улась до ее локтя. - Не уезжай, слышь? - Пусти... В каждую дырку затычка! - Это все из-за меня, да? - со страхом спросила Тося и зажмурилась. - Если уж так сильно Илью любишь, что не жить тебе без него, лучше я уеду, хочешь? Анфиса удивленно посмотрела на Тосю, будто впервые ее увидела. -Вот ты какая... - Она вдруг позавидовала зеленой Тосиной молодости. - Ох и глупая ты еще! Не нужен мне твой Илья, владей им на здоровье. Тося облегченно перевела дух. Анфиса смахнула с тумбочки в чемодан всю свою парфюмерию, протянула Тосе маленький флакончик: - На, твой любимый... с царапиной! Тося покорно взяла флакончик, машинально понюхала. Анфиса захлопнула крышку чемодана, щелкнула замком. - А Вадим Петрович? - ужаснулась Тося. - Если б меня так любили, я бы ни за что не уехала! Разве можно так? - Добрая ты, Тоська! И он меня любит, и я его больше жизни, а вот... Анфиса пнула ногой чемодан. - Но почему, Анфиска? Говорят, он тебе, это самое, всепростил? - Эх, Тоська! Анфиса бессильно опустилась на развороченную свою кровать. Тося подсела к ней. - Через гульбу мою он перешагнул, а я ему новый гостинец приготовила... - И охота тебе? - пристыдила Тося. - Терпеть не могу, когда люди на себя наговаривают! Анфиса устало покачала головой: - Никто не знает, тебе первой откроюсь... В общем, доигралась я: не будет у меня детей. Хоть сто лет проживу- не будет! В прошлом году аборт делала у одной знахарки, и вроде все хорошо обошлось, а вот надо же... Выходит, и не женщина я уже, а так, пустая оболочка... Все одно к одному ложится, здорово кто-то планирует! Тося с ужасом смотрела на Анфису. -Что, страшно? - Анфиса горько усмехнулась и запоздало спросила: - И чего мы с тобой все ругались? Она потрепала Тосю по плечу. Было сейчас в ее отношении к Тосе что-то очень взрослое, ласковое, почти материнское. - В общем, обманула меня жизнь, Тоська: сначала простой прикинулась, а теперь вот так обернулась... Я, дура, все думала: врут люди про настоящую любовь, сказочку красивую сочинили, чтоб скотство свое прикрыть. А теперь вижу: есть она, есть! Другим - в радость, а для меня - мука горькая... Знаю, смешно это и против науки, а в последние дни мне все мерещится: измывалась я над любовью І- вот она и подкараулила меня, за все прежние штуки мои отомстила... Если б мне кто раньше сказал, что я Вадим Петровича встречу, - я бы совсем по-другому жила, его дожидалась... Нет, не сказали! - А если... это самое, без детей? - тихо спросила Тося. - Ведь живут же люди? - Не понять тебе, Тоська, молодая ты еще... Сгоряча он, может, к согласится, а потом, знаю, жалеть будет. Ведь он, как назло, детей любит, прямо души в них не чает. Даже странно: такой молодой - и так сильно любит их. У него это с потомками как-то там связано. Все против меня, и потомки даже!.. Нет, видно, не судьба нам. Не хватало еще, чтоб я и его жизнь заела... Уж лучше бы совсем его не встречала: так и жила бы как заведенная. А то показали мне кусочек настоящей жизни, поманили - и тут же цыкнули: куда прешь, такая-сякая!.. Анфиса ткнулась лицом в Тосины колени. Злые мелкие слезы бежали по ее щекам. Тося в одной руке забыто вертела дареный флакончик, а другой тихонько гладила красивые Анфисины волосы. Нечего было ей сказать Анфисе, нечем ее утешить. Тося вдруг припомнила, как еще совсем недавно ненавидела Анфису и боялась ее, и подивилась, до чего же она была слепая. Анфиса рывком вскинула голову; - А все красота моя, будь она проклята! Еще девчонкой была, в школу бегала, а мужики липли уже. Пойми, я себя не оправдываю, но и они ведь... А теперь все в стороне остались, одна я в ответе. Это как, справедливо?.. Приближающийся железный гром заглушил голос Анфисы. Стекла в окнах забились в испуганной дрожи. По улице мимо общежития тяжело прогрохотал трактор - спокойный, работящий, уверенный в своем праве глушить жалкую исповедь Анфисы. Анфиса встала, вытерла кулаком слезы, потуже затянула платок на голове. - Нагнала я на тебя тоску... А в общем, все идет правильно: за ошибки свои надо платить сполна. На этом мир держится. Она взяла чемодан, пошла к двери. На пороге остановилась: - А Илья тебя любит, верь. Меня он никогда так не любил. Если дорог он тебе, не мучь ты его понапрасну... Ну, бывай, Тоська. Желаю тебе... Анфиса чемоданом распахнула дверь и вышла. Тося отбросила флакон, запрыгала на одной ноге, натягивая резиновые сапожки, и выбежала вслед за ней. Непогожий мартовский вечер встретил Тосю на крыльце, Анфиса на миг мелькнула в свете дальнего фонаря и пропала во тьме. Тося обогнала прогуливающихся возле недостроенного дома Ксан Ксаныча с Надей и помчалась к конторе. Она вихрем ворвалась в тихую ночную контору, миновала слепое окошко кассы, взлетела по ступенькам на второй этаж, подергала дверную ручку запертого кабинета Дементьева, прогрохотала вниз по ступенькам, упала, чертыхнулась и рванула на себя дверь коммутатора. Девица с серьгами, позевывая, дежурила у телефона. - Вадим Петрович где? - Дома, наверно... А что, крушение? "-Хуже! Анфиса...