Урсула Ле Гуин. Обширней и медлительней империй --------------------------------------------------------------- OCR: Татьяна Кондакова --------------------------------------------------------------- В самые первые десятилетия деятельности Лиги Земля еще посылала свои космические корабли в бесконечно долгие экспедиции за границы мира, уже заселенного экспедициями Хайна и исследованного до мелочей. Они искали истинно неизведанные, новые земли. Все известные миры объединялись вокруг Хайна, а землян (самих, кстати, открытых и спасенных хайнцами) это не устраивало: им хотелось вырваться из семьи и жить особняком. Им хотелось открыть нечто совершенно новое. Хайнцы, как терпеливые, чадолюбивые родители, поощряли эти поиски и даже субсидировали корабли и экипажи (как, впрочем, и для некоторых других миров, входящих в Лигу). Всех добровольцев, из которых формировались экипажи "Запредельного Поиска", объединяло одно: нормальными их назвать было никак нельзя. Ну как можно назвать нормальным человека, отправляющегося за тридевять земель добывать информацию, которая попадет на Землю лишь пять--десять веков спустя? Ведь в те времена еще не пользовались ансиблем, и потому из-за космической интерференции мгновенная связь была возможна лишь в пределах ста двадцати световых лет; так что исследователи запредельного были полностью изолированы. К тому же они понятия не имели, что могут застать на Земле, когда вернутся (если, конечно, вернутся). Да ни один человек, проживший хоть какое-то время в Лиге, будь он в здравом уме, ни за какие блага мира не согласился бы добровольно отправиться на несколько веков в кругосветное путешествие по Вселенной. Вот поэтому в поисковики шли люди, стремящиеся уйти от действительности, неудачники и отщепенцы. И все поголовно они имели психические отклонения. И вот десять таких ненормальных однажды поднялись на борт челнока, отправляющегося из космопорта в Смеминге. Все три дня лету к своему будущему кораблю, "Гаму", они потратили на довольно неловкие попытки завязать знакомство и сблизиться. ("Гам" -- слово из таукитянского ( пренебрежительное обращение к детям или животным; что-то вроде "щенок".) В команде было два китянина, два хайнца, одна белденианка и пятеро землян. Корабль был построен на Тау Кита, но арендован земным правительством. На четвертые сутки челнок пришвартовался к "Гаму", и члены его разношерстного экипажа, стремясь попасть на борт, начали один за другим, извиваясь, протискиваться в узкий переходник -- насмерть перепуганные сперматозоиды, возмечтавшие оплодотворить Вселенную. Челнок отчалил, и навигатор вывел "Гама" на курс. Несколько часов его еще можно было разглядеть из Смеминга, а потом корабль, отойдя на расстояние нескольких сотен миллионов миль, прощально померцал и( внезапно исчез. Когда десять часов двадцать девять минут, или же двести пятьдесят шесть лет, спустя "Гам" вновь появился в космическом пространстве, он теоретически должен был оказаться в районе звезды КГ-Е-96651. Там он и оказался, что подтверждала ярко сверкавшая по курсу золотая точка. Где-то внутри сферы радиусом в четыреста миллионов километров должна была находиться и зеленоватая планетка, определенная в китянской лоции как "Мир-4470". Теперь оставалось ее только найти. Это было так же просто, как переворошить четырестамиллионокилометровый стог сена в поисках зеленоватой иголки. Задача осложнялась тем, что двигаться в пределах звездной системы на скорости даже приближенной к световой было чревато взрывом как КГ-Е-96651, так и Мира-4470, не говоря уже о самом "Гаме". Поэтому корабль был вынужден ползти на ракетном приводе, делая не больше ста тысяч миль в час. Но математик-навигатор Аснанифоил был твердо уверен в том, что знает, где должна быть искомая "иголка", и обещал добраться до нее в течение десяти земных суток. Тем временем члены команды все еще притирались друг к другу. -- Видеть его больше не могу! -- взорвался, брызгая слюной, Порлок -- специалист по точным наукам (химия плюс физика, астрономия, геология и т. д.). -- Этот тип просто чокнутый. Не представляю себе другой причины, по которой он оказался в Поиске, кроме той, что наши большие начальники решили провести над нами эксперимент по выживанию. Как на морских свинках. -- В хайнских лабораториях мы обычно предпочитали хомяков, -- мягко заметил хайнец Маннон (гуманитарные науки: психология плюс психиатрия, антропология, экология и т. д.). -- Я имею в виду -- вместо морских свинок. Но, конечно, мистер Осден ( явление исключительное. Это первый случай полнейшего излечения от синдрома Рендера -- одного из подтипов инфантильного аутизма. До сих пор считалось, что этот психоз неизлечим. Великий земной аналитик Хаммергельд предположил, что в данном случае причиной аутизма является сверхразвитая способность к эмпатии. На основе этой теории