Леонид Бобров. Нас было тринадцать --------------------------------------------------------------- Этот файл с книжной полки Несененко Алексея http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/ Ё http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/ --------------------------------------------------------------- Автор этой детективной повести не писатель-профессионал, а ученый, хорошо известный в научных кругах. По его просьбе подлинная фамилия заменена здесь псевдонимом. ГЛАВА I Нас было тринадцать, нет, тогда еще только двенадцать, сотрудников физической лаборатории, затерянной в пустынных горах Западного Памира. Зима наступала, извещая о своем приближении ураганными ветрами, ночными морозами, внезапными вихрями мокрого снега и града. Обед только что кончился. В нашей столовой-библиотеке- комнате отдыха было тепло и уютно. Расходиться не хотелось. Я подошел к столу. Темные тучи неслись почти над крышей нашего дома. Изредка сквозь разрывы проглядывал бледно- оранжевый диск солнца. Завыл ветер, и крупные градины забарабанили по стеклу. Еще несколько дней, и непролазный снег завалят дорогу. На долгие месяцы мы будем отрезаны от всего мира. Где-то далеко, бесконечно далеко - Москва, друзья, Света... А я тут, за тысячи километров от них. Каждый день одни и те же люди. их лица я буду видеть днем и вечером. Их, и никого другого. Вот Олег, мой старый товарищ. С ним мы вместе учились, жили в одной комнате в общежитии, спорили иногда до рассвета. Уткнулся сейчас близорукими глазами в книгу и витает где-то... А левая рука машинально теребит ухо. Сколько мы ни смеялись над этой нелепой привычкой, ничего не помогало! Рядом - Сергей Петрович. Немолодой, грузный, сидит, зажав по привычке палку между коленями, положив руки на набалдашник. Задумался Петрович. Верно, годы войны вспоминает, быть может, семью погибшую в Ленинграде. Борис Владимирович (или Б, В., как привыкли мы называть его между собой) и Вера встали из-за стола в направились в свою комнату. Профессор Борис Владимирович Соболь оставил кафедру, квартиру в Москве и примчался на Памир исследовать космические лучи. Да еще жену затащил в эту глушь. Ей здесь особенно тоскливо. У нас хоть работа, а она, врач без больных, радуется каждому насморку. На диване уютно устроились и о чем-то шепчутся Марина и Гиви. Прошлой зимой немало забот нам доставил один сотрудник. Что-то ему не нравилось, кто-то его обидел. Весной Б. В. посоветовался с Петровичем и предложил брюзге уехать. Вот вместо него и появился веселый, симпатичный Гиви Брегвадэе. В углу дремлет Андрей Филиппович Листопад. Хороший, опытный экспериментатор, но человек угрюмый, замкнутый... Что заставило его забраться в горы, где дышать-то трудно, не то что работать? Кронид Августовнч и Петя засели за шахматы. Положение, видимо, создалось сложное. Методичный, рассудительный Кронид, попыхивая трубкой, внимательно смотрит на доску и не спешит сделать ход. А Петя, быстрый, непоседливый, то и дало оглядывается по сторонам. Очень ему хочется, чтобы все видели, как он здорово играет. С началом зимовки Петя становится особо важной персоной. Он - радист. Через него тянется ниточка, связывающая нас с Большой землей. Все новости и весточки от родных и друзей приносят Петя. За партией, поглаживая бороду, наблюдает Алексей Тихонович Харламов - наш молчаливый, исполнительный лаборант. Он н сейчас воздерживается от замечаний. Гиви, тот бы уже десяток советов дал каждому из партнеров. Тетя Лиза, завхоз и повар, присела у стола и что-то подсчитывает. У нее одно стремление: повкуснее всех накормить. После каждой трапезы она пытливо на вас смотрит и буквально расцветает, если слышит похвалу. Пройдут недели, месяцы... Все дни будут похожими, как близнецы: завтрак, дорога на Альфу, приборы, схемы, измерения, потом обратно на базу. Обед, снова Альфа. Летом эти прогулки даже приятны. А зимой! Идешь по узкой дороге, жмешься к скале, подальше от обрыва. Потом карабкаешься по крутой тропинке. Даже работа стала казаться какой-то скучной, однообразной. Каждый день то же самое. Измеряем, сколько частиц летит с юга на север, сколько с запада на восток. Длиннющие таблицы, графики... Вот если б новый эксперимент удалось поставить! Есть у нас с Олегом одна идея... Тишину нарушил Протон: огромный, лохматый, он вылез из-под стола, навострил уши и оглушительно залаял. - Ребята, Протон что-то почуял! - воскликнул Петя. - Тише, дайте послушать. - Едет, Миршаит едет!.. Мы выбежали из дома. Протон носился по площадке и восторженно лаял. Через минуту из-за поворота показался "газик". Миршаит затормозил у самого крыльца в ловко выпрыгнул из машины. - Миршаит, дорогой, вот молодец! - Мы тебя только во вторник ждали, почему решил в воскресенье приехать? - Понимаешь, метеосводка на понедельник дает большой снег. Утром я вытащил