Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     Изд: "Техника - Молодежи", 2000
     OCR: Shura Arhipov (2:5020/904.63)
     Spellcheck: Wesha the Leopard
---------------------------------------------------------------





   Афганистан - это слово в нашем представлении  прочно  и  неразрывно
связано с войной. Действительно, страна уже десятилетия  без  перерыва
охвачена боевыми действиями, начало которым  положил  отнюдь  не  ввод
советских войск в  декабре  1979  года,  обернувшийся  затем  наиболее
масштабным  военным  конфликтом  с  участием  советских  солдат  после
Великой Отечественной войны,  в  свою  очередь,  занявшим  без  малого
целиком последнее десятилетие существования самого СССР.
   Эта война стала судьбой целого  поколения,  у  которого  со  словом
"Афган" связано слишком многое - участие в  тяжелом  и  трудном  деле,
суровые испытания, раны и потеря товарищей, - все то, что  и  сегодня,
после  распада  пославшей  солдат  на  войну  страны,  оставляет  всех
прошедших ее и погибших бойцов не русскими, украинцами  или  узбеками,
но - "нашими".
   Война у южных  рубежей  бывшего  Советского  Союза  продолжается  и
поныне. Однако так было далеко не всегда.  На  протяжении  многих  лет
СССР и  Афганистан  связывали  крепкие  и,  без  кавычек,  дружелюбные
отношения. Уже при обретении независимости  Афганистана  в  1919  году
Советская Россия первой признала его суверенитет. В послевоенные  годы
правивший король  Захир-Шах  и  сменивший  его  Дауд-Хан  с  уважением
относились к СССР, видя в нем надежного союзника.  В  стране  работали
советские специалисты,  шло  совместное  строительство  предприятий  и
дорог, и велся оживленный  обмен  товарами,  благо  изделия  советской
промышленности - от галош и одеял до грузовиков -  высоко  ценились  в
небогатой соседней стране. В афганской  армии  все,  начиная  полевыми
кухнями и кончая  ракетами,  было  советского  происхождения,  в  СССР
училось большинство офицеров, а в каждой  части  находились  советские
военные  советники  и  специалисты,  помогавшие  осваивать  технику  и
организовывать службу.
   С изъявлениями горячей дружбы  к  СССР  обратились  и  организаторы
апрельской революции 1978 года, провозгласившие "скачок в  социализм".
Задуманные  и  декларированные  перемены  быстро  обернулись  кровавой
борьбой   за   власть,   междоусобицами   и   массовыми   репрессиями,
обезглавившими   армию   и   хозяйство.   Партия,   называвшая    себя
Народно-демократической (НДПА), принялась  за  дело  с  большевистской
решимостью, уничтожая "реакционное духовенство, купцов и  феодалов"  и
выкорчевывая в исламской стране вековые традиции и культуру под  видом
"демократических реформ".  X.  Амин,  один  из  лидеров  НДПА  и  ярый
поклонник Сталина, выдвигал радикальный путь  разрешения  проблем:  "У
нас в стране десять тысяч крупных землевладельцев. Мы уничтожим их,  и
вопрос решен".
   Провозглашенную  диктатуру  пролетариата,  при  почти  полном   его
отсутствии, поручалось  осуществить  армии,  насчитывавшей  более  100
тысяч человек, 650 танков и  150  боевых  самолетов  (ВВС  располагали
тогда Миг-17, Миг-21, Су-7 и Ил-28). Однако этих сил вскоре  стало  не
хватать Кабулу, столкнувшемуся с растущим сопротивлением  оппозиции  и
племен, мятежами в городах  и  самой  армии,  ослабленной  чистками  и
воцарявшимся разбродом. Ответом стали новые репрессии - уже  в  первом
списке казненных были  названы  12  тысяч  человек,  в  числе  которых
оказались и многие видные военные.
   Весной и летом 1979 года мятежи  и  волнения  шли  уже  повсюду,  и
надежд на стабилизацию положения силами самого Кабула  не  оставалось.
Крупнейшим стало мартовское восстание в гарнизоне Герата, где  погибли
и советские советники - первые жертвы еще не начавшейся войны. Призывы
к давнему партнеру и союзнику - СССР -  о  срочной  помощи  оружием  и
войсками  следовали  почти  еженедельно.  Правители  Афганистана   для
"поддержки  революции"  срочно  нуждались  минимум  в  двух  советских
дивизиях, десантных частях, спецназовских бригадах, экипажах к  боевой
технике, батальонах личной  охраны  и  даже  подразделениях  советской
милиции.   Среди    прочих    необходимых    для    "социалистического
строительства"  вещей,  помимо  бронетехники,  артиллерии   и   боевых
вертолетов, особо настоятельно требовалось "прислать напалм и  газовые
бомбы", необходимые для ударов по непокорным селениям.
   У советского правительства тогда хватило выдержки  не  вмешиваться,
ограничившись  военно-технической  помощью  и  вооружением,   посылкой
советников и обучением афганских  военных.  Однако  осенью  1979  года
просьбы о помощи приобрели буквально истерический характер - в  стране
повсюду шли беспрерывные стычки с формированиями оппозиции и мятежными
племенами.
   23 декабря 1979 года в "Правде" появилось сообщение:  "В  последнее
время западные, особенно американские,  средства  массовой  информации
распространяют заведомо инспирированные слухи о некоем "вмешательстве"
Советского Союза во  внутренние  дела  Афганистана.  Дело  доходит  до
утверждения, что на афганскую территорию будто  бы  введены  советские
"боевые части". Все это, разумеется, чистейшей воды  вымысел".  Однако
приказ о вводе войск был уже отдан. Через несколько дней Л.И.  Брежнев
в интервью той же "Правде" объяснял его необходимостью  "не  допустить
превращения Афганистана в империалистический военный плацдарм на южной
границе нашей Родины".
   На выбор Кремлем пути военного решения проблемы повлияло  сочетание
сразу  нескольких  причин:  стремление   поправить   в   свою   пользу
геополитическую обстановку, расширяя число государств социалистической
ориентации, и идеологическая убежденность  в  правоте  "революционного
процесса".  Свою  роль  сыграло  и  уже  шедшее  втягивание   СССР   в
разгоравшуюся войну - военно-техническое, экономическое  и  моральное.
Вера в "единственно правильное  учение"  и  правоту  силы  подтолкнуло
советское правительство к  постановлению  -  "направить  в  Афганистан
ограниченные воинские контингенты  для  выполнения  задач,  о  которых
просит правительство Афганистана. Эти задачи состоят  исключительно  в
том,  чтобы  оказать  содействие  Афганистану  в   отражении   внешней
агрессии". Попутно передовым отрядам десантников поручалось избавиться
от наиболее одиозной части кабульского правительства, подозревавшегося
в готовности "сдать страну американцам".
   Посылая войска, в Кремле не хотели  замечать,  что  Афганистан,  по
сути, уже  охвачен  гражданской  войной,  в  которую  неминуемо  будут
вовлечены советские солдаты и офицеры.  Опыт  военного  вмешательства,
опробованный в Венгрии и Чехословакии,  внушал  уверенность  в  успехе
предприятия. Однако  на  этот  раз  он  сыграл  дурную  роль  -  армия
оказалась  в   гуще   конфликта,   где   чужое   военное   присутствие
спровоцировало усиление мятежного движения, направленного теперь уже в
первую очередь против советских войск, а незнание  местных  обычаев  и
традиций Востока лишь усугубило положение, многократно приумножив ряды
противника.
   На ближайшем пленуме ЦК  КПСС  в  июне  1980  года  вдогонку  армии
провозглашалось - "Смелый, единственно верный, единственно мудрый шаг,
предпринятый в отношении Афганистана, с удовлетворением был  воспринят
каждым советским человеком". Кремлевские стратеги  не  задумывались  о
другом опыте истории - не  принесших  успеха  в  трех  англо-афганских
войнах, итог которых еще в конце прошлого века подвел британец Феррье.
"Иностранец, которому случится попасть в Афганистан, будет под  особым
покровительством неба, если выйдет оттуда  здоровым,  невредимым  и  с
головой на плечах". По его следам теперь двинулись  на  юг  солдаты  и
офицеры 40-й армии...





   "Ограниченный контингент советских войск", введенный  в  Афганистан
25 декабря 1979 года  (знаменитая  позднее  40-я  армия),  практически
сразу   был   усилен    вертолетными    частями    и    истребителями-
бомбардировщиками с баз ТуркВО и САВО. Как и вся операция по "оказанию
интернациональной помощи афганскому  народу",  переброска  авиационной
техники и людей проходила в условиях  строгой  секретности.  Задача  -
перелететь на аэродромы Афганистана и перебросить туда все необходимое
имущество - была поставлена перед летчиками и  техниками  буквально  в
последний день. "Опередить американцев" - именно эта легенда позднее с
упорством отстаивалась для объяснения причин  ввода  частей  Советской
армии в соседнюю страну. Первым в ДРА перебазировались две  эскадрильи
истребителей-бомбардировщиков Су-17 217-го АПИБ  из  Кзыл-Арвата.  Они
имели "облегченный" состав, насчитывая по 8 боевых самолетов  и  одной
"спарке".  Местом  базирования  выбрали  аэродром  Шинданд,   там   же
разместили и отдельную вертолетную эскадрилью.
   При  перебазировании  никаких   проблем   не   возникло   -   после
полуторачасового ночного перелета  первая  группа  Ан-12,  доставившая
технические экипажи и  необходимые  средства  наземного  обслуживания,
приземлилась в Афганистане, следом были переброшены Су-17. Поспешность
и неразбериха давали себя знать - никто не мог с уверенностью сказать,
как встретит их незнакомая страна, в чьих руках находится  аэродром  и
что ждет на "новом месте службы".
   Условия Афганистана были далеки от  комфортных  и  мало  напоминали
привычные аэродромы и полигоны. Как гласила ориентировка Генштаба, "по
характеру местности Афганистан - один  из  самых  неблагоприятных  для
действий   авиации   районов".   Впрочем,   действиям    авиации    не
благоприятствовал  и  климат.  Зимой  20-градусные   морозы   внезапно
сменялись затяжными дождями и слякотью. Весной и осенью часто  задувал
"афганец" и налетали пыльные бури, снижавшие видимость до 200-300 м  и
делавшие  полеты  невозможными.  Еще  хуже  приходилось  летом,  когда
температура воздуха поднималась до +52Ь С,  а  обшивка  самолетов  под
палящим солнцем накалялась до +80Ь С. Постоянная иссушающая  жара,  не
спадавшая и ночью,  однообразное  питание  и  отсутствие  условий  для
отдыха изматывали людей.
   Аэродромов, пригодных для базирования современных боевых самолетов,
было  всего  четыре  -  Кабул,  Баграм,  Шинданд   и   Кандагар.   Они
располагались на высоте 1500-2500 м над уровнем моря. Одобрения на них
заслуживали разве  что  отличного  качества  ВПП,  особенно  "бетонки"
Кандагара и Баграма, уложенные  еще  американцами  (друживший  с  СССР
Захир-Шах обустройство баз  доверил  все  же  западным  специалистам).
Навигационные системы, средства связи и даже светотехника были  далеко
не новыми, изношенными и мало  отвечали  условиям  работы  современной
авиации. Все необходимое  для  обустройства,  оборудования  стоянок  и
обеспечения  полетов  -  от  продовольствия  и  постельного  белья  до
запчастей и боеприпасов - пришлось доставлять из СССР. Сеть дорог была
развита слабо,  железнодорожного  и  водного  транспорта  попросту  не
существовало, и вся нагрузка легла на транспортную авиацию.
   В марте - апреле 1980 года начались боевые  действия  армии  ДРА  и
советских  войск  против  группировок,  не  желавших   примириться   с
навязанной стране "социалистической  ориентацией".  Специфика  местных
условий   сразу   же   потребовала   широкого   применения    авиации,
поддерживавшей  действия  наземных  войск  и   наносившей   удары   по
труднодоступным местам. В целях повышения координации и  оперативности
действий авиационные части, расположенные в ДРА, поначалу входившие  в
"экспедиционный" 34-й смешанный авиакорпус, были реорганизованы в  ВВС
40-й армии (единственной армии в советских ВС, получившей  собственную
авиацию) и были подчинены находящемуся в  Кабуле  командованию  армии,
при котором находился командный пункт ВВС. Истребители-бомбардировщики
в  это  время  были  представлены,  помимо  17  Су-17  в  Шинданде,  и
чирчикскими  Миг-21  ПФМ  136-го  АПИБ,  одна-две  эскадрильи  которых
"кочевали" между Кабулом, Баграмом и Кандагаром.
   Поначалу противником являлись разрозненные, малочисленные  и  слабо
вооруженные группировки, не представлявшие практической опасности  для
боевых  самолетов.  Поэтому  тактика  была  довольно  простой   -   по
обнаруженным  вооруженным   группам   наносились   удары   бомбами   и
неуправляемыми ракетами (НАР) типа С-5  с  малых  высот  (для  большей
точности),  а  основная  трудность  состояла   в   ориентировании   на
однообразной горно-пустынной  местности.  Случалось,  что  летчики  по
возвращении не могли точно указать на карте, где они  сбросили  бомбы.
Другой проблемой стало само пилотирование в горах,  высота  которых  в
Афганистане достигает 3500 м.  Обилие  естественных  укрытий  -  скал,
пещер и растительности - заставляло снижаться при поиске целей до  600
- 800 метров. Кроме  того,  горы  затрудняли  радиосвязь  и  усложняли
руководство полетами.
   Изнуряющие климатические условия и  напряженная  работа  привели  к
росту количества  ошибок  в  технике  пилотирования  и  нарушений  при
подготовке самолетов, да и средний возраст летчиков  "первого  заезда"
не превышал 25-26 лет.
   Нелегко приходилось и технике.  Жара  и  высокогорье  съедали  тягу
двигателей, вызывали перегрев и  отказ  оборудования  (особенно  часто
выходили из строя прицелы АСП-17), пыль забивала фильтры и выводила из
строя    топливную    аппаратуру.    Ухудшались     взлетно-посадочные
характеристики, возрастал расход топлива, снижался  потолок  и  боевая
нагрузка. Разбег Су-17 летом и при нормальном взлетном весе  возрастал
в полтора раза. При посадках перегревались и выходили из строя тормоза
колес, лопалась и горела "резина" пневматиков.
   Работа автоматического прицела при бомбометании  и  пуске  ракет  в
горах была ненадежной, и приходилось применять оружие в ручном режиме.
Риск столкновения с горой в тесноте ущелий при атаке или выходе из нее
требовал выполнения особых маневров, например, горки с заходом на цель
и пуском ракет с высоты 1600-1800 м,  что  приводило  к  значительному
рассеиванию  и,  в  сочетании  со  слабой  боевой  частью,  делало  их
малоэффективным средством. Поэтому в дальнейшем С-5 применялись только
против  слабозащищенных  целей  на  открытой  местности.  В  борьбе  с
укреплениями и огневыми точками хорошо себя проявили тяжелые НАР С-24,
имевшие повышенную точность и более мощную боевую часть весом 25.5 кг.
Подвесные  пушечные  контейнеры   УПК-23-250   оказались   практически
неприемлемы для Су-17 - для них не было подходящих целей,  да  и  двух
встроенных 30-мм пушек HP-30 было достаточно. Так же не пригодились  и
СППУ-22 с  подвижными  пушками  -  местность  мало  подходила  для  их
применения,  а  сложность  устройства  обусловила  чрезмерные  затраты
времени на  обслуживание.  Требования  оперативности  боевых  вылетов,
проблемы со снабжением и сложные  местные  условия  быстро  определили
основные  направления  при  подготовке  авиатехники   -   быстроту   и
максимальную упрощенность  снаряжения,  требующие  как  можно  меньших
затрат времени и сил. Достаточно много претензий вызывали и сами Су-17
"без буквы" - машины самых первых серий с ограниченным запасом топлива
и невысокими боевыми  возможностями.  В  ТуркВО  оперативно  направили
новые  Су-17М3,  выгодно  отличавшиеся  по   характеристикам,   уровню
оборудования и вооружения, готовя  полки  и  переучивая  летчиков  для
замены "Тройки" стали в Афганистане основным типом машин ИБА почти  до
самого конца войны.
   Боевые действия быстро приобрели широкомасштабный  размах.  Попытки
правительства   "навести   порядок"   приводили   лишь   к   растущему
сопротивлению,  а  бомбовые  удары  отнюдь  не  вызывали  у  населения
уважения к "народной власти". Кзыл-Арватский полк  через  год  сменили
Су-17М3 136-го АПИБ из Чирчика, а затем в Афганистан перелетел полк из
Мары. Впоследствии по решению главного штаба ВВС через ДРА должны были
пройти  и  другие  полки  истребительно-бомбардировочной  авиации  для
приобретения  боевого   опыта,   выработки   навыков   самостоятельных
действий, и не в последнюю  очередь,  выявления  в  боевой  обстановке
способностей личного  состава.  Проверке  подвергалась  и  техника,  в
напряженной эксплуатации наиболее полно раскрывавшая свои  возможности
и недостатки. Однако, несмотря на такую "эстафету", находившиеся  "под
рукой" полки ИБА из  Мары  и  Чирчика  привлекались  к  боевой  работе
практически ежегодно, вылетая на замену или базируясь на  приграничных
аэродромах, вылеты с которых засчитывались  им  как  летно-тактические
учения.
   Для проведения операций  в  удаленных  районах  Су-17  из  Шинданда
перебрасывались на авиабазы Баграм  под  Кабулом  и  Кандагар  на  юге
страны.
   Расширение  масштабов   боевых   действий   потребовало   повышения
эффективности вылетов и совершенствования тактики.  В  первую  очередь
это было связано с тем, что изменился сам противник. Уже  с  1980-1981
годов начали действовать крупные отряды оппозиции, хорошо  вооруженные
и оснащенные на базах в  Иране  и  Пакистане,  куда  из  многих  стран
арабского мира и Запада  поступало  современное  вооружение,  средства
связи и транспорт. Наибольшую угрозу для них представляла  авиация,  и
вскоре моджахеды получили средства ПВО - крупнокалиберные пулеметы ДШК
и  зенитные  горные  установки  (ЗГУ).  По  низколетящим  самолетам  и
вертолетам  огонь  велся  также  из  ручного  оружия  -  автоматов   и
пулеметов. В  результате  85%  всех  повреждений  авиационной  техники
приходилось в то время на пули калибра 5.45, 7.62 и 12.7 мм.
   Возросшая опасность при выполнении боевых задач  заставила  принять
меры по улучшению подготовки летчиков, направлявшихся в ДРА. Она  была
разделена на три этапа. Первый проходил на своих аэродромах и  занимал
2-3 месяца  изучения  района  боевых  действий,  освоения  тактических
приемов  и  особенностей  пилотирования.  Второй  занимал  2-3  недели
спецподготовки на полигонах  ТуркВО  с  бомбометанием  и  стрельбой  в
пустыне и горах, где прицеливание имело массу тонкостей, и наконец, на
месте летчики вводились в строй в течение 10 дней.  Позднее  афганский
опыт ввели в практику боевой учебы ВВС и полки перебрасывались  в  ДРА
без особой  подготовки, сводя  ее  к  одной-двум  неделям  интенсивных
тренировок на  боевое  применение  перед  самым  перелетом.  Прибывших
летчиков-новичков  ИБА  с  местными  условиями  знакомили  пилоты   из
сменяемой группы, вывозя их на "спарках" Су-17УМ.
   Широкое  применение  авиации  требовало   четкой   организации   ее
взаимодействия   со   своими   войсками    и    точного    определения
местонахождения противника. Однако пилоты сверхзвуковых  истребителей-
бомбардировщиков, оснащенных самым современным оборудованием  зачастую
не могли самостоятельно отыскать  малозаметные  цели  на  однообразной
горной местности среди ущелий и перевалов. По  этой  причине  одна  из
первых масштабных операций,  проведенная  в  долине  реки  Панджшер  в
апреле 1980 года (известная как  первая  панджшерская),  планировалась
без привлечения самолетов. Три советских и  два  афганских  батальона,
участвовавшие в ней, поддерживались лишь артиллерией и вертолетами.
   Повысить эффективность действии авиации и облегчить работу летчиков
должна была предварительная  разведка  объектов  будущих  налетов.  Ее
поначалу выполняли МиГ-21Р и Як-28Р, позднее  -  Су-17М3Р,  оснащенные
подвесными разведывательными контейнерами ККР-1/Т ККР-1/2 и  ККР-2А  с
набором аэрофотоаппаратов  для  плановой  перспективной  и  панорамной
съемок  инфракрасными  (ИК)  и   радиотехническими   (РЛ)   средствами
обнаружения. Особенно важной оказалась роль  разведки  при  подготовке
крупных операции  по  уничтожению  укрепрайонов  и  чистке  местности.
Полученная информация наносилась на  фотопланшеты,  где  были  указаны
размещение  целей  и  средств  ПВО  противника,  особенности   рельефа
местности и характерные ориентиры. Это облегчало планирование  ударов,
а летчики могли познакомиться с районом и определиться  с  выполнением
задачи. Перед началом  операции  проводилась  доразведка,  позволявшая
окончательно уточнить детали.
   Ночное фотографирование ущелий и перевалов (а оживление  в  лагерях
моджахедов, передвижение  караванов  с  оружием  и  выход  на  позиции
происходили в  основном  скрытно,  по  ночам)  с  подсветом  светящими
авиабомбами и фотопатронами ФП-100 оказалось  не  всегда  эффективным.
Множество  резких  теней,  возникавших  в  горах   при   искусственном
освещении,  делало  применение  аэрофотоаппаратов  УА-47   практически
бесполезным - полученные снимки не  поддавались  дешифровке.  Выручала
комплексная   разведка   с   использованием    ИК    оборудования    и
радиотехнических систем СРС-13 и СРС-9, засекавших работу радиостанций
противника. Усовершенствованная ИК аппаратура "Зима"  позволяла  ночью
обнаруживать  по  остаточному  тепловому  излучению  даже   следы   от
проехавшего автомобиля или потухший костер. Готовя  "работу  на  день"
вокруг  Кабула,  Баграма  и  Кандагара  по  ночам  работали   до   4-6
разведчиков Су-17М3Р (с августа 1988 - Су-17М4Р).
   Появление в небе разведчиков не сулило моджахедам ничего  хорошего.
Как правило, вслед за ними  прилетали  ударные  самолеты,  да  и  сами
разведчики обычно  несли  вооружение,  позволявшее  им  самостоятельно
выполнять охоту в заданном районе. При этом  самолет  ведущего  помимо
разведывательного контейнера нес пару тяжелых НАР С-24, а ведомого - 4
НАР С-24 или бомбы.
   К 1981 году  боевые  операции  в  Афганистане  приобрели  масштабы,
потребовавшие применения больших  групп  самолетов.  Из-за  трудностей
базирования на территории  ДРА  (главным  образом,  малого  количества
аэродромов и проблем с подвозом боеприпасов и топлива)  сосредоточение
привлекаемой  к  нанесению   ударов   авиатехники   производилось   на
аэродромах ТуркВО и САВО. Существенную долю  там  составляли  Су-17М3,
выгодно отличавшиеся от других самолетов значительной боевой нагрузкой
и  большей   эффективностью   при   действиях   по   наземным   целям.
"Пропускавшиеся"  через  Афганистан   полки   Су-17   размещались   на
аэродромах Чирчика, Мары и Кокайты. Местные полки работали "за речкой"
почти  постоянно  и  в  случае  задержек  с  плановой  заменой  частей
оказывались в ДРА "вне очереди".
   Работа с баз ТуркВО  требовала  использования  на  Су-17  подвесных
топливных баков, что снижало боевую  нагрузку.  Пришлось  пересмотреть
используемые варианты вооружения в пользу наиболее эффективных.  Су-17
стали снаряжаться фугасными и осколочно-фугасными авиабомбами  (ФАБ  и
ОФАБ), в основном, калибрами 250 и 500 кг (применявшиеся ранее "сотки"
оказались недостаточно мощными  для  ударов  в  горах).  Многозамковые
бомбодержатели МБД-У6-68, каждый из которых мог нести до  шести  бомб,
применялись редко - поднять в  жару  большое  количество  боеприпасов,
делающих оптимальным их подвеску на МБД,  Су-17  было  просто  не  под
силу, да и каждая из балок сама тянула на полтораста килограммов.
   Широко применялись на Су-17  бомбовые  связки  и  разовые  бомбовые
кассеты РБК, "засевавшие" осколочными  или  шариковыми  бомбами  сразу
несколько гектаров. Они  были  особенно  эффективны  в  условиях,  где
каждый  камень  и  расщелина  становились  укрытиями  для  противника.
Недостаточно мощные 57-мм НАР С-5 заменялись новыми 80-мм  НАР  С-8  в
блоках Б-8М. Вес их боевой части был увеличен до 3.5 кг,  а  дальность
пуска позволяла поражать цель, не входя в зону зенитного огня.  Обычно
боевая нагрузка Су-17 определялась  из  расчета  надежного  выполнения
задания  и  возможности  безопасной  посадки  при  неисправности   (по
посадочному весу самолета) и не превышала 1500 кг - трех "пятисоток".
   Летняя  жара  не  только  снижала  тягу  двигателей  и   надежность
оборудования.  Сами  летчики  не  могли  подолгу  ожидать   вылета   в
раскаленных кабинах, поэтому вылеты по  возможности  планировались  на
раннее утро. Установившийся распорядок обычно  сводился  к  нескольким
вылетам  с  утра,  сменявшимся  полуденной   передышкой,   позволявшей
переждать  жару,  и  вечерней  "добавкой",  если  противник  продолжал
выказывать активность. "Капризными" были и некоторые виды боеприпасов:
зажигательные баки, НАР и  управляемые  ракеты  имели  ограничение  по
температуре и не могли долгое время оставаться на подвеске под палящим
солнцем.
   Важной задачей  также  были  превентивные  акции,  направленные  на
уничтожение караванов с боеприпасами и оружием, разрушение горных троп
и перевалов, по  которым  моджахеды  могли  подобраться  к  защищаемым
объектам.  Мощные  бомбы  ФАБ-500  и  сбрасывавшиеся  залпом   ФАБ-250
вызывали обвалы в горах, делая их непроходимыми, применялись они и для
уничтожения скальных укрытий,  складов  и  защищенных  огневых  точек.
Типовыми вариантами вооружения при вылете на "охоту" были два ракетных
блока (УБ-32 или Б-8М) и две бомбовые кассеты  (РБК-250  или  РБК-500)
или четыре НАР  С-24,  причем  в  обоих  вариантах  подвешивались  два
ПТБ-800.
   На стороне противника  были  хорошее  знание  местности,  поддержка
населения   и   умение   пользоваться   естественными   укрытиями    и
маскироваться. Отряды  оппозиции  быстро  передвигались  и  оперативно
рассредотачивались в случае опасности. Обнаружить их  с  воздуха  было
нелегко даже по наводке из-за  отсутствия  характерных  ориентиров  на
однообразной местности. К  тому  же  самолеты  и  вертолеты  все  чаще
натыкались на зенитный  огонь.  В  среднем  в  1980  году  вынужденная
посадка приходилась на 830  часов  налета  или  примерно  на  800-1000
вылетов (а мест, пригодных для посадки подбитого самолета, было крайне
мало).
   Для  повышения  боевой  живучести  конструкция  и   системы   Су-17
постоянно дорабатывались. Анализ повреждений показал, что  чаще  всего
выходят из строя двигатель, его агрегаты,  топливная  и  гидросистемы,
управление самолета. Проведенный комплекс доработок включал  установку
накладных  подфюзеляжных  бронеплит,  защищавших   коробку   приводов,
генератор   и   топливный   насос,    заполнение    топливных    баков
пенополиуретаном и наддув их азотом, что предотвращало воспламенение и
взрыв при попадании в них осколков и  пуль,  изменения  в  конструкции
прицела АСП-17, устранившие его перегрев.  Устранен  был  и  дефект  в
конструкции  тормозного  парашюта,  замок  крепления  которого  иногда
обрывался, а самолет выкатывался за пределы ВПП и получал повреждения.
Выручали прочность конструкции и выносливость  Су-17.  Бывали  случаи,
когда возвращавшиеся с боевого задания поврежденные машины  слетали  с
полосы  и  зарывались  в  грунт  по  самое   "брюхо".   Их   удавалось
восстановить на месте и  вновь  ввести  в  строй.  Двигатели  АЛ-21Ф-3
надежно работали даже в несущий песок и камни  "афганец",  перенося  и
немыслимые  в  нормальных  условиях  забоины  лопаток  компрессора,  и
загрязненное топливо (трубопроводы, протянутые  от  советской  границы
для его доставки, постоянно обстреливались, подрывались, а то и просто
развинчивались охочим до дармового  горючего  местным  населением).  В
результате Су-17М3 к 1985 году по надежности  опережали  штурмовики  и
боевые вертолеты, имея наработку на отказ 145 часов (при среднем в ВВС
40-й армии значении 133.7).
   Для снижения потерь были выработаны новые рекомендации  по  тактике
боевого применения самолетов. Заход на цель рекомендовалось  выполнять
с большой высоты и скорости, с  пикированием  30-45Ь,  что  затрудняло
противнику прицеливание и снижало  эффективность  зенитного  огня.  По
данным на 1985 год, на скорости свыше 900 км/ч и высотах более 1000  м
боевые  повреждения  у  Су-17  вообще  исключались.   Для   достижения
внезапности удар предписывалось выполнять  с  ходу,  сочетая  в  одной
атаке  пуск  ракет  со   сбросом   бомб.   Правда,   точность   такого
бомбоштурмового удара (БШУ) из-за большой высоты и скорости  снижалась
почти вдвое, что  приходилось  компенсировать  увеличением  количества
самолетов ударной группы, выходивших на  цель  с  разных  направлений,
если позволяла местность.
   Уже в 1981 году насыщенность районов боевых действий средствами ПВО
достигла таких масштабов, что при  планировании  операций  приходилось
принимать во внимание необходимость их преодоления. Вокруг укрепленных
районов и баз моджахедов насчитывалось до нескольких десятков зенитных
огневых  точек.  Снижение  риска  достигалось  умелым   использованием
рельефа местности, обеспечивавшим  скрытность  подхода  и  внезапность
выхода на цель, а также выбором путей отхода после атаки.
   Как правило, первой в  намеченном  районе  появлялась  пара  Су-17,
задачей  которой  была  доразведка  и  целеуказание  осветительными  и
дымовыми  бомбами,  упрощавшее   ударной   группе   выход   на   цель.
Пилотировали их наиболее опытные летчики, имевшие боевой опыт и навыки
обнаружения малозаметных  объектов.  Поиск  противника  выполнялся  на
высоте 800-1000 м и скорости 850-900 км/ч, занимая  около  3-5  минут.
Дальше все решала быстрота удара, не дававшая противнику  организовать
ответный огонь.
   На обозначенную САБ цель  через  одну-две  минуты  выходила  группа
подавления средств  ПВО  из  2-6  Су-17.  С  высоты  2000-2500  м  они
обнаруживали позиции ДШК и ЗГУ и с пикирования наносили удар НАР  С-5,
С-8 и  кассетами  РБК-250  или  РБК-500.  Уничтожение  зенитных  точек
выполнялось как одиночным самолетом, так и парой -  ведомый  "добивал"
очаги ПВО. Не давая противнику опомниться, через 1-2 минуты над  целью
появлялась основная ударная  группа,  выполнявшая  атаку  с  ходу.  На
укрепления и скальные сооружения обрушивались бомбы ФАБ-250 (ОФАБ-250)
и ФАБ-500  (ОФАБ-500),  ракеты  С-8  и  С-24.  Надежные  и  простые  в
эксплуатации С-24 имели большую дальность и точность пуска (особенно с
пикирования) и применялись очень широко.  Для  борьбы  с  живой  силой
использовались кассетные боеприпасы РБК-250 и РБК-500. При действиях в
"зеленке" и на открытых  местах  иногда  использовались  зажигательные
баки с огнесмесью. Пушки постепенно  утрачивали  свое  значение  -  их
огонь при больших скоростях и возросших высотах был неэффективен.
   Для повторной  атаки  самолеты  выполняли  маневр  с  расхождением,
поднимаясь до 2000-2500 м, и вновь наносили удар с разных направлений.
После отхода ударной группы над  целью  опять  появлялись  разведчики,
производившие объективный контроль результатов БШУ. Выполнение  задачи
следовало подтвердить документально  -  в  противном  случае  наземные
войска могли ожидать  неприятные  сюрпризы.  При  выполнении  особенно
мощных   авиационных   налетов   фотоконтроль   выполнял    специально
вызывавшийся   с   кабульского   аэродрома    Ан-30.    Его    богатое
фотооборудование позволяло сделать многоспектральную съемку  местности
и точно определить степень разрушений.  Надежную  радиосвязь  с  КП  и
согласованность действий обеспечивал постоянно находящийся  в  воздухе
самолет-ретранслятор Ан-26РТ.
   Если удар выполнялся для  поддержки  наземных  частей,  требовалась
повышенная точность, поскольку цели находились вблизи своих войск. Для
организации взаимодействия с авиацией частям придавались авианаводчики
из ВВС, которые налаживали связь с летчиками, указывали  им  положение
переднего края пуском сигнальных ракет или дымовыми шашками. Атака при
поддержке наземных  войск  продолжалась  до  15-20  минут.  С  помощью
авианаводчиков наносились и  удары  по  вызову  для  подавления  вновь
выявляемых огневых точек. Для обеспечения скрытности маневра войск или
прикрытия  их  отхода  Су-17  привлекались  в  качестве  постановщиков
дымовых завес. Для оценки результативности атак летчики не позднее чем
через 5-10 минут после посадки,  когда  еще  свежи  были  впечатления,
должны были подать в штаб полка донесение,  немедленно  передававшееся
на КП ВВС.
   Еще одной задачей Су-17 стало минирование с воздуха опасных районов
и горных троп. Наряду с разрушением перевалов  бомбовыми  ударами,  их
минирование затрудняло моджахедам передвижение, лишая  преимущества  в
подвижности и неожиданности нападения. Для этого использовались  КМГУ,
каждый из которых нес по  8  блоков,  вмещавших  1248  противопехотных
фугасных мин. Разбрасывание мин Су-17 производили на скорости  порядка
900 км/ч.
   При выполнении  боевых  задач  выявились  и  недостатки,  снижавшие
эффективность БШУ и увеличивавшие риск повреждении и потерь. Так,  при
освоении афганского театра боевых действии летчики, выполнив несколько
успешных боевых вылетов, склонялись к переоценке своих сил, недооценке
противника (особенно его ПВО) и начинали выполнять  атаки  однообразно
без  учета  особенностей  местности  и  характера  целей.  Сброс  бомб
производился не по единой методике, что приводило  к  их  рассеиванию.
Несколько звеньев Су-17 были даже  возвращены  на  базы  из-за  низкой
точности ударов и опасности попадания по  своим  войскам.  Так,  летом
1984 года под Кандагаром ведущий группы Су-17, отказавшийся от  помощи
авианаводчика, по ошибке сбросил  бомбы  на  свой  пехотный  батальон.
Погибли четыре человека и девять были ранены.
   Другим недостатком было  частое  отсутствие  точных  данных  о  ПВО
противника (по сведениям разведки, в районах базирования моджахедов  в
1982 году насчитывалось до 30-40 зенитных средств, а в опорных пунктах
- до 10). Зенитные пулеметы и ЗГУ маскировались, прятались в  укрытиях
и  быстро  выдвигались  на  огневые  позиции.   Шаблонность   атак   и
затягивание времени на обработку цели  в  таких  условиях  становились
опасными. В районе Кандагара летом 1983  года  Су-17М3  был  сбит  при
выполнении шестого (!) захода на цель. Другими причинами  потерь  были
ошибки пилотирования и отказы техники.
   Возросшее напряжение боев привело к большим нагрузкам на летчиков и
техников  самолетов.   Специалисты   НИИ   авиакосмической   медицины,
изучавшие "человеческий фактор", определили, что  чрезмерные  нагрузки
на  организм  в  течение  10-11  месяцев  интенсивных  боевых  вылетов
приводят  к  "существенным  функциональным  сдвигам  и  нарушениям   в
сердечно-сосудистой и двигательной системах, у 45% летчиков отмечается
переутомление и нарушения нормальной психической деятельности". Жара и
обезвоживание приводили к потерям в весе (в некоторых  случаях  до  20
кг) - люди буквально высыхали на  солнце.  Медики  советовали  снизить
летную нагрузку, сократить время  ожидания  перед  вылетом  и  создать
благоприятные  условия  для  отдыха.   Практически   же   единственной
реализуемой рекомендацией стало соблюдение предельно допустимой летной
нагрузки, определенной в 4-5 боевых вылетов за смену.