он разработал специальный курс процедур, и первым пациентом, прошедшим этот курс, был мистер Осден. Он жил у доктора Хаммергельда до восемнадцати лет, и терапия, как видите, оказалась успешной. ---- Успешной?! -- Естественно. Он полностью избавился от аутизма. -- Но он же абсолютно невыносим! -- Видишь ли, -- бросив кроткий взгляд на пузырьки слюны в усах Порлока, продолжал Маннон, -- когда встречаются два незнакомца -- ну, к примеру, ты и мистер Осден, -- тут же неосознанно вступает в действие твоя защитная реакция; она воздействует на твое поведение, манеры, делает их подспудно агрессивными, а ты настолько привыкаешь к подобной системе отношений, что начинаешь считать ее совершенно естественной. Мистер Осден, будучи острым эмпатом, прекрасно все это ощущает. Его собственные эмоции мешаются с твоими, причем до такой степени, что он сам уже не может различить, что лично его, а что -- только твое. Подчеркиваю, что твоя реакция на незнакомого человека абсолютно нормальна, и вполне естественно, что тебе может в нем что-то не понравиться -- ну там, манера одеваться, форма носа или мало ли еще что( Но дело в том, что Осден-то все это чувствует, и, поскольку его аутизм в процессе терапии был полностью снят, ему ничего не остается, как прибегнуть к крайней форме защитной реакции -- агрессии, которую, между прочим, спроецировал на него (пусть и непреднамеренно) именно ты. Маннон, похоже, завелся надолго, и Порлок его перебил: -- Что бы ты там ни говорил, ничто не дает человеку права быть сволочью. -- Так он что, может подслушивать наши чувства? -- всполошился второй хайнец в команде -- биолог Харфекс. ( Это действительно сходно со слухом, -- вступила в разговор, не отрывая глаз от кисточки, при помощи которой она тщательно покрывала ногти флюоресцентным лаком, Оллероо ( ассистент специалиста по точным наукам. -- На ушах-то у нас нет век, и мы не можем слушать или нет по собственному желанию. Вот так же и с эмпатией -- ее не отключишь одним волевым импульсом. Он вынужден воспринимать наши эмоции, хочет сам того или нет. -- А что, он и наши мысли читать может? -- испуганно оглядывая остальных, прерывающимся голосом спросил инженер Эсквана. -- Нет, -- фыркнул Порлок. -- Эмпатия и телепатия -- не одно и то же! Телепатия -- миф. Никто на это не способен. -- Верно, -- с вкрадчивой улыбкой поддакнул Маннон. -- Вот только незадолго до отлета с Хайна мне на глаза попался очень интересный рапорт с одного из недавно вновь открытых миров: этнолог Роканнон сообщал в нем, что явился свидетелем применения представителями местной мутировавшей гуманоидной расы определенной техники телепатии. Что самое интересное, так это то, что подобной технике можно научиться. Я, правда, читал не весь рапорт, а его краткий обзор в одном из журналов, однако( И Маннон снова завелся как минимум на полчаса. Но остальные уже успели заметить, что, пока он токует, на его фоне прекрасно можно говорить о своих делах: он словно и не замечал ничего. ( Так почему же он все-таки нас так ненавидит? -- спросил Эсквана. -- Да разве может хоть кто-нибудь тебя ненавидеть, душка Андер? -- хихикнула Оллероо, мазнув ноготь его большого пальца светящимся ядовито-розовым лаком. Инженер вспыхнул и расплылся в смущенной улыбке. -- Но он именно так себя и ведет, словно всех нас ненавидит, -- вернулась к теме координатор Хайто -- хрупкая женщина с ярко выраженным азиатским типом лица и совершенно не соответствующим подобной внешности резким, низким и сиплым голосом молодой лягушки-быка. -- Ну хорошо, допустим, он страдает от нашей неосознанной враждебности, но тогда зачем ему усугублять ее своими постоянными нападками на нас? Прости, Маннон, но я невысокого мнения о терапии доктора Хаммергельда; аутизм все же много приемлемее в общении, чем( Но тут она прикусила язык: в дверях кают-компании стоял Осден. Он казался не человеком, а наглядным пособием по анатомии. Его кожа была неестественно белой и настолько тонкой, что все кровеносные сосуды просвечивали сквозь нее: словно карта на ватмане, исчерченная голубыми и красными дорогами. Его адамово яблоко, мускулатура вокруг рта, кости и связки выступали буграми настолько, что каждая деталь воспринималась в отдельности, будто специально подготовленный муляж для изучения строения человеческого тела. Волосы у него были буро-рыжими, цвета запекшейся крови, а брови и ресницы можно было разглядеть только при самом ярком освещении. Он не был настоящим альбиносом, и поэтому его глубоко запавшие глаза не были красными, но ни серыми, ни голубыми назвать их тоже было нельзя. Они вообще не имели цвета -- их взгляд был прозрачен и чист, словно ледяная вода в проруби. Да и все лицо было лишено какого бы то ни было выражения -- как анатомический рисунок или лик манекена. -- Согласен, -- фальцетом заявил он. -- Любой возврат к аутизму