека и его дела. Смерть -- такая же часть жизни, как и все остальное, просто это последний этап, а концовочка всегда особенно важна и многое может решить. Фигово жил, но хорошо умер -- и люди такому много прощают и оценивают после смерти иначе. Врачи затурканы, священники затурканы, у всех конвейер и диспетчеризация процесса: родня в горе, а остальным наплевать. Что делать? Да с самого начала жизни показывать человеку, что смерть -- дело житейское, и дело важное, и смотреть на нее надо открытыми глазами. И заслуживает она серьезнейшего отношения, а избегать этой темы глупо и вредно. В одиночестве, незнании и неопределенности предоставленный сам себе и своим страхам человек так и проживает всю жизнь с легким (или нелегким) неврозом, боясь прикоснуться к черной двери и растравляя тот "беспричинный страх и трепет", на котором возвели свою постройку экзистенциалисты и который был в принципе чужд самураям, а также римлянам, гуннам, викингам, монголам, и всем прочим, кто умел заставить дрожать этот мир. 40 тезисов в осуждение убийцы О ком речь Под убийцей здесь понимается тот, кто признан судом виновным в убийстве без смягчающих обстоятельств. Убивший из садистских склонностей, или из корысти, сознательно, с обдуманным намерением. Не из ревности, не в состоянии тяжкого душевного волнения, не по неосторожности, а также не из мести за близкого убитого человека. Он должен быть судим только судом присяжных, и все сомнения в доказательствах трактуются в пользу обвиняемого. Обозначение проблемы 1. Современный Закон цинично подменяет понятия "человек" и "убийца". Декларируя: "Право человека на жизнь священно" применительно к убийце, он имеет в виду в конкретном случае не жизнь жертвы или любого человека, но именно убийцы. Имеется в виду, что Государство -- а через него народ, общество -- не имеет права посягать на жизнь убийцы. Тогда следует сформулировать прямо: "Право убийцы на жизнь священно". 2. Тем самым юридически право на жизнь невинной жертвы и ее убийцы приравниваются. Разница в том, что жертва своим правом воспользоваться не сумела, но защитить право убийцы заботится Закон. Государство не сумело сохранить жизнь жертве, но уж жизнь убийце сохранит всеми средствами, имеющимися в его распоряжении. 3. Тем самым фактически Закон отказывается приравнивать жизнь жертвы к жизни убийцы. Одна отнята -- вторая охраняется. Из пары "жертва--убийца" в конкретном случае Государство охраняет жизнь убийцы. Равновесие нарушается в его пользу, как и равенство. 4. Жертва не гарантирована от убийства. Убийца гарантирован. 5. Преимущество убийцы перед жертвой очевидно: я тебя убиваю, а они меня -- не моги. 6. То есть: каждый человек имеет право на убийство без риска быть за это убитым самому. Он режет ребенка или калеку, а Государство при этом охраняет его жизнь от посягательств. Религия и духовность 7. Только в период глубочайшего нравственного кризиса, в период господствующей бездуховности можно списывать жертву со счета по принципу "Умер Охрим -- и хрен с ним": мол, погибшего не воротишь, его уже нет с нами. Во все времена люди верили, чувствовали, знали: тот, кого ты любил -- навсегда живет в тебе и с тобой, покуда жив ты сам. Если душа ушедшего, ее любовь, боль и чаяния не продолжают жить в тебе, не продленнее жизни физического тела -- то все слова о религиозности и вере фальшивы и пусты. Боль жертвы, ее предсмертное отчаянье и последний крик о жалости и справедливости -- живут в тебе, или ты не человек, а лишенная души скотина. Страдания жертвы продолжаются в каждом, кто любил ее. 8. Если умирающая жертва, зная, что отмерены минуты, убивает убийцу -- никто не посмеет отрицать ее право. И обещание, данное умирающему, всегда и у всех народов почиталось священным. Через него умерший продолжает жить на этой земле. Умирая, мы чаем, что наши самые праведные и сильные желания переживут нас -- они продленнее жизни. Покарать своего убийцу -- священное и последнее право жертвы. 9. И когда казнят убийцу -- не суд карает его, не мститель и не палач. Это жертва -- уже не имеющая рук, чтобы защититься, ног, чтобы настичь, глаз, чтобы увидеть -- карает своего убийцу через земную ипостась того, в ком продолжает жить ее душа. 10. Если бы Господь Бог не хотел казни убийц, он бы не вложил в нас ничем не утишаемые жжение и боль живущих в нас душ, взывающих о каре убийцам. 