- начала было объяснять Тося, нетерпеливо махнула рукой и выскочила из коммутатора. Она подбежала к дому Дементьева, забарабанила в окно, не жалея стекол. - Кто там? - спросил Дементьев, высовываясь в форточку. - Скорей! Чего вы спите? Анфиса... Хлопнула дверь - Дементьев вырос на крыльце, на ходу напяливая пальто. - Анфиса убежала! - Как убежала? - опешил Дементьев. - Ну, чего вы стоите? Догоняйте, если любите! Дементьев ринулся к перекрестку дороги, где все уезжающие из поселка дожидались попутных машин. Тося еле поспевала за ним. - Верните ее, Вадим Петрович... Вы же начальник! И любит она вас... Больше жизни, сама говорила! Тося остановилась, запыхавшись, перевела дух и крикнула вдогонку Дементьеву: - Без Анфисы не возвращайтесь! Силу... это самое, примените. Силу! На перекрестке дороги Анфисы уже не было. Сырой мартовский ветер раскачивал деревья и гудел в дорожной просеке, как в трубе. Нетерпеливо вглядываясь в ночную тьму, Дементьев прождал долгих полчаса. Машины все шли со стороны железной дороги, а к станции - ни одной. Наконец показался попутный грузовик. Дементьев вскинул руку, но грузовик промчался мимо, обдав его ошметками мокрого снега и гремя пустым разболтанным кузовом. Это было так неожиданно, так нелепо, что Дементьев не поверил своим глазам. Сгоряча ему почудилась какая-то промашка во всей жизни, какой-то существенный просчет- на меньшее Дементьев сейчас не мог согласиться. Поступку шофера нельзя было подыскать никакого оправдания, а беспричинная жестокость всегда почему-то угнетающе действовала на Дементьева. Все дело было, видимо, в том, что она унижала в нем человека. Дементьев не мог больше ждать, надеясь лишь на слепой случай, бегом вернулся в поселок и поднял с постели заведующего гаражом. Тот долго не понимал, зачем техноруку среди ночи понадобился разъездной "газик". - Личное дело, личное! - твердил Дементьев. - За бензин я заплачу! Он помчался на станцию в неказистом "газике". Все таки хорошо, что в институте он увлекался автоделом и научился водить машину. После всех сегодняшних невзгод это была первая удача, и Дементьев увидел в ней счастливое предзнаменование. Всю дорогу до станции Дементьев просил у судьбы лишь одного: чтобы Анфиса не уехала прежде, чем он увидит ее. Он был убежден, что после того, как они встретятся, Анфиса уже не сможет уехать. Ведь стоит лишь им взглянуть друг на друга, и Анфиса сразу поймет, как нужна ему, - и тут же сама собой сгинет та непонятная причина, которая заставила ее бежать из поселка. Как и предупреждал заведующий гаражом, в дороге сдал правый задний баллон, и Дементьеву пришлось менять его. Потом он застрял в снежном месиве, объезжая вагончик передвижной электростанции, брошенный кем-то посреди дороги. И напоследок, уже на окраине города,. "газик" долго держали у закрытого переезда через железную дорогу. На запасных путях топтался и пыхтел маневровый паровоз, у будки стрелочника скулил щенок, за переездом в маленьком доме с большой вывеской беспечно горланило радио. После недавней бешеной езды и тряски у Дементьева было сейчас такое чувство, будто на крутом развороте он выпал вдруг из жизни: нетерпеливое желание догнать Анфису умчалось вперед, а его с "газиком" как бы выбросило на какой-то немыслимый остров, где время навсегда остановилось. За полосатым шлагбаумом мокро блестели рельсы. По сравнению с лесовозной узкоколейкой, к которой успел привыкнуть Дементьев, здешний железнодорожный путь казался неправдоподобно широким. Дементьев ждал, когда откроют шлагбаум, а проснувшийся в нем инженер совсем уж ненужно припомнил вдруг, что наша отечественная колея на восемьдесят девять миллиметров шире западноевропейской. Он злился на себя, что в такую минуту думает о всякой ерунде, но ничего не мог с собой поделать. На привокзальной площади Дементьев выскочил из "газика", густо заляпанного грязным снегом, вбежал в зал ожидания и лицом к лицу столкнулся с Анфисой, отходящей от кассы с билетом в руке. - Анфиса! - крикнул он и схватил ее за руку. На ней были пестрые варежки - те самые, что запали ему в душу во время последней их лыжной прогулки. И шарфик был тот же. Дементьев уверился вдруг, что все у них будет хорошо. - Что случилось? - шепотом спросил он. - Мы же обо всем договорились... Они стояли в проходе. Снующие взад и вперед пассажиры толкали их, заглядывали в лица, прислушивались к словам Дементьева. Мужчины, как водится, добросовестно пялили на Анфису глаза, а молодые женщины старательно обегали взглядами то место, где она стояла. Казалось, они даже и не подозревали о ее присутствии, вот только вид у них почему-то был уязвленный и такой