был бы для меня приемлемее, нежели постоянная пытка задыхаться в вони ваших дешевых и вторичных чувствишек. Почему от тебя так несет ненавистью, а, Порлок? Что, не можешь выносить самого моего вида? Так поди займись онанизмом, как прошлой ночью, -- это хоть как-то улучшит исходящие от тебя вибрации( Кто, черт побери, переложил мои записи? Не смейте трогать моих вещей! Никто из вас! Я этого не потерплю! -- Осден, -- спокойно прогудел своим густым низким басом Аснанифоил, -- ну почему ты такая сволочь? Андер Эсквана в ужасе закрыл лицо руками, словно заслоняясь от этой кошмарной сцены. Оллероо, напротив, уставилась на Осдена равнодушным взглядом -- мол, она здесь так, сторонний наблюдатель. -- Что вам не по вкусу? -- проговорил Осден. Он даже не смотрел в сторону Аснанифоила и вообще старался, насколько ему это позволяло тесное помещение, держаться на максимальном расстоянии от остальных. -- На себя посмотрите: с чего мне вдруг ради вас менять свой характер? Харфекс, человек сдержанный и осторожный, ответил: -- Не вдруг. Нам предстоит несколько лет провести в обществе только друг друга. У нас было бы намного меньше проблем, если бы( -- До вас что, до сих пор не дошло, что вы мне все до лампочки? -- бросил Осден, сгреб свои пленки с записями и вышел. Эсквана вдруг резко обмяк в кресле и мгновенно заснул. Аснанифоил начал чертить в воздухе волнистые линии, беззвучно бормоча "ритуальную арифметику". -- Его присутствие на борту нельзя объяснить иначе как диверсией нашего большого начальства. Теперь я в этом убедился окончательно, -- горячо зашептал на ухо координатору Харфекс, беспокойно оглядывая через ее плечо остальных. -- Они заранее запланировали провал нашей миссии. Порлок уставился мокрыми от слез глазами на пуговицу от ширинки, которую он бессмысленно вертел в руках. -- Я же говорила вам, что все они тронутые, а вы посчитали это преувеличением. Но в то же самое время их никак нельзя было назвать полностью сумасшедшими и невменяемыми. "Запредельный Поиск" старался все-таки подбирать в свои команды людей достаточно образованных, культурных и умеющих вести себя в обществе. Им ведь все же предстояло провести очень много времени в тесноте корабля, и потому требовались люди, способные терпимо, с пониманием, отнестись к депрессиям, маниям, фобиям и капризам других, чтобы в коллективе поддерживались близкие к нормальным отношения. По меньшей мере, большую часть пути. Осдена, однако, трудно было назвать интеллигентным человеком, он не имел специального образования -- так, нахватался без всякой системы знаний в различных областях наук, -- а уживаться с другими не только не умел, но, похоже, и не желал учиться. Он попал в экспедицию только потому, что обладал уникальным даром -- способностью к сверхэмпатии, или, говоря проще, он был природным биоэмпатическим реципиентом широкого профиля. Его талант не был избирательным: Осден воспринимал волны эмоциональных вибраций от всего, что вообще способно чувствовать. Он мог разделить и вожделение белой крысы, и боль раздавливаемого таракана, и фототропию мотылька. Вот большое начальство и решило, что в чуждых мирах будет очень удобно иметь под рукой человека, способного воспринять, кто и что здесь чувствует вообще и по отношению к экспедиции в частности. Осдена даже удостоили особого звания -- сенсор. -- Что такое эмоция, Осден? -- как-то спросила его Томико Хайто, все еще пытаясь завязать с ним дружеские отношения. -- Ну, что ты там можешь воспринять своей сверхэмпатией? -- Омерзение, -- ответил он в своей обычной раздражающей манере слишком тонким для нормального мужчины голосом. -- Психические испражнения представителей животного царства. Я уже по уши провалился в ваше дерьмо. -- Я только попыталась, -- как можно спокойнее заметила она, -- что-то узнать о тебе. Ну, какие-нибудь факты( -- Какие факты? Ты пыталась залезть в меня. Чуток побаиваясь, чуток любопытствуя, а в остальном -- с преогромным отвращением. Навроде того, как распотрошить дохлого пса, чтоб понаблюдать, как в нем копошатся глисты. Так вот, заруби себе на носу, что мне это непотребно. Я желаю быть один! -- Его кожа пошла красно-фиолетовыми пятнами, а голос взлетел до визга. -- Катайся в своем дерьме одна, ты, желтая ведьма! -- Да успокойся же, -- сказала она, еле сдерживаясь, и почти сбежала в свою каюту. Да, он, конечно же, был прав, описав мотивы ее поведения с такой точностью; да, ее вопросы были только преамбулой к дальнейшему разговору, слабой попыткой заставить его заинтересоваться. Ну и что в этом плохого? Разве подобная попытка является актом неуважения к кому бы то ни было? Правда, в тот момент когда она задавала их, в ней действительно было маловато искреннего интереса; она скорее жалела его: бедный, озлобленный, высокомерный ублюдок, мистер Освежеванный, как прозвала его