сли бы мы опоздали, в этот день нас бы не поженили. К счастью, через десять минут дядя освободился, и мы поехали. Потом-то я сообразила: если бы он и задержался, ничего можно было не откладывать, потому что его вполне мог заменить мистер Дарси. - Мистер Дарси? - повторила Элизабет в крайнем изумлении. - Ну конечно. Он должен был прийти с моим дорогим Уикхемом. Ах, боже мой, я забыла! Об этом же нельзя говорить! С меня взяли честное слово. Что скажет Уикхем? Это же тайна! - Если это тайна, - сказала Джейн, - то не говори больше ни слова. Можешь быть уверена, я не стану ее у тебя выпытывать. - О, конечно, - согласилась Элизабет, сгорая от любопытства. - Мы не зададим тебе никаких вопросов. - Спасибо, девочки, - сказала Лидия. - Если бы вы вздумали меня расспрашивать, я бы все выболтала. И мой дорогой Уикхем страшно бы на меня разозлился. [231] Чтобы избавить себя от столь сильного соблазна, Элизабет сочла за лучшее немедленно удалиться. Но оставаться в неведении было совершенно невыносимо. Во всяком случае, она не в силах была удержаться от попытки разузнать хоть какие-то подробности. Мистер Дарси присутствовал на свадьбе ее сестры! Это была как раз та обстановка и те люди, с которыми у него не было ничего общего и которые не могли вызывать у него ни малейшего интереса. Предположения о том, что бы это могло означать, самые смелые и причудливые, не выходили у нее из головы. Но ни одно из них не казалось ей правдоподобным. Те, которые были для нее наиболее лестными и выставляли его поведение в особенно благородном свете, казались ей наиболее невероятными. Она не могла больше выносить такую неопределенность. И, схватив листок бумаги, она тут же написала несколько слов миссис Гардинер, умоляя ее объяснить оброненную Лидией фразу, если только это совместимо с предполагаемой тайной. "Вы легко можете себе представить, -: писала она, - насколько мне любопытно узнать, каким образом человек, ни с кем из нас не связанный и почти чужой для нашей семьи, мог оказаться среди вас в подобную минуту. Ради бога, напишите сразу и объясните мне все, если только по каким-нибудь бесспорным причинам это не должно быть, как думает Лидия, от меня скрыто. В последнем случае мне придется навсегда остаться в мучительном неведении". "Впрочем, как бы не так, - добавила она про себя, заканчивая письмо. - И если, любезная моя тетушка, вы не раскроете правды по-хорошему, я, чтобы ее выведать, буду вынуждена прибегнуть к хитростям и уловкам". Деликатность и особое чувство такта не позволили Джейн поговорить с Элизабет о словах, случайно брошенных Лидией. Элизабет была этому рада. До того, как выяснится, сможет ли она получить разъяснения от тетушки, она предпочитала обходиться без поверенного. ГЛАВА Х К радости Элизабет, ответное письмо пришло без промедления. Едва получив его, она поспешила в небольшую рощу, где ее меньше всего могли потревожить, и уселась на одной из скамеек, предвкушая несколько счастливых минут. В самом деле, письмо было настолько обширным, что не могло заключать в себе просто отказ удовлетворить ее любопытство. "ГрейсчЃрч-стрит, 6 сентября Дорогая племянница, только что получила твое письмо. Предвидя, что не смогу сжать до нескольких строк то, что мне необходимо тебе сообщить, я реши- [232] ла пожертвовать для ответа целым утром. Признаюсь, твое обращение застигло меня врасплох. Я не ожидала ничего подобного. Пожалуйста, не думай, что оно сколько-нибудь меня рассердило, - просто я никак не предполагала, что ты можешь задать мне такой вопрос. Если ты предпочитаешь меня не понимать, прости мою бестактность. Твой дядя удивлен не меньше моего, - только уверенность, что ты причастна ко всем происходившим событиям, позволила ему сделать то, что он сделал. Но если ты и правда ничего не знаешь и ни к чему не имела отношения, мне следует выразиться яснее. В тот самый день, когда я вернулась домой из Лонгборна, твоему дяде нанес визит неожиданный посетитель. Придя к нам, мистер Дарси провел с дядей наедине несколько часов. Их разговор к моему приезду уже закончился, так что мне совсем не пришлось страдать от любопытства, которое тебя, видимо, подвергло столь длительному испытанию. Целью его прихода было сообщить мистеру Гардинеру, что ему удалось обнаружить местопребывание твоей сестры и мистера Уикхема. Он также смог повидаться и поговорить с обоими: с Лидией один, а с Уикхемом - несколько раз. Насколько я поняла, он покинул Дербишир на следующий же день после нашего отъезда оттуда и прибыл в Лондон, чтобы выследить беглецов. Свой поступок он объясняет тем, что это, дескать, из-за него низость Уикхема не подверглась разоблачению, которое предостерегло бы достойных молодых леди от опасности им увлечься и довериться подобному человеку. Великодушно считая причиной всего происшедшего свою ложную гордость, он признает, что прежде находил ниже своего достоинства раскрыть