ррористов. "Мерседес" съехал по трапу и ринулся в направлении угандийских солдат, охранявших контрольно-диспетчерский пункт. Дверцы автомобиля были распахнуты, угандийцы отдали ему честь. Из черных пистолетов, снабженных глушителями, появились короткие вспышки, и охрана была уничтожена. Хитрость сработала. Ионни и его товарищи вытерли краску с лиц и сбросили черные угандийские блузы, чтобы их товарищи не совершили в темноте той же фатальной ошибки, что и угандийская охрана. Следующий "Геркулес" приземлился почти рядом с новым зданием аэропорта, когда кто-то в диспетчерском пункте с перепугу выключил освещение. Внезапно весь аэропорт погрузился в темноту. - Это случилось очень кстати, - сказал командир последнего "Геркулеса". - Я летел прямо в перестрелку, которая вдруг возникла по всему полю. Куда безопаснее было приземлиться в полной темноте. Мы умеем это делать. Когда я увидел, что Энтеббе освещен, как увеселительный парк, мне это вовсе не понравилось. Я был рад, когда свет погас. Мое задание было сидеть на земле и ждать, пока все не улетят, а затем подобрать последнюю группу, которой было приказано уничтожить русские "МИГи". В течение 90 минут я был подсадной уткой, - это были самые длинные минуты в моей жизни, потому что как только мой "Геркулес" остановился, на аэродроме начался форменный ад. Это была та самая стрельба, которую услышала специальная комиссия в Тель-Авиве, за 2500 миль от Энтеббе, - стрельба, переданная через микрофоны десантников на самолет Бенни Пеледа, круживший над • Энтеббе, и транслированная оттуда в Тель-Авив. Бенни Пелед не требовал никаких донесений от пилотов "Геркулесов". Было договорено, что, пока не случится чего-нибудь непредвиденного, воздушный штаб будет сам делать выводы из тех звуков, которые слышались в микрофонах. Эта техника была доведена до совершенства в течение многих лет рейдов на вражеские территории за пределами Израиля. Двадцать лет назад Бенни Пелед выбросился из поврежденного истребителя (впервые пилот ВВС использовал катапульту) . Он спустился на парашюте позади египетской линии, повредил лодыжку и дополз до укрытия. В течение нескольких часов он скрывался от египетских поисковых отрядов, пока легкий разведывательный самолет ВВС не нашел его и не вызвал "Мустанга" для его охраны. Еще через некоторое время Бенни Пелед был подобран самолетом "Пайпер Каб". Этот случай наглядно продемонстрировал ему пользу радиосвязи. - Тут не было никакого чуда, - сказал другой руководитель ВВС, Эзер Вейцман. - Это была операция, основанная на накопленном опыте. Вейцман, планировавший превентивные воздушные удары во время Шестидневной войны, говорил то, что знает каждый израильский солдат: годы борьбы против террористов выработали систему и дисциплину, которые могут показаться фантастичными тем, кто не знаком с буднями израильской армии. Бригадный генерал Дан Шомрон устроил свой КП рядом со зданием, где были заложники. Теперь управление операцией в Энтеббе было сосредоточено в его руках. Тут-то его наконец и нашел офицер связи. "Илан", один из людей Ионни, бежал вперед: его целью была немка, отождествленная как Габриель Крош-Тидеманн, которую сам он называл "эта нацистская сука". Ее соотечественник, Вильфрид Безе, стоял снаружи около окна спиной к гигантскому "Гиппо", который буквально дышал ему в затылок, не подозревая о людях, обутых в башмаки на каучуковых подошвах, которые бесшумно бежали к нему. Внутри тускло освещенного здания Барух Гросс, 42 лет, и его жена Руфь с шестилетним сыном Шаем на руках стояли посреди зала, где на матрасах лежали люди. Услышав слова Амина, что до полуночи ожидается окончательный ответ правительства Израиля, Гросс уже не мог уснуть. Наблюдая через окно за немцем, Гросс представлял себе, что тот вот-вот поднимет свой "Калашников", направит его на заложников и спустит курок. И вдруг по лицу немца расползлось выражение недоумения; он откачнулся назад и поднял свой автомат. Затрещала длинная очередь. Немец повернулся и упал ничком; лицо его сохранило все то же выражение недоумения. "Калашников" так и не успел заговорить. Заместитель Ионни перепрыгнул через немца, спеша к следующей цели, а бегущий за ним солдат остановился, чтобы перевернуть тело лицом вверх. Гросс схватил маленького Шая и крикнул жене, чтобы бежала за ним - в пустой кабинет управляющего Восточно-африканскими авиалиниями. "Илан" затаил дыхание. Прямо перед ним у самого входа с пистолетом в одной руке и гранатой в другой стояла немка. Какую-то долю секунды он видел ее застывшее, отупевшее лицо. Он направил на нее автомат и нажал спусковой крючок, разрядив всю обойму. Он никогда прежде не стрелял в женщину, и это вызвало у него что-то вроде шока. Но он переступил через ее тело, распростертое поперек выхода, и ворвался в здание. Десантники из третьего "Геркулеса" добежали до старого здания