: "вотъ ежели бы"... У Хлeбникова "ежели бы" не было никакихъ. -- Такъ вотъ, намъ нужно торопиться ухлопать Сталина, пока онъ не довелъ вещей до окончательнаго развала. Его и ухлопаютъ... Я бокомъ посмотрeлъ на Хлeбникова. Въ 22 года жизнь кажется очень простой. Вeроятно, такой же простой кажется и техника террора. Думаю, что техника провокацiи ГПУ стоитъ нeсколько выше. И ухлопать Сталина -- это не такъ просто, какъ вбить голъ зазeвавшемуся голкиперу. Къ этимъ соображенiямъ Хлeбниковъ отнесся довольно равнодушно: -- Да, техника невысока. Вотъ потому и не ухлопали еще. {334} Но, повeрьте мнe, надъ этой техникой работаютъ не совсeмъ пустыя головы... -- А какъ же съ папашами? -- спросилъ Юра. -- Да вотъ, такъ же и съ папашами. Мой-то еще сравнительно безвредный... Но если станетъ на дорогe -- придется ухлопать и его. Удовольствiе, конечно, среднее, а ничего не подeлаешь... Юра посмотрeлъ на Хлeбникова укоризненно и недоумeнно. И техника, и психологiя ухлопыванiя собственнаго папаши въ его головe не умeщались... ОТЦЫ И ДEТИ Такъ я впервые столкнулся съ лагерной разновидностью совeтской учащейся молодежи. Впервые -- потому что, какъ оказалось впослeдствiи, всю эту публику держать на сeверe ББК. Даже въ Медвeжью Гору попадаютъ только единицы -- наиболeе квалифицированные, наиболeе необходимые для всякаго рода проектныхъ бюро, лабораторiй, изыскательныхъ станцiй и прочаго. Когда я -- мeсяцемъ позже -- сталъ подбирать команды для "вселагерной спартакiады", для которой статьи приговора не имeли никакого значенiя, я и сталъ выяснять количество пребывающаго въ ББК студенчества. Для этого выясненiя мнe были даны всe возможности, ибо отъ полученной цифры зависeла сумма, ассигнованная лагеремъ для закупки спортивнаго инвентаря. Все же точной цифры мнe выяснить не удалось -- Кемское и Сегежское отдeленiя, гдe сосредоточено большинство заключенныхъ студентовъ, своихъ данныхъ не прислали. По остальнымъ семи отдeленiямъ я получилъ цифру, нeсколько превышающую 6000 человeкъ. Надо полагать, что общее число студентовъ доходитъ до девяти-десяти тысячъ. По этому поводу выяснилась и еще одна -- довольно неожиданная -- вещь: тe 3,5-4 проц. лагерной интеллигенцiи, которые я еще въ Подпорожьи получилъ, такъ сказать, методомъ экстраполяцiи, состоять почти исключительно изъ совeтскаго студенчества... Да, для того, чтобы узнать нынeшнюю Россiю -- въ лагерe побывать нужно обязательно... Именно здeсь можно разыскать "недостающiя звенья" всяческихъ проблемъ "вольной" Совeтской Россiи -- и въ томъ числe проблемы "отцовъ и дeтей". Въ эмиграцiи эта проблема рeшается сравнительно безболeзненно. Изъ литературнаго архива извлечена столeтней давности "усмeшка горькая обманутаго сына надъ промотавшимся отцомъ", и дeло ограничивается, такъ сказать, "вербальными нотами". Эмигрантскiя отцы, что и говорить, промотались, но такъ промотаться, какъ промотались совeтскiе партiйные отцы, не удавалось, кажется, въ исторiи мiрозданiя еще никому. Я хотeлъ бы установить свою наблюдательную точку зрeнiя -- т.е. ту точку, съ которой я наблюдаю этотъ споръ. Между "отцами и дeтьми" я занимаю нeкую промежуточную позицiю: изъ "дeтей" явственно уже выросъ, до отцовъ какъ будто еще не доросъ. Мы съ Юрой играемъ въ одной и той же футбольной {335} командe: онъ -- хавбэкомъ, я -- бэкомъ: какiе ужъ тутъ "отцы и дeти"... И какъ бы ни оцeнивать политическое значенiе Хлeбниковской рeшимости ухлопать собственнаго отца -- рeшимость производила все-таки тягостное впечатлeнiе и на меня, и на Юру. Когда Хлeбниковъ ушелъ, Юра съ разсeяннымъ видомъ сгребъ съ доски недоигранную партiю и сказалъ: -- Знаешь, Ватикъ, нужно драпать. Я не спецiалистъ по рeзнe... А здeсь будутъ рeзать, охъ, здeсь будутъ рeзать... Помнишь Сеньку Б.? Я помнилъ и Сеньку Б., и многое еще другое. А съ Сенькой Б. произошелъ такой эпизодъ -- очень коротенькiй и очень характерный для проблемы "отцовъ и дeтей". У меня въ Москвe былъ хорошiй знакомый Семенъ Семеновичъ Б. -- коммунистъ изъ рабочихъ, партiйный работникъ завода, изъ угасающихъ энтузiастовъ революцiи. У меня были съ нимъ кое-какiя дeла по части "культуры быта" и "красивой жизни" (эти темы разрабатывались уже очень давно, въ особенности въ годы, когда eсть совсeмъ было нечего, -- какъ сейчасъ моды, фокстротъ). У этого Семена Семеновича былъ сынъ Сеня -- парень лeтъ 20--22-хъ, работавшiй на томъ же заводe техникомъ. Онъ былъ изобрeтателемъ -- говорятъ, талантливымъ, -- и Юра былъ съ нимъ "въ контактe" по поводу постройки лыжнаго буера. Мы съ Юрой какъ-то зашли въ ихъ комнатушку на Н-ой улицe. Сынъ сидитъ у окна за газетой, отецъ куда-то собирается и запихиваетъ какiя-то бумаги въ свой портфель. Спрашиваю: -- Вы куда, Семенъ Семеновичъ? -- Въ парткомъ. Сынъ, не отрывая глазъ отъ газеты: -- Папаша въ парткомъ идутъ... Торговать своимъ роскошнымъ пролетарскимъ тeломъ. Отецъ оторвался отъ своего портфеля и посмотрeлъ на сына съ какимъ-то горькимъ негодованiемъ: -- Ужъ ты... ужъ помолчалъ бы ты... -- Помолчать... Пусть тe молчатъ, которые съ голоду подохли. И обращаясь ко мнe: -- Б.....тъ наши папаши. За партiйную книжку -- на любую кровать. Отецъ стукнулъ кулакомъ по портфелю. -- Молчи ты, щенокъ, гнида!.. А то я тебя... -- А что вы меня, папаша, къ стeночкe поставите?.. А? Вы за партiйную книжку не только свой народъ, а и своего сына задушить готовы... Отецъ сжалъ зубы, и все лицо его перекосилось. И сынъ, и отецъ стояли другъ передъ другомъ и тяжело дышали... Потомъ отецъ судорожнымъ движенiемъ ткнулъ свой портфель подъ мышку и бросился къ двери... -- Семенъ Семеновичъ, а шапка? -- крикнулъ ему Юра. Семенъ Семеновичъ высунулся изъ двери и протянулъ руку за шапкой. {336} -- Вотъ растилъ... -- сказалъ онъ. -- Молчали бы ужъ, хватитъ, -- крикнулъ ему сынъ въ догонку. ...Какъ видите, это нeсколько посерьезнeе "усмeшки горькой..." Долженъ, впрочемъ, сказать, что въ данномъ, конкретномъ, случаe сынъ былъ неправъ. Отецъ не "торговалъ своимъ роскошнымъ пролетарскимъ тeломъ". Онъ былъ честной водовозной клячей революцiи, съ раненiями, съ тифами, съ каторжной работой и съ полнымъ сознанiемъ того, что все это было впустую, что годы ушли, что ихъ не воротить такъ же, какъ не воротить загубленныя для соцiалистическаго рая жизни... И что передъ его лицомъ -- совсeмъ вплотную -- стоитъ смерть (онъ былъ весь изъeденъ туберкулезомъ) и что передъ этой смертью у него не было никакого, абсолютно никакого утeшенiя. И сынъ, погибая, не крикнетъ ему, какъ Остапъ Тарасу Бульбe: "слышишь, батьку" -- ибо онъ считаетъ отца проституткой и палачемъ... Да, у большинства партiйныхъ отцовъ есть "смягчающiя вину обстоятельства"... Но "дeти" судятъ по результатамъ... О СВИДEТЕЛЯХЪ И О КАБАКE Топая по карельскимъ болотамъ къ финляндской границe, я всячески представлялъ себe, что и какъ я буду докладывать эмиграцiи, то-есть той части русскаго народа, которая осталась на свободe. Всe предшествующiе побeгу годы я разсматривалъ себя, какъ нeкоего развeдчика, который долженъ сообщить всe и слабыя, и сильныя стороны врага. Но именно врага. Я не предполагалъ двухъ вещей: что мнe будетъ брошенъ упрекъ въ ненависти къ большевизму и что мнe придется доказывать существованiе совeтскаго кабака. Я считалъ и считаю, что ненависть къ строю, который отправляетъ въ могилу миллiоны людей моей родины, -- это не только мое право, но и мой долгъ. Я, какъ спортсменъ, считалъ и считаю, что ни въ коемъ случаe нельзя обольщаться слабыми сторонами противника -- люди, которые выступали на рингe, понимаютъ это очень хорошо: моментъ недооцeнки -- и вы нокаутированы. Что же касается кабака, то мнe казалось, что нужно только объяснить технически его корни, его практику и его послeдствiя. Я ошибся. И, наконецъ, у меня не было никакого сомнeнiя въ томъ, что мнe надо будетъ доказывать свою свидeтельскую добропорядочность и передъ очень суровымъ ареопагомъ. На каждомъ судебномъ процессe каждый свидeтель попадаетъ нeсколько въ положенiе обвиняемаго и въ особенности на такомъ процессe, который касается судебъ родины. Свидeтели же бываютъ разные. Вотъ видалъ же г-нъ Эррю пышущую здоровьемъ и счастьемъ страну, и вотъ видалъ же г-нъ Соколовъ чудесно обновленныя иконы. Причемъ, оба они видeли все это не {337} какъ-нибудь, а собственными глазами. И поэтому всякiй эмигрантскiй читатель вправe отнестись съ суровой подозрительностью къ каждому свидeтелю: како вeруеши и не врешь ли? Переходя