Пол Андресон. Выполненное задание (первая судьба из книги "Пять судеб") ПРОЛОГ - Левую руку, - голос тощего человека был равнодушным. - Освободите запястье. Уильям Бейли отвернул манжету; тощий человек приложил к руке что-то холодное и кивнул в сторону ближайшей двери: - Сюда, первая плита справа, - сказал он и отвернулся. - Одну минуту, - начал Бейли, - я хотел... - Давай, иди, приятель, - ответил тощий человек. - Все происходит быстро. Бейли почувствовал острую боль в сердце. - Вы имеете в виду - вы уже... с этим уже закончено? - Именно для этого ты здесь, верно? Первая плита, дружище. Пойдем. - Но не прошло и двух минут, как я здесь... - А чего ты ждешь? Органной музыки? Послушай, приятель, - тощий человек мельком взглянул на стенные часы. - У меня сейчас перерыв, понимаешь? - Я думал, у меня, по крайней мере, будет время для... Для... - Имей совесть, приятель. Ты делаешь это сам, я же не обязан тащить тебя силой, понимаешь? - Тощий человек распахнул дверь, проталкивая Бейли сквозь трупный запах и запах химикатов, и указал на койку, стоящую в узкой, занавешенной нише. - На спину, руки и ноги вытянуть. Бейли принял требуемое положение; он приподнялся, когда тощий человек стал обвязывать ремнями лодыжки. - Расслабься. Просто, если мы опаздываем, и я не возвращаюсь к клиенту в течение, скажем, двух часов, и он деревенеет... Ну, ящики выпускают одного размера, понимаешь, о чем я говорю? Мягкая теплая волна захлестнула Бейли, когда он откинулся на спину. - Эй, ты ничего не ел в последние двенадцать часов? - Лицо тощего человека стало расплываться, превращаясь в розовое пятно. - Я оооуууммм... - услышал Бейли свой голос. - О'кей, спи крепко, приятель, - прогремел голос тощего человека и замер. В последнее мгновение, когда над ним уже смыкалась бесконечная темнота, Бейли подумал о словах, высеченных на гранитном портале Центра эвтаназии: "...пусть придут ко мне уставшие, бедные, утратившие надежду, жаждущие свободы. Для них я поднимаю светильник у бронзовой двери..." ОДИН Потом яд вступил в реакцию с гемоглобином, и он умер. Смерть пришла как ураган. Казалось, его выдувало ветром, кружило в вихре, бросало вверх и вниз, и снова вверх, в реве и свисте, в шуме чудовищного галопа. Он не знал, хлестал ли его ветер холодом или опалял жарой. Он об этом и не думал - его глаза ослепляли молнии, громом отзывался стук зубов. "Глаза?" - промелькнула вспышка удивления. - "Зубы? Но я мертв. На том бланке, который я заполнил в трех экземплярах, будет стоять штамп "Выполнено", и скучающий служащий покатит ящик - и меня в нем - к спускному желобу крематория и... взяли! дружно! Наступит преображение, я перестану быть Уильямом Бейли, я стану статистикой." Он пытался ухватиться за реальность, но ловил лишь хаос. Головокружение тащило его сквозь бесконечную спираль. Где-то и везде Бог вел счет: "Ноль, один, десять, одиннадцать, сто, сто один, тысяча десять", тихим сухим голосом. Бейли думал о том, что его несуществующий живот превратился в осьминога с кишками вместо щупальцев. Этот осьминог мог бы съесть его и, таким образом, себя, но в этом не было противоречия, поскольку вселенная внутри Уильяма Бейли топологически была идентичной с Уильямом Бейли, находящимся внутри вселенной, и поэтому, может быть, если бы вселенная проглотила сама себя, он освободился бы от своего безумия. Это, наверное, потеря чувствительности, думал он, кружась в вихре. Поскольку я мертв, у меня нет тела, следовательно - нет ощущений, следовательно - информация об ощущениях не поступает, следовательно - у меня галлюцинации, следовательно - я, наверное, уже стал прахом; поскольку у меня нет никакой возможности измерить время - если время вообще имеет какое-либо значение после смерти - столетия могли уже пройти с тех пор, как я стал просто статистикой. Несчастная статистика, вечно кружащаяся среди урагана и беспрерывного счета. Мне не нужно было так спешить со смертью. Почему я так поступил? Не могу вспомнить. Не могу вспомнить. Там были строения, да, и еще со вкусом разбитые парки. Я вошел на территорию - так ведь? - да, мне кажется, я искал - ах, да - совета. Или, возможно, кого-нибудь, кто сказал бы мне, что я не в таком уж трудном положении, что мне следует пойти домой и обдумать все хорошенько. Но мое преображение уже началось. В тот миг, как я пересек этот порог, я уже был не человеком, а категорией, которую посылали от одного стола к другому - вежливо, спокойно, но настолько быстро, что у меня не было возможности подумать; я неумолимо приближался к той комнате в конце коридора. Что было до последнего часа моей жизни? Не знаю. "Сто тысяч сто десять, - считал Бог, - сто тысяч сто одиннадцать, сто одна тысяча." Я не знаю! - пронзительно кричала статистика. - Я не могу