из кроватей этих лентяев в Хороге. Ругались, но машину нагрузили. Вот я и приехал. Наверно, в последний раз в этом сезоне. - Письма есть? - Счетчики привез? - Ладно вам обнимать и тискать, - вмешалась тетя Лиза, - сами, небось, пообедали, а человек с утра не ел. Пойдем, сынок, я тебя накормлю. - Спасибо, иду. Только вы меня, тетя Лиза, и цените. Да я же не один приехал, - сказал Миршаит, указывая в сторону "газика". Из-за машины вышел высокий, широкоплечий, голубоглазый парень в щегольской лыжной куртке и яркой вязаной шапочке. - Бойченко, Виктор. Прислан в штат лаборатории. Могу я видеть профессора Соболя? Тетя Лиза увела Миршаита. Бойченко направился к Б. В. Мы быстро разгрузили "газик" и бросились писать письма. Это была последняя возможность их отправить. Через час Миршаит уехал. Вечером, перед ужином, Б. В. представил нам Бойченко: - Разрешите познакомить вас с новым сотрудником лаборатории - Виктором Викторовичем Бойченко. Полгода назад он успешно защитил диссертацию, в которой получил весьма интересные результаты. Мы попросим Виктора Викторовича сделать доклад на ближайшем семинаре. Работать он пока будет на Бете с Кронидом Августовичем. - Борис Владимирович, я захватил с собой две бутылочки... Вы не будете возражать... По случаю приезда... - Разве вас в Москве не предупредили, что у нас сухой закон? - Да, но ведь вино тоже сухое, - сказал, улыбнувшись, Бойченко. Когда стаканы были наполнены, Бойченко встал: - Я предлагаю тост за здоровье и успехи всех членов этого небольшого и дружного коллектива. В первую очередь за милых женщин, с которыми я имел удовольствие познакомиться еще в Москве. Тост был традиционный и банальный, как, впрочем, большинство тостов, но его конец сразу создал какую-то натянутость. Б. В. недоуменно посмотрел на Веру. - Боюсь, вы ошиблись, - сказала Вера, пристально глядя на Бойченко, - я вас не знаю. Бойченко смутился. - Позвольте, это было два года назад, да, два года с небольшим. Вы мне уступили лишний билет в Большой. V меня очень хорошая память на лица. - Возможно, но с каких пор это называется знакомством? На помощь Бойченко пришла Марина: - Зато мы с Виктором действительно старые Друзья. Я очень рада, что ты приехал, Виктор! - сказала она, приподняв бокал. Ужин кончился, столовая быстро опустела. Я заглянул к Олегу. Все наши комнаты были спланированы по одному стандарту - маленькие, напоминающие пароходные каюты, с тщательно продуманной меблировкой: узкая кровать, рабочий столик, небольшой стенной шкаф. Тем не менее Олег сумел придать своей комнате некоторую индивидуальность. На стене висела репродукция картины Рериха из серии "Гималаи", напоминающая наш памирский пейзаж. Напротив нее - одна из поздних фотографий Эйнштейна. И, главное, книги. Ими была забита небольшая полка, они лежали стопками на столе, у стен, под столом, казалось, что книги заполняют всю комнату. - Садись, Игорек, закуривай, - сказал Олег, пересаживаясь на кровать и освобождая единственный стул. - Ну, как новичок? Понравился? - А что? Парень общительный, видимо, способный... - Общительный, способный, добавь еще, что красивый, даже слишком, - сказал с раздражением Олег. - Почему слишком? - Потому что таких папы-мамы с детства портят, потом их балуют девушки. Вот и вырастает самовлюбленный тип, который считает, что Земля вертится вокруг него. Я с трудом сдержал улыбку. Узкоплечий, невысокий, близорукий Олег не пользовался успехом у девушек и очень это переживал. - Ну, ладно, Олег. Нельзя же подбирать сотрудников по принципу красивый-некрасивый. Послезавтра семинар. Бойченко докладывает. Если начнет кукарекать и хлопать крыльями, оповещая весь мир о своих успехах, тогда действительно дело плохо. - А ты заметил, как засверкали глаза у Гиви, когда выяснилось, что Виктор и Марина давно знакомы? Верно, решил, что Бойченко тоже приехал сюда ради нее. Еще, чего доброго, ревновать станет. - Слушай, Олег, так нельзя. Почувствовал антипатию к новичку и цепляешься. - Ладно, ладно. Буду рад, если ошибаюсь. Но ты комсорг, и на тебе ответственность. Сам знаешь, как портятся характеры во время зимовки. Каждый пустяк может превратиться в конфликт. Ночью налетел буран. Сильнейший ветер завывал, сотрясал дом, швырял в окна густые массы снега и льдинок. Зимовка началась. ГЛАВА II Жизнь лаборатории текла размеренно и однообразно. Листопад, Марина, Гиви, Олег и я продолжали опыты на Альфе. Кронид Августович, Бойченко и Харламов собирали новую экспериментальную установку на Бете. Петрович творил чудеса в своей маленькой мастерской. Иногда он ходил на Бету и помогал устанавливать новые приборы. Долгие зимние вечера сроднили небольшую, отрезанную от мира группу людей. Случалось, кто-нибудь начинал рассказывать о себе, о семье, о прошлом. В каждом таком рассказе еще слышались отзвуки войны. Фронтовые