перед миром обстоятельства, которые относились, казалось бы, к нему одному. Люди должны были знать, с кем им приходится иметь дело. Поэтому мистер Дарси счел своим долгом вмешаться и попытался исправить зло, причиненное при его попустительстве. Если он руководствовался также и другими побуждениями, я не считаю, что это можно поставить ему в упрек. Он провел в городе несколько дней, прежде чем ему удалось разыскать беглецов. Но в его розысках ему могли помочь некоторые не известные нам обстоятельства. И сознание этого своего преимущества было еще одной причиной, побудившей его отправиться вслед за нами. Существует некая дама по имени миссис Янг, служившая прежде гувернанткой при мисс Дарси и отстраненная от этой должности за какой-то проступок, о котором мистер Дарси предпочел умолчать. С тех пор она добывает средства к существованию, сдавая меблированные комнаты в большом доме, приобретенном ею на Эдвард-стрит. Как было известно мистеру Дарси, дама эта близко знакома с Уикхемом. Поэтому тотчас по приезде в город мистер Дарси отправился за сведениями к миссис Янг. Он смог добиться от нее того, что ему было нужно, только два или три дня спустя. По-видимому, она не соглашалась без внушительного подкупа пренебречь оказанным ей доверием, так как на самом деле прекрасно знала о местонахождении ее приятеля. Уикхем и вправду сразу по прибытии в Лондон явился прямо к ней и здесь бы и остался, если [233] бы только у нее была для него свободная комната. В конце концов наш добрый друг все же вырвал у этой особы требовавшиеся ему сведения. Выяснилось, что они остановились на *** стрит. Он повидал Уикхема и после этого добился свидания с Лидией. По его словам, при этой встрече он прежде всего хотел убедить ее отказаться от своего позорного положения и вернуться к родным, как только они будут готовы ее принять. При этом он предложил ей возможное содействие. Лидия, однако, была полна решимости остаться там, где находилась. Ей не было никакого дела до родственников, она не желала от них никакой помощи и даже слышать не хотела о том, чтобы расстаться с Уикхемом. Она была уверена, что рано или поздно они поженятся, и вовсе не придавала сколько-нибудь серьезного значения тому, когда именно это произойдет. При таком ее взгляде на вещи он рассудил, что не остается другого выхода, как договориться об их бракосочетании и всячески ускорить это событие. Из первой беседы с Уикхемом он понял, что женитьба вовсе не входила в намерения молодого человека, который признался, что весьма обременительные долги чести вынудили его покинуть полк, и не постеснялся свалить все злосчастные обстоятельства побега Лидии на ее легкомыслие. Он собирался уйти в отставку и имел весьма туманное представление о своем будущем. Предполагалось, что он куда-нибудь уедет, хотя отнюдь не было известно, куда именно. Вместе с тем было ясно, что у него нет никаких средств к существованию. Мистер Дарси поинтересовался причинами, из-за которых он сразу не женился на твоей сестре. Хотя мистера Беннета нельзя считать очень богатым человеком, он все же мог бы в какой-то мере оказаться ему полезным и эта женитьба отразилась бы выгодно на его положении. Но ответ Уикхема на этот вопрос свидетельствовал, что молодой человек лелеял надежду поправить свои дела основательно с помощью женитьбы в новых местах. При таких обстоятельствах ему, однако, трудно было устоять против соблазнительного предложения, которое могло его выручить сразу. Они встретились не один раз - столько всего необходимо было обсудить. Уикхем, разумеется, запросил больше того, на что мог рассчитывать, но в конце концов ограничился разумными требованиями. Как только между ними была достигнута договоренность, мистер Дарси тотчас же поспешил ознакомить с положением дел твоего дядю и зашел на ГрейсчЃрч-стрит вечером накануне моего приезда. Однако ему не удалось застать мистера Гардинера. А из ответов прислуги он узнал, что твой отец все еще находится здесь, но должен уехать на следующее утро. Считая, что с ним ему будет не столь легко объясниться, как с мистером Гардинером, он охотно отложил свой визит до отъезда мистера Беннета в Лонгборн. Он не назвал своего имени, и до следующего дня было известно только, что некий господин наведывался к дяде по делу. В субботу он явился опять. Твоего отца уже не было, дядя находился дома, и, как сказано было выше, между ними произошел весьма продолжительный разговор. В воскресенье они встретились снова, и тогда мне тоже довелось [234] его повидать. Но обо всем договориться они смогли только в понедельник, после чего в Лонгборн немедленно был отправлен нарочный. Наш гость оказался очень упрямым человеком. Думаю, Лиззи, что истинным недостатком его характера в конце концов является именно упрямство. В разное время ему приписывались различные пороки. Но этот порок присущ ему на самом деле. Все, что еще