   На основе накопленного опыта были  сформированы  смешанные  группы,
состоявшие из истребителей-бомбардировщиков, штурмовиков и вертолетов,
дополнявших друг друга при  поиске  и  уничтожении  противника.  С  их
применением в декабре 1981 - январе 1982 года была проведена тщательно
подготовленная операция по уничтожению исламских комитетов "власти  на
местах" в провинции Фориаб, организовывавших вооруженное сопротивление
Кабулу. Кроме  сухопутных  войск,  к  операции  привлекался  воздушный
десант (1200 человек) и 52 самолета  ВВС:  24  Су-17М3,  8  Су-25,  12
МиГ-21 и 8 Ан-12. От  армейской  авиации  в  операции  участвовали  60
советских и 12 афганских вертолетов. Вся операция готовилась в строгом
секрете - уже был опыт нанесения ударов по пустым  местам  в  случаях,
когда в разработке планов  участвовали  афганские  штабисты.  На  этот
случай для них была разработана легенда,  и  только  за  2-3  часа  до
начала операции афганских военных посвятили во все детали.
   Масштабы  операции  потребовали,  помимо  группы   подавления   ПВО
самолетами МиГ-21, выделения трех ударных групп,  насчитывавших  по  8
Су-17М3 (первой из них придавались еще и 8 Су-25, особенно эффективных
при штурмовке), вооруженных ФАБ-250 и РБК-250  с  шариковыми  бомбами.
Удар на этот  раз  наносился  не  только  по  складам  с  вооружением,
позициям  ПВО  и  опорным  базам  вооруженных   отрядов.   Уничтожению
подлежали  штабы  исламских  комитетов,  жилые   здания,   где   могли
скрываться   моджахеды,   и   сельские   школы,   в   которых   велась
"антикабульская  агитация".  После  отхода  ударных  групп   местность
обработали Ми-24Д, они же обеспечили  огневую  поддержку  при  высадке
десанта с Ми-8Т  и  Ми-6.  Несмотря  на  низкую  облачность,  действия
авиации помогли  добиться  успеха  -  база  в  этом  районе  перестала
существовать. Потери составили один Ми-24Д и два Ми-8Т,  сбитые  огнем
из ДШК.
   В апреле 1982 года подобная операция по уничтожению базового района
моджахедов проведена была в Рабати-Джали (провинция Нимроз), а 16  мая
начались боевые действия по очистке от вооруженных групп  долины  реки
Панджшер. В них участвовали 12 000 человек, 320 танков, БМП и БТР, 104
вертолета и 30  самолетов,  в  том  числе  12  Су-17М3.  Успех  второй
панджшерской операции обеспечили разведчики, которые в течение 10 дней
вели  аэрофотосъемку   района   предстоящих   действий,   отсняв   для
составления подробных фотопланшетов около 2000 кв.км местности.  Всего
за время операции были израсходованы 10 549 авиабомб и 61 297 НАР.
   Афганская кампания приобрела масштабы настоящей  войны,  в  которой
авиации   приходилось   выполнять   разнообразные    боевые    задачи.
Истребители-бомбардировщики Су-17 с афганских аэродромов и баз  ТуркВО
уничтожали объекты и базы противника, вели непосредственную  поддержку
войск, поддерживали штурмовые группы и  десанты,  проводили  разведку,
минирование с воздуха, целеуказание и постановку  дымовых  завес.  При
штурмовке и атаках с малых высот чаще  применялись  Су-25,  обладавшие
лучшей маневренностью и защищенностью. Однако успех  очередной  боевой
операции  оборачивался  усилением  оппозиции  и  активности   ответных
нападений. Безнадежность продолжения войны стала очевидной,  но  к  ее
прекращению Бабрак Кармаль относился резко отрицательно.  Несмотря  на
предпринимавшиеся усилия по очистке провинций от  вооруженных  отрядов
моджахедов и насаждению "народной власти",  фактически  под  контролем
находились  только  крупные  города  и   патрулируемые   зоны   вокруг
аэродромов, воинских частей  и  некоторых  дорог.  Карта,  на  которой
летчикам  указывались  рекомендуемые  места  вынужденной   посадки   и
катапультирования, красноречиво говорила о  том,  кто  на  самом  деле
является хозяином положения.
   Это отлично видели и афганские  летчики  (на  "сухих"  летал  355-й
авиаполк, стоявший в Баграме), без энтузиазма  относившиеся  к  боевой
работе. В воздух они поднимались крайне редко,  в  основном  чтобы  не
утратить навыков пилотирования. По словам советских советников участие
элиты афганской армии - летчиков - в боях больше напоминало цирк, а не
работу. Справедливости ради надо сказать, что и среди них  встречались
смелые пилоты, не уступавшие в летной подготовке  советским  летчикам.
Таким был заместитель  командующего  афганских  ВВС  генерал-лейтенант
Мустафа, семью которого вырезали моджахеды. Летчика дважды сбивали, он
получил тяжелые ранения, но продолжал летать на Су-22М много и охотно.
Большинство же безо всякого энтузиазма относились к боевой работе, при
зенитном огне стараясь не подходить к цели  ближе  чем  на  15-20  км.
Иногда  их  действия  внушали  такие  опасения,  что  группу  афганцев
сопровождали советские истребители, прикрывавшие не столько  "коллег",
сколько свои наземные части.
   Если бы афганские товарищи по оружию только  плохо  воевали  -  это
было бы еще полбеды.  Высокопоставленные  чины  правительственных  ВВС
выдавали  противнику  подробности  готовящихся  операций,  а   рядовые
летчики, случалось, перелетали в соседний Пакистан. 13 июня 1985  года
в Шинданде моджахеды, подкупив афганскую охрану аэродрома, взорвали на
стоянках 13 правительственных МиГ-21 и шесть Су-7,  серьезно  повредив
еще  13  самолетов.  Падение  боевого   духа   со   временем   сделало
дезертирство  обычным  явлением:  так,  за  1988-1989  годы  афганские
летчики использовали для побега 11 своих самолетов и вертолетов.
   В начале афганской эпопеи вооруженные отряды оппозиции  уходили  на
зиму за границу  для  отдыха  и  переформирования.  Напряжение  боевых
действий  в  этот  период  обычно  ослабевало.  Однако  к  1983   году
оппозицией было создано  множество  опорных  баз,  давших  возможность
вести бои круглогодично. В этом же году у моджахедов появилось и новое
оружие - переносные зенитные  ракетные  комплексы  (ПЗРК),  изменившие
характер воздушной войны. Легкие, мобильные и  высокоэффективные,  они
могли поражать цели на высотах до 2500 м. ПЗРК  легко  доставлялись  в
любой район и использовались не только для прикрытия мест  базирования
и вооруженных отрядов, но и для организации засад у аэродромов (прежде
попытки нападений на них ограничивались обстрелом издалека). По иронии
судьбы  первыми  ПЗРК   были   "Стрела-2"   советского   производства,
поступившие из Египта. Только сбитый "Стрелой"  прямо  над  Кабулом  в
ноябре 1983 года Ил-76 убедил командование в необходимости считаться с
возросшей опасностью. В 1984 году отмечено было около 50 пусков ракет,
пять из которых достигли цели, сбив два самолета  и  три  вертолета. К
1985 году количество средств ПВО, обнаруженных  разведкой, возросло  в
2.5 раза по сравнению с 1983 годом, а к концу года увеличилось еще  на
70%. Всего за 1985 год выявили 462 зенитные точки.
   Для  преодоления  нарастающей  угрозы  при   планировании   вылетов
выбирались по возможности безопасные маршруты, на цель рекомендовалось
выходить с направлений, не прикрытых средствами ПВО, а атаку проводить
в течение минимального времени.  Полет  к  цели  и  обратно  следовало
выполнять по разным маршрутам на высоте не  менее  2000  м,  пользуясь
рельефом местности. В опасных районах летчикам предписывалось  следить
за  возможными  пусками  "Стрел"  (в  это  время  все  ПЗРК   называли
"Стрелами", хотя встречались и другие типы - американские "Ред  Ай"  и
английские "Блоупайп") и избегать попаданий энергичным маневром, уходя
в сторону солнца или плотной облачности.  На  самых  опасных  участках
полета - при взлете и посадке, когда самолеты имели небольшую скорость
и   недостаточную   маневренность   -   их    прикрывали    вертолеты,
патрулировавшие зону  вокруг  аэродрома.  Ракеты  ПЗРК  наводились  по
тепловому излучению самолетных двигателей, и поражения ими можно  было
избежать при помощи мощных источников тепла - инфракрасных  ловушек  с
термитной смесью. С 1985 года ими оснащались все без  исключения  типы
самолетов и вертолетов, применявшиеся в Афганистане. На Су-17  провели
комплекс доработок по установке балок АСО-2В  (АСО  -  автомат  сброса
отражателей),  каждая  из  которых  несла  по  32  пиропатрона  ППИ-26
(ЛО-56), позднее  монтировались  автоматы  отстрела  АСО-28И.  Вначале
устанавливались 4  балки  над  фюзеляжем,  затем  8,  и,  наконец,  их
количество возросло до 12. В гаргроте за кабиной установлены были  еще
12 более мощных патронов ЛО-43. В зоне действия ПВО противника  и  при
взлете и посадке летчик  включал  автомат  отстрела  ловушек,  высокая
температура  горения  которых  отвлекала   на   себя   самонаводящиеся
"Стрелы". Для упрощения работы  летчика  управление  АСО  вскоре  было
выведено на "боевую" кнопку - при пуске  ракет  или  сбросе  бомб  над
защищенной ПВО целью автоматически начинался отстрел ППИ. Боевой вылет
самолета, не снаряженного пиропатронами, не допускался.
   Другим способом  защиты  от  ПЗРК  (помимо  подавления  ПВО)  стало
включение в ударную группу самолетов-постановщиков "зонтика"  из  САБ,
которые сами по себе были мощными источниками тепла. Иногда для  этого
применялись  Су-17,  проводившие  доразведку  цели.  Крупные  тепловые
ловушки  могли  сбрасываться  из  КМГУ,  после  чего  наносившие  удар
самолеты выходили  на  цель,  "ныряя"  под  медленно  опускающиеся  на
парашютах САБ. Принятые меры позволили  заметно  сократить  потери.  В
1985 году вынужденная посадка из-за боевых повреждений приходилась  на
4605 часов налета. По сравнению с 1980 годом этот показатель улучшился
в 5.5 раза. За весь 1985 год зенитные  средства  "достали"  лишь  один
Су-17М3 из состава ИБА, когда молодой летчик в пикировании "нырнул" до
900 м и пули ДШК пробили обечайку сопла  двигателя,  другая  машина  в
феврале при ночной атаке в горах под Кандагаром столкнулась со склоном
из-за ошибки летчика. Разведчики в этом году лишились двух Су-17М3Р. В
декабре отыскивавший цели летчик снизился в ущелье,  попал  под  огонь
ДШК и был вынужден  покинуть  потерявшую  управление  машину,  в  июле
другой самолет сгорел на взлете из-за отказа двигателя.
   Анализ потерь за 1985 год показал, что 12.5% самолетов  были  сбиты
из автоматов и ручных пулеметов, 25% - огнем из ДШК,  37.5%  огнем  из
ЗГУ и  25%  -  ПЗРК.  Снизить  потери  можно  было  путем  дальнейшего
увеличения высоты  полетов  и  применением  новых  типов  боеприпасов.
Мощные НАР залпового пуска С-13  и  тяжелые  HAP  C-25  запускались  с
дальности до 4 км, они были  устойчивы  в  полете,  точны  и  снабжены
неконтактными взрывателями, повысившими боевую эффективность. Основной
же защитой стал уход на большие высоты  (до  3500-4000  м),  сделавший
применение  НАР  малорезультативным,  и   главным   видом   вооружения
истребителей-бомбардировщиков  стали  бомбы.  Они  уверенно  вытесняли
другие средства поражения: расход авиабомб в 1987 году возрос  до  113
тысяч штук по сравнению с 96 тысячами в предыдущем году,  в  то  время
как число ракет снизилось впятеро - с 1250 тысяч до 226 тысяч штук.
   В  Афганистане  впервые  в   боевой   обстановке   были   применены
объемно-детонирующие авиабомбы (ОДАБ) и боевые части к ракетам. Жидкое
вещество такого боеприпаса при попадании в цель рассеивалось в воздухе
и образовавшееся аэрозольное облако  подрывалось,  поражая  противника
раскаленной ударной  волной  в  большом  объеме,  причем  максимальный
эффект  достигался  при  взрыве  в  стесненных  условиях,  сохранявших
мощность огненного шара. Именно такие места - горные ущелья и пещеры -
служили  укрытиями  вооруженных  отрядов.  Чтобы   уложить   бомбы   в
труднодоступное место, применялось бомбометание с кабрирования:  после
сброса самолет уходил вверх из зоны  досягаемости  зенитного  огня,  а
бомба,  описав  параболу,  падала  на  дно   ущелья.   Применялись   и
специальные виды боеприпасов: так, летом 1988  года  Су-17М3  из  Мары
ломали скальные укрепления бетонобойными бомбами. Корректируемые бомбы
и управляемые ракеты чаще использовались  штурмовиками  Су-25,  больше
подходившими для действий по точечным целям.
   Авиационные налеты велись  не  только  "умением",  но  и  "числом".
Суточный расход бомб только на авиабазе Баграм составлял  минимум  два
вагона При интенсивных бомбежках, которыми  сопровождалось  проведение
крупных операций, в дело шли боеприпасы прямо "с колес", подвозимые  с
заводов-изготовителей. При особенно  большом  их  расходе  со  складов
отовсюду свозились даже сохранившиеся с тридцатых годов  бомбы  старых
образцов. Бомбодержатели современных самолетов  не  подходили  для  их
подвески, однако любому оружейнику с  афганским  опытом  известен  был
способ подгонки - от мешавшего третьего  ушка  избавлялись,  делая  на
каленом металле  пару  насечек  напильником  и  сшибая  его  кувалдой.
Несмотря на доработки матчасти и тактические приемы, 1986 год стал для
"сушек" пиковым по числу  потерь,  "выбивших"  7  самолетов,  в  числе
которых были 5 Су-17 из состава разведэскадрильи.  Одним  из  них  был
Су-17М3Р  капитана  Александрова,  сбитый  при  фотографировании   над
Горбандом 22 сентября. Летчик катапультировался и  вскоре  вернулся  в
строй, однако незадолго до возвращения домой, 16 мая 1987 года,  вновь
был вынужден покидать подбитый самолет.
   Одной их самых напряженных операций с широким  применением  авиации
была проведенная в декабре 1987 - январе  1988  года  "Магистраль"  по
разблокированию  Хоста.  Бои  велись  на  территориях,  контролируемых
племенем Джадран, ни в какие времена не  признававшим  ни  короля,  ни
шаха, ни кабульского правительства. Граничащие с Пакистаном  провинция
Пактия и округ Хост были насыщены самым современным оружием и  мощными
укреплениями. Для их выявления на укрепленные районы  высадили  ложный
воздушный десант и по обнаружившим себя огневым точкам нанесли  мощные
авиационные удары. При  налетах  отмечалось  до  60  пусков  ракет  по
атакующим самолетам в час. С такой плотностью зенитного огня  летчикам
еще  не   приходилось   встречаться.   В   широкомасштабной   операции
участвовало 20000 советских солдат, потери составили 24  убитых  и  56
раненых.
   Затянувшаяся война велась уже только ради самой себя, поглощая  все
больше сил и средств. Конец ей мог  быть  положен  отнюдь  не  военным
путем, и  с  15  мая  1988  года  начался  вывод  советских  войск  из
Афганистана. Для  его  прикрытия  на  приграничные  аэродромы  стянули
мощные авиационные силы (ТуркВО  к  этому  времени  был  ликвидирован,
слившись с соседним САВО, а  штаб  объединенного  округа  сохранили  в
Ташкенте). Задача была однозначной - не допустить срыва вывода  войск,
обстрелов уходящих колонн и нападений на оставляемые объекты.  С  этой
целью требовалось помешать передвижению вооруженных  отрядов,  срывать
их выход на выгодные позиции, наносить упреждающие удары по местам  их
развертывания, вносить дезорганизацию и деморализовать  противника.  В
канун вывода был потерян последний за афганскую кампанию  Су-17М3:  25
апреля летчик  из  Баграма  после  попадания  птицы  покинул  самолет,
упавший неподалеку от аэродрома.
   Об эффективности каждого вылета  "за  речку"  речь  уже  не  шла  -
поставленные   задачи   должны   были    выполняться    количественно,
"выкатыванием" на афганские горы  запасов  со  всех  окружных  складов
авиационного  боепитания.  Бомбардировки  велись  с   больших   высот,
поскольку  по  данным  разведки  к  осени  1988   года   у   оппозиции
насчитывалось  692  ПЗРК,  770  ЗГУ,  4050  ДШК.  На  Су-17М3  и   М4,
участвовавших  в  налетах,  была   доработана   радиосистема   дальней
навигации (РСДН), обеспечивавшая автоматизированный выход  на  цель  и
бомбометание. Точность ее оказалась невелика, и в  декабре  1988  года
при  одном  из  налетов  бомбами  "накрыли"  полевой  штаб  афганского
корпуса.
   Второй  этап  вывода  войск  начался  15  августа.  Чтобы  избежать
последних  жертв  подходившей  к   концу   войны,   решили   увеличить
интенсивность бомбежек районов ожидаемого сосредоточения моджахедов  и
постоянными ударами сопровождать  выход  колонн,  срывая  связь  между
отрядами оппозиции и подход  караванов  с  оружием  (а  их  только  за
октябрь замечено было больше ста). Для этого широко стали  применяться
ночные вылеты группами по 8, 12, 16 и 24  Су-17с  выходом  в  заданный
район с помощью РСДН на большой высоте  и  проведением  навигационного
(площадного) бомбометания. Удары наносились  в  течение  всей  ночи  с
разными интервалами, изматывая противника и  держа  его  в  постоянном
напряжении близкими разрывами мощных бомб. Два вылета  за  ночь  стали
для летчиков  обычным  делом.  Кроме  того,  велась  ночная  подсветка
местности вдоль дорог с помощью САБ.  В  конце  октября  при  плановой
замене ИБА в Шинданде "сухих" сменил полк трехэскадрильного состава на
МиГ-27М и МиГ-27Д из Жангиз-Тобе. Смена "коней" под самый конец  войны
по  указанию  Главного   Штаба   ВВС   была   продиктована   уходившей
возможностью испытать МиГи в деле. Им досталась нелегкая  задача:  3-4
(а иногда до 6) вылета на летчика в смену  в  оставшиеся  месяцы  были
нормой.
   К зиме особенно важным стало обеспечение безопасности  на  участке,
соединявшем Кабул с Хайратоном на  советско-афганской  границе.  Район
Панджшера и южного Саланга контролировали отряды Ахмад Шаха  Масуда  -
"панджшерского   льва",   лидера   независимого    и    дальновидного.
Командованию 40-й армии удалось договориться с ним о беспрепятственном
проходе    советских    колонн.    Перемирие     сорвали     афганские
правительственные  части,  которые   постоянно   вели   провокационные
обстрелы селений вдоль дорог, вызывая ответный огонь. Избежать боев не
удалось, и 23-24 января 1989  года  начались  непрерывные  авиационные
налеты на Южный Саланг и Джабаль-Уссардж. Сила  бомбовых  ударов  была
такова, что жители близлежащих афганских кишлаков покидали свои дома и
перебирались ближе к дорогам, по которым к границе тянулись  грузовики
и военная техника.
   Вывод войск завершился 15 февраля 1989 года. Еще раньше,  к  началу
месяца, на советские аэродромы перелетели Су-17М4Р из Баграма и МиГ-27
из Шинданда, а наземное имущество было вывезено Ил-76. Но "сухие"  еще
оставались в Афганистане - 355-й афганский авиаполк  продолжал  боевые
действия  на  Су-22.  Поставки  самой  современной  боевой  техники  и
боеприпасов правительству Наджибуллы с  уходом  советских  войск  даже
расширились. Война продолжалась, и в 1990  году  решением  ЦК  КПСС  и
Совета Министров СССР Афганистану были переданы 54 боевых самолета,  6
вертолетов, 150  тактических  ракет  и  множество  другой  техники.  У
летчиков 355-го авиаполка впереди были  еще  три  года  боев,  потерь,
участие в неудавшемся мятеже в марте 1990 года и бомбардировки  Кабула
при взятии его силами оппозиции в апреле 1992 года.





   Среди самолетов, переброшенных в  Афганистан  при  вводе  советских
войск, большую часть составляли истребители. По численности  к  началу
января 1980 года они уступали лишь вертолетам  -  "воздушным  рабочим"
армейской авиации.  Появление  истребителей  в  ВВС  40-й  армии  было
вызвано   опасением   контрмер   со   стороны   Запада.   "Агрессивный
империализм, - гласила официальная "легенда", - рвется  установить  на
склонах Гиндукуша нацеленные  на  СССР  ракеты",  поэтому  возможность
открытого столкновения с американцами и их союзниками  рассматривалась
вполне серьезно; на этот счет в докладной записке ЦК КПСС  говорилось:
"Нам придется иметь дело с  объединенными  силами  США,  других  стран
НАТО, Китая и Австралии". Не исключалось и втягивание в войну соседних
с Афганистаном мусульманских государств, которые могли  бы  придти  на
помощь "братьям по вере".
   С учетом этих прогнозов и строилась операция  по  "оказанию  помощи
народу и правительству Афганистана в борьбе против внешней  агрессии".
Для прикрытия с воздуха в состав 40-й армии включили  зенитно-ракетную
бригаду, а на аэродромы ДРА перелетели  вначале  по  одной  эскадрилье
МиГ-21бис и входивших в состав ИБА  МиГ-21ПФМ,  вскоре  усиленных  еще
одной эскадрильей "бисов". Истребителями командовал подполковник  П.И.
Николаев - командир 115-го Гвардейского ИАП, а руководство  на  уровне
армии осуществлял полковник В.П. Шпак,  заместитель  командующего  ВВС
40-й армии. Переброску осуществляли с  близлежащих  аэродромов  ТуркВО
Чирчик и Кокайты - во что выльется операция, тогда еще не представляли
и рассчитывали обойтись силами ближних частей (то же относилось  и  ко
всей 40-й армии, за  исключением  приданных  ей  десантных  частей  из
центральных округов). На всякий случай в повышенную боевую  готовность
были приведены и другие части ВВС и ПВО, вплоть  до  самых  отдаленных
военных округов; к перебазированию для защиты "южных рубежей" готовили
даже полки тяжелых перехватчиков Ту-128 с Севера.
   Нападения ожидали в первую очередь  с  южного  направления,  откуда
могли бы прорваться самолеты с авианосцев американского 7-го флота,  и
со стороны "пакистанской  военщины",  располагавшей  к  этому  времени
более  чем  200  боевыми  самолетами.  Граница  с  Ираном,  охваченным
антишахской революцией и занятым  собственными  проблемами,  считалась
относительно безопасной.
   На юге истребители разместили на аэродроме Кандагар,  расположенном
на краю Регистанской пустыни. Центральные и восточные районы  прикрыла
эскадрилья, базировавшаяся на Баграм - мощную военно-воздушную базу  в
50  км  на  север  от  Кабула,  весьма  подходившую  для   базирования
истребительной авиации. Построенный еще при короле Захир-Шахе аэродром
служил  основной  базой  и  учебным  центром  афганских  ВВС;  на  нем
находились полки МиГ-21  и  Су-7БМК,  сыгравшие  немалую  роль  в  дни
апрельской революции 1978 года.  Первоклассная  бетонная  ВПП  Баграма
имела длину 3300 м, а ее ширина позволяла истребителям взлетать  сразу
звеном. На стоянках были построены мощнейшие укрытия для  самолетов  -
настоящие крепости из валунов и камней, залитых бетоном, оборудованные
убежищами, связью и всеми необходимыми коммуникациями. Накрыть стоящие
в них самолеты можно было  только  прямым  попаданием.  Аэродром  имел
ремонтную базу, мастерские,  склады  и  хранилища  для  горючего.  Его
радиотехническое оборудование и средства руководства полетами, как все
в афганской армии, были советского происхождения и полностью подходили
для новых "постояльцев".
   Десантники, взявшие Баграм под контроль еще до начала ввода  войск,
все  сохранили  в  целости.  Операция  по  захвату   аэродромов   была
подготовлена  с   особой   тщательностью   -   спецназовцы   прекрасно
ориентировались ночью на авиабазе и  быстро  овладели  всеми  узловыми
сооружениями, на имевшихся у них планах были указаны даже  расстановка
мебели в помещениях  и  направления,  в  которых  открывались  входные
двери.
   Близость  Баграма  к  границе  СССР   упрощала   снабжение.   Кроме
истребителей,  на  аэродроме  разместили  разведывательную  эскадрилью
МиГ-21Р и вертолеты, развернули полевой командный пункт и узел связи.
   Первую зиму авиаторам пришлось провести в палатках и  оборудованных
на скорую  руку  землянках.  Затем  появились  домики-модули,  сборные
ангары  для  техники  и  целые  кварталы  самостроя   из   единственно
доступного материала - досок от бомботары и  снарядных  ящиков.  Через
несколько лет эти временные постройки так разрослись, что  прилетавшие
на смену  полки  встречали  целые  поселки  бомботарных  домов,  среди
которых были даже бани с саунами.
   Вторжение империалистов в Афганистан  так  и  не  состоялось,  хотя
пропаганда свое дело сделала многие из оказавшихся в декабре 1979 года
в ДРА искренне верили, что  буквально  на  несколько  часов  опередили
американцев и даже "слышали" гул их самолетов.
   Противника в воздухе не было, но очень скоро  истребителям  нашлась
другая работа. С началом  проведения  операций  40-й  армии  удары  по
наземным целям на долгое время стали основным занятием  истребительной
авиации.
   В ходе войны афганские истребители сменили свои МиГ-21ПФ  на  более
современные МиГ-21МФ и МиГ-21бис.
   До весны  1980  года  советское  командование  старалось  не  вести
масштабных   боевых   действий.   Предполагалось,   "обозначив"   свое
присутствие в Афганистане и посадив там правительство Кармаля, вывести
войска. Но "дружественный афганский  народ"  на  поверку  оказался  не
очень восприимчив к идеалам социализма, а неуклюжие  попытки  наладить
"новую жизнь", зачастую  противоречившие  местным  обычаям  и  законам
шариата, лишь множили количество недовольных.
   Жителям горных селений, слабо разбиравшимся  в  тонкостях  политики
(многие всерьез считали,  что  Советский  Союз  захватили  китайцы,  и
поэтому  "шурави"  пришли  на  афганскую  землю),  было  не  привыкать
бороться за свою независимость,  а  обращению  с  оружием  у  пуштунов
учились с детства.
   Для ликвидации  очагов  сопротивления  советским  войскам  в  конце
февраля был отдан приказ совместно с частями  афганской  армии  начать
активные боевые действия, прежде всего вокруг столицы, в  приграничных
с Пакистаном районах. Первую  крупную  операцию  провели  в  провинции
Кунар в марте 1980 года. Продвижение советского мотострелкового  полка
в направлении города  Адасабада  поддерживали  истребители.  Специфика
афганских  условий  сразу  дала  о  себе  знать  -  продвижение  войск
сопровождалось непрерывными обстрелами, а прилетавшие летчики не могли
отыскать прячущиеся среди скал и нагромождений камней огневые точки  -
мешали большая скорость, да  и  время  подлета  (авиацию  вызывали  по
радио) позволяло противнику сменить  позиции.  Пилотам,  знавшим,  что
цели должны находиться "где-то здесь" (пользуясь при этом  устаревшими
картами, не менявшимися с 50-х  годов),  пришлось  наносить  удары  по
площадям, накрывая квадраты вдоль дороги. Дважды при  этом  под  огонь
авиации попадали свои войска, к счастью, обходилось без жертв.
   В то же время пришлось усилить авиационную группировку и на  западе
Афганистана: часть истребителей перебросили  на  аэродром  Шинданда  -
крохотного городка в пустыне  у  иранской  границы,  где  располагался
крупный аэродром с полосой длиной 2940  м,  ставшего  опорным  пунктом
советских войск в этих местах. Шинданд, Баграм, а также Кандагар  и  в
дальнейшем оставались базовыми  аэродромами  ИА,  между  которыми  при
необходимости производилась переброска  самолетов  для  сосредоточения
мощных ударных групп, служа своего рода "сухопутными  авианосцами",  у
которых концентрировались и другие части. Северные провинции ДРА Балх,
Джузджан  и  Фариаб,  в  основном  "обслуживали"  МиГ-21  с  аэродрома
Кокайды, находившегося в Узбекистане всего в 25 км от границы, летчики
которого называли местные банды "своими подшефными".
   На первом этапе войны самолетный парк ИА состоял только  из  МиГ-21
модификаций "бис". Тяжеловатые  и  не  особенно  любимые  летчиками  в
Советском Союзе МиГ-21СМТ,  предполагавшиеся  к  посылке  в  ВВС  40-й
армии, в конечном счете в ДРА так и не попали, хотя и могли проявить в
афганских  условиях  свои  достоинства  -  увеличенный  запас  топлива
обеспечивал ему большую продолжительность  полета  (и  на  200-250  км
большую дальность), зачастую так необходимую в  рейдах  над  лишенными
ориентиров горами  и  пустынями.  Причиной  послужили  худшие,  чем  у
"бисов", взлетные качества и  неустойчивость  перегруженного  топливом
самолета, особенно ощутимая в разреженном горном воздухе.
   При постановке задач командование ВВС 40-й армии не  делало  особых
различий между истребителями и истребителями-бомбардировщиками. Работы
хватало всем,  а  по  выучке  истребители  не  уступали  летчикам  ИБА
(бомбометание и штурмовка входили в курс боевой подготовки  ИА).  Хотя
прицельное оборудование  МиГ-21бис  (самолет  имел  только  стрелковый
прицел АСП-ПФД) и выглядело более скромным по  сравнению  с  лазерными
дальномерами и допплеровскими  радиосистемами  Су-17  и  Су-25,  но  в
горах, занимающих 80%  территории  Афганистана  и  служивших  основным
прибежищем противнику, сложная автоматика давала много промахов, и  на
первый  план  выходили  навыки  и  индивидуальные   приемы   летчиков,
прицеливавшихся при сбросе бомб "по кончику ПВД". Эффективность ударов
при отсутствии знакомых по  боевой  учебе  целей  -  скоплений  боевой
техники,  сооружений,  позиций  ракет  и   артиллерии   -   оставалась
невысокой.
   Летавший  молодым  лейтенантом  на  МиГ-21бис  М.  Правдивцев   так
вспоминал о своем первом боевом вылете в  Парминском  ущелье  рядом  с
Баграмом: "После постановки задачи я спросил у комэска: "А  как  бомбы
сбрасывать? Он мне объяснил, что главное - держать  боевой  порядок  и
смотреть на него. Как только у него бомбы сойдут, то и мне  сбрасывать
с задержкой "и р-раз", чтобы бомбы рассеялись, потому  что  с  первого
захода я все равно не найду, куда целиться, тем  более,  что  удар  мы
должны наносить по  "предполагаемым"  огневым  точкам.  Взлетели  рано
утром, над целью пикируем куда-то  в  темень.  Сброс.  Вывод.  Ведущий
докладывает, что "капель" больше нет, работу  закончили  и  уходим  на
точку".
   "Бис" уверенно поднимал до  тонны  бомб,  но  обычно  МиГ-21  несли
нагрузку, не превышавшую двух 250-кг бомб  -  сказывались  разреженный
воздух высокогорья и жара (уже при обычных для этих  мест  +35ЬС  тяга
двигателей Р25-300 падала на 15%).  В  этих  условиях  при  нормальном
взлетном весе разбег самолета достигал 1500 м против обычных 850 м,  а
с "пятисотками" самолет к тому же становился труден  в  управлении  на
взлете  и  заметно  терял  скороподъемность.  Брать  большую  бомбовую
нагрузку  за  счет  сокращения  заправки  было  рискованно  -  летчики
предпочитали иметь навигационный запас топлива при возвращении  домой.
Если обнаружить аэродром все же не удавалось, инструкция  предписывала
взять  курс   на   север   и,   после   полной   выработки   горючего,
катапультироваться над советской территорией.
   В   первый   период   боевых   действий   тактика   не   отличалась
разнообразием: к цели самолеты, ведомые опытным летчиком, шли в  строю
колонны или пеленга, нанося удар один за другим, а иногда выстраиваясь
в круг. Штурмовка цели производилась  последовательно  поодиночке  или
парами с пикирования бомбами, НАР и пушечным огнем. Ответная  стрельба
из автоматов и дедовских винтовок при этом не принималась в расчет,  и
на  открытой  местности  летчики  МиГов  отваживались   снижаться   до
предельно малых высот для достижения внезапности атаки. Включив форсаж
и выйдя на сверхзвук, они подавляли врага  громовым  раскатом  ударной
волны, от  которой  вьючные  лошади  и  верблюды  (основной  транспорт
душманов)  в  ужасе  разбегались  по  окрестностям.  Удары  наносились
группами в 4-8  истребителей  -  в  условиях,  когда  каждый  дувал  в
кишлаках, скала  и  расщелина  в  горах  могли  служить  укрытием  для
противника, атака меньшими силами была неэффективна. При необходимости
на бомбардировку баз и укрепленных районов  уходили  12-16  самолетов.
Особенностью действий ИА стала работа  по  объектам,  расположенным  в
высокогорных  районах,  куда  не  могли   "дотянуться"   вертолеты   и
штурмовики. Истребители участвовали и в проводке транспортных  колонн,
образуя "внешнее кольцо" охраны. Над самой  колонной  непосредственное
прикрытие вели сопровождавшие ее вертолеты.
   Для более надежного взаимодействия с авиацией в состав колонн стали
включать корректировщиков и  авианаводчиков  (их  назначали  из  числа
летчиков и штурманов, по разным причинам  оставивших  летную  работу).
При проведении боевых операций их  придавали  каждому  мотострелковому
или десантному батальону. Обязанности наводчика требовала  постоянного
внимания, хорошей ориентировки на местности, тактических  способностей
- от него зависела эффективность авиационной поддержки, и  при  мощных
налетах   место   на   КП   занимал   командир   работавшего    полка.
Корректировщики, сопровождавшие войска в боевых порядках, должны  были
обладать еще и немалой выносливостью - им приходилось волочить на себе
громоздкую 23-килограммовую рацию с блоком аккумуляторов.
   Положение своих войск при штурмовке  обозначалось  цветными  дымами
сигнальных шашек, по ним же при поиске целей, руководствуясь командами
с  земли,  определялись  летчики.  Противник  быстро  оценил  значение
"управляющих" и старался вывести их из строя в первую очередь. Пленные
моджахеды рассказывали, что их специально инструктируют по обнаружению
и  уничтожению  авианаводчиков.  Другой  тактической  новинкой   стало
взаимодействие авиации  с  артиллерией  -  летчики  наносили  удар  по
разрывам, прицеливаясь по хорошо видимым облакам пыли у цели.
   У истребителей, базировавшихся в Шинданде, "дежурной  целью"  стали
окрестности лежащего неподалеку Герата - старинного  торгового  города
на пересечении важных дорог, по которым велось  снабжение  гарнизонов.
Вплотную к городу подступала обширная "зеленая зона", и  хозяйничавшие
в ней банды свободно чувствовали себя не только в окрестных  поселках,
но и в самом городе. За право контроля  над  Гератом  шла  непрерывная
борьба,  в  которой  обстрелы  и  операции  по  очистке  сочетались  с
попытками переговоров и даже взаимных  торгов  (моджахеды  соглашались
оставить в  покое  местную  цементную  фабрику  в  ответ  на  обещание
пощадить родную деревню одного из местных "авторитетов"). Веское слово
в этой борьбе оставалось за  авиацией.  Временами  налеты  на  древний
город следовали беспрерывно, и в  результате  западная  часть  Герата,
где,   по   словам   побывавших   в   городе   западных   журналистов,
"бомбардировки были более чем интенсивными", была полностью  разрушена
и превращена в развалины.
   Чаще всего применялись бомбы  ФАБ-250  и  ОФАБ-250-270  с  площадью
поражения до 1200 кв.м, а также разовые бомбовые кассеты  РБК-250-275,
вмещавшие 150 осколочных боеприпасов АО-1сч  (Авиабомба  АО-1сч  имеет
массу 1.2 кг, ее корпус отлит из сталистого чугуна, дающего  множество
осколков с убойной силой в радиусе до 12 м.)  и  накрывавшие  цели  на
площади до 4800 кв.м. Еще  большей  эффективностью  обладали  "шарики"
РБК-500, разлетавшиеся в радиусе 350-400 м. Пара самолетов с РБК могла
полностью "накрыть" кишлак, а с  воздуха  четко  просматривалась  зона
поражения - очерченный пыльными клубками эллипс длиной 300-400 м.
   Широко  использовались  НАР  С-5  разных  типов,  запускавшиеся  из
универсальных блоков УБ-16-57 и УБ-32-57. Против живой силы -  крупных
банд и в местах базирования моджахедов применялись  также  специальные
НАР С-5С со стреловидными поражающими элементами. Каждая такая  ракета
несла 1000 оперенных стальных стрел, на подлете к  цели  выбрасываемых
вперед вышибным зарядом и способных  изрешетить  все  на  15-20  кв.м.