11. Если бы Господь Бог не хотел казни убийц, он миловал бы их в течение всей человеческой истории. Сегодня у нас нет никаких оснований говорить о воцарении порядка Божия в наши дни. История и христианство 12. Христиане любят поминать всепрощение Христа. Но римские легионеры были лишь исполнителями приказа и закона. Христа казнили Закон и Государство Рима и Израиля. И кара была страшной: гибель Израиля и гибель Рима, изгнание одного народа и исчезновение другого, и смерть многих и многих тысяч. Нет -- не был милосерд Господь к убийцам. 13. Выросшее из секты непротивленцев христианство насаждалось огнем и мечом. И все убийцы во славу веры отнюдь не преданы христианством анафеме и не прокляты во веки веков. 14. В истории цивилизаций убийце могли оставить жизнь, если он убил раба, холопа, или убил в честном поединке. Объявлять священной жизнь любого садиста, убившего кого угодно -- достижение новой и новейшей истории. В Российской Империи это завершилось приходом к власти убийц под красным знаменем. 15. Наша цивилизация создана суровыми людьми, по нынешним меркам -- подчас чересчур суровыми. Однако мы живем в мире, построенном предками. Их Законы позволили поднять цивилизацию до сегодняшних вершин. В борьбе за гуманизм мы перегнули палку в другую сторону. Сегодня мы не те, кто создавал наш мир. С сегодняшними законами и нравами общество давно стало бы легкой добычей любых бандитов и грабителей. Что мы и имеем нынче. О тяжести наказания 16. Разница между Бытием и Небытием, Жизнью и Смертью -- принципиально несравнима с разницей между хорошей жизнью и плохой. Пожизненно заключенный -- дышит, видит, слышит, он думает, чувствует, он ест и пьет, у него есть воспоминания и фантазии. Он живет! И полагать это наказание сравнимым с казнью убийцы -- величайшая глупость или величайшее лицемерие. 17. Международные требования к содержанию заключенных, если говорить об убийцах -- это или издевательство, или цинизм, или умопомрачение. Когда миллионы честных людей нищенствуют на грани голода -- нам предписывают заботиться о сытости и тепле для убийц. О демократии 18. Опросы показывают: подавляющее большинство считает, что убийца заслуживает казни. А законодатели -- избранные народом депутаты, которым народ доверил свои интересы -- вопреки этим самым интересам считают, что наоборот. Этот обман избирателей называется демократией? Выставьте вопрос на всенародное голосование -- и вы получите демократический результат! 19. Логично провести опрос: в случае своей смерти милуешь ты своего убийцу или казнишь. И делать пометку. Таким образом сохраняет жизнь убийце или нет -- сама жертва. Никто не посмеет счесть, что казнь жертвой своего убийцы -- негуманна. 20. Кому выгоден запрет на смертную казнь? Прежде всего убийцам. 21. Кто может лоббировать запрет на смертную казнь? Финансово состоятельные структуры, которые решают критические вопросы криминальными методами. Таковы сегодня они едва ли не все. 22. Через кого может лоббироваться этот запрет? Через адвокатов, судей, депутатов. 23. Демократический Запад хлопочет о жизни для российских убийц. Не то даст меньше любви и денег. Н;Љ это -- вариант продажи крови жертв. И согласие на несамостоятельную политику. Высшие ценности 24. Объявление жизни любого человека Высшей Ценностью -- свидетельство кризиса и гибели цивилизации. Ибо тем самым отрицаются все надличностные ценности -- то, что всегда почиталось выше и дороже жизни и придавало ей смысл: героизм, патриотизм, самосожжение в труде и творчестве, верность любви, дружбе, идеалам -- все, что от века составляло смысл и гордость человеческого существования. Человек отличается от животного тем, что ему есть за что отдавать жизнь. Идеал справедливости выше жизни убийцы. Гуманисты могут считать, что убийца отдает жизнь во имя идеала справедливости. О справедливости 25. Воздаяние мерой за меру -- первый закон справедливости. 26. Когда я страдаю по невинной жертве и не могу смириться с тем, что убийца жив -- это душа жертвы страдает и не может смириться во мне. Смерть убийцы смиряет не меня -- она успокаивает душу жертвы. Во все времена и у всех народов это почиталось за справедливость. Без справедливости -- нет веры в народе и мира в государстве. 27. Когда платный адвокат, наемный защитник, за деньги спасает жизнь изувера и публично объявляет извечные представления людей о справедливости атавизмом -- этому Закону и этому Государству недолго осталось жить. Самосуд 28. С трудом можно представить человека, который смиряется с тем, что жизнь убийцы его детей или родителей объявляется священной. Бессилие покарать увеличивает его муки. Он хочет -- и по возможности совершает -- высший суд справедливости сам. Беря на себя функции, вверенные государству. Что говорит о неспособности государства служить своим гражданам. 