до 1610 года, когда было написано сочинение, рассматривающее сообщества религиозных братьев, орден розенкрейцеров, но точно также можно было бы обратиться и к старейшим христианским общинам. Кениг связывает идею совместной жизни прежде всего со следующими четырьмя мыслителями и реформаторами: Ян Амос Коменский (1592-1670) Николас Людвиг фон Цинцендорф (1700- 1760) Роберт Оуэн (1771-1858) Рудольф Штайнер (1861-1925) Учение Коменского, известного своими педагогическими идеями епископа богемских братьев, долгое время было определяющим для всего европейского пространства. Цинцендорф продолжил дело Коменского и создавал по всей Европе общины и братства. Оба эти мыслителя и реформатора представляли собой глубокое подводное течение альтернативного христианства, которое.подвергалось постоянному надзору и критике со стороны папы. Вследствие нападок возникли новые формы совместной жизни, в основе которых была идея общего образа жизни, раздела имеющихся средств между членами сообщества и сохранение различий вероисповедания. Роберт Оуэн повсеместно считается основоположником социалистической традиции Великобритании. Сам он был промышленником, но имел очень точные представления о том, как побороть недуг этой экономической формации. Его собственные предприятия стали образцовыми и долгое время пользовались всеобщим уважением. Но позже влиятельные политики в Англии и в других местах выступили против Оуэна, и он примкнул к партии лейбористов, хотя его отношение к ней продолжало оставаться двояким. В 1821 году он выступил со своими главными утопическими идеями относительно основания крестьянских и промышленных совместных поселений. Как в Великобритании, так и в Соединенных Штатах возникло несколько таких поселений. То, чего они достигли, описал в 1980 году Руденг, и в его описании бросается в глаза сходство с кэмпхиллпоселениями. "...возникла, например, радикальная политическая культура, которая включала альтернативные общественные здания (так называемые "научные коллегии"), журналы, сборники пееен и свадебные церемонии. Отмечались праздники, на которых не только танцевали и пили чай, но и проводили обширные физические и химические опыты. Особое значение придавалось естествознанию и технике. Сапожники и другие ремесленники сочиняли в рамках этого движения целые книги о приемлемых в социальном отношении путях применения новой техники и о практических возможностях организации производственных и семейных объединений. Были высказаны основные идеи биодинамического земледелия и экологии - а также соображения об использовании энергии ветра, солнца, приливов и отливов." Третья основная идея базируется на убеждении, что физическое тело является лишь временным носителем гораздо более долговечного элемента, духа человека. Для нашего времени эта мысль может выглядеть странной. Но странность не в мысли, странным является время. Потому что вера в перевоплощение встречается нам во многих культурах и оказывает примечательное влияние на общественные отношения, особенно когда вместе живут много необычных людей. Кто-то ведет себя так, что это раздражает других; кто-то подчас нарушает всякие нормы поведения и одним своим видом вызывает неприятное чувство, потому что некоторые лица могут на первый взгляд казаться довольно отталкивающими или по крайней мере неэстетичными. Для тех же, кто близок к этим несчастным, такие подробности вряд ли имеют значение. Вера в перевоплощение стимулирует размышление в этом направлении. Она напоминает о том, что тело ничто иное, как оболочка. В ней скрывается бессмертная душа, которая, может быть, скоро будет жить в другом теле. Если задаться вопросом, признаешь или отрицаешь принцип перевоплощения, то в случае с не вполне обычными людьми преимущество будет на его стороне. Четвертая заложенная в основание идея - это вера в важность обучения и постоянных духовных занятий. Деревни, в которых многие не умеют ни читать, ни писать, в основном очень сильно "интеллектуально" ориентированы. Когда бы и куда бы ни'приехал, всюду наталкиваешься на какие-то рабочие кружки, семинары, курсы или лекции. Те, кто не ограничен в своих возможностях передвижения, совершают длительные учебные поездки, чаще всего в другие деревни, иногда даже на национальные или международные конференции, проходящие в деревнях или за их пределами. В Видарозене, например, часто проводятся семинары в области медицины или экономики и организуются музыкально-танцевальные фестивали. При посещении деревень я вновь и вновь к своему удивлению замечаю, что нахожусь там среди значительно большего числа "интеллектуалов", чем в любом из известных мне университетов. Жители деревень полны любознательности, ненасытного стремления к расширению познаний и готовности приносить жертвы во имя этого. Каждый сельчанин находит там подходящую ему культурную программу не один лишь раз в неделю. Когда