Оллероо( Интересно, какого же отношения он к себе ждет, продолжая вести себя подобным образом? Любви, что ли? -- Я думаю, он просто не в состоянии перенести, когда кто-то его жалеет, -- предположила Оллероо, не отрывая глаз от полировки ногтей. -- Но он же тогда не способен ни с кем установить нормальные человеческие отношения. Все, чего добился доктор Хаммергельд, -- так это развернул его аутизм внутрь его( -- Бедный мудак, -- вздохнула Оллероо. -- Томико, а ты не будешь против, если Харфекс забежит сегодня вечером на пару минут? -- А ты что, не можешь пойти к нему в каюту? Мне уже обрыдло торчать в кают-компании, любуясь этой ошкуренной горькой редькой. -- Вот. Ты же ненавидишь его. То есть я хочу напомнить, что он это прекрасно чувствует. И еще хочу напомнить, что прошлую ночь я именно провела в каюте Харфекса. Но если это станет системой, то Аснанифоил, с которым он живет, тоже разохотится. Так что мне было бы много удобнее здесь. -- Ну так обслужи обоих, -- отрезала Томико с грубостью, присущей только оскорбленной добродетели. Она происходила из восточноазиатского региона Земли, где царили строгие пуританские отношения. И до сих пор еще была девственницей. -- Но мне больше одного за ночь не надо, -- с незамутненным спокойствием объяснила Оллероо. На Белдене, Планете Садов, откуда она была родом, ни целомудренности, ни колеса так и не изобрели. -- Ну тогда попробуй, каков в постели Осден, -- огрызнулась Томико. Причины ее резких перепадов настроения для нее самой нередко оставались загадкой, но в данный момент причина была очевидна: взрыв раздражения был спровоцирован ее комплексом неполноценности и чувством вины. Маленькая белденианка вскинула на нее распахнутые глаза и застыла с кисточкой для лака в руке: -- Томико, как ты можешь говорить такие непристойности? -- А что такого? -- Это было бы так гадко! Осден же мне ни капельки не нравится! -- Вот уж не думала, что для тебя это имеет значение, -- равнодушно бросила Томико, забрала свои записи и, выходя из каюты, добавила: -- Надеюсь, вы с Харфексом, или с кем там еще, успеете закончить до последнего звонка. Я слишком устала сегодня. Оллероо забилась в рыданиях, роняя слезы на тщательно вызолоченные соски. Плакала она по любому поводу. А Томико плакала в последний раз, когда ей было десять лет от роду. Маловато радости было на борту этого корабля, однако, когда Аснанифоил с помощью компьютеров вышел к Миру-4470, ее немножко прибавилось. Планета лежала прямо по курсу, сверкая, словно темно-зеленый драгоценный камень на дне гравитационного колодца. И по мере того как нефритовый диск рос на экранах, в команде росли взаимопонимание и терпимость. Даже эгоизм и грубость Осдена теперь работали на то, чтобы сплотить остальных. -- А может, он был введен в экипаж в качестве мальчика для битья. Или, как говорят на Земле, козла отпущения, -- высказал предположение Маннон. -- Может, и в самом деле его противостояние нам всем приводит, в общем и целом, к положительным результатам( И ни один из них не посмел его перебить -- настолько сильным в тот момент было желание поддерживать добрые отношения. Корабль вышел на орбиту вокруг планеты. На ее ночной стороне не светилось ни одного огонька, а на дневной не было видно ни одной дороги, ни единой постройки. -- Людей здесь нет, -- прошептал Харфекс. -- Конечно, нет, -- пробурчал Осден из-под напяленного на голову пластикового пакета, который, по его словам, предохранял его от вибраций находившихся рядом с ним остальных членов команды. Для наблюдений ему был выделен персональный экран. -- Мы находимся в двухстах световых годах от границ Хайнской экспансии, и снаружи вы не найдете ни одного человека. Причем нигде. Неужели вы считаете природу такой дурой, чтобы она дважды повторяла свои ошибки? Никто даже не обернулся в его сторону; все взгляды были прикованы к экранам, на которых плыл нефритовый диск. Там была жизнь. Но там не было человека. А все они среди людей всегда чувствовали себя белыми воронами, и потому эта картина не рождала в их сердцах чувства одиночества и заброшенности, а наоборот -- вселяла покой. Даже Осден лишился своей обычной непроницаемой маски: он слегка нахмурился. Приводнение на океанскую гладь, взятие проб воздуха, высадка. Корабль со всех сторон окружали травянистые растения: сочные зеленые стебли кивали на ветру пышными метелками макушек и, слегка задевая экраны нацеленных на них видеокамер, запудривали линзы обильной пыльцой. -- Создается впечатление, что на планете одна фитосфера, -- сказал Харфекс. -- Осден, ты нащупал там хоть что-нибудь разумное? Все головы обернулись к сенсору, но тот молча встал из-за экрана и налил себе чашку чая. Он не собирался отвечать. Он вообще очень редко снисходил до ответа на прямо поставленный вопрос. Туго затянутые ремни военной дисциплины были абсолютно неприменимы