29. Люди, общественное мнение, коллективная совесть всегда оправдывали праведную месть. Это расшатывает государство: справедливым признается не оно, а тот, кто вступает с ним в конфликт, беря на себя его функции. Несправедливый закон, объявляющий преступниками честных и во всем остальном законопослушных граждан, отвращает их от государства и заставляет жить по параллельным законам. 30. Карая за самосуд, государство являет свою тоталитарную, тираническую сущность: может, ты и прав, но будешь сурово наказан -- как бы я ни поступало, но карать могу только я, снисходить к убийце -- мое право, и любое покушение на мое право преступно. Все ставится с ног на голову: государство защищает убийцу от праведной кары жертвой. Экономический эффект 31. Содержание пожизненно заключенных стоит денег. Честные люди, голодающие сегодня сами, не хотят кормить убийц. Их деньги тратятся на это против их желания. 32. От отсутствия в стране денег постоянно умирает множество людей -- больные могли быть спасены, имей медицина средства на дорогие лекарства и аппаратуру. Содержать убийцу -- или спасти несколько больных, которые виновны лишь в нищете государства. Вопрос решается так: убийцы живут -- больные умирают. Профилактика и растление 33. Сторонники священности жизни убийц любят говорить, что казни лишь способствуют жестокости нравов, но не останавливают потенциальных убийц. Обычно ссылаются на Средневековье. Но никто не в состоянии привести доказательства того, что при запрете на смертную казнь разгул преступности, вызванный отсутствием страха казни, не был бы куда больше. Это спекулятивный и бессмысленный псевдодовод. 34. Любой военачальник всегда знал: лишь казнь нескольких убийц и мародеров может быстро остановить убийства и грабежи в округе. 35. Знание того, что за убийство ты ответишь собственной смертью, неминуемой и страшной, многих способно остановить -- это знает любой психолог, хотя тут не нужно и быть психологом. 36. Мягкость наказания растляет. Ну, сяду. "В тюрьме тоже люди сидят". А может, еще и выйду. Судебная ошибка и гуманизм 37. Гораздо больше жертв пало от рук убийц, выпущенных из тюрем, чем вследствие судебной ошибки. 38. Повышение качества суда не должно зависеть от степени наказания. 39. Судебная ошибка должна караться настолько сурово, чтобы следственные и судебные органы были кровно заинтересованы избежать ее. 40. Гуманизм -- это милосердие к жертве, а не убийце. ----------------------- Общественное мнение 1. -- Залезь-ка на дерево,-- сказал внутренний голос. -- Да ты что? Улица, люди ходят, неудобно, зачем?! -- Давай, лезь, так надо, точно говорю. Ну! -- А теперь?.. -- Влез мужик на дерево, ободрался, сопит. -- Теперь давай на самую верхушку! -- Да тонко ведь... -- Лезь, сказал! Ты меня слушай, понял? Внизу люди тычут, пожарных вызывают. -- Теперь давай на ту ветку, на край! -- Мужик еле лезет: -- Упаду ведь! -- Не бойся, я с тобой, ты слушай. А теперь -- отпускаемся! -- Ты чо?! Разобьюсь ведь! -- Давай-давай, я лучше знаю, как надо. Ну! Мужик отпустил руки. "Эх и гепнется сейчас!.." -- сказал внутренний голос. Этот внутренний голос известен также под именем "Общественное Мнение". 2. "Обычно государство глупее многих своих граждан", -- заметил Норберт Винер. 3. "Vox populi -- vox Dei". Кого бог хочет покарать-- лишает разума. Карает и народы. 4. Из всех позиций общественное мнение избирает исключительно позу праведности. Точку зрения, отличную от своей, оно рассматривает не на уровне научной дискуссии, но как аморальную. Оно оскорбляется в благородных чувствах. Оппонент не просто глупый -- он нехороший! безнравственный! Общественное мнение настаивает на совмещении функций носителя истины и носителя морали. Доминанта: "Я умен -- и поэтому прав". Ты не согласен с нами? Значит, ты умнее всех нас, вместе взятых? То есть: ты считаешь нас дураками? Так ты не просто неправ, ты еще и оскорбляешь нас отрицанием наших умственных способностей. Доминанта-2: "Мы -- достойные люди, и наши взгляды нравственны". Сомневаясь в наших взглядах, ты сомневаешься в нашей нравственности. А она нам, между прочим, и так стоит усилий. Мы, между прочим, и сами не на сто процентов в ней уверены. А так, процентов на семьдесят. И взгляды наши мы должны сами перед собой регулярно подкреплять. Чтоб нехорошее, недостойное, животное, низкоморальное не брало в нас верх. Быть моральным -- это стоит постоянного внутреннего труда. Понял? И тут ты -- пальцем в больное место, в наши скрытые сомнения и подспудные переживания. Это -- раздражает! нервит! Вот мы тебя, подлеца! Бей диссидента, господа!.. 