тории присутствуете? Сейчас произошло отпевание гражданки Республики, которая умерла от родов императора, вследствие неудачного цесарского сечения... Что-то будет с тобой, несчастная Франция?" Наполеон начал дразнить Россию штыками своей гвардии. - О легкомыслие гения! - говорил де Еон. - Император заблуждается в этой великой стране, как заблуждался в дни моей молодости и великий Фридрих... Молотили по крыше дожди, и плыли над ними туманы. Де Еон втыкал нитку в иглу, чистил на кухне картофель. И теперь бывал рад, если загулявший швейцар подносил ему стаканчик с ромом: - Выпей, старушка... Выпив, старик оживал. Он снимал со стены свою шпагу, глаза его блестели, как в юности. Часами рассказывал де Еон о стране Севера, что лежит в искристых снегах; встают из метельных сугробов уютные деревянные города; народ там добр и приветлив, а женщины милы и нарядны... Мадам Колль отбирала шпагу из рук своей постоялицы: - Идите, Женевьева, прилягте. И зачем вы пьете вино? Опять ночью будет плохо с сердцем... Ай, какая вы непослушная! *** И наступила смерть. На восемьдесят втором году. Из них сорок восемь лет де Еон прожил мужчиной. А тридцать четыре года его считали женщиной. Смерть пришла, и, наверное, он даже хотел ее. Но для этого надо вернуться к первым страницам нашей книги. Там рассказано, что, не дав опозорить себя при жизни, он был опозорен после смерти. Мы же, читатель, пойдем с тобой далее. Ибо в 1810 году де Еон совсем и не думал умирать. Хотя его похоронили у церкви святого Патрикия. Нет, именно с его смертью и началась новая жизнь. И не менее удивительная, нежели до гроба. Итак - год 1810-й. Париж - столица империи Наполеона. Дипломат де Еон, лежащий в земле, вдруг снова понадобился для авантюр императоров. Опять "секреты короля"! КОНЕЦ КНИГИ - КОНЕЦ "СЕКРЕТОВ" Де Еон умер в то время, когда ...гроза двенадцатого года Еще спала. Еще Наполеон Не испытал великого народа - Еще грозил и колебался он. Так писал об этом времени Пушкин. Именно в год смерти кавалера де Еона Наполеон стал активно готовить агрессию против великого соперника на востоке. Тайные типографии в Саксонии уже нашлепывали миллион за миллионом фальшивые ассигнации, чтобы подорвать экономику России изнутри. В преисподней империи началась обработка общественного мнения Европы; испокон веков агрессоры вроде Наполеона любят прикидываться только обороняющимися, только предупреждающими занесенный якобы над ними удар! Наполеон развивал свою мысль примерно так: - Русские верны своей излюбленной политике, завещанной им Петром Первым: держать Европу в постоянном страхе перед мощью своей армии. Есть только одна сила, способная противостоять набегу ее варварских орд, это - моя армия! Предлог для войны следовало оформить литературно и подкрепить фактами из истории. Чтобы сомнений уже не оставалось; чтобы не было разногласий в походе "двунадесяти языков"; чтобы Европа, дружно встав под знамена Наполеона, смело двинулась на Россию - покончить с ней и с ее мощью одним ударом. И вот на сцене тайной дипломатии появляется новое лицо - историк Лезюр, состоявший на службе министерства иностранных дел Франции. Задание написать политический памфлет против России - дело нелегкое, но Лезюр охотно взялся за приготовление фальшивки. Результатом его труда явилась книга в пятьсот страниц под названием "О возрастании русского могущества с самого начала до XIX столетия". Однако Лезюр, хотя и был жуликом, но жуликом от истории. А история - это такое горячее блюдо, что без приправы документов можно только обжечься. Лезюр долго копался в архивах Парижа, выискивая бумаги, обличающие коварство России, пока в его руках не оказалось... - "Завещание Петра Великого..." - прочитал он. - Что это? Старый архивариус (помнивший еще графов Брольи) пояснил: - Сударь, этот документ был вывезен де Еоном якобы из секретных архивов в Петергофе; но никто до сих пор не придавал ему значения, ибо слишком попахивает подделкой... Лезюр наспех листанул это "завещание" и был удивлен: - Это как раз то, что требуется нам сейчас... Подложное "завещание" Петра I было напечатано; оно-то и сделало книгу Лезюра главным идеологическим оружием Наполеона в его походе против России. Французская армия шагнула за Неман, а тираж книги Лезюра догонял