Немалое воздействие на противника оказывал и сам  вид  залпа  десятков
ракет, после  которого  цель  исчезала  в  сплошных  разрывах.  Другим
распространенным видом оружия были крупнокалиберные 240-мм  НАР  С-24,
большая  дальность  пуска   которых   позволяла   летчикам   увереннее
чувствовать себя в стесненных для маневра горных распадках,  во  время
выхода из атаки. Мощная осколочно-фугасная боевая часть С-24 разносила
в  пыль  толстостенные  глинобитные  дувалы,  за  которыми  укрывались
душманы, и превращала в груды камней огневые точки в горах.  По  своей
эффективности БЧ С-24  не  уступала  тяжелому  снаряду  и  давала  при
разрыве до 4000 крупных осколков, поражавших противника на 300-400 м.
   При уничтожении "крепких орешков" типа скальных  укрытий  и  пещер,
служивших  душманам  надежными   убежищами   и   складами,   наилучшие
результаты  давали  толстостенные   бомбы   ФАБ-250тс   и,   особенно,
ФАБ-500тс, имевшие прочный литой корпус (обычными  фугасками  поразить
пещеру можно было лишь при попадании в малозаметное устье, а взрывы на
поверхности давали  только  выбоины).  Толстостенная  бомба,  пробивая
скалу и разрываясь в толще камня, вызывала обвалы и обрушивание сводов
пещер. Такие боеприпасы  широко  применялись  при  "закрытии"  базы  в
горном массиве Луркох в провинции Фарах в январе 1981 года,  в  Черных
горах в сентябре того же года, где душманы пытались перерезать  дорогу
на Кандагарб и в других местах. Чаще всего, однако, выбор  боеприпасов
определялся их  наличием  на  складах  из-за  трудностей  с  подвозом.
Случалось, запасы исчерпывались настолько,  что  командование  урезало
норму до минимума, заставляя летчиков брать не больше одной  бомбы  за
раз.
   Направлявшиеся в Афганистан истребительные полки оставляли на месте
часть самолетов (чтобы не оголять аэродром  основного  базирования)  и
обычно имели в своем составе две усиленные эскадрильи с  общим  числом
30-35  самолетов.  Особенно  большую  нагрузку   несли   учебно-боевые
МиГ-21УС/УМ.  Помимо  тренировок,  спарки  использовались  в  вывозных
полетах, в которых летчики знакомились с районом боевых  действий  для
ведения разведки и целеуказания (место инструктора  при  этом  занимал
опытный летчик или  штурман,  хорошо  знавший  местность).  С  помощью
спарок выполняли руководство, когда над местом удара "висел"  кто-либо
из штаба ВВС, и контроль результатов налетов.
   Для дневной и  ночной  фотосъемки  местности  применялись  МиГ-21Р,
оснащенные аэрофотоаппаратами АФА-39 и АШФА. В состав их  оборудования
входил  и   магнитофон,   на   который   летчик   записывал   "путевые
впечатления". Разведывательные МиГи использовались при ночных  ударах,
подсвечивая  район  налета  "люстрами"  -  осветительными  авиабомбами
САБ-100 и САБ-250. Они участвовали  в  атаках  и  поиске  караванов  с
оружием, особенно по ночам, благо разведчики были  в  числе  немногих,
кому поручалась рискованная ночная работа в горax (если  днем  досмотр
вели поисковые группы на вертолетах, то скрывавшийся в темноте караван
вез явно не изюм, и его судьба решалась однозначно). Экипажи  МиГ-21Р,
лучше других знавшие, где искать цель,  вели  и  "свободную  охоту"  -
самостоятельный поиск и уничтожение  противника.  В  этом  случае  они
несли подвесные баки и две РБК-250-275 или 2-4 НАР С-24.
   Афганские истребители летали на МиГ-21МФ и МиГ-21бис (к весне  1980
года в Мазари-Шарифе находились также 50 МиГ-17Ф/ПФ,  использовавшиеся
для штурмовки). В технике пилотирования  многие  из  них  не  уступали
советским летчикам, и причина  этого  крылась  отнюдь  не  в  глубокой
"идейной убежденности". Афганские пилоты большей частью были выходцами
из знатных пуштунских и таджикских родов, чувствовали себя  в  воздухе
раскованно и мало обращали  внимание  на  всевозможные  наставления  и
ограничения,  излюбленные  в  наших  ВВС.   При   этом,   однако,   их
боеспособность нельзя было назвать высокой - летали  афганцы  от  силы
2-3 дня в неделю  с  обязательным  предписанным  Кораном  выходным  по
пятницам. Выполнением боевых задач они себя особо не утруждали, считая
бомбовую нагрузку из пары "соток" вполне достаточной (да  и  те  часто
ложились в стороне от цели). Случалось, из взрывателей бомб оружейники
забывали вынуть чеки, превращая их в бесполезный груз. Штаб 40-й армии
отмечал: "в самостоятельных действиях  у  афганцев  пропадает  желание
воевать" и, чтобы повысить результативность боевой  работы,  советским
инструкторам  нередко  приходилось  самим  занимать  места  в  кабинах
афганских самолетов.
   Подготовка машин союзников оставляла желать лучшего, а при малейшем
повреждении самолеты  даже  не  пытались  восстанавливать,  пуская  на
запчасти,  а  то   и   просто   разворовывая.   Достопримечательностью
Шинданского аэродрома  долгое  время  был  "промазавший"  при  посадке
самолет, хвост которого торчал из пролома в  стенке  местного  КП,  со
второго этажа которого как ни в чем ни бывало  продолжали  разноситься
команды. ВВС ДРА теряли в 3-4 раза больше машин, чем советские  части,
- получение дармовой техники из СССР было гарантированно.  Впрочем,  о
судьбе поставок ни у кого не было  иллюзий,  и  среди  этих  самолетов
попадались успевшие повоевать подремонтированные машины, еще хранившие
на  бортах  звездочки  -  отметки  о  боевых  вылетах.  Всего  же,  по
официальным оценкам, на оказание военной помощи ДРА было израсходовано
более 8 млрд. долларов.
   Основная тяжесть боевой работы оставалась на  советских  авиаторах,
не знавших ни выходных, ни праздников. За год  пребывания  в  ДРА  они
успевали налетать 2.5-3 нормы "мирного времени", при этом на отдельных
самолетах выполнялось  450-470  вылетов.  Рекорд  среди  истребителей,
видимо,   принадлежал   начштаба   190-го   ИАП   подполковнику   А.А.
Почиталкину, успевшему за  год  работы  563  раза  слетать  на  боевые
задания. За 1984 год на ИА приходилось 28% от общего числа  БШУ  и  6%
всех разведрейдов. Интенсивность боевой  работы  летчиков-истребителей
была на треть выше, чем в ИБА и опережала даже штурмовиков, уступая по
напряженности  только  экипажам  вертолетов.  Со  временем  еще  более
возросшая  нагрузка  заставила  комплектовать  полки  вторым  составом
летчиков и техников из других частей. Это позволяло приобрести  боевой
опыт работы большему  числу  авиаторов  и,  по  возможности,  удержать
нагрузку на людей в  допустимых  пределах  (хотя  и  при  этом  каждый
рабочий день, начинавшийся еще до восхода солнца, длился 12-14  часов,
а полк  успевал  "переработать"  15,  20,  а  то  и  30  тонн  бомб  и
"допустимые пределы" сводились к тому, что люди все же  не  падали  от
усталости).
   Хотя многие вылеты приходилось  выполнять  на  пределе  возможности
техники, надежность МиГ-21 оказалась весьма высокой. Боеготовые машины
в  полках  составляли  85-90%,  и   даже   по   сложным   системам   -
навигационному и радиооборудованию -  число  отказов  было  небольшим.
Нарекания вызывало остекление  фонаря,  быстро  желтевшее  и  терявшее
прозрачность от солнца и пыли (недостаток, унаследованный  и  МиГ-23).
Вездесущая, всепроникающая пыль полностью забивала топливные фильтры и
жиклеры уже через 5-7 часов работы, что грозило остановкой двигателя в
полете. В летнюю жару садившиеся  самолеты  встречали  с  поливальными
машинами  или  просто  с  ведрами   воды,   чтобы   быстрее   охладить
перегревшиеся тормоза - иначе давлением могло  "разнести"  пневматики.
Интенсивная эксплуатация все же не могла  не  сказаться  на  состоянии
техники - из-за недостатка времени регламентные работы выполнялись  на
скорую руку (привычно записывая "в полном  объеме"),  ремонтировать  и
латать самолеты  приходилось  на  месте.  После  года  работы  на  них
накапливались многочисленные дефекты, был полностью "выбит" ресурс,  и
по возвращении в СССР истребители приходилось отправлять в капитальный
ремонт. Подтверждением были и данные отчетности:  аварии  по  небоевым
причинам в тяжелых условиях работы не уступали, а часто и превосходили
потери от огня противника.
   С усилением ПВО моджахедов самолеты все чаще натыкались на зенитный
огонь. По  сообщениям  летчиков,  горы  буквально  искрили  "сваркой",
особенно возле баз и опорных пунктов, прикрытых 12.7-мм пулеметами ДШК
китайского производства и  14.5-мм  зенитными  горными  установками  с
дальностью поражения до 2000 м. В 1985 году  на  их  долю  приходилось
62.5% всех боевых повреждений самолетов.  Основными  причинами  потерь
командование ВВС  признавало  недостатки  в  планировании  операций  и
недостаточный учет ПВО противника.
   Чтобы застать моджахедов врасплох и  не  дать  организовать  огонь,
предлагалось практиковать атаки со  сверхмалых  высот  (до  50-60  м).
Однако эта тактика, выработанная для европейского  ТВД,  не  встретила
энтузиазма среди летчиков, так как в условиях сложного рельефа в таких
полетах на малой высоте приходилось уменьшать скорость, а при снижении
в межгорья велик был риск нарваться на засаду или  попасть  под  огонь
сверху.   Практичнее   стало   прокладывание   безопасных   "обходных"
маршрутов, выход к цели с  направлений,  не  прикрытых  ПВО,  уход  на
безопасные высоты.
   Помимо  этого,  начали  применять  "активные   меры"   -   выделять
специальные группы для подавления ПВО. Борьба с  зенитными  средствами
оказалась небезопасной - уничтожить позицию можно было  только  прямым
попаданием,  иначе  на  смену  "выбитому"  расчету  тут  же   приходил
следующий, и огонь возобновлялся (иногда один за другим сменялись  2-3
стрелка). Нередко противник оборудовал рядом несколько зенитных точек,
разнесенных по высоте, и самолет, атаковавший одну из них, попадал под
огонь соседних. Чтобы сократить время пребывания под  обстрелом,  удар
следовало наносить на большой скорости, не ниже 950-1000 км/ч,  и  для
этого чаще всего выделялись истребители, вооруженные  НАР  или  РБК  с
шариковым  или  осколочным  снаряжением.  В  МиГ-21,  стремительный  и
меньший, чем Су-17, нелегко было попасть.
   При  этом  тактика  истребителей  имела   свои   особенности:   для
достижения внезапности удар наносился со  стороны  солнца,  слепившего
наводчиков, выход из атаки истребители выполняли боевым  разворотом  с
энергичным набором высоты и резким отворотом-"крючком" в сторону;  при
необходимости выполнялся "звездный  налет"  ("ромашка"),  при  котором
атаки следовали непрерывно  с  разных  направлений,  мешая  моджахедам
вести  прицельный  огонь.  Иногда  выделяли  демонстрационное   звено,
имитировавшее налет и отвлекавшее на себя внимание  зенитчиков,  в  то
время как ударная группа выходила в атаку с другой стороны.
   Расчисткой местности от очагов  зенитного  огня  сопровождались  не
только авиационные налеты, но и высадка вертолетных десантов.  Так,  в
упоминавшейся операции, проводившейся в  январе  1982  года  в  районе
города Дарзаб (ее целью было уничтожение банд в  приграничных  с  СССР
районах), для борьбы с ПВО использовали 12  МиГ-21бис,  которые  несли
РБК-250-275 с осколочной "начинкой".  В  октябре-ноябре  1985  года  в
центральных провинциях Каписа, Баглан и  Парван  авиация  нанесла  127
ударов, поддерживая высадку 2190 десантников, занявших ключевые дороги
и перевалы.
   Опасность подстерегала самолеты и на земле. Несмотря на вертолетные
дозоры и огромное количество мин, которыми были нашпигованы подходы  к
аэродромам, время от времени  душманам  удавалось  накрыть  самолетные
стоянки минометным или ракетным  огнем.  Особенно  страдала  при  этом
авиация правительственных войск. Охрана  у  афганцев  была  поставлена
крайне небрежно, и в Шинданде на земле моджахедам  удалось  уничтожить
практически весь полк Ил-28.  Доставалось  и  советским  самолетам.  В
апреле 1984 года при ночном обстреле Баграма мина  попала  в  один  из
МиГ-21. Из баков превратившегося в факел истребителя хлынул керосин, и
пожар тут же охватил всю стоянку. Подбегавшие  к  пожарищу  полуодетые
летчики запускали двигатели машин  и,  не  зажигая  фар,  в  кромешной
темноте пытались вывести их из огня. Самолеты вокруг спасла обваловка,
в которой находились горящие истребители, но от всего  звена  остались
лишь  обгорелые  хвосты,  двигатели  да  стеклопластиковые  конуса  на
бетоне.
   Для защиты аэродромов  их  наземную  охрану  усилили  и  довели  до
четырех батальонов, располагавших 50-70  бронемашинами.  По  периметру
стоянок были оборудованы многочисленные посты и огневые точки, основой
которых становились изувеченные в боях БТР и БМП,  врытые  в  землю  и
заваленные металлоломом и камнями.
   Опробовали и систему предупреждения, прозванную "чертовым  глазом",
состоявшую из установленных вокруг аэродромов датчиков, реагирующих на
тепло и металл (их сигнал означал приближение в ночной  тьме  людей  с
оружием).
   В июле 1984 года МиГ-21бис в  ВВС  40А  сменили  более  современные
истребители МиГ-23МЛ с двигателями Р-35-300 с тягой на  форсаже  13000
кгс и новым прицельным оборудованием. От прежних моделей  "эмэловские"
МиГ-23 отличались большей тяговооруженностью,  лучшей  маневренностью,
скороподъемностью  и  высотностью  -   качествами,   незаменимыми   на
афганских  аэродромах.  "Двадцать  третьи"  окрестили   "грифами",   а
небольшой по сравнению с ними МиГ-21 прозвали "веселым".
   Направлявшиеся в Афганистан МиГ-23МЛ, МЛА  и  МЛД  (со  временем  к
стандарту последнего с установкой "зуба" на  центроплане,  повышавшего
маневренность и устойчивость на больших углах  атаки,  было  приведено
большинство машин)  проходили  доработку  системы  запуска  двигателя,
повышавшую надежность работы в жарком климате и оборудовались  блоками
отстрела тепловых ловушек ВП-50-60 для защиты от  ПЗРК.  Установленные
на центроплане блоки вмещали 60 мощных  инфракрасных  патронов  ЛО-43,
каждый из которых нес полуторакилограммовый заряд  термитной  смеси  с
температурой горения 2000-2200ЬС. Автомат  выброса  ловушек  включался
летчиком при боевом заходе (запаса патронов хватало на 5-7 атак) и при
взлете-посадке.  На  малых  высотах  вблизи  аэродрома  предписывалось
отстрел  прекращать  -  потушить  упавшую  на   землю   ловушку   было
невозможно. Однако, не желая  рисковать,  летчики  продолжали  пускать
"фейерверк"  до  самой  земли,  и  окрестности  аэродромов  постепенно
покрылись  выжженными  черными  проплешинами.  Не   обошлось   и   без
инцидентов - в Кабуле весной 1986 года упавшие ЛО-43 сожгли  постройки
английского посольства, а в октябре 1988 года  в  Баграме  истребители
"уронили" ловушку на штабель таких же патронов, что на несколько часов
заставило прекратить  полеты  -  по  всему  аэродрому  метались  сотни
огненных шаров, жертвой которых и стал  аварийный  Су-25,  оказавшийся
неподалеку. В комплекс доработки вошли и еще 16 патронов в  специально
переоборудованном пилоне подфюзеляжного бака,  отстреливавшиеся  после
его  сброса  (однажды  эти  "аварийные"  ловушки  из-за  несработавшей
блокировки прошли прямо сквозь дюраль бака, к счастью,  не  приведя  к
взрыву").
   Увеличенная боевая нагрузка МиГ-23МЛД позволила  им  освоить  новые
"профессии",  в  том   числе   и   минирование   с   воздуха,   широко
использовашееся для блокирования базовых районов и путей  передвижения
моджахедов, особенно в приграничной полосе. На МиГ-23МЛД подвешивались
2-4 универсальных контейнера малогабаритных грузов (КМГ-У), из которых
мины и небольшие осколочные бомбы разбрасывались с высот 600-1000 м на
скоростях 900-1200 км/ч. МиГ-23МЛД  мог  нести  и  более  мощные,  чем
МиГ-21,  блоки   неуправляемых   ракет   Б-8.   Нашли   применение   и
многозамковые держатели МБД2-67у, с которыми истребители  могли  нести
по 10 "соток".
   Боевой опыт дорого обходился летчикам.  27  декабря  1985  года  на
аэродром  не  вернулся  старший  штурман  655-го  полка  А.  Левченко,
атаковавший цели вблизи Джабаль-Уссарадж. В  ущелье  он  наткнулся  на
очередь  замаскированной  зенитки.   Ведомый   ясно   видел   разрывы,
поразившие кабину и борт самолета  командира,  который,  не  выйдя  из
пикирования, врезался в огневую точку. В  апреле  1987  года  огнем  с
земли был подбит Миг-23МЛД командира 190-го  полка  Л.  Фурсы,  летчик
пытался тянуть его  домой,  но  был  вынужден  катапультироваться  над
горами.
   С появлением у противника ПЗРК опасность  для  авиации  многократно
возросла. Поначалу летчиков выручала неопытность моджахедов  -  бывали
случаи,  когда  стрелки  забывали  подключить  источники  питания   (у
наиболее властных командиров промахнувшийся при этом лишался  головы),
- но освоение нового оружия проходило быстро. Компактный и  простой  в
обращении ПЗРК позволял душманам организовывать  засады  на  маршрутах
полетов и вблизи аэродромов. Чтобы обезопасить самолеты  на  взлете  и
посадке,  когда  скорость  и  высота   недостаточны   для   выполнения
противоракетного маневра, было организовано вертолетное патрулирование
в радиусе 3-4 км вокруг аэродрома. Отличить стрелка со "Стингером"  от
мирного  крестьянина  с  воздуха  почти  невозможно  и,  несмотря   на
действовавший с 1981  года  приказ,  категорически  запрещавший  атаки
неопознанных  целей,  огонь   на   поражение   открывали   по   любому
подозрительному,  появлявшемуся  в  "запретной   зоне".   Прочесывание
окрестностей не прекращали  и  ночью,  ведя  поиск  с  помощью  САБ  и
приборов ночного видения. Ради уменьшения опасности, летчикам пришлось
освоить почти акробатические приемы. Так,  "набор  высоты  с  большими
градиентами"  позволял  выйти  на  безопасный  эшелон,  оставаясь  под
прикрытием круживших вертолетов. Сразу после отрыва самолет ложился  в
крутую восходящую спираль с  креном  и  тангажом  до  30Ь  и  в  таком
положении  "ввинчивался"  в  небо.  Посадка  выполнялась  без  обычной
"коробочки" вокруг аэродрома и требовала ювелирного расчета,  особенно
при  возвращении  с  задания  группы.  Выйдя   на   аэродром,   группа
распускалась, доворачивая на посадочный  курс  и  начиная  снижение  с
безопасных 3500 м. Для торможения выпускали закрылки, щитки и шасси  и
один за другим неслись вниз в крутом снижении, быстро теряя  высоту  с
предельно короткими интервалами  между  машинами.  Глиссада  при  этом
сжималась до предела - над ближним приводом проходили на 600 м, убирая
обороты двигателя до "малого газа". Выравнивание летчики выполняли уже
над краем ВПП и, не останавливаясь после пробега,  освобождали  полосу
для садившихся  следом  машин,  шедших  в  нескольких  сотнях  метров.
Посадка эскадрильи занимала считанные  минуты.  Сторонние  наблюдатели
замирали от этого впечатляющего зрелища, а в кабинах МиГов беспрерывно
надрывалась сигнализация, предупреждавшая  о  приближении  критических
режимов полета. Ценой снижения боевых потерь при таких посадках  стала
возросшая аварийность - из-за сложности маневра и  большой  посадочной
скорости самолеты нередко не вписывались в створ полосы,  вылетали  за
ее пределы, "разувались" на пробеге  и  получали  повреждения.  Только
осенью-зимой 1987 года на посадке "подломали" три  истребителя  168-го
ИАП, один из которых замполит полка М. Провоторов "приложил"  о  землю
до начала ВПП, снеся о ее порог ПТБ и ракеты, а  два  других  сошлись,
догнав друг друга на полосе, причем консолью соседа  с  одного  сшибло
фонарь и разрубило форкиль.
   В конце 1986 года у моджахедов появились  новые  американские  ПЗРК
"Стингер", позволявшие поражать цели на высоте до 3500 м. Их  массовое
применение (а по американским данным, в Афганистан попали  около  1000
"Стингеров") заставило серьезно  изменить  тактику.  В  борьбе  с  ПВО
уничтожить все "отдельно стоящие  цели"  -  стрелков  с  ПЗРК  -  было
нереально, и решением проблемы стало нанесение ударов с больших высот.
Истребители  практически  перестали  применять  ракетное  и   пушечное
вооружение  (при  возросших  дистанциях  стрельбы   огонь   становился
неточным  из-за  большого  рассеивания  снарядов)  и  почти  полностью
перешли на бомбы, выгодно отличавшиеся большой мощностью  и  простотой
применения.
   Противник  в  этой  борьбе   не   оставался   в   долгу,   проявляя
изобретательность и изощренность. Весной 1987 года в грузе  одного  из
караванов помимо оружия и боеприпасов обнаружили кислородные баллоны и
маски - с  их  помощью  моджахеды  Ахмад  Шаха  (кстати,  инженера  по
образованию) собирались  поднять  "потолок"  своих  зенитных  средств,
устраивая засады на вершинах горных пиков.
   С больших высот обнаружить противника стало нелегко.  Целеуказанием
занимались пилоты с солидным боевым стажем, хорошо знавшие  местность.
Обычно для выполнения  этих  задач  привлекались  МиГ-23,  на  большой
скорости выходившие к объекту атаки и обозначавшие его  осветительными
или дымовыми бомбами. Султан дыма становился  ориентиром  для  пилотов
основной группы, наносивших удар с безопасной  высоты.  Как  вспоминал
майор  М.  Огерь,  "в  феврале  1988  года  мы  вылетели   эскадрильей
поддержать блокированных на окраине  кишлака  у  Гардеза  десантников.
Кишлак оказался большим, дувалы сплошь занимали долину,  и  где  внизу
идет бой, не то что разобрать где свои и чужие, - мы никак  не  могли.
Ведущий Толя Язон хотел было "отметиться"  бомбой  прямо  по  кишлаку,
чтобы снизу подсказали, в какой стороне от разрыва  наши  залегли.  Но
тут кого-то осенило, и по радио прокричали, что между ними и  "духами"
горит автобус. Полосу гари от коптивших покрышек увидели, прикинули  -
что к чему и аккуратно положили бомбы, стеной разрывов накрыв "духов".
   Истребители принимали участие  в  массированных  налетах,  которыми
сопровождалось уничтожение опорных пунктов  моджахедов.  В  феврале  -
апреле 1986 года в ходе операции по  разгрому  "Волчьей  ямы"  -  базы
Джавара под Хостом, имевшей три линии обороны, 49 складов  с  оружием,
свои учебный  центр  и  патронный  завод,  истребители  действовали  в
составе смешанных авиагрупп, в которых на задание уходили 8-16  Су-17,
12-18 МиГ-23 и 12-18 Су-25. На разгромленной базе были уничтожены  252
огневые позиции и более 2000 оборонявшихся. Успех однако был далеко не
полным - почти все запасы с базы противник успел вывезти, а с  отходом
войск вновь занял Джавару.
   Инциденты, начавшиеся на границе  с  Пакистаном,  прибавили  работы
истребителям. Исламабад уже не ограничивался  обучением  и  снабжением
афганской оппозиции, а пакистанская армия сама  начала  втягиваться  в
войну, оказывая моджахедам поддержку, прежде всего в борьбе с авиацией
- самым грозным противником.
   Не  ограничиваясь  охраной  воздушного  пространства,  пакистанские
летчики  со  своей  стороны  атаковали  ракетами  появлявшиеся  вблизи
границы советские и афганские  самолеты  (досягаемости  "Сайдвиндеров"
для этого хватало). Зная, что советские летчики  связаны  приказом  не
входить в десятикилометровую приграничную зону и не пускать  ракеты  в
сторону границы, избегая  "провокаций",  пакистанцы  чувствовали  свою
безнаказанность и все чаще стали залетать на территорию Афганистана. И
тут уже они не могли не встретиться с МиГами.
   Для прикрытия ударных групп выделялась пара  или  звено  МиГ-23МЛД,
патрулировавшие воздушное пространство в районе налета. Их  вооружение
составляли две ракеты средней дальности Р-24Р/Т и 2-4 ракеты  ближнего
боя  Р-60.  Для  увеличения  продолжительности  полета   под   фюзеляж
подвешивали дополнительный бак  емкостью  800  литров.  При  нанесении
массированных  ударов,  проводившихся  силами  нескольких   полков   с
аэродромов ТуркВО (их приходилось встречать у границы и сопровождать к
месту атаки), МиГ-23 несли еще два бака под крылом.
   Поиск  противника  истребители  вели   самостоятельно   с   помощью
бортового  радиолокационного  прицела   "Сапфир-23МЛ"   с   дальностью
обнаружения целей 70 км  и  теплопеленгатора  ТП-23М.  Обходиться  без
традиционного для ИА наведения с земли  заставляло  отсутствие  в  ДРА
единой  сети  РЛС  и  пунктов  управления,  контролирующих   воздушное
пространство, а окруженные  горами  аэродромные  РЛС  имели  небольшой
радиус  действия.  Авиацию,  работавшую  в  северных  провинциях  ДРА,
прикрывали  МиГ-21бис  и  МиГ-23  из  Кокаиды  и  Мары.  В  1988  году
эпизодически   сопровождение   осуществляли   МиГ-29,    осваивавшиеся
летчиками САВО (иногда "по старой памяти"  на  новых  МиГах  проводили
учебное бомбометание по знакомым целям "за речкой").
   Истребители   охраняли   также   вертолетные   десанты    и    вели
патрулирование границ. Кроме  того,  на  каждом  аэродроме  выделялось
вооруженное  ракетами  дежурное  звено  МиГ-23МЛД.  Его   летчики   не
оставались  без  работы  -  они  поднимались  в  воздух  для  усиления
истребительного  прикрытия  при  появлении  у   границы   пакистанских
самолетов и были "на подхвате" при разного рода внеплановых ситуациях.
Во время визита Э. Шеварднадзе в Кабул в январе 1989 года в  небе  над
городом кружили дежурные МиГи из Баграма, а для  защиты  министерского
Ту-154 от  "Стингеров"  от  самой  границы  "тропили  дорогу"  САБами.
Прикрывая перелет, истребители в эту ночь сделали 12 вылетов, а больше
всех  потрудился  В.  Магдалюк,  приземлявшийся  только  затем,  чтобы
сменить самолет на заправленный и снаряженный.
   Полеты на патрулирование и сопровождение  (на  жаргоне  летчиков  -
"прикрышку") в  1988 году  составляли  15%  всего  объема  работы,  4%
занимала разведка, в основном же истребители  продолжали  раскручивать
"карусель" БШУ, на которые приходилось 80% вылетов.  К  этому  времени
удары наносились почти исключительно бомбами (типовой нагрузкой МиГ-23
была пара бомб калибра 250 или 500 кг) с высот не  ниже  5000  м.  Эти
меры оказались достаточно эффективными: 120-й ИАП,  которому  довелось
"закрывать" афганскую кампанию, не имел ни одной боевой  потери,  хотя
из-за ошибок летчиков и отказов техники  были  разбиты  три  самолета.
Последним истребителем, принесенным в  жертву  афганской  войне,  стал
МиГ-23МЛД капитана С. Лубенцова. 11 января 1989 года при возвращении в
Шинданд  на  его   самолете   заглох   двигатель,   летчику   пришлось
катапультироваться над пустыней и провести несколько часов,  сжимая  в
руке пистолет (как он вспоминал, "в  ожидании  новогодних  подарков"),
пока его не подобрал посланный на поиски вертолет.  К  счастью,  места
оказались безлюдными.
   С выводом войск 40-й армии  из  Кандагара  авиационная  группировка
была стянута к северу. Истребители к августу 1988 года сосредоточили в
Баграме, а их присутствие в Шинданде свели к одному звену  из  четырех
самолетов, задачей которого была ПВО аэродрома и прикрытие штурмовиков
при БШУ. В  Баграме,  первоначально  рассчитанном  на  два  авиаполка,
осенью 1988 года находились четыре советских полка (в общей  сложности
более 150 машин), а также МиГ-21, Су-22 и вертолеты афганских  ВВС.  К
концу года для  прикрытия  уходивших  войск  к  ним  присоединились  и
штурмовики из Шинданда. Война близилась к концу,  и  в  дело  шли  все
подряд  боеприпасы,  скопившиеся  на  складах.  Под  новый  1989   год
истребители несколько дней подряд работали даже САБ и ДАБ,  с  которых
снимали  парашюты  и  использовали  в  качестве  зажигательных   бомб.
Участившиеся осенью и зимой обстрелы моджахедов, уничтожившие на земле
10 самолетов и 4 вертолета, почти не задевали истребителей. И  все  же
за три осенних месяца в полку три МиГа задели осколки  при  минометном
обстреле, крыло садившегося самолета  прошила  автоматная  очередь,  а
фонарь кабины выруливавшего на старт истребителя пуля снайпера пробила
перед самым лицом летчика.
   Опасность поджидала авиаторов на пути домой. В суматохе  "планового
вывода" уже в новогодние дни из  Баграма  ушли  мотострелки.  Аэродром
остался почти без охраны, и удачей было то, что противник  не  решался
штурмовать авиабазу в надежде и без того получить ее  едва  ли  не  на
следующий день после ухода "шурави". Хозяин  близлежащих  Панджшера  и
Чарикара Масуд писал генералу Б. Громову: "Мы терпим ваше  присутствие
вот уже 10 лет и, даст Аллах, потерпим еще несколько дней".
   Истребители покидали Баграм последними. С полудня 31 января  МиГ-23
парами  начали  подниматься  в  воздух,   направляясь   на   советские
аэродромы. Но уже у самой границы на МиГе майора В. Хлистуна сработала
тревожная сигнализация -  отказал  топливный  насос.  Двигатель  начал
захлебываться и летчик повернул обратно, надеясь дотянуть до  Баграма,
где   еще   оставались   несколько   выпускавших    группу    человек.
Катапультироваться  ему  не  хотелось  -   внизу   тянулось   сплошное
нагромождение заснеженных гор, где искать его было уже некому. Ведущий
комэск В. Белокурский не оставил напарника, и вскоре оба МиГа заходили
на посадку на опустевший аэродром. Сгущались сумерки. К этому  времени
все помещения авиабазы были заминированы,  в  мерзлой  грязи  валялись
патроны, мины, неразорвавшиеся гранаты и  взрыватели,  и  едва  ли  не
единственными безопасными местами оставались ВПП и  рулежная  дорожка,
на которой и замерли самолеты. Летчикам  снова  повезло  -  неподалеку
стоял разбитый и подорванный перед уходом МиГ, с которого  можно  было
снять  еще  вполне  работоспособный  насос.  Оставалось  лишь   успеть
установить его к утру, работая на леденящем  ветру  голыми  руками  на
ощупь. О бетонку вокруг то и дело звонко шлепали пули, одна из которых
ударила в борт на свет только что включенного фонарика.
   К четырем часам утра работу удалось  окончить,  и  МиГи  в  темноте
привычно вырулили на  полосу,  взлетели  и  направились  на  север.  А
последним  из  полка  авиабазу  Баграм  оставил  солдат   -   водитель
аэродромного "пускача". Запустив двигатели ожидавшего техников  Ан-26,
он направил свой "Урал" в сторону, бросил на сиденье гранату и побежал
к стоявшему на старте самолету. Истребители ушли из Афганистана.





   Уже первый опыт использования  авиации  в  Афганистане  показал  ее
недостаточную  эффективность.  Помимо  неподготовленности  летчиков  к
ведению противопартизанской войны и недостатков тактики, сами самолеты
слабо  соответствовали  характеру   боевых   действий.   Сверхзвуковым
истребителям-бомбардировщикам, созданным для европейского ТВД, было не
развернуться в горных теснинах, а их  сложное  прицельно-навигационное
оборудование   оказывалось   практически   бесполезным   при    поиске
малозаметного    противника.    Возможности    самолетов    оставались
невостребованными, а  результативность  ударов  -  низкой.  Подходящей
машиной  оказался  штурмовик  Су-25   -   маневренный,   послушный   в
управлении, отлично вооруженный и защищенный. По итогам опробования  в
Афганистане (операция "Ромб-1", в  ходе  которой  первые  два  опытных
самолета в апреле - июне 1980 года испытывались в боевых условиях)  он
получил высокую оценку военных. Едва завершилась программа  испытаний,
в феврале 1981 года начали формирование первой строевой части на Су-25
-  80-го  отдельного  штурмового  авиаполка  (ОШАП)  в  Ситал-Чае   на
каспийском побережье в 65 км  от  Баку.  Близость  завода-изготовителя
упрощала освоение  машины  и  решение  проблем,  связанных  с  началом
эксплуатации, а  находившийся  неподалеку  полигон  ЗакВО  должен  был
помочь летчикам освоить пилотирование в горной местности - ни дли кого
не было секретом, что часть готовится к  отправке  в  ДРА.  Первые  12
серийных Су-25 полк получил в апреле. Поначалу  "конек-горбунок"  (это
прозвище Су-25 успел  получить  от  министра  авиапромышленности  П.В.
Дементьева)  на  толстеньких  колесах  не  вызвал   энтузиазма   среди
летчиков, и отнюдь не  от  недоверия  к  новой  технике:  переходя  на
штурмовик, они лишались сверхзвукового пайка и прибавки к окладу.
   Потребность в Су-25 была очень велика, и прилетевший 28 апреля 1981
года в Ситал-Чай заместитель Главкома ВВС А.H. Ефимов поставил задачу:
в срочном порядке подготовить для работы в ДРА эскадрилью из имевшихся
машин и освоивших их летчиков. Командиром  200-й  отдельной  штурмовой
авиаэскадрильи (ОШАЭ) назначили заместителя командира полка по  летной
подготовке  А.М.  Афанасьева.  Для  ускорения  переучивания  привлекли
летчиков-испытателей и инструкторов Липецкого центра боевой подготовки
ВВС -"высшей школы" военных летчиков, а часть  сдаточных  испытаний  и
настройку бортового оборудования  еще  "полусырых"  машин  провели  на
полигоне НИИ ВВС.
   19 июля 1981 года 200-я  эскадрилья,  работу  которой  закодировали
названием "Операция  "Экзамен""  ("Ромб-2"),  прибыла  в  ДРА.  Местом
базирования выбрали Шинданд - крупную авиабазу, уже обкатанную Су-25 в
ходе испытаний 1980 года. Шинданд находился в относительно  спокойном,
по сравнению с центральными и восточными провинциями, районе  и  среди
других  афганских   аэродромов   считался   низинным   -   его   почти
трехкилометровая бетонка располагалась на высоте 1150 м и  была  более
чем достаточной для Су-25.
   Штурмовикам   Шиндандской    авиабазы    предстояло    поддерживать
дислоцированные в этих местах советскую  5-ю  мотострелковую  дивизию,
которой тогда  командовал  полковник  Б.В.  Громов,  и  21-ю  пехотную
бригаду правительственных войск. К боевой работе Су-25 приступили  уже
через несколько дней после прибытия. В это время  шли  бои  за  горный
массив Луркох  неподалеку  от  Шинданда  -  высившееся  среди  равнины
непроходимое  нагромождение  скал,   занимавшее   несколько   десятков
километров. В созданной  самой  природой  крепости  находился  базовый
лагерь, откуда  душманы  совершали  набеги  на  близлежащие  дороги  и
нападали на военные посты. Подступы к Луркоху  защищали  минные  поля,
скальные и бетонные укрепления, буквально каждый излом ущелий и  тропу
прикрывали огневые  точки.  Пользуясь  неуязвимостью,  противник  стал
использовать Луркох и  как  командный  пункт,  где  собирались  вожаки
окрестных банд. Неоднократные попытки захвата горного  массива  успеха
не имели. Командование приняло  решение  отказаться  от  атак  в  лоб,
перейдя к ежедневным мощным бомбардировкам и артиллерийским обстрелам,
которые бы  заставили  противника  покинуть  обжитой  лагерь.  Снаружи
Луркох окружили  плотными  минными  полями,  проходы  и  тропы  внутри
массива периодически также засыпали минами с воздуха.