к сумасшедшим ученым -- ни у одного из них нет своего капрала в голове, заставляющего мозг выполнять приказы начальства. Их иерархические отношения строились на чем-то сходном с парламентской процедурой и регулировались системой мягких полуприказов. Однако (пусть даже по совершенно непостижимым для нее соображениям) большое начальство назначило доктора Томико Хайто координатором экспедиции, и она в первый раз за весь полет решила воспользоваться данной ей властью. -- Мистер сенсор Осден, -- выдавила она из себя, -- будьте добры ответить мистеру Харфексу. -- Интересно, как это я могу "нащупать" хоть что-то снаружи, если вокруг меня постоянно копошатся, как червяки в банке, девять психически неуравновешенных гуманоидов? Когда у меня будет что сказать, не бойтесь -- скажу. Я прекрасно знаю свои обязанности сенсора. Но если вы, координатор Хайто, еще хоть раз позволите себе мною командовать, я подумаю о том, чтобы их с себя сложить. -- Отлично, мистер сенсор, я полагаю, что в дальнейшем мне не понадобится вам приказывать. -- Голос Томико был абсолютно спокоен, но Осден, стоявший все это время к ней спиной, вздрогнул, словно получил физический удар. Предположение биолога полностью оправдалось: произведя ряд проб и анализов, они не обнаружили на планете ни малейшего намека на животные формы жизни -- даже никаких микроорганизмов. Никто в этом мире не ел другого. Единственным способом существования был фотосинтез. Планета была безграничным царством растений, и ни одно из них не походило на те, что встречались до сих пор представителям царства человека. Бесконечное разнообразие форм и расцветок: зеленые, красные, пурпурные, коричневые( И полная тишина. Единственным, что здесь двигалось, был теплый ветерок -- он лениво задевал листья и стебли и гонял облачка светло-зеленой пыльцы над бескрайними лесами, прериями, степями, лугами( на которых не росло ни единого цветка; ничья нога еще не ступала по этой девственной земле, ничьи глаза никогда не любовались этой пышной зеленью. Теплый печальный мир. Безмятежно-печальный. Поисковики спокойно, словно на пикнике, бродили по лугу, заросшему сиреневыми травами, и тихонько переговаривались друг с другом. Они не смели говорить громко, опасаясь нарушить великое, царившее здесь миллионы лет безмолвие ветра и листьев, листьев и ветра -- то нарастающее, то стихающее, но неизбывное. Они говорили почти шепотом, но, будучи людьми, не могли не говорить. -- Бедняга Осден! -- прыснула биотехник Дженни Чонг, пилотируя маленький разведывательный вертолет к Северному полюсу планеты. -- Иметь в голове такую сверхточную аппаратуру -- и быть не в состоянии ее применить. Какой облом! -- Он сказал мне, что ненавидит растения, -- со смешком отозвалась Оллероо. -- Хочешь сказать, что он сам похож на растение? По крайней мере до тех пор, пока мы его не задеваем? -- Я бы тоже не сказал, что мне вся эта растительность по душе, -- заметил Порлок, глядя на расстилавшиеся внизу багровые приполярные леса. -- Все одно и то же. Ни малейшей мысли. Ни малейших изменений. Человек, останься он здесь один, рехнется в пять минут. -- Но они все живые, -- сказала Дженни Чонг. -- И Осден ненавидит их именно за это. -- Ну, он все-таки не настолько ублюдок, -- великодушно вступилась Оллероо. Порлок бросил на нее косой взгляд: -- Ты что, и с ним спала? Белденианка вспыхнула и разрыдалась: -- У вас, землян, на уме одно непотребство! -- Да нет, он ничего такого не хотел сказать, -- поспешила вмешаться Дженни Чонг. -- Ведь правда, Порлок? Химик внезапно расхохотался, и его усы украсились гирляндой брызг слюны. -- Да Осден не переносит даже, когда к нему прикасаются, -- сквозь слезы всхлипнула Оллероо. -- Я его как-то случайно задела плечом в коридоре, так он оттолкнул меня с такой гадливостью, словно я грязная( вещь. Мы все для него только вещи. -- Он -- дьявол! -- внезапно взвился Порлок с такой яростью, что обе женщины испуганно вздрогнули. -- Он уничтожит всю нашу команду, не одним способом, так другим. Попомните мои слова! Да его нельзя на пушечный выстрел подпускать к нормальным людям! Они приземлились на Северном полюсе. Полуночное солнце еле тлело над невысокими холмами. Сухие ломкие зелено-бордовые палки растений торчали во всех направлениях. Хотя здесь везде существовало только одно направление -- на юг. Подавленные великим безмолвием, поисковики молча достали свои инструменты и принялись за работу -- три копошащихся вируса на теле неподвижного космического великана. Осдена никто не приглашал в исследовательские экспедиции; никто не просил его сопровождать очередной вылет ни в качестве фотографа, ни пилота, ни связиста. Сам он тоже не изъявлял ни малейшего желания в них участвовать и потому редко покидал центральную базу. Там он часами просиживал за компьютером, делая сводку результатов изысканий