чешь,  куплю  тебе  кресло-качалку  и
беспроводные наушники, чтоб слушать передачи BBC...?
     - Купи! - согласился Фрэт. - Хотя новости CNN меня вполне устраивают. А
еще смотрю мой любимый Первый канал, всякий раз удивляясь второй  древнейшей
профессии,  которую  у нас теперь путают с первой..., а еще оскопленный НТВ,
то ли с золотым зубом глубоко во рту,  то  ли с глубоко запрятанной  фигой в
кармане...
     - Что делать? - спросила она, стараясь показать, что не  ждет ответа  и
готова искать его сама.
     -   В  тебе   есть  главное,  Хеленочка:  ты  знаешь,  как  надо...,  а
справедливость  и долг...,  и готовность притепеть  достались  по наследству
вместе  с  редкостной  четвертой  резус-отрицательной  группой  крови...  Ты
предводительница..., гугенот-реформатор... В  суете  отделенческих  забот  и
вялотекущей войны с  Ковбой-Трофимом ты  стала забывать об этом... God helps
those who help themselves.
     - No, Frat! These things gripe  my sole... I'm still  in a jam..., just
shit out of luck...
     - Get the lead out of your ass and do what you need!
     - Frat! You are the best...*
     Каждый вечер Фрэт спускался в подвал Вивария будто на дежурство: что-то
гнало  его туда... Он сидел  два-три часа,  втягивая в ноздри еще витавшие в
воздухе  запахи  беды, приключившейся  с  Еленой  Лопухиной;  беды,  которой
обычный человек противостоять не  может, а  потом  возвращался к себе. Через
несколько дней он понял, что ищет встречи с Ковбой-Трофимом,  и уверенность,
что тот рано или поздно придет, крепла, но Ковбой не шел...
     Фрэт  сидел,  уложив  зад  на  лапы,   разбросав   хвост,  и   привычно
полемизировал  с  собой,  путая понятия,  беспричинно причисляя  себя  то  к
американцам, то к русским, то становясь собакой...,  и  в  этом бессистемном
водовороте размытых  терминов его  самурайский  разум,  способный  видеть  и
постигать одновременно, чувствовал себя уверенно и свободно...
     - У них... Нет..., у нас.. только  два класса:  очень  богатые и бедные
очень... Чиновники-шарпеи  и  голубые  олигархи-доги,  как  Билл,  обучающие
дворняг-бедняков   Пахомов   выстраиваться   в   бесконечные   трубопроводы,
транспортирующие заграницу сырье...  И нет буржуазии..., надежной и прочной,
как бигли,  на которую можно опереться... Власть с очень богатыми  и беднота
никогда не станут опорой: все равно, что опираться одновременно на белочку и
слона...
     -   Недавно   нам   привезли   дюжину   биглей   из   Питсбурга,   штат
Пенсильвания...,  -   вспомнил  он.   -  Сильных   и  смелых,  с  прекрасной
наследственностью, чтоб размножались, давая начало  среднему  классу... А мы
сунули их в зловонный собачник  и  стали  кормить отбросами  с  институтской
кухни, и бездарно оперировать, как прооперировали Лорен... и меня...
     - А  интеллигенция  российская...?  Разве это не  бигли...,  не средний
класс? - подумал Фрэт и увидел за тяжелой металлической дверью Ковбой-
     ------------
     * - Господь помогает тем, кто хочет этого
     * - Нет!  Беспомощность  терзает мою  душу... Я все  еще  в  беде..., в
дерьме по самые уши...
     - Оторви задницу от стула и делай, что надо! (жарг.)
     - Ладно, Фрэт!... Ты самый лучший...
     Трофима, сующего ключ  в замочную скважину..., и успел сказать: - Нет!,
- и встал, и двинулся к дальней стене, где оставались  старые функциональные
кровати из  клинических  отделений  Цеха  вперемежку  с матрацами  в потеках
застарелой мочи, и присел там на задние лапы, вытянув хвост в струну.
     По тому, как войдя Ковбой-Трофим уверенно нашел в темноте выключатель и
зажег бестеневую операционную лампу над столом с цифровой видеокамерой, Фрэт
понял, что здесь он не впервой. А тот подошел к столу, постоял, провел рукой
по   стальным   поверхностям,   функционально   разделенным   на   сегменты,
перемещающиеся   по  желанию  во   всех  плоскостях  пультом  дистанционного
управления, и неожиданно легко взобрался на стол, обхватил руками согнутые в
коленях ноги и положил на них голову, как Лопухина, и затих...
     Фрэт поежился в  углу, а потом  двинулся  к  операционному  столу и сел
перед Ковбой-Трофимом, глухо стукнув хвостом о пол и выжидательно посмотрел.
А тот совсем  не  удивился, будто знал все  про Фрэта  и  про дежурства  его
вечерние в подвале, и  сказал ему или себе..., не понять:[Author ID3: at Sun
Jan 18 13:50:00 2004 ]
     - Плоть дряхлеет, а сила душевная  нет, и влияние растет и известность,
и  здесь, и заграницей, [Author  ID3: at Sun  Jan 18  13:50:00 2004 ]а может
даже  [Author ID3: at Sun Jan 18  13:50:00 2004 ]и в Цехе...[Author ID3:  at
Sun Jan 18 13:50:00 2004 ]
     -  Ну  в Цехе, вряд ли...[Author ID3: at  Sun Jan 18 13:50:00 2004 ], -
отреагировал Фрэт. - Слишком много  зла причинили и скрывать это стало почти
невозможным..., даже если Прокуратура [Author  ID3: at  Sun  Jan 18 13:50:00
2004  ]оберегая возьмет над  вами  тотальное  шефство...  или  о депутатском
мандате похлопочет...[Author ID3: at Sun Jan 18 13:50:00 2004 ]
     - Что ты себе позволяешь?  - несильно  удивился директор. - Разве может
прибывшая из Штатов[Author ID3: at Sun Jan 18 13:50:00 2004  ]  собака, даже
такая инбредная  и чистопородная  реплика[Author ID3: at Sun Jan 18 13:50:00
2004 ], как ты, судить  о зле[Author ID3:  at Sun Jan 18  13:50:00 2004 ]...
или добре здесь, в России...[Author ID3: at Sun Jan 18 13:50:00 2004 ]?
     -  Не   думаю,  что  принципы   добра  и  зла   сильно   коррелируют  с
географическими  [Author  ID3:  at  Sun Jan 18  13:50:00 2004  ]терминами, -
сказал бигль. - Библия, которая  впервые рассмотрела и  оценила  эти [Author
ID3: at Sun Jan 18 13:50:00 2004 ]понятия, даже если полагать,  что  [Author
ID3:  at  Sun Jan  18 13:50:00 2004 ]в  ней представлено мнение  лишь  одной
стороны[Author ID3: at Sun Jan 18 13:50:00 2004 ], воспринимается  одинаково
на  всех  континентах  уже много  сотен лет...  [Author ID3:  at Sun  Jan 18
13:50:00 2004 ]
     - Ты  считаешь  все  мои  звания, должности  и  награды незаслуженными?
[Author ID3: at Sun Jan  18  13:50:00  2004 ]- спросил  Ковбой-Трофим, будто
сидел со  старым  приятелем в маленькой [Author ID3: at Sun  Jan 18 13:50:00
2004 ]домашней кухоньке под  Саратовым и пил водку из фа[Author  ID3: at Sun
Jan 18 13:50:00  2004 ]янсовой  чаш[Author ID3: at  Sun Jan 18 13:50:00 2004
]ки   для   чая,    закусывая   яичницей   и   бутербродами   с   докторской
колбасой...[Author ID3: at Sun Jan 18 13:50:00 2004 ]
     - Не знаю...[Author ID3: at Sun Jan 18 13:50:00 2004 ]
     - Попробавал  бы приехать в Москву молодым зеленым врачем и  стать тем,
что я есть  сейчас...[Author ID3: at Sun Jan 18 13:50:00 2004 ], без связей,
нужных  знакомств,  влиятельных  родителей...[Author  ID3:  at  Sun  Jan  18
13:50:00 2004 ]
     - Вам  был  дан Богом удивительный хирургический талант, который просто
пер из  вас...  Не заметить  его  мог  только слепой,  и  то, если в  темных
очках...[Author ID3:  at  Sun  Jan  18 13:50:00 2004 ],  или  глухой,  что в
наушниках Sharp...
     - Видишь?! -  оживился директор, но со стола не слез. - Я всего добился
сам... Своей головой, руками...[Author ID3: at Sun Jan 18 13:50:00 2004 ]
     -  ...и [Author  ID3:  at  Sun Jan  18 13:50:00 2004 ]пенисом, -  хотел
добавить Фрэт, но промолчал,  а Ковбой продолжал,  словно некролог читал или
получил последнее слово на суде  и спешил произвести впечатление[Author ID3:
at  Sun Jan  18 13:50:00 2004 ]  на присяжных...[Author  ID3: at Sun Jan  18
13:50:00 2004 ]
     -  Я постоянно  тренировал  пальцы  игрой  на  скрипке, сшивал простыни
хирургическими  иглами[Author ID3: at  Sun Jan 18 13:50:00 2004 ],  зажатыми
иглодержателем[Author  ID3:  at  Sun  Jan 18  13:50:00  2004  ], прошивал  и
перевязывал в трехлитровой банке[Author ID3: at Sun Jan 18 13:50:00 2004 ] с
помощью инструментов  куски [Author ID3: at Sun Jan 18 13:50:00 2004 ]ткани,
отрезанные от собственного пальто..., сидел ночами в морге, изучая доступы к
органам[Author ID3: at Sun Jan 18 13:50:00 2004 ]  и сосудам...[Author  ID3:
at Sun Jan 18 13:50:00 2004 ]
     -  Надеюсь, не  станете перечислять [Author ID3: at Sun Jan 18 13:50:00
2004 ]весь послужной список, - попытался  остановить его Фрэт[Author ID3: at
Sun Jan 18 13:50:00 2004 ], - включая названия этюдов из Школы беглости  для
скрипки,  что привели  вас  в директоры Цеха...? Меня  скоро примутся искать
коллеги...  -  Он  помолчал,  удивляясь позе  Ковбой-Трофима на операционном
столе, такой знакомой[Author ID3: at  Sun  Jan  18 13:50:00 2004 ] и [Author
ID3: at  Sun Jan 18 13:50:00 2004 ]странно притягательной... [Author ID3: at
Sun Jan 18 13:50:00 2004 ]
     -  Не стану... [Author  ID3: at  Sun Jan 18 13:50:00 2004 ]Для бигля ты
достаточно интеллигентен, парень... Как ты умудрился?[Author ID512: at ]
     [Author ID3:  at Sun  Jan 18 13:50:00 2004 ]  - Тут нет моей заслуги...
Все   сделали  инженеры   из   лаборатории   генетики   в   Питсбурге,  штат
Пенсильвания...  Примерно  также,  как  вас   Господь  наградил  потрясающим
хирургическим талантом, ярким и спасительным для больных...
     Фрэт  обошел стол,  разглядывая  сидящего  Ковбоя, продолжая удивляться
позе: так похоже недавно сидела на этом столе Лопухина...
     - Интеллигенция совсем не то, что вы думаете, мистер Трофимов... Это не
класс...,  и даже не  средний,  которого у нас почему-то  все еще  нет.  Это
узкая, всего  в один слой, прослойка достаточно честных и  порядочных людей,
умеющих себя вести в любых обстоятельствах..., умных и образованных, пищущих
книги и картины или хорошую музыку, открывающих или изобретающих  что-то,  и
ценящих превыше всего не свободу  и справедливость, но собственные комфорт и
благополучие, и готовых ради этого на все..., почти на все, особенно в нашей
с вами стране... Это, вроде непреложного биологического закона...
     Фрэт был удивительно спокоен, будто, наконец, решил для себя, что и как
станет  делать в  нелегальной  ночной  операционной, в которой  несмотря  на
заканчивающийся ремонт ничего поменялось и не происходило: ни со стенами, ни
с потолком, ни с оборудованием...
     - Если мы два  интеллигента,  то что  мы сделали для своей страны, сэр:
изобрели порох,  создали  цифровую видеокамеру, интернет, джаз..., придумали
колесо,  полифоническую  музыку,  маточные  спирали, импрессионизм,  атомную
бобмбу или эмпириокритицизм...? Мы просто использовали собственные интеллект
и   гибкость  ума,  чтоб  приспосабливаться,   быть  послушными   и  выгодно
продаваться, и покупаться... [Author ID3: at Sun Jan 18 13:50:00 2004 ]
     - Что делают два интеллигентных человека ночью в подвале  институтского
Вивария? - прервал затянувшийся монолог  Фрэта Ковбой-Трофим и было заметно,
что он начинает нервничать.
     -  Из  нас двоих  одни - бигль..., другой... Хотите, чтоб прямо  сейчас
выложил все, что думаю про вас и про зло, которое чините...?
     - Не надо... - остановил его директор. - Достигнув цели, замечаешь, что
ты  всего  лишь  средство,  -  и  легко   спрыгнул  со  стола,  демонстрируя
бесстрашие. - Нехватало, чтоб я начал сводить  счеты с собакой. - Он странно
хихикнул. -  Завтра пойдешь в эксперимент... Станешь донором доли печени для
одного из своих детей-биглей... Если  сможешь выжить после операции, разрешу
Лопухиной забрать тебя домой... Давно просит...
     Он вынул из заднего кармана брюк нож, инкрустированный слоновой костью,
нажал на невидимую кнопку и вместе со щелчком, таким же глубоким и приятным,
как  звук захлопываемой двери дорогого  автомобиля,  над  которым специально
работают дизайнеры-акустики, вылетело лезвие, пасмурно блеснув, удивительное
широкое и длинное...
     - А это стилет..., выкидуха, как любил говорить покойный Толик Спиркин.
Видишь? Надеюсь, знаешь быстроту моих реакций и точность движений? - спросил
на всякий случай Ковбой-Трофим.
     - Знаю... Кабан на  охоте не смог одолеть  вас, хоть и был недалеко  от
цели... Вседорожник спас...
     Они помолчали  и стало заметно,  как были обеспокоены оба, и как каждый
старательно и молчаливо произносит в душе монолог: один в оправдание, другой
обвиняя..., и  воздух  в нелегальной операционной густел  взаимными обидами,
упреками  и бессмысленными  обвинениями,  потому  что  логика  и  мораль,  и
почитаемые   обоими  ценности   постепенно  уходили,  растворяясь  в  злобе,
ненависти   и  вражде,  и  противоречия  становились  антогонистическими,  и
служили,  согласно  классическим постулатам,  приписываемым Марксу, стимулом
классовой..., проще говоря, видовой борьбы: собаки и человека.
     Первым это понял Ковбой-Трофим и спросил:
     -  Почему  ты взял  на  себя эту  миссию,  а  не  доктор  Лопухина  или
следователь Волошин, или  бывший ординатор  Вавила,  или коллектив  Цеха...?
Разве мало там достойных людей..., умных и  хорошо  образованных, как любишь
говорить...
     - Потому что все они, в отличие от вас, действуют по правилам...
     - Я тоже! - поспешил заверить Фрэта Ковбой-Трофим.
     - Вот  как?! -  удивился  бигль. - Разве  изгоняя  когда-то из  клиники
доктора  Спиркина, увидев в нем  соперника,  который оперировал  не хуже,  а
лучше, вы действовали в рамках правил?
     - Пойми! Зависть  сильнее и непримиримее, чем ненависть... Он и вправду
был гением в хирургии... Не мог ему этого простить никак... Ему не надо было
даже  оперировать... Хватало того,  что просто клал руку на больной живот, и
человек выздоравливал.
     - За это нельзя изгонять...
     -  Можно...  Два  больших  хирурга  в  одной  клинике  непозволительная
роскошь...
     - А изгнав, в отместку или в  качестве благодарности,  вы втянули его в
бандитский оборот нелегальных донорских органов,  обставив все так, будто он
главный, а вы - жертва, вынужденная подчиниться обстоятельствам...
     - Это просто была разумная тактика...
     -  А  Лопухина?  -   спросил  Фрэт.   -  Разве   не  заслужила   вашего
покровительства?  Умная,  добрая,  удивительно  красивая и  породистая,  как
лошади, которых вам так и не удалось заполучить..,  говая ради вас  на любые
жертвы... Чем она провинилась?
     -  В   ее  покладистости   и   преданности  постоянно   сквозила  такая
самонадеянность и гордыня, и независимость, которым до сих пор не могу найти
определения  и  оправдания,  несмотря на  то, что вырастил  и  воспитал, как
большого  хирурга, и дал все, о  чем может только мечтать молодая женщина ее
вазраста и специальности...
     -  А разве  не платила  она  научными результатами, участием в  бизнесе
бандитском, телом своим удивительно прекрасным, по сравнению  с которым ваши
постоянные  сексуальные  партнерши  кажутся обрубками  корявых  подмосковных
осин, спиленных за ненадобностью? - удивился Фрэт, уже зная ответ.
     -  В  сексе прелесть  партнерши не является  доминирующим  фактором,  -
сказал Ковбой-Трофим,  - Иногда уродина с кривыми ногами, потными подмышками
и прыщами на спине обладает таким "поди сюда", которое  не снится манекеншам
из самых богатых и престижных модельных конюшен мира...
     -  Удивительная   связь  существует   между  вами   и   женщинами  рода
Лопухиных..., начиная  с  Машинистки  -  Лизы Лопухиной и прилежного пионера
Глеба  в заштатной Сызрани...,  затем  Анна  и  молодой  хирург Трофимов...,
наконец,  Елена Лопухина и известнывй на весь мир академик  Ковбой-Трофим...
Странно, неправда ли? И всегда вы - злодей, а они...жертвы,  хоть все и были
влюблены в вас...  - Фрэт подождал,  надеясь услышать комментарий  директора
Цеха, но тот молчал. - Не может быть, чтоб вы никогда не задавались вопросом
"почему?!".  Традиционная ненависть простолюдина к аристократкам..., один из
Эдиповых  комплексов школьника,  бездарно  предавшего  ни в  чем  неповинную
девушку..., месть  из чувства вины...? Этот последний случай редкостный даже
для традиционной психиатрии...
     - В них всех презрение к человеку из толпы, - неохотно заметил Ковбой и
было видно, что думает совсем о другом.
     - Это не повод...,  чтоб предавать и  убивать, - сказал  Фрэт.  - Елену
Лопухину спасло чудо: доктор Спиркин не стал убивать ее после нефрэктомии...
и мы никогда уже не узнаем  почему он решил ослушаться вас... К тому же вы -
не человек из толпы...
     И  оба сразу поняли, что  безобидная дискуссия на темы общечеловеческих
ценностей закончилась и  текст, который собрался произнести Ковбой-Трофим  в
свое оправдание,  про:  "А  я и не собирался убивать..."  и который так и не
произнес,  проникшись  бессмысленностью подобного  заявления, уже  ничего не
изменит...
     Они оба перешли в другой формат:  бигль в свой, запомнившийся охотой на
бесстрашного  и  мудрого  медведя-людоеда  в лесах, окружавших  Мемфис, штат
Теннеси,  в начале прошлого века..., а Ковбой-Трофим никуда не  перемещался,
потому как постоянно  носил в себе другой  слой-формат, в котором похищали и
потрошили людей ради донорских органов для серых трансплантаций...
     Фрэт  оглядел  знакомый   подвал  с  дорогой   бестеневой   лампой  над
операционным столом и увидел,  как отдаляются стены, вытесняемые непролазным
лиственным лесом в пригороде Мемфиса..., рекой в густых зарослях тростника и
лозняка  с одной  стороны  и  высоким  открытым  берегом  с другой,  и  стаю
гончих...,  и  бросил  напоследок  Ковбой-Трофиму,  как бросают неудобный  в
полете мяч-дыню в регби:
     - Вам надо уйти из Цеха... самому..., торжественно и  с почестями, если
захотите,  и  еще одним орденом..., но самому..., чтоб Елена Лопухина  могла
выполнить свою  миссию...  Она... Она достойна...  и заплатила  за все...  и
расплатилась... единственная,  способная  очистить  Цех от скверны,  что так
умело   и   старательно   насаждали,   и   сделать   его   лидером   мировой
трансплантологии...
     Лес был совсем близко: он уже чувствовал будоражащие тело запахи прелой
листвы, под  которой  сновали отъевшиеся за  лето мыши, перетаскивая  в норы
высохшие  ягоды, желуди и грибы...,  терпкий  пот давно  и сильно взапревших
гончих,  взмыленных  лошадей,  сбруи,  охотничьих  доспехов,  тонкой,  почти
невидимой  паутины без запаха, которая назойливо липла на  лица, и надо всем
этим великолепием  запахов, движений и  цветов  мощно  и  сильно давлел  дух
раненного   медведя,   по   кличке   Старый  Бен...,  измученного   погоней,
огнестрельной раной, сильно  кровоточащей и  от этого  еще более опасного  и
свирепого, не желавшего смиряться с надвигающимся поражением...
     Фрэт  успел оглянуться,  чтоб  увидеть  реакцию Ковбой-Трофима на  свои
слова:  мяч-дыня,  брошенный  им, летел удивительно прямо, не  кувыркаясь  в
полете,  лишь  чуть покачиваясь,  стремительно приближаясь к директору Цеха,
который, как и бигль, не сводил с него глаз... А  стая гончих, завидя Фрэта,
шумно рвалась  навстречу с поводков..., и он, врезаясь  в них, подпрыгивая и
громко лая в вострге,  покусывая ближайших сородичей за  потные бока, уже не
боковым,   но  всеобъемлющим  зрением  разума  увидел,  как   увернулся   от
подлетающего мяча Ковбой-Трофим и неспешно зашагал куда-то...
     "Они  взбежали на обрыв,  продрались сквозь  прибрежные кусты и увидели
медведя:  на задних лапах встал спиной  к дереву,  вкоруг вопят и  каруселью
вертятся собаки, и вот опять он - его тогда звали Лев - метнулся в прыжке.
     На этот раз медведь не сшиб его на землю. Принял пса в обе лапы, словно
в объятия, и  упали вдвоем... Лев висел, вцепившись в  глотку, на медведе, а
тот, полуподнявшись, ударом лапы далеко отбросил одну из гончих и, вырастая,
вырастая бесконечно,  встал  на  дыби  и  принялся  драть  Фрэту-Льву  брюхо
передними лапами..."*
     Он  стал  терять сознание,  а  потом  увидел, как  из  раны  на  животе
показались нежно-розовые спавшиеся петли тонкого кишечника и начали дымиться
в  холодном  осеннем  воздухе леса..., и  вспомнил  незаконченный  диалог  с
Ковбой-Трофимом  в  подвале  институтского Вивария, и  дыню-мяч,  что  летел
удивительно прямо, и заспешил обратно, с трудом выбираясь из все еще крепких
лап Старого Бена, с когтями, похожими на маленькие индейские топоры...
     [Author ID3: at Sun Jan 18 13:50:00 2004 ]
     -  Вам  надо  уйти  из  Цеха...  самому!  -  повторил  Фрэт,  с  трудом
проникаясь, после встречи с медведем, смыслом недавнего разговора.
     - Никогда! - привычно ответил Ковбой-Трофим. - И не подумаю!
     - У вас нет выбора,  -  негромко сказал Фрэт  и тяжело вздохнул,  будто
вновь увидел дымящиеся на воздухе петли собственного кишечника.
     - Что ты  заладил:  "У вас нет выбора!". Не собачье это дело... А выбор
есть... и ты его скоро узнаешь.
     - Вас не свалить, как Старого  Бена,  не подвинуть,  не запугать...,  -
гнул свое Фрэт, контролируя перемещения Ковбой-Трофима вокруг  операционного
стола. - И никто, похоже,  уже не станет делать это, понимая бессмысленность
подобных  действий... Все равно, что  докричаться до железной Нюры в фонтане
институтского  парка...  И  оставлять  нельзя  как  есть,  потому  что  зло,
накапливаясь,  переливает через край  и в нем тонут остальные...,  хорошие и
плохие...
     - "Где умножилось зло, явилась  преизобильнейшая благодать",** - сказал
Ковбой. Значит оставаться нам в грехе, чтоб умножалась благодать...
     - "Когда вы рабы зла, вы  свободны от праведности",* - ответил Фрэт.  -
"А будучи освобождены от зла, станете порабощены праведностью... ибо умерший
свободен от зла...".***
     -  Мне  пора,  -  сказал  академик,  останавливаясь   перед  Фрэтом.  -
Рассказать  кому-то  -  не поверят...  Прощай!  Ступай  наверх!  Готовься  к
завтрашнему  эксперименту:  у  тебя возьмут  среднюю  долю  печени..., самую
большую... Дай мне пройти!
     - Вы не выйдете отсюда! - Фрэт встал, раздираемый на части многовековым
рефлексом служить человеку и  насущной  необходимостью  вцепиться  в  горло,
стоящему перед ним Ковбой-Трофиму.
     А человек вновь  достал из одежд нож-выкидуху и нажал невидимую кнопку:
раздался негромкий глубокий щелчек, будто толкнули дверь
     -------------
     * У. Фолкнер. Медведь. М., 1973
     ** Новый Завет. Послание к Римлянам, 6:1
     *** Там же, 6:7
     дорогого автомобиля и встроенный механизм острожно притянул и захлопнул
ее  с  таким завораживающе-приятным звуком,  что хотелось  слушать и слушать
еще...
     Они  стояли  друг против друга: мучимый  сомнениями Фрэт  и озлобленный
Ковбой-Трофим.
     - Стоит вцепиться ему  в  горло и все  проблемы будут решены, - подумал
Фрэт, готовясь  к  прыжку.  - Сколько бы он  ни  кромсал  меня  потом ножом,
челюстей ему не разжать...  Как все просто. - Он чуть присел на задние лапы,
опираясь на хвост, чтоб  удобнее прыгнуть...,  и увидел, как по опушке леса,
продираясь сквозь заросли незнакомого кустарника,  проваливаясь башмаками  в
норы барсуков, спешит на помощь один  из охотников по имени Бун и, расшвыряв
пинками собак с ножем в руке с разбега прыгнул на медведя, ухватившись левой
рукой  за шею, где впивался  Лев, а другой полоснул по горлу... Лишь  раз...
"Мгновение  они  походили на  скульптурную группу:  намертво впившийся  пес,
медведь  и оседлавший его человек,  неприметно  действующий глубоко вошедшим
ножом... Медведь встал на дыбы, неся на себе охотника и Льва, повернулся как
человек, сделал два или три шага в сторону леса и грянулся оземь...".***
     Прибывший доктор без хлороформа вправил внутренности Фрэту-Льву и зашил
рану. Его уложили  на  веранде,  головой  к  лесу..., а  люди все прибывали:
верхами,  пешие,  в  фургонах...,  трапперы,  фермеры,  лесорубы,  пильщики,
горожане...,  и,  насмотревшись на медведя, подоходили к веранде,  где лежал
он... А на закате он умер...
     Фрэт прыгнул... Это был даже не прыжок, поскольку тело его не приходило
в  движение..., по крайней мере  взгляд Ковбой-Трофима, быстрый и точный, не
зафиксировал этого. Фрэт просто переместился с пола  к руке директора  Цеха,
удерживающей нож..., зубами, а  тому казалось, что бигль все еще стоит перед
ним, чуть присев  на задние  лапы  и  хвост, потому  что перемещение не было
процессом..., оно было мгновением, случившимся без подготовки...
     Ковбой  попытался высвободить руку и  не смог, ему  даже  не  удавалось
пошевелить ей,  и  пораженный  замер,  пытаясь  понять откуда  в бигле такие
неимоверные тяжесть и сила, будто удерживает руку не  собака,  но гигантский
медведь-гризли, неотвратимо приближая к  горлу  добродушную  на вид  морду с
удивительно маленькими рыжими глазками и смрадным запахом изо рта...
     Он в ужасе  хотел заорать во весь  голос, призывая на помощь,  и открыл
уже  рот  в  бесшумном  пока  крике,  и  вдруг  почувствовал,   что  рука  с
ножем-выкидухой свободна и, не поверив, поднес кисть к лицу...
     Фрэт сидел, уложив зад на лапы, тяжело дышал  и смотрел на него желтыми
глазами с черными точками зрачков,  привычно  иронично, немного загадочно  и
строго, будто знал наперед такое, про что еще не скоро узнать
     ---------------
     *** У. Фолкнер. Медведь. М., 1973
     остальным.
     - Я бы мог перегрызть вам горло, просто и легко..., дав прекрасный шанс
Елене  Лопухиной  занять ваше  место  в Цехе,  - и  Ковбой молча согласился,
опуская руку с ненужным теперь  ножем. - К сожалению,  не смог...  Проклятая
многовековая  привычка  беззаветно  служить   людям,  закрепленная  на  всех
уровнях,  включая  фило-  и  онтогенез,   структуры  ДНК,  первую  и  вторую
сигнальные   системы,   и   недавние  эксперименты   генных   инженеров   из
питсбургского лэба в штате Пенсильвания со спермой моего отца...
     - Не  смог  и хорошо,  - миролюбиво  подвел  итог  быстро  оправившийся
Ковбой-Трофим и двинулся к двери, бросив  на  ходу: - You have got up on the
wrong side!*
     -  Стойте!  Упование  -  не  главное... "То,  что сеете,  не может быть
оживотворено, если не умрет..".** - Фрэт сидел перед дверью.
     - Хватит! Я спешу... Дела... в Академии... на коллегии  министерства...
и в Политсовете Единственной России ждут...
     - Все равно  надо отвечать, даже если наказать нельзя... Плохо нам всем
от этого..., вам тоже, хоть не понимаете пока..., и стране,  что придумала и
позволила  такое...,  и избавила  от ответственности перед  людьми..., но не
перед собой...
     - Пропусти меня, придурочный пес! - Ковбоя старался пробиться к  двери,
чувствуя как незнакомый, неизведанный доселе ужас постепенно охватывает его,
густея на глазах, выдавливая противный липкий пот под одеждой, мешая  дышать
и почти останавливая сердечные сокращения...  Это не  был  страх нестерпимой
боли  или  смерти...,  но  предожидание  неведомой  расплаты  гораздо  более
страшной и мучительной...
     - Если бы ты  знал мое ненавистное прошлое..., - попытался он  нащупать
спасительную дорогу, способную увести от медленно убивающей неизвестности.
     - Ваше прошлое и будущее... Вы идете с ними по разным дорогам... и вряд
ли встретитесь  теперь,  -  сказал Фрэт,  вспоминая  недавнюю охоту свою  на
медведя  по  прозвищу Старый Бен  в окрестностях Мемфиса,  штат  Теннеси,  и
всплывающее  откуда-то из глубин неведомой  памяти загадочное Фолкнеровское:
"Прошлое  не мертво. Оно даже не прошлое...". Он помедлил, будто собираясь с
силами, и Ковбой-Трофим почувствовал вдруг, что биглю ничуть  не  лучше, чем
ему, и успокаиваясь тем,  что двое их  теперь, приготовился  ко всему,  даже
самому худшему, выжидая...
     - Она ваша  дочь..., - сказал  Фрэт и отвернул голову к стене,  чтоб не
видеть лица Ковбой-Трофима.
     -  Кто?!  -  спросил  тот  и  не  дожидаясь  ответа,  стал  неотвратимо
погружаться сначала медленно, а потом все ускоряясь, в такую бездонную
     ------------
     * Ты встал не с той ноги
     ** Новый Завет. Первое Послание Коринфянам, 15:36
     глубину отчаяния  и  горя, втягивая туда вместе  с  собой, мелькающие в
режиме  быстрой  перемотки,  отчетливые  и  яркие  кадры собственной  жизни,
переписанные  в  формате  DVD,  по  сравнению  с  которыми  смерть  казалась
спасительном  необременительным  путешествием  к  старым  друзьям,  давно  и
преданно поджидавшим в раю или аду..., что не имело уже значения...
     Он вдруг нечеловеческим усилием выбрался на мгновение из стремительного
водоворота безды, чтоб задать единственный вопрос:
     - Откуда ты знаешь? -  спросил он, почти  уверенный  в ответе,  который
начинал постигать и сам.
     -  Не стану говорить  про разум,  которым вижу,  как самурай, -  сказал
Фрэт.  - Все  равно  не  поймете... - Он приблизился  к Ковбой-Трофиму и сел
почти рядом с ним, посмотрел в лицо и неохотно добавил:
     -  Она  часто приходила в  Виварий, садилась на  неудобный твердый стул
передо мной, чтоб  поболтать  или поговорить  о  серьезном,  и иногда  пахла
свежей спермой своего отца..., вашей, значит...
     Ковбой-Трофим  тут  же  почувствовал,   как   бездна  вновь  неудержимо
притягивает его к себе, и, погружаясь уже в знакомую пучину с запомнившимися
яркими  кадрами  DVD,  мелькающими  в  той   же   последовательности,  успел
выкрикнуть последний, самый главный вопрос:
     - Она знает?!
     - "Если вы  самого малого  не можете, что заботитесь об остальном?",* -
сказал Фрэт и отошел от двери...
     - Она знает?! Она  знает...? - повторял Ковбой-Трофим все  тише и тише,
погружаясь в пучину, из которой не выбраться...
     Когда  через  час  или  два в  подвал Вивария  спустилась взволнованная
Лопухина в сопровождении Волошина,  Станиславы с  ветеринаром  и собак,  они
увидели  на полу у стены  старика  с бледным малоподвижным лицом в  глубоких
морщинах, в одеждах из хорошо выделанной кожи, похожей на обычную ткань, что
сидел, вытянув не очень длинные ноги в дорогих остроносых сапогах, и бросал,
подбирая  с  полу,  невидимые  камушки  и  резиновые  пробки  от  бутылок  с
внутривенными растворами в ведро в дальнем углу, и совсем по-детски улыбался
иногда, и неуверенно хлопал в ладоши, когда казалось, что попадал... А рядом
лежал  Фрэт,  аккуратно положив  большую  лобастую голову  на передние лапы,
будто сторожил старика.
     Завидя Лопухину  бигль вскочил  и  бросился  к ней,  продираясь  сквозь
застывшую массу  людей и собак, и стал подпрыгивать, стараясь достать языком
женское лицо, такое  прекрасное и любимое..., и  не доставал..., и сел тогда
на задние  лапы,  задрал  голову вверх  и залаял,  как  щенок, будто  только
учился, и лай,  которого никто из  них  никогда от него не слышал, крепчал и
взрослел,  а  потом  заметался отчаянно  и  беспомощно,  отражаясь от  стен,
затухая в реверберации и возврождаясь  вновь,  новыми незнакомыми аккордами,
которые накладывались на предсушествующие и, перебиваясь
     -------------
     * Новый Завет. Евангелие от Луки. 12:26
     эхом,   становились  вопреки   физическим  законам  такими   глубокими,
тревожными и пронзительно благозвучными, что вскоре всем казалось: в подвале
звучит великая музыка, трагичная и прекрасная...,  и  никто не заметил,  как
Фрэт вернулся на место подле Ковбой-Трофима, бросающего  невидимые камушки в
невидимое вдеро, и улегся рядом, положив голову на передние лапы..., и тогда
в  бушующих  звуках  постепенно  начало   доминировать  мажорное  начало,  и
мелодичные  аккорды  струнных,  чуть  печальные  еще,  стали  сулить радость
близкой победы, неведомой деселе никому из них, растерянно стоящих в подвале
Вивария,  а к пению скрипок, очень осторжно, откуда-то издалека, пробивались
уже, приближаясь, чуть вибрирующие звуки труб, исполнявших праздничный марш,
а  когда приблизились  совсем, в громко  зазвучавшем тутти  обоих оркестров,
слаженом и чистом, каждый услыхал, что мог и желал...
     Рига
     2003-2004 гг