къ такой острой и такой наболeвшей темe, какъ тема о совeтской молодежи, я чувствую моральную необходимость отстоять мою свидeтельскую добропорядочность, какъ это ни трудно въ моемъ положенiи. Изъ ряда высказыванiй по поводу моихъ очерковъ мнe хотeлось бы остановиться на высказыванiяхъ г-жи Кусковой. Во-первыхъ, потому, что они несомнeнно отражаютъ мнeнiе весьма широкихъ читательскихъ круговъ, во-вторыхъ, потому, что у меня нeтъ никакихъ основанiи подозрeвать г-жу Кускову въ тенденцiи поставить интересы партiи или группы выше интересовъ страны. Хочу оговориться: я на г-жу Кускову никакъ не въ претензiи. Она не только читательница, она и общественная дeятельница: поэтому "допросъ съ пристрастiемъ" не только ея право, но и ея обязанность. Мое же право и моя обязанность -- отстоять свое доброе свидeтельское имя. Г-жа Кускова противопоставляетъ моимъ показанiямъ показанiя супруговъ Чернавиныхъ: тамъ -- "спокойствiе и взвeшенность каждаго слова", у меня -- "страсть и ненависть", каковая ненависть "окрасила совeтскую дeйствительность не въ тe цвeта". Можно было бы задать вопросъ: а какими будутъ тe цвeта? И кто будетъ достаточно компетентнымъ судьей въ соотвeтствiи "цвeтовъ" съ реальной окраской совeтской жизни? Г-жа Кускова подчеркиваетъ объективность Чернавиныхъ. Въ этомъ отношенiи я съ г-жей Кусковой согласенъ "цeликомъ и полностью". Чернавины, дeйствительно, объективны. Я читалъ ихъ высказыванiя и говорилъ съ ними лично: они стоятъ лeвeе меня, но въ оцeнкe дeйствительности -- никакой разницы. И по поводу моихъ очерковъ Т. В. Чернавина, въ частности, писала мнe (цитирую съ согласiя Т. В.): "Очень хорошо. Самое удачное -- это "Активисты". Это вeрно, и вмeстe съ тeмъ это очень трудно изобразить"... Читатели, вeроятно, согласятся съ тeмъ, что ужъ гдe-гдe, а въ "активистахъ" ненависть была, хотя лично мнe активисты въ глотку вцeпиться никогда не ухитрялись. О своемъ ГПУ-скомъ слeдователe, который послалъ насъ на 8 лeтъ каторги, я говорилъ безо всякой ненависти. Итакъ, гдe же "двe стороны тамошней психологiи"? Г-нъ Парчевскiй, бесeдуя съ 55 переселяющимися въ Парагвай мужиками (см. "Посл. Нов." Й 5271), отмeчаетъ ихъ полное единодушiе и, какъ образно выражается онъ: "словно не одинъ, а пятьдесятъ пять Солоневичей". Насчетъ "двухъ сторонъ" -- опять не выходитъ. Но можно утверждать, что и я, и Чернавинъ, и парагвайскiе мужики, и г-нъ Тренинъ -- всe мы, бeжавшiе, "ущемленные", безсознательно склонны сгущать краски и дeлать красное чернымъ. Поэтому придется перейти къ документальнымъ доказательствамъ. Ибо, если наличiе "кабака" не будетъ установлено твердо, тогда всe дальнeйшiе выводы и иллюстрацiи останутся повисшими въ воздухe. Изъ безконечной путаницы порочныхъ круговъ совeтской {338} реальности попробуемъ проанализировать и продумать одинъ кругъ -- "раскулачиванiе -- тракторы -- тягловая сила -- голодъ -- комсомольцы". По даннымъ, сообщеннымъ Сталинымъ на послeдней партконференцiи, СССР за послeднiе годы потерялъ 19 миллiоновъ лошадей: было 35 миллiоновъ, осталась 16. Осталось, положимъ, меньше (11 миллiоновъ безъ красной армiи), но не въ этомъ сила. Люди, которые хоть сколько-нибудь понимаютъ въ сельскомъ хозяйствe, поймутъ, что, имeя на лицо около пятидесяти процентовъ прежней тягловой силы (да еще и истощенной безкормицей), физически не возможно обработать сто процентовъ прежней посeвной площади. Ни коровами, ни дeвками, ни бабами, таскающими плуги въ Малороссiи и на Кубани, недостатокъ 19 миллiоновъ лошадей возмeстить нельзя. Отсюда маленькiй выводъ о статистикe: совeтская статистика утверждала, что въ 1933 году СССР собралъ рекордный за всю исторiю Россiи урожай. По поводу этой, извините за выраженiе, статистики можно было бы поставить два вопроса: 1) откуда онъ взялся? и 2) куда онъ дeлся? Взяться было неоткуда и дeться было некуда: въ странe оставалось бы около двухъ миллiардовъ пудовъ свободнаго зерна, и еврейскимъ общинамъ не пришлось бы собирать милостыню для спасенiя погибающихъ отъ голода единовeрцевъ (см. статью А. Ф. Керенскаго въ Й 57 "Совр. Записокъ"). Это, значитъ, статистика. Перейдемъ къ планамъ и стройкамъ. Цeною, въ частности, -- этихъ 19 миллiоновъ коней (гибли вeдь еще