5. Общественное мнение порицало христианство, а потом порицало не-христианство и одобряло сожжение ведьм. Порицало аболиционизм, а теперь порицает расизм. Осуждало пацифизм -- и милитаризм. Общественное мнение можно назвать конформизмом. Можно -- заемным. Можно -- модой. Все это к тому, что степень "общественности" мнения отнюдь не критерий его истинности. Весьма часто общественное мнение есть благоглупость. 6. В XX веке общественное мнение явило эффектные примеры общественного бреда. Общественное мнение предреволюционной России осуждало царизм, презирало полицию, кривилось на православие и одобряло благородные лозунги французской революции, а потом сильно огорчалось в восемнадцатом и последующих годах. Общественное мнение стран -- участниц I Мировой войны в одночасье отреклось от гуманизма-интернационализма и загорелось патриотизмом, способствуя тем самым разрушению собственных держав и уничтожению миллионов собственных граждан. Потом это общественное мнение приветствовало раздирание на части Германии и, тем самым, закладывание всех основ II Мировой войны. Общественное мнение всегда заслуживает внимания, как серьезный фактор, с которым нельзя не считаться. Но если говорить об уважении к нему -- то чаще оно заслуживает насмешки. И уж всегда -- критического и самостоятельного анализа. Это банально? А как можно упускать из вида банальность, если большинство людей идиоты и живут чужими непрожеванными мыслями? 7. Психология толпы и массы -- давно уже отдельная наука, и здесь нет надобности повторять Ницше, Ортегу-и-Гассета, Геббельса, мастеров советской журналистики и асов современного пиара. Другое интересует нас. Не мнение массы, формируемое и направляемое сверху конкретными людьми и структурами с конкретными целями. Но. Но. Мнение элиты, противопоставляющей себя толпе. Мнение, которое она вырабатывает себе самостоятельно, добровольно и бескорыстно. Идиотизм этого мнения -- о: примечателен! 8. Элита сегодня -- это кто? Политики, крупный бизнес, звезды искусства, верх чиновничества и менеджмента, а также норовящие включать себя в элиту интеллектуально-нравственную журналисты, врачи, учителя, инженеры, компьютерщики, а также норовящие примыкать к этим категориям предприниматели, образованны и культуртрегеры всех мастей. То есть: люди с влиянием, известностью, интеллектом, образованием и доходом заметно выше среднего. Сколько их? Смотря как считать, четких критериев здесь нет. Понятно, что меньше половины, поскольку элита -- она относительна, противопоставляется неэлите. Понятно, что больше одного-двух процентов: конкретного ценза здесь нет, зато есть слой спорного электората, который можно считать, и можно не считать -- не глупы, но не умницы, не голодранцы, но не богаты и т.д. Если обработать все социологические выкладки и статистики -- кто есть почем и на что влияет -- получится семь--десять процентов активного населения, чьи высказывания и действия способны определять политику народа, страны, государства. 9. Общественное мнение сегодня -- это чье? Это их. Суть в том, что оно может совпадать с мнением политиков, а может не совпадать. Оно -- "неформально". А политики? А они прагматики, их мнение -- прагматичное, рабочее, функциональное, нужное для чего-то конкретного им, политикам. Абстрактные ценности политиков не колышут, они на работе. А толпа? А толпе масс-медиа в две недели сформируют такое мнение, какое закажут. Кто? Тот, кто платит. 10. Кто есть активные носители-выразители общественного мнения, его рупора, совесть и честь эпохи? Лидеры неформальных общественных организаций. Оппозиционеры всех мастей. Все активные с громким голосом из упомянутых выше категорий. Интеллигенты по призванию. 11. В силу своей повышенной интеллектуально-нравственной возбудимости они всегда немного реформаторы. Им всегда надо не так, как сейчас, лучше, чем сейчас. Им потребно считать себя самостоятельно мыслящими. Поэтому общественное мнение обычно стремится дистанцироваться как от политики с одной стороны, так и от толпы с другой стороны. Потому что политика грязна, а толпа глупа. Совпадать с ними нельзя. Они хотят быть моральными, поэтому во главу общественного мнения ставят мораль -- как они на этот момент ее понимают. Они хотят считать себя умными, поэтому во главу общественного мнения ставят умность, истину -- как они сейчас ее представляют. Ну, а если мораль и истина не совпадают? О: Характерная черта общественного мнения та, что оно , утверждает примат морали над истиной. Мораль главнее, первее, истиннее истины. Морально -- следовательно, истинно. Истина прицепляется к морали, как прицепной вагон трамвая к моторному. Если истина противоречит морали -- она не истина, она плохая, ошибочная, безнравственная, неподходящая, порочная, неприменимая, чуждая. Общественное мнение -- это прикладная мораль элиты в применении к общественным вопросам. 