т быть, кое-какую важность он имеет. -- Bastante, -- ворчливо проговорил Гарри. "Bastante" означает "более-менее", "довольно". Это вроде бы ничего не выражающее короткое слово может оказывать огромное влияние в некоторых уголках испаноговорящего мира. Гарри знал, что это слово в испанском языке более убедительно, чем "urgencias" <Неотложность (исп.)> или "rapidos" <Срочность (исп.)>. И когда Хосе сказал, мол, "muy саrо" <Весьма дорого {исп.)>, то Гарри понял: разговор будет не таким дорогим, как если бы было "bastante саrо". -- Для тебя я это устрою сейчас же, -- объявил Хосе, разъединяя леди, которая уже долго разговаривала со своим мужем в Копенгагене. Он положил руку на рычаг -- да, у этих телефонов такие же рычаги, как у старых полевых аппаратов армии США, -- и забормотал: -- "Pues, a ver" <Итак, посмотрим (исп.).> - И аппарат закряхтел. И он тут же, точно по волшебству, получил Париж. Вот так оно и бывает. Гарри взял трубку. Только бы Хоб нашелся на другом конце. 27. Я И ГАРРИ ХЭМ Я только лег отдохнуть после тяжелого дня, когда меня теребили Жан-Клод с друзьями, как вдруг зазвонил телефон. Гарри Хэм. -- Гарри? Как ты там? -- Жарко и устал, Хоб, но весь в делах. Добыл для тебя кое-какие новости. Меня так поглотили сиюминутные заботы, что я начисто забыл, что моя жизнь не состоит лишь из одного дела, как это бывает в книгах у многих частных детективов, которые, похоже, между одним и другим делом живут в состоянии забытого в камере хранения чемодана. Они не находят лучших занятий, чем потакать своим алкогольным увлечениям и поглощать убийственные обеды, состоящие из дешевой еды и неновых острот. Настоящие детективы, такие как я, всегда одновременно ведут больше чем одно дело. -- Да, -- сказал я, -- жду твоих новостей. -- Насколько я сумел раскопать, -- начал Гарри, -- твои виндсерферы сейчас на рыболовном судне спешат во, Францию. Гарри сообщил, что фирмой "Индустриас Марисол" управляют Энрике и Вико. Энрике уехал в Сан-Себастьян, а Вико покинул остров на рыбачьем судне. И оно вроде бы направляется во Францию. Гарри почти убежден, что у него на борту пропавшие виндсерферы. -- Не думаю, что ты знаешь, куда во Францию? -- Точно не знаю, -- согласился Гарри. -- Рыболовные скорлупки предварительно не заполняют маршрутные листы. Но я сегодня видел в "Интернэшнл Геральд Трибюн" статью. Страница пятая в нижнем правом углу. Похоже, что завтра во Франции в заливе Гонфлер начинаются соревнования по виндсерфингу. На что ты хочешь спорить, что эти доски с парусом плывут туда? -- По-моему, ты действительно что-то раскопал, -- решил я. -- Хорошее начало, Гарри! Так ты летишь в Гонфлер и проверяешь, там ли они? -- Хоб, я не могу выехать из Испании, -- оглоушил меня Гарри. -- Тебя за что-то разыскивают во Франции? -- Ничего похожего. Просто я подал заявление на permanencia. -- Merde <Дерьмо (фр.)> -- рассердившись, я проглотил готовое сорваться с языка ругательство. "Permanencia" -- разрешение на постоянное проживание в Испании. Оно дает определенные привилегии и накладывает несколько обязательств. Для того чтобы его получить, надо заполнить соответствующие анкеты, сдать паспорт и прожить в Испании полгода. Потом паспорт возвращают, и вы можете приезжать и уезжать сколько вам угодно. -- Когда, думаешь, твоя permanencia будет готова? -- Недель через шесть. -- Чертовское неудобство, -- признался я. -- Ты не можешь попросить своего приятеля Беласко раздобыть твой паспорт и отдать тебе? -- Без капли пота, если бы дело было на острове, -- объяснил Гарри. -- Но ты же не хуже меня знаешь, что все бумаги уходят в Мадрид. Заскрежетав зубами, я кивнул. Проклятая сверхцентрализованная Испания. Сам я убежденный сторонник региональной автономии. -- Ладно, -- сказал я, -- придется проверить мне. 28. ГОНФЛЕР Я поехал на вокзал Монпарнас и сел на поезд в Гонфлер. Гонфлер находится в двух часах пути от Парижа Это старый порт в Бретани на берегу Английского канала, как говорят англичане, или Ла-Манша, как говорит весь остальной мир. Порт играл важную роль во время наполеоновских войн. Сняв в отеле "Арен" номер с прекрасным видом на залив, я моментально почувствовал себя лучше. Из окна виднелись узкие, красиво выложенные камнями улицы, шпили церковных колоколен и каменный узор спуска к заливу. Я заметил на улицах несколько плакатов: "Добро пожаловать, виндсерфингисты" Кроме этого, местные жители вроде бы особого интереса к соревнованиям не проявляли. В Гонфлере особенно делать было нечего. И это мне нравилось. Я прогуливался по улицам и вдоль набережной, восхищался водными лыжами, которые выглядели так же, как на знаменитых современных французских рисунках морских пейзажей. То тут, то там я заходил в кафе, пил кофе или аперитив. Я бездельничал, наслаждался и баловал свою душу Вернувшись в отель, я не особенно удивился, узнав