в тот момент, когда солдаты Ионни ворвались в холл. Они кричали на иврите: - Ложитесь! Вниз! На пол! Если бы даже приказ был не понят, испуг пришел бы ему на помощь: заложники застыли на своих местах. Два террориста - Джабер и Эль Латиф - начали стрелять, один - из автомата, другой - из револьвера. Десантники обнаружили источник огня и обрушили в том направлении целый град пуль. В течение этих секунд Моше Перец записал в свой дневник: "Несколько ребят вдруг подскочили со своих мест и сказали, что слышат звуки стрельбы. Все легли на пол. Люди повалились друг на друга. Матери прикрывали собой детей. Некоторые побежали в туалеты. Стрельба. Я в туалете. Я думал, что они собрались нас убивать, одного за другим. Крики ужаса". Одна из заложниц, 56-летняя Ида Борохович, была ранена шальной пулей. Ида была одной из зачинательниц борьбы советских евреев за право эмигрировать в Израиль. Ее сын, Борис Шлейн, видел, как один из террористов, видимо, Джабер, выстрелил в нее; через несколько секунд сам Джабер был убит. Лизетт Хадад, другая заложница, рассказала: - Вдруг с потолка стали падать куски штукатурки. Один попал в меня. Но тут на меня упала Ида - и это спасло мне жизнь. Иосеф Хадад, ее муж, добавил: - Мы, как обычно, лежали на своих матрасах и пытались уснуть. Когда ворвались солдаты, я схватил стул и спрятал под ним голову. Я решил, что немка стреляет в меня, и начал читать "Шма, Исраэль". Я считал, что моя жизнь кончена. Вдруг мы увидели мертвых немцев... И вдруг мы оказались снаружи. Маленький Бенни Дэвидсон рассказывал: - Я не знал, что это были израильские солдаты. Мы вдруг услышали крики. Мы побежали в туалеты. Все бежали туда. Мы легли на пол. Отец лег на моего брата, а мать прикрывала меня. Я молился. Я не помню точно, какая это была молитва. Что-то вроде личной молитвы, наверное. "Боже, спаси нас, - сказал я. А потом добавил: - Шма, Исраэль". Зал наполнился дымом. Кое-кто из заложников забрался под матрасы. Новые десантники ворвались через окна в здание с криками "Исраэль! Исраэль! Тишкеву!" ("Ложитесь!"). Но, несмотря на тщательно разработанный план, на выкрики на иврите, среди матрасов заметались дети. Родители бросались к ним, чтобы прикрыть. Загорелось одеяло, и это испугало двух маленьких дочерей Арье Брольского; отец притиснул их к полу и схватил еще одну девочку, стараясь опустить ее голову вниз. Она вырвалась, поднялась на колени и тут же была ранена. Перестрелка в зале продолжалась 1 минуту и 45 секунд. Одной из жертв был 19-летний Жан-Жак Маймони, который приехал в Израиль из Северной Африки всего 5 лет назад. Заложники прозвали его "Бармен". Когда кто-нибудь заболевал или падал духом, Жан-Жак старался поднять его настроение, поднося чашку кофе или напиток собственного изготовления из фруктов и кокосового молока. Он и Паско Коен, 52-летний управляющий медицинским страховым фондом, поддерживали бодрость в людях, которые один за другим заболевали желудочными болезнями. У Коена на руке был вытатуирован номер нацистского концлагеря. Жан-Жак - "Бармен" - работал с ним вместе, рядом, "словно мы были отец и сын", сказал потом Коен. Когда началась перестрелка, заложники бросились на пол или застыли, пораженные, на своих местах; но Жан-Жак инстинктивно поднялся. Полный заряд из "Узи" убил его на месте. Его "отец" Коэн, переживший нацистские лагеря, пополз к нему на помощь и был, в свою очередь, смертельно ранен. Ионни со своими солдатами прочесывал второй этаж, преследуя оставшихся террористов. В одном из туалетов они обнаружили двух террористов с пистолетами; они спрятались под кровать. Как сообщили позже, они были убиты. Другой отряд, действовавший в северной части здания, искал седьмого террориста, Джаэля аль-Арьяма, близкого друга Хадада. Доктора и санитары, привычные к боевым условиям ("Медицинский персонал Армии обороны Израиля занимает первое место в мире по работе в любых боевых условиях", - сказал позднее глава генерального штаба), быстро вынесли из огня раненых - пятерых гражданских и четырех солдат - и доставили их на операционные столы во второй "Геркулес". Битва на аэродроме вступила во вторую фазу. С расположенной поблизости наблюдательной башни по израильтянам открыли огонь. Солдаты Ионни тут же открыли ответный огонь по башне из базук и пулеметов. Кто-то закричал: - Ионни ранен! Ионни ранен! Санитара! Крик взбудоражил солдат. Ионни был ранен в спину. Истекая кровью, он лежал вниз лицом возле главного входа. Он попытался встать, затем тяжело рухнул снова и потерял сознание. Его заместитель сообщил о случившемся Шомрону и продолжал действовать в соответствии с разработанным планом. Все шло своим чередом. Второй "Геркулес" уже развернулся, чтобы принять заложников, которых солдаты с громкоговорителями направляли в его открытый трюм. С другой стороны поднялся 200-футовый столб огня - это