ию. Речь идет буквально о часах. Российские и немецкие дипломаты пытаются добиться встречи с маршалом Амером, королем Хусейном и президентом Аль-Баширом. Но ни одного из них отчего-то нет на месте. Кто отдыхает, кто наносит неофициальный визит неизвестно кому. Одним словом, мы готовы к массированному вторжению регулярных подразделений Арабского легиона и вооруженных сил Судано-Египта и Сирии. Третий день продолжается давно не слыханного размаха и разнузданности антиизраильская пропаганда, по радио и дальновидению непрерывно звучат призывы уже на государственном уровне сбросить Израиль в море или, по крайней мере, свести его к размерам древнего Иудейского царства. Причем эта людоедская идея получила неожиданно сочувственный отклик в среде самых человеколюбивых европейских интеллектуалов. В приграничных территориях давно уже отмечается немотивированное и на вид бессмысленное перемещение танковых колонн. Кроме известного вам случая, есть данные, что пла-. нировались взрывы зарядов субъядерного уровня во многих наших городах. Это должно было сорвать мобилизацию ополчения, и так далее. Ничего, разберемся! Тарханов даже и не предполагал, что спокойный, игравший под крутого интеллигента разведчик может так разнервничаться. А с другой стороны, был бы он, Сергей Тарханов, князем какой-нибудь Рязани, к которой подступают полчища Батыя, а у него за стенами две тысячи дружины и чуть больше городского ополчения. И он бы завибрировал. Конечно, расклад сейчас немного другой, но все же. Тут действуют законы больших чисел, и при мобилизационном потенциале арабских стран в 10 миллионов готовых на все "воинов ислама", и почти таком же количестве предлагающих свои услуги искателей приключений из всех уголков мира не слишком стоит надеяться на поддержку союзников. Если не удержишь фронт, разговор будет простой и короткий. Так он и сказал Розенцвейгу, присовокупив, что не стоило бы им, братьям по духу, слишком уж воображать по поводу собственной исключительности. - Ладно, вы избранный богом народ, мы тоже вроде бы народ-богоносец, у каждого своя свыше определенная функция. А вот согласились бы принять российское подданство на условиях полной автономии, и никто бы вас не тронул больше. Поскольку с Россией в свое время воевать и персы, и турки, и немцы зареклись, не говоря уже о ваших контрагентах. Как в свое время Армения, Грузия, Азербайджан и другие многие за нашими штыками спрятались. Третий век живут и в ус не дуют. - Не будем сейчас об этом, Сергей Васильевич, - мрачно ответил майор. - Возможно, он был согласен с Тархановым, но не считал возможным именно сейчас обсуждать данную тему. Справа и внизу искрилось почти штилевое море, у горизонта виднелись какие-то корабли. Тарханова насторожила скорость их перемещения. Полосы дыма лежали на воде почти горизонтально. И двигались они снизу вверх, то есть с юга. На русские крейсера не похоже, а израильские корветы ходят без дыма. Еще садясь в машину, он заметил в глубокой нише под перчаточным ящиком хороший, обтянутый камуфляжной пенорезиной бинокль. Вынул его, поднес к глазам. Судя по силуэтам, эсминцы итальянской постройки, типа "Эммануэле Паретто". Такие стоят на вооружении в египетском флоте. Устаревшие, но по-прежнему быстроходные, на форсаже могут дать до сорока узлов и вооружены солидно. От крейсеров уйдут, от прочих отобьются. "А ведь они уже в территориальных водах", - подумал капитан, и тут же вдоль бортов кораблей дружно сверкнуло пламенем. - Тормози! - отчаянно закричал он майору, потому что непонятным образом, но совершенно отчетливо увидел, где и как лягут 140-миллиметровые снаряды эсминцев. "Опель-Адмирал" догонял колонну израильских армейских грузовиков, кузова которых были полны солдат. Впереди шла еще одна колонна шестиосных транспортеров, перевозящих батальон танков. Тарханов видел их давно, поскольку машина крутилась по серпантину, и иногда панорама дороги открывалась на десяток километров вперед, а моментами поле зрения сокращалось до сотни метров. И Сергей понимал, чувствовал, что огневой налет с моря направлен именно на эти колонны, но они с Розенцвейгом гарантированно подпадают под удар. Майор, демонстрируя невероятную реакцию, не спрашивая ни о чем, сбросил газ, вдавил в пол педаль тормоза и крутанул руль на интуитивно просчитанный угол. На какое-то мгновение машина пошла юзом, тут же выровнялась, вильнула и замерла, почти коснувшись бампером бетонного парапета. Хорошо, что машина была кабриолетом. Тарханов, не думая о дипломатии и пиетете, схватил Розенцвейга за поясной ремень и перебросил через борт автомобиля. Как приходилось делать в прошлой боевой жизни, Сергей считал в уме, сколько секунд летит снаряд. Повалил майора в кювет, распластался рядом, и тут как раз и рвануло. Серия разрывов накрыла хвост армейской колонны, а один из снарядов ударил