вспомнить. "Сто одна тысяча один, сто одна тысяча десять." Зачем они это сделали со мной? - кричали частицы. - Почему они позволили мне это сделать? Они же знали - я был слишком слаб, чтобы думать." "Сто одна тысяча одиннадцать." Более того. Нас слишком много. Но все-таки свобода выбирать смерть - это не свобода для нас. Они убили нас. "Сто одна тысяча сто." - Заткнись, будь ты проклят! Где Ты был, когда они меня убивали? Почему ты позволил им это сделать? У них было не больше здравого ума, чем у этих жалких толп психотиков, невротиков, психо-невротиков: они приглашали приходить умирать. Им следовало поступать по-другому. Они могли бы нас исцелять - могли, в любом случае, пытаться это делать - они не должны были... "_Щ_е_л_к_", - сказал Бог. И воцарилась тишина и темнота над бездной. ...и не должны были предоставлять нам этот спасающий-их-собственное самодовольство "выбор". Они должны были взять на себя ответственность за нас, опекать нас, заставить нас выздороветь. Да будет Уильям Бейли. И стало так. ДВА Они застали его за запрещенным занятием в его холостяцкой квартире. Дверь распахнулась. Вошли двое крупных мужчин. - Ни с места, - сказал один из них хриплым басом. - Руки вверх. Отступите назад. Это рейд. Это было ударом. Бейли согнулся, почти упал, и стал хватать ртом воздух. Солнечный свет и рокот машин, доносящийся из открытого окна, знакомые очертания стульев, столов, портьер, запах очищенного скипидара - внезапно его сознание отметило нереальность всего этого. Но он ясно ощущал биение пульса, пот на коже и все нарастающую слабость в коленях. - Хорошо, - сказал второй детектив управляющему дома; этот съежившийся низенький человечек стоял в коридоре. - Вон отсюда! - Д-да, сэр. Сейчас. - Но будьте в пределах досягаемости. С вами будут говорить позже. - Конечно, - простучал зубами управляющий. - Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам, - и он торопливо удалился. Наверное, у него есть отмычка, подумал Бейли, борясь с тошнотой, подступающей к горлу. Все предосторожности были напрасными. - Так, так, так, - первый детектив уселся перед мольбертом. - Что ты об этом думаешь, Джо? - Похоже, это именно тот случай. Их было трудно описать по отдельности, этих двух типов, особенно когда сознание было ослеплено страхом. Они были одинаково одеты - в штатские костюмы из традиционной плотной шерстяной ткани; оба имели стрижку "ежик", плоские лица и супервнушительные размеры; к своей работе они относились с одинаковой неприязнью, с налетом отвращения, как будто она была сродни работе палача. - Но это только хобби! - Бейли слышал свое бормотание как будто со стороны. - Я никогда... Я никогда... никаких секретов - все знают, что я пишу картины - как же так, ведь Президент рекомендует иметь хобби... - Такого рода картины? - фыркнул Джо. - Вы ведь не выставляете подобных картин для всеобщего обозрения? - добавил его компаньон. "Нет", - подумал Бейли. - "Я был осторожен". Факт: обычные работы, которые он выставлял - пейзажи, портреты - он создавал кое-как, как Пенелопа свою ткань. Они наводили на него скуку, но зато должны были предупреждать любопытство окружающих, связанное с теми произведениями искусства, которые создавались им дома. Факт: Дверь была заперта всегда, когда он занимался серьезным искусством. Потайной шкаф открывался мгновенно, готовый принять и спрятать холст; стандартная, наполовину законченная картина была приготовлена для того, чтобы в пятнадцать секунд хорошо отработанных движений заменить... если бы в дверь постучали. Поскольку его квартира находилась на четвертом этаже, а напротив был расположен товарный склад, жалюзи лучше было не закрывать; это могло только вызвать подозрения. Факт: Квартира расположена не в самом удобном для работы месте, но все-таки она находится в районе Хейт-Эшбери. До Закона о психическом здоровье, это было традиционное место сборищ эксцентричных горожан. Поэтому впоследствии он был так тщательно обработан и расчищен - здания были снесены или перестроены в соответствии с требованиями личной гигиены и стали использоваться с выгодой - таким образом, этот район стал наиболее респектабельной частью Сан-Франциско. Служба надзора находится неподалеку от Ноб-Хилла. А что касается буржуазии Хейт-Эшбери, то она имеет самый высокий средний показатель стабильности в городе. Факт: Полная маскировка была стилем его жизни. Что же подвело его, в конце концов - он сам? Избыток юмора или его нехватка; недостаточное честолюбие, небрежность при работе в общественных организациях, чрезмерная сдержанность или наоборот - наверное, что-то кого-то заставило подумать, что было бы лучше заявить об Уильяме Бейли как о возможном психе. Может быть, может быть, может быть. Но как по их предположению должен вести