ткой у Чумазого Доминго. Сучья работа, но это только до тех пор, пока я не смогу продать несколько картин. Помимо всего прочего, Аннабель была еще и художницей. Ее ребячья мазня, которую она гордо именовала "примитивами", изображающая работающих в поле местных старух ч овец на заднем плане, при полном отсутствии перспективы, некоторое время пользовалась шумным успехом у картинных галерей острова, пока ее не вытеснили другие художники, еще более примитивные, с еще более вопиющим отсутствием перспективы. Художники-примитивисты Ибицы все время состязались между собой -- кто примитивнее. -- А ты как? -- спросила Аннабель. Она встала, подошла к холодильнику и достала две бутылки пива "Сан-Мигель". Из холодильника донеслась могучая вонь тушеной баранины с турецким горохом, приготовленной явно еще на той неделе. Хоб пожалел, что согласился выпить пива. -- Все еще занимаешься своим детективным агентством? Хоб кивнул. Выходцы с Ибицы так редко заводили собственное дело где-нибудь за границей, что все подобные случаи были известны наперечет, и островитяне внимательно следили за успехами своих земляков, чтобы успеть занять у них денег во время коротких периодов процветания. -- Что, расследуешь какое-нибудь новое дело? Хоб кивнул. -- Помогаю французской полиции вести расследование. -- А, так ты к нам по делу? -- Да, по поводу Стенли Бауэра. Не могла бы ты рассказать мне о том, чем он занимался в последнее время? -- Ой, Хоб, какой же ты олух! Славный, но глупый. Ну почему я должна что-то рассказывать тебе про Стенли, даже если бы я что-то знала? Тем более что я ничего не знаю. -- А что, есть причины не рассказывать? -- Наверно, нет. Но я не хочу неприятностей. -- Аннабель, мы же старые друзья! Расскажи мне все. Я никому не стану доносить и, в случае чего, заступлюсь за тебя. -- Конечно, заступишься, Хоб. Если сумеешь. Но почему бы тебе не спросить у самого Стенли? -- Не могу. Его убили. Аннабель уставилась на него расширенными глазами. -- Убили?! Что, правда? Хоб кивнул. - Как? Хоб рассказал ей, как погиб Бауэр. Аннабель призадумалась, потом покачала головой. -- Хоб, я бы с удовольствием рассказала тебе все, что помню. Но не здесь. Своди меня пообедать в "Эль Оливо", и я запою, как канарейка. Только погоди минутку, я переоденусь. x x x -- Ты пробовал эти блины с икрой? -- спросила Аннабель часом позже, когда они сидели на балконе "Эль Оливо", на одной из крутых улочек Старого Города. -- Это настоящая икра, Хоб, а не какая-нибудь жуткая датская подделка из трескового фарша. Хоб отметил, что она чрезвычайно быстро оправилась от шока при известии об убийстве Стенли. -- Икра настоящая? -- переспросил Хоб. -- Хорошо. А то я беспокоился на этот счет. Оба успели поприветствовать с десяток знакомых, пробегавших мимо "по делам", которые занимают большую часть суток любого жителя Ибицы. После пары рюмок домашней водки Аннабель наконец разговорилась. -- До прошлого месяца я проводила со Стенли Бауэром довольно много времени. Мы вместе ходили на вечеринки. Это было после того, как я порвала с Этьеном. Между нами ничего не было -- он ведь был "голубой", ты же знаешь. А теперь его убили... Мне не особенно хочется о нем говорить. Хоб ждал. Аннабель улыбнулась и заказала у нависшего над столиком официанта коктейль с шампанским. -- Что, и все? -- спросил Хоб. -- Это я мог бы узнать у первого встречного, и обошлось бы мне это в рюмку коньяка. -- Ну а я чем виновата? Спроси еще о чем-нибудь! -- Когда ты виделась со Стенли в последний раз? Аннабель прикусила длинный алый ноготь и призадумалась. -- Думаю, вечером накануне того дня, когда он улетел в Париж. Мы обедали у Арлен. -- Он не говорил, зачем едет в Париж? -- Сказал, что ему надо разобраться с каким-то делом, но с каким -- не говорил. -- А потом? -- Наверно, он собирался вернуться сюда. Точно не знаю. -- Он не выглядел нервным, озабоченным, что-нибудь в этом духе? -- Стенли? У него был такой вид, словно у него вообще нет проблем и никогда не было. -- Замечательно... -- буркнул Хоб. -- А не встречала ли ты его с темнокожим или смуглым мужчиной, по всей видимости, испаноговорящим, вероятно, испанцем или латиноамериканцем, который носит кольцо с большим изумрудом и в имени которого встречается двойное испанское "p"? -- Не припомню такого. -- Слишком уж быстро ты ответила! -- заметил Хоб. -- В смысле? -- Ты даже не дала себе труда подумать. Это заставляет меня прийти к выводу, что ты знаешь, о ком идет речь. -- Да нет. Я просто знаю всех знакомых Стенли. Это в основном французы и англичане. Ни одного латиноамериканца среди них нет. -- Может, ты хочешь еще коктейль с шампанским? -- Я его закажу, не беспокойся. Официант! -- Ты знала, что Бауэр собирается делать в Париже? -- Хоб, я вообще его довольно мало знала. Мы просто хорошо веселились вместе. Почему ты меня об этом