эпизоды, утрата близких, счастье нежданных возвращений, ликование в День Победы. Все было еще свежо в памяти. Приезд Бойченко внес новое в наши вечера. Виктор пел вод гитару, читал стихи, потом надумал учить танцевать рок, который тогда только входил в моду. Молодежь увлеклась. Даже Олег однажды не выдержал и такое изобразил, что тетя Лиза, всплеснув руками, воскликнула: - Это что же за танец смертельный? Только Гиви не принимал участия в общем веселье, садился в угол и мрачно оттуда поглядывал. Однажды кто-то попросил Виктора рассказать о себе. Он неохотно сообщил, что родился на Украине, в Чернигове. Там его и застала война. Родители погибли. После прихода наших окончил школу, затем в Москве - университет. Процедил несколько скупых фраз и тут же начал над кем-то подшучивать. Парень он был колючий. У всех подмечал недостатки, острил, иронизировал... Смеялся над мрачным видом Гиви, над Олегом, который, по правде сказать, не очень удачно пытался приобщиться к современным танцам. Даже лысина Петровича и бороды Кронида и Харламова не остались без внимания. Один из вечеров мне особенно запомнился. Виктор поймал по радио джазовую музыку и с увлечением танцевал то с Верой, то с Мариной. Я невольно залюбовался нашими женщинами. Вера - смуглая, с удлиненными, немного монгольскими темными глазами, изящная, как танагрская статуэтка. Марина - статная, сероглазая, с густыми волосами цвета спелой ржи. Обе, оживленные, с блестящими глазами, немного раскрасневшиеся от танцев, были удивительно красивы в тот вечер. - Откуда это взялись нарядные платья и даже туфельки на высоких каблуках? - разворчался Олег. - Вот уж не думал, что на Памир берут туалеты. Танцующие устали н о чем-то говорили, сидя на диване. Затем Марина встала и захлопала в ладоши. - Товарищи, внимание! Виктор будет читать стихи. Бойченко вышел на середину комнаты, легким движением головы откинул прядь волос, свисавшую на лоб, в начал: Когда, любовию и негой упоенный, Безмолвно пред тобой коленопреклоненный, Я на тебя глядел и думал: ты моя; Ты знаешь, милая, желал ли славы я... У Виктора был низкий красивый голос. Читал он, сдержанно, негромко, с искренним чувством. Вера и Марина не сводили с него глаз. Кому он читал пушкинское "Желание славы"? Вере? Марине? Или кому-то, кто остался в Москве, кого он мысленно сейчас видел?.. Увы, впечатления вечера были испорчены его финалом. Кронид Августович был глуховат и тщательно это скрывал. Все знали его недостаток и старались при нем говорить погромче. Виктор же, будто нарочно, говорил с ним особенно тихо, а в тот вечер сел напротив и стал молча шевелить губами. Кронид Августович сначала растерялся, а потом все понял и, ничего не сказав, ушел в свою комнату. Возмущенный Петрович подошел тогда к Бойченко. - Что ты ко всем привязываешься? Сам, что ли, без недостатков? И над тобой посмеяться можно. - Ну я смейтесь. Один восточный мудрец сказал: Смех украшает жизнь. Без смеха Жизнь не нужна, а смерть-утеха. - Боюсь, что мудрец-это сам Виктор Бойченко, - вмешался в разговор Б. В. - Однако уместнее вспомнить слова Фирдоуси: Не обижай людей - придет расплата. Нам счастья не сулит обида чья-то. Если же говорить серьезно, то ваша выходка безобразна. Вам здесь жить и работать. Прошу задуматься над моими словами. Б. В. был зол. Он даже привстал на цыпочки, как это часто делают невысокие люди, когда хотят выглядеть более внушительно. Прошла еще неделя. Однажды за завтраком Кронид Августович обратился к Б, В.: - Борис Владимирович, мы закончили монтаж дополнительной группы счетчиков. Если не возражаете, я еще раз проверю схемы и в двенадцать начну эксперимент. - А я, - заметил Бойченко, - сделаю кое-какие предварительные расчеты и к этому времени приду на установку. Б. В. был явно доволен. - Прекрасно. Действуйте. Может быть, и я загляну на Бету. После завтрака мы с Олегом направились на Альфу. Утро было великолепным. Чистый, прозрачный воздух. Синее-синее небо. Снег, искрящийся бесчисленными огоньками. Внизу, под нами, клубились застрявшие в долине облака. Вдали сверкали белоснежные вершины Шугнанского хребта. Идти было очень скользко. Тем не менее вскоре мы нагнали Марину и Гиви. Они о чем-то громко спорили. Услышав наши шаги, Марина обернулась. - Полюбуйтесь на этого Отелло, - сказала она с возмущением, - упрекает, устраивает сцены! Да какое право ты имеешь ревновать, кто дал тебе это право? - почти выкрикнула она, резко повернувшись к Гиви. Он посмотрел на нее, затем, ни слова не говоря, ускорил шаг и ушел вперед. - Неужели вы не понимаете, что работа еще не все, - продолжала Марина, - что нельзя только про протоны, мезоны? Приехал интересный, веселый человек, а вы все насупились, в штыки его встретили. Борис Владимирович и тот Вере сцены ревности закатывает. Сегодня видели ее? Глаза красные, заплаканные. Ну, там