взорвался первый из русских "МИГов". Израильские полугусеничные вездеходы и джипы с безоткатными орудиями ринулись к внешней линии обороны аэродрома, ожидая, что на кампальской дороге появится танковая колонна. Было известно, что резиденция Амина, находящаяся менее чем в миле от Энтеббе, охраняется лучшими угандийскими частями. Но вместо русских танков израильтяне увидели отряд угандийцев на легких грузовиках. Через мгновение израильтяне были у главных ворот аэропорта и устроили засаду вспомогательным силам, которые были уничтожены, даже не успев понять, что произошло. Рейд начался через минуту после наступления полуночи по угандийскому времени (которое на час опережает израильское), вскоре после того, как бледная луна скрылась за горизонтом. Начал накрапывать дождь. Поле боя окутал тот самый туман, который помог президенту Амину так сладко уснуть в эту ночь. Прошло несколько часов - а он все еще ничего не знал о происшедшем. 19 ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ДОРЫ БЛОХ Джеймс Хоррокс, английский дипломат в Уганде, услышал взрывы и увидел черные клубы дыма, распространившиеся над Энтеббе. Он следил за драмой рейса "139" с самого начала. Он заботился о 75-летней Доре Блох, обладательнице английского паспорта, который обеспечил ей защиту английских властей. Дора Блох была заложницей, как и ее сын Илан Хартув, экономист, в течение всей этой недели переводивший речи Иди Амина. Амин так и называл его "мой переводчик". В пятницу госпожа Блох была отправлена в больницу с пищевым отравлением. Илану сказали, что она поправилась, и он ожидал ее возвращения. Оба они летели в Нью-Йорк на свадьбу другого сына Доры, Даниеля - председателя союза журналистов Израиля. В ночь на воскресенье Джеймс Хоррокс наблюдал происходящее с недобрым предчувствием. В предыдущие 4 года Большой Папа изгнал из страны 45 000 азиатов - английских подданных; по его требованию европейская община, насчитывавшая 3500 человек, сократилась до 500. Это были англичане, практически ставшие теперь заложниками. Комиссия, в которой служил Хоррокс, охраняла интересы примерно 130000 африканских беженцев из соседних стран, пострадавших от гражданских войн, и нескольких сот кенийцев, все еще работающих в Уганде. Его свидетельство в числе прочих помогло воссоздать по кусочкам картину операции "Молния", которую израильская служба безопасности держала в строгом секрете. Взрыв русских "МИГов" произвела специальная группа подрывников. Другая группа заняла главный радарный центр и вынесла оттуда наиболее ценное русское оборудование, после чего взорвала станцию, чтобы скрыть следы того, что оборудование было украдено. Семь из десяти террористов были убиты; израильтяне сообщили, что они сделали их фотографии и сняли отпечатки пальцев. Трое других, вопреки утверждениям израильтян, видимо, были взяты живыми. Передвижной насос для заправки самолетов стоимостью в один миллион долларов, который израильтяне привезли с собой, был оставлен в Энтеббе, чтобы освободить место для советского оборудования и оружия, захваченного в казармах палестинских пилотов, обучавшихся на русских "МИГах". От плана заправки самолетов из цистерн Большого Папы пришлось отказаться. Операция проходила быстрее, чем намечалось. Первый "Геркулес" с освобожденными заложниками на борту вылетел из Энтеббе через 53 минуты после приземления - на 2 минуты раньше, чем это предусматривалось. Учитывая стрельбу, вспыхнувшие в разных местах мелкие пожары и взрывающиеся "МИГи", гнать "Гиппо" через весь аэродром к цистернам с горючим представлялось слишком опасным. Поэтому Шомрон выбрал оптимальный вариант из нескольких возможных. "Геркулес", в котором горючего оставалось на 90 минут полета, мог лететь прямо в Найроби, до которого лету было 50 минут. Все израильское снаряжение, все следы рейда (кроме пустых патронов, большого насоса и общего разрушения) были подобраны и подчищены последней группой. Старший пилот их корабля так и просидел все 90 минут в центре огня, зная, что любой шальной снаряд может вывести из строя его самолет, лишив эту группу шанса на возвращение. - Я чувствовал себя одиноким и беззащитным, и каждая минута казалась мне вечностью, - сказал он потом. - Мне казалось чудом, что все остальные улетели беспрепятственно. План был разработан во всех подробностях. Умом я понимал, что все идет точно по плану, минута в минуту. Но внутренний голос твердил: не бывает, чтобы все было хорошо - а ты остался последним. Спустя несколько дней в родном кибуце, среди тихих полей, он ночью услышал удар грома, вскочил с постели в полной уверенности, что находится в Энтеббе и в его самолет попал снаряд. В действительности ни один из "Геркулесов" не пострадал. Но владелец "Мерседеса", вернувшегося к нему после 16-часовой воздушной эскапады, пожаловался: - Мне нравилось, что он был белый. А вы его