расспрашиваешь? Хоб закурил "Румбо", закашлялся и отхлебнул глоток своего "Сан-Мигеля". -- Жаль, что ты спросила. Я-то рассчитывал заманить тебя в ловушку и вынудить во всем сознаться! -- Ну, раз уж не вышло, скажи, зачем тебе все это? -- Да вот, французская полиция интересуется. -- В самом деле? И что, награда назначена? -- Аннабель, если бы за это была назначена награда, я бы тебе так сразу и сказал. Если за это заплатят, я выделю тебе твою часть. Но все-таки, расскажи мне о Стенли. Ты ведь любишь бывать в Париже? -- Конечно. А что? -- А то, что инспектор Фошон, мужик, который ведет это дело, позаботится о том, чтобы ты познакомилась с традиционной французской вредностью. Если ты не согласишься нам помочь. Как только ты появишься в Париже, тебя возьмут и допросят по всем правилам. Он может даже организовать тебе неприятности. Аннабель спокойно поразмыслила над этим. -- Ну, тогда я просто не поеду в Париж. -- Но почему тебе отказываться от поездок в Париж, если тебе нечего скрывать? Аннабель поколебалась... -- Хоб, я недостаточно хитра, чтобы водить тебя за нос. На самом деле я просто ничего не знаю. Господи! Убили Стенли! Стенли убили! Вот невезение1 -- По-моему, невезение здесь ни при чем. -- Да нет, я имею в виду, что это мне не повезло. Стенли-то, он вообще был невезучий. Не надо мне было давать ему взаймы триста фунтов на эту дурацкую поездку. -- Собирайся, Аннабель, -- распорядился Хоб. -- Нам пора идти. Ему подали счет на сто семьдесят три доллара, не считая чаевых, которые Хоб дать позабыл. И не считая шампанского. ГЛАВА 6 У ресторана, на маленькой площади с хипповским обувным магазином на углу, была стоянка такси. Хоб усадил Анна-бель в такси и сунул ей тысячу песет на проезд. На сегодня он был сыт ею по уши. Потом прошел узким переулком, ведущим на стоянку позади ресторана, где он оставил свой наемный "Сеат". Стоянка представляла собой неправильный прямоугольник, огороженный белеными каменными столбиками. Подойдя ближе, Хоб увидел, что на капоте его машины сидит какой-то мужик и курит сигарету. Мужик затянулся в последний раз и отшвырнул окурок. Огонек сигареты прочертил огненную линию в темноте. -- Эй, -- сказал мужик, -- это ты -- Хоб Дракониан? -- А вы кто такой? -- осведомился Хоб. -- На твоем месте я бы не стал этим интересоваться, -- сказал мужик, поднялся и пошел навстречу. В его движениях было нечто, что не понравилось Хобу. Он медленно начал отступать, жалея, что не из тех детективов, которые носят пистолеты. Правда, в Европе не так-то просто получить разрешение на ношение оружия, но ведь мог бы запастись хотя бы ножом или кастетом! А так у него не было ничего, кроме шариковой ручки. Да и та во внутреннем кармане, так сразу не выхватишь. А мужик шел вперед, и вид у него был угрожающий. Хоб обернулся. Позади никого не было, да даже если бы там и были люди, вряд ли он разглядел бы их во тьме тропической ночи. А из "Эль Оливо" несся грохот рок-музыки, который наверняка заглушит любые отчаянные крики. Хоб отступил на пару шагов, готовясь развернуться и бежать обратно в ресторан. Но слева донесся какой-то звук. Он обернулся. В проходе между двумя машинами показался другой мужик, застегивающий ширинку. -- Послушайте, -- сказал Хоб, -- у меня неприятности. -- Знаю, -- сказал новоприбывший. Хоб не был тормозом. Он сразу сообразил, что эти двое работают вместе. -- Мужики, вы чего? -- спросил он, надеясь, что голос у него не дрожит. Первый мужик, более высокий, был одет в темный костюм и дурацкую тирольскую шапочку с лисьим хвостиком, пристегнутым серебряной пряжкой. Он сказал: -- Нам стало известно, что ты суешь нос не в свое дело. Вот мы и пришли с тобой побеседовать. Он говорил с акцентом, похоже, латиноамериканским. Его приятель, низенький и злобный, с мелкими беличьими зубками, блестящими над черной рубашкой с белым галстуком, в ботинках с металлическими носами, добавил: -- Мы будем изъясняться грубым физическим стилем, которым владеем лучше всего. Еще один латинос, похоже, необразованный, но с претензиями. Во время предыдущих реплик мужики деловито оттесняли Хоба в угол. Они загнали его в узкий проход между машинами. В конце прохода была каменная стена в десять футов высотой, за ней -- обрыв. Хобу некуда было податься, кроме как вперед, прямо к ним в лапы. А в лапы ему не хотелось. Да, вот уж неприятности так неприятности! И тут Хоб услышал, как открылась дверца машины. Обернувшись, все трое увидели, как из большого пыльного старого "Мерседеса" выбрался еще один мужик. Поначалу Хоб разглядел только, что он одет в темные брюки и темную рубашку. Когда он подошел ближе, Хоб увидел, что у него вьющиеся белокурые волосы -- единственное светлое пятно вокруг. Подойдя вплотную, человек осведомился: -- Мистер Дракониан? -- Я с удовольствием побеседую с вами как-нибудь в другой раз, -- сказал Хоб. -- А пока почему бы вам не сбегать за полицией? Возможно, "Скорая" тоже не помешает.