большинство уже ложится спать, к культурным мероприятиям добавляются особые рабочие группы. Наутро они чувствуют себя усталыми, глаза еще слипаются, и снова начинается длинный день тяжелой рабыоты в поле или в других местах, например, в пекарне. И все же в обеденный перерыв полчаса чтения украдкой - а после работы, может быть, еще длительная поездка и совместное посещение концерта в Осло. Пятую основную мысль я осознал, когда раздал первый набросок моей книги. В связи с описанием воскресных дней в деревнях я тогда написал, что большинство посещает церковь. "Бога ради, у нас же нет церкви!" - была реакция на это. Я попытался заменить слово "церковь" на "часовня" или "капелла", которое я подхватил в британских деревнях. И опять неправильно. Оказывается, британцы полностью заблуждаются в этом! "Да, но как же мне называть дом, который и ни церковь, и ни часовня?" Назови его "Дом Андреаса" - это имя мы дали ему с самого начала." Конечно, мне следовало бы об этом знать. Недоверие ко всевозможным формальным системам классификации и вытекающее отсюда стремление избегать таких понятий, как умственно неполноценный человек, как обслуживающий персонал, врачи, ассистенты, директора и т. п. глубоко укоренились в деревенской жизни. Также глубоко желание не подчиняться никаким догматическим классификациям в отношении религии, культуры или политики. Таким образом, в деревне нет церкви. В ней есть здание, носящее вполне индивидуальное имя. Нет пастора, а есть вполне определенный человек с вполне определенным именем, проводящий богослужение. Нет директора, а есть кто-то, кто подписывает письма. Нет персонала, а есть только активные сотрудники. Нет пенсионеров, а есть только люди, которые работают до тех пор, пока хватает сил. И чтобы завершить мысль: нет умственно отсталых или слабоумных в деревнях, а есть только люди с особенностями. Категории, которые возникают в обществе в целом или в отдельных профессиональных группах, представляют собой опасность для возможностей развития самих людей и их мышления. Все эти идеи мы находим у Карла КЃнига, основавшего в Англии, куда он бежал, первую, школу для детей, нуждающихся в помощи. Он выразил это следующими словами: . "Вначале у нас была великая цель лечебного воспитания. Некоторые из нас были подготовлены к этой работе, остальные были готовы дорасти до решения этой задачи. Мы рассматривали достижение этой цели как особую миссию. Благодаря Рудольфу Штайнеру мы стали по-новому понимать ребенка с затруднениями в развитии и познали успех этой работы уже в собственных учреждениях и школах на европейском континенте и в Великобритании. Нашей первой целью было добавить к имеющимся учреждениям такого типа другие. Но мы также чувствовали, что дети с затруднениями в развитии, находившиеся у нас, были в том же положении, что и мы. Они убежали от общества, которое не хотело признавать их своими членами. Мы были политическими, а дети - социальными беженцами." 6.2 Еще немного из прошлого Когда я нахожусь в одной из деревень или думаю обо всех поселениях, перед моим мысленным взором встают иногда картины из совершенно другой среды или времени. Так, например, я вижу перед собой черноволосую девочку со скрипкой в руках, чужеземную птичку в буржуазной среде Осло, говорившую на несколько ломаном норвежском языке; или семьи, в которых я жил в США; короткие встречи в Иерусалиме и Тель-Авиве; и, наконец, книгу Марка Збровского и Элизабет Херцог, опубликованную еще в 1952 году, о еврейских местечках восточной Европы, чтение которой было для меня откровением. В предисловии к этой книге Маргарет Мид утверждает, что речь идет об антропософском исследовании уже не существующей формы культуры. Я думаю, что в этом она не права. Чтение постоянно напоминало мне о том, что определенные элементы этой культуры еще присутствуют, хотя и в измененном виде; я постоянно думал о жизни в кемпхилл-поселениях. Не потому, что эти деревни были еврейскими, они как раз не были еврейскими. И не потому, что жители этих сел проявляли особый интерес к той теологической постановке вопросов, которая так сильно занимала евреев. Ни бедность, ни дискриминация или угнетение не являются решающими для сравнения, а скорее тот факт, что и жители кэмп-хилл-поселений, и евреи признают важность духовного развития и учебы в продолжение всей жизни, и что в формах культурной и социальной жизни можно видеть параллели. В еврейских местечках или в еврейских кварталах больших городов никогда не было незаполненного времени. Дети ходили в школу уже с трех-четырех лет; школьный день продолжался с 8 часов утра до 6 часов вечера. Для того, кто получал высшее образование, считалось необходимым на 4-5 часов оторваться от книг для сна. Синагоги были не только синагогами, но одновременно и университетами. Все знатные люди использовали все время, какое могли выгадать, для чтения или