хоть понятно - двадцать лет разницы. Нарочно жену по имени-отчеству зовет, чтоб старше казалась. Каренин несчастный! Мы слушали, с трудом сдерживая смех и вместе с тем чувствуя, что назревает конфликт, мелкий, незначительный в обычных условиях, но, возможно, опасный во время зимовки. - Марина, - сказал Олег, - тут у тебя и Отелло и Каренин. А Петю ты забыла? - При чем тут Петя? - Ну, как же? Петя молод, тайком пишет стихи, посвящая их тете Лизе, вернее, ее блинчикам. А тут приезжает Бойченко, и все внимание тети Лизы ему. Юный поэт в отчаянии. Чем не Ленский? Может быть, дуэль устроим? Опять же Петрович может сойти за статую командора и покарать мерзкого Дон Жуана. - Да ну тебя, - уже совсем рассердилась Марина, - с тобой серьезно говорят, а ты балагуришь! Я хорошо знал Олега. За его шуткой скрывалась тревога. Видимо, опасения, которые возникли у нас в день приезда Бойченко, начинали оправдываться. В то утро на нашей установке не было обычного оживления. Марина сосредоточенно наблюдала за приборами и время от времени делала записи в журнале. Угрюмо молчал Гиви. Он долго слонялся по лаборатории, а потом вдруг оделся и вышел. Внезапно завыла сирена. Это был условный сигнал тревоги и общего сбора. Мы быстро спустились по тропинке и поспешили на базу. Вслед за нами с Беты прибежали Кронид и Харламов. Б. В. собрал всех в столовой. Он был взволнован. - Товарищи, между одиннадцатью и двенадцатью часами со стороны дороги донесся крик. По сигналу тревоги явились все, кроме Бойченко. Его нигде нет. Скорее всего Бойченко в это время шел по дороге, направляясь на Бету. Сегодня скользко, он мог сорваться в пропасть. Необходимо организовать поиск. Назначаю спасательную группу: Листопад, Харламов, Олег. С собой взять веревки, легкие санки. Пойдете вниз по дороге. У Трех камней повернете направо. Поиск начнете у подножия обрыва. Выход в тринадцать тридцать. Будьте осторожны, товарищи, - добавил он после небольшой паузы. Ровно в назначенное время спасательная группа вышла на поиск. Я не мог поверить в несчастье. Днем, при ярком свете, при полном отсутствии ветра, молодой, здоровый парень свалился в пропасть?.. - Послушай, что здесь случилось? - обратился я к Пете. - Кто слышал крик? Мы вернулись с Альфы по сигналу тревоги и ничего не знаем. Петя попытался пригладить непокорный хохолок на макушке. - Я был у себя в радиорубке, как вдруг слышу, кто-то закричал. Окно было закрыто, крик слабый. Выскочил я из дома, осмотрелся - никого. Потом вижу - человек бежит по дороге, вот-вот скроется за поворотом. Я за ним. Первый поворот, другой... Смотрю - впереди уже двое, один за другим бегут. Догнал я их на дороге, где тропинка на Бету начинается. Первым был Листопад, за ним Гиви. Они тоже слышали крик. Постояли мы несколько минут, прислушались, потом вернулись и доложили Б. В. Он сразу же велел запустить сирену. Вот вроде все. - А ты уверен, что это был крик человека? Может, горный козел сорвался со скалы или снежный барс? - Нет, кричал человек, протяжно, жалобно: "А-а-а..."-Петя попытался вполголоса воспроизвести крик. - Вот, кажется, так. Время тянулось томительно. Тетя Лиза предложила обедать, но никому не хотелось. Наступили сумерки. Наконец вернулась спасательная группа. - Борис Владимирович, мы дважды прошли подножие обрыва, если снизу смотреть, то примерно от базы и до тропинки на Бету. Звали, кричали. Бойченко нигде нет. Стало плохо видно. Решили возвращаться. Завтра снова пойдем, поищем в другом месте, - доложил Листопад. Б. В. с сомнением покачал головой. - В другом месте? Куда он мог пойти? - произнес он, растягивая слова, как бы размышляя вслух. - В двенадцать начинался эксперимент на Бете. Бойченко хотел присутствовать. Не пошел же он гулять по горам. И потом кто же тогда кричал? Ведь крик донесся со стороны дороги. Нет, надо еще раз осмотреть подножие обрыва. И как можно скорее. Бойченко, возможно, ранен, потерял сознание, нуждается в помощи. Со мной пойдут Игорь, Кронид Августович и Вера Львовна. Возьмем с собой Протона. - Сергей Петрович и Петя, - продолжал Б. В. - Срочно подготовьте два фонаря. Мы их возьмем с собой. Через час после нашего выхода надо выставить над обрывом аккумуляторные фары. Так, чтобы свет был виден снизу. Одну у поворота, где начинается обрыв, вторую дальше, там, где ответвляется тропинка на Бету. - Борис Владимирович, разрешите я с вами пойду? Покажу, где мы искали, - предложил Харламов. - Нет, оставайтесь, вы устали. Когда мы вышли, было уже совсем темно. Фонари бросали на дорогу причудливые пятна света. Тьма неохотно расступалась и тотчас смыкалась позади нас. Мы шли гуськом, обвязавшись веревкой. Впереди Б. В., ведя на поводке Протона, за ним Вера, Кронид. Я шел последним, волоча санки. Дорога была скользкая, и мы жались к скалам, стараясь идти подальше от края пропасти. До