-- Вот именно, парень, -- поддержал здоровый латиноамериканец. -- Почему бы тебе не убраться к чертовой матери? -- Мне надо поговорить с мистером Драконианом, -- возразил незнакомец. -- И мое дело не терпит отлагательств. Невысокий рассмеялся -- противный короткий смешок противного коротышки. -- Не терпит, говоришь? Придется потерпеть, детка! А то щас как... Он направился к белокурому незнакомцу, стоявшему в узком пространстве между машинами. Теперь его освещали слабые лучи убывающей луны, лениво выглянувшей из-за облаков. -- Завтра приезжает мистер Варгас. -- сообщил незнакомец небрежным тоном. Двое остановились, но всего на секунду. -- А нам какое дело? -- спросил здоровяк. -- Он хочет, чтобы все было тихо-мирно. -- К тому времени, как он приедет, все и будет тихо-мирно, -- сказал здоровяк. -- А теперь иди к черту. Нам надо поговорить с этим мужиком. -- Нет, -- лаконично ответил белокурый. -- Убирайтесь отсюда. Латиноамериканцы снова пошли в атаку, на этот раз на белокурого, заходя с двух сторон. Хоб уже собирался броситься на помощь -- как только уймет противную дрожь в коленях. Незнакомец стоял на носках, легонько покачиваясь, а потом двинулся в сторону здоровяка легким танцующим шагом. Коротышка с крысиной физиономией достал что-то из кармана -- пистолет, нож или бритву, что именно, Хоб в темноте не разглядел. Однако это было неважно, потому что незнакомец внезапно развернулся на одной ноге и ударил носком, легким изящным движением футболиста, забивающего гол. Предмет, который коротышка достал из кармана, улетел куда-то во тьму и с металлическим звоном упал на крышу какой-то дальней машины. -- Ни фига себе! -- сказал здоровяк, нагнул свою круглую башку и ринулся вперед. Но белокурый уже снова развернулся, сделав странный балетный пируэт, нырнул в сторону и выбросил вперед руки. Раздался странный треск -- это руки незнакомца соприкоснулись с плечом и головой верзилы. Верзила остановился, пошатнулся, неуклюже замахнулся на белокурого -- но тот был уже вне пределов досягаемости. Пританцовывая на носках, он устремился на коротышку, пролетел мимо и с размаху врезал локтем ему в брюхо. Коротышка взревел и замахал кулаками. А незнакомец опять развернулся и выбросил назад ногу. Нога врезалась коротышке в солнечное сплетение. Тот сдавленно ухнул, упал на спину и принялся ловить ртом воздух. А незнакомец тем временем снова приблизился к здоровяку, размахивая руками с такой скоростью, что их было почти не видно, и нанося удары ногами. Верзилу внезапно подбросило в воздух. Некоторое время он повисел горизонтально, перпендикулярно белокурому незнакомцу, а потом рухнул на асфальт, треснувшись затылком. Там он и остался лежать, стеная сквозь окровавленные зубы, точно огромный жук с латиноамериканским акцентом, которого перевернули на спину и раздавили ногой. Белокурый незнакомец обернулся. Здоровяк полежал-полежал, с трудом поднялся на ноги, но попыток напасть уже не возобновлял -- а бросился бежать. Через пару секунд следом за ним уковылял и коротышка. -- Ну, полагаю, с этим мы разобрались, -- сказал незнакомец. -- Спасибо, -- произнес Хоб, с трудом сдержав порыв броситься в ноги незнакомцу и поцеловать его туфли на мягкой подошве. Как-никак тот спас ему если не жизнь, то, по крайней мере, шкуру. -- Нельзя ли узнать, как вас зовут? -- Конечно. Мое имя Хуан Брага, хотя обычно называют меня Вана. Брага! Испанское "p"! Правда, кольца с изумрудом нет, но ведь он мог его снять, когда принимал душ, и забыть надеть обратно... Нет, не будем делать поспешных выводов. Испанских имен с "p" -- до черта. Тем более что у этого "p" не двойное. И вообще, "p" -- один из популярнейших звуков во всех языках, если не считать японского. -- Я вас никогда не видел, -- заметил Хоб. -- Это потому, что я большую часть своего времени провожу на фазенде. -- На какой? -- К'ан Соледад. Она принадлежит Сильверио Варгасу, моему патрону. -- Варгас... Нет ли у него сына по имени Этьен? -- Есть. -- Мир тесен! -- сказал Хоб. Впрочем, это утверждение было само собой разумеющимся -- Ибица действительно очень тесный мирок, хотя когда на ней живешь, об этом временами забываешь. ГЛАВА 7 В ту ночь Хоб замечательно выспался -- в своей собственной постели, в своей собственной спальне, на своей собственной фазенде. И ветки миндального дерева убаюкивающе шуршали за окном Утром он побрился, надел чистые джинсы и голубую футболку с тремя пуговками и спустился на кухню, приготовить себе чего-нибудь на завтрак. Газовый баллон оказался пуст, наполнить запасной тоже никто не потрудился. Хоб сунул большие оранжевые баллоны в багажник и поехал завтракать к Аните. Он устроился в открытом дворике, под сенью виноградных лоз, оплетавших выступающие концы балок низенькой крыши. Потом обменял пустые баллоны на полные напротив, в универсальном магазинчике Пабло. Но домой решил пока не возвращаться. Доехать, что ли, до Гарри Хэма? Да нет, лучше повидаться с ним в "Эль Киоско" в Санта-Эюлалиа. Хоб поехал в город, нашел место для машины на стоянке у "Гамбургеров" Умберто, и пошел в "Киоско". Гарри действительно был там. Он доедал свою яичницу с ветчиной и читал позавчерашнюю "Париж Геральд Трибюн". Хоб подсел к нему, и они заказали себе по cafe con leche <Кофе со сливками (исп.)