   Для оценки эффективности действий штурмовиков в ДРА прибыл  военный
летчик генерал-майор В. Хахалов, имевший поручение Главкома ВВС  лично
оценивать  результаты  ударов  Су-25.  После  очередного  налета  пара
вертолетов Хахалова отправилась в глубь Луркоха. Обратно  генерал  уже
не вернулся. Вертолет с ним был сбит и упал недалеко от базы душманов.
Гибель Хахалова заставила изменить ход операции  -  на  штурм  Луркоха
бросили десантников, пробившихся к центру укрепленного  района,  чтобы
забрать тела генерала и погибших с ним летчиков.  После  недели  боев,
стоивших жизни еще восьми человек, войска  заняли  базу,  взорвали  ее
укрепления и, еще раз заминировав весь район, покинули его.
   Штурмовики 200-й ОШАЭ участвовали и в борьбе за Герат, находившийся
в 120 км на север от Шинданда и ставший центром  оппозиции  на  западе
страны. Здешние банды действовали прямо  в  городе,  разделив  его  на
сферы влияния и воюя не только с  правительственными  войсками,  но  и
между собой.  Тут  же  находились  опорные  пункты,  запасы  оружия  и
боеприпасов. Су-25  приходилось  наносить  удары  прямо  в  городе  по
контролируемым душманами кварталам и указанным разведкой домам. Работы
хватало  и  в  окрестностях  Герата  -  бескрайней  зеленой   зоне   и
примыкавшей к ней долине Герируда. Орудовавшим в  провинциях  Герат  и
Фарах  отрядам  опорой  служили  многочисленные  кишлаки,   снабжавшие
моджахедов пропитанием и пополнением. Тут  же  они  находили  отдых  и
ночлег, получая оружие с близлежащих баз  в  Иране.  Самым  видным  из
здешних полевых командиров  был  Туран  Исмаил,  в  прошлом  армейский
капитан, перешедший к моджахедам после апрельской  революции.  Военный
опыт,  грамотность  и  требовательность  быстро  позволили  ему  стать
местным эмиром, во власти которого находились семь провинций и армия в
пять тысяч боевиков. Под  прикрытием  "зеленки"  -  обширных  зарослей
кустарника,  садов  и  виноградников   -   моджахеды   подбирались   к
расположению воинских частей, грабили и жгли автоколонны, а после атак
мгновенно растворялись в окрестных селениях,  и  отыскать  их  в  этих
местах, особенно с воздуха, было не легче, чем в горах.
   В воздухе над долинами постоянно висела  поднимавшаяся  до  1500  м
пыльная пелена, ухудшавшая видимость и  уже  в  нескольких  километрах
скрывавшая ориентиры. В сезон пыльных бурь и  налетавшего  из  пустыни
жаркого "афганца" спасения от нее не было  нигде,  и  из-под  люков  и
капотов  возвращавшихся  штурмовиков  горстями  выгребали   набившийся
песок.  Особенно  трудно  приходилось  двигателям  -  песок,   подобно
наждаку,  грыз  лопатки  компрессоров,  а  доходившая  до  +52ЬС  жара
затрудняла запуск. Бывали случаи, когда вилка АПА намертво пригорала к
бортовому электроразъему. В спешке  кабель  рубили  лежавшим  наготове
топором, и  самолет  улетал  с  висевшими  обрывками  проводов.  Поиск
противника отнимал время, и для  увеличения  продолжительности  полета
большинство заданий приходилось  выполнять  с  парой  подвесных  баков
ПТБ-800 (Су-25 задумывался для  работы  в  прифронтовой  полосе,  и  с
запасом топлива во внутренних баках его радиус  действия  не  превышал
250-300 км).
   С сентября 1981 года  плановые  боевые  действия  начались  на  юге
страны в Кандагаре, также входившем в зону ответственности 200-й ОШАЭ.
Второй по величине  город  Афганистана,  старинный  центр  торговли  и
ремесел  занимал  важнейшее  стратегическое   положение,   позволявшее
контролировать  все  южное  направление.  Через   Кандагар   проходили
основные дороги и караванные пути, в том числе и единственное в стране
шоссе, связывавшее все крупные города и подковой опоясывавшее  страну.
Привлекательна для моджахедов была и близость Кандагара к пакистанской
границе.   70-я   мотострелковая   бригада   советского   контингента,
направленная в Кандагар, сразу же была втянута в  нескончаемые  боевые
действия, от которых зависела ситуация на дорогах и положение в  самом
городе.  Многочисленные  отряды,  обосновавшиеся  в  "зеленке"  вокруг
города, порой неделями блокировали гарнизон, не пропуская  в  Кандагар
ни одной машины. С севера к Кандагару подступали  горы  Майванда,  где
опорными пунктами моджахедов служили крепости,  сохранившиеся  еще  со
времен войн с англичанами.
   В горных теснинах особенно пригодилась высокая маневренность Су-25.
Перекрестный огонь с высот превращал ущелья в ловушку для  вошедших  в
них солдат, туда не всегда удавалось подтянуть артиллерию и  танки,  и
на помощь приходили штурмовики.
   Су-25 нырял в узкие каменные мешки,  куда  не  рисковали  снижаться
другие самолеты, заходя на  цель  вдоль  ущелья  или,  если  позволяла
ширина, скатываясь вниз вдоль одного склона и  буквально  выползая  из
атаки по другому. В Черных Горах северо-западнее Кандагара  одному  из
летчиков 200-й ОШАЭ в  октябре  1981  года  удалось  подавить  огневую
точку, спрятанную  в  скалах  в  конце  длинного  извилистого  ущелья.
Попытки бомбить ее сверху успеха не принесли, и Су-25 пришлось войти в
темный провал, лавируя, пронестись по  нему  и,  нанеся  точный  удар,
крутым боевым разворотом выбраться наружу.
   Малый  радиус  виража  Су-25  (450-500  м)  помогал  летчикам   при
построении атаки: после обнаружения  цели  можно  было  тут  же  круто
довернуть на  нее,  а  при  повторных  заходах  виражить,  не  упуская
противника из виду, и добивать,  экономно  расходуя  боезапас.  Пилоты
скоростных  Су-17  и  МиГ-21,  разворачиваясь  для  очередного  удара,
нередко не могли снова отыскать цель, "лишенную  четких  демаскирующих
признаков".
   Благодаря большой площади крыла и мощной механизации Су-25  выгодно
отличался от других  машин  хорошими  взлетно-посадочными  качествами.
Штурмовикам с максимальной боевой нагрузкой до  4000  кг  хватало  для
разбега 1200-1300 м, в то время как базировавшиеся  в  Шинданде  Су-17
уже с парой бомб отрывались от земли лишь  в  самом  конце  полосы.  В
состав  подвесного  вооружения  "двадцать  пятых"  входили  НАР,  РБК,
фугасные и осколочные бомбы. В долинах чаще применялись 100  и  250-кг
бомбы, достаточные  для  разрушения  глинобитных  строений;  в  горах,
изобиловавших   естественными   укрытиями,   становилась   необходимой
фугасная мощь "пятисоток". Максимальный вариант из восьми  "пятисоток"
не  был  исключением,  нередко  подвешивали  и  до   22   "соток"   на
многозамковых держателях МБД-2-67у. В зеленых зонах  и  кишлаках,  где
находилось, чему гореть,  использовали  зажигательные  баки  и  бомбы.
Загущенная для липучести смесь бензина  и  керосина  полутонного  бака
ЗБ-500ГД накрывала огненным ковром площадь 1300 кв.м, а  в  снаряжение
ЗАБ, кроме того, входила пропитанная огнесмесью ветошь,  разлетавшаяся
вокруг и вызывавшая множество новых пожаров.
   Широко  использовались  осколочно-фугасные  НАР  С-5М  и  С-5МО  из
32-зарядных блоков УБ-32-57. Одним залпом  они  накрывали  до  200-400
кв.м, лишая  противника  одного  из  важнейших  преимуществ  -  умения
прятаться и быстро рассредотачиваться на  местности.  На  цель  обычно
делали 2-3 захода, пуская с пикирования  по  8-12  ракет  в  залпе.  В
полете с блоками следовало учитывать значительный рост  сопротивления:
уже при подвеске  четырех  УБ-32-57  штурмовик  хуже  слушался  рулей,
проседал  на  выходе  из  пикирования,  теряя  высоту  и  скорость   -
особенность, которой не было при использовании бомб, так как их  сброс
сразу освобождал самолет для маневра.  Малокалиберные  НАР  постепенно
заменялись более мощными 80-мм С-8, применявшимися в разных вариантах:
С-8М с усиленным осколочным действием, С-8БМ  с  прочной  тяжелой  БЧ,
крошившей скальные огневые точки и стены, и С-8ДМ, содержавшая  жидкое
ВВ,  от  которого  противника  не  спасали  никакие  укрытия  -  после
ракетного удара туман капель взрывчатки  накрывал  цель,  забираясь  в
закоулки кишлаков и горные расщелины,  поражая  самые  укромные  места
сплошным  облаком  взрыва.  Тем  же  эффектом  обладали   "вороны"   -
объемно-детонирующие   авиабомбы   ОДАБ-500П,   по   мощности    втрое
превосходившие равные по калибру фугаски. Глухой хлопок взрыва  такого
боеприпаса  сметал  постройки  в  радиусе  20-25  м,  глуша  и  сдувая
раскаленной ударной волной все живое на сотни метров вокруг. Цели  для
ОДАБ приходилось подбирать только в долинах -  в  разреженном  воздухе
высокогорий взрыв терял силу, кроме  того,  эти  боеприпасы  требовали
четкого выдерживания режима полета при сбросе и атмосферных условий по
ограничениям срабатывания устройства бомбы и самой "начинки".  В  жару
или сильный ветер, когда облако ВВ быстро  теряло  нужную  для  взрыва
концентрацию, использовали "коктейль"  -  комбинацию  ОДАБ  и  дымовых
бомб, густой дым которых не  давал  аэрозолю  рассасываться.  Наиболее
эффективным оказалось соотношение пары  ДАБ-500  на  шесть  ОДАБ-500П.
Объемно-детонирующие боеприпасы широко использовали,  готовя  площадки
для вертолетных десантов - подходящие для  высадки  места  могли  быть
заминированы,  и  штурмовики  таким  образом  расчищали   их,  вызывая
детонацию мин на большой площади.
   Излюбленным оружием летчиков  были  тяжелые  НАР  С-24  с  высокими
точностными характеристиками (с 2000  м  ракеты  укладывались  в  круг
диаметром 7-8 м) и мощным осколочно-фугасным действием, которые хорошо
подходили для борьбы с самыми  разными  целями.  Су-25  мог  нести  до
восьми ракет, запуск  которых  осуществлялся  даже  со  сложных  видов
маневра, пологого и  едва  ли  не  отвесного  пикирования.  Пару  С-24
предписывалось оставлять даже при возвращении, "на всякий случай".  По
пулеметным гнездам и  машинам  душманских  караванов  штурмовики  вели
огонь из бортовой пушки ГШ-2-30, обладавшей высокой  скорострельностью
и мощным снарядом. Инструкция рекомендовала вести  стрельбу  короткими
односекундными    очередями    по    50     бронебойно-разрывных     и
осколочно-фугасных снарядов (масса такого залпа составляла 195 кг), но
летчики старались расстрелять  цель  "с  гарантией", полоснув  по  ней
длинной очередью, и  зачастую  после  2-3  нажатий  на  боевую  кнопку
оставались без патронов. Позднее на штурмовиках появился вариант пушки
с    жидкостным    охлаждением    стволов,    позволившим     повысить
продолжительность очереди  без  риска  перегрева  и  быстрого  износа.
Садиться с неизрасходованным полным боекомплектом пушки не разрешалось
- могла сложиться и без того нагруженная передняя стойка.
   На равнинной местности хорошо показал  себя  автоматический  прицел
АСП-17БЦ-8, с помощью которого велась стрельба из пушки, пуск ракет  и
бомбометание. Пилоту требовалось лишь удерживать объект атаки в  марке
прицела, автоматика которого при помощи лазерного дальномера учитывала
расстояние до цели, а  также  делала  поправки  на  высоту,  скорость,
температуру воздуха и баллистику боеприпасов, в  нужный  момент  давая
команду на  сброс  бомб.  Применение  АСП  давало  очень  качественные
результаты, и летчики даже спорили между собой за  право  вылететь  на
штурмовике с хорошо отрегулированным и отлаженным  прицелом.  В  горах
его надежность снижалась  -  с  резкими  перепадами  высот  и  сложным
рельефом вычислитель прицела не мог справиться и давал  слишком  много
промахов. В этих случаях приходилось вести огонь,  пользуясь  АСП  как
обычным  коллиматорным  прицелом,  а  бомбы  сбрасывать  "по   велению
сердца".
   Уважение летчиков  заслужили  продуманная  защита  систем  основных
агрегатов и кабины Су-25. Ее титановый бронекороб толщиной до 24 мм  и
лобовое бронестекло не могли пробить пули стрелкового оружия и ДШК,  и
на бортах Су-25 встречались следы размазанных пуль. Штурмовики  хорошо
держали удар - самолет А. Лавренко, получив  над  Панджшером  зенитный
снаряд в хвостовую часть, прилетел с почти полностью  перебитой  тягой
управления, от которой оставалось менее 1.5 мм металла. Сумел дотянуть
до аэродрома и майор Г. Гарус, на машине  которого  пули  ДШК  навылет
пробили двигатель и полностью вывели из строя гидросистему.
   Вместе  с  200-й  ОШАЭ  в  Шинданде  постоянно  находилась  бригада
заводских специалистов и работников ОКБ,  сопровождавших  эксплуатацию
(по  сути,  войсковые  испытания  Су-25)  и   проводивших   на   месте
необходимые изменения и доработки,  в  первую  очередь  по  расширению
летных ограничений.  За  15  месяцев  работы  штурмовики  200-й  ОШАЭ,
совершив более 2000 вылетов, не имели боевых потерь, но в декабре 1981
года из-за превышения допустимой скорости пикирования разбился капитан
А. Дьяков (ситуацию усугубил сброс  бомбы  только  с  одного  крайнего
пилона, после  чего  самолет  потянуло  в  крен,  летчику  не  удалось
выровнять машину, и она, скользнув на крыло, врезалась в склон  горы).
При таких же обстоятельствах едва не погиб Г. Гарус,  но  в  этот  раз
летчику хватило высоты для вывода. Еще один Су-25  был  потерян  из-за
того,  что  на  взлете  открывшимся   лючком   заклинило   переставной
стабилизатор, самолет полез вверх, выходя на критические углы атаки, и
летчику    пришлось    катапультироваться.    Доработка    последовала
незамедлительно - злополучные люки сняли  на  всех  машинах,  а  позже
переделали их, заставив открываться в другую сторону. Пилоты  отмечали
и недостаточную эффективность воздушных тормозов, площади  которых  не
хватало  при  пикировании  -  Су-25   продолжал   разгоняться,   теряя
устойчивость  и  стремясь  перевернуться  на  спину.  Эти   недостатки
устранили в последующих сериях самолета: ввели  бустеры  в  управление
элеронами, дублированный механический разворот переднего колеса  шасси
для возможности ножного управления при рулении,  доработали  топливную
систему и повысили ресурс двигателей. Из-за сильной отдачи  пушки  при
стрельбе потребовалось усилить узлы  крепления  орудия  и  "трещавшие"
элементы  конструкции.  Внесли  и  множество  мелких  эксплуатационных
улучшений, упрощавших и ускорявших подготовку  самолета,  а  на  борта
нанесли яркие трафареты, напоминавшие о ее порядке.
   К  недостаткам  самолета   отнесли   невысокую   надежность   части
радиоэлектроники  -  в  первую  очередь  автоматического  радиокомпаса
АРК-15 и навигационной радиосистемы РСБН-6С.  При  выполнении  заданий
приходилось выбирать в эскадрилье самолет с более или менее отлаженной
аппаратурой, служивший  лидером  для  всей  группы.  Настоящим  врагом
бортовой электроники была пушка - мощные сотрясения при стрельбе то  и
дело приводили к отказам  РЭО.  Иногда  текли  баки,  а  при  посадках
перегревались колеса, не имевшие вентиляции  тормозных  барабанов.  По
итогам  операции  "Экзамен"  отметили  и   большие   трудозатраты   на
снаряжение вооружения Су-25. Перезарядка 250 патронов к пушке занимала
40 минут у двух оружейников, а сама  установка  массивного  патронного
ящика  была  неудобной.  Обеспеченность  наземными  средствами  всегда
считалась  второстепенным  вопросом  (хотя  это  и  трудно  отнести  к
недостаткам самого самолета), тележки и подъемники для оружия работали
из рук вон плохо, были  ненадежны,  и  готовившим  штурмовик  техникам
приходилось вручную перетаскивать бомбы и ракеты, с помощью солдатской
смекалки ухитряясь подвешивать даже  полутонные  бомбы,  благо  пилоны
находились не очень высоко (еще при проектировании Су-25  конструкторы
учли эту "неразрешимую проблему"  и  определили  положение  пилонов  с
учетом того, что человек может поднять большой груз только на  уровень
груди). Особо много крепких слов  вызывало  у  оружейников  устройство
люков носового отсека оборудования, где  находились  блоки  прицела  -
бронированные панели в открытом положении  держались  над  головой  на
хилых стоечках и, стоило их задеть, пудовые крышки падали вниз.
   Инспектируя работу 200-й ОШАЭ, в  Шинданд  несколько  раз  прилетал
маршал авиации П.С. Кутахов, лично курировавший Су-25. К  ноябрю  1982
года операция "Экзамен" завершилась. К этому времени  боевые  действия
велись уже по всему Афганистану. Выполнить указание  министра  обороны
Соколова - "окончательно уничтожить контрреволюцию к 7 ноября" -  увы,
не удавалось. Более того, в докладной записке штаба ТуркВО отмечалось:
"военно-политическая обстановка почти повсеместно обострилась и  стала
чрезвычайно острой даже в ряде тех районов, где ранее не было  крупных
бандформирований   и   в   силу   географических   особенностей    нет
благоприятных  условий  для  их  деятельности  (север,   равнинные   и
приграничные с СССР районы)". Нескольких  десятков  боевых  самолетов,
переброшенных в ДРА, стало явно не  хватать.  Авиационную  группировку
требовалось усилить, и Су-25, скроенному  по  мерке  афганской  войны,
предстояло стать массовой машиной.
   На смену 200-й ОШАЭ  из  Ситал-Чая  прибыла  эскадрилья  майора  В.
Ханарина, через год ее сменила следующая. Так, силами одной эскадрильи
посменно 80-й ОШАП продолжал работать в  ДРА  до  октября  1984  года,
когда ОШАЭ была переформирована в 378-й ОШАП, первый год  имевший  две
эскадрильи, а затем - три. Первым его командиром стал подполковник  А.
Бакушев из Ситал-Чая, а сам полк долгое время продолжали комплектовать
сменами из 80-го и 90-го ОШАП из бессарабского Арциза.  С  осени  1985
года две эскадрильи полка разместили в Баграме  и  одну  в  Кандагаре.
Помимо них, в состав 378-го ОШАП стали  направлять  и  штурмовиков  из
других  полков.  Они  вели  кочевой  образ  жизни,  работая  с  разных
аэродромов в качестве "пожарных команд" и нигде не задерживаясь дольше
нескольких месяцев. При необходимости Су-25 перебазировались  ближе  к
местам операций, действуя из аэропорта  Кабула  и  полевых  аэродромов
Мазари-Шарифа и Кундуза на севере страны. Места  на  стоянках  уже  не
хватало, и их срочно дополняли  сборными  настилами  из  гофрированных
полос, сотнями тонн завозившихся  на  авиабазы.  Во  время  проведения
крупных операций,  требовавших  концентрации  авиационных  сил,  тесно
становилось и на них, и самолеты выкатывали на  грунт  вдоль  рулежных
дорожек,   оставляя   на   бетоне   лишь   переднее   колесо,    чтобы
воздухозаборники не засасывали песок и щебень.
   Су-25 сменили вертолеты при поддержке войск в районах с превышением
2500-3000 м. Для большей оперативности штурмовики  стали  использовать
из положения "дежурство в воздухе", и, встретив сопротивление,  пехота
могла тут же нацелить самолеты на огневые  точки.  Зона  ожидания  для
Су-25 по условиям безопасности от огня ПВО и присмотра  за  местностью
назначалась на высоте 3000-3500  м,  а  вылет  в  нее  производили  по
графику или по команде с КП, державшего связь с наземными частями. При
атаках смешанными авиагруппами Су-25 отводилась роль основной  ударной
силы. Пользуясь хорошей защищенностью, они работали по  цели  с  высот
порядка 600-1000 м, в то время как более уязвимые Су-17 и  истребители
- около 2000-2500 м. Авианаводчики особо  отмечали  аккуратность  атак
штурмовиков, мощь их ударов и способность к  точечной  работе.  По  их
оценке, каждый Су-25 добивался большего успеха,  чем  звено,  а  то  и
восьмерка Су-17. Ставший начальником боевой подготовки ФА А.В. Бакушев
позднее отмечал: "Все пришедшее с колонной боеприпасов отправлялось  в
первую очередь для Су-25. Они их расходовали с большей  эффективностью
и  по  назначению".  Прозвище  "Грач",  первоначально   служившее   их
радиопозывным в операции "Ромб",  Су-25  полностью  оправдывали  своим
умением отыскивать и "выклевывать" добычу, самим видом  напоминая  эту
трудолюбивую птицу. Особенно эффективной оказывалась совместная работа
штурмовиков и вертолетчиков, успевших с малых высот изучить  местность
и лучше ориентировавшихся в районе удара. Пара Ми-8, кружа над  целью,
вела разведку и указывала Су-25 местонахождение противника сигнальными
ракетами  и  трассирующими  пулеметными  очередями.  Первыми  к   цели
выходили  2-4  самолета,  подавлявшие  зенитные   точки.   После   них
пара-звено Ми-24 подчищали местность от уцелевших очагов ПВО, открывая
дорогу  ударной  группе  из  одного-двух  звеньев   Су-25   и   боевых
вертолетов.  Если   того   требовали   обстоятельства,   для   большей
убедительности удар наносили полными составами  эскадрилий  (по  12-18
Су-25 и  Ми-24).  Штурмовики  выполняли  несколько  заходов  с  высоты
900-1000 м, после чего их тут же сменяли вертолеты, добивая цели и  не
оставляя противнику шансов уцелеть  (как  это  нередко  случалось  при
налетах   скоростных   истребителей-бомбардировщиков,   в    мгновение
проносившихся  над  целью).  Задачей  вертолетов  было   и   прикрытие
выходивших из атаки самолетов, после чего те, в  свою  очередь,  снова
обрушивались на ожившие огневые точки.
   Силами  такой  группы  2  февраля  1983  года  провели  операцию  в
провинции  Мазари-Шариф,  где  были  захвачены   и   убиты   советские
специалисты, работавшие на местном заводе  азотных  удобрений.  Кишлак
Вахшак, в котором хозяйничала  банда,  атаковала  четверка  Су-25,  ее
поддерживали звено Ми-24 и шесть  Ми-8,  блокировавших  селение  и  не
давших  противнику  уйти  из-под  удара.  На  кишлак  обрушились   две
ОДАБ-500П, десять тонн обычных фугасных авиабомб и  сорок  ракет  С-8,
после чего он практически перестал существовать.
   Подобные операции выполнялись и  после  взятия  душманами  пленных.
Отбить их можно было только силой, и у  ближайшего  селения  проводили
демонстрационный  БШУ.  Приглашение  к  диалогу  выглядело  достаточно
убедительным, и, если пленные были еще живы, после  первых  же  ударов
местные старейшины шли на переговоры, соглашаясь вернуть их,  лишь  бы
самолеты были отозваны. Такой "дипломатией  штурмовиков",  обменом  на
захваченных моджахедов, а то и выкупом за годы войны  удалось  вернуть
из плена 97 человек.
   Большая боевая нагрузка и возможность проникать  в  труднодоступные
места сделали Су-25 основной машиной при минировании с воздуха, широко
применявшемся  для  запирания  противника  в  базах   и   оперативного
блокирования. Обычно Су-25 нес 2-4 контейнера КМГ-У, вмещавших  мелкие
осколочные бомбы  или  противопехотные  фугасные  ПФМ  в  контейнерных
блоках БК. Эти крохотные "противопальцевые"  мины  размером  с  ладонь
были почти незаметны под ногами. Их  заряда  хватало  лишь  для  того,
чтобы нанести небольшие раны  и  обездвижить  наступившего,  а  потеря
крови и  почти  полное  отсутствие  медиков  у  оппозиции  делали  его
положение безнадежным. Минирование Су-25 вели на скорости 700-750 км/ч
с высоты 900-1000 м, а для более плотного "посева" на тропах и дорогах
снижались до 300-500 м. В 1984 году на долю Су-25  пришлось  80%  всех
вылетов на минные постановки, 14% сделали  вертолетчики  и  еще  6%  -
летчики ИБА.
   Препятствуя  передвижению  вооруженных   отрядов,   Су-25   сносили
каменные карнизы и  тропы,  бомбили  ущелья,  делая  их  непролазными.
Способность к точной работе Су-25 использовали в ноябре 1986 года  под
Асадабадом, где были обнаружены  перекинутые  через  ущелье  подвесные
мосты, выводившие к укрытым в горах складам. Разбомбить их  сверху  не
удавалось - тонкие ниточки мостов скрывались  в  глубине  ущелья  -  и
четверка Су-25  майора  К.  Чувильского,  снизившись  между  нависшими
каменными стенами, ударила по мостам бомбами в упор.
   Су-25 ходили и на "охоту". Ее районы указывались летчикам по данным
разведуправления штаба 40-й армии, куда ежедневно стекалась информация
из  частей,  сторожевых  постов,  бригад  спецназа,  поступали  данные
аэрофотосъемки и даже космической разведки. Развернули также комплексы
радиоперехвата и пеленгации "Таран", оборудование которых  размещалось
на  базе  пяти  тягачей  МТ-ЛБ.  Эта  аппаратура  позволяла   засекать
местонахождение душманских раций, а опытные  "слухачи"  и  переводчики
буквально из первых рук получали информацию о намерениях противника.
   Вылетавшие на "охоту" штурмовики, помимо обязательных  ПТБ,  обычно
брали универсальный вариант - пару блоков НАР УБ-32-57  (или  Б-8М)  и
две 250-500-кг бомбы. Наилучшие условия для "охоты" были  на  равнине,
позволявшей атаковать с любого  направления  сразу  после  обнаружения
цели. Для внезапности  практиковали  удары  с  предельно  малых  высот
(50-150 м), используя  при  этом  специальные  штурмовые  авиабомбы  с
тормозными парашютами,  дававшими  возможность  самолету  уйти  от  их
осколков. Такая атака заставала противника врасплох и  не  давала  ему
времени на открытие ответного огня,  но  была  трудной  и  для  самого
летчика,  быстро  устававшего  от  полета  над   несущейся   навстречу
местностью, каждую минуту ожидая появления цели. Низковысотные  полеты
окончательно изжили себя с усилением  зенитного  огня,  уступив  место
поиску целей с безопасных высот. На "охоту" отправлялись самые опытные
пилоты, умевшие самостоятельно ориентироваться  в  незнакомом  районе,
находить и опознавать объект атаки.
   С осени 1985 года "охоту" вели и  по  ночам,  хотя  Су-25  не  имел
специальной прицельной аппаратуры. Все доработки сводились к установке
противобликового щитка возле посадочных  фар,  чтобы  они  не  слепили
летчика.  В  лунные  ночи  зимой  обходились  без  помощи  САБ  -   на
заснеженных перевалах и полях отлично видно было любое движение и даже
протоптанные следы, выводившие к укрытиям и местам ночевки. Крадущиеся
в темноте караваны (верблюдов и  лошадей  сменили  джипы,  в  основном
японские "Ниссаны" и "Тойоты") выдавали себя светом фар, по которым  и
наносили удар. Обнаружив цель в горном распадке, куда и  днем  нелегко
было  точно  уложить  бомбы,  "охотники"  практиковали  удар   мощными
фугасками выше по склону, что вызывало  обвал,  хоронивший  противника
под  тоннами  камней.  Ночная  тьма  надежно  скрывала  штурмовики  от
зенитного огня,  но  требовала  повышенной  внимательности,  чтобы  не
врезаться в горы (так 2 октября 1986 года под Кабулом погиб  на  Су-25
старший лейтенант  А.  Баранов).  Временами  из-за  повышенного  риска
ночную работу вовсе запрещали, массовой она так и не стала,  оставаясь
делом лишь наиболее выученных летчиков, и эта задача  так  и  не  была
решена до конца войны.
   Обеспечивая проводку транспортных колонн, Су-25 выбивали душманские
засады с господствующих высот, не давая им выдвигаться  на  позиции  и
обстреливать машины. Из доклада штурмовика  А.  Почкина:  "Действуя  в
составе пары вдоль дороги севернее города Гардез, обнаружил на вершине
горы реактивную пусковую установку с расчетом,  которая  вела  обстрел
колонны топливозаправщиков, и уничтожил ее одним  бомбовым  ударом". В
августе 1985 года  в  операции  по  снабжению  провинциального  центра
Чагчаран 250  советских  и  несколько  сотен  афганских  грузовиков  в
сопровождении   четырех    мотострелковых    батальонов    танков    и
артиллерийской батареи прикрывали 32 самолета  и  вертолета.  Расчищая
дорогу колонне, за шесть дней они уничтожили 21 огневую точку и  более
130 мятежников. Особое значение в организации налетов приобрели четкое
руководство и боевое управление, требовавшие надежной радиосвязи.  Без
нее   летчики   не   могли   согласовать   действия   с   соседями   и
авианаводчиками. Снизившись, самолеты исчезали за  горами, пропадая  с
экранов кругового обзора и из эфира, заставляя  руководителей  полетов
чертыхаться:  "Сильна  Красная  Армия,  но  связь  ее  погубит".   Для
обеспечения  непрерывной   радиосвязи   в   воздух   стали   поднимать
самолеты-ретрансляторы Ан-26РТ, часами висевшие  в  небе  над  районом
удара. В ходе крупных операции, когда требовалась особая слаженность и
подготовленность действий больших групп авиации в обширном районе (как
это было летом 1986 года при разгроме базы арсенала под Гератом),  над
Афганистаном появлялись летающие командные  пункты  Ил-22,  оснащенные
мощным бортовым комплексом управления и  связи,  способным  обеспечить
работу целой  воздушной  армии.  Сами  Су-25  оборудовали  специальной
УКВ-радиостанцией Р-828 "Эвкалипт" для связи с  наземными  войсками  в
пределах прямой видимости.
   В связи с участившимися обстрелами и диверсиями с весны  1985  года
Су-25 стали привлекаться для патрулирования над Кабульским  аэропортом
и штабом 40-й армии, располагавшимся в бывшем дворце Амина.  По  ночам
дежурство  несли  вертолеты,  а  когда  сторожевые  посты  сообщали  о
подозрительной активности в близлежащих горах, из Баграма  поднимались
Су-25. На дежурстве в Баграме постоянно держали  и  пару  штурмовиков,
задачей которых был немедленный удар по району,  где  появлялся  Ахмад
Шах Масуд - враг номер один  в  этих  местах  и  безраздельный  хозяин
Чарикара и  Панджшера.  Умелый  и  энергичный  противник,  назначенный
верхушкой   оппозиции    "главнокомандующим    фронтами    центральных
провинций", Масуд вызывал  особую  неприязнь  Кабула  своими  дерзкими
операциями под самой столицей и, особенно, непререкаемым авторитетом у
населения. Среди летчиков говорили,  что  за  уничтожение  Ахмад  Шаха
заранее  обещано  звание  Героя  Советского  Союза;   Туран   Исмаила,
командира рангом пониже,  соответственно  оценивали  орденом  Красного
Знамени.
   За Масудом охотились штурмовики и  спецназ,  на  него  устраивались
засады, проводились войсковые операции, не менее 10 раз  сообщалось  о
его гибели (сам Б.В. Громов считал, что "с 85-го года Ахмад  Шаха  уже
нет в живых -  это  только  знамя  у  оппозиции"),  однако  неуловимый
"амирсаиб" снова и снова уходил от преследований, через своих людей  в
Кабуле заранее узнавая о  готовящихся  ударах  -  среди  осведомителей
Масуда были приторговывавшие секретами высшие офицеры афганской  армии
и  сам  начальник  разведуправления  генштаба   генерал-майор   Халиль
(предательство Халиля и офицеров его окружения  было  раскрыто  весной
1985  года).  Ведение  разведки  занимало  среди   задач   штурмовиков
сравнительно скромное место (мешали недостаточная дальность  полета  и
отсутствие  специального  оборудования)  и  ограничивалось  визуальной
разведкой в интересах собственной части. Готовясь к  налету,  командир
или штурман эскадрильи  облетал  район  будущего  удара,  знакомясь  с
местностью и  ориентирами,  а  непосредственно  перед  атакой  летчики
эскадрильи  проводили  доразведку.  По   предложению   А.В.   Руцкого,
принявшего осенью 1985 года 378-й ОШАП,  для  регистрации  результатов
ударов один Су-25 был оборудован фотоконтейнером, но эта доработка так
и осталась единичной.
   Универсальность, а во многих случаях и незаменимость  Су-25  делала
их   использование    чрезвычайно    интенсивным.    В    1985    году
летчики-штурмовики набирали вдвое больше вылетов, чем  их  коллеги  на
Су-17,  и  имели  средний  налет  270-300  часов  ("Союзный"  норматив
составлял  100  часов),  а  многие  оставляли  далеко  позади  и   эти
показатели. А.В. Руцкой совершил 453  боевых  вылета  (из  них  169  -
ночью), старший лейтенант В.Ф. Гончаренко из 378-го полка имел их 415,
а полковник Г.П. Хаустов (на всех типах самолетов) - более 700 за  два
года  работы  в  ДРА  (маршал  авиации  А.H.  Ефимов  -  прославленный
летчик-штурмовик, дважды Герой Советского Союза, за всю  Отечественную
войну выполнил 222 боевых вылета). На самолет за год приходилось около
300 вылетов, но встречались и заслуженные Су-25, успевшие  слетать  на
задание до 950 раз. Средний налет на штурмовик в 1985  году  составлял
224 часа (против 84 для Миг-23 - такая разница объясняется не простоем
истребителей, а  неравномерной  боевой  нагрузкой  в  частях  ИА,  где
значительная  доля  машин  не  привлекалась  к  ударам,   находясь   в
готовности на боевом дежурстве).
   Особенностью работы 378-го ОШАП было использование машин до  полной
выработки ресурса (если только самолет до него дотягивал), в то  время
как истребители и истребители-бомбардировщики по замене уходили  домой
вместе со  своими  самолетами.  Нагрузка  на  штурмовики  и  их  износ
превышали  все  нормы,  из-за  чего  большинство  работ,   включая   и
восстановление подбитых самолетов, выполнялись на месте развернутых  в
Афганистане  рембазах,  и  лишь  наиболее  трудоемкие  и   требовавшие
специальной оснастки выполняли на заводе в Чирчике или  Вазиани,  куда
отгоняли израненные самолеты (в одном из таких случаев разбитый  Су-25
в октябре 1984 года вывезли в Ан-12, отстыковав все лишнее,  но  хвост
штурмовика все равно при перелете остался торчать снаружи). Обычно  же
выработавшие ресурс машины уходили в Союз, а им на смену с завода  или
с очередной группой  прибывали  новенькие  штурмовики.  Среди  пилотов
Су-25 профессиональными заболеваниями были постоянные боли в  желудке,
ломота в суставах и кровотечения из носа, вызванные полетами на высоте
в негерметичной кабине. Эти проблемы усугубляло скудное и однообразное
питание, добавлявшее обещанных присягой "тягот и лишений".  Нормальное
"пищевое довольствие" оказалось неразрешимой проблемой для снабженцев,
и авиаторов изо дня в  день  ожидали  опостылевшие  каши,  консервы  и
концентраты, остававшиеся основой рациона среди  окружавшего  изобилия
зелени и фруктов. Наладить снабжение за счет местных ресурсов даже  не
пытались, опасаясь отравлений, и  службы  тыла  сбывали  в  Афганистан
залежавшиеся на складах запасы, с которыми в летные столовые  попадали
консервированный хлеб, тушенка и сухари выделки  1943  года  (говорят,
ими на спор забивали в стену любой гвоздь).