прямо перед радиатором "Опель-Адмирала". Вверх и в стороны полетели колеса, куски металла, подушки сидений. Уцелевшие после первой очереди солдаты сноровисто рассеялись по обеим сторонам дороги, залегли в камнях, готовясь, пока не поступил другой приказ, отражать десант, если таковой высадится. Танковые транспортеры на предельной скорости рванулись вперед, растягивая интервалы, и следующие залпы начали ложиться впустую, бессмысленно поднимая в воздух столбы песка и щебенки. Через несколько минут танки прямо с посаженных гидродомкратами на асфальт платформ открыли по кораблям ответный огонь. За это время Тарханов с Розенцвейгом успели то бегом, то ползком выбраться из зоны поражения. - Вы молодец, капитан, реакция у вас прямо поразительная, Мы чуть не въехали в самую кашу. - Уходят, - сообщил Сергей, продолжая наблюдать в бинокль за горизонтом. - Это как считать, уже война или еще провокация? - Как высшее руководство расценит. Сейчас должны появиться наши штурмовики- перехватчики. Эсминцы они, скорее всего, потопят. А дальше стороны могут обменяться нотами и этим ограничиться или раскрутить акцию возмездия по полной программе. В подтверждение слов Розенцвейга далеко впереди на ярко-синем небе обозначились белые полосы инверсионных следов. С аэродромов Синая поднялись по тревоге самолеты. Связь и радиолокация здесь работали четко. x x x Когда добрались до Тель-Авива, стало понятно, что дело идет скорее к войне. Над крышами завывали сирены, предупреждающие о возможном воздушном налете. Резервисты, подчиняясь переданному по радио и дальновидению условному сигналу, спешили к пунктам сбора, уже обмундированные и со своим оружием. Уличные репродукторы сообщали о нанесенных бомбоштурмовых ударах по египетским и сирийским аэродромам и о том, что ни один вражеский самолет пока что не сумел подняться в воздух. О встрече с премьер-министром теперь не могло быть и речи. Как раз сейчас он выступал по радио, и на перекрестках толпились встревоженные толпы не подлежащего призыву населения. Тарханов, не слишком хорошо разбиравший быструю устную речь на идиш, уловил только понятную военную терминологию. "... Мы не имеем права проиграть не только войну, но и один-единственный бой. У нас нет за спиной территории для маневра и резервов для восполнения потерь. Чтобы сохранить страну и армию, мы можем только наступать и побеждать. И я обещаю, что именно так и будет, если коварный враг попытается пересечь наши священные границы!" Однако должный бюрократический порядок в стране сохранялся. Розенцвейг привез Тарханова в приемную главы правительства, и какой-то чиновник с погонами бригадного генерала вручил российскому капитану от имени премьер-министра диплом о присуждении высшего почетного звания - "Праведник перед Богом", которого удостаивались только неевреи за исключительные заслуги перед еврейским государством, и соответствующую, довольно крупную медаль на бело-синей ленте, а в качестве приложения - чек на весьма и весьма приличную сумму. В том, наверное, смысле, что Праведник не должен омрачать свой высокий дух суетными заботами о хлебе насущном. - Имейте в виду, Сергей (у них тут все называли друг друга по именам, даже рядовой мог так обращаться к главнокомандующему), - сказал генерал, пожимая Тарханову руку, - все это означает, что вы автоматически приобретаете право на наше полноправное гражданство, можете поступить на службу в армию, выдвинуть свою кандидатуру в кнессет и так далее. - Спасибо, ваше превосходительство, я всегда буду об этом помнить. x x x ... Уже на другой машине, которую Розенцвейг раздобыл необыкновенно быстро, правда не такой шикарной, как безвременно погибший "Опель", они подкатили к высоким кованым воротам, преграждавшим въезд в охраняемый поселок на окраине города. - Как у вас говорят, война войной, а обед по расписанию, - сообщил майор, когда они по свободным от выдвигающихся к фронту войсковых колонн окраинным Улочкам выбирались из центра города. - Тем более что все идет по плану. Я осведомился по своим каналам, генштабисты уверены, что противник не сумеет прорвать наши пограничные укрепления. Тяжелая авиация Израиля готова накрыть бомбовым ковром и Каир, и Дамаск, если они не одумаются. Мы не зря готовились к этой войне тридцать лет. - Мне, наверное, тоже нужно немедленно возвращаться в часть. Если ударят и со стороны Сирии, наша бригада окажется на главном направлении... - Пусть это вас не заботит. Прежде всего вы еще не выписаны из госпиталя, а кроме того, через час-другой станет известно о нашей с вами трагической гибели во время огневого налета эсминцев по приморскому шоссе. То, что осталось от моего "Опеля", выглядит очень убедительно. Так что процедура похорон будет чисто формальной. А свою загробную жизнь мы с вами начнем уже по другому ведомству. Лишних вопросов Тарханов задавать не