>. -- Ну, что новенького? -- спросил Гарри. Хоб рассказал про вчерашний вечер, про Аннабель, про двух мужиков на стоянке и про своего белокурого спасителя. -- Сказал, что его имя Хуан Брага, но обычно его называют Вана. Тебе это что-нибудь говорит? -- В первый раз слышу. -- Он сказал тем двоим, что Сильверио Варгас должен сегодня приехать на остров. Должно быть, это что-то значит, хотя на них и не произвело особого впечатления Слышал про него? Гарри покачал головой. -- У меня новостей никаких, кроме письма от Марии. Она развлекается на Майорке. Послезавтра должна приехать. Ну, что будем делать? Хоб старался сосредоточиться, однако царящая на острове всеобщая лень уже начинала брать свое. -- Думаю, стоит подождать развития событий. Как там говорил Фриц Перл? "Не подгоняй реку!" -- Это мог бы быть девиз нашего острова, -- заметил Гарри. -- Пошли сегодня на Агуа-Бланка? -- Пошли, -- согласился Хоб. -- Я уж и не помню, когда в последний раз был на пляже. Перекусим прямо там, в "Ла Терраса". -- Отлично! -- сказал Гарри. -- Давай встретимся на дороге на Агуа-Бланка и поедем на одной машине, чтобы не гонять обе по этой козьей тропе. -- Возьмем мою, -- предложил Хоб. -- Она все равно прокатная. Ну, через пару часиков увидимся. У меня есть еще дела. -- Какие? -- поинтересовался Гарри. -- Надо забрать белье из прачечной, купить газировки и отвезти домой газовые баллоны. Столько хлопот! Управившись с домашними делами, Хоб приехал на дорогу на Агуа-Бланка и подождал Гарри. Тот привез с собой одеяла и несколько книжек в мягких обложках. Они перенесли их в машину Хоба и поехали по ухабистой грунтовке, которая вилась по предгорьям и кончалась у автостоянки над пляжем Агуа-Бланка. Они собрали вещи, зашли в ресторан, чтобы заказать столик, попросили подать ленч через час и спустились на пляж. День был чудесный: лазурное небо, небольшие облачка, сине-зеленое море и загорелые тела отдыхающих, разбросанных по пляжу длиной в две мили. Они устроились под соломенным зонтиком, дав монетку мальчишке, который его стерег, расстелили полотенца и улеглись загорать. Потом пошли искупались, потом позагорали еще. Повторили эту процедуру еще два раза, а тут и время ленча подошло. В "Ла Террасе" им подали рыбное ассорти, куда было намешано все, что вылавливали рыбаки у берегов острова, с серым местным хлебом, оливковым маслом, маслинами и парой бутылок "Сан-Мигеля", чтобы запить все это. Потом они вернулись на пляж, окунулись еще разок и несколько часов продремали под зонтиком. Это был один из тех изумительно бестолковых дней, которые и составляют всю прелесть летней жизни на Ибице -- для иностранцев. Местные жители спускаются к морю лишь затем, чтобы наловить рыбы. Хоб отвез Гарри туда, где бывший коп оставил свою машину, и договорился встретиться с ним позднее за обедом. Вернулся к себе на виллу, по-быстрому принял душ (бак на крыше уже давно никто не наполнял), побрился и переоделся к обеду. Потом вернулся в Санта-Эюлалиа и зашел к Сэнди. Просматривая почту, он обнаружил записку от Большой Берты, которую передал один из ее знакомых, заезжавший сюда. "Есть разговор. Приезжай завтра утром". Хоб свернул записку и сунул ее в карман. Есть надежда, что до его прихода ее прочитало не больше двух десятков любопытных. Вскоре прибыл Гарри. Они выпили по паре стаканчиков, потом пошли обедать к Хуанито вместе с несколькими знакомыми. У Хуанито подавали очень вкусных омаров под майонезом. Напоследок завернули в "Черную кошку" и разошлись по домам. ГЛАВА 8 -- Хоб, -- сказала Берта на следующее утро за завтраком, когда Хоб завернул к ней, -- будешь ли ты выдавать мне деньги на расходы? -- Зачем? -- Я уже успела потратиться. -- Упомяните об этом в своем отчете. Шучу, шучу. На что? -- Я дала взятку. Ведь помощникам детектива положено давать взятки, верно? -- Ну, это смотря что вам удалось узнать. -- Это обойдется тебе в две тысячи песет. Именно столько я выложила за напитки для Долорес. -- Кто такая Долорес? -- Официантка. Работает у Чумазого Доминго. У нее квартирка рядом с Аннабель. -- Без проблем, -- сказал Хоб, доставая из кармана пару тысячных купюр. -- И что же вы узнали? Берта сунула деньги в свою сумку с надписью "Ибица". Старушка просто сияла. -- Ну вот, теперь я чувствую себя настоящим детективом! Самое потрясающее ощущение с тех пор, как я