кислострадающий, какой бывает у женщин, когда нещадно жмет обувь. Красота Анфисы впервые не порадовала Дементьева, показалась ему на этот раз тяжким крестом, нести который через всю жизнь суждено не только ей самой, но и тому, кто ее полюбит. Ему вдруг захотелось, чтобы Анфиса была не такой красивой, чтобы она стала как все и с ней можно было спокойно появляться в самом многолюдном месте. Шагах в трех от них прочно обосновался какой-то верзила в помятом пальто и в упор уставился на Анфису. Дементьев с ненавистью покосился на него и заслонил Анфису от липкого взгляда. - Спокойней, Вадим Петрович, - сказала Анфиса и пошла к выходу на перрон. Дементьев на ходу отобрал у нее чемодан. Несколько пассажиров потянулись было за ними, думая, что поезд уже прибыл и началась посадка. Анфиса остановилась у заколоченного на зиму киоска "Пиво -воды". Верзила в помятом пальто опять подошел было к ним, словно его магнитом притягивало. Дементьев со сжатыми кулаками шагнул к нему, и верзила благоразумно удалился, шаркая ногами и оглядываясь через плечо. - Да бросьте вы этого дурака, -устало сказала Анфиса. Дементьев устыдился своего мальчишества и оставил верзилу в покое. Он с тревогой посмотрел на Анфису, не узнавая ее. Кажется, она не очень-то ему обрадовалась! Было в ней сейчас что-то новое, незнакомое, почти враждебное ему, Анфиса как бы уехала от него навсегда, а он заставил ее снова вернуться к тому, с чем она успела уже распрощаться. - Все-таки что случилось? Я ничего не понимаю... Уж не обидел ли я вас чем-нибудь? Анфиса покачала головой, избегая встречаться с Дементьевым глазами. - Ведь мы же договорились: поженимся и уедем вместе. Нет таких положений... - Не бывать этому, Вадим Петрович. Есть, видно, и такие положения, из которых выхода уже не найти. - Но почему же, почему? - Слишком вы для меня хороший, пора и честь знать. - Глупости вы говорите, глупости! - разозлился Дементьев. - Я люблю вас и никому не отдам! - А я вас... не люблю, -тихо, но твердо сказала Анфиса, чтоб поскорей окончить весь этот ненужный разговор, который ничего не в силах был изменить в ее жизни. - Ка-ак? - опешил Дементьев. Все доводы, заготовленные им в пути и убедительно, с неопровержимой логикой доказывающие Анфисе, что она не должна, никак не может, просто даже не имеет права уезжать от него, разом вылетели у Дементьева из головы. - А так: не люблю - и все... Думаете, если вы инженер и... диплом с отличием - так все должны вам на шею кидаться? - При чем тут диплом? Какую ерунду вы говорите, Анфиса? Я вас не узнаю, мне казалось, что и вы... - Ах, вам казалось!.. - насмешливо пропела Анфиса, легко входя в привычную для нее роль девчонки-сердцеедки, какой была она до знакомства с Дементьевым. - А я... шутила! Я ведь вообще легкомысленная, сами знаете! Дементьев пристально смотрел на нее: такой Анфисы он не знал. - Не верю, вы что-то скрываете от меня... Почему вы глаза прячете? - Глаза? Пожалуйста! - с готовностью выпалила Анфиса, кляня судьбу за то, что ей приходится не только бежать от своей любви, но еще и оплевывать ее на про-щанье. Не в лад с бойкими своими словами она с трудом под няла голову, глянула на Дементьева сухими запавшими глазами и даже усмехнулась ему в лицо - чтобы самой .' себе больней было. Вконец сбитый с толку, Дементьев ухватился за последний довод: - Как же так? А Тося говорила, вы меня любите... Анфиса фыркнула: - Тоже мне авторитет! Ничего Тоська в этих делах не понимает. Вы бы еще... Петьку своего спросили!.. К перрону, шипя, подкатил поезд дальнего следования. Негромко звякнул станционный колокол. Из окна мягкого вагона высунулся сонный пассажир в полосатой пижаме, сладко зевнул и спросил с праздным дорожным любопытством: - Какая станция? Анфиса с Дементьевым не услышали его. Они молча брели по перрону. Вокруг, не задевая их, своим чередом шла шумная вокзальная жизнь. Сновали носильщики, в хвост поезда промчались здоровенные благополучные лыжники в детских шапочках, проводники ведрами таскали кипяток, отъезжающие прощались с родными и близкими, в буфет рысью бежали легконогие транзитники с пустыми бутылками в руках. Неуклюжая бабища, непробиваемо укутанная для мороза градусов в шестьдесят, квочкой распласталась над корзиной с семечками и зазывно горланила, перекрывая весь разноголосый вокзальный шум: - Кому семечек? Тыквенные, сладкие! С-под Полтавы! Два рубля стакан! Сама бы грызла, да зубов нету! А вот семечки... Дементьев с Анфисой подошли к вагону. Дважды ударил колокол. Анфиса взяла чемодан, сказала почти весело: - Ну, Вадим Петрович... - Анфиса! - отчаянным голосом позвал Дементьев, поверив наконец, что она уезжает. И Анфиса испугалась вдруг того, что она делает. На миг ей захотелось, чтобы Дементьев удержал ее силой, навязал ей свою волю и не дал уехать. Но она тут же переборола себя и