от старшего коридорного, что меня спрашивал джентльмен и что теперь он ждет моего возвращения в гостиной. Заглянув в бар, я увидел знакомую большую и сильную спину, затянутую в хлопчатобумажный твид, и львиную голову майора Найджела Уитона. -- Привет, Найджел, -- сказал я, проскользнув на соседнюю табуретку. Как я уже упоминал, я человек не мускулистого сложения. Когда речь идет о грязной работе, я не участвую. Зачем делать ее самому, когда под рукой есть специалисты, которые вечно нуждаются в деньгах. Найджел Уитон -- бывший доброволец "красных беретов" и бывший полковник плохо кончившей армии Моиса Чомбе <Моис Чомбе в борьбе за власть в Заире, пользуясь услугами наемников, поднял мятеж, который был подавлен>. До этого он хорошенько набил руку в различных неприятностях в Малайзии, Кении, Брунее и Афганистане. Уитон -- высокий и, когда забывал втягивать живот, полный человек с густыми буйными каштаново-рыжими кудрями, с курчавой бородой и усами. Он немного походил на льва и немного на белокожего ребенка, слишком надолго оставленного на солнце. Лицо Найджела -- памятник тропическому солнцу и беспробудному пьянству. Он был сложным человеком, одновременно состоявшим из нескольких типажей. Одна из его лучших ролей -- чуть ограниченный бывший офицер Британской армии. Это типаж комичный. Но были и другие. Никто, даже сам Найджел, не знал, какой же из них истинный Уитон. -- Жан-Клод сказал, что у тебя есть для нас работа, -- начал Найджел. -- Откуда ты узнал, что меня надо искать здесь? -- Я вспомнил, что в старые дни ты часто приезжал сюда, когда Париж уже стоял костью в горле, а для возвращения на Ибицу ты еще не созрел. -- Вы изучили мои привычки, Ватсон, -- заметил я. Он кивнул. -- Кстати, как Кейт? -- Прекрасно, -- ответил я. -- Она не вспоминает меня? -- По правде говоря, нет. У Кейт добрые старые дни остались далеко позади. -- Очаровательная женщина Кейт, -- вздохнул Найджел. -- Как дети? Все в порядке? -- Да, прекрасно. Они тоже тебя не вспоминают, Найджел. -- Ну, все равно здорово хорошо поговорить о добрых старых временах. А что случилось теперь, Хоб? -- Алекс Синклер. Помнишь его? -- Даже очень хорошо, -- сказал Найджел -- В те времена его домик на Ибице стоял рядом с моим. Дьявол Алекс, золотоволосый мальчик. Наверно, помнишь, я был шафером на его второй свадьбе. Сейчас не могу вспомнить, на ком он женился, на Маргарет или на Кэтрин? -- Что ты еще о нем помнишь? -- Он изготавливал подделки с Раулем Фонингом, предметы искусства. Потом работал с Берни Корнфилдом, они продавали воображаемые поместья как реальные. Потом вернулся в Штаты. Добровольно отказался от широко расхваленной свободы и пошел работать в какую-то большую адвокатскую фирму в Вашингтоне, округ Колумбия. Последнее, что я слышал, он жил в Джорджтауне и как сыр в масле катался. -- Тем же заканчиваются и мои сведения. Меня наняли найти его. Вроде бы он приехал в Париж с месяц назад и исчез. -- Кто тебя нанял? Если этот вопрос не кажется тебе нескромным. -- Нет, ты ведь теперь тоже в деле, так получается. Разыскивает его леди по имени Ракель Старр. По крайней мере, так она назвалась, когда пришла ко мне. -- Никогда не слышал о ней, -- проговорил Найджел. -- Наверно, не из тех, что были в старые времена? Я покачал головой. -- Я представил ее Русу, он ее не знает. А если Рус не знает, значит, она на самом деле никогда не появлялась на сцене. -- Почему она хочет найти Алекса? -- Она мне не сказала. Кажется, личный интерес. -- С Алексом всегда так, -- улыбнулся Найджел. -- Что ты хочешь, чтобы сделали мы с Жан-Клодом. -- По-моему, это очевидно. Попытаться что-то раскопать. Особенно что Алекс на самом деле задумал, как и почему он исчез, где он сейчас. -- Выглядит вполне разумно, -- согласился Найджел. -- Когда ты возвращаешься в Париж? -- Скоро, -- я неуверенно пожал плечами -- Что ты здесь делаешь? -- Еще одно дело, -- ответил я. -- Ну старина, мы ведь теперь партнеры. Включи меня, -- предложил Найджел. Так я рассказал ему о Фрэнки и о том, что открыл Гарри. -- Ты хочешь здесь пересечься с парнем? -- спросил Найджел. -- Да, если правда, что он и виндсерферы действительно прибыли сюда Надеюсь, что дело можно будет легко уладить. -- Много легче, чем пытаться действовать через суд, ага? -- заметил Найджел. -- Ну, полагаю, ты знаешь, что делаешь. Я кивнул, хотя, по правде говоря, не очень-то знал. -- Можешь ты немного авансировать меня и Жан-Клода? -- спросил Найджел. -- По-моему, вы, американцы, относитесь к любому делу как к прогулке за деньгами. Я дал ему пять тысяч франков на двоих с Жан-Клодом и список люден, с которыми хотел бы в дальнейшем поговорить. Он дал мне номер телефона, куда можно позвонить и оставить сообщение для него и Жан-Клода. -- Ты поедешь поездом? -- спросил я. -- У меня все еще есть старая "Испано-Суиза", -- покачал головой Найджел. -- Увидимся в Париже. Он повернулся, чтобы уйти. -- Кстати, Найджел... -- проговорил я. -- Да, Хоб? -- Он обернулся, великолепная военная фигура с небольшим животом. -- Насчет Турции. Я не подставлял тебя и Жан-Клода. -- Знаю, -- ответил Найджел. -- Жан-Клод вроде бы не поверил мне. Откуда ты знаешь, что я говорю правду? -- Я давно отработал эту версию. Если бы я действительно думал, Хоб, что ты нас продал, мы бы сейчас не вели этот разговор. -- Почему не вели бы? -- Потому что ты лежал бы на дне канала Сен-Мартен с моими гантелями, привязанными к лодыжкам. Встретимся в Париже, Хоб. 29. ВСТРЕЧА С ВИКО В тот вечер я взял такси и отправился на маленький аэродром, который обслуживал также Гавр и Пэ-де-Ко. Стоял ранний вечер. На востоке в районе Парижа висела хорошо занятая серая дымка. Вечерний рейс из Антиба опаздывал на двадцать минут. Когда пассажиры выходили, я стоял почти у самых ворот. Прибыло много людей. Но совсем мало мужчин интересующей меня возрастной группы. Остальные -- женщины, дети, священники и военные. Я также заметил несколько латиноамериканцев, тотчас привлекающих внимание яркими шалями и туфлями с подошвой из пробки. Я довольно легко нашел наблюдательный пункт, где мог сидеть и все видеть, не будучи замеченным. В кафе-баре напротив ворот, откуда выходили пассажиры, висело большое зеркало, в которое я мог разглядывать всех прибывших. Вот прошли два священника и большая стайка девочек в школьных свитерах, наверно, волейбольная команда. Средняя школа "Всех Звезд" в Ницце против "Нырков" из Камарге. А может быть, и нет. И тут я увидел мужчину. Он вышел из самолета и огляделся вокруг с таким видом, будто попал на Землю обетованную. Затем я увидел багаж. Пять ярких цветных виндсерферов и паруса в разноцветных парусиновых сумках. Они плыли по багажной карусели, мужчина снимал их и аккуратно складывал рядом. Подошел носильщик, забрал сумки и отнес к лимузину с надписью: "Отель "Риц", Гонфлер". Вико уже собирался сесть в машину, когда по радио сообщили, что для него есть телефонограмма. Он пошел забрать ее. Когда он вернулся, лимузин уехал. -- Простите, -- подошел я к нему, -- могу я предложить подбросить вас в город? -- Не помню, чтобы мы встречались, -- ответил он, -- но буду очень благодарен. Мой багаж уехал без меня. Он сел в машину Я тоже. -- Мы с вамп не встречались, -- начал я, -- но у нас есть общий знакомый. Мы оба знаем Фрэнки Фолкона. -- Кто вам сказал? -- Он вытаращил на меня глаза. -- Мы знаем Фрэнки Фолкона, -- повторил я -- Мое имя Хоб Дракониан, я его управляющий и друг, а также частный детектив. -- Так вы знаете мистера Фолкона? -- удивился он. Вико, молодой человек между двадцатью и тридцатью годами, маленький, грудь колесом. Он выглядел как настоящий крутой парень. Но что-то в нем было не так. Что-то пробегало по лицу, и будто по камню расползалась трещина, какая-то слабость, даже не спрятанная в глубине, внешний изъян, отражающий внутренние угрызения совести. Глядя на это лицо, ни о чем не удавалось думать, кроме драмы, отраженной на нем Какой драмы? Слабость против силы, привычка против непосредственности, житейские принципы против жизни в фантазиях. Я подумал, как много спрятано в этих маленьких темноволосых людях, выпячивающих грудь колесом, и на мгновение он стал для меня таким же загадочным, как житель Явы или Барсума. Вико долго пялил на меня глаза, и его намерения не показались мне чистыми. -- Вы приехали ко мне от великого мистера Фолкона?' -- наконец восторженно воскликнул Вико -- Первого мастера Америки по изготовлению досок для виндсерфинга? -- Да, это верно. -- Но, пожалуйста, это же замечательно, позвольте мне пригласить вас что-нибудь выпить! За встречу с самим мистером Фолконом! Надеюсь, в следующий раз. Это будет самое большое удовольствие, какое я только могу вообразить. Мистер Дракониан, вы не можете представить, какое для меня значение имеют виндсерферы Фолкона. Пойдемте в бар. Я сейчас же должен угостить вас, и мы поговорим. Иногда людям трудно приспособиться к моему методу работы Они сжимаются, ничего не говорят. Но иногда они раскалываются. Особенно когда беседую с ними я. Я частный детектив, не склонный терроризировать людей, у которых хочу получить информацию. Совершенно напротив. Преступники говорили мне, что в моем присутствии они чувствуют взрыв божественно вдохновленной внутренней силы и уверенность, что будут вечно преуспевать в мире, населенном такими типами, как я. От сознания собственной грандиозности и в благодарность они часто раскалываются до самого ядра. Но бывает, что встречаешься с типом вроде Вико. Всю беседу со мной он взваливает на себя С нелегким чувством я шел с ним в бар. Такое чувство возникает, когда собеседник не хочет полностью сотрудничать. Или когда готов сотрудничать чересчур