себя сумасшедший? - Ха-ра-шо, - протянул Джо, - посмотрим ваши документы. - Но это, это всего лишь живопись... в манере Ван Гога... - Какое ухо вы собираетесь себе отрезать? - спросил Джо удивленно. А, может, вовсе и не удивленно. Поговаривали, что у бригады психического здоровья, обслуживающей этот город, была коллекция патологических, порнографических и других запрещенных работ, которая могла бы поспорить даже с фэбээровской. Напарник Джо продолжал пристально вглядываться в неистовые синие и желтые цвета лютикового луга, который как раз писал Бейли. - Таких больших цветов не бывает, - сказал он. - Кроме того, здесь не наблюдается перспективы. - Он покачал головой, прищелкнул языком. - Приятель, вы больны. - Это будут решать в клинике, - сказал Джо. - Но давайте посмотрим ваши документы, Мак. Бейли механически извлек бумажник. Джо скользнул взглядом по водительским правам, разрешению на трудоустройство, карточке военнообязанного, справке о прививках, разрешению потреблять алкогольные напитки, карточке страхования, библиотечной карточке: - Эй, откуда здесь "класс Б"? - Я социолог, - пробормотал Бейли. - Исследователь. Иногда мне необходимо просматривать специальную литературу - книги... журналы... - Н-да? А потом вы предъявите отметку о "классе А" и вынесете копию Краффта-Эбинга? - Джо засмеялся; но смех оборвался, когда он дошел до записи о проверке психики. - Смотрите, - Бейли старался не замечать сухости в глотке. - Все правильно проштамповано. За каждый год на протяжении... последних шести лет?.. В точности так, как этого требует закон. В последний раз это было... четыре месяца назад? - Послушай, друг, - в голосе Джо явно звучала усталость. - Не будем играться в прятки. Ты же знаешь, сколько информации дает одна вшивая энцефалограмма, если ее приходится делать тремстам миллионам людей по всей стране. Если бы с ее помощью можно было выявлять сумасшедших, я бы ходил без работы, верно? - Он засунул бумажник во внутренний карман пиджака. - Ты тоже можешь присесть, Бейли. Вон, в тот угол, чтобы не мешать нам. Начнем, Сэм, давай-ка все здесь быстренько осмотрим. Тот кивнул и направился к полке с книгами. Он достал из кармана список названий и стал сличать их с названиями книг, стоящих на полке. Дело у него продвигалось медленно: то и дело приходилось снимать обложки с обернутых книг, а кроме того, выборочно проверялись и необернутые - для того, чтобы убедиться, что внутренний блок соответствует названию на корешке. Губы проверяющего шевелились. Джо работал более организованно; он рылся в выдвижных ящиках как терьер, почуявший запах крыс. Бейли присел на указанное ему кресло. Им завладело оцепенение. Зачем беспокоиться? Что это даст? Если бы ему удалось заснуть! "Быть может, задремать, уснуть, умереть... Нет, стоп, вот что. Удаление, уединение. Желание обособиться. Основная шизоидная характеристика, с которой боролся, к которой привыкал, которую прятал в себе с тех пор, как лечение психических расстройств стало обязательным - ведь я не сумасшедший. Нет. Нет. Нет. Но я так устал. Если бы только весь мир убрался куда-нибудь и оставил меня в покое". Через час Джо и Сэм сверили свои записи. Они не нашли потайного шкафа, но оказалось, что есть и другие многозначительные факты. Бейли не знал, какие именно. Он был уверен, что на виду не было ничего запрещенного. Но не было сомнения и в том, что закон разрешал иметь множество вещей, наличие которых для опытного глаза было каким-нибудь явно определенным признаком. Бейли понятия не имел, что это могли быть за вещи: психиатрическая информация самого примитивного уровня была недоступна лицам, не имеющим карточки с обозначением "А"; корме того, детективы говорили слишком тихо, и он не мог подслушать их разговор. Но это не имело никакого значения. Густая черная волна апатии захлестнула его. - Ладно, мы заберем его и подробно во всем разберемся, чтобы прояснить ситуацию. - А разве мы еще этого не сделали? - Сэм, наверное, был новичком в этом деле; скорее всего, его перевели из другого подразделения. - Нет, черт возьми! Как ты думаешь, почему нам приказывают оставлять все найденные вещи там, где они были найдены? Настоящий эксперт на основании того, как сложено, ну, например, нижнее белье, может определить, хочет ли сумасшедший в глубине души убить своего отца или придушить мать. - Или обоих? - оскалил зубы Сэм. - В этом случае, я думаю, возможно. Ты же помнишь, у нас есть ордер на срочный арест. Еще одна причина, чтобы побыстрее доставить его куда надо. - Джо широкими шагами направился к креслу - пол слегка задрожал под его весом - и схватил Бейли за руку. - Вставай, придурок. Доктор уже ждет тебя. Бейли пошел с ними, еле передвигая ноги. Они остановились, чтобы запереть и опечатать