и люди, и коровы и прочее) были построены, въ частности, три тракторныхъ завода -- Сталинградскiй, Харьковскiй и Челябинскiй; построено было еще много заводовъ, но мы пока будемъ говорить о тягловыхъ потеряхъ и о "тягловыхъ заводахъ". По оффицiальнымъ даннымъ эти заводы плюсъ импортъ дали странe нeсколько больше двухсотъ тысячъ тракторовъ. По даннымъ секретаря сибирскаго крайкома партiи, опубликованнымъ въ "Правдe", кажется, въ ноябрe 1933 г. (этого номера у меня нeтъ, но за точность цифры я ручаюсь категорически), производительность десяти совeтскихъ тракторовъ равна на практикe производительности одиннадцати совeтскихъ же лошадей. Слeдовательно, для того, чтобы при данныхъ условiяхъ восполнить механической тягловой силой разбазаренную живую -- надо построить приблизительно семнадцать миллiоновъ тракторовъ. Такъ вотъ: если это называется статистикой, планомъ и строительствомъ, -- я позволю себe спросить: что же тогда должно обозначаться техническимъ терминомъ кабакъ? ПСИХОЛОГИЧЕСКIЯ ОТРАЖЕНIЯ КАБАКА Такъ вотъ: русскому молодняку твердили отцы: А ну-ка долбанемъ! А ну-ка -- ухнемъ. Подтянемъ животъ, поголодаемъ, поднажмемъ -- зато ужъ потомъ -- сразу въ соцiалистическiй рай. Молоднякъ нажималъ, подтягивалъ животъ, подставлялъ свою головушку подъ "кулацкiй" обрeзъ, гибнулъ сотнями тысячъ: и отъ морозовъ -- на зимней стройкe Магнитки, и отъ тифа -- на {339} Днeпростроe, и отъ малярiи -- въ Березникахъ, и отъ цынги въ Соликамскe, и отъ города -- вездe, и отъ несчастныхъ случаевъ -- на всeхъ стройках, ибо при всeхъ этихъ штурмахъ мeры охраны труда -- были какъ на турецкой перестрeлкe. И теперь, "выполнивъ и перевыполнивъ", онъ видитъ: тракторныя кладбища. И онъ чувствуетъ: все тотъ же голодъ. И онъ понимаетъ: все тотъ же кабакъ. "Кипитъ веселая соцiалистическая стройка", перерабатывающая металлъ въ ржавчину и людей въ рабовъ или въ трупы. А когда, послe всeхъ этихъ штурмов и побeдъ, онъ попробовалъ было заикнуться: Дорогiе папаши, да какъ это? -- такъ его десятками тысячъ поперли въ концентрацiонные лагеря... И сейчасъ, въ самое послeднее время, ему -- этому молодняку -- преподнесли еще одну "награду побeдителю" -- отмeну карточекъ. Онъ, этотъ молоднякъ, на вольномъ рынкe не покупалъ никогда и ничего (средняя студенческая стипендiя была равна 60 рублямъ въ мeсяцъ). Теперь эта стипендiя уровнемъ новыхъ цeнъ урeзана больше, чeмъ въ два раза, слeдовательно, совсeмъ уже голодъ, и въ качествe приправы къ этому голоду -- свeтятся икрянныя витрины "магазиновъ заочнаго питанiя"... И еще документикъ -- изъ "Комсомольской Правды": разсказъ секретаря азовскаго райкома о раскулачиванiи Кубани. Годъ не указанъ, но раскулачиванiе идетъ хронически -- никакъ не могутъ раскулачить до конца: "Въ пустой станицe не горeли огни и не лаяли собаки. Чернeли вздувшiеся трупы лошадей. Ежедневно погибало 50 штукъ тягловаго скота (а людей? И. С.). Изъ сорока пяти комсомольцевъ -- 30 пришлось выслать, четырехъ арестовать за кражу (процентикъ-то какой? И. С.), одиннадцать бeжали вмeстe съ раскулаченными... Весной землю пахали дeвушки -- некому больше было. А сeмена носили на поле на собственныхъ спинахъ -- такъ какъ лошадей не осталось (а на чемъ пахали, если лошадей не осталось? И. С.) ...По поводу моего очерка о колхозной деревнe -- въ Й 58 "Современныхъ Записокъ" я получилъ нeкоторое количество негодующихъ писемъ, написанныхъ эмигрантскими толстовцами и вегетарiанцами: сгущаю краски. Что-жъ? И "Комсомольская Правда", она тоже сгущаетъ краски?... Здeсь, въ эмиграцiи, обо всемъ этомъ можно разсуждать благодушно, спокойно и, такъ сказать, академически: намъ тепло, не дуетъ, и въ Соловки не волокутъ. Совeтскiй студентъ, комсомолецъ, мужикъ, рабочiй -- такъ разсуждать не могутъ. И не будутъ. Потому что одно -- сочувствовать отцу умершаго ребенка и другое -- хоронить собственнаго ребенка, погибшаго съ голоду... ...