предстояло сделать, должно было быть сделано только им самим, хоть я убеждена (говорю вовсе не для того, чтобы заслужить благодарность, и поэтому, пожалуйста, ни слова об этом), что твой дядя охотно бы взялся за дело сам. Они спорили между собой по этому поводу гораздо больше, чем того стоили девица и молодой человек, к которым эти споры относились. Но в конце концов дяде пришлось уступить, и, вместо того чтобы оказаться полезным своей племяннице, он, вопреки своему желанию, вынужден был только изобразить благодетеля, не будучи им на самом деле. И я искренне убеждена, что полученное от тебя сегодня утром письмо весьма его обрадовало, так как потребовало разъяснений, которые избавляют его от не принадлежавших ему лавров и отдают их лицу, заслуживающему их на самом деле. Но, милая Лиззи, все это не должно пойти дальше тебя и, в крайнем случае, дальше Джейн. Ты, я думаю, достаточно хорошо знаешь, что было сделано для жениха и невесты. Следовало выплатить его долги на общую сумму, наверно, далеко перевалившую за тысячу фунтов. Другая тысяча, вместе с ее собственной, была положена на имя Лидии. А для него был куплен патент. Причину, по которой все это взял на себя мистер Дарси, я уже назвала тебе раньше. Только по его вине, из-за его бездействия и недостаточной дальновидности характер Уикхема выступал в столь ложном свете и он мог пользоваться всеобщим вниманием и расположением. Быть может, в этом и содержится крупица истины. Однако, несмотря на прекрасные рассуждения, ты, моя дорогая Лиззи, можешь быть абсолютно уверена, что дядя ни за что бы с ними не согласился, не будь он убежден в особой заинтересованности мистера Дарси в этом деле. Когда все вопросы были разрешены, мистер Дарси вернулся к своим друзьям, еще остававшимся в Пемберли. Но при этом было условлено, что он снова прибудет в Лондон в день бракосочетания, с тем чтобы полностью закончить денежные дела. Думаю, я рассказала теперь решительно все. Это сообщение, как я поняла из твоего письма, должно тебя сильно удивить. Надеюсь все же, оно не вызовет твоего неудовольствия. Лидия переселилась к нам, и Уикхем получил постоянный доступ в наш дом. Он был точно таким же, каким я его знала в Хартфордшире. Но я ни за что не стала бы говорить тебе о своем недовольстве поведением в нашем доме невесты, если бы не поняла из письма, написанного Джейн в последнюю среду, что она ведет себя в Лонгборне точно так же, как и у нас, и потому это мое сообщение не может причинить тебе новой боли. Много раз я заводила с ней разговор, пытаясь самым серьезным образом объяснить ей непорядочность ее поведения и зло, которое она причинила своей семье. [235] Я была бы рада, если бы что-нибудь все же было ею усвоено, так как она явно старалась не слышать моих слов. Иногда я выходила из себя. Но тогда я вспоминала своих дорогих Элизабет и Джейн и ради них старалась набраться терпения. Мистер Дарси вернулся точно в назначенное время и, как тебе известно от Лидии, присутствовал при церковном обряде. Он пообедал у нас на следующий день и должен был снова покинуть Лондон в среду или в четверг. Надеюсь, дорогая Лиззи, ты не очень рассердишься, если я воспользуюсь поводом и признаюсь тебе (чего я никак не решалась сделать до этих пор), насколько он мне понравился. Его обращение с нами было во всех отношениях таким же милым, как тогда, когда мы находились в Дербишире. Его взгляды и здравый смысл кажутся мне безукоризненными. Если ему чего-то и недостает, так это некоторой живости характера, которую в нем могла бы воспитать спутница жизни, при условии, что он сделает удачный выбор. Он показался мне человеком скрытным - едва ли хоть раз он упомянул о тебе. Но ведь скрытность теперь принята. Ради Бога, прости мне мои, быть может, преждевременные намеки. И, по крайней мере, не рассердись на меня настолько, чтобы в будущем закрыть передо мной двери в П. Я не почувствую себя вполне счастливой до тех пор, пока не осмотрю весь парк целиком. Думаю, для этого отлично подошел бы низенький фаэтон с парой хорошеньких пони. Но я не могу больше писать - уже полчаса назад мне следовало заняться детьми. Искренне преданная тебе М. Гардинер". Содержание этого письма вызвало в душе Элизабет целую бурю переживаний, радостных и мучительных, - трудно было даже определить, какие из них преобладали. Прежние смутные и неопределенные догадки, вызванные неясностью роли Дарси в подготовке бракосочетания ее сестры, над которыми она даже не смела задумываться - они предполагали проявление такого необыкновенного великодушия и вместе с тем накладывали на нее столь серьезные обязательства, - подтвердились, притом в самой полной мере! Он намеренно отправился искать их в Лондон, готовый ко всем неприятностям и унижениям, связанным с подобными розысками! Снизошел до роли просителя перед женщиной, которую презирал и ненавидел! Был вынужден видеть (притом не один