стал, тем более, что снова воевать по полной программе ему совсем не хотелось. Он знал, что обычно случается с войсками прикрытия в первые часы войны. Служба охраны поселка была наверняка поставлена на должном уровне и до войны, а сейчас еще и ужесточилась. Тарханов не мог не восхититься великолепной мобилизационной готовностью израильского народа. В России, как известно, все обстояло совершенно противоположным образом. Начало войн и революций всегда сопровождалось невероятным бардаком на всех уровнях власти и общества и лишь с течением времени приходило в относительный, а потом и в железный порядок. Несмотря на то, что часовые не могли не знать майора в лицо, они все же попросили Розенцвейга предъявить пропуск, а его пассажира - документы. Один держал их под прицелом автомата, а другой заученным движением провел по удостоверениям ручным сканером. - На всякий случай, - пояснил майор. - Во-первых, вкладыш в пропуск меняется каждый день, и, если я этого по какой-то причине не сделал, это уже повод обратить на меня и моих гостей специальное внимание. Вдруг меня захватили террористы и шантажом или угрозами заставили провезти их в поселок? Ничего не выйдет. Документы проверяются по такому числу признаков, что даже я все их не знаю. И если что, то вот... - он показал рукой в сторону караульных будок по обеим сторонам ворот. Из амбразур выглядывали решетчатые кожухи станковых пулеметов. Охрана стреляет без предупреждения, причем в этом случае моя жизнь уже не имеет значения. У нас штучки типа: "Бросьте оружие, иначе мы убьем заложника" - не проходят. Поэтому и терроризм такого рода на территории Израиля практически неизвестен. Мы им это вбили, как Павлов своим собакам, на уровень безусловных рефлексов. Однако бдительности по-прежнему не снижаем, в отличие от вас, коллеги, не в обиду будь сказано. Контроль они прошли благополучно, и ворота перед ними гостеприимно раскрылись. В поселке жили люди не бедные и по преимуществу - с фантазией, а также и обуреваемые ностальгией. Сергей насчитал только на одной улице восемь вилл, оформленных в типично среднерусском духе. Бревенчатые в два этажа избы, помещичьи особняки с мезонинами стиля позапрошлого века, березки перед фасадами, липовые аллеи. Были, впрочем, и другие, напоминавшие о происхождении владельцев из Мекленбурга, Саксонии, Мазовецкого края. Пока машина взбиралась вверх по серпантинной, мощенной брусчаткой дороге, Тарханов сообщил о своих наблюдениях вслух. - Увы, что делать, здесь живут только ашкенази*, других образцов для подражания у нас нет. Большинство плохо представляет, как жили зажиточные евреи в эпоху, предшествовавшую рассеянию. А если кто и знает, то все равно не хочет обитать в глинобитных домах без окон. В поселках сефардов вы бы увидели отчетливые мавританские мотивы. * Ашкенази - евреи европейского происхождения. Сам Розенцвейг квартировал в кирпичном особняке с мансардой, усредненно- европейского стиля, окруженном типичной средиземноморской растительностью, что свидетельствовало либо о принципиальном космополитизме, либо о нехватке средств на архитектурно-ландшафтные изыски. Жил майор в этом доме один, по крайней мере никаких следов женского и детского присутствия Тарханов не обнаружил ни на участке, ни в комнатах. И стол был накрыт официантами из ближайшего ресторана, причем исключительно в местном вкусе. - Привыкайте, дорогой друг, - с легкой иронией сказал Розенцвейг, - вы теперь почетный еврей и должны уметь поддерживать реноме. Если не за столом, то хотя бы в разговорах типа: "Ах, как я люблю настоящий "цимес", рыба-фиш могла бы быть и понежнее, по субботам я ем только молочный борщ", и так далее. - Надеюсь, хотя бы водку вы нам подадите нормальную, от вашей кошерной меня всегда по утрам мутит. - Из двери напротив появился Чекменев, как всегда - словно черт из табакерки. Сбросил на спинку стула пиджак и упер руки в бока, присматриваясь к расставленным вдоль стола закускам. Эту мизансцену Тарханов воспринял спокойно, привыкнув уже, что у русского и еврейского контрразведчиков своя игра и свои отработанные шуточки. - Как вам будет угодно, друг мой. Нельзя сказать, что еврейская кухня так уж Сергея восхитила, он предпочитал кавказскую, но есть было можно, не слишком себя напрягая. - Признаться, я не очень люблю нарушать законы, даже если это диктуется служебной необходимостью. Поэтому решение премьер-министра снимает камень с моей души, - сообщил Розенцвейг. - По действующим законам получающий израильское гражданство имеет право избрать себе новое имя, фамилию или все сразу, если считает, что прежние не соответствуют его теперешнему положению и мироощущению. Верующие часто принимают имена библейских персонажей, атеисты - что на ум взбредет, но обычно тоже с соответствующим колоритом, на базе языка иврит. Сейчас вообще, особенно у