бесед. В ритуальных действиях, а не непосредственно в интеллектуальной жизни, участвовало довольно много людей из низших слоев общества, но и для них были обязательны определенные идеальные представления: наибольшим уважением пользовались те, кто больше развил свой ум, чем другие. У образованных людей в знак их погруженности в свои мысли была торжественная походка; их глаза казались усталыми вне глубокомысленных дискуссий; тогда же они обычно ярко светились. Во всех практических и нравственных вопросах жизни спрашивали их совета. В этих повседневных встречах они. должны были доказать свое знание, как на экзамене. И праздники в местечке напоминают кэмп-хилл. Субботний вечер считался предвкушением будущего покоя, которое посылает нам Бог, Поэтому в это время охотно принимали у себя гостей, так как субботний вечер без гостей в самом деле несовершенен. У Зборовского и Херцог читаем об этом: "Тот, кто не выполняет заповеди Субботы, грешит против всего Закона. Подлинное удовлетворение, которое дает Суббота, а именно возможность уйти от повседневности и посвятить целый день семье, общине и любимому занятию, изучению Закона, приводит благочестивого еврея в радостное состояние духа. Оно наполняет его сердце радостью и гордостью, а также состраданием к его соседу, крестьянину, который, правда, наслаждается свободой от забот и тягот запретов Субботы, но зато лишен возможности радоваться благословенному контрасту между Субботой и повседневностью." Вернемся к деревням. Библейский вечер в своих характерных чертах сравним с Субботой: мирная тишина, в которой пройдет благотворная-беседа, присутствие гостей, ритуальная трапеза, посещение богослужения на следующий день и часто лекция вечером. Кроме того, значение, которое придается изучению Библии и работ Рудольфа ШтайнЃра, основоположника антропософии, то высокое уважение, которым пользуются лица, посвятившие себя этим вещам, в опреде-. ленной мере сравнимо с положением последователей учения Торы в местечке. Штайнер был невероятно продуктивен. Кроме того, у него была группа приверженцев, записавших большинство его лекций. Наследие ШтайнЃра составляют около 50 книг и шесть тысяч докладов или статей. Не все из них однозначны и легки для понимания. В них, как и в Библии, не только есть место для толкований, но они просто необходимы. Штайнер говорил об архитектуре и проектировал здания. Он говорил о педагогике и открывал школы. Он говорил о медицине, и его сторонники основывали больницы. Он говорил о сельском хозясйтве, и в результате возникли сельскохозяйственные предприятия, практиковавшие биолого-динамическое. земледелие. Он говорил о новых путях развития общественного устройства, и кэмпхилл-поселе-ния пытаются в определенной мере ориентироваться на эти организационные формы в своей социальной жизни. И он написал оккультные сочинения, которые с интересом изучаются многими антропософами во всем мире. Кратко суммируя изложенное, можно сказать: Рудольф Штайнер и его сторонники проделали невероятно обширную работу, охватив все, от самых таинственных познаний до очень точных рекомендаций по смешиванию цемента. В этих трудах даются объяснения почти всех сфер жизни, а читателю предоставляется возможность все новых и новых интерпретаций. Читатель постоянно находит здесь то ясно выраженную, то скрытую мысль о том, что высшая ответственность человека состоит в полном развитии своих способностей. Может быть, это некоторое преувеличение - сравнивать местечки с кэмпхиллпоселениями и Тору с трудами Штайнера, потому что сразу становятся видны различия. В деревнях не главенствуют мужчины, но, напротив, женщины занимают по сравнению с местечками или частью нашего общества чрезвычайно сильные позиции. И поселения не подчеркивают принадлежность к расе или к какому-то народу. Но, может быть, такое сравнение будет способствовать лучшему пониманию жизни деревень евреями и знакомыми с еврейскими обычаями людьми, а неевреям поможет понять жизнь евреев. Основоположником этих сообществ был Карл КЃниг, успешно практиковавший венский врач. Он знал еврейские традиции по своему родительскому дому, но в юности перешел в христианство. Когда Гитлер занял Австрию, КЃниг вынужден был бежать. В Шотландии он смог вместе со своими друзьями, с которыми уже в Вене развивал идеи о новом обществе, основать первую -школу для детей с затруднениями в развитии, откуда и берет начало кэмпхилл-движение. Важные импульсы для основания кэмпхилл-сообществ происходят от древнехристианских общин, от братств и Цинцендорфа. Жена Карла КЃнига была приверженцем этих традиций и благодаря этому оказала большое влияние на усиление роли воспитания, а также на возникновение религиозных форм жизни, наблюдаемых в повседневной жизни поселений. 