раз), уговаривать и, наконец, подкупить человека, которого всегда избегал, - даже самое имя которого выводило его из себя! И все это делалось для девчонки, которую он не мог ни уважать, ни ценить? Сердце подсказывало Элизабет, что он поступал так ради нее. Но подобное предположение сразу оказывалось несостоятельным, когда она думала о том, что даже при всей своей самонадеянности она не может рассчитывать на его привязанность к той, которая однажды ответила ему отказом, - пусть даже ему удалось бы преодолеть в себе естественное отвращение при одной мысли о необходимости породниться с Уикхемом. Свояк Уикхема! Всякое чувство гордости [236] должно было восстать против такого родства. Разумеется, он сделал очень много. Ей было совестно даже представить себе сколько. Но ведь он предложил объяснение своего вмешательства, в которое можно было поверить без особой натяжки. Казалось вполне разумным, что он испытывал чувство вины. Он был щедр и имел возможность проявить это качество. И хотя его прежнюю склонность к ней она не могла считать главным его побуждением, остатки этого чувства могли все же способствовать его стараниям в деле, от которого столь сильно зависело ее душевное спокойствие. Как тяжело, как мучительно было сознавать, сколь многим обязаны они были человеку, с которым им никогда не удастся расплатиться. Спасение Лидии, ее имени и чести - все это было делом его рук. О, как горько раскаивалась она теперь в каждой своей недоброй мысли об этом человеке, в каждой обращенной к нему вызывающей фразе! Себя она чувствовала униженной. Но она была горда за него, горда тем, что он превзошел самого себя в проявлении великодушия и благородства. Она снова и снова перечитывала в письме отзыв о нем миссис Гардинер. Едва ли он был полным, но он был ей по-настоящему дорог. Она даже испытывала некоторую радость, смешанную с сожалением, думая об уверенности Гардинеров в том, что она связана с мистером Дарси доверием и взаимной привязанностью. Ее заставил оторваться от раздумий и встать со скамьи шум шагов. И, прежде чем она углубилась в соседнюю аллею, ее догнал Уикхем. - Боюсь, сестрица, я не вовремя прервал вашу одинокую прогулку, - сказал он, подходя. - Вы в самом деле ее прервали, - ответила она с улыбкой. - Но отсюда вовсе не следует, что это произошло не вовремя. - Если бы это было так, меня бы это очень огорчило. Мы ведь всегда были добрыми друзьями, а теперь стали еще лучшими, не правда ли? - Да, разумеется. Кто-нибудь еще вышел прогуляться? - Не знаю. Лидия с матерью поехали в Меритон. Итак, сестрица, как я понял из слов дяди и тети, вы все-таки навестили Пемберли. Она ответила утвердительно. - Я почти вам завидую. И все же мне это, наверно, было бы слишком тяжело, - в противном случае я вполне мог бы туда заехать по пути в Ньюкасл. Вы, должно быть, повидали старую экономку? Бедная Рейнолдс, она меня так любила! Конечно, вам она обо мне ничего не сказала. - О нет, кое-что было сказано. - Что же именно? - Что вы поступили в армию и, кажется, не вполне хорошо себя там зарекомендовали. На большом расстоянии, вы знаете, многое бывает искажено. - В самом деле, - произнес он, кусая губы. [237] Элизабет надеялась, что ей удалось заставить его замолчать. Но вскоре он заговорил опять: - Я был удивлен, увидев недавно в Лондоне Дарси. Мы встретились с ним несколько раз. Интересно, чем он там занимается? - Может быть, он готовится к свадьбе с мисс де БЃр? - спросила Элизабет. - В такое время года его могло привести в город только что-нибудь из ряда вон выходящее. - Несомненно. Пришлось ли вам повидать его во время вашего пребывания в Лэмтоне? Из слов Гардинеров мне показалось, что вы встретились? - О да, и он познакомил нас со своей сестрой. - Она вам понравилась? - Конечно, и даже очень. - Я в самом деле слышал, что за два года она стала намного лучше. Когда я ее видел в последний раз, она больших надежд не внушала. Рад, что она вам пришлась по душе. Хотелось бы надеяться, что с ней и дальше все пойдет хорошо. - О, я в этом вполне уверена. Ведь самые опасные годы для нее позади, не так ли? - Вы проезжали деревню Кимтон? - Не припомню такого названия. - Я спросил про нее потому, что это тот самый приход, на который я мог рассчитывать. Дивное место! Отличный пасторский домик! Это так бы мне сейчас подошло. - И вы стали бы произносить проповеди? - О, с величайшим наслаждением! Они сделались бы частью моего существования; привыкнув, я бы с ними легко справлялся. Нехорошо жаловаться, но иногда все же думаешь - насколько это было бы славно! Спокойствие и уединение - вот, по-моему, настоящее счастье. Увы, этому не бывать. Вам Дарси об этом ничего не рассказывал, когда вы гостили в Кенте? - От человека не менее осведомленного я слышала, что приход был оставлен за вами только условно. Окончательное решение возлагалось на теперешнего владельца. - Гм, вот как! Да, это в