молодежи, появился обостренный интерес к "языку Книги". Ходят даже разговоры, чтобы вновь сделать его живым разговорным, чтобы уравнять шансы. А то, мол, европейские евреи со своим идиш имеют явное преимущество перед выходцами с востока и юга. Впрочем, это я так, к слову, для расширения вашего кругозора. Так вот, вернемся к нашим баранам. Я тут позволил себе некоторое самоуправство, оформил вам документы на выезд из страны, не посоветовавшись с вами. Теперь вы - господин Узиель Гал. Звучит это вполне прилично, и запомнить легко. Паспорт совершенно подлинный, зарегистрирован, как положено, срок действия десять лет. Можете пользоваться им без всяких опасений. Вот здесь отметка, что вы абсолютно не годны к военной службе, даже и в военное время, так что выпустят вас без проблем. Чекменев, видимо, избравший себе на сегодня позицию стороннего наблюдателя, молча кивнул с набитым ртом. Сергей взял паспорт с вложенным в него билетом на самолет до Нью-Йорка. Фотография была его, но когда ее сделали? Очевидно, прямо в приемной премьер- министра, скрытой камерой, потому что костюм и рубашка были те же, что и сейчас, а он сегодня надел их впервые. Ловкая работа. Что бы там ни говорил майор, Тарханов решил уточнить свой нынешний статус у соотечественника, облеченного, что очевидно, весьма широкими полномочиями. - Все так и есть, друг мой. Для отечественного армейского командования вы, к глубокому прискорбию, погибли. Из огня да в полымя, как говорится. Или же - сколько веревочке ни виться... - Можно также добавить, - щегольнул знанием русского фольклора и Розенцвейг, - повадился горшок по воду ходить, тут ему и голову разбить. - Ну, братцы, вы уж слишком плотно за меня взялись, - посетовал Тарханов. Чуть пригорюнился, соответственно моменту. - Значит, помянем. - Он поднял рюмку. - А если спросит кто-нибудь, ну, кто бы ни спросил, скажи им, что навылет в грудь я пулей ранен был. Что умер честно за царя, что плохи наши лекаря и что родному краю привет я посылаю. Не прекращая застолья, Розенцвейг и Чекменев подробно проинструктировали Тарханова о том, как ему вести себя в полете и по прибытии на место. - Интуиция подсказывает, что мы еще встретимся с вами, дорогой друг, - сообщил майор. - Это гора с горой не сходятся. Может, здесь, может, в Москве. В любом случае, желаю всяческих успехов и долгих лет жизни. Главное, соблюдайте одиннадцатую и двенадцатую заповеди. - Это какие же? - удивился Сергей, который слышал лишь о десяти. - "Не зевай" и "не попадайся". На этой оптимистической ноте ужин и завершился. x x x На обратном пути Чекменев, который за весь вечер не сказал и десятка фраз, предложил: - Нет, ты как хочешь, а я предпочел бы закончить мероприятие как-нибудь по- нашему. Мы же с тобой тоже расстаемся надолго, а я к тебе привык. Да и не обо всем пока обговорено. Выпьем еще чуток, я тут явно недобрал, закусим селедочкой с черным хлебом. Сколько ни пытался, так и не привык к их кулинарии. Вроде талантливые люди, а готовят черт знает что. Любой неграмотный грузинский крестьянин им сто очков вперед даст. Действительно, подполковник пил сегодня крайне мало, по нескольку раз пригубливая одну и ту же рюмку. Очевидно, по каким-то своим, оперативным соображениям. x x x - То, что они тебе первую фазу отхода обеспечивают, это хорошо. Мне хлопот меньше, собственные ресурсы лишний раз приберегу, а их СД - одна из мощнейших спецслужб в мире, сделают все как надо. Однако... Как писал один древнеяпонский поэт, "жаба хитра, но маленький хрущ с винтом много хитрее ее". Тарханов сначала не понял юмора, но потом сообразил, подставив вместо жабы и хруща несколько другие слова, начинающиеся с тех же букв, расхохотался. - Посему инструкцию Розенцвейга будешь выполнять до половины. - Это как? - Просто. Выйдешь из самолета, возьмешь такси, да не на стоянке, а чуть подальше, махни рукой любой проезжающей желтой машине. Поедешь по указанному адресу, но в дом заходить не спеши. Пройди мимо до следующего угла. Там к тебе подойдет человек, скажет по-русски: "Иван Петрович велели кланяться". Именно так скажет, никак иначе. - Что я, не знаю, что такое пароль? - обиделся Тарханов. - Не комплексуй, наше дело такое, лучше лишний раз напомнить. Услышишь пароль - делай, что дальше этот человек скажет. Если вдруг не окажется его на месте - подожди минут пятнадцать, не больше, и иди на еврейскую явку. Тогда уж по их схеме действуй. Сергей все еще не мог привыкнуть к реальности той жизни, что у него началась вследствие невинного желания встретить Новый год в приличной компании. - Слушай, ответь мне честно - ну на кой это все? Или вам просто работы не хватает, вот и выдумываете себе всякие вводные? Где мы, где Нью-Йорк, и неужели можно всерьез предполагать, будто люди какого-то полудикого шейха держат под колпаком весь мир, способны перехватить человека, которого