поспешно сунула проводнице билет. - Вы еще будете счастливы, - быстрым шепотом предсказала Анфиса. -А я свое разменяла... Не поминайте, Вадим Петрович... Она в последний раз взглянула на Дементьева, запоминая его на всю жизнь и чувствуя, что против воли опрометчиво выдает себя этим взглядом. Дементьев с проснувшейся вдруг надеждой шагнул к ней. Анфиса рывком повернулась к вагону. С подножки навстречу ей свесился Франтоватый морячок. - К нам в купе давайте, нижняя полка свободная! - бойко пригласил он, беззастенчиво рассматривая Анфису. - Чемоданчик пожалуйте! Он коснулся чемодана вытянутой рукой. Анфиса рванула к себе чемодан и, надвигаясь на морячка, выпалила с жгучей ненавистью: - Я тебе пожалую, я т-тебе пожалую! Морячок испуганно отпрянул, освобождая Анфисе дорогу. Поезд тронулся. Все ускоряя шаг, Дементьев шел рядом с вагоном Анфисы. - Напишите!.. Адрес!.. Я приеду!.. Поезд набрал скорость - и Дементьев побежал, чтобы не отстать, Паровоз еще наддал-и мимо Дементьева, обгоняя его, поплыли вагоны, беспечно щелкая колесами. Равнодушные к его горю проводницы стояли на ступеньках, охраняя покой пассажиров. - Адрес, Анфиса-а!.. Заглох перестук колес. Фонарь на заднем вагоне мигнул в последний раз и косо завалился в ночную тьму. Дементьев побрел к вокзалу. Вдогонку ему кричала-заливалась торговка семечками: - А вот семечки! С-под Полтавы! Тыквенные, калорийные! Три рубля пара, разбирайте остаточек. Кто купит - спасибо скажет, кто мимо пройдет - век жалеть будет! ТОСЕ ДАРЯТ ЧАСЫ Тося сидела за столом над распахнутым учебником географии и крепко держалась обеими руками за концы платка, накинутого на волосы. Вера читала, лежа на своей койке. Катя вышивала кисет для Сашки и с любопытством посматривала на притихшую Тосю. - Да скинь ты платок,- сердобольно посоветовала она. - Жарко ведь! - Голова болит... - Где-то теперь наша Анфиска? - вслух подумала Катя. Тося покосилась на осиротевший Анфисин угол. Голый матрас немым укором распластался на койке; в распахнутой настежь бесхозной тумбочке были видны старая пуховка, начатая банка клюквенного варенья и лежащий плашмя пустой флакон из-под одеколона - все, что осталось от Анфисы. Буквы запрыгали перед глазами Тоси. Она развернула карту в конце учебника и склонилась над Тихим океаном", который спокойно синел себе на бумаге, знать ничего не зная об Анфисе, Тосе и всех их горестях. Опрокинутое ведро загремело в коридоре. В дверь робко постучали. Ленивая Катя вопросительно глянула на Тосю, ожидая, что та, по давней своей привычке, первая откликнется на стук. Но Тося солидно молчала, уставившись в тихоокеанскую синь, и Катя недовольно крикнула: - Стучи веселей! Не обедал, что ли? Вошел Илья - такой же торжественный и праздничный, как и в тот вечер, когда приглашал Тосю в кино. Вот только шапка на нем была другая, попроще, да самоуверенности заметно поубавилось. Тося потуже натянула платок на голове и прижала ладони к ушам, чтобы посторонние люди пустыми своими разговорами не мешали ей заниматься. Глаз от карты она не отрывала, боясь и на секунду оставить Тихий океан без присмотра. - Девчата,- напряженным голосом попросил Илья,- пошли бы вы погуляли, мне надо с Тосей покалякать. - Новое дело! - осуждающе сказала Катя и пристально посмотрела на Тосю, ожидая от нее знака, уходить им или не надо. Тося слегка раздвинула пальцы, прижатые к ушам, и еще ниже склонилась над картой. Захватив книгу, Вера вышла в коридор, а Катя приостановилась на пороге и громко объявила: - Тось, мы тут поблизости будем. В случае чего... Илья нетерпеливо глянул на нее - и Катю точно ветром сдуло. Тося уткнулась в карту и стала водить по ней пальцем, прокладывая новые океанские маршруты. Илья подошел к столу, постоял, разглядывая платок на Тосиной голове, и осторожно потянул к себе учебник географии. Тося вцепилась в книгу за другой конец и не пускала. - Порвешь... - прошептала она, всматриваясь в мелкую крупу Океании. Илья потянул сильнее - и Тося, боясь за сохранность учебного имущества, выпустила книгу. Лишенная спасительного занятия, она медленно подняла голову. Не теряя даром времени, Илья запустил руку в карман, замялся вдруг и попросил; - Закрой глаза. - Вот еще! - Закрой, не бойся. - Никто тебя тут не боится... Тося заинтересованно зажмурилась, на всякий случай оборонительно выставив локоть вперед, как учила когда-то опытная Анфиса. Илья живо вытащил из кармана маленькую коробочку, вынул из нее часики и положил их на Новую Зеландию. Тося открыла глаза: - Ой, чьи такие малюсенькие? - Твои... Чтоб вовремя обеды готовила,- пробормотал Илья, смущенно переступая с ноги на ногу. Он и не подозревал раньше, что не такое это простое дело - дарить часы любимой девчонке! Тося залюбовалась красивыми часиками. Стекло было толстое, увеличительное - мечты сбывались! Она поднесла часы к