Трех камней, расположенных примерно на высоте подножия обрыва, шли почти час. Там немного отдохнули, оставили санки и повернули направо. Дальше не было ни дороги, ни тропинки. Мы вязли в рыхлом снегу, перебирались через обледеневшие обломки скал, помогая друг другу. Б. В. поскользнулся, сильно ушиб плечо. Наконец, наверху замелькала фара. Слабый ветер слегка раскачивал ее, и свет то появлялся, то исчезал. Поиск начался. Мы медленно продвигались вдоль подножия обрыва, останавливались, внимательно осматривали каждый метр. Кричали, прислушивались, слова кричали. Никто не отзывался. Прошли до светового пяти от второй фары. Виктора нигде не было. - Надо отдохнуть и подумать, что делать дальше, - сказал Б. В., - хорошо бы разжечь костер. Сухие ветки арчи легко разгорелись, и вскоре мы сидели вокруг пылавшего костра, протягивай к огню озябшие руки и ноги. Прошло с полчаса. Костер начал гаснуть. Кронид направился к кустарнику, чтобы наломать еще веток. - Пожалуй, хватит, - остановил его Б. В. - Кажется, все отдохнули. Пройдем еще раз подножие. Надо окончательно убедиться, что Бойченко здесь нет. - Борис Владимирович, отпустите Протона с поводка. Пусть он сам поищет, - предложил я. Мы шли вдоль подножия и обратном направлении. Шли медленно, по-прежнему осматривая каждый шаг, оглядываясь вокруг, почти уже не надеясь найти Виктора. Вдруг раздался лай, а затем вой Протона. Жалобный, протяжный вой. Кронид приподнял фонарь. В стороне от подножия сидел на снегу Протон и, задрав большую голову к звездам, выл. Мы бросились к нему. В небольшом углублении за обломком скалы лежал Виктор. Лежал лицом вниз, без шапки, неестественно откинув левую руку. Должно быть, несколько секунд мы стояли в оцепенении. - Да помогите же мне, что вы стоите, как столбы каменные! - услышал я голос Веры. Виктора положили на спину. Вера приложила ухо к его груди, прощупала пульс, кажется, еще что-то проделала. Потом села на снег и закрыла лицо руками. - Вера Львовна, Вера, что с ним? - нетерпеливо спросил Б. В. - Он мертв, - почти беззвучно прошептала она. Мы стояли вокруг, ошеломленные несчастьем, не в силах поверить в случившееся. У головы Виктора расплылось темное пятно. Белокурые волосы слиплись и потемнели. Лицо было искажено болью. Свет фонаря метался, выхватывая из тьмы то оленей на его свитере, то Веру, сидевшую на снегу. Кто-то толкнул меня в ногу. Я обернулся: Протон держал в зубах куртку Виктора. Сегодня днем было тепло, и Виктор но дороге на Бету, вероятно, ее снял. Кронид осмотрелся и, отойдя на несколько шагов, нашел шапку. - Бедный парень! Какая нелепая смерть! - сказал еле слышно Б. В. Обратный путь был долгим и мучительным. Кронид и я с трудом несли Виктора. Временами к нам присоединялся Б. В., но из-за ушибленного плеча он мало чем мог помочь. Вероятно, мы до утра не выбрались бы из нагромождения камней и обломков скал, если б не Протон. Каким-то инстинктом, должно быть, унаследованным от предков - памнрских собак, он находил в этом лабиринте наиболее легкий путь н в конце концов вывел нас к Трем камням. Мы отыскали санки, положили на них Виктора и двинулись вверх по дороге. Потрясение, усталость и высота давали себя чувствовать. Трудно было дышать. Мы часто останавливались и отдыхали. На базу вернулись поздно ночью, подавленные, разбитые, ошеломленные несчастьем. ГЛАВА III - Хватит спать, проснись! Кто-то тряс меня, тщетно пытаясь разбудить. Я открыл глаза и увидел Олега. - Одевайся быстрее, Б. В. тебя ждет. Все тело болело, как будто меня избили палками. - А что стряслось? Я задал этот вопрос, и тут же передо мной возник Виктор, лежащий у обломка скалы, его искаженное болью лицо, слипшиеся, потемневшие волосы... Б. В. сидел за столом и что-то писал. Лицо у пего было измученное. Худые щеки совсем ввалились. У окна сидели Вера и Харламов. - Товарищи, - Б. В. снял очки в повертел их в руках, - надо составить акт о гибели Бойченко, сопроводив его подробным описанием непосредственных причин смерти. Словом, нужна медицинская экспертиза, Вера Львовна, прошу срочно этим заняться. Игорь, вам придется сделать необходимые фотографии по указанию Веры Львовны. - Я это не смогу, - запротестовала Вера. - Мне трудно, нужен специалист- эксперт... - Возьми себя в руки, слышишь? Специалистов здесь нет. Ты врач. Приступайте! - почти скомандовал Б. В. x x x Не знаю, может быть, у судебно-медицинских экспертов притуплены чувства, возможно, действует привычка, но мне было жутко. На столе лежал Виктор. Еще вчера он, веселый, здоровый, жизнерадостный, обсуждал какие-то научные дела, шутил, смеялся, а сейчас... Вера, бледная, с синевой под глазами, глухо диктовала Харламову: - ...правая височная кость и часть лобной раздроблены... перелом основания черепа... ...сломаны правая ключица, шестое и седьмое ребра... ...