ни разу в жизни не видели, на улице двенадцатимиллионного города, тем более, не догадываясь до сего момента, что я полечу именно туда, именно в это время. - Сочувствую твоей наивности. И даже слегка завидую. Ну, слушай, Розенцвейг тебе этого не говорил, и я до поры помалкивал. Запомни раз и навсегда - не с полудикими шейхами мы имеем дело, а с разветвленной, почти всемирной организацией, объединяющей всех, кому не нравится нынешнее мироустройство. Ты понимаешь - всех. Независимо от более частных интересов, религий и убеждений. Этакий "Черный интернационал". Что, казалось бы, может объединять исламских фундаменталистов, борцов за "свободу Южной Африки", китайские триады, колумбийских наркобаронов и всевозможных европейских "леваков"? - А разве их действительно что-то объединяет? - Тарханов не один год воевал в разных "горячих точках" "тихо-атлантического периметра", но ему и в голову не приходило, что происходящие в мире перманентные локальные конфликты, "освободительные войны", набеги бандитских шаек на приграничные территории, вспыхивающие время от времени студенческие бунты в самых сытых и благополучных странах Европы могут координироваться и направляться из единого центра, представлять собой, этапы реализации какого-то грандиозного общего плана. Как это вообще возможно, а главное - зачем? Так он и спросил. - Санкта симплицитас*, - восхитился Чекменев. - В том-то все и дело. По большому счету это действительно вроде бы никому не нужно, кроме нескольких сотен, может быть, тысяч людей, которые извлекают из данного процесса огромные деньги, а в перспективе рассчитывают приобрести власть над миром. Вернее, над тем, что от него останется. Недовольные существующим порядком вещей всегда были и будут, только, к счастью, их недовольство в большинстве случаев не переходит некоторых границ. * Святая простота (лат.) Когда переходит, случается то, что имело место в Германии и России в 18-20-м годах прошлого века. К счастью, все это достаточно быстро кончилось. Трудно представить, в каком мире мы бы сейчас жили, сумей наши большевики и немецкие спартаковцы удержать государственную власть, организовать пресловутую "мировую революцию". Ладно, это дела прошлые. А сейчас снова дело идет к чему-то похожему, только почти никто в это не хочет верить. "Обездоленные" всех стран свято верят, что если взломать Периметр, захватить и поделить богатства "свободного мира", то немедленно начнется райская жизнь для всех. А умные и беспринципные люди этим пользуются. Одни, попроще, торгуют оружием, наркотиками. Другие - идеями, третьи - самые умные - надеются возглавить процесс дележки во всемирном масштабе. А война, что сегодня или завтра начнется, ее полунищие арабы по своей инициативе и на свои деньги начали, что ли? Они, конечно, с евреями разделаться семьдесят лет спят и видят, да только силенки здраво сопоставляли. А тут вдруг ломанулись очертя голову. Теперь будем ждать, кто еще в этой авантюре нарисуется. Да что я тебе политграмоту читаю, Бог даст, сам все узнаешь, из первоисточников. Займись непременно, ибо сказано - не воображайте, что неучастие в политике убережет вас от ее последствий. Что же касается тебя и твоего напарника Ляхова лично. Какое право мы имеем недооценивать противника? Они сейчас работают по всем направлениям, ставят на все шансы. Почем мы знаем, вдруг они думают, что ты, например, не случайно влезший не в свое дело пехотный офицер, а контртеррорист-боевик суперкласса, направленный как раз для того, чтобы сорвать их акцию и захватить "Гнев Аллаха", так они назвали свою машинку? Мы с Розенцвейгом тоже, скорее всего, уже попали в поле зрения их разведки. Вот пока и все зацепки. Так что, убивать нас, скорее всего, просто так не будут, поводят, последят, а уж потом... Могут попытаться в плен захватить. - А что же вы про фетву и месть говорили? - Одно другому не помеха. Я же говорил, что только высшие стратегические цели у верхушки этого движения совпадают, а на уровне реальных действий тактика и интересы у всех свои. И шейха вы шлепнули, и сабля пропала, так что для этих именно фигурантов отомстить вам - святое дело. Но как раз от них уберечься проще всего. Гораздо хуже и опаснее другое. Я, к примеру, совершенно не уверен, что их агентура не внедрилась в штаб нашего Корпуса, в канцелярию израильского премьера, в какие-то московские и петроградские структуры. То есть враг может быть абсолютно везде, поскольку непонятно, кого и на каких условиях "интернационал" может привлечь на свою сторону. Российского социалиста увлечь "благородной" идеей восстановления справедливости в мировом масштабе, мусульманина призвать к участию в джихаде и почти любого - просто купить, поскольку людей, не продающихся принципиально и ни за какие деньги, не так уж много. Так что абсолютно доверять я могу только лично мне известным