уху, послушала. Вся ее непримиримость куда-то запропала. Бесхитростная радость затопила Тосю и хлынула из ее глаз на Илью. - Тикают! Повеселевший Илья облегченно вздохнул и вытащил из кармана папиросы. У него сейчас был такой вид, будто он наконец-то перевалил труднейший в своей жизни перевал и вышел на прямую дорогу, ведущую к счастью. А Тося с былой доверчивостью приспустила с головы платок - и открылась тайна, которую она с таким старанием прятала от девчат: чтобы потягаться красотой с Анфисой, Тося сотворила себе модную прическу и стала непохожа сама на себя. - Ну как? - с надеждой в голосе спросила она. Илья замялся, не в силах сразу привыкнуть к необычному Тосиному виду. Тося похвасталась: - Тридцать четыре с полтиной отвалила! - По-моему... ничего... - неуверенно выговорил Илья и пальцем нарисовал в воздухе восьмерку. - Я так и думала: тебе понравится! Тося надела часы на правую руку и торжественно прошлась по комнате, упиваясь модной своей прической и первым в жизни ценным подарком. Снисходя к Тосиному малолетству, Илья поощрительно заулыбался, а Катя, подсматривающая в замочную скважину, прыснула в коридоре. __На левую руку надо, - подсказал Илья. - Я знала, да вот позабыла... - оправдалась Тося в непростительном своем невежестве и стала отстегивать ремешок. Гулко, как в пустую бочку, закашляла за дверью Катя. Тосина рука испуганно дрогнула и накрыла часики, словно защитить их хотела от надвигающейся опасности. Чтобы не мешать павлиньему Тосиному параду, Илья отошел в сторонку, присел на разоренную койку Анфисы и закурил. Тень набежала на лицо Тоси. - Ты чего это расселся? - Да брось ты, - миролюбиво сказал Илья и подмигнул Тосе, думая, что она его разыгрывает. - А ну, встань! - приказала Тося и захлопнула дверцу Анфисиной тумбочки, чтобы не видеть пустого уже флакона. Илья медленно поднялся. Тося затеребила ремешок на запястье. - То-ось?! - с отчаяньем в голосе крикнул Илья и, опережая события, отвел свою руку за спину. - Слишком они... дорогие, - попробовала схитрить Тося, протягивая Илье часы. - Да для тебя... - Для тебя, для меня... Не возьму - и точка! - выпалила Тося, отрезая себе все пути назад. Она злилась сейчас не так на Илью, как на себя - за то, что успела уже всем сердцем привязаться к красивым часикам. "Ох и жадюга ты! - осудила себя Тося. - Показали тебе цацку - ты уже все готова простить..." Что-то новое росло в ее груди, но Тося и на этот раз переборола несознательную свою женскую природу. Она широко замахнулась, чтобы швырнуть часы на стол, но в последнюю секунду пожалела ни в чем не повинную ценную вещь и бережно положила часы на раскрытый учебник географии. - Значит, не возьмешь? - угрожающе спросил Илья. Тося неподкупно замотала головой, и не глядя на часы, чтобы зря не соблазняться, придвинула их к Илье вместе с учебником. Анфиску выжил, теперь ко мне подбираешься? Илья насупился: - Что же, она всю жизнь меж нами стоять будет?.. Да и не я тут виноват. - Все вы теперь невиноватые, а человека загубили... Молчишь? Иди-ка ты, парень! Тося помахала рукой, выпроваживая Илью из комнаты. - Ах, та-ак?! Илья схватил со стола часы, шмякнул их об пол и изо всей силы ударил по ним кованым каблуком сапога. Завороженными глазами Тося смотрела на Илью, не подозревая, что вся его боль, как в зеркале, отражалась на ее лице. Опрокидывая стулья, Илья ринулся к выходу, хлопнул дверью, загремел в коридоре ведром. Встревоженные девчата вбежали в комнату. Тося сидела на полу и подбирала осколки часов. Непрошеные слезы текли по ее щекам. - Он тебя ударил, да? - выпытывала Вера. - Да кто тебя так обкорнал? - изумилась Катя, разглядывая нелепую Тосину прическу. - Тридцать четыре с полтиной... - прошептала Тося, поднялась с пола, роняя мелкие колесики и стекляшки, и спросила потерянно: - Да что же это такое, девочки? Ведь я его, ирода, полюбила-а!.. Она привалилась к столу, окунула опозоренную модной прической голову в равнодушную синь Тихого океана и заревела в голос. КСАН КСАНЫЧ ПОЛУЧАЕТ КВАРТИРУ. ТОСЯ НА КАМЧАТКЕ Апрель хозяйничал в поселке. Он заметно поубавил сугробы, оголил землю на буграх и солнцепеках, по-летнему подсинил небо и приподнял его над поселком. Тропки, стиснутые зимой высоченными сугробами, теперь, когда рыхлый снег вокруг наполовину стаял и осел, выперли наверх и высились грязными насыпными дамбами. Возбужденный Ксан Ксаныч топтался на крыльце нового дома, врезая замок в наружную дверь. Вид у него был торжественный, счастливый и чуть-чуть виноватый, будто он немного стыдился, что такое большущее счастье привалило наконец к нему. А вокруг Ксан Ксаныча шумел субботник. Десятка три лесорубов пожертвовали своим воскресным отдыхом и вышли на работу, чтобы наконец-то завершить затянувшуюся постройку многострадального дома, в котором Ксан Ксанычу с Надей обещали комнату. Они настилали полы, навешивали двери, вставляли стекла, тянули электропроводку от ближнего столба. На новостройке кипела дружная, празднично-шумная и малость бестолковая работа, какая бывает, когда за дело берется больше людей, чем надо, и не все из них знают, что и как им делать. Охрипший прораб метался по всему дому, безуспешно пытаясь навести порядок. И поверх разноголосицы шума и гама, давая тон всему, над стройкой раздавался неторопливый и размеренный стук топора, падающий сверху: - Бум... Бум... Бум... Это хмурый и нелюдимый Илья один-одинешенек трудился на крыше, закрывая последний просвет. Филя с Длинномером подносили ему доски. Тосе и на субботнике досталась почти поварская работа: она разогревала в котле воду, готовила в корыте глиняный раствор, а в свободные минуты помогала Вере сортировать кирпич. Надя с Катей носили кирпич на носилках. Ксан Ксаныч встретился глазами с Надей и многозначительно показал ей замок - этот наглядный символ их близкой уже семейной жизни. Надя поспешно закивала головой, радуясь, кажется, не так за себя, как за своего жениха, дожившего наконец до счастливого дня. Больше всего народу набилось в той комнате, которую Ксан Ксаныч когда-то вечером облюбовал себе с Надей. Маленький тракторист Семечкин вместе со своей тихой невестой возились у окна, вставляя стекла. Чуркин с видом заправского печника возводил печь. Подручным у него был комендант, повязавший себе мешок вместо фартука. Чернорабочую силу Чуркин держал в ежовых рукавицах и, помахивая кельмой, строго покрикивал на коменданта: - На кой ляд вы мне битый кирпич суете? Соображать надо, это вам не тумбочки учитывать! Катя прыснула. Завидев на улице Дементьева, Чуркин высунул голову в пустую незастекленную фрамугу и привычно крикнул: - Поднажмем, ребятушки! - Покосился на придирчивую Катю и добавил: - И девчатушки... - Да не кричите вы, - с досадой остановил его Дементьев. - Люди и так на совесть работают. - Кашу маслом не испортишь, - убежденно сказал Чуркин. Тося принесла в ведре глиняный раствор и стала возле коменданта. Она удивлялась, откуда Чуркин знает, какой кирпич куда класть, и все норовила подсунуть мастеру приглянувшуюся ей четвертушку кирпича. - Вот этот положите, - умоляла она. - А этот когда же? Гляньте, какой симпатичный! По соображениям высшего порядка, недоступным Тосе, Чуркин терпеливо отводил ее руку и брал совсем другие кирпичи. - Всему свой черед, - солидно говорил он, чувствуя себя на своем месте и наслаждаясь тем уважением, какое испытывали к нему сегодня все лесорубы и от которого он давненько уже отвык в лесу. - Погуще раствор разводи, это тебе не щи варить! Тося обиженно вздохнула и поплелась к своему грязному корыту. А Илья на верхотуре без передышки стучал топором; Он так старался заколотить все гвозди, которые выпускала наша железная промышленность, что Тося даже усомнилась: клялся он когда-нибудь в любви или это только приснилось ей в те далекие и счастливые времена, когда она еще ничего не знала о споре, всему на свете верила и, чтобы увидеть Илью во сне, колесом вертела по ночам подушку? К Дементьеву подбежал запыхавшийся прораб. - Вадиму Петровичу, - хрипло сказал он, пожимая руку. - Ну как, успеете теперь к маю? - Кто ж знал, что столько народу откликнется? - удивился прораб. - Не удавались у нас прежде такие мероприятия. Помаленьку растут люди: коммунистическая форма труда и все такое прочее... - Он заметил непорядок в дальнем конце дома и сорвался с места. І- Куда ты, куда? Эта дверь с другого подъезда. И кто эти субботники выдумал!.. Нагружая очередные носилки кирпичом, Катя глянула на верхушку телеграфного столба, где с монтерскими кошками на ногах висел Сашка, подключая электропроводку к новому дому, - Смотри не сорвись! - боязливо крикнула Катя. И Тося машинально покосилась на Илью. Он уже за крыл последний просвет в крыше и начал зашивать доска ми фронтон дома. Нашел себе работенку! Ему и горюшка мало, что топор его стучался прямехонько Тосе в сердце, тревожа ее и заставляя все время думать о нескладной своей любви. Сашка на столбе помахал Кате рукавицей и крикнул в ответ: - Кирпича поменьше накладывай, сколько тебе говорить? Ты себя с Надей не равняй! - Вот феодал! - нежно сказала Катя. - Еще не поженились, а уже командует. Тося проворно схватила большой ком мерзлой глины, замерла с ним над корытом и выжидающе посмотрела на Илью. Почувствовав на себе отчаянный Тосин взгляд, Илья недовольно оторвался от работы, притормозил свой громкозвучный топор. Равнодушно, будто по пустому месту, скользнул он по Тосе глазами, буркнул кислым голосом: - Эй, кто там? Гвозди кончаются... - И громче прежнего застучал топором. О гвоздях он заботился... Тося бухнула в корыто тяжелый ком глины. Ей вдруг до слез жалко стало, что так уныло, за здорово живешь проходят лучшие ее