но массовая опора в лице радикалов. Между этими двумя фактами существует внутренняя связь. По социальному характеру своей опоры радикализм есть партия мелкой буржуазии. А фашизм может стать массовой силой, только завоевав мелкую буржуазию. Другими словами: во Франции фашизм может развиваться прежде всего за счет радикалов. Процесс этот происходит уже и сейчас, но он находится еще в первоначальной стадии. Роль партии радикалов Последние кантональные выборы дали те результаты, каких можно и должно было ждать заранее: выиграли фланги, т. е. радикалы и рабочий блок, потерял центр, т. е. радикалы476. И выигрыши, и потери пока невелики. Если бы дело шло о парламентских выборах, те же явления приняли бы, несомненно, более значительные размеры. Наметившиеся сдвиги имеют для нас значение не сами по себе, а лишь как симптомы изменения в настроении масс. Они показывают, что мелкобуржуазный центр уже начал таять в пользу двух крайних лагерей. Это значит, что остатки парламентского режима будут все более и более подмываться; крайние лагеря будут расти; столкновение между ними приближаться. Нетрудно понять, почему этот процесс совершенно неотвратим. Партия радикалов есть та партия, при помощи которой крупная буржуазия поддерживала надежды мелкой буржуазии на постепенное и мирное улучшение ее положения. Такая роль радикалов была возможна лишь до тех пор, пока экономическое положение мелкой буржуазии оставалось сносным, терпимым, пока она не подвергалась массовому разорению, пока у ней сохранялась надежда на будущее. Правда, программа радикалов всегда оставалась пустой бумажкой. Никаких серьезных социальных реформ в пользу трудящихся радикалы не проводили и не могли проводить - этого не позволила бы им крупная буржуазия, в руках которой все действительные рычаги власти: банки и биржа, большая пресса, верхи бюрократии, дипломатия, генералитет. Но кое-какие мелкие подачки, особенно в провинциальном масштабе, радикалы время от времени отторговывали в пользу своих клиентов и этим поддерживали иллюзии народных масс. Так продолжалось до последнего кризиса. Сейчас для самого отсталого крестьянина становится ясно, что дело идет не об обычном скоро проходящем кризисе, как бывало не раз до войны, а о кризисе всей социальной системы. Нужны какие-то смелые и решительные меры. Какие? Этого крестьянин не знает. Никто этого ему как следует не сказал. Капитализм довел средства производства до такой высоты, что они оказались парализованы нищетой народных масс, разоренных тем же капитализмом. Тем самым вся система вошла в эпоху упадка, разложения, гниения. Капитализм не только не может давать трудящимся новые социальные реформы или хотя бы мелкие подачки, он вынужден отнимать и старые. Вся Европа вступила в эпоху экономических и политических контрреформ. Политика грабежа и удушения масс вызывается не капризами реакции, а разложением капиталистической системы. Это есть основной факт, который должен быть усвоен каждым рабочим, если он не хочет, чтоб его дурачили словесными побрякушками. Именно поэтому реформистские, демократические партии распадаются и хиреют одна за другой во всей Европе. Такая же судьба ожидает и французских радикалов. Только совсем пустые люди могут думать, будто капитуляция Даладье477 или прислужничество Эррио перед крайней реакцией являются результатом случайных, временных причин или недостатков характера у этих плачевных вождей. Нет! Большие политические явления должны всегда иметь глубокие социальные причины. Распад демократических партий есть универсальное явление, которое коренится в распаде самого капитализма. Крупная буржуазия говорит радикалам: "Мне теперь не до шуток! Если вы не перестанете кокетничать с социалистами и заигрывать с народом, обещая ему всякие небылицы, то я призову фашистов. Помните, что 6 февраля - только первое предупреждение!" И после этого радикальный верблюд становится на все четыре колена. Ничего другого ему и не остается. Но радикализм не спасется таким путем. Связывая на глазах всего народа свою судьбу с судьбой реакции, он неизбежно ускоряет свою гибель. Утрата голосов и мандатов при кантональных выборах есть только начало. Дальше процесс крушения радикальной партии пойдет все быстрее и быстрее. Весь вопрос в том, кому на пользу пойдет это неудержимое и неизбежное крушение: пролетарской революции или фашизму? Кто раньше, шире, смелее предъявит средним классам более убедительную программу, и - это важнее всего - кто завоюет их доверие, доказав им словом и делом, что он способен сломить все препятствия на пути к лучшему будущему: революционный социализм или фашистская реакция? От этого вопроса зависит судьба Франции на много лет. Не только Франции, но и всей Европы. Не только Европы, но и всего мира. "Средние классы", радикальная партия и фашизм Со времени победы наци в Германии во французских "левых" партиях и