6.3 Деревня как университет Каждый год в Норвегии происходит довольно необычный семинар. Он организуется для тех и теми, кто считаются умственно отсталыми или имеют другие тяжелые недуги, дающие право на государственную пенсию. Они решают вопрос о программе семинара, большую часть вопросов его проведения и обсуждают почти все предлагаемые доклады. Я неоднократно имел счастье быть приглашенным жителями деревни сделать доклад на таком семинаре. И если я говорю "счастье", то , так я и думаю. Когда читаешь доклад слушателям, которые, может быть, и не в состоянии следить за всеми словами, или которым, видимо, нужно больше времени, чем обычно, чтобы воспринять различную словесную аргументацию, важно незамедлительно переходить к существу данной проблемы. Главная тема должна быть и основным содержанием. Если темой является наказание, то ядром выступления может быть преднамеренное причинение страданий, и оно должно быть так наглядно конкретизировано, как, например, это сделал Фуко в отношении пытки или Сайп, который в речи при выборе его ректором университета в Осло описал, что он испытывал, когда ему наносили удары палкой в немецком концентрационном лагере. А если темой доклада является справедливость, то основное время речи не должны занимать всевозможные высказывания философов о сущности правосудия, но на первый план должны выйти конкретные примеры различных спорных ситуаций в связи со справедливостью, связанные между собой простыми основными положениями. Как и многие преподаватели университета, я сталкиваюсь во время обычных лекций с одной проблемой. Время идет очень быстро. Надо так много сказать: примечания, цитаты, другие мысли, связанные с. лекцией. Надо также воздать должное великим мыслителям, предшественникам данного предмета. Работая много лет в одной области, собираешь немало сведений. При необходимости встречи с обычными смертными, которые не обладают этими познаниями, а еще больше при встрече с необычными людьми происходит нечто иное. Внезапно оказывается уже не само собой разумеющимся знать все те вопросы, что держишь в голове. Но небольшая часть этого все-таки важна. Эти существенные фрагменты и должны выступить на передний план, когда присутствуют необычайные слушатели. Но тем самым лектор переносится в ситуацию давно прошедших времен. Он опять возвращается в настоящий университет, каким тот был когда-то давно. Тогда у всех, кто там работал, была возможность сесть вместе и поговорить на темы, представляющие общий интерес. Только тогда было мало отраслей науки и мало учителей, так мало, что они были вынуждены заниматься друг с другом, чтобы таким образом приблизиться к универсальному. Злой рок современных университетов состоит в их неудержимом росте. Это создает идеальную питательную среду для специализации, которая во все возрастающем масштабе таит в себе опасность того, что индивидуум все свое время будет проводить исключительно в кругу своих коллег. Тогда исчезает необходимость пояснять центральные пункты, кажется даже излишним объяснять, что именно они являются основными. На вывеске, собственно говоря, указано: "университет", но более точным названием было бы "ресторан самообслуживания для различных областей знания". Когда моими слушателями становятся необычные люди из Видарозена, я чувствую себя профессором университета больше, чем в любой другой среде. Наряду с семинарами для тех, чье духовное развитие затруднено, я довольно часто читал доклады для смешанного состава слушателей. Так, примерно семестр мои лекции в университете посещали как мои "нормальные" студенты, так и труппа из Видарозена. Как-то шла речь о принципах вынесения судебного приговора. Очень скоро некоторые студенты отвлеклись. Может быть, они нашли лекцию скучной, а товарищей недостойными. Другие же, напротив, выдержали и в конце лекции поблагодарили. Они утверждали, что больше, чем когда-либо, узнали по данной теме и особенно оценили то, что я так много времени уделил сущности проблемы. Мне же все представлялось в ином свете. Лишь в конце я собрался с духом, чтобы достаточно сосредоточиться на главном. Вероятно, я не единственный лектор, который впадает в панику, думая, что все, что он говорит, само собой разумеется. Там позади, в другом конце аудитории, сидит студент, которого я считаю светлой головой. А там - еще один/который два семестра назад присутствовал на моей лекции; вероятно, оба знают материал вдоль и поперек. И вместо того, чтобы объяснять, даю краткие указания. Вместо аргументов студенты получают заголовки и определения. Если слуша-тельская аудитория состоит из разных людей, легче не впасть в панику. Старания объяснить, может быть, окажутся и безрезультатными, но попытка состоялась. Другой момент - способность восхищаться. Если моими слушателями оказываются жители кэмпхилла; возникает дружеская атмосфера открытости, восприимчивости и воодушевления. Кто-то, может быть, засмеется в тех местах, где не ожидаешь. Другие производят странные ритмические движения