коллегам, в том числе и Розенцвейгу. Ну и еще кое-кому. Тебе, Ляхову в том числе. Из чего вытекает - я очень заинтересован, чтобы ты добрался до России живым. Поскольку рассчитываю на дальнейшее сотрудничество. - Понятно, хотя и не дюже приятно. Страшноватую картинку ты нарисовал. Я теперь так и буду ходить, все время оглядываясь и соображая, кто тут поблизости агент "Черного интернационала". - Оглядываться, может быть, все время и не обязательно, а соображать надо, постоянно и всенепременно. - Теперь давай, Игорь, проясним напоследок кое-что насчет пресловутого "Аллахова Гнева". Убей, не понимаю, как можно не разобраться в сути железки, с помощью которой собирались полстраны уничтожить. - Мы привлекли самых авторитетных специалистов, которые здесь имеются, но результаты парадоксальные. Пиротехники, к примеру, утверждают, что взрывным устройством предложенный к экспертизе предмет не является. Категорически. Взрываться там просто нечему. Ни нормальной взрывчатки, ни ядерной. Соответственно ничего не нашли и остальные специалисты, хоть как-то причастные к смертоносным технологиям. Только один физик-ядерщик заявил, что эта штука напоминает по замыслу какой- то волновой преобразователь, но работать в данном виде не может, так как в нем отсутствует источник энергии и еще какие-то детали. Или это лишь часть более сложной конструкции, либо - просто муляж. Выражаясь на воровском жаргоне - "кукла". Кто-то очень умный и наглый подсунул ее террористам, сорвал немаленький аванс, после чего скрылся, не ожидая результатов применения. - Забавно, - ответил Тарханов, - только неужели они взяли товар без предварительной демонстрации его работоспособности? - Кто ж его знает, - с тоской в голосе ответил Чекменев, и Сергей догадался, что он не кривит душой. - Отправим аппарат в Москву, может, там разберутся. А Тарханов вдруг с удивлением заметил, что уже не первый раз подполковник упоминает Москву, а не Петроград в качестве пункта, где могут решаться важнейшие проблемы. ГЛАВА СЕДЬМАЯ По системе особо защищенной связи Чекменев дозвонился в Москву до Великого князя. Кратко доложил о последних событиях и о захваченном трофее. Олег Константинович в принципе знал о задании, которое подполковник сам себе определил и сам же реализовывал, но в детали не вникал. - Уверен, что это - то самое? В таком случае поздравляю. Значит, можешь возвращаться? Делать там больше нечего? Подполковник ответил, что дела еще кое-какие остались, но дня через два-три рассчитывает с ними разделаться. - Я тут прикинул и решил, что оба эти офицера нам еще пригодятся. И вообще, и в рассуждении конкретной операции. Потому осмелился отправить их в ваше распоряжение. Думаю, полезно было бы, если бы вы удостоили капитана Ляхова аудиенции и осыпали соответствующими милостями сообразно совершенному подвигу. Олег Константинович в принципе не возразил, только спросил с некоторым интересом: почему именно Ляхова, если главную роль сыграл все-таки другой? - Нет, наградить следует обоих и одинаково, но есть у меня соображения из области психологии именно по поводу Ляхова. При встрече доложу в подробностях. - Тебе виднее. В общем, ты там не задерживайся. И не вздумай в боевые действия вмешиваться. Без тебя разберутся. Особый корпус уже получил приказ - сохранять нейтралитет, оставаться в местах постоянной дислокации, открывать огонь только для самозащиты. Или - после особого распоряжения. А тебя жду не позже чем через неделю. Тут у нас тоже проблем хватает. Чекменев и не сомневался, что Великий князь спорить не станет, он достаточно хорошо знал своего сюзерена и заодно старого друга. Олег Константинович принадлежал к тому редкому типу лидеров, которые способны терпеть рядом людей не глупее себя, более того - искать таких и возвышать, с благодарностью выслушивать умные советы и даже критику своих планов. Разумеется, до принятия окончательного решения. Это как раз к нему относился афоризм: "Первосортные руководители окружают себя первосортными людьми, окружение второсортных состоит из людей третьего сорта". Получив высочайшую санкцию, фактически карт-бланш на действия, далеко выходящие за рамки его официальных должностных обязанностей, Чекменев приступил к делу. Он не верил в стойкую благосклонность судьбы и после того, как она так крупно ему подыграла, опасался рассчитывать на нее и дальше. Поэтому не рискнул отправить в Москву чудом попавшее ему в руки устройство самолетом. Самолеты имеют свойство неожиданно падать ни с того ни с сего. Море надежнее, поэтому он посадил сопровождавших ценный груз четырех офицеров на быстроходный бронекатер. Предварительно убедившись, что прогноз погоды благоприятен и до самого Севастополя не ожидается штормов и шквалов. В Севастополе же фельдъегерей будет ждать экстренный поезд. Нет, действительно, повезло ему неслыханно. До