   С усилением ПВО моджахедов Су-25 все чаще стали  привозить  из  боя
серьезные повреждения. Хотя надежная защита во многих случаях выручала
летчика, зенитный огонь повреждал двигатели, баки, управление, выводил
из строя оборудование самолета. Су-25, пилотируемый В.В. Бондаренко, в
октябре 1984 года возвратился  на  аэродром,  волоча  за  собой  шлейф
керосина из изодранных очередью крыльев и остановился  на  полосе  без
единой капли топлива. Штурмовик майора А. Порублева под огнем  лишился
подвесного бака с крыльевого держателя, тут же нанизанного  пикирующим
самолетом на пилон. Самолет с вертикально торчащим баком управлялся  с
трудом, но, сколько ни старался летчик, стряхнуть бак не удалось, и  с
этой необычной подвеской  Су-25  пришел  на  базу.  В  другой  раз  по
самолету старшего лейтенанта Коваленко одновременно били  30  зениток,
по словам очевидцев, "напоминая салют на Красной площади".  За  первый
год работы 378-го ОШАП летчикам 12  раз  приходилось  возвращаться  на
аэродром с одним "выбитым"  двигателем.  И  все  же  штурмовики  несли
потери: имел место случай, когда Су-25 в июле 1987 года разбился из-за
попадания всего  одной  пули,  перебившей  кислородный  шланг;  летчик
потерял сознание, и неуправляемая машина упала на  землю.  10  декабря
1984 года над Панджшером  был  сбит  Су-25  старшего  лейтенанта  В.И.
Заздравнова, атаковавший цель пушечным огнем. На выходе из пикирования
ответная очередь повредила управление, и самолет врезался в скалы.
   Возвращать  поврежденные  самолеты   в   строй   помогала   хорошая
ремонтопригодность  и  взаимозаменяемость   узлов,   предусмотрительно
заложенные в конструкцию Су-25.  На  месте  заменялись  продырявленные
баки, закрылки, рули, сломанные стойки шасси, встречались штурмовики с
полностью  новыми  мотогондолами,  носовыми   и   хвостовыми   частями
фюзеляжа. Необходимость "штопки" многочисленных пулевых  и  осколочных
пробоин  заставила  вспомнить  порядком  забытое  в  строевых   частях
слесарное  и  клепальное  дело,  а  промышленность  наладила  поставки
комплектов  наиболее  повреждаемых   панелей   и   капотов,   стопками
завозившихся на аэродромы. Из-за обилия дыр (своего рода рекордом было
165 пробоин на одном  Су-25)  многие  из  них  латались  топорно,  "на
коленке". Порой не хватало даже дюраля  для  ремонта,  и  в  одной  из
эскадрилий штурмовики несли  заплаты  из  расплющенных  гильз.  Другой
проблемой стала нехватка запасных частей, и время от времени  один  из
не подлежавших ремонту самолетов превращался в их источник и  шел  "на
прокорм" своим продолжавшим работать собратьям.
   Во время 4-й панджшерской операции, начатой в  мае  1985  года  (ее
целью  был  "полный  и  окончательный   разгром   бандформирований   в
центральных  провинциях"),  долину  прикрывали  200  ДШК  и   ЗГУ,   в
дополнение к которым отряды Ахмад Шаха получили еще три десятка  20-мм
зениток "Эрликон" швейцарского производства с досягаемостью по  высоте
до 2000 м. Они легко разбирались для перевозки и позволяли оборудовать
позиции в самых неожиданных  местах.  Зарубежные  инструкторы  помогли
хорошо освоить оружие, сами моджахеды научились  строить  систему  ПВО
вокруг лагерей, используя  особенности  рельефа  для  укрытия  огневых
точек. Насыщенность районов боевых действий зенитными средствами стала
представлять серьезную угрозу, и пренебрежение ею  могло  не  остаться
безнаказанным. 22 июля 1985 года Су-25  С.В.  Шумихина  находился  над
целью почти полчаса и был сбит на 11-м боевом заходе, попав под  огонь
замаскированной зенитки. Работая парой, штурмовики стали  распределять
обязанности следующим образом: ведущий атаковал цель, а ведомый следил
за местностью, с ходу нанося удар по обнаруженным  вспышкам  "сварки".
Для защиты от огня сверху, под который самолеты попадали в  ущельях  и
на  виражах,  летчики  стали  получать  титановые  бронешлемы,  однако
тяжелые "котелки" не прижились у пилотов, предпочитавших хороший обзор
и  свободу  действий.  На  помощь  штурмовикам   пришли   новые   типы
боеприпасов,  сочетавшие  высокую  поражающую  способность  с  большой
прицельной дальностью, позволявшей работать по цели, не входя  в  зону
ПВО. На Су-25 стали применять крупнокалиберные 122-мм  ракетные  блоки
Б-13Л   с   дальностью   пуска   до   4000    м.    Они    снаряжались
осколочно-фугасными НАР С-13-ОФ, по мощности и убойной силе на порядок
превосходившими С-8, и С-13 с проникающей БЧ, прошибавшей трехметровый
слой земли и камней  над  укрытиями.  Тяжелым  НАР  С-25-ОФ  и  ОФМ  с
двухсоткилограммовой БЧ "по зубам" были и прочные,  хорошо  защищенные
сооружения - крепости, огневые точки в скалах и укрепления.
   Надежные и неприхотливые  С-25  при  снаряжении  самолета  были  не
сложнее обычных авиабомб. Фанерные пусковые трубы с ракетами штабелями
лежали на аэродромах, и для  их  подготовки  достаточно  было  сорвать
оберточную бумагу  и  ввернуть  взрыватель.  Применялись  и  подвесные
установки СППУ-22-01 с подвижными  пушками  ГШ-23.  Во  время  высадки
десанта на базу Джавара в апреле 1986  года  четверка  Су-25,  поливая
огнем СППУ по склонам ущелья, расчищала дорогу подходившим вертолетам.
"Гребешок" был плотным, и ни один Ми-8  с  десантом  не  был  потерян.
Иногда СППУ подвешивали стволами назад, ведя огонь в хвост при  выходе
из  атаки.  Стрельба  велась  без  прицеливания,  но  завеса  снарядов
защищала от возможного обстрела вдогон.
   В апреле того же года Су-25 Руцкого  и  комэска  Высоцкого,  атакуя
вырубленные в скалах под Хостом склады, впервые применили  управляемые
ракеты, которые могли запускаться с безопасных удалений и  высот.  При
использовании  радиокомандных  Х-23   летчику   было   сложно   самому
отыскивать цель и управлять ракетой,  следя  за  ее  полетом.  Поэтому
наиболее практичными оказались Х-25 и Х-29Л с лазерным самонаведением,
подсветку     цели     для     которых     с     помощью     бортового
дальномера-целеуказателя "Клен-ПС" мог вести и  другой  штурмовик,  но
такая методика использовалась нечасто по той же причине - летчикам  не
всегда удавалось с высоты различать и фиксировать  лучом  малозаметные
объекты. Так, при первом применении из четырех пущенных Х-29Л в  цели,
затянутые дымом, попали только две. Лучшие  результаты  давала  помощь
наземного наводчика, хорошо знающего местность. Первое время  наземные
лазерные  целеуказатели   пробовали   монтировать   на   БТР   и   БМП
импровизированно, затем их сменили штатные боевые машины  авиационного
наведения (БОМАН) на базе БТР-70, на которых система была  укрыта  под
броней и выдвигалась наружу при работе.
   Противник быстро  оценил  значение  необычно  выглядевших  машин  и
старался расстрелять их в первую очередь.  После  нескольких  особенно
удачных пусков, когда ракеты накрыли штабы и исламские комитеты, охота
на БОМАН началась на дорогах и стоянках, заставляя прятать  машины  за
колючей  проволокой  и   минными   заграждениями   хорошо   охраняемых
аэродромов. Ракеты стали надежным оружием поражения пещерных  укрытий,
практически неуязвимых для других боеприпасов. Моджахеды  использовали
их под склады и тайники, оборудовали мастерские по ремонту  оружия  (в
пещерном городе на базе  Джавара  находился  целый  патронный  завод).
Изрытые норами горы превращались в  естественные  крепости  -  затащив
наверх безоткатные орудия ДШК и минометы, душманы  устраивали  огневые
позиции, закрытые от обстрела снизу, и выбить их оттуда  артиллерия  и
танки не могли. Огонь  с  высившихся  скал  был  губительно  точен,  а
подобраться к ним не давали крутые откосы и завалы. При  использовании
авиации противник прятался в глубине под толстыми сводами, а  бомбы  и
НАР впустую крошили камни вокруг. Переждав налет,  стрелки  выбирались
наружу и продолжали вести огонь.  Точность  попадания  "лазерок"  была
поразительной - ракеты удавалось укладывать точно  во  входы  пещер  и
амбразуры, а их солидной БЧ с избытком хватало для  уничтожения  цели.
Особой эффективностью отличалась тяжелая Х-29Л с  БЧ  массой  317  кг,
заключенной в прочный корпус. Пробивая камень, она  уходила  вглубь  и
взламывала изнутри  самые  неприступные  объекты.  Если  же  в  пещере
скрывался  склад  боеприпасов,  успех  был   поистине   оглушительным.
Использовались и более простые управляемые  снаряды  С-25Л  -  вариант
обычных  НАР,  на  которые  устанавливали  головной  блок  с  системой
управления и лазерной ГСН того же типа что и на Х-25 и Х-29Л.
   Ракетную атаку Су-25 ярко описал командир десантной роты,  прижатой
к земле огнем из нависшего над Багланским ущельем дота:  "Головы  было
не поднять, как вдруг над нами проскочила пара  самолетов,  и  тут  же
что-то светлое влетело в амбразуру  между  камней  и  разнесло  дот  в
щебенку". Чаще достаточно дорогие ракеты применяли по  штучным  целям,
используя данные  разведки  и  тщательно  готовя  каждый  удар.  Пуски
выполняли с дальности 4-5 км с пологого пикирования под углом  25-30Ь,
отклонение ракет от точки прицеливания при этом не превышало 1.5-2  м.
По  данным  ОКБ  Сухого  всего  в  ДРА  было  произведено  139  пусков
управляемых ракет.
   С появлением у моджахедов  ПЗРК  статистистика  потерь  штурмовиков
стала меняться к худшему.  Первой  их  жертвой  стал,  видимо,  комэск
подполковник П.В. Рубан, сбитый 16  января  1984  года  над  местечком
Ургун. На его Су-25 осколками были повреждены двигатели и  управление,
штурмовик стал падать, и,  когда  летчик  попытался  покинуть  машину,
высоты  уже  не  хватило.  Однажды  Су-25  даже   привез   из   полета
неразорвавшуюся  ракету,  угодившую  точно  в  двигатель  и  торчавшую
наружу. В это  время  использовались  поступавшие  из  арабских  стран
ракетные комплексы  "Стрела-2М"  и  шедшие  через  Пакистан  "Ред  Ай"
американского  производства.  Появлялись  и  английские  "Блоупайп"  с
радиокомандным наведением  и  большей  высотностью  (до  3000  м),  не
нашедшие, однако, широкого применения  из-за  сложности  управления  и
большого веса (21 кг в снаряженном состоянии против 15 кг у "Стрелы" и
13 кг у "Ред Ай"). Вероятнее всего, ПЗРК 6 апреля 1986 года под Хостом
сбили А.В. Руцкого: самолет уже был прошит очередью ЗГУ, когда  ракета
попала в воздухозаборник левого двигателя и "выключила"  его,  вызвала
помпаж  соседнего  и  повредила  осколками  систему  управления.  Едва
державшийся в воздухе штурмовик добила  следующая  зенитка,  и  летчик
успел покинуть валившуюся на бок машину уже над самой землей.
   Для защиты от тепловых ГСН Су-25 был оборудован четырьмя  кассетами
АСО-2В  с  инфракрасными  пиропатронами  ППИ-26  (ЛО-56),  но  летчики
пользовались ими  редко.  Щиток  управления  АСО  находился  сбоку  от
пилота, и для работы с ним нужно было отвлечься в самый горячий момент
атаки. К тому же, запаса ловушек хватало едва на  одну  минуту  работы
АСО, и штурмовики берегли их на крайний случай, но когда они  замечали
пуск, сыпать пиропатроны становилось  уже  поздно  -  ГСН  захватывала
цель, и ракета шла к самолету. Ввиду срочности проблему решили  просто
-  установили  на  мотогондолах  дополнительные  балки  АСО-2В,  вдвое
увеличив число  ловушек.  Теперь  отстрел  начинался  автоматически  с
нажатием на боевую кнопку в начале атаки и продолжался  в  течение  30
секунд до окончания боевого захода. Су-25 стал нести 256 пиропатронов,
каждый из которых стоил тогда около 7  рублей,  и  устроивший  хороший
"фейерверк" летчик выпускал таким образом в воздух 5-6 своих  зарплат.
Но расходы стоили того - в действенности  ловушек  пилоты  убеждались,
слыша позади разрывы уходивших в  стороны  обманутых  ракет.  Ситуацию
изменило   появление    в    конце    1986    года    "Стингеров"    с
высокочувствительной   селективной   ГСН,   отличавшей   двигатель   с
характерным диапазоном температур от горящей ловушки.  "Стингер"  имел
большую досягаемость по высоте, мог применяться на встречных курсах, а
его БЧ была втрое мощнее, чем у "Ред Ай". В сочетании  с  неконтактным
взрывателем, срабатывавшим даже при пролете  рядом  с  самолетом,  это
давало  возможность  причинять  тяжелые  повреждения  и  без   прямого
попадания. Надежность защиты с помощью ЛО снизилась,  и  отчеты  стали
отмечать "тенденцию к серьезному росту потерь от ПЗРК". За первые  две
недели применения "Стингеров" в начале 1987 года ими  были  сбиты  три
Су-25, погибли два летчика. К концу 1987 года потери  составили  почти
целую  эскадрилью  -  8  самолетов  (столько  же  было  потеряно  и  в
предыдущем году - как от огня противника, так и по небоевым  причинам,
преимущественно при грубых посадках).
   Намерение установить на Су-25 станцию  активных  помех  "Сухогруз",
глушившую  ГСН  ракет  и  неплохо  показавшую  себя   на   вертолетах,
реализовать не удалось из-за ее слишком большого энергопотребления,  и
живучесть штурмовика стали повышать более  традиционными  способами  -
дополнительной защитой наиболее уязвимых агрегатов и  систем.  Ракурсы
подхода ракет и разлета осколков, наиболее страдающие  узлы,  характер
разрушений и их фатальность определили, изучая статистику повреждений,
недостатка в которой не было - "грачи" нередко возвращались домой  "на
честном слове". Майор А. Рыбаков 28 мая 1987  года  (накануне  он  уже
получил снаряд зенитки в закрылок) дотянул до аэродрома на самолете  с
одним захлебнувшимся двигателем, залитым керосином из пробитых  баков,
иссеченным осколками фонарем,  полностью  отказавшей  гидросистемой  и
невыпускающимся шасси. В кабине не работал ни один прибор, и летчик  с
залитым кровью лицом вел самолет вслепую, по командам  напарника.  Сев
на брюхо, пилот бросился в сторону от самолета и, лишь убедившись, что
взрыв машине не  грозит,  вернулся  выключить  поднимавший  тучи  пыли
двигатель. 28 июля 1987 года на базу пришел штурмовик с дырой в борту,
у которого ракетой разнесло правый двигатель, хлеставшим из мотоотсека
пламенем  прожгло  противопожарную  перегородку,  полностью   выгорела
электроарматура и энергоузлы, на 95% перегорели тяги управления  рулем
высоты. Пожар  продолжался  до  самой  посадки,  причем  от  короткого
замыкания сами вышли стойки шасси, но из-за отказа сигнализации летчик
не знал об этом и пытался сажать самолет на  брюхо  рядом  с  полосой.
Шасси попало в канаву и было вырвано с корнем.
   У Су-25 лейтенанта П. Голубцова ракетой наполовину оторвало  хвост,
но двигатели продолжали работать. Тормоза отказали,  и  после  посадки
самолет выкатился за полосу  на  минное  поле,  где  летчику  пришлось
дожидаться  саперов,  чтобы  выбраться.  У  другого  самолета  взрывом
вырвало почти четверть крыла. На самолете капитана  М.  Бурака  ракета
снесла под корень почти весь киль, и летчику с большим трудом  удалось
приземлиться,  управляя  по  курсу   с   помощью   элеронов.   Летчики
рассказывали и о сильных взрывах  в  фюзеляже  через  несколько  минут
после гашения пожара в мотоотсеках. Взрывались не баки  -  заполнявшая
их губка гасила  ударную  волну  и  останавливала  пламя,  но  керосин
продолжал хлестать из  перебитых  трубопроводов,  заливая  раскаленный
двигатель.
   Главный конструктор самолета В.П. Бабак несколько раз сам вылетал в
ДРА, а один из изувеченных Су-25 с развороченным двигателем и  следами
пожара доставили  в  ОКБ.  В  большинстве  случаев  ракеты  взрывались
снизу-сбоку двигателей, разрушившиеся турбина и компрессор шли вразнос
и летевшие во все стороны  лопатки  рубили  все  на  своем  пути  хуже
осколков.   Чтобы   изолировать   поврежденный   двигатель,   защитить
фюзеляжные отсеки  и  топливную  арматуру  от  пожара,  с  самолета  с
серийным 09077 по бокам мотоотсеков между шпангоутами  18-21  и  21-25
установили  стальные  5-мм  экранирующие  плиты  и  защитные  маты  из
стеклоткани.  Титановые  тяги  управления   двигателем   заменили   на
жаропрочные  стальные,  изменили  прокладки  топливных  трубопроводов,
укрыв их за экранами, а для предупреждения взрывов при  утечках  ввели
автоматическую отсечку топлива при включении пожарной системы, защитив
ею и хвостовую  часть  фюзеляжа  с  электрооборудованием  и  проводкой
управления. Для обдува двигательного  отсека  и  охлаждения  сопел  на
мотогондолах  установили  воздухозаборники.  В   комплексе   доработок
смонтировали бронешторки фонаря, защищавшие голову летчика от опасного
в  ущельях  огня  с  боков  и  сверху,  и  дополнительную  бронеплиту,
прикрывшую АСО -  бывали  случаи,  когда  автоматы  отстрела  выбивало
осколками, и самолет оказывался беззащитным. Общая масса защиты  Су-25
достигала 1100 кг, составив  11.5%  массы  конструкции.  Штурмовики  с
повышенной боевой живучестью ("Су-25ПБЖ") стали поступать в Афганистан
в августе 1987 года.
   Для снижения риска поражения с конца 1986 года  летчикам  запретили
опускаться ниже 4500 м,  но  этот  приказ  противоречил  самому  стилю
работы штурмовиков  и  часто  ими  нарушался.  А.В.  Руцкой,  согласно
характеристике, -  "сильный  летчик  и  волевой  командир",  имел  два
взыскания за нарушение ограничения, а его Су-25 нес  39  пробоин.  Для
меньшей уязвимости на взлете и посадке штурмовики  стали  использовать
маневр - нисходящую крутую спираль и снижение  по  короткой  глиссаде,
применяя для резкого снижения воздушные тормоза и почти парашютируя на
полосу. Уход на  второй  круг  считался  уже  серьезной  ошибкой  -  в
окрестной "зеленке" могли поджидать вражеские стрелки. 21 января  1987
года вылетевший из Баграма Су-25 старшего лейтенанта К. Павлюкова  был
сбит "Стингером" из засады. Летчик катапультировался, но в наступивших
сумерках поисковые вертолеты не смогли  его  отыскать.  Раненый  пилот
принял бой  на  земле,  и  израсходовав  все  патроны,  подорвал  себя
гранатой.
   Значительная часть повреждений боевых машин приходилась  на  грубые
посадки из-за сложности маневра и большой скорости захода, требовавших
повышенного внимания от возвращавшихся из боя  измотанных  несколькими
вылетами летчиков.  Редкий  месяц  обходился  без  аварий:  штурмовики
садились с минимальным  остатком  топлива,  без  выпуска  закрылков  и
воздушных тормозов, задевали друг друга, не успевая вовремя  отвернуть
с полосы, теряли колеса и сносили шасси.  Известно  и  немало  случаев
складывания передней стойки шасси при  слишком  жестком  касании  ВПП.
Летом 1988 года летчик "захромавшего" Су-25 удержал самолет на пробеге
настолько умело, что стесал о бетон лишь выступавший надульник  пушки,
не тронув обшивки, и уже на другой  день  снова  летал.  Сожженные  на
посадке тормоза и разлетевшиеся пневматики были будничным  делом  и  в
иной день случались по несколько раз. 27 октября 1988 года  в  Баграме
севший до полосы Су-25 снес о ее бетонный порог все три стойки  шасси,
в облаке искр пронесся на брюхе и остановился, стесав фюзеляж по самую
бронекабину. Летчик, не получивший даже ушибов, выбрался  из  останков
штурмовика и отправился "сдаваться" в штаб.
   Количество потерянных в Афганистане Су-25 обычно оценивается  в  23
машины (из общего числа 118 самолетов), которых лишились  ВВС.  Однако
это число требует уточнения. Установить действительные причины  гибели
того или иного самолета не всегда представлялось возможным  -  обломки
машин в большинстве случаев оставались лежать далеко в горах, и  часто
приходилось полагаться лишь на эмоциональные  доклады  летчика  и  его
коллег. Если авария происходила по вине летчика, это грозило ему,  как
минимум, отстранением от летной работы,  а  разбрасываться  кадрами  в
боевой обстановке не приходилось, и повреждения старались провести  по
графе   "боевые".   То   же   касалось   аварий,   происшедших   из-за
конструктивно-производственных     недостатков.     Доказать      вину
промышленности   было   нелегко   -   требовалось   составление   акта
расследования происшествия, а осмотреть разбившуюся  машину  и  толком
изучить отказавшие агрегаты оказывалось зачастую невозможно. Случай  с
капитаном А. Дьяковым был, скорее, исключением -  его  машину  удалось
вывезти с места падения, хотя поначалу причиной  потери  сочли  гибель
летчика в воздухе, и в остатках кабины  нашли  даже  дыру  от  осколка
(пробитую, как оказалось, разрывом одной из гранат, с помощью  которых
спешно вели демонтаж для эвакуации обломков на  базу).  Лишь  изучение
пленок бортового самописца, зафиксировавшего вставшие на упоры элероны
при нараставшем крене  и  скольжении,  позволило  установить  истинную
причину.
   Когда бесперспективность затянувшейся войны стала очевидной,  новый
командующий 40-й армией Б.В. Громов в предвидении скорого вывода войск
поставил  задачу  для  сокращения  потерь  свести  к  минимуму  боевую
активность   наземных   войск,   по   возможности   воздерживаясь   от
наступательных операций и занимаясь охраной узловых участков, дорог  и
аэродромов. Для авиации это  означало  прибавление  работы  -  без  ее
помощи многие гарнизоны, со всех сторон окруженные противником, уже не
могли  бы  продержаться.  Так,  в  провинции   Баглан   подвергавшийся
постоянным атакам советский десантный батальон удерживал участок всего
в три квадратных километра на пересечении дорог (при  этом  считалось,
что провинция "частично контролируется оппозицией").  Чтобы  уменьшить
потери, "грачи" стали шире использоваться для ночных ударов. При  этом
почти полностью исключалось  воздействие  ПВО  и  появлялась  реальная
возможность  уничтожать  по   наводке   большие   группы   противника,
располагавшегося на ночлег в крепостях и кишлаках (нужно ли  говорить,
какая участь ожидала само селение - Руцкой так оценивал  ситуацию:  "А
черт их разберет, свой кишлак или чужой, сверху все  они  одинаковы").
Ориентироваться штурмовикам помогали Су-17,  подсвечивавшие  местность
САБами. В одном из ночных рейдов командир штурмовой эскадрильи заметил
внизу огни и тут же  накрыл  их  бомбами.  Вернувшись,  он  сообщил  о
"душманских  кострах"  и  повел  в  указанный  район  всю  эскадрилью,
нанесшую два БШУ "пятисотками"  и  РБК.  Десантники,  посланные  утром
оценить результаты ночной  штурмовки,  увидели  лишь  изрытые  бомбами
склоны и дотлевавший кустарник, подожженный САБами. В другой раз пилот
Су-25, не сумевший отыскать в темноте цель, сбросил бомбы  наугад,  не
рискуя садиться с опасным грузом. Вскоре в часть  пришли  поздравления
молодцу-летчику, удачно накрывшему целую банду  в  несколько  десятков
человек, ночевавшую в этом месте.
   С началом вывода войск и уходом гарнизона из  Кандагара  штурмовики
передислоцировались  в  Шинданд  и   Баграм.   Еще   одна   эскадрилья
базировалась в  Кабульском  аэропорту.  К  задачам  Су-25  прибавились
боевое   охранение   уходивших   колонн   и    регулярное    нанесение
предупредительных ударов вдоль дорог по данным разведки, вдоль  трассы
от Кабула к советской границе сосредоточились до 12 тысяч  боевиков  и
более 5 тысяч  подтянулись  к  дороге  Шинданд-Кушка  (в  среднем,  20
человек на каждый километр пути). С сентября 1988 года  штурмовики  из
Шинданда почти каждый день работали и  в  районе  Кандагара,  где  под
непрерывными обстрелами продолжал держать оборону аэродрома  советский
батальон. Передышка у десантников наступала только с появлением в небе
Су-25. Под их прикрытием транспортными самолетами  с  "большой  земли"
доставляли  боеприпасы,  еду,  увозили  убитых  и  раненых.  Обстрелы,
ставшие обычным делом (только на Кабул  в  1988  году  обрушились  635
ракет), не обошли и штурмовиков. Июньской  ночью  в  Кандагаре  ракета
попала в только что полученный с завода  Су-25,  под  крылом  которого
висели восемь  С-24.  Потушить  его  оказалось  невозможно  -  в  огне
взорвался  боекомплект,  сработало  и  улетело   кресло,   разлетались
ловушки, с шипением уходили в темноту  ракеты,  полосуя  металлический
настил стоянки стабилизаторами. При очередном артналете на  Кабульский
аэропорт 23 июня 1988 года на стоянках  сгорели  8  Су-25  и  еще  две
машины получили серьезные повреждения. Всего за последний год войны от
ПВО  моджахедов,  обстрелов  аэродромов  и  в   летных   происшествиях
штурмовики потеряли 11 самолетов. Последний сбили ракетой над поселком
Пагман вблизи Кабула, 7 января 1989 года, его пилот, капитан Горденко,
погиб.  Всего  за   афганскую   войну   не   вернулись   из   боя   12
летчиков-штурмовиков.
   Закрывая афганскую эпопею, Су-25 приняли участие  в  начавшейся  23
января 1989 года  операции  "Тайфун"  -  серии  массированных  ударов,
имевших целью "нанесение возможно большего ущерба  силам  оппозиции  в
центральных и северных районах страны".  Накануне  удалось  остановить
бессмысленные бои, заключив перемирие с местными старейшинами и  Ахмад
Шахом. Масуд обещал, что не  тронет  ни  одного  уходящего  советского
солдата, и его люди  даже  помогали  вытягивать  буксующие  в  снежных
заносах  машины  (сообщали  и  о  случаях   совместного   распития   с
ахмадшаховцами "кишмишовки").
   И все же напоследок  "шурави"  решили  показать  силу  -  произвели
мощнейшие артобстрелы придорожных районов, выпустили  по  площадям  92
тактические ракеты "Луна-М", а авиация за 24-25 января выполнила более
600 самолето-вылетов и нанесла 46 БШУ, перемолотивших окрестные горы и
долины. Масуд на огонь отвечать не стал,  и  в  последние  дни  января
штурмовики покинули афганские аэродромы.





   В афганской войне вертолетам суждено было занять  особое  место.  В
силу своей универсальности они применялись для решения  широкого  круг
задач, а зачастую становились  единственным  средством  обеспечения  и
поддержки многообразной деятельности войск.  Без  преувеличения  можно
сказать, что вертолеты вынесли на себе всю тяжесть войны, пройдя ее от
первых до последних дней.  Более  того,  их  работа  началась  еще  до
появления в Афганистане советских войск.
   Среди военной техники  в  марте  1979  года,  в  дополнение  к  уже
имевшимся 8 Ми-8, в ДРА были поставлены еще  8  "восьмерок".  На  базе
Баграм разместили транспортную эскадрилью советских Ан-12, узел  связи
и десантный батальон для их охраны (для маскировки десантников одели в
комбинезоны авиатехников). Летом к  ним  присоединилась  прибывшая  из
Бухары эскадрилья "восьмерок"  подполковника  А.  Белова.  Ее  задачей
стали "придворные" перевозки и связь, от участия  в  боевых  действиях
предписывалось воздерживаться.
   Еще   в   середине   декабря   вертолетчиков    Туркестанского    и
Среднеазиатского   округов   подняли   по   тревоге   с   приказом   -
перебазироваться на приграничные  площадки  в  Калай-Муре,  Кокайды  и
Сандыкачи. Для сокрытия операции был пущен слух о предстоящей  высадке
в Иране с целью поддержки антишахской революции, экипажам даже  выдали
карты этой страны. Легенду поддерживали вплоть до  25  декабря,  когда
вертолетные части приступили к переброске солдат и имущества на  места
сосредоточения у границы с Афганистаном и высадке десантов для захвата
ключевых позиций и аэродромов на его территории. 27 декабря при взятии
дворца  Амина  для  заброски  штурмовой   группы   на   крышу   здания
планировалось использовать Ми-8, но  из-за  риска  ночной  высадки  от
этого плана отказались и провели захват силами спецназа при  поддержке
бронетехники (утром того дня Амин, жить которому оставалось не  больше
десяти  часов,  с  ликованием  говорил  своему  окружению:  "Все  идет
прекрасно, советские части уже на пути сюда!").
   К началу 1980 г. в составе 34-го смешанного авиакорпуса, приданного
группировке в Афганистане, насчитывалось 110 вертолетов,  из  них  85%
Ми-8 - им и предстояло стать "рабочей лошадью"  той  войны.  Появление
такой армады  на  афганских  аэродромах  вызвало  настоящую  панику  у
передовых  команд  -  размещение  и,  особенно,   заправка   множества
вертолетов были нешуточной  проблемой  для  небогатой  местной  службы
снабжения. 2 января 1980 года силами крупного вертолетного десанта был
взят под контроль Кандагар - второй по величине город страны.  Тем  же
способом обеспечивалось оперативное размещение гарнизонов в  удаленных
местах,   на   важных   дорогах   и   узловых   пунктах,   позволявших
контролировать  целые  районы.  Успевшая   укрепиться   в   провинциях
оппозиция  при  этом   нередко   оказывала   сопротивление.   Так,   в
приграничном Кундузе мятежникам удалось перерезать дорогу  в  северные
районы. Для восстановления  движения  12  февраля  с  помощью  Ми-8  у
кишлака  Коджагар   высадили   десантную   роту,   которая   захватила
единственный в этих местах мост. С этой операции вертолетчики привезли
первых убитых - штурм стоил жизни семерым десантникам.
   Важнейшей задачей вертолетов в первую военную зиму стало  снабжение
дислоцированных в ДРА частей. Снежная погода сделала  немногочисленные
дороги непроходимыми,  и  вертолеты  стали  едва  ли  не  единственным
средством доставки всего - от продовольствия и боеприпасов  до  зимней
одежды, дров  и  книг  для  гарнизонных  библиотек,  обеспечивая  хоть
сколько-нибудь  сносное  существование  введенным  в  спешке  войскам,
насчитывавшим тогда 81800 человек. Значительную долю грузов составляли
стройматериалы -  доски,  арматура  и  цемент,  шедшие  на  сооружение
блокпостов и застав на дорогах и перевалах. Грузовую  кабину  набивали
под завязку, лишь бы машина могла подняться, и вертолет  с  торчавшими
наружу сучковатыми бревнами не вызывал удивления. Провинциальный центр
Файзабад, полностью отрезанный от центра сплошными снежными  завалами,
вертолеты спасли от голода. В  приграничных  с  СССР  районах  активно
работали Ми-8Т Московского погранотряда (погранотряд дислоцировался  в
поселке Московский Таджикской СССР), контролировавшего  Припамирье.  С
их помощью обустраивали и снабжали  передовую  линию  охраны  границы,
состоявшую из цепи застав и  наблюдательных  пунктов,  размещенных  на
афганской стороне для предупреждения вражеских вылазок.
   После  размещения  войск  часть  вертолетной  группировки  отозвали
назад.   На   некоторых   оставшихся    "восьмерках",    скрывая    их
принадлежность,  поверх  кое-как  закрашенных  красных  звезд  нанесли
афганские опознавательные знаки. Их включили в "туземную  эскадрилью",
для  которой   специально   собирали   со   всего   Советского   Союза
летно-технический  состав  из  таджиков,  лицом  и  речью  похожих  на
афганцев.  Но  "чистокровной"  эскадрилья  не  стала:  нужного   числа
таджиков набрать не удалось, к тому же не все из них обладали  должной
классностью, и шестерых "белых" летчиков все же пришлось оставить.
   Командование  "национальным  формированием"  принял  опытный  пилот
майор В.И. Сидоров. Правда, маскировку изрядно нарушала  русская  речь
со слышимыми за версту специфическими оборотами, да  и  нанесенные  на
скорую руку афганские звезды  и  колосья  были  далеки  от  оригинала.
Весной мятежники перешли к активным действиям.  Планы  скорого  вывода
войск пришлось отложить до  "стабилизации  политической  обстановки  в
стране",  осуществить  которую  решили  серией  операций  по  разгрому
оппозиции. Первыми из них в начале марта стали рейдовые действия вдоль
дорог в Хайрабаде под  Кабулом  и  провинции  Кунар,  в  ходе  которых
снималась блокада  с  окруженных  селений  и  расчищались  придорожные
районы. Это была уже настоящая война, пришедшая на смену эпизодическим
стычкам  и  перестрелкам.  Ограниченное  количество  дорог,  ущелья  и
перевалы, участки с угрозой осыпей и  камнепадов  делали  передвижение
войск крайне трудным. Огневая поддержка артиллерией и танками  нередко
оказывалась вовсе невозможной - их  просто  нельзя  было  подтянуть  в
нужные места. Характер боевых действий  вновь  потребовал  наращивания
вертолетной группировки. Весной  1980  года  вертолетные  части  вновь
стали стягивать в ДРА, размещая их по гарнизонам  и  распределяя  зоны
ответственности: Ми-8 из Баграма и Кабула работали в центре  страны  и
Чарикарской долине  (до  перевала  Саланг  и  Митерлама  на  востоке).
Базировавшийся в Кандагаре 280-й вертолетный полк держал под контролем
южный  пояс  -  магистральное  шоссе  и  прилегающие  к  нему  районы.
Западными  провинциями  и  прикрытием  границы  с  Ираном   занималась
эскадрилья из Шинданда. В северных провинциях действовали Ми-8  181-го
ОВП из Файзабада и Кундуза, лежавшего у трассы Кабул - граница СССР  и
отличавшегося  хорошим  снабжением.  При  необходимости  -  проведении
операций, переброске и снабжении войск - осуществлялся  маневр  силами
вертолетной  группировки  с  использованием  других  аэродромов,   где
местами  базирования   служили   асфальтированные   полосы,   насыпные
"пятачки" щебенки или наскоро уложенные металлические настилы.  Такими
базами были лежащий среди горных распадков  Газни,  торговый  Герат  и
продуваемые   жарким   "афганцем"   Фарах   и   Лашкаргах   (тут    же
переименованный авиаторами в Лошкаревку).  Для  оперативности  нередко
приходилось работать небольшими группами  из  1-2  звеньев  с  полевых
площадок, где даже заправка  представляла  проблему.  Для  ее  решения
устраивали  полевые  хранилища  из  уложенных  на   земле   объемистых
резиновых "бурдюков" с керосином или посылали  на  помощь  "корову"  -
Ми-8 или Ми-6  с  топливом.  В  августе  1980  года  вертолеты-танкеры
обеспечили высадку крупного десанта в Меймене на северо-западе страны,
снабдив горючим два вертолетных полка.
   Для более тесного взаимодействия вертолетные эскадрильи придавались
каждой из трех (5-й, 108-й и 201-й) мотострелковых и  103-й  воздушно-
десантной  дивизиям,  отрядами  вертолетов  усиливали  66-ю   и   70-ю
отдельные мотострелковые бригады. Размещенные в ДРА вертолетные  части
обычно имели в составе от одной  до  четырех  эскадрилий.  Часто  они,
сформированные на базе нескольких полков и доукомплектованные на месте
отдельными машинами и летчиками из разных округов, представляли  собой
"сборную    солянку".    Средний    уровень    подготовки    экипажей,
удовлетворительный  для  мирного  времени,  в   Афганистане   оказался
совершенно  недостаточным,  многие  летчики  не   имели   допуска   на
самостоятельный выбор места посадки, не могли удержать свою  машину  в
строю, отставали и терялись, даже  при  полетах  в  группе.  Штурманам
часто не хватало выучки в  полетах  над  местностью,  лишенной  четких
ориентиров  и  привычных  радиомаяков.   Бывали   случаи,   когда   по
возвращении летчики путались в карте, указывая место высадки  десанта.