перекрасили. Зачем? Вместо ответа ВВС предпочли уплатить ему за повторную перекраску. После полуночи все, кто сидел в кабинете министра обороны Переса, перешли в штаб-квартиру начальника генерального штаба. После короткого донесения, что "Геркулес" с освобожденными заложниками направляется в Найроби, от "Боинга-707", где находился главнокомандующий ВВС, больше не поступало никаких сообщений. Со своего летающего командного поста над Энтеббе "Кутти" Адам, начальник отдела общих операций, и Бенни Пелед даже не пытались вмешаться в действия Дана Шомрона, а тот свел всю передачу информации к минимуму. Приглушенные звуки стрельбы, которые были слышны с 23.03 до 0.30 мин. по израильскому времени в воскресенье, 4 июля, конечно, беспокоили сидящих в "Боинге", но не слишком, поскольку наземные отряды молчали. - Сегодня двухсотлетие Америки, - сказал Адам, когда "Боинг" повернул к Найроби. - А Израилю еще нет и тридцати. В 1.20 мин. министр транспорта Гад Яакоби позвонил по телефону председателю полуофициального комитета родственников профессору Гроссу. - Он не мог поверить, когда я сказал ему, что его брат с семьей, вероятно, свободен и другие заложники тоже освобождены, - вспоминал Яакоби. - Всего за несколько часов до этого он просил еще об одной встрече со мной в это воскресенье, чтобы обсудить ухудшившуюся ситуацию. Он опасался, что утром начнутся казни. Но через десять минут после разговора со мной он пришел в себя и начал обзванивать семьи заложников. Мы знали, что двое были убиты и 2-3 человека ранены. Но мы еще не знали имен. Все семьи были приглашены на стадион, где мы собирались сообщить им, куда прилетит самолет с заложниками. Это было самое трудное. Ведь среди них были семьи, которые сейчас радовались вместе с другими и которым предстояло пройти через жесточайшие муки и скорбь, когда они не найдут среди вернувшихся своих близких. В больницу, куда была помещена Дора Блох, пришел другой английский дипломат, Питер Чендди, чтобы удостовериться, что она в безопасности. Госпожа Блох спокойно спала. Сестра сказала, что она чувствует себя хорошо и скоро присоединится к остальным. Чендли ничего не сообщил персоналу больницы о ночном рейде; они, по-видимому, ничего о нем не знали. Он на цыпочках вышел из палаты. Больше никто из белых никогда не видел Дору Блох. 20 ЗАПРАВКА В НАЙРОБИ! Голду Меир разбудил настойчивый телефонный звонок. - Кен (Да - ивр.). - Госпожа Меир, я думаю. Вам приятно будет узнать, что заложники находятся на пути домой, - сказал премьер-министр Рабин. - Извините, что я прервал Ваш сон, но... - Но Вы хотели, чтобы я знала. Спасибо. И примите мои поздравления. Голда Меир положила трубку и взглянула на часы. Было 2.30 ночи. За окнами ее дома в Рамат-Авиве легкий бриз шевелил тяжелые красные цветы делониксов. Африканских делониксов. Позднее она написала полное достоинства и негодования письмо в "Джерузалем пост", публично опровергая статью этой газеты под названием: "Израильский супершпион сделал возможным рейд в Энтеббе": "В статье утверждается, будто это я вынуждала премьер-министра не уступать требованиям террористов и предпринять эту операцию и будто я сказала, что если он этого не сделает, он вообще не мужчина. Я поражена тем, что вы печатаете такую безвкусицу. Разумеется, господин Рабин не спрашивал у меня совета, как ему поступить, да он и не должен был этого делать. Рабин был столь любезен, что разбудил меня среди ночи и рассказал о происшедшем, как только наши самолеты повезли заложников домой. За этот звонок я глубоко ему благодарна. Что касается самой операции - я преисполнена гордостью за самого Рабина, за его кабинет и, конечно, за ЦАХАЛ". [ЦАХАЛ (иврит; сокр. от Цва хагана ле-Исраэль) Армия Обороны Израиля] Никакого супершпиона не существовало. Был быстрый сбор информации из всех источников и умение делать выводы. Так было и во время самой операции; об этом можно судить по записанным на пленку лаконичным донесениям, которые получали Пелед и Адам в своем летающем штабе. Сообщения, которыми обменивались десантники, летчики и специальные отряды в течение критических 90 минут, были образцом краткости. Однако в них отразился не только драматизм ситуации, но и сбор информации, и обмен ею в боевых условиях. Это звучало примерно так: , - Двадцать на борту (речь идет о заложниках). Двадцать один. Еще одна группа из десяти. - Летим к неграм? (Имеется в виду Найроби и затруднительность заправки в Энтеббе). От каждого пилота в ответ: "Да", "Да", "Да", "Да". - Не трогайте пучеглазых. (Об угандийских солдатах, охранявших старое здание.) Заложники просили не стрелять в африканцев: "Они только старались нам помочь". Однако ещИ одно летучее подразделение "пучеглазых" появилось отнюдь не с целью "помочь". Два взвода десантников настигли их близ главной контрольно-диспетчерской башни и убили около 30 человек. Более поздний подсчет показал, что по меньшей мере 45 угандийцев погибли в сражении, которого десантники стремились избежать. Но никаких цифр нельзя назвать с уверенностью после волны жестоких убийств, захлестнувшей затем Уганду. Тело Ионни принесли в самолет, предназначенный для освобожденных заложников. Его товарищи думали, что он только ранен. Они ворвались со своими носилками в поток взволнованных людей; некоторые были перепуганы и отчаянно стремились как можно быстрее оказаться в большом "Геркулесе", в безопасности. Молодая женщина в трусах и в лифчике, укутанная в одеяло, упала у трапа, потеряв сознание. Какой-то ребенок громко звал маму. Солдаты, охранявшие "Геркулес", сказали ему: - Перестань звать маму - ты уже взрослый мужчина. В общей суматохе никто не понял тревоги сына Доры Блох. Возле холла, в старом здании, молодой израильтянин, у которого было в запасе несколько минут, обнаружил двух угандийцев. Он связал им запястья и лодыжки, после чего преподал им короткий урок иврита: - Скажите президенту Амину, что здесь был Дани из кибуца... Вот и все. Я пришел в Африку и хочу оставить сувенир для вашего шефа. Понятно? - Самую главную фразу он сказал на иврите и на английском: - Здесь был Дани из кибуца... "Геркулес", приземлившийся первым, должен был взлететь последним. Старший пилот, сидевший в кабине, погасил огни и стал обдумывать ситуацию. С одной взлетной полосы не было видно другую; старая взлетная полоса использовалась для двух эскадрилий русских "МИГов" и других военных самолетов. Только взрывы и пожары были видны отчетливо; летчики докладывали, что цистерны с горючим передвинуты на дальний конец аэродрома. Через 15 минут, в разгар наземной фазы операции "Молния", пилоты провели краткий обмен мнениями: - Стоит ли пробираться сквозь взрывы и пожары, чтобы заправиться тут на месте? Безопасность самолетов - этому подчинялось все. Решено было произвести заправку не в такой сумасшедшей обстановке. Командующий ВВС сказал: - Мы знали, что если хоть один "Геркулес" не сможет взлететь, часть людей останется в Энтеббе. И солдаты, и мы знали это. Если вы вспомните об обычных задержках в отправлении, которые случаются, когда самолеты летят на большие расстояния, и о том, как самая маленькая неисправность может задержать самолет на земле, вы поймете, что мы чувствовали. Шальная пуля, мельчайшая оплошность - и пути назад нет. Даже ничтожная задержка при взлете в самом конце операции могла оказаться роковой. Мы все хорошо понимали это, и у меня сводило желудок от тревоги. Один из "Геркулесов", нагруженный до отказа и уже готовый к взлету, боролся с собственными колесами, необъяснимым образом увязшими в грязи. Моросивший дождь сделал скользким бетон и превратил почву в болото. Пилот заколебался, разглядывая белую линию, по которой он ориентировался. - Ну-ка, высунься! - приказал он второму пилоту. - Эта линия... - Это край, а не середина! - заорал второй пилот. - Лево руля! Первый пилот широко открыл заслонки и вырвал "Геркулес" из грязи, потеряв на этом несколько ярдов, нужных для взлета. А озеро Виктория уже неслось навстречу. Пилот автоматически приготовился к процедуре взлета в чрезвычайных условиях - "стоянию на тормозах": моторы на полную мощность, нос самолета опущен... Он полностью открыл заслонку и отпустил тормоза. Нос поднялся вверх, и машина двинулась вперед. На скорости 60 миль в час "Геркулес" оторвался от земли, не то как обычный самолет, не то как вертолет. Огромные турбины ревели, унося свой груз в небо. Общая длина пробега, как было подсчитано позднее, составила 183 метра, а угол атаки "Геркулеса" равнялся 45А, что почти невероятно. Эхо таких опасных ситуаций, конечно, не доходило до Тель-Авива. Но информация, которую там получали из закодированных слов и кратких донесений, отражала огромное напряжение. Один из членов специальной комиссии позднее сказал: - Короткие сообщения воссоздавали для нас картину операции. Но любой вражеский слухач ничего бы не понял. Русские, которые обнюхивают каждую передачу на коротких частотах, конечно, узнали об операции. Арабы? Могли догадываться. Но квалифицированный слушатель мог только заключить, что фантастический дальний рейд заканчивался. Голоса были очень спокойны, как будто речь шла о совершенно обычных делах. Ивритский радиоразговор в воздухе звучал и вовсе загадочно: короткий обмен акронимами и цифрами. Для генерала Гура сегодня они были более понятны, чем в предыдущую ночь, когда он обливался потом во время приземлении и взлетов, которыми пилоты решили убедить его в возможности и безопасности операции. Теперь, прислушиваясь к радиожаргону, Гур был счастлив, что предварительно испытал все сам, летая в кромешной мгле над израильской пустыней. - Этого достаточно, чтобы даже у летчика расшатались нервы, - сказал один из пилотов, - если, конечно, он