т экономическую жизнь Соединенных Штатов, - иронически пишет "Нью-Йорк Таймс", - значит эта жизнь развивается по плану, а не хаотически. Довод бьет мимо цели. Ни одной из своих тенденций капитализм не способен довести до конца. Как концентрация богатств не упраздняет мелкой буржуазии, так монополия не ликвидирует конкуренции, а лишь наваливается на нее сверху и уродует ее. "План" каждого из 60 семейств, как и отдельные комбинации этих планов, преследует вовсе не согласование разных отраслей хозяйства между собою, а лишь повышение прибыли данной монополистской клики за счет других клик и за счет всего народа. Пересечение таких планов в конце концов только углубляет анархию народного хозяйства. Монополистская диктатура и хаос не исключают, а дополняют и питают друг друга. Кризис 1929 г. разразился в Соединенных Штатах через год после того, как Зомбарт заявил о полной индифферентности его "науки" к самой проблеме кризисов. С высот подъема, которого не видел мир, хозяйство Соединенных Штатов сверглось в бездну чудовищной прострации. В дни Маркса никто еще не мог представить себе конвульсий такого размаха! Национальный доход Соединенных Штатов впервые поднялся в 1920 г. до 69 биллионов328, чтобы уже в следующем году упасть до 50 биллионов, т. е. на 27%. В результате преуспеяния ближайших лет национальный доход поднялся в 1929 г. до высшей своей точки, 81 биллиона, чтобы в 1932 г. упасть до 40 биллионов, т. е. более чем вдвое! В течение 9 лет, 1930-1938 гг., потеряно около 43 миллионов человеко/лет труда и 133 биллиона долларов национального дохода, если считать нормами труд и доход 1929 г., когда было "всего" 2 миллиона безработных. Если все это не анархия, то что же может означать это слово вообще? "Теория крушения" Успехи капитализма со времени смерти Маркса до мировой войны почти полностью подчинили себе умы и сердца буржуазной интеллигенции и рабочей бюрократии. Идея постепенного прогресса ("эволюции") казалась раз навсегда обеспеченной; идея революции представлялась простым пережитком варварства. Прогнозу Маркса о возрастающей концентрации капитала, об обострении классовых противоречий, об углублении кризисов и о катастрофическом крушении капитализма противопоставлялись не частичные поправки и уточнения, а качественно противоположный прогноз: о более равномерном распределении национального дохода, о смягчении классовых противоречий и о постепенном реформировании капиталистического общества. Жан Жорес, самый выдающийся из демократических социалистов классической эпохи, надеялся постепенно заполнить политическую демократию социальным содержанием. В этом состояло существо реформизма. Таков был альтернативный прогноз. Что осталось от него? Жизнь монополистического капитализма нашей эпохи есть цепь кризисов. Каждый кризис есть катастрофа. Необходимость спасаться от этих частичных катастроф при помощи таможенных стен, инфляции, повышения государственных расходов и долгов подготавливает новые, более глубокие и универсальные кризисы. Борьба за рынки, за сырье, за колонии делает неизбежными военные катастрофы. Все вместе готовит революционные катастрофы. Поистине нелегко согласиться с Зомбартом, что стареющий капитализм становится все более "спокойным, степенным и разумным". Скорее уж можно сказать, что он теряет последние остатки рассудка. Во всяком случае, неоспоримо, что "теория крушения" одержала победу над теорией мирного развития. Загнивание капитализма Как ни дорого обходился обществу контроль рынка через частные и общие кризисы, человечество до известного этапа, примерно до мировой войны, росло, развивалось и богатело. Частная собственность на средства производства оставалась в ту эпоху относительно прогрессивным фактором. Ныне слепой контроль закона ценности отказывается служить. Развитие человечества уперлось в тупик. Несмотря на новейшие завоевания технической мысли, материальные производительные силы не растут. Самым ярким и безошибочным признаком упадка является мировой застой в строительной промышленности, как результат приостановки новых вложений в основные отрасли хозяйства. Капиталисты разучились попросту верить в будущее собственной системы. Стимулирование строительства со стороны государства означает повышение налогов и сужение "несвязанного" национального дохода, тем более, что главная часть новых государственных сооружений непосредственно служит военным целям. Маразм принял особенно болезненный и унизительный характер в наиболее древней, наиболее связанной с основными потребностями человека области, именно в сельском хозяйстве. Не довольствуясь теми препятствиями, какие частная собственность в ее наиболее реакционной форме, именно мелкая земельная собственность, ставит развитию земледелия, капиталистические правительства видят себя нередко призванными искусственно