головой, третьи нарушают обычное торжественное молчание, издавая какие-то звуки. Но в целом среди слушателей царит заразительная веселость. У некоторых это просто радость быть здесь, принадлежать к большому сообществу и разделять всеобщее воодушевление. Другие, может быть, рады какой-то шутке в лекции и жадно ждут следующей, а прочие, возможно, находят удовольствие в умственном напряжении, в стремлении следить за мыслью, и радуются полученным сведениям. Вся комната излучает чувство тепла, воздух напоен благотворными эмоциями - хороший климат для учебы. Когда я говорю с жителями поселений, у меня иногда возникает, то же ощущение, что и в 1968 году, когда я читал доклад в Беркли. Я чувствую то же любопытство, ту же радость - чувства, обращенные не внутрь, а щедро разделенные друг с другом, со всеобщим и очень возбуждающим воодушевлением. Я вспоминаю, как профессор Пауль Лазарсфельд во время одного из посещений Осло рассказал недоверчивым норвежским преподавателям университета о способности американских студентов воодушевляться. Один из них однажды похлопал его по плечу, воскликнув: "Замечательная лекция, господин профессор!" Такие реакции у нормальных норвежских студентов очень редки, у не очень нормальных, наоборот, встречаются. 6.4 Жители деревень в качестве студентов Но действительно ли жители деревень понимают, о чем говорится в лекциях? Не является ли их присутствие только данью вежливости, своего рода алиби, чтобы так называемые нормальные студенты испытали радость от своей учебы, полагая, что они делают для сельчан что-то хорошее? Не притворяются ли они, не сидят ли только для того, чтобы заполнить аудиторию, и слушают слова или звуки, которые не имеют для них никакого значения? Не могу сказать это с определенностью. Но я знаю из моего собственного горького опыта, что жители поселений очень критичные слушатели. В качестве лектора я терпел в деревнях ощутимые поражения. Я читал лекции, которые не встречали никакого интереса и не вызывали у слушателей никакой реакции - несмотря на вежливость. Есть две совершенно противоположных причины этих поражений. С одной стороны, я запутывался в академических мелочах, потому что я соблюдал две традиции: много времени тратил на объяснение того, что, собственно, я хотел бы .сказать, и устанавливал побочные связи со всеми, кто когда-либо соприкасался с данной темой. С другой стороны, пропадал содержательный аспект. Так как я боялся наскучить своим" слушателям-, я просто опускал различные сложные вещи или облекал их в форму анекдотов, которые и оставались анекдотами, а не способствовали наглядному объяснению основных пунктов доклада. Но когда я отваживался говорить непосредственно по существу обсуждаемой проблемы, оставаться серьезным и представлять логическую аргументацию, насколько возможно, с помощью небольших конкретных историй или аллегорий, я выходил победителем. Могут помочь также художественные иллюстрации. Но все это имеет еще более глубокий смысл. Откуда мы, собственно говоря, знаем, как достичь понимания другими людьми? Благодаря понятиям, благодаря артикуляции звуков, благодаря атмосфере, возникающей в помещении, благодаря столкновению колебаний воздуха, вызываемых очень умными людьми? Когда я писал эти слова, я получил от одной приятельницы приглашение посетить выставку ее картин. В, нем она цитировала шведского лирика, художественного и литературного критика Гунцара ЭкелЃфа: "Я верю не в воздействие, но в отождествление. Чувствуешь в себе "иностранный легион", скопище тайных защитных сил. Конечно, в искусстве есть традиции, связанные с таким излишним вопросом, как, например, вопрос о возникновении искусства и тому подобном. Но истинна лишь одна традиция, а именно, внутренняя,.. о которой не скажешь лучше, чем то, что это речь, связующая души." Люди, являющиеся не такими, как все, представляют собой своего рода живую загадку. Нам ее не разгадать. Так называемые аутистические дети во многих отношениях явно загадочны. .Что в них происходит? Почему они не говорят, почему не объяснятся? Например, Эва. Раньше ей ставили диагноз чрезвычайно отсталой. Тут и ее робкая улыбка в отдельные моменты, тактика, с которой она защищает свой любимый стул в темной комнате, и ее недвусмысленные сигналы, когда ее ущемляют в правах. Для лучшего общения с людьми, которые не соответствуют норме, в распоряжении, пожалуй, лишь два основных образа мышления. Либо считать данных людей ущербными; это значит, что их выразительный аппарат дефективен и поэтому общение может осуществляться только на весьма примитивном уровне понимания. Или же они действительно другие, другой род людей и поэтому приспособлены для иного рода общения. Никогда не будет научных доказательств, которые могли бы нам помочь при решении этих вопросов. Мы, таким образом, должны найти другие критерии, чтобы решить, какую предпосылку положить в основу. Важный критерий можно вывести из обычных норм поведения при общении в сомнительных случаях; при сомнении выбирай то, что более выгодно для слабой стороны. Сомнение решай в пользу обвиняемого. При сомнении не считай, что у других нарушена способность к общению. 