на левом бедре на пять сантиметров выше колена гематома, круглой формы, диаметром около трех сантиметров... ...в области поясницы скопление из шестнадцати, нет, семнадцати маленьких, правильно расположенных гематом... - ...Смерть наступила в результате травмы головного мозга, вызванной ударом... Харламов писал, а я фотографировал голову, ключицу, грудную клетку, гематомы, с трудом сдерживая дрожь и мечтая только о том, чтобы все это скорей кончилось. К вечеру акт был написан, фотопленка проявлена. Б. В. ждал у себя. - Вера Львовна, зачитайте акт. - ...раздроблена... сломана... гематомы... - читала прерывающимся голосом Вера. - Я вас не понимаю, - прервал ее Б. В., - если не ошибаюсь, гематома - это, попросту говоря, синяк. Зачем писать о синяках, если смерть наступила от тяжелейшего удара головой о камень? Зачем эти излишние детали? Может быть, вычеркнем про гематомы? - Нельзя. Существует строгая регламентация формы и содержания таких актов. - Но ведь весной из Хорога приедет милиция. Чем проще, чем короче акт, тем меньше будут копаться и мешать работать. Сергей Петрович, что вы скажете? Петрович сидел в углу, глубоко задумавшись, зажав по привычке палку между коленями. Его кустистые брови совсем нависли над глазами. Подробности акта его мало интересовали. Человек погиб, а что прервало его жизнь, чем он ударился, виском или затылком, - это казалось ему не столь уж важным. - Трудно мне советовать, доктору виднее, - уклонился он от ответа. - Акт должен быть написан с соблюдением всех правил, всех формальностей. Ничего менять и вычеркивать я не буду, - решительно сказала Вера. - Ну, что ж, пусть так, - неохотно согласился Б, В. Затем он посмотрел на часы. - Пойдемте в столовую, нас уже ждут. Б. В. занял свое обычное место во главе стола. Все затихли. Наконец Б. В. заговорил: - Товарищи! Сегодня днем я связался по радио с областным управлением милиции. Вам должно быть известно, что обычно, если человек гибнет от несчастного случая, милиция проводит расследование и лишь после этого дает разрешение на похороны. Наша лаборатория отрезана от ближайшего отделения милиции и будет отрезана еще месяцев шесть. Никакой возможности добраться до нас сейчас нет. - А вертолет? - живо отреагировал Петя. - Здесь вертолетов еще нет. Учитывая особые обстоятельства, нам разрешили похоронить Виктора Бойченко с условием, что будет составлен подробный акт о его гибели. В этом акте надо дать описание несчастного случая, указать причину смерти. Акт Вера Львовна уже подготовила. Теперь мне нужна ваша помощь. Весной милиция ознакомится с нашими документами и выполнит необходимые формальности. Другого выхода нет. - В чем конкретно должна состоять наша помощь? - спросил Листопад. - Нам надо составить подробное описание несчастного случая. Ну, например: как обычно, в половине девятого все собрались на завтрак. Затем разошлись по рабочим местам. Кто-то отправился на Альфу, кто-то дальше, на Бету. Я немного поработал у себя в комнате, потом вышел из дома. Хотелось не спеша кое-что обдумать. Затем раздался крик, и так далее. Все это надо последовательно изложить. Итак, начнем. Кто видел Бойченко после завтрака? - По-видимому, никто, - продолжал Б. В. спустя минуту. - А кто слышал крик? Первым встал Петя: Немного смущаясь, он разгладил хохолок на макушке, помолчал, не зная, с чего начать, но потом довольно четко повторил примерно то же, что рассказал вчера, когда мы ждали возвращения первой поисковой группы. Затем поднялся Гиви. Обычно аккуратный, подтянутый, сегодня он был небрит и как-то взъерошен. - Меня очень интересует новый эксперимент. Хотел посмотреть, что получится у Кронида. Кажется, в половине двенадцатого, да, примерно в половине двенадцатого, я пошел на Бету... - В двадцать минут двенадцатого, - перебила Марина, - ты спросил, который час, и сразу же ушел. - Хорошо, пусть двадцать минут двенадцатого, - продолжал Гиви, - когда я спускался по тропинке, услышал крик. Ну, конечно, заторопился. Увидел, как пробежал по дороге Андрей Филиппович и поспешил за ним. Остальное вы знаете. Петя сейчас рассказал. Листопад сообщил, что в тот день была его очередь дежурить по дому. Он колол дрова, немного отдохнул у себя в комнате, затем вышел, чтобы принести дрова на кухню, и услышал крик. Подумал, что это крик о помощи, и побежал по дороге! Вскоре его догнал Гиви. - Откуда донесся крик? - спросил Б. В. - С дороги. Как мы ходим на Альфу, с той стороны. - Мы с Кронидом Августовичем слышали крик, но как-то не придали ему значения, - сказал Харламов, - потом раздалась сирена, и мы поспешили на базу. Б. В. медленно обвел глазами присутствующих. - Кто хочет что-либо добавить? - спросил он. Потом, немного подумав, сказал: - Ну, что ж, картина более или менее ясная. Бойченко в своей комнате занимался расчетами. К двенадцати часам, когда Кронид Августович