Харфекса. Еще он помогал Эскване, в обязанности которого входила профилактика оборудования, но на радиоинженера общение с ним действовало таким специфическим образом, что он просыпал двадцать пять часов из тридцати двух, составлявших местные сутки. И даже несмотря на это, мог заснуть в любой момент, прямо над паяльником. Однажды координатор решила не отправляться на вылет, а провести весь день на базе, чтобы спокойно составить отчет. Кроме нее оставалась только Посвет Ту, с которой Маннон провозился все утро, чтобы вывести из состояния превентивной кататонии. Теперь она отлеживалась в своей комнате. Томико, одним глазом наблюдая за Осденом с Эскваной, заносила информацию в банк данных. Так прошло два часа. -- Ты, очевидно, собираешься для соединения этой цепи использовать микроманипуляторы-860, -- раздался тихий нерешительный голос Эскваны. -- Естественно! -- Прости, но я вижу, что у вас только 840-е( -- Так будут 860-е! Я, к твоему сведению, еще не успел поменять. У меня не тысяча рук! Вот когда я не буду знать, что делать дальше, тогда и начну спрашивать твоих советов, инженер! Томико выждала с минуту и оглянулась. Эсквана спал, уронив голову на стол и засунув в рот большой палец. -- Осден!.. Тот промолчал и даже не обернулся. Лишь легкое нетерпеливое движение плечами показало, что он слушает. -- Ты не можешь не знать, в чем слабость Эскваны. -- Я не в ответе за его ненормальные физические реакции. -- Зато ты в ответе за себя. На этой планете без Эскваны нам не обойтись, а вот без тебя -- вполне. Поэтому если ты не способен контролировать свою враждебность, то тебе, пожалуй, следует отказаться от общения с ним. Осден отложил инструменты и встал. -- Да с удовольствием! -- взвизгнул он. -- Ты же не способна даже вообразить, что значит постоянно подвергаться вместе с ним приступам его неосознанного страха, разделять его патологическую трусость, быть вынужденным вместе с ним трястись как овечий хвост от малейшего шороха! -- Ты что это, пытаешься оправдаться передо мной за свое свинское к нему отношение? Я-то думала, в тебе больше самоуважения( -- Томико внезапно обнаружила, что ее трясет от ярости. -- Если твои эмпатические способности действительно позволяют тебе разделять с Андером его фобии и осознать всю глубину его несчастья, то почему же это не вызывает в тебе ни капли сочувствия? -- Сочувствие( -- пробормотал Осден. -- Сострадание. Да что ты можешь знать о сочувствии? Томико удивленно воззрилась на него, но он продолжал стоять к ней спиной. -- Не позволишь ли мне вслух назвать своими именами те эмоции, что ты сейчас, в данную минуту соизволила почувствовать по отношению ко мне? -- через минуту вновь заговорил он. -- Я могу определить их даже точнее, чем ты сама. Я уже наловчился мгновенно анализировать любые вибрации, как только они меня достигают. И я принял все твои эмоции по полной программе. -- А что ты, интересно, от меня ожидал еще? Думаешь, я буду вежливо сносить все твои выходки? -- Да какое значение имеют мои выходки, ты, тупая кретинка? Ты что, думаешь, что любой нормальный человек -- это источник любви? Мне судьбой предоставлен выбор -- быть либо ненавидимым, либо презираемым. Не будучи ни женщиной, ни трусом, я предпочитаю вызывать к себе ненависть. -- Чушь. Самозащита. У каждого человека( -- Но я не человек, -- перебил ее Осден. -- Это вы все -- люди. А я сам по себе. Я один. Потрясенная столь бездонным солипсизмом, Томико несколько минут не могла выдавить из себя ни слова; наконец она бросила без всякой жалости, как, впрочем, и без злобы: -- Ну так пойди и удавись! -- Тебе этот путь больше подходит, Хайто, -- глумливо усмехнулся он. -- Я не подвержен депрессиям, и потому для меня сеппуку* не является лекарством от всех болезней. Есть еще предложения? -- Тогда уходи. Полностью отдели себя от нас. Забирай вертолет и отправляйся на сбор образцов. Лучше в лес. Харфекс лесами еще не занимался. Возьми под контроль любой гектар леса в пределах радиосвязи. На связь будешь выходить в восемь и двадцать четыре часа ежесуточно. Осден вышел и с этой минуты в течение пяти дней напоминал о себе лишь лаконичными сообщениями по два раза в сутки. Атмосфера на базе резко изменилась к лучшему. Эсквана теперь бодрствовал по восемнадцать часов. Посвет Ту достала свою любимую лютню и теперь с утра до вечера распевала гимны (раньше Осден, которого от музыки корежило, запрещал ей это). Маннон, Харфекс, Дженни Чонг и Томико прекратили принимать транквилизаторы. Порлок что-то там продистиллировал в лаборатории и в одиночку продегустировал. Потом долго маялся похмельем. Аснанифоил вместе с Посвет Ту закатили всенощную нумерологическую эпифанию -- мистическую оргию на языке высшей математики -- верх блаженства для любой таукитянской религиозной души. Оллероо переспала со всеми мужчинами. Работа пошла семимильными