дверь. Наверное, известие об аресте разнеслось по всему дому; коридоры и лестницы были пусты. Шаги отзывались эхом. Снаружи беспощадно сверкало солнце, в летнем небе описывали круги быстрокрылые чайки. Такому ясному дню даже удалось осветить неуклюжие утилитарные фасады домов, выстроившихся по обеим сторонам улицы, неуклюжие утилитарные одежды прохожих, спокойно идущих по своим делам. Мимо с каким-то электрическим спокойствием проезжали автомобили; "Все-таки, _и_м присуща определенная безвкусица" - подумал Бейли. На полицейском автомобиле не было маркировки. Это был "шевроле" выпуска 1989 года с нескладывающимся верхом. В приступе возмущения Бейли воскликнул: - Почему? - Почему что? - Гражданские автомобили. И требование, чтобы хорошо просматривался салон автомобиля. Не доводит ли это требование анти-интимности до смехотворных крайностей? Сэм вытащил блокнот и стал записывать. - Как пишется слово "смехотворный?" - спросил он. - О, это неважно, - ответил Джо. Бейли снова замолчал. Джо открыл дверцу автомобиля и сел за руль. Сэм и Бейли разместились на заднем сиденьи. У Бейли не было никакого желания смотреть на своих тюремщиков, поэтому он уставился в окно. Они проезжали мимо местного служебного телевизора. Впервые - с тех пор, как он переехал в этот район и научился не замечать этот экран - он обратил на него внимание. Экран был размещен на стене, неподалеку от автобусной остановки. Как всегда, когда не было никаких экстренных объявлений, экран убеждал публику следовать правилам гигиены. "Это недопустимо!" - кричал экран, и на секунду вспыхивало изображение запущенной личности, которая ползла по земле, что-то бормоча и время от времени снимая с себя воображаемых блох. Изображение оставалось на экране недолго, чтобы у каких-нибудь зрителей не активизировалась скрытая до сих пор ипохондрия. "Только так!" После этого на экране возникала стопроцентная американская семья - дюжий отец, красивая, но скромного вида, мать с не слишком большой грудью и четверо красивых детей - все они маршировали в будущее с улыбками, напоминающими рекламу зубной пасты. Дети шли по порядку: первый - нордической расы, второй - негритенок, третий - с восточными чертами лица, а у последнего еврейский нос выделялся настолько, что спутать национальность было просто невозможно. Устранение всяких поводов для недовольства национальных меньшинств, в конце концов, важнее неукоснительного соблюдения законов генетики. "Да, только так!" (звук фанфар) "Быть чистым, быть в порядке, быть счастливым!" (Барабанная дробь) "ДУМАЙ О ЧИСТОТЕ! ДУМАЙ О ТОМ, ЧТОБЫ БЫТЬ В ПОРЯДКЕ! ДУМАЙ О СЧАСТЬЕ!" Немного дальше, как помнилось Бейли, висел плакат, обещающий вознаграждение в десять тысяч долларов ($10.000) тому, кто предоставит информацию для ареста и лечения любого лица, страдающего психическим расстройством и скрывающего это от властей. Чуть в стороне, на тротуаре, полицейский вручал повестку женщине средних лет. Возможно, она дерзко ответила ему, а может, это была лишь выборочная проверка; на какой бы скорости не проезжал мимо Бейли, он все равно узнал бы эту розовую полоску бумаги: "Настоящим документом вы направляетесь в Центр, в котором вы зарегистрированы... вы обязаны явиться в Центр не позднее... для осмотра и освидетельствования устойчивости нервной системы... в случае неподчинения, при отсутствии уважительных причин..." Женщина выглядела скорее раздраженной, чем испуганной. Радикальные меры вроде этого Закона и не могли быть осуществлены - ведь большая часть общественности не считала, что необходимо что-то предпринимать в связи с участившимися случаями душевных расстройств. Закон не мог сработать без участия в его выполнении большинства. Полицейский автомобиль проехал вдоль парка Голден Гейт, мимо стадиона "Кезар". На лужайке сидели школьники в аккуратных белых формах; шел урок гигиены. Перед ними стояла учительница. Она была молодой и хорошенькой, и не часто можно было увидеть такое количество открытого женского тела. (Какая тонкая веревка для эквилибриста - стыд перед естественными функциями с одной стороны и похотливые интересы с другой!) Когда-то Бейли нравилось это зрелище, обычно он пропускал мимо ушей ее монотонную речь: "Ну, дети, наступило время подумать о хорошем. Давайте сначала подумаем о красивом солнечном свете. Один, и два, и три, и четыре..." Но сегодня он был погружен в свою внутреннюю темноту. Кроме того, машина уносила его прочь слишком быстро. Улица круто поднималась вверх, пока на самом верху не показались корпуса клиники; они выглядели как отвесные скалы. Бейли еще помнил то время, когда в этих корпусах находился медицинский центр университета. Но это было до того, как единственный класс заболеваний получил абсолютный приоритет. Автомобиль остановился у главных контрольных ворот. Кроме двух дородных охранников, тут можно было увидеть обычную для амбулатории очередь. Она состояла из амбулаторных больных; пограничное состояние пациентов требовало их ежедневной явки для получения предписанных транквилизаторов. Несмотря на ведущуюся пропаганду, убеждающую в том, что проблемы эмоционального характера не более отвратительны, чем любые другие проблемы, очередь, продвигающаяся ко входу, представляла собой вереницу людей с поникшими головами. И выходили все крадучись, и каждый - отдельно. Служитель, который следил за продвижением очереди, скучал, и вряд ли его можно было назвать вежливым. "Но... может быть, мне удалось бы избежать всего этого", думал Бейли. "Если бы я признался в том, что со мной не все в порядке, еще в самом начале, то этот ход событий можно было бы приостановить, меня бы просто "отрегулировали". Но нет". Он сжался. "Я не хотел, чтобы меня "регулировали". Я хотел идти своим собственным путем, а теперь слишком поздно". Обдумывая свое жалкое положение, он едва заметил, когда автомобиль снова тронулся и когда снова остановился. Бейли ввели в самый большой корпус. Лифт, в котором они ехали вверх, был настолько похож на гроб на троих, что Бейли еле сдержался, чтобы не закричать. Затем был длинный просторный коридор, невыразительный, белый, с едва различимыми шорохами и неуловимыми запахами дезинфицирующих средств. В конце коридора находилось административное помещение со стойкой, за которой сидел дежурный. За его спиной занимались своей работой несколько секретарей и щелкали вычислительные машины. Они не обращали никакого внимания на вновь прибывших. - Мы его привезли, - сказал Джо. - Бейли. - Так, сейчас установим личность, - сказал дежурный. Он взял бланк со стопки таких же бланков и вместе с ручкой вручил его Бейли. К бланку были прикреплены еще несколько листков бумаги с копиркой. - Заполните это. ЗДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДП Ё МИНИСТЕРСТВО ГИГИЕНЫ С Ш А Ё Ё Лечебное учреждение Северной Калифорнии Ё Ё Заявление о приеме на лечение Ё Ё Форма 1066 Заполнить печатными буквами Ё Ё или на пишущей машинке Ё Ё Имя____________________________ Дата_____________________ Ё Ё (фамилия) (имя) (отчество) (месяц) (день) (год) Ё Ё Пол М_ Ж_ МГ_ ЖГ_ Другой (точно указать)_______________ Ё Ё Регистрационный номер_______ Дата рождения__________________ Ё Ё (месяц, день, год) Ё Ё Адрес_______________________ Род занятий__________________ Ё Ё Работодатель________________ Адрес________________________ Ё Ё Имя супруга/супруги_________ Регистрационный номер________ Ё Ё (при отсутсвии таковых Ё Ё укажите "отсутствует") Ё Ё (Примечание: если статус заполняющего - вдовец/вдова или Ё Ё разведен/разведена, следует использовать Форму В-1) Ё Ё Дети (Перечислить: имя, возраст, пол каждого живущего в Ё Ё настоящее время ребенка. На каждой строке указывать данные Ё Ё только об одном ребенке и для данных об одном ребенке Ё Ё использовать только одну строку. При отсутствии детей укажите Ё Ё "отсутствуют". Если для заполнения данных не хватает места, Ё Ё используйте Форму С-2) Ё Ё ___________________________________________________________ Ё Ё ___________________________________________________________ Ё Ё ___________________________________________________________ Ё Ё Другие иждивенцы... Вероисповедание (В отсутствии предпочтения Ё Ё какой-либо религии указать "вселенское вероисповедание")..... Ё Ё Неоплаченные долги...... Ё ЮДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДЫ Бейли поднял глаза: - Но это же заявление, - сказал он слабым голосом. - Я ведь не должен заполнять его. - Думаю, нет, - ответил дежурный. - Но только, если вы не заполните, это будет доказательством вашей неспособности заполнять документы, и вас автоматически возьмут под стражу. Бейли написал все, что требовалось. Потом у него взяли отпечатки пальцев и провели исследование сетчатки глаз. - Да, это он, - сказал дежурный. - Теперь, мальчики, вы свободны. Можете идти. - Он что-то неразборчиво написал на узкой полоске бумаги. - Вот ваша квитанция. - Спасибо, - ответил Джо. - До скорого, Мак. До встречи в психушке. Пошли, Сэм. - И детективы удалились. Дежурный поговорил по внутреннему телефону. - Вам повезло, Бейли, - сообщил он. - Доктор Фогельзанг может осмотреть вас прямо сейчас. Я знаю людей, которым приходилось ждать по три дня, пока доктор освободится. Скучное занятие. Бейли поплелся за ним обратно в коридор. Он чувствовал себя беспомощным, как человек, который видит себя во сне. Но вид кабинета, _в к_о_т_о_р_ы_й _о_н _п_о_п_а_л_, опять возбудил в нем тревогу. Он не был похож на кабинеты, которые Бейли приходилось видеть до этого: панели из мореного дуба; ковры с длинным ворсом; пара со вкусом подобранных китайских свитков; музыка, да, о, Боже, тихая, ну прямо "Лунная соната"; и человек за столом - маленький, седовласый, с приятными чертами лица, почти безрассудно яркий в своем одеянии. Он поднялся навстречу, чтобы пожать Бейли руку. - Добро пожаловать к нам, мистер Бейли, - улыбнулся он. - Я так рад вас видеть. Вы свободны, Роджер. - А его не нужно, ммм, ограничить в движениях? - спросил дежурный. - О, нет, - ответил доктор Фогельзанг. - Конечно, нет. Когда дверь закрылась и они остались одни, он продолжил: - Не осуждайте его, мистер Бейли. Честно говоря, он не слишком умен. Но у нас здесь так много работы, так много нужно всего сделать, что приходится довольствоваться тем персоналом, какой удается набрать. Пожалуйста, садитесь. Сигарету? Или, если хотите - у меня есть сигары. Бейли опустился в чрезвычайно удобное кресло: - Я... я не курю, - ответил он. - Но если можно чего-нибудь выпить... Фогельзанг рассмеялся, и этим поразил Бейли: - Да, конечно! Великолепная идея. Не будете возражать, если я тоже выпью? Древнейший транквилизатор, и все еще один из наилучших, верно? Что вы скажете по поводу шотландского виски? - и он воспользовался внутренним телефоном. У Бейли шли круги перед глазами, но он нашел смелость спросить: - Почему меня сюда привезли? - О, разная информация. От людей, которые принимают близко к сердцу ваше благополучие. Они предложили вас осмотреть. И, честно говоря, были некоторые настораживающие моменты в результатах ваших осмотров - то, что нужно было исследовать уже давно, и что, в конце концов, конечно, было бы исследовано, но, как я уже сказал, у нас не хватает персонала. Мы в значительной степени вынуждены полагаться на самого пациента, на его интуитивную способность распознать ранние симптомы, его готовность сразу же прийти к нам за помощью. - Доктор Фогельзанг сиял. - Но, пожалуйста, не думайте, что кто-то сердится на вас за то, что вы так не поступили. Мы понимаем, что в настоящий момент вы не можете полностью отвечать за свои поступки. Единственное наше желание - это ваше исцеление. Знаете, изначально в вас заложен утонченный интеллект, мистер Бейли. Коэффициент вашего умственного развития позволяет отнести вас к пяти процентам наиболее интеллектуально развитых людей нашего общества. Обществу нужен такой интеллект, как у вас, - интеллект, освобожденный от комплекса вины, страхов, нарушений обмена веществ - всего того, что заставляет работать ум менее чем вполовину своей силы и делает человека несчастным. - Вздох. - Но тут приходим на помощь мы. В кабинет вошла медсестра с подносом. На подносе стояли: бутылка, ведерко со льдом, стаканы, газированная вода. Медсестра улыбалась Бейли так же тепло, как и ее шеф. - За ваше прекрасное здоровье, - произнес тост Фогельзанг. - Что... вы собираетесь делать? - осмелился спросить Бейли. - Ну, ничего особенного. Перед тем, как решить, что же нам следует предпринять, мы хотели бы провести ряд диагностических исследований и тому подобное. Не волнуйтесь. Я убежден в том, что мы выпишем вас до Рождества. Шотландское виски было хорошим. Беседа была приятной. Бейли раздумывал над тем, что слухи об этой клинике скорее всего преувеличенны. И действительно, первые несколько дней были заполнены в основном собеседованиями, многоступенчатыми опросами, тестами Роршаха, изучением реакций на психотерапевтическое воздействие, лабораторными исследованиями - изнуряющими, часто вызывающими смущение, но ни в коем случае не нестерпимыми. Но вскоре его определили в седьмую палату. В ней держали пациентов с серьезными патологическими отклонениями. В седьмой палате его лечили шоковой терапией с применением инсулина и электричества. В результате, коэффициент умственного развития Бейли снизился на значительное количество процентов. Но, поскольку цель лечения не была достигнута, лечащие врачи стали рассматривать вопрос о хирургическом вмешательстве - префронтальной лоботомии или трансорбитальной лейкотомии. Бейли уже доводилось несколько раз встречаться с двуногими растениями, в которых люди превращаются после такого лечения. Услышав о возможной операции, он пронзительно вскрикнул и решил бороться. Он благодарно всхлипывал, когда доктор Фогельзанг отменил предыдущее решение и дал указание к применению новой экспериментальной возбуждающей терапии. Бейли связывали ремнями и пропускали по нервам ток низкой частоты. Это было немыслимо больно. Доктор Фогельзанг непрерывно наблюдал за пациентом. - Так-так, - через неделю или две сказал он и покачал седой головой. - Все безуспешно, а? Н-да, боюсь, так продолжать мы дальше не можем. Но мы должны каким-то образом убрать структуру ваших пагубных мыслей, так ведь? Знаете, мне кажется, что беда кроется не в химическом составе секрета желез. Все не так просто. Мы попробуем использовать новые методы Павлова. Надеюсь, результаты будут лучшими. Никакой возможности думать. Никакого сна. Холод. Жара. Голод. Жажда. Использование колокольчиков. Вознаграждение при повторении по памяти хороших мыслей. Наказание при отсутствии таких мыслей. Но результаты так и остались разочаровывающими. По крайней мере, они были такими после проведения глубинного анализа; Бейли уже и сам не знал, о чем он думает. - Боже мой, Боже мой, - сказал доктор Фогельзанг. - Боюсь, нам придется сделать еще один шаг. Методы Павлова часто дают прекрасные результаты после кастрации пациента. Бейли попытался наброситься на него, но специальная привязь с удушающим воротником не позволила ему это сделать. - ВЫ НЕ МОЖЕТЕ СО МНОЙ ЭТОГО СДЕЛАТЬ! - выл Бейли. - У МЕНЯ ЕСТЬ ПРАВА! - Успокойтесь, успокойтесь. Будьте благоразумны. Вы так же, как и я, знаете, что Верховный суд в соответствии с обязательствами по торговым отношениям между штатами провозгласил конституционность Закона о психическом здоровье. Пожалуйста, не переживайте, операция не будет болезненной, я сделаю ее сам. И, конечно же, сначала мы заморозим некоторое количество сперматозоидов. Вы наверняка захотите иметь детей после того, как вылечитесь. Каждый нормальный мужчина хочет иметь детей. Но и это не помогло. - Я не думаю, что мы должны дальше идти этим путем, - сказал добродушный доктор Фогельзанг. - Этим методы включают некоторые огорчительные аспекты, так ведь? А в вашем случае по некоторым причинам они, вероятно, лишь усиливают вашу первоначальную враждебность. Я думаю, будет лучше, если мы перестроим вас заново. - Перестроите заново? - мысль Бейли наощупь пробиралась сквозь туман в голове, который в последнее время стал его постоянным спутником. - У-ух. Убьете меня? Вы собираетесь меня убить? - О, нет! Нет, нет и нет! Слухи _т_а_к_ преувеличены, несмотря на все наши попытки просветить общественность. Верно, полная перестройка заменила высшую меру наказания. Это, скорее всего, значит то, что преступник является таким же больным человеком, как и вы. Мы и не думаем возвращаться к тем временам, когда официальное убийство являлось, по существу, варварским расточительством человеческого материала. - Доктор Фогельзанг прямо негодовал. - Особенно в вашем случае. Вы обладаете чудесным потенциалом, просто он подавлялся неадекватным отношением к нему, которое, к сожалению, стало неотъемлемой частью вашей личности. И так, - он засиял от радости, - мы начнем сначала, а? Новейшая методика, но совершенно безопасная, абсолютно надежная. С помощью электрохимической обработки происходит процесс, обратный формированию РНК, являющейся физической основой памяти. Все воспоминания, все привычки, все плохие, старые энграммы стираются. Память становится чистой, свежей, сверкающе новой - tabula rasa, на которой эксперты напишут другую, здравомыслящую, превосходную, дружелюбную, приспособленную, рациональную личность! Ну не чудесно ли это? - Ух, - сказал Бейли. Он хотел, чтобы все ушли и дали бы ему поспать. Но когда, наконец, его втиснули в шлем, привязали к кровати, и в его вены начали проникать препараты, и вой все нарастал, нарастал, нарастал, он почувствовал, как исчезают... ...пурпурный закат на холмах Истбей; первая девушка, которую он впервые в жизни поцеловал и последняя; странная старая таверна одним летом, когда он был молодым и пешком путешествовал по Англии; стремительный спуск по заснеженной лыжне в Хай-Сьерре; Шекспир, Бетховен, Ван Гог; работа, друзья, отец, мать, мать... ...проснулись животные инстинкты, и он громко и пронзительно закричал, охваченный агонией страха: - Если это не смерть, то что же такое смерть? Потом последний след того, что он сам сделал со своими генетически заложенными умственными способностями, и что с ним сделали другие, стерся из памяти, и он умер. Смерть пришла как ураган. Казалось, его выдувало ветром, кружило в вихре, бросало вверх и вниз, и снова вверх, в реве и свисте, в шуме чудовищного галопа. Он не знал, хлестал ли его ветер холодом или опалял жарой. Он об этом и не думал - его глаза ослепляли молнии, громом отзывался стук зубов. "Глаза?" - промелькнула вспышка удивления. - "Зубы? Но я мертв. Они используют мое тело, чтобы создать кого-то другого. Нет, стоп, это неверно. Они кремируют мое тело. Я решился на добровольную эвтаназию, когда не мог больше переносить страдания. Нет. Не мог. Я был стерт из своей собственной памяти после того, как они сделали меня таким несчастным, что это уже, собственно, не имело никакого значения". "Ноль, - считал Бог, - один, десять, одиннадцать, сто, сто десять." Бейли пытался ухватить реальность, любую реальность, в стремительных потоках темноты. Головокружение тащило его сквозь бесконечную спираль. Но реальностью был только он. Он поймал эту реальность. Я - Уильям Бейли, думал он, борясь с мыслями о пожирающем осьминоге. Я... я... социолог. Сумасшедший. Что еще. Дважды умерший, после двух кошмарных жизней. Были ли еще жизни? Не помню. Ветер дует слишком сильно. Стоп. Проблеск воспоминаний. Нет. Показалось. "Тысяча одиннадцать, - считал Бог-Моделирующее Устройство, - тысяча сто, тысяча сто один, тысяча сто десять." - Зачем ты делаешь это со мной? - закричал Бейли. - Ты такой же плохой, как и они. Они убили меня дважды. Первый раз с безразличием. Они называли это свободой - свободой выбирать смерть - но они не думали о нас, они только надеялись, что мы сами уменьшим свою численность. Они отстранились от нас - организованная автоматическая машина для обработки нас - они сделали все, чтобы забыть о нас. А потом они убили меня с ненавистью. Это была ненависть, жестокость, желание смерти, неважно, сколько они говорили об исцелении. Что еще? Разве можно взять человеческое существо и сделать из него предмет, если действительной целью не является уничтожение в нем всего человеческого - формирование из него чего-то, что ползает на коленях - и все из-за ненависти к человеческому существу? "Десять тысяч, десять тысяч один, десять тысяч десять, десять тысяч одиннадцать." Пространство захлестнуло само себя, а время расщепилось, как дельта Стикса. Ветер все дул и дул. Моя проблема была реальной. Я страдал. Я нуждался в помощи. Я нуждался в любви. Щ_е_л_к_. Ветер утих. Темнота ждала. "Пожалуйста, - рыдал Бейли. - Помогите мне. Заботьтесь обо мне. Дайте мне свою любовь". Так и произошло. ТРИ Приняв душ, он вдруг расставил ноги и посмотрел между ними. "Ну почему я должен это делать?" - думал он. - "Я в своем уме". Конечно". "Но не совсем в порядке", - напомнил он сам себе. - "Сильное нервное расстройство, возможно начальная стадия шизофрении. До того, как они убедили меня прийти сюда, у меня были и менее рациональные занятия." Натягивая брюки, он уставился в зеркало над умывальником. Мужчина, который отражался в зеркале, был высоким и широкоплечим. Он подумал, что Бирди Кэрол, по крайней мере, не лгала, когда расхваливала его тело. Но оно становилось все хуже: слишком мало физической нагрузки, слишком много лекарств. Ему это не нравилось, но он никак не мог собраться с силами и начать с этим бороться. Лицо было просто ужасающим: восковые щеки, впалые глаза с темными кругами вокруг, непричесанные темные волосы. Он никак не мог определить степень ухудшения здоровья. Это удавалось не многим. Ухудшение наступало постепенно. Но он помнил, что после короткой эйфории, следующей сразу за поступлением в клинику, ему становилось все хуже. Как с точки зрения физического, так и с точки зрения умственного состояния - а физическое зависело от умственного - он чувствовал себя хуже, чем до клиники. А этого не должно было быть. В соответствии с любой теорией - не должно было быть. Веко задергалось в тике. Он отвернулся от этого зрелища. При этом ему пришлось посмотреть на стены. Они были розовыми с нарисованными плюшевыми медвежатами и палочками с лошадиными головами. Он ненавидел розовый цвет. - Я бы обошелся без детских рисунков и на стакане, - пробурчал он себе под нос. Бирди похлопала его по колену. Они сидели бок о бок на кушетке в гостиной. - Я знаю, дорогой, - сказала она. - Но доктор Бирд считает, что это, в конце концов, помогает. И, честно говоря, я думаю, он прав. - Как так? - Ну, основной принцип состоит в воссоздании твоего детства. То есть, любви, веры и наивности, которые были присущи тебе в то время. Я знаю, что это звучит глупо, но стиль детской комнаты должен напоминать твоему бедному подсознанию о том, что было утрачено и о том, что это можно вернуть. - О каких любви, вере и наивности идет речь? - спросил Бейли. - Я хорошо помню свое детство, и оно было совсем обычным. Меня заставляли ходить в школу и постоянно ненавидели. Хулиган, живущий по соседству часто устраивал засады на дороге, по которой я возвращался домой, и избивал меня. Но почему-то я не мог сказать об этом родителям. Как-то раз я прочел рассказ о привидениях, и потом несколько недель кряду просыпался каждую ночь от переполнявших меня ужасов. Моего щенка переехала машина, меня застали за.. - Шшшш, дорогой, - она прижала свою большую гладкую ладонь к его губам и прильнула к нему. Туалетная вода, которой она всегда пользовалась, пахла непреодолимо сладко. - Я знаю. Но мы имеем в виду идеальное детство. Тебе необходимо научиться - глубоко-глубоко внутри себя - научиться любить. И быть любимым. Тогда ты снова будешь в порядке. - Послушай, - сказал он; его раздражение росло в геометрической прогрессии, - предположим, что моя проблема состоит не в аутоген