ограничивать производство при помощи законодательных и административных мер, перед которыми остановилось бы в испуге цеховое ремесло эпохи упадка. В историю будет записано, что правительство самой могущественной капиталистической страны выдавало фермерам премии за сокращение пашни, т. е. за искусственное уменьшение и без того падающего национального дохода329. Результаты были налицо: при грандиозных производственных возможностях, обеспеченных опытом и наукой, сельское хозяйство не выходит из гнилостного кризиса, а число голодных, подавляющее большинство человечества, продолжает расти быстрее, чем население нашей планеты. Защиту строя, который дошел до такого разрушительного безумия, господа консерваторы считают разумной политикой; социалистическую борьбу против этого безумия они объявляют разрушительным утопизмом. Фашизм и "Нью Дил" Два метода спасения империализма борются ныне на мировой арене: фашизм и "Нью Дил", во всех их разновидностях. Фашизм основывает свою программу на разгроме рабочих организаций, на уничтожении социальных реформ и на полной ликвидации демократических прав во избежание возрождения классовой борьбы пролетариата. Фашистское государство официально узаконивает деградацию рабочих и пауперизацию мелкой буржуазии во имя спасения "нации" и "расы": под этим высокомерным именем фигурирует загнивающий капитализм. Политика "Нью Дил", пытающаяся путем подачек рабочей и фермерской аристократии спасти империалистскую демократию, доступна в широком объеме только очень богатым нациям и в этом смысле является американской политикой par exellence330. Часть расходов этой политики правительство пыталось переложить на монополистов, убеждая их поднять заработную плату и сократить рабочий день, чтоб таким путем повысить покупательную силу населения и расширить производство. Леон Блюм пробовал переводить ту же проповедь на французский язык низшей школы. Тщетно! Французский капиталист, как и американский, производит не для производства, а для прибыли. Он всегда готов сократить производство, даже уничтожить готовые продукты, если при этом повысится его собственная доля в национальном доходе. Программа "Нью Дил" тем более противоречива, что, читая проповеди магнатам капитала о преимуществах обилия над скудостью, правительство выдает премии за сокращение производства. Нельзя больше запутаться! Своим критикам правительство отвечает вызовом: попробуйте сделать лучше. Но это значит лишь, что на основах капитализма положение безвыходно. Начиная с 1933 г., т. е. в течение последних шести лет, федеральное правительство, штаты и муниципалитеты331 выдали безработным около 15 биллионов долларов пособий: сумма, совершенно недостаточная сама по себе и представляющая лишь меньшую половину потерянной заработной платы, но в то же время колоссальная при падающем национальном доходе. В течение 1938 г., который был годом относительного экономического оживления, государственный долг Соединенных Штатов повысился на 12 биллионов и перевалил за 38 биллионов долларов, на 12 биллионов выше наиболее высокой точки к началу войны. А дальше? Нельзя жить без конца за счет прошлых поколений. Политика "Нью Дил", с ее фиктивными достижениями и реальным ростом государственного долга ведет неизбежно к бешеной капиталистической реакции и грандиозному взрыву империализма. Она направляется, иначе сказать, в те же каналы, по которым протекает политика фашизма. Знахарство Среди капиталистов и их идеологов царит величайшая растерянность. Многие из них, правда, метко критикуют политику фашизма, как и политику "Нью Дил". Но - в этом Вашингтон, как и Берлин, прав - никто ничего не способен предложить взамен. Кризис капиталистической системы выражается, в частности, в том, что крайне трезвые и деловые в своей сфере люди, переходя в область общих вопросов, становятся фантастическими знахарями. Деньги должны играть подчиненную роль, содействуя "перемещению" благ - поучает Генри Форд; между тем они командуют хозяйством и тормозят его: "Хвост виляет собакой"; "Пора нашим финансовым инженерам создать лучшую модель". Автомобильный король не понимает, что деньги сосредоточиваются у него самого. Пугаясь собственного отражения, Форд требует, чтоб инженеры изготовили ему другое, более приветливое финансовое зеркало. Курьез состоит в том, что в поисках чудодейственных денег американский магнат ощупью возвращается к идеям французского мелкобуржуазного социалиста Прудона, которого Маркс подверг уничтожающей критике тогда, когда Генри Форд еще не успел родиться. Пример Форда показывает, кстати сказать, что наживать деньги - это одно, а понимать их социальную функцию - совсем другое. Форд - не исключение. Относясь к Марксу с высокомерным пренебрежением, магнаты капитала остаются в области экономической теории невежественными знахарями. Увы, от них немногим отличаются и патентованные политики! Аномалия или правило? Г[осподин] Икес332, секретарь внутренних дел в Вашингтоне, считает "одной из самых удивительных аномалий во всей истории" тот факт, что Америка, демократическая по форме, является аристократической по существу: "Америка - страна господства большинства, но контролируемая, по крайней мере, до 1933 г. (!), монополиями, которые, в свою очередь, контролируются ничтожным числом держателей акций". Диагноз поставлен правильно, за исключением намека на то, что с пришествием Рузвельта господство монополий прекратилось или ослабело. Но то, что Икес называет "одной из самых удивительных аномалий во всей истории", является на самом деле непререкаемой нормой капитализма. Владычество сильных над слабыми, немногих над многими, эксплуататоров над трудящимися представляют основной закон буржуазной демократии. Что отличает Соединенные Штаты от других стран - это лишь больший размах и большая обнаженность противоречий капитализма. Отсутствие феодального прошлого, богатая природа, энергичное и предприимчивое население, - словом, все те преимущества, которые предвещали непрерывное развитие демократии, обеспечили на самом деле фантастическую концентрацию богатств. Обещая на этот раз довести борьбу до победы над монополиями, Икес неосторожно ссылался на Томаса Джефферсона, Эндрю Джексона, Авраама Линкольна, Теодора Рузвельта333 и Вудро Вильсона, как на предшественников Франклина Рузвельта. "Практически, - говорил он 30 декабря 1937 г., - все наши величайшие исторические фигуры знамениты именно своей настойчивой и мужественной борьбой, имевшей задачей предупредить и контролировать сверхконцентрацию богатств и власти в немногих руках". Из слов самого оратора вытекает, однако, что плодом "настойчивой и мужественной борьбы" явилось полное господство плутократии над демократией. Икес считает почему-то, что на этот раз победа будет обеспечена, если народ поймет, что борьба идет "не между "Нью Дил" и средним просвещенным деловым человеком, но между "Нью Дил" и бурбонами 60-ти семейств334, которые подвели остальных деловых людей в Соединенных Штатах под террор своего господства". Авторитетный оратор не поясняет, каким образом удалось "бурбонам" подчинить себе всех просвещенных деловых людей, несмотря на демократию и противодействие "величайших исторических фигур". Рокфеллеры, Морганы335, Меллоны336, Вандербильты337, Гуггенхеймы338, Форды и КА не вторглись в Соединенные Штаты извне, как Кортес339 вторгся в Мексику: они органически выросли из "народа", точнее из класса "просвещенных промышленников и торговцев" и стали в соответствии с прогнозом Маркса естественным увенчанием капитализма. Если молодая и крепкая демократия не приостановила в свое время концентрации богатств, когда процесс только еще начался, можно ли поверить хоть на минуту, что загнивающая демократия способна ослабить классовые антагонизмы, достигшие крайнего предела? Опыт "Нью Дил", во всяком случае, не дает повода для оптимизма. Опровергая обвинения крупных капиталистов против правительства, Роберт Джексон, высоко официальная правительственная фигура, показал с цифрами в руках, что в период Рузвельта прибыли магнатов капитала достигли такой высоты, о какой они разучились мечтать в последний период президентства Гувера, из чего вытекает, во всяком случае, что борьба Рузвельта против монополий увенчивается не большим успехом, чем борьба всех его предшественников. Считая своим призванием охранять основы капитализма, реформаторы, естественно, оказываются бессильны обуздать его законы мерами экономической полиции. Им не остается ничего другого, кроме морализирования. Мистер Икес, подобно другим министрам и публицистам "Нью Дил", кончает тем, что призывает монополистов не забывать о совести и о принципах демократии. Чем это лучше молитв о даровании дождя? Взгляд Маркса на владельца средств производства гораздо научнее. "Как капиталист, - читаем в "Капитале", - он представляет собою лишь персонифицированный капитал. Его душа - душа капитала. Но у капитала одно-единственное жизненное стремление..., создавать прибавочную стоимость". Если бы поведение капиталиста определялось качествами его индивидуальной души или лирическими излияниями г[осподина] министра, невозможны были бы ни средние цены, ни средняя заработная плата, ни бухгалтерия, ни капиталистическое хозяйство в целом. Бухгалтерия, однако, благополучно существует и является ценным доводом в пользу материалистического понимания истории. Судебное знахарство "Если мы не уничтожим монополию, - говорил в ноябре 1937 г. уже знакомый нам бывший генеральный прокурор Каммингс, - монополия найдет способ уничтожить большую часть наших реформ и в конце концов понизит общий уровень нашей жизни". Приводя яркие цифры в доказательство того, что "тенденция недопустимой концентрации богатства и экономического контроля является несомненной", Каммингс оказался в то же время вынужден признать, что законодательная и судебная борьба с трестами до сих пор ни к чему не привела. "Трудно установить, - жаловался он, - преступное намерение, когда дело идет об экономическом результате". Вот именно! Хуже того: судебная борьба против трестов произвела "еще хуже запутанную путаницу". Этот счастливый плеоназм340 неплохо выражает бессилие демократической юстиции в борьбе с марксовым законом ценности. Нет основания думать, что г. Франк Морфи341, преемник Гомера Каммингса, окажется счастливее в разрешении задачи, сама постановка которой свидетельствует о безнадежном знахарстве в сфере экономического мышления. Вернуть вчерашний день Нельзя не согласиться с профессором Льюисом Дугласом342, бывшим директором бюджета при Рузвельте, когда он обвиняет правительство в том, что "нападая на монополию в одном поле, оно усиливает монополию во всех других областях". Да иначе, по самому существу дела, и быть не может. Правительство, по Марксу, есть исполнительный комитет господствующего класса. Монополисты представляют ныне сильнейшую часть господствующего класса. Правительство не может бороться против монополии вообще, т. е. против класса, волею которого оно правит. Нападая на один вид монополии, оно должно искать союзника в монополиях другого вида. В союзе с банками и легкой промышленностью оно может наносить эпизодические удары трестам тяжелой промышленности, которые, впрочем, не перестают от этого наживать фантастические барыши. Сам г. Л.Дуглас официальному знахарству противопоставляет не науку, а лишь другой вид знахарства. Источник монополии он видит не в капитализме, а в протекционизме и в соответствии с этим спасение общества открывает не в ликвидации частной собственности на средства производства, а в снижении таможенных тарифов. "Если свобода рынков не будет восстановлена, - предвещает он, - сомнительно, чтобы свобода всех учреждений - предприятий, слова, воспитания, религии - могла сохраниться". Другими словами: без восстановления свободы международного оборота демократия, где и поскольку она еще сохранилась, должна будет уступить место революционной или фашистской диктатуре. Но свобода международной торговли немыслима без свободы внутренней торговли, т. е. без конкуренции. А свобода конкуренции немыслима при господстве монополии. К сожалению, г. Дуглас, как и г. Икес, как и г. Джексон, как и г. Каммингс, как и сам г. Рузвельт, не потрудился сообщить нам свой рецепт против монополистского капитализма и тем самым против революции или тоталитарного режима. Свобода торговли, как и свобода конкуренции, как и процветание мелкой буржуазии, есть невозвратимое прошлое. Вернуть вчерашний день есть сейчас единственная рецептура демократических реформаторов капитализма: дать больше "свободы" мелким и средним промышленникам и торговцам, изменить в их пользу денежную и кредитную системы, освободить рынок от командования трестов, устранить с биржи профессиональных спекулянтов, восстановить свободу международного оборота и т. д. без конца. Господа реформаторы мечтают даже о том, чтоб ограничить машинизм и наложить запрет на технику, которая нарушает социальное равновесие и причиняет много беспокойств. Выдающийся американский ученый сказал по этому поводу с горькой усмешкой, что, очевидно, благополучия можно достигнуть, лишь вернувшись к счастливой амебе или, по крайней мере, к довольной свинье. Р.Милликен и марксизм Однако сам этот ученый, г. Роберт Милликен343, тоже глядит, к сожалению, не вперед, а назад. Защищая науку, он говорил 7 декабря 1937 г.: "Статистика Соединенных Штатов показывает, что процент населения с оплачиваемым трудом систематически повышался в течение последних пятидесяти лет, когда наука наиболее быстро применялась". Эту защиту капитализма под видом защиты науки нельзя назвать счастливой. Именно в течение последнего полустолетия "порвалась связь времен"344, и взаимоотношение между экономикой и техникой резко переменилось. Период времени, названный Милликеном, включает как апогей капиталистического подъема, так и начало капиталистического упадка. Замалчивать начавшийся во всемирном масштабе упадок значит выступать апологетом капитализма. Отвергая мимоходом социализм при помощи доводов, которые не сделали бы чести и г. Форду, Милликен поучает, что никакая система распределения не может удовлетворить потребности человека без повышения объема производства. Бесспорно! Жаль, однако, что знаменитый физик не объяснил миллионам американских безработных, как им принять участие в повышении национального дохода. Абстрактная проповедь спасительности индивидуальной инициативы и высокой производительности труда во всяком случае не даст работы безработным, не заполнит бюджетного дефицита и не выведет хозяйство из тупика. Что характеризует Маркса - это универсальность его гения, способность в разных областях понимать явления и процессы в их внутренней связи. Не будучи специалистом в естествознании, он одним из первых понимал значение великих открытий в этой области, например, теории дарвинизма. Это преимущество обеспечивала за Марксом не только сила его интеллекта, но и сила его метода. Естественники буржуазного образа мыслей думают, что они возвышаются над социализмом. Между тем, пример Р.Милликена снова показывает, что в области социологии они остаются безнадежными знахарями. Им надо учиться у Маркса научному мышлению. Производственные возможности и частная собственность В своем послании Конгрессу в начале 1937 г.345 президент Рузвельт выразил пожелание довести национальный доход до 90 или 100 биллионов долларов, не указывая, однако, какими путями. Сама по себе эта программа крайне скромна. В 1929 г., когда насчитывалось почти 2 миллиона безработных, национальный доход достиг 81 биллиона долларов. Чтобы осуществить и даже далеко превзойти программу Рузвельта, нужно было бы только привести полностью в движение наличные производительные силы. Машины, сырые материалы, рабочие, - все имеется налицо, не говоря уже о потребности населения в продуктах. Если тем не менее план остается невыполним, - а он невыполним, - то только потому, что капиталистическая собственность пришла в полное противоречие с потребностями общества в расширении производства. Известное правительственное исследование "Национальный обзор возможной производственной способности" ("National survey of potential product capacity")346 пришло к выводу, что стоимость продуктов и услуг, потребленных в 1929 г., составляла около 94 биллионов долларов, считая по розничным ценам. Между тем, если бы использованы были все наличные производственные возможности, то эта стоимость поднялась бы до 135 биллионов, что составило бы в среднем на каждую семью 4.370 долларов в год, - сумма, вполне достаточная для обеспечения достойной и удобной жизни. К этому нужно прибавить, что расчет "Национального обзора" исходит из наличной производственной организации Соединенных Штатов, как она сложилась в результате анархической истории капитализма. Если же переоборудовать само оборудование, исходя из единого социалистического плана, то производственные расчеты могли бы быть значительно превзойдены, и всему населению мог бы быть обеспечен уровень высокого жизненного комфорта при крайне коротком рабочем дне. Для спасения общества не нужно, следовательно, ни приостанавливать развитие техники, ни закрывать заводы, ни премировать фермеров за саботаж земледелия, ни превращать третью часть рабочих в пауперов, ни призывать маньяков в качестве диктаторов. Ни одна из этих мер, являющихся возмутительным глумлением над интересами общества, не нужна. Зато необходимо неотложно отделить средства производства от их нынешних паразитических собственников и организовать хозяйство по разумному плану. При этом условии сразу открылась бы возможность радикального излечения язв общества. Все работоспособные нашли бы работу. Часы работы прогрессивно убывали бы. Потребности всех членов общества находили бы возрастающее удовлетворение. Слова "нужда", "кризис", "эксплуатация" выпали бы из словаря. Человечество переступило бы наконец через порог подлинной человечности. Неизбежность социализма "Вместе с уменьшающимся постоянно числом магнатов капитала..., - говорит Маркс, - возрастает масса нищеты, угнетения, рабства, вырождения, эксплуатации, но вместе с тем и возмущения рабочего класса, который обучается, объединяется и организуется механизмом самого процесса капиталистического производства. Централизация средств производства и обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьет час капиталистической собственности. Экспроприаторов экспроприируют". Это и есть социалистическая революция. Проблема переустройства общества не есть у Маркса рецепт, продиктованный субъективными тенденциями автора; она вытекает, как железная историческая необходимость, с одной стороны, из мощно выросших производительных сил, с другой, - из невозможности организовать дальше эти силы по произволу закона стоимости. Умствования некоторых интеллигентов на тему о том, что, вопреки учению Маркса, социализм не неизбежен, а только возможен, лишены какого бы то ни было содержания. Маркс не хотел, разумеется, сказать, что социализм наступит независимо от воли и действий людей: такая мысль была бы просто абсурдом. Маркс предсказывал, что из экономического развала, которым неизбежно должно завершиться развитие капитализма, - этот развал налицо, - не может быть другого выхода, кроме обобществления средств производства. Производительные силы нуждаются в новом организаторе и новом хозяине. А так как бытие определяет сознание, то Маркс не сомневался, что рабочий класс ценою ошибок и поражений разберется в реальной обстановке и сделает из нее раньше или позже необходимые практические выводы. Что обобществление созданных капитализмом средств производства должно представить огромные экономические выгоды, доказано ныне не только теорией, но и опытом СССР, как ни ограничен этот опыт. Правда, капиталистическая реакция не без искусства пользуется режимом Сталина как пугалом против идей социализма. На самом деле Маркс никогда не говорил, что социализм может быть осуществлен в одной, притом отсталой стране. Продолжающаяся нужда народных масс в СССР, всемогущество привилегированной касты, поднявшейся над народом и его нуждой, наконец, дикий произвол бюрократии являются результатом не социалистических методов хозяйства, а изолированности и отсталости СССР в кольце капиталистического окружения. Приходится скорее изумляться тому, что в этих исключительно неблагоприятных условиях плановое хозяйство успело обнаружить свои неоценимые преимущества. Все спасители капитализма, и демократического, и фашистского типа, пытаются ограничить или, по крайней мере, замаскировать власть магнатов капитала именно для того, чтобы избежать "экспроприации экспроприаторов". Все они признают, и многие открыто высказывают, что неудача их реформаторских попыток должна неизбежно привести к социалистической революции. Все они успели, однако, показать, что их методы спасения капитализма представляют реакционное и бессильное знахарство. Прогноз Маркса о неизбежности социализма полностью подтверждается, таким образом, методом от обратного. Неизбежность социалистической революции Программа "технократии", расцветшая в период великого кризиса 1929-1932 гг.347, исходила из той правильной мысли, что рационализировать хозяйство можно лишь посредством союза техники, стоящей на высоте науки, и власти, стоящей на службе общества. Однако такой союз возможен лишь, если освободить и технику, и власть из рабства частной собственности. Здесь-то и открывается великая революционная задача. Чтобы освободить технику из кабалы частных интересов и поставить власть на службу обществу, нужно "экспроприировать экспроприаторов". Совершить эту работу способен лишь могущественный класс, заинтересованный в собственном освобождении и противостоящий монополистам-экспроприаторам. Только в союзе с пролетарской властью квалифицированный слой техников может построить действительно научное и действительно народное, т. е. социалистическое, хозяйство. Самое лучшее было бы, конечно, если бы эту цель можно было осуществить мирным, постепенным, демократическим путем. Однако переживший себя строй никогда не уступает без сопротивления свое место новому. Если в свое время молодая, полная сил демократия оказалась неспособна предотвратить захват богатства и власти плутократией, то можно ли ждать, что одряхлевшая и опустошенная демократия окажется способна преобразовать строй, основанный на неограниченном господстве 60-ти семейств? Теория и история учат, что смена общественных режимов предполагает высшую форму классовой борьбы, т. е. революцию. Даже рабство не могло быть ликвидировано в Соединенных Штатах без гражданской войны. "Сила является акушером каждой старой общественной формы, которая беременна новой". Никому еще не удалось опровергнуть Маркса в этом основном пункте социологии классового общества. Путь социализму может открыть только социалистическая революция. Марксизм в Соединенных Штатах Североамериканская республика дальше всех ушла в области техники и организации производства. На этом фундаменте будут строить не только сами американцы, но и все человечество. Однако разные стороны общественного процесса у одной и той же нации имеют разные ритмы в зависимости от особых исторических условий. При грандиозном превосходстве технологии экономическая мысль Соединенных Штатов остается крайне отсталой, как на правом, так и на левом фланге. Джон Льюис держится примерно тех же взглядов, что и Франклин Рузвельт. Однако по характеру поста, который занимает Льюис, его общественная функция несравненно более консервативна, чтобы не сказать реакционна. В известных американских кругах склонны отвергать ту или другую радикальную теорию без малейшей научной критики, объявляя ее попросту "не американской". Где искать разграничительный критерий? Христианство было импортировано в Соединенные Штаты вместе с логарифмами348, поэзией Шекспира, идеями прав человека и гражданина и некоторыми другими немаловажными продуктами человеческой мысли. В этом же ряду стоит ныне и марксизм. Секретарь земледелия, Генри Уоллес349, обвинил в печати автора этих строк в "крайне не американской догматической узости" и противопоставил русскому догматизму оппортунистический дух Джефферсона, который умел мириться с противником. Г[осподин] Уоллес не догадывается, видимо, что политика компромисса не есть функция бесплотного национального духа, а продукт материальных условий. Быстро богатеющая нация имеет достаточные резервы для соглашений между враждебными классами и партиями. Когда, наоборот, социальные противоречия обостряются, почва под компромиссом исчезает. Америка была свободна от "догматической узости" только потому, что у нее было много девственных пространств, неисчерпаемые источники естественных богатств и безграничная, казалось, возможность обогащения. Правда, и при этих условиях дух компромисса не предотвратил гражданской войны, когда пробил для нее час. Во всяком случае, те материальные условия, которые составляли основу "американизма", ныне все более уходят в прошлое. Отсюда глубокий кризис традиционной американской идеологии. Эмпирическое мышление, ограничивающееся разрешением частичных задач от случая к случаю, казалось совершенно достаточным не только в буржуазных, но и в рабочих кругах, пока марксов закон стоимости думал за всех. Но ныне этот закон пришел в непримиримое противоречие с самим собою. Вместо того, чтобы двигать хозяйство вперед, он подкапывает его основы. Компромиссное, эклектическое мышление с его философским увенчанием, прагматизмом, становится совершенно недостаточным, а недоброжелательное отношение к марксизму, как к "догме", - все более несостоятельным, реакционным и прямо смешным. Безжизненной, окостеневшей "догмой" стали, наоборот, традиционные идеи "американизма": они не порождают ничего, кроме ошибок и растерянности. Тем временем экономическое учение Маркса приобрело для Соединенных Штатов особую жизненность и актуальность. Хотя "Капитал" опирается на интернациональный материал, по преимуществу английский, но в своей теоретической основе представляет собою анализ чистого капитализма как такового. Несомненно, что наиболее приближается к этому идеальному типу тот капитализм, который вырос на девственной, неисторической почве Америки. С позволения г. Уоллеса, Америка развивалась экономически не по принципам Джефферсона, а по законам Маркса. В таком признании столь же мало обидного для национального самолюбия, как и в признании того, что Америка вращается вокруг солнца по законам Ньютона. Чем дольше, однако, в Соединенных Штатах игнорировали Маркса, тем более повелительный характер принимает его учение в настоящее время. "Капитал" дает безошибочный диагноз болезни и незаменимый прогноз. В этом смысле учение Маркса гораздо более проникнуто новым "американизмом", чем идеи Гувера и Рузвельта, Грина и Льюиса. Правда, в Соединенных Штатах имеется обширная оригинальная литература, посвященная кризису американского хозяйства. Поскольку добросовестные экономисты дают объективную картину разрушительных тенденций американского капитализма, их исследования, независимо от теоретических предпосылок, которые чаще всего отсутствуют, кажутся прямыми иллюстрациями теории Маркса. Консервативная традиция сказывается, однако, в том, что авторы упорно воздерживаются от последних выводов, ограничиваясь мрачными пророчествами или нравоучительными банальностями: "страна должна понять", "общественное мнение должно серьезно отнестись" и пр. Эти книги похожи на нож без лезвия или на компас без стрелки. В Соединенных Штатах были, правда, марксисты и в прошлом. Но это были марксисты особого рода, вернее, трех особых родов. Во-первых, выброшенные из Европы эмигранты, которые делали что могли, но не находили отголоска; во-вторых, отдельные американские группы вроде "делионитов"350, которые ходом вещей и своими ошибками превращались в секты; в-третьих, дилетанты, привлеченные Октябрьской революцией и сочувствовавшие марксизму, как экзотическому учению, мало имеющему отношение к Соединенным Штатам. Время всех этих категорий прошло. Открывается эпоха независимого классового движения пролетариата и в то же время - подлинного марксизма. Америка и в этом отношении несколькими прыжками нагонит и перегонит Европу. Передовая техника и передовая социальная структура проложат себе дорогу в области доктрины. Лучшие теоретики марксизма появятся на почве Соединенных Штатов. Маркс станет наставником передовых американских рабочих. Сокращенное изложение первого тома станет для них только ступенькой к полному Марксу. Л.Троцкий 26 февраля 1939 г. Койоакан Предатели Индии Мы печатаем в этом номере статью Стэнли о политическом положении в Индии351. Статья с большой убедительностью вскрывает угнетательскую политику, которую развивает британская "демократия", чтобы не допустить демократии в Индии. Население Англии 40.000.000. Население Индии - 370.000.000. Чтобы поддержать демократию у империалистической нации в 40.000.000 необходимо душить нацию в 370.000.000. Такова суть империалистической джемократии. Освободить Индию может только победоносная революция. Индусская буржуазия, тесно связанная с британским капиталом, боится революции. Буржуазная индусская интеллигенция боится своей буржуазии. Вместо подготовки народной революции эти господа проповедуют все тот же "народный фронт", т. е. союз перепуганных либералов с перепуганными демократами разной окраски. В этой работе сталинцы стоят, конечно, на первом месте. Чтобы затормрозить революционное движение масс против прямого и непосредственного врага, британского империализма, эти господа ведут агитацию... против японской опасности. Таким примерми они надеются завоевать сомпатии британских рабовладельцев к индийской демократии, а заодно и к... Сталину, который мечтает о союзе с британской буржзуазией. Колониальные народы - разменная монета в расчетах бонапартистской олигархии с империалистическими демократиями. Л.Д.Троцкий 4 марта 1939 г. Идеальное зеркало капитализма352 В период выхода первого тома "Капитала" мировое господство британской буржуазии оставалось еще неоспоримым. Абстрактные законы товарного хозяйства находили естественно наиболее законченное, т. е. наименее зависимое от влияний прошлого, воплощение в той стране, в которой капитализм достиг наивысшего развития. Опираясь в своем анализе главным образом на Англию, Маркс имел в виду не только Англию, но весь капиталистический мир. Англия служила ему, как лучшее для того времени зеркало капитализма. Ныне от британской гегемонии остались лишь воспоминания. Преимущества капиталистического первородства превратились в свою противоположность. Техническая и экономическая структура Англии обветшала. Мировое положение страны держится на унаследованной от прошлого колониальной империи, а не на живом экономическом потенциале. Именно этим и объясняется, кстати сказать, столь поразившая всех христианская уступчивость Чемберлена по отношению к международному гангстеризму фашистов. Английская буржуазия не может не отдавать себе отчета в том, что ее мировое положение пришло в полное противоречие с ее экономическим упадком и что новая война грозит привести к полному распаду Британской империи. Такова же, по существу, экономическая основа "пацифизма" Франции. В своем быстром капиталистическом подъеме Германия, наоборот, использовала преимущества своей исторической запоздалости, вооружившись наиболее совершенной в Европе техникой. При узости национальной базы и бедности источниками сырья динамический капитализм Германии естественно превратился в наиболее взрывчатый фактор так называемого мирового равновесия. Эпилептическая идеология Гитлера является лишь отражением эпилепсии германского капитализма. При ряде неоценимых преимуществ исторического характера Соединенные Штаты располагали для своего развития неизмеримо большей ареной и несравненно большими естественными богатствами, чем Германия. Оттеснив далеко назад Великобританию, североамериканская республика стала к началу нынешнего столетия главной твердыней мировой буржуазии. Все заложенные в капитализме возможности нашли здесь наивысшее доступное им развитие. Нигде на нашей планете буржуазия не прибавит уже ничего к тому, что ею достигнуто в республике доллара, которая стала для ХХ столетия совершенным зеркалом капитализма. По тем же причинам, по которым Маркс предпочел опираться в своем изложении на английскую статистику, английские парламентские отчеты, английские "Синие книги" и пр., мы пользовались для нашего скромного "Введения" материалами преимущественно из экономической и политической жизни Соединенных Штатов. Можно было бы, разумеется, без труда привести аналогичные факты и цифры из жизни любой другой капиталистической страны, но это не прибавило бы ничего существенного: выводы остались бы те же, лишь иллюстрации оказались бы менее ярки. Экономическая политика Народного фронта во Франции была, по меткому выражению одного из ее финансистов, приспособлением "Нью Дила" "для лилипутов". Совершенно очевидно, что при теоретическом анализе неизмеримо выгоднее иметь дело с циклопическими, чем с лилипутскими масштабами. Именно грандиозность опыта Рузвельта показывает, что спасти мировую капиталистическую систему могло бы разве лишь чудо. Но как раз развитие капиталистического производства приостановило производство чудес. Заклинаний и молитв много, чудес нет. Между тем ясно, что, если бы где-либо вообще можно было ждать чуда омоложения капитализма, то именно в Соединенных Штатах. Но омоложение не совершилось. Что не удалось циклопам, еще менее может удаться лилипутам. В обосновании этого простого вывода - смысл нашей экскурсии в область американского хозяйства. Метрополии и колонии "Страна промышленно более развитая, - говорит Маркс в предисловии к "Капиталу", - показывает менее развитой стране л