6.5 Потребители или производители? Когда входишь в интернаты для людей с затрудненным развитием, часто бросается в глаза телевизор, работающий всегда, когда есть хоть какая-то программа. Эти люди не могут отправиться в мир, и мир приходит к ним. Современная техника раздвинула стены и дала возможность и им следить за событиями дня. Согласно указу норвежского министерства здравоохранения доступ к телевидению относится к основным правам пациентов приютов. Вот выдержка из решения от 2 сентября 1981 года: "Если особые обстоятельства не требуют иного, пациенты имеют безусловное право на то, чтобы иметь собственный телевизор в комнате. Если его использование из-за большой силы звука мешает другим, пользующийся им должен, конечно, соблюдать определенные ограничения вплоть до удаления телевизора. Но само собой разумеется, что учреждение не может вообще запретить телевизоры в комнатах пациентов." Это решение было частью ответа на запрос одного врача, работавшего в сфере учреждений для людей с затрудненным развитием, который в то же время был уполномочен проконтролировать одну кэмпхилл-деревню в своем административном округе. Он выразил свое недовольство по поводу многого из того, что там происходило,. в особенности тем, что телевидение устранено из деревень. А что произошло потом? В сущности, ничего. Телевидение все еще не нашло доступа к поселениям - за исключением комнат глухих сельчан. Важнейшие причины этого запрета были объяснены совету по медицине в письме упомянутой деревни. Основным пунктом ответа в ноябре 1982 года было то, что телевидение разрушило бы социальную жизнь в деревне: "Мы в поселениях стараемся пробуждать инициативу каждого в отдельности и способствовать межличностным контактам. Телевидение мешает осуществлению обеих целей... Проблемой институтов является то, что они могут предложить пациентам лишь небольшое число стимулирующих мероприятий. В такой ситуации понятно, что телевидение сохраняется. В сельском сообществе ситуация совершенно иная. Там почти каждый вечер происходят культурные и общественные мероприятия." Действие и взаимодействие являются важнейшими основами поселений. Телевидение, напротив, основано на заимствовании и потреблении. Оно функционирует так, что многие получают легко усваиваемый продукт, производимый немногими - модель, соответствующая основному образу действий в индустриальном обществе. Очевидно, что телевидение оказало бы вредное воздействие на социальные структуры сельских объединений. Легче потреблять, чем производить. Упомянутый врач на административной должности и министерство, конечно, тоже имеют аргументы на своей стороне. Большинство граждан рассматривают телевидение как нечто само собой разумеющееся. Многие школьники проводят больше времени перед экраном, чем в школе. Для старых людей телевизионные изображения являются единственным обществом. Кто будет утверждать здесь, что те, кто живут в поселениях, не могут смотреть телевизор? Но не обладает ли эта культура достаточной силой, чтобы сделать телевизор явно проигравшим в споре о том, что полезно для сельчан? Разве там люди ходят в театр только из-за недостатка альтернатив? Тема эта неоднократно обсуждалась как на собраниях деревень, так и в отдельных семьях. В общем в отношении телевизора существует, кажется, отрицательная позиция. Но раздаются и противоположные голоса. Почти все знают телевидение по посещениям семей вне поселений. Некоторые хотели бы смотреть и дальше свою любимую программу. Сельчане, которые не считаются имеющими аномалии или затруднения з развитии, все же против телевидения. Для них оно представляет собой род наркотика. Подобное в деревнях нежелательно. Так что все остается по-старому и в обозримом будущем, вероятно, ничего не изменится. 6.6 Пробыть кем-то другим В прошлом году в Видарозене было поставлено тринадцать различных театральных пьес. Некоторые спектакли прошли несколько раз. Так что жизнь в деревне постоянно заполнена подготовкой какой-либо театральной постановки, кульминацией которой является спектакль в большом зале. Все сельчане принимают в этом участие. В вымышленном мире театра находится роль для каждого. Здесь есть короли и черти, ведьмы, молчаливые, солдаты, узники концлагеря, которым угрожает смерть, и участники процессий. Я только одинединственный раз участвовал в такой постановке, и каждая минута ее была мне ненавистна. Я играл пастуха в рождественской пьесе. За месяц до этого я отказался сыграть офицера СС. Еще раз противостоять нажиму я не смог. Но у меня есть один недостаток: я почти неспособен заучивать какой-либо текст