Со страницъ совeтской прессы на читателя смотрятъ круглыя, исполненныя энтузiазма и прочаго лица "смeны" (въ главe о спартакiадe я разскажу, какъ это дeлается технически). Да, смeна идетъ. Она не такая круглая и благодушная, какъ это кажется по фотографiямъ. Эта смeна -- придетъ. Мeнять -- она будетъ сильно... {340} -------- СПАРТАКIАДА ДИНАМО ТАЕТЪ Къ концу мая мeсяца наше каторжно-привиллегированное положенiе въ Медгорe закрeпилось приблизительно въ такой степени, въ какой это вообще возможно въ текучести совeтскихъ судебъ, и я (оптимистическiй человeкъ) сталъ было проникаться увeренностью въ томъ, что нашъ побeгъ, по крайней мeрe побeгъ изъ лагеря, можно считать вполнe обезпеченнымъ. Одно время возникла было нeкоторая угроза со стороны культурно-воспитательнаго отдeла, который довольно скоро сообразилъ, что Медоваръ играетъ только декоративную роль и что платить Медовару 300 рублей -- когда мнe можно было заплатить только 30 -- нeтъ никакого расчета. Отъ опасности со стороны КВО я отдeлался довольно просто: сманилъ Динамо на постройку новаго стадiона, благо прежнiй дeйствительно никуда не годился. Нашелъ площадку на пригоркe за управленческимъ городкомъ, спланировалъ постройку. Для нея ежедневно сгоняли изъ ШИЗО по 150-200 урокъ, приволокли откуда-то с лeсныхъ работъ три трактора, и КВО понялъ, что ужъ теперь-то Динамо меня не отдастъ. Словомъ -- на Шипкe все было спокойно... Потомъ, въ теченiе приблизительно трехъ дней все это спокойствiе было подорвано со всeхъ сторонъ, и передe нами (въ который это уже разъ!) снова встала угроза полной катастрофы. Началось все это съ моихъ футбольно-террористическихъ списковъ. Хлeбниковъ оказался правъ: почти никого, кромe террористовъ, я среди лагерной физкультурной молодежи разыскать не могъ. Гольманъ же все настойчивeе и настойчивeе требовалъ отъ меня представленiя списковъ: люди по этимъ спискамъ должны были быть переведены въ составъ Вохра. Исчерпавъ свои возможности, я пошелъ къ Медовару и сказалъ ему -- устройте мнe командировку въ другiя отдeленiя, здeсь все, что можно было выискать, я уже выискалъ... -- Да, да, -- затараторилъ Медоваръ, -- ну, это все пустяки... Вы объ этихъ спискахъ пока никому не говорите, понимаете, только дискредитируете себя... (я, конечно, это понималъ)... Сейчасъ уезжаю въ Москву, вернусь дней черезъ пять, все это обставимъ въ лучшемъ видe... Какимъ образомъ можно было "обставить все это въ лучшемъ видe", я понятiя не имeлъ. Да и видъ у Медовара былъ какой-то очень ужъ разсeянно-жуликоватый. Медоваръ уeхалъ. Дня черезъ три изъ Москвы пришла телеграмма: {341} "Медгору не вернусь тчк. вышлите вещи адресъ Динамо Москва тчк. Медоваръ". Итакъ, великiй комбинаторъ исчезъ съ медгорскаго горизонта. Поползли слухи о томъ, что головка центральнаго Динамо проворовалась въ какихъ-то совсeмъ ужъ астрономическихъ масштабахъ, ходили слухи о полной ликвидацiи Динамо въ связи со слiянiемъ ОГПУ и Наркомвнудeла. Кстати, объ этомъ слiянiи. Въ лагерe оно ознаменовалось однимъ единственнымъ событiемъ. На этакой трiумфальной аркe при входe въ первый лагпунктъ красовались вырeзанныя изъ фанеры буквы: ББК ОГПУ. Пришли плотники, сняли ОГПУ и приколотили НКВД. Заключенные толклись около и придумывали всякiя расшифровки новой комбинацiи буквъ. Всe эти расшифровки носили характеръ цeликомъ и полностью непечатный. Никакихъ другихъ перемeнъ и комментарiевъ "ликвидацiя" ОГПУ не вызвала: въ лагерe сидeли въ среднемъ люди толковые. Почти одновременно съ Медоваромъ въ Москву уeхалъ и Радецкiй: подозрeваю, что Медоваръ къ нему и пристроился. Радецкiй получалъ какое-то новое назначенiе. Я остался, такъ сказать, лицомъ къ лицу съ Гольманомъ. Te^te-a`-te^te было не изъ прiятныхъ. Вопросъ о спискахъ Гольманъ поставилъ въ ультимативномъ порядкe. Я отвeтилъ просьбой о командировкe на сeверъ и показалъ свои списки, больше ничего не оставалось дeлать: -- Развe Медоваръ вамъ о нихъ не говорилъ, -- съ невиннымъ видомъ спросилъ я. Гольманъ внимательно посмотрeлъ списки и поднялъ на меня свое испытующее, активистское око. -- Не везетъ вамъ, т. Солоневичъ, съ политикой въ физкультурe. Бросили бы вы это дeло. -- Какое дeло? -- Оба. И политику, и физкультуру. -- Политикой не занимаюсь. Гольманъ посмотрeлъ на меня съ ехидной усмeшечкой. Потомъ сухо сказалъ: -- Оставьте эти списки здeсь. Мы выяснимъ. Я васъ вызову. Пока. И "выяснимъ", и "вызову", и "пока" ничего хорошаго не предвeщали. На другой день Гольманъ дeйствительно вызвалъ меня. Разговоръ былъ коротокъ и оффицiаленъ: КВО настаиваетъ на моемъ переходe туда на работу, и съ его настоянiями онъ, Гольманъ, согласенъ. Въ виду чего я откомандировываюсь въ распоряженiе КВО. Однако, по совмeстительству съ работой въ КВО я обязанъ закончить стройку стадiона. Я вздохнулъ съ облегченiемъ. У Гольмана ко мнe было тоже активистское чувство, какъ и у Стародубцева, -- только нeсколько, такъ сказать, облагороженное. Гольманъ все-таки понималъ, что очень ужъ прижимать меня -- не слишкомъ рентабильное предпрiятiе. Но мало ли какъ могло прорваться это чувство... О футбольно-террористическихъ спискахъ ни я, ни Гольманъ не сказали ни слова... {342} БЕСEДА СЪ ТОВАРИЩЕМЪ КОРЗУНОМЪ Культурно-воспитательный отдeлъ ББК былъ здeсь тeмъ же, чeмъ на волe являются культурно-просвeтательные отдeлы профсоюзовъ. По корридорамъ КВО съ необычайно дeловымъ видомъ околачивались всякiе бибработники, музработники, агитпропработники -- околачивался и я, и съ тeмъ же дeловымъ видомъ: дeлать что-нибудь другое еще, было рeшительно нечего. Во время одной изъ такихъ дeловыхъ прогулокъ изъ комнаты въ комнату КВО меня въ корридорe перехватилъ Корзунъ. -- Ага, тов. Солоневичъ... Что такое я хотeлъ съ вами поговорить... Вотъ и забылъ, чортъ возьми... Ну, зайдемте ко мнe, я вспомню. Зашли. Усeлись. Кабинетъ Корзуна былъ увeшанъ фотографическими снимками, иллюстрирующими героизмъ строительства Бeломорско-Балтiйскаго канала, висeли фотографiи особо перековавшихся ударниковъ, и въ числe оныхъ -- красовался снимокъ торжественнаго момента: на сценe клуба тов. Корзунъ навeшиваетъ ордена Бeлморстроя "лучшимъ изъ лучшихъ", тeмъ самымъ, которые послe торжества отправились въ Торгсинъ -- выпить, закусить и разжиться валютой... Я отвелъ глаза отъ фотографiи -- встрeтился съ иронически-добродушнымъ взглядомъ Корзуна -- видимо, о моемъ давешнемъ совeтe Смирнову онъ зналъ. -- У васъ, кажется, основательный стажъ въ области культработы. Я отвeтилъ. -- Но вы едва-ли знаете, въ чемъ заключается принципiальная разница между культработой на волe и здeсь. -- Думаю, что принципiальной -- никакой. -- Нeтъ, есть и принципiальная. На волe культработа должна поднять сознательность средняго трудящагося до уровня сознательности коммуниста. Здeсь мы должны поднять соцiальные инстинкты, -- Корзунъ поднялъ палецъ, -- понимаете: соцiальные трудовые инстинкты деклассированной и контръ-революцiонной части населенiя -- до средняго совeтскаго уровня. -- Гмъ, -- сказалъ я. -- Перековка? Корзунъ посмотрeлъ на меня какъ-то искоса. -- Всeхъ перековать -- мы не можемъ. Но тeхъ, кого мы перековать не можемъ, -- мы уничтожаемъ... Утвержденiе Корзуна было форменнымъ вздоромъ: лагерь не "перековывалъ" никого, но даже и лагерь не былъ въ состоянiи "уничтожить" миллiоны неперекованныхъ... -- Боюсь, что для проведенiя въ жизнь этой программы пришлось бы создать очень мощный, такъ сказать, механизированный аппаратъ уничтоженiя. -- Ну, такъ что-жъ? -- Взглядъ у Корзуна былъ ясный, открытый и интеллигентный... Передъ этимъ "ну, что-жъ" -- я замялся. Корзунъ посмотрeлъ на меня не безъ соболeзнованiя. {343} -- А вы помните Сталинскую фразу о тараканахъ? -- спросилъ онъ... Эту фразу я помнилъ: забыть ее -- трудно. Изъ всего того, что было сказано о революцiи ея вождями, болeе гнуснаго, чeмъ эта фраза, не было сказано ничего. Той части партiи, которая въ ужасe остановилась передъ неисчислимостью труповъ, наваленныхъ на путяхъ коллективизацiи, передъ страданiями и гнeвомъ народа, -- Сталинъ бросилъ презрительный упрекъ: таракановъ испугались. Для него "трудящiеся" были только тараканами. Выморить ихъ миллiономъ больше, миллiономъ меньше -- не все ли равно. Я сжалъ зубы и отъ всякихъ комментарiевъ воздержался, ибо единственный подходящiй къ этому случаю комментарiй -- это висeлица. Въ моемъ распоряженiи ея не было... -- Да, -- продолжалъ Корзунъ, -- вотъ поэтому-то Сталинъ и вождь, что онъ человeкъ абсолютной смeлости. Онъ ни передъ чeмъ не остановится. Если для интересовъ революцiи потребуется, чтобы онъ пошелъ цeловать туфлю римскаго папы, -- онъ пойдетъ. Что онъ дeйствительно пойдетъ -- въ этомъ, конечно, не было никакого сомнeнiя. Я снова, какъ это часто бывало въ разговорахъ съ коммунистами, почувствовалъ себя во власти спокойной, увeренной, очень умной и безпримeрно наглой силы. Настолько большой, что она даже и не даетъ себe труда скрывать свою наглость... Весь нынeшнiй разговоръ былъ нелeпъ, ненуженъ, а можетъ быть, и опасенъ... -- Простите, тов. Корзунъ, мнe не хотeлось бы разрабатывать эту тему, въ особенности здeсь, когда я самъ, нахожусь въ положенiи таракана. -- Ну, нeтъ, вы -- не въ положенiи таракана. Вы вeдь и сами это прекрасно понимаете... Но вы должны понять, что мы вынуждены къ безпощадности... И въ сущности -- внe зависимости личной вины тeхъ, кого мы уничтожаемъ. Развe, напримeръ, есть какая-нибудь личная вина въ нашихъ безпризорникахъ -- а вотъ... Ахъ, чортъ, наконецъ, вспомнилъ.... Я васъ по поводу безпризорниковъ и искалъ. Вы знаете о нашей колонiи на Водораздeлe. Мы тамъ организуемъ второе Болшево. Тамъ пока около двухъ тысячъ человeкъ (пока я доeхалъ до колонiи, въ ней оказалось болeе четырехъ тысячъ). Такъ вотъ, мы рeшили васъ туда командировать... Для постановки физкультурной работы. Вы вeдь сами понимаете, что лагерная физкультура -- это мифъ... А тамъ -- ударная работа... Словомъ -- поeзжайте. Жить вы тамъ будете на положенiи вольнонаемнаго, ударный зачетъ сроковъ... Мы съ Гольманомъ этотъ вопросъ уже обсуждали. Онъ не возражаетъ... Въ душe подымается острая боль обиды на судьбу... Водораздeлъ... Это около 250 верстъ до границы по совсeмъ непроходимымъ болотамъ. Если я -- въ Водораздeлe, Юра -- здeсь, Борисъ -- въ Лодейномъ полe, то какъ списаться? У насъ пока -- ни компасовъ, ни карты, ни сапогъ. Продовольствiя -- какъ котъ наплакалъ... Въ водораздeльскомъ болотe можетъ насъ засосать -- и въ переносномъ, и въ прямомъ смыслe этого слова. {344} Что дeлать?.. Корзунъ продолжалъ расписывать прелести работы въ колонiи. Для того, чтобы выиграть время, я достаю папиросу, зажигаю ее, и спичка въ рукахъ прыгаетъ, какъ зайчикъ на стeнe. Но отказываться нельзя. О, Господи... Снова придется какъ-то выкручиваться -- длинно, мучительно и оскорбительно. И, главное, -- совершенно неизвeстно какъ... Отъ Корзуна я вышелъ въ какомъ-то оглушенномъ состоянiи. Удалось оттянуть отправку въ колонiю на два дня; и послeзавтра... Что дeлать?.. Забрался на берегъ рeчки, сидeлъ, курилъ, выработалъ планъ еще одной небольшой отсрочки. Пришелъ къ Гольману, доложилъ о моей полной договоренности съ Корзуномъ и сдeлалъ при этомъ такой видъ: ну, ужъ теперь я отъ васъ, тов. Гольманъ, отдeлаюсь, слава Тебe Господи, окончательно. Точно такой же видъ былъ и у Гольмана. -- А ваши динамовскiя дeла вы сдайте Батюшкову, -- сказалъ онъ. -- Хорошо. Но такъ какъ Батюшковъ не находится въ совсeмъ трезвомъ видe, то нeкоторыя дeла по сооруженiю стадiона я хотeлъ бы передать лично вамъ. -- А какiя тамъ еще дeла? -- Вамъ прорабъ сдeлалъ неправильныя насыпи на виражахъ дорожки -- онe осeли, нужно пересыпать. И, второе -- тотъ строительный мусоръ, который привезли для теннисныхъ площадокъ, никуда не годится. Передайте, пожалуйста, Батюшкову, чтобы онъ подыскалъ подходящiе матерiалы.... Гольманъ посмотрeлъ на меня съ раздраженiемъ. -- Напутали вы съ этимъ стадiономъ, а теперь хотите на Батюшкова переложить. Нeтъ ужъ, извините, пока вы стадiонъ не закончите -- ни въ какiя колонiи мы васъ не отпустимъ. Извольте немедленно взяться за стадiонъ и закончить его. Я принимаю сдержанно-огорченный видъ. -- Позвольте, вeдь т. Корзунъ уже отдалъ приказъ... -- Это васъ не касается, беритесь немедленно за стадiонъ. ПЛАНЪ ВЕЛИКОЙ ХАЛТУРЫ Какая-то отсрочка была добыта. А дальше что? Я сообщилъ Юрe о положенiи вещей. Юра выдвинулъ проектъ немедленнаго побeга. Я только посмотрeлъ на Юру. Юра сконфузился: да, это просто ляпнулъ... Но можетъ быть, можно какъ-нибудь дать знать Борису, чтобы и онъ бeжалъ сейчасъ же... Это все было утопiей. Бeжать до нашего общаго срока, значило подвести Бориса, если и не подъ разстрeлъ, то подъ отправку куда-нибудь за Уралъ или на Соловки. Дать ему знать и получить отъ него отвeтъ, что онъ принимаетъ новый срокъ, было почти невозможно технически, не говоря уже о рискe, съ которымъ были сопряжены эти переговоры. Дня два я бродилъ по лeсу, въ состоянiи какой-то озлобленной {345} рeшимости: выходъ нужно найти. Я возстанавливалъ въ своемъ воображенiи всю мою схему совeтскихъ взаимоотношенiй, и по этой схемe выходило такъ, что нужно въ самомъ срочномъ порядкe найти какую-то огромную, вопiющую халтуру, которая могла бы кому-то изъ крупнаго начальства, хотя бы и тому же Корзуну или Вержбицкому, дать какiя-то новыя карьерныя перспективы. Возникали и отбрасывались культурно-просвeтительные, технически-производственные и всякiе другiе планы, пока путемъ исключенiя не вырисовался, пока только въ общихъ чертахъ, планъ проведенiя вселагерной спартакiады ББК. Думаю, что въ эти дни видъ у меня былъ не совсeмъ вразумительный. По крайней мeрe, Юра, встрeтивъ какъ-то меня по дорогe въ техникумъ, безпокойно сказалъ: -- Этакъ, Ва, ты совсeмъ съ мозговъ слeзешь. -- А что? -- Да вотъ ходишь и что-то бормочешь... Я постарался не бормотать. На другой же день пролeзъ въ машинное бюро управленiя ББК и по блату накаталъ докладную записку самому начальнику лагеря, Успенскому. Записка касалась вопроса объ организацiи вселагерной спартакiады, о томъ, что эта спартакiада должна служить документальнымъ и неоспоримымъ доказательствомъ правильности воспитательной системы лагерей, что она должна дать совершенно очевидное доказательство перековки и энтузiазма, что она должна опровергнуть буржуазную клевету о лагерe, какъ о мeстe истребленiя людей, ну, и прочее въ томъ же родe. Путемъ нeкоторыхъ техническихъ ухищренiй я сдeлалъ такъ, чтобы записка эта попала непосредственно къ Успенскому, безъ никакихъ Корзуновъ и Гольмановъ. Записку взялись передать непосредственно. Я шатался по лeсамъ около Медгоры въ странномъ настроенiи: отъ этой записки зависeлъ нашъ побeгъ или, по крайней мeрe, шансы на благополучный исходъ побeга. Иногда мнe казалось, что весь этотъ проектъ -- форменный вздоръ и что Успенскiй въ лучшемъ случай кинетъ его въ корзину, иногда мнe казалось, что это -- идеально вывeренный и точный планъ. Планъ этотъ былъ, конечно, самой вопiющей халтурой, но онъ былъ реально выполнимъ и, въ случаe выполненiя, заложилъ бы нeкоторый дополнительный камень въ фундаментъ карьеры т. Успенскаго. Временами мнe казалось, что на столь наглую и столь очевидную халтуру Успенскiй все-таки не пойдетъ. Но по зрeломъ размышленiи я пришелъ къ выводу, что эти опасенiя -- вздоръ. Для того, чтобы халтурный проектъ провалился не вслeдствiе технической невыполнимости, а только вслeдствiе своей чрезмeрной наглости, нужно было предполагать въ начальствe хоть малeйшую совeстливость... Какiя есть у меня основанiя предполагать эту совeстливость въ Успенскомъ, если я и на волe не встрeчался съ ней никогда? Объ Успенскомъ же говорили, какъ о человeкe очень умномъ, чрезвычайно властномъ и совершенно безпощадномъ, какъ объ очень молодомъ партiйномъ администраторe, который дeлаетъ свою карьеру изо всeхъ силъ, своихъ и чужихъ. На его совeсти {346} лежало много десятковъ тысячъ человeческихъ жизней. Онъ усовeстится? Онъ не клюнетъ на такого жирнаго, халтурнаго, карьернаго червяка? Если не клюнетъ, тогда, значитъ, во всей механикe совeтскаго кабака я не понимаю ничего. Долженъ клюнуть. Клюнетъ обязательно... Я расчитывалъ, что меня вызовутъ дня черезъ два-три, и по всей вeроятности, къ Гольману... Но въ тотъ же день вечеромъ въ баракъ торопливо и нeсколько растерянно вбeжалъ начальникъ колонны. -- Гдe тов. Солоневичъ... старшiй... Иванъ?.. Васъ сейчасъ же требуютъ къ товарищу Успенскому... Съ начальникомъ колонны у меня въ сущности не было никакихъ отношенiй. Онъ изрeдка дeлалъ начальственныя, но безтолковыя и безвредныя замeчанiя, и въ глазахъ у него стояло: ты не смотри, что ты въ очкахъ... Въ случаe чего, я тебe такiя гайки завинчу... Сейчасъ въ очахъ начальника колонны не было никакихъ гаекъ. Эти очи трепались растерянно и недоумeвающе. Къ "самому" Успенскому... И въ чемъ это здeсь зарыта собака?.. Юра дипломатически и хладнокровно подлилъ масла въ огонь: -- Ну, значитъ, Ватикъ, опять до поздней ночи... -- Такъ вы, товарищъ Солоневичъ... пожалуйста ... Я сейчасъ позвоню въ управленiе, что я вамъ передалъ.. -- Да, да я сейчасъ иду... -- И въ моемъ голосe -- спокойствiе, какъ будто прогулка къ Успенскому -- самое обыденное занятiе въ мо