Чекменева давно уже доходили слухи о якобы разрабатываемом в секретных лабораториях "Черного интернационала" небывалом оружии, способном разом уничтожить население целой страны, причем, что интересно, без вреда для соседей и без ущерба для материальных ценностей. И даже было известно место, где намечено его впервые применить. Оттого и оказался подполковник там, где оказался. Он спрашивал у специалистов, возможно ли такое в принципе. Ответы были по- своему резонные: "Скажите сначала, на каком принципе будет основываться это оружие, тогда мы вам и посчитаем радиусы поражения и количество возможных жертв со, всех заинтересованных сторон". Чекменев допускал возможность грандиозного блефа, но это его не останавливало. Сам по себе факт запуска такой дезинформации кое-что значил, кроме того, сведения поступали к нему из слишком разных источников, координация действий между которыми представлялась маловероятной. И эта "бомба" у него в руках. Остается сообразить, что с ней делать. Нет, если она действительно работоспособна и на самом деле представляет собой новое слово военной техники, место в арсеналах великокняжеской армии ей найдется. Главное же - теперь можно устроить великолепную контригру, развернуть шахматную доску на сто восемьдесят градусов, как это любил делать вельтмейстер Алехин. И выигрывал в пять ходов полностью только что загубленную партнером партию. Теперь уже он будет распространять по своим каналам слухи и грамотно подготовленные дезинформации, после чего отслеживать произведенный эффект, вскрывать новые линии и направления деятельности тех или иных организаций, источники финансирования, координирующие центры. И нанести, в конце концов, парализующие удары в нервные узлы. Как это делает оса-наездник. То, что он идет по следу в нужную сторону, подтверждалось и вспыхнувшим, неожиданно почти для всех, военным конфликтом. Именно так Чекменев все это себе и представлял. Сначала взрыв "Гнева Аллаха", и тут же за ним - вторжение. Оправдается прогноз - войска займут безлюдную, как бы теперь ничейную территорию без сопротивления. Выйдет не совсем так, как ожидалось, - все равно под шумок может получиться. Страна-то маленькая, одновременным броском с трех сторон за полсуток можно все закончить. И надо же было такому случиться, чтобы грандиозный план сорвался из-за того, что два отважных офицера случайно оказались совсем не там, где должны были находиться. А потом, вдобавок, приняли решение, далеко выходящее за рамки их полномочий, но зато единственно верное. Такими людьми нельзя разбрасываться. Вот подполковник и осмелился советовать Олегу Константиновичу. Но как и для чего Тарханова с Ляховым использовать конкретно, можно обдумать и обсудить в более спокойные времена. Сейчас для таких, как Чекменев, время действовать. В Израиле, этом "новом Вавилоне", вклинившемся в самую сердцевину Ближнего Востока и граничащем с Африкой в ее самом неспокойном и уязвимом выступе, за последние годы скопилось огромное количество легальных и нелегальных разведчиков большинства цивилизованных стран. Кто просто отслеживал ситуации для их грядущего использования, кто присматривал за деятельностью российской и германской военно-морских баз, обеспечивающих присутствие крейсерских эскадр в Средиземном море, или занимался промышленным шпионажем. Нормальная практика. По негласному соглашению никто никого как бы не замечал. Кроме того, многонациональное и многорасовое население Израиля являлось великолепным питательным бульоном для жизнедеятельности всевозможных международных авантюристов и финансовых спекулянтов. А в этой среде как не завестись массе агентов "Черного интернационала", как сознательных, так и используемых втемную. Сейфы возглавляемой Чекменевым службы ломились от досье на крайне интересных людей, подобраться к которым было весьма непросто. По целому ряду причин. В условиях же всеобщей сумятицы, непременно сопровождающей переход от мира к войне, непроясненности обстановки и проблематичного пока что исхода вооруженного конфликта писаные и неписаные нормы и обычаи международного и внутреннего права как-то теряют свою определенность и обязательность. Свободно можно выдернуть без лишнего шума два-три десятка интересующих тебя людей и поступить с ними по собственному усмотрению. С одними душевно побеседовать на месте (подходящие укромные помещения для таких целей у Чекменева имелись), других аккуратно переправить в Россию для углубленной разработки. Кроме того, на учете у подполковника состояло некоторое число персонажей, сам факт существования которых признавался нежелательным в принципе. С этими тоже следовало разобраться. И никаких международных скандалов и проблем с местной полицией возникнуть не должно. На любой войне определенный процент "пропавших без вести" неизбежен, и почти никого не занимают причины и способы, в