первый раз кололась ЛСД! -- Ужасно рад слышать, -- сказал Хоб. -- Ну а теперь, если вы уже закончили похваляться, может, все-таки расскажете, что именно вы узнали? -- Да ничего особенного! -- обиженно сказала Берта. -- Всего лишь имя того человека, которого ты пытался выследить. Ну, того, которого видели со Стенли Бауэром в Париже. Берта изложила Хобу то, что рассказала ей Долорес. Официантка была на своем балконе, развешивала белье после стирки, когда к Аннабель пришел посетитель. Это было на следующий день после того, как Стенли улетел в Париж. Незнакомец был не очень высокий, но коренастый, смуглый, загорелый, и у него был, как выразилась Долорес, "дурной глаз", хотя что это значит, она не объяснила. Аннабель его, похоже, не знала, однако впустила. Долорес вышла на другой балкон с остальным бельем и услышала, как они разговаривают. Слов она не разобрала, но тон был явно недружелюбный. Мужчина повысил голос. Он говорил по-испански. Аннабель отвечала по-английски, похоже, возражала. Долорес была уверена, что слышала звук пощечины и плач Аннабель. Потом они снова заговорили, на этот раз тихо, но напряженно. Долорес уже думала, не сходить ли позвать на помощь -- в полумиле от их дома находятся казармы гражданской гвардии, -- но тут мужчина ушел, хлопнув дверью. Он сел в машину, оставленную на углу, и уехал к Сан-Антонио, в противоположную сторону от Ибица-Сити. -- Она не говорила, было ли на нем кольцо с изумрудом? -- спросил Хоб. -- О кольце она не упоминала. Но когда я спросила про кольцо, она сказала, что да, оно вроде бы было. -- А имя? -- Единственные слова, которые сумела разобрать Долорес, -- это когда Аннабель произнесла "Арранке, пожалуйста, не надо!" Это после того, как он ее ударил.-- Арранке? -- Это то, что она слышала. По крайней мере, ей так показалось. -- Вы молодец! -- сказал Хоб. -- До окончательной идентификации, конечно, еще далеко, но по крайней мере тут есть за что ухватиться. -- Хотите что-нибудь выпить? -- спросила Берта. -- Мне буквально не сидится на месте! -- Кофе, если можно. Хоб прошел вслед за ней на кухню, выложенную кафелем. Пока Берта наполняла кофейник, Хоб сказал: -- Аннабель мне говорила, что встречалась с Этьеном. Вам об этом что-нибудь известно? -- А то как же! -- сказала Берта. -- Тебе с молоком? Садись, я сейчас расскажу. Этьен -- имя французское, но этот мальчик из Бразилии. Он живет на острове. Первое, что тебе скажет любой, кого ни спроси, -- это что он красивый. -- А второе? -- Что он богат. Или, скорее, что ему светит большое наследство. Дай сигаретку, я все расскажу. Когда Аннабель и Этьен встретились на вечеринке в новом доме Урсулы Оглторп близ Санта-Гертрудис, между ними вспыхнула похоть с первого взгляда. Эти двое красивых людей без предрассудков были созданы друг для друга -- по крайней мере, на ближайший месяц точно. На Ибице была весна, время, когда все, устав от зимних холодов, ищут приключений на лето. Этьен только что прилетел из Рио-де-Жанейро. Они с Аннабель взглянули друг на друга поверх узких бокалов с шампанским -- и игра началась. Они прошли весь круг удовольствий -- ходили на дискотеки, устраивали пикники на пляже и попойки в старинных погребках Старого Города, лазили в пещеру Танит, любовались закатами над Вед рой, гуляли вдоль древней римской стены, глядя сверху на игрушечные теплоходы, стоящие в гавани на фоне зеленого моря. Когда наслаждения острова начали им приедаться, они воспользовались авиабилетом Этьена на неограниченное число рейсов и отправились путешествовать. Биарриц, Сантандер, Хуан-лес-Пине, а потом за Атлантику -- на Ямайку и даже в Гавану. Но когда они вернулись, что-то между ними изменилось. Такому опытному глазу, как у Берты, сразу было заметно, что в их отношения вкралось разочарование. Аннабель ей не говорила, что именно получилось не так. Но через неделю после возвращения она порвала с Этьеном и начала встречаться со Стенли Бауэром. Вскоре Стенли улетел в Париж. А Этьен уехал на отцовскую виллу в горах над Сан-Хуаном, и в последнее время его было почти не видно. Вот как обстояли дела. ГЛАВА 9 Приняв душ и переодевшись в свободный белый костюм, какие было принято носить летними вечерами, Хоб покинул свою фазенду и поехал в Санта-Эюлалиа. Не без труда найдя место для парковки, он направился к Сэнди, любуясь по дороге лиловым закатом. У Сэнди, как всегда, яблоку негде было упасть. Магнитофон играл барочные мелодии эпохи Возрождения. В бокалах с "Кровавой Мэри" и джином с содовой позвякивал лед. Зал был освещен рассеянным светом, льющимся из-под соломенных корзин, наброшенных на слабые лампочки вместо абажуров. Хоб протолкался сквозь толпу и проверил почту, сваленную на стойке рядом с баром. Писем он не ждал, но кто его знает! Он с удивлением обнаружил полупрозрачный голубой конверт, пришедший из Парижа. Распечатав его, Хоб удивился еще больше. Там был чек на десять тысяч франков и записка от Жан-Клода. В ней с обычной лаконичностью Жан-Клода говорилось следующее: "Это часть оплаты за последнюю сделку агентства. Найджел уже должен был тебе все рассказать. Он обещал также заняться другим делом". Найджел в Париже? Какая еще сделка? Какое "другое дело"? У Хоба голова пошла кругом. Нет, деньги получить приятно, спору нет -- это вообще одно из наивысших наслаждений, знакомых современному человеку, -- но все удовольствие портило неприятное ощущение, что происходит нечто важное, а он не в курсе. Хоб еще раз пересмотрел всю почту, надеясь найти письмо с объяснениями. Ничего! Он окликнул Сэнди и спросил, не звонили ли ему в последнее время.-- Дорогой мой, -- ответил Сэнди, -- если бы звонили, я бы тебе сказал, ты же знаешь! Погоди, спрошу у бармена. Он обернулся. -- Филип, Хобу никто не звонил? -- Никто, -- ответил Филип. -- А то я бы сказал. -- А можно позвонить? -- попросил Хоб. -- Дело, понимаешь, довольно важное... В то время Сэнди был одним из немногих обладателей телефона в Санта-Эюлалиа и не очень любил разрешать пользоваться им клиентам. Однако Хоб -- это особый случай. Местные жители немного гордились его детективным агентством. -- Конечно. Только постарайся не занимать его слишком надолго. И не забудь спросить у оператора, сколько ты проговорил и сколько это стоит, если будешь звонить за границу. Хоб поднялся наверх, в маленькую, выложенную кафелем комнатку, где обычно ночевал Сэнди, когда бар бывал открыт допоздна и ему не хотелось ехать на свою виллу в Сиесте. Хоб позвонил оператору в Ибице и попросил набрать номер квартиры Эмили Шумахер, где ныне обитал Найджел. Номер не ответил. Хоб попытался найти Найджела в его собственном доме в Кью-Гарденс в Лондоне. Безрезультатно. Тогда Хоб позвонил в Париж, в бар "Кит-Кэт", где принимали звонки для Жан-Клода. Но владелец сказал, что Жан-Клод сейчас в отъезде и куда уехал -- неизвестно. Может, что передать? Хоб назвал себя и сказал, что ему срочно надо найти Жан-Клода. Не знает ли владелец бара хотя бы приблизительно, где он сейчас может быть? Владелец ответил: "Может, вы и в самом деле его начальник, мсье, но для меня вы -- только голос в телефонной трубке. Возможно, вы действительно знаете Жан-Клода. В таком случае вы должны знать, что, если я вам скажу, где он сейчас, он меня убьет. Тем более я все равно этого не знаю, клянусь". Хоб не забыл записать время и стоимость переговоров. Спустившись вниз, он попросил Сэнди прибавить эту сумму к его счету. Потом заметил только что вошедшего Гарри Хэма и показал ему письмо Жан-Клода. -- Ты мне не раз говорил, что Найджел -- человек рассеянный, -- сказал Гарри. -- Вот тебе доказательство. Как ты думаешь, Аннабель может что-то знать? -- Может, -- ответил Хоб. -- Она -- единственный известный мне человек, который знает и Найджела, и сеньора Арранке. Надо заехать к ней и узнать. -- Хочешь, я поеду с тобой? -- предложил Гарри. -- Мне все равно делать нечего. Они отправились в Ибицу на машине Гарри, обогнули город, приехали в Фигуэреты и остановились около "Улья", дома Аннабель, примерно в десять вечера. В квартире Анна-бель было темно, и на стук она не ответила. Но из соседней квартиры выглянула ее соседка, Долорес, в купальном халате, с головой, замотанной полотенцем. -- Вы не Хоб Дракониан? -- спросила она. Когда Хоб ответил утвердительно, Долорес сказала: -- Аннабель так и думала, что вы заедете. Она оставила вам записку. Девушка сходила за запиской и вручила ее Хобу. В записке говорилось: "Хоб, дорогой! Произошли важные события. Я еду в Лондон. Если мне повезет, я, возможно, разузнаю то, что тебя интересует. Если решишь приехать -- а это было бы неплохо, -- я остановлюсь у Арлен". И номер телефона в Южном Кенсингтоне. Вернувшись в машину, Хоб сел и задумался. Гарри подождал, потом спросил: -- Ну и куда теперь? -- В аэропорт! -- сказал Хоб. -- Ты же без вещей! -- Ничего, паспорт, деньги и записная книжка при мне. А бритву и лишнюю пару джинсов можно купить и в Лондоне. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Лондон ГЛАВА 1 Самолет поднялся в воздух согласно расписанию, полет проходил без приключений. Погода была пасмурной, но самолет компании "Иберия" быстро набрал высоту и вырвался из-под облаков. Вскоре под крылом распростерлась зеленая Англия. Около полудня прибыли в Хитроу. Пройдя таможню и иммиграционную службу, Хоб сел в автобус и доехал до вокзала Виктория. Нашел телефонную будку и попытался еще раз разыскать Найджела в Париже, у Эмили Шумахер. Номер не ответил. Позвонил в Кью-Гар-денс -- просто на всякий случай. И там никто не ответил. Хоб перекусил в пиццерии рядом с вокзалом, потом позвонил еще в несколько мест -- на этот раз искал, где бы остановиться. Никого из знакомых в городе, похоже, не