годы. Тоже мне, жизнь! Хоть поскорей бы, что ли, состариться и выйти на пенсию. Тося позавидовала пенсионерам: вся любовь у них засыхает от старости, никаких тебе забот и мучений. Живи и радуйся! Ксан Ксаныч привинтил замок, пощелкай туда-сюда ключом и остался доволен. Он внес в свою комнату охапку сухих дров, заранее припасенную им, вытащил из чехольчика складной нож собственной добротной конструкции и стал тесать лучину для растопки. - Торопишься ты, Саня! - предостерег Чуркин. - А ждал сколько? -- Ксан Ксаныч кивнул на печку. - Алексей Прокофьич, ты уж того... За мной не пропадет! Сам знаешь: печь для семейной жизни... Не находя нужных слов, он помахал зажатыми в кулаке лучинами. Все на свете умел делать Ксан Ксаныч, а вот с важнейшим печным ремеслом как-то разминулся в своей жизни. Чуркин покосился на коменданта. ' . - Рассчитываешь на эту комнату? А если не тебе дадут? - Игнат Васильевич обещал... - Обещают одному - дадут другому, - умудренно сказал комендант. - Ты думаешь? - испугался Ксан Ксаныч. - Бывает... Чуркин почесал в затылке оттопыренным мизинцем - единственным своим чистым пальцем - и пояснил наивному Ксан Ксанычу: - Администрация! Ксан Ксаныч поспешно спрятал ножик в чехол и выскользнул из комнаты. Дементьев скинул с себя пальто и стал расчищать подступ к крыльцу от строительного мусора. Привычно помешивая палкой в котле, будто там варились щи, Тося тихонько сказала Вере: - Тоскует человек... На месте Анфиски я ему написала бы. Хоть открыточку! По грязному затоптанному снегу с частыми прогалинами первых луж промчался юркий солнечный зайчик от оконной рамы, которую Сашка тащил к дому. Сашка так спешил, что даже не успел снять монтерские кошки и бренчал ими, как кавалерист шпорами. Илюхин топор вдруг замолк. И хотя, пока топор стучал, никто, кроме Тоси, его вроде и не слышал, но как только стук оборвался, все разом вскинули головы. И Тосе просто грех было не воспользоваться таким удобным случаем, и она добросовестно запрокинула голову кверху. - Гвоздей давай! - требовательно закричал Илья с чердака. - И чего разорался? - проворчала Тося: она хоть и не забывала про свою любовь к Илье, но видела насквозь все его недостатки и совсем не собиралась прощать ему барских замашек. Сашка остановился, озираясь вокруг и прикидывая, кому поручить отнести гвозди Илье. Солнечный зайчик заплясал на Тосином сердитом лице. - Вера Ивановна, отнеси Илье вон тот ящик, - распорядился Сашка. - Тось, помоги! - А сам он не может? Руки у него отсохли? - озлилась Тося, закрываясь рукой от въедливого зайчика. Пока она воевала с солнечным зайчиком, Вера взялась за один конец ящика, приподняла его и вопросительно глянула на замешкавшуюся Тосю. Чтобы подруга не надрывалась, Тося подошла к ящику и неохотно взялась за другой конец. Они втащили ящик с гвоздями по шатким сходням на чердак. Вера тут же сбежала вниз. И Тося заторопилась было за ней, но хлястик ее ватника зацепился вдруг за конец толстой проволоки, свисающей с крыши. Тося замерла на месте, думая, что это Илья держит ее. - Пусти... - тихо сказала Тося. - И чего вытво-ряешь? Она шагнула вперед, но хлястик натянулся и не пускал. - Пусти, кому говорят! - прошипела Тося, все еще не оборачиваясь к Илье, чтобы не видеть подлого человека, который ловко заманил ее на чердак, а теперь издевается над ней. Она опять рванулась вперед, но ее крепко держали за хлястик и не давали сойти с места. - Пусти, ирод! - выпалила Тося, схватила обрезок горбыля и гневно обернулась. Илья стоял спиной к ней и возился с досками, прилаживая их к поперечинам. Тося разочарованно отбросила свой горбыль, медленно отцепила хлястик от проволоки. Она шагнула уже к сходням, собираясь сбежать вниз вслед за Верой, но как раз в эту секунду Илья наконец-то приладил доску и, не глядя на Тосю, требовательно протянул руку в ее сторону. Тося сначала не поняла, чего он от нее хочет, и отшатнулась, но тут же догадалась, немного помедлила, вытащила из ящика гвоздь и подала Илье - для пользы дела, чтобы поскорей закончить постройку дома, в котором Наде с Ксан Ксанычем обещали комнату. Илья забил гвоздь и снова протянул руку. Тося снова подала ему гвоздь, стала поудобней и заблаговременно приготовила следующий: растяпой она не была и работать умела. Над стройкой опять поплыл неторопливый размеренный стук:- Бум... Бум... Бум... Повернувшись спиной к Тосе, Илья работал как автомат: одним ударом топора заколачивал гвоздь, протягивал назад руку, в которую Тося совала новый гвоздь, и тут же заколачивал его. Нельзя было даже понять, знает он, кто подает ему гвозди, или нет. Тося насупилась и самолюбиво закусила губу. Илья протянул руку за очередным гвоздем и, не находя его, нетерпеливо пошевелил пальцами. - Ну где ты там? - Нашел себе подсобницу! Вот тебе, держи! - с ненавистью выпалила Тося, схватила