штабы Наполеона, подстегивая отстающих, воодушевляя сомневающихся... В "завещании" всего 14 пунктов (составленных, кстати, весьма умно и толково, со знанием русской истории, которой де Еон усердно занимался в свое время). Возьмем наугад несколько параграфов, чтобы читатель мог составить об этом "завещании" свое собственное мнение: "Ї 2. Поддерживать государство России в системе непрерывной войны, дабы закалить солдата в боях и не давать русскому народу отдыха, удерживая его в постоянной готовности к выступлению по первому сигналу... Ї 6. Поддерживать безначалие в Польше, влиять на ее сеймы, и особенно на выборы королей, раздроблять ее при каждом удобном случае и, наконец, полностью покорить... Ї 9. Вмешиваться, невзирая ни на что, силою или хитростью во все европейские распри, и особенно - Германии... Ї 11. В супруги русским великим князьям избирать только германских принцесс и, путем родственных отношений и выгод, умножать союзы для увеличения русского влияния в этой империи..." Сила документа заключалась в том, что некоторые пункты этого подложного завещания были подтверждены царской политикой на практике. Волею исторических судеб Россия находилась в постоянном напряжении войн, солдат ее закалился, а народ втянулся в войну, как в обычное занятие. Россия действительно влияла на Польшу своим авторитетом великого соседа, Польша была раздроблена, а потом и вовсе покорена. И, наконец, начиная с Петра I, ни один великий князь не женился на русской девушке, ни одна великая княжна не вышла замуж за русского, - браки с принцами и принцессами (исключительно германского происхождения) опутали Россию с Германией столь плотной сеткой, что вскоре Романовы стали родственны почти всем домам немецкого происхождения. Тираж книги Лезюра разошелся по миру. Остатки тиража хранились на квартире министра де Бассано, где огромный завал этих фальшивок в декабре 1812 года видел известный шпион при русской армии - сэр Роберт Вильсон; Вильсон называет издание этой книги "последним проявлением русских заблуждений Наполеона". Таким образом, де Еон невольно подложил хорошую свинью под круглый стол европейской дипломатии. "Завещание Петра I" <Существует еще одно подложное завещание Петра I, составленное известной княжной Таракановой, но судьба его не входит в тему нашего повествования.> вдруг сделалось документом огромной важности. Плагиатор Лезюр был хитер: нигде и никогда не упомянул он имени де Еона. Игривая дымка таинственности, окружавшая де Еона еще при жизни, после смерти заволокла его личность непробиваемым туманом. А потом повалил такой густой дым, что многие открещивались при одном имени кавалера. *** В это время бродили по кабакам Парижа два талантливых шалопая; одного звали Дюма, другого Гайлярде. Автор "Монте-Кристо", уже тогда имевший соавторов гораздо больше, чем было генералов у Наполеона, усадил за стол и своего собутыльника. Результатом была знаменитая драма "Несльская башня". Дюма-отец, человек нравственности сомнительной, вытряхнул из рукописи песок и поставил на титуле книги свое имя. Гайлярде был возмущен такой наглостью, и на скамье подсудимых Дюма впервые узнал содержание своего произведения. Гайлярде - вне всякого сомнения! - процесс выигрывал. Но тут появился в суде некий Жанен, и со всем пылом отощавшей юности он затряс кулаками: - Эту драму написал я, только я! Правосудия, правосудия... Кто написал эту драму (ныне включенную в собрание сочинений Дюма-отца) - так и не выяснилось. Но Гайлярде, несолоно хлебавши, посторонился дружбы с великим романистом и завел для себя собственный стол. За этим столом появилась книга: "Записки кавалера де Еона, напечатанные в первый раз по его бумагам, сообщенным его родственниками, и по достоверным документам, хранящимся в архиве иностранных дел. Сочинение Фредерика Гайлярде - автора "Несльской башни"..." Днем с огнем не найти было этой книги, и второй тираж ее расхватали сразу, как и первый. Просто удивительно, как публика попалась на эту удочку! Но текст "завещания Петра" снова был перепечатан в книге - на видном месте. Гайлярде вскоре же, разбогатев, покинул Францию, и океанская волна выбросила его в Новом Свете, где он вложил свои гонорары от продажи де Еона в издание авторитетного "Вестника Соединенных