было. Видимо, придется потратиться на гостиницу, чего Хоб обычно избегал, наполовину из экономии, наполовину из принципа. Он достал свою записную книжку в коричневом переплете из кожзама и нашел телефон Лорне Атены, музыканта из Вест-Индии, с которым познакомился на вечеринке в Париже. Позвонил. Лорне оказался дома и сказал, что переночевать у него можно, если Хоб не имеет ничего против ударных инструментов и согласится спать на диване. Хоб не одобрял ни того, ни другого, но дареному коню в зубы не смотрят, даже если ты частный детектив. Он решил сегодня заночевать у Лорне, а назавтра поискать что-нибудь получше. Лорне жил на Вестборн-Гроув, в самом сердце района, населенного выходцами из Вест-Индии. Это была длинная, широкая, несколько запущенная улица, известная своими антикварными лавками и стычками на почве межнациональной вражды. Хоб позвонил по домофону, и Лорне впустил его в подъезд. Квартира Лорне была на пятом этаже без лифта. Когда сильно запыхавшийся Хоб вошел, Лорне приветствовал его, пожалуй, с излишней экспансивностью. Лорне был довольно светлокожим негром и отращивал буйные локоны, потому что считал, что ему это идет. Он был саксофонистом, и хорошим саксофонистом. -- О, привет! Как я рад тебя видеть! Заходи, стряхни со своих плеч бремя белых! Лорне был маленьким и подвижным. Он в мгновение ока сунул Хобу бутылку пива, сандвич с курицей и здоровенный косяк, из тех, которые сворачиваются из газеты и отрубают тебя на весь день до вечера. От косяка Хоб с сожалением отказался. Мозги ему сегодня еще понадобятся. Лорне дал ему запасной ключ от квартиры. Хоб принял душ, побрился и переоделся в чистую одежду, одолженную у Лорне: джинсы, шерстяная рубашка и куртка на теплой подкладке. Потом уселся в викторианской гостиной Лорне, закурил "Дукадо", разыскал рабочий телефон Джорджа Уитона, записанный на клочке газеты, и позвонил. Трубку взяла секретарша Джорджа, попросила подождать, пошепталась с кем-то и передала трубку Джорджу. Хоб начал было представляться, но Джордж, оказывается, помнил, как они встречались несколько лет тому назад. Хоб сказал, что ищет Найджела и что дело срочное. -- Я думал, он в Париже, -- сказал Джордж. -- Я думал, он в Лондоне, но мне передали, что он в Париже. И теперь я вообще не знаю, где он, а мне очень надо его найти. -- Вообще-то я и сам его ищу, -- сообщил Джордж. -- Ничем помочь не могу. А вы не пробовали заехать в галерею Дерека Посонби в Вест-Энде? Загляните туда. Я им звоню, но никак не могу дозвониться. Знаете, что я вам скажу? Заезжайте-ка сегодня вечером ко мне, где-нибудь часов в семь, обсудим, как обстоит дело, и, может, вместе что-нибудь придумаем. Надеюсь, Найджел не пустился во все тяжкие, как бывало. -- Я тоже надеюсь, -- сказал Хоб и записал адрес Джорджа. Потом попытался найти Аннабель по лондонскому телефону Арлен. Арлен сняла трубку и сказала, что Аннабель ушла. -- По магазинам, -- добавила она без всякой надобности, -- но она ждала твоего звонка. Нельзя ли тебе перезвонить? Хоб оставил телефон Лорне и сказал, что попробует сам перезвонить через несколько часов. Затем он попытался разыскать Жан-Клода в Париже, но снова попал на вчерашнего мужика, и тот снова отказался сообщить, где сейчас может находиться Жан-Клод. В конце концов Хоб позвонил Патрику. Трубку сняла его невеста Анна-Лаура, которая сообщила, что Патрик на несколько дней уехал к друзьям в Амстердам. -- Тебе пришло письмо, -- сказала Анна-Лаура, -- но на той неделе приходил Найджел и забрал его с собой. Письмо пришло с оказией. -- А как оно было надписано? -- Тебе, через агентство, по нашему адресу. -- Найджел его при тебе не распечатывал? -- Распечатал и прочел. -- Он тебе ничего не говорил, о чем шла речь в письме или от кого оно? -- Нет. Он быстро прочитал, поджал губы, сказал "Ага" -- таким тоном, словно имел в виду: "Как интересно!" или "Ну надо же!" -- вот такое "ага". Потом сунул письмо в конверт, положил в карман, поблагодарил меня и ушел. -- А письмо было длинное? -- На одной страничке. Это я точно помню. -- Обратного адреса на конверте не было? -- По-моему, нет. Впрочем, я не помню. -- А не было ли в этом письме чего-то необычного? Ну, в смысле с виду. -- Ну, бумага была такая шуршащая. Я обратила внимание, когда Найджел его распечатал. Дорогая, наверно. Это ведь дорогая бумага, которая шуршит? -- Да, вроде бы. А еще? -- Да ничего. Разве что герб... -- Герб? Точно? -- Я не уверена. Я вот сейчас роюсь в памяти, пытаюсь вспомнить что-то полезное. Возможно, я это просто придумала. Но, по-моему, на письме все же было нечто вроде выпуклой печати или герба. Помнится, красно-желтая. Хоб с трудом удержался от того, чтобы переспросить: "Ты уверена?" Вместо этого он спросил: -- А на конверте герба не было? -- По-моему, нет. Ни печати, ни обратного адреса. -- О'кей. Спасибо большое, ты мне очень