12. По какому же принципу формируется такая мораль? По принципу утверждения идеала. Или, что то же самое, по принципу маятника. Или, что то же самое, от обратного. А именно: Вот в жизни есть что-то. Это "что-то" несовершенно. Плохо. Можно лучше. Хочется лучше. Не так, как раньше, прогрессивнее. И общественное мнение говорит: правильно и нравственно будет наоборот, и к этому "наоборот" должны стремиться все честные и порядочные люди. Например: Воровать нехорошо. Надо наказывать, да так, чтоб неповадно было. И общественное мнение требует: рубить руки! Рубят. Это больно, жестоко, негуманно. Общественное мнение проникается нехорошестью такого наказания и формирует новую точку зрения: не сметь наказывать телесно, обращаться с ворами гуманно, давать адвокатов, а в тюрьмах создать хорошие бытовые условия. Воры наглеют быстро, в темпе индивидуальной психологии -- но общественное мнение инерционно и, за исключением экстремальных общественных ситуаций, меняется медленно, традиции держат. И вот все уже стонут от наглости воров в их безнаказанности и кар жаждут, а общественное мнение все еще пребывает в неповоротливом гуманизме. Когда об. мнению продолбят, наконец, темечко, оно сменит точку зрения и потребует опять рубить ворам руки. 13. Иногда кажется, что общественное мнение формируется в сумасшедшем доме и набирает силу в интернате для умственно дефективных. Просто материал для суицидологии. 14. Сегодня, в начале XXI века, главная проблема, стоящая перед "европейской", "христианской", "белой", "традиционной" цивилизацией -- это проблема стремительной гибели, самоубийства, самозамещения, рассасывания, исчезновения, мутации. (Об этом -- см. главу "Гибель Запада".) Что же "общественное мнение"? Успешно способствует. Под "ксенофобией" понимается уже любое проявление инстинкта этнического самосохранения. Под "равными правами для меньшинств" -- преимущественные социальные права неравнозначных социальных, сексуальных и этнических групп. Под "неприкосновенностью границ" и "недопустимостью сепаратизма" -- отрицание права зависимых и несуверенных нации на самоопределение и независимость. Под "гуманизмом" и "миролюбием" -- практическая ненаказуемость терроризма и запрет на уничтожение откровенных и непримиримых агрессоров. Если подняться над индивидуальной психологией до уровня социальной систематики -- то общественное мнение есть аспект и проявление существования цивилизационной системы в ее конкретной фазе. Сегодня -- это аспект и проявление системной дегенерации европейской цивилизации. Человек может думать, что он искренне за все хорошее. А объективно через его мироотношение проявляют себя объективные, системные закономерности -- в данном случае системное самоуничтожение. 15. Если сегодня физически ликвидировать терроризм и наркоторговлю, юридически ликвидировать все формы тунеядства и разврата, категорически ужесточить борьбу со всеми видами жульничества и коррупции, разъедающих цивилизацию, и радикально реформировать Закон в сторону соблюдения его духа и стряхивания букв, сложившихся в противоестественные ребусы -- ну любому же понятно, что цивилизация оздоровится и деградация ее как минимум резко замедлится. А общественное мнение -- против. Боится тирании, жестокости, потери свобод и демократий. Не поступимся принципами! Исчезнем вместе со своей цивилизацией, уступим место прямым и жестким варварам, но останемся при своем мнении. Будем гомиками и наркоманами, не будем рожать и выполнять черные работы, будем импортировать гастарбайтеров и делать их гражданами своих стран, будем содержать бездельников и жить богато за счет дешевой рабсилы третьего мира. Сдохнем?! Ай-яй-яй, не надо так говорить, не надо об этом думать, надо быть оптимистами и уповать на свой великий человеческий разум. Какой у вас разум, господа бараны? 