какой-то степени верно. Я даже, помнится, что-то вам об этом сказал, когда мы впервые разговорились. - Я слышала также, что в былое время произнесение проповедей не выглядело для вас столь приятным занятием, каким оно представляется вам сейчас. И что тогда вы решительно и навсегда отказались от прихода, получив соответствующую компенсацию. - Ах так?! Это, впрочем, тоже не лишено оснований. Вы можете вспомнить, что и об этом я говорил вам при нашем первом знакомстве. Они уже находились у самого входа в дом, так как Элизабет шла быстро, с тем чтобы поскорее от него отделаться. Щадя сестру и не желая ради нее с ним ссориться, она только ответила ему с веселой улыбкой: [238] - Послушайте, мистер Уикхем, мы с вами теперь, как вы знаете, брат и сестра. Не будем вспоминать прошлое. В будущем, я надеюсь, мы обо всем станем судить одинаково. Она протянула Уикхему руку, которую тот, не зная, куда отвести глаза, весьма галантно поцеловал, и они вошли в дом. ГЛАВА XI Мистер Уикхем был в такой степени удовлетворен этой беседой, что больше никогда не затруднял себя попытками растрогать дорогую сестрицу Элизабет жалобами на свою горькую участь. И она с радостью убедилась в том, что ей удалось высказать все необходимое, чтобы заставить его замолчать. Вскоре наступил день отъезда его и Лидии, и миссис Беннет не оставалось ничего другого, как примириться с предстоящей разлукой, которая, по-видимому, должна была продлиться не менее года, так как ее муж и слышать не хотел о поездке в Ньюкасл. - Лидия, дорогая моя, - воскликнула она, - когда-то теперь доведется нам снова встретиться! - Боже мой, откуда я знаю? Быть может, не раньше чем через два или даже три года. - Пиши мне, любовь моя, как можно чаще. - Уж как сумею. Вы знаете, у замужних женщин остается немного времени для писем. Пусть мне побольше пишут сестры. Им-то ведь делать нечего. Мистер Уикхем простился с родными гораздо сердечнее. Он расточал улыбки, очаровывал всех и произнес массу приятных слов. - Это самый отличный малый из виденных мной на моем веку, - заметил мистер Беннет, как только они уехали. - Ухмыляется, хихикает и со всеми заигрывает! Я необыкновенно им горд. Думается, даже сам сэр Уильям Лукас не смог бы породить более достойного зятя. Отъезд дочери на несколько дней выбил миссис Беннет из колеи. - Мне часто приходит в голову, - говорила она, - что на свете нет ничего хуже разлуки с родным человеком. Как пусто становится, когда его уже нет рядом! - Вот к чему приводит, сударыня, замужество дочки, - заметила Элизабет. - Тем больше удовлетворения вы должны находить в том, что остальные ваши дочери остаются в девицах. - Ничего подобного! Лидия покинула нас сейчас не из-за своего замужества, а лишь потому, что полк Уикхема находится бог знает как далеко. Если бы он был поближе, она бы так быстро не уехала. Отчаяние, в которое миссис Беннет была ввергнута этим событием, мало-помалу, однако, потеряло свою остроту, и она стала питать новые надежды благодаря одному недавно распространившемуся известию. Экономка в Незерфилде получила распоряжение [239] приготовить дом к приезду хозяина, прибывающего через день или два, чтобы в течение нескольких недель поохотиться в здешних местах. Миссис Беннет пришла в крайнее беспокойство. Она то и дело поглядывала на Джейн, улыбалась и качала головой. - Так, так, сестрица, - новость сообщила ей миссис Филипс, - значит, мистер Бингли все-таки возвращается? Ну что ж, тем лучше. Хотя меня это мало трогает. Он ведь для нас, как тебе известно, никто, и мне вовсе не хотелось его снова увидеть. Все же его появление в Незерфилде, если он вздумал туда возвратиться, - дело похвальное. Кто знает, что может случиться? Впрочем, нас это не касается, мы же условились никогда об этом не вспоминать. Ты уверена, что он приезжает? - Можешь на меня положиться, - отвечала ее сестра. - Миссис Николс была вечером в Меритоне. Я как увидела, что она идет мимо, сразу выбежала, чтобы все разузнать. Она сама говорит, что все это чистая правда. Он приезжает не позже четверга, может быть даже в среду. По словам миссис Николс, она заходила к мяснику, чтобы заказать мяса к среде. К счастью, у него нашлось три пары уток, которым самое время свернуть головы и отправить на кухню. Известие о приезде Бингли не могло не вызвать краску на лице у мисс Беннет. Уже много месяцев прошло с тех пор, как она в последний раз произнесла его имя в разговоре с Элизабет. Но теперь, как только они остались вдвоем, она сказала: - Я заметила, как ты на меня взглянула, когда тетя сообщила нам последнюю новость. Наверно, я показалась расстроенной. Но не считай, пожалуйста, что это было связано с какими-нибудь глупостями. Просто я на минуту смутилась, так как понимала, что все обратят на меня внимание. Эта новость не вызвала в моей душе ни боли, ни радости. Приятно, что он приезжает один, - благодаря этому мы почти