помогла. Больше ничего припомнить не можешь? -- Да нет. Только вот Найджел спросил, нельзя ли от нас позвонить. -- И ты, конечно, сказала, что можно? -- Конечно. -- И кому он звонил? -- Понятия не имею. Он попросил сварить ему кофе, и я ушла на кухню, а когда вернулась, он уже повесил трубку, и вид у него был очень довольный. -- А потом? -- Он сказал, что ему надо позвонить Жан-Клоду. -- И что он ему сказал? -- До Жан-Клода Найджел не дозвонился, сказал, что, наверно, он торчит в одном из кафе на Форуме, и ушел. -- И все? -- Все. Все, что я помню. На самом деле, боюсь, я могла еще что-то присочинить. ГЛАВА 2 Отправляясь на остров Сан-Исидро в Карибском море, Найджел был счастлив и полон надежд. Но когда Европа осталась позади и под крылом "Фламинго-737" распростерлась унылая гладь Атлантики, его хорошее настроение начало улетучиваться. Найджелу внезапно пришло в голову, что на самом деле ему вовсе не хотелось куда-то лететь. Больше всего ему хотелось как можно скорее вернуться в Лондон. Конец июня, на носу день рождения его матушки. Найджел и его брат, Джордж, на мамин день рождения всегда приезжали в ее усадьбу Друз-Холл близ Эйршира в южной Шотландии. Найджел не любил пропускать мамин день рождения. А в этом году ей должно исполниться восемьдесят три. Для нее это важная дата. И, хотя старушка легко относилась к своим годам, Найджел знал, что она в душе все больше боится надвигающейся смерти. В последнее время она часто заговаривала об отце Найджела, Чарльзе Френсисе Уитоне, который погиб в Ливане восемь лет назад -- подорвался в джипе вместе с двумя наблюдателями ООН, собирая материалы для статьи в "Гардиан". Чарльз и Хеста разошлись много лет назад и встречались только на больших семейных сборищах. Но когда Чарльза убили, Хеста, казалось, потеряла нечто важное. Старушка заговаривала о нем лишь тогда, когда чувствовала приближение собственной смерти -- когда у нее разыгрывался артрит или начинало барахлить сердце. Найджел всегда был паршивой овцой в семье -- и зеницей ока Хесты Уитон. Джордж был занудой, добросовестным чиновником, выполняющим какую-то унылую работу в отделе контрразведки, и вечно обжевывал вопрос, жениться ли ему на Эмили, с которой он был неофициально помолвлен вот уже три года. Найджел хотел поехать туда ради Хесты. Не так уж много времени он уделяет своей семье. Четыре года назад Хеста перенесла чрезвычайно болезненную операцию на желчном пузыре в полном одиночестве, потому что Найджел торчал в Чаде, пытаясь встретиться с Санджем аль-Аттаром. Это был короткий период работы Найджела в комиссии по борьбе с рабством и не единственный случай, когда в семье что-то происходило, а его рядом не оказывалось. Уитоны были не особенно дружной семьей, но в них существовала эта мрачноватая шотландская преданность, угрюмая, суровая и надежная. И Найджел чувствовал, что вечно предает своих родичей. А ведь он был старшим. И полагал, что лучше их всех знает свет. У Найджела были золотые руки, и больше всего на свете он любил натянуть какие-нибудь старые джинсы и взяться за починку, которой Друз-Холл, усадьба его матери, требовал постоянно. Найджел особенно любил каменные изгороди. Изгороди были не очень древние, где-нибудь прошлого или позапрошлого века, но тем не менее представляли собой прекрасный образчик мастерства каменщика. Камни были тщательно подобраны -- слава Богу, чего-чего, а камней в Шотландии хватает -- и выложены так искусно, что между ними и шила не просунешь. Найджел нигде в Европе не встречал такой хорошей кладки, даже на Ибице, где более древние каменные стены были выложены не хуже египетских пирамид или странных храмов на Мачу-Пикчу. И, как и они, каменные изгороди Чертога Друидов никогда не были повреждены пушечными снарядами., Найджел любил хорошую старую кладку. Он сам был неплохим архитектором-любителем. Его фазенда на Ибице, близ Сан-Хосе, под Эскабеллами, была выстроена им самим, по собственному проекту. Да, конечно, он ее потерял по бракоразводному контракту. Но он имеет право выкупить ее за установленную цену. Если добудет денег -- что с годами становилось все более и более сомнительным. Так что усадьба его матери в Шотландии -- самое близкое к тому, что можно назвать домом. Дом в Кью-Гарденс Найджел домом не считал. Он приобрел его в короткий период своего процветания, больше как капиталовложение, а также затем, чтобы было где остановиться во время приезда в Лондон. Он сам переделал внутреннюю обстановку, что существенно увеличило стоимость здания. Дом стоял на Кинг-стрит, на полпути между станцией метро и главным входом в парк Кью-Гарденс. Хорошее место, хотя и немного запущенное, особенно после большого урагана, опустошившего Кью-Гарденс. И тем не менее выгодное капиталовложение -- оно принесет кучу денег, если, конечно, Найджел решит его продать. А пока что о