Штатов". Дипломаты почитывали скандалезную книжицу, но уже посматривали на Россию настороженно. В это время Леонард Ходзько, ученый студент из Вильно, выпустил в Париже свою книгу: "ПОЛЬША. Историческая, литературная, монументальная и иллюстрированная". "Завещание Петра I" Ходзько уже снабдил политическими комментариями; особенно же развил пояснения к Ї 6 касательно вопроса о Польше, которая, раздробленная, уже не принадлежала сама себе. Фальшивка так часто стала мелькать перед глазами европейских народов, что уже никто не сомневался в агрессивности русских планов... Грянул 1854 год, и вот что удивительно: Наполеон III в точности повторил Наполеона I, - только "завещание Петра I" из книг вдруг перешло в тысячи листовок, и ветер разбросал их над рядами французских колонн в Севастополе. Проклятая фальшивка вырастала в обвинительный акт против всей русской политики! Корреадор даже выпустил в свет картографическое издание - "Карту увеличения пространств России со времени Петра I до наших дней", приложив к ней, словно горячительный пластырь, и пресловутый текст "завещания"... - Это политическое завещание, - внушал Корреадор читателю, - было набросано Петром Первым в 1710 году, вскоре после сражения под Полтавой, исправлено им в 1722 году - после Ништадтского мира, и окончательно отредактировано канцлером Остерманом... С большим опозданием, но все же позволю себе задать вопрос Корреадору: - Простите, мсье, а разве бывают завещания императоров, которые бы редактировались их чиновниками? *** Вскоре имя де Еона снова выплыло наружу. Остроумный Ломени увлекся личностью автора "Фигаро" и дал публике прекрасную монографию об остроумце прошлого Пьере Кароне - Бомарше. Естественно, что, задев Бомарше, нельзя было миновать и его очередной "невесты". С глубоким сожалением Ломени пришел к тяжкому выводу: - Нет, не такая жена была нужна великому драматургу! И мы согласны с Ломени полностью: конечно, лучше пусть любая другая, но только не такая, как наш кавалер де Еон... Интерес к личности де Еона не угасал. Одни говорили, что он был мужчиной, другие - женщиной. А патологический осмотр его тела в 1810 году был всеми давно забыт. "В самом деле, - толковала интеллигентная Европа, - кто это был.., он или она?" Тогда в этом вопросе решил разобраться Луи Журдан, почтенный издатель парижской газеты "Век". - Кавалер де Еон, - бестрепетно заявил он публике, - не был и кавалершей.., это былО кавалершО! То есть - нечто среднее между мужчиной и женщиной. Или все вместе: мужчина с женщиной. И, сделав такое заявление, Журдан назвал свою книгу о де Еоне соответственно: "Гермафродит"; вышла она в 1861 году, и публика набросилась на нее со всем пылом. Русская историческая наука внимательно присматривалась к тем европейским скандалам, где задевали авторитет преобразователя России. Между тем Россию клевали походя - все кому не лень. Любое военное или политическое потрясение - сразу, будто из-под земли, всплывает и это "завещание". Даже когда Россия освободила братьев-болгар, даже тогда, на Берлинском конгрессе, Россию одергивают, и вновь, как бельмо в глазу, торчит эта фальшивка. В самом деле, вот Ї 8 и 9 этого "завещания". - Что эти параграфы говорят? - рассуждали дипломаты. - Петр Первый завещал потомству: неустанно расширять русские пределы к северу и югу вдоль Черного моря, возможно ближе подвигаться к Константинополю, к Греции и к Индии; обладающий же ими будет обладателем всего мира. Именно это поползновение России к обладанию миром мы и наблюдаем сейчас во всей русской политике... Такими выводами иностранные дипломаты зачеркивали все жертвы России, принесенные страной ради свободы славян, и приписывали России агрессивные планы... Что бы ни делала отныне Россия, куда бы ни повернулась своим громадным телом, - везде торчат ее пятки: "Уважаемая великая держава! Вы бы там поосторожнее, в Каракумских песках у Каспия... Не прикроетесь научными целями! Мы-то ведь знаем, что у вас на уме..." - В чем вы нас подозреваете? - спрашивал канцлер Горчаков. - Знаем мы ваши черные замыслы, - отвечала Европа. *** Не успел еще остыть интерес к журдановскому "Гермафродиту", как в Брюсселе появилась невзрачная брошюрка некоего Бергольца, в которой автор смело задал миру вопрос: - Кто же был