собирался начать эксперимент, Бойченко хотел быть на Бете. В этот день было скользко. Очевидно, он поторопился, поскользнулся и упал в пропасть. Это и придется записать. У товарищей из милиции возникла мысль о самоубийстве. Мы с Сергеем Петровичем были в комнате Бойченко. Записки он не оставил, да и сама мысль о самоубийстве вроде нелепа. Не вяжется она ни с характером, ни с поведением Бойченко. Видимо, он поскользнулся. Хоронили мы Виктора на следующий день. Собрались у небольшой расселины в скале и опустили в нее кое-как сколоченный гроб. Б. В. произнес несколько прощальных слов. Марина расплакалась. По изборожденному морщинами лицу тети Лизы тоже текли слезы. Крупные хлопья снега медленно опускались на землю, покрывая щебень и камни, которыми мы завалили могилу. ГЛАВА IV Лаборатория жила под гнетом трагического события. Б. В. чувствовал общее настроение, старался отвлечь нас от мрачных мыслей: загружал работой, устраивал частые обсуждения хода эксперимента. Петрович созвал партийно-комсомольское собрание, посвященное задачам лаборатории. Обсудили мы и вопросы безопасности с тем, чтобы впредь исключить возможность несчастных случаев. Все это было правильным и необходимым. Я пытался включиться в работу, проводил измерения, пробовал обрабатывать старые результаты, что-то вычислял, но все мои мысли неизменно были связаны с гибелью Бойченко. Я представлял себе яркий солнечный день, Виктор, улыбающийся, довольный, торопится на Бету. Установка собрана. В двенадцать начнется эксперимент. И тут неловкое движение, неверный шаг... Он падает, крик отчаяния... Какая ужасная, бессмысленная гибель! Но как, каким образом Виктор мог очутиться так далеко от основания скалы? Ведь если он поскользнулся, оступился, то должен был падать почти вертикально. Какая же сила перенесла его метров на десять от подножия обрыва? Я не мог найти ответа на этот вопрос, и он мучил меня и днем и ночью. Может быть, он упал у подножия и потом, раненый, прополз эти метры? Нет. Вера установила, что смерть наступила мгновенно. Но если даже допустить, что Вера ошиблась и Виктор прополз несколько шагов, то на снегу осталась бы борозда. Когда мы шли вдоль подножия, то тщательно осматривали каждый метр и никаких следов Виктора не обнаружили. Снег в тот день не шел и занести след не могло. Значит, он действительно падал по кривой. Сильный ветер?! Нет, день был безветренный. Я думал о падении Виктора, следя за приборами на Альфе, думал вечером, думал, просыпаясь ночью. Вновь и вновь я решал школьную задачку о падении тела. "Тело падает с высоты..." Увы, не абстрактное тело, а Виктор. Почти 150 метров летел он вниз. Если пренебречь сопротивлением воздуха, то падение должно длиться пять-шесть секунд. Чтобы за это же время пролететь в горизонтальном направлении десять метров, надо иметь начальную горизонтальную скорость около двух метров в секунду. Каким образом могла возникнуть такая скорость? Кажется, на восьмой или девятый день после гибели Бойченко я кликнул Протона и пошел на место падения. На этот раз дорога не показалась столь тяжелой. Протон меня прямо привел к обломку скалы, за которым он отыскал тело Виктора. Да, Бойченко пролетел по горизонтали почти двенадцать метров. Я присел на камень, задумался. "Может быть, Виктор, падая, ударился о выступ обрыва и отлетел в сторону?" Выступа не было. Наоборот, скала по мере удаления от верхней кромки даже немного уходила вглубь. Откуда же взялась начальная скорость? Вечером я зашел к Олегу. Он понял меня с полуслова. - Как же я сам не обратил внимания, что Виктор лежал в стороне от подножия? - сказал он задумчиво. - Но откуда же могла появиться горизонтальная скорость? Что он - разбежался и прыгнул? Но это же нелепость! Действительно, большую нелепость трудно было себе представить. Виктор - молодой, жизнелюбивый, полный сил человек, которому все удается, - кончает жизнь самоубийством? Абсурд, полнейший абсурд! - Может быть, - продолжал Олег, - он испугался. Ну, скажем, барс появился на дороге. Нет, если бы Виктор в испуге попятился и упал с обрыва, он оказался бы у его подножия. Ничего мало-мальски правдоподобного не приходило в голову. - Да перестань ты теребить свое ухо! - сказал я раздраженно. - Отрастишь украшение, как у идолов с острова Пасхи. - Ладно тебе беспокоиться о моей наружности. Больше ухо, меньше, в киногерои я все равно не гожусь. Ты мне лучше скажи, как вообще Виктор мог поскользнуться? Он что, нарушил приказ Б. В., вышел из дома в ботинках без шипов? Помнишь, в то утро Б. В. всех предупредил, что дорога скользкая. - Шипы были. Это-то я хорошо помню. Даже синяки мне набили, когда мы с Кронидом несли Виктора. И тут новая мысль пронзила мое сознание. Шипы, синяки... Нет, этого не может быть, это чудовищно!.. Я добрел до своей комнаты, выпил воды. Потом потушил