незнаком с такими фокусами. Бригадный генерал Дан Шомрон, первый, кто ступил на землю в Энтеббе, был, как и его самолет, последним, улетевшим оттуда. Последняя группа вбежала по трапу "Геркулеса" после взрыва контрольно-диспетчерского пункта и радарной станции. Отряд службы безопасности быстро проверил поле боя, чтобы подобрать оброненные документы или израильское вооружение. Мертвых террористов сфотографировали и сняли с них отпечатки пальцев. Дан Шомрон поднялся на трап "Геркулеса". За холмом, где раньше стояли "МИГи", бушевал огонь. Из горящего диспетчерского пункта все еще доносились выстрелы. Трап медленно поднялся, гидравлические поршни зашипели; "Геркулес" вздрогнул, дверь захлопнулась - моторы начали набирать скорость: Придется теперь Шакалу и Хададу зализывать свои раны. В стороне, неповрежденный, стоял самолет Эр Франс, рейс "139", как символ компромисса и слабости политики. Той политики, по милости которой, считал Шомрон, Израилю пришлось рисковать жизнями людей и собственными небольшими ресурсами, когда всего-то была нужна международная полицейская операция. - Если мы смогли сделать это в Африке, мы сможем сделать это повсюду, - сказал он позднее. Именно так, по его мнению, следует действовать на враждебных базах. Применять вот такие "хирургические операции". Если нация покрывает убийц, она должна знать, что ее настигнет возмездие Израиля. Во время подобных рейдов нужно выводить из строя аэродромы и нефтяные скважины. Они все на учете в генштабе, и методы операций тоже разработаны - парашютисты и десантники, самолеты и вертолеты... Но все это стало бы ненужным, если бы в результате операции "Молния" возникло международное агентство по борьбе с терроризмом. ...Генерал Шомрон сидел и смотрел на солдат: они опять разделись до пояса, растянулись под вездеходами и заснули как ни в чем не бывало. 21 ИДИ УЗНАЕТ О НОВОСТЯХ ИЗ ТЕЛЬ-АВИВА В Каире первыми осознали, что терроризм приносит больше неприятностей, чем пользы. Этой проблеме там стали уделять такое внимание, что однажды президента Ануара Садата даже разбудили среди ночи, чтобы доложить о современном терроризме. В течение нескольких лет египетские лидеры внимательно наблюдали за развитием терроризма, за возникновением новых террористических баз на территориях других, более левых арабских государств и в Сомали; некоторые чувствовали, что у них больше общего с Израилем, чем с этими мастерами современных революций. - Ни для кого не секрет, что главный террорист Шакал вернулся в Ливию, - заявил Адат редактору "Хабар аль-Йом". - Я хочу, чтобы Кадаффи слышал это. Шакал ездит то в Южный Йемен, то в Судан, чтобы сделать наивных лидеров неопытных наций послушными инструментами в руках одной сверх державы. Он не назвал прямо СССР, но позднее открыто заявил о том, что русские поддерживают Ливию. В 2.20 по угандийскому времени президент Амин был разбужен телефонным звонком из тель-авивского магазина, где "Борька" - Бар-Лев слушал радио. - Скажите вашему президенту, что он должен принять требования похитителей, - сказал Большой Папа. - Понимаю, - торжественно отвечал "Борька". - Переговоров больше не будет, - сказал президент Уганды. - Хорошо. Спасибо за все, что вы сделали, - сказал Бар-Лев. - Спасибо? За что? - спросил Большой Пала. Бар-Лев повесил трубку. Радио Парижа уже передало весть о рейде в Энтеббе. Очевидно, Амин все еще ничего не знал. Заложники уже находились вне пределов его досягаемости. Террористы, прославившие его на весь мир, были мертвы. Через несколько часов, приблизительно в 5 утра, ситуация изменилась. На этот раз Амин звонил в ТельАвив своему старому другу. Прерывающимся голосом он спросил Бар-Лева: - Что вы со мной сделали? Почему вы стреляли в моих солдат? В конце концов я заботился об израильтянах, я хорошо с ними обращался, я дал им одеяла, матрасы, я предоставил им обслуживание. Я надеялся, что скоро мы совершим обмен, - и вот, вы убили моих солдат. Бар-Лев рассказывает, что голос Амина выдавал его смятение. Он все еще не понимал, что случилось в Энтеббе. Амин: Они стреляли в моих людей... Бар-Лев: Кто стрелял? Разве у заложников было оружие? Амин: Стреляли не заложники. Самолеты прилетели и стреляли. Бар-Лев: Самолеты? Я не знал, что там были самолеты. Вы меня разбудили. Я спал и понятия ни о чем не имею. В ходе разговора Амин пришел в себя. Бар-Лев спросил, не хочет ли он поговорить с его женой Нехамой, которую Амин хорошо знал. Президент отказался, но передал привет ей и детям. Перед тем, как повесить трубку. Амин снова обрел свой торжественный стиль: - Не как политик, а как профессиональный солдат я должен сказать, что операция была проведена блестяще, и ваши солдаты были великолепны. На рассвете его осенила новая идея. Он опять позвонил Бар-Леву и потребовал, чтобы Израиль поставил для его армии "некоторые запасные части". - Часть