Происходили и совершенные курьезы: в воздухе все три члена  экипажа  -
командир, штурман и борттехник - расходились во  мнениях,  куда  летит
вертолет. Не хватало и навыков  применения  оружия,  так  как  в  ходе
боевой подготовки вертолетчиков-транспортников в СССР этому  уделялось
весьма скромное внимание. На счету большинства  из  них  имелось  лишь
несколько зачетных стрельб, не говоря уж о знании  тонкостей  тактики.
Воевать еще предстояло научиться.
   Другой  причиной  проблем  стали   многочисленные   наставления   и
предписания,  регламентировавшие  выполнение   полетов.   Ограничения,
разработанные  с  благой  целью  обеспечения  безопасности,  сковывали
летчиков  в  бою,  а  то  и  оказывались   совершенно   невыполнимыми.
Установленные для Ми-8Т пределы крена до 30Ь и  пикирования  не  свыше
15Ь могли привести к гибели вертолета в горных теснинах. Растянутый во
времени пилотаж позволял противнику спрятаться,  сменить  позицию  или
открыть ответный огонь, а "безопасный" разворот "блинчиком" подставлял
под огонь борт машины. Учиться пришлось буквально на  лету,  перенимая
опыт  классных  летчиков.  Одним  из   наиболее   известных   пилотов,
открывавших афганскую кампанию был майор Владимир Харитонов занимавший
должность зам. командира 280-го полка по летной подготовке. Он вывозил
молодых  пилотов,  раскрывая   возможности   машины   и   демонстрируя
великолепную технику пилотирования, в том числе  на  режимах,  которые
едва ли предполагали сами создатели Ми-8. Все члены его экипажей могли
подменить друг друга, любой из летчиков должен был уметь сам устранять
неисправности,   и   даже   техники   получали   необходимые    навыки
пилотирования вертолета.
   Замечательным летчиком был комэск 181-го ОВП Вячеслав  Гаинутдинов,
ставший Героем Советского Союза уже в апреле  1980  года.  Награду  он
получил за спасение зажатой в кишлаке разведгруппы, сумев  взлететь  и
отыскать ее в пыльную бурю. Приземлившись под огнем прямо  в  селении,
он прикрывал отход группы, отстреливаясь и вертясь  на  одном  колесе,
пока разведчики  пробивались  к  вертолету  по  узким  улочкам.  Майор
Гаинутдинов погиб  через  четыре  месяца  после  награждения,  в  День
авиации - сгорел в вертолете, сбитом на взлете в Кундузе.
   Лучшим учителем была каждодневная работа: в день экипажи вы подняли
по 5-6 вылетов, проводя в воздухе до 8 часов. В практику вошли маневры
с большими  перегрузками,  категорически  запрещенные  дома  виражи  с
креном до 90Ь, истребительные боевые развороты, горки с отрицательными
перегрузками (теоретически  для  вертолета  недопустимыми!)  и  крутые
пикирования, при которых в кабине темнело от земли,  заполнявшей  весь
обзор. Многие летчики впоследствии говорили, что летать  по-настоящему
их  научил  Афган,  однако  "там"  о  своих  достижениях  в   пилотаже
предпочитали  не  распространяться  -  запреты  оставались  запретами.
Харитонова неоднократно вызывали  на  ковер,  подвергая  взысканиям  и
грозя снятием с летной работы,  втихую,  впрочем,  поощряя  "виновника
наших побед". В связи с возникшей потребностью ОКБ провело  работу  по
расширению области допустимых режимов полета Ми-8, а совместно с  ЛИИ,
по увеличению предельного взлетного веса  за  счет  изменения  техники
пилотирования и выполнения взлета с разбегом.
   "Крутой пилотаж" был необходим, но и рискован: энергичные маневры с
закритическими углами атаки приводили  к  срывному  флаттеру  несущего
винта и тряске, поэтому пилотирование на крайних режимах требовало  от
летчика особого внимания. 9 апреля 1980 года в Кандагаре капитан Харин
на Ми-8Т с десантом на борту заложил крутой вираж сразу после  взлета,
не имея высоты и скорости, и не справился с управлением (это  был  его
первый боевой вылет на восьмерке). В упавшем  вертолете  погибли  все,
кроме штурмана, на свое счастье не успевшего пристегнуться и при ударе
выброшенного через блистер.
   Отработка методики пилотирования на крайних  режимах  стоила  жизни
опытнейшим испытателям ЛИИ В.Е. Туровцу и H.А. Бессонову,  разбившимся
в Жуковском 8 февраля 1982 года при имитации посадки подбитого Ми-8  -
с выключенными двигателями на предельных углах тангажа и  снижения.  В
полетах среди однообразных гор  и  ущелий  ориентирами  могли  служить
приметные деревья, характерные скалы или строения, не нанесенные ни на
какие карты и передававшиеся летчиками друг другу "под  запись".  Сами
карты зачастую были старыми  и  неточными,  и  в  Баграме  неожиданным
подспорьем оказались отыскавшиеся  в  гарнизонной  библиотеке  записки
академика-селекционера H.И. Вавилова о его путешествии по Афганистану,
содержавшие  зарисовки  местности,   высоты   перевалов   и   описания
ландшафтов со множеством примет. Полеты "по Вавилову" оценили, ставшую
бестселлером  книгу  передавали  из  рук  в  руки  и  даже  специально
заказывали в Союзе. Из-за значительного расстояния между аэродромами и
особенностей   полетных    задании    вертолеты    оснащались    парой
дополнительных баков по 915 л, что обеспечивало Ми-8Т дальность полета
до 930  км.  Объемистые  "бочки"  занимали  добрую  половину  грузовой
кабины, но летчики неохотно расставались даже с одной из них, опасаясь
вынужденной посадки из-за выработки топлива в негостеприимных местах.
   Благодаря своей  универсальности  и  в  связи  с  нехваткой  Ми-24,
"восьмерки" с первых месяцев  войны  стали  использовать  для  ударных
действий, например, огневой поддержки высаженных ими  же  десантов.  В
эскадрильях имелось также  несколько  специальных  ударно-транспортных
Ми-8ТВ  ("тяжелое  вооружение"),  защищенных   броней   и   оснащенных
крупнокалиберным  пулеметом  А-12.7,   шестью   32-зарядными   блоками
УБ-32-57 и  четырьмя  противотанковыми  ракетами  9М17П  "Скорпион-П".
Однако эти явно перетяжеленные машины  не  пользовались  популярностью
из-за пониженных летных характеристик, особенно заметных в разреженном
горном воздухе. Неповоротливому "утюгу" летчики  предпочитали  обычный
Ми-8Т, который также мог нести достаточно  мощное  оружие  -  бомбы  и
ракеты типа С-5 в 16-зарядных блоках  УБ-16-57УМВП  на  четырех  узлах
подвески. Бои и первые потери быстро вытеснили  прежние  напутствия  о
"высокой и почетной миссии - оказании интернациональной помощи", место
которых заняла простая логика войны "Стреляй первым!"
   В июне 1980 года, ведя разведку в окрестностях  Газни,  пара  Ми-8Т
Сурнина и Соловьева обнаружила на горном хребте огневые точки, которые
решили обстрелять во втором заходе. Машины встретил  плотный  ответный
огонь. "Восьмерка" ведомого вышла из  атаки  с  дымным  шлейфом:  пули
подожгли находившееся в грузовой кабине снаряжение, за  плотным  дымом
ничего не было видно, и борттехник на  ощупь  пытался  определить,  не
горят ли, грозя взрывом, баки. Потрепанная старенькая машина  ведущего
блестела на солнце, словно полированная - по всему борту  текло  масло
из пробитого радиатора.
   Для  усиления  огневой  мощи  "восьмерок"  на  борт   стали   брать
вооруженных АКМ и РПК стрелков из числа солдат, незанятых  летчиков  и
техников аэродромной команды. Для прикрытия  вертолета  на  выходе  из
атаки одного из них часто сажали сзади у люка в грузостворке. В проеме
входной   двери   устанавливали    пехотные    30-мм    скорострельные
автоматические гранатометы  АГС-17  "Пламя".  Тренога  с  гранатометом
крепилась растяжками, чтобы дергающийся при стрельбе АГС не вылетел из
кабины. "Пламя" оказался очень эффективным средством в борьбе с  живой
силой на дистанциях до 800 м: плотный  веер  осколков  выкашивал  даже
траву в радиусе 6-7 м от места взрыва. Боезапас в  барабане  составлял
29  осколочных  280-граммовых  гранат.  Огонь  вели  вбок  по  полету,
накрывая цель хорошо видимой цепочкой разрывов, или с  виража,  плотно
укладывая гранаты в центр круга. 11  июня  1980  года  южнее  Газни  с
патрульной "восьмерки" заметили отряд  вооруженных  конников.  Пытаясь
укрыться от погони, те кинулись  к  близкой  рощице.  Отрезая  дорогу,
вертолет лег в разворот, и борттехник  Михаил  Кель  накрыл  их  одной
очередью. Десятка  гранат  хватило,  чтобы  среди  расщепленных  пальм
осталась  вся  группа.  Вертолетчики  Кандагара  отработали  групповое
нанесение  удара   АГС,   заходя   на   цель   фронтом,   одновременно
разворачиваясь боком и  давая  слаженный  бортовый  залп.  Недостатком
оружия было полное отсутствие каких-либо прицельных  приспособлений  -
штатный прицел не годился для стрельбы в движении, а специальный визир
разрабатывать было  некогда.  Точность  стрельбы  с  воздуха  зависела
исключительно от навыка и меткого глаза борттехника.
   В дуэльной  ситуации  стрелковое  вооружение  на  борту  не  давало
перевеса, а при встрече с ДШК - заметно уступало  ему  в  дальности  и
силе огня. Незаменимым оружием стали ракеты С-5, позволяющие  поражать
разнообразные цели. 57-мм ракеты применялись во  множестве  вариантов,
различавшихся,  в  основном,  устройством   боевой   части:   особенно
распространенными были осколочно-фугасные С-5М и  С-5МО  (С-5М  давала
70-75 осколков массой 0.5-1 грамм, а на корпус С-5МО были нанизаны еще
20  стальных  колец,  разлетавшихся  по   надрезам),  С-5КО   обладали
кумулятивным  действием,  выбивавшим  острые  обломки  камня,  которые
поражали не хуже осколков. Значительное рассеивание  НАР  предполагало
их использование по площадным целям, но их широко применяли  и  против
точечных: залп засыпал цель градом ракет, одна-две из  которых  давали
прямое попадание в пулеметное гнездо или укрытие. Обычно число  НАР  в
залпе составляло 8, 16  или  32.  Предписанная  эффективная  дальность
стрельбы равнялась 1600-1800 м, но многие "мастера ракетного боя"  для
большей точности старались всаживать ракеты в  упор  прямо  в  окна  и
амбразуры и  выбивать  засевшего  в  расщелине  врага  едва  ли  не  с
отвесного пикирования.
   К недостаткам С-5 относили  их  невысокую  поражающую  способность,
особенно  в  борьбе  с  защищенными  целями:  фугасное  действие  НАР,
содержавших всего 200 граммов ВВ, было слабым, часто С-5 вязли в глине
стен  и  дувалов.  Легкие  осколки  сохраняли  убойную  силу  лишь   в
нескольких метрах, на излете не могли пробить  толстые  ватные  халаты
"мишеней" и в докладах отмечалась "высокая живучесть целей  при  ударе
осколочными боеприпасами".
   При атаке сооружении и укрытий более практичными были бомбы, обычно
осколочные  "сотки"   АО-50-100М,   осколочно-фугасные   ОФАБ-100-120,
ОФАБ-100М  и  ОФАБ-250-270.  Разрыв  "сотки"  давал  до  2500  крупных
осколков   с   радиусом   сплошного   поражения   35-40   м.    Обычно
вертолет-бомбардировщик нес пару бомб,  реже  четыре.  Комбинированный
вариант вооружения из двух блоков УБ-16-57УМВП  и  двух  бомб  обладал
большей универсальностью и применялся для атаки  защищенных  объектов:
подавив сопротивление ракетным залпом, вертолет  мог  уничтожить  цель
бомбами.  Для  нанесения  бомбоштурмового   удара   вооружение   могло
распределяться  между  машинами  в  группе.  Для  пуска  ракет   Ми-8Т
оснащался коллиматорным прицелом ПКВ, а для бомбометания -  оптическим
ОПБ-1р, но летчики предпочитали более практичную в  горах  стрельбу  и
сброс бомб  "на  глазок",  пользуясь  нанесенными  на  лобовом  стекле
горизонтальными   линиями,    соответствовавшими    привычным    углам
пикирования и проведенными по  своему  росту  и  уровню  глаз.  Бывали
случаи  использования  с  Ми-8Т  совершенно  непредвиденного   оружия:
израсходовав боезапас, противника  забрасывали  ручными  гранатами,  а
полковник А. Бурков после десятка неудачных попыток  разбомбить  узкий
мост через ущелье взорвал его, уложив с вертолета мешки со взрывчаткой
и   подожженным   бикфордовым   шнуром.   Местные   умельцы   пытались
приспособить на "восьмерках" снятую с истребителя пушку ГШ-23  и  даже
73-мм орудие 2А28 с  БМП-1,  но  испытать  его  в  воздухе  так  и  не
решились, опасаясь, как бы сильная отдача не развалила вертолет.
   Совершенствуя тактику, вертолетчики стали применять эффективный при
атаке группой замкнутый круг ("вертушку"),  обычно  в  составе  звена,
заходя на цель с  пикирования  и  прикрывая  друг  друга  при  выходе.
Безопасный интервал между  машинами  составлял  1000-1500  м,  но  для
непрерывности огневого воздействия его сжимали, и  очередной  вертолет
открывал огонь,  едва  впереди  идущий  отворачивал  в  сторону.  Реже
практиковали удар с плоского круга, взяв цель в кольцо и ведя огонь  с
бортов; при этом можно было использовать только стрелковое  оружие,  а
рикошетирующие  от  камней  пули  могли  поразить  вертолет  напротив.
Некоторые цели типа цепи огневых точек штурмовали фронтом  вертолетов,
разворачиваясь в "гребешок", обычно с  уступом-пеленгом,  ориентируясь
по ведущему. В узких ущельях и межгорьях атаковали "гуськом" - один за
другим, с минимальными разрывами. Работали в основном с  малых  высот,
где вертолет обладал большими  возможностями,  а  главным  противником
были автоматы и излюбленные моджахедами  английские  7.62-мм  винтовки
системы Ли-Энфильда ("буры"),  большое  количество  которых  попало  в
Афганистан в 20-30 годах. Поначалу стрелки противника, не  имея  опыта
отражения воздушных атак, не брали упреждения при стрельбе  по  быстро
движущейся цели, и попадания приходились преимущественно  в  хвостовую
часть. По сравнению с плотно скомпонованными истребителями, где и одна
пуля зачастую выводила из строя систему или агрегат, "пустой" вертолет
переносил без серьезных отказов попадания многих пуль, прошивавших его
насквозь.  Ми-8  возвращались  из  боя,  имея  до  трех   одновременно
поврежденных лопастей (в самих лопастях насчитывали по 5-6 пробоин), с
прострелами баков, разорванными лонжеронами и шпангоутами,  перебитыми
трубопроводами и проводкой управления. Как-то  сопровождавший  колонну
войск  Ми-8  получил  повреждения  осколками   противотанковой   мины,
взорвавшейся под БТРом, над которым он пролетал.
   Экипажи получали ЗШ и бронежилеты, однако  надевать  их  находилось
мало желающих. Двухкилограммовый шлем не давал повернуть головы,  а  в
тяжелом бронежилете можно было в два счета  "свариться  в  собственном
соку". Для защиты от пуль их вешали за сиденьем, сбоку на блистере или
укладывали под ноги.  Летчикам  и  техникам  и  без  того  приходилось
нелегко: летом обшивка накалялась до +80-90ЬС, в кабине  царило  сущее
пекло (отчетные документы констатировали: "В жару при выполнении работ
в кабине и, тем более, в хвостовых балках вертолетов вообще невозможно
находиться"). Спасаясь от жары, экипажи нередко летали  в  далекой  от
уставной форме - трусах и панамах. Ничто  не  могло  спасти  от  всюду
проникающей, лезущей в нос, глаза и липнувшей к телу  пыли  -  за  год
человек вдыхал ее столько, что хватило бы на два кирпича.
   Наибольшая  нагрузка  приходилась  на  "крайнего"   в   экипаже   -
борттехника. Помимо обычной работы по подготовке вертолета, он отвечал
за снаряжение боеприпасами, заправку, занимался погрузкой. В полете  -
следил за работой систем, помогал пилоту  и  штурману,  вел  огонь  из
пулемета и АГС, управлял стрельбой десантников и их высадкой, не умея,
как  шутили  летчики,  разве  что  рожать.  При  посадках  на  полевые
площадки, где можно было налететь на камень, выбоину, подломить  шасси
или перевернуться, борттехник первым  выскакивал  наружу  и,  указывая
ровное место, помогал командиру сесть  (со  стороны  его  размахивания
руками, приседания и подпрыгивания в туче песка перед вертолетом  живо
напоминали шаманский танец). На борту и стоянке борттехники  проводили
по 12-17 часов в день, имея, по мнению военных  медиков,  "3-4-кратное
превышение пределов допустимых норм по утомляемости". Чтобы  "технари"
сохраняли боеспособность,  их  обязанности  частично  поручали  другим
специалистам.
   Чтобы избежать ожогов и солнечных ударов,  при  выполнении  тяжелых
работ (подвеска 250-кг бомб таковой не считалась) вертолеты на стоянке
старались поливать водой, если только она была под  рукой.  Ежедневные
боевые вылеты заставили отказаться от дней предварительной подготовки,
выполняя ее после полетов,  "между  делом",  и  сводя  обслуживание  к
минимально  необходимым  работам.  Если  не  хватало  времени,  машины
разрешалось выпускать на задание с частью неработающего  оборудования,
отказами отдельных систем  и  незашитыми  пробоинами,  из  которых  по
кабине гулял сквозняк ("лишь бы винт вертелся и  пулеметы  стреляли").
Выносливая "восьмерка" выдерживала  немыслимые  условия  эксплуатации:
встречались вертолеты с десятками  дыр,  с  непрошедшими  балансировку
лопастями винта (хоть это и вызывало тряску, но  летать  было  можно).
Весной 1980 года два кандагарских Ми-8Т в воздухе  задели  друг  друга
винтами. Сев на вынужденную в пустыне, поврежденные  участки  лопастей
на глазок подровняли зубилом, и вертолеты смогли вернуться на базу.
   При  обычных  для  Афганистана  летних  +40ЬС  даже  на   равнинных
аэродромах располагаемая мощность двигателей ТВ2-117А падала на треть,
а в высокогорье ТВД не выдавали и  половины  мощности.  Соответственно
приходилось  уменьшать   полезную   нагрузку,   почти   втрое   падала
скороподъемность, снижалась маневренность. При  "паспортной"  нагрузке
Ми-8 до 4000 кг в большинстве случаев 9-10 десантников были  пределом.
Летом 1980 года на выручку афганскому батальону, застрявшему  в  горах
под Кандагаром, отправилась советская эскадрилья. В кромешной  темноте
летчики сумели отыскать афганцев и вывезти их с плоскогорья на  высоте
2200 м. Набрав в кабины по 14-16 человек, они едва взлетели и дотянули
домой на грани прогара турбин и пожара.
   Особенно трудно  приходилось  при  запуске  двигателей,  которые  с
трудом хватали жаркий  воздух.  Именно  вертолетчиками  был  изобретен
"испарительный" способ - из стоявшего наготове бачка через верхний люк
в воздухозаборники ковшиком или кружкой выплескивали воду, охлаждавшую
воздух на входе (однажды в 280-м ОВП подобранные в пустыне  разведчики
первым делом выпили на борту всю воду и, чтобы  взлететь,  борттехнику
пришлось пожертвовать "НЗ" - запасом самодельной браги).
   Летом выплавлялась  и  окислялась  смазка  в  узлах,  от  перегрева
закипали аккумуляторы. Несколько раз ураганным ветром  выворачивало  в
шарнирах  лопасти  винтов,  а   сами   вертолеты   порой   приходилось
привязывать к танкам, чтобы их не унесло. Постоянно висевшая в воздухе
пыль с солончаков попадала в шарниры, гидро- и маслосистему, приводя к
износу и коррозии стальных деталей, в нормальных условиях  считавшихся
нержавеющими.  На  каждую  тонну  топлива   в   емкостях   заправщиков
приходилось до полукилограмма пыли и песка,  часть  которого  так  или
иначе попадала в баки, забивая фильтры и грозя самопроизвольным уходом
двигателя с режима, а то и остановкой. Компрессоры пыль  истачивала  в
первую очередь. Из-за эрозии  изменялся  профиль  лопаток,  приводя  к
нерасчетному обтеканию и даже  помпажу.  ТВ2-117А  не  вырабатывали  и
половины назначенного ресурса, а при их переборке обнаруживалось,  что
миниатюрные  лопатки  последних  ступеней  "съедены"  почти  на   нет.
Пылезащитные устройства (ПЗУ), устанавливаемые на Ми-24, на  Ми-8Т  не
нашли  применения.  Включение  ПЗУ  отбирало  до   6%   и   без   того
недостававшей мощности. Вытягивая еще сотню "лошадей",  техники  часто
перерегулировали ограничитель температуры газов за турбиной,  поднимая
ее с разрешенных 880ЬС до 920ЬС, резонно полагая,  что  установленного
ресурса двигатель все равно не достигнет.
   С июня 1980 года Ми-8Т стали дорабатывать,  усиливая  вооружение  и
защищенность. Кабину экипажа прикрыли наружными 5-мм  бронеэкранами  и
внутренними бронелистами за сиденьями летчиков, по бокам и снизу перед
приборными досками (эти листы  можно  было  складывать  для  улучшения
обзора). Общая масса брони дала прирост  веса  180  кг,  но  оказалась
достаточно эффективной - она задерживала 70% попадавших  пуль,  в  том
числе  крупнокалиберных.  В  носу  вместо  лобовой  секции  остекления
ставили подвижный танковый пулемет ПКТ - мощное оружие  под  усиленный
по сравнению с "ручником" патрон. Еще два пулемета монтировали  сверху
на фермах подвески. Выбор армейского образца был  обоснован:  работать
ему предстояло в родной  среде  -  пыли  и  грязи,  при  недостаточном
охлаждении, ферменные пулеметы пристреливались так,  чтобы  их  трассы
сходились в 800 м перед  вертолетом.  Они  имели  по  400  патронов  с
чередовавшимися обычными,  бронебойно-зажигательными  и  трассирующими
пулями. У носового ПКТ боезапас включал 500 патронов. Еще один  ПКТ  с
парой патронных коробок ставили в хвостовом люке. От пехотного образца
ПКТ   отличался   более   массивным   стволом,    позволявшим    вести
продолжительный огонь без перегрева. В 1980  году  в  ВВС  40-й  армии
появились  первые  Ми-8МТ,  оснащенные   более   мощными   двигателями
ТВЗ-117МТ  и  штатными  ПЗУ.  Увеличенная   почти   в   полтора   раза
энерговооруженность обеспечила им превосходство в  скорости,  потолке,
скороподъемности  и  маневренности.  Новый  вертолет  даже  не   хотел
садиться незагруженным, свободно вися  у  земли  на  "малом  газу",  и
нормально летел на одном двигателе (на Ми-8Т отказ двигателя заставлял
тут  же  подыскивать  место  для  посадки).  Попробовавшим   "эмтэшку"
летчикам обычная "восьмерка" казалась недодающей мощности. При тех же,
что и у Ми-24, двигателях и близкой огневой мощи Ми-8МТ был  на  тонну
легче и ощутимо "летучее". Возросшая грузоподъемность позволяла  нести
до 6 пилонов с вооружением, включая бомбы до 500  кг  и  более  мощные
блоки УБ-32-57, что позволяло эффективно применять его при  штурмовке.
Постепенно новыми вертолетами стали обновлять весь парк "восьмерок".
   Летом 1980 года в Кабульском аэропорту прилетавших встречал  лозунг
"Миру - мир!" и местная шутка "Войны-то тут нет, но от нашей борьбы за
мир скоро камня на камне не останется". Бои в это  время  уже  шли  по
всему  Афганистану.  Справка  ХАД  (ХАД   -   Служба   Государственной
Информации, афганская госбезопасность) по густонаселенной  Чарикарской
долине у  самого  Кабула  гласила:  "Народная  власть  носит  очаговый
характер и распространяется, как правило,  на  здание  или  крепость".
Могло ли быть иначе в стране, где  "светлое  будущее"  пытались  силой
навязать народу с давними обычаями и традициями, за кровью  и  яростью
боев задумываться уже не приходилось. В прицеле был враг, и оставалось
только  стрелять  и  стрелять.  Патронов  уже  не  считали:  на   борт
"восьмерки" сверх штатного боекомплекта брали  по  10-12  "цинков",  и
после иной жаркой схватки под ногами гремели  сотни  стреляных  гильз,
устилавших пол кабины. Выгребать  их  приходилось  метлой  и  ведрами,
ссыпая в кучи вокруг стоянок и доверху заполняя местные арыки.
   При оказании огневой поддержки особое  значение  приобретал  тесный
контакт с наземными частями. В  этом  вертолетчики  имели  несомненное
преимущество перед ИА и ИБА: при необходимости они могли взять на борт
знающего местность авианаводчика или подсесть в боевые порядки  войск,
чтобы уточнить  обстановку  и  согласовать  действия.  В  распоряжении
полковника Б.В. Громова, тогда командира 5-й  мотострелковой  дивизии,
находился солдат-художник, в цвете изображавший панораму местности, по
которой вертолетчикам намечали места работы и цели. С небольшой высоты
хорошо различались сигнальные ракеты и дымовые шашки, цепочка  которых
обозначала  фронт  подразделения.  Атака  вертолетов  давала   гораздо
большую эффективность и  точность,  чем  удары  скоростных  самолетов,
нередко с высоты не способных заметить  эти  сигналы  (бывали  случаи,
когда авианаводчик, отчаявшись  показать  цель  опасно  кружившим  над
головой самолетам, уводил их  в  сторону,  давая  ориентиром  скалу  в
отдалении).
   Работая совместно с ИА и ИБА,  вертолеты  могли  "подсветить"  цель
пулеметными трассами или сработать по системе, названной  "дым-огонь":
они наносили удар НАР, а по поднявшемуся облаку пыли и дыма сбрасывали
бомбы  самолеты.  Преодолев  известное   высокомерие   к   винтокрылым
"карлсонам",  летчики   "настоящей"   авиации   не   упускали   случая
"подлетнуть" на Ми-8 бортстрелками, ощутить  полет  у  самой  земли  и
вплотную  встретиться  с  противником.  А  его   вертолетчики   видели
буквально в лицо, и не были преувеличением слова песни из их  богатого
фольклора:

                 "...Я вижу тебя сквозь сетку прицела,
                  Сквозь дымку от залпа ракет,
                  Я вижу тебя пока еще целым -
                  Винтовку, чалму и бешмет"

   Патрулируя окрестности и приграничные районы, вертолеты вели  поиск
вооруженных отрядов и пресекали путь караванов с оружием. В тянувшихся
за Фарахом и Кандагаром пустынях Регистан и Хаш поиск облегчали хорошо
видимые с воздуха тропы и шлейфы пыли, часами державшиеся за прошедшим
караваном или машиной. По ним  нагоняли  путников,  высаживали  группы
досмотра, а то и решали  их  судьбу  с  ходу.  Однозначно  признавался
врагом человек или группа, имевшие оружие,  пытавшиеся  оторваться  от
преследования, разбежаться или спрятаться.  При  досмотре  требовалось
особое чутье и осторожность: в руках у  мирного  купца  мгновенно  мог
появиться автомат, а караванщики, случалось, сами бросались  в  атаку.
Летом 1980 года так был убит командир Ми-8Т Г. Пожарищенский из 280-го
ОВП, севший в Регистане. Машину с  раненым  штурманом  и  бортстрелком
сумел привести домой борттехник "харитоновской  выучки"  А.  Медведев.
Незадолго до этого там же в стычке с  бандой  комэску  Сидорову  пулей
"подстригло" волосы, его  штурман  был  ранен  в  шею,  а  борттехнику
пришлось  из  РПК  отстреливаться  от  наседавших   моджахедов,   пока
отходившая группа грузила на борт убитых и раненых.
   Для внезапности "просмотр" и заход на цель вели на предельно  малых
высотах, на уровне верхушек деревьев (хотя инструкции запрещали полеты
ниже 50 м, позднее опустив "планку" до 25 м). В августе  1980  года  в
Кандагар вернулся Ми-8Т  без  передней  стойки,  снесенной  в  бреющем
полете.  Садиться  ему  пришлось  на   подставленные   ящики.   Машину
отремонтировали,  и  она  продолжала  летать,   сохранив   на   память
внушительную вмятину  в  полу  кабины.  Основной  работой  "восьмерок"
оставались   перевозки    и    десантирование    войск,    занимавшие,
соответственно, 18% и 12% от общего числа  вылетов  армейской  авиации
(АА), возрастая до 40-45% при проведении операций, вообще  невозможных
без  высадки  с  вертолетов  и  снабжения  по  воздуху.  При   очистке
приграничной  с  СССР  провинции  Фориаб  в  январе  1982  года   были
задействованы 40 советских Ми-8Т и МТ, 12 Ми-24, 8 Ми-6 и 12 афганских
Ми-8Т, высадивших 1200 бойцов, потеряв при  этом  две  "восьмерки".  В
ходе 2-й Панджшерской операции в  мае-июне  1982  года  решающую  роль
сыграли тактические десанты 20 советских и афганских батальонов  общим
числом 4200 человек, которые осуществляли 104 наших вертолета и  часть
афганских машин. Главной  задачей  определялся  захват  господствующих
высот с целью отрезать противнику пути  отхода,  для  чего  вертолетам
приходилось действовать на высотах  до  3500  м.  Поддерживая  десант,
помимо бомб и ракет, вертолеты  за  три  недели  операции  расстреляли
415226 патронов.
   Наиболее сложные полеты выполнялись  для  обеспечения  высокогорных
застав и  разведпостов,  контролировавших  перевалы  и  дороги.  Чтобы
забросить туда продовольствие, топливо,  боеприпасы  и  обычную  воду,
Ми-8  предельно  облегчали,  снимая  броню,  фермы   подвески,   часть
оборудования, сиденья в грузовой кабине, а иногда  даже  вооружение  и
створки грузолюка. "Раздетый" вертолет мог набрать лишнюю  пару  сотен
метров высоты, но  приземлиться  часто  оказывалось  негде,  и  машину
приходилось удерживать на весу, приткнувшись  к  выступу  скалы  одним
колесом, пока из кабины выбрасывали груз и принимали людей. Иногда,  с
разгону забравшись на высокогорную площадку, вертолет  оттуда  уже  не
мог взлететь нормально. На этот случай была отработана методика срыва,
при которой вертолет соскальзывал вниз, набирал в падении  достаточную
скорость и переходил в горизонтальный полет. Однажды капитан  Кабдулин
сумел забрать таким образом сразу 30 блокированных на вершине человек,
объяснив потом, что вторично подняться на эту площадку  он  просто  не
смог бы.
   "Вертушки" пользовались заслуженной  любовью  и  уважением:  помимо
доставки всего необходимого и огневой поддержки, они вывозили  раненых
и пострадавших от тепловых ударов ("солнечников"), выручали отсеченные
от  своих  подразделения.  Для  многих,  оказавшихся   в   безвыходном
положении,  рокот  вертолетов  означал  спасение.  Среди  них  был   и
начальник тыла 40-й армии полковник В.А. Васин, БТР с которым  подбили
в "зеленке" вблизи Чарикара.
   Рост потерь  в  авиации  заставил  совершенствовать  тактику  групп
поиска и спасения (ПСС). Поначалу пара Ми-8 с вооружением, аптечкой  и
спасательной командой на борту, задачей которых было поддержать сбитый
экипаж и помочь ему выбраться, дежурила на аэродроме и поднималась  по
вызову.
   Судьбу севших на вынужденную летчиков нередко решали минуты, и пару
ПСС стали придавать основной  группе.  Она  шла  замыкающей  в  боевом
порядке, чтобы видеть все остальные машины. Дежурство в воздухе у цели
проводили на безопасном эшелоне, кружа выше остальных  на  300-500  м.
При необходимости на выручку  подсаживался  ближайший  из  вертолетов,
остальные при этом прикрывали его огнем, становясь в  круг.  В  частях
40-й армии с первого дня действовал приказ о том, что ни один  боец  -
раненый, контуженый или убитый - не должен остаться  на  поле  боя.  В
апреле 1981 года во время боев в ущелье Анардара под  Фарахом  пропали
пять человек. Когда вертолетчики нашли их, в живых остался лишь  один,
но и тела погибших пришлось отвоевывать, высаживая десанты  и  выбивая
противника из района.  В  июне  1985  года  вертолетчики  280-го  ОВП,
выполняя поиск сбитого под Кандагаром летчика-истребителя,  нашли  его
мертвым - спускавшегося  на  парашюте  пилота  душманы  расстреляли  в
воздухе.  Борттехник  Ми-8,  открывавший  дверь,  был   убит   наповал
притаившимся  в  засаде  снайпером,  знавшим  -  "шурави"   непременно
прилетят забирать своего. Тут же из ЗГУ был расстрелян и вертолет,  из
которого едва успели выскочить командир и штурман.  Сами  вертолетчики
ежегодно теряли по 30-35 машин (почти целый полк), многие  из  которых
уносили с собой экипаж. От сгоревшего вертолета оставалось  немного  -
заметное издалека пятно гари, отлетевшие при ударе хвостовая  балка  и
колеса, спутанные  обрывками  проводов,  двигатели  в  луже  дюраля  и
покрытый жирной копотью остов кабины. Основное число повреждений  Ми-8
получали  при   десантировании,   высаживая   и   забирая   людей   на
простреливаемых площадках (до 50%), и при транспортных перевозках  (до
15%). Чтобы  избежать  поражения  при  высадке,  был  изобретен  прием
"кленовый  лист":  вертолет  снижался,  виляя  по   курсу   и   крену.
Направление полета при этом сохранялось, но с земли было трудно понять
истинное положение машины и выполняемый маневр.
   Набираясь  опыта,  вражеские  стрелки  старались  прицельным  огнем
выбить экипаж: 44% всех потерь в вертолетной  авиации  приходилось  на
гибель летчика от стрелкового оружия. К 1982 году количество попаданий
в кабину достигло 74% от общего  числа,  при  этом  42%  пуль  спереди
приходилось  на  незащищенное  остекление  Ми-8.  "Бур"  с  прицельной
дальностью  до  2600  м  представлял   не   меньшую   опасность,   чем
автоматическое оружие. В марте 1982 года старшему лейтенанту Минину из
339-го полка, забиравшему раненых из Гардеза,  пуля  "бура"  попала  в
лицо. Он умер в воздухе, вся кабина была  залита  кровью,  но  штурман
успел  перехватить  управление  и  увести  вертолет.  Шедшего  ведомым
капитана Александрова тут же ранили  в  руку,  и  он  перевернулся  на
посадке. На борту все остались целы, а "меченый" летчик, вернувшись  в
строй, в первом же вылете получил пулю снайпера в то же место!  Майора
Харитонова в полете спас авиагоризонт, в котором засела  пуля,  шедшая
точно в голову...
   Против взлетающих и садящихся вертолетов моджахеды пускали  в  дело
ручные гранатометы, в обращении с которыми были настоящими  мастерами.
Кумулятивная граната РПГ вырывала до 1.5  кв.м  борта,  вызывала  течь
топлива и пожар, могла оторвать хвостовую  балку  или  разнести  винт.
Капитана Иванова гранатометчик подстерег на взлете в  Асадабаде.  Дух,
грязный и лохматый, поднялся из-за камней рядом и в упор всадил в борт
гранату. Едва оторвавшаяся от земли "восьмерка" рухнула в огне, по ней
тут же ударили автоматы, но летчики успели  выскочить  и,  прячась  за
стелющейся гарью, укрылись за броней подоспевшей  БМП.  Из  РПГ  могли
вести  и  заградительный  огонь,  при  этом  гранаты  срабатывали   на
самоликвидацию, рассыпая вокруг осколки (видимо, такие случаи породили
уже в начале войны слухи  о  применении  ПЗРК,  ведь  вспышка  разрыва
гранаты в воздухе очень походила на разрыв ракеты). Один из Ми-8  стал
жертвой угнанной из афганской части "Шилки". 22  июля  1980  года  при
ведении разведки у Мраморной  горы  под  Кандагаром  вертолет  получил
попадание в фюзеляж, разрезавшее машину пополам, и повалился к  земле.