шагами. Но на шестой день райской жизни пришел конец. Специалист по точным наукам с выпученными глазами опрометью вылетел на поляну, на которой находилась центральная база, и, не тратя времени на обход по протоптанной тропинке, помчался напролом сквозь обступавшие лагерь стволы сочных трав. -- Там в лесу( Что-то есть( -- запыхавшись, выпалил он. Руки и усы его тряслись мелкой дрожью. -- Что-то большее. Оно двигалось. Я оставил в том месте отметку и поспешил убраться. А оно шло за мной. Оно будто бы скользило по ветвям. И не отставало. Оно меня преследовало. -- Он с ужасом оглядел сбежавшуюся команду. -- Сядь, Порлок. Успокойся. Приди в себя и попробуй проанализировать свои впечатления. Ты что-то видел( -- Не то чтобы видел. Это было какое-то движение. Направленное. Я( я н-не знаю, что это было( Но оно двигалось само( По деревьям( Ну, по этим древовидностям( Да плевать, как они называются, главное -- оно бродило по ним. И на самой опушке. -- Некому на тебя здесь нападать, Порлок, -- угрюмо проговорил Харфекс. -- Здесь даже микробов нет. А больших животных нет и быть не может. -- А что, если это просто какая-то лоза упала с дерева у тебя за спиной или рухнул подгнивший ствол? -- Нет, -- стоял на своем Порлок. -- Оно направленно двигалось ко мне. И очень быстро. А когда я обернулся, отпрянуло в гущу веток и спряталось. И еще я слышал какой-то треск. Если это не животное( то один Бог знает, что это может быть! Оно было большим. Примерно с человека. Вроде рыжеватое. Но толком я не видел и не могу с уверенностью это утверждать. -- Это был Осден. Не наигрался в Тарзана в детстве, -- нервно хихикнула Дженни Чонг. Томико не выдержала и прыснула, но Харфекс остался серьезным, как гробовщик. -- Бродить одному среди этих древовидных трав небезопасно для здоровья, -- наконец тихо, напирая на каждое слово, заговорил он. -- Я давно это заметил и потому отложил исследование леса на потом. Колыхание густо растущих ветвей этих пастельных оттенков (и особенно в сочетании с люминофорами) создает гипнотический эффект. А коробочки спор взрываются со столь равными интервалами, что это создает впечатление какой-то искусственности. Но я думал, что это действует так только на меня, и не хотел пока делиться своими субъективными впечатлениями. Однако, если кто-то подвержен гипнозу больше, чем я, это вполне могло вызвать у него галлюцинации( Порлок яростно затряс головой и, облизнув сухие губы, упрямо возразил: -- Оно там было. Оно двигалось вполне целеустремленно. Оно пыталось напасть на меня со спины. Когда в двадцать четыре часа Осден вышел на связь, Харфекс рассказал ему о случае с Порлоком. -- Не обнаружили ли вы, мистер Осден, хоть чего-нибудь, что могло бы подтвердить наличие в лесу движущейся, сознательной жизнеформы? -- С-с-с( -- сардонически прошипело радио, а затем раздался резкий безапелляционный фальцет сенсора: -- Нет. Чушь собачья. -- Вы пробыли в лесу дольше, чем мы все, вместе взятые, -- с безупречной вежливостью продолжал Харфекс. -- Не пришли ли вы к тем же выводам, что и я, а именно: что данные растительные формы способны своим монотонным колыханием вызвать гипнотический эффект и в конечном итоге привести к галлюцинациям наблюдателя? -- С-с-с( Я согласен, что Порлок имеет большие проблемы с головой. Заприте его лучше в лаборатории, где он меньше наломает дров. От меня еще что-то надо? -- Пока больше ничего, -- буркнул Харфекс, и Осден тут же отключился. Никто не мог подтвердить рассказ Порлока, однако никто не мог и опровергнуть его. Сам же он был абсолютно уверен, что некто большой пытался напасть на него со спины. Поставить его слова под сомнение было легко, но в то же время ни один из членов экспедиции ни на минуту не забывал, что находится в чужом мире. И ни один из них не мог не признать, что каждого, кто вступал под сень инопланетных деревьев, брала оторопь и по спине легким холодком пробегал невольный страх. Харфекс предложил называть все-таки эти древовидные растения деревьями. -- Ведь это то же самое, только совсем другое, -- объяснил он. Все рано или поздно побывали в лесу и сошлись на том, что чувствуют там себя чрезвычайно неуютно и не могут отделаться от впечатления, что спиной ощущают чью-то слежку. -- Нет, с этим необходимо разобраться, -- сказал наконец Порлок и потребовал, чтобы его, как и Осдена, направили в лес во временный лагерь, чтобы он смог бы заняться наблюдениями всерьез. С ним вызвались идти Оллероо и Дженни Чонг, но только при условии, что они будут вместе. Харфекс направил группу в лес неподалеку от центральной базы, находившейся на широкой равнине, занимавшей четыре пятых континента D. Он запретил им брать с собой оружие и потребовал не уходить слишком далеко и все время оставаться в пределах связи. Как и Осден, они дважды в сутки были обязаны отчитываться. Прошло три