пушек и танков в не очень хорошем состоянии, - сказал Амин, и в этих словах звучал замаскированный страх перед русскими, которые будут не слишком довольны потерей своих "МИГов". Вероятно, они поставили Амину военное оборудование вместе с прямым и недвусмысленным приказом о его защите. Как сказал израильский военный представитель: - За последние несколько лет русские вложили 20 миллиардов долларов в эту часть земного шара, и чтобы гарантировать эту инвестицию, они должны выбирать между неустойчивыми лидерами вроде Амина и террористическими группировками. Рейд в Энтеббе серьезно подорвал престиж ООП и НФОП. Бог знает, как он отзовется на Амине. Быть может, Большой Папа тоже об этом думал. Я позвонил ему из Тель-Авива, когда самолеты "Молнии" были уже на пути в Израиль. Угандийский президент принялся плакаться: - Я держал на руках трупы солдат, которых убили пули ваших людей. За мое добро вы отплатили мне злом. Все агентства уже начали передавать отрывочные сведения о трех таинственных самолетах, которые приземлились в Энтеббе, произведя там чудовищный разгром, сея смерть и разрушение. Израильский военный представитель сделал короткое, сухое заявление: "Заложники в Энтеббе были освобождены военными силами Израиля". Первые неистовые международные звонки превратились в настоящий ураган вопросов. Со всех концов мира звонили в Израиль. Все хотели знать подробности операции, которая поразила и друзей, и врагов. Но сам Иди Амин мало что знал о том, что случилось у него под носом. С большим трудом я уговорил перепуганного заместителя Амина позвать его к телефону. Когда я наконец услышал его дрожащий голос, я понял, что он получил самый сильный удар в своей жизни. Это был человек, у которого выдернули ковер из-под ног. Амин сказал: - Я говорю с вами с аэродрома. Я подсчитываю трупы солдат, убитых этой ночью. Вначале он говорил самоуничижительным тоном. Он выставлял себя защитником заложников, невинной жертвой израильского коварства, отрицая свое сотрудничество с террористами. - Сегодня я собирался работать над освобождением израильтян. Для этого я ускорил свое возвращение с Маврикия. Все, что осталось мне теперь, - это подсчитывать жертвы. Амин отказался сообщить, сколько солдат было убито на аэродроме. У меня создалось впечатление, что Амин все еще не знал толком, что случилось. - Прилетели ваши "Геркулесы", а мои солдаты не хотели стрелять в них, потому что иначе они бы их сбили. Наш разговор с Амином продолжался 30 минут. - Почему угандийские солдаты находились на аэродроме? Разве заложники были угандийскими пленниками? - Заложники не были пленниками угандийцев, они были пленниками палестинцев. Если бы мои солдаты хотели сражаться, они бы сражались. Но они были убиты. Мои солдаты находились в 200 ярдах от здания, а палестинцы были внутри. Спросите у ваших людей, когда они вернутся в Израиль. - Собираетесь ли вы приехать в Израиль, чтобы выяснить, что произошло? - Зачем? У меня нет причин этого делать. Все совершенно ясно. Я был очень добр к израильтянам. Я буду помогать каждому в мире бороться за мир. Мне жаль, что вы убили невинных людей. - Почему вы позволили пиратам действовать на вашей территории в течение целой недели? - Только вчера я разговаривал с генеральным секретарем ООН и сказал ему, что получил сообщение от самолета (Эр Франс), что у него осталось горючего на 15 минут. Тогда я сказал, что вынужден разрешить ему посадку в Энтеббе. С того времени я все время занимался переговорами о спасении заложников. - Голос Амина прервался, и он продолжал, почти крича: - Мы смотрели за ними очень хорошо! Мы все делали для них! Мы давали им воду, туалетные принадлежности и охраняли их, чтобы можно было произвести обмен! А теперь - с чем я остался теперь? Вместо благодарности вы убили моих людей! Он добавил: - Бог поможет всем, и наступит мир. Бог хотел, чтобы мои люди умерли сегодня. Это очень плохо, очень плохо. Я собираю тела убитых. Я знаю, что все идет от Бога, и я помогу ему и всем людям принести мир. Я не хочу войны, потому что все мы - дети Бога. И на Ближнем Востоке - тоже. Я хочу установить мир между вами и палестинцами. Я спросил его: - Почему вы сотрудничаете с палестинцами, даже позволяете их летчикам тренироваться на ваших "МИГах"? Амин ответил: - Я не сотрудничаю с палестинцами. Самолет похитили не только палестинцы. Там были также немцы, французы и другие. Это неправда, что палестинцы летают на моих самолетах, - мои пилоты летают на них. Я спросил, почему же оказались убитыми угандийские солдаты, если никакого сотрудничества с палестинцами не было. Амин: Солдаты находились там, чтобы защищать жизни израильтян. Я сохранил им жизнь, и скажите им, когда они прилетят, что я желаю им счастья. Я даже сказал это полковнику Бар-Леву, когда говорил с ним по телефону. Если бы мои солдаты стреляли по самолетам, они бы