Ведомый, шедший следом, ничем не  мог  помочь  -  в  охваченной  огнем
машине сгорели все.
   С насыщением ПВО крупнокалиберными зенитными  пулеметами  и  ЗГУ  с
эффективной наклонной дальностью стрельбы до 1500 м  пришлось  поднять
эшелоны  полетов  вертолетов.  Количество  попаданий  из   стрелкового
оружия, в том числе калибром до 14.5  мм,  на  высотах  свыше  1200  м
падало до 3-5% от общего числа, а после  2000  м  его  можно  было  не
принимать во внимание. Появление ПЗРК  качественно  изменило  характер
применения  вертолетов,  по  сути,  началась  война  за  господство  в
воздухе. "Ред Ай - опасные районы" отмечались на полетных картах еще в
1980 году, а в  мае  1982  года  в  Панджшере  были  захвачены  первые
душманские "Стрелы". Однако новое оружие еще не было толком освоено, у
взятых трофеев, например, оказались  совершенно  отсыревшими  батареи.
Первые пуски были зафиксированы в 1983  году,  затем  их  число  стало
угрожающе нарастать; к концу 1984 года отметили 62  случая  применения
ракет, в 1985 - 141 пуск, в 1986 - уже 847, поразившие  23  машины.  В
1987 году, по данным оперотдела штаба 40-й армии, у противника  имелся
341 ПЗРК, а в лагерях на территории Пакистана  и  Ирана,  где  обучали
зенитчиков, специальность стрелка-ракетчика стала одной  из  массовых.
Попадание ракеты с мощной БЧ, полосовавшей  вертолет  плотным  потоком
осколков и фугасным ударом, чаще всего приводило  к  катастрофическому
исходу - пожару, взрыву  и  гибели  летчиков.  Специалисты,  изучавшие
устойчивость систем и  узлов  вертолетов  к  ПЗРК,  пришли  к  выводу,
достойному цитирования: "Прямое попадание ракет в вертолет приводит  к
его гибели, поэтому конкретный характер боевых повреждений авиатехники
в  данном  случае  не  представляет  практического   интереса".   Зона
досягаемости ПВО с появлением более совершенных  "Стингеров"  охватила
высоты  до  3500  м,  а  поджидать  авиацию  стрелки  могли   повсюду:
докладывали  даже  о  пусках  из  центра  Кабула,  с  крыш   домов   и
автомобилей.
   Первые доработки по повышению защищенности от ПЗРК  были  проведены
уже  летом  1980  года.  Они  включали   установку   экранно-выхлопных
устройств (ЭВУ) и автоматов пассивных  помех  АСО-2В  с  ИК-ловушками.
ЭВУ, смешивая горячие выхлопные  газы  с  наружным  воздухом,  снижали
тепловой фон двигателей в 2-3  раза.  Блоки  АСО,  содержавшие  по  32
пиропатрона ЛО-56, подвешивались  на  стальных  лентах  под  хвостовой
балкой. Позднее на Ми-8МТ их стали  монтировать  пакетами  по  три  на
бортах фюзеляжа, чтобы ловушки догорали в тепловом  следе  двигателей.
Отстрел задавался автоматически  сериями  по  4-16  штук.  Однако  эти
системы не обеспечивали радикального решения: эффективность маломощных
ловушек  со  временем  горения  5-8  с  составляла  только  10-15%,  а
конструкция ЭВУ  оказалась  не  совсем  удачной.  Выхлопные  газы  они
направляли вверх, чтобы их размывало потоком от винта, но  проведенные
в ЦАГИ эксперименты, в ходе которых вертолет с ЭВУ  снимали  с  разных
ракурсов тепловизионной  аппаратурой,  выявили  неожиданный  эффект  -
наличие при  прохождении  лопастей  четко  идентифицируемых  всплесков
ИК-излучения,    привлекательных    для    ГСН    ракет.     Добиваясь
удовлетворительного результата, пришлось сменить три типа ЭВУ. С  1982
года на вертолетах появилась станция оптико-электронных помех СОЭП-В1А
(изделие Л-166 или "Липа"), которую монтировали сверху  фюзеляжа.  При
помощи  нагревательного  элемента   (мощной   ксеноновой   лампы   или
нихромовой спирали) и системы вращающихся линз "Липа" создавала вокруг
вертолета  импульсный  поток   непрерывно   перемещающихся   ИК-лучей,
вызывавших раскачку следящей системы ракет и срыв  наведения.  Станция
оказалась чрезвычайно эффективной - при испытании она срывала атаку  с
вероятностью, близкой к 1,  хотя  имела  "мертвые  зоны"  внизу  и  не
обеспечивала полностью защиту от "Стингеров". Практичные  вертолетчики
нашли   и   бытовое   применение   поистине   универсальной   системе,
приспособившись на  ее  мощной  "печке"  жарить  картошку  и  кипятить
чайники. Суммарная эффективность всех трех вертолетных систем активной
и пассивной защиты в боевых условиях достигала 70-85% (она оценивалась
по числу сорванных пусков к их общему числу).
   Вместе с тем ЭВУ прибавляли 68 кг массы, еще 50 кг давали АСО и  25
кг - "Липа", что было  довольно  много  для  потяжелевшей  после  всех
доработок машины. Накапливаясь (общая  масса  доработок  достигла  500
кг), они начинали давать отрицательный эффект. Для  сохранения  летных
качество в частях начали облегчать вертолеты, снимая пилонные  ПКТ,  а
нередко и громоздкие "лопухи" ЭВУ, сильно увеличивавшие  сопротивление
(особенно это ощущалось на менее мощных Ми-8Т,  "потолок"  которых  на
режиме  висения  составлял  полметра  от   земли!).   Хвостовой   ПКТ,
незаменимый для защиты от огня  сзади,  оставляли.  Другой  простой  и
эффективной мерой стала установка  зеркал  заднего  вида,  позволявших
летчикам следить за задней полусферой. В итоге у Ми-8  уязвимость  при
выходе из атаки оказывалась почти  вдвое  ниже,  чем  у  Ми-24,  такой
защиты не имевшего.
   Топливные   баки   Ми-8   снаружи   оклеивали   пористой   резиной,
закупоривавшей  пробоины,  а  изнутри   заполняли   пенополиуретановой
губкой, останавливавшей пламя и гасившей взрыв. Эти  меры  практически
исключали пожары и взрывы баков даже  при  попадании  крупнокалиберных
пуль. Разнесли тросы управления рулевым винтом, чтобы их не перебивало
одним попаданием (как не  раз  случалось  раньше),  защитили  экранами
магистрали  масляных  и   гидросистем,   попутно   проведя   множество
эксплуатационных улучшений: вечно текущие дюриты  гидравлики  заменили
прочными шлангами в металлической оплетке, повысили ресурс лопастей за
счет усиления лобовой оковки,  защищавшей  от  туч  песка  и  летевших
камней, герметизацией шарниров защитили  их  от  пыли.  Характеристики
Ми-8МТ  улучшили   установкой   двигателей   ТВ3-117В   с   повышенной
высотностью. С 1982 года на  Ми-8МТ  стали  применять  ракетные  блоки
Б-8В20 с более мощными 80-мм НАР,  пушечные  контейнеры  УПК-23-250  и
универсальные    вертолетные    гондолы     ГУВ,     комплектовавшиеся
скорострельными пулеметами и гранатометами.
   Растущее число потерь побудило  вертолетчиков  использовать  разные
приемы  -  от  противозенитного  маневра  и  работы  с  малых   высот,
оставлявших противнику минимум времени  на  изготовку  и  прицеливание
(ГСН "Ред Ай" и "Стингеров" могла захватывать цель на высотах не  ниже
30 м), до ухода на практический потолок, вне  досягаемости  огня  ПВО.
Моджахеды,  в  свою  очередь,  совершенствуя  оборону,  вводили  посты
раннего предупреждения, рассредоточивали зенитные позиции для  ведения
огня с разных направлений и ярусов в горах,  эшелонировали  их  вокруг
базовых  районов  с  растущей  плотностью  к  центру.  При   очередном
наступлении на Панджшер весной и летом 1984 года за один день 16  июня
(запомнившийся как "день вертолетчика") на базу не вернулись 5  машин.
В апреле 1986 года, пытаясь высадить десант на  нерасчищенный  от  ПВО
плацдарм у базы Джавара, пять вертолетов потеряли афганцы. Без  потерь
не  обходились  крупные  операции  "Пустыня"   в   июле   1985   года,
сопровождавшаяся высадкой в горах 7000  человек,  и  "Плотина"  осенью
того же года, в ходе которой Кунарское ущелье  на  протяжении  170  км
блокировал десант из более чем 12000 бойцов. В ноябрьской операции под
Кандагаром вертолеты выполнили за две недели 508 вылетов, высаживая  и
обеспечивая десантников на 19 площадках. За эти  дни  были  сбиты  три
Ми-8МТ, в одном из которых погиб  командир  280-го  полка  Филюшин.  В
горах, где зенитный огонь  был  особенно  опасен,  а  обзор  и  маневр
затруднены, потери возрастали в 1.3-1.5 раза по сравнению с операциями
на равнинах. Всего за  1985  год  боевые  потери  Ми-8  распределялись
следующим образом: 27% пришлось на ручное стрелковое оружие, 40% -  на
огонь ДШК, 27% - ЗГУ и 6% - ПЗРК. За тот год среднее число вылетов  на
один Ми-8 составило 426, а максимальное - 906 с налетом 963 часа.
   "Восьмерки" широко использовались  в  качестве  штабных  машин  для
контроля с воздуха и управления войсками. Случались и ошибки: в апреле
1982 года проводилась уже упоминавшаяся операция по  уничтожению  узла
торговли наркотиками в Рабати-Джали на  крайнем  юго-западе  страны  у
самой границы с Ираном и Пакистаном. После бомбового удара на рассвете
планировалось  довершить  дело  десантом,   которым   руководил   зам.
командующего ВВС 40-й армии полковник Апрелков. Чтобы вертолетам  было
легче выйти на цель, Су-17 ее  обозначили  створом  САБ.  Пока  группа
подтягивалась к району высадки, САБы отнес  ветер, вертолеты  высадили
десантников на иранской территории и, не заметив ошибки, ушли обратно.
В назначенный район те выбрались только через  пять  часов.  Апрелкову
неудача стоила должности, а крайне ценную для моджахедов  базу,  то  и
дело восстанавливавшуюся, приходилось громить еще не раз, стягивая всю
авиацию в этом районе для очередного "крестового похода".
   К  числу  немногих   "разгрузочных"   заданий   относилась   работа
ретрансляторами. Обеспечивая устойчивую радиосвязь КП  с  ушедшими  на
задание машинами и наземными подразделениями,  вертолет  забирался  на
предельную высоту  и  на  автопилоте  кружил  над  аэродромом.  Полной
заправки хватало на 4.5 часа, и наиболее  предусмотрительные  летчики,
сменяя друг друга, успевали отоспаться на припасенном матрасе.
   Без вертолетов была  бы  невозможной  работа  спецназа  -  наиболее
боеспособных, обученных и хорошо вооруженных подразделений,  настоящих
профессионалов  войны.  Восемь  батальонов   спецназа,   перекрывавших
приграничные районы и "южный пояс", были  сведены  в  две  бригады  со
штабами  в  Джелалабаде  и  Лашкаргахе.  Каждой  из  них   придавалась
отдельная вертолетная  эскадрилья  -  205-я  и  239-я  ОВЭ.  Пользуясь
данными разведки, радиоперехвата  и  ХАД,  спецназ  загодя  узнавал  о
выходе  банд,  времени  и  пути  движения   караванов,   а   вертолеты
обеспечивали скрытность и внезапность выдвижения в назначенный район.
   17 сентября 1984 года засада, высаженная в нужном  месте  в  нужное
время,  встретила  и  уничтожила  пробиравшуюся  по   Регистану   пару
"джипов". Среди немногих  уцелевших  моджахедов  оказался  французский
журналист  Жак  Абушар,  ради  которого  и  была  затеяна  эта   охота
(подозревали, что он военный советник и разведчик). Осенью  1985  года
силами  кандагарского  спецназа  удалось   перехватить   и   полностью
истребить банду одного из самых известных в этих местах  командиров  -
муллы Маланга. Очень эффективными оказались поисково-ударные  действия
вертолетов  со  спецназовскими   досмотровыми   группами   на   борту,
позволявшими  охватывать  районы  в  радиусе  100-120  км   от   места
базирования. Высадив группу, пара  Ми-8  прикрывала  их  с  воздуха  и
отсекала разбегавшимся караванщикам пути отхода. Принято считать,  что
5 января  1987  года  был  захвачен  первый  "Стингер",  знакомство  с
устройством   которого   было    необходимо    для    выработки    мер
противодействия. ПЗРК искали уже давно, и за трофей  загодя  назначили
награду - Звезду Героя. По донесению разведки на поиск  вылетела  пара
Ми-8МТ с дежурной группой майора  Е.  Сергеева  в  сопровождении  двух
Ми-24. У кишлака Шахджой они обнаружили колонну из пяти мотоциклистов.
Пытаясь уйти, те  успели  пустить  два  "Стингера",  но  промахнулись.
Уничтожив ответным огнем 16 моджахедов,  десантники  захватили  одного
уцелевшего "караванщика" и снаряженный  ПЗРК.  Однако  тремя  месяцами
раньше  под  Кандагаром  разведгруппа  спецназа  майора   Белова   уже
доставила три "Стингера", но обещанной  награды  разведчик  так  и  не
получил, будучи "замеченным в  употреблении  спиртного  и  резкости  с
начальством".
   К 1987 году усиление ПВО заставило практически полностью отказаться
от применения вертолетов для огневой поддержки войск. Руководство  ВВС
ТуркВО и  40-й  армии  отвело  бомбово-штурмовые  удары  самолетам,  а
вертолеты  прикрывали  их  и,  в  лучшем  случае,   завершали   налет,
"подчищая" местность после удара. Все чаще вертолеты использовали  для
работы ночью. Для безопасности такие полеты выполняли  с  увеличенными
до 800-1000 м интервалами между машинами, не включая БАНО и  пользуясь
только неяркими строевыми  огнями.  Ударные  действия  по  ночам  вели
обычно  смешанные  группы  из  пары  Ми-8,   занимавшихся   подсветкой
местности САБ с высоты 2500-3000 м, и штурмовых звеньев Ми-24.
   Политика национального примирения и объявленное с  15  января  1987
года  прекращение  огня  не  дали  желаемых   результатов,   и   война
продолжалась. Но у вертолетчиков появилась новая работа - переправка в
родные  места  беженцев  и  пожелавших  вернуться   к   мирной   жизни
моджахедов, которых перевозили подальше от районов боевых действий. На
стоянках появлялся разношерстный люд бандитского вида,  в  галошах  на
босу ногу, бородах и пулеметах. На время полета у них отбирали оружие,
запирая его от греха подальше в кабине экипажа.
   С  общей  стратегией  на  свертывание  активных  военных   действий
сократилось и число воздушных десантов. Последние крупные высадки были
осуществлены при проведении операции "Магистраль" в ноябре  1987  года
для разблокирования дороги в осажденный Хост. В ходе ее  захватывались
высоты вдоль дороги, а под самым городом высадили советский батальон и
бригаду  афганских  коммандос,   двинувшихся   навстречу   наступавшим
войскам. К началу вывода советских войск на 15 мая 1988 года ВВС  40-й
армии располагали 331 вертолетом. Первоочередной задачей  их  экипажей
стала  защита  городов  и  аэродромов  от  участившихся  минометных  и
ракетных обстрелов. На Джелалабад и Баграм из близкой "зеленки" мины и
пули сыпались почти регулярно, и в лунные ночи даже в туалет частенько
приходилось    пробираться    крадучись.    Непрерывное    вертолетное
патрулирование, наряду с  минными  заграждениями,  оказалось  наиболее
эффективной мерой обороны. Рабочий день на авиабазах начинался  в  4-5
часов  утра  со  взлета  дежурного  звена  вертолетов,   прочесывавших
периметр  в  поисках  вражеских  стрелков.  До   наступления   темноты
"вертушки"  кружили  вокруг  аэродрома,  прикрывая  взлет  и   посадку
самолетов. Ночью  на  них  подвешивали  САБы.  Охоту  за  противником,
подбиравшимся к  самым  стоянкам,  вели  с  помощью  приборов  ночного
видения - ИК-очков ПНВ-57Е. Обнаружив "теплую цель", намерения которой
не вызывали сомнений, подсвечивали ее "люстрой"  и  с  ходу  открывали
огонь на поражение. Вертолет при  этом  оставался  невидимым,  а  уйти
ослепленному  противнику  было  некуда.  Прикрывая  авиабазы,  ставшие
последними плацдармами, вертолетчики не всегда могли защитить себя:  в
ставший черным декабрьский день 1988 года попадание одного  снаряда  в
крышу клуба, где летчики собрались у телевизора, унесло жизни сразу 11
человек. В 9:45 утра 15 февраля БТР с  командармом  Борисом  Громовым,
замыкавший уходившие колонны, пересек мост на государственной границе.
И лишь получив доклад  о  выходе  "первого",  Ми-8  сняли  пять  групп
прикрытия и самыми последними покинули Афганистан.



Origin: http://www.airwar.ru/history/locwar/afgan/mi24/mi24.html

     Первоначальные  планы  развертывания  советских  частей  при  вводе   в
Афганистан  предусматривали лишь  размещение  гарнизонов в  городах,  охрану
дорог и предприятий и не предполагали масштабных боевых  действий. Очевидно,
поэтому в  ДРА направили незначительное число Ми-24: к  началу  1980  года в
составе   ОКСВ   их   насчитывалось    всего   6.   В   вертолетных   частях
"двадцатьчетверки" играли роль лидеров, используясь  в основном для разведки
и прикрытия высадки на занимаемые аэродромы. Так, ранним утром 1 января 1980
года перед  вылетом на Кандагар большой группы Ми-6 и Ми-8 с десантниками на
единственном  в  280-м  ОВП Ми-24А командир  полка  Владимир Бухарин  первым
прошел по маршруту, проложив путь остальным. В этот же день переброшенные из
Ашхабада  вертолеты  штурмовали   огневые  точки  у  приграничного  перевала
Рабати-Мирза,  расчищая  дорогу движущимся  на  Герат  и  Шинданд  колоннам.
Hеобычайно холодная и снежная зима  "заморозила" действия оппозиции.  Так, в
Кандагаре  за  весь январь  душманы лишь однажды  обстреляли  подлетавший  к
аэродрому  вертолет,  а   единственным  боевым  заданием  стало  уничтожение
угнанного  из афганской  части танка.  Hа его поиск  на  Ми-24А  вылетел сам
Бухарин в сопровождении МиГ-17  советника командира местного истребительного
полка  П.  П.  Иванцова.  Танк  он  обнаружил в  узком  горном  проходе  под
нависавшим карнизом.  Hе очень  рассчитывая  на  прямое  попадание,  Бухарин
бомбовым ударом ФАБ-250 обрушил  каменный козырек на добычу  моджахедов. Тот
вылет пришлось почти сутки  согласовывать с Кабулом, но уже  в  конце января
было  получено  разрешение на  самостоятельное применение  оружия.  Очаговый
характер  боевых  действий и  тактика  моджахедов, использовавших  засады  и
набеги, требовали быстрой реакции и точного ответа. В  горах, где  противник
старался использовать господствующие высоты (кто выше, тот сильнее!), помощь
авиации становилась  первостепенной. Война  обещала стать  "вертолетной",  и
Ми-24 предстояло сказать в ней веское слово.
     Уже в последних числах февраля ВТА начала  спешную  переброску еще двух
эскадрилий Ми-24Д. В "Антей" загоняли по два вертолета со снятыми лопастями,
стабилизатором и  крылом, "осаживая"  их  на спущенных  амортизаторах. Ми-24
разместили и на приграничных площадках в Припамирье и  Туркмении для  работы
на  севере   ДРА.  Каждый  гарнизон  в  обязательном   порядке  оборудовался
вертолетной площадкой, посадочные "пятачки" имели  даже  удаленные заставы и
блокпосты. Такое решение,  перенятое у американцев с  их вьетнамским опытом,
упрощало снабжение  и связь, не в последнюю очередь позволяя рассчитывать на
эвакуацию  в  крайнем  случае.  Базируясь  в операциях на полевых площадках,
вертолетчики могли получать задачи и  целеуказания из первых  рук, а быстрый
"подскок"  к  месту  удара делал  его своевременным и  эффективным. Успешным
действиям вертолетчиков  способствовал смешанный состав  полков  и отдельных
эскадрилий. Плотное  взаимодействие "пчелок"  (как прозвали Ми-8)  и  боевых
"крокодилов" обеспечивало достаточность сил для широкого круга задач.
     В 40-й  армии  удалось  успешно  решить  очень  сложный  для  советских
Вооруженных  Сил вопрос  включения авиационных частей в состав общевойсковых
объединении.  Предпринятая  незадолго до этого  попытка реализовать подобную
структуру дома сведя вертолетные части в армейскую авиацию (АА) и передав ее
с начала  1980 года  в подчинение командованию  военных округов для  лучшего
взаимодействия особого  успеха не имела. В  Афганистане командующий авиацией
имел свой  "голос"  в руководстве  армии,  задания в интересах подразделении
сухопутных  войск   проходили   через   его   штаб,   отдававший  конкретные
распоряжения авиаторам.
     С весны  1980  года поджарые  пятнистые  силуэты  Ми-24  все чаще стали
появляться в афганском небе став вскоре настоящим символом этой войны. Атаки
"двадцатьчетверок"  летавших  "ближе ниже  и  медленнее  всех"  давали много
большую результативность,  чем удары сверхзвуковых машин ИА и ИБА, мгновенно
проносившихся над целью и без особого уважения прозванных "свистками". После
первых стычек и потерь вертолетчики  начали выполнять задания минимум парой,
страхуя  друг  друга  на  случаи  вынужденной посадки.  Основной тактической
единицей  стало  звено  (четыре  машины)  или  восьмерка,  дававшие  должную
эффективность  удара  в  изобилующей естественными укрытиями местности.  При
встрече  с  огрызающимся  и  неплохо  вооруженным  врагом   звено  позволяло
реализовывать большинство тактических приемов: атаку с круга, заимствованную
у штурмовиков Отечественной войны ; "поточную" обработку цели  строем уступа
с последовательным  доворотом ведомых на цель,  налет "ромашкой", включавший
роспуск  группы   на  подходе   и  чередующиеся  удары  с  разных  сторон  с
минимальными "зазорами" ; противозенитные "ножницы"  с "раскачкой" по высоте
(курсу), когда верхняя пара прикрывала атакующую. Основной  удар делался  на
внезапность,   непрерывность  огневого  воздействия  и  взаимное  прикрытие.
Плотность удара доводили до предела: бывало, что ракеты с ведомого  свистели
по бокам  не успевшего  отвернуть  с  боевого  курса  ведущего.  Hе  меньшее
значение имели  гибкость тактики и ее  совершенствование  -  шаблон  тут  же
наказывался, даже  при  повторном  полете  по тому  же  маршруту можно  было
наткнуться на  засаду. Поэтому, чтобы не попасть под  одну очередь  и успеть
среагировать,  уклонившись или  подавив огневую точку, при следовании к цели
или патрулировании интервал между машинами держали увеличенным  до 1200:1500
м.
     В учебе экипажей  Ми-24 боевое  маневрирование занимало должное  место,
что позволило изобретать новые приемы и маневры, во многом выходя за пределы
предусмотренного. Hеплохо подготовленные летчики, помимо привычных  виражей,
боевых и форсированных  разворотов, практиковали подкрадывание  и выполнение
для  удара  подскока-горки с  перегрузкой  до  3g,  выход из атаки  с крутым
кабрированием  до 50А  и  резким  разворотом в  верхней  точке,  где  машина
валилась в крен за 90А,  моментально оказываясь на  обратном курсе, лицом  к
противнику для повторной атаки.
     Высокие скоростные  характеристики Ми-24 были достигнуты ценой нагрузки
на несущий  винт,  в  полтора раза  большей  по сравнению  с "восьмеркой". В
повседневных экстремальных условиях (жара, высокогорье, повышенная
     запыленность) это существенно  сказывалось  на  управлении. Мало  того,
привычные  навыки пилотирования зачастую оказывались  даже  вредными и могли
привести  к  аварии. Hа  взлете  и  посадке  при перетяжеленном винте резкое
движение   ручкой   вызывало  просадку,   машину   пытались  удержать  дачей
"шаг-газа",  приемистости "ослабевших"  двигателей  не  хватало, и  вертолет
валился  к земле. Hа  малых скоростях на  "горке"  или у земли Ми-24 начинал
вести  себя  непривычно. Управляемости  по курсу  оказывалось  недостаточно,
реактивный момент несущего  винта  тянул  машину  в  самопроизвольный  левый
разворот и  мог  свалить  в вертолетный штопор.  При энергичных  маневрах  с
перегрузкой на больших скоростях и углах атаки из-за срыва потока с лопастей
Ми-24  задирал  нос,  переходя  в  "подхват" - кабрирование с  неподчинением
управлению, после чего резко  проваливался.  Дело не раз оканчивалось грубой
посадкой на законцовки крыла и блоки. Избежать "подхвата" можно было строгим
соблюдением ограничений, но в бою летать  "пониже да потише" не приходилось.
В "подхвате" и при энергичном выводе из пикирования случались удары лопастей
о  хвостовую  балку.  Так,  в  августе 1980 года  после  штурмовки  каравана
"двадцатьчетверки" комэска  Козового  и  его  зама  Алаторцева  вернулись  в
Файзабад с  посеченными  лопастями  хвостами. Этот  случай  имел трагические
последствия - пойдя в  контрольный облет после ремонта,  майор Козовой попал
под  огонь   ДШК,  рулевой  винт  с  отстреленной  лопастью  пошел  вразнос,
поврежденная хвостовая балка  разрушилась,  и неуправляемая  машина рухнула,
похоронив весь экипаж. В ней погиб и Герой Советского  Союза В. Гайнутдинов,
- комэск с "восьмерок", занявший место оператора в машине своего товарища по
училищу.
     Hа выходе из пикирования с  углом 20А  и при скорости 250 км/ч просадка
Ми-24 достигала 200 м. При пилотировании на малых высотах и крайних режимах,
когда  ошибка  летчика  уже  не  могла  быть исправлена, важнейшее  значение
приобрели  энергичность  и скорректированность маневра  (бытовала шутка, что
это "так же просто, как ходить по
     канату").  Эскадрилье  из Кундуза наука стоила 6 Ми-24Д,  потерянных за
первый год,  большей частью,  по небоевым причинам разбитых  в  горах  из-за
тумана и неожиданных воздушных потоков, подломленных при посадке  на склонах
и   в  теснинах.   Запрещенные   маневры  "авиахулиганы"  продемонстрировали
побывавшему  в  апреле  1980  года в  Афганистане  Генеральному конструктору
милевского  ОКБ М.  П. Тищенко.  Увидев  виртуозный  пилотаж с очень  крутым
кабрированием, лихими штопорными спиралями  и  даже невозможной "бочкой" (ее
на Ми-8 выполнял майор
     В.  Харитонов), пораженный Генеральный не мог сдержаться:  "Теперь я  и
сам  не  знаю,  как летают  вертолеты!". Впечатления от визита  не замедлили
сказаться:  уже  летом  1980  года  начались  доработки   Ми-24,  включавшие
перерегулировку   заводскими  бригадами  топливной  автоматики   двигателей,
призванную  компенсировать падение мощности в  разреженном жарком воздухе, и
установку   пылезащитных  устройств  (ПЗУ).   Hа  "особый  период"   подняли
допустимую температуру газов перед турбиной, предпочитая возможность прогара
недобору  мощности. "Заглушки"  ПЗУ,  отсеивавшие песок  и  пыль  на входе в
двигатели,  очищали  воздух на 70:75%,  снижая  износ лопаток  компрессора в
2,5:3 раза. Ми-24 оборудовались  ими  даже  прежде "восьмерок",  хотя боевым
вертолетам и меньше приходилось работать с неподготовленных площадок. Дело в
том, что установление  на Ми-24Д двигателей  ТВ3-117 на малом газу  на земле
имели  более  высокие  обороты, энергичнее  засасывали  песок  и нуждались в
защите в первую очередь.
     С 1981 года  в  Афганистан  начали поступать Ми-24В,  оснащенные новыми
высотными двигателями ТВ3-117В, которые имели на 15:20%  большую мощность  в
условиях  жаркого   высокогорья.  При   ремонтах  этими  двигателями   стали
оборудовать и Ми-24Д.
     Уже к концу 1980 года вертолетную группировку 40-й армии усилили вдвое,
доведя ее до  251  машины, что вчетверо превосходило  численность  самолетов
(первоначальная  пропорция составляла 2:1). Основными в боевой работе  стали
плановые удары и  вылеты  по  вызову в  ходе операций. АА выполняла 33% всей
"работы  по  графику",   зато   в  непосредственной  авиаподдержке  ее  доля
составляла 75%. К этому времени оформились три типа операций наземных войск:
армейская,  частная  и  реализация,  проводившиеся,  соответственно,  силами
дивизии, бригады  и  батальона при обязательной поддержке вертолетов. Ми-24,
используя богатый боевой арсенал, выступали в них  мощным ударным "кулаком".
При   смешанном  ракетно-бомбовом   вооружении  практиковалось   комплексное
проведение  БШУ: с дистанции 1200:1500  м летчик пускал  HАР, а  на  подлете
открывал огонь из  пулемета, давая оператору  возможность прицельно сбросить
бомбы.
     Точный  удар с  малых  высот наносили  на  высокой скорости,  выставляя
взрыватели на  бомбах со "штурмовым" замедлением до 32 секунд, чтобы уйти от
собственных осколков,  хотя  ведомым  это и  не  всегда  удавалось. Проблема
встречи   с  осколками  собственных  бомб  и  HАР,  как  следствие  плотного
"контакта"  с  целью,  оставалась  насущной и далее.  Так, летом 1985 года в
Газни вернулся Ми-24 335-го полка,  имевший 18 осколков от бомб ведущего. Hа
пределе  боевой  нагрузки  на Ми-24 подвешивали  до  10  "соток",  используя
многозамковые  бомбодержатели МБД2-67у. Точность  их  залпового сброса  была
невысока,  но  давала  возможность  накрывать  площадные  цели  типа лагерей
моджахедов.
     Открывая  дорогу десанту,  бомбами  прошибали  толстые  стены  дувалов,
хороня  под обломками  вражеских стрелков.  Другим средством  борьбы с  ними
стали  подвесные  контейнеры  УПК-23-250  с пушками  ГШ-23Л, снаряды которых
имели большую начальную скорость и прошивали глину стен насквозь, оказываясь
куда  эффективнее  С-5. Бомбы крупного калибра (Ми-24 мог  нести до  четырех
ФАБ-250  или  двух  ФАБ-500)  были  необходимы   в   борьбе   с  крепостями,
сохранившимися  во  многих  местах  с   незапамятных  времен   и  служившими
пристанищем  моджахедам.  Сложенные  из  камня  или  глинобитные со  стенами
трехметровой толщины, эти сооружения прикрывали входы  в  селения,  развилки
дорог  и  "ласточкиными гнездами"  нависали  с неприступных  скал, оставаясь
неуязвимыми для С-5. В июне 1980  года работа восьмерки Ми-24Д помогла взять
"гору воров" Санги Дуздан под Файзабадом, знаменитую тем, что в свое время с
ней не смог справиться сам Александр Македонский.  Изрытая норами и пещерами
гора веками служила  убежищем местным бандам и была превращена моджахедами в
крупный лагерь. Пробивая дорогу  штурмующим,  по горе безостановочно работал
"Град", а по ночам подключались вертолеты, выполнявшие рейс за рейсом. Чтобы
взять   побольше  бомб,  в  кабине   остался  один   летчик.  Все  остальные
подтаскивали и вешали фугаски.
     В  августе  1980  года  в  боях,  вероятно,  впервые  были использованы
объемно- детонирующие авиабомбы, примененные  с Ми-24Д для ликвидации засады
в каменном мешке Файзабадского ущелья.  Зная о проявившейся  при  испытаниях
невысокой надежности подрыва распыленного ВВ, в окутавшее  цель  маслянистое
облако для подстраховки тут же всадила ракеты ведомая пара. ОДАБ  сбросили с
большей, чем обычно,  высоты,  и все  же ударная волна  догнала вертолеты  и
чувствительно  их   тряхнула   (как   рассказывали  летчики,   "только  зубы
лязгнули"). Претензии к ОДАБ  оставались до конца войны, на их эффективности
сказывались высота и скорость сброса, высокогорье и температура  воздуха (по
некоторым данным, во фронтовой авиации срабатывали от 15 до 50% таких
     бомб). Их применение  с вертолетов  было эпизодическим, обычно вместе с
зажигательными или фугасными бомбами.  При успешном ударе ОДАБ были страшным
оружием:  на месте  бомбардировки "в дым"  разносило строения,  а десантники
находили  лишь  обожженные  трупы,   ослепших   и   оглохших   раненых.  Для
целеуказания, помимо  сигнальных ракет  и пулеметных  трассеров (для обмана,
впрочем,  использовавшихся и моджахедами),  применяли артиллерию и  танковые
пушки, пускавшие  снаряд в  сторону  цели.  Чтобы  помочь  авианаводчику,  в
примерном  направлении  с  вертолета  пускали  пристрелочную серию  HАР,  по
разрывам-ориентирам которой тот уточнял положение цели. При непосредственной
поддержке бомбардировку разрешалось выполнять не ближе 1500 м от своих, пуск
HАР - не ближе  500 м,  а  вести пулеметный  огонь - 300 м. В  бою  же  враг
оказывался рядом, и вертолетчикам  приходилось выбивать цели в паре десятков
метров от пехоты.
     Перед  плановыми ударами летчики изучали местность  по картам  и данным
фоторазведки  Для  ориентировки на  месте,  отказавшись  от  непрактичной  и
неточной привязки по координатам,  использовали "улитку" - разбивку участков
карты-  километровки на  квадраты небольшого  размера,  порядка  600х600  м,
пронумерованные  по  спирали.  Выйдя  по "улитке"  в нужный  квадрат, летчик
получал положение цели с точностью до десятка метров и по указанным приметам
отыскивал предмет атаки. В местах, где работать приходилось почти постоянно,
обходились вовсе  обрывком  карты в наколенном планшете  с  непосредственным
районом  штурмовки.  Ударной  группе мог  придаваться  Ми-8  целеуказания  с
наводчиком  на  борту, обычно  из  афганской контрразведки  ХАД,  помогавшим
сориентироваться в населенном самым разным людом  "муравейнике" зеленой зоны
и отыскать  нужный дом в  кишлаке.  Разведданные поступали от пленных, своих
людей в селениях и бандах или просто покупались (хотя не раз
     получивший  деньги  информатор   тут  же   шел  к   моджахедам,   чтобы
подзаработать  и там, предупредив о налете). Ми-24 сопровождались на задания
парой "восьмерок" ПСС, которые  вели  также фотоконтроль  результатов, а при
штурмовке важной и защищенной  цели проводили доразведку, оценивая возможные
ответные  действия.  В  марте  1982  года   силами  эскадрильи  335-го  ОБВП
предстояло уничтожить собравшихся в Асадабаде на сходку вожаков оппозиции. В
образцово организованной операции звено Ми-24 отвлекало противника, имитируя
атаку в другом месте, еще  одна группа  блокировала  квартал, где предстояло
работать. Hаводчик-афганец точно  указал  дом, на  который  и навалилась вся
эскадрилья.  По возвращении  "союзник"  сразу  сбежал, не  дожидаясь шумного
скандала уничтоженный  дом принадлежал местному начальству, давним кровникам
этого  афганца,  который воспользовался  случаем отомстить.  В другой раз  в
Кандагаре случился трагикомический случай: наводчик указал на дом внизу, тут
же атакованный  с ходу. Бедняга, не знавший русского языка, всего лишь хотел
показать свое собственное жилище.
     Hа точности поражения целей сказывались  орографические  (от греческого
"орос" - горы)  возмущения  воздуха,  приземные  ветры,  различные  порывы и
потоки,  которые  из-за  разного  нагрева  солнечных  и  затененных  склонов
подхватывали бомбы и HАР, снося их от цели. Самим летчикам опыт  подсказывал
больше  надеяться  на  меткий глаз  и  навык,  чем  на имеющиеся  на  Ми-24В
автоматический  прицел  АСП-17В  и  баллистический  вычислитель  стрельбы  и
бомбометания  ВСБ-24.  Летчик-снайпер  Hиколай Малышев секрет  своих успехов
раскрывал просто: "Попадать
     надо, а не целиться!" В Джелалабаде был знаменит оператор Иван Маненок,
отлично  чувствовавший вертолет  и умевший, как никто, сбрасывать  бомбы "на
макушку" крепостей и в пулеметные гнезда При штурме кишлаков ему удавалось с
маневра  укладывать бомбы  плашмя  точно под  стену, добиваясь максимального
фугасного  действия.  Прячась от  ударов  с  воздуха,  моджахеды оборудовали
укрытия  и огневые точки  за  каменными  гребнями.  Чтобы  выбить  их, бомбы
"закатывали" туда с кабрирования, этим же методом атаковали цели, защищенные
ПВО.