16. Как зарождается в людях общественное мнение? Малыши во дворе или в детском саду избирают изгоя -- жирного, или хилого, или бедного, или богатого -- отличающегося, короче, в непопулярную сторону, -- и начинают обществом его травить. Взрослые им говорят, что это нехорошо. Так засаживается комплекс вины. Лидер группы может набить морду, противостоять сильному врагу, отобрать хорошую вещь. А взрослые учат, что кто лучше учится и послушнее себя ведет -- тот лучше. Так засаживается комплекс стремления к превосходству в том, в чем ты можешь превосходить вернее и легче. И вот у некоторых душевно особо чутких комплекс превосходства возбуждает проявление комплекса вины. Он бедный, он слабый, а ведь он в этом не виноват, мне дано больше, а за что, в сущности? -- надо его пожалеть, как-то мне перед ним неловко. Пока нравы суровы и жизнь трудна -- не до мелихлюндий, землю пахать надо и врагов отражать, требуется сила безо всяких комплексов. А когда жизнь налажена, цивилизация обустроена, и жратвы и тряпок на всех хватает, и мы здоровее всех -- этот вот комплекс вылезает наружу и начинает играть роль большую, нежели раньше. И доброе общественное мнение говорит: не смейтесь над дикарями, надо их пожалеть и дать им всяких хороших вещей. А дикари говорят: жирные суки, вы нас эксплуатировали, вы еще полагаете, что должны оказывать нам милости -- ну погодите, мы вам еще покажем. 17. Если лягушку бросить в кипяток -- она, обжегшись, мгновенно выпрыгнет и ускачет подальше. А если посадить в кастрюлю с холодной водой и подогревать на маленьком огоньке -- она будет сидеть, терпеть, вначале будет комфортно, потом не так плохо, потом терпимо -- а потом уже сил не будет выпрыгнуть, сварится к черту. Если бы воры, убийцы, наркоманы, развратники, террористы, исламские радикалисты и гастарбайтеры сразу показали белой цивилизации, на что они способны и что выйдет в результате -- народ бы ужаснулся и оборонил себя драконовскими законами. Но поскольку перечисленные группы поднимаются до критического рубежа медленно и постепенно из своего первоначально мелкого, незначительного, неопасного для всей цивилизации, малозаметного состояния -- то общество, по мере постепенного нагревания воды в кастрюле, предпочитает терпеть и находить положительные стороны в этой ситуации -- -- пока вдруг не окажется, что уже поздно, уже не выскочить, уже погибли, хотя еще живы. Общественное мнение сегодня -- это голос лягушки, которой все еще яеплохо в теплой воде, делающейся все горячее, и она гонит прочь черную мысль, что уже варится. 18. Сегодня, 17 апреля 2002 года, когда и пишу эти строки, израильские войска продолжают операцию "Защитная стена" на территориях палестинской автономии. И мировое общественное мнение требует вывода войск и возобновления мирных переговоров, признавая израильские действия агрессией. Потому что гибнут люди и разрушаются дома. То, что мировое общественное мнение пятьдесят лет наблюдало арабский терроризм и не пресекало его -- не считается. То, что арабские государства в первый же день по провозглашении ООН государства Израиль напали на него -- не считается. То, что они продолжают не признавать его и тем остаются в международном статусе агрессоров -- не считается. То, что Израиль имеет целью сохранение себя при сосуществовании с арабскими странами, а те декларируют целью его уничтожение -- не считается. То, что арабы Палестины, Сирии, Иордании, Египта, Ливана и др. -- единый народ, искусственно разделенный границами в 1948 г. -- не считается. То, что арабы в сто раз многочисленнее и владеют в пятьсот раз большей территорией -- не считается. Считается только одно: кто сейчас выстрелил -- тот сейчас и неправ. Господа: а кому, наконец, выгодно мировое общественное мнение? 19. Предоставляя всем право голоса -- не забудь, что в первую очередь им воспользуются самые крикливые, в равной степени -- самые глупые, и больше других -- самые незанятые. 20. Первое. Цивилизации нужна нефть, поэтому с арабами надо дружить. Второе. Мир с арабами сегодня -- это низкие цены на нефть, что и выгодно сегодня. Третье. Война в регионе -- это повышение цен на нефть, что выгодно экспортерам. Четвертое. Мусульман в странах первого мира все больше, и голоса их как избирателей нужны политикам, поэтому их надо задабривать. Пятое. Любая спецслужба и любое пиар-агентство знает, как формируется общественное мнение. Прикажи и заплати. 21. Идиотские проявления общественного мнения есть издержки демократии, каковыми отчасти компенсируются ее преимущества. 