не будем встречаться. Не то чтобы я опасалась за себя, но я боюсь всяких намеков. Элизабет не знала, что и подумать. Если бы она не встретилась с ним в Дербишире, она считала бы, что он мог приехать ради того, о чем было объявлено во всеуслышание. Но там ей показалось, что он любит Джейн по-прежнему. И она терялась в догадках, стараясь понять, приезжает ли он с разрешения друга или осмелился действовать по своему усмотрению. "И все же это ужасно, - думала она иногда. - Несчастный молодой человек не смеет поселиться в законно нанятом доме, не вызвав подобных сплетен. По мне - пусть он живет, как ему вздумается". Хотя Джейн говорила, что известие о приезде Бингли ничуть ее не тревожит, и даже верила в это сама, Элизабет все же ясно замечала ее волнение. В каждом ее поступке обнаруживались взвинченность, нервозность, столь несвойственные ей в обычное время. Тема, подвергнутая горячему семейному обсуждению около года тому назад, вновь стала предметом разговора между родителями. [240] - Дорогой мой, как только мистер Бингли приедет, - сказала миссис Беннет, - вам, разумеется, нужно будет его навестить! - Ну нет, увольте. В прошлом году вы меня убедили, обещав, что за это он женится на нашей дочке. Но, как видите, все кончилось ничем. На эту удочку я больше не попадусь. Жена попыталась объяснить ему, что по случаю приезда мистера Бингли все соседи должны оказать ему должное внимание. - Терпеть не могу этикета! - возразил муж. - Если Бингли нуждается в нашем обществе - пусть сам и заботится о встрече. Он знает, где мы живем. Я слишком дорожу временем, чтобы бегать к соседям по случаю каждого их отъезда или приезда. - Ну что ж, насколько я понимаю, вы поступите непростительно грубо. Но это все же ни в коем случае не помешает мне пригласить его к нам на обед. На днях у нас обедают Голдинги и миссис Лонг. Вместе с нами за столом будет тринадцать человек, - для него как раз останется место. Принятый план помог ей смириться с недостаточной учтивостью мужа. И все же ей было тяжело сознавать, что из-за его отказа соседи смогут встретиться с мистером Бингли раньше, чем они. - Я вообще начинаю жалеть о его возвращении, - сказала Джейн сестре. - Оно могло бы меня не затрагивать, - ведь я и впрямь могу с ним встретиться как ни в чем не бывало. Но я не переношу связанных с этим беспрестанных разговоров. У нашей матери самые добрые намерения. Но она не представляет себе, - этого не может представить никто, - как мучат меня ее слова. Я буду счастлива, когда он снова уедет. - Мне бы хотелось тебя утешить, - ответила Элизабет. - Но я не могу. Пойми, дорогая. Я не могу даже пожелать тебе набраться терпения, - то, что в таких случаях обычно советуют, - столько ты вытерпела. Мистер Бингли приехал. С помощью слуг миссис Беннет узнала об этом незамедлительно, благодаря чему не был упущен ни один час возможных волнений и беспокойств. И она высчитывала, через сколько дней будет прилично пригласить его на задуманный обед, не надеясь увидеть его до этого. Но уже на третье утро после его прибытия к Хартфордшир она заметила из окна спальни, как он въехал на прилегающую к дому лужайку и поскакал к подъезду. На радостях она сейчас же подозвала к окну дочерей. Джейн не захотела покинуть места за столом. Но Элизабет, чтобы ублажить мать, подошла, посмотрела на двор, увидела рядом с Бингли мистера Дарси и села рядом со старшей сестрой. - С ним какой-то джентльмен, маменька, - сказала Китти. - Кто бы это мог быть? - Какой-нибудь его знакомый, моя дорогая, - откуда мне знать. - Ой! - крикнула Китти. - Кажется, это тот самый джентльмен, который всюду бывал с ним раньше. Мистер, ну как же его зовут, - такой высокий и гордый?.. [241] - Боже праведный! Мистер Дарси! Конечно, он, клянусь чем угодно. Что ж, мы рады приветствовать всякого друга мистера Бингли. Но не будь они друзьями, я бы сказала, что прихожу в ярость от одного его вида. Джейн бросила на Элизабет взгляд, полный недоумения и сочувствия. Она почти ничего не знала о том, что произошло в Дербишире. Поэтому она представила себе смущение сестры, которая едва ли не впервые увидела этого человека после получения от него столь памятного письма. Обеим сестрам было очень не по себе. Обеих переполняли собственные переживания и взаимное сочувствие. Поэтому они не расслышали болтовни матери о ее неприязни к мистеру Дарси и решимости обращаться с ним учтиво только ради его дружбы с мистером Бингли. Но у Элизабет был повод для беспокойства, совершенно неизвестный сестре, которой она так и не осмелилась показать письмо миссис Гардинер и рассказать, как изменилось ее отношение к Дарси. Для Джейн это был просто человек, на предложение которого ее сестра ответила отказом и достоинства которого недооценила. Но Элизабет знала гораздо больше. Она видела в нем друга, который облагодетельствовал их семью и к которому она питала чувство если