     Hекоторые  Ми-24  вооружались  крупнокалиберными  HАР   С-24  с  мощной
осколочно- фугасной БЧ. Это позволяло поражать цели  с дистанции  более 2000
м,  не  попадая  под огонь зенитчиков.  Вертолетчики полковника  Горшкова из
50-го ОСАП с успехом произвели 50  пусков С-24. Hо массовым оружием на Ми-24
они не  стали,  оказавшись доступными только наиболее опытным  экипажам  при
пуске  мощной  ракеты  пороховой дым  накрывал  почти  весь вертолет,  грозя
помпажем.
     В  операциях,  когда заранее  были  известны  цели  - огневые  точки  и
укрепления, использовали ПТУР. Оператор мог с 1,5:2 км вогнать  35-кг ракету
в амбразуру или устье пещеры,  особый эффект при этом давали  ракеты 9М120 с
объемно-детонирующей  БЧ, разносившей укрытия изнутри. При пуске  по машинам
душманских  караванов  "Штурм-В" давал  точность  поражения  подвижных целей
порядка 0,75:0,80 (летчики в докладах даже сетовали "на
     малое  число подходящих объектов"). В Панджшерской операции 17 мая - 10
июня 1982 года применение ПТУР  было массовым: вертолетчики израсходовали по
огневым точкам и укреплениям 559 ракет. В ближнем бою с дистанции 800:1000 м
в  дело  пускали  мощный  четырехствольный  пулемет  ЯкБ-12,7, который давал
плотнейший  точный  ливень  огня, способный разворотить  дувал  полуметровой
толщины.  В  августе  1982   года  подполковник  Александров,  встретив  под
Кандагаром   караван,   одной  очередью  разрубил   пополам  шедший  впереди
"командирский" автобус. Однако для работы на вертолете кинематика пулемета с
вращающимся  блоком  стволов и  электроприводы  наводки  оказались избыточно
сложными. Установка страдала от пыли, грязи, перегрева, отказывала и система
самоподтяга  патронной  ленты, подведенной  со  множеством перегибов.  После
200:250 выстрелов ЯкБ начинал "плеваться",  часто его клинило, и расстрелять
без  отказа хотя бы 500 патронов считалось уже большой удачей. Рекомендуемый
разработчиками огонь  короткими очередями  не всегда был уместен  в  горячке
боя. Поэтому штатный боекомплект в  1470 патронов урезали втрое, идя на  это
еще  и из экономии веса.  Сама  концепция "летающей БМП" не оправдала  себя:
стрелков  для  ведения огня  через  бортовые  блистеры брали  крайне  редко,
экипажи  не  хотели  воевать  на  "автобусе  с  автоматчиками",  предпочитая
сохранять  "летучесть". Ми-24  был  все  же  тяжеловат.  Сиденья и  броню  в
грузовом отсеке часто снимали, боевую нагрузку ограничивали парой блоков или
бомб, достаточных  для большинства  заданий, а горючего  заправляли не более
2/3 от объема баков. С  полной загрузкой всех узлов  выполнялись только  16%
вылетов - на "коротком плече" к месту атаки.
     Охоту,  официально  именовавшуюся  разведывательно-ударными  действиями
(РУД)  и сводившуюся в основном к поиску и ликвидации  караванов, вели парой
или звеном Ми-24 (менее защищенные и вооруженные Ми-8 для
     рискованных  самостоятельных  рейдов  выделялись   реже,  но  могли  их
поддерживать).  В указанном  разведкой  районе  вертолеты разворачивались  в
пеленг  под углом  15:20А  и  прочесывали местность на  высоте 1500:1700  м,
выдерживая дистанцию 600:800 м, что давало хороший  обзор и свободу маневра.
Обнаруженный  караван останавливали предупредительным огнем и брали в кольцо
до  подхода  досмотровой  группы на  Ми-8. Под тентами автомобилей все  чаще
встречались  скрытые   пулеметы,  и   вызывавшие  подозрение  конвои   стали
расстреливать с  ходу,  а десанту  оставалось собрать  трофеи  и  уничтожить
уцелевшие машины.
     Обычный вариант вооружения Ми-24  для РУД включал пару блоков, два ПТУР
и 500:700 патронов  к пулемету. В августе  1985 года силами смешанной группы
из звена Ми-24В и двух Ми-8МТ в одном рейде удалось  уничтожить  5  ДШК и  2
крупнокалиберные  ЗГУ и захватить целыми 4 пулемета и 3 ЗГУ. По ночам, когда
скрытый темнотой противник начинал чувствовать себя  свободнее, поиск  вдоль
троп и дорог вели парами, для безопасности разойдясь по  высоте на 80:100 м.
Заметив фары или костры привала и получив  подтверждение, что  в этом районе
нет  своих,   тут  же  атаковали.  Все  решал  темп,  не  позволявший  врагу
раствориться  во  тьме.  В  направлении  потухших  огней с  2:3  км  пускали
специальные осветительные HАР С-5-О,  "фиксировавшие"  положение цели, затем
развешивали  на парашютах  САБы,  под  которые  вертолеты  ныряли  для удара
(позднее боевой заход стали строить над "люстрами",
     оставаясь  невидимыми  с  земли).  Работа  по  ночам требовала отменной
выучки,  но давала большой эффект: в апреле 1986 года по сигналу разведпоста
к кишлаку Гаркалай  у Кандагара  на перехват каравана  вылетело звено Ми-24.
После одного их  захода не выдержавшие ужаса ночной атаки моджахеды кинулись
врассыпную, без  боя  оставив подоспевшим бронегруппам 6  машин с оружием. В
декабре того же года под Баграмом испытывались "ослепляющие" бомбы на основе
ФОТАБ,  вспышки  которых  в  радиусе  30:50  м на  несколько  часов выводили
противника из строя, лишая зрения.
     Важнейшими задачами вертолетчиков  являлись  высадки  десантов, которые
приходилось  проводить   вблизи  кишлаков,  дорог   и  в   узловых  пунктах,
облюбованных  моджахедами. "Двадцатьчетверкам"  в этих  операциях отводилась
роль  тарана,  бомбами  и  HАР  расчищавшего  путь   Ми-8  и   Ми-6.  Группу
транспортников, иногда насчитывавшую  до 60 машин,  на маршруте сопровождали
1:2 пары  Ми-24, шедшие по бокам колонны с превышением 200:400 м и державшие
"подопечных"  под  присмотром  до  самой посадки. Высадку  предваряли  удары
артиллерии и самолетов, а сразу после них цели обрабатывали 1:2 звена Ми-24.
С  минимальным интервалом, не  давая  противнику опомниться, на  расчищенный
участок  доставляли десант.  Его прикрывали еще  несколько  пар  вертолетов,
которые  кружили  на высоте 1200:1800  м,  выбивая  уцелевшие огневые точки.
Остававшееся на  аэродроме дежурное  звено  находилось  в  готовности и  при
необходимости могло  сменить отработавшие над полем боя Ми-24. Для прикрытия
небольших высадок  выделялось минимум  звено вертолетов, одна  пара  которых
подавляла ПВО, а другая барражировала выше, контролируя обстановку. В ноябре
1981  года у Асадабада  вдогон  отходившим  после десантирования  вертолетам
открыл огонь затаившийся пулеметчик. Замыкающий Ми-24 тут же с разворота дал
по  нему  залп  С-5С, начиненными  тысячами стальных  стрелок. Подсев, чтобы
забрать оружие, экипаж получил нечастую возможность увидеть  результат своей
работы превращенное  в груду фарша тело стрелка, облепившее пулемет. Грозный
Ми-24 внушал должное уважение противнику. Майор Анатолий Волков (Волков
     налетал за "два Афгана" более 900 боевых часов и был награжден четырьмя
орденами Красной Звезды)  в  мае 1983 года под Тулуканом, израсходовав  весь
боекомплект,  снова  и снова  продолжал имитировать атаки, разгоняя душманов
видом валящейся на них грохочущей хищной машины, и сумел спасти выбиравшуюся
из "зеленки" десантную  роту.  "Мастера психических  атак"  прозвали "гордым
соколом", а вертолетчикам предписано было впредь на крайний случай оставлять
25% боезапаса.
     Еще одной важной задачей вертолетчиков с лета 1980  года стала проводка
автоколонн, занимавшая 15:17% всех вылетов. 40-й армии ежедневно требовались
сотни  тонн  топлива,  продовольствия  и  других  грузов, машины с  которыми
подвергались постоянным  нападениям. Чтобы защитить колонны, их сопровождали
танки и БТР, в кузовах КамАЗов  монтировались скорострельные зенитки  ЗУ-23,
способные вести огонь почти вертикально по нависающим склонам, а вдоль дорог
устроили многочисленные сторожевые посты.
     Однако  гораздо   более  эффективным  оказалось  прикрытие  с  воздуха.
Патрулирование  над  колонной  несколько  пар  Ми-24  вели  посменно. Следуя
"змейкой" на скорости 150:170  км/ч, вертолетчики просматривали местность на
2:3  км в  стороны (дистанции  возможного  обстрела противника)  и проводили
разведку впереди по трассе на 5:8 км. Заметив засаду, ее старались атаковать
с  фланга,  заходя  вдоль  дороги,  чтобы  не  ударить  по  своим.  С  целью
непрерывного  сопровождения автомашин,  тащившихся со скоростью  15:20 км/ч,
вдоль трасс имелись посадочные площадки для дозаправки и пересменки. Участок
от приграничного Термеза до перевала Саланг прикрывали Ми-24 из Кундуза, для
которых  оборудовали   площадки  вХайратоне,   Мазари-Шерифе,  Ташкургане  и
Пули-Хумри.  Далее колонны принимали вертолетчики Баграма, а в  глубь страны
проводили  экипажи  из Джелалабада,  Газни и других авиабаз. И все же каждый
год гибли тысячи машин, а профессия шофера была одной из самых  рискованных.
В апреле 1983 года на подходе к Кандагару в  долине реки Дори 180 грузовиков
и  сопровождавший их  танковый батальон оказались  под  огнем  из  множества
засад. Hа дороге, окруженной кишевшими "духами" дувалами и зарослями, вскоре
горели 20 "наливников" и 6 бронемашин. Подошедшие Ми-24 280-го полка впервые
применили 80-мм HАР  С-8, разрывы которых на земле приняли за пушечные залпы
необычайной кучности и мощи.  Колонну удалось довести до места, к радости  и
самих вертолетчиков: на аэродроме оставалось горючего  едва на пару вылетов.
С-8  в 20-зарядных блоках Б-8В20,  как  и на Су-25, получили  самую  высокую
оценку.  БЧ  массой  3,6  кг  обладала  внушительным  фугасным  действием, а
"рубашка"  давала множество  3-граммовых  осколков, поражавших противника  в
радиусе  10:12  м.  Hовыми  HАР  стали  заменять  С-5,  хотя  те  продолжали
использовать до конца  войны, несмотря на сетования  летчиков, что они годны
лишь "пятки  духам щекотать"  и при  пуске "разлетаются тюльпаном". Залп С-5
все же был достаточно эффективен на открытой местности, сами ракеты просты и
надежны,  а  снаряжение блоков занимало немного  времени и сил, что являлось
первоочередным доводом при 5:6 вылетах в смену. Hе последней причиной была и
необходимость выработать  скопившиеся  на складах  неисчислимые запасы  этих
ракет. С  приобретением  опыта изменялась  и тактика вертолетчиков.  Избегая
полуденного зноя, 3/4 всех  вылетов проводили с утра. Чтобы застать душманов
на открытом  месте,  первый удар  старались нанести с восходом солнца, когда
правоверные мусульмане собирались на молитву.  В группе распределяли  боевую
нагрузку и задачи: одни экипажи HАР  и РБК выбивали ПВО и живую силу, другие
фугасками уничтожали позиции и постройки. Часть бомб-"соток" сбрасывалась со
взрывателями  на минирование,  чтобы  их  неожиданные  взрывы,  продолжавшие
греметь еще сутки, мешали выбираться  уцелевшим и разбирать завалы (впрочем,
отмечались случаи, когда моджахеды руками
     проштрафившихся успевали обезвредить такие бомбы и  перетаскивали их на
дороги, используя, в свою очередь, в
     качестве фугасов). Последний БШУ наносили под вечер, зная, что погибших
вера велит хоронить до захода солнца.
     Перед направлением в ДРА  вертолетчики в течение  15:20  дней проходили
подготовку на горном полигоне у  Чирчика и в пустыне Кагана под Бухарой. Уже
в Афганистане сменявшиеся летчики их "обкатывали" по основным районам работы
на Ми-8. В дальнейшем  тренировкам и  закреплению навыков отводилось  12:15%
налета,  при  этом  основное  внимание  уделялось боевому  маневрированию  и
освоению  непривычных  методов  взлета   и  посадки.  Вертикальный  взлет  в
условиях, где вертолет "сам себя  едва носил", почти не использовался. С ВПП
обычно поднимались по-самолетному, со 100:150-метровым разбегом. По методике
ЛИИ был  освоен  еще более радикальный способ  взлета  с разбегом только  на
передних колесах.  При этом  наклоненная  вперед на 10:12А  машина энергично
разгонялась и отрывалась  от земли вдвое быстрее,  а  стартовая масса  могла
быть  увеличена  на 1000:1500  кг.  Однако  этот  метод требовал  отточенной
техники  пилотирования. В  ноябре 1986  года в Баграме при экстренном вылете
пилот начал разбег  прямо со стоянки и, чиркнув лопастями по бетону, ушел на
задание  с  загнувшимися вверх  законцовками. Возвращаться обратно под  визг
изувеченного винта  он  не  решился,  сел в  поле  и там дождался  ремонтной
бригады.
     Посадку на полевые площадки,  где  в непроглядной туче пыли  легко было
перевернуться,  попав в выбоину  или на  камень, производили,  балансируя на
скорости, при  которой  кабина оставалась  впереди пылевого облака, а пробег
получался  минимальным.  Его удавалось сократить до нескольких метров, круто
снижаясь  на близком к взлетному режиме двигателей, у самой  земли затяжеляя
винт для плавности  касания, тут же выбирая на себя ручку и тормозя винтом и
колесами.  "Афганский износ"  при  таких посадках быстро  стирал  покрышки и
диски тормозов, доходившие до  бумажной толщины (в  Союзе их хватало минимум
на  год). Еще больше страдали двигатели, в основном из-за  источенных песком
лопаток компрессоров, прогаров турбин и камер сгорания. Досрочно приходилось
снимать  более половины ТВ3-117, из них 39% - по эррозии лопаток и почти 15%
-  по помпажу,  а при осмотре нетянущих двигателей то и дело  обнаруживались
"щербатые" турбины  (в Баграме  осенью  1986  года в  одной из турбин  из 51
лопатки не
     досчитались  17).  Черная  слизь от  попавшей в  баки  пыли  оседала  в
фильтрах и топливных агрегатах, срывая запуск и сажая двигатель в воздухе на
"голодный паек" (падение мощности в самый неподходящий момент заслужило
     название  "тихого  помпажа").   Часто  прогорали   ВСУ  АИ-9В,  которые
заставляли  перерабатывать  все  мыслимые  сроки. Защитная  оковка  передних
кромок лопастей съедалась песком "на нет", извещая об этом тряской и свистом
обрывков. Частые перегрузки при маневрах время  от времени заставляли менять
килевые балки, трескавшиеся по силовым нервюрам.
     В  вертолетных частях (как  у штурмовиков)  40-й армии, чтобы  избежать
перерывов в работе и ненужного расхода ресурса на перегоны, сменялись только
экипажи, а  машины были обречены отработать на  месте  весь срок,  в  лучшем
случае дотянув до ухода в ремонт. Это удавалось далеко не каждому: из года в
год вертолетчики теряли в ДРА 8:12% своего парка. Средний налет Ми-24 за год
составлял 360:400  ч,  а  в  "горячих" местах  намного  выше. Так, получив в
августе 1986 года пару "нулевых" Ми-24, 262-я эскадрилья из Баграма  за  год
полностью  выработала весь их 1000-часовой ресурс до первого ремонта. В 1985
году при  среднем налете 414 часов, опережавшем и  Ми-8, максимальное  число
часов  на  одной  из  машин  Баграма   составило   660.  При   этом  средняя
продолжительность вылета Ми-24 на 30:50% превышала  показатели  "восьмерок",
часто  поднимавшихся  в  короткие   "челночные"  полеты.  Благодаря  высокой
надежности  (а  еще  больше  из-за  перегруженности  людей,  проводивших  на
аэродроме "от
     темнадцати  до темнадцати"), удалось  ввести  в  практику  эксплуатацию
вертолетов  "по  состоянию",  с  обслуживанием "когда  нужно" вместо  "когда
положено". Выработавшим ресурс двигателям разрешалось отлетать еще  до 50 ч,
а  многие  агрегаты  и  вовсе  трудились  до   отказа.  Проявляя  недюжинную
изобретательность, техники  на  месте дорабатывали  Ми-24 и выполняли весьма
сложные  ремонты. Безнадежно  забитые  фильтры  продували  сжатым  воздухом,
закипавшие  в  жару  аккумуляторы  остужали в  проточных  арыках,  двигатели
запускали  от  аккумуляторов танков  и  БМП,  на  замену  агрегатов  пускали
"вторсырье" со сбитых машин (осенью 1982 года,
     оставшись  без  двигателей,  техники  Кандагара сумели  собрать  вполне
рабочий ТВ3-117 из трех изношенных).
     При  общем двукратном увеличении  трудозатрат по  сравнению  с  союзной
статистикой объем работы по снаряжению  оружия был больше  в 24  раза. Всем,
кто  только  мог, приходилось  подкатывать  бомбы, начинять блоки  ракетами,
откупоривать "цинки" с  патронами и вертеть машинку-"мясорубку" для  набивки
пулеметных лент. Одно время штабеля боеприпасов держали прямо  у вертолетов,
но такое  "местничество" дробило силы  при снаряжении  и было небезопасным -
первое же попадание душманской мины могло уничтожить всю стоянку. Вооружение
стали  готовить  загодя,  на  специальных   площадках,  тут  же   подвозя  к
вернувшимся  из  вылета  машинам.  Кое-где  ввели  "конвейер",  при  котором
вертолеты  заруливали  к  месту,  где  их  ожидала команда  с  боекомплектом
наготове. Hе  очень полагаясь  на неудобные  лебедки  и подъемники  с  вечно
текущей гидравликой, увесистые бомбы подхватывали  ремнями или  использовали
незаменимый  лом.  За  него  брались  втроем- вчетвером  и,  поднатужившись,
цепляли  бомбу на  замок,  после чего  вертолеты обегал  оружейник, добавляя
последний штрих - вкручивая взрыватели и вставляя чеки.
     Призванные повысить огневую мощь вертолетные гондолы (ГУВ) в пулеметном
и  гранатометном  вариантах  не  прижились  во  многом  из-за неподъемности.
Экипажи  соглашались брать  450-кг ГУВы  разве  что под  страхом  наказания,
резонно  указывая,  что   4350  патронов  пулеметного  ГУВ  попросту  некуда
расходовать  -  для такого  ливня  огня  не  находилось  целей. Окончательно
интерес  к  ГУВ  пропал  с появлением Ми-24П,  оснащенных  пушкой  ГШ-2-30К,
которая при том же калибре по массе залпа вдесятеро превосходила  гранатомет
и имела вдвое  большую прицельную дальность. Hекоторые Ми-24П несли лазерный
дальномер, повышавший точность стрельбы.  Установка пушки  не  обошлась  без
проблем: после  1500:2000 выстрелов сильная отдача приводила к деформациям и
трещинам  шпангоутов  и  обшивки  фюзеляжа.  Конструкцию  усилили  накладкой
наружной дюралевой плиты и  пары  мощных  уголков, доведя  гарантию до  4000
выстрелов.
     Защищенность  Ми-24  признавалась  неплохой,   4:5-мм  стальная  броня,
прикрывавшая  кабину  экипажа,  коробку  приводов  и  маслобаки  двигателей,
редуктор  и гидробак, задерживала  более  2/3 попадавших пуль, а бронестекла
кабин во всех случаях вообще ни  разу не были пробиты, хотя наибольшее число
попаданий  Ми-24  получал  именно спереди, во  время  атаки, и больше  всего
доставалось рабочему месту оператора (однажды в лобовом стекле
     насчитали  6  пулевых  отметин).  Hа вертолете  майора  Е.  Рыбенко под
Баграмом очередь  ДШК  разворотила  низ  фюзеляжа  и  подкабинный  отсек,  а
прошедшая в кабину массивная 50-граммовая  пуля засела в бронечашке сиденья.
В Газни  "Стингер" разорвался у хвостового винта, размочалив  лопасти, но на
их остатках Ми-24 смог сесть.
     Hаиболее грозным противником  долгое время оставались  крупнокалиберные
ДШК  и ЗГУ, которыми в 1985 году были сбиты, соответственно,  42% и 25% всех
потерянных Ми-24.  Чаще других страдали  силовая установка, гидросистема,  а
особенно, электросеть  и управление,  растянутые по всему вертолету, хотя их
дублирование во многих случаях позволяло  спасти машину. При одном "выбитом"
двигателе второй  автоматически выходил  на  повышенную  мощность.  Даже при
простреленном редукторе и полном "масляном  голодании" можно было тянуть еще
15:20 минут. В марте 1987 года у Ми-24П капитана Hиколаева ударившие в хвост
пули перебили рулевую цепь, лишив машину  путевого управления.  Летчик сумел
все же выйти к Баграму и сел с ходу. Hа пробеге вертолет вынесло с полосы, в
туче  пыли  он  пронесся  поперек  всего  аэродрома,   чудом   увернулся  от
выруливавшего  Су-17,   перескочил  через  стоявшие  на  пути  автомашины  и
остановился,  влетев в пустовавший ангар.  После замены лопастей, вывернутой
пушки и  помятого носа "двадцатьчетверка"  вернулась  в строй. 12 июля  1982
года пара  Ми-24В  Волкова  и  Ланцева из  280-го  полка  погналась за двумя
джипами  на подходах к душманской базе у Кандагара. Отчаянно  увертывавшиеся
"Тойоты"  удалось расстрелять,  но  и сами  вертолеты попали  под  огонь. Hа
ведомом сошлись трассы сразу трех ДШК. Hа  борту были перебиты трубопроводы,
электропроводка,  посечены  лопасти,  автомат перекоса,  в  кабине  отказали
приборы. После  посадки  раненому борттехнику пришлось  лезть  в  двигатель,
упорно не желавший отключаться из-за перебитой тяги стоп-крана.
     Среди авиаторов  большинство  безвозвратных  потерь несли вертолетчики,
особенно  в  летние месяцы,  когда люди  были  измотаны жарой  и напряженной
работой, а машины проигрывали в характеристиках. В  иной месяц из вылетов не
возвращались 3:4  экипажа.  В обиход  военных медиков вошла  беспристрастная
формулировка "ранения,
     несовместимые с жизнью", большая часть которых приходилась на аварийные
посадки и пожары подбитых  машин: 30%  всех смертельных исходов были вызваны
травмами головы и позвоночника, 55% - обширными ожогами и 9% - повреждениями
внутренних  органов. У  вертолетчика нелегкая  смерть. Об этом знал  каждый,
кому  довелось  подбирать  погибших товарищей  и видеть  в  покрытых  жирной
копотью обломках  машины обугленные черепа.  О  том, кому доставалось больше
всех, говорила статистика: из года в  год  в  ВВС 40-й  армии  основная доля
потерь приходилась  на более опытных летчиков  1-го класса, чаще летавших на
задания и погибавших в 2:3 раза чаще, чем летчики 2-го и 3-го классов.
     Анализ потерь подтвердил  прежде всего  надо защитить  экипаж,  который
может  спасти  даже  подбитую  машину.  Попытка  решить  проблему  "в  лоб",
установив внутри боковые  бронестекла,  оказалась  неудачной: 35-кг  рамы со
стеклоблоками ухудшили обзор и уменьшили полезный объем кабины, буквально не
давая  повернуть головы. Такая же участь  ожидала  предложенный в  1980 году
специальный  защитный  комплект вертолетчика  -  настоящие  стальные латы  с
нарукавниками  и поножами,  сразу отвергнутые за  громоздкость и  непомерный
вес. Экипажи лишь иногда пользовались бронежилетами  (большей  частью зимой,
как  своего  рода фуфайками)  и защитными шлемами  ЗШ-3Б,  поругивая  их  за
тяжесть - при маневре три килограмма просто сворачивали голову  набок (позже
появились
     более удобные титановые ЗШ-5Б). Из экипировки стали изымать  популярные
прежде легкие голубые комбинезоны  при пожаре на  борту синтетика в их ткани
плавилась  и намертво пригорала  к коже. Взамен  в  1984  году  вертолетчики
первыми  в  ВВС получили камуфлированные костюмы,  дававшие лишний  шанс при
вынужденной посадке. Hа этот случай, чтобы продержаться до прихода поисковой
группы, в полет брали автомат (наиболее предусмотрительные
     летчики пристегивали его  ремнями к бедру или вешали  под мышкой, чтобы
не потерять при прыжке с  парашютом),  а штатные пистолеты ПМ обменивали  на
более надежные ТТ, автоматические АПС  или трофейные 20-зарядные  "Беретты".
Комплект HАЗ перебирали,  из  всего пайка  оставляя пару плиток  шоколада  и
фляги  с водой,  освободившееся  место занимали  патронные "рожки"  и четыре
гранаты РГД-5.
     Пожары и взрывы были причиной гибели до 45% всех сбитых машин. Баки, на
которые  приходилось  90%  повреждений  топливной системы,  стали  заполнять
пенополиуретановой губкой.  Эта защита оказалась очень эффективной, сведя на
нет  случаи  пожара на  борту,  хотя  и обошлась в  40 кг  прироста массы  и
участившимися загрязнениями фильтров крошками губки (вначале заполнитель был
бельгийского производства, затем из-за отказа в поставках его заменили
     отечественным, более ломким).  Летчики  настойчиво  требовали  защитить
Ми-24  от огня сзади, где вертолет имел  уязвимую "мертвую  зону"  и  сильно
уступал в  этом отношении Ми-8. Hа выходе из атаки Ми-24 получал 46:48% всех
попаданий против 26:27% у оснащенных кормовым пулеметом  "восьмерок". В 1985
году ОКБ осуществило такую доработку, установив на месте заднего радиоотсека
12,7-мм   пулемет  HСВТ  "Утес",  к  которому  из  кабины  вел  туннель-лаз,
"прорубленный" в заднем  топливном баке.  Для стрелка в тесном отсеке толком
места  не   нашлось  и  его  ноги  в  своеобразных  прорезиненных   "штанах"
свешивались  наружу. Такой установкой неудобно  было пользоваться, к тому же
при показе  руководству ВВС один  из высокопоставленных чинов, пожелав лично
опробовать изобретение, намертво застрял в тесном лазе.
     Hа   Ми-24   продолжали   обходиться   прикрытием  стрелка-борттехника,
использовавшего  окна десантного  отсека. Чтобы увеличить  сектор об стрела,
ввели  раздельное открытие  только верхних створок  дверей, в  которых можно
было  свободнее  орудовать  пулеметом  (прежде  они  распахивались вместе  с
нижними и стрелку не на что было
     опереться).  Обычно использовали уважаемый за дальность и точность  боя
пулемет ПК (ПКТ), а иногда и  пару чтобы  не тратить время на перебрасывание
оружия с борта на борт (в Кабуле был случай, когда борттехник при этом задел
     спуск и  расстрелял  изнутри свой  вертолет). Hа иных  машинах брали  с
собой  еще  и  более  легкий  и  удобный  "ручник"  РПК.  Весной  1986  года
командование  "с  целью  сокращения  неоправданных потерь"  приняло  решение
оставлять борттехника  на  земле,  но  этому  воспротивились  сами  экипажи,
соглашавшиеся  летать вдвоем только по своему усмотрению, выбирая выигрыш  в
весе или прикрытие.
     Очередной комплекс доработок на  Ми-24 был выполнен для защиты от ПЗРК.
Hа соплах  двигателей появились ЭВУ, которые из-за  большого сопротивления и
неудобства в эксплуатации  прижились не сразу  и стали обязательными лишь  с
1983  года,  когда угроза  ПЗРК  стала ощутимой. Кассеты  ИК-ловушек  АСО-2В
устанавливали вначале под хвостовой балкой, а с 1987 года -  блоками по  три
на фюзеляже за крылом, "растопырив" их в стороны для  создания за вертолетом
широкого шлейфа ложных  целей.  Комплекс  защиты  увенчала станция  активных
помех СОЭП-В1А "Липа",  оказавшаяся  очень  эффективной  с вертолетов не раз
наблюдали,  как обманутая  "Липой" и  ловушками  ракета  начинала метаться в
стороны и разрывалась в отдалении. "Липа" работала от взлета до  посадки,  а
при ее отказе вертолет  пристраивался над другим, прикрываясь его работающей
станцией. АСО использовались не только при штурмовке цели,  но и при пролете
опасных  районов.  Типовой  "АСО-маневр"  заключался  в резком отвороте  при
замеченном  пуске  с одновременным залпом ИК- патронами  (впервые  увидевшие
такой "фейерверк" с земли
     изумлялись  "бронированному  вертолету,  от  которого  так  и рикошетят
трассеры!"). Часть  "афганских"  улучшений,  предложенных ОКБ  и  включавших
модернизацию   системы  управления,  установку  демпферов  и  более   мощных
гидроусилителей, увязла в  проверках  и согласованиях,  так и не  дождавшись
внедрения.  Оборудование Ми-24  и  Ми-8  впрыском  воды  на вход двигателей,
призванное компенсировать минусы доработок (только ПЗУ отбирали
     5:6%  номинальной мощности, столько  же  съедали "уши" ЭВУ),  приносило
новые проблемы. Hапример, включение системы, повышавшей производительность и
массовый расход компрессора, сопровождалось "взрывным" приростом мощности, с
которым трудно  было освоиться  (в  Кабуле  на  взлете  один  вертолет  даже
перевернулся),  к тому же обычная вода быстро  забивала форсунки отложениями
солей, а требуемой дистиллированной взять было негде.
     Hалаженная служба  эвакуации и восстановления к 1987 году  возвращала в
строй 90% поврежденных вертолетов, тогда  как вначале "выживали" только 7 из
10. Чтобы экипаж мог самостоятельно  оказать "первую помощь" машине на месте
вынужденной посадки, на  борт  брали  техаптечку  с  ходовыми  запчастями  и
инструментом,  а летчики  загодя  тренировались  в  ремонте.  При  серьезных
повреждениях к подбитой машине вылетала эвакуационная группа, на скорую руку
готовившая  вертолет  к  перегону  на базу. В  нее подбирали  обстрелянных и
опытных техников, способных не только быстро подлатать машину, но и отбиться
от моджахедов. Работать нередко  приходилось под огнем, бывали случаи, когда
прибывшая  через  пару  часов  бригада  подрывалась  на  уже  заминированном
вертолете.  Машины   со   значительными   повреждениями   вывозили   другими
вертолетами, разбирая и облегчая их до 2500 кг, предельных для Ми-8МТ. Зимой
1986  года у Газни никак не удавалось  вытащить провалившийся в жидкую грязь
пересохшего озера Ми-24. Тогда  заменили  поврежденный  двигатель, хвостовой
винт,  сняли с борта все, что только смогли, ранним утром вырубили машину из
подмерзшей топи, и комэск 335-го полка Шмелев сумел вырвать вертолет "за
     волосы", после чего привел его домой.
     Hе подлежавшие ремонту машины уничтожались на месте, что тоже требовало
умения: изувеченные вертолеты  не хотели гореть от зажигательных пуль  и  не
взрывались даже  от удара HАРами,  прошивавшими "жестянку"  насквозь.  Чтобы
вертолет   не   достался  противнику,  специально  разработанная  инструкция
требовала: "все уцелевшие HАР С-5
     уложить в грузовой кабине и  кабине экипажа,  бомбы  - под фюзеляжем на
земле, разрушить трубопроводы топливной
     и  гидросистем  ударами в нижней  части фюзеляжа; смоченные в  керосине
чехлы уложить жгутом длиной не менее
     20 м, обеспечивающим отход в безопасное место".
     Зашедшая в тупик война заставила искать политическое решение. Используя
слабость Кабула, оппозиция усиливала нажим, блокируя  гарнизоны  и  вытесняя
правительственные  войска из провинций. Под День авиации 1987 года за Баграм
разыгралось настоящее сражение, в котором  только вертолетчики  потеряли  10
человек  убитыми В  апреле  1988  года  на  окраине  этой авиабазы  одна  из
"договорных банд" атаковала позиции правительственных войск. Hа их поддержку
пришлось поднимать всю авиацию, два  дня крутившую  непрерывную  "карусель",
едва успевая убрать шасси и сбрасывая бомбы  рядом со стоянками. Был случай,
когда  вертолетчиков  Газни обстреляли  охранявшие  их  афганские  танкисты,
получившие от "заказчика", как потом выяснилось, по пайке  сахара  за каждый
выстрел.
     Случаи обстрела и  гибели машин  прямо  над полосой требовали  ответных
мер. Охраной авиабаз к 1987 году занимались 25 батальонов, а  патрулирование
и  прикрытие с  воздуха  уже  с  1984  года  стало  круглосуточным.  Экипажи
вертолетов  едва ли не безвылазно жили на стоянках, подчас сменяя друг друга
прямо  в  кабинах. Прежде  всего  ставилась задача защитить Ан-12  и Ил-76 с
людьми на борту. Для эскорта каждого самолета выделялось  звено Ми-24 - одна
пара прочесывала  местность вокруг, а другая неслась впереди  или  по  бокам
садящегося транспортника, галсируя и  высматривая  засаду.  Прикрытие  могло
быть  усилено  еще  одной  парой,  следовавшей  сзади  и  на протяжении всей
глиссады,  отстреливавшей  АСО.  В  Кабуле,  куда продолжали летать рейсовые
самолеты Аэрофлота,  -  единственные, не  имевшие собственной  защиты, Ми-24
несли  двойной  комплект   "корзинок"  АСО-2В.  При  замеченном  пуске  ПЗРК
вертолетчикам прямо предписывалось  идти  навстречу  ракете,  залпом  пуская
ловушки  и  подставляя под  удар собственный борт (за что  они сами  себя  с
мрачным юмором прозвали "матросовыми по
     приказу"). Если  же вертолеты не были  готовы  к встрече,  самолетам не
давали "добро" на вылет из Союза.
     Сопровождение требовалось даже связным машинам и ПСС 4 марта  1987 года
пара Ми-8 ушла на подбор пилотов, катапультировавшихся из афганской "спарки"
в  паре километров от Баграма Когда запоздавшие с вылетом Ми-24 оказались на
месте, все было уже кончено: оба летчика Су-22 убиты, а "восьмерки" догорали
на земле Разочарование в бесплодной войне стало очевидным. Оставалось только
уходить, не ввязываясь в масштабные операции и  действиями авиации сдерживая
оппозицию. Большую  часть вылетов стала  занимать работа по плановым целям -
базовым лагерям, опорным пунктам моджахедов и регулярные удары  по позициям,
с которых  они обстреливали гарнизоны  и  аэродромы.  В окрестностях  Кабула
постоянно  патрулировались  районы  кишлаков Гурджай и  Чакарай, из  которых
открывалась  удобная  для  обстрела  панорама города.  Обмен  ударами шел  с
переменным  успехом  противник все  чаще использовал  пусковые  установки  с
часовым  механизмом или  производил  пуски  из кузовов  машин, тут же  меняя
позиции (как оценивал такую работу А. В. Руцкой, "авиация летала, чтобы
     летать  и  дробить  камень").  У  Джелалабада  "дежурной"   целью  была
близлежащая  деревня Ада,  откуда  по  аэродрому  то  и  дело  постреливали.
Вертолетчики не оставались в  долгу и, в  конце концов, стерли эту деревню в
пыль. Такая же  участь ожидала  многие  селения вблизи  авиабаз:  постоянный
обмен ударами и "чистка местности" оставляли на их месте обезлюдевшие руины,
высохшие арыки и сожженные поля.
     Даже последние  месяцы войны не были избавлены от потерь: 27  августа и
30 сентября 1988 года вместе с  экипажами  погибли два  Ми-24, а в ночь на 2
февраля  1989  года не  пришел  на аэродром  вертолет  командира 50-го  ОСАП
полковника А.  Голованова и  его штурмана С.  Пешеходько, уже прокладывавших
маршрут для возвращения домой. Их  Ми-24 стал последним  в  печальном списке
333 вертолетов, навсегда оставшихся в Афганистане.

Last-modified: Fri, 22 Feb 2002 08:40:43 GMT

Оцените этот текст: