мы не можем воевать на наших условиях, как говорил Оми-сан. Я воевал в Синано много лет назад. Это плохая страна, а господин Затаки тогда был с нами. Я бы не хотел снова воевать в Синано и никогда бы не стал воевать против Затаки. А если вы подозреваете господина Маеду, то как вы можете планировать выиграть битву, если вас может предать ваш самый важный союзник? Господин Ишидо выставляет против вас две, три сотни тысяч человек и еще держит сотню тысяч для охраны Осаки. Даже с ружьями у нас не хватает людей для наступления. Но укрывшись за горами, используя ружья, мы сможем держаться вечно, если произойдет так, как говорит Оми-сан. Мы могли бы держать перевалы. У вас достаточно риса - разве не Кванто поставляет его для половины страны? Ну, а в-третьих, наконец, мы можем прислать вам столько рыбы, сколько вам будет надо. Вы будете в безопасности. Пусть господин Ишидо и этот дьявол Джикья приходят; если случится так, как сказал Оми-сан, то скоро враги будут есть друг друга. Если нет, держите наготове "Малиновое небо". Человек умирает за своего господина только однажды в жизни. - Кто-нибудь хочет добавить? - спросил Торанага. Никто не ответил. - Марико-сан? - Мне не место говорить здесь, господин, - ответила она. - Я уверена, что было сказано все, что должно быть сказано. Но, может быть, мне позволят спросить от имени всех ваших советников, которые присутствуют здесь. Как вы думаете, что должно произойти? Торанага умышленно медленно подбирал слова: - Я считаю, что произойдет то, что предсказал Оми-сан. С одним исключением: Совет не будет бессилен. У него будет достаточно влияния, чтобы собрать главные силы союзников. Когда кончатся дожди, они будут брошены на Кванто в обход Идзу. Будет проглочено Кванто, потом Идзу. Только после моей смерти дайме начнут воевать друг с другом. - Но почему, господин? - отважился спросить Оми. - Потому что у меня слишком много врагов. Я владею Кванто, я воевал более сорока лет и никогда не проигрывал сражений. Они все боятся меня. Я знаю, что первые падальщики объединятся, чтобы погубить меня. Позже они перебьют друг друга, но сначала они объединятся, чтобы убить меня, если смогут. Хорошо запомните, все вы, что только я - единственная реальная угроза Яэмону, даже если я и не угрожаю ему. В этом вся ирония. Они все считают, что я хочу быть сегуном. Я - нет. Это другая война, которая мне вовсе не нужна. Нага нарушил молчание: - Тогда что вы собираетесь делать, господин? - Да? - Что вы собираетесь делать? - Очевидно, приму план "Малиновое небо", - сказал Торанага. - Но вы сказали, что они съедят нас? - Они бы съели, если бы мы дали им время. Но я не собираюсь давать им его. Мы начнем войну тотчас же! - Но идут дожди! - Мы придем в Киото мокрыми. Горячими, потными и мокрыми. Неожиданность, мобильность, смелость, время выигрывают войны, не так ли? Ябу-сан был прав. Ружья проложат путь через горы. В течение часа они обсуждали планы и возможности крупной войны во время сезона дождей - неслыханная вещь в военной стратегии. Потом Торанага отпустил их, за исключением Марико, приказав Наге привести к нему Анджин-сана. Он посмотрел, как они расходились. Внешне они все были воодушевлены, так как решение уже было объявлено. Особенно Нага и Бунтаро. Только Оми оставался сдержанным и задумчивым. Торанага не обратил внимания на Игураши, так как знал, что на самом деле старый солдат будет делать то, что приказал Ябу, по тому он отпустил Ябу как союзника, конечно, ненадежного, но все-таки заложника. "Оми - один достойный внимания из них, - подумал он. - Хотел бы я знать, сообразил ли он уже, что я собираюсь делать? " - Марико-сан, узнайте аккуратно, сколько стоит контракт куртизанки. Она прищурилась: - Кику-сан, господин? - Да. - Прямо сейчас, господин? - Сегодня вечером это было бы прекрасно, - он поглядел на нее спокойными глазами. - Это не для меня, может быть, для одного из моих командиров. - Я думаю, цена может зависеть от того, кто это будет. - Я тоже так думаю. Но установите цену. Девушка, конечно, имеет право отказаться, если пожелает, когда будет названо имя самурая, но скажите ее владелице, что я не думаю, что девушка так невоспитанна, что не оправдает мой выбор. Скажите владелице также, что Кику - госпожа первого класса в Мисиме, а не в Эдо, Осаке или Киото, - Торанага добродушно добавил: - Так что я думаю, что мне придется платить по ценам Мисимы, а не Эдо или Осаки. - Да, господин, конечно. Торанага двинул плечом, чтобы облегчить боль, и поправил мечи. - Может быть, сделать вам массаж, господин? Или прислать Суво? - Нет, спасибо. Я позову Суво позднее, - Торанага встал и с большим удовольствием облегчился, потом снова сел. Он носил короткое, легкое шелковое кимоно с голубым рисунком и простые соломенные сандалии. Его голубой веер был украшен крестиками. Солнце стояло низко, небо было плотно покрыто дождевыми облаками. - Как прекрасно жить, - сказал он с удовольствием, - я почти слышу, как дождь готовится родиться. - Да, - сказала она. Торанага с мгновение размышлял. Потом прочитал стихотворение: Небо, Опаленное солнцем, Обильными плачет слезами. Марико послушно заставила трудиться свои мозги, начиная с ним игру в стихосложение, столь популярную среди самураев, переставляя слова произнесенных им стихов, переиначивая их, заменяя и придавая им другой смысл. Через минуту она ответила: Но лес, Истерзанный ветром, Мертвыми плачет листьями. - Хорошо сказано! Да, очень хорошо сказано! - Торанага довольно посмотрел на нее, радуясь тому, что он увидел. Она была в бледно-зеленом кимоно с узорами в виде бамбука, темно-зеленом оби и держала в руках оранжевый зонтик от солнца. Чудесный свет исходил от ее иссиня-черных волос, собранных высоко под широкополой шляпой. Он ностальгически вспомнил, как все они - даже сам диктатор Города - желали ее, когда ей было тринадцать лет и ее отец, Акечи Дзинсаи, впервые представил ее, свою старшую дочь, ко двору Городы. И как Накамура, ставший потом Тайко, просил ее у диктатора и как Города смеялся и публично обозвал его своим нищим сварливым генералом-обезьяной и сказал ему: "Старайся сунуться в бой, крестьянин, а не в благородные щели! " Акечи Дзинсаи открыто презирал Накамуру, своего соперника в борьбе за расположение Городы, это была главная причина, почему Накамура так стремился победить его. И вот почему Накамура с удовольствием наблюдал за злоключениями Бунтаро, которому была отдана эта девушка для упрочения союза между Городой и Тодой Хиро-Мацу. "Хотел бы я знать, - игриво спросил себя Торанага, глядя на нее, - хотел бы я знать, если Бунтаро погибнет, станет ли она одной из моих наложниц? " Торанага всегда предпочитал опытных женщин, вдов или разведенных жен, но никогда не стремился к слишком красивым и слишком умным и молоденьким, или слишком благородного происхождения, с ними было больше неприятностей и приходилось тратить много времени на ухаживания. Он хихикнул про себя: "Я никогда не спрошу ее, потому что у нее есть все, что я не люблю в наложницах, - кроме подходящего возраста". - Господин? - спросила она. - Я думаю о ваших стихах, Марико-сан, - сказал он даже более чем вежливо. Потом добавил: Почему так холодно? Лето, Увы, прошло, и осень Наступает в своем блеске. Она сказала в ответ: Если б я могла использовать слова, Похожие на падающие листья, Что за костер Стихи мои создали б! Он засмеялся и поклонился с шутливым уважением: - Я признаю победу за вами, Марико-сама. Чем вас порадовать? Веер? Или повязку на волосы? - Благодарю вас, господин, - ответила она. - Все, что вам доставит радость. - Десять тысяч коку в год для вашего сына. - О, господин, мы не заслужили такого благодеяния! - Вы победили. Победа и долг должны вознаграждаться. Сколько лет теперь Сарудзи? - Пятнадцать - почти пятнадцать. - Ax, да - он был недавно помолвлен с одной из внучек господина Кийямы, да? - Да, господин. Это было в одиннадцатом месяце прошлого года, месяце белых морозов. Он сейчас в Осаке с господином Кийямой. - Хорошо. Десять тысяч коку, прямо с этой минуты. Я пошлю распоряжение с завтрашней почтой. Теперь хватит стихов, пожалуйста, выскажите мне свое мнение. - Мое мнение, господин, что пока мы все в ваших руках, мы в безопасности, как и земля в безопасности в ваших руках. - Я хочу, чтобы вы были серьезны. - О, я очень серьезна, господин. Я благодарю вас за милость, оказанную моему сыну. Все будет прекрасно. Я верю, что бы вы ни сделали, все будет прекрасно. Клянусь Мадонной, что я верю в это. - Хорошо. Но все-таки я намерен услышать ваше мнение. Она тут же заговорила без опаски, как равная с равным: - Во-первых, вам надо тайно склонить господина Затаки на вашу сторону. Я догадываюсь, что вы либо уже знаете, как это сделать, либо имеете секретную договоренность с вашим сводным братом и всем внушили его мифическое "отступничество", в первую очередь для того, чтобы потом поставить Ишидо в сложное положение. Далее: вам ни в коем случае нельзя нападать первым. Вы никогда этого не делали, вы всегда учили терпению и нападали только тогда, когда были уверены, что победите, так что при всех объявить "Малиновое небо" - это использовать еще одну уловку. Теперь дальше: время. Мое мнение, что вам следует делать то, что вы собираетесь делать, объявив план "Малиновое небо", но никогда к нему не приступать. Это приведет Ишидо в смятение, так как, очевидно, что его шпионы здесь и в Эдо сообщат о вашем плане и он рассредоточит свои силы, как стаю куропаток в плохую погоду, чтобы приготовиться к угрозе, которой на самом деле не существует. Тем временем вы проведете два месяца, собирая союзников, чтобы перехватить их у Ишидо и разрушить его коалицию, чего нужно добиться любыми средствами. И, конечно, вы должны выманить Ишидо из Осаки, из замка. Если вам не удастся этого сделать, он победит или по крайней мере вы потеряете сегунат. Вы... - Я уже объяснял свою позицию в этом вопросе, - выкрикнул Торанага, уже не шутя. - Вы забываетесь. Марико сказала беззаботно и счастливо: - Мне сегодня доверили секреты о заложниках, господин. Они - нож в вашем сердце. - Что с ними? - Будьте терпеливы со мной, пожалуйста, господин. Я, возможно, никогда больше не смогу разговаривать с вами таким образом, который Анджин-сан называет "открытым английским личным разговором", - у нас не будет другого подобного случая. Я прошу вас извинить меня за плохие манеры, - Марико напряглась и, как ни удивительно, заговорила как равная с равным. - Мое искреннее мнение, что Нага-сан прав. Вы должны стать сегуном, или вы не выполните своего долга перед империей и перед Миноварой. - Как осмеливаетесь вы говорить такую вещь! Марико осталась совершенно безмятежной, его явный гнев совершенно не трогал ее: - Я советовала бы вам жениться на госпоже Ошибе. До совершеннолетия Яэмона еще восемь лет, до официального унаследования должности сегуна - это вечность! Кто знает, что может случиться за восемь месяцев, не говоря уже о восьми годах? - Все ваше семейство можно уничтожить за восемь дней! - Да, господин. Но это ничего не даст вам. Нага-сан прав. Вы должны взять власть, чтобы потом передать ее, - с шутовской серьезностью она добавила не дыша, - а теперь может ваш верный советник совершить сеппуку, или я могу сделать это позднее? - Она притворилась, что падает в обморок. Торанага ошалело уставился на нее, ошарашенный невероятным хамством, потом разразился хохотом и стукнул кулаком о землю. Когда он смог говорить, он выдохнул: - Я никогда не пойму вас, Марико-сан. - Ах, нет, вы понимаете, господин, - сказала она, вытирая пот со лба, - вы так добры к этим вашим преданным вассалам, которые смешат вас, выслушиваете их требования, разрешаете им говорить то, что им вздумается. Простите меня за мою дерзость, пожалуйста. - Почему я должен прощать? Почему? - улыбался Торанага, опять обретя добродушие. - Из-за заложников, господин, - сказала она просто. - Ах, из-за них, - он вдруг стал серьезным. - Да. Я должна поехать в Осаку. - Да, - ответил он, - я знаю. ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ Сопровождаемый Нагой, Блэксорн печально тащился вниз с холма по направлению в двум фигурам, сидящим на футонах в кольце из телохранителей. За телохранителями располагались подножия гор, которые устремлялись в облачное небо. День был душный. Голова у него болела от напряжения нескольких последний дней, из-за беспокойства за Марико и из-за того, что он так долго не мог говорить иначе, как по-японски. Теперь он увидел ее, и на душе у него стало спокойней. Блэксорн много раз уже подходил к дому Оми, чтобы повидать Марико или узнать о ее здоровье. Самураи всегда вежливо, но твердо отказывали ему. Оми сказал ему как томодаси, другу, что у нее все нормально. - Не беспокойтесь, Анджин-сан. Вы понимаете? - Да, - сказал он, понимая только то, что он не может видеть ее. Потом его послали к Торанаге, и он так много хотел сказать ему, но не смог из-за нехватки слов и только рассердил его. Фудзико несколько раз ходила повидать Марико. Возвращаясь обратно, она всегда говорила, что у Марико все прекрасно, добавляя свое вечное: "Синпай суруиа, Анджин-сан. Вакаримас? - Не беспокойтесь. Вы поняли? " Бунтаро вел себя так, как будто ничего и не случилось. Встречаясь в течение дня, они обменивались вежливыми приветствиями. Кроме пользования банным домиком, Бунтаро ничем не отличался от других самураев в Анджиро, не испытывая ни дружбы, ни вражды. С рассвета до сумерек Блэксорн был занят ускоренной подготовкой солдат. Он должен был подавлять свое недовольство попытками учить других и одновременно учить язык. К ночи был уже полностью измотан. Жара, пот и дождь. И одиночество. Никогда он не чувствовал себя таким одиноким, не осознавал себя таким чужим в этом дружном мире. Потом был этот ужас, начавшийся три дня назад. На заходе солнца он усталый приехал домой и сразу почувствовал беспокойство, пронизавшее весь его дом. Фудзико поздоровалась с ним очень нервно. - Нан дес ка? Она ответила спокойно, обстоятельно, опустив глаза. - Вакаримасен. Я не понял, - Нан дес ка? - спросил он опять, от усталости он стал раздражительным. Тогда она попросила его пройти с ней в сад. Она показала на карниз, но крыша ему ни о чем не говорила. Еще несколько слов и жестов, и наконец его осенило, что она указывает на место, где он повесил фазана. - Ах, я и забыл о нем! Ватаси... - но он не смог вспомнить слов и только устало пожал плечами, - вакаримасен. Нах десукидзи ка? Я понял. Так что с фазаном? Слуги смотрели на него из дверей и окон, явно чем-то пораженные. Она опять о чем-то заговорила. Он сосредоточился, но не уловил смысла. - Вакаримасен, Фудзико-сан. - Я не понял, Фудзико-сан. Она сделала глубокий вдох, потом неуверенно изобразила, как кто-то снимает фазана, уносит и закапывает его. - Ах! Вакаримас, Фудзико-сан. Вакаримас! Это зашло так далеко? - спросил он. Поскольку он не знал японского слова, он зажал нос и изобразил зловоние. - Хай, хай, Анджин-сан. Дозо гоман насаи, гомен насаи, - с помощью рук она изобразила рой летящих мух и их жужжание. - Ах, со дес! Вакаримас. - Ему сразу надо было извиниться, и, если бы он знал слова, он бы сказал: - Извините за неудобство. - Вместо этого он пожал плечами, попытался унять боль в спине и пробормотал: - Сигата га наи, - желая ускользнуть от них в блаженство ванны и массажа, единственные радости, которые делали жизнь здесь сносной. - Дьявол с ним, - сказал он по-английски, отворачиваясь. - Если бы я бывал здесь днем, я бы заметил. К черту его! - Дозо, Анджин-сан? - Сигата га най, - повторил он громче. - Ах со дес, аригато годзиемасита. - Таре тору дес ка? Кто убрал его? - Јки-я. - Ох, этот старый пидор! - Јки-я, садовник, добрый беззубый старик, который добрыми руками ухаживал за растениями и делал сад таким красивым. - Ие. Мотте куру Јки-я. - Хорошо, сходи за ним. Фудзико покачала головой. Ее лицо стало бледным, как мел. - Јки-я синда дес, синда дес! - прошептала она. - Јки-я га синдато? Дон ени? Досите? Досите синданода? - Как? Почему? Как он умер? Она указала пальцем на то место, где был до этого фазан, и произнесла много мягких непонятных слов. Потом жестами изобразила удар меча. - Боже мой! Вы приговорили старика к смерти из-за вонючего, Богом проклятого фазана? Все слуги сразу же бросились в сад и упали на колени. Они все, даже дети повара, опустили голову в пыль и засохшую грязь. - Какого черта, что здесь происходит? - неистовствовал Блэксорн. Фудзико стоически ждала, пока не собрались все слуги, потом тоже встала на колени и поклонилась, но как самурай, а не как крестьянка: - Гомен насаи, досо гомен на... - Чума на твои гомен насаи! Какое право ты имела так поступить? А? - И он начал грубо ее отчитывать. - Почему, ради Бога, ты не спросила сначала меня? А? Он старался совладать с собой, сознавая, что все его слуги знали, что он запросто может разрубить Фудзико и всех их на кусочки прямо здесь в саду за причинение ему такого беспокойства или без всякой причины вовсе и что даже сам Торанага не сможет вмешаться в его действия в своем доме. Он увидел, что один ребенок дрожит от ужаса. - Боже мой на небесах, дай мне силы... - Он схватился за столб, чтобы успокоиться. - Это не ваша вина, - выдохнул он, не понимая, что говорит не по-японски. - Это ее! Это твоя вина! Ты убийца, сука! Фудзико медленно подняла глаза. Она увидела обличающий перст и ненависть на его лице и шепотом отдала команду своей служанке, Нигатсу. Нигатсу закачала головой и начала умолять ее. - Има! Служанка убежала и вернулась с боевым мечом, слезы струились по ее лицу. Фудзико взяла меч и предложила его Блэксорну обеими руками. Она что-то говорила, и, хотя он не понимал всех слов, он знал, что она говорит: - Я виновата, пожалуйста, возьми мою жизнь, потому что я огорчила тебя. - Ие! - он схватил меч и отбросил его в сторону. - Ты думаешь, что ты вернешь Јки-я к жизни? Потом он внезапно понял, что он сделал и что делает сейчас. "О, Боже мой... " Блэксорн ушел от них. В отчаянии он направился к скале над деревней около гробницы ками, сбоку от древнего огромного кипариса и заплакал. Он плакал, потому что безвинно погиб хороший человек и потому что он знал, что это он убил его: - Боже мой, прости меня. Я виноват - не Фудзико. Я убил его. Я приказал, чтобы никто не трогал фазана, кроме меня. Я спросил ее, все ли поняли, и она сказала, что да. Я приказал это шутя, но теперь это не имеет значения. Я отдавал приказы, зная их законы и обычаи. Старик нарушил мой глупый приказ, так что еще могла сделать Фудзико-сан? Я тоже виноват. Наконец слезы истощились. Наступила глубокая ночь, и он вернулся в свой дом. Фудзико, как всегда, ждала его, но на этот раз она была одна. На коленях у нее лежал меч, который она опять предложила Блэксорну: - Досо, Анджин-сан. - Ие, - сказал он, беря меч, как и полагается его брать. - Ие, Фудзико-сан. Сигата га наи, нех? Карма, нех? - он, извиняясь, тронул ее рукой. Блэксорн знал, что она вынуждена выносить самые большие его глупости. Фудзико заплакала: - Аригато, аригато го - годзиемасита, Анджин-сан, - сказала она убито, - гомен насаи... Он готов был отдать ей свое сердце. "Да, - подумал Блэксорн с глубокой печалью, - да, это так, но это тебя не извиняет и не покончит с ее унижением, как и не вернет Јки-я к жизни. Ты виноват. Должен был предусмотреть... " - Анджин-сан! - окликнул его Нага. - Да, Нага-сан? - он отвлекся от тяжелых дум и оглянулся на юношу, шедшего рядом с ним, - извините, вы что-то сказали? - Я сказал, что надеюсь стать вашим другом. - Благодарю вас. - Да, и, может быть, вы, - далее пошел набор слов, которых Блэксорн не понял. - Простите? - Учить, так? Понимаете "учить"? Рассказывать о мире. - Ах, да. Извините. Так чему учить? - Рассказывать про другие страны - зарубежные страны. Мир, так? - Теперь понял. Да, попробую. В это время они уже подошли к охране. - Начнем завтра, Анджин-сан. Друзья, да? - Да, Нага-сан. Попробуем. - Хорошо, - очень довольный, Нага кивнул. Когда они подошли к самураям, Нага приказал им пропустить его, сделав Блэксорну знак идти одному. Он повиновался, чувствуя себя очень одиноким в кругу людей. - Охае, Торанага-сама. Охае, Марико-сан, - сказал он, присоединяясь к ним. -- Охае, Анджин-сан, досо сувари. - Добрый день, Анджин-сан, пожалуйста, садитесь. Марико улыбнулась ему: - Охае, Анджин-сан. Икага дес ка? - Ј, домо, - Блэксорн посмотрел на нее, он был очень рад увидеть ее. - Твое присутствие наполняет меня радостью, большой радостью, - сказал он по-латыни. - И твое - я так рада видеть тебя. Но на тебе какая-то тень. В чем дело? - Нан дза? - спросил Торанага. Она рассказала ему, о чем они говорили. Торанага хмыкнул, потом ответил. - Мой господин говорит, вы выглядите озабоченным, Анджин-сан. Я должна согласиться с ним. Он спрашивает, что вас беспокоит. - Ничего. Домо, Торанага-сам. Нане мо, - Ничего. -- Нан дза, - прямо спросил Торанага. - Нан дза? Блэксорн послушно ответил сразу же: - Јки-я, - сказал он беспомощно, - хай, Јки-я. - Ах, со дес! - Торанага долго говорил что-то Марико. - Мой хозяин говорит, нет необходимости печалиться о старом садовнике. Он просит сказать вам, что все было проведено в официальном порядке. Старый садовник полностью осознавал, что он сделал. - Я не понимаю. - Да, для вас это должно быть очень трудно, но, видите ли, Анджин-сан, фазан сгнил на солнце. Собралось ужасно много мух. Под угрозой оказалось ваше здоровье, здоровье вашей наложницы и всех остальных, кто был в доме. А также, извините, были очень осторожные жалобы домоправителя Оми-сана и других. Одно из самых важных правил состоит в том, что отдельный человек никогда не должен нарушать гармонию группы, помните? Так что нужно было что-то делать. Вы понимаете, разложение, запах тления выводит нас из себя. Для нас это самый плохой запах в мире, извините меня. Я пыталась вам это объяснить, видите ли, это одна из вещей, которая всех нас немного сводит с ума. Ваш слуга... - Почему кто-нибудь не пришел ко мне сразу? Почему просто не сказал мне? - спросил Блэксорн, - фазан для меня ничего не значил. - А что было говорить? Вы отдали приказ. Вы глава дома. Они не знали ваших порядков. Что им оставалось делать, кроме как решить эту проблему по-своему, - она поговорила с Торанагой, объясняя, что говорил Блэксорн, потом снова повернулась к нему. - Это расстроило вас? Вы хотите, чтобы я продолжала? - Да, пожалуйста, Марико-сан. - Вы уверены? - Да. - Хорошо, потом ваш главный слуга, маленький зубастый повар, собрал всех ваших слуг, Анджин-сан. Попросили официально присутствовать Муру, старосту деревни. Решили, что просить убрать фазана деревенских эта не станут. Это была чисто домашняя проблема. Один из слуг хотел взять его и закопать, хотя вы и дали строгий приказ не трогать. Очевидно, что ваша наложница должна была следить, чтобы выполнялись все ваши приказы. Старый садовник спросил, позволят ли убрать ему. Последнее время он днем и ночью очень страдал от болей в животе, и работа была очень утомительна для него и не приносила ему удовлетворения. Третий помощник повара тоже предлагал свои услуги, говоря, что он очень молод и глуп. Он был уверен, что его жизнь ничего не стоит. Наконец, старому садовнику была оказана такая честь. Это действительно большая честь, Анджин-сан. С большой важностью все раскланялись друг с другом, а он с радостью унес его и закопал, чем доставил всем большое облегчение. Когда он вернулся, то прямо пошел к Фудзико-сан и рассказал ей, что сделал, как он нарушил ваш запрет. Она поблагодарила его за это и велела ждать, а сама пошла ко мне за советом, что ей делать. Все дело было проведено официально, и его также официально нужно было и разбирать. Я сказала ей, что не знаю, Анджин-сан. Я спросила Бунтаро-сана, но он тоже не знал. Все было очень сложно из-за вас. Тогда он спросил господина Торанагу. Господин Торанага сам увиделся с вашей наложницей, - Марико повернулась к Торанаге и объяснила, до какого места она добралась в этой истории, так как он просил держать его в курсе всего рассказа. Торанага быстро заговорил. Блэксорн наблюдал за ними: женщиной, такой маленькой, очаровательной и предупредительной, мужчиной, плотным, глыбообразным, с туго затянутым поясом на большом животе. Торанага при разговоре не жестикулировал, как большинство людей, левая рука у него неподвижно лежала на бедре, правую он всегда держал на рукоятке меча. - Хай, Торанага-сама, хай, - Марико взглянула на Блэксорна и продолжала, как было ведено, - наш господин просит меня объяснить, что если бы вы были японцем, то никаких трудностей здесь бы не было, Анджин-сан. Старый садовник просто пошел бы и сделал это, чтобы получить освобождение. Но, извините меня, вы иностранец, хотя господин Торанага и сделал вас своим хатамото - одним из своих личных вассалов. Нужно было решить, являетесь ли вы самураем или нет. Я имею честь сказать вам, что вы произведены в самураи и с этого дня имеете все права самурая. Поэтому все и было решено сразу и обошлось очень легко. Было совершено преступление. Ваши приказы были умышленно нарушены. Закон ясен. Выбора не было, - теперь она была особенно серьезной. - Но господин Торанага знал о вашем особом неприятии убийства, поэтому, чтобы спасти вас от огорчения, он лично приказал одному из своих самураев отправить старого садовника в Пустоту. - Но почему никто не спросил меня сначала? Этот фазан для меня ничего не значил. - Фазан здесь ни при чем, Анджин-сан, - объяснила она. - Вы глава дома. Закон говорит, что никто из членов вашего дома не может ослушаться вас. Старый садовник умышленно нарушил закон. Весь мир распадется на кусочки, если люди позволят себе попирать закон. Ваш... Торанага прервал ее и о чем-то говорил некоторое время. Она слушала, отвечала на вопросы, потом он сделал ей знак продолжать. - Хай. Господин Торанага хочет, чтобы я заверила вас, что он лично проследил за тем, чтобы старый садовник умер быстро, безболезненно и с почетом, как он того заслуживал. Он даже дал самураю свой собственный очень острый меч. И мне следует сказать вам, что старый садовник был очень горд, что в такие тяжелые для него дни он смог помочь вашему дому, Анджин-сан, и прежде всего, что помог вам установить ваш статус самурая. Больше всего он гордился оказанной ему честью. Мы не используем общественных палачей, Анджин-сан. Господин Торанага хочет, чтобы вы поняли это. - Спасибо, Марико-сан. Благодарю вас за то, что вы разъяснили мне, - Блэксорн повернулся к Торанаге и поклонился ему самым уважительным образом: - Домо, Торанага-сам, домо аригато. Вакарима. Домо. Торанага довольно поклонился в ответ: - Ие, Анджин-сан. Синпай суру монодзами, нех? Сигата га наи, нех? - Хорошо, теперь вы довольны, да? Что еще можно сделать? - Нане мо. - Ничего, - сказал Блэксорн, отвечая на вопросы Торанага о стрелковой подготовке, но ничего из того, о чем они говорили, не трогало его. Его голова шла кругом от того, что ему рассказали. Он оскорбил Фудзико перед всеми слугами, хотя Фудзико сделала только то, что было у них принято. "Фудзико была не виновата. Они все не виноваты. За исключением меня. Я не могу изменить того, что сделано. Ни Јки-я, ни ее. Никого из них. Как мне жить дальше? " Он сел, скрестив ноги, перед Торанагой. легкий ветер с моря трепал его кимоно, за пояс все также были заткнуты мечи. Он уныло слушал и отвечал, все было ему неинтересно. - Скоро война, - говорила она ему. - Когда? - спросил он. - Очень скоро, так что вам нужно уехать со мной, вы будете сопровождать меня часть пути, Анджин-сан, потому что я собираюсь в Осаку, а вы поедете в Эдо по суше, чтобы приготовить ваш корабль к войне... Вдруг наступила совершенная тишина. Земля начала дрожать. Он почувствовал, что его легкие сейчас лопнут, и каждая клеточка его существа панически завопила. Он пытался встать, но не смог, и видел, что все охранники тоже совершенно беспомощны. Торанага и Марико отчаянно держались за землю руками и ногами. Грохочущий катастрофический рев шел с земли и с неба. Он окружил их, заполнил пространство, все нарастая и нарастая, до тех пор, пока их барабанные перепонки чуть не лопнули. Они стали частью этого безумия. На миг это сумасшествие прекратилось, но удары продолжались. Он почувствовал, как в нем поднимается рвота, его недоумевающий мозг кричал, ведь это была твердая и безопасная земля, а не море, где мир мог обрушиться в любой момент. Он сплюнул, чтобы убрать изо рта этот неприятный вкус, уцепился за дрожащую землю, снова и снова тужась, чтобы его вырвало. Лавина камней тронулась с горы, находящейся севернее, и упала в долину ниже их, добавив еще больше грохоту. Часть лагеря самураев исчезла. Блэксорн пытался двигаться на карачках, Торанага и Марико делали то же самое. Он слышал, что кто-то кричит, но ни с их, ни с его губ, казалось, не срывалось ни звука. Дрожь прекратилась. Земля опять стала твердой, такой же, как она была всегда, какой ей и положено быть. Руки, ноги и все тело у него непроизвольно тряслись. Но потом земля вновь застонала. Началась вторая волна землетрясения. Она была более сильной. На дальнем конце плато земля разорвалась. Трещина, расширяясь, поползла в их сторону с невероятной скоростью, прошла в пяти шагах от них и устремилась дальше. Не веря своим глазам, он смотрел, как Торанага и Марико качаются на краю расщелины, где земле полагалось быть твердой. Как в ночном кошмаре, он видел Торанагу совсем рядом с бездной, он уже начал проваливаться в нее. Блэксорн вышел из своего ступора, кинулся вперед. Правой рукой он ухватился за пояс Торанаги, земля в это время дрожала, как лист на ветру. Трещина была глубиной в двадцать шагов, шириной в десять и грозила смертью. Грязь и камни сыпались в нее, захватывая их с Торанагой. Блэксорн искал опоры для рук и ног, отчаянно пытаясь помочь Торанаге. Все еще частично оглушенный, Торанага упирался пальцами ног в стенку и наполовину выполз, наполовину был вытащен Блэксорном. Задыхаясь, они свалились, наконец, в безопасном месте. В этот момент случился еще один удар. Земля снова раскололась. Марико закричала. Она пыталась выкарабкаться, но эта новая трещина поглотила ее. Блэксорн в отчаянии подполз к ее краю, последующие толчки сбили его с ног. Он заглянул вниз. Она тряслась от страха на выступе в нескольких футах ниже, земля качалась, небо опустилось еще ниже. Расщелина была глубиной в тридцать шагов, шириной в десять. Узкий карниз под ним крошился. Он соскользнул вниз, грязь и камни почти ослепили его. Блэксорн схватил Марико, стараясь втащить ее на более безопасный выступ. Они вдвоем старались удержать равновесие. Новый удар. Выступ под ними почти обрушился, они уже падали. Но тут железная рука Торанаги схватила его за пояс, не дав им сползти в этот ад. - Ради Бога... - кричал Блэксорн, его руки почти вырывались из суставов, так крепко он держал ее, пытаясь найти опоры для ног и свободной руки. Торанага держал его до тех пор, пока они снова не оказались на узком уступе, тут пояс не выдержал и лопнул. Секундный перерыв в толчках дал Блэксорну время затащить ее на уступ, все это время на них дождем сыпались комья земли. Торанага выскочил на безопасное место, крича, чтобы они поторопились. Бездна угрожала им, ее края начали сходиться. Блэксорн и Марико все еще находились в трещине. Торанага больше ничем не мог помочь. Ужас Блэксорна придал ему нечеловеческие силы, и он как-то умудрился вырвать Марико из этой могилы и вытолкнуть ее наверх. Торанага схватил ее за запястье и втащил на свой выступ. Блэксорн выкарабкался за ней, но пошатнулся, когда под ним обрушилась опора. Дальняя стена трещины угрожающе приближалась. Летели камни и песок. На какой-то миг он подумал, что погиб, потом вырвался и наполовину выполз из своей могилы. Он упал на сотрясающемся краю трещины, не в силах отползти, легкие усиленно захватывали воздух, ноги еще свисали вниз. Промежуток смыкался. Потом сближение краев трещины прекратилось, ширина ее была около шести шагов, глубина - восемь. Грохот стих. Земля опять стала неподвижной. Наступила тишина. Они стояли на четвереньках и беспомощно ждали, что этот ужас начнется снова. Блэксорн, обливаясь потом, попробовал встать. - Ие, - Торанага сделал ему знак оставаться в прежней позе, его лицо было в грязи, на виске, где он ударился о скалу, виднелась глубокая рана. Все тяжело дышали, груди вздымались, во рту скопилась желчь. Охрана приходила в себя. Некоторые побежали в сторону Торанаги. - Ие! - прокричал он. - Мате! - Ждать! Они повиновались и опять опустились на четвереньки. Ожидание, казалось, тянется вечно. Но вот на дереве закричала какая-то птица и наполнила воздух своими криками. Ее поддержала другая. Блэксорн потряс головой, чтобы освободить глаза от пота. Он увидел свои поломанные, кровоточащие ногти, которыми он хватался за землю. Потом заметил в траве муравья, еще одного. И еще. Они начали искать пищу. Все еще напуганный, он сел на пятки: - Когда все это кончится? Марико не ответила. Она была загипнотизирована этой трещиной в земле. Он потряс ее: - У вас все нормально? - Да, да, - сказала она, почти не дыша. Ее лицо было вымазано грязью. Кимоно изорвано и испачкано. Сандалий и одного носка не было. И зонтика. Он помог ей отойти от края расщелины. Она все еще не могла говорить. После этого он поглядел на Торанагу: - Укага дес ка? Торанага не мог говорить, его грудь судорожно поднималась и опускалась, руки и ноги были в кровоточащих царапинах. Он показал рукой. Трещина, которая чуть не поглотила его, была теперь узкой канавкой в почве. На севере она снова раскрывалась до ширины оврага, но уже была не так широка, как раньше, и гораздо менее глубока. Блэксорн пожал плечами: - Карма. Торанага встал, громко прочистил горло, а затем поток проклятий огласил окрестности. Неистово ругаясь и гримасничая, Торанага принялся бегать вдоль канавы. Он размахивал руками, кричал, плевался, совершая неописуемые прыжки. Трагикомизм ситуации потряс Блэксорна, а нелепый вид Торанаги окончательно добил его. Блэксорн разразился хохотом, он, наконец, почувствовал, что остался в живых. Глядя на него, засмеялись Торанага и Марико. Торанага сделал знак Блэксорну приблизиться и пошел к расщелине, освободив набедренную повязку. Смех снова разобрал его. Блэксорн тоже снял набедренную повязку, и они вдвоем пытались помочиться в трещину. Но ничего не получилось, не пролилось ни капельки. Они очень старались, это их еще больше развеселило. Наконец они преуспели в своем деле, и Блэксорн присел, собираясь с силами, опираясь на руки. Когда он немного оправился, он повернулся к Марико: - Это землетрясение - хороший знак, Марико-сан? - До следующего удара да, - она продолжала счищать грязь с руки и кимоно. - Это всегда так бывает? - Нет. Иногда оно бывает еле заметным - просто легкий толчок. Порой серии ударов следуют друг за другом, подчас они повторяются через несколько часов или дней. В другой раз бывает только один удар. Вы никогда не знаете наперед, Анджин-сан. Это карма. Охрана с каменными лицами, не двигаясь, следила за ними, ожидая приказа Торанага. На северной стороне холма, там где были сделаны временные навесы лагеря, бушевал пожар. Самураи боролись с пожаром и раскапывали каменную осыпь, ища погребенных под ней. На восточной - Ябу, Оми и Бунтаро стояли со своими людьми у дальнего конца трещины, невредимые, если не считать ушибов, и тоже ждали приказаний. Игураши исчез, его поглотила земля. Блэксорн задумался. Его самоуничижение прошло, и он чувствовал себя довольным и счастливым. Он пытался сосредоточиться на своем самурайстве, на поездке в Эдо, своем корабле, войне, Черном Корабле, снова возвращался к самурайству. Мысли его перескакивали с одного на другое. Он взглянул на Торанагу, и ему захотелось задать ему тысячу вопросов, но он заметил, что дайме поглощен своими думами, и отвлекать его было бы невежливо. Он с удовольствием подумал, что для этого еще будет достаточно времени, и посмотрел на Марико. Она приводила в порядок лицо и волосы. Блэксорн деликатно отвернулся, растянулся на земле и стал смотреть в небо, земля согрела ему спину, он мог спокойно ждать. Торанага заговорил с ним на этот раз серьезно: - Домо, Анджин-сан, нех? Домо. - Досо, Торанага-сама. Нено мо. Хомбун, нех? - Пожалуйста, Торанага-сама, ничего особенного. Это мой долг. Потом, не находя нужных слов и желая быть точным, Блэксорн сказал: - Марико-сан, не объясните ли вы мне. Кажется, я понимаю теперь, когда вы и господин Торанага говорите о карме и о том, что глупо беспокоиться о том, что есть, что существует. Многое прояснилось. Я не знаю почему - может быть, потому, что я никогда не был так испуган, может быть, это прояснило мне голову, но, кажется, я кое-что понял. Например, старый садовник. Да, это была моя ошибка, и я был на самом деле виноват, и я, конечно, сожалею, но это была ошибка, не умышленный выбор таких поступков. Так уж случилось, и с этим ничего не сделаешь. Минуту назад мы все чуть не погибли. И все беспокойства и сердечная боль были напрасны, не так ли? Карма. Да, я понимаю теперь, что такое карма. Она перевела это для Торанаги. Он сказал: - Чудесно, Анджин-сан. Карма-начало знания. Дальше идет терпение. Терпение очень важное качество. Сильные люди - терпеливые, Анджин-сан. Терпение - значит сдерживание себя при семи чувствах: ненависть, любовь, радость, беспокойство, гнев, огорчение, страх. Если вы не даете себе воли в выражении этих семи чувств, вы терпеливы, тогда вы скоро поймете характер всех вещей и будете в гармонии с вечностью. - Вы верите в это, Марико-сан? - Да, очень. Я также пытаюсь быть терпеливой, но это очень трудно. - Согласен. Это также ваша гармония, ваше "спокойствие", да? - Да. - Скажите ему, я думаю, что он прав, в том что он сделал для старого садовника. Раньше я не верил, не от всего сердца. Скажите ему это. - В этом нет нужды, Анджин-сан. Он знал об этом до того, как вы стали... таким вежливым. - Как он узнал? - Я сказала вам, что он самый мудрый человек в мире. Он ухмыльнулся. - Вот, - сказала она, - вы опять кажетесь молодым, - и добавила по-латыни: - Ты опять стал самим собой и лучше, чем был прежде! - А ты красивая, как всегда. Ее глаза потеплели, и она отвела их от Торанаги. Блэксорн заметил это и отметил ее осторожность. Он встал на ноги и посмотрел вниз в извилистую глубину трещины. Вдруг он спрыгнул вниз и исчез. Марико сразу вскочила, испугавшись, но Блэксорн быстро оказался на поверхности. В руках у него был меч Фудзико. Он был все еще в ножнах, хотя и грязный и исцарапанный. Его короткий меч исчез. Он встал на колени перед Торанагой и предложил ему свой меч, как и полагается предлагать его: - Дозо, Торанага-сама, - сказал он прост