не столь же нежное, то, по крайней мере, не менее оправданное и заслуженное, чем чувство Джейн к Бингли. Его приезд, появление в Незерфилде и в Лонгборне, его явное стремление снова с ней встретиться - все это удивляло ее почти в той же степени, в какой она была удивлена переменой его поведения при первой их встрече в Дербишире. Румянец, сошедший перед тем с ее щек, вспыхнул на них еще ярче, и радостная улыбка озарила ее лицо, когда она подумала, как долго остаются неизменными его привязанность и стремление завоевать ее сердце. Но она не хотела себя зря обнадеживать. "Посмотрим прежде, как он станет себя вести, - сказала она себе. - Помечтать мы еще успеем". Она сидела, углубившись в работу, стараясь совладать с душевным смятением и не смея поднять глаза. Услышав приближающиеся к двери шаги, она с любопытством взглянула на сидевшую рядом сестру. Джейн была немного бледна, но держалась спокойнее, чем ожидала Элизабет. При появлении гостей она слегка покраснела. И все же она встретила их непринужденно, и в ее полном достоинства поведении не замечалось ни тени обиды или преувеличенной приветливости. Элизабет сказала каждому из друзей ровно столько, сколько требовали приличия, и снова взялась за шитье. Только раз осмелилась она бросить взгляд на Дарси. Как обычно, он казался серьезным, и она подумала, что сейчас он больше похож на Дарси, которого она видела прежде в Хартфордшире, чем на того, которого узнала в Пемберли. Но, быть может, находясь рядом с ее матерью, он не мог вести себя так, как в присутствии ее дяди и тети? Такое предположение, сколь оно ни было огорчительным, казалось правдоподобным. [242] На Бингли она тоже успела взглянуть лишь мельком, заметив при этом, что он выглядит счастливым и смущенным. Миссис Беннет встретила его с такой чрезмерной любезностью, что старшим дочкам стало неловко, в особенности из-за контраста между этим приемом и церемонным приветствием, которым она удостоила его друга. Это различие особенно болезненно переживала Элизабет, знавшая, что миссис Беннет была обязана мистеру Дарси спасением от бесчестия любимой дочери. Дарси справился у Элизабет о здоровье мистера и миссис Гардинер, смутив ее настолько, что она едва смогла ответить, и затем не проронил почти ни одного слова. Они сидели довольно далеко друг от друга, и его молчание, возможно, объяснялось именно этим. Но в Дербишире все было по-другому. Там, если он не мог разговаривать с ней, он беседовал с ее друзьями. Здесь же в течение многих минут его голоса вовсе не было слышно. И когда, одолеваемая любопытством, она время от времени бросала на него беглые взгляды, она замечала, что он одинаково часто смотрел на нее и на Джейн, а еще чаще - просто опускал глаза. Его озабоченность и меньшая, в сравнении с предыдущей встречей, готовность быть ей приятным объяснялись достаточно просто. Она была разочарована и жестоко за это на себя злилась. "Разве я могла ждать иного? - спрашивала она себя. - И все же почему он пришел?" Ей не хотелось разговаривать с кем-нибудь другим, и у нее не хватало духу обратиться к нему. Справившись о здоровье его сестры, она больше ничего не могла придумать. - Как давно вы уехали, мистер Бингли! - заметила миссис Беннет. Мистер Бингли с готовностью согласился. - Я уже начала побаиваться, что вы и вовсе не вернетесь. Поговаривали, будто к Михайлову дню вы откажетесь от аренды. Надеюсь, этого не случится? Как много за ваше отсутствие изменилось! Мисс Лукас вышла замуж и теперь живет своим домом. И одна из моих дочерей - тоже. Надеюсь, вы слышали - вы могли об этом прочесть в газетах. Я знаю, об этом сообщалось в "Курьере" и в "Таймсе". Хотя, конечно, не так, как следовало бы. Сказано всего лишь: "На днях Джордж Уикхем, эсквайр - на мисс Лидии Беннет". И ни словечка об ее отце, из каких она мест, - ровно ничего. Это дело рук моего братца Гардинера. Просто понять не могу, как его угораздило так оскандалиться. Вы читали? Бингли ответил утвердительно и воспользовался случаем принести свои поздравления. Элизабет не смела поднять глаза, а потому не знала, как при этом выглядел мистер Дарси. - В самом деле приятно, когда дочка удачно выходит замуж, - продолжала миссис Беннет. - И вместе с тем было жестоко отрывать ее от меня. Они уехали далеко на север, в Ньюкасл. И, увы, будут жить в тех местах бог знает сколько. Там квартирует его полк. Вы ведь, надеюсь, знаете, - он ушел из ***ширского и по- [243] ступил в регулярную армию. Слава богу, у него есть настоящие друзья. Хоть и не так много, как он заслуживает. Элизабет, понимавшая, что это говорилось в пику мистеру Дарси, почувствовала себя до такой степени униженной, что едва могла усидеть на месте. Но именно эти слова наполнили ее душу недостававшей ей прежде решимостью и заставили ее вступить в разговор. Она спросила у Бингли, надолго ли он поселился в Незерфилде, и узнала, что он надеется