действительным автором петровского завещания, которое уже всем набило оскомину? И в брошюре своей ответил: - Сам император Франции... Наполеон! И привел тому доказательства. Как видно, этот Бергольц был человеком хорошо начитанным; он изучал "наполеониану" тщательно и придирчиво. Потому-то Бергольц и заметил то, чего не заметили даже маститые историки. А именно: поразительное сходство высказываний Наполеона о могуществе России (как в начале своей карьеры, так и в ссылке на острове Святой Елены) со всеми четырнадцатью пунктами этого завещания! "И тут, и там, - пишет Бергольц, - те же общие мысли, одни и те же заключения. А в местах, где биографы цитируют собственные слова императора, снова те же образы и выражения, которые можно найти в речах Наполеона и в документах, им продиктованных..." Первый голос, пусть даже ошибочный, в защиту России прозвучал. Но брошюра Бергольца не имела никакого веса на безмене дипломатии. Русских продолжали трепать старым способом. Тогда российская историография подала и свой голос: - Ни с берегов Прута, ни с поля Полтавской битвы, ни со стола "всепьянейшего собора", ни, наконец, со смертного одра, - утверждали русские ученые, - Петр Великий никогда не писал своего завещания! Это верно. Почуяв приближение смерти, Петр велел подать ему грифель и аспидную доску. Тряскою рукою он вывел два слова: "Отдать все..." Но тут силы изменили ему, и он велел звать любимую дочь - умницу Анну Петровну, чтобы продиктовать ей свою последнюю волю. Когда же дочь явилась, император ничего не сказал, ибо уже лишился дара речи. Так и осталось от него завещание всего из двух слов: "Отдать все..." Что отдать? Кому отдать? Тайну этого он унес в могилу. *** Но Европа не прислушалась к русской истории. Тем более вряд ли что знал о ней и сам Гайлярде, ставший за эти тридцать лет солидным американским капиталистом и главным редактором "Вестника Соединенных Штатов Америки". В начале 60-х годов Гайлярде решил побывать на родине в Париже. Здесь он совершенно случайно узнал, что Луи Журдан выпустил своего "Гермафродита", пожиная теперь лавры с хладного чела кавалера де Еона. Гайлярде нанес Журдану визит. - Дорогой коллега, - сказал он ему примерно так, - очень рад, что озорник де Еон не забыт. К стыду своему, еще не читал вашего "Гермафродита", о чем и сожалею... Журдан, увидев перед собой живого Гайлярде, чуть не полез от страха под стол. Но все-таки обещал доставить ему свою книгу для прочтения. И, конечно же, слова своего не сдержал. Гайлярде справедливо заподозрил, что здесь дело нечистое. А потому в 1866 году, снова появившись в Париже, Гайлярде уже не пошел к Журдану, сам достал себе его книгу и... Я, конечно, не присутствовал при этой сцене, но, возможно, что Гайлярде воскликнул именно так: - Один раз меня обворовал Дюма, а теперь - Журдан! В мире почти не существует литератора, которого бы хоть единожды не обокрали. И все же редко встретишь писателя, у которого бы другие писатели украли две книги подряд! Дело подсудное. Журдан был обвинен в контрафакции, на книгу о де Еоне наложили арест. Напрасно Журдан приносил извинения - Гайлярде ничего не прощал. Он был журналистом техасского толка, выпускавшим газеты с револьвером в кармане, и Париж заблагоухал скандалом Нового Света, который не чета Старому! Тут закрутил усы великолепный дуэлянт (литератор от убийства или, точнее, убийца от литературы) - Поль Гранье де Кассаньяк, уже обнаживший шпагу. - Во имя девяти непорочных муз, - заявил он, - я готов завтра же на рассвете проколоть Журдана. Но перед неизбежной смертью своей пусть-ка он заглянет в академический словарь, где контрафакция названа одним лишь словом - воровство! О, как радовался, наверное, в гробу де Еон, когда над крышкой его гроба раздались опять перезвуки мечей, столь любезные его драчливому сердцу. Но этот спор над покойником закончился таким образом, что парижане только развели руками. Гайлярде вдруг встал в позу грешника и начал колотить себя в грудь, привлекая к себе внимание всей Европы: - Слушайте, слушайте! Я буду каяться... Мне было всего двадцать пять лет, я как раз написал драму "Несльская башня", которую стащил у меня этот прохвост Дюма. Но вот я встретился с именем де Еона - и стал бредить тайнами. Воображение заработало, и