ящик с гвоздями, понатужилась, подняла его и швырнула к ногам Ильи. Ящик всей своей тяжестью пришелся на носок Илю-хиного сапога. Илья охнул и запрыгал на одной ноге, морщась от боли. Неведомая Тосе властная сила сорвала ее с места и кинула к Илье. Снизу вверх заглядывая ему в лицо и страдая больше его самого, она спросила виновато и покаянно: - Илюшка, больно тебе? Илья попытался улыбнуться Тосе, но тут же скривился от боли. - Ничего... - выдавил он из себя. - Терпеть... можно! От конторы лесопункта к новостройке, разбрызгивая первые весенние лужи, бежал не разбирая дороги счастливый Ксан Ксаныч. - Дали, Надюша, дали!.. - кричал он, размахивая узенькой бумажкой. - Ту самую, окно на юг!.. Лесорубы шумной гурьбой окружили Ксан Ксаныча с Надей. - Ксан Ксаныч, с тебя приходится! - Новоселье не зажимать! - Ребятки! - растроганно пообещал Ксан Ксаныч, весь какой-то взъерошенный от счастья. - Все будет, дайте только нам с Надюшей на квартиру перебраться. И свадьба будет, и новоселье! - Горько! - дурашливо крикнул Филя. - Ну, а это уж ни к чему... - обиделся Ксан Ксаныч. Все вокруг разом вскинули головы. Над стройкой и поселком несся радостный и ликующий стук топора: - Бум!.. Бум!.. Бум!.. И лесное эхо отвечало вдали - старательно и приру-ченно, как верная домашняя собачонка: - Пуф!.. Пуф!.. Пуф!.. Вера понимающе улыбнулась. А Филя с Длинномером тревожно переглянулись и бегом потащили доски на чердак. Чуркин вмазал чугунную плиту в кладку. - Шабаш! Комендант горделиво обошел вокруг первой в жизни печки, сложенной при помощи и его рук. - Ну как, будет она греть? - А кто ж его знает? - осторожно отозвался Чуркин. Распахнулась дверь - и Ксан Ксаныч торжественно ввел Надю в комнату. Он снисходительно показал коменданту узкий листок бумажки, непостижимым образом вместивший в себя все радости будущей его семейной жизни. - Бывает, - сказал комендант. А Чуркин почесал мизинцем в затылке, развел руками и повторил свое любимое: - Администрация!.. Они помыли руки и ушли. Напоследок Чуркин многозначительно подмигнул Ксан Ксанычу, напоминая ему о недавнем его обещании. - Дождались, Надюша! - сказал Ксан Ксаныч. Ему вдруг показалось, что комната их стала меньше, чем была три недели назад, когда они с Надей ночной порой держали совет, как получше расставить мебель. Ксан Ксаныч озабоченно перемерил комнату шагами и убедился, что все отвоеванные им у судьбы четырнадцать квадратных метров жиплощади остались в целости и сохранности и терпеливо ждут, чтобы принять их с Надей на свои просторы. Ксан Ксаныч кинулся растапливать печь, а Надя стала мыть пол. В комнате запахло распаренной глиной. Печь пошла сухими пятнами и поначалу отчаянно дымила. - Ничего! - бодро сказал Ксан Ксаныч. - Свой дым глаза не выест! Он обследовал все свои владения, подергал ручку двери, повертел шпингалеты на окне и пообещал: - Все метизы, Надюша, мы сменим! Надя не узнала его голоса и удивленно посмотрела на жениха. В Ксан Ксаныче появилось что-то новое, незнакомое ей. Он будто вырос на целую голову, и во всех повадках стало проступать что-то самоуверенное, немного даже кичливое. Поистине, долгожданная собственная комната творила с Ксан Ксанычем чудеса и вытащила на божий свет все спрятанное до времени. Надя вдруг подумала, что она не так уж хорошо знает своего жениха. Он приложил ухо к печной трубе и пригласил Надю: - Иди послушай! С тряпкой в руке Надя подошла к трубе и стала рядом с Ксан Ксанычем. Касаясь друг друга плечами, они слушали, как гудит в трубе теплый воздух. - Строго гудит! - одобрительно сказал счастливый Ксан Ксаныч. - Видать, с характером печка... А в общежитии, Надюша, совсем не тот коленкор. Там у печки одна забота: температуру давай. А тут она уют создает. Хоть и бессловесный предмет, а понимает, что требуется для семейной жизни! Надя закивала головой, соглашаясь с Ксан Ксанычем, и ушла домывать пол. Стало смеркаться. Сашка постучал топорами, обух по обуху, возвещая конец субботника. И когда все лесорубы покинули уже новостройку и шум вокруг затих, мимо пожилому запотевшего окна в комнате Ксан Ксаныча прошествовали Илья с Тосей. Тося шагала чуть впереди, а Илья по-адъютантски почтительно сопровождал ее. - Тось? - робко окликнул он нетвердым голосом человека, до конца еще не уверенного в том, что все беды его миновали. - Молчи! - суеверно шикнула Тося. - А то опять поругаемся... Илья послушно замолк. Они шли рядышком, искоса поглядывая друг на друга. По стародавней своей привычке Тося вскоре вырвалась вперед. Илья набрался смелости и попридержал ее за локоток. Тося виновато глянула на Илью и укоротила свою прыть. Они ступали теперь нога в ногу и дружно молчали... Печь нагрелась и перестала дымить. Ксан Ксаныч принес с улицы чурбан и уселся посреди комнаты. - Иди посиди со мной, - позвал он Надю. - Успеется! - Бот до