провести здесь несколько недель. - Когда вы перестреляете всю дичь у себя, - вмешалась ее мамаша, - пожалуйста, мистер Бингли, приезжайте к нам. Вы сможете сколько угодно охотиться в имении мистера Беннета. Поверьте, он будет счастлив доставить вам это удовольствие и постарается приберечь для вас лучшие выводки. Неумеренная и назойливая угодливость матери еще сильнее смутила Элизабет. Она была убеждена, что если бы сейчас ожили вновь прошлогодние надежды, то все очень скоро опять завершилось бы досадным разочарованием. И ей казалось, что мука, которую в эти минуты испытывали она и Джейн, не могла быть возмещена даже годами блаженства. "Самое большое мое желание, - говорила она себе, - никогда больше не видеть этих людей. Своим обществом они не доставляют той радости, ради которой стоило бы переносить такие страдания. Пусть же ни тот, ни другой не попадаются мне на пути!" Мука, которая не могла быть возмещена годами блаженства, показалась ей все же менее тяжкой, когда она заметила, как сильно обаяние Джейн действует на чувства ее прежнего поклонника. Сразу по приходе он разговаривал с ней немного. Но с каждой минутой его внимание к ней росло. Она казалась ему такой же красивой, как в прошлом году. Такой же милой и такой же естественной, но, пожалуй, несколько более молчаливой. Джейн всячески заботилась, чтобы в ней не было заметно никаких перемен, и считала, что разговаривает столько же, сколько раньше. Но ее мысль работала так напряженно, что нередко она сама не замечала своей задумчивости. Когда молодые люди собрались уходить, миссис Беннет, продолжая изо всех сил ухаживать за Бингли, воспользовалась случаем, чтобы пригласить их в один из ближайших дней пообедать в Лонгборне. - Ведь вы, мистер Бингли, мой должник, - добавила она. - Помните, когда вы уезжали в город прошлой зимой, вы обещали по возвращении приехать к нам на обед. Как видите, я этого не забыла. Признаюсь, я была сильно разочарована, когда вы не вернулись в Хартфордшир, чтобы исполнить свое обещание. Эти слова вызвали у Бингли некоторое замешательство, и в ответ он пробормотал что-то о задержавших его делах. Следом за тем они уехали. Миссис Беннет очень хотелось пригласить их к обеду в тот же день. Но хотя в Лонгборне всегда был отличный стол, она решила, что потребуется, по крайней мере, удвоить количество блюд, чтобы [244] угодить человеку, с которым она связывала столь большие надежды, а также удовлетворить аппетит и тщеславие его друга, располагавшего десятью тысячами годового дохода. ГЛАВА XII Как только они ушли, Элизабет, чтобы немного успокоить свое волнение, отправилась на прогулку. Ей хотелось без помех поразмыслить над событиями дня, особенно сильно ранившими ее чувства. Больше всего ее удивляло и мучило поведение мистера Дарси. "Зачем он пришел, - недоумевала она, - если собирался все время просидеть молча, сохраняя на лице это безразличное выражение?" Ей не удавалось найти объяснение, которое могло бы хоть сколько-нибудь ее порадовать. "Еще совсем недавно, в Лондоне, он мог быть приветливым и любезным с дядей и тетей. Почему же он не был таким же со мной? Если он со мной чувствует себя неловко, зачем ему было сюда приходить? Если ему больше нет до меня дела, откуда такая замкнутость? Как он меня изводит, этот человек! Не стану о нем больше никогда думать". Какое-то время ей пришлось поневоле сдерживать свое обещание, так как ее догнала Джейн, счастливый вид которой показывал, что утренний визит доставил ей гораздо больше удовольствия, чем ее сестре. - Теперь, - сказала она, - когда первая встреча уже позади, у меня на душе стало спокойно. Я уверилась в своих силах, и его приход больше меня не смутит. Мне даже приятно, что он будет обедать у нас во вторник. При этом все смогут убедиться, что между нами нет ничего, кроме обычного знакомства. - Да, да, разумеется, самого обычного, - с улыбкой ответила Элизабет. - Ах, Джейн, Джейн, будь осторожна! - Лиззи, дорогая, неужели ты считаешь меня такой слабой, что сколько-нибудь за меня опасаешься? - Я считаю, что тебе следует опасаться, как бы он не влюбился в тебя еще сильнее. ----- До вторника молодых людей не видели. И за эти дни в душе миссис Беннет возродились самые счастливые надежды, основанные на радостном виде и любезности мистера Бингли в течение его получасового визита. Во вторник в Лонгборне собралось большое общество. Двое гостей, которых ждали с особенным нетерпением, как подобает истинным любителям спорта, явились ровно в назначенное время. Когда все направились в столовую, Элизабет с интересом стала наблюдать, займет ли Бингли принадлежавшее ему прежде место [245] около Джейн. Ее предусмотрительная мамаша, волнуемая той же мыслью, не стала усаживать его подле себя. Войдя в комнату, Бингли остановился в некоторой нерешительности. Но Джейн как бы ненароком взглянула по сторонам, как бы ненароком улыбнулась, -