наизусть. Мой текст в роли пастуха состоял только из четырех рифмованных строк, но это были нелогичные строчки, как я продолжаю думать. Целыми днями я носил в кармане маленькую записку с текстом и пытался запомнить последовательность отдельных слов. Нас было четверо вестников, и я надеялся, что никто не заметит, если я буду только шевелить губами. Одним из нас четверых был Z, бегун. Правда, он помнил текст, но впадал в панику, когда до него доходила очередь, и убегал. У Карла нарушена речь, он тоже молчал. Третьим вестником была Карен, датчанка. Она и спасла ситуацию. Наш текст был слышен в ее ясном датском звучании, и моя неспособность стала очевидной для всех. Меня удручало также то, что многие рассматривали мой провал как моральный поступок, как будто я не пытался учить текст наизусть. Но я ведь делал это. Когда я думаю об этом происшествии, случившемся два года тому назад, я воспринимаю это как тройное поражение. Во-первых, я не способен учить что-либо наизусть. Еще хуже, что я не осмелился признаться в этом. Мне было ужасно стыдно открыть свою слабость. Я не воспринимаю это как часть себя. И в третьих, для меня, видимо, было проблемой отказаться от своей привычной роли. Это, вероятно, и явилось причиной моей неспособности выучить наизусть четыре строчки. Возможно, это позволяет сделать вывод о закостенелой позиции самодовольства, побуждающей меня медлить, покидая надежные рельсы реальной жизненной ситуации и вступая на целину. Может быть, участие в театральных постановках чрезвычайно важно для дальнейшего развития тех из нас, кто больше всего теряется. Сельчане все отважились участвовать. Z дал тягу, а мне было стыдно. Кажется, жизнь в деревне особенно важна для нас обоих. 7 ОЧЕЛОВЕЧИВАНИЕ ЖИЗНИ 7.1 Коммуникации Между домами Видарозена пролегают укрепленные и неукрепленные тропинки, их сложное переплетение позволяет ощутить биение пульса деревни. Водители машин, прибывая в деревню, разочарованы, потому что большая стоянка находится вне деревни. Вдоль большинства улиц и дорог стоят маленькие фонарные столбы, едва достигающие метра в высоту, чтобы не конкурировать со звездами. От этих фонарей на поверхность улицы падает лишь слабый свет. Улицы и дороги созданы для ходьбы, и на этом основана организация социальной жизни: большинство сельчан утром уходят из дома, чтобы приняться за работу в мастерских или других домах. На обед приходят домой, после этого - снова из дома, чтобы участвовать в культурных мероприятиях. Внешняя система связи становится, таким образом, системой постоянных коммуникаций между людьми; это арена постоянного взаимодействия, которого никто не может избежать. Сеть улиц и дорог - важная предпосылка жизни в деревне. Из окна можно наблюдать один из важнейших результатов такой сети: она делает, возможным общение самых разных людей. Тут, например, можно видеть так называемого немого в беседе с тем, кто считается вполне нормальным. Тут пекарь галантно подает руку восьмидесятилетней преподавательнице эвритмии - своего рода воспитывающего танца - чтобы помочь ей перейти по льду. Наконец, можно увидеть две очень медленно продвигающиеся фигуры, одна - из-за повреждения ноги, а другая - потому что она родом из страны, где не знают оледеневших улиц. 7.2 Границы раскола В сочетании с самыми различными обязанностями, которые выполняет каждый отдельный сельчанин, такая система тропинок приводит к тому, что люди постоянно встречаются друг с другом. Они постоянно буквально перебегают друг другу дорогу. Так как они вежливы, они обмениваются несколькими словами. А так как они благоразумны, они говорят о том, о чем думают. При этом здоровые люди несут особую ответственность. Терье не знает, где ему провести летний отдых; не могли бы вы взять его с собой в поездку по Югославии? Дом Сельмы Ла-герлЃф на следующей неделе почти осиротеет; нельзя ли тем, кто останется в нем, обедать у Оле Булля? Ганс опечален, потому что Ганна его дразнила, ты не мог бы ей об этом сказать? Конечно, часто обсуждаются проблемы - и не только обсуждаются, но и разрешаются. В деревнях дискуссируют также, как и в общественных или частных учреждениях, но заметно важное различие: в деревнях дискуссии чаще всего принимают форму непринужденных встреч. В учреждениях, напротив, они становятся формальными собраниями персонала, заседаниями и совещаниями. Такие, собрания формально подтверждают различие между "ними" и "нами". Совещания созываются, чтобы обсудить очередные проблемы. Ганс и Ганна становятся, таким образом, объектом разговора экспертов; они становятся клиентами. Встречи на улице, напротив, не признают формальной иерархии; они не организуются преднамеренно и не имеют особого статуса. Тем самым они препятствуют безрадостному процессу формализации, превращения людей в объекты, который наблюдается во всех учреждениях, руководимых профессиональными экспертами. Часто от сотрудников приютов и институтов слышишь, что много времени там уходит на совещания. Они правы. И они справедливо жалуются, что у них нет времени заниматься пациентами. У них отсутствует время потому, что они участвуют в собраниях, на которых и создается статус пациентов. Решение проблемы поэтому не в том, чтобы взять больше персонала на службу. Ключ - в изменении как мышления, так и организаторской практики - изменении, которое приведет к преодолению раскола между "ними" и "нами", между субъектом и объектом, специалистом и его делом. 