прошу простить меня за то, что я тогда сгоряча намолол. Де Еон никогда не был любовницей адмирала Феррерса, как не был он и любовником английской королевы Шарлотты! У него не было детей, прижитых в России, и дети его не участвовали в пугачевском восстании и не погибли в ссылке на пороге Сибири... Гайлярде чуть не плакал от раскаяния. Именно в таком духе он и выпустил во Франции свою новую книгу о кавалере де Еоне. Самое любопытное, что к этому времени русская историография уже давно не верила ни единому его слову. А историки Европы продолжали верить. Небылицы Гайлярде, конечно, известны автору этой книги, но я совсем не пользовался ими при работе. Ничего случайного - по возможности самое достоверное! Факты из жизни де Еона я старательно просеивал через мелкое ситечко русской критической истории. Ко времени "покаяния" Гайлярде история уже не грешила вальтер-скоттовщиной, которую позже так остроумно высмеял Марк Твен в своем романе "Янки при дворе короля Артура". На первый план теперь выступила работа в архивах. Время красивых басен и лживых сказок в духе Вальтера Скотта кончилось, - сухой и черствый хлеб документов нужнее истории, нежели красивые расписные пряники. А что мог дать читателю Гайлярде? Самое серьезное у него было опять-таки "завещание Петра I", якобы выкраденное де Еоном из Петергофа. Вот Гайлярде его и впихнул в свою книгу. Мало того, в газете "Фигаро" он еще похвастал, что "первый обнародовал этот знаменитый документ", - этим бахвальством Гайлярде, таким образом, урвал лучик славы из венца Наполеона! Но тут был расчет с очень дальним прицелом. Разоблачив себя почти во всем при "покаянии", Гайлярде удержал за истину сам текст завещания. И от этого фальшивка снова укрепилась за бастионами достоверности. *** Тем временем, вдали от суеты и рекламной шумихи, в архивах Парижа трудился скромный архивист Эдгар Бутарик. Год за годом, не торопясь, рассудительно и мудро, перебирал он старые выцветшие бумаги. Его интересовал черный кабинет Людовика XV - те таинственные депеши, за которыми крылись мрачные интриги секретной дипломатии XVIII века. И вот на стол Европы была положена капитальная монография, в которой де Еону отводилось почетное место. В силу вступил документ о де Еоне, и на его основании Бутарик подтвердил, что - да, кавалер де Еон действительно сыграл едва ли не главную роль в дипломатии Семилетней войны между Францией и Россией в их совместной борьбе с агрессором Пруссией. И тут же, словно по сигналу, начался поход в дипломатию Семилетней войны других историков. Брольи и Бюллау, Ваддингтон и Вандаль, Бэн и Валишевский, Годжкинс и Рамбо, Карнович и Шубинский, - все эти ученые не прошли мимо личности де Еона. Каждый признал за ним видную роль в создании коалиций против Фридриха, но зато историки окончательно запутались в его юбках. Некоторые (вроде Годжкинса) вообще махнули рукой: - Это была самая настоящая женщина, и на этом - точка! В 1875 году пришли могильщики к церкви святого Патрикия и, поплевав на руки, выкопали кости де Еона, свалив их, вместе с трухою гроба, в одну общую яму. Легли поверх рельсы, гугукнул паровоз, и осталось имя де Еона только в списках покойников... Капитал - его величество! - беспощадно раскидывал провода и рельсы, опутывая ими земной шар. Новая эпоха! В этой новой эпохе писателям жить стало труднее. Под раскаленной крышей Парижа сидел на чердаке совершенно голый человек и умирал от голода. Он был похож на бедуина, ибо простыня была его единственной одеждой. Звали этого человека - Эмиль Золя; вот упрямый талантище! Он работал крепко и точно. Кирпич за кирпичом откладывал он в фундамент своей будущей славы. Это был неутомимый каменщик мировой литературы! И слава пришла к нему; потребовалось переводить его на все языки мира, и тогда на пороге его жилища появился итальянец Вицителли - как переводчик Золя на язык английский. Я не знаю, каковы пути, что привели Вицителли к де Еону, но, думается, именно отсюда, от общения с Золя, и возник интерес итальянца к давно угасшей личности французского дипломата и писателя. Вицителли оказался умнее других историков. Для начала он поехал прямо в Тоннер, где в библиотеке провинции обнаружил вдруг массу бумаг самого де Еона; Вицителли сидел в его доме, стоящем теперь