22. Почему вечно про евреев? А пример показательный. Народ удобный. Словно создан для опытов над собой. Вроде бы и как ты, а вроде бы одновременно и чужой. Вроде бы полноправный сосед, а вроде бы и гость неукорененный. Вроде бы преимуществ им не прописано, даже наоборот -- а наверх так и пролезают. Невольно вызывают к себе неравнодушие, причем не в любовном смысле. И отношение к ним -- издревле один из индикаторов состояния общества. После II Мировой войны в моду пошла в Европе юдофилия -- комплекс вины заработал: их уничтожили в печах шесть миллионов, они так пострадали, надо любить, каяться, возместить. Такова была "официально-общественная" точка зрения. А эдакая любовь, замешанная на комплексе вины, всегда переходит меру, начиная внутренне раздражать самого любящего: он тяготится императивным характером своей любви, утомляется. Такая любовь вообще не кончается добром. А еще такая заботливая, виноватая любовь развращает и портит любимого -- хоть ребенка, хоть народ. Провоцируется халявно-потребительское отношение к дающему: мне причитается, дай сюда, так и должно быть. Что постепенно увеличивает накопление раздражения в любящем и виноватом давателе. Тем более что неформально, вне окоема общественного мнения, никто особой любовью ни к евреям, ни к Израилю и так не пылал. Нет, соглашались, что они такие же люди, и зверства по отношению к ним недопустимы, как и по отношению ко всем другим, но сколько же можно с ними носиться. А еще европейцы в конце XX века стали звереть от иммигрантов-мусульман. Ходит в твоем доме все больше чужих, постепенно наглеет от хорошего отношения, уже требуют крикливо то, что им по твоей доброте и гуманизму выделено, и пахать по-черному согласны, и все пособия проглатывают, и все больше их, и воруют, к чему ты не привык, и к девушкам твоим пристают, и вообще начинают держаться по-хозяйски и уж минимум на равных с тобой в твоем доме, и кричат о равных правах. Нет -- раздражают! Но ругать, бить и гнать их не моги. Это фашизм, расизм, ксенофобия, это постыдно и недопустимо, это позор тебе же. Гм. А что с раздражением-то делать?! Физиологию организма и структуру психики ведь не изменишь! Поорать-то на кого, кому врезать?! И тут Израиль вводит войска на территории. И арабы по всей Европе выходят на демонстрации, а также левые и пацифисты. Э, ребята, кажется, сегодня евреи канают за сволочей! Даешь общественное мнение! Истина здесь никого не интересует. Здесь срабатывает канализация общественных эмоций. Обворовывают, обманывают, телевидение лжет, политики продажны, чужаки заполонили, кругом наркомания, как жить дальше -- неясно, но делать-то что-то надо, необходимо, хочется! Может, хоть еврейский погром устроить? 23. Фантастика. Боевики автоматными очередями сбивают замки с дверей Храма Рождества Христова. Оттесняют служителей, пытающихся их сдержать. Захватывают в заложники около полусотни христианских священников и монахов. И заявляют, что будут отстреливаться в случае штурма и перебьют заложников, если израильские солдаты попробуют напасть. Оные солдаты передают воду и пищу для заложников. Боевики делят это промеж собой. Что же говорит общественное мнение? "Израильские войска продолжают осаждать христианскую святыню, в которой укрылись боевики, и это надо прекратить". То есть. Израильтяне не штурмуют храм, чтобы не повредить христианскую святыню. А исламские террористы в той же святыне отправляют свои физиологические потребности -- а где им еще их отправлять, коли забаррикадировались. Но виноват Израиль. Почему? А надоел. Тебя взрывают -- терпи. Мы тебе посочувствуем. Вообще всех перебьют? Примем резолюции, осудим, наложим санкции. И даже пробомбим, если захотим. Но отвечать войной на войну не смей. А вот мы так решили. Мы ж не террористы. 24. Мы сожгли с воздуха полмиллиона детей, женщин и стариков в Дрездене, Кельне, Киле, Гамбурге и это не было вызвано никакой военной необходимостью. Мы сожгли атомными бомбами четверть миллиона мирных жителей в Хиросиме и Нагасаки, и это не имело ничего общего с адекватными ответными мерами -- японцы бомбили базу военного флота в Пирл-Харборе, уничтожали боевые корабли и живую военную силу, а мирное население США они не трогали. Мы шакалы, которые понимают только свою нужду и боль и прощают себе любые зверства. 25. Мировое общественное мнение было в 1936--39 гг. полностью на стороне испанских республиканцев и против "кровавого генералиссимуса" Франко. И слава Богу, что Франко победил. В противном случае пролились бы моря крови, а страна была отброшена в средневековье типа севернокорейского. Вы думаете, общественное мнение признало, что было неправо? Что прекрасной души и честные люди в интербригадах не ведали, за что они сражались? За идеалы... А что единственно могло выйти в реальности из этих идеалов? Молчит общественное мнение. Эдакая совесть-многостаночница. 26. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . (в этом разделе много общеизвестных горьких фактов и еще более общеизвестных нехороших слов) 27. Прогнило все в датском королевстве, вывихнуло время коленный сустав, и несется речь с шумом и яростью, в которой мало смысла. 28. Во времена черные и глухие общественное мнение может играть роль благой и честной оппозиции. Во времена трудные общественное мнение может играть роль поддержки духа, вдохновлять. Неподконтрольные властям совесть и ум -- вот, казалось бы, суть общественного мнения. Но ведь и общество бывает -- и нередко! -- глупым и бессовестным. Жадным, несправедливым и тупым. Меняются времена, и меняется общество, и меняется вместе с ними общественное мнение. Каково мнение -- таково, значит, и общество. Э? Сегодня общество больное на голову. IV Фашизм: психологические и социальные корни 1. Представьте себе военный гарнизон, затерянный в бескрайних просторах Советского Союза, один из множества -- через десять лет после Великой Отечественной войны. Все офицеры, кроме лейтенантов, -- бывшие фронтовики. Их дети, кто трех--шести лет, ходят в гарнизонный детский сад. И вот в этом детском саду некоторые мальчики, поодиночке или вдвоем-втроем, иногда рисуют углем свастику на песочнице или заборе. Они что, тайные малолетние фашисты? Да нет, они воспитаны в абсолютной убежденности, что русские (они же советские) -- самые лучшие: храбрые, самоотверженные, сильные, справедливые и победоносные. А фашисты (они же немцы) -- самые плохие: жестокие, трусливые, кровожадные, несправедливые и глуповатые. Кино, книжки, обрывки взрослых речей -- все свидетельствует об этом. Они гордятся наградами и подвигами отцов и победой своей Родины над гнусным и подлым врагом. И более того: рисуя свастику, они знают, что делают дело нехорошее, запретное, осуждаемое, заслуживающее наказания. Если их ловят и уличают, они потупливают глаза и молчат, каменеют, никак не в силах объяснить, зачем они это сделали. И выслушивают в осуждение то, что и так отлично знают. И если наказывают -- принимают наказание как должное. И совершенно не упорствуют -- назавтра назло уличителям рисовать свастики даже не думают. Если ловят -- им стыдно и неловко, их поймали за нехорошим. Может, они дебилы, дефективные? Нет, нормальные и вполне развитые дети. 1-А. Кстати о птичках. Трудно встретить ребенка, который не прошел бы через опыты детской жестокости. Будь то кошка, цыпленок или паук. С болезненным, азартно-тошнотворно-сладострастным любопытством мучают, увечат, убивают. Удовольствия не получают. В повторяемую привычку не превращают. Вспоминают с содроганием -- и однако это внутреннее содрогание, память о кислой слюне под языком и легкой холодно-подрагивающей тошноте под ложечкой, вспоминают с известным удовлетворением. При этом отлично знают, что поступают нехорошо. Свой поступок не одобряют. От взрослых скрывают. Обычно проводят такие опыты в одиночку. Редко делятся даже со сверстниками. Если перед ними и бахвалятся подобным -- ощущают, что в этом больше защитного цинизма, напускной бравады, скрывающей под собой самоосуждение и на словах оправдывающей собственную нехорошесть. То есть потребность самооправдаться как аспект бравады. Запомним этот опыт и будем иметь его в виду. 2. И вот эти дети, несколько повзрослев -- уже не 4--6, а 5--11 лет -- играют в войну. Делятся на "наших" и "ихних". Самый обычный в течение десятилетий вариант в СССР -- на "наших" и "немцев", то бишь "фашистов". Заранее известно, что наши победят, иначе и невозможно, да и на самом деле так ведь было. В фашисты идти никто не стремится, но -- надо: делятся, причем наши конечно поздоровее будут, получше и многочисленней, и главный лидер всегда среди наших. Наше дело правое, победа будет за нами. Наши способны совершать подвиги, фашисты -- нет. Наши готовы на самопожертвование, фашисты обязаны отвечать на допросах и стараться сберечь свою жизнь. И "немцы" мигом входят в роль. Засучивают рукава, выставляют "шмайссеры", придают зверский вид лицам и позам. И с садистским удовлетворением "расстреливают госпиталь" или "мирное население". Им приятно быть страшными, жестокими, беспощадными. Приятно побыть в шкуре жутких и наступающих немецких солдат, как их показывали в советском кино про сорок первый год. Это что -- гениальная система Станиславского? Или игровое проявление скрытой немотивированной агрессии? И первое есть, и второе есть, но полностью объяснить явление они не могут. Однако запомним: восьмилетние мальчики ставят себя на место своих страшных (и побежденных в данном случае) врагов, идентифицируют себя с ними -- и, испытывают от этого острые положительные