7.3 Как на картине Брейгеля Когда приезжаешь в деревни, складывается иногда впечатление, что пришел на средневековый рынок. Картины Брейгеля могли бы быть написаны в Видарозене. Вне деревень большинство из нас живут вместе с людьми, в которых заметно сходство. Они принадлежат к одному общественному слою, имеют одинаковое образование, одинаковую работу, одни и те же отношения с соседями и вкус в отношении вин. Но и внешне они кажутся похожими друг на друга, например, лицом, прической, одеждой и повседневным поведением. Таким образом, все производят впечатление людей одного типа. Это сходство совершенно уничтожает индивидуальные черты. Люди в деревне идут противоположным, своим собственным путем. Кажется, что с годами все больше исчезает привычный жизненный фасад. В деревне свои дни народных праздников, но и каждый день там в известном смысле праздник. Когда я иду по улицам больших городов, мне часто бросается в глаза, что люди, которых я встречаю, имеют определенное сходство с кем-то из сельчан. Этот парень имеет что-то общее с Олом, та дама чем-то похожа на Карен. Но в деревне мне никогда не приходит в голову, что кто-то похож на моих городских знакомых. Люди в деревнях имеют столь яркие характеры, что никого не напоминают. Правда, определенные черты характера могут быть едва заметны в некоторых бледных двойниках внешнего мира, но в самих деревнях никакие воспоминания о свойствах бледного двойника из внешнего мира не оживают. Люди становятся характерными не без причины. На одну причину я уже указывал, а именно на тот факт, что иерархическому распределению ролей в деревне поставлены преграды. Обычно как роль пациента, так и роль персонала четко выражены, чаще всего различиями в одежде и во внешнем виде. Любая профессиональная или полупрофессиональная подготовка всегда становится тренировкой внешности. Пациенты и клиенты всякого рода также учатся вести себя в этом качестве; и одна из больших проблем при возвращении к обычной жизни состоит в том, чтобы отказаться от этого поведения. Люди в деревнях имеют взгляды, помогающие им преодолевать такое различие. Их совместная жизнь имеет такие внешние формы, что неизбежные признаки иерархического раскола сокращаются до минимума. Другая важная предпосылка сходства деревень с картинами Брейгеля - это крайние различия в истории социальной жизни сельчан. Некоторые приезжают туда из закрытых учреждений, иные даже из "герметически" закрытых интернатов, потому что их считали опасными. Другие прибывают прямо из лона семьи, очень избалованы и неспособны брать на себя какие-то обязанности, пока требования деревенской жизни не вынудят их к этому. (При посещении дома они часто возвращаются к своему старому поведению.) Другие получили ученую степень и не хотят или не могу работать вне сообщества. Мастери и отцы, в одиночку воспитывающие детей, приезжают туда, чтобы только быть в сообществе. Большинство сельчан родом из Норвегии, но есть среди них и довольно много иностранцев. Третье важное условие того, что люди в деревнях развиваются в личностей, это крайнее различие задач, выполняемых каждым в отдельности. Возьмем, к примеру, Петера: рано утром он играет на флейте; после завтрака он отвечает за мытье посуды, а в течение первой половины рабочего дня продает изготовленные в деревне гончарные изделия; после обеда он принимает участие в семинаре по эстетике в качестве студента, а вечером, если он должен участвовать в деревенском собрании, он удирает. Или Ольга: она оделась и позавтракала с помощью друзей; кто-то проводил ее до кукольной мастерской и назад до дома; после обеда она занимается своей любимой книгой с картинками, но она в плохом настроении, потому что кто-то сдвинул ее стул с предназначенного ему места. Вечером хозяйка дома идет с ней в кафетерий за куском торта, Ольга улыбается до ушей. Лайф, например, звонит в колокол и собирает урожай лука; вечер он проводит на репетиции к рождественскому спектаклю. Анне проводила своих детей, до школьного автобуса, потом отвечает на письма, в которых люди просятся в деревню. Она приглашает одного претендента на испытательный срок, говорит по телефону с одной матерью, которая жалуется, что ее "маленькая" дочь (которой тридцать два года) в конце прошлой недели пришла домой в ужасно грязных штанах. "Мне жаль, - говорит А