возле полотна железной дороги (и где ныне музей де Еона!), он слушал гудение того камина, который напевал и де Еону в тихие зимние ночи... И вот родилась новая книга о де Еоне, в которой автор навсегда разбил множество легенд, и выводы Вицителли сомкнулись с теми доводами, которые еще раньше приводили русские историки. Самые недоверчивые и самые осторожные. Как в пользу де Еона - так и в осуждение его! Но Вицителли тоже не удалось похерить фальшивку. "Завещание Петра" засело в дипломатии Европы прочно, словно ржавый колун в сыром полене. Ни туда, ни сюда! И эта фальшивка и по ею пору сидит там - в архивах. Ее не вытащишь зубами оттуда... *** История должна быть нашим помощником в жизни. Держась за настоящее, мы живем будущим, обязательно исходя из прошлого. Предвижу, что найдется среди моих читателей такой, который скажет: - Ну, ладно. Это дело прошлое. Сейчас и люди другие. И время другое. Гусиные перья заменены телетайпами. Не шпаги звенят, а взлетают ракеты... При чем здесь завещание Петра Первого и де Еон этот, которого никто не помнит! Остановись, читатель, не спеши - ты ошибаешься. Я должен и огорчить тебя и озаботить. Нет, ничто не забыто... Фальшивки всегда удивительно живучи! Не время закрывать книгу. Продолжим. Наступили времена - исторически нам близкие. Алексей Толстой работал над романом-эпопеей "Петр Первый", советская кинематография поставила фильм о Петре - эту возвышенную ленту, насыщенную порохом и драматизмом прошлого. Политики Европы сразу насторожились: - Отчего это большевики, не признавая монархической власти, так горячо пекутся о воскрешении образа императора Петра? Впрочем, догадаться можно... А в Берлине - под грохот маршей - кликушествовал Гитлер: - Мы имеем прямые доказательства, что большевики являются лишь душеприказчиками Петра Первого. Азиатское учение большевизма, исполняя замыслы прежних российских цезарей, теперь вынашивает мечты о поглощении всего цивилизованного мира! Грянул 1941 год - год нашей беды и нашего мужества, год незабываемый... В ночь перед нападением на Страну Советов царило необычное оживление в гитлеровском министерстве пропаганды. Геббельс и его подручные спешно фабриковали очередную фальшивку о "русской угрозе миру". И снова за уши было притянуто сюда подложное завещание Петра I. Мы победили в этой борьбе. Казалось бы - вот конец. Нет! В высоком сверкающем здании ООН (там, далеко за океаном) должны хорошо знать кавалера де Еона, ибо там до сих пор фигурируют фальшивые 14 пунктов мнимого завещания. Поборники "холодной войны" оживлены. С высокой трибуны звучат их уверения, что коммунисты - продолжатели захватнической политики царизма; что коммунисты мечтают о полном поглощении в свою ужасную "азиатскую систему" всего "свободного мира"... Никогда не думай, читатель, что история - это только история. Давнее нашей земли и нашего народа удивительно сопряжено с нашим сегодняшним днем. Не верь тому, кто скажет тебе: - Это нам не нужно... Это история! Иногда люди не понимают, что история - это и есть наша современность. Нельзя изучить современную жизнь и познать ее политические требования к нам - без знания истории! Если человек говорит: "Я знаю историю", - это значит, что он знает и современность. Если человек говорит: "Я знаю только современность", - это значит, что он не знает ни истории, ни современности! Из ничего ничто и не рождается. Были люди до нас, теперь есть мы, будут и после нас. Воин русский на поле Куликовом - это воин при Кунерсдорфе. Воин при Кунерсдорфе - это воин на поле Бородинском. Воин на поле Бородинском - это воин на Шппке. Воин на Шипке - это защитник Брестской крепости... Изменились идеи, другими стали люди. Но родина у них по-прежнему одна - это мать-Россия; и во все времена кровь проливалась во имя одного - во имя русского Отечества. Мы не провожали в поход павших на поле Куликовом. Не нас разбудили рыдания Ярославны. Мы не знаем имен замерзших на Шипке... И все-таки мы их - знаем! Да, мы их помним, мы их видим, мы их слышим, мы их никогда не забудем. Ибо это наши предки, читатель. В истории есть голос крови. Этот голос ко многому нас обязывает. Не будем искать славы для себя. Мы говорили в дни Батыя, Как на полях Бородина: Да возвеличится Россия, Да сгинут наши имена!