дня. Потом Порлок сообщил, что на берегу реки заметил между деревьями движение чего-то большого, неопределенной формы. На следующую ночь Оллероо доложила, что слышала, как кто-то ходит вокруг палатки. Она клялась, что ей это не приснилось. -- На этой планете не может быть животных, -- упорно продолжал твердить Харфекс. И вдруг Осден пропустил свой утренний рапорт. Томико просидела у приемника целый час, а затем вместе с Харфексом вылетела в тот район, откуда пришло последнее сообщение от сенсора. Но когда вертолет пошел кругами над предполагаемым районом поисков, раскинувшееся внизу шелестящее море пурпурно-зеленых листьев, веток и метелок привело ее в отчаяние. -- Как мы сможем найти его в этой каше? -- Он сообщал, что остановился на ночлег на берегу реки. Надо искать аэрокар: от него он далеко уйти не мог. Собирать образцы -- работа довольно кропотливая( А вот и река. -- А вот и его аэрокар! -- воскликнула Томико, уловив в листве столь необычный для пастельных тонов этого мира резкий металлический блик. -- Двигай туда. Они зависли над берегом, и Томико сбросила веревочную лестницу. Оба начали спускаться, и вскоре пышная растительность сомкнулась над их головами. Как только ее ноги коснулись земли, координатор тут же расстегнула кобуру, однако, бросив взгляд на невооруженного Харфекса, решила пока пистолета не вынимать. Но руки с кобуры тоже не сняла. Несмотря на то что они находились всего в нескольких метрах от реки, здесь царила полная тишина. Под кронами деревьев царил сырой полумрак. Вокруг колоннами уходили ввысь совершенно одинаковые стволы. Но при ближайшем рассмотрении все-таки между ними были некоторые различия: на одних мягкое покрытие было гладким, на других -- бугристым; одни были буровато-зелеными, другие -- коричневыми; все они были оплетены толстыми лианами и увешаны фестонами эпифитов; голые мощные ветви, лишь на макушке увенчанные пучком жестких темных блюдцеподобных листьев, тянулись вверх, создавая природную крышу, достигавшую двадцати--тридцати метров в толщину. Почва под ногами пружинила, как старый матрац с выпирающими пружинами корней и отводков. -- Вот его палатка, -- сказала Томико и вздрогнула от звука собственного голоса, так грубо нарушившего первозданную тишину. В палатке они обнаружили спальный мешок Осдена, несколько книг и коробку с продуктами. "Надо покричать, позвать его", -- подумала координатор, но вслух предложить это почему-то не решилась. Харфекс тоже не высказал подобного предложения, и они стали обследовать окрестности палатки, двигаясь кругами и стараясь все время держаться в поле зрения друг друга, что в сгущавшихся сумерках становилось все трудней. Томико споткнулась о тело Осдена примерно в трехстах метрах от палатки и, если бы не ярко белевшие в сумраке страницы выпавшей из его рук записной книжки, вообще могла бы пройти мимо. Он лежал ничком между двумя огромными деревьями. Его затылок и плечи были залиты кровью, которая уже начала подсыхать. Рядом тут же возникло лицо Харфекса -- здесь, под сводом лесов, его обычно и так слишком белая хайнская кожа казалась зеленоватой. -- Он мертв? -- Нет. Он без сознания. Его кто-то ударил. Сзади. -- Говоря, Томико быстро ощупала его голову. -- Удар был нанесен оружием( или инструментом( Никак не могу найти рану. Они перевернули тело Осдена, и тот открыл глаза. Придерживая его голову, Томико склонилась к самому лицу раненого: его бледные губы дрогнули( И тут внезапно ее захлестнул панический страх. Она завизжала и бросилась бежать, не разбирая дороги, спотыкаясь о корни и больно ушибаясь о стволы. Харфекс помчался вслед за ней и, поймав ее, крепко прижал к себе. Ощутив тепло его рук, Томико тут же пришла в себя. -- Что с тобой? Что такое? -- мягко спросил он. -- Сама не знаю, -- всхлипнула Томико. Ее сердце все еще колотилось как сумасшедшее, а перед глазами все плыло. -- Страх( Ужас( Я испугалась, когда( когда посмотрела ему в глаза. -- Да, мне тоже стало как-то не по себе. Странно( -- Все. Со мной все уже в порядке. Пойдем, надо ему помочь. Поспешно и не особо церемонясь с бесчувственным телом Осдена, они отволокли его к берегу и, чтобы поднять в вертолет, продели ему под мышки веревочную петлю. Обвиснув, как тюк, Осден стал плавно подниматься вверх, качаясь поплавком в толще лиственного моря. Тело втащили в кабину, и уже через минуту вертолет поднялся высоко в небо, подальше от колеблющейся багрово-зеленой поверхности леса. Томико установила автопилот на обратный маршрут и перевела дыхание. Их с Харфексом глаза встретились. -- Я страшно перепугалась. До полусмерти. Никогда со мной такого не было. --- Я тоже( чувствовал какой-то необъяснимый страх, -- признался Харфекс. Он выглядел так, словно разом постарел лет на десять. -- У меня это было не так сильно, как у тебя( Но совершенно беспричинный, какой-то животный у