группах много разглагольствуют о необходимости держаться поближе к "средним классам", чтобы преградить дорогу фашистам. Фракция Реноделя и КА отделилась от социалистической партии со специальной целью ближе держаться к радикалам. Но в тот самый час, когда Ренодель, живущий идеями 1848 года478, протянул обе руки Эррио, у последнего руки оказались заняты: одну держал Тардье, другую - Луи Марен479. Из этого, однако, меньше всего следует, будто рабочий класс может повернуться спиною к мелкой буржуазии, предоставив ее своей участи. О нет! Сближение с крестьянством и с мелким городским людом, привлечение их на нашу сторону есть необходимое условие успешной борьбы с фашизмом, не говоря уж о завоевании власти. Надо только правильно поставить задачу. А для этого надо ясно понять, какова природа "средних классов". Нет ничего опаснее в политике, особенно в критические периоды, как повторять общие формулы, не исследуя, какое под ними социальное содержание. Современное общество состоит из трех классов: крупной буржуазии, пролетариата и "средних классов", или мелкой буржуазии. Взаимоотношение этих трех классов и определяет в последнем счете политическое положение в стране. Основными классами общества являются крупная буржуазия и пролетариат. Только у этих двух классов может быть ясная и последовательная самостоятельная политика. Мелкая буржуазия отличается экономической несамостоятельностью и социальной неоднородностью. Верхние слои ее непосредственно переходят в крупную буржуазию. Нижние слои сливаются с пролетариатом и падают даже до положения люмпен-пролетариата. Сообразно своему экономическому положению мелкая буржуазия не может иметь самостоятельной политики. Она всегда колеблется между капиталистами и рабочими. Ее собственный верхний слой толкает ее вправо; ее нижние, угнетенные и эксплуатируемые слои способны в известных условиях резко повернуть влево. Этими противоречивыми взаимоотношениями разных слоев "средних классов" определялась всегда путаная и насквозь несостоятельная политика радикалов, их колебания между картелем480 и социалистами, чтобы успокоить низы, и национальным блоком481 с капиталистической реакцией, чтобы спасти буржуазию. Окончательное разложение радикализма начинается с того момента, когда крупная буржуазия, сама в тупике, не позволяет ему больше колебаться. Мелкая буржуазия в лице разоряемых масс города и деревни начинает терять терпение. Она становится во все более враждебные отношения к своим собственным верхним слоям; она убеждается на деле в несостоятельности и вероломстве своего политического руководства. Бедный крестьянин, ремесленник, мелкий торговец убеждаются на деле, что их отделяет пропасть от всех этих мэров, адвокатов, политических дельцов вроде Эррио, Даладье, Шотана482 и КА, которые по условиям жизни и взглядам являются крупными буржуа. Этим разочарованием мелкой буржуазии, ее нетерпением, ее отчаянием и пользуется фашизм. Его агитаторы клеймят и проклинают парламентскую демократию, которая помогает карьеристам и взяточникам, но ничего не дает мелким труженикам. Они, эти демагоги, грозят кулаками по адресу банкиров, крупных торговцев, капиталистов. Эти слова и жесты вполне отвечают чувствам мелкого собственника, попавшего в безвыходное положение. Фашисты проявляют смелость, выходят на улицу, наступают на полицию, пытаются силой разогнать парламент. Это импонирует мелкому буржуа, впавшему в отчаяние. Он говорит себе: "Радикалы, среди которых слишком много мошенников, окончательно продались банкирам; социалисты давно обещают уничтожить эксплуатацию, но от слов никогда не переходят к делу; коммунистов и вовсе понять нельзя: сегодня одно, завтра другое; надо попробовать, не помогут ли фашисты". Неизбежен ли переход средних классов в лагерь фашизма? Ренодель, Фроссар483 и им подобные возражают, будто мелкая буржуазия предана больше всего демократии и именно поэтому будет держаться за радикалов. Какое чудовищное заблуждение! Демократия есть лишь политическая форма. Мелкая буржуазия заботится не о скорлупе ореха, а об его ядре. Она ищет спасения от нищеты и гибели. Раз демократия оказалась бессильна - к черту демократию! Так рассуждает или чувствует каждый мелкий буржуа. В растущем возмущении низших слоев мелкой буржуазии ее собственными верхними, "образованными", муниципальными, кантональными и парламентскими слоями, заключается основной социальный и политический источник фашизма. К этому надо прибавить зависть академической молодежи, придавленной кризисом, к преуспевающим адвокатам, профессорам, депутатам и министрам. И здесь, следовательно, низы мелкобуржуазной интеллигенции восстают против ее верхов. Значит, переход мелкой буржуазии на путь фашизма неизбежен, неотвратим? Нет, такой вывод был бы постыдным фатализмом. Что действительно неизбежно, неотвратимо, так это гибель радикализма и всех тех политических группировок, которые свяжут с ними свою судьбу. В условиях капиталистического упадка не остается больше места партии демократических реформ и мирного "прогресса". Каким бы путем ни пошло дальнейшее развитие Франции, радикализм все равно сойдет со сцены, отвергнутый и оплеванный мелкой буржуазией, которую он окончательно предал. Что наше предсказание отвечает действительности, в этом каждый мыслящий рабочий будет отныне убеждаться на основании фактов и опыта каждого дня. Новые выборы будут приносить радикалам поражения. От них будут отходить слой за слоем народные массы снизу, группы перепуганных карьеристов - сверху. Отколы, расколы, измены будут следовать непрерывной чередой. Никакие маневры и блоки не спасут радикальной партии. Она потянет за собой на дно и "партию" Реноделя-Деа484 и КА. Гибель радикальной партии есть неотвратимый результат того факта, что буржуазное общество не может больше справляться со своими затруднениями при помощи так называемых демократических методов. Раскол между низами мелкой буржуазии и ее верхами неотвратим. Но это вовсе не значит, что следовавшие за радикализмом массы должны неминуемо перенести свои надежды на фашизм. Правда, наиболее развращенная, деклассированная и жадная часть молодежи средних классов уже сделала свой выбор в этом направлении. Из этого резервуара формируются главным образом фашистские банды. Но тяжелые мелкобуржуазные массы города и деревни еще не сделали выбора. Они колеблются перед великим решением. Именно потому, что они колеблются, они пока еще продолжают, но уже без доверия, голосовать за радикалов. Это состояние колебания и раздумья будет, однако, длиться не годы, а месяцы. Политическое развитие получит в ближайший период лихорадочный темп. Мелкая буржуазия только в том случае отвергнет демагогию фашизма, если поверит в действительность другого пути. Но другой путь есть путь пролетарской революции. Верно ли, что мелкая буржуазия боится революции? Парламентские рутинеры, считающие себя знатоками народа, любят повторять: "Не надо пугать средние классы революцией, они не любят крайностей". В таком общем виде это утверждение совершенно ложно. Конечно, мелкий собственник стоит за порядок, пока дела его идут сносно и пока он надеется, что завтра они пойдут лучше. Но когда эта надежда утеряна, он легко приходит в бешенство и готов пуститься на самые крайние меры. Иначе как он мог бы опрокинуть демократическое государство и привести фашизм к победе в Италии и Германии? Отчаявшийся мелкий люд видит в фашизме прежде всего боевую силу против крупного капитала и верит, что, в отличие от рабочих партий, которые работают только языком, фашизм пустит в ход кулак, чтобы установить больше "справедливости". А крестьянин и ремесленник по-своему реалисты: они понимают, что без кулака дело не обойдется. Неверно, трижды неверно, будто нынешняя мелкая буржуазия потому не идет за рабочими партиями, что боится "крайних мер". Как раз наоборот. Низы мелкой буржуазии, ее главные массы, видят в рабочих партиях только парламентские машины, не верят силе рабочих партий, их способности к борьбе, их готовности довести на этот раз борьбу до конца. А если так, то стоит ли сменять радикализм на его левых парламентских собратьев? Вот как рассуждает или чувствует разоренный и возмущенный полусобственник. Без понимания этой психологии крестьян, ремесленников, служащих, маленьких чиновников и пр. - психологии, вытекающей из социального кризиса - невозможно выработать правильную политику. Мелкая буржуазия экономически зависима и политически раздроблена. Она не может поэтому иметь самостоятельную политику. Она нуждается в "вожде", который внушал бы ей доверие. Этого вождя - индивидуального или коллективного, т. е. лицо или партию - может ей дать один из основных классов, т. е. либо крупная буржуазия, либо пролетариат. Фашизм объединяет и вооружает раздробленные массы, из "человеческой пыли" - мы пользуемся выражением Троцкого485 - он создает боевые отряды. Этим он дает мелкой буржуазии иллюзию ее самостоятельной силы. Ей начинает казаться, что она действительно будет командовать государством. Немудрено, если эти надежды и иллюзии ударяют ей в голову! Но мелкая буржуазия может найти вождя и в лице пролетариата. Она показала это в России, отчасти в Испании. Она тяготела к этому в Италии, Германии, Австрии. Но партии пролетариата оказались там не на высоте исторической задачи. Чтобы повести за собой мелкую буржуазию, пролетариат должен завоевать ее доверие. А для этого он должен сам доверять своим силам. Ему нужна ясная программа действия и готовность бороться за власть всеми доступными ему средствами. Сплоченный революционной партией для решительной и беспощадной борьбы пролетариат говорит крестьянству и мелкому люду городов: "Я борюсь за власть; вот моя программа; я готов договориться с вами насчет изменений в этой программе; силу я буду применять только против крупного капитала и его лакеев, а с вами, тружениками, я хочу заключить союз на основе определенной программы". Такой язык крестьянин поймет. Нужно только, чтобы он поверил в способность пролетариата овладеть властью. А для этого нужно очистить единый фронт от всякой половинчатости, нерешительности, от веры в фразу; нужно понять обстановку и серьезно встать на путь революционной борьбы. Союз с радикалами был бы союзом против средних классов Ренодель, Фроссар и им подобные всерьез воображают, что союз с радикалами есть союз со "средними классами" и, следовательно, барьер против фашизма. Эти люди ничего не видят, кроме парламентских теней. Они игнорируют реальную эволюцию масс и гонятся за пережившей себя радикальной партией, которая тем временем поворачивается к ним задом. Они думают, что в эпоху великого социального кризиса союз пришедших в движение классов можно заменить блоком со скомпрометированной и обреченной на гибель парламентской кликой. Действительный союз пролетариата и средних классов есть вопрос не парламентской статики, а революционной динамики. Этот союз надо создать, выковать в борьбе. Вся суть нынешнего политического положения состоит в том, что отчаявшаяся мелкая буржуазия начинает сбрасывать с себя иго парламентской дисциплины и опеку консервативной "радикальной" клики, которая всегда обманывала народ, а ныне окончательно предала его. Связываться в этой обстановке с радикалами значит осуждать себя на презрение масс и толкать мелкую буржуазию в объятия фашизма, как единственного спасителя. Рабочая партия должна заниматься не безнадежными попытками спасти партию банкротов; наоборот, она должна всеми силами ускорять процесс освобождения масс от радикального влияния. Чем ревностнее и смелее она будет выполнять эту работу, тем вернее и скорее она подготовит союз рабочего класса с мелкой буржуазией. Надо брать классы в их движении. Надо равняться по их голове, а не по их хвосту. История сейчас работает быстро. Горе тому, кто отстанет! Когда Фроссар отказывает социалистической партии в праве разоблачать, ослаблять, разлагать радикальную партию, то он выступает как консервативный радикал, а не как социалист. Только та партия имеет права на историческое существование, которая верит в свою программу и стремится весь народ объединить под своим знаменем. Иначе это не историческая партия, а парламентская котерия486, клика карьеристов. Не только право, но элементарный долг партии пролетариата состоит в том, чтобы освобождать трудящиеся массы от гибельного влияния буржуазии. Эта историческая задача получает сейчас особую остроту, ибо радикалы более, чем когда-либо, стремятся прикрыть работу реакции, убаюкивают и обманывают народ и тем готовят победу фашизма. Левые радикалы? Но они так же фатально капитулируют перед Эррио, как Эррио перед Тардье. Фроссару хочется надеяться на то, что союз социалистов с радикалами приведет к "левому" правительству, которое разоружит фашистские организации и спасет республику. Трудно придумать более уродливую смесь демократических иллюзий и полицейского цинизма. Когда мы говорим, - об этом подробно ниже, - что нужна рабочая милиция, Фроссары и их подголоски возражают: "С фашизмом нужно бороться не физическими, а идеологическими мерами." Когда мы говорим: только смелая революционная мобилизация масс, возможная не иначе, как в борьбе с радикализмом, способна вырвать почву из-под ног у фашизма, те же люди нам возражают: "Нет, спасти нас может только полиция правительства Даладье-Фроссара". Жалкий лепет! Ведь радикалы имели власть, и если они добровольно уступили ее Думергу, то не потому, что им не хватало помощи Фроссара, а потому, что они испугались фашизма, испугались крупной буржуазии, которая погрозила им роялистской бритвой, а еще больше испугались пролетариата, который начал подниматься против фашизма. В довершение скандала сам Фроссар, испугавшийся испуга радикалов, советовал Даладье капитулировать! Если допустить на минуту, - допущение явно невероятное! - что радикалы согласились бы порвать союз с Думергом для союза с Фроссаром, фашистские банды, на этот раз при явном содействии полиции, выступили бы в тройном числе на улицу, а радикалы вместе с Фроссаром немедленно же полезли бы под столы или спрятались бы в министерских уборных. Но сделаем еще одно фантастическое допущение: полиция Даладье-Фроссара "разоружает" фашистов. Разве это решает вопрос? А кто разоружит саму полицию, которая правой рукой будет отдавать фашистам то, что отберет у них левой? Комедия полицейского разоружения только поднимет авторитет фашистов, как борцов против капиталистического государства. Удары по фашистским бандам могут быть действительны лишь постольку, поскольку эти банды одновременно изолируются политически. Между тем гипотетическое правительство Даладье-Фроссара ничего не даст ни рабочим, ни мелкобуржуазным массам, ибо не сможет посягнуть на основы частной собственности. А без экспроприации банков, крупных торговых предприятий, ключевых отраслей промышленности, транспорта, без монополии внешней торговли и ряда других глубоких мер ничем невозможно помочь ни крестьянину, ни ремесленнику, ни мелкому торговцу. Своей пассивностью, своим бессилием, своей лживостью правительство Даладье-Фроссара вызвало бы бури возмущения в мелкой буржуазии и окончательно толкнуло бы ее на путь фашизма, если бы... если бы такое правительство было возможно. Надо, однако, признать, что Фроссар не одинок. В тот самый день (24 октября), когда умеренный Жиромский выступил в "Populaire"487 против попытки Фроссара возродить картель, Кашен выступил в "Humanit" с защитой идеи блока с радикал-социалистами. Он, Кашен, восторженно приветствует тот факт, что радикалы высказались за "разоружение" фашистов. Правда, радикалы высказываются за разоружение всех и всяких, в том числе и рабочих организаций. Правда, в руках бонапартистского государства такая мера направилась бы главным образом против рабочих. Правда, "разоруженные" фашисты на другой же день получили бы двойное количество оружия, не без помощи полиции. Но к чему огорчать себя мрачными размышлениями? Каждый человек нуждается в надежде. И вот Кашен идет по стопам Вельса и Отто Бауэра, которые тоже ждали в свое время спасения от разоружения, произведенного полицией Брюнинга и Дольфуса. Совершив очередной переворот488 на 180А, Кашен отождествляет радикал-социалистов со средними классами. Угнетенных крестьян он видит не иначе, как сквозь призму радикализма. Союз с мелкими трудящимися собственниками он представляет себе не иначе, как в виде блока с теми парламентскими дельцами, которые начинают, наконец, терять доверие мелких собственников. Вместо того, чтоб питать и разжигать начавшееся возмущение крестьянина и ремесленника на путь союза с пролетариатом, Кашен собирается подпереть радикальных банкротов авторитетом "общего фронта" и тем толкнуть возмущение мелкобуржуазных низов на путь фашизма. Теоретическая неряшливость всегда жестоко мстит за себя в революционной политике. "Антифашизм", как и "фашизм" - это у сталинцев не конкретные понятия, а два больших пустых мешка, куда они суют все что попало. Думерг для них "фашист", как раньше "фашистом" был Даладье. На самом деле Думерг есть капиталистический эксплуататор фашистского крыла мелкой буржуазии, как Эррио - эксплуататор радикальной мелкой буржуазии. Сейчас эти две системы сочетались в бонапартистском режиме. Думерг тоже по-своему "антифашист", ибо он предпочитает военно-полицейскую диктатуру крупного капитала гражданской войне с неизвестным исходом. Из страха перед фашизмом и еще больше перед пролетариатом "антифашист" Даладье примкнул к Думергу. Но режим Думерга немыслим без существования фашистских банд. Элементарный марксистский анализ показывает таким образом полную несостоятельность мысли о союзе с радикалами против фашизма! Сами радикалы позаботятся доказать на деле фантастичность и реакционность политических мечтаний Фроссара и Кашена. Рабочая милиция и ее противники Чтобы бороться, надо сохранять и укреплять орудия и средства борьбы: организации, прессу, собрания и пр. Всему этому фашизм грозит прямо и непосредственно. Он еще слишком слаб, чтобы приступить к прямой борьбе за власть; но он достаточно силен, чтобы попытаться бить пролетарские организации по частям, закалять в этих нападениях свои банды и сеять в рабочих рядах уныние и недоверие к своим силам. При этом фашизм находил себе бессознательных помощников в лице всех тех, которые говорят о недопустимости или безнадежности "физической борьбы" и требуют от Думерга разоружения его фашистской гвардии. Ничто так не опасно пролетариату, особенно в нынешних условиях, как сладкая отрава ложных надежд. Ничто так не повышает наглости фашистов, как дряблый "пацифизм" рабочих организаций. Ничто так не подрывает доверия к пролетариату со стороны средних классов, как выжидательная пассивность, как отсутствие воли к борьбе. "Populaire" и особенно "Humanit" каждый день пишут: "Единый фронт - барьер против фашизма", "Единый фронт не допустит...", "Фашисты не посмеют...", и так без конца. Это фразы. Надо прямо сказать рабочим, социалистам и коммунистам: не позволяйте легкомысленным, безответственным журналистам и ораторам убаюкивать вас фразами. Дело идет о наших головах и о будущности социализма. Не нам отрицать значение единого фронта. Мы проповедовали его тогда, когда вожди обеих партий были против него. Единый фронт открывает огромные возможности. Но не более того. Сам по себе единый фронт ничего не решает. Решает только борьба масс. Единый фронт окажется великолепной вещью, если коммунистические отряды прибегут на помощь социалистическим - и наоборот - в случае нападения фашистских банд на "Populaire" или "Humanit". Но для этого пролетарские боевые отряды должны существовать, обучаться, упражняться, вооружаться. Если же организации обороны, т. е. рабочей милиции, нет, то сколько бы "Populaire" и "Humanit" ни писали статей о всемогуществе единого фронта, обе газеты окажутся беззащитными перед первым хорошо подготовленным нападением фашистов. Попробуем критически взвесить "доводы" и "теории" противников рабочей милиции, которые очень многочисленны и влиятельны в обоих рабочих партиях. - Нам нужна самозащита масс, а не милиция, - говорят они нередко. Но что такое "самозащита масс"? Без боевой организации, без специальных кадров, без вооружения? Перекладывать на неорганизованные, неподготовленные, предоставленные самим себе массы оборону от фашизма значило бы сыграть роль неизмеримо более низкую, чем роль Понтия Пилата489. Отрицать роль милиции, значит отрицать роль авангарда. К чему тогда партия? Без поддержки масс милиция - ничто. Но без организованных боевых отрядов самая героическая масса будет разбита по частям фашистскими бандами. Противопоставлять милицию самозащите - бессмыслица. Милиция есть орган самозащиты. - Призывать к организации милиции, - говорят некоторые, правда, наименее серьезные и честные противники, - значит заниматься "провокацией". Это не довод, а ругательство. Если необходимость обороны рабочих организаций вытекает из всей обстановки, как же можно не призывать к созданию милиции? Может быть, нам хотят сказать, что создание "провоцирует" фашистов на нападения, а правительство - на репрессии? Тогда это насквозь реакционный аргумент. Либерализм всегда говорил рабочим, что своей классовой борьбой они "провоцируют" реакцию. Реформисты повторяли это обвинение по адресу марксистов. Меньшевики - по адресу большевиков. Эти обвинения сводятся в последнем счете к той глубокой мысли, что, если бы угнетенные не шевелились, то угнетатели не были бы вынуждены бить их. Это философия Толстого и Ганди, но никак не Маркса и Ленина. Если "Humanit" хочет и впредь развивать учение о "непротивлении злу насилием", то ей следовало бы символом своим избрать не серп и молот, эмблему октябрьской революции, а ту благочестивую козу, которая питает Ганди своим молоком. - Но вооружение рабочих уместно только в революционной ситуации, которой еще нет! - Этот глубокомысленный довод означает, что рабочие должны давать бить себя до тех пор, пока ситуация не станет революционной. Вчерашние проповедники "третьего периода" не хотят видеть того, что творится у них перед глазами. Сам вопрос о вооружении встал практически только потому, что "мирная", "нормальная", "демократическая" ситуация уступила место бурной, критической и неустойчивой, которая может одинаково перейти как в революционную, так и в контрреволюционную. Эта альтернатива зависит прежде всего от того, позволят ли передовые рабочие безнаказанно громить себя по частям или же будут на каждый удар отвечать двумя ударами, поднимая дух угнетенных и объединяя их вокруг себя. Революционная ситуация не падает с неба. Она складывается при активном участии революционного класса и его партии. Французские сталинцы ссылаются теперь на то, что милиция не оберегла от поражения немецкий пролетариат. Еще вчера они вообще отрицали поражение в Германии и утверждали, что политика германских сталинцев была правильна с начала до конца. Сегодня они видят все зло в немецкой рабочей милиции (Rote Front)490. Так из одной ошибки они попадают в противоположную, не менее чудовищную. Милиция не решает вопроса сама по себе. Необходима правильная политика. Между тем политика сталинизма в Германии ("социал-фашизм - главный враг", раскол профсоюзов, заигрывание с национализмом, путчизм) фатально вела к изоляции пролетарского авангарда и к его крушению. При никуда не годной стратегии никакая милиция не могла спасти положение. Вздор, будто организация милиции сама по себе ведет на путь авантюр, провоцирует врага, заменяет политическую борьбу физической и прочее. За всеми этими фразами нет ничего, кроме политической трусости. Милиция как крепкая организация авангарда есть на самом деле наиболее надежное средство против авантюр, против индивидуального терроризма, против кровавых стихийных вспышек. Милиция есть в то же время единственное серьезное средство свести к минимуму ту гражданскую войну, которую фашизм навязывает пролетариату. Как только рабочие, невзирая на отсутствие "революционной ситуации", проучат несколько раз по-свойски патриотических папенькиных сынков, рекрутирование новых фашистских банд сразу станет неизмеримо труднее. Но тут запутавшиеся стратеги выдвигают против нас еще более поразительные доводы. Процитируем дословно. "Если мы отвечаем на револьверные выстрелы фашистских банд такими же револьверными выстрелами, - пишет "Humanit" (23 окт[ября]), - мы теряем из виду то, что фашизм есть продукт капиталистического режима, и что, борясь против фашизма, мы должны метить во всю систему". Трудно в нескольких строках нагромоздить больше путаницы и ошибок. Нельзя обороняться от фашистов, потому что они представляют собою... "продукт капиталистического режима". Это значит, что надо вообще отказаться от борьбы, ибо все современные социальные бедствия представляют собою "продукт капиталистической системы", Когда фашисты убивают революционера или поджигают здание пролетарской газеты, рабочие должны философски констатировать: "Увы, убийства и пожары - продукт капиталистической системы," и разойтись со спокойной совестью по домам. Боевая теория Маркса подменяется фаталистической прострацией, выгодной только классовому врагу. Разорение мелкой буржуазии есть, разумеется, продукт капитализма. Рост фашистских банд есть, в свою очередь, продукт разорения мелкой буржуазии. Но, с другой стороны, и рост нищеты и ожесточения пролетариата есть тоже продукт капитализма, а милиция, в свою очередь, есть продукт обострения классовой борьбы. Почему же у "марксистов" из "Humanit" фашистские банды являются законным продуктом капитализма, а рабочая милиция - незаконным продуктом... троцкистов? Решительно ничего нельзя понять! Надо, говорят нам, целиться сразу в "систему". Каким образом: через головы людей? Однако же фашисты в разных странах начинали с револьверных выстрелов, а кончали разгромом всей "системы" рабочих организаций. Как же иначе приостановить вооруженное наступление врага, если не вооруженной обороной, чтобы затем в свою очередь перейти в наступление? Правда, "Humanit" признает теперь на словах оборону, но только как "самооборону масс": милиция вредна потому, что отрывает, видите ли, боевые отряды от массы. Но почему же у фашистов существуют самостоятельные вооруженные отряды, которые не отрываются от реакционной массы, а наоборот, своими правильно организованными ударами поднимают дух массы и укрепляют ее решимость? Или, может быть, пролетарская масса по своим боевым качествам ниже деклассированной мелкой буржуазии? Запутавшись вконец, "Humanit" начинает колебаться: оказывается, что самозащита масс нуждается в создании особых "групп самозащиты". На место отвергнутой милиции ставятся специальные группы, или отряды. Похоже сперва, будто разница только в имени. Правда, и название, предложенное "Humanit", никуда не годится. Можно говорить о "самозащите масс", но нельзя говорить о "группах самозащиты", ибо группы имеют своей целью защищать не сами себя, а рабочие организации. Однако дело, разумеется, не в названии. "Группы самозащиты" должны, по мнению "Humanit", отказаться от употребления оружия, чтобы не впасть в "путчизм". Эти мудрецы третируют рабочий класс как ребенка, которому нельзя давать в руки бритву. К тому же бритвы, как известно, представляют монополию camelots du roi, которые, являясь законным "продуктом капитализма", опрокинули при помощи бритв "систему" демократии. Как же, однако, "группы самозащиты" станут защищаться от фашистских револьверов? Очевидно, "идеологически". Иначе сказать: им ничего не останется, как прятаться. Не имея подходящего предмета в руках, они должны будут искать "самозащиты" в ногах. А фашисты будут тем временем безнаказанно громить рабочие организации. Хотя пролетариат и потерпит при этом страшное поражение, зато он окажется неповинен в "путчизме". Ничего, кроме отвращения и презрения, не вызывает эта трусливая болтовня под флагом "большевизма"! Еще во время блаженной памяти "третьего периода", когда стратеги "Humanit" бредили баррикадами, "завоевывали" каждый день улицу и называли "социал-фашистами" всех, кто не разделял их нелепостей, мы предсказывали: как только эти люди обожгут себе кончики пальцев, они станут самыми крайними оппортунистами. Предсказание подтвердилось ныне полностью. В то время, как в социалистической партии крепнет и растет движение в пользу милиции, вожди так называемой компартии бегают с пожарной кишкой, чтобы охлаждать стремление передовых рабочих строиться в боевые колонны. Можно ли представить себе более гибельную и деморализующую работу? Надо строить рабочую милицию В рядах социалистической партии приходится слышать иногда такое возражение: "Милицию нужно строить, но о ней не нужно говорить вслух". Можно только приветствовать тех товарищей, которые серьезно озабочены тем, чтобы оградить практическую сторону дела от непрошеных глаз и ушей. Но слишком наивно думать, будто можно создать милицию незаметно, тайно, меж четырех стен. Нам нужны десятки, а затем и сотни тысяч бойцов. Они появятся лишь в таком случае, если миллионы рабочих и работниц, а вслед за ними и крестьян, поймут необходимость милиции и создадут вокруг добровольцев атмосферу горячего сочувствия и активной поддержки. Конспирация может и должна окутывать только техническую сторону дела. Что же касается политической кампании, то она должна развертываться открыто, на собраниях, на заводах, на улицах и площадях. Основными кадрами милиции должны быть промышленные рабочие, связанные по месту работы, знающие друг друга и могущие оградить свои боевые отряды от проникновения агентов врага гораздо лучше и вернее, чем самые высокие бюрократы. Конспиративные штабы без открытой мобилизации масс в минуту опасности бессильно повиснут в воздухе. Нужно, чтобы все рабочие организации принялись за дело. В этом вопросе не может быть разграничительной линии между рабочими партиями и синдикатами. Рука об руку они должны мобилизовать массы. Тогда успех рабочей милиции будет обеспечен полностью. Но где же рабочим взять оружие? - возражают трезвые "реалисты", т. е. перепуганные филистеры. Ведь у классового врага - ружья, пушки, танки, газы, самолеты. А у рабочих - сотни револьверов и перочинные ножи? В этом возражении все сваливается в кучу, чтобы запугать рабочих. С одной стороны, наши мудрецы отождествляют вооружение фашистов с вооружением государства, с другой - они обращаются к государству с просьбой разоружить фашистов. Замечательная логика! На самом деле их позиция ложна в обоих случаях. Во Франции фашисты еще далеко не овладели государством. 6 февраля они находились в вооруженном конфликте с полицией государства. Неправильно поэтому говорить о пушках и танках, когда дело идет непосредственно о вооруженной борьбе с фашистами. Фашисты, разумеется, богаче нас, им легче купить оружие. Но рабочие многочисленнее, решительнее, самоотверженнее - по крайней мере, когда чувствуют твердое революционное руководство. Помимо других источников, рабочие могут вооружаться за счет фашистов, систематически разоружая их. Это сейчас один из самых серьезных видов борьбы с фашизмом. Когда рабочие арсеналы начнут пополняться за счет фашистских складов, банки и тресты станут осторожнее жертвовать на вооружение своей разбойничьей гвардии. Можно даже допустить, что в этом случае - но только в этом случае - встревоженные власти действительно начнут препятствовать вооружению фашистов, чтобы не доставить дополнительный источник вооружения рабочим. Давно известно: только революционная тактика порождает, в виде побочного продукта "реформы" или правительственные уступки. Но как же разоружать фашистов? Конечно, этого нельзя сделать посредством одних только передовых статей. Нужно создать боевые дружины. Нужно создать штабы милиции. Нужно поставить хорошо службу разведки. Тысячи добровольных информаторов и пособников прибудут со всех сторон, когда узнают, что дело поставлено нами серьезно. Нужна воля к революционному действию491. Но фашистское оружие - не единственный, разумеется, источник. Во Франции свыше миллиона организованных рабочих. Вообще говоря, это очень мало. Но этого вполне достаточно, чтобы положить начало рабочей милиции. Если партии и синдикаты вооружат только одну десятую часть своих членов, это уже создаст милицию в 100.000 человек. Можно не сомневаться, что число добровольцев на другой же день после воззвания "единого фронта" далеко превысило бы это число. Отчисления партий и союзов, добровольные сборы и пожертвования дали бы возможность в течение месяца-двух обеспечить оружием 100-200 тысяч рабочих бойцов. Фашистская сволочь скоро поджала бы хвост. Вся перспектива развития стала бы неизмеримо благоприятнее. Ссылаться на отсутствие оружия и на другие объективные причины в объяснение того, почему до сих пор не приступили к созданию милиции, значит обманывать себя и других. Главное препятствие, можно сказать, единственное препятствие коренится в консервативном и пассивном характере руководящих рабочих организаций. Вожди-скептики не верят в силу пролетариата. Они надеются на всякие чудеса сверху вместо того, чтоб дать выход революционной энергии снизу. Сознательные рабочие должны заставить своих вождей либо приступить немедленно к созданию рабочей милиции, либо уступить свое место более молодым и свежим силам. Вооружение пролетариата Стачка немыслима без пропаганды и агитации, но также и без пикетов, которые, где могут, действуют убеждением, а где вынуждены, прибегают к физической силе. Стачка есть простейшая форма классовой борьбы, которая всегда сочетает в разной пропорции "идеологические" приемы с физическими. Борьба с фашизмом есть в основе своей политическая борьба, которая нуждается, однако, в милиции, как стачка в пикетах. По существу дела, пикет и есть зародыш рабочей милиции. Кто считает, что надо отказаться от "физической" борьбы, тот должен отказаться от всякой борьбы, ибо дух не живет без плоти. По великолепному выражению военного теоретика Клаузевица, война есть продолжение политики другими средствами. Это определение относится полностью и к гражданской войне. Физическая борьба есть только "другое средство" политической борьб