скоро. Вико заказал коктейль с шампанским для нас обоих. Уставившись на меня черными глазами, похожими на бусинки, он начал свой рассказ. -- Вы не можете представить, каким был для меня прошедший год. Моя жена, Мария, как раз потеряла рассудок. Она страдала от бреда, вообразив, будто я летучая мышь-вампир. Она даже не позволяла мне близко подойти к ней. Вы можете представить, в каком я был отчаянии. Я поссорился с Энрике, моим старшим братом и партнером по бизнесу. Мы занимались сдачей в аренду оборудования для подводного плавания. Это было до того, как я что-то узнал о виндсерфинге. Я все время возился с одним и тем же старым скучным оборудованием, давал акваланги мускулистым немцам или французам, чтобы они могли нырнуть в глубины моря возле нашего возлюбленного острова Ибица и на кончике своего копья вытащить последние остатки его быстро оскудевающей подводной жизни Если вы спросите, я скажу, дурных ныряльщиков с аквалангом ужасно много, а железное правило нашего бизнеса обслуживать главным образом их. Не хочу докучать вам подробностями, как я попал в такой противный бизнес, только скажу, что так получилось в результате завещания моего дяди Лльята. Это история уже вошла в фольклор острова. Не имеет значения, как я попал в этот презренный бизнес, я в нем. И потом в один прекрасный день я услышал о виндсерферах. Фактически они окружали меня, мелькали то тут, то там. Но когда вы становитесь жертвой врожденного консерватизма, что часто бывает с человеком в католической стране сильными семейными традициями, где ничего не делается вне семьи, вы топчетесь на месте, потому что сбились с пути. Много важных вещей проходило мимо меня. В течение пяти лет я ничем не интересовался, не мог бы вспомнить названия ни одной музыкальной группы, ни одного фильма. Это такая ужасная хандра, у нас говорят, что вызывает ее, или, по крайней мере, побуждает к ней южный ветер сирокко, или левантинец, или хамсин, как называют его в Израиле. Этот ветер, приносящий болезни, время от времени посещает наши берега это жаркий, пыльный, темный ветер, когда песок скрипит на зубах и раздражение ударяет в голову, он дует из Африки и приносит с собой ужасные суеверия и предсказания, все ждут прихода плохих времен. Именно так и было со мной, и тут не сколько запоздало, но чисто и ясно меня стукнуло сенсацией. Виндсерфинг. В ту же минуту я увидел, что эти маленькие суденышки, такие легкие, такие простые могут стать настоящей находкой для меня, решить все мои накопившиеся за годы проблемы. Я выставлял виндсерферы у себя в магазине, сегодня пробовал один проект, завтра другой, пока наконец не пришел к бесподобным доскам несравненного Фрэнки Фолкона с Гуд-Ривер, штат Орегон. К этому моменту я уже стал вполне компетентным специалистом по виндсерфингу, человеком, способным идти вместе с остальной группой и с наветренной стороны, и против ветра, какой бы он ни был, но никогда не финишировавшим первым. Однако все изменилось, когда я попробовал свою первую доску Фолкона. Я начал занимать места в числе победителей. Я попробовал вторую доску Фолкона. Успех стал еще грандиозней. Я вдруг понял, что следует сделать: собрать необходимые четыре или пять досок и оборудование и поехать на международные соревнования. Всего несколько побед -- и я могу освободиться от бесчувственного смеха брата Энрике, ревнивого презрения отца, освистывания ровесниками, которые знали имена поп-идолов, но забыли собственные души. Поддерживаемый деньгами за победу, я мог бы подняться над этим. И все, что мне нужно -- доски Фолкона под ногами. -Следующий шаг был неизбежен. Я никому не сказал о своих намерениях. Конечно, дорого, но я должен был получить эти виндсерферы. Это самая большая игра моей жизни, и я послал заказ. Когда они прибыли, я собрал все свое мужество и оставил остров, оставил жену, брата, родителей, теперь есть только я, доски и смена белья. Так я вступил в новую жизнь. Еще один коктейль, сеньор Хобарт! Пусть это будет наш сигнал к началу новой жизни, подальше от всех печалей и поражений прошлого. Вико закончил и откинулся назад, сияющий и вспотевший, человек, прекрасно себя почувствовавший после исповеди, человек, трепетавший на пороге перехода в новую жизнь. Я понимал его. Так что можете представить, каким я казался себе подонком, когда спросил тоном прагматика, презираемого мною. Однако жизнь всегда есть жизнь: -- Все это очень хорошо, мистер Вико, и я желаю вам удачи в вашей новой жизни. Но что насчет оплаты этих пяти виндсерферов? Момент возмездия, призыв к расплате! Именно частный детектив усилил остроту ситуации. 30. ВИКО -- Прошу прощения? -- удивился Вико. -- Деньги за виндсерферы. Деньги сеньору Фолкону. -- Ах, деньги! Да, я платить! -- Вы заплатили? Когда? -- Простите. Я не имел в виду, что я УЖЕ заплатил. Я имел в виду, что я НАМЕРЕН заплатить. Простите, мой английский не очень хорош. -- Вы можете заплатить сейчас, мистер Вико? -- Я не обратил внимания на его извинения. -- Да, конечно. Именно так. Полагаю, что могу. Но это, наверно, потребует немного времени. Вопрос дней. Тогда, конечно, я собираюсь заплатить. -- Вико, я не полицейский и, даже если бы был полицейским, не мог бы арестовать вас в этой стране, -- объяснил ему я. -- Во Франции против вас дела нет. Но у нас есть свои способы заставить таких халявщиков, как вы, заплатить или захотеть заплатить. Вы слыхали о газетной обработке? -- Нет, а что это такое? -- Мы даем объявление в вашу местную газету, чтобы оно печаталось несколько недель подряд, сообщаем о вашем долге и спрашиваем, когда вы собираетесь заплатить. Если это не действует, мы определяем, какой ущерб вы нанесли нашему клиенту, и потом устраиваем вам много неприятностей. -- В моем случае в этом не будет необходимости. У меня есть деньги прямо здесь. -- Вико вынул небольшой бумажник, достал из него чек и показал мне. Я рассмотрел его и увидел, что это чек банка "Де Бильбао" на два миллиона песет с какой-то мелочью, Чек был выписан на имя Фрэнки Фолкона. -- Я вижу чек, -- подтвердил я. -- Почему вы не хотите отдать его мне для Фрэнки, и мы в расчете? -- Если бы я только мог! -- воскликнул Вико. -- В настоящий момент у меня нет денег на счете. Но через несколько дней они будут. На этой неделе я дам их вам, чтобы вы передали их своему клиенту. Время оплаты -- после субботы. -- Почему надо ждать до тех пор? -- Потому что суббота -- день главного события в соревнованиях по виндсерфингу в заливе Гонфлер. Премии наличными. За первое место выходит почти двадцать тысяч долларов Я могу выиграть эти деньги, сеньор Хобарт. Я уже брал два первых места на Майорке и одно в Барселоне. Я знаю, что у меня не самое лучшее время, но хорошее. Я знаю, кто соревнуется здесь, я могу побить их. -- Не знаю, -- пожал я плечами. -- Все это очень неопределенно. -- Конечно, неопределенно. Я человек, который живет, переводя фантазии в реальность. Взлет какого-то бедного парня, который хочет стать знаменитым матадором, или жокеем, или виндсерфингистом, всегда окружен ореолом невозможного. На такую сентенцию у меня не было ответа. Я не собирался утверждать, что такого никогда не бывает. -- И подумайте, какая слава для досок Фолкона, -- продолжал Вико. -- Когда я выиграю, виндсерферы Фолкона появятся на мировой карте соревнований. Мистеру Фолкону придется нанимать целую фабрику народа, чтобы справиться со всеми заказами. Как вы можете проходить мимо такого шанса? И правда, как? И какой еще у меня есть здесь шанс? Я мог найти местного адвоката и возбудить судебное дело против Вико. Но к чему бы это привело? К тому времени, когда закон начнет действовать, Вико и доски будут уже далеко. -- В субботу я буду в Париже, -- сказал я. -- Для меня самое большое удовольствие прийти и увидеть вас. Итак, я написал название отеля и отдал ему листок. И правда, мне пора было возвращаться. 31. ГОНФЛЕР, РОМАНЬЯ Мой следующий собеседник не заставил себя долго ждать. Это случилось в тот же вечер, несколько часов спустя после отъезда Найджела. Рейс Пальма -- Орли <Аэропорт в Париже> задерживался. Я закончил le grand plateau des fruits de mer, также известный как обед из даров моря, вышел из отеля, чтобы совершить вечерний моцион, и направился вниз к порту. Меня не особенно удивило, что кто-то из сидевших за столиком в кафе на тротуаре помахал рукой и окликнул меня с несомненным акцентом Нью-Джерси, матери коррупции. -- Эй, Хоб. Иди сюда, давай выпьем. Тони Романья. Он избавился от темно-синего мафиозного прикида, и теперь на нем был легкий бежевый костюм с красными кантами на лацканах. В Нью-Джерси такого рода вещи продают богатым туристам в "Шорт Хиллс Трэвел Бутик". В этом костюме Романья выглядел как бежевый кит с красными кантами на плавниках. -- Привет, Тони, -- сказал я, садясь за его столик. -- Что привело тебя на опушку этого леса? -- Я слышал, что это исторический город, -- ответил он, беззаботно улыбаясь. -- Ты выбрал хорошее место, -- подтвердил я. -- Знаешь, Гонфлер известен с одиннадцатого века. Особенно я тебе рекомендую церковь святой Катерины и алтарь Нотр-Дам-де-Грейс. -- Очень приятная информация, -- одобрил Романья. -- На самом деле я надеялся натолкнуться здесь на тебя. -- Как ты узнал, где меня искать? -- Тебя не так трудно найти, Хоб, -- признался Романья. -- Ты ведь раб привычек, правда? -- Когда-то был им, -- согласился я, исподтишка разглядывая его. -- Чего ты хочешь, Романья? Широкое лицо Романьи приняло серьезное выражение. Он постучал по бокалу, усилив впечатление о собственной неуклюжести. -- Ты ищешь Алекса Синклера. -- Слова прозвучали скорей как утверждение, чем как вопрос. -- Я ничего не признаю, -- предупредил его я. -- Но что, если ищу? Зачем это тебе? -- Я тоже ищу Алекса, -- объявил Романья. -- Почему-то, мистер Романья, это не так сильно меня удивило, как вы могли бы ожидать. Довольно много людей вроде бы заинтересованы в Алексе. -- Ты знаешь, где он? -- Я бы не сидел в Гонфлере, если бы знал это. И ты бы тоже не сидел здесь. -- Но ты надеешься найти его? Я кивнул. -- Детективное агентство "Альтернатива" всегда находит человека, которого ищет. -- Как бы тебе понравилось работать на меня? -- Не знаю, -- ответил я -- Сколько ты платишь? Обеспечиваешь ли медицинскую страховку? Планируешь ли пенсионные отчисления? Что ты хочешь, чтобы я делал? -- Это очевидно. Я хочу, чтобы ты нашел Алекса. -- Я это и делаю. -- Да, но для другого клиента. Когда ты его найдешь, я хочу, чтобы ты сказал мне первому. Конечно, я мог бы выловить эту рыбу сам, у меня много связей в столице, но зачем нам дублировать усилия? -- Это будет несправедливо по отношению к моему нынешнему работодателю, -- возразил я. -- Может, и несправедливо. Но я хорошо тебе заплачу. И спасу тебя от множества неприятностей. -- Как "хорошо" и каких "неприятностей"? -- Я дам тебе чистых пять тысяч долларов, когда и, если ты скажешь мне, где найти Алекса. -- Мне нравятся круглые цифры вроде этой, -- заметил я. -- А теперь скажи мне о неприятностях. -- Вовсе никаких неприятностей, если будешь играть по правилам. -- Романья улыбнулся. И на мгновение стал похож на потрепанного рубенсовского ангела с синими щеками. -- Мистер Романья, мне правда надо знать больше, чем вы говорите. Кто вы, кого представляете, почему заинтересованы в том, чтобы найти Алекса? Романья поднялся, бросил на стол, особо не считая, пригоршню банкнот, и одернул свой китовый костюм. -- Пять тысяч долларов, если будешь сотрудничать, -- напомнил он, будто надо было напоминать. -- Бесконечные счета от врачей, если не будешь. Найдешь меня в "Рице". Сделай себе любезность. Не умирай. -- Он зашагал прочь. Я проследил, как он пересек площадь и сел в "Пежо-404" с шофером. Проследил, как он отъехал. Заметил номер машины, хотя не имел представления, что мне с ним делать. Потом Допил кофе. Когда подошел официант, заплатил за себя, помимо банкнот Романья оставил приличные чаевые, остальное положил в карман. Никаких напрасных трат. Никаких желаний.  * ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ *  32. ВОЗВРАЩЕНИЕ В ПАРИЖ: ХУАНИТО На следующий день утром я вернулся поездом в Париж, вполне удовлетворенный тем, как идут дела. Я не особенно продвинулся вперед в поисках Алекса и не вызволил для Фрэнки деньги за виндсерферы. Но, по крайней мере, появилась перспектива, что дела сдвинулись с мертвой точки и даже могут принести некоторые денежные поступления. Когда я брал такси от вокзала Монпарнас к Форуму де Алль, обещанные Романья пять тысяч долларов плясали у меня перед глазами. Стоял один из тех дней, которые время от времени бывают в Париже Голубое небо потрясающей прозрачности Мастером-Дизайнером здесь и там с безупречным вкусом разбросаны несерьезные белые облака. Под элегантными мостами Мирабо, де Гренель, де Бир-Хаким, д'Йена течет искрящейся серебристой змеей Сена, разделенная этими мостами на сегменты. День был великолепный. Толпы переполняли улицы. На Форуме и на широкой террасе перед Бебором соперничали две музыкальные группы, стараясь завоевать внимание публики Одна в национальных костюмах Бретани исполняла фольклорные танцы. Другая, южноамериканская, состояла из двух ведущих гитар, бас-гитары и сопрано-гитары. Я балдею от хорошей хуапанги, поэтому подошел, чтобы послушать их музыку, и узнал Хуанито, парагвайца, лидера группы из "Эль Манго Энкантадо". На нем была белая рубашка с оборочками и с широкими, надутыми воздухом рукавами. -- Об, встречай меня после выступления. -- Засунув маракасы под ремень, он вспыхнул широкой улыбкой. -- У меня есть для тебя новости об Алексе. -- А, у тебя новости. Я буду в "Ле Пер Транкиль", выпью чего-нибудь Удивительно, как легко подцепить информацию, если знаешь, где сшиваться. По-моему, без преувеличения можно сказать, что я самый искусный в западном полушарии охотник за информацией. Конечно, это талант такой же, как и другие, и его главная составляющая -- терпение. -- Привет, ты здесь, парень, -- двадцать минут спустя сказал мне Хуанито, оставив своих приятелей обходить со шляпой слушателей -- Как поживаешь, а? Вдобавок к рубашке с рюшами на Хуанито были обтягивающие, как собственная кожа, штаны тореадора, спортивные туфли "найк" и белая с синим косынка в горошек, небрежно завязанная вокруг шеи, как у Джона Фойта в "Полночном ковбое". На этот раз он одарил меня мальчишеской улыбкой вместо обычной мрачной ухмылки апаша < бродяга, вор>. -- Послушай, Об, ты все еще хочешь увидеть Алекса? Радостная улыбка и сияющие глаза Хуанито сказали, что это будет мне чего-то стоить. Наверно, дорого. Никто так не любит вас, как парень, который собирается ополовинить ваш кошелек. Я помедлил. -- Понимаешь, -- начал я, -- нельзя сказать, что я ищу его. Я имею в виду, что рад бы повидаться с ним, раз уж я в Париже. Но, если не повидаюсь, тоже не велика беда. Понимаешь, что я имею в виду? Лицо Хуанито увяло. Я наблюдал, как счетная машинка в его мозгу сбросила тридцать процентов с цены, которую он собирался запросить за свою, возможно фальшивую, информацию. -- Брось, Об, -- воспрянул он, снова натянув улыбку -- Я знаю, что ты должен найти Алекса, а это ведь чего-то стоит, правда? Я признал, что, вероятно, несколько франков, пожалуй, мог бы заплатить Потому что ничего особенно волнующего от Хуанито не жду, так, пустяки. -- А сколько будет стоить, если я, допустим, отведу тебя прямо к нему? -- Можешь отвести? -- спросил я. -- Ну, не прямо сейчас, но скоро. Однако сначала ты должен сказать мне, сколько это будет, по-твоему, стоить. -- Хуанито, если ты можешь отвести меня прямо к Алексу без крохоборства и мелочной торговли, -- я наградил его тяжелым взглядом, -- то получишь двести американских долларов, и я сделаю тебе любезность. -- Какую любезность? -- Я не скажу жандармам, что у тебя нет разрешения на работу во Франции. -- Как ты об этом узнал? -- Его будто стукнули алебардой. -- Я не выдаю своих источников. -- И своих счастливых догадок тоже. -- Пусть будет пятьсот, о'кей? У меня есть люди, чтобы позаботиться о справке для жандармов. Я хотел было стоять насмерть, но потом решил, какого черта. Если это чьи-то деньги, потому что взятка и подкуп входят в расследование и оплачиваются клиентом, а возможно, и двумя клиентами, то пусть так оно и будет. -- Ладно, -- согласился я. -- Когда мы это сделаем? -- Встречай меня сегодня ночью перед Сент-Осташ. Знаешь, где это? -- Конечно, знаю. Ты что, принимаешь меня за туриста? -- Я всегда могу найти любую точку в МОЕМ Париже -- О'кей, там и увидимся. -- Подожди минутку, в какое время? -- Давай, Об, сделаем это в полночь? -- Прекрасно, -- сказал я. -- Только окажи мне одну любезность, о'кей? -- Конечно, Об. -- Он улыбнулся, но выглядел немного озадаченным. -- Перестань называть меня "Об". Ты южноамериканец, а не француз, у тебя нет оправдания в придыхании. Попытайся - Х-О-Б. -- ...О-Б, -- повторил Хуанито. -- Гораздо лучше, -- одобрил я. -- Hasta mas tarde. Не опаздывай. -- И я ушел, погрузившись в размышления: полночь, гм-м. Интересно, что бы это значило. 33. ВИКО В ПАРИЖЕ В тот же день ближе к вечеру я сидел на скамейке возле Сены, ожидая увидеть кого угодно, кроме Вико. Он сел на другой конец скамьи, но ничего не сказал. Сегодня было воскресенье. Я вспомнил, что вчера он участвовал в соревнованиях по виндсерфингу в Гонфлере. Как предполагалось, сегодня, в случае, если он выиграет, Вико должен заплатить мне деньги Фрэнки Фолкона за доски. Глядя на него, я не мог определить, что произошло. Он не казался победителем с сияющими глазами. Но он не выглядел и как опущенный в воду проигравший. При таких обстоятельствах лучше всего спросить. -- И как прошли соревнования по виндсерфингу? -- Меня не интересуют ваши шутки, -- буркнул он. -- О чем вы говорите? -- Вы прекрасно знаете. -- Нет, не знаю, -- возразил я. -- Что, по-вашему, я должен знать? -- Вы знаете, что я не участвовал в соревнованиях в Гонфлере. -- Вико помрачнел. -- Откуда мне это знать? -- Оттуда, что вы украли доски, -- почти крикнул Вико. Лицо его сморщилось. Он зарыдал. -- Ох, подонок! Мой самый большой шанс! А вы не могли доверить их мне на несколько паршивых часов! -- Кто-то украл у вас доски? Как? Когда? -- Я думал, что их доставили из аэропорта в отель. А они туда так никогда и не прибыли. -- Но кто их взял? Не сомневаюсь, что люди видели. -- Большой мужчина в шоферской форме. Так сказал мне носильщик. -- Очевидно, что не я. У меня даже нет шоферской формы. -- Вы могли нанять человека, чтобы он украл мои доски, -- заявил Вико. Я не стал утруждать себя, объясняя ему иронию ситуации: он обвиняет меня в том, что я украл у него виндсерферы, которые он сам украл у моего работодателя. Парень, похоже, был не в том состоянии, чтобы понимать иронию. Вместо этого я спросил: -- Зачем бы я украл их? -- Для того, чтобы вернуть своему клиенту Фолкону. -- Хорошая идея, -- согласился я. -- Мне бы надо было подумать об этом вчера. Но ведь я уже согласился подождать оплаты. Разве вы не помните? Вико пожал плечами. -- Вико, проснитесь, -- сказал я. -- Я не крал ваших досок. До вас дошло? -- Не имеет значения, дошло до меня или нет, -- снова начал Вико. -- Проблема не в том, что я думаю, проблема в том, что подумают мои партнеры. -- Первый раз слышу о ваших партнерах. Я считал, вы один против всего мира пустились в приключение на виндсерфинге. -- Ну, я чуть преувеличил, -- признался Вико. -- Дело в том, что у меня есть партнеры, а им не понравится такое развитие событии. Пропустить соревнования в Гонфлере уже очень плохо. Ну а как быть с другими европейскими событиями в, виндсерфинге? На следующей неделе Амстердам, потом Гармиш, озеро Констанс, Маджиоре. Очень важно, чтобы я там тоже поднимал парус. -- Сочувствую, -- проговорил я. -- Но вам бы следовало сначала заплатить за доски. А вместо этого вы на рыбачьем судне ввезли их контрабандой во Францию. -- Вы и об этом знаете? Мистер Дракониан, моя большая ошибка, что я это сделал. Но я был вынужден. Еще на Ибице я доверил брату, Энрике, который также бухгалтер "Марисол", послать сеньору Фолкону чек. Но вместо этого Энрике поехал в Сан-Себастьян, где, наверно, проиграет все деньги. -- Как бы то ни было, вы не заплатили. Вы украли доски. -- У меня паника, -- Вико совсем разучился говорить по-английски. -- И я не мог связаться с моими партнерами, которые путешествуют по Европе, наблюдая, как я соревнуюсь. -- Партнеры? Вы прежде не упоминали о них. -- Да, у меня есть партнеры, я разговаривал с ними, и мы решили заплатить вашему клиенту, мистеру Фолконе, за виндсерферы. Сейчас, немедленно. -- Правда? А я думал, вы не можете выделить и су, пока не выиграете гонку. -- Технически это правильно. Но у моих партнеров есть кое-какие деньги. К счастью. Мы не проклинаем вас, мистер Об, за то, что вы забрали наши виндсерферы. Но теперь они мне и правда нужны. Следовательно, вуаля, плата. Из внутреннего кармана он вытащил толстый коричневый конверт и вручил мне. Внутри лежала пачка купюр. Я быстро просмотрел их. Там были американские и французские деньги и несколько фунтов стерлингов. Всего понемногу. -- Сколько здесь? -- спросил я. -- Двадцать пять тысяч долларов. Вы можете заплатить мистеру Фолкону, а остальное взять себе. -- Вико, почему вы решили дать мне такой гонорар? -- Потому что вы мне нравитесь, мистер Об. И потому что мне нужны эти доски, а вы, кажется, и есть тот ключ, который вернет их мне. -- Я уже говорил, что ничего не знаю о том, кто взял ваши, или, вернее, не ваши, виндсерферы. -- Так, все понятно, -- проговорил Вико с убийственной мягкостью, которая иногда появляется у испанцев перед тем, как они взрываются и штурмуют баррикады. -- Я не ставлю обвинений. Только найдите человека, который доставит доски по следующему адресу, -- он вынул листок бумаги и протянул мне, -- в течение сорока восьми часов, и все будут удовлетворены. -- Сделаю все, что смогу, -- согласился я, пряча деньги в карман. -- Но я ничего не обещаю. -- Пожалуйста, проследите, чтобы виндсерферы прибыли по этому адресу, -- повторил Вико. -- Ради собственного спасения. Он поднялся, чтобы уйти. Я тоже встал. -- Вы мне угрожаете? -- Не я. Я не люблю насилия. Это мои партнеры, которых мы оба должны опасаться. -- Он ушел. На листке бумаги был указан адрес в окрестностях Парижа. Я спрятал его в бумажник. Потом позвонил Найджелу Уитону и договорился с ним о встрече в баре "Нью-Йорк Гарри". -- Понимаю, в чем проблема, -- сказал он, когда я передал ему разговор с Вико. -- По-твоему, кто-то украл доски, кому нечего делать с остальной экипировкой? Или это просто случайность? -- Трудное положение, старина. Но я посмотрю, что можно сделать. Уитон улыбнулся, и колокола тревоги забили у меня в голове. Я склонен верить, что мои друзья остались точно такими, какими были десять лет назад, когда я видел их последний раз. И я всегда ошибаюсь. Я не тот, каким был десять лет назад, почему же они должны остаться прежними? -- Найджел, -- пробормотал я, -- у тебя нет случайно шоферской формы? -- Конечно, нет, старина, -- возразил Найджел. -- Скоро увидимся. -- Он дошел до двери и обернулся. -- Но, естественно, я знаю, где ее достать. -- С этими словами он ушел. Я ничего не знал о том, что все эти десять лет делал Найджел. Я примчался в Париж убежденный, что время застыло, все и все осталось неизменным. Однако оказалось, что это совсем не так. Да так и не могло быть. Чем занимался Найджел, когда не работал на меня? И от кого я мог это узнать? Когда я вернулся в "Синь", консьерж сообщил, что мне звонили. Некий Жан-Клод просил, чтобы я связался с ним как можно скорее. Я поднялся к себе в номер и позвонил. Телефон ответил голосом, который звучал так, будто по-французски говорила обширная рыжеволосая женщина с сильным испанским акцентом. Испанцы -- это негры Франции. Из них берутся консьержи второ- и третьеклассных парижских отелей. На социальной лестнице они на одну ступеньку выше алжирцев, которые по ночам метут улицы метлами, сделанными из пучка прутьев. Я перешел на испанский и услышал обычные испанские жалобы на холодность французского народа и на пресность их пищи. Убедившись, что я никого не знаю в Альбасете, она сообщила, что Жан-Клод ушел, но очень хотел со