силу которых люди приобщаются к этой странной категории не живых, но и не мертвых. Из необъятной памяти подполковника всплыл и подходящий к случаю афоризм Козьмы Пруткова: "Ничто существующее исчезнуть не может, так учит философия, и поэтому несовместно с Вечною Правдой доносить о, пропавших без вести!" x x x ЧекмИнев, предварительно созвонившись, приехал в контору Розенцвейга. Майор как раз пребывал в том подвешенном состоянии, когда довоенные дела уже потеряли свое былое значение, а новых, связанных с изменившейся ситуацией заданий еще не поступило. Он выслушал коллегу с интересом, просмотрел подготовленные им проскрипционные списки. - Как-то это все, знаете ли... Мы ведь живем в правовом государстве. - Да неужели? - искренне удивился ЧекмИнев. - Нам ли об этом говорить? Особенно сейчас. Тем более что вы отнюдь не государственный прокурор, поставленный надзирать за соблюдением законов. - Но, тем не менее, возможны серьезные осложнения. Тут я вижу такие имена... - Да плюньте, - посоветовал ЧекмИнев. - Вред или польза действия обусловливается совокупностью обстоятельств. Сейчас они таковы, что польза очевидна, вред же проблематичен. Короче, от вас мне требуется отнюдь не санкция, а лишь практическая помощь. Чтобы провести намеченную акцию быстро и без шума, у меня не хватает квалифицированных сотрудников. Скажу честно, у меня их сейчас не больше десятка. А нужно хотя бы втрое больше. Вот вы мне их и предоставьте. Максимум на одну ночь. Необходимым транспортом я обеспечу. Так договорились? Розенцвейг продолжал раздумывать. ЧекмИнев едва заметно повысил голос: - Ну что вы из себя девочку корчите, Григорий Львович? Торговаться станем? Не нужно. Я вам без всякого торга обещаю поделиться всем, что сам узнаю насчет той "штучки". Она ведь вас сильно интересует? Если хотите, вместе поедем в Москву, своими глазами все увидите. Другой момент - если вам стыдно своими руками соотечественников гоям сдать на поругание, то "ваших" брать мои ребята будут, а вы мне вот этих обеспечьте, - он отчеркнул карандашом, кого именно, - И вспомните, что вы Ляхову говорили, насчет длительной перспективы наших взаимно полезных отношений. - Хорошо, - согласился Розенцвейг. - В конце концов, вы правы. А ля гер ком а ля гер*. Десять групп по три человека вас устроит? * На войне, как на войне. - Более чем. Сбор сегодня в двадцать один ноль-ноль здесь. Командовать операцией буду лично я. - Давайте все же не здесь, - возразил майор. - Светиться мне все равно ни к чему. Давайте, мои люди будут подходить по две тройки с пятиминутными интервалами к вашему агентству, получать инструкции и садиться в ваши машины. - С военными номерами? - Зря иронизируете. Как раз это лучше всего. Часть машин пусть будут санитарные, часть - с эмблемами военной полиции. Наша гражданская полиция их останавливать не имеет права, на какой-то непредвиденный случай легенда - собираете по тревоге находящийся в увольнении личный состав и самовольщиков. - Годится, коллега. Видите, как все хорошо у нас образуется... x x x Разумеется, никогда в жизни израильский разведчик не согласился бы сотрудничать с обычным резидентом другого государства в столь сомнительном деле, но тут был случай исключительный. А Розенцвейг умел просчитывать варианты не хуже своего знаменитого соотечественника, непревзойденного шахматного философа Эммануила Ласкера. Мундир армейского финансиста-ревизора, который обычно носил Чекменев, был лишь первым уровнем прикрытия. Должность товарища военного атташе по разведке - вторым, обеспечивающим экстерриториальность и соответствующий авторитет. Однако майор знал, что на самом деле "подполковник" руководил отделом Собственной канцелярии Его Императорского Высочества Beликого князя Олега Константиновича, настолько секретным, что этот отдел не значился ни в одном штатном расписании и ни в одной платежной ведомости. И наверняка имел генеральский чин. Из собственных источников Розенцвейг также знал, что Чекменева с князем связывала еще и личная дружба, с тех еще времен, когда тридцатипятилетний полковник Романов служил всего лишь командиром первой гвардейской бригады, а молодой поручик состоял при нем офицером для особых поручений. Потом Олега Константиновича избрали на его нынешний пост, и он сделал Чекменева своим пресс-секретарем и старшим адъютантом. Затем возвысил до нынешнего поста, но были основания считать, что на самом деле Игорь Викторович является при дворе тем самым "серым кардиналом", без которого не обходится почти никакой властитель. И положение его весьма прочно. А если так, то интересы долгосрочной политики требуют не пренебрегать просьбами такого человека. Кроме всего, Розенцвейг с Чекменевым испытывали друг к другу выходящую за рамки деловых отношений симпатию и уважение, поскольку по-настоящему умные люди встречаются достаточно редко