убили ваших солдат. Но мы не хотели сражаться. Мы умеем сражаться, - когда хотим. Мы только хотели разрешить ваши проблемы. Я очень, очень сожалею о том, что произошло. Вы сделали плохое дело. Вопрос: И тем не менее, господин президент, вы в течение всей недели обеспечивали террористам безопасность вместо того, чтобы выгнать их. Почему вы позволили палестинцам вмешиваться во внутренние дела вашей страны? Амин: Они не вмешивались в дела Уганды. Я хотел защитить ваших людей. Но палестинцы, и не только палестинцы, а европейцы - немцы и французы - подложили в здание взрывчатку и угрожали его взорвать. Я поселил израильтян в здании, потому что хотел предоставить людям хорошие условия, но это неправда, что я сотрудничал с палестинцами. Я старался спасти пассажиров. Вопрос: Собираетесь ли вы объявить чрезвычайное положение? Не опасаетесь ли вы, что после такого удара вы можете потерять свой пост? Амин (неуверенно и тревожно): Нет, нет! Конечно, нет! Мои солдаты со мной, они помогают мне, и тут нет никаких сложностей! - Вы объявите чрезвычайное положение? - Да. Мгновение спустя Амин изменил свое решение и в ответ на следующий вопрос, касающийся возможного объявления чрезвычайного положения, ответил: - Зачем? Я сказал: - Чтобы ваш режим мог устоять... Амин: Моя страна хорошо защищена. То, что случилось, - это мелочь, вы еще увидите. - Последний вопрос, господин президент. Обратитесь ли вы в связи с происшедшим в ООН или в организацию африканского единства? - Я не могу говорить об этом теперь по телефону. Благодарю вас. С того момента, как я услышал об угнанном в Уганду самолете, я все время вспоминал сцену из документального фильма об Иди Амине, где он плавает на лодке по озеру Виктория и разговаривает с крокодилами. Пока я следил за мучительными переговорами при так называемом посредничестве Амина, мне все время казалось, что это вот такие "крокодилоподобные" переговоры. Хотя у меня еще были сомнения. Но когда я закончил свою беседу с Амином, мне стало ясно, что на другом конце провода сидел "крокодил". 22 Я СКОРБЛЮ О ТЕБЕ, МОЙ БРАТ ИОНАТАН Кенийская "Санди Нейшн" в то же утро опубликовала на первой полосе сообщение о рейде. Может быть, это было неосторожно со стороны редактора Джорджа Джити, который вылетел из Израиля всего за несколько часов перед тем. Но только те, кто знаком с техникой газетного дела и ленивой рутиной изготовления воскресного номера, готового уже в субботний полдень, могли призадуматься над этим странным обстоятельством. Джордж Джити, которого президент Кении Джомо Кениата поставил редактором "Нейшн", всегда вел себя очень благоразумно. Никто в этом однопартийном государстве не осмелился бы нарушить дисциплину, заведенную Кениатой, старым вождем восстания "MayMay", который кое-что знал о терроризме. Так что вряд ли редактор "Санди Нейшн" опубликовал свою сенсацию без ведома и одобрения президента. Кения мала. А Амин в Уганде становился слишком силен. При желании было бы нетрудно сохранить в тайне все, что произошло на аэродроме в Эмбакази, который находится в нескольких милях от Найроби да еще и отделен от него увеселительным парком. Необычные вещи стали происходить в Эмбакази, когда "Боинг-707" авиакомпании "Эль Аль", рейс LY 167, прибывший вне всякого расписания, приземлился в 23.26 по местному времени и был поставлен на стоянку в квадрат 4, предназначенный для самолетов, нуждающихся в специальной охране. Кениицы из специальной службы безопасности и сотрудники "Эль Аль" тотчас же изолировали этот самолет. Гражданский регистрационный номер на его хвосте был 4XBY 8, хотя в книге воздушного контроля он был отмечен как рейс "169". Спустя примерно 2 часа еще один "Боинг-707" вошел в радиоконтакт с Найроби и объявил себя рейсом "167" из Тель-Авива. Слегка озадаченные диспетчеры приняли сообщение капитана, что самолет задержался из-за неполадок в моторе. Все-таки они обратились за разъяснениями к управляющему "Эль Аль". Таким образом тот узнал, что самолеты-освободители уже летят из Энтеббе в Найроби. В 2.06 местного времени второй "Боинг" и первый из "Геркулесов" совершили посадку. В течение следующих тридцати минут еще три "Геркулеса" сели в том же квадрате 4. Первый "Боинг", где находился полностью оборудованный госпиталь, принял на борт раненых с "Геркулеса". Десять тяжелораненых были отправлены на санитарных машинах в государственный госпиталь имени Кениаты. Дежурившая в эту ночь медсестра-канадка услышала, что требуется кровь для переливания. С изумлением она увидела рослых израильских солдат, которые явились, чтобы отдать свою кровь. Они уже знали требуемую группу крови. Но для Паско Коена, пережившего нацистский концлагерь, они явились слишком поздно. Перед рассветом он умер. Огромные "Геркулесы" заглатывали горючее перед долгим перелетом; некоторые из спасенных заложников вышли из охраняемо