свет, лег, закурил. Виктор пролетел по горизонтали двенадцать метров. Прыжок с разбега отметаем. Тогда толчок? Кто-то толкнул его, притом очень сильно? Рукой и даже руками такой толчок не дашь, да н к тому же толчок руками пришелся бы в верхнюю часть спины. Толчок ногой в поясницу? Ногой, обутой в горный ботинок с шипами, с триконями, как их называют альпинисты? Я пошарил под кроватью и вытащил свой ботинок. Свет луны осветил хищные зубы триконей, рассеянные по подошве и каблуку. Если ногой в таком ботинке сильно ударить в поясницу, то появятся синяки, правильные ряды синяков, вроде тех, что были на теле Виктора. Вера их назвала скоплением небольших гематом. Я их сам фотографировал. Правда, на пояснице у Виктора гематом было меньше, чем триконей на ботинке, но ведь сила удара не обязательно должна равномерно распределиться между всеми шипами. Часть из них могла и не оставить следов. Куртку Виктор тогда снял. Остался бы в куртке, возможно, не было бы синяков. Значит, гибель Виктора не случайность? Кто-то столкнул его в пропасть?! Мне стало страшно. Много раз я повторял свои рассуждения, искал в них ошибку. Я сел за стол. Снова решил задачу, учел сопротивление воздуха, - результат практически не изменился. Два метра в секунду. Не слишком ли большая скорость? Нет, она лишь немногим больше скорости быстро идущего пешехода. Сильным ударом ноги ее, бесспорно, можно сообщить кому или чему-нибудь. Где же ошибка? Я загнал себя в тупик и выхода из него не видел. Было часа три ночи, когда я пошел будить Олега. Он проснулся почти мгновенно, вскочил и стал поспешно одеваться. - Что случилось? Тревога? - Ничего не случилось. Выслушай меня... Олег выругался и потом чуть спокойнее добавил: - А до утра ты не мог потерпеть? - Не сердись. Это очень важно. Выслушай меня. И я изложил ему весь ход своих рассуждений. Олег молчал. Наверное, он испытывал такой же психологический шок, как и я несколько часов назад, когда мысль об убийстве впервые промелькнула в моем сознании. - А расположение синяков соответствует триконям? - спросил наконец Олег. - Насколько я могу судить, соответствует. Но, может быть, я в чем-то ошибаюсь? Как ты думаешь? Олег вновь задумался. Поискал спички, закурил. - Давай рассуждать спокойно. Есть два факта, на которые ты обратил внимание: первый-отдаленность места падения от подножия обрыва, второй - эти самые правильно расположенные синяки. Ты предлагаешь одну гипотезу, которая объясняет оба факта. Подчеркиваю - одна гипотеза объясняет оба факта сразу. Это очень важно, и здесь логика работает на тебя. Но посмотрим на все с другой стороны. Кто? Кто из двенадцати сотрудников лаборатории, включая тебя и меня, мог желать смерти Виктора? Ведь это же абсурд! - Согласен. Полностью согласен. Но как объяснить те два факта, которые ты сам только что так четко сформулировал? Найди правдоподобную версию. Не обязательно одну, объясняющую оба факта. Пусть даже они будут не связаны друг с другом. Найди объяснение каждого в отдельности, лишь бы, черт возьми, не нарушались элементарные законы физики, законы Ньютона. Только не предполагай, что Виктор в ночь перед гибелью спал, положив себе под поясницу ботинок триконями вверх. - Ну, а мотивы убийства? Ты можешь найти хоть один? - возразил Олег. - Мотивы убийства... - задумчиво повторил я. - Нет, не могу. - Ну, вот видишь. И тут тупик. Мы проспорили почта до утра, так и не придя ни к чему определенному. ГЛАВА V Настало утро. Виктора убили?! Я не мог отделаться от этой мысли. Я отталкивал ее, строил самые невероятные предположения, но тут же снова появлялись двенадцать метров, синяки на пояснице... Что было делать? Рассказать Б. В.? Реакцию предвидеть было нетрудно. Скрыть? Имею ли я на это право? А может быть, я где-то допустил глупейшую ошибку? Б. В. рассердится, но зато все объяснит. Вначале Б. В. слушал не очень внимательно и даже косил глазами в журнал, который читал перед моим приходом. Потом откинулся на спинку стула, пристально на меня посмотрел, хотел прервать. Но я с решимостью отчаяния продолжал говорить, пока не дошел до конца. Таким я шефа еще никогда не видел. Он побагровел, резко отодвинул стул, сделал несколько быстрых шагов по комнате. Потом остановился и, опираясь рукой о стол, навис надо мной как коршун. - Вы отдаете себе отчет в том, что говорите? Обвиняете своих товарищей в убийстве? Это чудовищно! - Я не обвиняю. Я только обращаю ваше внимание на два факта, связанные с гибелью Бойченко, которые не могу объяснить. Кажется, я волновался не меньше, чем Б. В., говорить убедительно и последовательно мне удавалось с трудом. - Но, позвольте, это же лицемерие! Приходите ко мне, говорите, что Бойченко кто- то столкнул в пропасть ударом ноги, и утверждаете, что никого не обвиняете. Да как вы могли додуматься до такого? Мало ли что могло случиться. Какая-ниб